Олеся
Весна в этом году ранняя. Трава проклюнулась, клейкие листочки распускаются, а воздух такой пьянящий, что даже запахи большого города перебивает.
Может, поэтому – открытая терраса нашего с Майей любимого кафе. Здесь солнечные зайчики и уютно.
Подруга, как всегда, опаздывает. Но вот и она – выходит, как кинозвезда, из своего нового авто. Я ею любуюсь. Тонкие каблучки, костюм, как влитый, волосы тяжёлыми прядями по плечам. Солнечные очки закрывают пол-лица, но ей идёт. Как и алая помада, что на других бы смотрелась вульгарно или вызывающе.
Приподнимаясь, машу рукой.
– Привет, моя дорогая, – целует она меня в щёку. От неё волнами – запах элитного парфюма. – Как ты? – делает она знак официанту и устраивается поудобнее на стуле.
Я тяжело вздыхаю.
– Что такое? – поднимает она очки вверх. – Что это глазки у нас такие несчастные-несчастные?
От её участия – ком в горле и слёзы где-то очень близко.
– Игорь мне, кажется, изменяет.
– И откуда такие выводы, Олесь? – ползут удивлённо красивые брови подруги вверх.
– Это словами не объяснить. Чувствую. Задерживаться стал, приходит поздно. Ни я ему не интересна, ни Антошка…
– Олеся-а-а! – стонет Майя. – Вот что значит много свободного времени, которым ты никогда не умела правильно распоряжаться! Ну, откуда у тебя такие мысли в голове, а? Вот скажи мне? Букин твой сутками пашет, как чёрт. По-моему, тебе жаловаться грех. И дом – полная чаша, и помимо – всё пучком. А вот тебе бы не мешало собой заняться. Ты когда в последний раз к парикмахеру ходила? Ногтями занималась? К косметологу?
Я украдкой оглядываю свои руки. Недавно была. Просто маникюр неброский, ногти короткие. У меня ребёнок. Зачем мне вот такое, как у Майки? Красиво, не спорю, но для меня не функционально совершенно. А на причёски-укладки времени нет. Я ведь с Антошкой больше. То по клиникам, то к логопеду. Сутками как белка в колесе.
Но Майке не объяснишь, что я ежедневно по уши занята. Она почему-то твёрдо убеждена, что я от безделья изнываю, когда это совершенно не так.
– Женщина всегда, прежде всего, должна быть женщиной. Красивой. Дорогой. Элитной. Чтобы всё идеально: волосок к волоску, ухоженное тело, макияж, гимнастика в конце концов. Да, это труд. Огромный, между прочим! Но если не будешь соответствовать, то, согласна, мужик может и в другую сторону посмотреть. А ты, откровенно говоря, сдала после родов. Выглядишь, как золушка. Что у тебя за вещи такие простенькие, ну? Ведь у тебя все возможности, чтобы сиять, как золотая монета!
Майя почему-то считает, что у нас с Игорем изумрудные горы и кисельные реки текут.
– Ну, – оправдываюсь я, – мы недавно квартиру купили, Игорь бизнес расширяет, да и на Антошку, ты ж знаешь, много уходит. Так что приходится чем-то жертвовать.
– Жертвовать нужно чем-то другим, – наставляет меня подруга. – На другом экономить. На себе – ни в коем случае!
Ей хорошо говорить. Она успешная и свободная. Может, поэтому немножко эгоистка. Но я её понимаю и не обижаюсь. Не за что, по сути. Она всегда меня и поддерживала, и помогала. Когда словом, а когда делом. Настоящая подруга, и срок нашей дружбы не год и не два.
– В общем, встряхнись, Олесь! Покажи Букину небо в алмазах! Чтоб он забыл, как его зовут! И тогда, глядишь, стимул у него появится домой пораньше приходить. А так… ну, куда спешила-то? Зачем замуж выскочила чуть ли не с пелёнок? Ты ж умница, красавица, интеллигентка в десятом поколении! И ребёнка нужно было позже рожать. Пожить для себя, для мужчины своего. Я вообще удивляюсь, откуда в тебе этот домострой недобитый.
Майя села на любимого конька. Это её жизненное кредо: любить себя, быть счастливой и независимой, брать от жизни всё, что она даёт и даже немного больше.
Хорошая философия. Немного эгоистичная, да. Но глядя на подругу, я вдруг понимаю, что, конечно же, в чём-то она и права.
Я не опустилась, нет. И слежу за собой в меру своих сил, и платье недавно новое купила. Но полностью и без остатка я себе не принадлежу. Да и замуж я не с пелёнок вышла всё же, а в двадцать два. Это она загнула. Но спустя четыре года, как ни закрывай глаза на очевидное, а что-то в моей семье пошло не так.
Такие вещи женщина чувствует сердцем. Если прислушивается и приглядывается. А я в последнее время только этим и занята. Как по минному полю. Но жаловаться успешной и независимой Майке не вариант. У неё одна песня и целый ворох советов, которые мне сейчас не очень подходят.
Я, наверное, могла бы себе позволить. Но для этого мне надо быть хоть немного похожей на Майю. Однако, эгоизма во мне ноль. Я больше переживаю за сына и мужа, за семейный бюджет, которым полностью никогда не распоряжалась и распоряжаться не буду, судя по всему.
Да, вот такая я клуша. И, наверное, не слишком зубастая акула. Я ни за что не скажу Майе, что почти всеми средствами управляет у нас Игорь. А мне выделяет определённую сумму на хозяйство и на сына. И мне приходится изворачиваться, чтобы влезть в рамки, определённые не мной.
Если у нас назревает крупная покупка, например, холодильника, так это нужно с Игорем провести переговоры, и то он будет хмуриться, а я ему доказательства должна предоставить, почему именно пора сделать то или иное приобретение.
Возвращаясь домой, я думала о том, откуда берутся неуверенность и страхи. Ведь, можно сказать, я вытянула выигрышный лотерейный билет – вышла удачно замуж, родила ребёнка, всё у нас было хорошо до недавнего времени.
Да и сейчас вроде бы всё, как и прежде, кроме моих внутренних ощущений, от которых я отделаться не могла.
Замуж я выходила по любви. Игорь мне проходу не давал – ухаживал красиво и долго, с размахом. Дня не было без букета цветов или милого презента.
Он водил меня по выставкам и презентациям, в рестораны и на фестивали. Тогда он ещё ко мне прислушивался и восхищался моим талантом. Гордился тем, что его невеста – художница.
Вот такая идиллия-идиллия, когда у меня душа парила, а серое вещество куда-то подальше спряталось, продлилась весь букетно-конфетный период и немножечко после свадьбы.
Почти сразу же я забеременела.
– О! – только и сказал Игорь на радостную весть о пополнении семейства. Безусловного счастья на его красивом лице я не увидела, но и огорчения он тоже не выказал. – Наследник – это хорошо! Будет кому миллионы оставить и кто стакан воды в старости подаст!
Он немножечко шутил, но шутка вышла какая-то грубоватая, а я под воздействием гормонов слегка обиделась.
– Ну, кто у нас тут дует губки? – улыбнулся он несколько минут спустя и поцеловал меня так нежно, что дух захватило. – Не надо, моя хорошая. Немного рано, но я рад, правда.
Можно подумать, я одна в процессе зачатия участвовала, а он как бы ни при чём. Я ведь думала, он хочет. И в курсе, откуда дети берутся.
Из нас двоих Игорь старше и опытнее. У нас разница в возрасте – девять лет. И это не он мне, а я ему досталась наивной неопытной девственницей. А речь о предохранении с самого начала не шла. Или он думал, что я сама должна догадаться, что рано, а что поздно?
В общем, мы помирились, но беременность моя стала неким рычагом, через который Игорь ловко мной управлял.
– Вот что я подумал, – сказал он три дня спустя, – раз уж так получилось, значит, это знак свыше. Мне нужна здоровая довольная жена и здоровый крепенький наследник. А поэтому ты должна бросить работу.
Я тогда в ступор впала. Игорь, конечно, заводил разговор о том, что он парень видный и крепкий, с хорошим доходом, и что как бы ему не по статусу, чтобы его жена корячилась в никому неизвестном агентстве, где и копейки платят, и жену его эксплуатируют ненормированно, но как-то это больше звучало в шутку.
В тот раз он был серьёзен, как никогда.
– Ну, ты сама подумай: тебе нужен режим, а ты с утра до ночи пашешь, ещё и домой таскаешь эскизы, дорабатываешь. Отрываешь от семьи время, между прочим, внимания мне не уделяешь столько, сколько я хочу. Ну, ладно, я как бы это терпел, но сейчас очень серьёзный повод.
– У нас очень перспективное агентство, – попробовала отстоять я честь своей работы. – Тем более, что мне практика нужна.
– Тебе нужно быть хорошей женой и матерью, – ласково упёрся Игорь.
В результате я довела проект до конца и стала почётной домохозяйкой.
– Эх, Олеська, как же мы без тебя? – заламывала руки не на шутку Галка, но я только беспомощно хлопала ресницами да сдерживала слёзы.
Но, может, в чём-то Игорь и был прав: беременность выдалась сложной, роды тяжёлыми, а наследник родился слабеньким и болезненным.
Я даже представить не могла, что было бы, родись у нас девочка. Букин как-то и мысли не допускал, что такое может случиться.
В общем, в доме появился новый житель планеты Тошка – темноглазый, чёрненький, очень похожий на меня, что мужу тоже не очень пришлось по душе.
– Твои гены, – ворчал он, – ничего моего не досталось. И хлипкий какой-то. У нас в роду сплошь здоровяки.
Это сейчас, на взводе, я вспоминала все эти мелочи, все его обидные слова, кинутые словно невзначай, мимоходом.
Но я, наверное, привыкла к его выражению чувств, его вспышкам недовольства. Что-то не замечала, что-то прощала, в каких-то местах предпочитала промолчать.
Так, в общем-то, три года с рождения сына и пролетели. Муж вечно на работе, весь деловой и важный, а я дома, с ребёнком, в четырёх стенах да по больницам, на разные процедуры, коррекционные занятия.
Тошка у нас хорошенький и умненький, смышлёный и любознательный. Слабенький лишь очень. Только из одной болезни вылезем, как тут же что-то другое цепляется. Дважды в год – на море. В последний раз Игорь с нами не поехал. У него бизнес, ему не до отпусков – так он сказал. И вот с того момента я стала подозревать что-то неладное.
Может, конечно, я себя накручиваю. Ведь ничего такого явного вроде бы и нет, к чему можно было бы прицепиться. Да я как-то и цель такую не ставила, но градус его интереса ко мне стал явно ниже, а это даже такие непритязательные женщины, как я, способны заметить.
– Мама! – сказал мой сыночек, как только я домой вернулась, и протянул ко мне ручонки.
И сразу на душе стало светлее.
– Мой сладкий! – подхватила я его и поцеловала.
Вот оно, моё настоящее сокровище, мой драгоценный мальчик.
Завтра у нас был выходной. Я привычно получила утреннюю порцию супружеских обязанностей, которые муж исполнял прилежно и неизменно, но в который раз заметила, что это… больше привычка мужа получать желаемое, чем настоящая страсть, которая была у нас поначалу.
Он словно совершал механические движения, направленные на то, чтобы получить удовольствие. Для себя. Он абсолютно не старался для меня. И это тоже настораживало и сбивало с толку. Мне было с чем сравнивать, и сравнение шло не в мою пользу.
Как давно у нас так? Я не заметила, полностью погружённая в ребёнка и хлопоты по дому, который требовал очень много внимания. Тошка часто болел. У Тошки проблемы с дикцией. У Тошки ручонки трясутся…
– Нужно заниматься с логопедом и развивать мелкую моторику рук, – сказал нам педиатр, и я исправно возила ребёнка к логопеду, записала в школу раннего развития, где занимались по педагогике Монтессори. И у нас даже был прогресс, чем я гордилась.
Наверное, я сама виновата, потому что мужу, как я считала, доставался минимум. Из наших отношений ушла какая-то радость и лёгкость, которые были в самом начале. Быт меня засосал.
Наверное, я приставала к Игорю со всякими мелочами, которыми он в силу своей занятости заниматься не мог, но всё же выслушивал меня и решал те вопросы, которые я решить самостоятельно не могла.
Может, эта трясина и засосала нас. Не смертельно, всё можно исправить. И я готова была встряхнуться, поработать над пробелами, заполнить их заботами о муже, уделить ему чуть больше внимания.
Мы ведь очень давно нигде с ним не бывали. Ни вместе, ни семьёй. И это тоже не его вина – я не проявляла инициативы.
Тем утром я тихонько выскользнула из супружеской постели, пока муж, разомлевший от секса, ещё досыпал, приняла душ, принарядилась, приготовила завтрак, и вернулась к мужу с чашкой кофе.
Да, мне было непросто – делить внимание на мужа и на ребёнка. И понятно, что стояло в приоритете. Пока завтрак готовила, десять раз проверила, как там Антошка. К счастью, золото наше спало безмятежно.
Он вообще был по-настоящему золотым ребёнком. Не считая периода младенчества, когда Тоша без конца плакал и болел, когда даже я на стенку лезла, потому что у нас очень сложно резались первые зубки, грех жаловаться. Антошка никогда не капризничал зря.
– О! Можешь, когда хочешь! – хохотнул муж хриплым со сна голосом.
Это вместо спасибо. Но я решила не обижаться. Я действительно очень мало баловала его в последнее время.
– Пей кофе, принимай душ, завтрак ждёт, – поцеловала я Игоря в щёку.
Он даже заурчал от удовольствия. Прижал к себе, носом в волосы уткнулся.
Вот. Совсем немного – и совершенно другое отношение. Сразу видны маленькие подвижки, которых мне, оказывается, не хватало.
Нет, наверное, я всё же сама себя накрутила, дурочка. У него столько ответственности, работы, а я, глупая, всякие страхи придумываю.
Игорь кофе допил и поцеловал меня так, что колени ослабели.
– Я в душ, – пробормотал он, – а затем, может, съем тебя вместо завтрака!
Он ушёл, а я осталась сидеть на кровати – с красными щеками да гулко бьющимся сердцем.
Оказывается, мне вот этого не хватало. Чуть больше нежности, немножко ласки. Чтобы у Игоря глаз горел, когда он на меня смотрит.
А у него горел – я не слепая. А значит, не всё так плохо, как я себе навоображала.
Я почти успокоилась, и в эту же секунду ожили его телефон на тумбочке и ноутбук – пиликнуло входящее сообщение.
«Твоя курица сегодня на 13.00 к парикмахеру уйдёт. Встретимся?» – высветилось окошко в трее.
Я таращила глаза, будто меня кирпичом по голове ударили. Сообщение уже погасло, а я всё так же и сидела, никак в себя прийти не могла.
Курица… встретимся. И в груди стало больно-больно.
Первый порыв – спросить у мужа: а что это было?
Вторая мысль – о парикмахере знал только один человек. И это – моя лучшая подруга Майя. Та, что и организовала мне на сегодня эту встречу.
Всё, что закружилось потом, не иначе как паникой назвать нельзя. В голове всё смешалось, перед глазами поплыло. Но нет, я не плакала. Просто сидела и не знала, что делать дальше.
А потом каким-то усилием воли взяла себя в руки.
Если я сейчас спрошу или закатаю истерику, он отмажется, придумает что-нибудь. Если позвоню Майке, она вообще на смех меня поднимет. А мне домыслы не нужны. Я их и так наелась выше крыши. И подозрений тоже.
Одно только меня приводило в ужас: вот сейчас Игорь вернётся, будет приставать с нежностями, а я не смогу ему улыбаться, не смогу сделать вид, что ничего не произошло.
Я актриса плохая, у меня всё на лице написано. Игорь сразу поймёт, что что-то не так.
Спас меня Антошка – проснулось моё ясное солнышко. Игорь только крякнул, когда вернулся. Мы с сыном обнимались. Он такое тёплышко, такой родной, милый, сонный.
– Ну, что тогда, завтракать? – развёл руками муж.
Я заводилась, как реактивный мотоцикл. Внутри ревели турбины, перед глазами стояло красное марево.
Я вообще-то терпила, конечно. Так меня воспитали. Не спорить, стараться мужу угодить. Быть примерной женой. Слушаться во всём главу семьи. У нас тоже так было заведено.
Мама при отце шёлковая была. Но, так случилось, у отца появилась другая семья, и маму не спасло то, что она была ниже травы. Но мама всю жизнь отца оправдывала и продолжала гнуть свою линию: быть послушной, сглаживать углы, заглядывать в рот.
Когда это вбивается в тебя годами, то трудно потом от этого избавиться. Да я и не хотела никогда. Всегда считала, что у нас крепкий брак, женились по любви. А уж менее конфликтную девушку, чем я, ещё и поискать надо.
Майка, к слову, не такая. Та себе цену знает и никогда не позволила бы о себя ноги вытирать. Если мои подозрения оправдаются, видимо, не туда я пошла со своей покладистостью. Так-то у меня темперамент вполне себе имеется. Разве что я никогда не позволяла себе выплеснуть его наружу, катать истерики и чего-то требовать. А зря.
– Значит, позвоню Нине Петровне, – не стала я перечить Игорю.
Мне тоже нужны развязанные руки. И ни в какую парикмахерскую я не собиралась. Я должна всё узнать. Увидеть собственными глазами. Чтобы либо покончить с собственной тревожностью и успокоиться, либо чтобы у Игоря не было шанса отвертеться.
А всё это время – как на иголках. Прислушивалась к каждому звуку.
Нет, Игорь не звонил. Но я слышала, как пиликали входящие смс в мессенджере. Переписывается. А я никогда не проверяла его телефон. Тоже оттуда же – интеллигентная семья, где не принято шарить в чужих карманах и гаджетах. Я даже перед стиркой не всегда карманы проверяю, хоть и надо.
А сейчас я превратилась в какую-то неврастеничку, что прислушивается к каждому шороху. Дожилась.
До двенадцати я кое-как досидела. Потом пришла Нина Петровна, и я выбралась на волю. Стены родной квартиры душили и грозили опрокинуть на мою пылающую голову потолок.
Это ужасно. Неприемлемо. Дико.
Я отъехала от дома и принялась ждать. Ждать пришлось недолго. Муж вскоре вышел из подъезда. А это значило, что он всё же избавился от «курицы» и, судя по всему, направлялся к «лебедушке».
Игорь сел в машину и поехал. Я за ним. Нетрудно играть в сыщика в большом городе: движение приличное, автомобилей много. Тем более, что и маршрут оказался достаточно предсказуемым.
Никаких открытий меня не ждало. И чем дальше, тем больше я впадала в какое-то лихорадочное оцепенение. Голова будто огнём окутана, а тело скованно. Руки ледяные, хоть сейчас и тепло, в сердце – пожар. Буквально на каких-то рефлексах держалась и не позволяла себе впасть в истерику.
Он. Изменяет. Мне. С подругой. Он. Изменяет. Мне.
Как камни – мысли. Тяжёлые. Отрывистые. Болезненные.
Во двор я въезжать не стала. И так всё понятно. Машину бросила в каком-то «кармане», а дальше пошла пешком.
Смотрела по сторонам. Цеплялась взглядом за начинавшие зеленеть деревья. Чувствовала сухость во рту и какое-то жуткое опустошение.
Я даже представить себе не могла, что окажусь здесь вот по такому мерзкому поводу.
Майка жила не в самом центре, но в очень хорошем районе. Не в новомодной элитной постройке, а в милом старом доме, где всё дышало историей и доброй стариной, которая куда дороже и богаче, нежели все эти высотки с подземными парковками и прочими радостями успешных в чём-то людей.
В нечто подобном жили мы с Игорем. Для него это было престижно – жить именно так, с шиком, с некоей респектабельностью.
Мы с Майкой дружили со школы. Семьи наши дружили и общались. И я никогда даже подумать не могла, что я для неё курица. Что она может так со мной поступить.
Это выбивало почву из-под ног. Это лишало меня сил. Я не знала, как жить дальше, если самые близкие и родные, с кем связывала меня многолетняя дружба, могут вот так легко предать.
Но где-то уж очень глубоко всё же таилась надежда, которая, как известно, умирает последней.
Может, я ошиблась. Может, всё совсем не так, как я себе навоображала. Ведь я ревновала Игоря, а ревность – это всегда мозги набекрень. И всё же я себя никак не могла взять в руки.
Стояла и думала, как же сейчас поступить?
Уйти я не могла. Махнуть рукой, закрыть глаза, смалодушничать.
Пробраться внутрь дома – тоже проблематично. Там запертая дверь и домофон. А мне хотелось внезапности и прозрачности ситуации.
Может, я бы так и топталась на месте, если бы не Его Величество Случай.
А может, это была Госпожа Судьба, которая всё же решила меня «осчастливить».
У подъезда появился паренёк-курьер. У меня даже в ушах зашумело от напряжения. Я только видела, что ему туда же, куда и мне. Слышала Майкин голос, но не понимала слов. Это был мой шанс, и я его не упустила: шмыгнула за курьером вслед. Поднималась с ним по лестнице, а в голове крутились какие-то совершенно дурацкие мысли.
Майка не заморачивалась, чтобы приготовить что-нибудь. Это не я, что составляла меню, готовила сама или оставляла инструкции домработнице.
– Олеся? – кажется, он растерялся.
– Ну, конечно же, не привидение, – не отводила я от него взгляд.
– Олеся? – удивлённый голос предательницы-подруги, – ты же у парикмахера должна быть…
– Я никому и ничего не должна. Тебе – в особенности, – перевела я взгляд на неё.
Голос мой звучал твёрдо. Но они были в квартире, а я всё ещё торчала на пороге, который и переступать не хотелось. Но как-то оно выглядело не очень.
– Я пройду? – обдала холодом мужа. Он стоял столбом и закрывал широкими плечами весь проход. Стоял скалой. И взгляд его не сулил ничего хорошего.
– Зачем? – разлепил он губы. – Иди домой. Дома поговорим.
– Затем, – двинула его плечом и всё же зашла в Майкину квартиру.
Игорь такого от меня не ожидал. Я всегда была покладистой, не спорила по пустякам, уступала ему везде, где только могла. Но сегодня не тот случай.
Мне жизненно необходимо посмотреть подруге в глаза. В её наглые бесстыжие глаза.
Майка уже очухалась от первого шока, а теперь стояла вся из себя красивая, в дорогущем пеньюаре, выставив ногу в туфле на каблуке.
Холёная, с почти идеальным макияжем. Губы слегка размазаны. Видимо, от горячих поцелуев моего дражайшего супруга.
– Ничего не хочешь сказать? – не отводила я от неё взгляд.
Майка удивлённо приподняла красивую бровь.
– Ну, упс! – развела она руками. Будто просто кто-то неловко пошутил, а на самом деле ничего страшного не случилось.
– И действительно. Что тут говорить, – пробормотала я.
– Олеся, иди домой, – добавил металл в голос Игорь. – Дома поговорим.
– Ширинку застегни! – окинула я его насмешливым взглядом. – Ну, или наоборот уже, что уж. Все свои. Буквально родственники.
– Не разговаривай со мной так, – набычился он.
Грозный. Как не рванёт. Только у меня ни страха, ни тормозов сейчас.
Нет, я не собиралась визжать, кричать, истерить. Я что хотела – узнала и увидела.
– Да пошли вы. Оба. Счастливо оставаться! – снова отпихнула я Игоря с дороги и выбралась на волю.
В машине пришлось немного посидеть, чтобы успокоиться. Руки ходуном ходили. Оттого, что я в таком состоянии домой поеду, лучше никому не будет. А у меня ребёнок. Я о нём прежде всего думать должна.
Мне было больно и горько. В груди пекло так, что не вздохнуть.
Не уверена, что было бы легче, застукай я Игоря с какой-то левой девицей. Но то, что он изменял мне с подругой – вообще ни в какие ворота.
Ладно он. Мужчина. Как моя мать говорила: пальцем поманят, как взыграет в штанах – так и помчался, будто бычок на верёвочке. Но Майя… мало того, что подруга, которая, оказывается, только на словах меня поддерживала, так ещё и усмехалась, наверное, умирала со смеху, когда советы свои раздавала.
– Вот и взбодрились. Встряхнулись, – пробормотала я, заводя мотор.
У неё ведь, у Майки, всегда поклонником валом. Красивая, самодостаточная. И возле неё крутились такие мужики, что моему Игорю до них, как до Луны пешком. Это что, у неё спорт такой? Попробовать всех или специально моего, чтобы вбить клин и доказать, что я ничтожество? Курица? Клуша?.. Чтобы мой орёл понимал, кто есть кто? Сравнивал? От семьи отдалялся?
Хорошо ей его принимать чистенького, в рубашках, моими руками стиранными, в носках новых. Весь из себя представительный жених, не меньше. Самец из отряда козлорогих. И ладно бы он был обделён теплом и лаской. Нет же. Я и этот завет мамы чтила свято: хочешь не хочешь, а мужу дай, не отнекивайся да не отмахивайся.
Ну, может, было пару раз, когда Тошка сильно болел, но в такие моменты ни до чего. А мы ведь вроде как семья, а не просто любовники или случайные пассажиры.
В общем, было о чём подумать, пока я возвращалась домой.
Мне казалось, Игорь явится домой раньше, чем я. Но нет. Видимо, остался получить свою порцию запретной любви с моей подругой. Узнаваемо. Он всегда пёр напролом, если чего-то очень хотел. Неплохое качество для бизнесмена и не очень – в семье.
Я его иногда мысленно обзывала большим ребёнком. Именно с точно таким напором он за мной ухаживал. И даже не экономил. Именно так он добивался всего остального.
Решил, что я не должна работать, я не работаю. Упёрся он, что машину купить важнее, чем сделать ремонт, значит никакого ремонта. Кто-то вбил ему, что рубашки надо руками стирать, – никаких стиральных машинок, деликатных режимов, прачечных.
Заведено у него в семье пельмени женскими ручками лепить, Олеся сидит и лепит. С грехом пополам уговорила на компромисс – приходящую домработницу, что помогала мне на кухне. И то ворчал, что всем этим должна жена заниматься. И искренне недоумевал, чем я таким занята, что не могу самостоятельно вести домашние дела.
Он как бы в расчёт не брал, что очень много времени уходит на нашего сына, когда и процедуры нужны, и школа развития, и, собственно, я всё успеваю в доме, по дому, его встретить с улыбкой, накормить, обиходить, в постели ублажить, на шмотках для себя сэкономить, потому что всё та же чёртова машина, новая квартира…
– Ой, какие громкие слова! – закатил Игорь глаза. – Можно подумать, я первый и последний муж, которому внимания не уделяют. Сами в лахудр превращаетесь, а потом жалуетесь да возмущаетесь!
– Я не лахудра. И тебе бы грех жаловаться. Просто кто-то слишком однобоко понимает, что такое семья. И уж если на то пошло, ты всегда мог поговорить со мной, а не скакать козлом налево!
– Ну, что ты начинаешь, Олесь? Ну, случилось. Давай обо всём забудем и пойдём дальше. С кем не бывает. Можно сказать, дело житейское. Я пашу, как вол, без роздыху, почти без выходных. А мне, знаешь ли, тоже эмоции нужны. А не вот это всё с выносом мозга и пилой «Дружба» по натянутым нервам. Оно, знаешь ли, достаёт, весь твой скулёж, ко-ко-ко, ребёнок болеет, холодильник сломался, творога свежего не было… Так и завыть недолго волком.
– Ну, да, – кивнула я, – блеять козлом легче.
Он довёл меня буквально до белого каления. До искр в глазах. Хотелось взять и чем-нибудь треснуть его по железному лбу. Так, чтобы гул пошёл. А лучше – мозги на место встали.
Хуже всего, он не чувствовал себя виноватым. Дело житейское – раз плюнуть – переспать с моей лучшей подругой. Поправочка: с бывшей подругой.
– Знаешь, что хуже всего? – проговорила тихо, всё ещё пытаясь не сорваться на крик от невыносимой боли. – Для тебя это как два пальца об асфальт. Ничего страшного. Ты предал нас. Меня и сына. Растоптал. Унизил. Оскорбил. И все вокруг виноваты, кроме тебя. Я так жить больше не хочу.
– А как ты хочешь жить, Олесь? – он даже попытался улыбнуться, хоть вся эта бравада и выеденного яйца не стоила: Игорь всё же не чурбан, просто нападение – лучший способ защиты. А проигрывать он не умел, не хотел, не любил.
– Разведёмся, – развела я руками. – И будешь свободным, богатым, холостым, видным женихом на деревне. Все эмоции – твои.
– Вот ты как, да? – сразу же стали жёстче черты его лица. – Из-за одного проступка – голову с плеч?
– А по-другому как? – устало опустилась я на стул. – Или ты думаешь, что я закрою глаза, сделаю вид, что ничего не было, и лягу с тобой в одну постель?
– Умная жена так бы и сделала. И старалась бы изо всех сил, чтобы муж не скучал и по сторонам не смотрел.
– В твоих глазах я и так дура, куда уж больше? Поэтому давай разведёмся.
– Нет, – припечатал он. – Развод я тебе не дам. Не стоит всё рушить из-за одного увлечения. Остынешь – поймёшь.
– Не пойму. Я так жить не хочу и не буду.
– Правда? – издевательски протянул Игорь. Я видела, как побелели крылья его носа. А это значило, что он тоже завёлся не на шутку. – Тогда собирайся и пошла вон! – указал он властным жестом куда-то в сторону. Видимо, указывал направление. – Как голову проветришь – вернёшься. А я ещё подумаю, принять ли тебя обратно.
У меня все слова в горле застряли. Я только глазами хлопала, как сломанная кукла.
– Ты с ума сошёл? – сорвалось с губ.
– Да нет. Я нормальный. А вот ты без мозгов. Я тебя содержу, оплачиваю счета, бабки в дом несу, а ты ещё выделываешься? Строишь из себя жертву? Нежная какая. Принципиальная. Как жрать за мой счёт да по курортам шастать, так норм, нигде не жмёт. Сидишь целыми днями дома, ни черта не делаешь, в порядок себя привести ума не хватает, мужа встретить с работы и развлечь – выше нашего достоинства, зато гонору да спеси – до небес. Корону сними и знай своё место, женщина!
Это тот случай, когда «хорошо, что сидела, а то бы упала».
Игорь никогда так со мной не разговаривал. Ну, бывало, срывал плохое настроение, но потом даже как-то каялся, подарки дарил.
Прощения на словах не просил ни разу, но, как он не раз подчёркивал, главное – поступки. А красивые жесты делать он иногда любил. И становился таким ласковым-ласковым, хоть до ран прикладывай.
Все наши конфликты часто решались одинаково: через подарки и постель. Но как бы вот так – по-хамски, нагло – ни разу. Куском хлеба попрекнуть – это уже точно дошли до точки.
Я бы могла сказать ему, что «на шее» я сижу, потому что кто-то работать запретил, велел сидеть дома. Мол, нам хватает, зачем время на работу тратить?
И, наверное, эти злые, отвратительные слова убили куда больше, чем его измена.
Игорь из комнаты выскочил, а я всё так же и сидела. Потухшая, с горечью, что отравляла и скручивала всё внутри. Именно в тот момент я заплакала. Впервые за этот кошмарный день.
Слёзы не помогали и не облегчали – бессильные, жалкие, безысходные.
Я оплакивала четыре года замужества, любовь к человеку, который предал и не каялся, одним взмахом руки перечеркнул всё, что между нами было, а злыми словами ещё и подчеркнул, какое место я и мой сын занимают в его жизни.
Я не собиралась молча утереться и жить дальше. И проветриваться тоже ни к чему. Курица, конечно, птица не гордая, но сидеть и ждать, когда он меня всерьёз из дома выпихнет, я не желала.
А поэтому утёрла слёзы, умылась и отправилась в детскую. Надо вещи сложить. И подумать.
Самое страшное – идти было некуда. От слова «совсем». У отца другая семья в другом городе. Мама вышла замуж и уехала в Германию, оставив мне квартиру.
Он выскочил, как ошпаренный, а потом я услышала, как хлопнула входная дверь. Громко. Оглушительно, я бы сказала.
«Опять к Майке помчался?» – безнадежно как-то подумала я, но былых эмоций уже не испытывала.
– Папа седица? – спросил Тошка.
– У папы тяжёлый день выдался, – вздохнула я и поцеловала сына в тёмную макушку. – А мы сейчас что-нибудь придумаем. И пойдём гулять.
Основательно я сложила только сумки с Тошкиными вещами. Свои взяла по минимуму. Всё это нажитое «добро» в три ходки снесла в машину. Покормила сына, обвела квартиру пустым взглядом.
Не сказать, что меня здесь ничего не держало. Ложь. Пусть стены новые, но они уже хранили свет моей семьи, что перестала быть таковой.
Здесь многое сделано моими руками, усилиями, талантом. Я сама разрабатывала дизайн детской. Сделала её такой, какой видела и о какой мечтала.
А теперь стою, как на пепелище. Выгорело, перестало светить и греть. Ещё немного – и я уйду.
Хорошо, что Игорь ушёл. Не так болезненно, проще, без криков и ругани.
– Галка, привет, – позвонила я единственному человеку, в котором была уверена, и кто точно не оставит меня в беде.
Мы и не дружили толком. Она моя коллега по агентству, где я не работала уже целую вечность. Мы изредка созванивались. Ещё реже – пересекались. Но отношения у нас всегда были тёплыми, приятельскими.
– Олеська! – обрадовалась она мне. – Как хорошо, что ты позвонила!
У Галки эмоций – фонтан. И всегда есть что рассказать. У этой девушки талант – собирать, а потом вываливать целый ворох событий, сплетен, как нечто сенсационное.
Простодушная, всегда вдохновлённая, удивлённая, немного взбалмошная. Или много. Но то, что она хороший человечек, я не сомневалась.
– Я к тебе с просьбой, – перебила я её, пока она не растараторилась вовсю. В таком состоянии Галка могла и не услышать меня.
– Да, конечно, говори, – с готовностью она прервала поток очень важных новостей.
– Не могла бы ты… – закашлялась я, не зная, как озвучить просьбу. Не так-то просто вываливать свою жизнь перед почти посторонними людьми. – В общем, мне негде с сыном жить. Хотя бы на первое время…
Пауза, что длилась, как мне казалось, километр, даже затянулась. А я сидела беспомощная, с комом в горле. Не могла ничего из себя выдавить. Ни словечка.
– Конечно, Олесь, приезжайте, – отозвалась наконец-то Галка. – Адрес ты помнишь?
– Помню, – кивнула я.
– Ну, тогда ты знаешь, что место у меня есть, вам я всегда рада, и как раз расскажу все сногсшибающие новости, что с нами приключились! Жду!
Галка ещё что-то тараторила, но я пропускала её слова мимо ушей. У меня чуть ослаб узел в груди. По крайней мере, у нас с Тошкой будет крыша над головой, а остальное… решится как-нибудь по ходу этой дрянной пьесы, в которую в одночасье превратилась моя жизнь.
– Ну, что, мой герой, ты готов к приключениям? – поцеловала я сына в щёчку, где притаилась сладкая ямочка.
– Мы пойдём гулять? – светились радостью его глаза.
– Не просто гулять! У нас целое путешествие! Ты же у меня отважный исследователь новых земель?
– Да! – захлопал мой малыш в ладоши.
Я боялась только одного: что сейчас откроется дверь, вернётся Игорь, и мы снова будем скандалить.
К счастью, ему, видимо, было не до нас.
Уходя, я сняла обручальное кольцо с пальца, с которым никогда не расставалась, и положила на тумбочку.
Символ моего «раз и навсегда» остался там, где и положено.
У меня не получилось. И, по старой доброй традиции, вбитой в меня матерью, я старалась себя ни корить, ни винить в том, что произошло.
Галка жила за чертой города, а поэтому я ни единым словом не солгала сыну. Нам предстояло небольшое путешествие.
Тошка крутился в своём креслице, то и дело прилипал к окну. Любознательный, живой, впечатлительный, он живо впитывал в себя этот мир. Встречал его с любопытством и удивлением. Ему всё нравилось, он всему радовался.
Слабенький здоровьем, он унаследовал дух авантюризма, который в некоторой мере был присущ и мне. Так что Букин не так уж и не прав, когда ворчал, что сын пошёл в мою породу.
Я не считала это таким уж великим прегрешением. И любила бы сына не меньше, если бы он пошёл в богатырей Букиных.
По традиции, как и во многих семьях, у меня не сложились тёплые отношения с его родителями. Свекровь, хоть и признавала, что я из интеллигентной семьи, а для Игорька это только плюс, сама я чем-то её не устраивала, но воспринимала это как неизбежный насморк осенью.
Сын он у них единственный, так что ей, наверное, любая девушка была бы не настолько хороша, чтобы удовлетворить ту высочайшую планку, которую свекровь задрала.
Внука свёкры любили на расстоянии. Ни помощи, ни поддержки. Да как бы и не обязаны. И Валентин Петрович, и Любовь Дмитриевна – очень активные, работающие, занятые.
Галка жила в доме, доставшемся ей в наследство от бабушки.
Когда я ещё работала, попадала в это удивительное царство раза три. Галка любила гостей, а поэтому нередко собиралась у неё под крышей почти вся команда нашего небольшого агентства. Когда покреативить и покачать идеи, а когда просто отдохнуть, развеяться, подышать свежим воздухом и напитаться атмосферой, которая неизменно дарила вдохновение.
– Бабушка у меня была художником-самородком, а ещё рукодельницей редкой. Любила старину, собирала всё, что ей нравилось, ну, и вот, – обводила Галка руками пространство дома, охотно рассказывая о человеке, который ей был близок и дорог.
Это не просто дом, а своего рода музей, где на стенах висели картины, где в углу приютилась деревянная прялка, а на полках стояли расписные тарелочки и всякая-разная утварь из далёких времён.
Там вкусно пахло и легко дышалось. Там лежала на круглом столе вязаная кружевная скатерть, а кровати покрывали пёстрые лоскутные одеяла.
Галке непросто было мотаться из пригорода в столицу, но она ни за что не хотела всё это променять на удобства. И в какой-то мере, я её понимала.
Нельзя продать душу. Невозможно отсечь часть себя, если она – что-то живое и настоящее.
Встречали нам Бим и Бом – два дурашливых чёрных лабрадора.
– Мама, собацьки! – захлебнулся от восторга Тошка и заливисто рассмеялся, когда псы ткнулись мордами в его ладошки.
– Ну, наконец-то! – топталась, приплясывая, на крыльце Галка. – А я тут уже заждалась!
У меня слёзы на глаза навернулись. Вот так внезапно, как снег на голову, мы свалились, а она радуется, ждёт, будто мы ей родные.
Майка бы нас так не встречала, – подумалось почему-то.
–Давайте, давайте! В дом! У меня как раз пирожки с капустой и картошкой подоспели! Будем чай пить! Познакомимся? – это она уже присела к Антону. – Меня зовут Галка.
– Как птицьку? – поинтересовался сын.
– Точно! – рассмеялась она. – А это Бим и Бом, лабрадоры, порода такая собак.
– Лаба… – попытался сын произнести трудное для него слово и горестно вздохнул. – У меня не повуцяаица.
Ему трудно давались звуки. Часто он путал и коверкал, но очень старался произносить правильно, огорчался, когда не выходило.
– А научишься! – поцеловала его в нос Галка, отчего сын фыркнул и рассмеялся.
– Тётя Гавка, – погладил он её ладошкой по щеке.
– Ну, вот, я уже и тётя, – сложила та бровки домиком, а потом подхватила сына на руки и обернулась ко мне. – Олесь, что стоишь? Вы ж с вещами? Доставай – и в дом. А там уже разберёмся, что к чему.
И я полезла в багажник за сумками.
Зная Галкину любознательность, разговора не избежать, а я пока что не в том состоянии, чтобы откровенничать. Но что делать: раз уж свалились на её голову, нужно платить хотя бы информацией. В любом случае, хоть по верхушкам, но рассказать придётся.
В доме почти ничего не изменилось, а ведь я здесь не была почти четыре года. Время тут будто замерло, застыло, отразилось в стенах и предметах, что берегли пространство, как вечные часовые.
Разве что стало чуть больше современности. Совсем немного. Какие-то новые картины, эстампы, стол, заваленный эскизами. Спокойным синим светом светил Галкин ноутбук.
Я порылась в памяти. Она чуть меня старше. А до сих пор одна. Замуж так и не вышла, судя по всему. Но мы с ней не были настолько близки, чтобы делиться личной жизнью. Я не спрашивала, она не рассказывала.
И вот наставал момент, когда мы должны были ступить на новую ступень наших отношений.
Но Галка меня удивила.
– Я не буду ни о чём спрашивать, – сказала она тихо, пока Тошка бродил по комнатам, открыв рот. Мой маленький отважный исследователь и путешественник. – Если однажды захочешь – расскажешь. Нет – переживу, – улыбнулась она уголком губ.
– Спасибо, – поблагодарила я её, сдерживая слёзы.
Оказывается, это так важно, когда тебя просто поддерживают и не ждут «жареных» подробностей.
– Оно как бы и так понятно, – мотнула головой Галка, отчего чёлка упала ей на глаза. – С твоим мужем и так было всё понятно, когда он запретил тебе работать.
Я сглотнула ком в горле. На то время мне казалось, что Игорь действительно обо мне заботится. Да и беременность протекала сложно… Но сейчас всё виделось немного в другом свете.
– Пойдёмте, я покажу вам кое-что, – потащила она нас вглубь дома.
Здесь я никогда не была. Но дом так велик, что, наверное, я и полвины не видела, когда приезжала к ней в гости.
– Вот, – открыла Галка одну из дверей и замерла на пороге.
Тошка тихо ахнул. Кажется, у него сегодня впечатлений выше крыши.
– Здесь вы будете жить столько, сколько захотите.
Я подавила вздох восхищения.
Комната – настоящая детская. С потолками-облаками, с морем по стенам, с кораблями, что колыхались от малейшего движения воздуха.
Тошка начал клевать носом ещё за столом.
Я не решалась перенести его в новую, пусть и прекрасную, но незнакомую комнату.
Как всегда, Галка взяла всю ответственность на себя.
– Пойдём, уложим бойца и поболтаем тихонько.
Я несла сына, Галка – пироги с чаем.
Там столик уютный и два кресла. А комната – как для принца маленького. Кроватка, одеялко лоскутное. И для меня диванчик, весь в подушечках-думочках, но я пока даже смотреть в его сторону не хочу: как только ляжешь – снова всё навалится с утроенной силой.
– Ешь давай, – всунула мне Галка пирог в руку, – я что, зря старалась? Жуй и слушай!
Глаза у неё блестели, как звёзды. Она хорошенькая. Худющая только очень, как тростинка. Может, поэтому похожа на подростка. Выдают лишь глаза – слишком взрослые. Хотя, когда она о чём-то азартно рассказывает или работает, это стирается. Или забывается. Потому что на вдохновлённую Галку смотреть спокойно невозможно.
– Ты ж ещё не в курсе. Агентство наше приказало долго жить.
Я даже пирогом поперхнулась. Галка участливо похлопала меня по спине.
– Небось думаешь, я ку-ку? Поехала головой? – тихонько рассмеялась она. – А вот и нет! Король умер – да здравствует король! У нас теперь новое название, новое здание, расширение штата и новый хозяин. Короче, он нас то ли купил, то ли отжал у Брежнева, то ли в карты выиграл – науке сие неизвестно. Ну, и не мудрено: мы уж не знаю каким чудом вообще на плаву держались. Все лучшие удрали давно. Лёлик пил безбожно. Хороший был мужик, – тяжело вздохнула Галка, – но зелёный змий его сгубил. Да и вообще он как-то потерялся. Времена сейчас знаешь сама какие. Агентств как грязи, хорошие работники всегда могут найти места более хлебные. У нас-то и остались только самые ленивые да преданные.
– Вроде тебя, – пробормотала я.
– Вроде меня, да, – легко согласилась Галка. – Ты ж знаешь: я больше вольный художник, мне простор нужен да чтоб талант было где приложить, а иначе сохну я и чахну.
– И как же ты теперь? Ведь всё будет по-другому?
– А попробую, – снова пожала она плечами. – Мне интересно. А там, глядишь, и уйти можно будет, если что не понравится. Меня ничто не держит, кроме того, что интересно. А пока обещает быть занимательно. Бабушка всегда говорила: не продавайся задорого, если душа не лежит, и не продешеви, если дело того стоит. Так что выбор есть всегда. Слушай, я ж главное тебе не сказала! – хлопнула она себя по лбу. – Князь же наш как увидел твои эскизы, так стойку и сделал. Вцепился, как бульдог. Говорит: а это чьи работы? Подай – срочно-припадочно!
– Какой князь? Какие эскизы? – тронула я виски. Голова гудела. А то, что рассказывала Галка, попахивало какой-то нереальностью.
– Князь – это мы за глаза нового хозяина так окрестили. Он Волконский, прикинь?
Да, наши могли. Волконский… поди ж ты…
– А эскизы… ну, те, что ты мне сбрасывала, помнишь? Показывала свои последние работы. Я их распечатала на работе и повесила над столом для вдохновения. Очень мне твой жирафик Проша по душе пришёлся. Оказалось, не только мне. В жизни бы не сказала, что такому суровому мужику детские иллюстрации приглянутся. Так что, считай, и работа, как мне кажется, у тебя в кармане. Он буквально копытом землю рыл, дым из ноздрей пускал и всё допытывался, что, как и почему.
Я понимала, что ничего не понимаю. Я рисовала жирафика для Тошки. Хотела книгу сочинить, что ли. И никакой ценности для агентства, которое занималось рекламой, мои художества не несли. Но Галка смотрела на меня восторженными глазами, а поэтому я вежливо ей улыбнулась.
– В общем, он на меня наехал, а я девушка слабая, перед такими властными мужиками теряюсь. Выдала тебя с головой. Объяснила ему, что ты здесь не работаешь очень давно, замуж вышла и малыша родила, а эскизы ко мне чисто по дружбе попали. И тогда он рисунки твои у меня отобрал и очень ласково, но таким голосом, что волосья дыбом встали во всех местах, сказал, что у него есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, и потребовал твои координаты. Я еле отбрыкалась, сказала, что не имею права вот так ни с того, ни с сего адреса да телефоны налево-направо раздавать, пообещала связаться и сообщить результат после выходных.
Галка тараторила, как заведённая. Она когда входила в такое состояние, напоминала мне сойку – трещит и трещит, всё быстрее и быстрее.
На удивление, она умела пронимать. Может, потому что всё делала с азартом, даже вываливая вот такие сведения на-гора.
Пока она размахивала руками и рассказывала «невероятную историю», я, наверное, от неожиданности два пирожка как-то незаметно умяла.
– Видишь, как провидение работает? Я ведь хотела сама тебе сегодня позвонить попозже. Ну, когда у тебя там все дела домашние закончатся. Я ведь помню: выходные – священные для семьи дни.
Да, я как-то почти слово в слово ей такое говорила.
Игорь терпеть не мог, когда мне звонили. Не важно, кто. Он даже брови супил, когда его драгоценная мать решалась нарушить идиллию в его понимании. И нередко телефон из рук у меня рвал и рявкал на Любовь Дмитриевну. Но та частенько «забывалась» и звонила почему-то именно по выходным. Видимо, в будни у неё дел хватало, а вот дни отдыха – святое подудеть в свободные уши.
– Бабушка моя любила говорить: глаза боятся – руки делают, – погладила меня Галка по плечу. – Тут главное не раскиснуть. Ещё ни одна женщина без мужика не пропала.
– Он меня из дома выгнал, – неожиданно для самой себя поделилась я болью.
У Галки глаза стали как плошки.
– То есть как? Ты не сама ушла?
– Ну, как бы сама, – невесело усмехнулась я, – но времени строить планы у меня не было. Так что я пока в процессе.
– Ничего. Есть время подумать, – снова погладила мою руку Галка. – И отойти. А что касается жирафика… Кто ж знает, что у этих бизнесменов на уме? Но вцепился же? Значит, князю надо. И это… я ж могу дать ему твой телефончик? Ну, мало ли. Вдруг и впрямь что-то дельное предложит?
– Можно, – вздохнула я.
Может, как раз будет, чем заняться. По крайней мере, я ничего не теряю, а приобрести могу.
– Отдыхай, – засуетилась Галка, – утро вечера мудренее, если что, я рядом.
Я помогла ей убрать со стола. Она выдала мне постельное бельё и одеяло.
Я легла на чужой диван в чужом доме и долго не могла уснуть.
План. Конечно же, мне нужен план, куда двигаться дальше.
Само собой, нужна работа. Если нет, всегда можно набрать заказы в Интернете. Может, это даже лучший вариант, чтобы я сама себе принадлежала. Но и предложение, от которого отказаться невозможно, тоже не помешает выслушать.
Деньги на первое время у меня были. На продукты хотя бы. Школа раннего развития для Тошки оплачена на три месяца вперёд – тоже можно пока не беспокоиться. Крыша над головой есть, машина тоже. Оставались платные занятия с логопедом, но и это я пока могла потянуть.
Естественно, я собиралась подать на развод. С этим тоже не стоит тянуть. И, что немаловажно, настрой у меня был решительный.
За трусы с Букиным драться не стоило, да. Но стрясти с него всё, что полагается, не помешает. Это без вариантов. Я не собиралась уходить в никуда.
Гордость, конечно, говорила о другом, но это даже не гордость, а гордыня, а поэтому вставать в позу и говорить, что мне ничего не нужно, я не буду. Вернее, не так. Мне-то и не нужно. Но Тошка, что бы там Игорь ни говорил, и его сын тоже. Так что пусть и не надеется, что я откажусь от всего, что по закону нам принадлежит. Будь я одна – это другое. А ради сына я запрячу гордость куда подальше.
К тому же, не давала покоя ситуация с квартирой, которую я так бездарно потеряла. Поступила недальновидно. Но тогда у меня и мыслей не было, что однажды наступит вот такой день. Всё время думала: у нас всё хорошо. До недавнего времени.
И ещё одна мысль покоя не давала. Может, глупая. Но машина у Майки появилась как раз, когда я в последний раз на море с Тошкой ездила. Игорь мой прижимист, конечно. И всё разглагольствовал о расширении бизнеса, об экономии, о необходимости поясок потуже затянуть.
Но я помнила, как он ухаживал. С шиком. Такой напористый завоеватель. Не скупился и не мелочился. Что мешает ему точно так ухаживать за другими девушками, которые вдруг чем-то поразили его в самое сердце? Точнее, гораздо ниже, но сути дела это не меняло.
И почему-то именно это злило больше всего.
Я экономила. Старалась. Делала всё для семьи. Жила сыном и мужем. В результате – у разбитого корыта. А ведь не просила, как та старуха из сказки, ни дворцов, ни чинов. И владычицей морской быть не желала.
Я хотела всего лишь жить, любить, растить сына.
Да и Игоря, козла эдакого, любила всем сердцем. И от этого совсем уж худо.
Я так и уснула с невесёлыми мыслями. Кажется, плакала во сне. Но встала, как всегда, рано.
Воскресенье. По воскресеньям мы нередко куда-то ходили. Гулять или в ресторан. Изредка – на какое-нибудь мероприятие. Чаще – устраивали домашний кинозал. Игорь даже с Тошкой иногда играл. А ещё – ужины при свечах. Правда, в последнее время всё реже и реже.
Машинально проверила телефон. Ни одного звонка. Усмехнулась горько.
Наверное, меня ещё долго будут преследовать эта горечь во рту и боль в груди.
Он даже не позвонил. Не поинтересовался. А может, и вовсе дома не ночевал?..
Я всё равно думала об этом и вопросами задавалась.
Вот так просто взял и вычеркнул нас. Будто нас и не существовало никогда. Не то, чтобы я надеялась на его раскаяние и звонки. Но само понимание, что Игорь способен поступить вот так, рождало ещё сотню попутных вопросов.
Я жила с ним больше четырёх лет и не замечала? Я настолько доверяла ему, что никогда не позволяла ни следить, ни телефон проверять, ни карманы.
Кажется, в этом браке я больше потеряла, чем приобрела. Перестала быть личностью, подчинялась устоям, которые диктовал муж, часто делала то, чего не хотела, и никогда не сетовала. Ну, почти. Иногда всё же я могла пожаловаться. Но каждый раз он смотрел на меня ласково, но как на неразумного ребёнка, и говорил:
– Ты устала, Леся, отдохни, поспи – и всё пройдёт. Хочешь, я куплю тебе тортик? Я вот пашу сутками, тоже не всегда всё гладко, но я ж не ною и не жалуюсь, в лепёшку расшибаюсь, чтобы у вас с сыном всё было.
Понедельник начался с хлопот.
Галка уехала на работу, мы с Тошкой отправились в школу раннего развития.
– А потом домой? – спросил сын.
Вчера он вопросов мне не задавал.
– Нет, сынок, – поцеловала я его в щёку, – домой мы больше не вернёмся.
– Поцему? – таращил он на меня удивлённые глаза.
– Ты теперь будем жить с тётей Галкой, Бимом и Бомом. Тебе же понравилось?
– А как же папа? – всё ещё недоумевал сын. – Он к нам пиедет?
– Нет, папа не приедет.
– Он нас не юбит? – задрожала у сына нижняя губка, отчего сердце рванулось ему навстречу и снова стало больно.
– Он тебя любит, очень. Просто… так получилось. Иногда взрослые не могут жить вместе.
Не место и не время для объяснений, но по-другому не вышло. Я как-то не находила ни слов, ни духу поговорить об этом хотя бы вчера. Тошка не спрашивал, а я малодушно отложила разговор на потом. И вот сейчас, когда нам нужно на несколько часов расстаться, всё это и случилось.
– А ты меня не босишь? – вцепился в меня сын.
– Никогда, – получилось так горячо, что я даже глаза прикрыла. – Мама всегда с тобой, малыш. Что бы ни случилось. Мы ведь всегда вместе. Нам ведь с тобой хорошо?
Тошка подумал и осторожно кивнул.
– Я всегда рядом. И после занятий обязательно приду и заберу тебя.
Я уже отдала его в руки заботливой воспитательнице, но Тошка всё оглядывался, искал меня глазами. До этого дня он легко оставался в центре на несколько часов. Ему нравилось и заниматься, и общаться с другими детьми. Но сейчас я чувствовала его тревожность, а поэтому никуда не смогла уехать. Осталась в машине.
Мне бы, конечно, поехать. Продукты нужно купить и заявление на развод подать, но с места я не тронулась. С полчаса сидела и пыталась привести мысли в порядок. А потом вцепилась в ноутбук. Лучше порисовать, раз уж ничем другим заняться не получится.
Я всё ждала звонка. Мало ли. Вдруг сын сегодня не сможет заниматься, мне позвонят, и я смогу сразу же его забрать.
И телефон зазвонил. Правда, это была не воспитательница.
– Да! – ответила я не глядя.
– Олеся Викторовна? – уточнил голос в динамике.
От испуга неровно заскакало сердце.
–Да.
– Волконский вас беспокоит.
Я перевела дух. Напрочь забыла о Волконском и о том, что разрешила Галке дать свой номер телефона. Но то, что он не забыл и позвонил вот так сразу, говорило лишь об одном: он не шутил, когда вцепился в моего жирафика Прошку.
– Слушаю вас… э-э-э… господин Волконский.
– Сергей Анатольевич, – представился он по имени-отчеству, видимо, чётко уловив мою заминку.
– Кхм, да, Сергей Анатольевич.
Несмотря на всё напряжение предыдущих дней, на мою тревожность из-за Тошки и его психического здоровья из-за расставания с мужем, я чуть глупо не хихикнула.
Надо же. И впрямь князь. Отчество подкачало, а так вполне.[1]
– Мы бы не могли с вами встретиться? Есть разговор. Не телефонный.
Я посмотрела на часы. Если за час никто мне не позвонил, значит должно быть всё в порядке. Тошика я отдавала на три часа. Постепенно собирались, если адаптация пройдёт хорошо, оставлять его там на весь день. И это тоже кстати, если мне всё же найдётся работа.
– Я могу прямо сейчас, – наконец-то решилась я.
– Отлично. Подъезжайте в офис. Надеюсь, адрес не забыли?
– Нет.
– Тогда жду вас.
Я снова перевела дух и поняла, что ладони вспотели. Оказывается, у меня ещё остались нервы и эмоции.
Ну, что ж. Настало время выходить из тени и послушать, зачем я понадобилась Волконскому.
Сергей
Он закончил разговор и снова посмотрел на рисунки, что веером лежали на его столе.
Ей всегда нравилось рисовать забавных зверушек. Свой неповторимый стиль, который невозможно не узнать.
– Когда я вырасту, я выйду за тебя замуж! – так и стоял её тоненький, но такой уверенный голос в его голове.
Тогда, помнится, она его повеселила. Худенькая, большеглазая девочка с косой через плечо. Сколько ей было? Лет десять. Ему двадцать один.
Тогда это казалось забавным и никак не воспринималось всерьёз.
Его родители дружили с её. Это у них было что-то общее. А между маленькой Олесей и вполне уже взрослым Сергеем – пропасть. Он и приходил к Ольховским всего несколько раз, потому что на этом настаивал отец. Какие-то связи, нужное знакомство. Он даже не вникал – для кого и зачем. Не было нужды.
Но тот случай запомнил. И то, с каким серьёзным видом она говорила, и то, как показывала свои рисунки, разглагольствуя, что, когда вырастет, станет художницей, будет рисовать иллюстрации к детским книгам.
Олеся
Всё изменилось. Галка сказала правду: больше не было нашего милого небольшого агентства. Теперь то новое, что пришло на смену, вытеснило некую домостроевскую мимишность.
Теперь, судя по всему, агентство занимало весь первый этаж, а у входа висела новая вывеска. «Одинокий волк». Однако. У этого человека чувство юмора такое или слишком завышенная планка самомнения?
Я почему-то не сомневалась, что он обыграл собственную фамилию. Немного странное название для рекламного агентства, но, как ни странно, оно смотрелось. И эта с иголочки вывеска, и логотип волка с мудрыми глазами, что заглядывали, казалось, в душу.
Внутри тоже всё по-другому. Тут сделали ремонт – дорогой, стильный, даже шиковатый. Всё по высшему разряду.
Вот же Галка. И ничего не рассказывала. Возможно, не посчитала нужным или побоялась. И, может, не обрати внимание Волконский на моего жирафика, вообще об этом речь бы не зашла.
Тут минимум полгода прошло – не меньше. Такой ремонт за неделю не сделать. Тем более, такой масштабный.
На ресепшене – молоденькая девочка. Это тоже новшество. Раньше такого не было.
– Вы к кому? – вежливо спрашивает она с улыбкой.
– К господину Волконскому, он меня ждёт, – меня немного веселит вся эта ситуация, будто я попала в какой-то другой мир.
Впрочем, я одичала. Отвыкла. Вести себя умею, но позабыла, как нести себя с достоинством.
Девушка виду не показывает, но в глазах её – интерес.
– Олеся Викторовна? – уточняет она.
– Да, – стою я перед ней и хочется рассмеяться. Может, нужно показать документы?
К счастью, не понадобилось. Меня милостиво пропускают, вежливо объяснив, как попасть в святая святых.
По пути мне попадается Галка и ещё пара знакомых, с которыми мы работали раньше.
У Галки глаза круглые, жестикулирует она, как регулировщик.
– Позвонил? – спрашивает страшным шёпотом, будто Волконский совершил невероятный подвиг. – Ты ж представь, он с самого утра меня атаковал, как коршун. Будто дел у него нет больше никаких. Видимо, подгорает.
Да уж. Я даже представить пока не могу, чем ему мои художества приглянулись.
Не то чтобы я себя не ценила и не уважала, но как-то не считала, что сильно продвинулась в мастерстве. Опыт у меня небольшой, а времени для совершенствования было не так уж и много.
Я много рисовала, пока носила ребёнка. Позже – провал. И только в последний год удалось наконец-то выкраивать хоть какое-то время, чтобы позаниматься любимым делом. Втайне от мужа. Игорь не то чтобы запрещал, но выказывал некое недовольство. У него всё, что не касалось дома и домашних дел, вызывало стойкое отторжение.
Я стала отменной домохозяйкой. Правда, мама его, Любовь Дмитриевна, поспорила бы с этим, но ей угодить весьма сложно, так что её авторитетное мнение я в расчёт не брала.
Я научилась готовить, стирать, убирать, контактировать с домашними приходящими работниками. Я выучила детские болезни, научилась делать инъекции в ягодицу и неплохо стала разбираться в лекарствах. Но как художник я почти загнулась. Ну, или застряла там, где остановилась.
– Ты ж потом расскажешь, да? – заглядывала Галка мне в глаза.
Умильная такая, потешная.
– Вечером, – шепнула я одними губами и поймала улыбку, словно она ложку любимого мороженого съела.
Она довела меня до приёмной.
– С богом! – пожелала удачи, и я перешагнула порог.
С такой поддержкой мне ничего не страшно. Да и вообще не страшно. Волнительно лишь немного.
Сергей
Он даже на миг глаза прикрыл, когда посетительница входила в дверь. Хотелось хоть какого-то эффекта неожиданности. И Олеся не подкачала.
Никакого платья, духов, каблуков.
Всё такая же худенькая и гибкая. Совсем девчонка. Джинсы, тонкий свитер под горло, кроссовки. Волосы убраны в хвост. Почти без косметики. Только глаза не светились янтарём. Тёмные, будто выжженные. Чуть заметные круги под глазами.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич.
Он видел, куда прикован её взгляд. К рисункам на столе. И брови чуть вздёрнуты вверх, будто она удивлена. А может, так и есть. Почему бы ей и не удивляться?
Сергей слишком большой интерес проявил, а Олесина подруга из тех, кто любит всё рассказывать в красках и, наверное, с преувеличением.
– Присаживайтесь, – махнул он рукой на офисное кресло, а потом поймал её взгляд.
Она смотрела на него так же, как и на рисунки, только брови чуть сошлись к переносице.
– Вы что-то хотели сказать? – задал Сергей вопрос. Получилось чуть холоднее, чем он рассчитывал. Обычно так он разговаривал с подчинёнными.
Она чуть покраснела, глаза опустила.
– Нет… да… Мы не могли с вами где-то видеться? – выпалила Олеся и, наверное, пожалела о несдержанности.
Олеся
Наверное, я разучилась верить в чудеса. В то, что всё так удачно складывается именно в тот момент, когда мне это нужно. Не всем так везёт, как мне. И это… настораживало, что ли.
Не то чтобы я мечтала продираться сквозь трудности и нищету, жить впроголодь и думать, как накормить, одеть ребёнка, который, к тому же, нуждался гораздо в большем, чем просто обычные повседневные заботы, но вот это удачное стечение обстоятельств немного обескураживало.
Волконский смотрел на меня немного снисходительно и холодно.
Он действительно напоминал волка. Сухопарый, высокий, с острыми скулами, что придавали ему сходство с волком. И глаза холодные, льдисто-голубые. С загорелой кожей и тёмными волосами – контраст, что и завораживал и пугал.
В нём чувствовалась сила и опасность. Он из породы тех, кто любит властвовать, и не понимают слова «нет». Или не принимают. А если и да, то делают вид, чтобы потом сделать очередной ход.
Слишком напорист. Не теряется. Мгновенно находит аргументы.
Думаю, у многих при его виде коленки дрожат. И не потому что он такой прекрасный, хоть по-мужски Волконский довольно привлекательный мужчина. Он умел подавлять и, на мой взгляд, умело этим пользовался.
Я сама не понимала, почему упорствую. Но я реально оценивала свои силы и возможности. Знала, что буду работать, как чёрт, не спать ночами, если нужно. Но работа в офисе в данный конкретный момент не для меня. Я это хорошо знала. И я не могла поставить на чаши весов работу и ребёнка. Сын бы перевесил все аргументы «за».
На крайний случай, фриланс никто не отменял. Но то, что Волконский предложил почти то же самое за стабильную работу и достаточно высокий заработок не могло не впечатлить. Именно поэтому я задала дурацкий вопрос.
– Вы очень интересная особа, Олеся Викторовна. Знаете об этом? Другая бы на вашем месте прыгала от счастья. Нет, я понимаю, что те, у кого есть надёжный тыл, немного по-другому себя ведут. Но раз вы сюда пришли, значит вас заинтересовало, что я могу предложить.
У меня больше не было надёжного тыла. Да и был ли он, этот тыл, – очень большой вопрос, как оказалось.
– Да, мне очень нужна работа, и я действительно рада, что… всё так удачно сложилось…
– Но всё же вам интересно, почему вы? – Волконский и усмехался как-то холодно, по-волчьи. – Вам не приходило в голову, что если предлагают, то вы – именно то, что нужно? Настолько не умеете себя ценить? Мне снизить вам зарплату?
Я бы попятилась, если б смогла. Но я сидела и, кажется, приросла задницей к креслу. Вот я дура-то…
– Нет, – вскочила на ноги.
– Тогда марш в отдел кадров. И оставьте свои координаты. Я сброшу вам файлы и наработки. Завтра жду вас, скажем, в это же время, обговорим детали и график работы.
– До встречи, Сергей Анатольевич, – пролепетала я и пулей выскочила вон.
За дверью перевела дух. Секретарь смотрела на меня с интересом. Почти так же, как и девушка на ресепшене. Ноги свинцом налились и противно дрожали.
Но я как-то взяла себя в руки, выдохнула и пошла дальше, игнорируя взгляд секретаря.
Как он там сказал? Себя надо ценить? Кажется, и этот момент наконец-то настал. Я его прочувствовала очень и очень мощно.
За дверью приёмной меня приняла в свои объятия Галка.
– Ну, как? – заглядывала она мне в глаза.
– Сказал, оформляться в отделе кадров.
Галка подскочила на месте, издав боевой клич индейцев. Старалась она потише, но где Нестерова, а где потише…
– Так что ж мы стоим? Бежим скорее!
И я снова подумала: радовалась бы так за меня Майка? Небось скривила бы губы и сказала, что у самодостаточной женщины всегда должен быть мужчина, который всем её обеспечит…
Я прогнала Майкин образ из головы. У меня больше нет мужчины, у меня есть я. А времени осталось не так уж и много – надо скоро Тошку из школы забирать.
Всё, как во сне. Хорошо, что документы с собой. Волконский, видимо, в отдел кадров позвонил, потому что приняли меня быстро, без проволочек, лишних вопросов не задавали, но по-прежнему я ловила заинтересованные взгляды. Наверное, не каждый день сюда приходят выскочки с улицы и их принимают и опекают.
– В общем, вечером увидимся, поговорим, – тараторила вездесущая Галка, провожая меня к выходу.
Естественно, она горела желанием узнать подробности, но расспрашивать здесь и сейчас – не место и не время. Она и так суетилась, и я понимала, что ей прилетит, если она и дальше будет нарушать рабочий процесс.
Но у Галки – масса преимуществ: она очень работоспособная и всё всегда успевала. Так было всегда, и ничего не изменилось за эти годы. Не в её характере и привычках работать кое-как. За это её и ценили. К тому же, она попутно могла тянуть воз и маленькую тележку за тех, кто не обладал подобными качествами.
Я поглядывала на часы. Я спешила, понимая, что успею. Но мне стало спокойнее, когда я наконец-то остановила машину возле школы и перевела дух.
Пункт номер один и главный выполнен. У меня есть работа.
Под вечер приехала Галка. Я к тому времени переделала очень много работы.
С Тошкой мы заехали в магазин, купили продукты. Я позвонила нашей няне и с грехом пополам объяснила, что я бы не отказалась от её помощи, но обстоятельства сложились так, что мы теперь живём за городом.
Её услуги влетали мне в копеечку. Умом я понимала, что надо бы найти кого попроще, но в душе всё противилось: Тошка к Нине Петровне привык. Ему и так придётся несладко, учитывая, что у нас новое место жительства, что, возможно, нам чуть раньше придётся пройти адаптацию и увеличить часы его пребывания в школе.
О болезнях я старалась не думать. О том, что можно ребёнка повезти в санаторий или на море пока придётся забыть. Но старалась думать о будущем с оптимизмом, хоть страх всё же засел в солнечном сплетении и не отпускал.
Я сильная, у меня всё получится. Главное, чтобы мой малыш был здоров и счастлив. Со всем остальным я справлюсь.
– Конечно, Олеся Викторовна, я с удовольствием и дальше буду с вами работать. Машина у меня есть, добираться не проблема. Антоша – чудо, а не ребёнок. Мне бы хотелось продолжить с вами сотрудничество.
И я выдохнула. Мы подробно обо всём договорились. Да, расходы увеличатся, учитывая проезд, но это был тот случай, когда экономить не вариант. К тому же, если Волконский так же последователен в своих действиях, как мне показалось, то деньги у меня будут.
К Галкиному приезду я успела приготовить ужин и сделать уборку в нашей с Тошкой комнате и на кухне. Дала себе слово, что буду помогать ей вести хозяйство, пока мы тут. И рассматривала варианты съёмной квартиры.
Я не могу пользоваться бесконечно Галкиной добротой. Как ни крути, а мы тут как снег на голову и волей-неволей будем нарушать спокойствие человека, который протянул руку помощи в трудную минуту.
– Готовишь – отпад! – мурчала Галка. – Гляди, разбалуешь, я буду тебе штрафы ставить, когда, вернувшись домой, не найду ужин! И давай, рассказывай, что там князь?
И я рассказывала. Галка внимала всему, как детективному фильму.
– А он? А ты ему? – задавала она вопросы и ахала. – И вот он совершенно прав: он тебя выбрал. Не меня и не кого-то другого. Твои рисунки заставили что-то щёлкнуть в его башке. Значит, он видит что-то то, чего ты не понимаешь. И да, наверное, при желании, можно найти сотню-другую талантливых художников, но поди ж ты – ему нужны именно твои работы. Где-то они совпали с его желаниями, видением, концепцией.
– Теперь бы оправдать эти ожидания, – пробормотала я. – Пока что я чувствую тревогу и неуверенность.
– Всё пройдёт! – махнула Галка рукой. – Ты ж только погрузишься в это всё – и пропала. Я ж помню, как ты работаешь. Ты из тех, кто плывёт, а не тонет. Из тех, кто импровизирует на ходу.
– Детские книги – это невыгодно. Вообще не пойму, зачем это ему. В своё время я изучала рынок. Неплохой сегмент, но книги сегодня – товар неходовой. Не такой, как еда или одежда.
– Пусть у него голова болит, зачем об этом думать тебе? – снова махнула рукой Галка. – Это ведь проект Волконского. Его дело, его деньги, его видение. А твоя задача сделать свою работу на «превосходно», чтобы ему понравилось. Чтобы захотелось и дальше с тобой сотрудничать. У тебя есть работа. Официальная. Это не единоразовый взнос, как на фрилансе, где проект закончил – и привет. И там же ты не задаёшься вопросом, что будет дальше с твоими иллюстрациями? Делаешь работу, её принимают, платят деньги. Так и здесь. Ну, может, уровень ответственности чуточку выше. Но зная, как ты умеешь, там просто по определению плохо быть не может. А поэтому – не заморачивайся.
– Хорошо. Я не буду, – Галка умела и убеждать, и мозги на место ставить. И вообще действовала на меня благотворно. Ей хотелось улыбаться. Хотелось сделать что-то хорошее в обмен на то тепло, что лилось из неё буквально широким светом.
И я в очередной раз подумала: где мужчины? Где их глаза? Почему она до сих пор одна в свои двадцать семь? Её ведь невозможно не любить.
Сергей
Она явилась пунктуально в десять. Собранная, деловая. Больше не напоминала растерянную девочку, хоть и выглядела почти так же, как и вчера.
Сергей с трудом отвёл глаза от её груди. Как о девочке об Олесе думать было проще. Но она сидела близко, и под жёлтой футболкой пряталось то, что явно указывало на молодую женщину.
Он и сам не понял, почему так завёлся. Не элегантное платье. Не волосы по плечам. И пахла она естественно. И вела себя соответствующе: без лишних ужимок, без косых взглядов, без облизывания губ. Но почему-то именно это заводило ещё больше.
– Я внимательно прочитала всё, что вы мне скинули. И даже кое-что набросала, – повернула она к Сергею ноутбук, с которым пришла к нему. – Есть одно «но».
Сергей поднял на Олесю глаза. От её рисунков сложно оторваться. Что-то в них такое есть… притягательное. Как и она сама. Вроде бы просто, на первый взгляд, ничего особенного, но залипаешь.
– Вам что-то не понравилось? – поинтересовался холодно.
– Не понравилось, – тряхнула она решительно головой.
И это тоже неожиданно ему пришлось по душе. Её прямодушие и отчаянная смелость. Вряд ли бы кто из подчинённых вот так прямо, глаза в глаза, ответил бы откровенно. Постарались бы сгладить, завуалировать или вовсе промолчали.
Олеся
На следующий день я подала на развод и раздел имущества. Я не собиралась гордо уходить в туман и оставаться ни с чем. Будь я одна – возможно. Но у меня сын, а Букин ему отец какой-никакой.
Через сутки разверзся ад. Игорь обрывал телефон. Я не отвечала. Но он продолжал названивать, и игнорировать это полностью не получалось. Заносить его в чёрный список я не хотела – возможно, чуть позже, появится необходимость общаться.
Сосредоточиться на насущных делах получалось плохо, но я очень старалась. У меня было чем заняться, и тратить время на бесполезные разговоры с почти бывшим мужем я не собиралась. Но, как бы я ни хотела абстрагироваться, вся эта ситуация давила на меня, мешала, терзала, выкручивала нервы, заставляла вновь и вновь мысли бегать по кругу.
Я плохо спала, ещё хуже ела. Всё свободное время посвятила проекту. Когда не спалось, я садилась за ноутбук и творила. И дело не ограничивалось только иллюстрациями.
Я перевернула кучу литературы, перечитала разные педагогические методики, и неожиданно втянулась так, что испытывала некий восторг, эйфорию, подъём.
Я не ставила целью переделать уже готовый текст – отказалась от этой затеи почти сразу. У меня рождалось нечто своё. Какие-то очень милые сказочные истории, что переплетались с нашей жизнью.
Мы с Прошкой считали, учили буквы, покоряли горы, надевали каску строителя, возводили сказочные домишки, но не по мановению волшебной палочки, а почти по технологиям. Упрощённо, но как в жизни.
Я создавала какой-то невероятно яркий, радостный мир, где было место правде, познавательности, приключениям и немножечко наукам.
Это меня увлекало и позволяло немного забываться. А ещё были домашние дела, Тошкина школа, возня на приусадебном участке.
– Так нельзя, Олесь, – ворчала Галка. – Ты себя загоняешь. А от этого недолго и выгореть.
– Знаешь, – возражала ей я, – у меня такое впечатление, что все эти годы я то ли в клетке сидела, то ли в полусне, механически что-то делала. Не сказать, что я бездельничала – нет. Но это похоже на унылую лошадку, что идёт по кругу циркового поля. Изо дня в день, изо дня в день. Где-то там ярко, празднично, смех звучит. А для неё – только круг и опилки. И морда вниз. Она ничего не видит и уже ничего не воспринимает. Бредёт и бредёт себе привычным маршрутом. А потом вдруг – поле, ветер, запахи, краски… Неожиданно. И немножко больно, наверное. Она не привыкла. Но это возможность очнуться. И тогда либо выжить и принять большой мир, или умереть, так и не поняв, что получила свободу. Не ругай меня. Дай принять что-то новое и вспомнить то, что я когда-то потеряла.
Галка качала головой, ворчала, возмущалась, укладывала меня спать. Но по утрам я заставала её за своим ноутбуком.
– Слушай, это чистый кайф! – захлёбывалась она от восторга. Вот же Волчара! Ай да князь! И ведь смог это разглядеть! Ты ему уже показывала?
Нет. Он дал мне время и словно забыл обо мне. Не звонил. Не тревожил. Не интересовался. Но и времени прошло совсем ничего – чуть больше недели. И я не решалась сделать первый шаг, потому что понимала: я слишком далеко зашла, чересчур переиначила всё, что намечалось.
И, может, поэтому трусила. Мне не хотелось, чтобы всё это забраковали. Поэтому оттягивала, как могла. Я понимала, что уже перешагнула за грань дозволенного, что Волконский ни за что не согласится на мои чудовищные даже не правки, не изменения, а полностью новое видение.
Но я уже проросла в эту книгу и успокаивала себя тем, что если и буду спорить, то совсем немножко. Всё, что я придумала, останется со мной, для Тошки. А иллюстрации… можно и новое нарисовать для книги. Мне несложно. Времени только немного жаль.
Игорь попыток связаться со мной не оставил. Это изматывало. Действовало на нервы. И когда я говорила про ад, то не слишком и преувеличивала. К тому же, звонками всё не ограничилось.
Он поймал меня, когда я отвезла сына к логопеду.
Наверное, это было единственное место, о котором он знал. Теоретически, он мог, конечно, напрячься и разузнать все остальные места, потому что оплачивал счета. Всё остальное – не так-то трудно и вычислить. Есть сайты, в конце концов, где указаны реквизиты и школы раннего развития, и клиники, которую мы с Тошкой регулярно посещали.
Но так получилось, что к логопеду он однажды нас возил. Собственноручно, можно сказать. Редкий случай, однако, видимо, запоминающийся.
– Олеся! – поднялся он с лавочки, как только я вышла из здания. У Тошки занятия, а я хотела это время даром не тратить – поработать, сидя в машине. Когда я рисовала или делала заметки в блокноте, то и время даром не теряла, и помогала себе забыться, не думать о грустном.
– Игорь? – сорвалось с губ. – Что ты тут делаешь?
– Тебя жду, – сказал он, нависая надо мной, как гора.
Большой, сильный, широкоплечий. И да, на него оборачивались женщины. А он смотрел на меня – бровки домиком, глаза печальные-печальные.
Не скажу, что я осталась равнодушной – сердце в груди сделало кульбит. Он всё же родной. Муж. Я с ним прожила больше четырёх лет… И любила его.
– Я соскучился, Олесь, – склонился он ко мне и завладел моими руками.