Развод в 50. Ты мне не нужна!

Глава 1

Анна

Дом сегодня полон света и смеха. Гости – взрослые дети, наши друзья – уже расселись за большим праздничным столом. Не хватает только мамы, она приболела.

Пахнет корицей и ванилью. Я подала свой фирменный пирог с яблоками, который всегда готовлю на особые случаи. Стол ломится от угощений, посуда звенит, звучат тосты.

Я улыбаюсь, не переставая, и несу новую блюдо на подносе.

Тридцать лет вместе. Тридцать лет, черт возьми!

– Мама, присядь уже, – Максим, наш старший сын, машет рукой и пытается отобрать у меня поднос. – Ты как заведенная. Все отлично, не суетись.

– Я и не суечусь, – говорю я, хотя на самом деле суечусь.

Сергей сидит в конце стола, как всегда, сдержанный и спокойный. Я уже привыкла к его манере говорить немного рассеянно, словно он витает где-то далеко. Но сегодня от него будто веет ледяным спокойствием. Я не знаю, почему это меня тревожит, но внутренний голос настаивает – что-то произойдет.

– У меня есть тост! – неожиданно говорит Сергей, поднимаясь из-за стола. В руке он держит бокал.

За столом воцаряется тишина. Все ждут.

– За мою жену. За Анну, – говорит он. – Она сделала мою жизнь четкой и правильной.

Я улыбаюсь, хотя его слова кажутся… странными. Не трогательными, как обычно, а холодными, выверенными. Я жду продолжения.

– И… мне немного жаль… Я должен кое-что сказать.

Секунда тишины. Я замечаю, как застывает рука Максима с вилкой, как брови моей дочери Марии взлетают вверх.

– Я влюбился, – Сергей произносит это так буднично, словно сообщает о прогнозе погоды. – В другую женщину.

Время замирает. Я слышу, как кто-то роняет вилку на тарелку – звенит оглушительно. Маша вскакивает на ноги, глаза ее горят праведным гневом.

– Что ты сказал? – ее голос дрожит. – Папа, это… это шутка такая, да? Скажи, что ты просто дурацки пошутил!

– Маша, – тихо одергиваю я, чувствуя, как внутри все сжимается. – Сядь.

– Нет, мама! – она смотрит на меня, а в глазах слезы. – Это же невозможно!

Максим не говорит ничего. Он медленно отодвигает стул и встает. Я знаю этот взгляд. У него сжатые кулаки. Холодная ярость.

– Ты серьезно сейчас? – голос сына спокоен, но в нем звучит угроза.

– Максим, не здесь, – тихо говорит Сергей.

– Да где же, по-твоему? – Максим бросает взгляд на меня и на младшую сестру. – На кладбище нашей семьи?

– Хватит! – мой голос звучит тверже, чем я ожидала. Я почти кричу, пытаясь перекрыть шум, за столом снова наступает мертвая тишина.

– Все в порядке, – добавляю я уже спокойнее и делаю глубокий вдох. Я не позволю ему сломать этот вечер. Не сейчас. – Мы разберемся позже.

Я чувствую взгляды гостей. Кто-то опускает глаза в тарелку, кто-то неловко откашливается. Маша садится обратно, шмыгая носом. Максим же остается стоять и смотрит на отца с презрением, но больше ничего не говорит.

Сергей делает вид, что ничего не произошло. Я тоже делаю вид. Я поднимаюсь из-за стола.

– Я сейчас принесу торт.

Мои руки дрожат, когда я выхожу на кухню. Я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть. Дышу глубже, глубже. Только не заплакать. Не сейчас.

Глава 2

Анна

Я стою на кухне и смотрю на праздничный торт. Пышные белые розочки из крема, шоколадные листья, аккуратные надписи «С юбилеем». Тридцать лет. Мы вместе тридцать лет, и все, что осталось – это тишина за дверью и эти ужасные слова, от которых внутри разрастается пустота.

Тридцать лет – это… все. Это мой возраст, мои привычки, мои будни. Это дети, которых мы воспитывали вместе. Это дом, построенный по моим чертежам и его руками. Это… любовь. Вернее, то, что я считала любовью.

Я медленно провожу рукой по столешнице, будто пытаюсь собрать мысли в кулак. Дышу медленно, как учила когда-то Машу, когда та боялась экзаменов. «Вдох – выдох. Три счета. Держим спину ровно.»

– Мам? – вдруг раздается голос от двери. Максим.

Я резко оборачиваюсь. Он стоит в дверях, его кулаки все еще сжаты, но в глазах боль, растерянность. Этот тридцатилетний мужчина вдруг кажется мальчишкой, который ищет ответы.

– Мам, что это было? – его голос срывается на шепот.

– Я не знаю, – отвечаю честно. – Я правда не знаю.

Он подходит ко мне, кладет теплую руку на плечо и смотрит в глаза.

– Ты держишься?

– Держусь, – отвечаю, хотя это не совсем правда. Внутри все рушится, словно карточный домик, но я ведь не могу позволить себе упасть. Я еще не знаю, как вести себя дальше, что сказать, что сделать. Но точно не на глазах у детей.

Максим кивает, хотя я вижу, что он мне не верит.

– Я пойду... – он отходит к двери, бросает через плечо: – Если отец обидит тебя, скажи мне. Я не позволю ему плохо себя вести.

Я смотрю, как Максим уходит, и чувствую, как где-то внутри растет комок, такой тугой, что невозможно дышать.

– Господи… – шепчу я. И вдруг меня словно прорывает. Я хватаюсь за торт, ставлю его на стол и хватаю лопаточку.

– Ну что ж, дорогой, – говорю я пустоте, пытаясь сохранить остатки самоиронии. – Торт у нас сегодня по-настоящему праздничный. В честь развалин.

Я вытираю слезы тыльной стороной ладони и возвращаюсь в гостиную.

Сергей

Анна уходит на кухню, а я остаюсь в гулкой тишине. Все смотрят на меня. Мне вдруг хочется встать и уйти, поэтому поднимаюсь, но я знаю, что это выглядело бы еще хуже. Слишком много глаз, слишком много осуждения.

– Папа… – Мария смотрит на меня так, словно видит впервые. – Как ты мог?

Я молчу. Чего она хочет? Объяснений? Признаний? Я не знаю, что сказать. Это ведь правда. Я влюбился. Я почувствовал то, чего не чувствовал уже много лет. Разве я виноват?

– Мария, потом поговорим, – бросаю я ей и снова опускаюсь на стул.

Друзья чувствую себя неловко, кто-то уже начал собирать тарелки, чтобы занять руки. У Витьки, моего друга еще со школы, взгляд колючий и непонятный. Он вдруг говорит негромко:

– Ну и выбрал ты день, Серый.

– Спасибо, что напомнил, – огрызаюсь я.

– Я просто сказать хотел… – Он качает головой. – Нет, ничего. Разбирайтесь сами.

Разбирайтесь. Это-то я и пытаюсь сделать. Разобраться в себе. Как можно объяснить, что все это время я просто существовал? Жил, потому что так нужно. Потому что дети, семья, привычка. А потом встретил ее и вдруг понял, что не хочу доживать остаток жизни на автопилоте.

Но смотря на детей, на то, как Анна сейчас вышла с этим проклятым тортом – ровно, гордо, с улыбкой, которая ничего хорошего не обещает – я впервые задумываюсь, а не натворил ли я чего-то непоправимого.

Анна

Когда я возвращаюсь со своим тортом, в гостиной царит странное спокойствие – неуютное и напряженное. Гости переминаются на стульях, кто-то обменивается взглядами. Маша снова смотрит на меня в поисках поддержки, а Максим, скрестив руки на груди, сверлит взглядом отца.

– Ну что? Давайте есть торт, – произношу я с той самой улыбкой, которую выработала за годы семейных праздников.

Никто не двигается. Я кладу кусок перед Сергеем и улыбаюсь еще шире.

– За тридцать лет, дорогой, – говорю я и смотрю ему прямо в глаза. – Неужели они стоили только вот этих слов?

Сергей не отвечает. Он опускает глаза и молча отодвигает тарелку.

Глава 3

Анна

Когда последний гость уходит, дом замирает в тишине. Такой звенящей, что можно услышать даже тиканье старых часов в гостиной. Стрелки медленно ползут вперед, напоминая мне, что время, оказывается, не остановилось.

Я стою в коридоре и смотрю на закрытую дверь. Еще несколько часов назад в этом доме звучали смех, поздравления, музыка. Теперь – только пустота.

Сергей сидит на диване, сутулый и молчаливый. Он выглядел бы жалко, если бы я позволила себе пожалеть его. Но я не позволяю.

– Ну что ж, – говорю я, стараясь держать голос ровным. – Ты счастлив?

Он поднимает на меня глаза. В них усталость и что-то еще… Нет, не сожаление. Скорее, растерянность.

– Не начинай, Аня.

– Не начинать? – я усмехаюсь и делаю шаг вперед. – Ты только что вывалил на нашу семью и друзей такую «новость», а я, по-твоему, должна промолчать?

– Я не хотел, чтобы это произошло так.

– А как ты хотел? Свечи? Ужин при луне? Может, ты хотел вручить мне конверт с твоим заявлением о разводе под гимн России?

Сергей устало трет виски и молча откидывается на спинку дивана.

– Я просто… Я больше так не могу, Ань.

– Не можешь? – я начинаю смеяться. Настолько громко и пронзительно, что сама пугаюсь. – А как же я? Я тридцать лет могла, а ты вдруг не можешь?

– Мы оба знали, что это произойдет, – глухо отвечает он. – Все угасло. Это давно уже не семья.

Я открываю рот, чтобы возразить, но слова застревают комом в горле. Угасло?.. Да, угасло. Слова он подбирает точно. Мы давно перестали говорить о чувствах, заменив их молчанием и бытовыми разговорами. «Что на ужин?», «Оплати счет за свет», «Как там Маша?» – все предельно нейтрально, как у соседей по коммуналке. Но я так привыкла к этому, что даже не заметила, как из нас двоих ушла жизнь.

Моя рука сжимается на краю стола. Я молчу. Он молчит.

– Кто она? – спрашиваю я наконец, устало, словно с меня слетели последние силы.

Он вздрагивает, будто не ожидал этого вопроса.

– Аня…

– Кто она? – повторяю тверже.

– Ее зовут Алена, – произносит он тихо. – Она моложе… Она другая. С ней я чувствую, что живу.

Моложе. «Живу». Словно все эти тридцать лет я была чем-то вроде стены. Нужной, надежной, но неживой.

– Живешь? А кто же я тогда? Я – фон для твоей новой жизни?

– Не надо, Ань, – он устало качает головой.

Я понимаю, что продолжать бессмысленно. Боль внутри меня разрастается, превращаясь в что-то огромное и неудержимое.

– Ты уезжаешь сейчас? – голос звучит почти ровно.

Он смотрит на меня долго, будто взвешивает что-то, а потом кивает.

– Да. Так будет проще.

Проще. Для кого? Для него? Для меня?

Я не сопротивляюсь. Не кричу, не швыряю вещи, как в кино. Я просто смотрю, как он поднимается, идет в спальню, собирает свои вещи. Обычный чемодан. Обычные рубашки, носки, крем для бритья. И вся наша жизнь, аккуратно сложенная и убранная за считанные минуты.

Когда дверь за ним захлопывается, я остаюсь одна. Совсем одна.

Я оборачиваюсь к пустой комнате и вдруг понимаю, что мне нечем дышать. Воздух густой и вязкий, как сироп, он сдавливает грудь и не дает вдохнуть.

Я хватаюсь за телефон.

– Мама? – шепотом произношу я, когда слышу знакомый голос.

– Анечка? Что случилось?

– Он ушел… – голос предательски дрожит. – Сергей ушел от меня.

– Господи… – мама замолкает на несколько секунд. – Я сейчас приеду. Слышишь?! Сейчас приеду.

Я киваю и опускаюсь на пол. Пол холодный и твердый, но мне все равно. Я чувствую, что сижу на обломках. Моих. Наших. Нет, только моих, если разобраться.

Сергей

Когда дверь за мной закрывается, я чувствую странное облегчение. И одновременно – груз. Я иду к машине и останавливаюсь, облокотившись о крышу.

Серое небо висит над домом, который был моим последние двадцать пять лет. В окнах все еще горит свет, и я вдруг понимаю, что даже не попрощался как следует. Ни с детьми, ни с Анной. Словно трус.

– Ну что, решил, что жить начнешь заново? – раздается вдруг голос сбоку.

Я поворачиваюсь. Виктор. Друг. Стоит на крыльце, с руками в карманах и смотрит на меня с презрением.

– Ты чего здесь? – буркаю я, не в силах смотреть ему в глаза.

– Я Машу отвозил домой. Ты ведь не спросил даже, как она доберется.

– Маша взрослая, разберется, – отвечаю я, но голос звучит неубедительно.

– Хотя бы с младшенькой поговори нормально. Где она сейчас? На учебе?..

– Не твое дело.

Виктор медленно подходит ко мне, останавливается в шаге.

– Сергей, ты дурак. Знаешь это? – тихо говорит он. – Ты дурак, и однажды ты это поймешь. Только будет поздно.

Я сжимаю челюсти, не отвечаю.

Он бросает на меня последний взгляд и уходит к своей машине. А я стою на холодном ветру и впервые сомневаюсь.

Неужели Виктор прав?