Глава 1
Самолет набирал высоту. Мы возвращались из путешествия в Турцию. Слева от меня, неотрывно глядя в иллюминатор, сидел мой любимый муж, справа – любимая дочь, и я чувствовала себя абсолютно счастливой. Мы так давно не отдыхали вместе! Когда у Андрея был отпуск, он предпочитал ездить куда-то с друзьями, а я – отдыхать на даче. Меня всегда поражало, как много у него друзей. Мои собственные подруги с годами куда-то растворились. Что и не удивительно: у всех своя жизнь, семьи, дети. А семья всегда была центром моей жизни. Если совсем честно, то даже не семья, не две наших дочки, а он, Андрей. Мой муж. Я была потеряна и блуждала в необъятном космосе, пока однажды, 32 года назад, не зашла в аудиторию на первый семинар по структурной лингвистике и не увидела его. Совсем молодой еще преподаватель (это был его первый рабочий год), с темными волосами и голубыми, яркими, как небо, глазами. Я увидела его и пропала. Удивительно, что и он обратил на меня внимание. Не прошло и пары месяцев, как мы стали встречаться, стесняясь и скрываясь от любопытных глаз моих одногруппников и его коллег. Я стала его спутником – моя жизнь теперь вращалась вокруг него, он меня притягивал. 32 года прошло…
- Чему ты улыбаешься, мам? – спросила Катя, сидевшая рядом.
- Вспоминаю, как мы с твоим папой познакомились, - ответила я.
Андрей повернулся ко мне, удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. Он вообще не очень много со мной разговаривает. Я очень надеялась, что в этом отпуске мы, наконец, найдем время для разговоров. Но, увы, работы у Андрея было так много, что едва мы возвращались с экскурсий в номер, он рвался к телефону и ноутбуку – ответить на рабочие письма, согласовать программы нового курса. Он уже профессор, заведующий кафедры. Я им горжусь. И Катей, которая свой отпуск решила провести не с подружками, а с родителями. Многие ли 30-летние барышни готовы на такое. У нас получились прекрасные дочки.
И мужем Андрей был прекрасным. Когда я забеременела Катей, я была на четвертом курсе. И думала, что после декрета вернусь в университет. Но еще через три года родилась Ира. И тогда Андрей сказал, чтобы я не волновалась – он обеспечит всю семью, мне не следует об этом волноваться. И он действительно обеспечивал. Работал в университете, занимался репетиторством, писал диссертацию. А я воспитывала дочек, создавала уют, обустраивала купленный домик в деревне. Денег нам, на удивление, всегда хватало. Андрей приносил их и клал в ящик тумбочки. Он говорил, что это алименты и заливисто смеялся. Первый раз, когда я услышала это слово, я очень плакала. Что за дурацкая идея называть эти деньги именно так. Но Андрей успокоил меня, сказал, что это такая шутка, а я просто ее не поняла. Я действительно редко понимала его шутки. Но с годами научилась улыбаться всякий раз, когда он ждал моей реакции.
Завтра уже 12 августа, а значит, Андрей снова вернется на работу, а я – на дачу. Надеюсь, соседка, которая обещала поливать наши грядки, не забыла об этом. Помидоры наверняка уже можно собирать. И ягоды поспели, будет, чем угостить Иру, когда она приедет к нам с внуками. За всеми этими мыслями я и не заметила, как мы прилетели в Москву.
***
Утро я провожу на кухне. Тесто, поставленное накануне, уже подошло, и можно испечь плюшки с вишней, любимые плюшки Андрея. Когда мы прилетели в Москву, он был нервным, неразговорчивым, ответил мне грубо, когда я испугалась, не обнаружив наш чемодан на ленте. Но тут же нашел стойку для потерявших багаж, поговорил с сотрудниками, заполнил какие-то бумажки, и буквально через 20 минут чемодан уже был у нас. Андрей всегда знал, как поступить. Даже когда сама я совершенно терялась и не понимала, что надо делать. Он всегда таким был. И когда мне было 19, и сейчас, когда мне уже 51.
Конечно, вся эта суета вымотала его, он был раздражительным. Но, едва оказавшись дома, переоделся и помчался в институт, сказав, что неотложный вопрос никак не могут решить без его присутствия. А к ужину вернулся уже спокойным, таким улыбчивым. Удивительно, как ответственно он относится к работе. И я, тоже тут же повеселев, корила его домашней лазаньей.
А утром он, конечно, тоже уехал на работу. Даже не поцеловав меня с утра. Раньше это было нашим неизменным ритуалом, а теперь он так занят, что почти всегда забывает об этом. Раньше я огорчалась, а сейчас уже почти привыкла.
Андрей вернулся в 7, как обычно. Я к этому моменту, конечно, уже накрыла на стол и включила музыку – Эдит Пиаф, его любимую, мне хотелось сделать ему приятное.
Он сел за стол, серьезный и решительный, но к еде не притронулся.
- Марина, я должен сказать тебе что-то очень важное. Одно известие…
- К нам едет ревизор? – неловко пошутила я, хотя сердце мое невольно застучало чаще.
Он даже не улыбнулся:
- Я полюбил другую женщину. Я ухожу от тебя.
- Другую? Уходишь? – эхом повторила я.
- Да. Мы же давно не любим друг друга.
- Не любим? – я снова тупо повторила его слова, как будто собственные мои слова мгновенно закончились.
Я не понимала, что происходит, мне казалось, что я просто смотрю какой-то сериал, мыльную оперу. Сериал, который не имеет ничего общего с моей жизнью.
- Ты ни в чем не будешь нуждаться, я не перестану общаться с девочками. Хотя, думаю, им уже не так уж нужен отец…
- Кто она? – спросила я, выбрав из миллиона вопросов, бьющихся у меня в голове, самый идиотский.
- Моя студентка, - сказал Андрей, чуть улыбнувшись.
Мне показалось, я никогда в жизни не слышала ничего менее смешного.
- Ей хоть 18 есть?
- Есть, не волнуйся, - снова усмехнулся он.
- Тогда уходи! – крикнула я, совершенно не понимая, что я делаю, и кто вложил в меня эти слова.
Он удивленно поднял брови, встал и вышел из кухни. Я сидела, замерев, не двигаясь и не в силах произнести ни слова. Через пару минут я услышала, как хлопнула входная дверь. И тут, словно по сигналу гонга, у меня потекли слезы. И я не могла и не хотела их остановить. Эдит Пиаф пела о том, что ничего не жалеет, на столе остывали плюшки. В нашем доме больше не было никого, кто бы знал, как поступить.
Глава 2
Я не помню, когда я последний раз так плакала. Я даже не понимала, от чего я плачу. Я жалела себя, которую бросил главный мужчина моей жизни? Я жалела о своей жизни, которую провела с человеком, который предал меня? Я жалела его, который совершил такую глупость? Я не знала. А еще, я совсем не знала, что делать дальше. И совершенно не понимала – а зачем вообще что-то делать. Я вдруг поняла, что все, что я делала изо дня в день – убиралась дома, готовила, вязала крючком скатерти и покупала новые пластинки для проигрывателя, я делала для него, для Андрея. А если Андрея больше со мной нет, тогда зачем все это?
Я очнулась от слез, когда за окном уже стемнело. Голова болела нестерпимо. Пластинка с Пиаф давно перестала играть. Я встала, сняла пластинку и убрала ее в конверт, убрала посуду со стола. Нельзя оставлять кухню неубранной. Я понимала, что теперь совершенно не важно, есть ли на столе крошки и грязная посуда. Но поделать с собой ничего не могла. Я собрала тарелки, поставила их в посудомойку. Зачем мыть чистые тарелки? Аккуратно убрала в контейнеры нетронутую еду и поставила в холодильник. А плюшки, свежие плюшки с вишней, методично выбросила в мусорное ведро. Протерла стол, поменяла кухонное полотенце, выключила свет и рухнула на кровать в спальне, не раздеваясь.
***
Я проснулась и испугалась. Я лежала в домашнем платье прямо на покрывале. Часы, стоящие на прикроватной тумбочке, показывали 5.45. Самое время вставать. Но почему я сплю в таком виде? И почему Андрея рядом нет?
Андрея рядом нет… Осознание накатило горькой волной и я завыла, уткнувшись лицом в подушку. А я думала, слезы у меня кончились. Но они и не думали заканчиваться. И от них мне совершенно не становилось легче. Но и вставать совершенно не хотелось. Я не понимала, зачем вообще это делать. В привычный день около шести я уже наносила на лицо легкий макияж, и шла на кухню печь тонкие блинчики. По вторникам у нас всегда были блинчики. Всегда, последние 30 лет. Пожарить на скороводе приготовленный вчера фарш с луком, мелко покрошить туда отварное яйцо. Любимая начинка Андрея. И завернуть ее в тонкие ажурные блинчики – три для него, два для меня. Все это не имело ни малейшего смысла, потому что его больше не было. Он меня бросил. Бросил после 32 лет счастливого брака. Что он делает сейчас? Готовит ли эта девица завтрак для него? Или они еще спят вместе, в одной постели? От этих мыслей мне стало еще хуже, и я сделала усилие, чтобы перестать думать об этом. Но не думать не получалось. Воображение снова и снова подкидывало мне новые картинки. Вот она лежит у него на плече. У нее длинные светлые волосы или короткая стрижка? Наверняка длинные, Андрей всегда восхищалсчя моими волосами. И он гладит ее по голове, как когда-то гладил меня.
Я вспомнила, как раньше он каждое утро расплетал мою собранную на ночь косу, рассыпал волосы по моим плечам и целовал в шею, путаясь в прядях моих волос, вдыхая их запах. Нет! Нельзя об этом думать, нельзя вспоминать такое! Не надо думать о нем! Надо думать о своей жизни, о том, что никак не напоминает Андрея. Вот только в моей жизни не было ничего, что не напоминало бы мне о муже…
Раздался телефонный звонок. Я поняла, что является источником этого звука только спустя минуту или две. Но, к счастью, звонивший был настойчив.
- Марина Сергеевна? – раздался высокий женский голос.
Я судорожно пыталась вспомнить, откуда он мне знаком, судорожно пыталась заставить голову работать. Это была соседка по даче, бойкая старушка лет 70.
- Добрый день, Ирина Петровна, - ответила я быстро, пытаясь скрыть неловкую паузу.
- Что у Вас с голосом? Неужели Вы заболели? – обеспокоенно спросила она.
Заболела. Какая прекрасная версия.
- Да, увы, слегла с температурой.
- А я говорила Вам, что это плохая идея – ездить на море всего на неделю! Организм не успевает акклиматизироваться, перепады температур, а Вы уже не молоды…
Я уже не молода. В этом все дело. Мне снова захотелось плакать.
Но старушка продолжала, не заметив моего молчания:
- Надеюсь, с Андреем Ивановичем все в порядке? Он здоров?
- Да, все в полном порядке, - ответила я, подавив рыдания.
- Так, значит, на дачу вы не приедете?
- Да, боюсь, в ближайшую неделю мы не доедем, Ирина Петровна.
Да и доедем ли вообще? Ведь больше нет никакого «мы».
- Я понимаю, Вы не волнуйтесь, голубушка, я за всем прослежу. Вы знаете. Тот сорт помидор, которые помельче… - и Ирина Петровна пустилась в рассказы об наших агрономических достижения. У меня хватило сил только молча слушать. К счастью, ей и не нужен был собеседник. Когда мне уже хотелось выкинуть трубку в окно, старушка вспомнила, что начинается повтор ее любимого сериала, и спешно попрощалась. Я положила трубку и рухнула на подушку. Хотелось спать. Я никогда не позволяла себе спать днем. У меня никогда не было на это времени. Что ж, теперь время уже не имело никакого значения.
Я снова проснулась от телефонного звонка. Первой мыслью было выключить звук и спать дальше. Я бросила взгляд на телефон. «Андрей» - буквы безмятежно севтились поверх нашей фотографии. Я судорожно нажала на кнопку.
- Да?
- Привет. Что у тебя с голосом?
- Я спала, - ответила я, жадно вслушиваясь в знакомые интонации.
- Спала? – я прямо видела, как поползли вверх его красивые брови.
- Да, - ответила я, чувствуя себя виноватой. Зачем он звонит? Что он еще хочет от меня? Неужели он не понимает, что он меня мучает?
- Можно я заеду через пару часов? – спросил он, и в голове у меня мигом прояснилось. Он приедет, и мы поговорим. Он вернется, потому что понял, что совершил чудовищную ошибку. Он понял, что не может жить без меня.
- Да, конечно, ответила я, стараясь, чтобы в голосе не было слышно моего ликования.
- Отлично, - сказал Андрей и повесил трубку.
Я судорожно вскочила с постели.
Глава 3
Когда Андрей придет, все должно быть в полном порядке. Ужин, спокойствие, умиротворение. В порядке, конечно, ничего не было, и в первую очередь, я сама. Я влетела в ванную и испуганно посмотрела в зеркало. На меня смотрела старая заплаканная женщина. С растрепанными волосами, красными опухшими глазами и черными дорожками туши на щеках. Я вчера не смыла макияж… Я охнула и поспешила умыться. У меня было пару часов, чтобы, по крайней мере, попытаться сделать из себя что-то приличное. Спустя полчаса, я прилегла на кровать с увлажняющей маской на лице. Маску я привезла из Турции. Кажется, что эта поездка была уже вечность назад. Знал ли Андрей тогда, гуляя со мной по раскопкам древнейших городов, что бросит меня? На глаза снова навернулись слезы. Нельзя! Нельзя об этом думать. Если я буду плакать, Андрей, увидев меня, никогда не решит вернуться. Он не терпел женских слез. Я заставила себя просто лежать и думать о море, о теплом море, в котором плавали мы с Катей. Катя… Я даже не позвонила вчера девочкам, ни Кате, ни Ире. Мне и в голову это не пришло. Но сейчас, это и не важно. Андрей придет, мы поговорим, он поймет, что совершил ошибку, и все будет, как раньше, он вернется домой. И будет правильно, если девочки никогда не узнают об этом эпизоде. Мне бы не хотелось, чтобы они думали о папе плохо.
На телефоне зазвенел таймер, я сняла маску с лица. Отражение в зеркале не было безупречным, но уже, по крайней мере, не пугало. Я надела легкое голубое платье, купленное в поездке. Красивый вырез лодочкой и светлый тонкий пояс. Платье было чуть ярче цвета моих глазах и напоминал море. Я решила, что платье требует украшений. Рука дрогнула, когда я доставала из шкатулки тонкую нитку жемчуга, - эти бусы Андрей подарил мне на рождение Кати. 31 год назад… Бусы до сих пор были такими же прекрасными. А вот наша семья – уже нет.
Я сделала глубокий вдох. Накрыла на столе в гостиной легкий ужин – вино, сырная и мясная нарезки. В холодильнике стоят вчерашний суп и жаркое. Удивительно, мне казалось, что я готовила их в прошлой жизни. В дверь позвонили ровно спустя 2 часа. Андрей всегда был пунктуальным. Странно, что он не открыл дверь своим ключом. Видимо, тоже волновался.
Я открыла, улыбаясь мужу, хотя это было совсем нелегко. Он был таким же, как и обычно. И это тоже казалось неестественным. Моя жизнь разрушилась и кончилась, а он стоял все в той же молочной рубашке и галстуке в ромбы, с той же сединой на висках и тем же напряженным выражением голубых глаз.
- Добрый вечер, Марина.
Меня удивил этот официальный тон, но я пригласила его ужинать, не переставая улыбаться.
- Это лишнее, - заметил Андрей. – Я приехал за вещами.
- Ты… хочешь уехать? Насовсем? – почти шепотом произнесла я.
- Конечно, - Андрей раздраженно дернул головой, - мы же вчера ровно об этом говорили.
- Но, я думала… Я решила, что ты подумал… Что ты вернулся.
- Марина, мы же взрослые люди. Мне не 15 лет, чтобы сегодня подумать одно, а завтра другое. Поверь, я много думал перед тем, как сделать этот шаг. Я долго не решался.
- Долго? – задохнулась я, - Значит, эта связь… Она уже долго?
- Полтора года, - спокойно ответил он.
Слезы ручьями потекли у меня по щекам.
- Как. Ты. Мог.
Андрей смотрел на меня, чуть сощурив глаза. На лице у него было то ли усталое, то ли брезгливое выражение. А я стояла перед ним, плакала. Всхлипывала и не могла остановиться.
- Марина, пожалуйста. Прекрати. Я приехал за вещами, позволь мне пройти в комнаты.
- Не пущу! Я никуда тебя не пущу! Как ты можешь так поступить со мной? С нашей семьей, с нашей любовью! – я, не удержавшись, перешла на крик. – Как ты можешь бросить меня одну? Ты хочешь забрать вещи и перечеркнуть эти 32 года нашей совместной жизни? Ты хочешь жить с этой девицей? Она же в дочери тебе годится, она же младше твоих собственных дочерей! Как ты будешь жить? Без меня, без нашей любви?
- Наша любовь закончилась задолго до того, как я пришел за вещами, - спокойно ответил он. Он не поднял голос, он вообще ни разу в жизни не поднял на меня голос.
- Твоя! – снова закричала я, - это твоя любовь закончилась! А моя, моя любовь жива! Она никуда не делась, я жить без тебя не могу.
- Прости, - еще тише сказал он, разворачиваясь к двери. – Бог с ними, с вещами, они подождут.
Я продолжала плакать, не в силах сделать ни шага, чтобы подойти к нему. Надо былро схватить его за руку, упасть на колени, умолять его. Но мои силы внезапно закончились. Я просто стояла и плакала. Уже взявшись за ручку двери, он резко обергнулся, и мое сердце резко рухнуло вниз.
Он достал из кармана белый конверт:
- Чуть не забыл, это тебе, на первое время.
Я не протянула руку, просто безмолвно смотрела на него.
Он положил конверт на тумбочку, молча кивнул и вышел.
Дверь закрылась почти бесшумно. Я стояла, оглушенная наступившей тишиной. Я снова осталась одна. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я медленно сделала шаг вперед, протянула руку к конверту и неловко потянула его к себе. Из конверта красноватым дождем посыпались купюры. Я опустилась на колени прямо в кучу этих злосчастных бумажек и зарыдала.
Глава 4
Мне надо было с собой что-то делать. Когда рыдания поутихли, я собрала валяющиеся на полу деньги и поняла, что если сейчас что-нибудь не поменяю, то просто умру. Но что можно всерьез поменять, я так и не придумала, поэтому набрала Кате.
- Мам? Что у тебя с голосом? Заболела? – затараторила дочка, едва услышав меня. – Я так и знала, в самолете дуло! А папа дома? Нет? Тогда жди, я сейчас примчусь, и лекарства привезу, и продукты!
- Не надо продукты, - шепотом перебила я. – Лучше позвони Ире. Приезжайте вместе.
- Ире? – удивилась Катя, и продолжила еще более встревожено, - Договорились, мам, сейчас позвоню, мы приедем.
Я благодарно попрощалась с дочкой. Надо привести себя в порядок. Да что же это такое? 32 года я день изо дня чувствовала, что я в порядке, а теперь мне постоянно требуется прилагать нечеловеческие усилия, чтобы только этот порядок вернуть. А он все не возвращается. Как удивительно оборачивается жизнь. Я привыкла быть для дочек опорой, именно ко мне они всегда бежали со всеми своими горестями и проблемами. А теперь мне самой требуются дочки, чтобы поделиться наболевшим.
Они примчались буквально через час. Старшая, Катя, встревоженная, нагруженная пакетами. Моя девочка, с моей родинкой на щеке и моими волосами. Младшая Ира – с пустыми руками и чувством мрачного торжества на лице.
- Мам, ты здорова? – спросила Катя, внимательно вглядываясь в мое лицо. – что тогда случилось?
- А я тебе говорила, - громко сказала Ира, проходя в гостиную. – Я тебе говорила, что вся твоя идея гроша ломаного не стоит, путешествие это, семейный отдых…
- Папа ушел? - обратилась она ко мне, уже тише.
Я кивнула, оглушенная.
- Но как… Откуда?
- Мам, не смеши меня, - ответила Ира, - неужели ты хочешь сказать, что ты не знала про этот его роман?
Я помотала головой, не в силах ничего сказать.
- Ты как слон в посудной лавке! – одернула Катя сестру. – Мамочка, может быть, и хорошо, что ты не знала о всех его романах, зато ты была счастлива.
- Всех его романах… - тупо повторила я.
- Так, похоже, надо сворачивать эту тему, а то мы сейчас поведаем маме много лишнего, - сказала Ира и решительно направилась в кухню. – Я знаю, тут есть много вкусной еды.
Я поплелась вслед за ней.
- А дети, они с Игорем? – спросила я у Иры, просто чтобы не думать о том, что я только что услышала.
- Да, поехали в парк аттракционов, они давно мечтали.
- Он справится? – встревожено спросила Катя.
- У него есть мозг и полный комплект конечностей, почему он должен не справиться? Тем более, он знаком с этими детьми ровно те же 6 лет, что и я, - отбрила Ира. – Мам, а пирожков нет?
- Пирожков нет… - растеряно сказала я, открыв холодильник. Есть суп харчо и жаркое.
- Годится! – Ира села за стол, улыбаясь, Катя заняла место рядом.
Я разогрела еду, слушая, как Ира, как ни в чем не бывало, рассказывала про завал на работе.
Катя накрыла на стол, отодвинув для меня стул.
Я так же молча разлила суп по тарелкам. Но стоило мне проглотить первую ложку, тошнота подобралась к горлу, и я рванула в ванную.
Когда я, пошатываясь и дрожа, вернулась на кухню, Катя вскочила, чтобы поддержать меня под локоть.
- Мам, ты этот суп готовила, чтобы папу отравить? – с ехидным лицом заметила Ира.
- Не смешно! – возмутилась Катя.
- Смешно, - заметила я, с трудом улыбаясь.
- Мам, когда ты ела последний раз? – серьезно спросила моя старшая дочка.
- Не помню… Кажется, вчера днем.
- Жесть! – вскочила Ира, ставя чайник. – Этот мудак того не стоит!
- Ира! Это ж наш папа! – одернула ее Катя.
- Да хоть сам папа римский! – вскинулась дочь. – Мам, ни один мужик этого не стоит!
- Как ты живешь с мужем с такими установками? – спросила сестру Катя.
- Счастливо! Я с мужем живу очень счастливо, и именно благодаря этим установкам. И мама научится! Правда, мам? – тепло улыбнулась мне Ира, протягивая чай.
Я невольно улыбнулась в ответ, отхлебнув чай. Какие хорошие у меня выросли дочки.
- Мам, сейчас самое время выдохнуть, перезагрузиться, пожить для себя! Когда ты последний раз делала что-то только для себя?
Я задумалась, растеряно глядя на Иру.
- Года 32 назад… Еще до встречи с вашим папой.
Девочки встревожено переглянулись.
- Мда… - заметила Ира. – Тяжелый случай. Кошмар, мам, я как-то никогда об этом раньше не задумывалась, мне и в голову не приходило… Как удачно он все-таки слинял!
- Ира! – одернула я дочь, на глаза у меня снова навернулись слезы. Как ты можешь так говорить?
- Еще как могу, - пожала плечами дочь. – Поверь, через полгодика ты поймешь, что абсолютно со мной согласна.
- Но нельзя бросать маму одну, - заметила Катя. – Мам, может, ты поедешь на дачу? А Ира привезет тебе мальчишек?
- С ума сошла? – рявкнула Ира. – Пожить для себя и выдохнуть – это не значит сидеть с моими балбесами! Представь себе, как ты бы себя чувствовала, если б, когда ты рассталась с Петей, я не потащила тебя в ночной клуб, а привезла тебе своих мальчиков, развлечься и расслабиться?
Катя испуганно передернула плечами, словно отгоняя это страшное видение.
- Но ты же не предлагаешь вести маму в ночной клуб?
- Не сейчас. Но через пару месяцев – почему нет?
- Девочки, я уже старая… - грустно заметила я.
- Мам! – Катя аж вскочила с дивана, - Ты молодая, интересная, умная, прекрасная женщина! Как ты умудрилась воспитать нас с такой уверенностью в себе, если сама ее не чувствуешь?
- Я чувствовала… - заметила я, - я всегда ее чувствовала рядом с вашим папой.
- Ну, значит, теперь надо научиться чувствовать ее и без него! – решительно заявила Ира. Не бог весть какая сложность!
Но мне самой эта задача пока казалась почти непреодолимой.
Глава 5
Девочки уехали уже за полночь, а я рухнула в постель дико уставшая. А утром осознала, что даже не убрала со стола. Впервые за 32 года я оставила посуду не помытой.
- Вот она, Марина Сергеевна, твоя новая жизнь! – уныло сказала я сама себе. Но стыдно мне почему-то не было. Мне казалось, что я вообще ничего не чувствую. Плакать не хотелось, не хотелось вообще ничего. Я с трудом заставила себя запустить посудомоечную машину и вытереть со стола. Нет, нельзя просто лечь в постель и не двигаться. В ванной накопилась стирка.
Лучше бы я туда не заглядывала. Потому что в корзине для белья лежали рубашки Андрея. Я не удержалась и поднесла их к лицу. Его запах, такой родной. Запах одеколона, мыла и табака. Как я теперь буду жить без этого запаха? Я решительно выгребла белье и запихнула его в стиралку. Потом помедлила секунду и все-таки вытащила одну рубашку. Схватила, быстро унесла в спальню и спрятала под подушку. Как будто боялась, что меня кто-то заметит. Совсем сдурела! Мне же не 15 лет, чтобы хранить под подушкой тайно добытые вещи любимого. Но рубашку все-таки не убрала. Вернулась в ванную, запустила машинку. Стоило мне нажать кнопку «пуск», стиральная машина подозрительно загудела, и из-под нее хлынули потоки воды. Я испуганно дернулась, судорожно снова нажала на кнопку. Машинка гудеть перестала, но вода все лилась. Я бросилась за тряпкой. Что же это такое? Она же совсем новая, Андрей подарил мне ее на тридцатую годовщину свадьбы.
- Очень романтичный подарок! – съязвила тогда Ира, и я обиделась, упрекала дочь. А сейчас машинка явно сломалась. Как и наша семейная жизнь.
Я вытерла всю воду, которую только смогла, стараясь не паниковать. Марина, ничего не случилось, просто техника вышла из строя. Сейчас ты достанешь белье, позвонишь мастеру, он придет и все починит.
- В этом нет ничего сложного! – уговаривала я себя.
Однако машинка и не думала открываться, сколько я не дергала за ручку. Вероятно, дверь заблокировалась. Так, похоже, все будет не так просто. Телефона мастера у меня тоже не было. Такими вопросами всегда занимался только Андрей. Наверняка, где-то у него записан номер ремонтника, но меньше всего сейчас мне хотелось лезть в его бумаги. Мне было страшно от мысли, что я там могу еще найти.
Однако в интернете я совсем без труда нашла номер мастера и чуть приободрилась. Теперь главное – позвонить. Стыдно сказать, но я, пятидесятидвухлетняя тетка, очень боялась звонить. В моем поколении такое встретишь редко, я знаю. Но о смерти своих родителей я когда-то, почти 20 лет назад, узнала по телефону, и с тех пор старалась всячески избегать звонков. Конечно, дочкам и мужу я звонила без опаски, но вот совершенно незнакомому человеку… Но делать было нечего, я глубоко вздохнула и набрала выписанный номер.
Мне ответил приятный молодой человек, выяснил, что случилось с машинкой. Я, как могла, описала, что случилось.
- Понял, я буду у вас в течение часа. Только обязательно отключите машинку от сети. Но не вздумайте лезть к розетке, это может быть опасно. У вас наверняка в щитке есть отдельный автомат. А еще открутите верхнюю крышку и сфотографируйте мне машинку. Это легко, она держится только на шурупах.
Я тупо кивала, с трудом улавливая все, о чем он попросил, совершенно не задумываясь, что мастер не видит меня и моих кивков. Я спешно поблагодарила мастера.
Вдохнула, выдохнула. Щиток. Щиток – это такая коробка в коридоре с кучей переключателей. Я подошла и открыла крышку. Каждый переключатель был мелко подписан до боли знакомым почерком. Сколько раз мы ругались из-за излишней педантичности Андрея, но сейчас мне хотелось плакать от счастья. Муж и сейчас заботился обо мне. Я нашла тот, над которым было написано «стирмаш» и переключила. Конечно, ничего не произошло, но я посчитала, что я справилась.
Но вторая задача была ничуть не проще. Мне пришлось достать из прикроватной тумбочки тщательно спрятанные там очки. Я стеснялась их и старалась никогда не надевать при муже. С трудом разглядев аленькие винтики, я зашла в кладовую в надежде найти нужную отвертку. Кладовая была царством Андрея. Признаться, я заходила туда только, чтобы помыть полы. Даже пыль с полок Андрей протирал сам, он терпеть не мог, когда трогают его вещи. Я и сейчас чувствовала себя виноватой, как будто вторгаюсь на его территорию. На полках царил идеальный порядок. Но подписей там, конечно же, не было. Подозреваю, сам Андрей мог ориентироваться здесь даже с закрытыми глазами. Я же, когда так и не обнаружила нужный инструмент спустя полчаса поисков, почувствовала, что по щекам снова бегут слезы. Ну куда это годится? Я не смогла найти вещь в своей собственной квартире! И мастер вот-вот придет, а я не справилась даже с таким простым поручением! Я вообще не справлялась… Я не понимала, как жить без мужа.
Звонок в дверь прервал мои горькие размышления, я судорожно вытерла лицо и проводила мастера в ванную комнату.
- А что же вы крышку не открыли? Я ждал вашей фотографии, так было бы понятнее, какие инструменты с собой брать.
- Я не смогла найти отвертку, - потеряно призналась я.
- У вас дома нет отвертки? – хитро улыбаясь, спросил мастер.
- Нет, есть, конечно, - тут же затараторила я. – Но я просто не смогла ее найти, муж в отъезде…
- Вообще, конечно, со стороны вашего мужа форменное безобразие – оставлять вас наедине со всем этим! Выговор ему! Так и передайте! – захохотал мужчина.
А я резко отвернулась, чтобы он не увидел снова выступившие на глазах слезы.
Глава 6
Стиральную машинку благополучно починили, и дни пошли своим чередом. Я уже не плакала, мне кажется, я вообще перестала что-либо чувствовать. Но легче мне от этого не стало. Особенно тяжелым временем были ночи. Я засыпала поздно, уставшая и обессиленная, но уже через пару часов просыпалась, словно по будильнику. И дальше уже не могла уснуть. Те мысли и воспоминания, которые я так старательно выкидывала из головы днем, возвращались ко мне ночью. Я вспоминала нашу молодость. Как однажды, когда мы только-только поженились, и я даже еще не знала, что жду Катю, Андрей повез меня куда-то, не говоря, куда мы едем. А потом завязал глаза (раньше он был таким романтиком!) и осторожно, за руку повел меня. Он вел меня осторожно, подсказывая, когда надо остановиться, где поднять ногу повыше, чтобы я не споткнулась и не испугалась, Но я не боялась. Я до сих пор помню свой восторг, свое радостное предвкушение приключений. Помню, как мы поднялись по наклонной доске куда-то вверх, потом на пару ступеней вниз. Вокруг раздавалось странное, непонятное мне гудение. Мы были на свежем воздухе, но как будто уже не на земле. Мы остановились где-то, Андрей так и не снял с моих глаз платок, мы просто стояли, он обнимал меня за талию сзади, а в лицо мне дул легкий ветерок. Потом странный шум сменился более тихим ровным гудением, и я поняла, что мы плывем. Андрей привел меня на катер. Он развязал мне глаза, и я увидела его – самый красивый закат в моей жизни. Солнце медленно опускалось, лениво купаясь в Москва - реке, мы плыли на встречу солнцу. А меня обнимал самый лучший мужчина на Земле, мы любили друг друга, и впереди у нас была целая жизнь.
Эти воспоминания мучили меня, не давали мне уснуть. Я злилась на Андрея, мне казалось, что он своим уходом испортил мне эти воспоминания, выдрал из них всю радость. Я оплакивала себя и свою жизнь, в которой теперь уже больше никогда не будет такого счастья.
Я засыпала под утро, совершенно разбитая. И старалась проснуться как можно позже, чтобы сделать дни короче. Вот только такой сон совершенно не давал мне сил. Шла в магазин, готовила обед. Заставляла себя поесть, хотя еда абсолютно не лезла в горло. Перемыла всю квартиру, в день, когда было особенно тяжело, даже отодвинула холодильник, чтобы помыть пол под ним. Признаться, я никогда раньше этого не делала. Я думала, что чистота в доме как-то поможет мне и мысли освежить. Но это не помогало. Воспоминания и моя боль никуда не девались. И какой бы усталой я не валилась в кровать вечером, все равно ночью меня ждали все те же навязчивые и больные мысли. Я понимала, что я так долго не выдержу, но как это прекратить, совершенно не представляла.
В какой-то момент, мне стало казаться, что с Андреем что-то случилось. Он не писал и не звонил уже вторую неделю. Я никогда в жизни так долго не расставалась с ним. И мне стало страшно. Я не знала, чем он занимается, что он ест на обед, отдыхает ли. А вдруг он болен, и ему нужна помощь. Вдруг простудился, как это часто бывает с ним при перемене погоды? А как эта девица ухаживает за ним? Что она умеет? Знает ли она, какие лекарства он пьет от давления?
Я так измучила себя, что теперь не просыпалась ночами. Зато мне стали сниться кошмары. В них Андрей метался в постели с высокой температурой и звал меня. А я смотрела на него сквозь мокрое, словно от слез, стекло, кричала, но никак не могла до него добраться. И он не слышал меня, не понимал, что я рядом. Я рвалась обнять его, помочь ему, но проклятая стеклянная стена меня не пускала. Тогда я кидалась на эту стену, она разбивалась на тысячу мелких осколков, я вся была в крови и порезах. Но когда бросалась к кровати, Андрея на ней уже не было. Я просыпалась вся мокрая от слез, измученная и несчастная.
Мне отчаянно хотелось его увидеть. Или хотя бы услышать его голос. Мне казалось, что тогда эти мучающие меня кошмары прекратятся. Но я не могла найти ни единого повода, чтобы набрать ему. За вещами Андрей так и не вернулся. Я не убирала их. Его бумаги так и лежали на рабочем столе, а костюмы висели в шкафу. У меня просто не хватало решимости от них избавиться. Я все еще надеялась на что-то. Может быть, можно позвонить ему с чужого номера? Просто так, чтобы услышать родной голос. Но я быстро осознала, что у меня просто нет человека, у кого я могла бы попросить телефон. Номера девочек, он, конечно, узнает. А больше у меня никого не было… Это оказалось пугающее открытие. Я никогда прежде не задумывалась, насколько я одиноко. Мне и в голову не приходило чувствовать себя одинокой, пока Андрей был рядом. У меня был он, и больше мне никто не был нужен, ни подруги, ни знакомые. А теперь я осталась одна. И не могла позвонить своему мужу.
Я промучилась еще пару дней, прежде чем решилась. Я подъеду к университету к концу рабочего дня. На стене в кабинете Андрея и сейчас висело его расписание на летние дни перед началом семестра. Я просто постою недалеко от входа. Мне нужно просто его увидеть, увидеть хотя бы на секунду. Я верила, что так мне станет легче. Но очень важно было не попасться ему самому на глаза. Такого он мне никогда не простит. И я села думать, как лучше воплотить свой безумный план.
Глава 7
Чем больше я думала о нем, тем больше мне нравился мой план. И вот однажды, теплым летним вечером, я приехала на такси в центр, прошла дворами к своей альма-матер и села на скамейку в небольшом сквере, откуда открывался отличный вид на крыльцо университета. Рабочий день у Андрея должен был закончиться через 10 минут. Вечер было теплый, но меня отчего-то знобило, и я куталась в теплую кофту, не сводя глаз со входа. На скамейку рядом с моей резко опустилась девушка. Совсем молоденькая, наверняка студентка, с короткими русыми волосами и большими очками на тонком носу. Мне никогда не нравилась мода на эти короткие стрижки. Мне кажется, они уместнее смотрятся на мужчинах, а барышни должны гордиться своими длинными волосами и никогда не кромсать их так. Девушка, к счастью, не знала, о чем я думаю, она ловко тыкала в телефон, видимо, набирая кому-то сообщение. И, конечно, улыбалась, как можно улыбаться, только когда тебе чуть за 20, и ты влюблена. Я засмотрелась на девушку и, кажется, упустила тот момент, когда из здания стали выходить преподаватели. На крыльце уже стояло несколько коллег Андрея, с которыми он знакомил меня на новогодних вечерах. Но Андрея среди них не было. Неужели пропустила? Как я могла? Я готова была заплакать. Но отвлеклась. В этот момент к соседней скамейке сзади подошел мужчина и закрыл девушке глаза. Я забыла, как дышать. Это был Андрей…
Девушка весело засмеялась и положила свои руки поверх его.
- Андрюша, ты как маленький! Очки запачкаешь! – хихикая, сказала она.
А мой муж… Господи, мой муж быстро обошел скамейку и подхватил девушку на руки.
Я смотрела на них, ни в силах пошевелиться, не могла оторвать взгляд. Андрей закружил эту девицу, как будто она была пушинкой. И смеялся. Боже, я уже десятилетие не слышала, чтобы он так смеялся. Как будто ему самому еще нет 30, как будто не было всех лет нашей совместной жизни. Как будто его дочки не старше той, кто сейчас обнимал его за шею.
Мне казалось, что сердце мое сейчас разорвется от боли. Если б можно было умереть от горя, сейчас на скамейке меня живой уже не было бы. Я понимала, что надо уходить, надо бежать прочь из этого злосчастного сквера, пока Андрей меня не увидел. Но вместо этого сидела, замершая, как статуя, и все смотрела на них и смотрела.
Андрей наконец поставил девицу на землю, и они начали целоваться. Как в замедленной съемке я видела, как опускаются его руки вниз по ее спине, как она встает на цыпочки, чтобы удобнее было целовать его в шею. Мне казалось, что эта сцена навсегда останется на хрусталике моих, и я буду смотреть на нее вечно, пока не сойду с ума.
Чем она была лучше меня? «Всем!» - говорил мне измученный внутренний голос. Она была молодая, стройная, подвижная, она заставляла его смеяться, она была готова разделить все его увлечения, обсуждать с ним новый перевод Бодлера. Этого, конечно, я знать не могла, но истерзанная душа подсовывала мне все новые и новые ответы.
Андрей чуть отстранился и уткнулся лбом в лоб девушки, глядя ей в глаза. Я могла не бояться, что он меня увидит. Он сейчас не видел и не слышал ничего на свете.
Зачем? Зачем только я приехала сюда? Почему выбрала этот проклятый сквер, почему села на эту скамейку? Выбери я другую, возможно, я и не увидела бы их. Кого я обманываю, его я увидела бы везде, я ведь так хотела его увидеть… За что вселенная так наказывала меня? Мало ей того, чтобы отобрать у меня мужа. Любимого мужа, с которым я прожила счастливых 32 года. Она не остановилась на этом, но решила показать мне, на кого Андрей меня променял. Я не верила в бога и не понимала, кто так издевается надо мной, кому было угодно, чтобы я увидела все своими глазами. Если бы можно было вычеркнуть из жизни один час, клянусь, я бы выбрала именно этот. Я готова была вновь пережить момент признания Андрея, еще раз вынести его приход за вещами, лишь бы никогда, никогда в жизни не видеть то, что сейчас происходило в трех метрах от меня.
На мгновение я закрыла глаза. Но в ту же секунду слух, словно решив отомстить мне за мое малодушие, донес мне их голоса.
- Поработал? Знаю, ты готовишь нам какие-то гадости! – улыбаясь, говорила девушка.
- Почему это вам? Я готовлю гадости всем, - засмеялся Андрей.
- Типичный препод. Мой любимый препод! – она снова потянулась поцеловать его.
- Имей в виду, на зачете тебе это не поможет, - Андрей ответил на поцелуй.
- Плевать на зачеты, - ответила девушка совсем тихо, но я услышала.
- А что ты тут делаешь? – спросил мой муж, - ты должна была ждать меня со свежим ужином, как примерная жена!
«Жена! Жена…» – набатом отозвалось у меня в голове.
- Я заказала доставку из «Китайских новостей». Ты же любишь утку по-пекински, я помню.
- Обожаю, - заметил Андрей. И утку, и тебя!
Я не представляла, что такое утка по-пекински, и почему ее любит мой муж…
- Айда домой? – сказал он, никогда не использовавший никакого сленга.
- Домой… - счастливо повторила девица. – Как круто это звучит! Скажи еще раз!
- Пойдем домой! – улыбнувшись, повторил Андрей.
Они обнялись и медленно побрели из сквера.
А я так и сидела на скамейке. Мне не с кем и незачем было куда-то идти…
Глава 8
Я сидела на скамейке, как оглушенная. В ушах до сих пор звучал смех Андрея, перед глазами стояла его улыбка, когда эта девица его целовала. У меня не было сил двигаться, не было сил пошевелиться. Я не хотела никуда идти. Мне казалось, что жизнь моя кончилась, мне незачем было больше жить, так зачем же куда-то идти, куда-то спешить? Я потеряла счет времени, просто сидела и смотрела на университет. Свет в окнах погас и внутри, кажется, не осталось ни одного человека. Вокруг меня гуляли люди, спешили домой сотрудники соседних офисов. Я не могла отделаться от впечатления, что все они были счастливы. Они улыбались, что-то возбужденно говорили по телефону, несли домой пакеты из кофейни за углом. Мир был цел и жил своей обычной жизнью. А моего мира больше не было, я сидела на этой чертовой скамейке на его обломках. И не понимала! Не понимала, как люди могут этого не замечать, как они могут просто проходить мимо и не замечать той бездны, которая открылась вокруг меня, и в которую я сейчас падала. Им было все равно, им всем было плевать на меня. Они жили свою жизнь и спешили туда, где их ждут.
На улице стало темнеть. Но мне было все равно. Мне казалось, что боль моего разбитого сердца затопит меня. Я тонула в ней, задыхаясь, как будто не сидела на улице. Какой-то молодой человек, проходя мимо, вынул наушники из ушей, остановился и внимательно посмотрел на меня.
- Вам плохо?
- Да, мне плохо, - не задумываясь, ответила я.
- Вызвать скорую? – тут же всполошился парень.
- Нет, нет, спасибо, ничего не надо. Вообще ничего не надо.
Он удивленно поднял брови, еще несколько секунд вглядывался в меня, словно пытаясь понять, соврала ли я, но потом мотнул головой, вернул наушники на место и пошел по своим делам.
У меня дел больше не было, и я планировала просидеть на этой скамейке еще вечность.
Мне казалось, прошло еще минут 10, когда у меня зазвонил телефон. Невольно я взглянула на часы – была половина одиннадцатого, я просидела здесь больше пяти часов.
- Мам, а ты где? – услышала я голос Кати. – Ты что, уже спишь? Мы с коллегами загуляли после работы, а бар, где мы сидели, в пяти шагах от твоего дома. Вот я и подумала… Стою, звоню в твою дверь…
- Я не дома, - сказала я, с трудом проговаривая каждое слово. Язык отказывался повиноваться, как будто я не разговаривала пару десятилетий.
- А где? – удивилась Катя. – Ты видела сколько времени?
И тут же засмеялась: - Смешно, раньше ты мне говорила эту фразу.
- Я не дома, - тупо повторила я.
- Мам! – голос Кати звучал уже совсем встревожено. – А где ты?
- На скамейке. В сквере.
- На какой скамейке? В каком сквере? – почти кричала дочь.
- У института…
- Какого?
«У института Андрея» звучал голос в моей голове, но губы отказывались произносить его имя вслух.
- у папиного, да? – кричала Катя.
- Да, - шепотом ответила я.
- Я сейчас приеду. Не представляю, что ты делаешь там в такое время, но только никуда не уходи! Я буду через 20 минут! Не уходи, мам! – затараторила Катя.
- Я не уйду, - безучастно сказала я.
Зачем мне было куда-то уходить?
Катя примчалась почти мгновенно, а может, это я снова не ощущала течение времени. Села со мной рядом, испуганно заглядывая мне в глаза и хватая за руки.
- мам, что ты тут делаешь? Сколько ты тут сидишь? И зачем?
- Катя, а что такое утка по-пекински?
- Мам, ты в своем уме?
- Что такое утка по-пекински? – настойчиво повторила я.
- Блюдо такое, китайское. Запеченная с медом утка, ее еще с тонкими блинчиками подают, - Катя говорила со мной, как с умалишенной.
- Папа ее любит? – спросила я.
- Не имею ни малейшего понятия, - ответила Катя. – Мам, что с тобой? Ты встречалась с папой?
Я судорожно замотала головой.
- Тогда что ты тут забыла? Поехали домой, мам? Приедем, попьем чайку, ты мне все расскажешь… - таким голосом Катя наверняка говорила бы с детьми, если бы они у нее были.
- Зачем? – устало спросила я.
- Мам, ты меня пугаешь! Что с тобой? Ты заболела? – Катя приложила ладонь к моему лбу. – Да ты горячая вся! У тебя жар! Быстро домой, я сейчас вызову такси. Господи, как хорошо, значит, это просто бред, наверняка температура высокая, а я уже подумала бог знает что… Как хорошо, что я тебе позвонила!
Катя все говорила и говорила, но я ее уже не слушала. Мне хотелось закрыть глаза и забыть все, что произошло сегодня вечером.
Катя надела на меня кофту (я и не помнила, когда успела ее снять), обнимая и чуть укачивая, как маленькую. Она все время нервно поглядывала на телефон, ругаясь на задерживающееся такси. Я боялась ехать домой, боялась ложиться в кровать, которая еще хранит запах Андрея. Даже вспоминать его имя было больно. Каждая мысль доставляла нестерпимую боль.
Такси приехала, и Катя подхватила меня под локоть, помогая встать. Я, шатаясь, сделала пару шагов до такси. Ноги тоже отказывались повиноваться. Каждый шаг тяжелым набатом отзывался в моей голове. Катя усадила меня на заднее сиденье и сама села рядом. Машина тронулась.
- Мам, еще 20 минут, и мы будем дома. Ты потерпи, скоро все будет хорошо, - почти шепотом говорила моя дочь, гладя меня по руке.
Я устало закрыла глаза. Катя не знала, что хорошо не будет уже никогда.
Глава 9
Я открыла глаза и не сразу поняла, что лежу в своей спальне. Шторы были плотно задернуты, но сквозь них все равно пробивались яркие лучи солнца. Кажется, был день. Как я здесь оказалась? Я никак не могла восстановить в голове последние события. Помнила только, что случилось что-то очень плохое, но память заботливо не позволяла мне восстановить подробности. В кресле рядом с кроватью, поджав ноги под себя, сидела Ира и читала книжку. Сколько раз я заставала ее в такой позе после школы, когда надо было готовить уроки или учить стихотворение на завтра. Я смеялась, что если оставить ее в покое в любом месте, даже на необитаемом острове, уже через полчаса она найдет на нем книжку и усядется читать.
- Ира… - позвала я, но голос звучал совсем хрипло.
- Мам, ну слава Богу! Как ты нас напугала! Катя мне вчера звонила в истерике, что тебе плохо, что ты бредишь… Что ты такое учудила? – Ира мгновенно оторвалась от книжки и присела на краешек кровати.
- Давай померим температуру? Ночью было 39,4, мы вызывали скорую.
- Скорую? – удивилась я.
- Да, они сказали, что похоже на вирус, но при этом никаких симптомов простуды. Вкололи тебе что-то, и ты заснула. Ты что, не помнишь?
- Нет, совсем ничего не помню… Помню, как мы с Катей садились в такси.
- А потом она тебя на себе волочила до дома, хорошо, что таксист помог. Что с тобой случилось?
Я задумалась и вдруг резко вспомнила ту безобразную сцену, которую увидела вчера. И поняла, что если сейчас не расскажу кому-нибудь, даже Ире, то эти воспоминания просто съедят меня изнутри.
- Я ездила к папиному университету, хотела поговорить…
Почему-то вслух сказать, что мне хотелось просто его увидеть, было невыносимо.
- Это он довел тебя до такого состояния? – возмутилась Ира.
- Нет… Он даже меня не увидел. Зато я увидела… - дальше говорить сил уже не было.
- Ты увидела отца с его пассией? – догадалась Ира. – И поэтому чуть не загнала себя в гроб?
- Было очень больно, - через силу сказала я. И сейчас тоже.
- Жесть… - заметила дочка, и я поняла, что это высшая степень сочувствия, которую я могла от нее получить. Ира вообще не очень умела жалеть. И себя жалеть тоже никому не позволяла.
- Как мне теперь жить, Ирочка? – спросила я. – Это глупый вопрос, я знаю, это я должна подсказывать тебе и учить тебя жить, а не наоборот.
- Нет уж, мам, - засмеялась Ира. – Вот чего точно не надо, так это учить меня жить. Научилась уже, хватит. А вопрос не глупый, а вполне хороший. Правильный. Если ты думаешь о том, как жить, а не как бы умереть от температуры за 40, ты уже на верном пути.
Я невольно улыбнулась. Я не была уверена, что у меня хватит сил сделать хоть шаг по этому пути, но на душе стало все-таки капельку легче.
- Мам, а у тебя же ничего нет болит?
- Нет, кажется ничего, только сил совсем нет…
- Точно не болит? И горло?
- И горло, - ответила я. – Это же не вирус, дочка, врачи ошиблись.
- Вот и славно, - вскочила с кровати Ира. – Тогда у меня есть план. Я знаю чудесное лекарство от всех душевных невзгод.
- Нет, Ира, есть такие невзгоды, от которых не помогает ни одно лекарство, - грустно заметила я.
- Глупости! – отмахнулась дочка. – Это вопрос дозировки! Погоди, сейчас сделаю доставку, - продолжила она, тыкая в телефон. – Мне, может быть, тоже давно нужно это лекарство!
- У тебя что-то случилось? Что-то с Игорем? – испугалась я.
- Нет, конечно, с Игорем все в порядке. Просто у меня двое детей, работа, отпуска не было полтора года и родители разводятся. Я тоже задолбалась…
Я с ужасом подумала, что мне и в голову не приходило спросить у моих девочек, что они чувствуют, как переживают уход Андрея. Я так много думала о себе, такую боль испытывала, что у меня не хватало сил думать о них. Какая я плохая мать!
- Мам, вот только не накручивай себя, ладно? – сказала Ира, внимательно глядя на меня. – У тебя сейчас мысли бегущей строкой на лбу пишутся. Перестань, сейчас примем лекарство, и все станет хорошо. Как раз успеем до того, как Катя придет с работы. Счастье, что меня сегодня смогли подменить. Но мне все равно надо будет умчаться домой к шести, а то есть семейству будет совсем нечего.
- А что это за лекарство? Может быть, не стоит, без назначения врача? – забеспокоилась я.
- Любой врач подтвердит мое назначение, не сомневайся, - улыбнулась она и вышла в коридор.
В дверь позвонили.
Через минуту Ира вернулась, держа в руках пакет, две миски и ложки.
- Вот оно, спасение! И все невзгоды пройдут, когда есть оно! – сказала Ира, и торжественно достала из пакета… огромную банку шоколадного мороженого.
- Ира, тут же килограмма два! – воскликнула я, пораженная.
- Два двести! – радостно улыбаясь, кивнула Ира. – Мам, ты только представь! Больше килограмма каждой, и не надо делиться, ни с сестрой, ни с детьми, ни…
«Ни с мужем» так и осталось не сказанным. Ира испуганно посмотрела на меня.
Но мне вдруг стало хорошо. Сейчас я слопаю кучу мороженого на пару с любимой дочкой, прямо лежа в постели. И пусть все вокруг будет в шоколаде, пусть придется отстирывать белье. Зато нам хоть на этот час, но будет хорошо.
Я взяла протянутую Ирой миску, в которую едва помещался огромный кусок мороженого, и аккуратно отломила ложкой кусочек. Поднесла ко рту и начала улыбаться.
- Я же говорила, что лекарство сработает! – заверещала Ира, как маленькая. – Я же говорила!
Глава 10
К приходу Кати мы, как два шпиона со стажем, скрыли все следы преступления: миски помыты, все-таки запачканное шоколадом постельное белье (Ира лопала мороженое, пристроив голову на моем плече) отправлено в стирку. Может быть, сладкое действительно вырабатывает гормон счастья, но я давно не чувствовала себя такой спокойной. Я знала, что это пройдет, что тоска и боль обязательно вернутся, но пока наслаждалась этим спокойствием. Мне даже не так больно стало произносить его имя – имя Андрея. Как будто мороженое сработало, как обезболивающее, заморозило все внутри.
- Ир, это форменное безобразие! Я никогда не ела столько мороженого за раз! Мы же не влезем ни в какие платья, - улыбалась я.
- Плевать! Значит, купим новые! – Ира лежала на диване, положив голову мне на колени. Прямо как в детстве. Моя маленькая девочка. Девочка, которая уже сама дважды мама.
Катюша вернулась с работы усталая, но готовая к подвигам. Она нежно обняла меня, обрадовалась, убедившись, что мне стало легче, и отправилась на кухню – готовить ужин. Я пыталась отнекиваться, понимая, что еще кусочек – и я лопну. Но Катя не хотела ничего слушать, уверенная, что больную маму надо накормить.
- Правильно, Кать, поужинайте обязательно, мама почти ничего не ела, - сказала, смеясь, Ира, спешно одеваясь в коридоре. Я погрозила Ире кулаком, она показала мне язык, засмеялась и поспешила домой.
Убедить Катю, что есть мне не хочется, но я буду рада просто посидеть с ней на кухне, оказалось совсем непросто. Бедная моя девочка, она так напугалась вчера вечером, что до сих пор не спускала с меня глаз, тревожно следя за каждым моим движением. А я чувствовала себя виноватой. Но больше не за то, что так напугала дочку, а за то, что мы с Ирой так нагло не оставили Кате мороженое. И от этой мысли мне становилось смешно. Мы исправимся, в следующий раз устроим этот разгул непременно втроем. Кажется, это был мой первый за последние две недели, счастливый план на будущее.
Катя с аппетитом поедала приготовленный ужин, и вдруг сказала почти шепотом:
- А я папе позвонила…
Меня словно ледяной водой окатило. Радость стала улетучиваться, как газ из воздушного шарика с дыркой.
- Папе? Зачем? – нервно спросила я.
- Я так испугалась вчера. Ты потеряла сознание в машине, и я пыталась привести тебя в чувство. А потом у тебя совсем не было сил дойти до дома, и я сначала пыталась вести тебя сама, но и мне сил не хватало. Хорошо, что водитель увидел, как я мучаюсь, и вышел помочь. Дома я вызвала врачей, скорая приехала и сказала, что это не инсульт, что все в порядке. И я немного успокоилась.
Бедная моя девочка! Как я ее напугала! Сама я не помнила ничего, что было после того, как мы сели в такси. Даже приход врачей не всплывал в моей памяти.
- После укола врачей ты спала почти спокойно, только температура была высокая. Я не спала ночь, накрутила себя, а утром набрала папе, рассказала ему, что ты заболела…
- Ты… Надеюсь, ты не рассказала ему…Где я была.
- Нет, мам! – спешно ответила Катя. - Конечно, нет! Думаешь, я совсем ничего не понимаю? Но я не понимала, что делать, и позвонила папе рефлекторно.
Правильно… Она всегда обращалась к нам, когда ей нужен был совет, была такой семейной девочкой.
- Конечно, к кому еще ты должна была обратиться… - произнесла я уже вслух, понемногу успокаиваясь. – И что он тебе сказал?
- Забеспокоился, оставил мне телефон врача, сказал, что с любыми вопросами ты должна обратиться к нему. К врачу, в смысле. Не к папе.
- Конечно, не к папе, - с горечью заметила я.
- Мам, я тебя расстроила? Я не хотела!
- Конечно, нет, даже не переживай! – Катя выглядела настолько печально, что я невольно соврала, стараясь улыбнуться.
Я записала телефон врача, понимая, что никогда ему не позвоню. Думать о том, что Андрей обо мне волновался, было больно. А может, он волновался не обо мне, а о Кате. Он всегда был хорошим отцом. И, наверное, им и останется. Он ошибался, думая, что девочкам в этом качестве больше не нужен. Ох, как ошибался.
Я сама не понимала, как после вчерашней всепоглощающей боли и отчаяния, я могла сейчас так легко улыбаться, успокаивая расстроенную дочку. Вероятно, волшебное Ирино лекарство еще действовало.
Катя прибиралась на кухне и рассказывала мне о новом начальнике, который всего неделю назад был назначен в их отдел. Она мыла посуду ровно в том порядке, в котором это делаю я, так же подставляла ладонь, вытирая крошки со стола, даже напевала что-то невнятное, как это делала я сама, когда меня никто не видел. Она улыбалась мне моей улыбкой. И я понимала, что ошибалась вчера, сидя в этом проклятом сквере. Я не осталась одна. У меня всегда будут мои дочки. Мои любимые девочки. Такие взрослые, но для меня до сих пор маленькие.
И когда после ужина мы устроились с Катей перед телевизором и включили «За бортом» - фильм, который уже тысячу раз смотрели вместе, я снова почувствовала себя почти счастливой. Мы знали каждую фразу, каждый поворот сюжета, смеялись даже чуть раньше, чем слышали шутку. Все было просто, понятно и тепло.
- Все будет хорошо, мам, - сказала, повернувшись ко мне, Катя, как сделала это и вчера вечером.
Но сегодня, в эту минуту, я почти поверила ей.
Глава 11
А дальше начались будни. Будни старой одинокой безработной женщины. Бытовые дела, готовка и уборка уже не доставляли мне такого удовольствия, потому что я не понимала, ради кого я все это делаю. Я мыла абсолютно чистые полы, по привычке искала разбросанную по дому одежду и не находила ее. Я варила супы большими кастрюлями и потом, почти плача, выливала их в раковину, потому что они успевали прокиснуть раньше, чем я их доедала. Я понимала, что надо как-то иначе устроить быт, привыкать, что я теперь живу одна. Но это было очень больно, и я всячески откладывала все изменения. А еще я так и не смогла себя заставить собрать вещи Андрея. Мне уже не хотелось выкинуть каждую вещь. Хотя первые дни после той встречи в парке, я думала, что как только девочки уедут, я поеду на дачу и сожгу все в одном огромном полыхающем костре. Но потом эта мысль пропала, и вещи так и лежали на своих местах. Я почти научилась не замечать их. Меня больше не мучили кошмары. Поразительно, но кошмарная встреча с мужем действительно выгнала его из моих снов. Но засыпать все равно было очень тяжело. Я ведь не спала одна последние 32 года. Я привыкла ощущать тепло другого человека рядом со мной. Хотя мы не занимались любовью с Андреем уже очень давно, последний раз – задолго до того, как он ушел. Иногда я плакала, думая о том, что он ушел именно поэтому. Но он никогда не говорил мне про это не слово, не обнимал меня так, чтобы я поняла, что ему это нужно. Я и сама не была уверена, что мне это было нужно. Да, я знаю, что многие женщины в пятьдесят ведут еще активную жизнь. Но мне это уже казалось лишним. Возможно, я уже не была женщиной в полном смысле этого слова. А сейчас, когда мой любимый муж ушел к молодой, горячей и страстной девице, я особенно остро ощущалась себя куклой, а не женщиной. От меня осталась лишь оболочка, как шкурка от съеденного апельсина. И этот суррогат никому больше не был нужен.
Эти мысли мучили меня, но я все равно каждое утро заставляла себя готовить завтрак, одеваться и причесываться. Хотя краситься совсем перестала. И крем для лица уже которую неделю стоял закрытым на полочке в ванной.
Мне отчаянно не хватало тепла. Простого человеческого тепла, любящего человека рядом. Девочки постоянно звонили и приезжали на выходных. Ира в последнее воскресенье даже привозила ко мне внуков. Но этого было мало. Когда они уезжали, и я оставалась одна в квартире, я остро чувствовала свое одиночество. Поэтому я научилась бывать дома как можно меньше. Выходя в магазин, я сначала заходила в кофейню выпить горячий шоколад. Там, сидя в окружении совершенно незнакомых, занятых своими делами людей, я чувствовала себя спокойнее. Потом я делала круг по парку около дома (обходя стороной все скамейки в нем), и только после этого поворачивала к магазину. Такая прогулка занимала у меня больше двух часов, и очень помогала убить время.
Вот и сегодня, захватив пакет с мусором, я планировала пойти по привычному маршруту. Я подошла к мусорке, открыла бак, и как раз собиралась закинуть в него пакет, когда услышала жалобный писк. Сначала я подумала, что мне показалось, слишком тихим был странный звук. Но потом я поняла, что писк действительно есть, и идет он откуда-то снизу. Кажется, это плакал котенок. И звук был настолько несчастным, что я не удержалась и с трудом наклонилась, заглядывая под бак. Там действительно сидел рыжий котенок и смотрел на меня ужасно несчастными глазами. Я подумала, что у меня самой сейчас, возможно, такие же глаза. Я протянула руку, боясь, что не смогу до него дотянуться. Но к счастью, котенок не испугался, не отступил, и я смогла ухватить его под живот и вытащить наружу. Он был совсем маленький, легко помещался у меня в руке и весь в грязи с головы до тонких лап.
Он дрожал и прижимался к моей ладони, глядя на меня светлыми глазами, какие бывают только у новорожденных котят. Мое сердце дрогнуло и забилось чаще. Я очень любила кошек. В доме моих родителей всегда были кошки, я провела все детство, выхаживая котят нашей Муськи после каждого дачного сезона. И, когда я вышла замуж, я не допускала мысль, что в доме не будет домашних животных. На первую годовщину нашей с Андреем свадьбы я рано утром поехала на Птичий рынок, и привезла оттуда серого полосатого котенка, веря, что обрадую мужа. Андрей принял котенка очень прохладно, оказалось, что у него никогда не было домашних животных. А через некоторое время выяснилось, что у Андрея аллергия на шерсть. Он не хотел меня расстраивать и героически пил лекарства. Однако все равно так сильно мучился, что я, скрепя сердце, отвезла котенка своим родителям. Там Мотька прожил долгую и счастливую кошачью жизнь. А я 30 лет прожила без кошек. И очень тосковала без них.
А сейчас на моей ладони сидело грязное рыжее чудо и, словно понимая мои сомнения и читая мои мысли, неотрывно смотрело мне в глаза. Я понимала, что не могу сделать другой выбор. Да и не было никакого выбора, вселенная явно уже решила все за нас.
- Пойдем домой, мой хороший? Пойдем домой?– спросила я котенка, словно веря, что он мне ответит.
Котенок успокоено прикрыл глаза.
Глава 12
Я осторожно прижала котенка к груди и повернула в сторону подъезда. За продуктами сегодня, похоже, сходить мне так и не удастся. Котенок дрожал и смотрел на меня испуганными круглыми глазами. Глазки гноились, я подумала, что надо обязательно отвезти его к ветеринару. Уже в коридоре, включив яркий свет, я задумалась, что даже не догадалась проверить его на блох или лишай там, на улице. Я, обладательница толстой длинной косы, все детство провела, опасаясь лишая. И мама, которая обожала животных, регулярно напоминала мне, что ни в коем случае нельзя гладить беспризорных котиков. Те плохие девочки, которые не слушались мам, подцепляли лишай и обривались наголо. Я боялась это до жути и была очень осторожна. Но сейчас мысль о лишае даже не пришла мне в голову. Да, даже если бы пришла, я бы ни за что на свете не оставила котенка там, под баком, честно призналась я себе. Но сейчас я водрузила на нос очки и принялась внимательно разглядывать грязную шерстку. Лишая, к счастью, не было, да и блох я не заметила, но кроме гноящихся глаз я обнаружила рану на ухе. Визит к доктору становился неминуемым.
Но сначала надо было помыть этого беспризорника. В большой белоснежной ванной она казался неприлично крохотным и я, отчего-то испугавшись, поставила в ванну тазик, налила в него немного воды и опустила туда котенка. Он, на удивление, не пытался вырваться, только беспрерывно изредка сообщал о своем недоумении тонким печальным мяу. Я помыла его гелем для душа, очень стараясь не попадать даже близко к глазам и рту.
- Надо бы купить кошачий шампунь, - сказала я вслух сама себе. – И миску, и лоток, и домик… И еще кучу вещей, которые изменят мою одинокую квартиру. Я представляла, как под ногами теперь будут валяться меховые мышки и фантики от конфет, привязанные к нитке, и на душе становилось тепло.
И, конечно, надо купить корм. Когда у меня последний раз была кошка, ни о каком разнообразии специальных кормов еще и речи не шло, но сейчас, я знаю, выбор огромен. Отмытый котенок (а это оказался именно мальчик) выглядит совсем напуганным. Рыжая мокрая шерстка облепляет выпирающие худенькие лопатки. Я подхватываю его на руки (надо срочно придумать имя!) и несу на кухню. Там наливаю в миску молоко, немного разогреваю его в микроволновке и осторожно опускаю котенка вместе с блюдцем на пол. Мне на мгновение становится страшно, что он не сможет пить сам. Я откармливала совсем маленьких котят в детстве, но сейчас, спустя 40 лет, я не уверена, что у меня это так же легко получится. Но, к счастью, котенок фыркает и жадно начинает лизать молоко. Я присаживаюсь на стул и умильно наблюдаю за ним. Поясница немилосердно ноет – я уже слишком стара, чтобы мыть что-либо, наклонившись над ванной, но я все равно чувствую радость. Какой же он крохотный, он и сам легко поместился бы в этом блюдце с молоком. Наевшись, котенок делает пару шагов на заплетающихся лапах и укладывается спать прямо в коридоре. Я осторожно беру его под округлившееся пузико и несу в спальню. Там кидаю на пол свою старую вязаную кофту, вынимаю из-под подушки рубашку Андрея, кладу ее сверху и укладываю в получившееся гнездышко котенка. Тот даже не открывает глаз.
- Вот и пригодилась рубашка… - с легкой печалью думаю я, и сажусь за компьютер, выяснить, где находится ближайшая ветеринарная клиника и зоомагазин. Это оказалось не так просто. И если клиника возле дома нашлась без труда, то разнообразие корма привело меня в смятение, и я застряла на форумах, читая отзывы и советы.
За этим занятиям меня застал телефонный звонок. Ира.
- Мам, ты почему не звонишь и не пишешь? Я ждала-ждала, мы же договаривались.
Ира действительно взяла с меня обещание, что я буду каждый день писать. Отчет о том, что я жива. Когда-то я сама заставляла девочек звонить мне каждый день, когда они оставались в городе одни, и они страшно раздражались на мою тревожность. Теперь настало время раздражаться мне. Но я действительно пропустила все на свете, и только сейчас заметила, что уже половина седьмого.
- Прости, ты никогда не догадаешься, кого я нашла сегодня возле мусорки!
- Мам, только не говори, что твоя новая любовь, которая выгонит из твоего сердца образ папы, обитает среди мусорных баков, - захохотала Ира.
- Ну, в некотором смысле, так и есть, - заулыбалась я.
- Мам, ты меня пугаешь! Кого ты нашла?
- Котенка. Рыжего такого, совсем маленького.
- И ты взяла его домой? – с восторгом заверещала Ира, как маленькая девочка.
- Да, помыла, накормила и спать положила, как полагается, - ответила я.
- Тогда мы идем к вам! – процитировала Ира старую рекламу. – На выходных обязательно нагрянем к тебе с ребятами и затискаем его до полусмерти!
- Я котенка в обиду не дам! – засмеялась я.
- Мам, - все еще смеясь, заметила Ира, - получается, что ты теперь – одинокая дама с котом?
- Получается, что так.
- Настоящая сильная и независимая женщина, - захохотала дочь. Теперь все условия соблюдены! Ты на верном пути, мам, я тобой горжусь!
Я засмеялась вместе с дочкой. Я понимала, что не чувствую себя ни сильной, ни независимой. Но мне вдруг захотелось ею стать, и слышать шутку Иры было очень приятно.