Развод. Всё началось с измены

Глава 1. Добро пожаловать домой

Я прикусила губу, сдерживая смех, поворачивая ключ в замке. Пять утра – идеальное время для сюрприза. Месяц в Таиланде, куда Стас так настойчиво отправлял меня «отдохнуть», наконец-то закончился.

Он так удивится, когда увидит меня...

Тихо закрыв дверь, я сбросила туфли и прошла босиком по холодному паркету. В воздухе витал сладковатый запах шампанского и... что-то ещё.

Наверное, уборщица приходила...

Я замерла у двери спальни.

Странно. Он всегда спит с открытой дверью...

Осторожно приоткрыв её, в тусклом свете, который проникал в комнату сквозь неплотно задёрнутые шторы, я увидела знакомый силуэт мужа под одеялом. Улыбнулась и, затаив дыхание, подкралась к кровати.

Сейчас я обниму его, он проснётся и...

Я запустила руку под одеяло, чтобы обнять мужа...

И ощутила под пальцами не привычную волосатую грудь, а что-то мягкое, упругое и... неестественно гладкое.

Что за...

Я резко отдёрнула руку, словно обожглась.

– Какого чёрта, Стас?! – мой голос прозвучал оглушительно громко в тишине спальни.

Я лихорадочно пыталась нащупать кнопку на ночнике, щелчок выключателя.

И мир рухнул.

На НАШЕЙ кровати – на тех самых красных шелковых простынях, которые я купила для нашей годовщины и берегла как дура – лежал мой муж. Рядом с ним, прижавшись к его плечу, спала брюнетка с неестественно пышной грудью и губами, напоминающими надутые шары.

Нет. Нет-нет-нет. Это не может быть правдой...

– Оля?! Какого хрена? – Стас вскочил, его растерянное лицо на глазах искажалось от злости. – Ты... ты же должна быть только завтра приехать!

Я застыла, чувствуя, как внутри всё холодеет.

– Сюрприз, дорогой, – мой голос показался чужим. – Вижу, и ты приготовил мне сюрприз.

Он протянул ко мне руку:

– Послушай, это не то, что ты думаешь...

– О, я прекрасно понимаю, что это! – я резко шагнула назад. – Это наша годовщина, которую ты отметил без меня. С моими простынями. С моим шампанским…которое тоже купила я…для нас.

Брюнетка потянулась, лениво прикрываясь одеялом, но я уже разглядела её – не старше тридцати лет, с губами, как у куклы, и грудью, которой позавидовала бы любая порнозвезда.

Стас не раз предлагал мне сделать грудь, мой второй размер его не устраивал.

Я скрестила руки на груди, вспомнив, как Стас месяц назад как бы случайно обронил: «Тебе бы чуть-чуть объёмчика добавить...»

– Стасик, – брюнетка капризно потянула его за руку, – кто это?

Стасик?! Боже, да она же сюсюкает с ним, как с ребёнком!

Стас бросил короткий взгляд на свою силиконовую куклу и снова посмотрел на меня:

– Оль, давай поговорим...

– Поговорим? – я рассмеялась, и в тишине комнаты сама испугалась собственного смеха. – О чём? О том, что ты решил себе комнатную любовницу завести и специально отправил меня на отдых?

– Заткнись, – теряя терпение, рявкнул Стас. – Во-первых, в отпуск ты поехала, потому что сама хотела отдохнуть от всего, я для этого всё устроил. Оплатил лучший отель, трёхразовое питание, с лучшей шоу-программой. А во-вторых, я что дрочить должен был, глядя на твоё фото? И чем ты бл*** теперь недовольна?

– Чем? – я даже опешила от такой постановки вопроса.

– Да, чем? Если ты хотела, чтобы я встретил тебя с шампанским и цветами, надо было просто предупредить.

Глава 2. Я сделаю тебе так же больно

Эмоции переполняли меня, но вместо того, чтобы ему ответить, я подошла к тумбочке и взяла его часы, те самые которые подарила ему на прошлый день рождения. Они не имели права сейчас тикать в этой комнате. Схватила их и бросила об пол.

– У тебя совсем крыша поехала? – возмутился Стас, а я ещё и ногой добавила, давила их, била пяткой, пока стекло не треснуло. Мне хотелось сделать ему так же больно, как только, что сделал он.

– Это у тебя крыша поехала, раз ты думал, что я нормально отнесусь к твоим похождениям налево. Особенно…– я кивнула на брюнетку, – с эта силиконовой куклой?

Брюнетка фыркнула:

– Ой, ты сначала на себя посмотри...

– Заткнись! – рявкнула я так, что она подпрыгнула. – Ты в моём доме, в моей постели, с моим мужем!

Стас попытался прервать меня:

– Оля, успокойся...

– Не смей говорить мне, успокоиться! Ты... ты отправил меня в Таиланд, чтобы... чтобы...

– Я не думал, что так получится...

– Врёшь! – я схватила с комода нашу фотографию и швырнула в стену, наслаждаясь, как она разлетается на осколки. – Ты всё спланировал!

В глазах стояли слёзы, но я взяла себя в руки, не желая быть слабой ни перед мужем, ни перед его любовницей. Мне не хотелось находиться ни секунды в этой квартире, я вылетела из комнаты, взгляд упал на брошенные ключи от его «Мерседеса» , которые лежали на тумбе у входа.

– Оля, стоять! – муж выскочил за мной следом в одних трусах.

Но я уже выбежала в коридор, хлопнув дверью так оглушительно, что даже соседка из квартиры напротив высунула свой нос и попыталась меня пристыдить.

– Идите на хер, пожалуйста, – ответила я и зашла в лифт, который ещё никуда не уехал, после моего прибытия домой.

Всё кончено, – я отчётливо это понимала.

Лифт ехал мучительно медленно.

Как он мог? После всего... После всех этих лет...Да, я так и не родила ему ребёнка. Да, я оказалась не той замечательной пустышкой, которую он хотел видеть рядом с собой. Звонкой, тонкой и тупой, которая бы радовалась и смеялась от счастья, что рядом такой мужчина. Я понимала, с каждым прожитым годом в браке, что ему когда-нибудь надоест и он найдёт другую, которая сможет ему родить и будет счастлива с ним. И всё же я надеялась на лучшее. На то, что истинная любовь бывает, что Стасу важны не дети, а важна я. Оказалось, что я зря надеялась. Я ведь и в Таиланд одна поехала только для того чтобы реально отдохнуть, вылезти из чёртовой депрессии после очередной неудачной попытки забеременеть.

Двери лифта распахнулись, выпуская меня на волю. Свежесть раннего утра немного остудила мою голову, но не чувства. Я помедлила секунду, стоя перед машиной Стаса, обдумывая свой внезапно возникший план. Но желание мести всё же победило.

Я села в его любимую машину, завела двигатель.

Ты пожалеешь, Стас. О, как ты пожалеешь...

Я вжала педаль газа в пол, ощущая, как «Мерседес» вздрагивает, будто живое существо, и устремляется вперёд.

Мотор ревел, сливаясь с бешеным стуком моего сердца. Городские кварталы мелькали за окном, растворяясь в предрассветной дымке.

Восемь лет.

Сквозь гул двигателя в памяти всплыл его голос: «Оля, ты моя единственная». Мы сидели на кухне в нашей первой съёмной квартире, и он целовал мои пальцы, покрытые краской – я тогда увлекалась живописью.

Стрелка спидометра дрожала на отметке 140.

Я свернула на загородное шоссе. Рассвет только начинал золотить горизонт, но для меня этот день уже не нёс надежды. В зеркале заднего вида мелькнул знак «тридцать км до деревни …» – дальше прочитать не успела. А мысли зацепились за число тридцать – столько же, сколько мне лет...

Тридцать. Возраст, когда жизнь должна быть устоявшейся. А у меня...

180 км/ч. Деревья превратились в размытые зелёные полосы.

Я вспомнила тот вечер три года назад. Наш первый серьёзный разговор о детях. – Может, усыновим? – предложила я.

– Нет, я хочу своего, – ответил он, и в его глазах впервые промелькнуло что-то холодное.

200

Ветер выл в открытых окнах, вырывая слёзы, которые я больше не могла сдерживать.

А потом были клиники. Анализы. Процедуры. И его всё более отстранённый взгляд.

Я резко свернула, избегая внезапно появившегося на дороге ямы. Машину занесло, но я справилась.

Как справлялась со всем эти годы.

220

Последний поворот перед лесным массивом. Здесь дорога делала резкий изгиб – водители называли его «чёртовым коленом».

Идеальное место.

Мои пальцы разжались на руле.

Прости, мама...

Я закрыла глаза.

Первое ощущение – невесомость. Машина взлетела на обочину, подпрыгнула на кочке.

Как тогда, в детстве, на качелях...

Удар.

Наше первое свидание...

Стекло разлетелось на миллионы сверкающих осколков, превратившихся в новогодний салют над Красной площадью, где мы встречали 2018 год.

«Я всегда буду с тобой», – шептал он тогда, прикрывая мои уши от холода...

Ещё один удар.

Наша свадьба... Белое платье... Его дрожащие руки, застёгивающие нитку жемчуга на моей шее...

Темнота наступала мягко, как тогда, когда я в детстве засыпала под мамины сказки.

Последнее, что я успела подумать – как странно, что конец так похож на начало...

Чернота.

Глава 3. Визит милосердия

Сознание возвращалось ко мне медленно, словно я поднималась со дна глубокого колодца. Сначала в темноте зазвучали голоса – обрывки фраз, проплывающие сквозь ватную пелену беспамятства.

«Переломы бедренных... восстановление... шансы есть...» – чей-то профессиональный голос резал слух медицинской терминологией. Где-то рядом монотонно пикал монитор, его ритмичные сигналы сливались с биением моего сердца.

Я сделала первую попытку открыть глаза, но ослепительный свет больничной палаты обжёг сетчатку, заставив мгновенно зажмуриться. Густая сухость во рту, металлический привкус крови, тупая пульсирующая боль во всём теле – всё это подтверждало: я жива.

Как же так получилось?

Память возвращалась обрывочными картинами: ночная дорога, дрожащие руки на руле, деревья, мелькающие за окном, и это страшное решение, которое тогда казалось единственно верным...

Я снова открыла глаза, теперь медленнее, давая глазам привыкнуть. Белый потолок с паутиной мелких трещин. Стеллаж с флаконами и шприцами. Зеленоватые стены. И эта капельница, от которой тянулась прозрачная трубка прямо в мою руку.

Попытка пошевелиться вызвала волну острой боли, пронзившей ноги, как тысячи раскалённых игл. Я застонала, но в следующее мгновение... облегчённо вздохнула.

Я чувствую! Значит, не парализована...

Осознание собственной глупости накрыло меня с новой силой. Как я могла? Как вообще пришла к мысли, что смерть – выход? Теперь, когда я снова чувствовала эту боль, эту жажду жизни, мой поступок казался чудовищной ошибкой.

Дверь скрипнула, нарушив давящую тишину палаты.

– Ну наконец-то! Наша героиня решила присоединиться к живым! – этот сладкий, знакомый голос заставил меня вздрогнуть.

Передо мной, грациозно облокотившись о спинку кровати, стояла Она. Та самая. В облегающем платье, подчёркивающем каждую линию её модельной фигуры. Длинные ноги, неестественно полная грудь, губы, налитые как спелые ягоды. И эти глаза – холодные, как зимнее море.

– Стасик так переживает, – она нарочито громко произнесла, играя дорогим браслетом на тонком запястье. – Просто извёлся весь, бедненький. Попросил проведать тебя.

Её голос внезапно стал тише, ядовитее:

– Хотя, если бы ты не была такой везучей, всем было бы гораздо... проще.

Я попыталась приподняться, но острая боль снова сковала тело. Она подошла ближе. Её тонкие пальцы с идеальным маникюром легли на моё плечо, прижимая к подушке.

– Не дёргайся, дурочка, – она наслаждалась моей беспомощностью. – Обе бедренные кости в осколках. Врачи говорят, ходить ты больше не сможешь.

Её губы растянулись в сладкой улыбке:

– Ну кому ты теперь нужна? Детей родить не можешь, мужа ублажать – тоже. Полная бесполезность. Ведь ты приняла правильное решение, лучше бы тебе было умереть.

Холодные пальцы впились в моё плечо:

– Но не переживай, я о тебе позабочусь. И о Стасике тоже.

Она наклонилась ближе, и я почувствовала запах её духов – дорогих, удушающих, приторных. – Я теперь твоя... полноценная замена.

Дверь приоткрылась. В тот же миг её лицо преобразилось – глаза наполнились мнимой заботой, губы сложились в слащавую улыбку.

– Олечка, родная моя! – голос стал в три раза громче и слаще. – Не переживай, мы со Стасиком всё уладим!

Она ласково начала поправлять моё одеяло, смахивая несуществующие пылинки, пока вошедшая медсестра одобрительно смотрела на нас:

– Какая заботливая подруга!

И только после этого, взглянув на меня, медсестра увидела, что я в сознании. На секунду остановилась

– Ой, да что вы, я просто не могу смотреть, как страдает такая хорошая девушка! – пышногрудая продолжала играть роль заботливой подруги.

Медсестра уже не обращала на «подругу» внимание, она подошла ко мне, спросила о самочувствии, но я ничего не ответила, будто забыла, как надо произносить слова.

– Сейчас за доктором схожу, – пообещала медсестра и стремительно вышла из палаты.

Приветливая маска мгновенно соскользнула, уступая место истинным чувствам. Холодные пальцы снова впились в моё плечо.

– Ну что, Оленька, – она наклонилась так близко, что я увидела мелкие морщинки под тональным кремом. – Когда будешь подписывать развод? А то мы со Стасиком… – она игриво поправила воротник, демонстрируя свежий засос, – уже планы строим. Только не вздумай отказываться от развода, поняла?

Дверь снова открылась, впуская доктора и следом семенящую медсестру, и она мгновенно преобразилась:

– Береги себя, солнышко! – её поцелуй в щеку был холодным, как прикосновение рептилии.

Дверь закрылась за брюнеткой, оставив в палате на несколько секунд тягостную тишину. Я сглотнула ком в горле, чувствуя, как дрожь медленно отпускает моё тело.

Доктор подошёл ближе. Высокий, с усталыми глазами за очками в тонкой оправе. На его белом халате красовалась табличка «Константин Ренатович Макаров».

– Ну что, Ольга Сергеевна, – его голос звучал спокойно и профессионально, – давайте познакомимся с ситуацией.

Он взял в руки планшет, бегло просматривая записи.

– У вас переломы обеих бедренных костей, – доктор поднял на меня взгляд, – Операция прошла успешно, но...

Он сделал паузу, снял очки и устало потёр переносицу.

– Восстановление будет долгим.

Моё сердце бешено заколотилось. Губы сами собой сложились в немой вопрос: «Смогу ли я ходить?»

Как будто угадав мои мысли, доктор продолжил:

– Ходить вы сможете. Если... – он снова надел очки, – если будете ежедневно тренироваться. И если действительно этого захотите.

Я сжала простыню в кулаках. В горле першило, но выдавить из себя так ничего и не смогла:

– На восстановление и реабилитацию может уйти около года, – он честно ответил. – Первые месяцы – костыли. Потом – ходунки. Потом – трость.

Доктор подошёл к кровати, поправил капельницу.

– Но главное – ваше желание.

Я смотрела на доктора, на медсестру, которая с сочувствием разглядывала мои неподвижные ноги и вдруг поняла: я хочу жить.

Визуал

Дорогие мои, приглашаю вас к знакомству с главными героями романа.

Станислав Скворцов, 36 лет, владелец сети автосалонов. Муж Оли

Оля Скворцова, 30 лет. Жена Стаса, так неудачно приехавшая невовремя. У неё свой маленький бизнес, своя мастерская ателье.

Любовница мужа, Ева, 30 лет, фотомодель

Глава 4. Скоро выпишут

Тридцать два дня.

Семьсот шестьдесят часов я молчала.

Май за окном буйствовал жизнью, которой мне так недоставало. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву молодой липы, рисовали на больничном полу кружевные узоры, будто насмехаясь над моей неподвижностью. Дождь, стучавший по подоконнику прошлой ночью, сменился ясным утром. Весёлое щебетание воробьёв доносилось сквозь приоткрытое окно.

Доктор Макаров перебирал мои снимки, его тонкие пальцы нервно постукивали по рентгеновским плёнкам. Стас стоял рядом с моей кроватью и терпеливо ждал ответа доктора.

– Чувствительность сохранена, что очень хорошо. Но ходить ваша жена начнёт не раньше чем через три месяца. Первые четыре недели – строгий постельный режим. Выписать смогу не раньше следующей недели. Но имейте в виду, Ольге Васильевне нужен хороший уход.

Стас нетерпеливо постукивал ногой по полу:

– И сколько это всё будет стоить?

Доктор бросил на него холодный взгляд:

– Речь идёт о сложной реабилитации. Первый этап – месяц в стационаре, затем – амбулаторное наблюдение.

Он говорил медленно и чётко, будто обращался к ребёнку:

– Вам потребуется профессиональная сиделка на первые два месяца. Не родственники, а именно квалифицированный медицинский работник.

В его голосе появились металлические нотки, когда он продолжил, глядя на Стаса:

– Необходимо будет ежедневная разработка суставов, чтобы не было пролежней, надо будет контролировать приём препаратов, также нужна будет специальная диета с высоким содержанием кальция

Стас нервно провёл рукой по подбородку:

– И где мне взять такого профессионала? – недовольно буркнул он.

– Поищите в объявлениях, – ответил доктор. – Главное сейчас – покой и правильный уход.

Он достал из кармана рецептурный блокнот:

– Выпишу направление в реабилитационный центр. Но повторю – первые две недели после выписки – строгий постельный режим. Никаких нагрузок.

Его взгляд скользнул по моему лицу, и на мгновение в глазах мелькнуло что-то похожее на понимание:

– Что касается речи... Это защитная реакция психики. Вернётся, когда мозг решит, что опасность миновала.

Стас закатил глаза:

– То есть это ещё надолго?

– Нет, – доктор положил руку на моё плечо. – Но торопить процесс нельзя. Насильственное возвращение речи может вызвать серьёзные нарушения.

Он закрыл историю болезни с решительным щелчком:

– Через неделю можно готовиться к выписке. Но помните – никаких стрессов. Абсолютный покой.

Стас сделал глубокий вдох, изображая понимание:

– Я сделаю всё для Оли...

Когда доктор вышел, Стас тяжело вздохнул. Его новый образ «заботливого супруга» явно давался ему с трудом – как тесный костюм, надетый для важной встречи. Он придвинулся ко мне ближе.

– Сколько это ещё может продолжаться? – его голос звучал раздражённо, а пальцы нервно барабанили по ручке кресла. – Слушай, Оль... – он понизил голос. – Я развод дать пока не могу. Не время сейчас. Да и вообще, кто за тобой ухаживать будет?

Я продолжала наблюдать, как за окном ветер треплет молодую листву, словно перебирая страницы книги, которую мне так никто и не принёс. Я скучала по своим книгам, и по возможности окунуться в чужую историю, чтобы хоть ненадолго забыть про свою жизнь.

– Но если ты откажешься от доли в салонах... – его пальцы впились в моё запястье, оставляя белые отпечатки на коже. – Я оформлю всё красиво и быстро. Дам развод. Квартира останется тебе. Сможешь жить в своё удовольствие.

Стало безумно обидно, что из-за какого-то автосалона Стас превратился в неблагодарную свинью. У него ведь был не один, а три салона. Шесть лет мы вкладывали почти все деньги в их развитие. Даже мои заработанные в ателье шли на раскрутку этого бизнеса. А теперь он обо всём забыл. И предлагал мне нашу квартиру, купленную на общие деньги?

– Подумай, – он шлёпнул меня по бедру, как по стулу, который собирался выбросить.

Я даже не взглянула на него. Согласиться на такое предложение? Нет.

Я не готова оставить всё это дуре. После всех слов, что она наговорила мне за месяц в больнице, за все её оскорбления, я даже болтика от машины ей не оставлю. Мне главное сейчас выздороветь и самой дойти до суда.

Кто меня остановит?

В который раз я пожалела о собственной слабости, когда решила, что авария решит все мои проблемы.

Телефон Стаса снова зажужжал, нарушая тишину палаты. Даже не глядя, я знала – это Она. Дорогой одеколон не мог перебить аромат чужих женских духов, въевшихся в его кожу.

На этот раз Стас вздохнул и принял вызов, отошёл к окну, повернувшись ко мне спиной.

– Да, Ева, я в больнице...Ну физически она может говорить, но молчит... Нет, не из-за травмы, просто психосоматика какая-то...

Я сжала простыню в кулаках, чувствуя, как грубая ткань впивается в ладони. Так, он называл моё состояние – «психосоматика». Как будто моё молчание было капризом.

– Нет, ничего нового, – продолжал он отчитываться перед Евой. – Доктор говорит, что через неделю сможет её выписать…Нужна будет сиделка, уход…Нет, ты что? Я тебя и не прошу об этом… Ну да, решил. Отвезу её в деревню к матери. Там спокойно, воздух чистый... Да, так лучше будет для её здоровья...И нам проще.

Горло сжалось болезненным спазмом, но слёз не было. Я разучилась плакать так же, как разучилась доверять.

В деревню. К его матери. Значит, так ты решил от меня избавиться?

Мысли метались, я вспоминала, пыталась придумать, что я могу сделать в этой ситуации. Но что я могла? Мне ведь даже обратиться не к кому.

Сестра в Германии... Мать с варикозом и больными ногами... Отец, почти слепой после неудачной операции...я не могла просить их о помощи, чтобы они сделали? Пошли ругаться со Стасом? Я мысленно фыркнула.

Стас тем временем продолжал, его голос звучал снисходительно:

– Да ладно тебе, Ева, она там быстро оклемается... Ну, может, месяц-другой… Ну а потом да. Съездим. Ага. Ну всё… Давай… Целую.

Глава 5. Деревенское заточение

Наконец, наступило утро выписки.

Стас ворвался в палату, с нетерпением начал собирать вещи, всё больше раздражаясь от моей медлительности.

– Неужели нельзя было вещи собрать? – ворчал он себе под нос, пока скидывал в большую дорожную сумку все мои вещи.

Медсестра привезла в палату инвалидное кресло, я перебралась в него с помощью медсестры. Стас даже не притрагивался ко мне. Но это даже к лучшему. Мне самой не хотелось, чтобы он меня трогал.

Его новый «Мерседес» блестел на больничной стоянке, будто насмехаясь над моим инвалидным креслом. Новый купил, а тот, что я разбила, сплавил на запчасти. Он закинул сумку в багажник, не торопясь, поправил дорогие часы на запястье и подошёл ко мне с деланной улыбкой.

– Ну что, поехали? – его голос звучал фальшиво-бодро, будто мы отправлялись не в деревню, а на курорт.

Он помог мне перебраться с кресла на кожаное сиденье его автомобиля. Его прикосновения были резкими – без лишнего давления, но и без тепла. Как будто пересаживал обычный груз, а не жену.

Но я уже не обращала внимания. Тело хоть и чувствовало всё, но как будто было в спячке. Мне не хотелось ничего, только поскорее встать на ноги, и развестись. Особенно я любила представлять себе, как захожу в кабинет мужа, чтобы предъявить права на законное имущество. С удовольствием представляла себе его вытянувшееся лицо. Представляла, как он разорится и пожалеет, что поступил так со мной. А больше всего я хотела, чтобы эта чёртова Ева поскорее выдоила его до последней копейки и бросила. Я мечтала о бумеранге. Не помню, чтобы я когда-то была такой злой. Наоборот, всегда старалась быть понимающей. Авария или измена. А может, всё сразу будто разбудили во мне тёмную силу, которая требовала возмездия.

Дорога в подмосковную деревню пролетела в молчании. Я прикрыла глаза, слушая, как дождь начинает стучать по крыше. Запах кожи нового салона смешивался с ароматом его нового одеколона – терпким, дорогим, чужим. Я не сомневалась, что это Ева выбрала его. Он был таким же вульгарным, как и она сама.

– Приехали, – резко затормозил Стас, вырывая меня из полудрёмы.

Перед нами стоял знакомый деревенский дом – бревенчатый, ухоженный, с крышей из черепицы. На крыльце уже маячила фигура Антонины Фёдоровны – его матери. Это была невысокая шестидесятилетняя женщина в ярком цветном сарафане и клетчатом фартуке. Увидев машину, она торопливо бросилась к машине. Губы сжались в тонкую линию, а глазами она искала меня.

– Оленька, родная моя! – её голос дрожал, а руки, грубые от работы, нежно обняли мои плечи, как только Стас посадил меня в кресло. От тёти Тони, так я её называла, пахло дрожжами, парным молоком и чем-то безмерно родным.

Стас тем временем выгружал мои вещи, швыряя чемоданы на крыльцо с явным раздражением.

– Всё тут, мам. Лекарства, памперсы, инструкции, – он говорил сквозь зубы, бросая взгляды на часы.

Потом он занёс сумки в дом. Меня тоже подхватил на руки, кресло несла за собой свекровь. Поставили в гостиной, а сами ушли в соседнюю комнату.

В тишине комнаты до меня донёсся тихий шёпот Антонины Фёдоровны:

– Стасик, как же я одна? Я ведь не медсестра, я...

– Мам, хватит! – резко перебил Стас. – Ты же видишь – она овощем стала. После всех этих памперсов и процедур я в ней женщину вообще не вижу. А если я ещё и сейчас буду за ней, как за маленьким ребёнком убирать дерьмо, то вообще даже с ней спать не смогу.

Вроде бы от его слов должно было стать больно, но у меня ничего не ёкнуло, не задрожало. Мне не нужны были его объятия и поцелуи. И как мужчину я больше его не хотела. Он был мне противен.

– Мам, ты прости, мне ехать надо. Работа у меня. Я деньги завтра тебе на карту пришлю.

Стас быстро поцеловал мать в щёку, как будто поставил печать на документе и направился к машине.

– Встреча в салоне! Покупатель серьёзный! – крикнул он уже у входа и вышел. А через минуту рёв двигателя оповестил о его отъезде.

Антонина Фёдоровна осталась стоять посреди комнаты, беспомощно глядя то на меня, то на инвалидное кресло.

– Оленька, может, покушаешь? – её голос дрожал. – Я вот борщик свежий сварила, пирожки с капустой напекла. Вас ждала.

Я отрицательно качнула головой, чувствуя, как в горле встаёт ком.

– Может, тогда на воздух хочешь? Подышать, на солнышке погреться. А то месяц целый взаперти просидела, –

Я кивнула. На воздух мне действительно хотелось. Тётя Тоня засуетилась, схватила за ручки кресло, повезла в коридор, а на крыльце остановилась. Оно не было оборудовано для спуска на инвалидной коляске.

– Да что же это такое? – заохала свекровь. – Надо было хотя бы фанеру набить.

В этот момент из-за забора раздался хриплый голос:

– Что у вас случилось, тётя Тоня?

Из-за калитки появился высокий, под два метра, светловолосый великан. Его выцветшая футболка обтягивала мощный торс, обнажая руки, сильные руки. Лицо – грубое, обветренное, с глубокими морщинами вокруг глаз – казалось высеченным из гранита. А седая борода придавала немного устрашающий вид. Хотя устрашающий вид ему придавало абсолютно всё. Особенно рост и мощная грудь.

– Михалыч, помоги, родной, – залепетала свекровь. – Оленьку-то моя с крыльца надо спустить.

Михалыч молча подошёл ко мне. Его синие глаза, глубоко посаженные под нависшими бровями, изучали меня без жалости, но и без брезгливости. В них читалось лишь холодное любопытство.

– Здрасти, – хрипло бросил он и без предупреждения подхватил меня вместе с креслом.

Я вскрикнула от неожиданности, чувствуя, как его мускулистые руки легко поднимают меня. От него пахло дымом, смолой и чем-то ещё – чем-то диким, мужским, первобытным.

– Куда? – его голос прогремел басом его голос.

– Под яблоню, под яблоню, Михалыч, – закивала Анна Семёновна.

Он отнёс меня в тень раскидистой яблони, поставил кресло на траву и, не сказав больше ни слова, развернулся уходить. Его мощная спина, видневшаяся сквозь тонкую ткань футболки, напоминала скалу.

Глава 6. Неожиданный ремонт

Я проснулась от стука. Ритмичного, настойчивого, будто кто-то методично долбил в стену. Солнце ещё только поднималось, и комната была залита мягким золотистым светом. Попыталась перевернуться, но резкая боль в ногах напомнила: двигаться нужно осторожно.

Я спрятала голову под подушку, пытаясь снова уснуть. Но стук не прекращался. Мне будто в голову гвозди забивали. К моему раздражению добавился ещё и визг пилы.

«Кто-то явно решил, что семь утра – идеальное время для строительных работ», – подумала я, натянув халат поверх ночной рубашки.

Перебраться в инвалидное кресло было непросто. Каждый раз, когда я пыталась сделать это без посторонней помощи, казалось, будто кости вот-вот разойдутся по швам. Но сегодня злость придала сил. Я упёрлась руками в кровать, подтянула ноги (осторожно, осторожно!) и перекатилась в кресло.

Дверь в сени скрипнула, когда я выехала в коридор. Тётя Тоня, видимо, ещё спала – на кухне было тихо. Я добралась до крыльца, и…

Передо мной развернулась настоящая стройка.

Михалыч, тот самый бородатый великан, стоял спиной ко мне, вгрызаясь пилой в доску. Рядом валялись инструменты, свежие доски и… старое крыльцо, вернее, то, что от него осталось.

Я замерла в дверях, невольно засмотревшись на него.

Он стоял, слегка наклонившись над доской, и его спина – широкая, загорелая, блестящая от пота – перекатывалась под кожей с каждым движением. Это не была накачанная, бугристая мускулатура качков из спортзала. Нет. Его тело было другим – мощным от природы, как у лесоруба или кузнеца: сильные плечи, широкая спина, напоминающая дубовую доску, и узкие бёдра, подчёркивающие силуэт.

Он обернулся, почувствовав мой взгляд.

Солнце позолотило его грудь – такую же загорелую, в тёмных курчавых волосах. Живот плоский, но не «кубиками», а просто… крепкий, как у мужчин, которые всю жизнь работают руками. Даже шрамы, пересекавшие его кожу, выглядели не уродливо, а словно подчёркивали его историю.

– Здрасти, – хрипло бросил он, вытирая пот со лба.

Я кивнула, немного смутившись.

– Мешаю? – спросил он, глядя на меня так, будто видел насквозь.

Я покачала головой.

Он хмыкнул и вернулся к работе. Мышцы на его спине снова заиграли, когда он поднял пилу. Я невольно задержала взгляд на том, как его бицепсы напрягаются, как тени ложатся между рёбер...

«Боже, что со мной?» – я резко отвела глаза, но было поздно.

Михалыч вдруг остановился, повернулся и, не выпуская пилы из рук, спросил:

– Спустить тебя или как?

Я кивнула.

Он отложил инструмент, подошёл и, не спрашивая больше ни слова, подхватил меня вместе с креслом. Его руки обхватили меня так легко, будто я была пушинкой. От него пахло деревом, потом и чем-то тёплым, мужским...

От неожиданности я даже ойкнула.

Он остановился, приподнял густую бровь. В его глазах мелькнула искорка.

– Так ты не немая?

Я открыла рот, но... больше ничего сказать не смогла. Только почувствовала, как сердце глупо колотится где-то в горле.

Михалыч не стал настаивать. Аккуратно спустил меня на землю, поставил кресло на дорожку и вернулся к работе. Но теперь, когда он поворачивался, его взгляд задерживался на мне на секунду дольше, чем следовало.

А я...

Я сидела, сжимая подлокотники кресла, и думала:

«Почему я вдруг заметила, какие у него ресницы? Длинные, почти девичьи, контрастирующие с этой медвежьей внешностью...»

Через полчаса он отложил инструменты, достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и закурил. Дым вился вокруг его бороды, создавая странный контраст с его суровым обликом.

– Пандус делаю, – неожиданно сказал он, кивнув в сторону крыльца. – Чтобы ты могла сама выезжать.

Я уставилась на него.

Пандус? Для меня?

Он не смотрел в мою сторону, будто говорил не со мной, а с деревом, которое собирался пилить дальше.

– Ты же не вечно в этом кресле сидеть будешь, – добавил он, выпуская кольцо дыма. – А пока – пандус.

И снова взялся за пилу.

Я осталась сидеть, не зная, что делать дальше. Это когда у тебя две ноги, ты можешь в любой момент развернуться и сбежать. А когда приходится ездить на коляске, которой с трудом управляешь, приходится заранее оценивать собственные силы.

Поэтому я продолжала сидеть, слушая, как он стучит молотком, и думала:

«Почему он решил сделать пандус?»

Странный он какой-то, – пришла я к такому выводу.

Спустя ещё полчаса Михалыч выпрямился, отложил молоток и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Его глаза, синие и пронзительные, снова нашли меня.

– Клубнику хочешь? – спросил он, вытирая грудь и шею полотенцем.

Я покачала головой.

Он хмыкнул, присел на корточки рядом с моим креслом.

– А ты знаешь, что если есть не будешь, то и ходить не сможешь? – сказал он так просто, будто обсуждал погоду.

Я молча смотрела на него, потом фыркнула.

– А ты не фыркай, – он ткнул в меня длинным пальцем, едва не касаясь плеча. – Я тебе дело говорю.

От его близости по спине пробежали мурашки. Я поёжилась.

– Вот сейчас ступеньку доделаю и тебе земляники лесной принесу. Она знаешь, какая душистая? – он причмокнул, будто уже чувствовал вкус на языке. – И попробуй только не съесть.

Я подняла бровь.

– Пандус делать не буду, – продолжил он, делая серьёзное лицо, – и переносить тебя не стану. Так и останешься жить на улице.

В его голосе была шутливая угроза, глаза смеялись.

__________

Дорогие читатели, приглашаю вас в следующую новинку нашего литмоба

РАЗВОД. ОНА РАЗРУШИЛА НАС

https://litnet.com/shrt/9uu3

Глава 7. Кто же ты, Михалыч?

Я невольно улыбнулась его угрозе.

– Ага! – он тут же подхватил мою улыбку. – Значит, и улыбаться умеешь.

Встал, отряхнул камуфляжные штаны от древесной пыли.

– Ладно, сиди тут, королева. Скоро вернусь.

И ушёл за дом, оставив меня под яблоней.

Я закрыла глаза, вдыхая запах свежеспиленного дерева. Странно, но почему-то на душе было спокойно. На дереве заливалась маленькая пичуга, с яблони от лёгкого порыва ветра полетели белые лепестки. Заканчивалось моё любимое время цветение яблони, а я даже и не успела получить удовольствия от этой красоты. Раньше, ещё год я специально ездила в парк, когда цвели яблони, просто чтобы посмотреть на эту красоту.

Через десять минут Михалыч вернулся, держа в руках тарелку, которая доверху была наполнена мелкими алыми ягодами. Земляника действительно пахла так сильно, что аромат разносился на несколько шагов.

– На, – протянул он мне ягоды. – Только не объешься, а то с голодухи, как налетишь.

Я взяла одну, осторожно положила в рот. Сладкий, с лёгкой кислинкой вкус разлился по языку.

– Ну как? – спросил он, наблюдая за мной.

Я кивнула.

– То-то же, – удовлетворённо буркнул он и отвернулся.

Он вернулся к работе, а я сидела, медленно перебирая ягоды пальцами.

Какое странное прозвище у него Михалыч, совсем ему не подходит, – думала я. – Так можно называть старого деда, а Михалычу на вид было не больше сорока. Только вот волосы на голове и борода седые. Из-за чего создавалось неправильное представление с первого взгляда. Сейчас же я видела, что это мужчина в самом расцвете сил. Моему Стасу до него ещё расти и расти. Не моему...– поправила тут же себя. – Уже не моему и слава богу.

Вопросы крутились в голове, но ответов не было.

К полудню пандус был готов. Михалыч вытер руки о брюки, оглядел свою работу и кивнул:

– Попробуй.

Я осторожно подкатилась к новому деревянному скату. Он был идеально гладким, без единой занозы.

– Не бойся, – сказал Михалыч. – Не подведёт, если что я подстрахую.

Я глубоко вдохнула и толкнула колёса вперёд.

Кресло плавно катнулось вверх.

– Видишь? – он стоял рядом, скрестив руки на груди. – Теперь моя помощь не понадобится.

Я посмотрела на него. На эти синие глаза, на эту бороду, на эти шрамы...

Михалыч тем временем уже собирал инструменты.

– Завтра приду, доделаю перила, – бросил он через плечо.

Я хотела сказать «спасибо», но слова снова застряли где-то внутри.

Вместо этого я просто протянула ему оставшуюся землянику.

Он посмотрел на ягоды, потом на меня...улыбнулся.

По-настоящему. Красивое белоснежной улыбкой.

– Ладно, – взял одну ягодку. – Договорились.

И ушёл, оставив меня наедине с новым пандусом, с лесным ароматом земляники на пальцах...

И с каким-то странным, тёплым чувством внутри.

А вот и сам Пётр Михайлович ,собственной персоной

*** ***

– Какой же Михалыч молодец! – восхищённо охнула тётя Тоня, когда вернулась домой. Она оказывается, рано утром ушла к соседке. Думала, что я спать буду до обеда. С собой принесла две банки солёных грибов.

– Вот сейчас грибочки приготовлю. Оль, ты грибы-то любишь? – спросила она меня, разглядывая новое крыльцо и пандус.

Я пожала плечами. Мне было всё равно, что есть, грибы или картошку. В последнее время я вообще не чувствовала вкуса. А земляника мне понравилась. Тарелка стояла на моих коленях, я брала по одной ягодке, каждый раз вспоминая Михалыча и его загорелые большие руки.

К вечеру все ягоды были съедены. В дом заходить не хотелось. Меня тянуло в соседний двор, но заехать туда просто так не решалась, так и крутилась на своём кресле по двору. Нашла рыжего кота, который сначала шугался меня, но потом всё же позволил себя погладить. Рыжий полосатый, с пиратской мордой, одно ухо или отморожено или было потеряно в битве. Я чесала его за ухом, слушала это громкое раскатистое тарахтение и чувствовала с ним какое-то родство, что ли.

Когда в восьмом часу к нам во двор снова заглянул сосед, я даже обрадовалась.

Он кивнул мне и прошёл мимо в дом.

– Тётя Тоня, – крикнул на крыльце, свекровь тут же выскочила ему навстречу.

– Ой, Петя, как хорошо, что ты зашёл. Я попросить тебя хотела, за Олей завтра присмотреть. Мне по делам надо. А её одну оставить боюсь.

Михалыч бросил на меня быстрый взгляд, посмотрел на тётю Тоню.

– Ну хорошо, – согласился он.– Я всё равно завтра ещё перила делать буду.

– Ну вот и отлично, – обрадовалась свекровь. – Может, на ужин останешься? Такое крыльцо мне сделал. Хоть отблагодарить тебя немного.

Михалыч бросил на меня быстрый взгляд и кивнул:

– Ладно, останусь.

Тётя Тоня засуетилась, забегала по кухне, доставая из шкафов банки с соленьями. Я сидела за столом, разглядывая узоры на скатерти, пока сосед умывался и мыл руки в сенях, где стоял обычный деревенский умывальник. Сколько раз Стас пытался перевезти маму в город, но она всегда отказывалась. И технику ей разную покупали для удобства, но все новые приборы таки стояли на своих местах, словно ждали специального события, как раньше в детстве хрустальная посуда ждала праздников. Вот и обычным умывальником тётя Тоня пользовалась до сих пор, хотя раковину ей давно купили и установили на кухне.

– Садись, Петенька, – тётя Тоня поставила на стол миску с дымящимися грибами в сметане.

Петенька? Я едва сдержала улыбку. Такого здоровяка – и Петенькой...

Михалыч, кажется, тоже это осознал, улыбнулся уголками губ и молча сел за стол.

Глава 8. Шагай

Я уже не спала, когда утром раздался стук в дверь. Не громкий строительный, а аккуратный, почти деликатный.

– Входи! – крикнула тётя Тоня из кухни.

Дверь приоткрылась, и в проёме появился Михалыч. В руках он держал какие-то странные деревянные палки с резиновыми наконечниками.

– Еда в холодильнике, если захотите чай, сладости в шкафу. Ну всё, я пошла, – попрощалась тётя Тоня и вышла торопливо за дверь, оставив нас одних.

– Готова к работе? – спросил он, бросая на меня оценивающий взгляд.

Я растерянно моргнула.

Он протянул мне те самые палки – теперь я разглядела, что это были самодельные костыли, тщательно отшлифованные и обтянутые кожей в местах упора для рук.

Я нахмурилась. Михалыч ухмыльнулся.

Стоять оказалось в тысячу раз больнее, чем я представляла. Ноги, месяц не державшие вес тела, дрожали как осиновые листья. Пальцы впились в костыли до побеления суставов.

– Не спеши, – Михалыч стоял передо мной, держа руки наготове, но не прикасаясь. – Сначала просто почувствуй равновесие.

На лбу выступил пот, я чувствовала, как капельки стекают по вискам. Каждый мускул в теле кричал от боли. Но в глазах Михалыча не было ни капли жалости – только спокойная уверенность.

– Шаг, – скомандовал он.

Я зажмурилась и перенесла вес на правую ногу.

– Ай!

Нога подкосилась, но прежде чем я рухнула, сильные руки подхватили меня под мышки.

– Ничего, первый блин комом, – его голос прозвучал прямо над ухом. От него пахло лесом и сигаретами. – Попробуем ещё раз.

Я мотнула головой, отказываясь выполнять его приказ. Потянулась к креслу, но сосед продолжал держать меня на своих коленях.

– Вредничать вздумала? – пробасил он. – А ну-ка, костыли взяла и встала ещё раз.

Я даже опешила от этого приказного властного голоса. Вот тебе и добрый Михалыч. Вместо того, чтобы послушаться его, я скрестила руки на груди и отвернулась.

– Ну и кому ты хуже делаешь?

Я сжала кулаки так сильно, что побелели костяшки. Горячая волна злости поднялась от живота к горлу. Губы сами собой искривились от раздражения.

«Какого чёрта он вообще лезет не в своё дело? – яростно думала я. – Нашёл себе развлечение меня воспитывать!»

Михалыч всё ещё держал меня на своих коленях, отчего мне было не по себе, но освободиться или оттолкнуть его не было возможности. В его руках я чувствовала себя ещё беспомощнее, и меня это злило.

В глазах же Михалыча читалось холодное, почти хирургическое спокойствие.

– Я уговаривать тебя не собираюсь, – произнёс он ровным, но не терпящим возражений тоном. – Выбор прост: либо ты остаёшься в этом кресле навсегда, продолжая жалеть себя, либо берёшься за эти костыли и встаёшь. Сейчас. – Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание. – Решай.

Я демонстративно отвернулась, скрестив руки на груди. Вообще, я редко показывала свой характер, чаще всего старалась идти на компромисс и понять собеседника, но сейчас сама не понимала, откуда во мне было столько упрямства. И ведь в глубине я понимала, что он хочет сделать лучше, но упрямство и злость не давали мне согласиться с ним.

– Ох, ты, – раздался над моим ухом язвительный голос. – Какая недотрога. Обидели принцессу. – Михалыч даже языком цокнул. – Не то сказали, не так посмотрели. – Его губы искривились в саркастической усмешке. – Неудивительно, что твой муж предпочёл тебя в деревню сплавить. Я бы на его месте...

Я больше не слышала, что он говорит. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли красные пятна. Внезапный прилив адреналина заставил меня резко развернуться, замахнулась и со всей силы влепила ему пощёчину.

Громкий хлопок ладони по щеке оглушительно прозвучал в тишине комнаты. Я замерла, чувствуя, как горит моя ладонь, а в груди бешено колотится сердце.

Испугалась собственной смелости и несдержанности.

Михалыч даже не дрогнул, а тяжёлый взгляд впился в мои глаза. На его загорелой щеке чётко проступал красный след от моих пальцев. В глазах не было ни злости, ни обиды – только странное, почти торжествующее удовлетворение.

– Ну вот, молодец. Разозлилась – хрипло произнёс он, а его взгляд стал пронзительным, как скальпель. – Теперь вставай.

Он протянул мне костыли. Мои пальцы, все ещё дрожащие от ярости, автоматически сомкнулись на гладкой деревянной поверхности. И тогда я поняла – он специально это сказал, чтобы разозлить меня. Намеренно задел самое больное. Чтобы разбудить во мне ту самую злость, которая и заставит бороться.

Я стиснула зубы так сильно, что в висках застучало. Костыли дрожали в моих руках, но теперь уже не только от слабости – от ярости, которая горячей волной разливалась по всему телу.

– Ну? – Михалыч отступил на шаг, скрестив мощные руки на груди. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользил по моему дрожащему телу. – Или только бить умеешь?

Я резко дёрнулась вперёд, забыв обо всём – о боли, о страхе упасть. Костыли скрипнули под моим весом, но выдержали.

– Ай! – вырвалось у меня, когда левая нога неожиданно подкосилась.

Но прежде чем я рухнула, его руки снова оказались рядом – не поддерживая, но готовые поймать.

– Не торопись, – прошипел он. – Сначала равновесие.

Пот стекал по спине, смешиваясь с дрожью в коленях. Я зажмурилась, чувствуя, как бешено бьётся сердце.

– Дыши, – его голос прозвучал неожиданно близко. – Через боль.

Я сделала шаг. Маленький, неуверенный, но шаг. Потом ещё один.

– Видишь? – Михалыч стоял в двух метрах от меня, и в его глазах впервые появилось что-то похожее на одобрение. – Ты можешь.

Я хотела ответить что-то колкое, но внезапно осознала: мне не хватает воздуха. Грудь вздымалась, а в глазах темнело от напряжения.

– Хватит на сегодня, – он внезапно взял меня под локти и словно куклу отнёс на кровать

Когда я опустилась на мягкую подушку, ноги горели, будто по ним прошлись раскалёнными иглами. Но где-то глубоко внутри... появилось странное чувство. Не злости. Не обиды.

Глава 9. Куклы в чужом спектакле

Прошло два дня. Два долгих, мучительно пустых дня.

Михалыч заходил пару раз – по просьбе тёти Тони, один раз принёс продукты, спросил, не нужно ли чего. Но больше не оставался. Не заставлял меня вставать. Не кричал. Не злился.

– Ты должна сама захотеть, – бросил он вчера у дверей, даже не оборачиваясь. – Иначе нет смысла.

И ушёл.

Я сидела у окна, сжимая подлокотники кресла, и смотрела, как за ним захлопнулась калитка. Его спина – широкая, сильная – скрылась за забором, а в груди у меня осталась какая-то странная пустота.

Тётя Тоня вздыхала, качала головой, но ничего не говорила. Только ставила передо мной тарелку с едой, которую я почти не трогала.

Сегодня утром я впервые попробовала встать без его помощи.

Костыли стояли у кровати – те самые, сделанные его руками. Я схватила их, стиснула зубы и...

Упала.

Больно ударилась коленом, но даже не вскрикнула. Просто лежала на полу, чувствуя, как по щеке скатывается какая-то мокрая гадость. Слёзы? Пот? Не знаю.

– Оль! – тётя Тоня вбежала в комнату, засуетилась. – Что случилось?

– Ммм, – промычала я, отталкивая её руки.

Скрипя зубами, подтянулась к кровати, схватилась за покрывало... И встала. На одну секунду. Но встала.

Я только успела перевести дух после утренней попытки встать, когда во дворе послышался шум машины. Знакомый звук двигателя – Стас приехал.

Сердце ёкнуло, но не от радости, а от тревоги. Зачем?

Я поправила волосы и выехала в прихожую, как раз когда входная дверь распахнулась.

– Привет, мам! – Стас вошёл с пакетами в руках улыбаясь. – Как дела?

– Да вот... – тётя Тоня засуетилась, принимая сумки. – Зачем столько привёз? Я же говорила, у нас всё есть.

– Ну мам... – он похлопал её по плечу, затем взгляд упал на меня. – О, а ты выглядишь лучше.

Я промолчала, просто сжала подлокотники кресла.

– Мама рассказывала, – Стас сел напротив, развалившись на стуле. – Что ты уже пытаешься вставать. Это же отлично! Я же говорил – деревенский воздух, природа... Лучше всяких врачей.

Я усмехнулась про себя. Да, конечно. Природа. А не тот самый «Михалыч», которого он даже не знает.

– Кстати, Оль, – Стас наклонился вперёд, лицо стало деловым. – Я тебя заберу сегодня на денёк. Завтра привезу обратно.

Я нахмурилась.

– У меня сегодня встреча с Павловым, помнишь его? Если всё пройдёт хорошо, сделка будет наша.

Я схватила телефон, быстро набрала:

«Вот и иди со своей дурой грудастой. Я тут при чём?»

Стас прочитал, усмехнулся.

– Ты моя жена. И сегодня ты мне нужна. От этой сделки зависит бизнес. Понимаешь? – он наклонился ещё ближе, голос стал тише, но твёрже. – Поможешь мне – я помогу тебе. Ты же хочешь ходить?

Я сжала губы. Ненавидела, когда он так говорил – будто всё в мире можно было купить.

– Всё, собирайся, – он встал, не оставляя выбора.

Тётя Тоня забеспокоилась:

– Стасик, может, не надо? Ей же ещё...

– Мам, всё в порядке, – он уже взял моё кресло, катая к двери. – Одну ночь. Завтра верну.

Он вывез меня на кресле, посадил в машину. Я даже не сопротивлялась – знала, что бесполезно.

Вместо нашей квартиры Стас прямиком повёз меня в салон красоты.

Зеркало передо мной отражало бледное, осунувшееся лицо с тёмными кругами под глазами. Я сидела неподвижно, словно манекен, пока чужая женщина с нарочито сладкой улыбкой водила кисточкой по моим щекам.

– Расслабьтесь, – сказала она, когда я невольно сжала веки от прикосновения. – Вам же должно быть приятно.

Но ничего приятного не было. Её пальцы, холодные и наманикюренные, скользили по моей коже, как инструменты хирурга. Запах лака для волос, краски и каких-то химических ароматов витал в воздухе, смешивался с моим собственным страхом и раздражением.

– Какое платье надеть? – спросила она меня, я лишь подняла на неё глаза и отвернулась.

Она же, не получив от меня ответа, вышла, чтобы обратиться к Стасу, оставив меня наедине с собственным отражением.

В зеркале смотрела на меня незнакомая женщина – с яркими губами, подведёнными глазами, уложенными локонами. Красивая кукла. Пустая внутри.

Через несколько минут она вернулась с платьем. Чёрным, облегающим, с глубоким вырезом на спине.

– Ваш муж сказал, что вы любите такой стиль, – сказала она, помогая мне переодеться.

Я не сопротивлялась. Позволила ей застегнуть молнию, поправить складки на мне.

– Красиво, – пробормотала она, отступая на шаг.

Я посмотрела в зеркало.

Да, красиво.

Но это была не я.

Это была версия меня, которую Стас хотел показать миру. Ухоженная, покорная, удобная.

А настоящая я – с дрожащими от слабости ногами, с болью в спине, с яростью в сердце, недовольно наблюдала за происходящим.

В ресторан мы приехали к восьми вечера.

Стас вёз моё кресло между столиков, улыбаясь знакомым.

– Павлов уже здесь, – прошептал он мне на ухо. – Веди себя прилично.

Я сжала зубы.

И тут увидела их.

За дальним столиком сидел Павлов. Рядом с ним...

Ева.

В бордовом платье, которое обтягивало её «достижения» пластической хирургии.

Стас замер на секунду, шепнул, чтобы я улыбалась и подвёз меня к столу.

– Олег! – он заулыбался, подкатывая к столу. – Рад видеть!

Я сидела, как кукла, чувствуя, что Ева смотрит на меня с едва скрываемым раздражением.

– Оля, – Павлов кивнул мне. – Рад, что ты поправляешься.

Я улыбнулась чисто автоматически.

Стас сел, начал говорить о бизнесе, о перспективах.

А я смотрела на Еву.

И она смотрела на меня.

В её взгляде читалась насмешка, но мне почему-то, было плевать. Внутри было мерзко от догадки, что Стас пустил в ход все козыри. Меня как инвалида, чтобы разжалобить и расположить Павлова. Еву, как эскортницу, которая обрабатывала Павлова, наглаживая ему ногу. И для Стаса это было нормально, ни ревности, ни злости.

Глава 10. Побег

Вечер тянулся мучительно долго. Я сидела за столом, будто невидимка, пока Стас и Павлов обсуждали детали сделки. Ева, томно облокотившись на стол, то и дело касалась руки Павлова, смеялась его шуткам, подливала вино.

– Оля, – Павлов обратился ко мне, когда Стас отвлёкся на официанта, его взгляд был искренне участливым. – Как самочувствие?

Я опустила глаза, не зная, что ответить.

– Она пока не говорит, – быстро вступил Стас, его рука легла поверх моей в фальшивом жесте заботы. – После аварии... Травма такая.

– А к каким врачам обращались? – Павлов нахмурился. – У меня есть знакомые в...

– О, мы всех возможных прошли! – Стас засмеялся, но в его глазах мелькнуло раздражение. – Но знаешь, Олег, хорошие специалисты – это же... – он сделал многозначительную паузу, – дорогое удовольствие. Наша сделка, конечно, помогла бы...

Мне стало так стыдно, что я готова была провалиться на месте. Стас откровенно выпрашивал контракт, прикрываясь моей болезнью. Я отвернулась к окну, где в темноте за стеклом мерцали городские огни.

Разговор снова перешёл на бизнес. Цифры, проценты, условия – я не вслушивалась. По выражению лица Стаса поняла: сделка состоялась.

Когда ужин закончился, Павлов встал и снова посмотрел на меня:

– Слушай, Стас, – сказал он серьёзно. – Ты бы обратился к Дуброву. Говорят, отличный специалист.

Стас кивнул, улыбка не сходила с его лица.

В машине по дороге домой царило напряжённое молчание. Ева сидела на переднем сиденье, игриво поправляя волосы.

Я достала телефон и написала Стасу:

«Отвези меня к твоей матери. Сейчас же».

Он прочитал, фыркнул и сунул мой телефон в свой карман пиджака.

– Уже поздно, – бросил через плечо. – Никуда не поедем.

Дома Стас открыл шампанское с театральным хлопком.

– За наш успех! – провозгласил он, наполняя бокалы.

Ева звонко рассмеялась, чокнулась с ним. Я отодвинула свой бокал.

– Ну как знаешь, – Стас пожал плечами и тут же забыл обо мне.

Через десять минут они скрылись в спальне. Дверь закрылась, но не до конца. Он уже даже не стеснялся и не пытался скрыть, что спит с Евой.

Я сидела в гостиной, сжимая подлокотники кресла, пока из-за двери доносился их смех, шёпот, звуки, от которых сжималось сердце.

«Хватит», – вдруг подумала я.

Мои пальцы сами потянулись к пиджаку Стаса, висевшему на стуле. Кошелёк, ключи, банковская карта, мой телефон... Я взяла все деньги из кошелька не раздумывая. Имею полное право на них. И пусть только попробует мне что-то сказать. Денег, правда, было не очень много, но оплатить такси до деревни должно было хватить.

Через приложение на телефоне вызвала такси.

«Нужна помощь спустить инвалидное кресло», – написала водителю.

Машина подъехала через пятнадцать минут. Я тихо выкатилась в коридор, взглянула на полоску света под дверью спальни...

И уехала.

Ночь, дорога, тёмные поля за окном. Я вдыхала свежий воздух, чувствуя свободу. И чем дальше мы отъезжали от города, тем легче становилось мне на душе.

– Деньги-то есть? – спросил таксист. – А то ехать далеко.

Я коротко кивнула, показала пятитысячную купюру и отвернулась к окну.

К дому свекрови мы подъехали в первом часу, я даже задремать успела. Рассчиталась с таксистом, он помог мне выбраться из машины. Я проводила взглядом такси, пока оно не скрылось за поворотом.

Полночь давно прошла, в деревне царила глубокая тишина, нарушаемая только стрекотом сверчков. Я не спешила заезжать во двор – сидела в кресле, запрокинув голову, и смотрела на звёзды.

Они здесь были такими яркими. В городе я давно забыла, как выглядит настоящее ночное небо.

Прохладный воздух пах свежескошенной травой и землёй после вечернего дождя. Я вдыхала его полной грудью, чувствуя, как мысли, наконец, проясняются.

«Я не хочу так жить, – осознала я. – Не хочу быть марионеткой в руках Стаса. Не хочу, чтобы мной пользовались, перевозили как вещь, заставляли играть унизительные роли».

Михалыч был прав. Если я не встану – так и останусь куклой.

Я подкатила к забору – невысокому, деревянному. Схватилась за штакетины, почувствовав шероховатость некрашеного дерева под пальцами.

Сделала усилие и встала.

Ноги дрожали, но выдержали. Я шагнула – боль пронзила бёдра, но я стиснула зубы. Ещё шаг. И ещё.

Из соседнего двора донёсся шум – бряцание цепи, фырканье собаки. Я не остановилась. Пятнадцать шагов до калитки Михалыча – каждый давался через боль, но я шла. Холодный пот струился по позвоночнику, щёки горели от напряжения.

Когда я, наконец, добралась и схватилась за калитку, за спиной раздался знакомый хриплый голос:

– Ну что, королева, ночные прогулки устраиваешь?

Я резко обернулась, едва не потеряв равновесие. Михалыч стоял в двух шагах – в шлёпках, в растянутой футболке, с сигаретой в руках. Его глаза в лунном свете казались почти прозрачными.

– Я... – мой голос сорвался на хрип, я закашлялась.

Он бросил сигарету, растоптал её и медленно подошёл:

– Пятнадцать шагов. Неплохо. С этим можно работать.

Мне хотелось ответить что-то колкое, что ночью за девушками не стоит следить, а то и за маньяка могут принять, – внезапно я осознала, что только что произнесла одно слово.

Короткое, невнятное, но слово. Сказала «Я».

Мои ноги вдруг подкосились. Михалыч поймал меня мгновенно – его руки обхватили мою талию, прижали к груди.

– Только не говори, что это случайность, – прошептал он мне в волосы.

От него пахло дымом, мылом и чем-то неуловимо мужским. Я замерла, чувствуя, как его ладони жгут кожу даже через ткань платья.

– Я... – снова попыталась сказать, но голос предательски дрогнул.

Михалыч не торопился отпускать. Его дыхание было ровным, спокойным, будто держать на руках почти тридцатилетнюю женщину для него было обычным делом.

– «Я» – это уже прогресс, – хрипло усмехнулся он. – Сто процентов второе слово будет «отстань».

Глава 11. Тайна белого пятна

Михалыч переступил порог, толкнув дверь плечом. В доме пахло деревом, кожей и чем-то неуловимо знакомым – как будто я уже была здесь раньше.

Он бережно опустил меня в огромное кожаное кресло, в котором я буквально утонула. Кресло оказалось на удивление удобным, мягким, будто созданным специально для того, чтобы в нём растворяться.

Пока Михалыч возился на кухне, я осмотрелась. Интерьер был почти спартанским – ничего лишнего. Книжные полки, забитые до отказа. Старый, но добротный деревянный стол. На стене – несколько фотографий: молодой Михалыч в военной форме, какие-то горные пейзажи.

– Чай с чем будешь? – донёсся его голос с кухни.

Я кивнула, потом, вспомнив, что он не видит, попыталась сказать:

– Мё....

Голос снова подвёл, но Михалыч, кажется, понял. Через минуту он вернулся с двумя кружками в руках.

– На, – протянул мне одну. – Липовый, с пасеки.

Чай оказался крепким, ароматным. Я сделала глоток, почувствовав, как тепло разливается по телу.

Михалыч присел напротив, обхватив свою кружку большими ладонями. Его глаза изучали меня – не как больную, не как инвалида, а просто как женщину.

– Ну что, королева, – начал он, – куда это ты такая нарядная ездила?

Я опустила взгляд на своё платье – чёрное, облегающее. Попыталась ответить:

– Р-ран...

– Ресторан? – угадал он.

Я кивнула.

– С мужем?

Ещё один кивок. Михалыч хмыкнул, сделал глоток чая.

– И что, – продолжил он, – он тебя туда привёз, а забрать забыл?

Я пожала плечами. Что я могла ему сейчас сказать? О предательстве мужа, о том, какой он сволочью оказался. Хотя сейчас я бы рассказала. Сосед вызывал непонятную мне раскрепощённость. Его глаза, взгляд располагали к себе. Почему-то весь его образ вызывал во мне ощущение, что ему можно доверять.

Тишина. Из приоткрытого окна доносились звуки ночи. Мне было спокойно рядом с ним. Он не задавал лишних вопросов. И мне это нравилось. Михалыч вдруг поставил кружку на стол с решительным стуком.

– Слушай, Оля, – сказал он серьёзно. – Я тебе не нянька. Не психолог. И уж тем более неблагородный рыцарь на белом коне.

Я замерла, чувствуя, как щемит сердце.

– Но если ты действительно хочешь встать на ноги, – он посмотрел мне прямо в глаза, – Я могу в этом помочь. Если да, то завтра начинаем работать. По-настоящему. Без поблажек.

Я задержала дыхание. Его слова звучали как вызов.

– Ты согласна?

Я медленно кивнула. Потом, преодолевая себя, выговорила:

– Да.

Это было первое полноценное слово за долгие месяцы.

Михалыч улыбнулся – не насмешливо, а как-то по-доброму, по-взрослому.

– Ну вот и договорились. А сейчас давай чай допивай и домой баиньки. Чтобы выспалась.

Я кивнула, но совершенно не хотелось уходить из этого мягкого кресла, я бы так и уснула здесь, если бы Михалыч разрешил. Сделала глоток, посмотрела на него. И в который раз пожалела, что не могу расспросить его. А вопросов у меня было множество. И про книги, и про фигурки из дерева, которые явно были выструганы его рукой.

Михалыч заметил мой взгляд, скользящий по книжным полкам. Он прищурился, словно пытался прочитать мои мысли, а потом негромко хмыкнул.

– Литературой интересуешься? – спросил он, отхлебнув чай. – Или просто разглядываешь мой бардак?

Я улыбнулась и кивнула. Но, кажется, он и не ждал ответа.

Поднимался с кресла, подошёл к полкам.

– У меня тут, конечно, не библиотека, но кое-что интересное есть.

Он провёл ладонью по корешкам, будто здоровался со старыми друзьями, потом повернулся ко мне:

– Ну что, Оля, что любишь читать? Детективы? Романы? Или, может, что-то серьёзное?

Я открыла рот, но голос снова подвёл. Вместо этого я подняла руку и жестом показала что-то среднее между «всё подряд» и «не знаю».

Михалыч задумался, потом вдруг достал с полки очень потрёпанную книгу в тёмно-синей обложке.

– Вот, – протянул он мне. – Возьми.

Я взяла книгу в руки. «Тайна белого пятна» Михаил Михеев. Обложка была потрёпана, страницы пожелтели от времени, но книга выглядела зачитанной с любовью.

– Хорошая вещь, – сказал Михалыч. – Про девушку. Про жизнь. Если понравится – ещё дам.

Я прижала книгу к груди и кивнула. Спасибо.

– Только смотри, – предупредил он, возвращаясь в кресло. – Если не вернёшь – найду и отшлёпаю. Шучу, – тут же добавил он, заметив мои округлившиеся глаза. – Но всё же лучше верни.

Я рассмеялась. Тихо, почти беззвучно.

Михалыч ухмыльнулся:

– Вот и хорошо. А теперь давай-ка закругляться. Завтра рано вставать.

Я нехотя поднялась, отстранилась от спинки, попыталась встать, но натруженные с непривычки ноги адски заныли.

– Сиди, – скомандовал он, подошёл и снова на руки поднял меня.

Мне вдруг стало немного грустно уходить. Этот дом, этот запах дерева и кожи, этот человек – всё здесь казалось каким-то… привычным.

Он отнёс меня в дом, едва не врезался в косяк в темноте. Свет включать не стали, чтобы свекровь не разбудить.

– Спа…, – прошептала я на прощание, как смогла.

Михалыч махнул рукой:

– Да ладно тебе. Спокойной ночи, королева.

Михалыч ушёл, дверь тихо щёлкнула, а я сидела на кровати, сжимая в руках потрёпанную книгу. Внутри всё горело – не от чая, а от странного, нового чувства. Как будто кто-то впервые за долгие месяцы поверил, что я ещё живая.

Включила ночник. Мягкий свет разлился по комнате, и я открыла первую страницу.

«Тайна белого пятна».

С первых же строк меня затянуло, будто в водоворот. История Зины, обычной девушки, которая из-за череды нелепых случайностей оказалась в глухой тайге, в затерянном месте, где приходилось выживать. Где каждый день был борьбой – с холодом, с голодом, с отчаянием.

Но Зина не сдавалась.

Я читала, забыв про время, про усталость, про ноющую боль в ногах. Каждая страница будто била меня по нервам: вот она, дрожа от холода, разводит огонь снова и снова, хотя спички на исходе. Вот она, стиснув зубы, идёт через бурелом, хотя у неё уже нет сил. Вот она, с окровавленными руками, строит себе укрытие, потому что знает – если не она, то никто.

Глава 12. На озере

Я провалилась в сон, как в тёмную воду. Глухой, беспробудный, после бессонной ночи с книгой.

И вдруг — ледяной удар.

— А-а-а!

Я подскочила на кровати, мокрые волосы прилипли к щекам, вода стекала на грудь. Передо мной стоял Михалыч с пустым стаканом в руке и довольной ухмылкой.

— Ты что, дурак?! — вырвалось у меня громко, чётко, без запинки.

Дверь распахнулась — на пороге застыла Антонина Фёдоровна с полотенцем в руках.

— Олечка... ты... ты заговорила? — её глаза округлились, а губы задрожали.

Я перевела взгляд с ухмыляющегося Михалыча на свекровь и обратно. Мозг, ещё затуманенный сном, медленно соображал.

Я... заговорила?

— Ну вот, — Михалыч бросил стакан на тумбочку с таким звоном, что я вздрогнула. — Я же так и сказал — завтра уже посылать начнёшь. — Он склонился ко мне, пахнущий ветром и чем-то древесным. — А кто-то мне вчера обещал, что заниматься начнёт. Не помнишь случайно, кто?

— Я... — голос звучал хрипло, непривычно.

— То-то же. Вставай, королева. Завтракать будем.

За столом царила непривычно лёгкая атмосфера. Антонина Фёдоровна то и дело украдкой вытирала глаза, подкладывала мне на тарелку самые румяные блинчики.

— Так значит, на озере? — переспросила она, когда Михалыч рассказал планы.

— Ага. Покажу Оле места здешние. Может, пикник устроим. Не против?

Свекровь покачала головой:

— Нет, конечно, не против. Лишь бы Оленьке лучше стало.

Михалыч хитро прищурился:

— Ну тогда вы ей и полотенце положите. На всякий случай.

Я не поняла намёка, но кивнула.

Дорога до озера оказалась неблизкой. Сначала мы ехали по деревенской улице, потом свернули на просёлочную дорогу, которая постепенно сужалась, превращаясь в тропинку.

— Держись, королева, — предупредил Михалыч, когда колёса коляски начали подпрыгивать на кочках.

Я вцепилась в подлокотники, но не из страха — внутри всё пело от восторга. После месяцев больничных стен — настоящий воздух, пахнущий травой и водой. Солнце грело плечи, ветер играл волосами.

Озеро открылось неожиданно — маленькое, зеркальное, окружённое плакучими ивами. Вода была такой прозрачной, тёмной.

— Ну что, нравится? — Михалыч притормозил коляску у самой воды.

Я кивнула, не в силах оторвать взгляд от этой красоты.

— Хорошо. — Он вдруг встал передо мной, заслонив солнце. — Теперь раздевайся.

— Ч...что? — я поперхнулась собственной слюной.

Не отвечая, Михалыч снял футболку. Его торс, покрытый шрамами и волосами, блестел на солнце. Мышцы играли под кожей при каждом движении.

— В воде тебе легче будет ногами шевелить, — пояснил он, расстёгивая ремень. — Для тебя самое то. Мышцы потренируешь, потом и шагать легче будет.

— Но я... я не могу... — я сжала подол платья, продолжая наблюдать, как он, не стесняясь, сдёргивает штаны, обнажая красивые, стройные ноги, упругие ягодицы. Лишь через минуты две я осознала, что пристально смотрю на Михалыча.

— Можешь, — он наклонился, и его глаза оказались в сантиметрах от моих. — Или тебе нужен ещё один стакан воды для храбрости?

Я замотала головой.

— Тогда решайся, королева. — Он выпрямился, потянулся, а я нервно сглотнула от мысли, что мне наверно, придётся держаться за него. — Я тут не нянька, чтобы тебя уговаривать.

Сердце бешено колотилось. Руки дрожали. Но что-то в его насмешливом взгляде заставило меня поверить.

Я медленно потянулась к застёжке платья...И поняла, что на мне нет купальника. Я даже бюстгальтер не надела. После того как похудела, грудь тоже стала меньше, и я особо не обременяла себя ношением бюстгальтера. Ну не в платье же мне купаться.

– Не могу, – пробормотала я.

– чего не можешь? – переспросил Михалыч.

Я как могла, показала жестами, что у меня нет под платьем ничего.

Он понял со второй попытки. И тогда бросил свою футболку. Я быстро сняла платье и надела её. Она закрывала меня почти всю. Огромная, больше моего платья.

В воду Михалыч отнёс сам. Я чувствовала всем телом его напрягшиеся мышцы, горячую кожу.

Вода обожгла кожу ледяными иглами. Я ахнула, цепляясь за Михалыча, чувствуя, как его мышцы напрягаются под моими пальцами.

— Терпи, королева, — прохрипел он, медленно заходя глубже. — Первую минуту всегда холодно.

Правда оказалась на его стороне. Скоро тело привыкло, и вода стала казаться прохладной, но не ледяной. Я расслабилась, ощущая, как она поддерживает меня, снимая тяжесть с повреждённых ног.

— Вот так, — Михалыч держал меня под спину, его ладони — твёрдые и тёплые. — Попробуй шевелить ногами.

Я послушалась. Сначала неуверенно, будто заново училась ходить. Потом смелее. Вода давала свободу, которой так не хватало на суше.

— Молодец! — Его похвала звучала искренне. — Теперь попробуй плыть.

Я замотала головой, но он уже отпускал меня, оставляя лишь одну руку под спиной для страховки.

Первая попытка оказалась неудачной — я тут же начала тонуть, хлебнув воды. Но прежде чем успела испугаться, сильные руки уже подхватили меня.

— Ничего, — он откашлял воду, которую я случайно брызнула ему в лицо. — С первого раза ни у кого не получается.

Мы тренировались снова и снова. Час. Может, два. Время потеряло смысл. Я забыла о боли, о предательстве Стаса, обо всём на свете. Была только вода, солнце и его руки — твёрдые, надёжные, никогда не подводящие.

— Смотри! — вдруг воскликнул он, когда мне в очередной раз удалось проплыть пару метров. — Получается!

Я засмеялась от восторга, но в этот момент волна хлестнула мне в лицо. Я захлебнулась, потеряла равновесие — и в следующее мгновение уже вцепилась в его шею, чувствуя, как бьётся его сердце под моей ладонью.

Мы замерли.

Его синие глаза сейчас были почти чёрные. Они смотрели на меня без привычной насмешки. Капли воды стекали по его щетине, задерживаясь на губах. Вдруг стало неважно, что я почти не знаю этого человека. Что он старше меня на десять лет. Что я всё ещё замужем.

Глава 13. Тренировки

Я чувствовала себя самой настоящей дурой. Ну зачем я поддалась чувствам. Сама не понимала. Неудобно было перед ним и неловко.

Мы молча возвращались домой. Я сидела в коляске, кутаясь в своё тонкое платье и полотенце, которое Петя накинул мне на плечи. С волос всё ещё стекали капли. Михалыч катил меня, мокрую футболку он перекинул через плечо.

Тишина между нами была густой, как лесная чаща. Каждый шаг, каждый скрип колёс напоминал мне о том, как я чуть не поцеловала его. Щёки горели, и я благодарила судьбу, что он не видит моего лица.

– Не переживай так, – вдруг раздался его низкий голос. – Бывает.

Я вздрогнула, но промолчала.

– Вода, солнце, адреналин, – он продолжал, будто оправдывал меня. – Всё это дурманит голову.

– Это не... – я начала и тут же замолчала.

– Не что? – он остановил коляску и обогнул её, чтобы посмотреть мне в лицо, присел на корточки.

Глаза его были спокойными, без насмешки. Я опустила взгляд, разглядывая собственные пальцы, вцепившиеся в подол платья.

– Это не вода, – прошептала я.

Михалыч замер. Даже птицы в лесу, кажется, перестали петь.

– Оля... – он произнёс моё имя впервые, не «королева», а просто «Оля».

– Я не хотела... – невнятно пробормотала, чудом выдавив из себя слова. – То есть… хотела, но...

Он тяжело вздохнул и снова взялся за ручки коляски.

– Давай-ка до дома дойдём, а там видно будет.

Дорога показалась вечностью. Я размышляла о том, как всё испортила. Теперь он будет смотреть на меня с жалостью или, что ещё хуже, с брезгливостью.

Когда мы добрались до дома, Антонина Фёдоровна сразу выскочила на крыльцо:

– Ну как? Как озеро?

– Отличное, – буркнул Михалыч.

– Оленька, ты вся мокрая! – свекровь засуетилась вокруг меня. – Давай переоденемся, я чайку горяченького…

*** ***

На следующий день, как и остальные последующие, Петя продолжал заниматься моим восстановлением.

Каждое утро начиналось одинаково.

– Подъём, королева! – Петя врывался в мою комнату ровно в семь, хлопая дверью так, что с потолка сыпалась штукатурка.

Я уже научилась не вздрагивать. Просто открывала глаза и тут же садилась на кровати, чувствуя, как ноющая боль в ногах напоминает о вчерашних тренировках.

– Турник ждёт, – бросал он, исчезая в коридоре.

Он гонял меня на турнике, который сам же и соорудил для меня. Две толстые перекладины, вкопанные в землю на расстоянии полуметра друг от друга. Моя дорога к свободе.

Первые шаги давались тяжело. Колени дрожали, пальцы цеплялись за дерево так, что на ладонях оставались занозы. Но я стиснула зубы и шла.

– Не торопись, – стоял рядом Петя, наблюдая за каждым моим движением. – Главное – не скорость, а как ты шагаешь.

Я кивала, чувствуя, как пот стекает по спине. Утро. Обед. Вечер. Три тренировки в день. Я шагала, пока ноги не начинали подкашиваться, пока в глазах не темнело.

И с каждым днём – прогресс.

Стабильно завтрак, обед, ужин. Даже немного набрала, почувствовала, что кости на бёдрах перестали торчать как раньше, да и грудь почти вернулась к моему прежнему размеру.

Через неделю я уже могла пройти весь турник без остановки. А ещё – говорить короткими предложениями, почти не запинаясь. Я стала больше есть.

– Молодец, – бросал Петя, но его взгляд по-прежнему скользил мимо меня.

Это бесило. Бесило больше, чем боль в мышцах. Я хотела видеть в его глазах одобрение, гордость, что ли. А он смотрел куда-то в сторону, будто я была прозрачной.

После ужина Петя садился напротив, брал мою ногу в свои огромные ладони и начинал массировать. Его пальцы, грубые и сильные, разминали мышцы очень умело, будто он всю жизнь делал массаж.

– Здесь зажим, – ворчал он, надавливая на особенно болезненную точку. – Завтра будем растягивать.

Я кусала губу, стараясь не вскрикнуть. Но через боль приходило облегчение – мышцы расслаблялись, дыхание выравнивалось.

Я полюбила эти вечерние минуты тишины.

Он всегда молчал во время массажа. Глаза полуприкрыты, губы сжаты. Будто боялся сказать лишнее. Будто между нами по-прежнему висело, то несостоявшееся озёрное «почти».

Мы больше не возвращались к озеру. Хотя я мне очень понравилось ощущение свободы в воде. Хотелось снова почувствовать воду, свободу, его руки, поддерживающие меня…

Телефон зазвонил снова. Я взглянула на экран – Стас. Сердце сжалось, пальцы сами сомкнулись в кулаки. Нет. Не сейчас. Не хочу слышать его голос, не хочу вспоминать.

Но телефон не умолкал. Я закрыла глаза, надеясь, что он отстанет. Не отстал.

Через минуту пришло аудио. Я почти почувствовала его раздражение сквозь экран, ещё до того, как нажала play.

"Оль, хватит прикидываться. Я же знаю, что говорить ты уже можешь. Так что не хрен дурака валять – бери трубку. А то я сам приеду и телефон заберу. На хрен он тебе сдался, если ты им не пользуешься?"

Голос его был резким как всегда. Без тепла, без сожаления. Как будто я ему что-то должна. Как будто он имеет право.

Меня затрясло. Не от страха – от обиды. От того, что даже сейчас, когда я только-только начинаю чувствовать себя живой, он лезет в мой мир с грубостью и претензиями.

Тошнота подкатила к горлу. Я резко отшвырнула телефон на кровать, будто он обжёг мне пальцы.

«На хрен он тебе сдался...»

А ты хрен тогда сдался мне? – буркнула я. – Ну и не звонил бы больше, а ещё лучше тчобы вообще забыл о моём существовании.

Мне нужно было уйти. Прямо сейчас. Пока тётя Тоня не заглянула в комнату с очередной заботой, пока Петя не пришёл с очередной тренировкой.

Я натянула спортивные штаны, схватила полотенце – для правдоподобия. Если спросят – скажу, что с Михалычем.

– Оленька, ты куда? – тётя Тоня выглянула из кухни, вытирая руки о фартук.

– К озеру, – кивнула я, стараясь говорить ровно. – С Петей.

Ложь далась легко. Слишком легко.

– А он где?

Глава 14. Я не железный

Вода обняла меня прохладой, и я зажмурилась от неожиданного удовольствия. Мелкая рябь ласкала кожу, смывая пот и напряжение последних дней. Я опустилась глубже, чувствуя, как мышцы расслабляются, а дыхание становится ровнее.

Вот так. Без помощи. Без чьих-то рук.

Я попробовала встать, опираясь на дно. Ноги дрожали, но держали. Вода доходила до пояса, и я медленно прошла несколько шагов, ладонями вела по воде, будто она давала мне поддержку. Та самая Оля, которая ещё недавно не могла даже сидеть без поддержки, я стояла сама и чувствовала свою силу.

– Получается… – прошептала я и засмеялась.

Глупо. Детский восторг. Но чёрт возьми, мне было плевать.

Я окунулась с головой, и мир на секунду пропал – остались только пузырьки воздуха, всплывающие к поверхности, и тишина. Вынырнула, откинув мокрые волосы назад, и…

Увидела его.

Михалыч стоял на берегу, руки в карманах, лицо каменное. Солнце било мне в глаза, и я не сразу разглядела выражение его лица. Но было заметно, что плечи у него напряжены, а губы сжаты.

– Ну что, королева, – сказал он наконец. – Утопиться решила?

Я не ответила. Просто стояла, чувствуя, как капли стекают по шее, как сердце колотится где-то в горле.

– Ты сама добралась сюда? – спросил он, и в голосе его прорвалось что-то, чего я раньше не слышала. Не злость. Не раздражение. Что-то другое.

– Да, – ответила я.

– И как? Не страшно было?

– Нет.

Он молчал, потом резко повернулся и прошёлся по берегу, сгребая пальцами волосы.

– Ты вообще понимаешь что могла… – он оборвал себя на полуслове, стиснул челюсть.

– Что? Утонуть? – я фыркнула. – Вода по пояс, Петя.

– А если бы ноги свело? А если бы ты поскользнулась?

– Но не свело. И не поскользнулась.

Он резко обернулся, и в его глазах мелькнуло что-то дикое. Тревога? Он переживал за меня? Эта мысль показалась такой непривычной.

– А если бы свело?

Тут я замолчала. Потому что, правда – не знала.

Он подошёл ближе, шагнул в воду, не обращая внимания на промокшие ноги.

– Ты вообще думаешь хоть иногда? – его голос был низким, хриплым. – Или тебе плевать, что мы тут все…

Он недоговорил.

Я вдруг поняла, что он не злится. Он боялся. За меня боялся.

– Прости, – прошептала я.

Он резко выдохнул, провёл рукой по лицу.

– Ладно. Вылезай, простудишься ещё.

Я кивнула и сделала шаг к берегу – но вдруг стопу прорезала резкая боль, словно в ногу вонзился раскалённый гвоздь. Я ахнула, но даже сказать ничего не успела, Петя уже бросился в воду, не думая о том, что сам промокнет насквозь.

– Что случилось? – его голос был резким, в глазах мелькала тревога.

– Нога... – только и смогла выдавить я.

Он подхватил меня на руки, как пушинку, и за несколько шагов вынес на берег. Вода с его одежды капала на землю, но нам было не до этого.

Петя аккуратно посадил меня на траву, взял мою ногу в руки и осмотрел.

– Стекло, – пробурчал он сквозь зубы. – Чёртовы отдыхающие...

Я даже не почувствовала, как наступила. Видимо, адреналин заглушил боль. Но теперь рана пульсировала, и по песку стекала тонкая струйка крови.

Петя, не раздумывая, стянул с себя футболку и резким движением разорвал её на полоски.

– Потерпи, – сказал он, и его пальцы, грубые и большие, оказались на удивление аккуратными. Он быстро перевязал мне ногу, затянул повязку так, чтобы остановить кровь, но не пережать.

– Надо домой. Обработать как следует, – он уже поднимался, но я неуверенно потянулась к платью.

– Я мокрая...

Он даже не стал слушать. Схватил моё платье, натянул на меня, будто одевал маленькую девочку, а не взрослую женщину. Потом снова подхватил на руки.

– А коляска? – спросила я.

– На ней медленно. Потом заберу, – коротко бросил он и уже шагал по тропинке, прижимая меня к груди.

Я прижалась к нему, чувствуя, как его сердце бьётся часто-часто. От бега? Или от чего-то ещё?

Его кожа была горячей даже сквозь мокрую ткань, а запах – воды и свежести – кружил голову.

Вместо дома свекрови он принёс в свой дом. Усадил меня в кожаное кресло в гостиной, а сам тут же опустился на колени передо мной, снова взяв мою ногу в руки.

– Держись, – предупредил он и достал из аптечки перекись.

Я впилась пальцами в подлокотники, когда холодная жидкость коснулась раны. Больно. Но я стиснула зубы.

– Молодец, – он кивнул, похвалив за терпение, и наложил свежую повязку.

Только теперь я заметила, что платье на мне промокло от мокрого белья и прилипло к телу. Неловко. Но Петя, кажется, даже не смотрел.

– В следующий раз, если захочешь на озеро – скажи мне, – он поднял глаза и посмотрел мне в глаза. – Я тебя отведу.

– Я не хотела просить... – ответила тихо. – После того... после последнего раза.

Петя замер. Его пальцы, только что уверенно бунтующие мою ногу, неожиданно сжали икру. Он поднял глаза, и в них было что-то тяжёлое, как грозовое небо перед дождём.

– В любом случае, ходить одной на озеро небезопасно, – сказал он глухо. – Тем более тебе.

– Какая разница? – я нервно провела языком по пересохшим губам. – Я просто хотела побыть одной.

Его взгляд скользнул вниз – на мою грудь, обтянутую мокрой тканью, на шею. Задержался на губах. Напряжение между нами стало таким плотным, что я почти слышала, как оно трещит по швам.

И вдруг его руки обхватили мои бёдра, резко притянули к краю кресла. Я вскрикнула от неожиданности, но он уже был так близко, что чувствовала его дыхание на своих губах.

– Оль, – его голос был низким, хриплым. – Я ведь всё понимаю. Не дурак.

– Что?..

– Хочешь мужу отомстить. Со мной.

Меня будто облили ледяной водой.

– Я? Отомстить?! – я попыталась отстраниться, но его пальцы впились в кожу ещё крепче.

Он не отпускал. Смотрел прямо в глаза, безжалостно, без привычной отстранённости.

Глава 15. Неожиданные гости

От его поцелуя по телу пробежали искры – резко, неожиданно, лишая дара речи. Я замерла на секунду, чувствуя, как его губы властно завоёвывают мои. А потом... потом ответила.

Мои пальцы вцепились в его волосы, я притянула его ближе, чувствуя, как его язык настойчиво требует полного подчинения. Я застонала прямо ему в губы, внутри всё сжалось в тугой комок желания. Его страсть и дикая страсть кружили голову.

Петя оторвался первым, тяжело дыша. Его глаза горели, а губы блестели от моего поцелуя.

– Вот чёрт, – прошептал он, прижимая лоб к моему.

– Замолчи, – я медленно провела ладонью по его щеке, чувствуя жёсткую щетину под пальцами. Потянулась к нему за новой порцией ласки.

На этот раз поцелуй был медленнее, но не менее жадным. Его руки скользнули под моё мокрое платье, обхватили бёдра. Я вздрогнула от прикосновения его шершавых ладоней к голой коже.

– Ты вся дрожишь, – пробормотал он, прижимая меня ближе. – Тебе холодно?

Я покачала головой. Дрожала я не от холода. От ожидания. От того, что наконец-то случилось то, о чём я думала все эти недели.

Я потянулась к его ремню. Мои пальцы дрожали от нетерпения.

– Оль... – он поймал мою руку. – Ты ещё не...

– Я взрослая женщина, – перебила я, посмотрела в его глаза и твердо добавила. – И я точно знаю, чего хочу. Сейчас хочу тебя.

– Какая храбрая стала, – усмехнулся Петя, но руку с моих пальцев не убрал.

Его усмешка обожгла сильнее, чем прикосновения. Я резко дёрнула руку, освобождаясь от его хватки.

– Храбрая? – я посмотрела ему в глаза. – Нет, Петя, это не храбрость. Я просто учусь слушать себя, как ты меня учил.

Петя замер. Его глаза потемнели, пальцы непроизвольно сжали мои бёдра ещё сильнее.

Я не дала ему договорить. Резко наклонилась вперёд и впилась зубами в его нижнюю губу. Он вздрогнул, но не отстранился. Наоборот – его руки мгновенно обхватили мою талию. Он встал и в одно мгновение мы поменялись местами. Петя сел в кресло, а я оказалась у него на коленях, прижатая всем телом к его груди.

– Ты...сумасшедшая девочка, – он тяжело дышал мне в шею, – ты вообще понимаешь, во что ввязываешься?

В ответ я провела ладонью по его животу, чувствуя, как напрягаются мышцы в ответ. Петя резко втянул воздух, когда мои пальцы добрались до пряжки ремня.

– Полностью, – прошептала я, пытаяь расстегнуть.

Его дыхание участилось. Одной его рукой он обхватил мои волосы, оттягивая голову назад, чтобы лучше видеть моё лицо. Другой он продолжал держать меня за бедро, пальцы впивались в кожу.

– Последний шанс передумать, королева, – его голос звучал хрипло, но в глазах читалась и страсть и дикое желание.

Я ответила ему, но не словами – провела пальцем по длинному, пересекающему рёбра шраму, о котором он никогда не рассказывал. А когда мои губы коснулись шрама на ключице – Петя застонал.

– Чёрт возьми, Оля…– его руки дрожали.

Его рука скользнула под платье, лаская меня между ног, когда в дверь раздался настойчивый стук. Мы замерли, прислушиваясь к голосу тёти Тони:

– Пётр Иванович! Ты там? Олю не видел?

Петя замер, его горячее дыхание обжигало мою шею. Я прикусила губу, чувствуя, как его пальцы поглаживают мою набухшую плоть.

– Давай притворимся, что нас здесь нет, – прошептала я, целуя его висок.

Но он лишь покачал головой, смотря на меня тем взглядом, которым взрослые смотрят на расшалившихся детей. Без слов посадил меня обратно в кресло, поправил сбившееся платье. Его пальцы дрожали, когда он застёгивал ремень.

– Петя! – стук повторился громче.

– Иду! – рявкнул он, поправляя отчетливо выпирающий бугор.

Перед тем как повернуться к двери, он наклонился и прошептал мне в ухо:

– Завтра продолжим, королева.

Его губы едва коснулись моей шеи, оставляя обещание. Затем он выпрямился и широкими шагами направился к выходу, попутно натягивая футболку.

Я осталась сидеть в кресле, дрожащими пальцами поправляя растрёпанные волосы. Губы горели, тело ныло от неудовлетворённого желания. Внизу живота всё ещё пульсировало, напоминая о том, что могло бы быть.

За дверью раздался разговор:

– Оля здесь? – голос тёти Тони звучал тревожно. – Она ни слова не сказала,что куда-то собирается. Уже час нет.

– Она здесь, – перебил её Петя. – Порезала ногу. Обрабатываю.

– Боже мой! Можно войти?

Я судорожно потянулась за брошенным на пол полотенцем, прикрывая им намокшее платье, когда дверь скрипнула.

Тётя Тоня ворвалась в комнату, её глаза сразу нашли меня.

– Оленька, родная! Что случилось?

– Пустяки, – я заставила себя улыбнуться. – Порезалась немного на озере.

Она тут же опустилась передо мной на колени, разглядывая перевязанную ногу. Петя стоял у двери, скрестив руки на груди. Наши взгляды встретились на секунду – в его глазах всё ещё бушевал огонь, который так и не успел погаснуть.

– Спасибо, Петя, – свекровь обернулась к нему и потом перевела глаза на меня, скользнула взглядом по промокшему платью. – Переодеться тебе надо, Оля, а то так простынуть можно. Стас звонил, сказал сейчас приедет.

Я видела, как сжалась челюсть и напряглись плечи Пети.

– Зачем? – спросила я. От одной только мысли, что придётся общаться со Стасом стало тошно.

– Я не знаю, Оля. Приедет сам расскажет.

Свекровь помогла мне встать, подставила плечо. Но с перевязанной ногой шагать было сложно. Петя подошёл и подхватил меня на руки.

– Я отнесу, – коротко бросил через плечо и вынес меня на улицу.

Я прижалась к нему, наслаждаясь краткой возможностью снова почувствовать его силу.

– Не могу понять, почему ты до сих пор с этим уродом, – процедил он сквозь зубы, так чтобы услышала только я.

Глава 16. Никакого развода.

– Я не с ним, – прошептала тихо, глядя в глаза Пете.

Как много мне хотелось ему сейчас сказать, и как мало времени было у нас.

– Я здесь. С тобой. Разве ты не понял этого.

Петя резко остановился посреди двора. Его глаза метнулись к моему лицу, ища подтверждения. Я не отводила взгляд, позволяя ему видеть всю правду – страх, желание, эту странную смесь решимости и неуверенности.

– Ты… – он начал, но тут из-за угла дома показалась знакомая машина.

Чёрный седан Стаса медленно подкатил к крыльцу. Петя резко выпрямился, но не отпустил меня. Напротив – его руки сжались ещё сильнее, будто он хотел заявить права, но что-то удерживало.

Дверь машины открылась. Стас вышел, поправляя дорогие часы. Его взгляд скользнул по нам, по тому, как Петя держит меня на руках. В глазах мелькнуло что-то холодное, но голос прозвучал вежливо:

– Оля, дорогая. Что случилось? Мама позвонила, сказала, ты пропала.

Он зашёл во двор, но Петя не двигался. Между мужчинами пробежала невидимая искра напряжения.

– Она поранила ногу, – глухо сказал Петя. – Не может ходить.

Стас фальшиво нахмурился:

– Бедняжка. Спасибо, что помогли, но теперь я сам позабочусь о своей жене.

Его рука протянулась, чтобы забрать меня у Пети. В этот момент я почувствовала, как дрогнули его пальцы на моей спине.

– Оля? – Пётр посмотрел на меня. В его глазах был вопрос, требующий ответа здесь и сейчас.

Сердце бешено колотилось. Я видела тётю Тоню у калитки, её встревоженный взгляд. Видела Стаса с его сладкой улыбкой, за которой скрывалось столько фальша. И Петю... Петю, который смотрел на меня так, будто от меня зависело как он поступит дальше.

– Я не хочу с ним… – я задохнулась от волнения и не смогла договорить.

Стас же воспользовался моментом, резко перехватив меня у Пети. Его руки сжали моё тело с неприятной собственнической силой.

– Спасибо за заботу, – бросил он через плечо, когда понёс к дому. – Но больше не беспокойтесь о моей жене.

Петя стоял как вкопанный. Я видела, как сжались его кулаки, как дрогнули скулы. Но он не сделал ни шага вперёд.

– Нет, я не поеду с тобой! Отпусти, – заставив себя собраться усилием воли возмутилась и попыталась оттолкнуть.

Стас усмехнулся и резко сжал мои рёбра так больно, что на глазах навернулись слёзы.

– Заткнись, – прошипел он сквозь зубы так, чтобы слышала только я.

Петя сделал резкий шаг вперёд.

– Отпусти её! – его низкий голос прогремел на весь двор.

Но тут тётя Тоня бросилась к нему, вцепившись в руку.

– Пётр Михайлович, успокойтесь! – её голос дрожал. – Он же её законный муж, не обидит. Это их семейное дело...

– Отпусти! Я не хочу с тобой! – продолжала повторять я, но Стас лишь злобно процедил сквозь зубы:

– А ещё меня в измене обвиняешь? Сама тут деревенского алкаша нашла и трахаешься с ним. Тебе самой не противно?

Кровь ударила в голову от злости и возмущения.

– Лучше с алкоголиком, чем с таким козлом, как ты! – выплюнула ему в лицо, изо всех сил пытаясь вырваться. – Отпусти меня сейчас же! Я не твоя кукла.

Стас фыркнул, даже не замедляя шага.

– Ага, прям разбежался.

– Не имеешь права меня удерживать силой. Завтра же на развод подам!

Он резко остановился, посмотрел мне в глаза, придав взгляду такой ледяной холод, что мне стало понятно – ему на меня давно плевать.

– Ну уж нет, – прошипел он. – Посидишь ещё в деревне. Мне сейчас развод не нужен. Ещё не хватало, чтобы моя сделка сорвалась из-за тебя. Так что сиди и помалкивай. Или тебе одной аварии мало было, ещё одну хочешь?

Меня бросило в холод. Эти слова... Они звучали как прямая угроза.

Стас зашёл в дом, опустил меня на диван, как мешок с картошкой. Я вжалась в подушки, всё ещё не веря своим ушам. Его слова об аварии...

– Где твоё кресло? – он огляделся по сторонам, будто действительно заботился о моём комфорте.

Я молчала, сжимая кулаки. В горле стоял ком, а в ушах звенело от адреналина.

– Ну всё, хватит дуться, – Стас вдруг перешёл на привычный снисходительный тон, будто ничего не произошло. Он даже улыбнулся, поправляя манжет рубашки.

– Я дам тебе развод. Только чуть позже. Ты же понимаешь – мне эта сделка нужна. Да и не могу я развестись с больной женой.

Он потянулся, чтобы взять мою руку, но я резко отдёрнула её.

– Представляешь, что подумают мои клиенты и партнёры? – продолжал он, делая вид, что не замечает моего отвращения. – Бросил больную жену. Это же удар по моей репутации.

Я подняла на него глаза.

– Ты... ты только что угрожал мне второй аварией, – прошептала я.

Стас рассмеялся – этот знакомый, фальшивый смех, от которого всегда мурашки бежали по спине.

– Оля, Оля... Ты всегда была склонна к драме. Я же просто хочу, чтобы ты немного подождала. Пару месяцев. А потом разведёмся и будешь жить с кем захочешь.

Он повернулся к окну, где за занавеской мелькнула тень тёти Тони.

– Слушай, Оль, – Стас вдруг сменил тон, став почти деловым. – Давай по-взрослому. Ты подаёшь на развод после моей сделки – скажем, через два-три месяца. А пока... – он бросил взгляд в сторону двора, где всё ещё стоял Петя, – ты прекращаешь эти деревенские шашни. Ради приличия.

Я невольно рассмеялась – этот звук получился каким-то надтреснутым, безумным.

– Ты серьёзно переживаешь о правилах приличия? Сам живёшь с любовницей, водишь её по ресторанам…

Стас нахмурился, его терпение явно подходило к концу.

– Не сделку, а разумный компромисс. Иначе… – он наклонился ко мне, и в его глазах снова вспыхнул тот самый ледяной огонёк, – иначе твой деревенский кавалер может попасть в очень неприятную историю. Впрочем, как и ты. А если уж тебе так не хватает тепла и ласки. То хотя бы делай это не днём. Ночью где-нибудь переспите, а не так, что моя мать звонит мне в панике и не знает, где тебя искать. Договорились?

От его слов мне стало так гадко. Я почувствовала себя грязной, будто меня в дерьме изваляли, хотя прекрасно понимала, что между мной и Петей отношения намного чище и душевнее, чем говорит об этом Стас. Только для того, чтобы задеть меня. Сделать побольнее.

Глава 17. Новая методика

На следующий день Петя не пришёл.

Я ждала до обеда, сидя у окна, глядя, как дождь стучит по крыльцу. Не пришёл. Ни утром, ни днём.

Тётя Тоня суетилась на кухне, бросала на меня взгляды, но не спрашивала. Видимо, догадывалась.

К вечеру терпение лопнуло.

Я надела дождевик, схватила зонт и, не обращая внимания на боль в ноге, пошла к его дому.

Дождь хлестал по лицу, но мне было плевать. Я стучала в дверь, сначала осторожно, потом сильнее.

Никто не открывал.

Дёрнула ручку – дверь была не заперта.

В гостиной тишина. Никого. На столе стакан с жидкостью. Я поднесла стакан к носу, понюхала. Вода.

– Петя? – позвала я, но в ответ – тишина.

Пошла в спальню.

Он лежал на кровати, лицом к стене без одежды, только штаны.

– Петя, – снова позвала я.

Он медленно повернул голову, посмотрел на меня, пробурчал:

– Зачем пришла? – и снова отвернулся.

Меня будто ошпарило.

– Ты что, серьёзно? – голос дрожал от злости. – Вчера ты готов был убить за меня, а сегодня даже слова не скажешь?

Он не ответил.

Я вышла на кухню, схватила кувшин с водой, вернулась и вылила ему на голову.

Вода хлынула по его лицу, волосам, залила подушку.

Петя резко повернулся на спину. Удивлённо поднял на меня глаза.

– Очумела совсем? – прорычал он.

Стремительным рывком потянулся ко мне, но я успела шагнуть назад.

– А что? Тебе можно так меня будить, а мне нет? – запальчиво возмутилась в ответ. Пётр Михайлович даже не обратил внимания на мои слова. Угрюмо сверлил меня пристальным взглядом, приближаясь ко мне. На мгновение мне даже страшно стало, что сейчас он мне голову отвернёт. Я зажмурилась. Втянула голову в плечи. Тяжёлые ладони легли на мою талию, а через секунду я уже была могучих объятиях моего медведя.

– Оля, ты что? Ты думала, я тебя ударю? Да я скорее сам себе руку сломаю...– ласково шептал он мне в висок, целовал в лоб, в щёки. – Не хотел тебя так напугать. Прости, малышка.

Я открыла глаза и увидела его лицо в сантиметрах от своего. Капли воды всё ещё стекали по его щетине, попадая мне на шею. Его глаза, обычно такие твёрдые, сейчас смотрели на меня с такой нежностью, что сердце защемило.

– Ты... ты почему не пришёл? – прошептала я, чувствуя, как его руки сжимают мои бёдра.

Петя тяжко вздохнул, его губы скользнули к моей шее.

– Прости. Я... я не мог прийти. Нужно было подумать. О нас. О том, что будет.

– И к каким выводам пришёл? – спросила я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Я обняла его за шею, прижимаясь к его горячей груди.

Не понимаю тебя, Оль. Если Стас тебе так противен, почему до сих пор с ним?

Я закусила губу.

– Мне что, на инвалидной коляске в загс ехать?

Он нахмурился.

– Только в этом дело?

– Да, – кивнула я. – И ещё... Стасу нужен какой-то контракт. Он сказал, что не может развестись с больной женой – это плохо повлияет на его репутацию. Поэтому мне надо скорее прийти в норму.

Петя усмехнулся, провёл большим пальцем по моей щеке.

– Ты и так уже почти в норме. Просто надо больше двигаться.

Его рука скользнула по моему бедру вверх под платье, сжал ягодицу.

– Мышцы сильнее стали, – в его голосе появились знакомые хриплые нотки. – Тебе бы ещё верхом поездить, бёдра ещё сильнее укрепятся.

– Верхом? – повторила за ним, но моё воображение нарисовало совсем не то, что наверно подразумевал Петя. Сердце сначала замерло, а потом пустилось вскачь от собственных мыслей.

– Верхом, – кивнул он, подтверждая свои слова.

Во рту пересохло.

– Дождь идёт. Не получится. Да и я верхом не умею.

– Не умеешь? – его голос стал низким, хриплым. – Я научу. А завтра отвезу в ЗАГС, чтобы ты заявление подала. Ты мне нужна без этого придурка. Иначе в следующий раз я не сдержусь.

Его губы скользнули по моей шее, оставляя влажный след. Я вдохнула резче, когда его зубы слегка задели чувствительную кожу у основания горла.

– Петя…– мой голос дрогнул, когда его рука двинулась выше, скользя по внутренней стороне бедра. – Стас послезавтра меня к Дуброву свозить обещал

– К Дуброву? – Петя как-то странно посмотрел на меня. – Зачем тебе этот Дубров?

– Знакомый посоветовал к нему обратиться. Сказал, что хороший специалист. Я ещё тогда не ходила. А Стас к нему на приём только сейчас смог записать. Говорит очередь большая.

– Ясно, – вздохнул Петя и прижал снова к себе. – Ты же хотела, чтобы я помог тебе восстановиться? – прошептал мне в ухо, отчего по спине пробежали мурашки. – Или решила, что моя методика хуже?

– Твоя методика самая лучшая, – улыбнулась ему в ответ, а Петя в ответ запечатал мой рот своими губами. Его язык был настойчивым, но не грубым – скользил по моему, обжигал, заставляя дрожать всё тело. Я провела рукой по его волосам, чувствуя, как влажные волоски щекочут мою ладонь и между пальцев. Он дышал через нос, прерывисто, горячо, его пальцы сжимали мои бёдра, прижимая меня к себе так, что между нами не осталось ни миллиметра свободного пространства.

– Это тоже часть реабилитации, – просипел он, когда оторвался от меня.

Я закусила губу, чувствуя, как его пальцы тянут мои трусики вниз.

– Какая... удобная методика, – прошептала я, ещё крепче цепляясь за его плечи.

– Одна из лучших. Тем более ты же хотела научиться ездить верхом.