Развод в Новый год? Леший в подарок

Глава 1

Я ехала по заснеженной трассе не спеша. Машин вокруг не было, а потому я снова задумалась, вспоминая события, которые изменили всю мою жизнь. В очередной раз…

— Дорогие друзья! Спасибо, что пришли на наш с Евгенией юбилей, — произносил торжественную речь Марк. — Двадцать лет мы с ней вместе. Фарфоровая свадьба — это немалый срок, и я искренне счастлив, что этот долгий путь мы с Евгенией прошли рука об руку. Впереди нас ждет еще много счастливых лет…

Микрофон в руках мужа зафонило, и раздался режущий ухо звук, который тут же сменился томными вздохами и стонами. Сначала я даже не поняла, откуда они исходят и что это значит, а потом увидела растерянное лицо Катерины, моей подруги. Она смотрела куда-то нам с Марком за спину. Я перевела взгляд с нее на других гостей и увидела, что они все, словно статуи, замерли.

За моей спиной раздался громкий, перекрывающий все звуки в огромном зале, голос:

— Ты меня любишь, милый?

— Конечно, детка, — донесся до меня голос Марка.

Я обернулась и увидела, что на огромном экране на кровати раскинулся мой муж. Без одежды. Сверху на нем сидела абсолютно голая молодая женщина с огромной, просто необъятной грудью, и выписывала бедрами восьмерки.

— Я лучше, чем твоя жена? — выдохнула брюнетка.

— О да, — простонал Марк, хватая и сминая одну из ее грудей. — У этой старой курицы обвисли сиськи, и трахается она как снулая селедка.

Девушка громко засмеялась и начала мощнее двигать бедрами, а Марк вульгарно, как какой-то порноактер, застонал.

Я перевела ошеломленные глаза на мужа. Марк выглядел злым и побагровел, как рак.

— Евгения, только не устраивай сцен, — зашептал он. — Я все объясню…

Я размахнулась и влепила ему пощечину. Соскочила со сцены, на которой мы произносили речь, — благо она была невысокой, — и бросилась бежать. Однако тут же, наступив на длинный подол своего роскошного платья «от кутюр», сшитого одним из ведущих домов мод Парижа, я грохнулась. Растянулась на глазах у расступившихся гостей. В спину мне летели стоны девки, которую драл мой муж на видео. Кое-как поднявшись при помощи подруги Галины, которая поспешила мне на выручку, я бросилась вон из банкетного зала.

— Сейчас, моя девочка, сейчас, — суетилась вокруг меня Галя.

— У меня сейчас случится инфаркт или инсульт, — пытаясь сделать вдох, пробормотала я. — Мне воздуха не хватает.

— Тихо-тихо, — упрашивала меня она. — Сейчас.

С ее помощью я поднялась в свою спальню и свалилась в кресло.

— Сейчас накапаю корвалола, — как наседка, курлыкала вокруг меня Галя.

— Какой к черту корвалол! — ругалась я.

— Точно. На черта он нам. Водки или коньяка! Срочно! И тогда сможешь дышать, — пообещала Галя.

Она залезла в мини-бар и выудила бутылку водки. Накапала мне на глоток, и я, не задумываясь выпила.

— Господи, какая дрянь! — взвыла я. — Какая все это дрянь!

Воздух наконец-то стал поступать в легкие, а потом пришло и осознание того, свидетельницей чего я только что стала.

— Он назвал меня старой курицей, с обвислыми сиськами! Галь! Это меня-то!

Мне было так больно, так обидно, что хотелось завыть в голос. Позволить себе этого я не могла, полный дом гостей. Я и так опозорилась!

— Господи, позорище, просто позорище, — простонала я. — Теперь вся Москва знает, что мой муж пялит какую-то молоденькую шлюху, потому что я трахаюсь как селедка.

— Да что ты берешь в голову? Чего только в экстазе не скажешь… Ой! — осеклась Галя.

— В экстазе! Он там с ней в экстазе!

Галя все продолжала кудахтать вокруг меня, и я поняла, что если сейчас я не останусь одна, в полной тишине, то сорвусь. А мне нельзя срываться. Евгения Волконская никогда не срывается. Она идеально умеет держать эмоции в руках. И не только в этом она идеальна. Идеальная красавица, идеальная жена, идеальная мать. Идеальная меценатка. Просто икона идеальности. Только вот трахаться не умеет, как оказалось.

— Господи, я же упала там перед всеми, — простонала я.

— Ну и подумаешь, — тут же отозвалась Галя. — Кто бы не упал, когда такое бы увидел.

— Галя, я тебя прошу, иди вниз, закончи этот фарс и распусти всех, — попросила я подругу.

— Я? — ахнула она. — Я не могу.

— Все ты можешь. Иди и разгони всех к чертовой матери! — взвизгнула я сорвавшись.

Даже она, моя лучшая подруга, меня такой не видела. Я и сама себя такой не видела с юности. Галя попятилась к двери и вскоре за ней исчезла.

Я пыталась привести мысли в чувства, слышала шум, доносившийся снизу, музыку, голоса. Кажется, никто не собирался заканчивать прием.

Вскоре вернулась Галя, какая-то взъерошенная и испуганная.

— Марк послал меня в эротическое пешее, — прошептала она. — Он там делает вид, что ничего не произошло. Говорит, это все дип-фейк, сфабрикованное видео.

Глава 2

Я с силой захлопнула дверь спальни. Галя смотрела на меня круглыми, словно у рыбы глазами.

— Женька, а ты, оказывается, тоже живая, — прошептала она.

Я посмотрела на нее бешеным взглядом.

— А ты думала, я не человек? — в сердцах выдохнула я.

— Ты всегда такая хладнокровная и сдержанная была. Я восхищалась твоим умением держать себя в руках.

Додержалась, называется, вон что теперь творится.

— С ума сойти, — покачала головой Галя. — Я, пожалуй, пойду?

— Иди, Галя, иди. Пока я еще что-нибудь не разбила…

Она как-то странно хмыкнула и вышла из комнаты. Хладнокровие и сдержанность давались мне не то чтобы с трудом, но я долго шла к себе нынешней. Сначала меня разорвало на атомы, потом я эти атомы собрала поштучно и поклялась себе на все реагировать спокойно. Двадцать лет я эту клятву держала. А сегодня словно плотину прорвало.

Внутри меня поднималась какая-то дикая волна. Хотелось орать, топать ногами, сесть и визжать без остановки. Выплеснуть все, что кипело внутри. Но какая-то часть моей рациональности и взвешенности все еще была жива, поэтому я сдерживалась. В голове начали крутиться мысли о том, как поступить дальше. Собрать вещи и уехать? Выставить Марка вон? Он ведь неглупый, сам должен понять, что ему нужно уйти.

Ума вот хватило не показываться мне на глаза.

Не успела я подумать об этом и даже облегченно выдохнуть, как дверь в мою спальню осторожно приоткрылась. На пороге нарисовался Марк.

Увидев, что я не бьюсь в истерике и ничем, вроде подноса, не вооружена, он подобрался, напустил на себя надменный вид и покачал головой.

— Ты потеряла разум, Евгения! — накинулся он на меня с обвинениями. — Ты что устроила?

— Какие могут быть претензии к снулой селедке с обвислыми сиськами? — холодно сказала я.

— Господи, Жень, ну ты же умная женщина, — с досадой произнес он, — неужели ты не поняла, что все это подстава?

— Подстава из подстав, — кивнула я. — Ты явно не ожидал, что все твои друзья и деловые партнеры вот так вот узнают, какого ты мнения о собственной жене.

— Я не об этом, — отмахнулся он от меня, будто я была надоедливой мухой.

— А о чем же? — изогнула я бровь.

— Это сфабрикованное видео, кто-то специально его сделал и выставил на всеобщее обозрение.

— Специально насадил на тебя ту проститутку? — уточнила я звенящим голосом.

В голове все шумело от выплеснутых лишь наполовину эмоций.

— Она не прос… — Марк осекся.

Я усмехнулась.

— Она не проститутка, а очень хорошая девушка с объемным бюстом, — кивнула я, заканчивая за него фразу. — И щедрая опять же, вон как дает — только бери.

— Женя, прекрати эту неестественную истерику, — закатил глаза Марк. — Я не изменял тебе. Я тебя люблю. А все это — чья-то дурацкая выходка. Фейк!

— Мою истерику ты называешь неестественной, а твое «я люблю тебя» просто благоухает натуральностью, — рассмеялась я. — Это, знаешь ли, из анекдота, в котором жена застает мужа в постели с любовницей, а он говорит: «Дорогая, это не то, что ты думаешь». Пошло и гнусно, Марк.

— Не неси ты чушь, Женя. — Он сделал шаг ко мне. — Ну, если бы я тебе изменял, стал бы я на камеру это снимать?

— Думаешь, я совсем идиотка, и не понимаю, что снимал не ты? Эта твоя грудастая девица решила тебя разоблачить, это и ежу понятно.

— Да не было никакой грудастой девицы. И не грудастой тоже! Я тебе никогда не изменял! — в сердцах речитативом выговорил он, а по глазам я видела все — врет и даже не старается делать это правдоподобно.

Вдруг дверь в мою спальню распахнулась, и на пороге появилась Галя. Она подбоченилась и выпалила:

— Не было, значит? Фейк, значит? — взревела она. — А пять родинок, расположенных в форме равнобедренного треугольника, на твоей левой ягодице — тоже фейк?

Марк позеленел. Я, ничего не понимая, уставилась на Галю.

— Откуда ты знаешь про родинки на его заднице? — проблеяла я растерянно.

— Догадайся, — хмыкнула она и посмотрела мне в глаза. В ее — светилось торжество победительницы.

Дошло до меня быстро.

— Ты спишь с моим мужем?

Галя расправила кружево на уродском платье.

— И уже давно. Правда, как оказалось, он и шлюхами не гнушается.

— Заткнись, — прорычал Марк.

— А что заткнись? — взвизгнула Галя. — Я устала ходить в подружках и любовницах. Устала выслушивать твои жалобы на свою идеальную жизнь. — Она перевела на меня взгляд, полный сарказма. — Ты, Женечка, вся такая положительная и идеальная. Вся такая из себя правильная, — с отвращением сказала она. — Только мужикам не это надо. Им нужен грубый животный секс, а не как у тебя — все примитивно-консервативно. Ты знаешь, какое озабоченное животное, твой Марк? Тебя он в зад никогда не трахал, потому что ты у нас не такая. Удовлетворяться ходил ко мне, но, оказалось, не только ко мне. Козел!

Глава 3

Оглушающий сигнал автомобильного клаксона вырвал меня из воспоминаний, я резко крутанула роль, но было слишком поздно…

По скользящей моя машина задела какой-то огромный автомобиль, больше похожий на танк на огромных колесах, и я, выкрутив руль до отказа, зажмурилась. Тут же почувствовала легкий удар и впиндюрилась в гигантский сугроб.

Видимо, спасло меня именно то, что моя машина процарапала бок внедорожника, тем самым затормозив еще сильнее. Влетела бы я в сугроб на более высокой скорости, и мне бы переломало кости. А так… Отделалась легким испугом.

Я приоткрыла один глаз, но тут что-то с силой шандарахнуло по крыше машины. «Лавина! На меня грохнулась снежная лавина! — пронеслось в голове. — Дура, откуда тут лавине взяться?» — тут же отругала я себя.

За окном стояла фигура какого-то гигантского мужика, и именно его кулак обрушился на мою бедную машинку. Это меня разозлило и заставило действовать. Мой психолог был уверен: чем больше я сдерживаю в себе эмоции, тем сильнее происходит взрыв, когда чаша терпения переполняется, именно это случилось на юбилее, когда у меня сорвало все клапаны. Лучше эмоционировать всякий раз, когда возникает в этом потребность, чем давить в себе порывы.

Именно это я и сделала, распахнув дверь своего автомобиля и выскочив наружу. Сэмоционировала.

— Вы меня чуть не угробили! — закричала я. — Что бы было, если бы я слетела в тот овраг? Совсем ездить не умеете! Купили огромную машину и думаете, что в танке?

— Дамочка, ты ничего не попутала? — пробасил мужик.

Он был в черной куртке, бородатый, в солнечных очках. Я бы от очков тоже не отказалась: все вокруг белым-бело, и на ярком декабрьском солнце снег просто ослеплял. Мне приходилось щуриться так, что фигура мужика расплывалась перед глазами.

Бандитской наружности тип возвышался надо мной, как гора. Высокий и огромный, словно не на танке разъезжал, а сам и был этим танком. Явно вкачанный. Вон как мышцы бугрятся на плечах, обтянутых курткой.

— Я вам не дамочка! — осекла я его. — Нужно смотреть куда едете.

— Это ты мне говоришь? — Мужик с угрозой во всем облике надвинулся на меня, и я попятилась к машине.

— А вы еще тут кого-то видите? — Запала в моем голосе поубавилось, и я вдруг поняла, что зря выскочила из машины и начала на мужика наезжать. Вдруг он киллер какой-нибудь? По виду так вообще терминатор.

— А ну-ка, иди сюда, красотуля.

Мужик ухватил меня за руку и поволок к своей машине.

— Вы куда меня тащите? Совсем спятили! А ну пустите.

Я упиралась, а он тянул. Ему это явно труда не составляло — слишком разные у нас весовые категории. Тем временем я умудрилась выудить из кармана мобильник и попыталась вызвать службу спасения.

— Попытаетесь в машину меня запихнуть или еще что сделать, головы вам не сносить, — пригрозила я.

— Ах моська, знать она сильна, коль лает на слона, — громогласно расхохотался мужик.

— Смотрю, в классике поднаторели, — фыркнула я.

Не мужик, а прямо леший какой-то. Косая сажень, блин, в плечах.

— Видала? — Он чуть ли не носом ткнул меня в свой танк, на черной бочине которого была длинная царапина. — Стесала мне все крыло.

— Это не я вам, а вы сами меня задели. Чуть лоб в лоб не врезались.

Я все-таки умудрилась выдернуть руку из его цепкой хватки. Или он сам меня отпустил?

— Как расплачиваться будешь, красотуля?

Мужик прошелся по мне оценивающим взглядом и снял очки. Глаза у него были темно-карие, смотрели с прищуром и надменностью. Эти глаза, да и черты его лица мне напомнили кое-кого, кого я вспоминать точно не хотела. Сердце болезненно сжалось.

— Местная? — спросил он, подойдя ко мне вплотную.

— Н-нет, — мотнула я головой, — то есть, да… То есть, не совсем…

— Чего ты как селедка, не мычишь, не телишься, — покачал он головой.

«Селедка» стала для меня спусковым крючком. И я опять, переполнившись злостью, сэмоционировала. И снова сэмоционировала неправильно, сделав самое дурацкое, что можно было сделать в сложившейся ситуации. Я согнула ногу в колене и треснула ему в пах.

Мужик побагровел, согнулся пополам, ухватившись за причиндалы, и выругался, задыхающимся от боли голосом:

— Сучка, ты мне хозяйство отбила!

Я бегом бросилась в свою машину и выпалила на ходу:

— Селедки не могут ни мычать, ни телиться, придурок!

Захлопнув дверь машины, я ее заблокировала, завела двигатель и дала задний ход.

Мужик орал матом и пытался преградить мне дорогу, но у меня не танк, а обычный седанчик — объехала его как нечего делать.

И плевать, если он ринется преследовать, до поселка осталось пять минут езды, а там свои. Отец там, дядья. Они уж точно не дадут какому-то лешему меня обидеть. Не только отобьют хозяйство, но и отстрелят.

Во двор родительского дома я внеслась, искря покрышками. Влетела в дом и с силой захлопнула за собой дверь. Защелкнула замок, задвинула задвижку.

Глава 4

Не узнать Женю Волконскую я не мог. Стоило ей только выскочить из машины и начать орать, что я ее чуть не угробил, и я сразу понял, кто передо мной. А она вот меня не признала. Или сделала вид, что не признала.

Поначалу я, конечно, тоже усомнился, она ли это. Знал, что Волконская давным-давно укатила в Москву и вросла там корнями, так ни разу и не вернувшись в поселок.

Что ей тут делать одной, посреди заснеженной дороги? Но стоило ей зыркнуть на меня своими глазищами, возмущенно и с вызовом, и я убедился — она это. Ну а когда Женька мне по яйцам саданула, убедился окончательно. Не впервые бьет. И бьет больно, сучка столичная. Но теперь просто так не соскочит. Придется ей ответить и за яйца мои отбитые, и за то, как она брата моего, Лёху, чуть под монастырь не подвела.

В Женю младший брат влюбился в средней школе, но тогда все у них было невинно, платонически. Меня тогда как раз посадили за нанесение особо тяжких. Откинулся я как раз, когда у братухи с этой Волконской любовь расцвела ярким цветом. Лёха не я, парень романтичный и ранимый. С Женечки своей пылинки сдувал, на руках носил, чуть ли не боготворил. А потом как-то пришел, словно в воду опущенный. Я сразу смекнул: не то что-то с братом. Оказалось, что Женечка его кинула.

— Как это кинула? — допытывался я у брата. — Беловых бабы не кидают.

— А она кинула. Сказала, чтоб катился на все четыре стороны, что я ей больше не нужен, что в Москву уедет и там замуж выйдет.

— Столичного ёбаря нашла, что ли? — нахмурился я.

— А то! Зачем ей сибиряк-лапотник, если там бизнесмены на мерсах! — с горечью произносил брат.

— Ну и в жопу таких баб, — выругался я. — На хую я таких вертел. И ты тоже.

— А я люблю ее. Не могу без нее. — Лёха чуть не ныл, как баба, ей-богу, раскис, что меня бесило еще больше.

— Забей и забудь. Мало девок, что ли? — хмыкнул я.

Девок я ему нашел быстро, и брат пошел в разнос. Шлялся, бухал, снова шлялся и снова бухал. Мать только головой качала, пыталась вразумить, а я ей сказал, чтобы не трогала Лёху: пар выпустит, чувства поугаснут, придет в себя и заживет.

Однако девку эту, Волконскую, я решил на место поставить.

Как-то вечером подкараулил ее, когда она одна возвращалась домой, вышел из машины и, открыв заднюю дверь, скомандовал:

— В тачку села, разговор есть.

— Я с незнакомыми не езжу! — заявила Женя.

— А я тебе не незнакомый.

Она уставилась на меня, явно не узнавая. Оно и правда, это я на нее внимание обращал — попробуй не обрати: грудь высокая, талия тонкая, глазища, как у лисы, с поволокой. Вся такая невинно-чистая с виду. Только сукой оказалась. На меня же она и не смотрела. Я их с Лёхой старше на семь лет. Компании разные, интересы тоже.

— Я Сергей Белов. Парня твоего брат старший.

— Он мне не парень.

Женя попыталась меня обойти, но у меня разговор короткий — запихнул ее на заднее сидение, сел за руль и дал газу.

Она орала и возмущалась. А толку-то?

Недолго думая, я ее отвез в лес, где стояла старая сторожка лесничего.

— Зачем ты меня сюда привез? — кричала она. — Насиловать собрался? Ты ведь сидел, да? За это?

— Лучше заткнись, — попросил я, — а то я в гневе страшен.

Женя, видимо, поняла, что и правда лучше помолчать, поэтому прикусила губу и испуганно посмотрела на меня.

— Выходи, — скомандовал я.

Она помотала головой.

— Да не трону я тебя. Нужна была сто лет. Поговорим насчет брата и отпущу, — пообещал я.

Женя из машины вышла, но, задрав подбородок, сказала:

— О Лёшке разговаривать нечего. Все и так ясно.

— Ясно тебе? Парня с ума свела, до горячки довела, и ясно?

— Ни до чего я его не доводила, — зло ответила она.

— Да неужели? Под него ложилась-ложилась, замуж собиралась, а потом решила, что местный тебя не устраивает? В Москве-то оно лучше, да? Че, столичной подстилкой так понравилось быть?

— Это я подстилка? Это я легла? А Лёшенька, значит, ангелочек?

В ее голосе сквозило такое явное возмущение, что я даже усомнился: а так ли я понял брата? Может, он напутал что?

— Если я не прав, так расскажи, почему хвостом вильнула? Лёха ни есть, ни спать не может. По тебе все сохнет.

Она хмыкнула, а потом разразилась смехом, который вдруг резко оборвала и сделала ко мне шаг.

— А знаешь что? Ты прав. Подстилка я. Хочешь докажу?

Женя подскочила ко мне и впилась долгим поцелуем в губы. У меня аж голову повело от ее девичьего свежего запаха, от сладких губ, от настырных рук, которые проникли мне под футболку и гладили спину.

Краем сознания я понимал: не то что-то происходит. Я ее не за этим в сторожку вез. Просто ведь поговорить хотел, выяснить все. А она накинулась. Аромат ее кожи одурманивал. Нет, подстилки, которые всем дают, так не пахнут. Я попытался было оттолкнуть ее, но разве можно оттолкнуть девчонку, о которой думал все эти полгода, как вернулся с зоны? Да, она девушка брата. Да, мне ее нельзя… Было нельзя. Но теперь-то можно? Она уже не Лёхина…

Глава 5

Нет, ну это надо было вот так приехать домой! Двадцать лет не показывалась в родных краях, а стоило вернуться — и тут же вляпалась в проблемы. От уравновешенной Евгении Волконской, жены успешного бизнесмена, иконы стиля и примера спокойствия, каким меня все считали, не осталось и следа.

Ну почему, черт возьми, я врезалась именно в его машину? Что за проклятое невезение? То-то глаза показались знакомыми. Он, конечно, сильно изменился, но не до неузнаваемости. Если бы я там, на дороге, не кипела гневом, а могла здраво мыслить, то признала бы в нем Сергея Белова, старшего брата человека, которого я когда-то любила до безумия и который меня променял на другую. Не просто старшего брата Лёши, а мужчину, который когда-то меня пугал до икоты. Он был старше намного, с криминальным прошлым, выйдя из тюрьмы, на нас, двадцатилетних, не обращал особого внимания. Правда, иногда я видела его издалека, и он меня буквально пожирал взглядом. Этот взгляд заставлял сжиматься от страха и странного ощущения, разливавшегося внизу живота. Пугал и притягивал одновременно.

А потом мое сердце разбилось вдребезги. Я узнала об измене Лёшки. До сих пор в ушах стоят слова лучшей подруги Лары: «Дык ты парню не даешь, думаешь, он тоже девственником ходит и для тебя бережет? Дура ты, Женя. Но нашлись добрые люди — дали. Так что Лёшка теперь мой, а ты так и помрешь нетронутой». Пару дней я ходила как в воду опущенная, не верила ведь сначала, пыталась с Лёшкой поговорить, а он в мою сторону даже не смотрел, нос воротил. Ну а потом я его с Ларой увидела, как он возле ее дома тискал ее и лез руками под юбку.

В тот же вечер меня зачем-то нашел брат Лёхи, начал гадости говорить про какую-то столичную подстилку, в которую я якобы превратилась. А меня такое зло взяло, что я решила: если Лёшке про меня что-то наговорили, и он поверил, то, значит, дурак он и никогда меня по-настоящему не любил. На Серёжку Белова я набросилась, будто хотела ему лично что-то доказать, вдруг мгновенно осознав, почему он все эти месяцы смотрел на меня, как изголодавшийся волк на добычу.

Ну а потом, когда все было кончено, я поняла, что натворила. Вскочила, наорала на него, мол, что он меня принудил. Он тогда сильно разозлился, тоже что-то кричал в ответ, отпускать, кажется, не хотел. А я… Я ему по яйцам треснула и из сторожки выскочила. Неслась через тайгу, не разбирая дороги. Хорошо, что знала здесь каждую сосенку, каждую елочку. Заскочила в дом, закрылась на все замки, а потом начала рыдать. Мама, ничего не понимая, утешала, выспрашивала, а я только орала, как всех ненавижу, особенно Беловых. Потом был нервный срыв, больница, успокоительные. Через две недели я уехала в Москву, а меньше чем через два месяца выскочила замуж за Марка. Да, любви у меня к нему не было поначалу, но потом все пришло. Очень быстро пришло, особенно когда Лиза родилась. Мы хорошо жили, настоящей семьей. Только через двадцать лет оказалось, что история циклична, и все-все повторилось: муж изменял с подругой, и я, поджав хвост, вернулась домой. Вот и вернулась, снова угодив в Белова-старшего. Заперлась на все замки и сижу.

Уже третий день сижу. Папка смеется надо мной. Мол, зря ты Женя Лешего боишься. Ничего он мне не сделает, когда узнает, чья я дочь. Только я думала по-другому: когда узнает, головешку мою точно захочет открутить. Одна надежда была на то, что за двадцать лет я достаточно изменилась, и он не признал во мне ту худенькую девчонку с длинной косой. Худоба моя давно исчезла, сиськи, как уверен Аркаша, обвисли, хотя они у меня кругленькие как надо, что бы он там ни говорил. Косы тоже больше не было, да и цвет волос другой.

— И морщины вон они, — всматривалась я в свое лицо в маленькое зеркало, что стояло на подоконнике в моей комнате.

— Женька, вот ты где!

Я обернулась, обалдела и тут же угодила в огромные ручища своего старшего брата.

— Матвей! Господи, бородатый какой, — смеялась я, рассматривая брата.

Мы с ним три года не виделись. В Москву ко мне он ездил, только когда отец за шкирку тащил. Все чаще пропадал в тайге, охотился и сопровождал группы охотников из других регионов.

— А ты какая красотка! Просто с ума сойти, — любовался мною Матвей. — Я, как узнал, что ты приехала, побросал все и бегом в поселок.

— Три дня бежал, — смеялась я.

— Далеко был, — подмигнул мне брат.

— Значит, Новый год вместе будем отмечать? Как сто лет назад!

— Вместе-вместе, — протянул Матвей и, прищурившись, глянул на меня как-то странно.

— Что? — нахмурилась я.

— Ничего. Красотка ты у меня.

В комнату вошла мама.

— Эта красотка три дня в доме тухнет, даже по поселку не прошлась, со старыми подружками словом не перекинулась. Что люди скажут, а?

— Нет у меня тут подружек, мам. Сама знаешь.

Разговоры о Лариске, Лёше Белове и всех тех, кто тогда был в моем кругу общения, были под запретом. Мама знала, как я могу отреагировать, а потому негласное табу ни разу за двадцать лет не нарушила.

— А нет, так заведешь. Долго дома будешь сидеть? — покачала она головой.

— А куда мне ходить? Я ж к вам приехала, вот и сижу.

— Новый год на носу, а у нас холодильник пустой.

— У тебя и пустой, мам? Не верится, — засмеялась я.

Глава 6

Выходить из машины я не собиралась. Зачем? Ишь ты, дорогу перегородил.

Леший, однако, тоже сидел в своем то ли джипе, то ли танке и никак не действовал. Снег тем временем усиливался. Может, Матвею позвонить? Ага, позвони и поплачься: братик, меня дяденька обижает. Что за дяденька, Женька? Да так, есть тут один. Я ему по яйцам врезала. Аж два раза. Правда, первый двадцать с лишним лет назад был.

Я бросила взгляд на часы на экране мобильного — семь доходит — и тут же заметила, что делений связи нет. Ну отлично! Еще и из-за снежной бури без связи останусь.

Посигналив джипу, стала ждать. Ноль эмоций. Может, он там от сердечного приступа загибается? Чего не реагирует-то? Я посигналила еще и еще. Никакой реакции.

Вконец разозлившись, я подъехала ближе. Фары выхватили внутри танка… пустоту!

Да твою ж мамочку! Где он ходит-бродит? Машина вроде заведена, вон фары горят. Я приспустила окно. Ну да. Двигатель вон как работает, шумит.

Пошел в кусты, и стало плохо?

Я вылезла из машины и засеменила к танку. Посмотрела в окно, приставив руки к лицу, чтобы лучше рассмотреть. Толку-то. В салоне машины было темно, но он явно пуст. За рулем уж точно никого нет.

Я обернулась и крикнула:

— Эй! Вы где? — прислушавшись и ничего не услышав, я пробормотала: — Отлично просто.

Дорогу перегородил почему-то. Сам исчез. Чего делать-то теперь?

Вдруг мне на рот легла огромная ручища в перчатке. Я не успела рыпнуться и даже испугаться, как вторая схватила за талию, и меня прижали спиной к могучей мужской груди. Над ухом разнесся грозный бас:

— Без выкрутасов, красотуля.

Я замычала и попыталась выкрутиться, но Леший держал крепко. Вжал меня в бок машины. Все так же, не убирая лапищи со рта, второй рукой закрутил мне руки назад и… надел на них наручники.

— Не дергайся, я сказал, — прорычал он мне в самое ухо. — Сейчас поедешь со мной, будешь за разбитые яйца отвечать.

Он на мгновение убрал руку от моего лица, и я заорала:

— Помогите! Насилуют!

— Ты сама кого хочешь изнасилуешь, красотуля, — хмыкнул он и заклеил мне рот скотчем.

Вот гад! Значит, узнал меня, а если в лицо не признал, то в поселке позже разузнал, кто я. Но это уже не важно. Важно было совсем другое: Леший открыл заднюю дверь и закинул меня на сидение. Лицом вниз, пятой точкой кверху.

— Красиво встала, красотуля, — хмыкнул он, захлопывая дверь.

Я снова матерно замычала. По крайней мере я надеялась, что это звучало матерно и зло, а не жалобно. Страха не было. Отчего-то Сергея Белова я не боялась, хотя при виде такого мужика любая другая затряслась бы от страха. Я же дрожала от гнева.

Леший сел за руль, обернулся ко мне и сказал:

— Не мычи, золотце. Лежи тихо, а то в багажник запихну, — и подмигнул.

— И-вра-е-нец, — промычала я.

— А ты думала, как взрослого дядьку по хозяйству бить? Первый раз простил — за второй придется ответить.

Господи, и почему у некоторых мужиков такая хорошая память? Ведь двадцать лет прошло, а он помнит. Можно подумать, он в ту сторожку больше никого не возил после меня или по яйцам ему больше никто не бил. Да с его манерами я удивляюсь, что его не пристрелила какая-нибудь разгневанная дамочка.

Леший вышел из машины, что-то там химичил снаружи, а, вернувшись через пять минут, резко сорвал свой танк с места. Я взвизгнула, чуть не грохнувшись на пол, но вовремя успела выставить ногу и упереть ее в переднее сидение.

— Да, золотце, ногами ты умеешь дрыгать, — усмехнулся Леший.

— Гад! — выругалась я, но получилось лишь какое-то «ы-г».

Кое-как перекатываясь на сидении, я все же умудрилась сесть. Правда, сидеть вот так, со скованными за спиной руками, было ужасно неудобно. Волосы разлохматились. Шубка расстегнулась. Бюстгальтер съехал куда-то набок, и одна грудь норовила выскочить. Скотч на губах мешал, и мне казалось, что я начинаю задыхаться. На лбу выступил пот.

Видимо, заметив, что я паникую, Леший нашел мои глаза в зеркало заднего вида и сказал:

— Отклею скотч, но только не орать и не обзываться. Договорились?

Я кивнула. Он, почти не отрываясь от руля, перегнулся и дернул скотч.

— Ну ты и скот! — тут же взвизгнула я.

— Я ж сказал — не обзываться.

— Да тебя не то что обозвать мало, тебя убить мало, сволочь.

— Сколько раз обзовешь меня, столько дней со мной проведешь. И поверь, красотуля, это будут горячие деньки.

— Извращенец.

— Три, — хмыкнул он.

— Что «три»?

— Скот, сволочь и извращенец — это уже три оскорбления в мой адрес, золотце. Продолжай в том же духе.

— Я тебе не золотце.

— Нет, ты не золотце, — кивнул он. — Ты мадамочка, которая чужое имущество портит и думает, что ей ничего за это не будет.