Развод. Я не приму вторую!

Пролог

— Что это? — спрашиваю я, протягивая Адаму телефон. Голос звучит неожиданно твёрдо, хотя внутри всё дрожит. Он бросает на экран ленивый взгляд.

— Смс, — отвечает безразлично.

— Я вижу, что смс. “Спасибо за телефон, даже мечтать не могла, что получу его ещё до начала продаж”? — слова вырываются почти шёпотом. Глаза жгут, но слёзы я сдерживаю. — Что это значит?

— Значит, понравился, — Адам пожимает плечами и возвращается к своей тарелке, словно ничего не произошло.

— А мне? — спрашиваю резко. — Чего мне-то не купил? Мой телефон уже три года виснет, аккумулятор не держит. Ты же знаешь, как он меня бесит!

— Ты знаешь, что я тебе даю деньги, — отмахивается он, даже не глядя. — Можешь пойти и купить себе всё, что захочешь.

От этих слов у меня внутри что-то переворачивается. Пойти и купить себе? Разве я когда-нибудь тратила на себя? За последние двадцать лет все деньги уходили на детей, на дом, на его мать, на его отца. Я даже не помню, когда последний раз думала о себе.

— Не мог ты сам мне купить? — спрашиваю я уже тише.

— Ну вот, началось, — тяжело вздыхает он. — Марьям, перестань. Я же для тебя всё делаю. Дом, деньги. Чего тебе не хватает?

— Не хватает, чтобы ты обо мне подумал, — отвечаю я срывающимся голосом. — Хотя бы раз.

Он молчит. И я снова одна с этой пустотой внутри.

Я ставлю тарелки в раковину, когда он вдруг говорит:

— Марьям, мне нужно с тобой поговорить.

— Говори, — отвечаю без особого интереса. Всё равно это будет что-то о работе или его матери.

— Я решил жениться.

Моя рука зависает в воздухе, и тарелка чуть не падает.

— Ч-что? — я поворачиваюсь к нему. Внутри всё будто замерло, даже воздух вокруг кажется тяжёлым.

— Я мужчина, — отвечает он, словно речь идёт о чём-то обыденном. — Мне это дозволено.

— Жениться? Ты собираешься жениться? — повторяю я, не веря своим ушам. — Зачем? У тебя есть я.

— Это моё право, — спокойно объясняет он, как будто говорит о погоде. — Мужчине разрешено иметь до четырёх жён. А я, как видишь, беру всего лишь вторую.

Всего лишь вторую.

— Ты серьёзно? — мой голос звучит хрипло.

— Конечно, — он смотрит на меня, как на упрямого ребёнка, который никак не может понять очевидное. — Я обеспечиваю тебя, детей, всю семью. Всё останется как есть. Твоя жизнь никак не изменится.

— Как это — никак не изменится? — голос срывается, я уже не могу держать эту боль внутри. — Ты приводишь в нашу жизнь другую женщину!

— Она не будет здесь жить, я купил ей квартиру, — отвечает он, явно не понимая, почему я до сих пор спорю.

— И ты думаешь, этого достаточно? — я смотрю на него, пытаясь понять, шутка это или нет. — Ты просто решил, что можешь вот так всё разрушить?

Он встаёт из-за стола, поправляет рукава рубашки, бросает на меня взгляд, полный досады.

— Ничего я не разрушаю. Ты драматизируешь. Всё будет как прежде.

Как прежде? Когда он решает взять вторую жену? Когда всё, что я строила, ломается на моих глазах?

Я с трудом сдерживаю рыдания. Но в голове звучит только одно: всё будет как прежде. Только вот прежде больше не вернёшь.

Глава 1

6:30 утра.

Я открываю глаза. Темно, тихо, но организм, как заводной механизм, поднимает меня с кровати. Я тихо сползаю с края, стараясь не разбудить Адама. Он спит, как обычно, на правом боку, слегка похрапывая.

В ванной я встречаю своё отражение: уставшее лицо, чуть расплывшаяся талия. Руки машинально касаются живота.

— Ну, ещё бы, — шепчу себе. — Сорок два года, трое детей, хозяйство… куда тут не располнеть?

Думаю, если бы чуть подтянуться, можно было бы выглядеть моложе. Морщин почти нет, лицо ещё держится. Но мечтать некогда. Я умываюсь холодной водой, завязываю волосы в вечный пучок и выхожу.

На кухне пахнет заваренным чаем, и я начинаю свой ритуал. Каждый день один и тот же.

Завтрак для всех

Свёкр проснётся ровно в семь и уже за столом попросит свой молочный суп с рисом. Для свекрови — тот же суп, но с сахаром, который я добавлю отдельно, потому что она не любит, когда он варится вместе с молоком.

Адаму нужен омлет. С индейкой. Без соли.

Ахмед, мой старший, просит тосты, хотя я тысячу раз говорила, что это вредно на голодный желудок. Но ему восемнадцать, он взрослый, сам решает.

Алия — фруктовый салат. Ещё бы, у неё же мечта стать дизайнером. “Фигура — лицо женщины”, говорит она.

Иса, младший, каша. Всегда каша. Ему всё равно, лишь бы на завтрак был сахар и телефон в руках.

Готовлю быстро, на автомате, хотя каждое движение — это энергия, которая уходит из меня. За всеми этими хлопотами проходит полтора часа, а я всё ещё даже не пила чай.

Семейный завтрак

— Мам, где ложка? — кричит Ахмед.

— На столе! — отвечаю, перекладывая горячий омлет на тарелку.

— Ты не видишь, что здесь грязно? — это уже свекровь. Она проходит мимо, бросая недовольный взгляд на раковину, где я не успела убрать сковородку.

— Сейчас уберу, мама, — машинально говорю я.

— Где мой салат? — Алия уже на кухне, стоит с телефоном в руках.

— На столе, милая.

Я успеваю поставить чайник, когда Иса появляется на пороге.

— Мама, мне каша остывает. Налей молока.

Молча иду к холодильнику.

Мы все садимся за стол. Я пытаюсь съесть кусочек хлеба с сыром, но он застревает в горле. Ахмед просит чай. Адам протягивает мне пустую чашку.

— Ещё добавь сахара, — говорит он.

Я смотрю на всех. И понимаю: ни один из них даже не замечает, как мне тяжело. Они привыкли, что я есть. Что всё делается.

Что я существую.

Я поднимаюсь из-за стола, как только доедаю последний кусок хлеба. Ахмед убирает свои тарелки на край стола — не в раковину, нет, зачем, — и уже выходит из кухни.

— Мам, я ушёл. Если что, не звони, у меня лекции, — бросает он, застёгивая куртку на ходу.

— Хорошо, сынок, — машинально отвечаю, хотя знаю, что звонить я и не собиралась.

Алия тихо сидит в углу, листает что-то на телефоне. Даже не поднимает голову, когда я спрашиваю:

— Ты доела?

— Да.

— Тогда убери за собой.

Она смотрит на меня удивлённо, будто я попросила что-то невероятное.

— Мам, я опаздываю.

И с этими словами встаёт, бросает свою чашку на край стола и исчезает в коридоре.

Иса, как всегда, сидит дольше всех. Он играет в телефоне, ковыряя ложкой в остывшей каше.

— Доедай быстрее, — говорю ему.

— Ещё немного, — отвечает он, не отрывая взгляда от экрана.

Свекровь и свёкр уже ушли в гостиную. Телевизор включён, свекровь громко обсуждает что-то со свекром. Я слышу только отдельные фразы: “Наша молодёжь совсем распустилась… в наше время такого не было…”

На кухне остаётся только Адам. Он неспешно пьёт чай, листая телефон. Я подхожу к раковине и начинаю мыть посуду. Вода льётся, а я слышу только этот звук — шум воды, стук тарелок.

— Ты сегодня куда-нибудь собираешься? — неожиданно спрашивает он.

Я оборачиваюсь.

— Нет, а что?

— Просто подумал, может, захочешь куда-то выйти. Купи себе что-нибудь, — он делает паузу, не отрываясь от экрана телефона. — Твой телефон давно пора заменить. Возьми деньги и купи.

Я не сразу понимаю, что он говорит. Это предложение? Это забота?

— А ты сам не мог бы? — спрашиваю осторожно.

Он поднимает на меня взгляд.

— Я тебе деньги даю. Что ещё нужно?

Внутри что-то обрывается. Эта фраза — словно холодный удар. Деньги. Он думает, что я хочу денег? Что этого достаточно?

Я вытираю руки полотенцем и отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел моё лицо.

— Да, конечно, — говорю я.

Он кивает, встаёт из-за стола, забирает телефон и уходит. Я остаюсь на кухне одна, с этой странной пустотой внутри.

День начинается

Я убираю тарелки, мою стол, проверяю, чтобы всё было на своих местах. Затем поднимаюсь наверх, чтобы разбудить младшего, который после завтрака всегда ложится обратно в постель.

— Иса, вставай, пора в школу.

Он лениво ворочается, укрывается с головой. А я стою рядом, жду. И думаю, что это уже двадцать второй год моей жизни, когда каждое утро начинается с чужих нужд.

Моих здесь нет.

Когда-то я хотела многое. Быть кем-то. Шить одежду, открыть своё дело, путешествовать. Но всё это осталось в тех днях, когда я стала женой. И матерью.

Сейчас я просто Марьям. Та, о которой вспоминают только тогда, когда нужно что-то подать, приготовить или принести.

И никто из них этого даже не замечает.

Адам

Телефон завибрировал на столе, прерывая мои мысли. Я только открыл ноутбук, собираясь внести расчёты для нового проекта, но экран вспыхнул, привлекая внимание. Сообщение. Милена.

“Ты мне обещал, что мы скоро поедем выбирать мебель, а сам пропадаешь на работе (( Я даже представить не могла, что всё так надолго затянется.”

Я задержал взгляд на экране чуть дольше, чем планировал. Эти её сообщения всегда одинаковые: немного обиженные, чуть капризные, но в то же время трогательные. Милена умеет подать себя. Она знала, как написать так, чтобы я почувствовал себя виноватым. Но, что удивительно, меня это не раздражало. Наоборот.

Глава 2

Марьям

С утра всё началось, как обычно. Я встала пораньше, заварила чай для свекра и сварила рисовую кашу для младшего. Запах свежего хлеба наполнил кухню, когда я достала тосты для Ахмеда. Всё было как всегда: беготня, хлопоты, но в этом было что-то привычное, даже успокаивающее.

Адам, как всегда, спустился вниз поздно. Всё-таки суббота, и он считал, что имеет право выспаться. Сел за стол, потянулся к чаю.

— У меня день сегодня загруженный, — сказал он, как будто оправдывался за то, что снова не проведёт время с семьёй.

Я промолчала. Что ещё сказать? У него всегда день загруженный.

Телефон, который он положил рядом с тарелкой, вдруг завибрировал. Экран зажёгся, и я краем глаза заметила имя, которое мне ничего не сказало. Одно короткое сообщение:

“Ты сегодня самый лучший)).”

Я замерла на секунду. Буквально миг — но в этот момент сердце пропустило удар. Женщина. Кто ещё мог отправить такое сообщение?

Адам быстро схватил телефон и нажал на экран, чтобы сообщение исчезло. Его лицо оставалось спокойным, даже равнодушным, но я заметила, как он чуть отвёл глаза в сторону.

— Это кто? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— По работе, — коротко ответил он, не поднимая головы.

Я смотрела на него, пытаясь понять, врет он или нет. Но на его лице была такая непроницаемость, что я поняла: он не собирается объяснять.

— Что-то срочное? — спросила я, не отпуская тему.

— Нет, — сказал он чуть резче, чем обычно. — Просто уточняли детали.

Я снова замолчала. Внутри всё будто закипало. Это было сообщение явно не от коллеги. Но я не могла доказать ничего.

Он быстро допил чай, бросил:

— Я в офис, — и вышел.

Телефон он забрал с собой.

Оставшись одна, я почувствовала, как пустота внутри меня вдруг начала заполняться. Нет, не обидой — этим я жила уже давно. Это было что-то другое. Страх.

Я всегда знала, что он стал другим. Отдалился, перестал уделять мне внимание. Но я убеждала себя, что так бывает в браке. Время уносит эмоции, оставляя только привычку. Но теперь… теперь это больше не казалось чем-то естественным.

Сообщение мелькало перед глазами. “Ты самый лучший ” Эти слова разъедали меня.

Кто она? И что это значит?

Чтобы отвлечься, я вышла в огород. Свекровь давно настояла, чтобы мы завели грядки, хотя вся эта идея — свежие овощи, зелень, свои фрукты — в итоге легла на мои плечи. В руках у неё был только указательный тон.

Я сорвала пару листьев салата, поправила грядки с укропом. Пока я поливала клубнику, мысли снова вернулись к тому, что я видела.

“Может, я всё придумала?” — подумала я. “Это просто коллега. Наверняка ничего особенного.”

Но голос внутри не утихал. Интуиция, которой я привыкла доверять, нашёптывала другое.

Когда Адам вернулся вечером, он выглядел усталым. Но это была какая-то другая усталость. Не физическая. Скорее отстранённость, которая только усилилась за последние месяцы.

Я накрыла на стол. Плов с мясом, немного овощей. Как обычно.

— День прошёл хорошо? — спросила я, подавая ему тарелку.

— Угу, — коротко отозвался он, даже не поднимая глаз.

Дети сидели за столом, обсуждая что-то своё. А я снова оказалась наедине с мыслями. Я искала повод заговорить о том сообщении, но не могла найти слов.

После ужина он поднялся в спальню. Я снова мыла посуду, смотрела на свои потрескавшиеся руки и думала: “Если я его спрошу, скажет ли он правду? Или снова отмахнётся, как от чего-то незначительного?”

Когда я поднялась наверх, он уже лежал в кровати с ноутбуком. Свет экрана освещал его лицо. Телефон лежал рядом, но он так крепко держал его в руках, будто боялся, что я случайно загляну в него.

Я легла рядом и отвернулась. Сказать что-то или молчать? Этот вопрос кружил в голове, но я знала, что ответ всё равно один: я скажу, а он отмахнётся. Как всегда.

Адам вернулся домой поздно. Дети уже разошлись по своим комнатам, а я, измотанная за день, всё ещё возилась на кухне. Ужин давно был готов: плов, овощной салат, немного супа — стандартный набор для обычного вечера.

Он вошёл на кухню, глядя на стол. Я обернулась.

— Ужинать будешь? — спросила я.

— Что есть? — отозвался он, устало снимая пиджак и бросая его на спинку стула.

— Плов.

Он замер на секунду, а потом с раздражением бросил:

— Почему опять плов? Ты не могла что-то другое приготовить?

Эти слова прозвучали так буднично, так равнодушно, что я едва сдержалась, чтобы не выронить тарелку, которую держала в руках. Внутри у меня всё кипело.

— Если не нравится, можешь сам себе приготовить, — сказала я тихо, но голос дрогнул.

Адам посмотрел на меня так, словно я сказала что-то абсурдное.

— Я работаю, Марьям. Твоя задача — заботиться о доме. Или ты забыла?

— Забыла? — я почувствовала, как голос срывается. Я не выдержала. — Ты думаешь, я ничего не делаю? Ты вообще понимаешь, сколько я на себе тяну?

Он нахмурился, скрестив руки на груди.

— О чём ты? У тебя есть всё. Дом, дети, деньги. Чего тебе не хватает?

Эти слова стали последней каплей.

— Не хватает уважения! — выпалила я, забыв о том, что дети могут услышать. — Ты считаешь, что твоя работа — это главное, а всё, что делаю я, — просто ерунда? Да, у нас есть дом, деньги, но кто за этим всем стоит? Кто готовит, убирает, воспитывает детей?

Он смотрел на меня, нахмурив брови, словно я говорила на чужом языке.

— Марьям, ты живёшь в своём доме. У тебя всё есть. Я даю тебе деньги, — холодно ответил он. — Ты только об этом должна думать.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Эти слова звучали, как приговор. В его глазах я действительно была всего лишь частью этого дома, дополнением, которое должно выполнять свои функции.

Я отвернулась, чтобы он не видел, как слёзы навернулись на глаза. Я вытерла руки о фартук и стиснула зубы, чтобы не дать себе разрыдаться.

Глава 3

Адам

С утра я уже был как на иголках. Непривычное поведение Марьям продолжало преследовать меня. Её вчерашние слова застряли в голове: “Ты думаешь, что твои поступки никак не влияют на меня?”

Я не понимал, что происходит. Она вела себя так, будто ей больше ничего не важно. Словно ей не важно, что я думаю, что говорю.

Когда я спустился на кухню, Марьям готовила завтрак. На вид — как обычно, но её движения были быстрыми, сосредоточенными. Она что-то тихо напевала себе под нос.

— Доброе утро, — сказал я, садясь за стол.

— Утро, — ответила она коротко, не поворачиваясь.

— Что у нас на завтрак?

— Яичница, тосты, чай. Всё на столе, — её голос был ровным, спокойным, но я почувствовал в нём отдалённую холодность.

За столом я пытался начать разговор:

— Что у тебя на сегодня по плану?

Она посмотрела на меня, слегка приподняв бровь.

— То же, что и всегда. Уборка, готовка, дела по дому.

— Это точно? — спросил я, пристально глядя на неё.

Она остановилась, посмотрела на меня спокойно и сказала:

— А ты думаешь, я куда-то исчезну?

Я почувствовал себя не в своей тарелке. Её уверенность сбивала с толку.

Когда я вышел из дома, чувство тревоги не оставляло меня. Марьям менялась, и это было очевидно.

Я не мог отделаться от мысли, что её вчерашний уход был чем-то большим, чем просто “дела”. Но как это проверить?

Я взял телефон и написал ей:

“Что делаешь?”

Через несколько минут пришёл ответ:

“Дома. Стираю.”

Казалось, ничего подозрительного. Но что-то подсказывало мне, что всё не так просто.

Я позвонил Ахмеду, старшему сыну, который в это время должен был быть дома.

— Ахмед, ты дома? — спросил я.

— Да, пап.

— Мама где?

— На кухне вроде была, когда я оттуда выходил. Она сказала, что будет стирать.

Это прозвучало правдоподобно, но я всё равно чувствовал беспокойство.

Когда я вернулся домой, Марьям встретила меня у порога. Она выглядела уставшей, но в её глазах снова мелькало что-то странное — что-то новое, чего раньше не было.

— Как прошёл день? — спросила она.

— Как обычно. А у тебя? — я внимательно смотрел на неё, стараясь уловить любую мелочь.

— Ничего нового. Уборка, готовка. Всё, как всегда, — она улыбнулась, но я почувствовал в её словах что-то… неискреннее.

За ужином я не выдержал.

— Ты точно весь день была дома?

Она отложила вилку, посмотрела на меня, и в её глазах снова появилась та уверенность, которая начала меня раздражать.

— А ты сомневаешься?

— Просто спрашиваю, — сказал я, стараясь не показать своего раздражения.

Она кивнула.

— Ты всё равно не поверишь, что бы я ни сказала.

Я замолчал. Эта женщина, которую я знал двадцать лет, вдруг начала ускользать из моего понимания. И это пугало меня.

Марьям

На кухне, убирая посуду, я чувствовала его взгляд на себе. Он не спрашивал больше ничего, но я знала, что он хочет знать, где я была.

Я улыбнулась себе. Эта маленькая победа — моё решение думать о себе, мои шаги к изменению — заставляла меня чувствовать себя живой.

“Я больше не боюсь,” — подумала я. — “Он привык видеть меня молчаливой, но я больше не такая. И пусть он это знает.”

Вечер выдался тихим. Дети разошлись по своим комнатам, Адам как всегда уткнулся в ноутбук в гостиной, а я стояла на кухне, убирая остатки ужина. В голове звучал голос Айгуль, с которой я поговорила днём.

— Марьям, ты всегда была такой стройной, — сказала она, когда я упомянула о своей усталости. — Помню, как на выпускном все смотрели только на тебя. Что случилось?

— Жизнь случилась, — усмехнулась я, пытаясь не придавать её словам значения.

Но Айгуль не остановилась.

— Ты же знаешь, как это важно — любить себя. Даже если кажется, что времени нет, нужно найти хотя бы немного. Ради себя.

— Мне некогда, — ответила я. — Ты же знаешь, как у меня всё…

— Не придумывай, — перебила она. — Ты просто боишься начать. Хочешь, помогу?

Этот разговор заставил меня задуматься.

Позже, укладываясь спать, я посмотрела на себя в зеркало. Фигура, которая когда-то привлекала внимание, теперь была далека от идеала. Талия почти исчезла, бёдра стали шире, руки потеряли прежнюю лёгкость.

“Всё из-за тебя,” — подумала я, глядя на свои руки, которые больше походили на руки вечной домохозяйки, чем на руки женщины, которая когда-то гордилась собой.

Но слова Айгуль застряли в голове. Она была права. Я действительно боялась начать.

“А что, если попробовать?” — мелькнула мысль.

На следующее утро, закончив завтракать, я решила поговорить с Айгуль.

— Ты серьёзно насчёт того, чтобы помочь мне? — спросила я, когда она ответила на звонок.

— Конечно! — её голос был радостным. — Я уже жду, когда ты начнёшь.

— Но с чего начать? — я чувствовала неловкость, как будто признавалась в чём-то постыдном.

— С малого, Марьям. Может, просто начнёшь ходить больше? Или пересмотришь, что ты ешь.

— Ходить? — я усмехнулась. — Я и так целый день на ногах.

— Это не то, — рассмеялась Айгуль. — Выйди из дома. Просто погуляй. Для себя, не для детей, не для мужа.

Я задумалась. Это звучало просто, но в то же время… ново.

— Хорошо, — ответила я.

В обед, когда дети были заняты, а Адам ещё не вернулся, я решила попробовать. Надела кроссовки, старый платок и вышла из дома.

Я шла медленно, чувствуя, как ноги привыкают к ритму. В голове крутились мысли: о доме, о детях, о том, что я делаю.

Но через десять минут я заметила, как дыхание стало ровнее, а мысли начали успокаиваться. Это было… приятно.

Когда я вернулась домой, я чувствовала себя иначе. Впервые за долгое время я сделала что-то не для других, а для себя.

Вечером я снова позвонила Айгуль.

— Ну, как прошло? — её голос звучал бодро.

Глава 4

Адам

Марьям изменилась. Я замечал это всё чаще. Она стала спокойнее, но это спокойствие раздражало меня. Как будто она больше не зависела от меня, не искала моего одобрения, не боялась моего недовольства.

Эти её утренние прогулки, странная уверенность, разговоры с этой Айгуль, которые она больше не скрывала… Всё это не укладывалось в привычный уклад нашей жизни.

Я начал замечать мелочи: то, как она записывает что-то в телефон, как отказывается от привычных блюд, как, закончив дела, выходит из дома, оставляя меня без объяснений.

“Чем она занимается?” — эта мысль не давала мне покоя.

Однажды утром я решил проследить за ней. Она сказала, что уходит “по делам”, как обычно. Но на этот раз я дождался, пока она выйдет, и через несколько минут последовал за ней.

Она шла быстро, почти торопливо. Я держался на расстоянии, чтобы она не заметила.

Марьям остановилась у парка, сняла платок, вытерла лоб и начала ходить по кругу. Ходила энергично, с таким выражением лица, будто решала важную задачу.

Я не мог понять, что происходит. Это и были её “дела”? Прогулки? Я стоял в стороне, наблюдая, и чувствовал, как внутри закипает раздражение.

Когда она вернулась домой, я был уже там.

— Ты опять ходила? — спросил я, пытаясь скрыть раздражение.

— Да, — спокойно ответила она, не глядя на меня.

— И что это тебе даёт?

Она остановилась, посмотрела мне в глаза и тихо сказала:

— Свободу, Адам.

— Свободу? — переспросил я, чувствуя, как раздражение накатывает волной. — Ты думаешь, что у тебя не было свободы все эти годы?

— У меня была свобода выполнять твои требования, убирать за вами, готовить, стирать и молчать, когда мне хотелось сказать, что я устала, — она говорила спокойно, но в её голосе звучала усталость. — Теперь я хочу свободу выбирать, что делать для себя.

Её слова задели меня, как будто она обвинила меня в чём-то.

— Я работаю для этой семьи, — начал я, повышая голос. — Ты всегда была довольна.

— Ты так думал, Адам, — перебила она. — Но это не значит, что так и было.

Я не мог отпустить это просто так. После её слов я чувствовал, что должен что-то сделать. Её спокойствие раздражало меня больше всего. Казалось, что я ничего не могу контролировать.

Я пошёл к матери. Она всегда знала, как на неё повлиять.

— Мама, Марьям стала… другой, — начал я, как только зашёл в её комнату.

Она подняла глаза от своего вязания.

— Что ты имеешь в виду?

— Она теперь выходит куда-то без объяснений, говорит, что ей нужна свобода, и вообще ведёт себя странно, — выпалил я, надеясь, что она поддержит меня.

Мать нахмурилась.

— Ты дал ей слишком много воли, Адам. Женщина должна знать своё место. Она, видимо, решила, что может делать всё, что захочет.

— Вот именно! — подхватил я. — Ты поговоришь с ней?

— Конечно, поговорю, — сказала она строго.

Позже я услышал, как мать остановила Марьям в коридоре.

— Марьям, что это я слышу? Ты уходишь из дома, оставляешь всё на детей и мужа? Разве ты забыла, что такое быть хорошей женой?

Я ожидал, что Марьям начнёт оправдываться, как всегда, но она стояла ровно, её лицо оставалось спокойным.

— Мама, я не забываю о своей семье. Но я не могу забыть и о себе, — ответила она.

— О себе? — голос матери стал громче. — Женщина создана для семьи, для мужа и детей. А ты теперь вдруг решила, что твои желания чего-то стоят?!

Марьям стояла перед свекровью, держа себя спокойно, но твёрдо. Её голос звучал уверенно:

— Мама, я много лет жила только ради семьи. Всё, что я делала, было для дома, для мужа, для детей. Но теперь я понимаю, что, если я не начну заботиться о себе, никто этого не сделает.

— Это неправильно, — возразила мама, пристально глядя на неё. — В наше время такого не было. Женщина не думала о себе, она думала о своей семье.

Марьям мягко улыбнулась.

— В ваше время, мама, женщины тоже уставали, но не могли этого сказать. Они не имели права голоса. Но теперь всё по-другому.

— По-другому? — мама всплеснула руками. — Это твоя подруга тебя этому научила? Она сбивает тебя с пути, Марьям.

— Нет, мама, — ответила Марьям спокойно. — Она просто напомнила мне, что я тоже человек.

Эти слова, казалось, повисли в воздухе. Мама молчала, пытаясь найти что ответить. Но Марьям уже повернулась и ушла на кухню, оставив её стоять в растерянности.

Когда я услышал этот разговор, я не мог больше молчать. Я вошёл в кухню, где Марьям мыла овощи для салата.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — спросил я резко.

Она обернулась ко мне, сохраняя спокойствие.

— Что именно я делаю, Адам?

— Ты разрушаешь нашу семью! — выпалил я.

— Разрушаю? — в её голосе звучала лёгкая ирония. — Нет, Адам. Я просто перестала жить так, как удобно только тебе.

Я не мог сдержаться.

— Ты начала гулять где-то, слушать подругу, изменять свой распорядок… Что дальше? Ты перестанешь готовить?

— Если нужно будет, перестану, — спокойно ответила она, продолжая нарезать овощи.

— Ты меня не слушаешь, — сказал я, чувствуя, как теряю контроль.

Она отложила нож, посмотрела мне в глаза и сказала:

— Ты привык, что я всегда молчу, всегда соглашаюсь. Но это было раньше, Адам. Теперь я думаю о себе.

— А как же семья? — выкрикнул я.

— Семья останется, — тихо сказала она. — Но я больше не позволю себя уничтожать.

Эти слова прозвучали как удар.

Я пытался справиться с этой новой Марьям. На следующий день я начал наблюдать за тем, что она ест.

— Почему ты не ешь хлеб? — спросил я за завтраком.

— Не хочу, — ответила она спокойно.

— Ты что, на диете? — спросил я, усмехнувшись.

— Можно сказать и так, — она отставила тарелку.

— Ты серьёзно? В твоём возрасте это уже ничего не изменит, — бросил я, не скрывая насмешки.

Она посмотрела на меня, улыбнулась.

Глава 5

Утро началось с лёгкой дрожи в груди. Словно я стояла на пороге чего-то важного, чего-то нового. Моя сумка уже была собрана с вечера, в голове сложился чёткий план: я уезжаю на три дня к родителям. Одна.

Эта мысль всё ещё казалась странной. Сколько я помнила себя, всегда брала с собой детей. Это была моя традиция: раз в месяц отвозить их в село, чтобы они видели моих родителей, общались с бабушками и дедушками, впитывали ту жизнь, которой я сама когда-то жила.

И вот я решила уехать одна. И совершенно не чувствовала себя за это виноватой!

Я направилась в комнату Ахмеда, чтобы попрощаться.

Подойдя к двери, я услышала голоса. Это было странно — дети редко собирались вместе, а уж тем более в комнате Ахмеда. Я замерла, не решаясь войти.

— Вам не кажется странным, что мама едет без нас? — голос Алии звучал озадаченно.

— Почему странным? — отозвался Ахмед. — Это даже хорошо.

— Но она ведь всегда нас брала, — Алия явно пыталась найти смысл в происходящем.

— И что? — Ахмед говорил спокойно, даже равнодушно. — Она же права. Мы всё равно там ничего не делаем.

На несколько секунд наступила тишина, затем я услышала голос Исы:

— А ты не чувствуешь себя виноватым?

— Виноватым? В чём? — Ахмед был искренне удивлён.

— В том, что мама решила уехать одна, — ответил Иса. — Мы ведь всегда ездили вместе.

— Да ладно тебе, — фыркнула Алия. — Ну, поедет одна и ладно. Может, ей правда нужно время без нас.

Я почувствовала, как в груди что-то сжалось. Их слова были неожиданными. Они обсуждали меня. Не с раздражением, не с обвинениями, а с каким-то странным пониманием.

Я постучала в дверь и вошла. Дети сразу замолчали и посмотрели на меня.

— Я хотела попрощаться, — сказала я, стараясь говорить ровно.

— Ты уезжаешь? — спросил Ахмед, хотя уже знал ответ.

— Да, через час.

— Одна? — уточнила Алия, её голос был мягче, чем обычно.

— Да, — ответила я, присев на край кровати.

Иса внимательно смотрел на меня, будто собирался задать какой-то важный вопрос. Наконец, он произнёс:

— Мам, а ты злишься на нас?

Я улыбнулась.

— Нет, Иса. Я не злюсь.

— Тогда почему ты уезжаешь одна? — не унималась Алия.

Я посмотрела на них, на своих уже таких взрослых детей, которые всё ещё видели во мне только маму, а не человека.

— Потому что я устала, — честно сказала я. — Я вас всех очень люблю, но мне нужно немного времени для себя.

— Ты устала от нас? — нахмурилась Алия.

— Нет, милая. Я устала от всего. От того, что мне постоянно приходится быть для всех. Иногда мамам тоже нужно отдыхать.

Ахмед кивнул, словно соглашаясь. Иса задумался, а Алия отвернулась, чтобы скрыть своё смущение.

— Вы справитесь, — добавила я мягко. — Вы уже взрослые.

— Хорошо, мам. Ты права, — Кивнул Ахмед. Всем нужен отдых.

Я улыбнулась на его слова чувствуя, как странное тепло разливается в груди Они думали обо мне. Они понимали меня. Пусть не полностью, пусть не до конца, но я знала, что этот разговор — первый шаг.

*** Сумка уже стояла у двери, а я торопливо завязывала платок, оглядываясь на часы. Такси должно было приехать с минуты на минуту. Я даже не надеялась, что кто-то из детей выйдет меня проводить, но всё равно мельком посмотрела в сторону гостиной. Там было тихо — они, наверное, в своих комнатах.

Свекровь с утра показывала свое недовольство которое я за все время брака просто проигнорировала.

Снаружи раздался звук подъезжающей машины, но, вместо ожидаемого такси, я увидела, как во двор въезжает машина Адама. Я замерла в дверях, не сразу понимая, что происходит. Он же уехал на работу, зачем вернулся?

Дверь машины открылась, и Адам вышел, как будто это было самое обычное дело возвращаться домой спустя два часа рабочего дня.

— Ты куда собралась? — спросил он, направляясь ко мне.

— Как куда? — ответила я, растерянно сжимая ручку сумки. — Ты же знаешь, к родителям.

— Тогда давай я отвезу, — спокойно сказал он.

Я заморгала, не веря своим ушам.

— Ты?

— Да. А кто ещё?

Я растерянно посмотрела на него. Последний раз Адам сам отвозил меня к родителям лет пятнадцать назад, когда у нас ещё не было третьего ребёнка, а наши поездки в село были частью чего-то общего. С тех пор всё изменилось.

— Я уже вызвала такси, — сказала я, чтобы не поддаваться его неожиданному порыву.

— Отмени, — отрезал он. — Я сказал, отвезу.