Развод. Внебрачный сын мужа

Глава 1

— Это Матвей, — хрипло сказал мой муж, прижимая четырёхлетнего мальчика к себе. — Он мой сын.

У меня перед глазами все заволокло слезами.

Малыш жался к мужу и обнимал маленькими ручками рваного медведя с выпавшим глазом. Растянутый свитерок прятал в своих рукавах маленькие пальчики.

У меня слова застряли в горле. Я хватанула воздух губами и пошатнулась. У меня земля уходила из-под ног, а сознание медленно затягивала дымка отчаяния.

Нет.

Быть не может.

— Прости, — дрогнул мой голос. — Что?

Я облизала пересохшие губы.

Сын.

Как сын? Чей сын?

В голове набатом звучали слова мужа. Я судорожно искала в ребёнке черты лица супруга. Я старалась не замечать одинаковые темные глаза, только у Ярослава от них веяло холодом, а у мальчика лютым животным ужасом.

Он боялся меня.

Женщины в хлопковом домашнем костюме, заплетенными косами и с венчиком в руках, с которого капало тесто для капкейков.

И я не понимала этого.

Я ничего не сделала.

Я же…

— Матвей, мой сын, — повторил муж. — Впрочем и твой теперь тоже.

Холодные бездушные слова, которые ножом вырезали у меня на сердце признание в измене.

Я отшатнулась и прижала руку к груди.

Яр не мог так поступить со мной.

Сколько лет малышу?

Три, четыре?

Сколько?

Если три года, то я тогда ходила беременной Алисой. И значит пока я переживала за нашу девочку, Ярослав развлекался с кем-то и нагулял сына?

— Я не понимаю… Ты что изменял мне… Ты… — слова приходилось выдавливать из себя по чайной ложке. Я не могла поверить в такое.

А если мальчик старше. Если малышу чуть больше четырёх, то измена была около пяти лет назад.

Когда я не выносила нашего сына.

Когда на шестом месяце беременности мне экстренно делали аборт из-за аварии, в которую я попала.

Я просто вызвала такси и поехала тогда к родителям, но в машину влетела иномарка, и я очнулась только через две недели. В реанимации и без своего сына.

И я…

Я думала, что сдохну прямо в той стерильной комнате, потому что у меня отобрали самое ценное. И Ярослав меня с ложки кормил и уговаривал, чтобы я не глупила, что у нас ещё будут дети, но прийти в себя я не смогла, даже несмотря на следующую беременность с Алисой.

У нас чудесная девочка трёх лет, но свою боль, своего малыша, которого у меня отобрали, я не забыла по сей день.

И значит пока я сдыхала, хотела кожу с себя спустить от бессилия и потери, Яр мне изменял и…

— Вика, тебе не надо ничего понимать. Тебе просто надо принять моего ребёнка, — сурово выдохнул муж и спустил мальчика с рук. Малыш тут же прижался к ноге мужа и посмотрел напуганно на меня снизу вверх. А Ярослав добил: — Ты ведь так и не смогла родить мне наследника…

Из моих глаз брызнули слёзы.

Я снова оказалась с больничной палате и голос медсестры холодный и неживой тихо проронил, что повреждения были такими обширными, что плод спасать было бессмысленно. Он бы умер в течении первых нескольких часов ещё из-за не до конца сформированных органов и увечий.

Она называла моего сына каким-то ужасным словом. Она не понимала, что он стал для меня жизнью, она…

А теперь Ярослав сверху добавил. Плеснул уксуса на открытую рану, которая с годами никак не могла затянуться и делала меня искалеченной и больной.

— Яр… — тихо позвала я. — Что ты творишь? Что ты делаешь?

Муж посмотрел на меня, прибивая взглядом к полу, и холодно выплюнул:

— Всего лишь пытаюсь сохранить свою семью.

— Приведя в неё ребенка от другой женщины? — спросила я, стараясь не повышать голос, чтобы не напугать малыша. Боже мой. Что станет с Алисой?

— Нет никакой другой женщины, — резко и зло выдал муж. — Ты его мать! В свидетельстве о рождении твоё имя, Виктория! Так что успокоилась и забрала сына. Или может мне его в детдом сдать?

Глава 2

При словах о детском доме меня скрутил неконтролируемый спазм боли, который парализовал конечности.

Я знала, что бывает в детских домах.

Одно время я оттуда не вылазила и только и могла, что заниматься волонтёрством, ведь после своей потери, я не знала как жить дальше.

И ещё дом малютки.

И эти несчастные дети, у которых большой пальчик сточен, потому что сосок нет и они постоянно муслякали пальчики во рту.

Слёзы покатились из глаз, и я нервно и судорожно покачала головой.

— Вот так, — довольно заметил Ярослав и подтолкнул мальчика ко входу в зал. Малыш заметался и наклонился стянуть с себя ботиночки с побитыми носиками.

Господи.

Поношенные вещи, разорванный медведь…

Неужели Ярослав такое чудовище, что не давал денег на содержание ребёнка?

— Яр, что ты делаешь? Яр… — тихо шептала я, не в силах справиться с болью, которая разливалась по телу словно смешанная с кровью.

— А что я делаю? — зло спросил Ярослав, заведя мальчика в зал и вернувшись ко мне в коридор. — Что? Мне его отвезти в детский дом? Так лучше, да? Тебе не будет глаза мозолить, мне напоминать об ошибке. Все в шоколаде!

— Где его мать? Где та с кем ты мне изменял? — стараясь держаться, спросила я.

— Нет ее. И никогда не будет! — рыкнул на меня Яр и схватил ключи от машины. — И чтобы больше ни слова не слышал про это. Ты мать Матвея. Он твой сын! Поняла?

Я отрицательно закачала головой.

Это бред.

Сумасшедший бред, в котором я осталась с момента потери моего сына. И сейчас мне надо просто собраться и открыть глаза. И будет палата…

— Ты же понимаешь, что не в ребёнке дело? — спросила я, пропуская мужа на кухню, где я готовила один из заказов. Ярослав громко хлопнул дверцей ящика и обернулся ко мне. — Ты же понимаешь ,что дело в том, что ты предал… Нас предал. Дочь свою предал. Ты понимаешь?

Ярослав зажал пальцами глаза и отбросил открытую бутылку минералки в раковину. Шагнул ко мне. Сжал пальцами мои щёки, вынуждая вытянуть губы вперёд.

— Предательство это если бы я вышвырнул тебя после с дочерью на помойку в одних трусах. А это всего лишь ребёнок, — Ярослав оттолкнул меня к стене и прошёл мимо, направляясь в коридор. — И чтобы ты ничего себе не придумывала…

Муж перевёл взгляд на меня. Тяжело выдохнул.

— Вика, ты не должна даже задумываться о разводе…

У меня в глазах все потемнело.

Ярослав предлагал мне просто проглотить все это? Растить его внебрачного сына, улыбаться знакомым, своей дочери сказать, чтобы мальчика она называла братом и забыть о том, что муж цинично изменял.

— Как ты себе нашу жизнь представляешь после такого? — задрожав всем телом спросила я. У меня внутри словно плавились все органы по очереди. Каждый всплеск отдавался в солнечном сплетении спазмом.

— Очень просто, — развёл руками Ярослав. — Мы обычная семья, смотри: мама папа сын и дочка. Полный комплект.

— Это твой внебрачный сын! — прохрипела я, понимая насколько это цинично все звучало. — Пока я сдохнуть хотела, пока я ненавидела всех и весь мир, ты ходил и развлекался с другими женщинами.

— Это было один раз! — крикнул на меня Ярослав. — Давай казни меня теперь за то, что мне тоже было больно!

— Что ты знаешь о боли? — зашипела я, содрогаясь от подступивших рыданий.

— Достаточно, чтобы понимать, что там в зале сидит нежеланный и ненужный ребёнок. И будь моя воля он бы вообще на свет не появился!

Ярослав рубил такими фразами, что у меня внутри все леденело. Острые иголочки холода проникали в органы и отравляли их. Они забирались в душу и рвали ее на части.

— Ярослав, ты же не чудовище… ты не можешь так говорить… — произнесла я, чтобы хоть как-то попытаться распутать эту ситуацию. — Почему этот малыш вообще оказался здесь? Что случилось?

Ярослав поджал губы и сдавил пальцами виски.

— Вика, ты можешь хотя бы не добивать меня? Я тебя о многом прошу?

— Ты не просишь, а приказываешь принять твоего внебрачного ребёнка словно котёнка с улицы. Это ребёнок. У него есть мать. Есть семья. Почему я должна его растить? Почему…

— Так, Вика! — Яр резко шагнул ко мне и схватил за плечи. Сжал их. — Давай проговорим кое-что. Никакой семьи нет. Мы его семья. Матери другой кроме тебя нет. И я надеюсь, ты понимаешь, что только от тебя зависит как мы будем дальше жить?

— В каком плане? — я смотрела на мужа и не узнавала. Это какой-то монстр. Он просто сделал нашу жизнь адом. Что я скажу Алисе? Что скажу родственникам?

— В таком, что у нас есть несколько раскладов, — облизал губы муж. — Ты сейчас идёшь в зал и приводишь ребёнка в порядок, знакомишь с домой, сама с ним знакомишься, после Алису с ним познакомишь и вечером мы все обсудим и будем жить долго и счастливо.

Циничные злые слова. Неправильные выводы. Я тонула во всем этом и захлёбывалась болью.

Ярослав он же не такой.

Он же был хорошим, добрым ,отзывчивым мужем.

— А есть другой вариант, — продолжил более холодно муж. — Ты сейчас закатываешь истерику, устраиваешь скандал, собираешь вещи, кричишь, что мы разводимся…

Я похолодела, боясь представить, что дальше скажет Ярослав.

Пальцы онемели.

В душе все заходилось огнем, будто бы лесной пожар внутри разгорался.

В груди больно тянуло.

В ушах звенел пульс.

— И в таком случае сваливаешь нахрен. Но одна. А про Алису можешь забыть. Решишь уйти, уходи как пришла — одна, с пустым чемоданом и без денег. А задумаешь судиться, я тебя лишу родительских прав и дочь ты никогда больше не увидишь! Поняла?

***
Милые мои, рада вам на страницах новой истории. Я безумно счастлива писать для вас и всегда рада вашей обратной связи, поэтому не стесняйтесь, ваше мнение очень важно для меня. Вы самые нереальные, люблю от земли до неба)

Глава 3

— Как ты можешь? — хрипло спросила я. Яр невесело усмехнулся и, прижав меня к себе, прошептал на ухо:

— Просто… и поверь если мне надо будет это все сделать, чтобы сохранить семью, я это сделаю… — муж отпустил меня и посмотрел в глаза продолжил: — Ты же знаешь меня…

Знала.

Человека, который беззвучно давился слезами в палате. Человека, который помогал мне заново учиться ходить: шрамы остались не только на моей душе, но и на теле, мне вставили металлическую пластину в позвоночник, перебрали половину костей, я вся была перебинтована как нелепая тканевая кукла. И Ярослав был рядом. Я чуть меньше года не могла садиться, только два часа в сутки, все остальное время либо стояла, либо лежала, и Яр возил меня на все реабилитации сам. Помогал заново держать в руках ручку и сам же делал мне уколы. Обезболивающее. От него резало желудок. А ещё Яр научился делать перевязки, когда приходящая медсестра брала выходные.

Мы прошли через ад.

Я не хотелось ничего.

Я не хотелось даже жить.

И мое состояние после аварии позволяло это сделать, но боролся Ярослав. А теперь…

— Что ты сделал? — спросила я, стараясь от шока не кричать. — Как ты мог так поступить с нами? За что? Яр?

У мужа дрогнули крылья носа. Губы сжались в тонкую линию.

— Это была случайность, — холодно протянул муж, вновь натягивая маску отстранённого жёсткого адвоката. — И ты знаешь мою позицию. Лучше бы ребёнка не было. Но я слишком поздно обо всем узнал.

— Это твой сын. Как ты можешь такое говорить? Про нашего сына ты тоже так сказал врачам? — спросила я в беспамятстве.

— Вика, не начинай, — хрипло сказал муж. Его голос вибрировал. — Займись лучше дедом. Накорми его. Шмотки там купи. К врачу запиши. Я черт знает, что ещё с ним сделать…

— Может быть вернуть матери? — тихо произнесла я, просто не узнавая супруга. И в этот момент он весь потемнел, словно туча накрыла.

— Ты его мать, — беспрекословно сказал Ярослав и снова звякнул ключами. — Тем более разве не этого ты хотела? Ты же хотела сына. Ты же знаешь, что больше не сможешь родить…

Слова прозвучали как пощёчина.

Клеймо женщины, которая не способна будет родить сына, навсегда прожгли на мне эти слова.

Да.

Я не смогла бы больше родить. Алиса, девочка моя… Врачи не рекомендовали мне беременеть, потому что как рожать с моими металлическими конструкциями не представляли. И когда я забеременела первое, что советовали, это сделать аборт. И я рискнула. Ещё раз прошла через боль. Было кесарево, и я долго не могла отойти от него, но дочку родила. И тогда же мне сказали, что больше не стоило повторять.

— Я не буду растить твоего нагулянного сына… — произнесла я лишь от отчаяния и боли, головой понимая, что за стенкой сидел ребёнок и на него надо смотреть не обманутой женщине, а человеку. — Нанимай няньку.

Яр резко шагнул ко мне и сдавил до боли руками мою талию. Тряхнул как куклу.

— Это не мой сын. Помни об этом. Это наш сын, Виктория. И если я ещё раз услышу от тебя подобное…

— Выгонешь с голым задом на улицу, а Алису отберёшь? И тогда тебе для двоих детей уже нужна будет нянька? — я медленно сходила с ума. Все инстинкты отключились. Я отстранённо смотрела на себя со стороны и не представляла, что делать дальше.

Бороться со скандальным в прямом смысле адвокатом Ярославом Воскресенским у меня никогда сил не хватит. И денег тоже. Бежать от мужа Яра я не смогу, потому что он контролировал всю мою жизнь, в целях безопасности, конечно. Увезти Алису за границу, так меня без его разрешения не выпустят. Подать на развод? Это будет эпично. Милый домашний кондитер с блогом в соцсетях против акулы судебной системы. Да у него друзья то прокуроры, то судьи.

Что мне делать?

Ждать, готовиться, затихнуть…

— Вика, ты перегибаешь… — холодно заметил Яр и провёл костяшками пальцев мне по лицу. — Не заставляй меня делать больно нам всем.

Яр отстранился от меня, прошёл по квартире, что-то сказал ребёнку и, остановившись у двери, ещё раз повторил мне:

— Реши вопрос с ребёнком до моего приезда с работы и мы все обсудим. И прошу тебя приведи его в порядок. Через неделю встреча с мэром, надо чтобы мы выглядели счастливой полноценной семьей…

Дверь захлопнулась, а я в ужасе сползла по стене. Меня захлёстывала горечь, отчаяние и боль. Я сжалась вся в комок, слёзы обжигали глаза.

Тяжёлые напольные часы в кабинете Яра звякнули один раз.

Что мне делать?

Что с ребенком делать? Он же… Он же не виноват, но я не могла без боли даже имя его произнести. Господи, что станет с Алисой? А мама моя когда узнает…

Невесомые шаги.

Тихое дыхание где-то рядом.

Я поднимала глаза медленно.

Носочки с помидорками. Штанишки темно-коричневого цвета зашитые возле левого кармана. Растянутый свитерок. Высокий воротник, который прятал тонкую шею. Маленький ротик приоткрытый. Покрасневшей носик. Напуганные темные глаза. И дрожащее:

— А когда вы меня к маме отведёте?

Ребёнок приблизился ко мне на расстоянии вытянутой руки. Он все так же сжимал медведя и теребил манжету свитера.

— Я не знаю кто твоя мама… — тихо сказала я, боясь отвести взгляд от малыша. — Я бы с радостью…

Мальчик тяжело вздохнул. По щекам пробежали слёзы. Он нервно вытер их рукавом.

— Я даже не знаю куда тебя отводить, малыш… — попыталась объяснить я.

— Астраханцева одиннадцать… — выдохнул мальчик и нахмурил бровки. — Квартира семь…

Глава 4

Я замерла.

— Это точно адрес где ты жил? — спросила тихо, стараясь не делать резких движений.

Малыш кивнул.

— Меня бабушка заставила выучить… — признался Матвей и его губы дрогнули.

— У тебя и бабушка есть? — уточнила и тихонько поднялась на ноги. Матвей теперь посмотрел на меня снизу вверх и его губы задрожали. В глазах застыли озера слез, а потом срывающийся детский голос прозвучал:

— Мне сказали бабушка умерла…

Матвей поднял медведя и вдавился личиком в плюшевую голову, а я стояла и не знала, что делать. Нет. Я знала, что Алису надо прижать к себе, перетянуть на колени и качать. Но это был чужой ребёнок…

Не мой.

И он со страхом вышел ко мне.

И все было так ужасно, что я хотела кричать на Яра, потому что оставил меня одну с мальчиком, который был как бомба замедленного действия.

Я присела на корточки. Протянула руку. Постаралась коснуться кончиками пальцев ручки Матвея. Это было сложно и просто одновременно. Надо набраться смелости и сделать это.

Как только мои пальцы сомкнулись на ладошке малыша, медведь упал на пол. Матвей нервно и быстро стал вытирать щечки.

— Ты мой маленький… — не выдержала я, и Матвей шагнул ко мне. Я положила ладони ему на плечи. — Ты мой хороший…

Мой голос дрожал, и я сама плакала, глядя на рыдающего ребёнка, и не могла ничем помочь. Матвей замотал головой, видимо, избегая жалости, потому что от моего сочувствия, он только сильнее заходился рыданиями.

— Ты мой чудесный… иди сюда… — трясясь сама, предложила я, и Матвей шагнул ко мне и упёрся лбом мне в грудь. Он не плакал в голос, а просто вздрагивал от слез, которые пытался сдержать. — Ты мой хороший. Хороший мальчик…

Что надо сказать малышу, чтобы он успокоился после известия о смерти близкого?

Я сама никогда не знала, как надо поступать в таких случаях. Поэтому погладила Матвея по спине, запустила пальцы в мягкие пушистые волосы.

— Ты мой мальчик. Ты мой хороший. Давай ты мне все расскажешь если сможешь… — попросила я, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации. У меня это и так выходило плохо, а с плачущим ребёнком в руках так вообще…

— Бабуля… она болела. Она старенькая… у неё палочка была… — рвано выдавал Матвей, а я прикидывала. Если любовница мужа младше меня, то ее мать должна быть примерно ровесницей моей матери, но она не старенькая. «Старенькие» дети говорят про прабабушек…

— А мама? Мама, что говорила? — я прижала к себе Матвея, ощущая в своих руках хрупкое маленькое детское тельце. Малыш не вырывался и шёл на контакт.

— А мама ушла… — выдохнул все же Матвей и начал опускаться на колени. Я тоже села на пол. Скрестила ноги по-турецки и прижала к себе ребёнка.

Я старалась не думать о том, что он сын моего мужа. Внебрачный сын. Я вообще из этой задачки вычеркнула мужа и искала решение как помочь мальчику.

— Давно? — тихо спросила я, перебирая пальцами мягкие волосы на затылке малыша. Он кивнул и снова всхлипнул.

— Бабушка говорила, она много работала. И ей надо было уходить, и мы с бабулей были вдвоём… — выдавал по чайной ложке Матвей и цеплялся пальчиками в мою кофту. А я прикусывала губы и давила в себе поспешно рвущиеся вопросы.

— Ты моя маленький… — раскачивалась я вместе с Матвеем, не представляя, что делать дальше. Что могло случиться с его матерью? Где она работала? Его растила бабушка? Как Яр вообще познакомился с матерью Матвея? Какая у них была договоренность по проводу мальчика? Яр содержал ребёнка?

Вопросы плодились быстрее чем я успевала их запоминать. Яр очень обдуманно поступил, сбежав и оставив меня с ребёнком. Сейчас он продумает защиту и вечером уже будет разносить мою бумажную стену из домыслов просто с первого удара.

— А ты в садик ходил или был с бабушкой? — спросила я, уже не зная, как успокоить ребенка, потому что тупо был не моим. Любая мать с рождения знает, что надо сделать, чтобы ее дети перестали плакать. По крику Алисы я распознавала чего она и когда хотела. Сейчас же я боялась сделать Матвею только больнее, поэтому приходились и успокаивать, и спрашивать одновременно.

— С бабушкой… — всхлипнул Матвей и снова спрятал лицо у меня на груди.

— Ты мой маленький, — приговаривала я. У самой душа как будто распотрошенная была. Все, что хранилось внутри валялось теперь безобразной кучей под ногами. — А почему, кто тебе сказал, что с бабушкой беда?

Матвей приоткрыл ротик и хватанул губами воздух.

— Меня приехали и забрали. А потом он сказал, что бабушка умерла… — закричал Матвей и его затрясло в неконтролируемой истерике. — Я думал меня к маме отвезут…

— Тшшш… маленькой мой. Тшшш… — проговорила я тихо и снова качнулась, будто укладывая Матвея спать. От моих слов он сильнее заходился плачем, а я даже встать с ребёнком на руках без боли не смогла бы, поэтому оставалось единственное, успокоить мальчика и самой успокоиться. Мне нужна холодная голова. — Тшшш… мы найдём твою маму… вот сейчас встанем, умоемся и будем думать, да?

Матвей судорожно кивнул и сам от меня спустя пару минут отстранился. Снова поднял медведя на руки. Я погладила малыша по спине ладонью, слегка успокаивая.

— Кушать хочешь? — спросила я, чтобы и дальше не сидеть на полу в прихожей. Матвей опустил глаза, стеснялся признаться, что голодный. — Давай, идём я тебе покажу все. Идём в ванну…

Стульчик Алисы как обычно стоял возле раковины, но Матвей им не воспользовался. Он, с трудом дотягиваясь до чаши, аккуратно ополаскивал руки, и когда я приблизилась, вздрогнул, словно пару минут назад не прижимался ко мне. Я показала глазами на стульчик и печально улыбнулась. Матвей не понимал для чего это.

Дав чисто полотенце малышу и дождавшись, когда он вытрет руки и личико я, не прикасаясь к мальчику, вышла с ним в коридор и направляя легким касанием к плечу провела его в кухню.

— У меня суп есть куриный. И макароны с индейкой. Что хочешь? — спросила я приблизилась к рабочему столу, который был весь заставлен недоделанным капкейками. Плевать. Перекину вечером заказ знакомой девочке пусть забирает. У меня ни сил, ни времени сейчас не хватит на работу.

Глава 5

— Она была уже с ребёнком… — тихо сказала мама. Алиса взяла в оборот Матвея и угощала его всеми пирожными, которые нашлись в доме. Это была настолько яркая чудовищная разница между детьми. Матвей всего сторонился и лишний раз не шевелился, а Алиса ему чуть ли в рот не заглянула уже. Она до визга радовалась, что у неё в гостях такой мальчик. Носилась как пропеллер. Они были в детской, а мы с мамой в зале откуда я прекрасно могла рассмотреть чем занимались дети.

— Когда это было? — безжизненно спросила я и вытерла слёзы рукой.

— Я не помню… — мама уткнулась лицом в ладони и затряслась от рыданий. — Это после аварии было. А когда именно не помню. Я их увидела в кафе одном. Даже названия не помню. Мне было так…

Мама подняла на меня заплаканные глаза. Я тяжело вздохнула. Теперь я понимала почему Ярослав так относился к моей семье. Он был внимателен и никогда не жалел никаких подарков. Папе машину поменять? Яр добавит. Мама на обследование легла, Яр поможет.

Он просто покупал молчание.

И выходило…

Родители меня продавали…

Алиса забралась на постель и прыгнула с неё. Матвей прижал к себе медведя и покачал головой, но Алиса мое «нет» через раз понимала, а тут… Она затащила Матвея на кровать и снова прыгнула. Матвей качал головой и аккуратно слезал.

— Понимаешь, я тогда вообще ничего не помнила. Меня просто захлестнула ярость… — тихо продолжила мама. — Моя девочка едва ногами передвигала, а он с кем-то по кафе ходил. Я даже не подумала, что это клиентка или как. Я просто подлетела и стала лупить его сумкой. Он меня быстро погрузил в машину…

У мамы растрепался пучок на голове, и она была сейчас настолько разбитой и раздавленной, что мое дочернее сердце обливалось кровью.

— Он сам во всем признался? — тихо спросила я, и закусила костяшку на указательном пальце. Руки пахли ванилью и шоколадом после работы.

— Он не успел… — мама снова зашлась рыданиями, а Матвей в этот момент что-то тихо стал объяснять Алисе. Она нахмурилась. Свела маленькие бровки и топнула ножкой. Потом покачала головой и, обняв растерянного Матвея, снова повела к кровати. — Я почему-то сразу стала его обвинять. Он все слушал, а потом просто выдал, что и так много делает для нас и такую его ошибку уж можно простить. И вообще я никому лучше не сделаю, если все тебе расскажу. А с девицей он все решит. И ты никогда ни о чем не узнаешь…

— Как ее звали? — спросила я, пытаясь свести все ниточки воедино.

— Откуда мне знать? — вспыхнула мама. — Ты думаешь мне до этого было? У меня единственная дочь только на ноги встала. Я внука потеряла. Я чуть тебя не потеряла. Мне вообще было плевать на эту лохудру. Мне, если честно, и на Яра было плевать. Просто я понимала, что ты без него не выживешь…

Я горько усмехнулась.

Папа профессор философии в университете. Мама руководитель творческой деятельности в школе. И я… Кондитер.

Откуда бы деньги на мое восстановление? Лекарства? Правильно мама сказала, я бы не выжила. И положа руку на сердце, я была так благодарна Ярославу, что мне кажется яд бы из его рук пила и улыбалась. Все бы сделала, попроси он меня. И ребёнок…

Я бы кричала, плакала, обвиняла… но смирилась бы. В благодарность за дочь. За себя.

Но Яр решил, что будет иначе. А иначе я не была согласна. Я не могла проглотить его предательство. Проглотить означало признаться в том, что Яр имеет, а не имел на него право. А подвергать жизнь дочери нахождением в семье где нет ничего стабильного, я не готова была.

И я не согласна с ситуацией. Ярослав меня предал и заставлял закрыть глаза на предательство.

За саму измену я его не прощу.

Ребёнок не причём.

На самом деле женщина, которая потеряла ребенка, которая знала, что никогда не сможет больше родить, она иначе воспринимает вопросы морали. Я долго общалась со знакомыми, которые брали детей из детских домов. Это другое. Это всеобъемлющая любовь, которой слишком много. А для ребёнка ее как раз достаточно.

Поэтому не в Матвее дело. А в том, что Ярослав совершил предательство. Он не видел в нем ничего плохого, а убеждал меня, что я должна быть благодарной за это, раз сама никогда не рожу.

— Нет, Викусь… ты бы не так не выжила… — покачала головой мама. — Ты бы без него сдалась и скорее всего наложила бы на себя руки. Я видела в твоих глазах это постоянно. Я боялась, что когда ты достаточно окрепнешь, ты сделаешь что-то и Ярослав не успеет. Но он все исправил. И поэтому я молчала. Потому что он вытащил тебя из петли…

— Он хочет к матери… — протянула я. — А я не знаю кто она и где. И Яр, как понимаешь, мне ничего не скажет.

Мама подняла на меня испуганные глаза и покачала головой.

— Вика не смей. Не думай даже. Это ребёнок, да. Уверена Яр все решит и возможно малыш вернётся к матери, но не думай разводиться. Ярослав отберёт Алису, и вот тогда ты сойдёшь с ума…

— Я не буду прощать измену. А уйти с одной дочерью проще, чем ещё и переживать за внебрачного сына, поэтому мне надо найти его мать.

Мама не поддержала мою идею и я запереживала, как бы она не проболталась Ярославу. Я проводила ее и в бессилии схватилась за голову. Что делать с двумя детьми? Нет. С Алисой то я точно знала, что делать, но Матвей ждал, когда решится вопрос с его матерью.

Уложив Алису на дневной сон, я вышла к Матвею, который тихонько смотрел мультики на планшете в зале.

— Когда вы отведёте меня к маме? — спросил он тихо, и я присела возле дивана.

— Малыш, мне кажется тебе придётся остаться сегодня у нас. Я не знаю, где твоя мама. Но мне хотелось бы ее найти. И как только я найду ее, то мы сразу поедем к ней, понимаешь? — я старалась заранее ничего не обещать, но и успокоить должна была мальчика, потому что я поставила себя на его место и у меня мороз по коже пошёл.

Матвей медленно кивнул.

— А когда вы ее найдёте? — задал важный вопрос Матвей, и у меня язык прирос к нёбу.

Глава 6

Ярослав сузил глаза и перехватил меня за запястья.

— Ты немного не поняла меня, Вик… — тихо сказал муж и закрыл дверь. — Никто никуда не уйдёт. Понятно?

— Я не хочу жить с предателем… — в моем голосе была дрожь, и я нервно облизала губы. — Я делаю все как ты приказал. Ребёнок чист, умыт, одет, но с тобой жить я не намерена и поскольку я не могу уйти, значит уходи ты.

— Папа? — выглянула из детской Алиса и, топоча босыми пятками, понеслась к мужу, добежала и вцепилась ему в ногу. — Папочка, а ты знаешь, что у нас Матвей в гостях?

При виде дочери Ярослав расслабился и отпустил меня. Он присел на корточки и тронул Алису за кончик носа.

— Знаю, ягодка моя… — тепло отозвался муж и мое сердце сжалось. Ягодка, зайка, медвежонок… Алиса была для Ярослава лучшей дочерью. У них была своя волна. Одна связь, которая может быть у отца и дочери. И я очнувшись растерянно прижалась к косяку спиной.

Я. Все я. Мне больно. Но дочери как объяснить, что папа не придёт? Как мне с этим бороться? Как заполнить брешь в ее сердце.

— А давай ты меня сейчас проводишь к Матвею? — спросил заговорщицки Ярослав у своей ягодки. Алиса счастливо улыбнулась и побежала в сторону детской, крича:

— Матвей! Матвей! Папа пришёл! Идём играть!

Ярослав, так же сидя на корточках, перевёл на меня разом потемневший взгляд и, как чувствуя о чем я думала, произнёс сквозь зубы:

— А о ней ты подумала прежде чем меня выставлять?

Я отвернулась и с психу толкнула сумку с вещами ногой в гардероб.

— А о ком ты думал, когда другую девку в постель укладывал? — зло спросила я и первая прошла в детскую. Матвей сидел на краю детского кресла и смотрел, как Алиса раскладывала игрушки. Он был настолько забитым и напуганным словно его весь день мучили.

— Ну малыши… — зашёл Яр в детскую. — Кто мне расскажет чем вы занимались без меня?

Ярослав играл роль доброго папеньки, но верила ему одна Алисса. Матвей же слез с кресла и спросил тихо:

— А когда вы меня отвезёте к маме?

Ярослав на секунду замер и показалось, что был растерян. Но всего лишь на секунду. Потом он вернул себе добродушное выражение лица и уточнил:

— А разве тебе с нами плохо? — он рассматривал Матвея, склонив голову к плечу и верно не замечал того. что сидела я. Одинаковый нос, скулы, глаза. Я прекрасно помнила детские фото Ярослава, чтобы испытывать надежду на то, что все это просто дурной сон.

— Нет, но я хочу к маме… — протянул Матвей и уткнулся носом в игрушку, а я вышла из детской.

Спустя пару часов я наконец-то смогла уложить Алису и зашла в спальню к Матвею, который сидел уже в пижаме на кровати, а Ярослав что-то ему тихо говорил. Они подняли на меня глаза, но я, ничего не сказав, вышла. Закрылась в кабинете Яра и стала ждать.

Муж появился на пороге через сорок минут, за которые я себя успела извести.

— Почему ты ему ничего не объяснила по поводу матери? — спросил холодно Ярослав. Таким тоном он говорил с ответчиками и оппонентами.

— А ты мне что-то объяснил? — я встала с его кресла и прошла к дивану. Села на него с ногами и обняла подушку.

— Что тебе было непонятного в том, что я сказал, что он живет с нами? Что за сказки ты ему рассказывала? — зло произнёс Ярослав.

— Я говорила то, что было по меньшей мере логичным! — вспылила я. — А ты бы мог предупредить, что малыш потерял бабушку, а не ставить меня перед фактом, когда у ребенка начнётся истерика. Когда она скончалась?

— Какая тебе разница? — брезгливо спросил Ярослав и вытащил из бара коньяк. — У тебя есть задача: воспитывать детей, зачем ты лезешь куда-то?

— Может потому что мне для того, чтобы воспитывать, надо хотя бы что-то знать? — парировала я.

— Тебе достаточно знания, что по документам ты его мать и все… — отрубил муж и я не выдержала.

— Яр, это не так делается, — я отбросила подушку и встала. — Ты должен понимать, что если я и играю по твоим правилам, то это только из-за сочувствия к ребёнку, но явно не из-за твоих приказов. Для меня ты предатель…

Яр со звоном поставил на стол бокал и медленно повернулся ко мне. В его темных глазах бурлила всеми оттенками чёрного бездна.

— Да что ты знаешь о предательстве, Вик? — спросил он холодно и зло. — По тебе предательство это измена, да? А по мне предательство это когда любимый человек отказывается жить. Кричит и плачет, чтобы его отпустили. И самое дерьмовое, Вик, что малодушие, жалость, понимание, они толкают на то, чтобы принять эти желания.

Я застыла не в силах что-то ответить на такое заявление.

— Если уж говорить о предательстве, то я с ним живу последние годы. И каждый раз задаюсь вопросом, а действительно ли ты хотела уйти или это был бред? Потому что если первое, то все, что я делаю, наша дочь, наша семья это зря! Потому что я тебя просто держу тебя возле себя.

Если Ярослав считал, что я могла как-то иначе реагировать тогда, то он ошибался. Это невосполнимое горе — потерянный ребёнок, и любая мать на моем месте не хотела бы жить. Вариться в иступляющей боли, которая кожу заживо сдирала .

— Так если я тебя предала… — онемевшими губами сказала я. — Оставил бы. Зачем живешь с предательницей. Хотя погоди! Ты и так оставил. Ушёл к другой в то время, когда я оплакивала нашего ребёнка. Ты в это время был с его матерью. Ты жил, а я существовала!

Мой шепот звучал все ниже, а слёзы лились из глаз без остановки.

— Так что же ты, такой преданый, — сказала я, подавшись воздухом. — Что же ты не бросил меня предательницу? Что же не ушёл?

Ярослав бросил на меня взгляд и меня прижало к полу.

Острый нож провернулся в сердце, выворачивая его наизнанку.

Душа заскулила.

Потому что во взгляде супруга, который был для меня всем миром, я увидела вину.

Губы дрогнули, и я заторможено произнесла:

— Ты и хотел тогда уйти от меня… Яр, ты же… поэтому ребёнок родился… Ты хотел уйти…

Глава 7

Мои губы затряслись. Я приложила к ним ладонь, чтобы не закричать.

Он хотел уйти. Ему осточертела жена калека, которая ни родить не смогла бы, ничего другого сделать. Он был в подвешенном состоянии, где на одной чаше весов была я, авария, потерянный сын, а на другой — женщина без проблем, без истерик, без боли.

— Что тебя остановило, родной? — спросила я, присаживаясь на диван. Хотя больше было похоже, что я на него упала. Я снова ощущала боль во всем теле. Снова мне дробило кости. Снова бессонные ночи и голоса врачей были рядом.

— Не говори ерунды… — глухо сказал Ярослав и сделал шаг от стола. — Не надо приписывать мне все, что тебе в голову придёт.

Муж расстегнул верхние пуговицы рубашки, бросил на полку часы, снятые нервным рывком с запястья. Взлохматил волосы, превратив идеальную укладку в просто растрепанное нечто.

— Я не приписываю… — сказала, я и губы онемели. Их сковало холодом, и он расползался по всему телу, захватывался горло и комком падал вниз, вымораживая все в груди. — Я вижу. По глазам вижу, что ты хотел уйти, но сейчас боишься в этом даже себе признаться.

— Вика, ты ничего не знаешь… — Ярослав приблизился и сел на корточки возле моих ног. Дотронулся кончиками заледеневших пальцев моих коленей. — Не суди, ты не представляешь, что это был за ад…

— Представляю… — тихо произнесла я, смотря в одну точку, на книжные полки у противоположной стены. — У тебя была хорошая жизнь. Успешная карьера. Красавица жена, молоденькая, глупенькая, нежная, которая тебе в рот заглядывала. Должен был родиться ребёнок. И все это полетело к чертям из-за одной аварии. Которую никто не мог предположить. И жена вдруг теперь не красавица. И наивности и молодости в ней не осталось. И ребенка. Долгожданного наследника, мальчика, продолжения твоей фамилии не будет…

Слова резали горло.

Меня душила боль и осознание в какой лжи я все время жила.

— Вика… — хрипло произнёс Ярослав. — У меня осталась красавица жена, которая вдруг решила, что жить не надо. У меня была практика, которую надо было продолжать вести несмотря ни на что. У меня было время, которого перестало хватать, а ещё грядущие операции, реабилитации. Потому что я не хотел оставлять свою красавицу жену. Я не хотел.

Яр опустил лицо и у меня что-то дрогнуло внутри. Передо мной сидел не адвокат Воскресенский, а Ярослав, которому было больно.

— Это получилось случайно. Я не думал ничего затягивать. Я не хотел никогда тебя бросать. Я не представлял как иначе… — продолжил муж, а я закусила губы.

— Но ты устал… — тихо перебила его я. — И та другая оказалась глотком воздуха. Тебе просто надо было вырваться из запаха лекарств, из моих слез, из череды врачей…

— Вика не так все было! — резко и зло сказал Яр, поднимая на меня глаза. — Я ничего не планировал. Я думал меня бес попутал. Я думал…

Я отстранилась от мужа. Любое прикосновение отдавалось тянущей болью внутри, словно все внутренности менялись местами. И от этого меня мутило. Тошнота подкрадывалась медленно и осторожно.

— Как долго? — спросила я, стараясь не смотреть в глаза мужу.

— Пара встреч… — выдавит Ярослав сквозь зубы.

— А потом что? Одумался? — я хотела говорить без сарказма, но у меня не выходило. Нота иронии все же проскользнула в голосе, и Яр переменился в лице.

— Я не одумался… — зло произнёс муж. — Я выбрал семью. Я выбрал тебя. Мне кроме тебя никто не нужен был.

Я ему не верила. Мне казалось это была долгая связь. И мне казалось она началась еще до аварии. Мама сказала она видела их с ребёнком. Даже если взять самое худшее, что сразу после аварии Ярослав сходил налево, то выходило, что мама их видела, когда прошло чуть больше года или полутора лет.

Он не знал, что она была беременна?

Или эта встреча как раз и была для того, чтобы она показала ему ребенка?

Или как все это было?

— А Матвей? — уточнила я. — Это была страховка на тот случай, что я не смогу родить ребенка?

Яр резко встал и прошёл к столу. Посмотрел в окно и нервно и зло выдал:

— Я на психа похож? — спросил он.

— Ты похож на человека, который весь прагматично относится к вопросам морали… — спокойно ответила я, хотя внутри все заходилось пламенем и горело.

— Я не планировал ничего такого! — зарычал Ярослав, снова увидев во мне оппонента. — Это была случайность и узнал я о ней слишком поздно. Она без моего участия решила родить и уже потом приволокла мне ребенка! А мое мнение ты знаешь! Лучше бы его не было. Лучше бы не было свидетельства моей ошибки.

Я медленно встала с дивана и прошла к двери. Ноги одеревенели и кололи. Я стискивала зубы, чтобы не завыть, но все же нашла в себе силы предложить:

— Верни ребенка его матери. Он ее любит и скучает.

Ярослав ничего не сказал и позже за закрытыми дверьми я слышала как он разносил свой кабинет, как гремели бокалы в баре и как хлопали ящики стола.

А я сжавшись в комок лежала на краю кровати, не понимая, что мне делать. Нет, ближайшие планы я знала прекрасно, но в принципе. Что дальше делать? У меня были сбережения от домашнего кондитера. Ярослава никогда не интересовало, что я делала с деньгами от своего маленького хобби. Он здраво оценивал мое желание иметь доход, который не был зависим от него, потому что я хотела делать какие-то подарки или покупки не из его кармана. Но этих денег не так много. На полгода очень экономной жизни, а уйдя, я не смогу работать, потому что как раз все мои миксеры, духовки оставались здесь.

Значит выход один, разводиться и стараться отсудить свою часть имущества. Хотя черт знает как это сделать…

Ярослав остался ночевать в своём кабинете, и я с запоздалой радостью выдохнула. Находиться вблизи супруга казалось пыткой. Я не могла на него даже без боли смотреть и тем более ощущать рядом.

А уехал он из дома ещё до того как самый главный жаворонок семьи проснулся. Алиса вышла в начале восьмого утра из детской и тихо спросила:

Глава 8

— Чего надо? — дыхнул на меня перегаром мужик в помятой футболке и спортивных штанах.

— Добрый день, — растерялась я. — Мне нужна мама Матвея.

Я даже не сообразила у Матвея спросить имя и фамилию. Он знал свой адрес, то такие подробности уж точно выучил.

— А ты кто такая будешь? — рыгнул в мою сторону мужик. — Опять опека что ли?

Я осмотрела на себя. Тонкие джинсы с высокой талией, майка, поверх рубашка белая. Волосы в пучок уложены на затылке.

— Нет. Я знакомая. Мне надо поговорить с матерью Матвея, — сказала я. Постаралась очень твёрдо и дернула подбородок ваерх.

— А ты не краля этого мажорика, который мальчонку забрал? — прозорливо уточнил мужик, и я занервничала.

— Где мать Матвея? Вы можете мне хотя бы ее телефон дать? — стояла я на своём. Мужик покачал головой и облокотился на дверной косяк, сложил руки на груди.

— Значит пришла разбираться с какого тебе приперли чужого пацана? — ехидно спросил мулик. — А правильно! Сначала такие как твой хахаль брюхатят девок, а потом пожилые бабки должны растить. Ничего ничего! Не переломишься. Повозишься с чужим ублюдком. Это вам с мажором возмездие!

Последнее проорал мужик и шагнул за порог. Я отшатнулась к стенке.

— Мне нужна мать Матвея. Он скучает и хочет к матери, — заявила я, не понимая с кем вообще разговариваю и почему меня ещё и отчитывают.

— И мне нужна мать Матвея! — рявкнул мужик. — Я не нанимался нагулышей воспитывать!

— Вы отчим? — спросила я тихо.

— Хрена там, цыпа! — прорычал мужик. — Это коза от твоего кобеля принесла, а я с матерью должен был растить!

Матвей что-то говорил про дядю. Почему дядя, если по логике того, что мужик называл матерью, то выходило он отец матери Матвея или ее дядя. Или реально дядя?

Черт.

— Дайте мне ее номер. Я не буду с вами ничего обсуждать.

— Да сейчас! — взбесился мужик и тут дверь напротив резко открылась, и пенсионерка зашипела:

— Витька! А ну кончай буянить, я сейчас опять участковому позвоню, — и махнула платком на мужика.

— Да тут вот голубая кровь, белая кость приперлись. За мамкой Матвея, — рыкнул он на соседку.

— Ой какой кошмар-то. Какой кошмар, — запричитала соседка. — Такое горе, только бабушку похоронили и тут ребенка из семьи выдернули.

— А я не хочу чьих-то нагулышей растить! — рявкнул мужик и повернувшись ко мне повторил. — Вали отсюда, а ещё раз припретесь, я и тебя, и твоего хахаля с лестницы спущу!

Мужик развернулся и хлопнул дверью, оставив в подъезде только пары перегара. Я посмотрела на соседку и тихо спросила:

— А может вы мне расскажите про маму Матвея? — я шагнула вперёд, но тут пенсионерка прижала к губам платок и прошептала:

— Ой горе-то какое. Не знаю я ничего. Ничего. Пусть вон Витька как протрезвеет все рассказывает. Чужая семья потёмки! — и прошуршала в свою квартиру, а после оглушительно хлопнула дверью.

Я прикрыла глаза и тяжело выдохнула.

Вышла из подъезда и снова вызвала такси. По пути к центру я написала родительскому соседу по даче дяде Боре, бывшему оперу. Звонок раздался как я только вышла из машины.

— Да, Вик, что-то случилось? — дядя Боря на пенсии выращивал пионы и помидоры. У него рядом с родителями был дом капитальный и круглогодичный. На даче он жил постоянно и к нему часто обращались, чтобы помог проверить дом или там камеру наблюдения снова развернуло.

— Дядь Борь, здравствуйте. Нет, не случилось, у меня к вам другое дело, по так сказать вашей прошлой специальности… — быстро проговорила я и рассказала всю историю Матвея, но с ограничениями, чтобы не озвучивать свой развод.

— Так давай узнай у мальчишки имя и фамилию и скинь мне адрес. Попробуем сразу посмотреть по прописке… — тяжело выдохнул дядя Боря, и я кивнула, поблагодарила и переслала информацию.

А на втором этаже в кофейне меня ждала женщина, которая могла мне помочь.

— Добрый день, Ольга. Я вам ночью писала, меня зовут Виктория…

Женщина в очках и с пышным пучком на затылке, примерно как у меня, улыбнулась и протянула руку.

— Так вот какая вы супруга Воскресенского… — протянула она задумчиво, и я печально улыбнулась. Присела за столик и туго сглотнула.

— И что? Не даёт развод? Лишит родительских прав? — усмехнулась юрист и известный блогер, представитель движения против домашнего насилия Ольга Дрорцовая.

Я на ее канал наткнулась случайно, но почему-то меня зацепили темы, которые она поднимала и ночью я, дрожа от паники, написала ей.

— Да. И я не работаю официально, только самозанятость и имущества нет никакого. И ребёнок. И вы же знаете наверно, что муж публичная личность и достаточно известная у нас в городе и возможно будет предвзятость…

— Знаешь, что мы с тобой сделаем? — тихо спросила Ольга и приблизилась ко мне.

Через полчаса я вышла из торгового центра с маленькой надеждой на светлое будущее. Своё и Алисы. Но что делать с Матвеем я по-прежнему не знала.

Я вытащила мобильный и ужаснулась. Пять пропущенных от воспитательницы. Звук с вечера так и был отключен, и я ничего не слышала. Я быстро перезвонила и услышала обеспокоенный голос воспитательницы:

— А Ярослав Викторович приехал и забрал детей.

Мое сердце сжалось. Зачем он вообще приезжал за детьми? А вдруг он хочет спрятать от меня Алису? А что если…

Я стала набирать мужа, параллельно вызывая такси. Яр не отвечал. И через десять минут. И через пятнадцать. У меня все тряслось внутри от вероятностей того, что могло случиться. Когда машина остановилась во дворе, я увидела машину Ярослава. Значит он дома и дети дома, но почему он не отвечал?

Что-то должно было случиться. Ярослав никогда не приезжал за Алисой в садик. Он что-то задумал. Он что-то сделал с моей дочерью.

Я вылетела из лифта и толкнулась ключом в замочную скважину, но…

Со стороны квартиры ключ был в замке.

Я никак не могла открыть дверь.

Я стала звонить в дверь, но звонок не реагировал, а проклятая дорогущая дверь со сверхшумоизоляцией не давала разобрать, что происходило по ту сторону.

Глава 9

Я несколько раз ударила по двери кулаком и развернулась. Прижала ладони к лицу и взвыла. Именно в этот момент щёлкнул замок и дверь распахнулась, чуть не ударив меня по плечу.

Яр злой и в помятой рубашке со следами чего-то розового на воротнике посмотрел на меня с ненавистью и на грани слышимости произнес:

— Если ты ещё хоть раз оставишь мобильный на беззвучном…

Я не стала его дослушивать и влетела в квартиру. В доме был полный хаос: в коридоре валялась детская обувь, по полу были разбросаны игрушки и столовые приборы, Алиса вылетела из-за поворота кухни вся в слезах и тоже в чём-то розовом и закричала:

— Плохой! Плохие! Мама! Папа плохой! Я все сейчас расскажу! — и с криком бросилась ко мне. Я присела на корточки и поймала дочь в объятия. Сердце нервно билось в горле, поэтому я не сразу выдавила:

— Лисёнок, а Матвей где?

Алиса нервно показала в сторону кухни и схватила меня своими маленькими пальчиками за отвороты рубашки. Я подняла тяжёлый взгляд на Ярослава.

— Ты Тайсона растишь? — нервно спросил муж, закрывая дверь и растягивая галстук. — Она укусила мальчика за ухо. А потом устроила драку…

— Потому что он такой же плохой как и ты! — всхлипнула Алиса и звонко топнула ножкой по полу.

— Воспитательница тебе не дозвонилась, и мне пришлось самому между заседаниями ехать, Вик… — выдохнул Ярослав. — Алиса дралась из-за того, что тот мальчик что-то сказал Матвею. И уж если бы это дальше садика пошло, я был бы вне себя от разочарования…

Яр нервно выдохнул и скинул с плеч пиджак. Начал расстёгивать рубашку по пути к ванной, а я прижала к себе дочь и погладила по голове.

— Пойдём к Матвею и вы мне все расскажете… — предложила я, и Алиса кивнула, тут же стерев слёзы с глаз.

Матвей сидел в углу кухни на стуле и смотрел на подоконник, где стоял мой контейнер с розовой мастикой. Так вот в чем у Ярослава оказалась рубашка.

— Папа ругался! — ябедничала Алиса, ведя меня за собой. — А Федя сказал Матвею, что выбросит его равнину!

И при этом ткнула пальцем в медвежонка. У меня на глазах проступили слёзы, и я поправила:

— Рванину может?

Но Алиса меня не услышала, она продолжала дальше:

— А я сказала, что медведя Федя не получит! А он меня толкнул, а потом я его. А он меня уронил, и я его укусила! — последнее Алиса произнесла с такой гордостью словно действительно укусить за ухо было для неё делом чести.

— Ты просто за Матвея заступилась и воспитательница мне стала звонить? — спросила я, присев на корточки возле дочери и Матвея, который нервно закусывал губы. Я протянула ладонь к мальчику и положила ее на его маленькие ручки. Пальчики влажные и холодные принялись перебирать мои тонкие колечки, и Матвей тяжело вздохнул.

— Да! А папа злой! Приехал и рычал. Вот так! Рррррр, — Алисе удавались идеально рычащие звуки, поэтому она при любом удобном случае их демонстрировала.

— А дальше… — тихо попросила я, слушая внимательно дочь, которая вообще не была мной. Это была копия Ярослава. Непоколебимая, упрямая и смелая.

— И мы долго где-то ехали. А дома папа посадил нас и сказал быть тихо, а я не нашла пластилин! — выдавала Алиса, уже примеряясь как бы залезть на стул к Матвею. Он аккуратно сдвигался на край, чтобы дать место для манёвров.

— И ты нашла мою мастику… — закончила я за дочь и увидела по всей кухне отпечатки розовых ладошек с кусочками декора.

— А я тебя просил убирать подальше свои кондитерские штуки, — проворчал из коридора Ярослав, и я отвернулась, поджала губы, глядя на мужа, который мне за последний час всю душу вывернул.

— Алиса, — позвала я дочь, — возьми Матвея и идите в детскую. Я сейчас папу на работу провожу…

Алиса бросила залезать на стул и потянула за штанину Матвея. Они ушли как два гномика тихо в спальню, а я встала с колен.

— Впредь постарайся быть на связи, — заметил Ярослав, поднимая с тумбочки свои бумаги и сумку с ноутом.

— Зачем надо было их вообще забирать? — спросила я нервно.

— А ты знаешь как Алиса орала? — набычился Ярослав. — Я ее впервые в таком виде видел. Она как дьявол была. Готова была этого Федю заживо сожрать. Это все твоё воспитание без наказаний.

— Это все твой характер! — выдохнула я. — И твой пример. Если бы ты был сдержанным, Алиса бы себя так не вела.

— А может ты просто перестанешь куда-то сбегать от детей и сбагривать их в кружки? — оскалился Ярослав.

— Да ну! Серьезно? Пусть как Маугли растут? Да? Тебе норм смотреть на Матвея, который слово лишний раз боится произнести? — зло спросила я, потому что на сегодняшнем примере было ещё ярче видно насколько у Алисы сформированный эмоциональный интеллект и насколько Матвей в этом плане забитый.

— Не сравнивай такое. Матвей это не показатель! — произнёс муж и шагнул ко мне, хотел по привычке поймать меня за подбородок, но я увернулась и выскользнула.

— Знаешь что, Яр? — я выставила указательный палец вперёд. — Матвей очень показатель. Твоего отношения. Мало того, что ты его как котёнка выдернул из семьи, но даже сейчас, видя как ему плохо, ты все равно давишь, и давишь, и давишь на то, что ты знаешь как лучше!

— Я знаю как лучше! — зарычал муж. — Я взял на себя ответственность за свою семью и я несу ее, так что не передёргивай. Матвей только входит в мой ближний круг.

— С такими темпами он вырасти успеет пока войдёт!

— Вика, это не мой характер у Алисы! А твой! — выдохнул Ярослав, теряя терпение. Я прищурила глаза и набрала побольше воздуха, но подавилась им от крика дочери.

— Мама! — вылетела Алиса из спальни. — Мам! Там Матвей кашляет! И делает так… Кхеее… Кхеее…

По пантомиме дочери я поняла страшное: Матвей задыхался.

Глава 10

— Детская клиника через три дома, — выдохнула я нервно уже возле машины и открыла заднюю дверь. Алиса вместе с медведем Матвея быстро прыгнула в салон, а я, забравшись внутрь, протянула руки к Ярославу. Он аккуратно передал мне бледного Матвея, который только плакал и хватал губами воздух.

— Знаю, — выдохнул Яр и закрыл дверь. Сел за руль и быстро выехал с парковки.

— Мамочка, мамочка… — тихо шептала Алиса, наблюдая, как я гладила Матвея по волосам. — Мишку дай. Дай ему мишку.

Алиса подползла к нам и положила Матвею медведя на живот. Дрожащими руками малыш обнял игрушку.

— Тшшш… мой маленький. Не бойся… — качала я Матвея. — Сейчас все исправим. Все исправим.

— Мама, а Матвей болеет? — спросила Алиса, гладя Матвея по руке.

— Не знаю, милая… — произнесла я и бросила взгляд на Ярослава. О таком надо предупреждать. А если бы это началось, когда я была с детьми одна? Ярослав меня первую и обвинил бы.

Яр остановился напротив входа в клинику и, быстро обойдя машину, открыл дверь. Бросил на меня укоризненный взгляд в ответ на тот гневный мой и забрал у меня Матвея. Я вылезла из авто и поймала Алису за руку.

— Мам, а Матвей поправится? — спрашивала дочка, едва поспевая за мной.

— Конечно, милая, — сказала я, подавив в себе панику. Я не понимала, что такое с малышом. Это не астма точно, иначе бы все было более плачевно. Аллергия? Если только на мастику, но по факту это же сахарная пудра и желатин. Но сахар Матвей ел и ничего не было, а желатин это коллаген из костей животных.

На что тут может быть аллергия?

Или он в садике что-то кушал?

— Ребенок задыхается, — сам задохнувшись сказал Ярослав у стойки регистрации. Медсестра быстро набрала номер и к нам вышли несколько врачей.

— Аллергические реакции? — спросил один сурово. — Астма?

Мы с Ярославом переглянулись, и я с трудом сдержалась, чтобы не ляпнуть про то, что это надо было выяснять заранее, чтобы быть готовым.

— Мы не знаем, — выдохнул нервно муж, сцепив зубы так сильно, что по скулам побежали желваки. — Вы можете просто помочь?

Мы прошли в палату, и нас с Алисой отстранили. Ярослав остался с Матвеем, а дочка залезла мне на колени и обняла за шею. Выдохнула тяжело:

— Мам, а почему так? — дочка уткнулась мне в шею и потянула на себя мою рубашку. Я обняла Алису и тихо сказала:

— Я не знаю, малыш… — в носу защипало. Я боялась за Матвея за как родного ребёнка, хотя не осознавала, что любая нормальная наверно бы была безразлична к мальчику, которого муж сделал на стороне, но мое израненное сердце не могло окаменеть. Оно билось, вздрагивало и щемило при мыслях о том, что ни в чем не виноватый малыш может пострадать по вине взрослых.

За прошедшие сорок минут Алиса успела расплакаться и меня довести до слез, постоять покараулить у двери палаты и даже немного вздремнуть на моем плече, в то время как я медленно сходила с ума. То что происходило у нас в семье нормальным назвать было нельзя. Даже если бы Ярослав просто иначе привёл Матвея в дом, все могло быть не так остро, не так дико. Но сейчас это было адом. Дети страдали, я сходила с ума…

— Это не астма и не аллергия, — сказал тихо Ярослав и присел возле меня на кресло. Алиса забыв про то, что папа плохой полезла к нему на руки. — Это паническая атака…

Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, чтобы никто не заметил как у меня они наполнились слезами.

— Врач прописал успокоительные, невролога и психиатра… — закончил Ярослав.

— И дальше что? — тихо спросила я.

— Скоро отпустят домой… — сказал Ярослав и прижал Алису к себе. Он не понимал о чем я спрашивала, поэтому я встала и прошла в палату. Матвей сидел на краю смотровой кушетки и врач записывал какие-то данные. Я присела рядом и обняла мальчика. Он прижался ко мне и сдавил в пальчиках мою рубашку.

— Вот, — врач протянул мне бумаги. — Я все написал. И все же рекомендую обратиться к специалистам. Это не физиологическое, а психическое… У нас очень хорошая клиника психосоматических болезней есть на Авроре. Обратитесь, а сами выучите дыхательную гимнастику. И в таких случаях никогда сами не впадайте в истерику. Ребенку нужен уверенный в себе взрослый…

Я слушала и кивала. Понимала, что этим должен заниматься Яр, но он все свалит на меня и что будет делать дальше, когда мы с Алисой исчезнем, не представляла.

Нас врач отпустил через полчаса. Ярослав привёз нас домой и ещё потратил минут тридцать, разговаривал с Матвеем в спальне, а я ходила вместе с Алисой по квартире и не знала куда себя деть.

— Так, я все же поехал в суд… — сказал муж, выйдя из спальни. Его место быстро заняла там дочь. Залезла на кровать к Матвею и стала ему что-то шёпотом рассказывать.

— Яр, ты понимаешь что это не нормально? — спросила я, обнимая себя руками. — Сегодня он задыхается, а завтра начнёт терять сознание. И спросишь ты с меня.

— Вик, не утрируй, — отмахнулся муж. — Мы теперь знаем в чем…

— Яр, услыш меня наконец! — хрипло произнесла я и шагнула к мужу. — Матвею плохо. Он боится всего. Его забрали из семьи. Он хочет к матери! Зачем ты все это устроил? Пусть ребенок живет с матерью. Зачем ты его забрал? Зачем ты над ним издеваешься? Где его мать? Почему к ней такое отношение? Почему…

— Потому что о таких как она либо хорошо, либо никак не говорят, — зарычал муж и вышел из квартиры, а я с трудом поняла, что такую присказку говорят о покойниках.

Не успела я отойти от шока, как у меня в кармане завибрировал телефон. Я его вытащила и увидела на экране сообщение:

«Привет»

Дрожащими пальцами я ткнула в иконку мессенджера и мне снова написали. По логике мужа — с того света.

«Слышала, ты меня искала…»

Глава 11

Я не думая ни секунды тут же нажала на знак звонка. Нервы натянулись, а во рту стало сухо. Я понимала, что такое мне могла писать только мать Матвея, но откуда у неё мой номер? Мы были с ней знакомы? Да нет, бред. Это должно было быть тогда поверхностное знакомство, иначе бы я знала адрес и точно была бы в курсе родственников. Но нет.

— Возьми трубку… — попросила я, понимая, что слышала уже пятый гудок и никакого ответа не было.

Каждый звук отдавался в голове как раскат грома. Она же сама мне написала. Почему не брала трубку?

Я скинула вызов и заскринила всю переписку, а следом быстро набила сообщение:

«Матвей тебя ждёт. Не играй в прятки, подумай о ребёнке».

Меня проигнорировали. Сообщение даже не высветилось доставленным, и я закусила в бессилии губы.

Черт.

Что это за игры? Почему я оказалась втянута в историю, к которой не знала даже пролога. Кем мать Матвея была Ярославу? Любовница? Девушка для пары ночей? Новая любовь?

Почему она так жестоко обходилась с собственным ребёнком?

Я снова набрала номер и закусила костяшки пальцев. Прошлась вдоль коридора до кухни и упала на стул.

Гудки.

Снова гудки. И сообщение без значка о доставке.

Да это сюр какой-то!

Я выдохнула. Отбросила телефон, чтобы не гипнотизировать экран в ожидании звонка матери Матвея, дяди Бори или своего юриста Ольги. Пошла в спальню к детям и присела в кресло качалку, наблюдая, как Алиса показывала Матвею, как надо раскрашивать платья принцесс. Дочь лежала на мягком ковре на животе и водила пастельными карандашами по рисунку. Матвей сидел рядом с ней и наблюдал. Потом спустя долгие полчаса Алиса наконец-то уговорила Матвея попробовать самому рисовать, и он с третьей просьбы все же рискнул. У него была поставлена рука и он смело раскрашивал не заходя за контур рисунка. Им занимались. Но чисто в рамках того, что должен уметь малыш его возраста.

Что же случилось?

Что же произошло в его семье.

Я смотрела на мальчика и не чувствовала боли предательства. Многие меня осудят и скажут, что я неправильная, но я просто затолкала глубоко внутрь факт измены мужа, и поэтому относилась к Матвею как к ребёнку попавшему в беду. Так было проще, разделить проблемы и не страдать из-за одной, усугубляя другую. Ближе к ужину дети стали вести себя более раскованно, и я рискнула вывести их на детскую площадку.

— Мама! Мама! — прыгала Алиса, в то время как Матвей крепко цеплялся за мою ладонь, боясь отойти хотя бы на шаг. — Мама! Пойдём на те качели! Нет! Сначала на те!

Алиса поочерёдно тыкала в разные углы детской площадки, и я тихо предложила:

— А давай дадим Матвею выбрать на каких качелях кататься? — Алиса нахмурила носик и дёрнула себя за хвостик, а потом обежала меня и поймала Матвея за другую руку. Мы остановились, и Матвей в нерешительности показал на качели-гамаки.

— Я на таких никогда не катался…

Мы пошли к гамакам, а домой засобиралась только когда Ярослав припарковал машину на уличной парковке и подошёл к нам. Алиса была слишком занята тем, что показывала Матвею как правильно спрыгивать с качелей, поэтому дети не обратили никакого внимания на Яра. Супруг приблизился и сел возле меня на скамейку. Я убрала мобильный, где делала покупки и, не глядя на мужа, тихо сказала:

— Мама Матвея писала…

Боковым зрением я видела как напрягся Ярослав, как его лицо снова стало похоже на посмертную маску. Он сцепил руки в замок и медленно произнёс:

— И ты конечно захотела пообщаться… — Ярослав приблизился ко мне и положил ладонь мне на колено. Сдавил его до боли, но я даже не поморщилась.

— Однозначно… — сказала я безразлично. — Мне ведь важно знать, за что она так ненавидит своего ребенка, что бросила его на умирающую бабушку.

— Зачем? — прорычал Ярослав, разворачиваясь ко мне лицом и требовательно положив мне ладонь на плечо.

— Чтобы просто она забрала своего сына. Это не правильно, что при живых родителях он сирота, — отозвалась я холодно.

— То есть ты готова вернуть ребенка в чудовищную обстановку, к людям, которые его не любили… — начал заводиться Ярослав, но я перебила:

— Он ее любит. Какой бы плохой она не была, но Матвей ее любит. И вскоре возненавидит тебя за то, что ты отнял у него мать… — произнесла я словно слова приговора.

— Он полюбит тебя! Ты намного лучше. Ты более хорошая мать, — на одном дыхании выдал Ярослав и меня всю словно подбросило. Я развернулась к мужу. Посмотрела пристально в глаза.

— Ты за нас все решил, правда? — с шипением начала я. — А хоть кого-то ты спросил как мы относимся к этому? А что же ты такой нелогичный, раз я более хорошая, что же ты сам полез на его мать, а, Яр?

Во мне кипела и бурлила злоба. Я словно воочию увидела своего супруга тогда, когда все было плохо, когда я не вставала с больничной койки и не хотела жить. Увидела и ужаснулась, потому что в этой картинке была женщина без лица, к которой мой муж уходил, когда за ним закрывалась дверь палаты.

— Мне с тобой… — тихо произнёс Ярослав вдруг весь изменившись, разом постарев, со взглядом усталого, беспомощного человека, у которого жизнь потеряла смысл. — Вик, мне с тобой рядом было просто безумно больно…

У меня на глаза набежали слёзы и застыли там как льдинки. Я отвернулась, прекрасно понимая, что имел ввиду Ярослав. Ему было больно рядом со мной, потому что наверно он винил себя, потому что хотел все исправить, а ничего не получалось, потому что я отказывалась от всего и от него в первую очередь. Мое сердце стучало громко, и из-за этого я почти не понимала, что молча встала и позвала детей домой. На автомате покормила их, не дожидаясь, когда Ярослав выйдет из ванной и пошла укладывать спать. Каким-то отрешенным взглядом наблюдала, как сначала Алиса долго укладывалась и просила переставить куклу ангела подальше от двери, а потом как Матвей безропотно и тихо прошёл в свою спальню и забрался на кровать.

Глава 12

— Вика, не надо… — холодно сказал Ярослав и накинул куртку на плечи. — Не произноси ее имени. И вообще забудь…

— Почему? — я шагнула к мужу. — Что такого случилось у тебя с ней, что ты выдаёшь ее за умершую, а она играет в прятки?

Мой голос понизился до шёпота, и я почти прижала Ярослава к стене.

— Не надо лезть в эти вещи, Вик… — попросил мягким голосом Ярослав, и у меня в голове чуть ли не петарда взорвалась.

— Как это было? — я оттеснила Ярослава в рукав коридора, который прилегал к кухне, подальше от детских спален. — Ты напился и вышел в бар? Снял первую девку? Или ты давно знал ее? И когда решился на измену, она ничего не имела против, потому что жена у тебя, как бы сказать, ничего не скажет…

По лицу мужа пробежала тень, и он покачал головой.

— Знаешь… — тихо сказал Ярослав, сам потянув меня на себя. — Вик, это была самая большая ошибка в моей жизни… Ни о чем я не сожалел никогда так сильно, как об этой неправильной связи, которая оказалась с последствиями…

Меня всю передергивало. Хотелось то ли разреветься, то ли броситься на мужа.

— А об этом ты сразу знал? И решил подстраховаться? Раз я потеряла ребёнка… — я сузила глаза и посмотрела на мужа снизу вверх. В его взгляде плясали молнии.

— Повторюсь, — хрипло сказал Ярослав, сжимая меня сильнее своими руками за талию. — О ребёнке я узнал уже после того, как он родился. Я не собирался уходить из семьи, не собирался разводиться, не собирался…

Яр отпустил меня и упёрся спиной в стену. Опустил взгляд на свои руки, видимо, по привычке ища в них листок с заготовленной речью. А потом поднял на меня глаза…

Он так смотрел на меня в той палате.

Глазами полными боли и отчаяния.

Мы мало говорили тогда. Я просто смотрела на мужа и не хотела ничего. Я даже с трудом могла заботиться о себе, что уж о большем говорить.

— Если бы мы решили больше не пытаться родить, я бы не расстроился… — в сторону сказал муж, а меня укололо веретено с ядом в самое сердце.

— Ты… — я сглотнула туго. — Ты не хотел Алису?

Яр усмехнулся и растрепал волосы.

— Я хотел Алису. Молился с того дня, как ты сказала о беременности. Но если бы ничего не получилось, то возможно через лет пять или семь мы бы все же пришли в детский дом или дом малютки. А может быть согласились на суррогатное материнство… Я не знаю, Вик… Но про Матвея я не знал.

Я обняла себя руками, погружаясь в омут памяти. Сколько времени прошло? Мама говорила видела, когда я была на реабилитации. Или попутала?

— И я не знал что делать… Ты только пришла в себя. Забеременела Алисой и тут ребёнок… Мне что надо было тебе его тогда приволочь, чтобы ты даже не доносила дочь? Нет. Я заплатил денег. Достаточно, чтобы больше никто никогда не видел и не слышал про ребёнка. Это были не постоянные платежи, а просто одна большая сумма. И все.

Одна большая сумма…

Насколько была большая? Я вспомнила, как Ярослав продал свой «Эскалейд». Какая у него была цена? Миллионов девять наверно. Но тогда Яр сказал, что это для бизнеса, а у меня в то время не было привычки совать нос в мужские дела.

— Ты просто откупился… — горько сказала я.

— Я откупился, — признал с горечью Ярослав и оттолкнулся от стены.

— Твой ребёнок все это время был рядом с чудовищами, ты это понимаешь? — спросила я, задыхаясь болью.

— Понимаю, но зато второй мой ребёнок родился, — сказал Яр, проводя ладонью по лицу. — Согласись цинично звучит. Выбрать между детьми. Я выбрал и вместо того, чтобы сейчас получить хоть толику понимания, мне приходиться обороняться со всех сторон.

— Яр, я на тебя не нападаю, — сказала я, все ещё находясь в шоке от честности мужа. — Я просто хочу знать. Все хочу знать. Что мне ждать, как общаться с Матвеем? Какой бы плохой не была его мать, он ее ждёт.

Лицо Ярослава сново приобрело острые черты, и муж, поджав губы, ответил:

— Не дождётся.

Я дернулась к мужу.

— Почему, Яр? — спросила глухо.

— Я платил за то, что ты никогда, не при каких обстоятельствах не узнаешь об этом. Да. Вероятнее всего я бы все равно погряз во лжи и помогал как-то мальчику через третьи руки, но ты и Алиса ничего не должны были знать… — холодно и цинично рассуждал Ярослав, заставляя меня холодеть от ужаса.

— Но мы узнали. И что теперь? Он скучает. Он ее ждёт. Ты же хотел, чтобы он был с матерью. Почему сейчас так упираешься и избегаешь малейшего напоминания или разговора о ней… — быстро говорила я.

— Потому что все изменилось, Вика… — муж все же шагнул к двери. — И мои планы тоже изменились.

Ярослав больше не сказал ни слова, а я так и осталась стоять на перепутье и глотать злые слёзы. Время близилось к полуночи, когда я услышала топот детских ножек. Я тихо приоткрыла дверь и увидела, как в в ночном освещении коридора топала Алиса, держа за уши большого зайца. Дочь не шла ко мне в спальню. Она целенаправленно приблизилась к двери гостевой комнаты и словно мышка исчезла внутри. Я не стала ничего делать, потому что Алиса прекрасно знала что делала. Но на этом ночные потрясения не закончились. Через полчаса телефон завибрировал, и я вышла тихонько на балкон. Посмотрела на экран со знакомым номером и, выдохнув, приняла вызов.

— Вик, слушай тут такое дело… — произнес тяжело дядя Боря, которого я просила все узнать про семью Матвея.

Милые мои, я принесла Вику

Выбираем)))

1

2

Глава 13

У меня по всему телу прошёлся ток. Заныла дико спина, как будто прошло совсем немного времени после операции.

— По адресу, который ты мне дала зарегистрирован сам мальчик, была зарегистрирована пенсионерка и какой-то Виталий Илларионов. И все… — тяжело выдохнул дядя Боря, и я быстро произнесла:

— Матвей сказал, что его маму зовут Светлана. Света Илларионова…

Я прикусила губы и опустилась в ротанговое кресло. Казалось будто мне без анестезии в позвоночник вгоняли десятисантиметровые иглы и от этого даже стоять было больно.

— Я конечно, попрошу ребят ее поискать, но если она нигде не была замешана… Ты же понимаешь мы не программа «Жди меня» для розыска… — сказал дядя Боря и я кивнула, а потом спросила не к месту.

— Дядь Борь, на всякий случай, дом родительский в порядке? С ребёнком смогу приехать?

— Да, приезжай, как раз недавно проводку меняли по посёлку, так что теперь без перебоев все работает, — рассказал как обстоят дела сосед, и я, поблагодарив, отключилась. Обняла себя руками. Если мать Матвея не была прописана в той квартире, то как ее вообще искать. Была крамольная мысль вызвать ментов и чтобы они зафиксировали факт ребёнка в беде, но Матвея тогда тоже заберут.

И я…

Нет я не могла так поступить, пусть с чужим, но ребёнком. Если бы со мной что-то случилось, я бы не хотела, чтобы Алиса попала в похожую ситуацию.

Нет. Это не про меня.

Я прошла в ванную и стянула с себя одежду. Развернулась к зеркалу спиной. Шрамы были незаметными и вдоль впадины позвоночника, но они все равно были, и что ощущал Ярослав, когда видел их сразу, когда понимал, что скорее всего его привычная жизнь никогда не будет прежней, я не представляла. И не представляла так же как после той любви, которой он любил меня, муж просто шагнул в омут и утопил ее там, предав с другой женщиной.

Я забилась в угол ванной и обняла себя руками. Я старалась быть сильной. Из-за своего ангела Алисы, из-за никому ненужного Матвея с его порванным медведем, из-за себя, сломленной во всех местах и перекроенной как старая лоскутная кукла, но не выходило.

Боль выжигала меня изнутри и казалось, что кости крошились и жилы рвались от этого.

Мне как будто по открытым ранам брызгали кислотой, заставляя их кровить все сильнее. Ярослав заставлял. Я наверно возненавижу его. Буду любить сильнее жизни и ненавидеть.

Боль была везде: в каждой клеточке, в каждом органе, и от этого было чувство, что меня пропустили заживо через мясорубку.

Я никогла не плакала так…

Так словно оплакивала смерть. Я не захлёбывалась никогда в жизни собственными рыданиями, лёжа на холодном кафеле ванной от бессилия и боли. Мне так не было плохо даже когда я потеряла все. Все: начиная с ребёнка и заканчивая возможностью распоряжаться собственным телом.

Ярослав как самый страшный мясник просто освежевал меня всю и бросил догнивать. Своими отъездами, своим молчанием, он словно бы каждый раз ставил надо мной эксперименты.

И ребёнок…

Маленький мальчик, который вздрагивал от громкого голоса дочери, который замирал, как я только заносила руку или вообще сжимался в комок при виде Ярослава.

За что нам всем это?

Ярослав вернулся под утро и нашёл меня в слезах лежащую на полу в ванной. Он долго не мог открыть дверь и боялся разбудить детей, а потом просто вырвал ручку. Обезумев от непонимания, он сначала дёрнулся ко мне, стараясь поднять, но я безвольной куклой просто выскальзывала из его рук.

— Вик, Вика, приди в себя, — говорил он шёпотом и дотрагивался пальцами до моего заставшего фарфоровой маской лица.

— Я не хочу… ты мне тогда делаешь больно… — губы почти не шевелились, а глаза резало от слез, словно песок был на слизистой.

— Вик, прошу тебя, не надо, все… — дрогнувшим голосом попросил Ярослав. — Вик, я не вывезу без тебя… Вик…

— Но ты же смог без меня снова влюбиться… — хрипло произнесла я, рассматривая матовый свет на потолке.

— Да нихрена, Вик… — выдохнул мне в волосы вместе с дрожью Яр. — Не так все было. Не так как ты думаешь. Это была грязная животная связь. Наказание для меня. Вик… да я все бы отдал, чтобы отмотать время назад…

— И у тебя не родился бы сын… твой наследник, Яр… — с болью в саднящем горле произнесла я, морщась от запаха алкоголя и табака, которым пропиталась одежда Ярослава.

— Да вообще похрен… Вик. Думаешь я хотел, чтобы Матвей родился? Да я малодушно после того, как о нем узнал думал о детских болезнях, о всяких бедах. Если бы с ним что-то случилось, я бы… — Ярослав уткнулся в меня лицом, сжал так сильно, что боль отступила. — Черт, Вик, но я проклинаю тот день, когда узнал, что Матвей мой сын. Не нужен он мне. Ни тогда, ни сейчас… Вик…

Меня выворачивало от рыданий, но среди голоса мужа и своего плача я расслышала тихий шорох. Распахнула глаза и увидела за спиной Ярослава сонного Матвея, который выронил своего медведя из рук и вытирал ладошками глаза. В один момент мальчик отшатнулся назад и замотал головой. Яр поспешно обернулся и выматерился сквозь зубы. Матвей отшагнул ещё дальше и, уперевшись спиной в этажерку с цветами, тихо спросил, глядя себе под ноги и шмыгая носом:

— Ты мой папа?

————————

Милые, я принесла Ярослава

1.

2.

Глава 14

— Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя… — тихо пропела я, задавливая внутри себя слёзы при виде задыхающегося Матвея. — Мне бы вьюгу, чтобы убаюкала…

Яр не сказал ему ничего и пока я накидывала на себя одежду, Матвей снова стал задыхаться, вжимаясь в угол между стеной и стеллажом, закрываясь руками от Ярослава.

— Мне бы звезды, чтоб осветить твой путь… — я прижалась дрожащими губами ко лбу Матвея. Малыш успокаивался и его дыхание становилось ровнее, а руки, маленькие с погрызенными ноготками, сжимали да красноты мою кофту. — Мне б увидеть сон твой когда-нибудь…

Яр отдал мне Матвея в руки, когда я вышла из ванной и поняла, что все плохо. Я села в кресло в зале и прижала к себе ребенка. Мне даже смотреть на него было больно.

И я просто пела…

— Баю-баю-бай, ветер, ветер - улетай, — слова наверно я безбожно пугала, но Матвей тихо сопел мне в грудь. — И до самого утра я останусь ждать тебя.

Яр стоял за дверью зала и пытался прийти в себя. Его подкосила моя истерика, алкоголь, слёзы Матвея.

— Мне только бабушка пела… — всхлипнул Матвей… — Баю-баю-баю-бай. Спи мой ангел засыпай. Баю-баюшки-баю. Песню я тебе спою.

Я прикрыла глаза, чтобы в свете ночного бра никто не разглядел мои слёзы от тонкого, детского, скрывающегося голоска, который больше не услышит голос единственного человека, которому он был нужен. И я продолжила в унисон:

— За окном совсем темно. Солнце спит уже давно. Ветер все огни задул. Чтобы ты скорей уснул, — я погладила Матвея по волосам, вытерла слёзы с его щёчек. — Баю-баю-баю-бай. Спи, котёнок, засыпай.

И он заснул. Через три колыбельных.

А меня дрожь изнутри разрывала.

Яр тихо приоткрыл дверь и шагнув в зал, спросил на грани слышимости:

— Я его заберу?

Я кивнула, потому что не предоставляла, как встать с пятилеткой на руках. И Яр приблизился, наклонился, дотронулся до темных волос Матвея, убирая с лобика челку. И я зачем-то спросила:

— Почему он не мой? — слова — крамола вырвались наружу, и у меня перед глазами все поплыло. Внутри души, совсем глубоко, меня душила лютая ненависть и зависть к той, к суке беспощадной, которой дали ребенка, а у меня отобрали.

— Прости… — с застывшими океанами боли на дне зрачков сказал Ярослав, застыв напротив моего лица. Мне кажется у него голос дрогнул, а руки, задевшие меня, похолодели.

Я старалась собраться. Правда, но я не понимала ничего в этой жизни, если шло такое распределение: женщине, которая люто желала ребёнка, которая фотографировала каждый месяц своей беременности, которая собирала детские вещи в разноцветные контейнеры, не дали малыша. А той, которая его выбросила как нагадившего котёнка, подарили сына.

Ярослав вынес Матвея из зала и до меня донеслось его тихое бормотание, когда он перекладывал ребенка в кровать. Потом бормотала Алиса, а я сидела и сжимала руки так сильно, что ногти впивались до алых полумесяцев ногтей.

Я не знала, как Ярослав разбирал эти детские вещи потом. Я когда приехала, увидела просто пустую комнату. Не было ничего, ни одного напоминая о том, что я была беременна. Телефон разбился во время аварии, и на компе не осталось ни одной моей фотки во время беременности.

И тогда я думала, что сходила с ума, потому что мне важно было помнить, что у меня должен быть сын, что у меня…

— Алиса сама пришла в его спальню? — тихо спросил Ярослав. Я заторможенно кивнула. Резко дернулась, вытирая запястьем нос и, подняв глаза на мужа, спросила:

— Детские вещи… — устало выдохнула я. — Я никогда не спрашивала куда ты их дел…

— Вика, пожалуйста, не надо… — упав на диван и зажав ладонями глаза, попросил Ярослав. — Я не хочу возвращаться туда. Не проси меня еще раз пережить тот ад…

— А тебе в голову не приходило, что я сейчас живу в аду? — тихо уточнила я и дёрнула шнурок бра, чтобы выключить свет. Медленно поднялась в темноте, сделала пару шагов, и Ярослав меня дёрнул за руку на себя. Я неудачно оступилась и почти упала на диван. Яр навис надо мной.

— Вик, да этот ад для меня и никогда не прекращался… — его губы были напротив моих и мне вдруг стало настолько хорошо понятно, что человек рядом предал меня до конца. Что он тогда собственноручно убил меня, сам того не перегревая, и поэтому от осознания мои губы дрогнули.

— Я же любила тебя сильнее жизни… Я все это время проклинала себя за ту поездку. Я же не хотела жить не потому что суицидница или истеричка. Я понимала, что я тебе сломаю жизнь. Что ты рисковал оказаться навечно привязан к инвалиду, который не то что ребенка тебе не родит, а не факт, что на ноги встанет. Я так тебя любила, что готова была остаться навсегда в той палате, но чтобы ты жил…

Меня вывернуло дугой.

Я никогла не анализировала своё состояние после аварии. Но сейчас, получив ребенка на руки, увидев этот мир иначе, я понимала, что все мои поступки потом: детские дома, желание забеременеть, Алиса, это способ был доказать Яру, что он не пожалеет никогда о своём выборе.

— Чтобы ты не умирал рядом со мной, Яр…

———————-

Милые мои, я принесла вам Матвея

1.

2.

Глава 15

Ярослав.

О том, что моя жена попала в беду я узнал от звонка полицейского.

— Ярослав Викторович Вознесенский? — прозвучал голос в трубке, и я прикрыл глаза. Этот голос навечно засел в моей памяти как предвестник смерти. — Ваша супруга…

Я не помнил, как доехал до больницы. Мне кажется у меня сознание в тот момент разделилось. И я, настоящий я, сошёл с ума в тот момент.

Обширные повреждения.

Переломы.

Реанимация.

Выкидыш.

Я даже сейчас не могу вспомнить, как я зашёл в здание больницы, как меня несли ноги вперёд, как я добрался до отделения.

Я помнил голоса и запахи.

Медицинский спирт, приторный аромат духов врача, усталой женщины сильно за пятьдесят, а потом хлорка… Потому что я блевал в больничном сортире и орал в голос.

Все внутренности хотел спустить в унитаз. Я не чувствовал физической боли, но чувства меня накрывали лавиной настолько сильно, что я растерянно блуждал взглядом по желто-розовым стенам и не понимал какого хера я жив, здоров, на ногах, а Вика, девочка хрупкая, с нежными руками и вечным, почти приторным, запахом ванили лежит там и не может даже прийти в себя.

Какого хрена это все выпало ей, а не мне. Я же сильный, я бы выдержал все, но не моя Вика… Не мой ребёнок, рождения которого, мне казалось, я ждал больше чем сама Вика. Я каждый божий день готов был зацеловывать ее живот, прислушиваться и дотрагиваться. Я думал, когда у нас родится малыш, все пяточки ему зацелую. И жену зацелую, потому что подарила мне такое счастье.

А оказалось…

А оказалось, что Вика лежала в палате реанимации, готовили к экстренной операции и не было больше никакого ребёнка.

Приехала теща и моя мать. Истерика была лютая. Мама Вики выла как волчица. Ее выгибало дугой и клинило в словах. Моя мать пыталась как-то удержать от истерики сваху, но сама нет-нет и заходилась воем.

А я во всем этом ужасе просто не понимал за что с моей Викой такой? За что? Почему она? Для чего ее бог так наказал, когда мог меня хоть на кресте распять.

За что…

Теща потом рассказывала, что я в один момент постарел на десяток лет. Осознанная часть меня давала указания, встречалась с врачами, договаривалась. А внутри я выл как подыхающий зверь, потому что Вика не приходила в себя. Сотрясение, операции, ребёнок.

Я не знал, что скажу жене, когда она придёт в себя. Я не представлял, как ей объяснить, что малыша у нас не будет.

Я разнёс всю квартиру к чертям. Я просто собирал все детские вещи и вышвыривал их из окна. Пьяный, больной, беспомощный…

Впервые я оказался не в силах что-то сделать кроме того чтобы ждать. И ожидание тянулось так долго, что мне хотелось самому себе все вены перегрызть…

Меня трясло от каждого вздоха, а в палате, после операции, я поселился вместе с Викой. Смотрел на ее безжизненное лицо, понимал, что больше не увижу никогда ее улыбки. И врачи говорили, что надо подождать, но ожидание было адом. Мне казалось время остановилось, и в этой петле я проживал все муки самого заядлого грешника.

Квартиру хотелось спалить, чтобы Вика, когда очнётся не увидела никаких следов памяти. Мне казалось так будет проще, может быть ей легче.

— Яр, хотя бы говори… — повторяла то теща, то мать, но я не мог. Я не мог, потому что вместо слов у меня был только вой.

Бессилие накатывало волнами и даже тот осознанный я терялся. Застывал как каменное изваяние и не мог ничего сделать.

Из воспоминаний вырвал звонок мобильного телефона.

Уезжая сегодня утром на работу, я видел, как Вика стояла на кухне и потягивала какао, глядя в окно. После ночного разговора, после ее истерики, Матвея, у меня не было сил как-то поправить ситуацию. Я просто понимал, что больно было всем, кроме ничего не подозревающего Лисёнка. Моей маленькой девочки, которую скоро все это дерьмо могло тоже коснуться.

— Вик, — все же окликнула я жену утром, стараясь не разбудить детей. — Вик…

Вика медленно обернулась ко мне, и я увидел сначала ее красные от слез глаза, искусанные губы, бездонное отчаяние в душе.

— Завтрак не готовила… — тихо отозвалась она, хотя я вообще не про это.

— Мне и не надо… — слишком резко рыкнул тот я, который все же вывез ситуацию, но и занял лидирующие позиции в моей душе. — Я просто… Вик…

— Что? — спросила супруга, слишком хрупкая. Она после аварии так и не смогла набрать вес. Даже беременность это не исправила. Она стала той хрустальной статуэткой, которую страшно было взять в руки. Но мне кажется я только сильнее любить стал. Наверно где-то безусловно любить стал.

И мне почему-то показалось важным сказать ей это, только как и все в последнее время это получилось слишком грубо.

— Я люблю тебя…

Вика вздрогнула и пролила себе на кофту какао. Дернулась за полотенцем и вместо безграничного понимания, благодарности, нежности, в ее глазах мелькнула злость.

Я ещё раз вздрогнул от телефонной трели и, увидев на экране имя паренька, которого приставил присматривать за домом и семьей, принял вызов.

— Ярослав Викторович… — произнес Вениамин. — А ваша супруга с детьми уехала…

Я сжал переносицу пальцами и бросил взгляд на настенные часы в кабинете. Начало седьмого. Никаких кружков в это время не было.

— Куда уехала? — спросил я тяжело.

— Не знаю, вы же сказали, чтобы за домом присматривал. И до этого она уезжала, я же не ездил за ней…

Твою мать. Дурень какой-то.

Я отключил вызов и набрал Викторию.

Ее телефон молчал.

Глава 16

Вика

— А сейчас мы с вами поиграем в игру, — сказала я заговорщицки и поцеловала дёрнувшуюся на меня Алису. — Ты остаёшься в садике, а мы с Матвеем идём добывать сокровища!

— Но почему я в садик? — взвыла Алиса и у меня в глазах даже рябить стало. Бессонная ночь, истерика Матвея, Яр…

— Потому что ты будешь защищать нас от остальных кладоискателей! — соврала я, чтобы успокоить дочь. Алиса надулась как мышь на крупу, но все же согласилась с таким распределением. Мы отвели Лисенька в садик и вернулись домой. Матвей хлопал глазками и не понимал ничего. Я присела на колени возле него.

— Мы можем с тобой поговорить о том, как ты познакомился с Ярославом? — аккуратно спросила я, стараясь не произносить слово «папа». Матвей коротко кивнул, а потом обняв медведя, начал говорить:

— Бабулю увезли в больницу. Дядя был дома. А потом приехал он. И сказал, что бабушка умерла… — голос дрогнул, и у Матвея на глазах снова заблестели слёзы. Я протянула руку, и Матвей сам качнулся ко мне, чтобы я обняла его.

— Не переживай… — погладила я по голове Матвея и вытянула ноги, опёрлась спиной о кровать. Матвей приблизился ко мне и прижался к моему боку. — Просто я должна сказать тебе одну важную вещь… Ярослав, он что тебе говорил в первую встречу?

— Что я поеду с ним и теперь буду жить с ним… — признался Матвей, схватив замедведя лапу.

— А про папу, что ты знаешь? — спросила я, прям балансируя над пропастью. Матвей весь напрягся и даже похолодел. Я кожей ощущала, как Матвей собрался весь, сжался.

— Ничего…

Я тяжело вздохнула.

— А Ярослав он же про тебя говорил, что ты его сын… — мягко напомнила я, и Матвей покачал головой. У него затряслись губки. — И ночью…

— Нет, нет… — впервые быстро-быстро повторил Матвей. — Бабушка говорила, что у меня нет папы…

— Тшшш… — я погладила Матвея по плечу и прижала к себе, чтобы малыш успокоился. — Не переживай. Мы просто с тобой рассуждаем…

— Я так не умею… — выдохнув, признался Матвей.

— Я тебя научу… — мягко сказала я и тоже взяла за другую лапу медведя. — Ты бы хотел, чтобы Ярослав был твоим папой?

— Он злой и пугает меня. И вы плачете, когда он дома… — опустив глаза признался Матвей, а я печально улыбнулась. Малыш боялся Ярослава, поэтому любые новости о муже как о отце, вызывали у Матвея панику и страх, и я не была уверена, что так необходимо было прямо настаивать на этом, поэтому потянулась за планшетом.

— Хорошо, тогда мы подождем, когда он станет добрым, а пока что…

Я вбила в соцсети имя «Светлана Илларионова», выставила свой город и стала показывать всех нашедшихся в диапазоне от двадцати до сорока лет женщин Матвею.

— Нет, это не моя мама, — отрицательно качал головой уже на десятом аккаунте Матвей, и я понимала, что это бесполезное дело, поэтому через час мы собрались с Матвеем в клинику психосоматики.

Нам попался добрый врач с большими глазами и долго расспрашивал нас о панической атаке, потом прописал лёгкие травяные успокоительные и научил нас правильно дышать. На обратном пути мы заехали и купили Алисе ее сокровище в виде куклы, а Матвею…

— Ты ничего не хочешь? — спросила я, глядя как Матвей ходил между полок и боялся к чему-либо прикоснуться. Он отрицательно качал головой, а потом подняв на меня взгляд, попросил:

— Только мишу починить. У него дырка и мне кажется, что он тоже скоро умрет…

У меня на глаза набежали слёзы и я, присев на корточки, выдавила из себя ободряющее:

— Я его сегодня ночью обязательно починю, не переживай…

А потом зашла в швейный и купила помимо цветных ниток ещё и наполнитель для игрушек. У Матвея и так слишком много потерь, не хватало, чтобы ещё и миша умер.

Алиса была рада до визгов новой игрушке и сказала, что следующий раз мы обязательно пойдём с ней клад искать, чтобы Матвею найти сокровище.

Мы с Матвеем согласились, хотя оба понимали, что это будет очень сложно.

Вечером позвонила Ольга и попросила встретиться. На этот раз в кафе, и я с ужасом представляла, как Алиса оторвётся и как потом надо будет по кусочкам собирать детскую комнату, но детей я деть никуда не могла, поэтому ближе к семи вызвала такси и поехала на встречу с юристом.

Мы прибыли первыми, и Алиса выклянчила у меня супер десерт в виде мороженого, а Матвей скромно и очень неохотно попросил себе какао с медовиком. Но Алисе было начхать. Она залезла в его кружку, засунула Матвею в рот ложку со своим мороженым и в итоге они поменялись десертами. А я сидела и нервничала, потому что Ольга опаздывала уже минут на десять.

Телефон звякнул, и я чуть от нервов его не выпустила из рук.

На экране было сообщение от неё.

«Надо встретиться».

Глава 17

«Где?»

Я быстро отправила сообщение, и тут Алиса подпрыгнула на своём месте и чуть не расплескала какао. Матвей быстро схватил обеими руками чашку и не дал случиться беде. Я перевела растерянный взгляд на сообщение, которое как и в прошлый раз было непрочитанным.

Телефон завибрировал в этот момент от входящего вызова, и я сбросила Яра. Подождёт пару минут.

К столику спешила Ольга. Она добралась до нас и, поздоровавшись, заметила:

— Чудесные дети… — при этом ее взгляд зацепился за Матвея. Малыш из-за такого внимания весь смутился и сжался в комок, но Ольга ничего не стала говорить, и я, наклонившись к дочери, предложила:

— Лисёнок, а может в детский уголок? — глаза Алисы загорелись огнем. Она стала осматриваться забыв и про мороженое, и про какао.

— Можно, — сказала она и поймала руку Матвея. За эти несколько дней с него слетела шелуха неблагополучия и он в новых вещах выглядел милым нежным ребёнком.

Дети быстро дошли до отделенного от общего зала уголка с несколькими небольшими горками и через мгновение уже послышался смех.

— Это ведь этот мальчик? — спросила Ольга и отпустила официанта.

— Да, — ответила я, все ещё следя за детьми боковым зрением.

— Он не похож на вашего супруга… — заметила тонко Ольга, и я вздрогнула. — Ну я же не раз видела вашего супруга. Мы сталкивались пару раз в судах и его лицо очень знаменитое. Он реально скандальный. Помните то дело с избиением?

Я нахмурила брови, и Ольга хмыкнула.

— Понимаю, никто о таком не хочет говорить, но сам факт, что ваш муж был виновен в той драке, но как-то умудрился заставить людей лжесвидетельствовать, о многом говорит. Понимаю ваш страх при разводе с ним…

Я вообще ничего не понимала. Какие драки, какие скандалы? Ярослав не делал ничего такого. По крайней мере думаю, если я не знаю, то не значит, что не делал.

— Я не в курсе этой истории… — покачала головой я. Реально не помнила ничего такого. Ольга кивнула и положила передо мной папку с бумагами.

— Это добрачное соглашение… Завтра я хочу встретиться с вашим супругом и предложить ему подписать его, и тогда развод пройдёт быстро.

Бумаги жгли пальцы, но я все же вчитывалась пристально в слова. Не понимала значение на юридическом. Могла только сделать вывод, что до восемнадцатилетия у Алисы было содержания, а до ее школы и у меня тоже.

— Ознакомьтесь, — сказала Ольга. Я кивнула и услышала визги из игровой зоны. Алиса скатилась с горки и ждала внизу Матвея. — Если вас все устраивает, то давайте поговорим о том, что будет если супруг ваш не согласиться на такой вариант.

— И что тогда? — спросила я нервно.

— Тогда будем рассматривать варианты с разделом имущества через суд и собственно для сегодня я попросила личную встречу… — Ольга склонила голову к плечу и прикусила губы. — Виктория если ваш будет оказывать давление, то вам надо обратиться в службу защиты от домашнего насилия…

Я непонимающе посмотрела на Ольгу, и она объяснила:

— Ваш муж будет угрожать отобрать ребёнка. Возможно действительно заберёт девочку и например отвезет к своим родителям. Он может поднять на вас руку. Он может просто и банально вас изнасиловать… — Ольга сглотнула. — А нет существа беспомощнее чем женщина перенесшая сексуальное насилие…

— Ольга, это не наш случай… — призналась я нервно. Яр был грубым, злым, резким, но чудовищем муж никогда не был. — Яр он тяжёлый человек, но ничего такого, даже намёка не было…

— Виктория, находясь под влиянием тирана вы сами не осознаёте того, что с вами происходит. Вы же слышали про стокгольмский синдром? — Ольга отхлебнула своего чая и пристально всмотрелась в меня. Я краем глаза зацепила мобильный и увидела, что ответа от матёри Матвея так и не было. — На вас может давить мораль, что в нашем обществе нельзя жаловаться на супруга, семья, которая будет уверять, что вы совершаете ошибку…

— Ольга, — мягко остановила я своего юриста. — Ничего подобного не будет. Да мой муж может взбрыкнуть и запереть меня в квартире, но на большее он никогда не пойдет… — убеждала я Ольгу. — Тем более мне без разницы. Я могу дождаться и судебного решения о разводе, не уходя от мужа. Да это будет тяжело, но вы должны понимать, что тяжестей я не боюсь.

— Он может отобрать дочь в прямом смысле. Руками, и поверьте вы тогда со счастливой улыбкой на губах будете мне рассказывать, что передумали. Вы даже сами в это поверите…

Я бросила ещё один короткий взгляд на мобильный и подняла глаза на Ольгу.

Мне показалось, что мир пошёл трещинами.

Время остановилось. И сквозь его вязкую субстанцию в дверь кафе зашёл Ярослав.

Он. словно почувствовав мой взгляд, резко выцепил мои глаза из окружения и, поджав губы, пошёл прямо к столику. Мое сердце трепыхнулось. А звук все никак не возвращался. Я нервно сдавила бумаги и зачем-то убрала их со стола.

Ярослав был все ближе, и я с замедленным осознание сообразила, что если Ольга знала его в лицо, то и он ее тоже знал. Сердце заходилось все сильнее бегом, и я облизала пересохшие губы.

Нет.

Сейчас скандал будет меньшим из зол. И я реально верила, что все же смогу уйти от него нормально, а не так как сейчас…

Ярослав остановился у столика и посмотрел на Ольгу. Та кивнула и муж зло усмехнулся. Потом перевёл взгляд на меня и сказал едко:

— Я же просил отвечать на телефонные звонки, — муж упёрся ладонями в стол и заметил бумаги. Перегнулся через меня и подхватил их. Вчитался, а потом обернувшись к Ольге, насмешливо заметил: — Серьезно думаете, что это подействует?

— Мы будем судиться, — запальчиво сказала Ольга, резко поблекнув на фоне Ярослава.

— И это будет последний ваш суд, — Яр пристально всмотрелся Ольге в глаза и произнес, цедя каждое слово: — Неужели вы считаете, что у меня не будет связей, которые помогут вам поменять работу, Ольга?

И я с ужасом поняла, что скорее всего потеряла своего юриста.

Глава 18

— Я не откажусь от своего клиента, — усмехнулась Ольга, и я прикрыла глаза. Ярослав хмыкнул и дотронулся кончиками пальцев до подбородка.

— В таком случае я вам сочувствую, — сказал муж через секунду и смял все бумаги, бросил на стол. — И это полное дерьмо. Можете подтереться всем этим, а не дурить голову моей жене. И не забывайте со своей справедливостью, что надеясь на огласку, вы все равно ничего не выиграете и не заставите общественность поверить в мою неблагонадежность, потому что моя фирма перечисляет восемь и пять процентов доходов во все эти ваши фонды помощи женщинам пострадавшим от домашнего насилия. Даже если вы на каждом углу будете орать какой я мудак, вам половина не поверит, а вторая половина вообще не поймёт о ком вы говорите.

Ярослав не разговаривал, а бил словами.

Я и не знала, что он и такие варианты просчитывал. Я не думала, что при его громких делах, он все равно умудряется для кого-то оставаться хорошим.

— Ярослав, вы забываетесь… — сказала Ольга, и мой муж фыркнул, а потом сложил руки на груди.

— А вы не представляете куда лезете. Не мешайтесь под ногами и сохраните остатки карьеры, иначе так и будете давать бесплатные консультации в сети, — рубанул муж и, взглянув на детский уголок, позвал: — Алиса, Матвей, мы домой!

Дети подошли, причём Алиса подбежала и подпрыгнула пару раз, чтобы Яр взял ее на руки, и муж, наклонившись, взял. Поцеловал в маленький носик. Погладил Матвея по голове и поймал его маленькую ладонь, а потом холодным голосом обратился к Ольге:

— Посмотрите какая счастливая семья, а вы все разрушить хотите, — едко и со злостью произнес Яр и перевёл взгляд на меня. — В машину. Быстро.

Яр с детьми вышел из кафе. Алиса что-то ему рассказывала на ухо и только Матвей испуганно оборачивался и искал меня глазами. Я встала из-за стола и, выдохнув, сказала:

— Значит через суд?

— Виктория, он вас не отпустит, — повторила Ольга. — Забирайте детей и мы вас определим в центр помощи…

— Это не мой сын, вы же понимаете? — спросила я сдавленно. — А уйдя с двумя детьми, я подпишу себе приговор.

— Уходите с одним…

— Муж не подпустит няню, и не позволит отвезти ребенка к своим родителям, поэтому у меня есть один вариант, найти мать Матвея. И уже после уйти. — Ольга понятливо кивнула, и я почти отошла от стола, как вдруг у меня возник вопрос: — Как можно переоформить свидетельство о рождении ребёнка?

Ольга растерянно посмотрела на меня, и я уточнила:

— Муж сказал, что я записана матерью, — я потерла подбородок и выдохнула. — Этого же не может быть? Это какой-то подлог? Или это сначала лишили родительский прав мать Матвея…

— Пришлите мне фото, Виктория, — Ольга встала из-за стола. — Если свидетельство подлинное, то лучше вам не разводиться с мужем у нас в городе.

— Почему?

— Если он смог сделать такое, то про судей, прокуроров и лжесвидетелей я вообще молчу. Скорее всего документы не подлины и это один из способов давления на вас. Я очень на это надеюсь.

Мы с Ольгой вместе вышли из кафе, и я прошла к машине мужа. Села на переднее сиденье и пристегнулась. Яр сам был за рулём и барабанил пальцами по рулю, но рядом с детьми не начинал разговор.

Какие-то печальные полчаса до дома прошли словно вся жизнь. Я кусала губы и теребила ремень. Яр готов был взорваться от него волнами исходила лютая ярость. Он душил ее в себе, уговаривал потерпеть, но как только я отпустила детей в детскую, у мужа сорвало тормоза. Он подхватил радионяню и, шагнув ко мне, сдавил мою руку. Развернул к спальне и втолкнул в нее.

— Ты другого юриста выбрать не могла, да? — зашипел Яр, почти брызгая на меня ядом.

— Какого выбрала, такого выбрала. Она единственная согласилась работать со мной, зная кто мой муж, — в тон мужу отозвалась я и стянула с себя носочки, бросила в корзину для белья и развернулась к мужу.

— Ты хотя бы понимаешь какая это тварь? Ты знаешь, что эта идиотка из правовой базы знает три закона, но зато шума поднимет как минимум на групповое убийство? — хрипел Ярослав, взмахивая на каждом слове у меня перед носом пальцем. — Два года назад эта коза защищала в суде жену хоккеиста Столярова. Я знаю этого мужика. Это тот спортсмен, который не самый талантливый в математика, но капец какой душевный мужик. Он своих двух детей на руках носил. А эта твоя Ольга обвинила его в домашнем насилии. Жену закрыли в центре помощи и дочка старшая, восемь лет ребёнку, Вик, вдумайся, восемь лет, стала ходить под себя. Потому что у неё отобрали самую главную защиту — отца. Он выл ходил под стенами этого центра. Но зато Ольга была молодец. Вся сеть орала какой он тиран и насильник. А он тупо пьяным в баре уснул и позвонила жене девка, которая вытащила мобильник. И ладно бы же ее просто за любовницу приняла. Нет. Эта девка выгребла все его карты. Семь лимонов было на всех счетах. Ты представляешь просто, семь лимонов. И утром он без копейки оказался. Зато жена играла убитую горем истеричку…

Ярослава несло с такой скоростью, что мне казалось его инфаркт сейчас стукнет. У мужа покраснело лицо и венка на лбу пульсировала со скоростью света.

— Видите ли она подозревает его в измене и поэтому хочет развестись, а то что мужик ни в чем не виноват никого не волновало. Его пресса полоскала полгода. С ним клуб разорвал контракт. Да, Ольга молодец, не оставила его жену в беде, но только жена эта без нее и не знала этих бед никогда!

Я сдавила пальцы в кулаки и выдохнула тихо:

— Яр, но ты точно изменял…

Муж застыл, как и стоял и потрясено перевёл на меня взгляд. Он туго сглотнулс и его лицо постепенно стало светлеть. Яр приходил в себя.

— Это не повод… — хрипло произнес он. — Потому что если по вине этой козы мои дети начнут плакать, я разнесу все к чертям. Я не тот случай, когда буду ходить и выть под окнами. Я камень на камне не оставлю от любого центра, и если Алиса хотя бы слезинку проронит… В этом городе всем тесно станет…

Глава 19

— И мы… — слова застряли в горле. Его словно стянуло колючей проволокой. — Мы разведемся?

Это я спросила Яра в спину, и муж вдруг остановился посередине коридора. Замер. А потом обернувшись ко мне, широко улыбнулся.

— Нет конечно, — сказал муж и шагнул ко мне. — Исковое это не гарант, что развод состоится, Викусь… Это всего лишь исковое…

Ярослав прошёлся пальцами мне по щеке, стирая злые слёзы, которые молниеносно брызнули из глаз, когда я поняла смысл благородства мужа.

— Тогда зачем? — спросила я на выдохе. От обиды спросила, от злости. От отчаяния.

— Чтобы эта дура не напортачила хотя бы здесь, раз уж ты выбрала ее своим юристом… — с насмешкой сказал Ярослав и открыл дверь кабинета. Я опередила мужа и шагнула внутрь.

— Почему ты такой? — спросила я, не понимая мужа от слова совсем. — Мы же можем развестись и просто быть родителями. Неужели ты считаешь, что я смогу смириться?

Ярослав медленно прошёл по кабинету и застыл напротив окна, в котором переливался огнями ночной город.

— Вик, а зачем нам разводиться? — нелогично спросил муж и меня захлестнула волна злости.

— Ты ещё спрашиваешь? — уточнила я, обходя письменный стол и присаживаясь в широкое кресло мужа. Яр бросил короткий взгляд на меня и вздохнув, сказал:

— Я тебя никогда не обижал. Не унижал. Я заботился о тебе свыше своих сил. Я ценил каждый проведенный вместе день. Но я оступился и совершил самое ужасное, что может произойти у любящих людей. Я предал. Это было предательство тела. Но не души. Я не хотел на твоём месте никого другого никогда. Я в тот день, когда мы познакомились отдал тебе своё сердце. И я не понимаю зачем все это рушить вместо того, чтобы попытаться, хотя бы чуточку усилий приложить, исправить ситуацию?

Я склонила голову к плечу. Коса упала на спину и я прикусив губы, прошептала:

— Яр, это ребёнок. Такое не исправить. Он не испариться по щелчку пальцев. Он не станет вдруг невидимкой…

— Но ты его уже любишь, Вик… — с горечью в голосе сказал муж и посмотрел на меня тяжёлым взглядом, в котором смешалась и боль и отчаяние. — А я нет.

Из моей груди выбило весь воздух. Яр не мог такое говорить. Это его сын. Как он мог его не любить.

— И я его полюблю только в том случае, если ты будешь рядом. Если я буду видеть твою любовь к нему… — Ярослав повернулся ко мне и присел на корточки. Положил ладони мне на колени. — Понимаешь, если бы так не развернулась ситуация, ты бы ничего не знала. И мне было бы норм. Но сейчас мне хреново. Не потому что меня совесть сжирает, хотя сжирает несомненно. Мне плохо, потому что я вижу перед собой результат собственной ошибки. И я не смогу этого ребенка полюбить никогда. Пока он будет моей ошибкой.

— Ты не можешь знать этого, — сказала я и постаралась убрать руки мужа от себя.

— Я это знаю, потому что видя его, я вижу своё предательство. И если тебя не будет рядом, если я не буду знать, что ты простила, я не смогу его полюбить никогда… — глядя в глаза признался Ярослав. — А прощенный тобой я перестану воспринимать его как того из-за кого все разрушилось.

— Это же твой сын… — всхлипнула я, давясь болью за этого никому ненужного ребенка.

— Вик, Алиса моя дочь. Дочь. Долгожданная, любимая. Которой я попку от какашек мыл. Радовался ее первым шагам. Влюблялся в ее глаза. Я хотел ее. Она результат нашей любви. А он — моей ненависти.

— Ты просто стараешься меня продавить… — сказала я, внутри сходя с ума от беспомощности и горя, которое затапливало душу. Яр не мог быть таким черствым по отношению к своему родному сыну.

— Я стараюсь тебе объяснить, что разводом мы никому лучше не сделаем. Я не хочу представлять, что ты выйдешь на работу и передашь Алису тупорылым нянькам в государственном детском саду или таким же, но в частном. Я не хочу даже представлять, как она будет донимать тебя вопросами, а где папа. Я не хочу думать о том, что у тебя все пойдёт через одно место из-за того, что я совершил ошибку… — Ярослав притянул меня с кресла и положил голову мне на колени. — Я не говорю, что уйдя ты подпишешь приговор Матвею и я его сдам в детский дом. Нет. У него будет все самое лучшее. Няни. Учеба. Игрушки. Но у него не будет самого главного — родительской любви…

— У него есть мать… — слабо дернулась я, стараясь разорвать прикосновение, но Яр обхватил мои ноги руками и вжался лицом мне в колени.

— А ты думаешь он ей нужен?

Слова сказанные в этом моменте откровений повисли между нами и теперь у меня в плане по поиску матери Матвея зияла огроменная дырень. Я не предоставляла, что делать если реально эта Светлана хочет встретиться, чтобы просто попросить денег или ещё чего-то, но не вернуть ей сына. Я не знала, что тогда делать.

И слова Яра о том, что у Матвея будет все, но не будет никогда матери и отца засели внутри меня так глубоко, что я всю ночь лежала со сведёнными мышцами и пыталась хотя бы на пару секунд расслабиться. Но боль угнетала, и я ближе к утру не выдержала. Мне врачи говорили, что такое может быть постоянно. Нервы, которые будут провоцировать болевые спазмы. Как переломы годами ноют, так и мое тело могло ныть.

Я тихо прошла в ванну и, открыв шкаф, вытащила обезболивающее. На шум из зала вышел сонный Ярослав в одних трусах и, зажимая рукой глаза, чтобы не резал свет ванной, спросил:

— Сильно болит? — муж закрыл за собой дверь и забрал у меня из сведенных пальцев шприц и спиртовую салфетку. Развернул меня лицом к раковине и потянул вниз спальные шорты. Прошёлся несколько раз по ягодице салфеткой и быстро, с хлопком, поставил укол. Я дрогнула, но на секунду успела испугаться, а вдруг не туда попал, но потом по ягодице разлилось онемение, и я, прикусив губы, коротко кивнула своему отражению в зеркале, за которым наблюдал Яр. Муж убрал укол и перехватил меня за живот, двумя мягкими движениями растер место укола.

— В нерв все же попал? — спросил напряжённо муж, и я отмахнулась. Сама бы я попала в сосуд и забрызгала весь кафель кровью. — Сейчас пройдёт.

Глава 20

Сон как рукой сняло.

Я уже знала, что писать что-либо на этот номер бессмысленно, поэтому просто сидела и гипнотизировала буквы.

Сердце как метроном стучало, а в груди расцветал огненный цветок.

Чего она добивалась? Зачем ей все это нужно было? Она хотела сына вернуть, но почему без него встреча? Или она хотела, чтобы я что-то передала Яру? Или все же деньги?

Я перебирала пальцами браслет из речных камней на запястье, а потом встала и вытащила из гардеробной покупки. Нитки, наполнитель, кусочки ткани для медведя Матвея. До половины девятого утра я зашивала и ставила местами латки на старой игрушке. Колола пальцы, потому что мне проще было сделать зефирную розочку чем заниматься настолько мелкой работой. Я глотала слезы боли от того, что у ребенка из всего дорогого остался лишь этот медведь.

Когда в квартире стали появляться шорохи, я закончила как раз чинить медведя и вышла тихонько из спальни. Алиса лежала у Яра на животе и водила пальцами отцу по щетине.

— Колючая… — капризно выдыхала она, и Ярослав жмурился и запускал пальцы в пушистые волосы дочери.

— Потому что я большой и страшный! И должен быть колючим! А ты мелкая и вкусная, и я тебя сейчас съем, — наиграннно прорычал Ярослав и поймал палец Алиски губами. — Вкусная! Сладкая!

Алиса хохотала мужу в грудь, а я стояла на пороге и смотрела на когда-то счастливую семью. А потом моих пальцев коснулись детские, и я быстро опустила взгляд. Сонный Матвей стоял и смотрел на меня. Точнее на медведя, которого я держала у груди.

— Привет, — тихо сказала я, разбивая на осколки сонное утро, и нас с Матвеем заметили. Я отдала медведя малышу и поймала восторженный взгляд.

— Он теперь будет жить… — выдохнул благоговейно Матвей и вжался лицом в медвежье пузо.

— Конечно будет, — со вздохом сказала я. И Алиса выкрикнула:

— А! Меня большой и страшный решил скушать! — дочка подпрыгнула у Ярослава на животе, и муж тихо охнул. А Матвей испуганно посмотрел на это все, и я поспешила успокоить:

— Не переживай, это они так играют.

Матвей поднял на меня полный непонимания взгляд, в котором на дне блестели слезы и с трудом кивнул.

— Умываться и зубы чистить, Алис, — сказала я громче, чтобы дочь меня услышала. Яр привстал на локтях и посмотрел на меня. В его взгляде читалось что-то такое давно и точно вырванное из души, что я на мгновение чуть не захлебнулась вздохом.

Этот взгляд я помнила из той, другой жизни.

Сочувствие, боль, негласный вопрос.

«Ты как?»

Я быстро отвернулась и потрепала Матвея по волосам. Малыш тут же направился в ванную, а я перехватив на входе, дала ему свежее полотенце.

— Зачем так много? — спросил Матвей, и я присела на корточки.

— Дома было не так? — малыш покачал головой и я объяснила тихо: — Просто чтобы…

Я умолкла, не зная как объяснить ребенку почему меняла полотенца каждый день. Это осталось со времени аварии, когда мне казалось, что все пропиталось запахом лекарств и медицинского спирта, и меня не понимали, а плюсом то, что я с трудом передвигалась по квартире меня добивало, потому что я могла только складывать вещи в корзину, а стирку запускала домработница. И вечно фырчала, что я порчу вещи и расходую средства. Но запах въедливый меня вымораживал, и я так привыкла с ним бороться.

— Матвей, просто чтобы всегда все было чистое, — коряво объяснила я, и Матвей медленно кивнул.

День прошёл в суете. Я не хотела идти ни на какой вечер, но мое несогласие обошлось бы мне в сотни раз дороже чем нервы. Я знала, что Яр мог если не заставить, то очень тонко принудить, поэтому не хотела снова скандалов.

На Матвее были светлые брючки и футболка поло. Алиска красовалась молочным платьем и заплетенными в косы волосами. Дочка вертелась перед моим большим зеркалом и показывала ему язык ровно до тех пор, пока я не закатила глаза. Тогда дочь перестала кривляться и пошла к Матвею смотреть мультики, а я поправив своё бежевое с золотом платье, ещё раз прошлась расческой по волосам и кинула взгляд на часы. Ночь без сна давала о себе знать, и я с нетерпением ждала, когда же закончится сегодняшний день.

Ярослав приехал за нами без двадцати семь и мы, дождавшись когда отец такого шикарного семейства переоденется в чёрные брюки и такую же чёрную рубашку, вышли из квартиры.

— Алиса без скандалов. Матвей без слез, — инструктировал детей во время дороги Ярослав. Повернувшись ко мне Яр тяжело вздохнул и сказал: — Вика, без сюрпризов.

Это было мероприятие из разряда вроде бы официально, но по-домашнему, потому что вечер был в доме Анатолия Борисовича, мэра города.

На входе нас встретили нанятое обслуживание и через пару минут навстречу вышла взрослая ухоженная женщина.

— Добрый вечер, меня зовут Людмила и сегодня я присматриваю за детьми. Могу я забрать ваших в детскую комнату?

Я осмотрела опрятную и приятную женщину и кивнула, но Алиса решила внести поправку.

— Если меня кто-то обидит, я папе все расскажу, он самый большой и страшный! — расставила акценты наша малышка. — Но если обидят Мотю, то большой и страшной стану я и всех буду кусать!

Я спрятала улыбку, гордясь своей неугомонной и честной дочерью и пояснила:

— Алиса не любит, когда трогают Матвея. И не стесняется в методах наказание обидчика.

Людмила улыбнулась и кивнула, протянула руки к детям, и Матвей, обернувшись, посмотрел на меня. Я медленно кивнула, чтобы показать, что он может ничего не опасаться и малыш слегка расслабился. А Яр, проследив за тем как детей увели мимо банкетного зала, к зоне гостиных, заметил:

— Твоя копия, — его голос прозвучал над ухом. — Милая нежная, но как скажет хоть ножом потом пули вытаскивай.

— Твоя, как сделает, потом хоть стой, хоть падай, — в тон отозвалась я. Это было уже из нашей новой жизни, где после рождения Алисы, мы с Яром замечали на кого и в какой момент она больше похожа.

— Моя… и ты моя, — Ярослав обнял меня за талию и мы вошли в банкетный зал. Со всех сторон начали подходить люди, кто-то здоровался, кто-то просто кивал. Ярослав был в своём кругу, а я вот этого не любила, потому что жены у этого круга всегда отличались плоскостью мысли, но с некоторыми мы вполне хорошо общались на темы детей.