Развод в 45. Я не прощу

Глава 1

— Алиса, ты меня слушаешь? — голос свекрови в трубке звучит как всегда надменно. — Борщ нужно варить только на втором бульоне. Никак иначе. И свеклу отдельно тушишь, с уксусом. А то у тебя в прошлый раз получилась какая-то бледная жижа. Витенька даже есть не стал.

Я закатываю глаза, радуясь, что свекровушка этого не видит. Витенька. Моему мужу сорок девять лет, он успешный хирург, а его до сих пор называют Витенькой. И беспокоятся о том, поел ли он супчик.

— Спасибо, Маргарита Семёновна. Обязательно учту на будущее. Больше никаких бледных жиж.

На другом конце провода — осуждающее молчание. Свекровь не любит мои шутки. Вообще, она не любит всё, что связано со мной: мой борщ, мои волосы (слишком рыжие, почти медные), мою карьеру (бросила ради Виктора, хотя иногда жалею), мою бездетность (не сложилось у нас с детьми).

Эти лекции по готовке я слушаю практически ежедневно. Поэтому ни сил, ни желания их запоминать уже нет. Я и так еле тащу два пакета продуктов из магазина. А тут свекровь — уже полчаса зудит на ухо.

— Тебе всё шуточки, а вот Витенька привык к нормальному питанию. Мужчина работает с утра до ночи, спасает жизни, а дома — сырая капуста в воде. Это питание, по-вашему? Алиса, ты у нас дама с характером. Но женщина должна быть гибкой. Особенно с такими мужчинами, как мой Витенька.

Открываю дверь в квартиру, телефон всё ещё прижат к уху. Скидываю туфли, мыча в трубку что-то типа: «Угу-угу, ага-ага».

И внезапно — застываю на месте.

Из спальни доносится женский голос. Низкий, мурлыкающий:

— Ещё, пожалуйста, ещё…

И чье-то тяжелое дыхание. Громкий шепот моего мужа:

— Вот так, моя хорошая.

Я стою, как вкопанная. Ноги не двигаются. В одной руке — телефон, в другой — ключи, которые со звоном падают на пол. Только вот в порыве страсти никто не замечает этого грохота.

— Алиса? Ты чего замолчала? — свекровь явно теряет терпение. — Ты услышала, что морковь нужно натирать на самой мелкой терке? Иначе невкусно. Вот мой борщ всегда получается выше всяких похвал. Витенька его обожает.

Я медленно выдыхаю. Голос свекрови отрезвляет. Выводит меня из ступора.

— Маргарита Семеновна, тут такое дело. Кажется, ваш Витенька мне изменяет.

— Что ты сказала?

— А ещё. — добавляю спокойно. — Вы готовите отвратительный борщ. Просто кислятина.

А затем нажимаю на кнопку сброса звонка.

Так начинается мой понедельник.

***

Наверное, я всегда интуитивно догадывалась, что муж может мне изменить. Ну, не всегда, конечно. Но последние пару лет — точно.

Витя — хирург с именем, уважаемый, к нему очередь из пациентов на год вперед расписана. У него под боком вечно толпятся молоденькие медсестры, которые смотрят на него с немым обожанием.

Он импозантный, статный, в нем видна южная кровь. Годы сделали его лишь интереснее.

А я... Ну, что я? Мне сорок пять лет. Уже не идеальная внешность, не такая гладкая кожа, как раньше. Я слежу за собой, занимаюсь спортом — но всё равно. Возраст берет своё.

Витя постоянно задерживался на работе. Ну а как иначе? Операция может длиться час, а может и целые сутки. Но он клялся, что любит только меня. Что все эти девушки возле него — просто фон, белый шум, не больше. А я искренне верила, хоть внутри иногда и появлялась нехорошая мыслишка: «А вдруг... а если...»

И вот. Сейчас я стою в дверях и довольно отчётливо слышу, кого и как он на самом деле любит.

Я слышу, как надрывается Витин телефон. Он не отвечает, занятый ответственным делом.

Ну да. Куда уж тут оторвешься. «Операция» в самом разгаре.

Р-р-р! Р-р-р!

Ещё раз. И ещё.

Телефон Вити звонит снова. Это наверняка его мама. Маргарита Семёновна не терпит, когда её игнорируют.

— Секунду, — бросает он (ой, какая деликатная пауза) и отвечает на звонок. — Да, мам, что-то важное? У меня срочная операция.

Да-да. Операция. Тут пациент на кровати стонет, так ему нездоровится.

Я мысленно усмехаюсь и иду в сторону кухни.

— В смысле, я изменяю Алисе? — Его голос резко повышается. — В смысле, она сама тебе сказала?! В смысле, она твой борщ раскритиковала?!

Ставлю чайник. Расставляю чашки на столе. Три штуки. Ну а что. Я же воспитанная женщина. Что, не угощу гостью чаем с ватрушками? Она же устала. Выдохлась. Уработалась там вся.

Виктор появляется в коридоре и тут замечает меня. Взъерошенный, в одних трусах. Он пытается спешно натянуть брюки.

— Алиса?! — у него глаза, как у пациента, которому только что сообщили, что удаление грыжи будут проводить без наркоза.

Витя стремительно бледнеет. За ним — недовольная тень в коротком халатике. В моем халатике! Между прочим, мне он почти до колена, а вот длинноногой гостье явно коротковат. Едва бедра прикрывает.

Я медленно поднимаю взгляд.

Глава 2

Я прыгаю в автомобиль, выруливаю на шоссе и мчу к маме. Ну а куда еще? Снимать гостиницу на ночь? Разорюсь по отелям кататься. Лезть к подругам? Так у них самих семьи, не до меня. К сестре проситься? Ага, под предлогом: «Тут твоя дочь переспала с моим мужем, поэтому я займу её спальню»?

У меня есть своя, добрачная, квартира, но в ней жильцы. Я не приеду к ним со словами: «Вы не обращайте внимания, я на балконе посплю».

Я стою на пороге маминой квартиры, трясущимися пальцами вдавливая кнопку звонка. Дверь открывается не сразу, словно нехотя.

— Алиса? — мама хмурится. — Что происходит? Ты вся бледная.

Она впускает меня внутрь, наливает чай с чабрецом, ставит вазочку с печеньем. И я всё рассказываю. Получается куце, слова не ложатся на язык. Я путаюсь в них как в рыболовных сетях.

А затем мама обнимает меня и, поглаживая по спине, шепчет фразу, от которой всё внутри меня каменеет:

— Я всё понимаю, тебе больно. Но не делай глупостей, Алисонька. Возвращайся к мужу. Он у тебя хороший.

— Он...

— Он что? Нагрубил? Ну и что. Мужчины все такие. Ты же не ребёнок, чтобы из-за каждой ерунды драму разводить. Изменил? Так ты Верку вини, вертихвостку. Это ж она на женатого позарилась. Ох, наградили небеса внучкой, стыдоба-то какая. Я ей всыплю ещё. Совсем головы нет, к мужьям родни лезть.

Я смотрю на неё во все глаза и внезапно понимаю: в этой битве я совершенно одна.

Даже там, где должна быть поддержка, — только равнодушие.

— Все мужчины одинаковые, — объясняет мама как для неразумного дитя. — Ты думаешь, если разведешься, найдешь принца? В твои-то годы?

Ее вопрос звучит так, будто сорок пять — это не возраст, а смертельный диагноз.

Я сжимаю в руках чашку с чаем, который безнадежно остыл. За окном — серый вечер, капли дождя стучат по стеклу, будто торопятся сообщить что-то важное. Но я уже ничего не хочу слышать.

— Ты не девочка, Алиса. Брак — это не про любовь, это про терпение. Держись за Виктора, потому что второго такого мужа ты не сыщешь.

— Второго такого мне и не надо, — отвечаю уныло.

Мама вздыхает.

— Ну, представь, как ты будешь одна? Без квартиры, машины — ты же сама сказала, что он угрожает всё забрать. И что тогда? Куда ты денешься?

Да уж. Мама определенно не за меня. Она — за брак любой ценой. За статус. За то, чтобы все было как у людей.

— Мам, а если бы папа...

Она резко обрывает меня.

— Не надо. Твой отец — отдельная история.

Мой отец скончался десять лет назад, и вместе они прожили сорок счастливых лет. С самого студенчества вместе. Ни за что не поверю, что он ходил налево. Папа был семьянином до мозга костей. Он бы точно поддержал меня.

— И вообще. Ты слишком многое себе позволяешь, — продолжает она. — Вот в наше время…

О, начинается.

— …если муж ходил налево, жена делала вид, что не замечает. Наоборот, пыталась стать лучше. За собой следила. А ты? Устроила драму. Тебе сорок пять. У тебя нет детей. Ты не девочка. Твой муж — врач! Хирург! Он с виду хоть куда! Да ты с ума сошла, если думаешь, что встретишь кого-то лучше!

Я сжимаю руки в замок на коленях. Мне больше нечего ей сказать. Нечем парировать.

Мама делает характерный вдох сквозь зубы.

— Ты взрослая женщина. А ведёшь себя как обиженная малявка. Привыкай. Ты его благодарить должна, что он домой к тебе возвращается.

Благодарить.

Слово падает, как камень.

Ползать перед мужем-предателем, потому что «второго такого» мне не найти. Пресмыкаться перед ним. Ни во что себя не ставить. Вот она — суть «правильных» отношений.

В этом доме всё такое знакомое, родное — и в то же время абсолютно чужое. Даже запахи — старого паркета, творожной запеканки и стирального порошка — заставляют меня поморщиться.

Я встаю, оставляя кружку на столе.

— Спасибо за чай. Мне пора идти.

— Ты куда?

— Домой.

— Ну вот и молодец, — мама одобрительно кивает. — Помиритесь. Всё бывает. Живые ж люди. А Верке я втык сделаю. Ишь чего удумала, мужиков из семей уводить.

***

Дачный домик в едва живом садоводстве — всё, что досталось мне по наследству от бабушки. Она завещала его мне, потому что вместе мы провели там не одно лето. Сестра воротила нос от дачи, а мне нравилось помогать бабушке, ловить колорадских жуков и уплетать ягоды смородины прямо с куста.

В общем-то, ничего своего, кроме домика, у меня и нет. Ну, квартирка ещё. В спальном районе, крохотная однушка. Её я после переезда к Виктору стала сдавать — а деньги откладывала. Конечно, если придется, жильцов выселю и сама туда въеду. Но деньги не лишние, а пожить первое время можно и на даче.

Не развалюсь.

В общем, в сторону садоводства я еду в полной решимости, что всё получится. Шоссе почти пустое. Радио трещит, и я переключаю станции, пока не нахожу какую-то скучную вечернюю программу.

Глава 3

Заброшенный участок встречает меня скрипом калитки, которая вот-вот отвалится от ржавых петель. Надо бы починить, да всё руки не доходили. Забор — одно слово, какие-то косые-кривые доски. Дом стоит, слегка накренясь, словно пьяный, с потемневшими от времени стенами и ставнями, которые давно не закрываются.

Но хоть электричество есть. Не зря я все эти годы исправно платила за свой клочок земли — на всякий случай. Глядите-ка. Пригодилось.

Лампочка загорается не сразу, несколько раз мигает. Но всё же заливает веранду тусклым светом.

Здесь нет центральной канализации и горячей воды. Подъездная дорожка давно заросла травой по пояс. Я редко ездила сюда в последние годы. Всё как-то не было необходимости.

Идеальное место, чтобы спрятаться от мира, который внезапно оказался фальшивкой.

Я закидываю сумку на древнюю кровать и глубоко вдыхаю. Пахнет пылью, прошлым и… почему-то свободой.

Включаю электрический обогреватель, который тут же начинает потрескивать. Надо бы разжиться дровами и растопить печь. Одним обогревателем сыт не будешь. Но это завтра.

Переодеваюсь в вещи, которые нашла тут же. Сажусь на кровать, укутываюсь в плед и пытаюсь ни о чем не думать.

Но мысли настойчиво лезут в голову. Что дальше? Развод? Судебные тяжбы?

Горло сжимает ком. Комнатушка наполняется медленным, ленивым теплом.

Телефон надрывается. Виктор. Мама. Снова Виктор. Пропущенные вызовы горят красными значками, будто предупреждающие сигналы.

Потом звонит Света. Ей я отвечаю.

— Алис, что случилось? Мне твои названивают и спрашивают, где ты ходишь?! — ее голос звучит возмущенно.

Светка — единственная моя подруга. Не скажу, что лучшая. Но единственная, да. Других у меня нет. А с ней мы знакомы со школы. Многое пережили вместе, например, её трех мужей. Нет-нет, вы не подумайте, мужья эти живы-здоровы. Просто давно уже бывшие.

— Витя изменяет мне, — выдыхаю я и тут же чувствую, как с плеч падает груз.

Света точно не осудит. Её второй муж периодически ходил налево — и был изгнан из дома без какого-либо сожаления. Вещи он долго собирал по всему двору, потому что Светка выбрасывала их из окна.

— Да ты что?! — Подруга присвистывает. — Ну и сволочь! С кем? Медсестричкой какой-нибудь?

— Бери выше. С моей племянницей. Верой.

— Ничего себе! — в трубке раздается грохот, будто Света вскочила так резко, что опрокинула стул. — Да я ему… да я ей… да они оба… — она бубнит что-то невнятное, но от этого становится легче.

Мне не хватает такой вот эмоциональности. Реакции какой-то. Одобрения.

Мы говорим еще час. Света клянется, что Витя — последняя свинья, а Вера — предательница, и что я заслуживаю лучшего. Я слушаю, киваю и потихоньку оттаиваю.

— Знаешь что? — фонтанирует идеями Света. — Сожги его вещи. Или машину. Или всё сразу. А лучше давай я приеду. Посидим, поболтаем? Ты где сейчас?

— Не надо. Свет, у тебя дети дома, куда тебе срываться. Я всё равно на даче. Ты сюда не доедешь без машины.

— Эх, твоя правда. Но если что — звони.

После в доме становится ужасно тихо. Проходит ещё час или два. Я готовлюсь ко сну: застилаю кровать, кипячу чай, проверяю замки на дверях. Даже поставила греться воду, чтобы помыться. В спальне перебрала старое бельё, по-быстрому протерла пыль. В голове уже начинает выстраиваться план: сначала — подам на развод, потом — разбор документов, потом…

За окном доносятся звуки. Шуршание гравия под колесами. Шум тормозов у подъездной дорожки.

Я застываю на месте.

Кто-то приехал.

Сердце колотится так громко, что кажется, его слышно на улице. Подхожу к окну, чуть раздвигаю занавеску. Смотрю в темноту.

Горло пересыхает.

Кто-то приехал.

К дому.

Сюда. В глухомань.

Мне становится не по себе.

***

Я прижимаюсь к оконному стеклу, затаив дыхание. Темнота снаружи густая, но свет фар выхватывает из мрака знакомый силуэт.

Виктор.

Он выходит из машины, в руках – букет пионов, который выглядит нелепо в этом заброшенном месте. Его дорогой костюм мгновенно промокает, волосы слиплись от дождя. Он идет к дому с видом человека, который готов на всё.

Как он догадался, что я поеду сюда?!

Я отскакиваю от окна, сердце колотится где-то в горле.

Стук в дверь. Такой настойчивый.

— Алиса, я знаю, ты там! У тебя горит свет! Открой, пожалуйста!

Я не двигаюсь.

— Я не уеду, пока ты не поговоришь со мной!

Медленно подхожу, отворяю дверь ровно настолько, чтобы он видел мое лицо, но не мог войти.

— Уходи, Виктор. По-человечески тебя прошу.

— Я не отдам тебя просто так, — он протягивает пионы. — Я готов извиняться. Исправляться. Всё, что угодно. Скажи, что тебе надо?

Глава 4

Утро встретило меня тусклым светом и пустотой в груди. Виктора уже не было — он уехал раньше, хотя обещал ждать. Но операция не терпит. Операция — это святое. Витя всегда прикрывался своей работой, размахивал ею с гордостью как флагом: «Смотри же, я спасаю жизни».

Хотя, если вдуматься, у него больше текучка. По-настоящему серьезные операции в платной клинике — редкость. Но главное — красиво подать. Я вон верила, восхищалась супругом. Спаситель, блин.

Этим утром я долго стою на крыльце и смотрю на следы шин машины Виктора в грязи.

Телефон опять начинает трезвонить. Мама. Отключаю звук. Надоело быть плохой дочерью, которая всё делает неправильно.

Свекровь прислала сообщение. Ничего себе. Я думала, она телефоном-то пользуется с трудом, чай не молодая девочка.

Но нет.

Вон как бодро пишет: «Одумайся, дура. Появится другая, моложе и красивее – и Витенька к ней уйдет. А ты останешься ни с чем. Я за вашу семью беспокоюсь».

Я смеюсь и удаляю смс. Да уж, самая волнительная женщина. То она «Витеньку» убеждала бросить меня, то теперь, видите ли, просит одуматься. Чего это? Потому что понимает: если Витя со мной разведется, то следующая его жена может быть куда непокорнее? А что, какая-нибудь Верка мою свекровь сразу лесом пошлет, про второй бульон для борща слушать не станет.

Вчерашние покупки — батон, сыр, помидоры — почти кончились. Я особо не закупалась, так, по мелочам. Надо съездить в магазин и пополнить запасы съестного.

Он в соседнем посёлке, минут десять на машине. Настоящий супермаркет, который вырос посреди скучных деревень. Дело в том, что несколько лет назад неподалеку открыли агропромышленное предприятие. Огромный комплекс на несколько тысяч сотрудников. Люди начали активно перебираться в садоводства — и отсюда ездить на работу. Потому и магазин понадобился нормальный.

Сейчас тут кипит жизнь. И магазин, и кафе, и пункты выдачи заказов. Всё как у людей.

Рабочие агрокомплекса в одинаковых зелено-желтых робах толпятся у стеллажей, смеются, переговариваются. Я набираю необходимый минимум продуктов. Лучше ещё раз съезжу, чем впрок накуплю и что-нибудь испортится.

И тут вижу его.

Мой недавний знакомый, Стас, стоит у витрины с молочными продуктами, вертит упаковку сметаны. В свете ламп он кажется еще крупнее – широкие плечи, острые черты лица. Темные волосы чуть взъерошены.

Он поворачивается, и наши взгляды встречаются.

Ну, прятаться теперь уже нет никакого смысла. Я подхожу.

— Здравствуйте, Стас. Простите меня за вчерашнее, — говорю смущённо и беру первую попавшуюся упаковку творога. — Я просто… очень испугалась.

Он улыбается. Насмешливо так, беззлобно.

— Да всё понятно. Лес, ночь, машина какая-то непонятная — я бы тоже себя испугался.

Я нервно смеюсь.

— Вы местная? — уточняет мужчина. — Простите, забыл, как вас зовут.

— Да я и не представлялась. Алиса. Нет. Вообще я горожанка до мозга костей. Но обстоятельства вынудили временно перебраться сюда. По правде, у меня не дом, а халупа. Даже дров нет, печь затопить нечем, — признаюсь я, показывая на брикеты для растопки, которые нашла в магазине. — Вы не думайте, я не жалуюсь. Это даже интересно.

— Новый опыт? — со смешком подсказывает Стас.

— Ага. Он самый. А вы здесь живете?

— Не-а, тоже наездами. С рабочим проектом надо разобраться, и вернусь обратно в город.

— А. Вы строитель? — спрашиваю я, опираясь на тележку.

Вообще да, есть в нем что-то такое. В жестах его, в движениях. Наверное, работает на объектах. Я легко могу представить его за этим делом. И внедорожник большой вполне объясним — стройматериалы на седане не покатаешь.

— Можно и так сказать. Вам нужно что-то починить?

— Нет-нет.

«Моя халупа вполне пригодна для жизни», — добавляю мысленно.

Когда я расплачиваюсь и выхожу, Стас кивает мне на прощание.

Загружаю в багажник пакеты с продуктами. И вдруг мой взгляд натыкается на здания агропромышленного комплекса. Зелено-желтые корпуса. Огромная территория – цеха, склады, офисы.

Хм.

А если попробовать устроиться сюда на работу?

Тут неплохие зарплаты, вроде бы достойные условия труда. Не зря ведь люди косяком потянулись сюда. Жилье рядом. Можно не возвращаться в город.

Пока я еду обратно в свой покосившийся домик, впервые за эти дни у меня появляется что-то вроде плана.

Не блестящего. Не идеального.

Но хоть какого-то.

***

Мысль оказалась такой простой и такой спасительной. Не надо думать о деньгах, о том, где жить после развода. Не нужно искать съемную квартиру или выселять жильцов из своей. По крайней мере, можно заняться всем этим без спешки.

Просто взять и устроиться на работу.

Домик мой хоть и плохенький, но существовать там вполне можно. Печь есть, банька – тоже. Дров заказать побольше, и живи себе в полевых условиях хоть до зимы.

Глава 5

Вечереет. Я сижу на крыльце и наблюдаю, как последние лучи солнца играют в кронах деревьев. Тишина нарушается только стрекотом сверчков и... назойливым звонком телефона.

Виктор.

Я вздыхаю и принимаю вызов, заранее зная, о чём пойдёт речь.

— Алиса, — его голос звучит неестественно мягко, как будто он разговаривает с капризным пациентом. — Нам нужно поговорить.

— Говори.

— Ты сегодня плохо обошлась с мамой.

— Ага, — киваю, хотя он этого не видит. — Я такая ужасная. Обидела бедную Маргариту Семёновну.

— Не передёргивай! — он резко повышает голос, затем берёт себя в руки. — У неё сердце больное, ты же знаешь. После твоих слов ей стало плохо. Мне пришлось досрочно уезжать с работы.

Я закрываю глаза. Вот оно. Коронный номер.

— Виктор, — тяжко вздыхаю, — давай начистоту: если бы у твоей мамы действительно было больное сердце, она бы уже лет десять как лежала в земле от постоянных стрессов, которые сама же и создаёт.

— Ты вообще слышишь себя?! — в трубке раздаётся глухой удар — наверное, он стукнул ладонью по столу. — Она переживает за нас! А ты ёрничаешь!

— Нет, — спокойно отвечаю я. — Она переживает за тебя. За своего Витеньку. А я в её картине мира — всего лишь неудачная пристройка к её гениальному сыну.

Пауза. Слышно его тяжёлое дыхание.

— Ладно, — наконец говорит он, — я виноват. Допустим. Но при чём тут мама?

— При том, — отвечаю я, — что ты до сих пор прячешься за её юбку, когда тебе неудобно признавать свои косяки. «Сердце больное» — это твой универсальный козырь. Изменил? «Но мама-то тут при чём, у неё сердце больное!» Я ей ни-че-го такого не сказала. Ничем её не обижала. Лишь ответила на упреки и оскорбления.

Глубокий вздох в трубке. Затем:

— Я приеду завтра. Мы поговорим нормально.

— Не надо. Всё, что нужно, я уже сказала.

— Алиса...

— Витя, — перебиваю я, — если у твоей мамы действительно плохо с сердцем — вызови ей врача. У тебя же куча знакомых кардиологов. А меня оставь в покое.

Вешаю трубку.

На душе — странное ощущение. Не злость, не обида. Скорее усталость от этого цирка.

***

Следующим утром меня будит телефонный звонок. Номер стационарный, незнакомый.

— Алиса Сергеевна? — приятный девичий голос, деловой, без лишних сантиментов. — Это отдел кадров агропромышленного комплекса. Вы откликались на вакансию инженера по качеству?

— Да, — вытягиваюсь, будто она меня видит.

— Мы посмотрели ваше резюме, и оно нас заинтересовало. Хотели бы пригласить вас на собеседование. Когда вам удобно?

— В любое время, — выдыхаю я. — Я живу в СНТ «Оптимист», мне до вас — рукой подать.

— Можете приехать прямо сегодня. Я выпишу на ваше имя пропуск.

Записываю адрес, кладу трубку и какое-то время просто стою, держа в руках телефон.

В шкафу висит одежда специально для собеседования. Привезла вчера. Я вытаскиваю её с осторожностью — светло-серый костюм и кремовая блузка. Когда-то я в нём уверенно шагала в кабинет к директору, теперь же ткань чуть потускнела. Я смотрю на костюм и сомневаюсь, не превращусь ли в нем в «тетю, которая слишком старается выглядеть деловой».

Ладно, хватит паниковать.

Пора действовать!

Сжала булки и побежала покорять новые вершины.

***

Я подъезжаю к воротам предприятия и на секунду застываю.
Комплекс действительно огромный. Как маленький город. Громадные корпуса, ровные дорожки, газоны без единого сорняка. Даже воздух здесь какой-то… стерильный, что ли. Всё блестит, сверкает.

В проходной меня встречает суровый охранник. Но, когда убеждается, что мне выписывали пропуск, машет рукой — идите, мол.

Что, даже без конвоя?

Кадровая служба находится в административном крыле. Я нахожу нужную дверь, стучусь и слышу ленивое:

— Войдите.

За столом сидит молоденькая девушка. Брюнетка. Худющая, как будто она питается одним только воздухом. На бейджике указано: «Марина, менеджер по подбору персонала».

Вид у неё откровенно скучающий.

— Добрый день, вы приглашали меня на позицию инженера по качеству, — улыбаюсь я, протягивая резюме.

Марина нехотя откладывает телефон, в который пялилась, берёт лист, скользит глазами.

— Подскажите, а сколько вам лет?

— Сорок пять.

Несколько секунд она многозначительно молчит, разве что нос морщит, потом вздыхает:

— А вообще-то у нас вакансий нет.

— Но… вы же сами меня пригласили, — удивляюсь я.

Ладно б они звонили неделю назад. Но нет. Буквально утром. Я только успела собраться и выехать. Уже укомплектовались?! Быстро же.