Развод в 55. Простить нельзя уйти

Глава 1

ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ СТАРШЕ 18 ЛЕТ

– Как ты мог? – горло раздирает от боли, когда я протягиваю мужу телефон с его фотографиями в объятиях молодой любовницы.
Он окидывает меня ледяным взглядом.
– Мог что? – презрительно поджимает губы. – Разве ты сейчас способна что-то понять? Успокоишься, тогда поговорим.

О каком спокойствии он говорит, если в день тридцатилетия свадьбы на порог нашего дома заявилась молоденькая девушка и заявила, что беременна от моего мужа?

Надежда

Просыпаюсь еще затемно.

Тело пронизывает приятное возбуждение.

Сегодня праздник.

Наш с Борей праздник – жемчужная свадьба.

В нашем большом доме соберутся только самые близкие. Родные и друзья.

Приедут дети. Смех внуков заполнит опустевшие комнаты…

Впереди много забот, ведь праздник – это не только про веселье и смех.

Мне нужно проконтролировать выполнение тысячи вещей.

Провожу ладонью по кровати – постель пуста.

Уже встал или еще не приходил?

Борис – серьезный бизнесмен, и со своим новым проектом он стал иногда задерживаться на работе.

Выиграл важный тендер и теперь вынужден активно расширять свою компанию, чтобы выполнить работу в срок.

Я не беспокоюсь. Мы обсуждали это с ним вчера вечером.

Я просила его сильно не усердствовать на работе и все-таки вернуться домой. Даже среди ночи.

Но он у меня такой трудоголик и перфекционист, что волне мог и остаться в офисе.

Тем более, что у нас сегодня торжество и ему точно будет не до работы в этот день.

Поднимаюсь с постели легко, будто и нет за плечами всех этих лет.

Беру с прикроватной тумбочки телефон и набираю смс мужу:

«Милый, позвони мне если не спишь».

Переключаю телефон на звук, накидываю халат и отправляюсь в душ.

Сейчас полы в просторной душевой приятно холодят стопы. Я поворачиваю регулятор системы умного дома на подогрев – люблю выйти из душа и ступить на теплую поверхность.

Открываю воду и делаю погорячее.

Скидываю халат и придирчиво осматриваю себя в больше зеркало.

Время безжалостно, но я довольна своим внешним видом.

Для своих пятидесяти пяти я стройная, подтянутая женщина – спасибо интенсивным тренировками трижды в неделю и бассейну.

Кожа блестящая, шелковистая.

Грудь… грудь, конечно, далеко не такая как в молодости, но двое вскормленных детей – лучшее этому оправдание.

Хотя в последнее время я все чаще задумываюсь о подтяжке.

Мне как-то не хочется ложиться под нож, но… хочется вновь увидеть страстное пламя в глазах мужа.

Не то, чтобы у нас в постели все было совсем скучно, но годы сказываются – былого задора, конечно, уже нет.

Приближаюсь к зеркалу и придирчиво осматриваю лицо.

Парочка новых морщин тут как тут – куда же без вас. Это не смотря на все наши с косметологом усилия.

Лицо хранит благородство былой красоты, но годы безжалостны.

Черты все еще очень выразительны: высокие мягко очерченные скулы, но без былой резкости; когда-то бархатисто-гладкая кожа приобрела матовый оттенок. Возле губ – едва заметные складки, как тени прожитых эмоций.

Губы уже не столь припухлые как в молодости, но все также четко очерчены.

Улыбаюсь отражению и тонкие лучики морщин разбегаются от глаз, придавая лицу выразительность и характер.

Я с детства была смешливой и эти морщинки – прямое следствие моего частого смеха.

Овал лица слегка смягчился. На тонкой, лебединой, как ее любит называть Боря, шее едва заметные кольца Венеры.

Каждой женщине хотелось бы всегда оставаться юной и свежей, как в двадцать лет.

Но я довольна тем, как выгляжу.

Я вкладываю в свое тело немало труда и отношусь к нему бережно – никакого алкоголя и прочих излишеств.

А лучшим для меня подтверждением являются пылкие взгляды моего мужа.

Пусть его глаза и блещут теперь не так часто и ярко…

Принимаю душ.

Постепенно довожу воду до кипятка.

Белый густой пар заполняет душевую, оседая плотным конденсатом на зеркалах.

Я никуда не тороплюсь.

Хочу прожить этот день смакуя.

Он будет великолепен. Наполнен счастьем и теплом.

Скоро начнут съезжаться дети. Приедут и останутся погостить друзья…

Мы с Борей проведем этот день бок о бок – точно также как провели жизнь.

Хорошенько распарившись и окончательно проснувшись, выхожу из душевой и заворачиваюсь в пушистое белоснежное полотенце.

Оборачиваю волосы полотенцем и принимаюсь за косметические процедуры: очищаю кожу, наношу масло и делаю легкий самомассаж лица, а после, конечно же, любимый увлажняющий крем.

Возвращаюсь в комнату и проглядываю телефон.

Среди десятков уведомлений нет главного – от Бори.

Пожимаю плечами – наверное задержался в офисе до утра и прикорнул где-нибудь там на диване…

В ту же секунду приходит смс:

«Мамочка, мы прилетели. Получаем багаж и через часика полтора будем у вас. Вы проснулись?»

– Сашуля, – шепчу я, думая о моей младшенькой.

На сердце становится еще радостнее.

Я не склонна верить в предчувствия, но вчера весь вечер меня что-то тревожило.

Я взрослый образованный человек и знаю, что перелет на самолете статистически безопаснее поездки на автомобиле, но…

Словом, я выдохнула, увидев сообщение от Саши.

Материнское сердце спокойно на половину – остается дождаться приезда старшего.

Но Арсений живет в Москве, и обещал приехать ближе к обеду.

Визуалы главных героев

Дорогие читательницы!

Я приготовила для вас визуалы главных героев)

Встречаем)

Надежда Максимовна Филатова, главная героиня, 55 лет

Борис Алексеевич Филатов, ее муж, 57 лет

Глава 2

Надежда

Смахиваю по экрану.

«Борис попал в больницу по адресу…»

Все плывет перед глазами

Сердце, сдавленное ледяной рукой, падает вниз.

Дыхание перехватывает.

Я с трудом нащупываю поверхность прикроватной тумбочки, чтобы опереться.

Ноги дрожат.

В голове – ни единой мысли. Меня охватил глубокий шок.

Несколько секунд мне требуется чтобы перевести дыхание.

На грудь будто навалили тяжелую плиту.

Еще раз смотрю на экран телефона и все еще не верю собственным глазам.

Боря? В больнице?

Глаза затуманиваются слезами.

Сердито смахиваю их – эта реакция организма совсем не к месту.

Сейчас нельзя раскисать.

Нужно скорее узнать подробности.

Адрес больницы врезается мне в память.

Я хватаю сумочку с документами и ключами и в домашнем костюме выскакиваю из дома.

Моя машина припаркована у подъездной дорожки. Прыгаю за руль и взвизгнув покрышками резко сдаю назад.

Край неба наливается светом. На его фоне темнеют островерхие крыши домов нашего коттеджного поселка.

Еще совсем пустынно. Ночные фонари все еще горят, когда я выезжаю с охраняемой территории.

На дороге совсем немного машин, и я смелее давлю на газ – тороплюсь.

Грудь сдавливает тисками. Сделать вдох безумно тяжело.

В висках пульсирует боль.

Приоткрываю немного окошко со своей стороны и вдыхаю холодный лесной воздух.

Он напоен сыростью и ароматом свежей, едва распустившейся зелени.

Становится немного легче.

В голове колотится только одна мысль: только бы с Борисом все было в порядке.

На ум приходит самое страшное, но… я стараюсь отогнать эти мысли.

Призываю на помощь логику, хотя рационально думать сейчас – самое сложное.

Если Борис умрет… Одна эта мысль ледяным холодом пронизывает меня с головы до пят.

Трясу головой, отгоняя страшное наваждение.

– Успокойся, Надя, успокойся, – твержу сквозь сомкнутые зубы. – Возьми себя в руки…

Прибавляю газ.

Через тридцать минут бешеной гонки, я постаревшая лет на пять паркуюсь возле больницы.

Сердце ходит ходуном от быстрого бега, когда я врываюсь в больницу.

Здесь царит рабочая суета.

Врачи и персонал озабочено снует кругом. Больные со встревоженными и измученными лицами…

– Бахилы, – раздается громовой оклик.

Он разрывает негромкий больничный гул как сигнал к штурму.

– Бахилы оденьте, – окрик повторяется, и я, наконец, понимаю, что обращен он ко мне.

Несколько суетливо оглядываюсь – сурового вида пожилая женщина в спецхалате сурово сверлит меня взглядом.

– Извините… – бормочу я. – А где можно…

– Там, – властно перебивает она меня и указывает пальцем на автомат с синими бахилами.

Надеваю. Подлетаю к окошку регистратуры.

– Понимаете, здравствуйте, – сбивчиво начинаю, – у меня муж… мне сообщили, что муж попал в эту больницу…

– Фамилия, – бесстрастно и не поднимая на меня глаза произносит регистратор.

– Филатов…

– Ожидайте.

Я невольно принимаюсь барабанить пальцами по стойке.

Нервы натянуты как струна.

– Кардиология, пятый этаж, палата 513.

Срываюсь с места.

Тот же бесцветный голос летит мне в спину:

– Часы приема с восьми ноль-ноль…

Застываю.

– Как же… у меня муж неожиданно попал в больницу, а мне теперь что, ждать до восьми утра?

– Такой порядок. Не я его устанавливала.

– Но, послушайте, – вся ситуация кажется абсурдной.

Просто какой-то сюр – мой Боря в палате, в кардиологии, а я не могу к нему попасть.

– Ваш муж поступил два часа назад в отделение реанимации, после стабилизации переведен в кардиологию. Женщина, не паникуйте. Если его перевели из реанимации, значит с ним все уже в порядке…

В ее словах есть логика, но она совершено бесполезна для меня.

Лихорадочно обдумываю сложившуюся ситуацию.

– Я его жена и хочу немедленно поговорить с дежурным врачом.

Регистратор наконец удостаивает меня взглядом блеклых невыразительных глаз.

Я вижу, что она не торопится идти мне навстречу.

Подхожу и твердо чеканю:

– Немедленно.

Женщина молча снимает трубку и делает звонок.

– Анатолий Ефремович вас просят подойти… жена пациента требует разговора с вами. Да. Филатов.

После небольшой паузы, регистратор задает вопрос, который удивляет и настораживает меня:

– Хотите, чтобы я сообщила о ней? Нет? Ну, хорошо.

Кладет трубку.

– Ожидайте, пожалуйста. Врач подойдет, как только освободится.

Я киваю и благодарно улыбаюсь, но не успеваю вымолвить ни слова, как регистратор добавляет с отчетливо уловимой ноткой сарказма:

– И сообщит вам обо всем…

Я отхожу в сторону и плюхаюсь на стул.

Тут же вскакиваю – не могу спокойно сидеть и ждать.

Саркастичные слова регистратора пропускаю мимо ушей – мало ли что у нее… Может просто устала и срывается на мне?

Принимаюсь мерить помещение шагами: три вперед, разворот, три назад.

Хмурюсь и настолько погружаюсь в мысли, что не замечаю возле себя молодого врача.

– Здравствуйте, Филатова?

Приятный голос выводит меня из состояния транса.

Передо мной стоит совсем еще молодой парень. Хотя… большинство их них для меня молодые мальчики.

Он производит приятное успокаивающее впечатление: аккуратный салатового цвета хирургический костюм, русые волосы в модной прическе и очки в золотистой оправе.

– Да, это я.

– Кем вы приходитесь пациенту?

– Жена.

Складка пролегает у него меж бровей.

Он вздыхает, и этот вздох мне совсем не нравится.

– Еще одна жена… только семейных разборок мне не хватало…

***

Дорогие читатели!

Пожалуйста, если вам нравится мое творчество, поддержите книгу звездочкой - для вас несложно, а мне безумно приятно!

Глава 3

Надежда

Что? Я ослышалась?

Или врач, уставший за долгое дежурство, окончательно запутался?

Надеюсь, он более внимателен и собран, когда лечит моего мужа.

Брови непроизвольно сходятся к переносице, а кровь отливает от лица.

– Что вы имеете в виду?

Произношу это несколько более резко, чем хотела, но кто меня сможет обвинить? Услышать такое!

Да я полное право имею закатить истерику, благо к ним не склонна.

Сердце ускоряет своей бег и тревожно колотится о ребра.

– Я не хочу влезать не в свое дело, – разводит руками молодой врач.

– Простите, – перебиваю его я, – Анатолий…?

– Ефремович.

– Точно, – киваю. – Анатолий Ефремович, давайте не будем ходить вокруг, да около. Что вы имели в виду?

Он устало вздыхает, снимает очки и трет переносицу.

Ну, его же за язык никто не тянул, верно?

Ошибся? Так будь готов признать ошибку и извинись.

И нечего вилять.

Несмотря на мою смешливость и в целом легкий характер, я умею быть жесткой.

– Девушка, которая вызвала вашему… Филатову скорую. Поехала вместе с ним, представилась его женой. Извините, мы здесь документы не проверяем и в графу семейное положение не лезем – не до этого…

Его слова сливаются в неясный гул и отдаляются.

Картинка плывет перед глазами.

Сердце сдавливает и тянет куда-то вниз со страшной силой. Как бы мне самой не понадобилась помощь кардиолога.

– Вам плохо? – сквозь туманную пелену пробивается встревоженный голос врача.

Сжимаю губы и упрямо качаю головой.

– Присядьте, пожалуйста…

Анатолий Ефремович берет меня за руку и подводит к стулу. Откуда-то появляется стаканчик с прохладной водой.

Делаю глоток.

Вода будто мгновенно испаряется в пересохшем рту.

Делаю еще. Еще и еще, пока не проталкиваю болючий ком в горле.

Я в полной растерянности.

Спокойно, Надя, спокойно, командую себе и пытаюсь собраться с силами.

Пока еще ничего не ясно: какая девушка, почему она так сказала и еще тысячи «почему» которые искорками вспыхивают в сознании.

Ты отвлеклась от главного – Боря в больнице.

– Как вы?

Киваю и делаю глубокий вдох-выдох.

Беру эмоции под контроль.

– Скажите, как мой муж? Как он себя чувствует?

– Он поступил в состоянии стресс-индуцированной кардиомиопатии. Проще говоря, с инфарктом на нервной почве.

– А сейчас? Как он сейчас?

– Переведен после реанимации под наблюдение кардиологов. У него острая сердечная недостаточность и аритмия. Сейчас он спит.

– То есть, доктор, ему лучше? – непроизвольно хватаю его за кисть руки и подаюсь вперед.

Он кивает.

– Да, состояние стабильное. Более подробную тактику лечения вам сможет сообщить врач-кардиолог. Посетить больного в ближайшее время не получится, только после разрешения кардиолога.

Я медленно киваю.

Вопросы роятся в голове встревоженным ульем.

В кармане Анатолия Ефремовича звонит телефон.

Он опускает руку в карман и достает мобильный в прозрачном силиконовом чехле, за оборот которого вставлена небольшая цветная фотография девочки лет пяти.

Милая девчушка.

Моя дочь еще, кажется, совсем недавно была такой же крохой… А теперь…

Теперь она едет к нам домой из аэропорта и ничего еще не знает.

– Простите, но мне нужно идти – пациенты ждут, – взгляд Анатолия Ефремовича холодный и безучастный.

С какой стати ему испытывать сочувствие к незнакомой женщине. Он выполняет свой долг – спасает жизнь, а все остальное – за скобками.

Благодарю его и поднимаюсь со стула.

Меня все еще немного штормит, и голова начинает раскалывать от напряжения.

Иду в туалет и ополаскиваю лицо ледяной водой.

Стойкий запах хлорки врывается в ноздри. В одной из кабинок плачет протекающий унитаз.

Нахожу в отражении зеркала свои глаза. Они в полопавшихся капиллярах, раскрасневшиеся и какие-то больные.

Долго не могу смотреть самой себе в глаза.

На груди – тяжесть.

Что мне теперь делать?

Здесь в тишине и прохладе больничного туалета я задаю себе главные вопросы: кто была эта женщина? Изменяет ли мне Борис? И что со всем этим мне делать?

Вот тебе и несбыточность предчувствий, горько усмехаюсь отражению.

Ни на один из вопросов у меня не просто нет ответа – я думать не хочу об этом.

Стискиваю края керамической раковины руками. Пальцы белеют от напряжения.

Хочется остаться здесь и не выходить никуда и никогда…

Мгновение слабости отступает.

Я гордо вскидываю голову и сжимаю губы.

Как бы мне не хотелось, жизнь не замедляет свой бег.

Совсем скоро начнут съезжаться гости. Приедут дети.

Им всем нужно что-то говорить.

Собираюсь с силами и еду домой.

Успеваю поставить вариться кофе, как в дверь радостно стучатся.

Натягиваю улыбку на измученное лицо и открываю дверь.

– Мамуля! – кричит шепотом Сашка и бросается обниматься.

Ее муж – Евгений держит на руках спящего внучка – маленького Борю.

Они назвали первенца в честь дедушки. Эта мысль теперь больно колет в сердце, но я упрямо отгоняю ее. Еще ничего не известно толком и не понятно.

Это похоже на самовнушение или самогипноз… кто-то может назвать такую позицию и более грубо – трусливо прятать голову в песок…

– Проходите-проходите, милые, – отступаю в сторону и поочередно целую Сашку в обе щеки, а потом Женю.

Осторожно наклоняюсь над маленьким сверточком, чмокаю его в носик.

Малыш, которому едва исполнился годик сладко пахнет молоком и забавно морщит носик от прохладного прикосновения.

Провожаю детей в дом, и тут же вновь раздается стук.

Неужели Арсений приехал так быстро? Обещал ведь к обеду…

Глава 4

Надежда

Ну и хорошо, сразу всем сообщу неприятную новость, что отец попал в больницу.

Ни о каком торжестве, конечно, речь не идет.

Что делать с предзаказанным кейтерингом, официантами и ресторанной доставкой и прочим, прочим, прочим – решим позже.

Сейчас это совсем не важно – поскорее бы Боря поправился.

Тут же возникает назойливая колкая мысль – и объяснил все насчет второй жены.

Эти мысли мелькают за несколько секунд пока я возвращаюсь ко входной двери.

Отмахиваюсь от них, как от раздражающего насекомого и открываю дверь.

Сердце сжимается нехорошим предчувствием еще до того, как девушка успевает открыть рот.

Мгновенно охватываю ее взглядом: высокая, стройная, молодая.

Этого сердцу достаточно чтобы начать ускоряться.

– Здравствуйте, – я произношу эти слова спокойным ровным тоном, но внутри все тревожно вибрирует.

Высокая большая грудь – не меньше третьего размера, упрятана под белоснежную шелковую блузку и стеснена ярко-красным жакетом.

Чуть округлые щеки с отчетливыми следами тонального крема и нерастушеванных румян.

Губы не симметричные, припухлые, нижняя больше другой и будто обижено чуть выдается вперед.

Девушка жует жевательную резинку и молча разглядывает меня.

Оценивающе.

Глаза большие, изумрудно-зеленые, с коричневыми крапинками.

Похожи на мои, кстати.

Красивая девушка.

– Нам нужно поговорить, – вместо приветствия наконец произносит она. – Лучше в доме. Для вас лучше.

И пытается пройти в дом.

Я останавливаю ее, мягко выставив ладонь вперед.

– Простите, но я вас не знаю, – я на мгновение теряюсь от неожиданности, но быстро прихожу в себя. – И с какой стати мне приглашать вас в дом.

Девушка пожимает плечами и, продолжая чавкать жевательной резинкой.

– Ой, мне пофиг. Я женщина Бориса…

Мир отдаляется и сжимается в одну точку. Звуки перекрываются бешенной пульсацией сердца.

Мне приходится схватиться за дверной косяк побелевшими пальцами.

– Блин, только давайте вы хоть без приступов обойдитесь, – раздраженно произносит девица, а я тупо смотрю на нее и не могу понять, о чем она.

Я сейчас вообще ничего не понимаю.

На голову будто бы надели здоровенный чугунный котел и изо всех сил ударили по нему молотком.

Судорожно хватаю ртом воздух.

Непроизвольно на глаза выступают слезы и закладывает нос.

Женщина Бориса?

Нельзя сказать, что я застигнута врасплох этой новостью. Ну, по крайней мере, это не стало для меня абсолютной неожиданностью…

Но явиться в мой дом этим же утром – вот так скоро, стоять с самодовольным нахальным видом и заявлять такое?

Да как к подобному можно быть вообще готовым?

– Ну, продолжим тут или все-таки впустите меня?

Я беру себя в руки так быстро как могу.

Отхожу в сторону. Кровь приливает к лицу, а в голове просто пронесся ураган.

Не таким я представляла сегодняшнее утро.

Что и думать обо всем этом – просто не знаю.

Проходим на кухню-гостиную.

Не дожидаясь приглашения, девица нахально плюхается на диван.

Смотрит своими чуть выпуклыми глазищами на меня.

Интересна моя реакция? Чего она ждет? Что разрыдаюсь перед ней или закачу скандал?

Не на ту напала.

Стискиваю зубы. До боли, до скрежета и окончательно беру себя в руки.

Какой бы реакции она не ждет – ничего кроме спокойного равнодушия от меня она не получит.

– У вас, – мой голос предательски дрожит и я, сердясь, откашливаюсь. – У вас тридцать секунд объясниться.

Девушка едва заметно усмехается. Из-за этого движения становится заметен маленький шрамик над верхней губой. Тщательно заретушированный, он все же проявляется и придает ее лицу хищное выражение.

– Ну, если тридцать, то не буду терять время, – насмешливо произносит она и кладет ладонь себе на живот. – Мне нужны деньги. Для начала лям.

Как я ни стараюсь держать себя в руках, но челюсть все-таки удивлено отвисает.

Такого поворота я не ожидала… Хотя, в это утро все идет неожиданно.

– Простите, это с какой стати?

Я облокачиваюсь на стол-островок и ощущаю под ладонью приятную прохладу матовой столешницы.

– И может для начала стоит представиться?

Девица нисколько не смущается.

Да, такую на кривой кобыле не объедешь.

Вместо ответа она достает из маленькой красной сумочки, украшенной дешевыми яркими стразами, скомканную салфетку, выплевывает на нее комочек жевательной резинки и кладет все это на подлокотник моего дивана.

МОЕГО дивана!

Чувствую, как ярость вскипает внутри.

– Меня зовут Снежана, и деньги мне нужны, так как я ношу ребенка вашего мужа.

Обжигает, будто пощечиной.

А потом прилетает под дых.

Я с трудом удерживаюсь на дрожащих ногах, пока эта нахалка презрительно пялится на меня.

Кажется, все происходящее ей доставляет огромное удовольствие.

По крайней мере, никакого смущения или раскаяния не заметно в принципе.

– А ну пошла вон отсюда.

Я не успеваю открыть рот – меня опережает Сашка.

Она появляется у меня из-за спины рассерженной фурией: глаза сверкают, лицо побледнело от гнева.

Сжав кулаки, она делает стремительный скачок вперед.

Едва успеваю выставить руку и остановить дочь, иначе «молодой мамочке» пришлось бы уже плохо.

– Лохудра долбанная, – шипит дочурка, вырываясь.

Впервые на лице Снежаны видны и другие эмоции, кроме презрительного пренебрежения.

– Попридержите свою припадочную, – верещит она, прикрываясь вульгарной сумочкой как щитом.

– Я тебе попридержу, проститутка поганая! Вали из моего дома, пока я тебя за волосы не выволокла!

По длинному радиусу Снежана обходит нас, не спуская настороженного взгляда с Саши.

Сашка у меня – миниатюрная брюнетка.

Полторашка – так ее любя дразнили в универе друзья.

Визуалы 2

Дорогие читатели!

Я приготовила для вас еще одну порцию визуалов)

Встречаем)

Снежана, та самая любовница-разлучница

Александра, младшая дочь Надежды и Бориса, с мужем Евгением и малюткой Борей

Арсений, старший сын Надежды и Бориса

Как вам герои? Нравятся?)

Глава 5

Надежда

Фотографии. Много фотографий.

– Ма-ам, – требовательно зовет Саша.

Я же залипаю на экран мобильного, где в объятиях Снежаны спит никто иной как Борис.

Мой муж.

Мой любимый дорогой бесценный мужчина.

Дыхание сбивается. Хватаю воздух посиневшими губами, как выброшенная на берег рыбка.

– Мам, тебе плохо?

Сашка подхватывает меня под руки и усаживает на диван, от которого до сих пор разит сладковатыми духами пришлой девушки.

– Может скорую? – Сашка опускается передо мной на корточки и заглядывает в глаза.

Отрицательно качаю головой и выдавливаю:

– Сейчас пройдет…

Сверху раздаются тяжелые шаги Жени – Сашиного мужа.

– Ну все, Борька спит. Уложил, – гордо сообщает он, но радостная улыбка тухнет быстро тухнет. – Что-то случилось? Надежда Максимовна, вам плохо?

Он подлетает ко мне и вопросительно смотрит на Сашку.

Та, не отрывая взгляда от меня отвечает:

– Случилось. Жень, погоди, сама ничего не пойму…

Я рассказываю об утреннем смс и поездке в больницу.

У нас с дочерью доверительные отношения и я не собираюсь ничего утаивать от нее.

Тем более, это не имеет смысла, учитывая все произошедшее.

– Нет, – твердо произносит она, сжав губы. – Папа? С ней? Не верю. Мам, ты ее видела? Хорошенько разглядела?

Пожимаю плечами.

– Сашуль, она молодая, – отвечаю дрогнувшим голосом.

Я верю своему мужу и полностью доверяю ему… Доверяла, наверное.

Но внутри меня просыпается червячок сомнения.

Этот червячок рано или поздно селится в голове каждой женщины – у кого-то раньше, у кого-то позже. К кому-то он приходит уже после тридцати и первого рожденного ребенка, к кому-то, как к ко мне – на шестом десятке…

Яркая, дерзкая и… главное, молодая конкурентка.

– Аферистка какая-то, – продолжает Саша.

Ее голос отдаляется от меня, приглушенный собственными мыслями.

–…выгнал, наверное, с работы или что-то вроде.

Поднимаю телефон и пролистываю присланные неизвестным абонентом фотографии: постель, черное шелковое белье, раскинув руки во сне, как лев, лежит мой муж. Рядом, натянув простынь на грудь устроилась эта… девица.

Самозабвенно делает селфи.

–… только, мам, голову не теряй.

Словно выныриваю на последнюю фразу.

Не терять голову? Да мне выть хочется и разодрать что-нибудь, что угодно ломая ногти.

Заторможенная реакция медленно наваливается после шока.

Боль.

Запоздалые слезы катятся из глаз.

– На, посмотри, – протягиваю Саше телефон и прячу лицо в ладонях.

Я в кругу близких и любящих. И мне стыдно за все, что происходит у них на глазах.

Я в этом виновата.

Как и почему? Не знаю, но сама себе вынесла и утвердила приговор.

Обжалованию не подлежит.

– Ну, подождите, Надежда Максимовна, – медленно произносит Женя.

Он разглядывает фотографии из-за Сашиного плеча.

– Тут ничего особенного нет, если рассуждать логически.

Замираю.

Сердце окаменело от боли.

Сдерживаюсь от истерики только чудовищным усилием воли.

Я люблю зятя, но его холодные рассудительные слова режут по живому.

– Борис Алексеевич ничего не рассказывал особенного в последнее время? Может быть, какие-то проблемы в бизнесе? Все это очень похоже на какой-то шантаж…

Саша поворачивает к нему хмурое лицо:

– Она приперлась и потребовала лям. И ты еще сомневаешься? Шантаж как есть самой чистой воды.

Логически верные, рациональные рассуждения детей меня не утешают.

Сижу, обхватив себя и мерно покачиваюсь, будто в кататоническом синдроме.

Ведь Боря как-то оказался с ней в одной кровати.

Он же не пришел и не рассказал мне что-то вроде: кстати, дорогая, сегодня меня опоили и засунули в кровать с голой красоткой, но, между нами, ничего не было…

Наоборот.

Все, черт побери, в нашей жизни в последнее время происходило ровно наоборот: частые задержки на работе, краткие внезапные командировки…

Маховик подозрений раскручивается со страшной силой.

– Короче, – безаппеляционно заявляет Сашка, – надо с папой разговаривать. Что он скажет. Но мое мнение – я не верю, мам. Я понимаю, что совет тупой и дурацкий, но, пожалуйста, не накручивай себя. Постарайся выдохнуть и дождаться разговора с папой…

Сашка всегда была папиной дочкой.

С недоверием бросаю взгляд на дочь.

Она до последнего будет стоять на его стороне.

Сердце наливается черной злобой и отчаянием.

А на кого могу положиться я? На кого опереться в такой ситуации, когда самый близкий и родной человек предает?

Сама себя одергиваю – еще ничего не известно, но сомнения и недоверие – как раковая опухоль расползается в душе.

–…и нечего ждать пока с больницы позвонят! – твердо заявляет Саша. – Им же там плевать: ну забыли звякнуть, ну так ниче страшного, – передразнивает она воображаемых сотрудников больницы. – Я сама сейчас там шороху наведу…

Я не сопротивляюсь. Отдаю инициативу в руки дочери.

Может быть и к лучшему, что сейчас она занимается всем…

–… пришел в себя? А как чувствует? Стабильно?

Слова доносятся до меня не оставляя смысла.

Я все еще продолжаю идти на дно в пучине сомнений. И никак не могу с этим справиться.

– А прийти к нему можно? Да?

Это выводит меня из ступора, и я вскидываю глаза на Сашку, она приободряюще прикрывает веки, говоря, мол, сейчас все будет.

– Повторите не расслышала, со скольки посещения?

Ей что-то терпеливо отвечают в трубку.

– Понятно, спасибо, до свидания.

Поднимаюсь с дивана, придав руки к груди. Пальцы, переплетенные в замок, побелели от напряжения.

– В сознании, проснулся, готов к посещениям с двенадцати, – поворачивает левую руку, на которой поблескивают миниатюрные часики. – Ну, пора навестить папу?

Глава 6

Надежда

Решаем ехать вместе с Сашей, а Женю оставить дома с Борей.

Я хватаю ключи, сумочку и иду на выход.

– Мам, – окрик Саши заставляет меня застыть на месте. – Ты так собралась ехать?

Охаю – я же до сих пор в домашнем костюме, который надела с утра.

Слегка отстраненно киваю и иду переодеваться.

В висках пульсируют вены. К горлу подкатывает тошнота.

Сказать, что я удивлена – не сказать абсолютно ничего.

Я сильная женщина, вернее, всегда считала себя таковой, но появление молодой БЕРЕМЕННОЙ любовницы моего любимого мужа…

Такое кого угодно выбьет из колеи.

И мой организм не знает, как реагировать на подобное.

Меня потряхивает, ладони покрываются холодной влагой. Бросает то в жар, то в холод.

Малодушно отодвигаю мысли об измене Бори. Твержу себе чуть слышно:

– Это ложь. Этого невозможно. Этого не может быть.

Но червячок, который поселился в душе продолжает неутомимо грызть меня.

Бывает ли дым без огня? А фотографии.

Я быстро скидываю костюм, хватаю первую попавшуюся белоснежную блузку и проскальзываю в плиссированную длинную юбку кремового цвета.

Выхожу из комнаты и беру Сашу под руку.

Спохватываюсь – Боре ведь нужно привезти в больницу разные мелочи.

– Подожди, дочур.

Быстро бросаю в сумку любимый спортивный костюм мужа, расческу, полотенце и зубную щетку.

Задумчиво оглядываюсь кругом и говорю сама себе:

– Ладно, если что-то еще понадобится – привезу…

– Я готова, Саш.

Она внимательно заглядывает мне в глаза… Не могу выдержать взгляда собственной дочери – мне стыдно и больно…

Сейчас мне нужно какое-то действие, движение, что угодно лишь бы забить тревожные мысли в голове.

Тяну на себя входную дверь и вздрагиваю от неожиданности – подняв руку на входе стоит Арсений.

– Тьфу, блин, напугали! – вздрагивает он. – Тут так и поседеешь раньше времени… То одна дикая блондинка чуть не врезалась в меня на выезде, то теперь вы – как из табакерки.

Он тянется обнять меня, и я наталкиваюсь на встревоженный взгляд.

– А че вы такие, ма? Че-то случилось?

Он мгновенно считывает настроение и все что написано у нас на лицах.

Бросает вопросительный взгляд на сестру и вновь переводит на меня.

– Че такое?

– Арсюш, папа… – стальные пальцы стискивают и раздирают горло.

Как не вовремя.

Я стараюсь справиться с нахлынувшими эмоциями, но с таким диким коктейлем это сделать совсем не просто – в нем смешались любовь и страх за любимого человека и ужасающая боль от предательства…

– Арс, у папы сердечный приступ, мы в больничку, – Сашка четко раскладывает по полочкам, не касаясь темы с любовницей.

Арсений мгновенно реагирует. Он у меня не слишком эмоционален: только немного бледнеет лицо и сжимаются губы.

– Поехали на моей. Тебе, мам, не стоит за руль, – и берет меня под руку.

Я бросаю взгляд налево – на старшего сына, и направо – на младшую дочь.

Как же я благодарна небесам за то, что они у меня есть. Они просто замечательные.

Мы садимся в роскошный седан Арсения, и он срывается с места.

Через двадцать минут входим в привычное уже для меня приемное отделение больницы.

Теперь нас без проблем пускают, предварительно подробно проинструктировав, что можно, а что нельзя.

Поднимаемся, вхожу в палату. Арсений идет следом, но его тут же удерживает мудрая Сашка, что-то шепчет, и я захожу одна.

Пусть лучше она расскажет брату обо всем, что произошло утром…

А мне и так понадобятся силы – для разговора с ним…

Борис распластался на больничной койке как огромный срубленный дуб.

Длинный, мускулистый с широкими плечами и мощными руками в набухших венах.

На белоснежном белье выделяется его посеревшее и сразу вдруг осунувшееся лицо. Посиневшие веки прикрывают глаза, и мое сердце пронзает жалость.

Это же мой муж. Мой любимый человек!

С ним мы прошли рука об руку через всю жизнь. Родили и воспитали двоих замечательных детей. Оба построили успешные бизнесы – это стало возможным только при абсолютном доверии друг к другу…

Нет, он не мог мне изменить.

Это просто невозможно.

А я – ужасная женщина, раз думаю только об этом, в то время как мой муж лежит после приступа в больничной палате.

Сжимаю губы и принимаю твердое решение даже не упоминать об этой грязной истории.

Сейчас он придет в себя, немного оклемается и сам мне все расскажет.

И мы решим, что с этим делать дальше. Справимся.

Вместе.

Как это было много раз до этого.

А пока ему нужно обойтись без потрясений и беречь себя.

Эти мысли пролетают в сознании за считанное мгновение.

Я подхожу ближе к его постели. Кажется, он еще спит…

Веки слегка подрагивают и приподнимаются.

Глаза еще затуманены сном… Сколько раз я видела его таким…

Привычным жестом он чуть жует губами после сна, смотрит на меня, еще не проснувшись до конца…

Горло спазмирует. На глаза наворачиваются слезы.

Я судорожно сглатываю и мысленно заставляю себя: спроси, просто спроси, как он себя чувствует… и больше ничего.

– Борь, – хриплю я, продираясь через боль.

Он всегда часто-часто сонно моргает после сна, и теперь тоже…

– Борь, кто такая Снежана? – произношу я совсем не то, что собиралась…

Глава 7

Надежда

Он вздрагивает – едва заметно, но я успеваю уловить это движение.

Впиваюсь взглядом в его лицо: легкая тень пробегает по лицу, щека нервно дергается, а губы плотно сжимаются.

Он устало прикрывает глаза.

Вижу, как под веками двигаются глазные яблоки.

Выдыхает медленно, через нос.

Кажется, проходит целая вечность прежде, чем он выдыхает едва слышно:

– Кто?

Все эти несколько секунд из меня будто тянут жилы на живую.

Переступая ватными ногами, делаю шаг вперед.

Сердце готово выскочить из груди от напряжения.

– Снежана, – спокойно повторяю я.

Стараюсь, пытаюсь держать себя под контролем.

Не чувствую сейчас с ним никакой близости – мы будто враги и ведем смертельную игру.

Я должна взвешивать каждое слово, каждое движение и поступок.

Мне хочется броситься к его постели и встать на колени, сжать его лицо ладонями и заставить взглянуть на себя…

Завопить, закричать, что есть силы:

– Ну скажи! Скажи, что это неправда! Господи! Просто скажи это!

Душераздирающий вопль проносится лишь у меня внутри.

В палате царит мертвенная тишина.

Брови едва заметно сходятся у переносицы.

Борис открывает глаза и смотрит на меня. Зрачки чуть подрагивают, слегка расширяясь и сужаясь.

– Не знаю никого с таким именем, – выдыхает он.

Кажется, что каждое слово дается ему с трудом.

Не понимаю причины этого: последствие приступа или едва заметного облегчения?

Длинные поперечные морщины на лбу почти неуловимо разглаживаются.

Произнеся эти слова, он вновь прикрывает глаза, но теперь мне кажется, что он отслеживает мою реакцию из-под опущенных ресниц.

Делаю еще один маленький шаг.

Борис слегка шевелится на кровати, приподнимаясь чуть-чуть на подушке и открывает глаза.

В груди у него что-то хрипит, а мой большой сильный муж сейчас особенно похож на выброшенного на берег кита.

Он всегда был физически силен и энергичен.

Неутомим в любви и работе – настоящий мужчина, жизнь в котором била ключом.

В свои пятьдесят семь он выглядел идеально: широкоплечий, подтянутый. Вместо намека на брюшко – четкие кубики пресса, под развитыми грудными мышцами… Сколько же времени я провела на его груди, прислушиваясь к быстрому стуку сердца?

Сколько раз скользила по ней поцелуями?

Кажется, за эти годы я изучила каждый миллиметр его кожи…

Для одной меня ли он был? Этот вопрос, как вонзился болючим шипом в сердце, так и покалывает при каждом ударе.

Он очень ослаб.

В другое время, после моего вопроса последовала бы буря: огонь, страсть, эмоции – жизнь так и выплескивалась из него наружу, стоило чем-то действительно задеть его…

Теперь же он только слабо произносит:

– Что случилось, Надь? Что за странные вопросы?

Придвигаю стул к его постели. Сажусь.

В его глазах – стена отчуждения, которую он старается тщательно маскировать, но я слишком хорошо знаю своего мужа – мы вместе больше тридцати лет.

Он очень сильный человек, и терпеливо пытается выдержать мой вопросительный взгляд.

– Сегодня утром пришла девушка, Борь…

Его пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, но он тут же берет себя под контроль и распрямляет их. Проводит ладонью по простыни, вытирая.

– На порог нашего, Борь, дома…

Кустистые темные брови с легкой проседью сурово нахмуриваются.

Привычным, знакомым до боли движением, он чуть прикусывает нижнюю губу и выдвигает нижнюю челюсть. От этого его красивое суровое лицо всегда приобретало слегка оскорбленное выражение.

– И? – хрипит он, недовольный моей медлительностью.

А я будто собственноручно вколачиваю себе гвозди в сердце.

– И показала мне это.

Достаю телефон и открываю одну из фотографий, где он раскинулся на черном блестящем белье в компании молоденькой любовницы.

Секунду он молча смотрит на снимок.

Потом протягивает руку к телефону, и я замечаю, как подрагивают длинные узловатые пальцы, когда он берет его у меня.

Приближает экран ближе, перелистывает…

Одна слезинка скатывается у меня по щеке, и я судорожно смахиваю ее в сторону.

Держись, командую себе. Стой до конца. Будь сильной.

Эти слова можно было бы произнести тысячу раз. Миллион.

Но быть сильнее от этого ничуть не легче…

– Ну и что ты морочила мне голову вопросами? – протягивает телефон обратно и произносит резким голосом.

Я словно выхожу из теплого помещения на мороз, когда ветер бросает в лицо колкие снежинки.

Его гнев меня обжигает.

– К чему все эти игры, Надь, а?

Щеки, покрытые трехдневной щетиной, с благородной проседью, начинают алеть.

Глаза поблескивают яростью.

– Ты меня что, подловить на чем-то пытаешь? Или что, я не пойму?

Приподнимается на кровати, опершись на локоть и приближается ко мне.

Его тело излучает нарастающий жар.

Он так неожиданно переходит из обороны в нападение, что я в первый момент теряюсь.

– Хочешь знать, откуда эти фотографии? Так почему не спросить прямо, а? Я твой муж и не думал, что между нами такая пропасть недоверия.

Сквозь ворот больничной рубашки проглядывает бледно-серая, покрытая волосами грудь.

Во мне вскипает гремучий коктейль из боли, жалости и чувства вины.

Может он прав?

Эмоции берут надо мной верх.

Губы пляшут от едва сдерживаемых рыданий, а из глаз скатываются слезы.

Я не понимаю, как себя вести и что хорошо, а что плохо.

Я больше ничего вообще не понимаю и не знаю, на что опереться, чтобы не сойти с ума от напряжения.

Если Борис мне изменяет – не представляю, как жить дальше…

– Просто объясни… – всхлипываю я. – Объясни…

Он равнодушно пожимает плечами:

– Этого я сделать не могу…

Визуалы 3

Дорогие читатели!

Я приготовила для вас очередную порцию визуалов)

Итак, поехали)

Дом семьи Филатовых

Борис в больничной палате

Глава 8

Надежда

Такого я не ожидала никак.

Могла бы предположить попытки извинений, осознания чувства вины или… не знаю даже чего – в таком ключе я никогда не думала о Борисе и нашем браке.

За все тридцать лет.

Но так как он развернулся ситуацию, перейдя сначала в нападение, а потом и вовсе отказавшись что-либо объяснять – это уже просто за гранью.

Моих душевных сил никак не хватает сдерживаться, и истерика захлестывает меня волной.

Грудь сдавливает тисками, на нее будто падает могильная тяжеленая плита.

В глазах все туманится от наступающих слез.

Больше не могу сдерживаться.

Я не хочу рыдать, не хочу себе этого позволять. Никак!

Но не могу справится с собой – тело меня предает, стараясь освободиться от непосильной эмоциональной ноши.

Рыдания раздирают горло и вырываются наружу жалостливыми всхлипами.

Мысленно пытаюсь твердить себе: Надя, ты сильная, очень сильная женщина, возьми себя в руки! Не смей ломаться!

Но моя стойкость и сила дают трещину.

Прямо как наш брак.

Борис дышит часто-часто, сдавлено, его лицо сереет, и он поднимается на подушке еще выше.

Морщится и, скривив губы, жестко произносит:

– Господи, ну можно же обойтись без истерик! Прекрасно знаешь, что я терпеть не могу женских слез…

Да, я это знаю отлично.

В дверь заглядывает растерянная Сашка.

– Родители, что здесь у вас? – и переводит взгляд с одного на другого.

– Здравствуй, Александра, – он разводит руками в стороны будто ничего не может поделать с происходящим.

Я же закрываю ладонями лицо и сгибаюсь, давая выход эмоциям.

Саша подбегает ко мне. В дверях появляется Арсений.

– Мамочка, пойдем, тебе надо успокоиться, – она обволакивает меня лаской и уводит.

Бросает взгляд на отца, но не произносит ни слова.

Он сидит, как античная статуя – грозно нахмурив брови и выпятив мощный подбородок.

Будто я нарушила его покой.

Будто я в чем-то виновата.

Арсений пропускает нас и закрывает дверь.

– Мамуль, – его голос так похож на голос Бориса, и мне вновь становится безумно жаль себя. – Ну, правда, успокойся, пожалуйста… Не стоит из-за этого так…

Поднимаю заплаканное распухшее лицо на сына:

– Ты на его стороне? Ты его защищаешь?

Он протягивает руки и привлекает меня к себе. Прижимает к груди. Спину ласково обнимает и поглаживает Саша.

– Я не защищаю, мам. Просто хочу разобраться. Ты же знаешь папу – какой он… Надо разобраться.

Дети окружают меня любовью. Заключают в плотный кокон объятий, и надо мной будто расправляются оберегающие крылья.

Еще несколько секунд я заливаю рубашку сына слезами, а потом затихаю.

Поднимаю лицо и виновато улыбаюсь, глядя на детей.

– Простите… просто что-то накатило так сильно, – потираю переносицу. – Не смогла справиться…

В груди опять начинает скапливаться ком обиды и боли.

Замолкаю.

– Мамуль, ну ты чего. Тебе не за что извиняться…

Я киваю, а у самой губы пляшут и на глазах опять наворачиваются слезы.

Господи, не думала, что это может быть так больно!

Саша обнимает меня, гладит по волосам и целует в висок.

–Мамуль, Арс прав… Ты видела эту шаболду с пергидрольными волосами, ну?

Я усмехаюсь сквозь слезы.

– И папа… он такой… не гибкий и вспыльчивый. Может обиделся, может еще после реанимации не отошел… А ты сразу на него наехала…

– Я виновата, да?

– Ну что ты, мамочка, просто я согласна с Арсом – не нужно пороть горячку… Как женщина я тебя прекрасно понимаю… Да я бы на твоем месте уже все эти крашеные патлы из ее пустой головенки повыдергала, а ты с ней вежливо беседы вела… И Женю я бы без выяснений прибила бы на месте…

– Какая ты, сестрен, кровожадная, – усмехается Арсений стараясь немного разрядить обстановку.

– Еще какая, – запальчиво вскидывает голову Сашка.

Она права – всегда была больше в отца характером.

Вспыльчивая, неукротимая и яростно честная.

Ребенком могла до яростных слез спорить и стоять на своем против несправедливости.

– Просто дай папе немного времени прийти в себя…

Киваю.

Они правы.

Но в голове тяжело от дурных мыслей.

Дать ему времени на что? Получше подготовиться и замести следы?

Главная проблема в том, что после увиденного и его реакции, моя вера человеку которого я любила всю жизнь разрушается.

Быстро и бесповоротно.

И в такой ситуации мне нужно все пустить на самотек?

Отчетливо вдруг понимаю – сейчас я осталась один на один со своим горем.

Несмотря на то, что рядом дети. Но они не понимают всего, что я чувствую – просто не могут.

Сколько бы ни было детям лет, они всегда будут пытаться найти баланс между родителями. Так я думаю…

Нет, я ни на кого не могу рассчитывать кроме себя.

Отстраняюсь от теплой и мокрой груди Арсения и глажу его по щеке привычным жестом.

– Сходите к папе. Проведайте его и передайте вещи. Узнайте, не нужно ли чего… Я подожду здесь.

Саша заглядывает мне в глаза, пытаясь найти в них ответы на какие-то свои вопросы.

– Мамуль, а ты?

– Посижу внизу, подожду вас. Никуда я не денусь…

Еще утром, проснувшись затемно я чувствовала себя женщиной. Пусть не молодой уже, не девушкой…

Но женщиной: красивой, умной, успешной и состоявшейся во всех планах.

У меня были чудесные дети и крошка-внук, как лучик солнца. Любимый муж и успешный бизнес.

Я ловила на себе красноречивые взгляды мужчин, которые полностью подтверждали то, что я видела в зеркале по утрам…

Сейчас я вдруг резко состарилась.

Чувствую себя старухой, которой резко стало плохо.

И это мне совсем не нравится!

Отправляю детей в палату к мужу и спускаюсь вниз.

Бездействовать я точно не собираюсь!

Глава 9

Надежда

На первом этаже больницы царит будничная суета. В нос резко ударяет запах антисептика.

Стискивая пальцы, переплетенные в замок, я медленно прохаживаюсь взад-вперед.

Стараюсь взять себя в руки и утихомирить бушующие эмоции.

– Рассуждай логически, Надя. Рассуждай логически, – шепчу я себе едва слышно.

С логикой у меня все отлично.

Я – прекрасное доказательство тому, что логика не бывает ни мужской, ни женской. Это просто способность мыслить. Анализировать информацию и выстраивать умозаключения.

А сексистские стереотипы пусть остаются неуверенным в себе мужчинам, которые отказывают в такой способности женщинам, пытаясь принизить их.

Итак, если отбросить эмоции, что я имею в сухом остатке?

А в сухом остатке на день тридцатилетия собственной свадьбы я имею мужа в больнице и его любовницу на пороге.

Усмехаюсь сквозь слезы.

И он даже не удосужился не то, что извиниться – что-то нормально объяснить.

Разговор мне ничего не дал… почти ничего.

Вспоминая его холодность и замешательство, мне становится дурно.

Почему он просто не сказал «нет»?

Ловлю себя на мысли, что могла бы поверить в теорию с аферой, заяви он о ней сразу.

Теперь – вряд ли.

Обессилено опускаюсь на железный стул, чувствуя через одежду его холодное прикосновение.

Вот так, в пятьдесят пять лет, после долгих и счастливых лет твоя жизнь оказывается нагромождением лжи…

А сегодня день нашей жемчужной свадьбы…

Прячу лицо в ладонях. Не думаю ни о чем – просто хочется спрятаться, отгородиться от любых мыслей.

– Мамуль, – чувствую легкое прикосновение пальцев к плечу, – ты как?

Отнимаю руки от лица и жмурюсь от яркого света.

Пожимаю губами, отвечая на этот риторический вопрос:

– Нормально…

А внутри все стонет и ревет от тупой ноющей боли.

Мне стыдно смотреть дочери в глаза.

Стыдно за себя. Стыдно за него.

Произошедшее я воспринимаю как собственное личное поражение.

– Как отец, – безэмоционально произношу я, силой воли подавляя в себе боль, которая пытается выплеснуться наружу.

Саша пожимает плечами и продолжает вглядываться в мое лицо.

– Саш, да не смотри так, пожалуйста, – немного резко, чем следовало произношу я и поднимаюсь со стула. – Не надо на меня смотреть как на неизлечимо больную.

Чувствую, как злость и боль, соединяясь в гремучий, ядовитый коктейль собираются выплеснуться наружу.

И на кого? На мою любимую, милую доченьку. Мой ненаглядный свет…

Саша отшатывается как от удара и сжимает обижено губы.

Во мне же не хватает сил даже сказать «прости».

Я знаю на кого должен быть направлена эта гремучая смесь – на Бориса или на его любовницу в крайнем случае, но ничего не могу с собой поделать.

Я нахожусь в таком раздрае и отчаянии, что не могу контролировать ни свои мысли, ни реакции тела.

Долю секунды Саша смотрит на меня, и становится на миг той самой маленькой девчушкой, которой была много лет назад.

Ее губы дрожат, а брови хмуро сходятся к переносице – первое движение ей досталось от меня, а второе – от Бориса.

Она обхватывает меня и стискивает в объятиях.

Нашептывает:

– Мамочка-мамочка… – гладит по спине и волосам, отогревая своим теплом.

Я же снова плачу – ничего не могу поделать с собой.

Всю жизнь я была сильной и уверенной в себе женщиной.

Благодаря этому и добилась собственных успехов в бизнесе – выстроила с нуля дизайнерскую студию и успешно развиваю ее.

Вырастила детей и создала дом – полную чашу, где царили любовь и тепло…

А теперь реву как самая настоящая слабая женщина… и уже который раз за этот день.

Немного сбрасываю напряжение и отстраняюсь от дочери.

– Прости, Сашуль. Меньше всего я хотела бы обидеть тебя…

– Все в порядке, мам. Я понимаю. Тебе нужно выдохнуть и немного прийти в себя…

Горько усмехаюсь – это легче сказать, чем сделать.

– Где Арсений?

– Еще у папы.

– Что он вам сказал… обо всем, – повожу рукой в воздухе, обозначая ситуацию.

Саша задумывается, и я понимаю, что она взвешивает каждое слово, боясь навредить.

– Ничего, мам. Мы почти не обсуждали, понимаешь? Он сказал, что вам нужно будет поговорить, когда ты успокоишься, без истерик, как взрослым людям…

– Как взрослым людям, – меня начинает колотить истеричная дрожь, – когда я успокоюсь… Хоро-ош.

– Он что-то объяснил вообще? Рассказал об этой Снежане?

– Нет, наш разговор ничем не окончился, кроме ЕГО обвинений и моих слез…

Саша понимающе кивает, а я в очередной раз не могу поверить, что эта спокойная, красивая и мудрая женщина – моя дочь.

– Дай ему выкарабкаться из больницы… И все прояснится, – вновь притягивает меня в свои объятия.

В этом я с Сашей не согласна.

Мне не нужно давать ему «выкарабкаться» - мне нужно решить самой, как я буду жить дальше.

И первое что мне нужно сделать – это отменить сорвавшийся праздник.

Пока еще не поздно, и пока не съехались гости.

Мне совершенно ни к чему празднично настроенные друзья, которые будут а меня смотреть точно также как дочь – как на безнадежно больную.

А я не такая.

Я – сильная, и справлюсь со всем.

Саша будто читает мои мысли:

– Мам, может предупредить гостей… что, эм, торжества не будет.

Устало улыбаюсь – впереди еще столько непростых и неприятных объяснений…

– Да, ты права. Поможешь мне?

– Ну, конечно, мамуль…

Появляется Арсений.

– Заходил к врачу, – извиняющимся тоном произносит он. – Мы можем ехать. Да, мам?

Я киваю.

Стараюсь мысленно переключиться на отмену праздника и какие-то другие бытовые дела.

Все чтобы забить сознание и заставить боль отступить.

Мы уже подходим к машине Арсений, когда я чувству вибрацию телефона в кармане.

Достаю и вижу сообщение с незнакомого номера.

Глава 10

Надежда

Усмехаюсь, через боль.

Так и невроз заработать недолго – вот, уже дергаюсь от любого сообщения на телефон.

Что дальше?

Вздрагивать от шороха?

Сдерживаю эмоции и сажусь в машину.

– Мам, все нормально?

Странный вопрос, учитывая обстоятельства, но я киваю.

– Да, Сашуль, все хорошо, – и улыбаюсь вымученной улыбкой.

Отодвигаюсь к окну и достаю телефон.

После нескольких неосторожных нажатий телефон требует ввода пароля и отказывается предварительно показывать сообщение. Так что мне не остается ничего, кроме как открыть его.

«Предлагаю все-таки поговорить. Это в ваших интересах»

Сообщение не подписано, но у меня нет никаких сомнений в том, кто его мог отправить.

Задумчиво смотрю в окно.

Арсений включает негромкий джаз. Ведет автомобиль плавно и неторопливо.

Сомнения пожирают меня.

И откровенно угрожающий тон сообщения заставляет меня насторожиться.

Понимаю, что не могу сосредоточиться ни на чем другом и набираю в ответ:

«Что вы хотите?»

Тут же получаю ответ.

«Справедливости».

Очень интересно. Даже интригующе.

О какой справедливости может идти речь, если это она нагло влезла в мою семью?

Встречаться с ней – не самая хорошая идея, но я не привыкла прятаться и дрожать от страха.

Конечно, раньше огромную часть уверенности составлял Боря – с ним я чувствовала себя, как за каменной стеной. Теперь же оказалось, что стена эта бутафорская и трухлявая…

Упрямо сжимаю губы.

«Когда и где».

Видимо, мой ответ сильно удивляет эту женщину, потому что быстрого ответного сообщения не приходит.

Осознав это, я чувствую себя лучше. Как бы удивительно это не звучало – первая моральная победа за мной.

И впереди не одна такая!

Она еще не представляю на что способна настолько разъяренная женщина. А я не из тех, кто молча будет плакать ночами в подушку.

Мы подъезжаем к дому. Слезы на глазах давно высохли. В голове начинает складываться план.

Мне сейчас следует взять себя в руки и действовать с холодной головой и рационально, а потому придется обратиться к адвокатам по разводу.

Сама мысль в моем сознании звучит дико, но еще более дикой является мысль оставаться под одной крышей с мужем-изменником.

– Мамуль, я заварю чай, – Сашка целует меня в висок и упархивает на кухню.

– Арсений, можешь обзвонить часть гостей и отменить их приезд?

– Конечно, мам.

Я даю ему список номер и имен.

– Только без подробностей, хорошо?

– Ну, кончено, мам.

– Скажи просто, что отец приболел и все…

Он хмурится и в этот момент становится безумно похожим на Бориса, и это раздирает сердце ржавыми крючьями.

Никогда не прощу мужу этого. Как он мог уничтожить то, что мы любили и создавали годами?

– Ты же понимаешь, что некоторых из этих людей не остановит официальная формулировка?

Да, действительно, часть друзей имеет право задавать бестактные вопросы. Мы дружим не один десяток лет и особенных секретов у нас нет.

Один из таких Демидов – давний, еще школьный друг отца и по совместительству бизнес-партнер.

Арсений будто читает мысли.

– Дядя Костя все равно припрется и будет здесь торчать, – говорит он как раз о Демидове. – Его такие слова вряд ли остановят…

– С Костей я сама поговорю…

Саша ставит перед нами чашки с ароматным чаем и убегает наверх к маленькому Боре – ему совсем скоро пора просыпаться после дневного сна.

– Надюш…

Демидов берет трубку почти сразу. На фоне беззаботно играет музыка.

–…мы уже совсем скоро приедем. Прости не предупредил раньше – внезапно решили сорваться.

Учитывая, что Костя не женат и постоянной женщины не имеет, значит с ним очередная пассия, которых он меняет, как перчатки.

Мне не очень хочется откровенничать перед незнакомым человеком, поэтому Костя узнает только чуть больше, чем все остальные.

– Борис попал в больницу…

– Что-о?!

– У него был сердечный приступ… ночью…

– Как он? Как это произошло?

Сам того не зная, своими вопросами он ворошит свежую рану.

Не просто ворошит, а щедро посыпает солью.

– Он сейчас в больнице. С ним уже все в порядке…

Кроме того, что он оказался порядочным мерзавцем, который изменяет жене.

– Но, сам понимаешь, мы отменяем празднование. Прости, что предупреждаю так несвоевременно…

– Ну ты, что, Надюш, о чем речь. Я скоро приеду, и ты мне все подробно расскажешь…

Уголки губ опускаются вниз.

Арсений прав – от него не так просто будет избавиться. А у меня совсем другие планы.

– Не стоит, Кость. Прости за беспокойство, но…

– Ничего не хочу слышать. Я уже совсем скоро буду у вас и помогу всем чем смогу…

Я кладу трубку и думаю, что лучшей помощью в данной ситуации было бы не приезжать.

Потягиваю горячий чай, но не чувствую ни вкуса, ни температуры напитка.

Успокоившиеся было мысли, вновь пускаются вскачь.

– Мам, хочешь я его выставлю? – голос Арсения выводит меня из глубокой задумчивости.

Он слегка бледен. Сжимает и разжимает кулаки, проводя вспотевшими ладонями по брюкам.

Качаю головой.

– Спасибо, сынок, не нужно, – мягко улыбаюсь ему и протягиваю руку к нему.

Запускаю пальцы в мягкие волосы и треплю их как в детстве.

– Мам, я с тобой. Рядом. Я не поддерживаю отца в том, что он… сделал, – голос сына заметно хрипит. – Он в любом случае виноват.

На побледневшей коже идут алые пятна.

Мы сейчас с ним наедине, и он впервые говорит о произошедшем.

– Спасибо, сын, – пальцы продолжают скользить в шелке его волос.

И я впервые получаю от него такую прямую поддержку.

За окном щебечут птички и пасторальную идиллию нарушает скрип тормозов и быстрая ритмичная музыка из салона автомобиля Демидова.

Музыка стихает, хлопает дверца, и, через несколько секунд, доносится властный стук в дверь.

Глава 11

Надежда

– Надюша, Надюша! – Демидов вихрем врывается в дом.

Человек-оркестр. Человек-праздник.

Высокий. Широкоплечий. Загорелый до черна – недавно вернулся с побережья Тихого океана.

Добродушная улыбка сверкает на красивом ухоженном лице.

Большой приплюснутый нос с легкой горбинкой придавал лицу выражение простодушия, но массивная квадратная челюсть и едва заметная складка на переносице сообщали, что перед вами человек с характером.

Голубые, словно выцветшие, как летнее небо, глаза смотрели холодно, оценивающе и цепко.

Вместе с Демидовым в гостиную врывается феерия ароматов: что-то колко-свежее, морское с примесью экзотических фруктов. Он всегда знал толк в отличном парфюме.

Устало поднимаюсь навстречу и натягиваю гостеприимную улыбку.

Мы знакомы и дружим уже более тридцати лет, но сейчас я не рада его видеть.

Демидов – в первую очередь друг Бориса. Не мой.

Инстинктивно напрягаюсь. Сама не могла бы объяснить почему – просто реакция измученного организма.

– Костя, здравствуй, – стараюсь придать голосу чуть больше теплоты и живости, будто действительно рада его видеть.

Одет – великолепно, как и всегда.

Серые драные джины и белоснежная рубашка навыпуск. На волосатой груди поблескивает толстая золотая цепь, с массивным крестом.

Он стискивает меня в медвежьих объятиях и смачно целует в обе щеки.

Из-за спины я вижу его спутницу: молодая блондинка с накачанными губами и высокой грудью. Короткое блестящее платье подчеркивает крутизну бедер и длину роскошных ног.

Меня колет ревность. Не к Константину – он закоренелый холостяк и ловелас, и его уже ничем не исправишь.

На его месте мне представился Борис.

Вместе со Снежаной.

Как он поднимает мобильный и звонит мне. Говорит усталым голосом что-то вроде: «Милая, так много работы… задержусь, не жди… Люблю…»

Потом берет под руку такую же вот красавицу и идет на встречу с деловыми партнерами, друзьями или на светский раут…

Да просто едут в отель, в конце концов. На всю ночь.

Он сморит на нее, и видит восхищение. Верит, что оно искреннее, и вызвано именно им самим, а не высоким статусом и толстым кошельком…

– Как ты, Надюш? – участливо интересуется Костя. – Как Боря?

– Все уже в полном порядке, Кость, – держу улыбку изо всех сил. – Кризис миновал и…

– Что же случилось? Как так?

Костя долю мгновения вглядывается мне в глаза, потом оборачивается к остальным, словно интересуется их мнением.

Его безымянная пока спутница хлопает глазами. Она словно поставлена на паузу и ждет, когда же закончатся формальности и начнется тусовка, на которую ее и взяли веселиться и сверкать.

Нет, милая, не здесь и не сегодня.

Арсений пожимает плечами и присаживается на высокий табурет.

– Так бывает, Кость. Нервная изнурительная работа дает не только вот это, – провожу рукой указывая на дом.

Цветущий и пышущий жаром Демидов качает головой, соглашаясь.

– Да-да-да… я как никто другой понимаю, о чем ты…

Качает задумчиво головой, но глаза продолжают внимательно изучать меня.

– Как же теперь? Когда он поправится? К нему можно вообще?

Пожимаю плечами.

– Пара дней будут наблюдать, а потом примут решение… Сам понимаешь, пока не до празднования.

– Ну, конечно, Надюш! О чем речь! Пусть спокойно поправляется и отлеживается. Он нам нужен живой, здоровый и энергичный верно? – Демидов весело подмигивает мне, но взгляд его остается серьезным. – У нас с ним столько дел, столько работы… Ух, не вовремя старикан решил в больничку загреметь!

Костя смеется. В одиночестве.

Смех его очевидно наигранный, звучит фальшиво.

Вижу, как Арсений бросает на меня непонимающий взгляд из-за спины Демидова.

Я предлагаю гостям чай, и Демидов с удовольствием принимает приглашение.

Пытка светской беседой продолжается, хотя я предпочла бы сейчас задернуть в спальне шторы и лечь в постель.

Голова раскалывается от напряжения, и болтовня Демидова нисколько не способствует успокоению.

Он без умолку тараторит, рассказывая о поездке по Мексике, о белоснежных песках и голубом океане. Вываливает еще миллион подробностей, которые никогда не осядут у меня в голове.

Среди водопада россказней, где-то между посещением индейских пирамид и ресторанов в Энсенаде, он неожиданно выстреливает вопросом:

– Как же все-таки это произошло, Надюш?

– Ты о чем?

Удивлено вскидываю брови, хотя прекрасно понимаю, о чем он.

– Приступ. Он что, косил газон и перенапрягся или как вообще?

Чувствую, как кровь отливает от лица.

– Нет, он был на работе.

– Ночью?

– Да. Ты же сам говоришь, у вас много работы… Вот он и задержался, чтобы успеть сделать побольше и спокойно провести сегодняшний день с семьей…

Прикусываю губу от неожиданно нахлынувшей боли.

Почему я играю роль счастливой жены? Перед кем и для чего?

Демидов сочувственно цокает языком.

– Не рассчитал сил, не рассчитал, старина… – задумчиво продолжает. – Надо бы ему, наверное, снизить нагрузку и поберечься… Придется мне на себя взять побольше работы. Ну, для того же друзья и существуют, верно?

И тут же возвращается к веселым рассказам о путешествии.

Сверху спускаются Сашка, Женя и Боря.

И Демидов принимается восторгаться моим внуком.

Только спустя час он, наконец, берет свою подружку, которая за все время не произнесла ни слова и уезжает.

– Надя, помни, если что-то… что угодно, понимаешь? Что угодно понадобится тебе или Боре – незамедлительно звони, хорошо?

И не дожидаясь ответа стискивает меня в объятиях и уходит.

Веселый. Беззаботный. Энергичный.

Как хищник на охоте.

Когда дверь за ним захлопывается, я вздыхаю с облегчением.

– Мам, как думаешь, почему этот щеголь переживает из-за папиного бизнеса больше, чем из-за здоровья?

Глава 12

Надежда

– Он мне тоже никогда особенно не нравился, – доносится Сашкин голос из гостиной.

Пожимаю плечами.

– Он папин друг еще со школы…

Сашка не обращает внимания на мои слова и продолжает развивать мысль:

– Мужчина, который на шестом десятке не обзавелся семьей у меня вызывает настороженность…

Арсений посмеивается:

– Откуда ты знаешь, может у него семеро по лавкам сидят, просто мы о них не знаем?

Разговор переходит в шутливую болтовню, и атмосфера в доме немного разряжается.

Но Сашины слова оставляют во мне след. Не могу с ней не согласиться, тем более нынешняя спутница Кости как две капли воды похожа на Снежану.

Молодая блондинка. Эффектная. Красивая, как теперь модно – с толстыми губами уточкой и длинными ресницами.

Девушки такого рода часто увиваются возле статусных состоятельных мужчин, которым в силу возраста иной раз хочется продемонстрировать и себе, и всему миру, что они еще ого-го.

Охотницы за кошельками.

Такие отношения между мужчиной и женщиной больше напоминают товарно-денежные: с одной стороны на продажу молодое тело, с другой – покупатель с тугим кошельком.

Перед глазами встает лицо Снежаны, и мне становится невыносимо мерзко.

Накатывает физическая слабость.

Подхожу к маленькому Боре и целую малыша в макушку.

Втягиваю сладкий молочный аромат ребенка.

Он поворачивается ко мне. Ясные огромные глазенки сияют от счастья. Он улыбается мне во все восемь зубов и тянет ручки.

– Иди сюда, мой хороший, – шепчу я и смаргиваю слезы от прилива нежности и грусти.

Он обвивает мою шею руками и покусывает щеку, радостно заливаясь смехом.

– Кто кусается, а? Кто тут кусается? – шутливо рычу на него, а малыш визжит от восторга.

Саша подходит к нам.

– Мамуль, ты бы пошла отдохнула?

Киваю и передаю ей Борю.

Поднимаюсь наверх и ложусь в постель.

Кажется, будто я встала с нее только пять минут назад, и, в то же время, будто прошел год.

Нажимаю на кнопку автоматического закрытия штор, и комната медленно погружается в полумрак.

Меня будто вдавливает в постель от усталости.

Остаюсь наедине со своими мыслями.

Перед глазами круговорот лиц: Борис, Снежана, Демидов…

Они перемешиваются, язвительно улыбаются или сурово хмурят брови…

Не заметно засыпаю. Сон неглубокий, поверхностный, тяжелый.

Будто погружаюсь в воду. Задыхаюсь от сдавливающего чувства в груди, и неожиданно просыпаюсь.

Лоб в холодной испарине. Руки дрожат, а тело будто пропустили между мельничными жерновами.

Голова раскалывается, словно короткий сон не принес никакого облегчения.

Тянусь рукой к телефону. Кажется, будто я спала всего лишь несколько минут, а на самом деле давно наступил вечер.

Тупо смотрю на экран телефона.

Понимаю, впервые за много лет я не знаю, что мне делать: ни прямо сейчас, ни вообще в жизни.

Продолжать делать вид, что ничего не произошло? А для чего и для кого?

Дети взрослые и сами все прекрасно понимают и способны сделать выводы.

А мнение общества, друзей и знакомых по этому вопросу меня мало интересует. Это наше с Борисом личное дело.

Задумчиво постукиваю ногтем по экрану телефона.

Понимаю в глубине души, что решение уже принято.

Снимаю блокировку и открываю телефонную книгу.

Нахожу нужный номер – «Анна, риэлтор».

Мы пересекались с этой женщиной, когда я помогала семье моего сотрудника с жильем. Мне понравился ее обстоятельный, но очень оперативный подход к решению проблемы.

– Здравствуйте, Надежда Максимовна.

– Здравствуйте, Анна. Простите, что звоню так без предупреждения вечером в субботу…

– Ничего страшного. Я всегда на связи. Это мое правило.

– Отлично, – улыбаюсь я, – Анна, мне нужно снять квартиру. В городе, поближе к моему офису, помните адрес?

– Конечно. Какую квартиру вы хотите?

Я никогда не думала, что мне придется уходить из своего собственного дома в арендную квартиру. И сейчас решение было несколько импульсивным, но в доме я оставаться не могу.

Не представляю, как мы встретимся с Борисом, когда он вернется из больницы.

Не сейчас точно.

– Н-не знаю даже, – растеряно произношу я и через секунду добавляю: – можно однокомнатную, чистую… а все остальное не сильно интересует.

– Поняла вас. Как срочно нужна квартира?

Слышу, что она делает быстрые записи ручкой.

Всегда уважала профессиональных людей. Что мужчин, что женщин.

Анна – это не какая-то Снежана, которая приходит требовать миллион за то, что влезла в чужую семью.

– Как можно быстрее… срочно. Очень.

Понимаю, что каждая минута нахождения в доме, который мы создали вдвоем с Борисом для меня тягостна.

Дома и стены помогают – есть такое выражение, сейчас же ощущение будто стены пропитались лживым ядом.

И в этом виноват мой муж.

Узел его лжи еще предстоит полностью распутать, а пока что мне нужно какое-то свое, личное пространство, где я смогу собраться с мыслями.

– Завтра я предложу вам варианты, и вы сможете выбрать.

– Отлично, – искренне радуюсь такой оперативности. – Спасибо. До свидания.

Завтра снимаю квартиру.

А что дальше?

Ответ возникает быстро – будто сам собой: и нахожу адвоката по разводу.

План готов, и мне становится немного легче.

Даже головная боль немного отпускает.

Дети смогут приезжать ко мне и в съемную квартиру. В любом случае, это временно решение до раздела имущества.

А после развода я решу, где и как мне жить.

А Борис пусть идет своей дорогой: развлекается с кем хочет и живет как хочет.

Я стараюсь храбриться, но многолетнюю любовь так просто из сердца не вырвешь…

Хотя Боря постарался очень хорошо.

Скидываю одежду и иду в душ. Освеженная и чуть более взбодрившаяся, хочу провести время с детьми и внуком.

Глава 13

Надежда

Просыпаюсь с ощущением, будто всю ночь таскала мешки с цементом. Голова тяжелая, веки налиты свинцом, а в груди – пустота, будто кто-то выскоблил все ножом.

За окном уже светло, но солнце кажется каким-то чужим, ненужным.

Из кухни доносится легкий звон посуды, аромат свежесваренного кофе и сладковатый запах горячих блинчиков. Саша, моя девочка, уже на ногах – хлопочет, заботится, как будто ничего не случилось.

Как будто наш дом все еще полон тепла, а не трещит по швам от предательства.

Мой дом. Наш дом.

Где Боря раньше будил меня поцелуем в плечо, а теперь…

Я сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как злость снова подкатывает к горлу. Все здесь – каждая вещь, каждая деталь – пропитано годами нашей жизни. Нашей. А теперь мой муж решил, что можно взять и растоптать все ради какой-то…

Резко встряхиваю головой. Нет, не позволю эмоциям захлестнуть.

Впереди столько дел… Тяжелых и не совсем приятных.

С трудом отрываюсь от постели, будто тело сопротивляется самому простому движению. Но я не сдамся. Не позволю себе превратиться в жалкую, опустившуюся женщину только потому, что он оказался подлецом. Пусть видит, кого потерял.

Душ. Горячая вода смывает усталость, а легкий аромат геля с жасмином напоминает: я все еще красива.

В зеркале – знакомые черты, чуть уставшие, но не сломленные. Тонким слоем тональный крем, легкие тени, подчеркивающие зеленый оттенок глаз, чуть-чуть румян – и вот уже в отражении не жертва, а женщина, которая знает себе цену.

Вещи собираю молча, не спеша. Не хочу, чтобы дети заметили. Пока что – ни слова о съемной квартире. Пусть сегодня будет просто завтрак. Просто семья. Пусть хоть этот момент останется нормальным, прежде чем все окончательно рухнет.

Делаю глубокий вдох и открываю дверь. Пора вниз.

Спускаюсь, и сразу накрывает волна домашнего тепла.

На кухне дочь ловко управляется со сковородкой, но, почувствовав мой взгляд, оборачивается.

– Мам, садись, сейчас все будет готово! – Голос бодрый, но глаза – осторожные, изучающие. Она всматривается в меня, будто пытается прочитать между строк моего лица.

Женя в гостиной возится с маленьким Борей – тот заливается смехом, пытаясь поймать папины руки.

Арсений появляется из прихожей, свежий, будто и не было вчерашней бури.

– Как ты, мам? – спрашивает он, и в его взгляде та же настороженность, что и у Сашки.

– Ничего, сынок, – отвечаю ровно, усаживаясь за стол.

– Ого, мамуля, ты просто огонь сегодня! – Сашка подходит, обнимает меня сзади и шепчет в волосы: – Красивая, как всегда.

Арсений покручивает в пальцах ключи от машины и бросает сестре:

– Ну что, все готовы? Поехали к папе?

Сердце екнуло.

Конечно, они поедут к нему. Это же их отец.

Но почему-то в груди защемило – будто я уже не главная, будто он, даже лежа в больнице, перетянул их на свою сторону.

Не смотря на свой отвратительный поступок…

– Ты не против, мам? – Сашка смотрит на меня, и в ее голосе – легкая неуверенность. – Хочешь поехать с нами?

Качаю головой.

– Нет, лучше без меня. Да и в офис надо заехать… – Ложь дается легко.

– Сегодня же воскресенье? – удивляется Арсений.

– Возникли какие-то трудности с последним проектом, – улыбаюсь я виновато. – Может и к лучшему – отвлекусь немного…

Дети понимающе отводят глаза.

На самом деле, я просто не готова видеть его. Пусть лучше дети передадут, что я «очень занята». А пока они будут в больнице, я закончу собирать вещи и встречусь со Снежаной.

Сашка на мгновение задерживает взгляд, будто чувствует подвох, но не подает вида.

– Ладно, тогда мы скоро вернемся.

Они собираются, шумят, целуют меня на прощание. Дверь закрывается, и дом вдруг становится слишком тихим.

Я остаюсь одна.

И я этому рада.

Выхожу на порог своего дома, и весенний воздух обволакивает меня теплом, смешанным с легкой прохладой.

Солнце играет в капельках росы на траве, птицы щебечут где-то в ветвях старого клена – мир такой спокойный, такой обычный, будто ничего не случилось. Будто вчера не рухнуло все, что я так берегла.

Быстро закидываю сумку в машину, сажусь за руль и завожу двигатель. Радио включается само – тихая, меланхоличная мелодия, какая-то фортепианная пьеса, которая почему-то заставляет глаза предательски наполняться слезами. Я резко вытираю их тыльной стороной ладони и включаю передачу.

Нет, сегодня не время для слабости.

Дорога до кафе занимает двадцать минут. Перед тем как выйти, проверяю макияж в зеркале – ни единой растрепанной ресницы, ни намека на размытую подводку. Я должна выглядеть безупречно. Не для нее. Для себя. Чтобы она поняла: я не сломлена.

Кафе «Арт Фло» встречает меня ароматом свежесваренного кофе и ванили. Внутри светло, просторно, за столиками сидят парочки, деловые люди с ноутбуками, женщины с детьми.

Я прохожу между столиков, ловя на себе взгляды – любопытные, заинтересованные. Один мужчина лет сорока даже задерживает взгляд чуть дольше, чем нужно, и я чувствую, как самооценка, словно примятая трава, поднимается.

Да, я все еще красива. Но моя сила не только в этом.

Снежана сидит у окна, полуотвернувшись, будто специально демонстрирует свой безупречный профиль. Заметив меня, она медленно поворачивается и холодно улыбается.

– Не ожидала, что вы решитесь прийти.

– Я уже ничего не боюсь, – отвечаю ровно, садясь напротив. – Все самое страшное уже произошло.

Она ядовито усмехается, прищуривая глаза.

– Ну, мы это еще посмотрим.

Пальцы сами собой сжимаются в кулаки, но я держу лицо. Снежана сразу переходит к делу:

– Я передумала. Теперь мне нужно два миллиона. И у вас есть два дня.

Я холодно вскидываю бровь.

– А если я не поддамся на шантаж?

– Это не шантаж, – она делает ударение на каждом слове, – это справедливость. И вам лучше поторопиться, пока ваш муженек не ободрал вас как липку, – и едко усмехается.

Глава 14

Надежда

Кафе постепенно наполняется шумом голосов, но я будто отгорожена от этого мира тонкой невидимой стеной.

Солнечные блики играют на столе, оставляя золотистые пятна на белоснежной скатерти.

За окном – весенний город, яркий, беззаботный: парочки смеются, держась за руки, молодая мама катит коляску, девочка в желтом платье ловит мыльные пузыри.

А я сижу здесь, сжав в руках салфетку, и чувствую, как внутри все переворачивается.

Любовница или аферистка?

Мысль колет меня, как игла. Почему я так легко поверила Снежане?

Чувствую за это стыд… но не даю ему шанса.

Тут же всплывают фотографии – его рука на ее талии, его расслабленная поза во сне… И его холодные, уклончивые ответы в больнице.

Борису следовало объясниться, а не нападать на меня. Такое поведение… трусливое… не красит моего мужа.

Хоть он все и отрицал. Если эти попытки вообще можно назвать отрицанием.

Гнев снова подкатывает к горлу, но следом – стыд.

А если он прав?

А если нет?

Голова раскалывается от этой карусели.

– Простите, вам еще что-то принести?

Голос официантки вырывает меня из мыслей.

Поднимаю взгляд – передо мной стоит девушка лет двадцати, с гладкими каштановыми волосами и ямочками на щеках. Улыбается.

И вдруг – резкий, необъяснимый укол раздражения.

Молодая. Красивая.

Наглая?

Я моргаю, осознав эту мысль, и чувствую, как по щекам разливается жар. Что со мной?

– Нет, спасибо, – отвечаю слишком резко и тут же смягчаю тон. – Я уже ухожу.

Собираюсь, избегая ее взгляда, и вдруг чувствую в сумочке вибрацию мобильного.

Вздрагиваю – скоро стану совсем дерганной.

Горько улыбаюсь, и достаю телефон, направляюсь к выходу из кафе.

Телефон в руке вибрирует, и на экране всплывает имя: Анна, риэлтор.

– Алло? – мой голос звучит хрипло, будто я долго не говорила вслух.

– Надежда Максимовна, добрый день! – бодро отзывается Анна. – Я подобрала три варианта квартир, как вы просили. Можем посмотреть сейчас, если у вас есть время.

– Да, конечно, – автоматически отвечаю я, еще не до конца вернувшись в реальность.

Выталкиваю себя из прохладного полумрака кафе в знойный полдень.

Воздух густой, нагретый, пахнет асфальтом и цветущими липами. Над тротуаром вальяжно кружит тополиный пух, как будто нехотя соглашаясь подчиниться ветру.

Где-то рядом слышен звонкий детский смех – малыши носятся по площадке с криками: "Я в домике!"

Стою, закрыв глаза на секунду.

Кажется, только вчера Сашка и Арсений так же носились по двору. Я – молодая мама, Боря – надежный муж, который всегда придет на помощь. А теперь...

Горло сжимается.

Неужели это все? Развод, дрязги, дележка имущества?

Господи, неужели это происходит со мной? Разве это возможно?

Сердце пускается вскачь, и, кажется, что каждый такт отдается болью.

Резко выдыхаю, сжимаю губы.

Нет. Если это и случится – то не по моей вине.

Иду к машине твердым шагом, отбрасывая сентиментальность.

– Надежда Максимовна, вы на связи? – доносится из телефона голос Анны.

– Да, простите. Присылайте адреса, я выезжаю.

Вешаю трубку, завожу двигатель.

Анна ждет меня в тени раскидистых каштанов, их бело-розовые соцветия тихо покачиваются на ветру.

Она машет рукой, и мы молча входим в подъезд – прохладный, с вымытыми полами и слабым запахом свежести. Наши шаги гулко отдаются в пустой лестничной клетке, будто подчеркивая одиночество и тихое спокойствие этого места.

Квартира маленькая, но уютная – светлая, с балкончиком, выходящим во двор.

Я машинально прошлась по комнатам, пальцы скользнули по подоконнику – ни пылинки.

– Здесь будет хорошо, – неожиданно думаю я вслух.

– Вы... квартиру для себя присматриваете? – осторожно спрашивает Анна, и я чувствую, как по щекам разливается краска.

Она тут же смущается:

– Простите, это нетактично с моей стороны...

– Ничего страшного, – я машу рукой, избегая ее взгляда. – Квартира подходит. Давайте быстрее оформим документы.

Бумаги подписываем быстро – я даже не вчитываюсь в условия.

Спускаясь вниз, Анна несколько раз бросает на меня тот самый взгляд – смесь любопытства и жалости, от которого хотелось сжаться в комок.

Но я лишь вежливо улыбаюсь, надев привычную маску безразличия.

– До свидания, Надежда Максимовна. Если что – звоните в любое время.

– Спасибо.

Я выхожу на улицу и вдыхаю полной грудью.

Домой.

Хорошо бы успеть до возвращения детей – перевезти хотя бы часть вещей, пока никто не видит.

Так мне будет спокойнее.

Машина мягко покачивается, въезжая на подъездную дорожку. Я выключаю двигатель и с облегчением отмечаю: машины Арсения нет – значит, дети еще не вернулись.

Хорошо, что успела.

Нелепость ситуации вдруг рассмешила меня – я, хозяйка этого дома, пробираюсь сюда, словно вор, боясь быть пойманной.

Но вместо привычной горечи на душе стало легче. На губах даже появилась какая-то странная, почти беззаботная улыбка.

Радоваться, конечно, рано, да и особо нечему. Впереди поиски хорошего адвоката… да и вообще надо хорошо и спокойно подумать над сложившейся ситуацией.

Разговор со Снежаной не напугал, но заставил насторожиться. Что-то здесь явно не просто и не напоминает обычную интрижку…

Мысль о том, что мне придется общаться с Борисом через адвокатов, вызывает горькую усмешку.

Ну что ж, Надя, все в жизни бывает в первый раз.

Я все же оставляю ему шанс объясниться, когда он выйдет из больницы.

Один, последний шанс. И ему с этими объяснениями ему следует постараться очень хорошо.

Ключ плавно поворачивается в замке.

Я вхожу в прихожую, бросаю сумочку на кресло и даже негромко напеваю под нос – что-то из старой песни, которую когда-то любила.

И тут краем глаза заметила движение – тень в дверном проеме гостиной.

Глава 15

Надежда

Я вскрикиваю – резкий, невольный звук, вырывается из горла прежде, чем мозг успевает осознать происходящее.

Сердце рвется в бешеный галоп, ударяя так сильно, что в висках стучит.

– Ты? – выдыхаю я шёпотом, резко развернувшись к двери.

Передо мной стоит Борис.

Мой муж.

Не призрак, не плод расстроенного воображения – живой, настоящий.

– Здравствуй, Надежда, – произносит он спокойно, но в его голосе дрожит какая-то странная, сдержанная нота.

Я невольно отступаю на шаг. Спина натыкается на край кресла.

Тело отказывается слушаться – пальцы дрожат, колени становятся ватными.

Он выглядит... не так, как я ожидала.

Бледный.

Брови нахмурены, лоб прорезают глубокие морщины, но глаза… эти глаза – горят.

Белоснежная футболка обтягивает его мускулистый торс, подчёркивая знакомые очертания плеч, груди.

Светло-голубые пижамные штаны, мятые, будто он только что вскочил с постели.

Волосы – небрежно взъерошены.

В ноздри врывается аромат его тела. Не парфюма, не дорого мыла или приятно освежающего геля для душа – ЕГО тела.

Что-то родное, давно любимое.

От этого сердце заходится болью.

И я...

Я всё ещё люблю его.

Эта мысль обжигает сильнее, чем любая злость.

– Ты... как ты здесь оказался? – голос мой звучит хрипло, чуждо.

Предательски вздрагивает от переполняющих меня эмоций.

– Ты почему не в больнице?

– Нам нужно поговорить, – спокойно отвечает он и делает шаг вперед.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

– О чём? О Снежане?

Это первое, что приходит мне на ум.

Подчиняясь какой-то интуиции, чисто женскому началу, я успеваю остановиться и не упоминать о нашей встрече и ее угрозах.

Пусть Борис первым раскрывает карты.

Пусть он находит слова для оправдания…

Пусть хоть извинится, в конце концов…

Хотя что мне от его извинений…

Борис делает глубокий вдох. Его пальцы слегка подрагивают, когда он проводит ими по лицу.

– Я виноват перед тобой, – говорит он тихо.

Мы смотрим друг другу в глаза.

В его взгляде – спокойствие, но где-то в глубине, за этой кажущейся уверенностью, прячется тревога.

Он открывает рот, чтобы продолжить, но я уже не выдерживаю.

– Неужели? – нервно смеюсь.

Звук получается резким, неестественным.

В горле першит.

Борис морщится, но продолжает:

– Но моя вина, Надежда, не так велика, как ты думаешь.

Я перебиваю его снова, и в этот раз смех вырывается с дрожью:

– Ради этого ты сбежал из больницы? Чтобы сказать мне только это? И ты надеешься, что я просто должна поверить и принять твои слова?

На глазах выступают предательские слезы, но я не отвожу взгляда.

И он не отводит глаз. Он всегда был очень сильным мужчиной.

Честным, прямым, стойким.

Или я его таковым считала.

– Давай присядем и спокойно поговорим? – предлагает он, после паузы.

Разговор дается ему непросто.

Не знаю с чем это связано: с пережитым приступом или внезапно проснувшейся совестью.

Но во мне просыпается непрошенная жалость.

Я киваю.

Мы проходим в гостиную.

Борис садится на диван. На лбу у него поблескивают бисеринки пота.

Я сжимаю губы и стараюсь прогнать сочувствие.

Ведь кто может дать гарантию, что это не тонкая манипуляция?

Раньше я бы рассмеялась, если бы кто-то даже просто предположил подобное, но теперь…

Теперь я не уверена, что знаю собственного мужа полностью.

– Да, я оказался в постели другой женщины… – делает паузу и хватает воздух бледными губами.

Эти слова ударяют больнее, чем я могла бы подумать.

После всего они еще способны очень больно ранить.

Отступаю на шаг и прислоняюсь спиной к столу-островку.

Ноги подкашиваются, но усилием воли я удерживаю себя.

Борис бросает на меня осторожный взгляд:

– Ты в порядке? – спрашивает мягко. – Тебе плохо?

Мне очень плохо.

И больно.

Но какое это имеет значение сейчас.

– Ты хотел что-то мне сказать. Не отвлекайся пожалуйста. Со мной все в порядке. Я справлюсь…

А у самой слезы кипят внутри.

– Эта история со Снежаной – случайность. Поверь.

– Ты случайно упал на нее? – саркастично изгибаю бровь.

По лицу Бориса проносится тень.

Он раздраженно сжимает губы.

– Не смешно, – цедит он.

– Мне и не до смеха. Продолжай. Я очень жду объяснений. За что же ты хочешь извиниться?

Борис хмурится.

– Это не так просто объяснить, Надь…

– Ну, может ты постараешься? Ведь на кону наш брак все-таки. Не знаю как для тебя, а для меня это очень важно… было.

– Твой сарказм здесь не уместен и не помогает совсем.

Борис подается вперед и в чертах лица проявляется его бизнесовая жесткость.

Будто он на совещании устраивает разнос подчиненным.

Прямо вижу, как это срабатывает.

Только сейчас другой случай.

– Послушай, я забочусь о тебе. Это не только не просто объяснить, но и не легко понять и принять…

– Хватит, Борь, ходить вокруг да около! – не выдерживая взрываюсь я. – Нет ничего такого чего бы я не могла понять!

Он вздыхает.

– Никакой измены не было. Поверь. Мы… я просто спал в ее постели, и все.

Я не знаю, как мне реагировать на такое.

Плакать или смеяться?

Или взять сковородку и шандарахнуть ему по башке?

В нависшей, густой как сироп тишине выстрелом звучит щелчок дверного замка.

Шумно разговаривая и смеясь, в гостиную вваливаются гурьбой дети.

Наши дети.

Улыбки застывают на их лицах, а рты остаются приоткрытыми.

Они удивлено смотрят на отца, которого еще совсем недавно навещали в больнице.

– Родители, что у вас тут происходит? – удивлено произносит Сашка, подкидывая маленького Борю на руках.

Глава 16

Надежда

Сашка переводит взгляд с Бориса на меня и обратно. Задерживает его на отце чуть дольше, чем нужно.

Будто он последняя инстанция.

Будто он ставит точку и решает, как и что будет дальше.

Меня задевает это.

Глупо, нелепо, но задевает.

Весь этот разговор, вся эта ситуация – только по его вине.

А они смотрят на него, как будто он...

Арсений первым нарушает неловкое молчание.

– Пап, тебе еще нужно быть в больнице, – говорит он спокойно, но в голосе слышится напряжение. – Как тебя вообще отпустили?

Борис морщится. Привычный жест – пальцы сжимают виски, будто пытаясь раздавить назойливую боль.

– Это мое решение, сын. Я не какой-то больной, который должен валяться в постели, как инвалид.

Сашка делает шаг вперед. Маленький Боря ворочается и болтает что-то на руках. Хлопает глазенками, и я делаю шаг к нему.

– Но, пап, нужно же заботиться о своем здоровье!

Ее голос звучит мягко, почти умоляюще.

Я стою, сжав губы.

Разговор не завершен.

Он не договорил.

Я не услышала объяснений.

И теперь – дети.

Наши дети.

Я люблю их. Люблю так, что иногда кажется, сердце не выдержит.

Но сейчас...

Сейчас во мне поднимается раздражение.

Глупое, абсурдное, но… обоснованное.

Они помешали.

Он ДОЛЖЕН объясниться. Обязан.

Я беру внука на руки и целую в милые щечки.

Незаметно, словно тень, появляется Женя.

Негромко покашливает, и я поднимаю на него глаза.

– Мама, уже пора кормить Борю… Давайте я это сделаю.

Он ловко перехватывает ребенка, и я в который раз радуюсь, как повезло Сашке с мужем.

Женя – спокойный и добрый. Мягкий, ласковый, кто-то мог бы сказать, что слишком, но я знаю, что под мягкостью скрывается стальной характер.

А главное, он очень сильно любит Сашу.

Только вот события моей жизни ставят сложные и неприятные вопросы: на всегда ли эта любовь? Будет ли она также сильна через тридцать лет?

Пока дети окружают Бориса, Женя заглядывает мне в глаза:

– Вы как? Может быть, хотите я сделаю вам чай?

И не дожидаясь ответа, продолжает:

– Конечно, хотите. Чашка горячего ароматного чая пойдет вам на пользу. Я принесу его вам на веранду.

В первый момент я недоуменно смотрю на Женю: на какую веранду? О чем он вообще?

Мои мысли двигаются слегка заторможено – я еще в пылу разговора с Борисом.

Женя отвечает спокойным и ласковым взглядом, и тут до меня доходит – тактичный, чувствительный зять делает мне подсказку и советует побыть наедине и успокоиться.

Отличная идея.

Я легонько пожимаю его руку и шепчу:

– Спасибо.

И выхожу на веранду.

Снаружи на меня сразу же обрушивается весенний полдень – жаркий, яркий, наполненный шелестом листьев.

Над головой шумят кроны кленов, которые мы сажали с Борисом пятнадцать лет назад, смеясь и споря, куда лучше посадить тот или иной саженец.

Как же все теперь изменилось.

Дом, который мы строили вместе.

Веранда, которую я так тщательно проектировала своими руками.

Деревья, за которыми ухаживали всей семьей...

И что теперь?

Неужели все это, все что я… мы строили всю жизнь просто превратилось в декорации к дешевой мыльной опере?

Где муж спит с молоденькой любовницей.

Где дети смотрят на него, как на непререкаемый авторитет.

Где я сижу одна, а его кресло – пустое.

Я опускаюсь в свое любимое плетеное кресло. Оно привычно слегка поскрипывает. Напротив – такое же кресло Бориса.

Пустое.

На стеклянном столике между нами – хрустальная пепельница с недокуренной сигарой.

Он всегда так делал. Закурит, задумается о работе и бросит.

– Боря, нельзя просто оставлять сигару тлеть!

Сколько раз я ему это говорила?

Сколько раз он в ответ смеялся, целовал меня в макушку и обещал, что больше не будет?

А теперь…

Теперь это просто еще одна деталь, которая больше ничего не значит.

Я закрываю глаза, вдыхаю теплый воздух, и постепенно гнев отступает.

Дети… Они не виноваты. Они просто любят отца.

И я их люблю.

Тишину нарушает тихий шорох раздвижной двери.

– Мама?

Женя осторожно ступает по деревянному полу, держа в руках мою любимую кружку – ту самую, с нарисованным на боку Муми-троллем.

– Чай, – говорит он просто и ставит кружку передо мной.

Аромат мяты и меда поднимается в воздух.

Чай, который я всегда пью, когда мне плохо.

Я поднимаю на него глаза.

– Спасибо, Женечка.

Он кивает, не задавая лишних вопросов, и я понимаю, что это – его способ поддержать.

Молча.

Без нравоучений.

Без оценок.

Просто быть рядом.

Я беру кружку в руки, чувствуя тепло через керамику, и вдруг осознаю: планета не остановилась, солнце не потухло…

Я способна перенести все это.

Я справлюсь.

Делаю маленький глоток.

Чай приятно обжигает губы. Белесый парок щекочет ноздри ароматом.

Закрываю глаза и чувствую, как усталое, израненное сердце замедляет свой бег.

Медленно выдыхаю и делаю еще один глоток.

В душе воцаряется какое-то прохладное спокойствие – нет никаких причин пересматривать принятые ранее решения.

Борис был не убедителен.

Объяснения – недостаточны.

Он не справился.

А значит я все-таки одна.

– Мама, вот ты где, – несколько наряжено улыбаясь, на веранду проскальзывает Саша. – А я думала, ты пошла прилечь… Хорошо, заметила тебя через окошко… И Женя, чурбан такой, молчит как партизан.

Она посмеивается, но в глазах ее нет смеха. Она изучающе смотрит на меня, пытаясь понять мои мысли.

Что ж, это нормально.

Я понимаю, правда.

Для детей, в каком бы они возрасте не находились, распад семьи – трагедия.

– Мамуль, мы с Арсом отправили папу в постель… Женя пошел укладывать Борю…

Глава 17

Надежда

Я поднимаю на нее взгляд.

Какая же она у меня красивая. Лучи весеннего солнца искрятся на темных волосах и пронизывают фигуру.

Большие задумчивые глаза, припухлые губы и небольшой прямой носик.

В ней неуловимо сочетаются черты Бориса и мои.

Сашка может быть задумчиво-спокойной и смешливо-взрывной.

Тихо, сжавшись сидеть, свернувшись калачиком или искрить смехом.

Но характер у моей девочки стальной.

Сейчас же нечто тяжелое лежит на душе и словно тянет ее на дно.

Материнское сердце сжимается от боли – ведь причины этого очевидны.

– Как ты вообще, мамуль? Как себя чувствуешь?

Киваю и с улыбкой отхлебываю чай.

– Нормально, Сашуль.

В этом слове максимум, который я могу передать.

Как рассказать дочери, что привычный годами выстраиваемый мир рухнул безвозвратно?

Что из-за каменной стены, где я была в безопасности я оказалась в одиночестве. С одной стороны – подбирается гиена-любовница с непонятными угрозами, с другой – муж-изменник тянет на дно.

И не очень понятно, как жить дальше.

Сашка садится в кресло рядом и скользит взглядом по небу, по кронам деревьев.

– Что думаешь делать?

Пожимаю плечами.

Опять молчаливая пауза.

– Папа что-нибудь объяснил? – она вскидывает на меня глаза, и в них ярко горит надежда.

Она такая детская и наивная, что сердце опять сжимается болью.

– Попытался, – уклончиво пожимаю плечами.

Сашка опять нервно проводит пальцами по запястью.

– А ты?

Вопрос повисает в воздухе.

Я очень люблю своих детей. И я сделаю все, чтобы оградить их от боли и страданий.

– Мамуль, я понимаю, история очень мутная… Но ты же видела эту курицу? – Сашка вскакивает с кресла и вновь принимается расхаживать по веранде. – Да я в жизни не поверю, что папа мог запасть на такую! Это просто бред.

Я медленно покачиваю головой. Улыбка застыла на губах.

Милая моя девочка. Как ты все-таки еще мало знаешь жизнь…

– Мы разберемся, – тихо останавливаю ее я.

– Мамуль, только не наломай дров, а?

Сашка замирает напротив меня и вся ее фигура – как сжатая тугая пружина.

– О чем ты?

Она сжимает губы и смотрит на меня даже с какой-то строгостью.

– О необдуманных решениях и действиях. Не надо торопиться с выводами… Даже если папа…

Я напрягаюсь, но Саша не замечает этого.

Она поглощена тем, чтобы помочь отцу.

Любимому папочке.

–…даже если папа… в чем-то оказался неправ. Не надо рубить с горяча, понимаешь?

Качаю головой – я действительно не очень понимаю куда она клонит. Но разговор все больше напоминает изощренную пытку.

Саша делает шаг ближе ко мне.

Ее хрупкая, тоненькая фигура нависает надо мной. Доминирует.

Эту черту она тоже переняла от Бориса.

– Вы с папой, – твердо продолжает она, – вместе больше тридцати лет. Любите друг друга. Понимаешь?

Смотрю на нее снизу вверх, как нерадивая ученица на учительницу.

– У вас семья, понимаешь? Нельзя, слышишь, нельзя все разрушать из-за… – мнется. – Из-за одного проступка! Понимаешь?

На ее глазах поблескивают слезы.

– Ну что ты молчишь? Можешь ты ответить: понимаешь или нет?

Она вся дрожит. Близка к истерике.

– Понимаю, милая, понимаю…

Поднимаюсь и обнимаю дочь.

Она очень твердая, угловатая, даже какая-то колкая.

Прижимаю ее к себе, но она упирается ладонями.

Мы друг к другу близко-близко.

В ее глазах даже какая-то ярость.

– Мужчины, – хрипит она, – имеют право на ошибку, понимаешь? На маленькую-маленькую ошибку. Они же слабее нас, понимаешь?

Киваю и успокаивающе целую дочь в лоб и волосы.

– Все будет хорошо, – мягко лгу. – Все будет хорошо.

Сашка наконец падает ко мне на грудь.

Я чувствую, как тонкая ткань платья напитывается горячей влагой.

– Ты должна смягчить, мама. Должна смягчить! – шепчет мне горячо в грудь. – Иначе никак! Никак!

Худенькие плечики сотрясаются от рыданий.

Выросший ребенок. Моя маленькая девочка – всегда для меня малышка.

Слезы затуманивают глаза, и две слезинки медленно стекают по щекам.

И я для нее – всегда мама. Та, которая старше и мудрее.

И папа… Тот, кто всегда будет идеалом.

Я прижимаю дочь к себе и слегка покачиваюсь. Точно, как в ее детстве, когда что-то ее обижало или причиняло боль.

Мы стоим так долго.

Не знаю сколько проходит времени.

Постепенно ее рыдания затихают. Она успокаивается и отстраняется от меня.

Смахивает остатки слезинок с длинных ресниц и виновато смотрит на меня.

– Прости, мам… просто что-то накатило так… Я знаю, тебе, а не мне сейчас нужна поддержка…

– Все хорошо, Сашуль. Все правда хорошо. Ты замечательно меня поддерживаешь… – очередная полуправда.

Все ради того, чтобы уберечь детей.

Она вглядывается мне в лицо. Пытается проникнуть за маску спокойствия.

– Ты же правда не будешь спешить?

Киваю.

Саша вытирает о джинсы вспотевшие ладони и отходит от меня на пол шага.

Смотрит мне за спину.

Я оборачиваюсь – на террасу выходит Арсений.

Саша слабо улыбается мне и словно спрашивая разрешения произносит тихо.

– Пойду к Боре. Посмотрю, все ли в порядке…

Я киваю.

Арсений отходит в сторону пропуская ее и выходит на веранду.

Он спокоен. Чуть сведены к переносице брови.

Он оглядывается на уходящую Сашку и прикрывает плотно за ней дверь.

Я удивлено вскидываю бровь, но не успеваю задать вопроса.

Арсений опережает меня:

– Мам, а теперь давай серьезно поговорим о том, что тебе следует делать…