Развод. Я не прощаю измен

Глава 1

Оля

Сегодняшнее утро начинается с тишины и солнечного света, заливающего мою мастерскую. Я привычно завариваю кофе, проверяю почту, но мысли уже там, на тридцатом этаже “Атриума”.

Сегодня самый важный день. День, когда я наконец-то стою в шаге от того, чтобы показать, на что я способна. Я аккуратно раскладываю инструменты в кейсе: кисти, лупы, баночки с растворителем. Каждый предмет ложится на свое привычное место. Перчатки, салфетки. Они мои верные спутники, моя защита.

На столе лежит маленькая, совсем старенькая икона. Я веду по ней ватным диском, и из-под вековой пыли проступает яркая лазурь ризы. Это чувство, будто ты только что подарил жизнь. Именно за эти мгновения я и люблю свою работу реставратора.

С ужасным волнением в груди я посылаю мужу смс:

“Уже выезжаю на объект. Безумно волнуюсь. Надеюсь, что ты держишь за меня пальчики”.

Он в командировке в другом городе, и без его поддержки я чувствую себя не так уверенно. Но ничего. Я справлюсь. Сделаю все в лучшем виде и во что бы то ни стало получу этот заказ.

Еще пару минут жду его ответа, но он так и не приходит. Немного расстраиваюсь, но не позволяю себе унывать.

Руки слегка подрагивают, когда я закрываю дверь в мастерскую. Внутри все сжимается в тугой, тревожный комок. Предчувствие? Глупости. Просто очень важный заказ.

Я сажусь в машину и тревога становится практически неконтролируемой. Перед глазами пляшут разноцветные точки. Мир размывается.

— Оля, возьми себя в руки. Ты готовилась к этому дню. Работала столько лет, не покладая рук. Ты не можешь не справиться, — шепчу я едва слышно, но это совершенно не помогает успокоиться. Тревога становится только сильнее.

Дорога до “Атриума” занимает всего двадцать минут, но мне кажется, что прошла целая вечность. Я смотрю в окно и повторяю про себя все, что скажу клиенту. Нужно произвести впечатление собранного и уверенного профессионала.

Я выхожу из машины, и “Атриум” поражает меня с первого взгляда. Он похож на огромный кристалл, вырастающий из земли. Войдя внутрь, я попадаю в просторный холл, где за стойкой меня уже ждет администратор.

— Ольга Сергеевна? — вежливо улыбается она. — Андрей Петрович предупредил о вашем визите. Поднимайтесь на тридцатый этаж, он встретит вас у лифта.

— Спасибо, — киваю я, направляясь к лифту.

Мои ладони в перчатках слегка влажные от волнения. Я сжимаю ручку кейса крепче. Лифт подъезжает бесшумно. Я вхожу внутрь и нажимаю кнопку.

Двери медленно смыкаются, и я остаюсь одна в кабине. Зеркала отражают мое бледное лицо. Я делаю глубокий вдох.

— Соберись, Оля. Ты знаешь свое дело.

Лифт плавно набирает высоту. Я смотрю на меняющиеся цифры над дверью: десять, пятнадцать, двадцать... Чем выше поднимается лифт, тем больше нарастает волнение.

Я думаю о картине, которая ждет меня наверху. Что это? Портрет? Пейзаж? Какая у нее история?

Наконец, тридцатый этаж. Лифт мягко останавливается. Раздается тихий щелчок, и створки начинают медленно разъезжаться в стороны.

— Потому что это твой сын, и он твоя полная копия, — звучит знакомый до боли голос Ирины.

— Зато его характер полностью твой, — а это уже мой муж.

Я слышу обрывок их разговора, и мир рушится. Словно кто-то выбил из-под ног воздушную подушку, и теперь я лечу в бездонную шахту.

Двери лифта полностью открываются и передо мной стоит Денис. Мой муж. В своем самом дорогом кашемировом пальто цвета мокрого асфальта. Он нежно, слишком нежно обнимает за талию Ирину. Мою лучшую подругу.

Я слышу ее смех, который знаю с университета. Она запрокинула голову, что-то весело говоря ему, а ее стильное пальто распахнуто. Его вторая рука…она лежит на ручке детской коляски. Элегантной, кремового цвета, такой же холодной и безупречной, как все здесь.

Денис первым поднимает на меня глаза. Шок. Мгновенная, мертвенная бледность. Ирина видимо чувствует, как его рука застывает, обрывает фразу на полуслове, отрывается от коляски и…

Видит меня.

Мой муж. Ира. Коляска. Это… не случайность. Это картина. Законченная, ясная, ужасающая в своей бытовой простоте.

Они смотрят на меня. Застывшие, как на полотне какого-то жестокого художника. А я чувствую, как по лицу растекается ледяная волна. Внутри огонь. Дикий, панический, животный порыв закричать, выйти, ударить их обоих, разбить эту идеальную картинку вдребезги.

— Оля…, — произносит она, и в ее голосе слышится ужас.

— Я…, — начинает Денис, но не может вымолвить ни слова.

У меня перехватывает дыхание. В висках стучит. Я не могу пошевелиться, не могу отвести взгляд. Я просто стою и смотрю на них, на эту идеальную, ужасную картину и не знаю, как реагировать.

Глава 2

Оля

— Ольга Сергеевна? — слышу я чужой голос сквозь толщу гула в ушах. Поднимаю голову. Мой заказчик. Человек, встречи с которым я ждала слишком долго. Человек от которого зависит если не моя жизнь, то ее качество.

Я с трудом отрываю взгляд от Дениса и Ирины. Ко мне подходит высокий седовласый мужчина в элегантном костюме.

— Я очень рад, что вы так быстро смогли приехать, — продолжает он, совершенно не замечая ледяной атмосферы вокруг. — Картина уже ждет вашего экспертного взгляда.

Мое горло сжимает. Я чувствую, как дрожат мои руки, спрятанные в перчатках. Но каким-то чудом мой голос звучит ровно и спокойно, будто во мне говорит кто-то другой.

— Добрый день, Андрей Петрович. Благодарю за приглашение и за то, что встретили лично.

Я делаю шаг вперед и выхожу из лифта. Прохожу мимо Дениса и Ирины, не глядя на них, но чувствуя их взгляды, впивающиеся мне в лопатки. Каждый мой шаг дается с невероятным усилием.

— Освещение здесь прекрасное, — говорю я, чтобы отвлечься, и мои губы растягиваются в улыбке. — Идеально для детального осмотра.

— Я на это и рассчитывал. Прошу, пройдемте, — Андрей Петрович улыбается в ответ.

Я должна дойти до его пентхауса. Шаг. Еще шаг. Не оборачиваться. Улыбаться. Дышать. Только бы не разрыдаться сейчас, при всех. Только бы не рассыпаться в прах здесь, на этом блестящем, холодном полу.

Я киваю и иду за ним, не оборачиваясь. Сзади доносится тихий щелчок, и двери лифта закрываются. Этот звук словно отрезает меня от всего прежнего. От мужа, от подруги, от той жизни, которая была у меня еще пять минут назад.

Я иду по коридору пентхауса, смотрю на дорогой паркет, на панорамные окна, и понимаю, что все внутри меня кричит. Кричит так громко, что, кажется, вот-вот этот крик вырвется наружу и разобьет вдребезги все эти идеальные стены.

— Расскажите, как давно у вас картина? — говорю я, но не узнаю собственный голос.

— Картина прибыла на прошлой неделе, — поясняет он, открывая тяжелую дверь. — Одно из моих лучших приобретений на аукционе. Вы даже не представляете, как долго я за ней гонялся.

Его пентхаус залит светом. Панорамные окна открывают вид на город, но я его не вижу. Перед моими глазами все еще стоит Денис с Ириной. Его рука на ее талии. И коляска. Их ребенок. У них есть ребенок.

— Ольга Сергеевна? Вы в порядке?

Я моргаю. Андрей Петрович смотрит на меня с легким вопросом.

— Да, простите. Осматриваю освещение.

Он ведет меня к стене, где висит картина в золоченой раме. “Портрет молодой женщины”, предположительно, XVIII век. Я надеваю вторую перчатку. Мои пальцы не дрожат. Они не поддаются чувствам. В отличие от меня.

— Видите затемнение в углу? — мой голос звучит так спокойно, будто во мне сидит другой человек. — Это не копоть. Это лаковый слой потемнел от времени.

Я беру лупу. Провожу ею по поверхности. Кракелюры. Сеточка трещин, как паутина. Я всегда видела в них целую историю, но сейчас вижу лишь трещины в своей жизни.

— Реставрация займет около месяца, — слышу я себя сквозь пелену. И перечисляю этапы, которые будет необходимо провести: укрепление красочного слоя, удаление потемневшего лака, тонировка. — Еще, возможно, потребуется лабораторный анализ пигментов.

— Понимаю. Я наслышан о вас и полностью доверяю вашему профессионализму.

Мы возвращаемся к столу. Он протягивает мне контракт на оказание услуг по реставрации, в который от руки вписывает все необходимые работы.

Я машинально ставлю подпись. Она ровная, четкая. Та самая, которую я ставила в журнале при регистрации брака. Теперь она стоит здесь, под строкой с суммой, о которой я мечтала. В контракте, о котором я грезила.

Чтобы доказать себе, что я со всем справлюсь. Чтобы доказать мужу, что моя работа — это не ерунда. Это творческий процесс. Я смотрю на бумаги и не чувствую ничего. Ни гордости, ни торжества. Внутри пустота, которая гудит, как раскаленный ветер.

— Отличное начало сотрудничества, — улыбается Андрей Петрович, пожимая мне руку.

Я улыбаюсь в ответ. Поднимаю голову еще выше. Разворачиваюсь и выхожу.

Лифт везет меня вниз в оглушительной тишине. Холл. Входные двери. Я выхожу на улицу, и солнечный свет режет глаза. Сажусь в свою машину, завожу двигатель. Эмоции постепенно овладевают моим телом. Проникают в сознание. Муж. Подруга. Ребенок.

Руки на руле начинают дрожать. Сначала слегка, потом все сильнее.

Я отъезжаю от элитного комплекса. Выворачиваю руль, сворачиваю в первый попавшийся переулок, глушу двигатель.

И тогда меня накрывает. Эмоции берут верх.

Сначала у меня вырывается тихий, прерывистый вздох. Потом рыдание подкатывает к горлу с такой силой, что я не могу дышать. Тело содрогается. Я ударяю кулаками по рулю, снова и снова, пока не начинает саднить ладони. Кричу в пустой салон, кричу от этой боли, что разрывает грудь. От предательства, которое жжет изнутри.

Как он мог? Как она посмела? Коляска. Они... ребенок. Сколько это длилось?

Все его смс всплывают в голове: “скучаю, солнышко”, “ужасно устал в командировке и очень хочу к тебе”.

Когда он отправлял их? Пока обнимал ее? Все эти посиделки с Ирой, ее сочувственные взгляды, когда я говорила ей об очередной его командировке. Ложь. Все было ложью.

Я плачу до тех пор, пока в глазах не темнеет, пока не иссякают слезы, пока не остается лишь полная, абсолютная опустошенность. Я откидываюсь на сиденье, без сил. За окном уже давно стемнело. Зажглись фонари.

Я медленно поднимаюсь. Открываю бардачок, достаю влажные салфетки. Вытираю размазанный макияж. Смотрю в зеркало заднего вида. Краситься заново нет сил. Я просто поправляю волосы. Мое лицо становится гладким, холодным и абсолютно пустым. Ни боли, ни гнева. Ничего.

Завожу машину. Включаю поворотник. Выезжаю на освещенную улицу и направляюсь домой. К тому самому дому, где нас ждало общее будущее. Теперь в нем осталось только прошлое. И я еду ему навстречу с ледяным спокойствием, которое страшнее любых слез.

Визуализация героев

Представляю вам нашу Олю.

Визуализация героев ч.2

А это ее "прекрасный" муж. Предатель, который не считает, что измена может стать причиной, чтобы разрушить брак.

Глава 3

Оля

Захожу на кухню, а он идет за мной по пятам. Его дыхание неровное, тяжелое. Я чувствую его горячий и колючий взгляд у себя на спине. Он прожигает даже сквозь кофту. Проникает в душу, но я делаю вид, что не замечаю этого.

— Оль, ты правда думаешь, что твоя реакция у лифта была нормальной? — его голос срывается, дрожит от злости. — Что ты сейчас пытаешься доказать своим ледяным спокойствием? А у лифта. Что это был за жест? Откуда столько спокойствия? Как ты вообще могла просто взять и пройти мимо?

Я не оборачиваюсь. Подхожу к раковине. Наливаю себе стакан воды. Руки больше не дрожат, хотя в груди настоящая агония. Я делаю медленный глоток, ставлю стакан. Вода ледяная, но я почти не чувствую ее холода. Поворачиваюсь к нему.

— Я ничего тебе не доказываю. Я приехала по работе, узнала, что у тебя есть сын. Что ты в данный момент не в командировке. И, что у тебя судя по всему, прекрасная вторая семья с моей лучшей подругой. Пожалуйста, сообщи, если я что-то упустила или неправильно поняла.

Его лицо искажается. Он ждал слез, истерики. Всего, что дало бы ему опору, право оправдаться, выставить меня истеричной женой. Но не этого.

— И ты говоришь об этом с таким спокойствием? Вот так просто?

— Думаешь, если я буду устраивать истерику, то это что-то изменит? — Боже, как же тяжело дается каждое слово.

— А ты не задавалась вопросом, ПОЧЕМУ я так поступил? — он бросает это с ненавистью. — Почему я пошел на это?

— Может, потому что не смог удержать в штанах то, что висит у тебя между ног?

— Нет! Не поэтому. А потому что с тобой невыносимо! Ты слишком идеальная! Идеальная мать, идеальная жена, идеальный музейный экспонат! Рядом с тобой я не чувствую тех эмоций, что были раньше. Никакого драйва!

Я замираю. Словно он вылил на меня ведро ледяной воды. Вся моя жизнь, все, что я делала для семьи, для него, все это обращается против меня.

— А ты..., — мой голос тихий, но он режет тишину, — напомнить тебе, на ком ты женился? — он моргает, сбитый с толку моим вопросом. — Когда мы поженились, ты знал, какая я. И ты все равно женился на мне. Сделал свой выбор. Говорил, что любишь.

Он молчит, и в его глазах я вижу правду. Ту самую, уродливую и простую. Это был его выбор. Его решение. Он долго ухаживал за мной. Добивался расположения моих родителей. Идеальная девушка из хорошей семьи, закончившая школу с золотой медалью, а институт с красным дипломом. А теперь он, кажется, жалеет о том, что женился на мне, и это больнее любых слов.

— Потому что ты была идеальной, — наконец вырывается у него с осуждением то, что он говорил мне на протяжении всей нашей совместной жизни с гордостью. Он всегда с важным видом представлял меня как его самое ценное сокровище. Но все изменилось. — Ты была той, кто нужна такому, как я. Для карьеры. Для образа. Для жизни. Я думал, что жизнь с тобой будет идеальной, но я даже не предполагал, насколько.

— Хочешь сказать, — мое сердце замирает, — что ты женился на мне ради картинки? Ради красивой биографии? Успешный девелопер и его идеальная, любимая жена?

Он не отвечает. Но его молчание звучит громче любого “да”.

— Поздравляю, — говорю я, и мой голос снова становится ровным и холодным. — Теперь у тебя есть новая картинка. И, судя по коляске, динамичная. Надеюсь, она дает тебе достаточно... драйва.

— Ты не понимаешь меня! Я не говорю, что не люблю тебя, Оль. Я просто говорю о том, что у нас в семье произошел разлад. Некоторые трудности.

— Я не понимаю? Разлад? У тебя любовница с ребенком, какой это разлад? Это предательство. Измена. Ложь, которая длилась годами.

— Это не совсем так.

— Интересное оправдание, Денис. Я думала, ты скажешь что-то вроде: “Это было лишь раз”, “Не знаю, как так получилось” или что там еще говорят обычно в таких случаях?

Он взрывается. Резко подходит ко мне, его лицо искажено от ярости.

— Хватит! Прекрати говорить эти мерзкие, выверенные фразы! Хватит говорить об этом с таким спокойствием! Накричи на меня, дерись, истери. Веди себя как нормальная женщина! Хотя бы сейчас. Устрой скандал. Бей посуду. Сделай хоть что-то!

Он хватает меня за руку. Его пальцы впиваются в запястье. Больно, но я не дергаюсь. Смотрю сначала на его руку, потом поднимаю голову. В моем взгляде не страх, а такое леденящее презрение, что он инстинктивно отпускает меня.

— Больше не касайся меня, — шепчу я. — Никогда.

Он отступает на шаг. Понимание накрывает его. Он проиграл.

— И что ты будешь делать дальше? Что ты предлагаешь? — в его голосе слышен страх и отчаяние. — Расскажешь детям? Разрушишь все, что мы строили столько лет? Выставишь меня мерзавцем в их глазах? Подашь на развод?

— Для начала я предлагаю тебе спокойно съехать из нашей квартиры. С вещами так и быть я тебе помогу, чтобы не затягивать процесс. Что же касается детей…Ты можешь сам рассказать им обо всём. Или это сделаю я.

Он молчит. Смотрит на меня и словно не узнает.

— Оль, прошу, давай не будем принимать поспешных решений, — его голос становится тише. В нем слышна паника.

— Это не поспешное решение, Денис, а единственное правильное.