– Лен, нам надо развестись, — бросил Игорь, отведя взгляд в сторону. Сказал это так же буднично, как «передай соль». А у меня в груди что-то оборвалось и застыло ледяным комом. Руки задрожали, и только что вымытая тарелка с хрустальным звоном разбилась о кафель.
– Что… прости? – выдохнула я, прекрасно расслышав каждое слово, но отказываясь в него верить. Мозг отказывался принимать этот абсурд.
– Малыш, хватит притворяться. Ты все прекрасно слышала, – он раздраженно провел рукой по волосам, его взгляд был пустым и уставшим.
– Игорь, ты с ума сошел?! Что значит, развестись? – губы мои предательски задрожали, а ноги сами подкосились, чтобы собрать осколки. И вот я уже сижу на коленях перед ним, словно провинившаяся школьница. Словно это я в чем-то виновата.
– Мне все надоело, Лена! До тошноты! Наша жизнь превратилась в один сплошной день сурка! Работа, дом, унылый секс раз в неделю по расписанию, если конечно повезет! А эти твои вечные упреки: «Почему не позвонил?», «Опять задерживаешься?», «Тебе на меня наплевать?»! Да, наплевать. Меня все это достало!
Я подняла на него глаза, яростно хлопая ресницами, чтобы сдержать предательские слезы. Сейчас я не дам ему удовольствия их увидеть.
– Теперь придется новый сервиз покупать… а я этот обожала, – проговорила я, закусывая губу до боли. Зачем я это сказала? Какие тарелки, когда рушится вся жизнь?
– И это все, что ты можешь сказать? – он усмехнулся, и в этой усмешке было столько презрения, что меня передернуло. – Ну конечно. Ничего удивительного.
Я подняла глаза на человека, с которым всего час назад собиралась делить радостную новость. Новость, которую мы ждали пять долгих лет. Два выкидыша, слезы, отчаяние и вот – заветные две полоски. Рука сама потянулась к животу, где уже билось крошечное сердце. Нет. Теперь он не узнает никогда. Решил уходить? Что ж, скатерью дорога. Пусть валит к своей шлюхе. Скажу ребенку, что его папа умер.
– У тебя появилась другая женщина, да? – вырвалось у меня против воли. Не хотела спрашивать, не хотела унижаться, но ревность, едкая и ядовитая, уже разъедала душу.
– Что? О чем ты?
– Ну конечно! Иначе откуда бы взяться этим упрекам об «унылом сексе»? Он что, на стороне появился, горячий и страстный?
Игорь отвернулся и подошел к окну, сделав вид, что смотрит во двор. Но я видела – его плечи напряглись. Он прячет глаза. Лжет.
– Игорь, не ври мне! Ты хочешь развода! Что я должна думать?
– Да не важно это! Я просто ухожу, потому что меня ВСЕ достало! – он рявкнул, резко обернувшись и вонзив в меня взгляд. – Вот это вот все! – он дико обвел рукой кухню и меня в ней. – Твои вечные истерики, твоя галерея, куда ты сбегаешь с утра до ночи, лишь бы не видеть меня! Может, там у тебя кто-то есть?!
– Я работаю! – вспыхнула я, чувствуя, как кровь бьет в виски. – И да, я люблю свою работу! В отличие от тебя, она не считает меня истеричкой!
– Похоже, это единственное, что ты любишь, – язвительно бросил он, закатывая глаза с таким видом, будто я – ничего не стоящая букашка.
Я сжала кулаки, ногти впились в ладони, и отвернулась, инстинктивно прикрывая живот рукой.
«Все хорошо, малыш, мама сильная, мы справимся», – прошептала я мысленно.
– Не единственное, – просипела я сквозь стиснутые зубы, поворачиваясь к нему. Еще одна тарелка была в моей руке. – Как ее зовут?
– Кого, Лен? – он сделал удивленное лицо, но в его глазах промелькнула паника.
– ТВОЮ ЛЮБОВНИЦУ, ИГОРЬ! – я задышала часто и шумно, чувствуя, как по телу разливается адреналин. – Это твоя помощница? Арина, что ли? Та, что на корпоративе вилась вокруг тебя, как сука в течке, не стесняясь меня?!
– Хватит нести чушь! – его лицо покрылось красными пятнами, он сжал кулаки. – Прекрати этот цирк!
– «Игореша, можно я пораньше уйду? Игореша, как тебе мои новые колготки?» – срывающимся, слащавым голосом передразнила я его блондинку-помощницу, и тарелка в моей руке задрожала.
– Замолчи! – прорычал он, делая шаг ко мне.
Но было поздно. Я с грохотом швырнула тарелку об пол, прямо перед его ногами. Он отпрянул.
– Ты совсем охренела?!
– А что? Секс-то у тебя, я смотрю, появился! – я уже тянулась за следующей тарелкой, истерика поднималась комом в горле. – Давно она под тобой лежит, а? С тех пор, как я в больнице после последнего… после того, как мы нашего малыша потеряли? Удобно же, да? Жена в депрессии, а ты – развлекаешься!
Это было ниже пояса, я знала. Но его слова про «жалость» и «привычку» ранили больнее любого ножа.
– Замолчи! – он рывком рванулся ко мне и схватил за запястья, сжимая так, что кости хрустнули. Его лицо исказила чистая ярость. – Я тебя предупреждаю! Угомонись!
– Сам уймись, кобель! – вырвалась я, пытаясь вывернуться, но он был сильнее, выше. Его мышцы, которые он так усердно качал в зале, теперь работали против меня. – Решил уходить? Вали! Но свои вещи забери, а то я их с балкона выкину!
– Истеричная дура! – он с силой оттолкнул меня, и я едва удержалась на ногах. – Я рад, что все это заканчивается! Думал, ты очухаешься после выкидыша, вернешься, станешь прежней… но нет. Тебя съела твоя работа и твои комплексы! Детей мы не можем иметь пять лет, Лена! ПЯТЬ ЛЕТ! Может, это знак? Что мы ни черта не подходим друг другу! И знаешь что? Мне надоело быть твоим психологом и козлом отпущения! Сдохнешь тут без меня со своей истерикой!
– Сволочь! Убирайся к черту! Я тебя ненавижу! – закричала я, и слезы, наконец, хлынули потоком, горячими и беспомощными.
Он уже был в дверях, но обернулся, чтобы добить, его голос прозвучал холодно и цинично:
– Кстати, о квартире. Она по документам моя. Так что, милая, у тебя есть ровно два дня, чтобы собрать свои вещи и убраться. Мы с Ариной будем тут жить. Она, кстати, уже ждет ребенка. В отличие от тебя, у нее все получается.