Звонок в дверь разрезает пространство резким визгом. Каждый раз пугаюсь, и сколько раз просила Женьку поменять, а воз и ныне там.
В глазок видна какая-то женщина и полицейский, и меня окатывает второй волной страха, но открываю, потому что разное в жизни случается. Вдруг кому-то плохо.
- Потапова Татьяна Александровна? – женщина со злым лицом и пренебрежительным взглядом, будто уже заведомо меня ненавидит, ждёт ответа. Рядом мужчина в форме сложил руки в замок на животе смотрит со скучающим видом.
- Это я, - признаюсь, потому что отпираться бесполезно. В голове картотекой проходятся случаи на работе. Конечно, в моей профессии всегда есть какие-то проблемы. Современная школа делает из нас людей с дёргающимся глазом. То Коростылёв руку сломал на перемене, то Лапин стены изрисовал, и мы отправляемся оттирать их вместе. Но это, бывает, учителя ходят домой к ученикам, а не ко мне полиция.
- Отлично, - женщина бесцеремонно проталкивает меня внутрь, не спрашивая позволения войти, и я испуганно смотрю, как двое, не разуваясь, проходят в квартиру, попутно рассказывая, что и как. – Меня зовут Ольга Ивановна Слуцкая. Я – представитель органов опеки. На вас поступила жалоба по поводу содержания вашего ребёнка, - заглядывает в первую попавшуюся дверь, которая оказывается кладовкой, и тут же сканирует содержимое, потом хлопает дверью. А я, наконец, прихожу в себя и преграждаю им путь.
- Так, стоп! – говорю уверенно, но мягко. – Это какая-то ошибка. Я учительница русского и…
- Не можете бить ребёнка?! – усмехается чиновница. – Ха! Да сколько вас таких оборотней…, - тут же замолкает, ведь присказка явно не обо мне, а про того, кто стоит рядом с ней. Потому вовремя прикусывает язык и переводит тему. – Раз-з-зберёмся, - качается на «з», как муха, намереваясь пройти дальше.
Тёмные короткие волосы, говорят об уверенности в себе, пальто, больше похожее на мужское, резкие движения. В ней мужественности больше, чем в упитанном представителе закона, что стоит рядом. Он, наоборот, круглолиц, мягок и покладист.
- Я не даю согласие на ваше присутствие, - говорю твёрдо.
- Вот как заговорила? – появляется улыбка у чиновницы, будто она играет со мной в какую-то известную лишь ей игру, а я назвала неправильную фразу. – Есть что скрывать, да?
- Нет, конечно!
- Ребёнок где? Нам следует убедиться, что с ним всё в порядке.
- Иначе и быть не может, - уверяю, всё ещё не понимая, кто мог настолько ненавидеть меня, что вызвал опеку. Месть родителей, которым я однажды перешла дорогу? Чья-то глупая шутка? Ну какая опека?
Пытаюсь успокоиться, размышляя попутно на эту тему, когда вижу соседку, подсматривающую из проёма.
- Здравствуйте, Екатерина Семёновна, - грустно вздыхаю, понимая, откуда ноги растут. – Чем же на этот раз мы помешали?
Из туалета раздаётся спуск воды, и Димка выходит, застывая на месте перед незваными гостями.
- Здравствуйте, - произносит, как его учили, переводя взгляд с одной на второго, а я понимаю, что мне предстоит писать объяснительную из-за того, что женщине этажом ниже очень уж не нравится, что мы здесь живём. Не удивлена, что у неё нет семьи, потому что с такой просто невозможно делить квартиру. Если она терроризирует нас, то что говорить о домашних!
- Дим, иди в мою спальню, мы тут сами, - ласково провожу ребёнку по голове, отправляя к себе, потому что вход в детскую как раз около Слуцкой. Не хочу, чтобы она трогала его.
Сын неуверенно уходит в сторону, а я настраиваюсь бороться за свои права.
- Послушайте…
Нахрапистая Ольга Ивановна за словом в карман не лезет, только и у меня достаточно педагогического опыта, чтобы решить вопрос. Но это, если человек намерен слушать. Меня же нагло отталкивают, просачиваясь на кухню, где тут же слышу победоносное: «Ага!»
- Посуда немытая, - принимается что-то строчить в неизвестно откуда взявшемся блокноте, и я смотрю на стол, где раскатывала тесто, а затем в раковину, вмещающую в себя две кастрюли и миски. – Пол грязный, - отступает вбок представительница закона, и я вижу, как от неё расплывается лужа растаявшего снега.
- Это же вы сделали! - начинаю злиться, а она активно бегает ручкой по чистому листу. – Холодильник, - дёргает на себя створку, разглядывая содержимое. – Так и знала! – достаёт початую бутылку вина. – Вы там протоколируйте, - обращается к мужчине в форме, булькая белой жидкостью, Тот поправляет фуражку, а на полу вокруг него снег, упавший с куртки, и полицейский лениво расстёгивает папку, добытую из подмышки, а чиновница быстро щёлкает улики камерой на телефоне.
Господи, какой-то абсурд.
- Она беременная, - подливает масла в огонь соседка, и только сейчас замечаю, что она уже дотопала до кухни, чтобы непременно быть в центре событий. – Вы понюхайте, может алкоголем разит?
Давайте поближе познакомимся с главной героиней.
Татьяна. Танечка Ильина. Добрая и чуткая. Учитель русского языка и литературы. Есть сын, муж и беременность, которая протекает не очень гладко.
Господи, где же я так нагрешила?
- Это кто? – тут же хватается за новую возможность Слуцкая, будто у неё цель – утопить меня и сделать того, кем я не являюсь. – Муж?
- Нет, - качаю головой, поворачиваюсь в сторону Макса. Он стоит, прислонившись к стене, и ждёт, когда я помогу раздеться. Только сколько раз просила не заявляться сюда! Здесь не приют для алкоголиков. – Зачем ты пришёл?
- Вы тут еще и притон содержите? – радуется представительница опеки, и мне кажется, что туда берут всех мизантропов. Хотя нет, попадаются и хорошие люди.
- Это брат ейный, - тут же с видом эксперта резюмирует соседка.
- Не ейный, Екатерина Семёновна, а её, - цокаю языком, качая головой.
- Видали?! – тычет она в мою сторону пальцем. – Она ещё и огрызается! Старших учить вздумала, ишь, фифа!
- Простите, - обращаюсь в сторону полицейского. – Вы не представились.
- Юрий Фёдорович.
- Так вот, Юрий Фёдорович. Эта женщина находится на моей территории без моего согласия, - прохожу мимо седовласой сплетницы, которой дома уже и заняться нечем. Чувствую, если не посажу Макса, он сейчас тут же растянется в небольшом коридоре, и вот тогда придётся его тащить. А я на третьем месяце беременности. Как назло, Женька уехал на практику со своими студентами. Конец года, а они решили по музеям Золотого кольца прокатиться. Ректор выделил автобус, что-то по средствам добавили сами, и вот уже почти неделю его нет.
- Примите меры, пожалуйста, - добавляю, потому что полицейский в какой-то прострации. Не удивлюсь, если у него в голове совершенно другое, а не эти наши разборки в преддверии праздников.
Дёргаю Макса от стены на другую сторону и опускаю на тумбу. В коридоре натоптано. Придётся все полы перемывать. И всё почему?
Зыркаю ненавистным взглядом на соседку, которую просит на выход полицейский. Ну хоть где-то моя взяла.
- Меня! Законопослушную гражданку! – голосит она, а я думаю: насколько же надо быть одиноким, чтобы творить такие вещи. Ведь она же делает это от злобы на весь мир.
- Тань, это кто? – снова подаёт голос Макс.
- Давай потом, ладно. Просто помолчи.
Я никогда не гнала брата, но почему именно сегодня он на моём пороге в таком виде? Ах, да. Сама же просила не ходить к матери. Ей и так тяжко, а когда видит, что он спивается, и того хуже. Моя голова сейчас лопнет. Пусть этот ужасный сон уже закончится!
Только я всё ещё в коридоре, а за спиной голос Слуцкой.
- Так и пометим, - произносит вслух то, что намерена записать дальше. – В квартире находятся посторонние в нетрезвом состоянии.
- Посторонние тут вы, Ольга Ивановна, - оборачиваюсь к ней. – Хватит устраивать цирк. Пожалуйста, покиньте помещение. Вы же видите, что ребёнок здоров, накормлен, еда в холодильнике, дом чистый, я – приличный человек.
- Ну по поводу вашего морального облика мне ничего не известно, - тут же заявляет она, и я теряю дар речи.
- Хотите, сказать, что я выгляжу аморально?
- Ой, ну не придирайтесь к словам. Знаю я просто таких, как вы.
- Каких это таких?
- Сперва притворяетесь добрыми и хорошими, а потом чужих мужей из семьи уводите.
Кажется, я начала уже терять нить разговора. Увожу мужей? Она вообще о чём?
- Тань, - тянет меня за рукав Макс, и я знаю, что опять начнёт мне про Дашу рассказывать. Мне его бесконечно жаль, только ничего не могу сделать. Мёртвых не вернуть. А он пытается заглушить боль стаканом с чем покрепче.
- Не имею привычки обращать внимания на чужих мужей, - решаю отметить этот факт.
- Ладно, - полицейский, который всё это время кому-то писал сообщение, решает закончить нашу встречу. – Давайте уже расходиться. Я ничего ужасного не увидел. Девушка красивая, - делает он комплимент, который мне совершенно не нужен, а тонкие губы чиновницы становятся ещё тоньше, - в доме порядок, ребёнок не истощён, без побоев.
- Может, у него там под майкой всё в синяках, - не сдаётся акула, вцепившаяся в моё благополучие зубами.
- Гражданка, ребёнка покажите ещё раз, - ласково просит полицейский, и я решаю пойти ему навстречу. Всё же из адекватных мы тут с ним вдвоём.
Димка лежит на кровати, вглядываясь в полутемный экран. Мультики? Вряд ли. Красочными картинками и не пахнет, у него там что-то другое.
- Вам нравится, Евгений Олегович? - звучит незнакомый женский голос, и меня накрывает испугом. Это даже на прохождение игр не похоже, которые меня так раздражают. И в тот момент даже в голову не приходит, что так зовут моего мужа!
Теперь перед вами та самая представительница власти - Ольга Ивановна Слуцкая. Непоколебимая поборница правды, которая докопается до истины, даже если она выглядит как-то иначе.
Вызвана соседкой, выполняет свою работу качественно вгрызаясь в родителей
- Дим, - зову сына, чувствуя, как сердце безумной птицей бьётся в груди. И он поворачивается в мою сторону, застигнутый врасплох. Смотрит испуганно. Так делает всегда, когда в чём -то виноват. – Пойдём попрощаемся с гостями.
Из моего телефона кто-то смеётся, а дальше неопределённые звуки, возможно, поцелуй, и ребенок разрывается между желанием быть правильным и любопытством. Только это уже ни в какие ворота не лезет.
В другой бы раз приказала строгим голосом отдать, спокойно, без рывков. Но сейчас намерена закончить этот ужас, как можно быстрее. Оказываюсь рядом и выхватываю у него из рук телефон, нажимая на кнопку сбоку, и всё смолкает.
- Там люди ждут! – не хватало мне ещё, чтобы ребёнок лазал по страшным сайтам. И так дети-акселераты, а вдруг ещё вопросы в шесть лет на пикантные темы?
Я включаю родительский контроль, только это другое пространство. Сейчас он взял мой телефон без спроса.
- Это был папа!
- Что? – сдвигаю брови, не сразу понимая, о чём он.
- Там папа, папа, - глаза испуганные, - с другой тётей, - зажимаю ему рот ладонью на последнем слове, смотря прямо в глаза.
- Дим, не говори ерунды! – шепчу ему. – Вот в нашей прихожей ужасная тётя, которая смотрит, как мы живём. Если она сейчас услышит, что ты сочиняешь, то…
- Я не сочиняю, это правда он! – шипит сквозь мои пальцы.
- Ладно, тихо, - пытаюсь улыбнуться, чтобы ребёнок не видел моего испуга.
- Но…
- Откуда это видео?
- Тебе сообщение пришло, - защищается, подскакивая на кровати. Редко умеет держать себя в руках, говорит эмоционально, обязательно стоя, если из него прёт энергия, иногда прыгая.
Киваю, принимая его ответ, и зову за собой, обещая, что потом разберёмся, и натыкаюсь на внимательный взгляд чиновницы.
- О чём шушукались?
- Вам не надоело? – смотрю на неё спокойно, а саму неимоверно колотит, как пытаюсь осознать, что вообще происходит.
Они оглядывают Димку, которого я успокаиваю, что всё нормально.
- А этот? – тычет в Макса Слуцкая рукой. – Он пьян!
- Ну и что? – не выдерживает полицейский, которого, по всей видимости, уже всё достало. – Не буянит, не бросается. А пить у нас в стране никто не запрещает. Я пошёл.
Они всё же удаляются, а соседка, поджидавшая их в подъезде, набрасывается с вопросами. И я, наконец, закрываю за ними дверь, смотря на грязный пол, который срочно надо мыть. Счастье-то привалило!
Макс откинул голову на стену и, кажется, уснул.
- Опять? – поднимает на меня глаза Димка, и я горько киваю. За год уже сбилась со счёта, сколько раз так приходил.
- Макс, - слегка трогаю его лицо, и веки, задрожав, поднимаются. – Ну и что дальше?
Он пожимает плечами, выпячивая губу, а я вижу боль и тоску в его глазах. Он слишком сильно любил, чтобы не убиваться. Отлично помню, как светился счастьем, когда женился на девушке мечты. Потом у совершенно здорового человека менингит, и всё. Жизнь разделилась на до и после.
- Давай, - помогаю ему снять ботинки и куртку, а потом заставляю перенести его тело в зал, где он валится на диван и почти тут же засыпает. Димка уже стоит, держа в руках плед. Мой добрый мальчик, который всегда старается помочь.
Знакомьтесь, это Димка, который обожает папу и маму. И, если вы спросите, с кем захочет отстаться Димка, он непременно ответит: с папой и мамой. Его мир не может делиться, он един.
Укрываю брата пледом, пока Димка внимательно смотрит на дядю.
- Макс болеет?
- Да, мой хороший, - поправляю сыну волосы на лице.
- А когда вылечится?
- Не знаю, Дим. Но обязательно вылечится. Потому что…
- Он сильный, - продолжает вместо меня уже устоявшееся выражение.
Да, я с детства твердила брату, что он сильный и со всем справится. Теперь говорю об этом сыну. И сама стараюсь соответствовать. А сейчас не могу забыть о том, что именно видел сын.
Оставляю обоих в комнате и прохожусь по коридору и кухне со шваброй. Уже потом возвращаюсь.
- Иди мыть руки, будем обедать, - прошу сына, отправляясь на кухню. Быстро нажимаю кнопку на гаджете, чтобы своими глаза увидеть то, что там есть. Видео сбросилось. Смотрю на незнакомый номер с женской аватаркой, и сообщение. Без приветствия.
«Вы должны знать».
В ванной течёт вода, Димка моет руки, но её заглушает звук моего сердца, готового выскочить и упрыгать за холодильник, чтобы там дрожать от страха, что мой муж мне изменяет.
Так бывает с другими, но не со мной. Так казалось. Только я слышала своими ушами, а теперь?
Теперь должна ещё и увидеть.
Успеваю сунуть телефон в карман, делая непринуждённый вид, когда сын появляется рядом. Будто совершенно ничего не произошло, и у нас обычный обед.
- Это папа, да? – устраивает мне допрос Димка, но я молчу. Быстро убираю неудавшийся пирог, на который уже нет никакого настроения. Ставлю сыну на стол макароны с сыром и говорю, что надо в туалет.
Спасительно место, где можно прийти в себя, когда у тебя есть ребёнок. Войти с каменный лицом, запереть дверь на замок, пореветь, когда всё достало, освобождая место для новых эмоций. А потом выйти, улыбаясь, и как ни в чём не бывало поцеловать сына.
Замок щёлкает, опускаю крышку унитаза, усаживаясь сверху. Передо мной видео, на котором нельзя различить людей. Нажимаю воспроизвести, испуганно убирая звук, потому что вспоминаю, что там было. Но не до конца прикручиваю, хочу различить, что говорят.
- Люблю, когда ты так делаешь, - хихикает кто-то, и только потом парочка появляется в кадре. Мужчина падает на кровать, и девушка садится сверху него. Слишком темно, чтобы различить, кто это.
- Вам нравится, Евгений Олегович? – следующий кадр, в котором крупное лицо моего мужа в полутьме. Сомнений быть не может: это он! Рука скользит, расстёгивая его рубашку, а он, по всей видимости, пьян. И следующий кадр, как она откидывается, а он целует её грудь, ласкает её тело, и мне становится мерзко, что хочется промыть глаза с мылом. Потом он откидывается, и она спускается к низу его живота, чтобы…
- Ублюдок!
Выключаю, потому что не намерена смотреть эту мерзость. Нажимаю на удаление и блокирую номер, а у самой всё внутри дрожит. Он и сам в курсе, с кем и где проводит время. Вот она какая музейная практика.
Слишком горькая правда.
И что мы имеем?
Третий месяц беременности. Мужа, который идёт туда, на чём скакала голая девица. Шестилетка, требующий ответов. Брат, который страдает алкоголизмом. Мать, не желающая слушать врачей, а решившая, что в молитве заключена сила. Мой день рождения через двенадцать дней, куда приглашены наши родственники. И Новый год через месяц.
Поезд сошёл с рельсов и несётся в пропасть.
Знакомьтесь. Доцент кафедры Зарубежной литературы - Евгений Олегович Потапов, больше знакомый остальным, как Онегин. Красив, начитан, умеет нравиться женщинам и их матерям.
Дорогие друзья!
Добро пожаловать в Литмоб
"Операция_Новый_год"
Неважно, что случается в жизни каждого: ссоры, недопонимание, развод по обстоятельствам. Главное, что объединяет всех - надежда на лучшее. И кто же не верит в чудеса? Они случаются. Особенно, если написать письмо
Деду Морозу…
Вас ждут 7 историй, в которых обязательно произойдёт чудо. Ведь, признайтесь, вы тоже верите в магию в обычном мире…
Найти все истории можно по тэгу
#операция_новый_год
https://litnet.com/shrt/SXoT
Очень рассчитываю на вашу поддержку. Не забудьте поставить звёздочку истории, если она вас заинтересовала.
Сколько там надо секунд, чтобы успокоиться? Дышу уже минуту, а страх не уходит. Боже, кого я обманываю? Меня колотит от осознания, что мой муж касался другой женщины. Что у него есть связь на стороне. Что мы больше не семья.
И как давно это у него?
- Мам! - резкий стук в дверь, и крик Димки заставляет схватиться за сердце. Сколько раз просила так не делать, только разве этим детям что-то докажешь?
- Иду, - отзываюсь, нажимая слив. Вот так мы обманываем друг друга…
Изображаю в зеркале улыбку, чтобы запомнить, как выглядит настоящая, а не вымученная, и выбираюсь из туалета.
- Мам, так это…
- Макароны понравились? – перебиваю, пытаясь увести маленького следователя в другую сторону, нежно подталкивая в спину. За окном метель, только раньше было уютно в тёплой квартире. Сейчас кажется, будто тут явно понизили градус, потому что меня колотит. Но это нервы.
- Да, очень вкусные, - хвалит сын. – А папа…
- Давай доедай и к себе, мультики тебе поставлю, - снова перебиваю, потому что не знаю, что врать. Сперва надо обдумать, а пока, всё же, делать вид, что ничего не произошло. Так, наверное, ведут себя настоящие матери. Не хватало делить с ребёнком реалии взрослых.
Отправляюсь найти на компьютере фильм, когда принимается вибрировать телефон.
«Любимый».
Как хватает наглости звонить, как ни в чём не бывало? Неужели, после того как он только что валялся в кровати со студенткой, спокойно будет беседовать со мной? Какие же мужики лицемеры! Или это было вчера, когда он говорил, как сильно скучает?
Плевать. Сбрасываю, не желая говорить, и пялюсь в строку, держа руки над клавиатурой. Только, как назло, все названия детских сказок вылетели из головы. А там лишь перемотка видео, где лицо моего мужа крупным лицом.
- Когда папа вернётся? – стоит позади Димка, а я подношу ко рту ладонь и кусаю её, чтобы отрезвить себя от внутренней боли. Переключиться на физическую, потому что вдруг неимоверно стало себя жаль…
- Скоро, котёнок.
Всплывает сообщение.
«Тань. Что случилось? Я завтра вернусь. Планы изменились».
А зачем завтра, когда ещё три дня впереди? Когда ещё можно развлекаться, как хочешь?
- Мам, - трогает меня Димка, и я дёргаюсь. Чёрт. Совсем забыла, что он тут.
- Давай сказку? – хватаю невпопад книгу, которая лежит тут же.
Стоп. Татьяна Александровна. Ты учитель, в конце концов. Чего только не выкидывают дети на уроках! Взять хотя бы Егорова, который бегал без штанов по классу.
Только колотит сейчас неимоверно. Потому что всегда могла обсудить это с мамой или Женькой. А теперь…
Снова пропускаю несколько звонков от мужа, всё же включая фильм. Потому что понимаю: буду отвлекаться от чтения. А потом тяжёлой артиллерией приходит звонок от матери.
Ну да, конечно, Женя позвонил любимой тёще, которая всегда за него горой. Только у нас негласная договорённость: не беспокоить её по пустякам, потому что ей нельзя нервничать.
- Привет, мам, - отвечаю, отправляясь в спальню, и закрываю за собой плотно дверь.
- Таня, слава Богу, Женя дозвониться не может!
И не дозвонится, хочется ответить, но заставляю себя молчать.
- Что-то случилось? – требует ответа. – Что-то с ребёнком?
- С каким ребёнком? – её слова отрезвляют, и я испуганно смотрю в стену, к которой прислонился стул, а на нём свитер Женьки. Тот, что я подарила почти в начале наших отношений. До сих пор цел. Сейчас хочется его порвать и выкинуть, и я подхожу к мебели, сдёргивая одежду так, что опрокидываю стул, и он грохает о пол. – Мама, не говори ерунды! У нас всё хорошо!
Вспоминаю про Макса, мирно спящего на моём диване. Об этом ей лучше не знать, иначе будет переживать.
На второй линии снова муж, и я слушаю неприятное пиканье, оповещающее, что он желает меня слышать. Надо же, как активно названивает. Знает кошка, чьё мясо съела.
- У тебя как? Головокружение? Слабость? Тошнота? – интересуюсь состоянием матери.
- Пройдёт, Танечка, с божьей помощью. Если что-то не так, ты скажи, - тем временем продолжает она. - Давай сходим вместе в церковь. Тебе вот с ребёночком надо бы, чтобы развивался хорошо. Инна Станиславна…
- Да не пойду я в твою церковь! – поднимаю голос. Господи, сколько раз зарекалась не злиться по этому поводу, только уже неимоверно достала эта её мания. Как вышла на пенсию, так и понесло к Богу. Нет, я не против религии, но моя мать стала настолько набожной, что теперь, как только я оставляю ей Димку, она берёт его с собой причащаться, молиться, слушать проповеди. Это хорошо, если попадётся батюшка, который будет говорить правильные вещи, только тот, куда ходит она, против врачей.
Екатерина Семёновна. Соседка, которой не сидится дома. Человек сложный и склочный. Звонящий по любому поводу в различные инстанции, потому что обозлена на весь мир
Все эти анекдоты про тёщу и зятя не про них, там идиллия.
Женька сразу понравился родителям, когда в первый раз пришёл знакомиться. Ещё бы. Красивый и статный, из интеллигентной семьи, будущий учитель. Мать никогда не гналась за богатством. Главное – чтобы дома не сидел. А Женька уже в институте подрабатывал.
Там мы и познакомились. Однокурсники, которых все окрестили Онегин и Татьяна. Правда, фамилия у Женьки была не такая поэтичная, всего лишь Потапов. Да и я не Ларина, а Ильина. Но на факультете русского языка и литературы это было не особо важно.
А на пятом курсе мы поженились, и я думала, что это навсегда. Как оказалось, у всегда есть срок годности. Наш брак не добрался и до отметки в десять лет.
Мать всегда была на стороне Женьки, если между нами возникал спор. А я злилась, потому что оставалась в своём мнении в одиночестве.
Раздумываю над тем, не сбросить ли звонок, когда снова слышу её голос.
- Просил ему набрать, - доводит до моего сведения, пытаясь нас помирить, хотя ещё даже не знает, что произошло.
- Да, конечно, - соглашаюсь. - Ты не передумала? – решаю сменить тему. - Я договорюсь с врачами, у меня родительница в классе из Клинической больницы. Положат, обследуют.
- На всё воля божья, Танечка, - отвечает тихо. – Отец Алексей говорит…
И начинает снова свою проповедь. И так хочется пойти к этому Алексею и высказать ему всё, что думаю. Потому что из-за таких, как он, люди сбиваются с истинного пути. Нет, конечно, надо верить во что-то. И я знаю другие примеры, когда батюшки помогали. Только этот же убедил мать, что она излечится без лекарств! Как, скажите мне, если ей нужна операция!
Я говорила, убеждала, только мать гнула свою линию. Ну что мне с ней драться что ли?
Обещаю, что перезвоню мужу, а сама ненавижу себя, что жалею всех вокруг. Будь другой, возможно, было бы проще. Только я та, кто есть, а потому, вздохнув, принимаю новый звонок от Потапова.
- Да, - настраиваюсь, что сейчас не буду кричать. Что стану говорить спокойно ради себя, Димки и того, кто под сердцем. Женька хотел второго мальчишку, а я – девочку. Пока говорить о поле рано, но муж уже обмолвился, что хочет назвать сына Ромкой.
Шиш тебе, Онегин, а не Роман. Ты свой завёл на стороне, муфлон.
Даже я иногда зову Женьку Онегиным, так уж повелось.
- Привет, - ласковый голос по ту сторону трубки. – Как вы там?
Полный ахтунг. И раньше бы обязательно рассказала, а теперь даже про полоумную соседку говорить не хочется. Потому что о таком делятся с близкими, с теми, кому доверяют. Да и не желаю я пускаться в длинные истории. Не то время.
- Я завтра возвращаюсь, - переходит к теме, которая интересует, по всей видимости, только его. Хотя нет, спасибо, что предупредил. Успею подготовиться.
- Почему?
Подмывает спросить, что же он не остался в объятьях студентки? Но молчу, прошу себя не говорить с ним об этом раньше времени. Просто заглянуть в глаза и поинтересоваться: за что он так со мной?
Мы обмениваемся ещё парой фраз, заверяю, что всё отлично, и кладу трубку, чувствуя себя неимоверно опустошённой. Ещё утром во мне было так много счастья, я рассчитывала поговорить с директором на тему моего ухода в декрет. Конечно, в школе можно появляться в просторной одежде, скрывая положение до седьмого месяца. Но мы с Онегиным решили, что лишние волнения ни к чему. Да. Работу долой, да здравствует любовница.
- Козёл, - не удерживаюсь от реплики, понимая, что всё ещё сжимаю его свитер в руке. Хочу бросить, но останавливаюсь и подношу к носу, вдыхая древесный запах.
- Что же ты наделал, Онегин? Что же ты наделал…
Спасибо вам за тёплую поддержку истории. Татьяна на грани, Онегин едет домой. Димка достаёт карандаши, чтобы писать письмо Дедушке Морозу
Перед вами Макс - младший брат Татьяны, который очень любил свою жену, и до сих пор не может её отпустить. Никто даже не мог подумать, что здоровый человек сгорит так быстро. Всему виной страшное слово - менингит.
Макс ищет возможность забыться на дне стакана, понимая, что лишь так легче. Приходит к сестре и Онегину, чувствуя родственные души именно здесь.
Димке я обещаю, что всё будет хорошо.
Нагло вру, потому что хорошо уже не будет, но решаю его убрать с поля боя. Следует поговорить с Женькой наедине. Без кого-то третьего. А с сыном это не выйдет.
Для себя принимаю решение: не прощу того, кто предал. Становится мерзко, когда вспоминаю видео от доброжелателя. Надо полагать, что прислали мне, потому что Женька не мог решиться уйти из семьи. Вот ему и хотят придать ускорения при помощи меня.
Макс отсыпается до утра, а я никак не могу отключиться, постоянно ловлю себя на мысли о муже и какой-то девице. Наверное, и сейчас он в её объятьях, и подкатывает тошнота. Вообще эта беременность протекает не так легко, как первая. Токсикоз даёт о себе знать, и порой на уроках, что приходится бежать без оглядки в туалет. Хорошо, что такое было всего дважды.
Утром собираю Димку к бабушке на пару дней, кормлю брата и сына и отвожу их к матери. Увидев на пороге такую процессию, она сдвигает брови, не понимая, что происходит.
- Мамуль, может, пустишь? – целую её в щёку, проходя первой в коридор. Воскресенье – законный выходной, в который можно делать всё, что душе угодно. Писать конспекты к урокам, проверять диктанты и сочинения, убирать в доме, побыть с семьёй или собрать вещи мужа-изменщика и выставить их за дверь.
А семьи-то больше нет…
- Ты откуда? - всматривается мать в лицо Макса, который тянет улыбку.
- Да не пил, не пил, - обещает, хотя вчера так и не встал, чтобы поесть. Настолько много всадил в себя алкоголя. Только разговоры уже не помогают. И Женька пытался, и я. Удалось только отстоять мать, к которой Макс не лез по моей просьбе. Все болезни от нервов, а её плохие анализы могли желать лучшего.
- Завтра же в садик, - смотрит на меня подозрительно мать, когда говорю, что заберу сына во вторник.
- Сказали не приходить. Профилактика, обрабатывать будут там что-то.
Господи, что я не несу? Но, кажется, довольно правдиво, потому что она согласно кивает.
- Но по поводу церкви договорились, да? – уточняю, обуваясь.
- Танечка, нельзя запрещать ребёнку общаться с Богом.
- Я тебя тоже очень люблю, - целую постаревшую щёку, - но останусь при своём. Мам, пожалуйста. Иначе я тоже не буду уважать твоё мнение и приведу сюда бригаду из Скорой. Макс, - кричу брату, который на кухне с Димкой играет в морской бой. – Мама за Димку, ты за мать. Всё, убежала.
На душе скребут кошки, хоть и не март, а вполне себе слякотный декабрь. Вчерашняя метель легла на дорогу, превратившись в кашу, отчего сапоги напитываются влагой. Хорошо, что недалеко идти. От подъезда до машины всего около двадцати метров. Кстати, автомобиль я оставлю себе, Онегин пусть, как хочет. На своих двоих.
Надо же, мысленно уже делю имущество. Только я привыкла к графикам и жизни по полкам. Работа научила.
План такой. Возвращаюсь домой, пакую вещи Онегина, какие найду, выставляю их за дверь.
Всё. Звучит, как нечто простое. Осталось реализовать.
В сообщениях мужа смайлики и цветочки.
Чёртов негодяй делает вид, что всё, как обычно. Хотя, он может не знать, что его подружка решила обнародовать их отношения. А я терплю, как на уроках, когда хочется открутить голову кому-нибудь, только нельзя. Как же я скучаю по старым-добрым розгам, хотя никогда ими не пользовалась. Вообще, в системе образования следовало бы рассмотреть подобную меру наказания, потому что сейчас, к сожалению, у наших детей только права. А обязанности у всех остальных.
Добираюсь обратно довольно быстро. Как назло, заскакиваю в лифт к соседке, которая тут же поджимает губы. Осторожно, двери закрываются. Начинается поединок с несносной бунтаркой.
- Здравствуйте, Екатерина Семёновна, - здороваюсь первой, и она что-то бурчит себе под нос. Выдержать взгляда не в силах. А вчера была гражданкой с социально-активной позицией.
- От меня вином не пахнет? – подливаю масла в огонь. Просто устала быть хорошей.
И мы ме-е-е-едленно едем вверх. Кажется, лифт никогда не тащился так неспешно, а я интересуюсь.
- Вы же понимаете, что это уже не смешно? – начинаю отчитывать человека, старше меня почти вдвое. – Одно дело стучать по батарее по ночам, потому что вам кажется, будто кто-то топает, рассказывать соседям, как мы вас топим, хотя мы прекрасно знаем, что это не так. И совсем другое звонить в опеку. Это уже ни в какие ворота не лезет!
Голос спокойный, строгий. Так разговариваю с учениками, когда требует сделать выговор. Не знаю, насколько поможет тут.
- А таскать домой пьянь всякую к дитю? – решает защититься.
- Это брат мой, у него жена умерла, - горько качаю головой. – Дожили до седин, а жизни не понимаете.
Нина Ильина - мать Татьяны и Максима. Работала в газете наборщицей текста. Воспитала вместе с мужем двоих детей. Ныне вдова. Несчастный случай на стройке. Вот уже несколько лет активно посещает церковь, найдя в ней успокоение. Вера в религию настолько сильна, что Нина отказывается верить в то, что ей могут помочь лишь врачи.
- На всё божья воля, - говорит она дочери. Таня не раз говорила с матерью, только эти разговоры больше расстраивают обеих.

А я приглашаю вас с историю, которая вышла в рамках литмоба "Операция Новый год"
Ирина Корепанова

- Филипп, я тебе не изменяла. Даже в мыслях такого никогда не было. Я люблю тебя, и ты это знаешь.
- Любишь, говоришь?! Тогда иди на аборт. Приблудыш, мне не нужен!
Стоило заветным словам о беременности сорваться с губ, как мой любимый просто озверел, мало того, что он был не рад нашему малышу, так еще и обвинил в измене и выставил за дверь. Спустя годы я встала на ноги, и все было хорошо, пока в моей жизни вновь не появился он.
https://litnet.com/shrt/Sae9
Поведение Женьки типичное для того, кто пытается загладить вину. На пороге стоит муж с букетом, а у меня падает сердце. Будто я до последнего надеялась, что он невиновен. Но только что негласно Онегин признался мне в содеянном.
Делает шаг с приоткрытую дверь, но я тут же выставляю руки.
- Подожди, - прошу, отправляясь за сумками, только, вернувшись, вижу, что стоит в коридоре, смотря на меня с недоумением.
- Тань, - ждёт объяснений, опуская вниз цветы. В другой руке небольшая дорожная кладь со сменой белья, и я ставлю около него другие вещи. – Что это, Тань?
- Сумки, - спокойно говорю, хотя внутри всё подпрыгивает от нервов. Колотит и знобит. – Ты съезжаешь, Онегин.
- Далеко? – интересуется, усаживаясь на место, где вчера подпирал стену Макс.
- И надолго, да, - снова поход в комнату и перенос клади.
- Тебе нельзя поднимать тяжёлое, - подскакивает с места, норовя избавить меня от ноши, и я разжимаю пальцы.
- А теперь тр…ть других, понял? – я не хотела этого. Не была намерена говорить грубо и невпопад. Только гормоны и нервы на первом месте. Они меня сделали, и вместо спокойной и уравновешенной женщины, которая не впадает в истерику, я на грани отчаянья.
Столько лет учиться себя контролировать, Выпустить Лосева и Архипова в большую жизнь, уж они мне крови попили – мама не горюй. И сломаться на постельной сцене…
Мужа и случайной студентки. А, может, не случайной. Бог их знает. Только я буду выше этого, да, я просто обязана быть выше, как бы не было больно.
Только не могу…
Женька хватает меня в охапку, а розы сползают с банкетки головами вниз, утыкаясь в пол, и смотрят на меня невинным белым цветом. Непорочные и мерзкие, потому что намерены просить за того, кто их принёс.
- Уйди, - толкаю того, кого боготворила. В одном котле перемешиваются ненависть и любовь, и я знаю: легко не будет.
- Танюш, не знаю, что на тебя нашло, но…
- Давай без дешёвого водевиля, - отстраняю лицо. – Я всё знаю, Жень. Прекрати.
Он замирает и отпускает меня, смотря недоверчиво и испуганно.
- Что знаешь?
Голос настолько тихий и вкрадчивый, что еле удаётся различить слова.
- Не надоело? – отступаю к стене, опираясь на неё. Складываю руки на груди, а на лбу домиком съезжаются брови, будто весь мой облик спрашивает у него: за что он так со мной. Только не реви, Таня, не сейчас, - уговариваю себя. Давно вот так разговариваю на уроках, когда хочется кого-нибудь придушить, - помогает.
- Тань, ты должна меня послушать, - будто собирается с мыслями.
- Ничего я тебе не должна, Онегин, - качаю головой, и ощущаю, как подкатывает тошнота. Мне говорили, что волноваться нельзя, только как тут избежать подобного, когда сама жизнь подбрасывает проблемы? Вернее, мой муж, который должен оберегать и заботиться, не справился со своим хозяйством, выгуляв его на чужих полях.
- Кто тебе сказал? – допытывается, засунув руки в карманы. Желваки ходят на лице, а глаза стали куда темнее, чем обычно. Я знаю, что так он сердится.
- Разве важно? – кривлю губы, роняя голову на грудь, но через три секунды бросаюсь в туалет, потому что тошнота подкатывает неимоверная. Унитаз принимает в себя перекус, а я спиной чувствую, как Онегин смотрит на меня.
Машу’, чтобы вышел, это уже перебор, и слышу, как прикрывает дверь. Надеюсь, он примет мой выбор, потому что иначе я не знаю, что делать. Делить крышу и постель с человеком, который плевал на мои чувства? Не стану. Да, у нас общие дети, и Димка неимоверно сильно любит отца. У них такая связь, что многие завидовали.
Счастье любит тишину.
А мне подруги говорили, как повезло с Онегиным. Он – лучший отец, который и накормит, и сказку прочитает. Да, Женька находил время на сына.
Только, как оказалось, он у нас Цезарь. Успевал и нашим, и вашим. Я себя не обделил?
Полоскаю рот, когда отпускает, и выбираюсь в коридор.
- Тань, дай мне пять минут, я всё объясню.
- Не хочу слушать, нет, - качаю головой. – Уши можно обмануть, глаза не выйдет.
Он на секунду замирает.
- Кто тебе звонил?
- Никто, Жень. Забирай вещи и уходи!
- Куда?!
- Откуда мне знать, - развожу руками в стороны. – К своей любовнице, к матери, к друзьям. Да куда угодно, лишь бы отсюда!
- Это мой дом тоже, Тань…
- Хочешь, чтобы ушла я? – выдерживаю его взгляд. Хорош гусар.
- Хочу тебе сказать, как всё было на самом деле.
Ева Рогова. Студентка третьего курса факультета русского языка и литературы. Влюблена в преподавателя. Именно она отправила сообщение жене Евгения Олеговича, чтобы всё такйное стало явным.
Любит добиваться своего любой ценой. Парни своей возрастной группы не интересуют. Красивый начитанный доцент - вот приз, за который стоит побороться. И Ева не любит проигрывать.

И пока мы ждём историю от Онегина, присмотритесь к книге в рамках литмоба Операция_Новый_год
Ольга Игонина
Новая семья под Новый год
Новогодние чудеса встречаются у всех, кроме меня. Уже семь лет я воспитываю Витюшку одна и никаких принцев не жду.
Однако письмо сына Деду Морозу и фраза от незнакомца: “Отойди, выпендрежник” в адрес Вити, полностью перевернули мою жизнь. Первая моя реакция - гнев, но он быстро сменился на милость. Вадим очаровал меня. Умный, красивый, богатый. Но есть ли мне место рядом с ним? Или под Новый год чудеса случаются?
https://litnet.com/shrt/SuDN
Мы стоим в коридоре, и Онегин так и не снял куртку, будто он и впрямь здесь гость.
- Так и знала, - горько выдыхаю, но он спешит перебить.
- Возможно, ты мне не поверишь?
- Да? – усмехаюсь. – Допускаешь такое, что могу повеорить? – растягиваю кривую улыбку. – Жень, если тебе хоть немного жаль нашего будущего малыша – просто уйди отсюда. Оставь меня в покое.
- Что Ева тебе прислала?
- Ева? – растягиваю имя, пробуя его на вкус. – А ты у неё первый мужчина, Онегин, или как? Пора переименовывать тебя в Адама? – издеваюсь.
- Ничего не было! – уверяет меня.
- Странно. А полминуты назад ты многозначно молчал.
- Потому что, - он рычит, ероша волосы. – Потому что это был не то, чтобы секс.
- Огради меня от подробностей, пожалуйста, - закрываю уши, чувствуя, как снова подкатывает тошнота. Бог знает, что такое происходит. Как же правильно сделала, что отвезла Димку к матери. Теперь что-то врать ему про отца, а он обязательно начнёт спрашивать. Потом этот день рождения, который я и без того недолюбливаю. И Новый год, в который войду разведённой женщиной.
- Я не спал с ней, Тань, - Онегин настойчив, и я с ужасом смотрю на дверь, понимая, что слышимость у нас в доме приличная. Завтра уже пойдут сплетни, Екатерина Семёновна начнёт активно расселять по квартирам новости о чете Потаповых, а потом опять кому-нибудь позвонит, что семья неполная.
- Мне всё равно, как это называется. Будь мужчиной. Получи вслед за преступлением наказание. Достоевский знал, что говорить.
- Тань, - горько усмехается.
- Кстати, как и Пушкин. В который раз убеждаюсь, что человек гениальный, – поднимаю вверх указательный палец. – Это ж надо быть провидцем, чтобы написать: Онегин и Татьяна – не пара, - черчу в воздухе рукой каждое слово.
- Он так не говорил, Тань.
- Хоть я другому не отдана, Онегин, но верность хранила, в отличие от некоторых. Давай уже закончим разговор, я отдохнуть хочу. И работы у меня много. Но ты учти, алименты будешь платить, как полагается.
- Ну какие алименты?!
- Положенные двум детям.
- Ты сейчас серьёзно? – не верит он мне.
- Вполне. Думаешь, я стану терпеть подобное? – удивлена.
Самое смешное, не так давно у нас в доме звучала тема измен, когда приходили знакомые. Не помню, кто именно поднял вопрос, возможно, Владимир, друг Женьки. И я сразу сказала, что не стану терпеть подобное.
Выходит, если хоть на мгновение допущу, что такое возможно, предам себя и собственные принципы?
- Ты готова всё перечеркнуть из-за глупого видео?
- Как же у вас всё просто, - закатываю глаза. – Переспал, искупался – новенький. У вас давно это? – внезапно понимаю, что он мог спать с другой, а потом приходить домой и…
Испуганно сглатываю, боясь предположить, что муж мог принести мне что-то нехорошее.
- Онегин. Я беременна, - округляю глаза. - Мне стоит беспокоиться по поводу половых болезней?
- Да нет же! Это просто пи…. какой-то, - совершенно нелитературно выражается доцент кафедры, обхватывая голову. - Да, Ева давно пыталась меня соблазнить, - начинается тирада, и я понимаю, что лучше сделаю вид, что слушаю, потому что иначе он не оставит меня в покое. – Я говорил ей, что у нас ничего не может быть.
- А она не поняла, да? Затащила тебя в постель и там…
- Я не помню, Тань, кажется, мы пили.
- Креститься надо, Онегин, так люди говорят.
- Тань!
- Жень!
Говорим одновременно.
- Жень, пожалуйста, уйди, - прошу его, как человека. – Если тебе действительно дорог твой ребёнок, - кладу руку на живот. – Первый триместр самый важный, ты же прекрасно знаешь. И мы сейчас не чай с тобой пьём, а отношения выясняем.
- Я не изменял тебе, поверь, - прикладывает руку к груди, а розы всё смотрят на меня, стоя на голове, будто стыдятся вместо своего хозяина.
- Ладно, - тут же соглашаюсь, лишь бы он отстал. – Только можешь уйти?
- На время? – решает уточнить, и я хватаюсь за возможность.
Конечно, это выход. Пусть думает, что на время, иначе не двинется с места.
- Мне нужно побыть одной, - согласно киваю.
- А Димка? – внезапно Онегин вспоминает, что у него вообще-то есть сын. – Где он? – испуганно смотрит, будто я могла с ним что-то сделать.
- У моей матери.
- Ты сказала тёще? – округляет глаза.
Наверное, Екатерина Семёновна услышала достаточно, только я всё равно делаю вид, что Женька уезжает просто в командировку. Он кивает соседке, даже не подозревая, что вчера она решила развлечь меня опекой. Остаётся надеяться, что последствий не будет.
- И позвони мне, как доберёшься, - говорю вслед, и муж удивлённо поворачивается в мою сторону. Ну не тупи, Онегин. Всё же и так понятно для кого спектакль.
В его глазах застыл вопрос: куда идти? И даже на долю секунды становится жалко. Он же только с поезда, устал, наверное. Но вспоминаю, почему вообще стоит тут с двумя сумками, и закрываю дверь, быстро проворачивая замок.
Припадаю к глазку, надеясь высмотреть, будет ли у него соседка выпытывать, что случилось, но её уже не видно. Онегин какое-то время задумчиво стоит, смотря прямо на меня. Конечно, не видит, просто догадывается, что не отошла от двери. Раздумывает, что делать, а потом достаёт телефон и набирает кому-то.
Последнее, что слышу, это приветствие, а дальше лифт увозит его в неизвестность, а я ощущаю себя неимоверно опустошённой и одинокой.
Неужели, это всё правда? И я только что выгнала мужа из дома?
Обида и боль, что играли во мне, внезапно сменяются испугом. У нас была семья, а теперь…
Её нет.
Что я буду делать одна с двумя детьми? Что я скажу Димке?
Могу триста тысяч раз говорить, какая сильная, и что справлюсь. И реально будет так. Только чего мне это будет стоить…
Но простить, а потом жить с оглядкой – тоже не для меня.
Если бы дала Онегину возможность объясниться, он бы обязательно меня убедил, что всё это пустяки, и дело, на самом деле, житейское. Есть у него такое свойство, недаром место доцента на кафедре за ним.
Отправляюсь на кухню, намереваясь успокоиться чаем. Тёплый и сладкий – всегда меня расслабляет, когда возвращаюсь домой после трудного дня. Конечно, раньше лечилась чем покрепче, если ситуация из ряда вон, а теперь из-за беременности приходится выбирать, что есть и пить.
Чайник заводит тихую песню кипячения, а я смотрю в окно. Оно выходит во двор, и я вижу Женьку, он уже не говорит по телефону, а остановился напротив соседа, который выгуливает собаку. Мальчишка с третьего, Онегин с ним по литературе занимался. Вот чего, а трудолюбия у него хоть отбавляй.
И снова вспоминаю про студентку, озлобляясь на мужа. А с ними у него какие занятия? Как доставить оргазм? И передёргивает от предположения. А спустя минуту уже думаю о другом.
Отчего-то мелькает мысль: вдруг это всё неправда? Что если какая-то студентка просто хочет отношений с преподавателем и смонтировала видео? Сердце предательски сжимается, и хочется вернуть Женьку, дать возможность сказать, а чайник, немного раскачиваясь, возвещает о том, что кипяток на подходе.
Пока раздумываю, во дворе уже никого нет.
Да нет, глупости. Сначала выгнать, а потом разбираться. Чёртовы расшалившиеся гормоны, от которых то в слёзы бросает, то в смех. Надо просто успокоиться, но тут вспоминаю, что не напомнила Женьке про мать.
«Онегин», - пишу сообщение, - «только тёще ничего не говори!»
И отправляю.
Вдруг подумает, что написала потому, что хочу извиниться? Потому добавляю.
«Я сама подготовлю её к такому».
Да. Во мне говорит обозлённая, обиженная женщина, которая хочет жалеть себя и потраченные годы. Ненавидеть всех мужиков в лице Онегина за то, что не в силах держать при себе своё хозяйство.
В ответ приходит сердечко, и не могу сдержать улыбку, но тут же её стираю. Вот уж эмоциональные качели беременной женщины. Я сейчас, как Тесла. От любви до ненависти и наоборот за три секунды.
Завариваю целый чайник чая. Приношу на кухню тетради, чтобы занять голову. Да и проверить надо. Выбилась из графика, по которому должна была оценить сорок две тетради ещё вчера. Вооружаюсь красной ручкой и открываю первую попавшуюся.
Буквы прыгают, крокозябрят, вытанцовывают, заваливая попы и головы.
- Ефремов, - цокаю языком, принимаясь исправлять ошибки. Уверенно перечёркиваю неправильное написание, подписывая нужные буквы, и не замечаю, как погружаюсь в работу настолько, что пролетает сорок минут.
Из мира предложений и сочинений - «Какова моя гражданская позиция в современном обществе» - вырывает резкий звук, и я испуганно сглатываю, сетуя на чёртов звонок, который сейчас же выдерну из стены, к которой он прикреплён.
Смотрю в глазок сперва с интересом, потом удивлением и открываю дверь, рассматривая очередного гостя.
- Привет, Танюш, пустишь?
Вовка Дубов – лучший друг Онегина стоит на пороге, хитро смотря в мои глаза. В руке торт и бутылка вина.
- За него что ли просить пришёл? – наверное, не удивлена, и снова становится не по себе. Когда я только подумала, что надо поговорить с Женькой, - снова подозрения. Они всегда были добрыми товарищами. – Или отмечать мою свободу?
- Может, пустишь? – предлагает, и я отхожу от входа, давая возможность оказаться в коридоре. К такому набору только цветов не хватает, и Екатерина Семёновна может подумать, что у меня уже новый жених образовался. На самом деле Вовка – общий друг, без которого не обходится ни один праздник. И Димка его любит, можно сказать - обожает. Как только видит, радостно бежит навстречу, а Дубов его подхватывает на руки, подбрасывая вверх.
- Пройду? – интересуется, как только оказывается в квартире.
- Женьки нет.
- Знаю, потому и пришёл.
Смотрю на него без тени улыбки, а он продолжает как-то извиняюще улыбаться.
- Ну так что, Тань?
- Да, конечно. Поставлю чайник.
Отправляюсь на кухню, чтобы принять гостя, быстро собирая тетради и перекладывая на подоконник. Чуть позже продолжу. А пока ставлю чайник и достаю печенье и конфеты, пока Вовка занимает собой весь проём.
- Как дела? – интересуется, ставя на стол торт и вино.
- Ты и сам знаешь, - отвечаю негромко. – Не просто так пришёл ведь.
- Тань, ну это, - начинает он издалека. У Вовки это фирменная фраза – «ну это». Кажется, без неё он ни одного предложения не начинает. – Онегин позвонил.
Я не сомневалась, что он поедет именно к другу. Тем более, что Вовка так и не женился до сих пор. Моя мать интересовалась, нет ли у него проблем с женщинами. Может, он содомит?
Мне даже было смешно, что Дубова отнесли к меньшинствам, потому что ни разу за ним ничего подобного не замечала. Наоборот, всегда приветлив, заботлив, без ужимок и идиотского поведения, как это бывает. Настоящий мужик с пузиком и добрыми глазами.
Были у него женщины, двоих даже я знала. Как-то приходил с ними, но не сложилось. Не знаю, я к нему в душу не лезла, а Онегин не распространялся может, потому что и с ним на подобные темы Вовка не говорил.
- В общем, ты бы не рубила с плеча, - усаживается на стул, протискиваясь между холодильником и столом, и чуть отодвигает его. Женька на фоне всегда смотрелся выигрышнее. А оказался бабником. – Она ж вокруг него увивалась так, что там никто не устоит.
- Вот как, - кривая усмешка скользит по моим губам. Значит, всё же не устоял. Небось, другу во всех подробностях рассказал, что и как было. Разница лет в десять. Любой мужчина хочет кого-то помоложе. Только мой муж казался нерушимой крепостью, которая обязательно устоит перед соблазнами.
- Да забудь ты про студентку, - машет рукой Вовка, укладывая локоть на край стола. – У вас семья. Ты про это думай в первую очередь.
- А про что думал он, Вов?
Задумчивость лица Дубова говорит о том, что ответить сразу нечего.
- Я тебе скажу, о чём он НЕ думал, - открываю дверцу, доставая банку с цветочным чаем. – Обо мне и Димке, - бросаю ему через спину, откручивая крышку. Отмеряю несколько ложек в заварник и поворачиваюсь к гостю. – В такие моменты мозг отключается. Функция «сохранение семьи» меняется на другую. Давай не будем, Вов.
- Да он же мужик хороший, ну ты чего? – пытается призвать меня к воссоединению, только после этого разговора куда больше убеждаюсь в том, что Онегин виноват. Вон как его защищает друг.
- Почему ты пару недель назад спрашивал меня про измену? – внезапно вспоминаю.
- Просто.
- Нет, Вов, ты уже знал, да?
Он тушуется, но продолжает стоять на своём.
- Да к слову пришлось, Тань. Ну правда. Об этом же сейчас из каждого утюга! Будто все помешались.
- Да знал ты всё, Дубов, - качаю горько головой, опуская глаза на свой живот. Разведёнка с двумя детьми в мире лжи и предательства.
- Да ты хотя бы поговори с ним! Дай рассказать всё, как было!
- Вот не хочу я подробностей, увольте!
Отключаю чайник, заливая кипятком заварку.
- Нельзя так, Тань! Просто его выслушай.
Он достаёт телефон и что-то там пишет, а потом убирает его в карман.
- Дай мужику шанс. Все оступаются. Да и он уверяет, что там всё подстроено. Тань, ну?
- Видео прислали, - будто вспоминаю. Сейчас уже пересмотреть нельзя, понять, может действительно подстроено. Только всё будто совпало. И опека, и брат, и сообщение, которое нашёл сын. Ещё гормоны.
А это тот самый Вовка Дубов - друг Евгения Онегина. Добродушный и весёлый. Полноват, но чувствует себя в своём весе хорошо. Не женат, отношения с женщинами не складывались. Любит Димку, готов прийти на помощь. Вот и теперь пришёл защищать своего друга.

Дубов смотрит на меня, пожалуй, дольше, чем надо. Спокойно и задумчиво, будто пытается высмотреть в глазах верный ответ: что делать теперь. Адвокатская защита пошла боком, до истца добрались новые сведения.
- На это стоит закрыть глаза, Вов, как думаешь? – убираю телефон, чувствуя, как снова колотит. Несколько раз поднимаю и опускаю пресс, разгоняя заварку, а потом разливаю её по кружкам. Пытаюсь остановить нервозность, только разве можно по одному слову упросить себя не нервничать?
Вовка добирается до штопора, вытаскивая его из ящика стола, и намеревается открыть вино.
- Я не буду, - качаю головой, хватая чайник.
- Тань, в самый раз, - останавливается он, смотря в мою сторону. – Сейчас выпьешь, успокоишься.
- Разве я нервничаю? – хмыкаю, пытаясь не показывать своих истинных чувств. Только не могу найти себе места, потому что моя жизнь никогда прежней не будет.
- По пять капель, - настаивает Вовка, и я вижу, как вонзает стальной витой нос штопора в пробку.
До последнего не была намерена никому рассказывать о беременности. Плохая примета. Знали только Онегин, мать и Макс. Даже Димке я хотела сказать как можно позже, а пока готовила к тому, что в скором времени он станет братом. А вот к чему я сына не готовила: что он будет жить в неполной семье. С детства рассказывала ему про детей из детских домов и про то, что нам всем повезло найти друг друга. И вот теперь следует объяснить, что мама и папа жить вместе не будут. Причина? Папа нашёл себе новую тётю.
Настойчиво предлагаю чай, устанавливая его на стол, а Дубов отправляется за бокалами, верно выбирая полку, на которой они стоят. На секунду замираю. Неужели, он здесь настолько часто, что помнит, где что лежит?
- Отличное вино, Тань, - нахваливает принесённое с собой, а я вспоминаю соседку, которая предполагала, что я пью. Нет, не стану. Не потому, что снова может кто-то прийти. А потому что дорожу здоровьем нерождённого малыша.
- Вов, не буду. Говорю же.
- Всего пять капель, - булькает золотистым напитком в бокал, и понимаю, что просто так не отстанет.
- У меня живот болит. Нет!
На долю секунды останавливается, а потом машет рукой.
- Это отличное средство для пищеварения. Французы гадость пить не будут. У них ни один обед не обходится без вина.
- Дубов, - вздыхаю, понимая: что ни совру – он всё равно заставит пить. - Я беременна.
Пожалуй, новость для него слишком ошеломительная, потому что он застывает с бокалом у моего лица, смотря на меня, не мигая. Понимаю, что с Онегиным они это не обсуждали. И это радует. Хоть в чём-то могу положиться на лжеца.
- Беременна? – переспрашивает он так, будто я ему сказала что-то настолько ужасное, что он в шоке. Глаза удивлённо смотрят, не мигая.
- Вов, - зову его, и Дубов отмирает, тут же растягивая улыбку.
- Так это же здорово! У Димки появится братик! Или сестрёнка! – пожимает плечами, снова протягивая вино. – От глотка ничего не будет.
- Спасибо, мне не надо, - беру нож, принимаясь резать торт. – Чай подойдёт лучше.
- Конечно, тебе надо беречь малыша, - тут же соглашается, наливая себе алкоголя до краёв. – А Женька знает?
- О положении? – смотрю, как он кивает, тут же делая несколько глотков. – Конечно, - вздыхаю, снова переводя взгляд на торт. Медовик – мой любимый. Небось, Онегин подсказал, как меня подмаслить. Только это уже не имеет никакого значения. Я даже видеть его не хочу после второго видео. Ещё и Вовка притащился замаливать чужие грехи.
Детский сад.
- И где он сейчас? У тебя? – интересуюсь, передавая ему тарелку с куском торта.
- Да, поживёт какое-то время.
- Ты его оправдываешь?
- Тань, - укладывает руки в замок и смотрит на меня. Сидим друг напротив друга, он как раз на месте мужа, бывшего. Потому что изменщики настоящими мужьями не бывают. Они идут лесом. – Никто из нас не подарок, - начинает издалека. – У меня тоже есть маленькие слабости.
- Ты изменяешь жене?
- Нет, - пожимает плечами.
- Потому что у тебя её нет.
- Не в этом дело. Свою женщину я буду боготворить, и никогда не причиню боли.
- Очень высокопарно.
- Пускай, - отправляет в рот первый кусок торта. – Зато отсюда, - стучит в область сердца, и мне отчего-то становится неловко. Сидим с другом мужа на кухне, обсуждая нашу с Онегиным жизнь. Вернее, наш развод.
- Зря ты пришёл, - выношу вердикт.
- Торт невкусный? – поднимает брови, и я усмехаюсь. Он умеет разрядить обстановку, и у него очень живое лицо. Такому впору играть комичные роли в театре, а он занимается светом. Иногда подкидывает билеты для всей семьи, но никогда я не видела его на сцене. «Кто на что учился», - говорит в такие моменты. А мне кажется, что у него вышло бы отлично.
- Ровеньков, сядь! – говорю приказным тоном, смотря на него сурово. Трудный класс, потому что как минимум семь мальчишек с разными проблемами. У двоих родители разводятся, и они всё это пропускают через себя, у Тропинина мама умерла. Большое горе, которое мы пытаемся пережить вместе. Школа и семья должны быть очень близки, потому что без одной не бывает другого. Если упустим ребёнка, который так нуждается в поддержке, то грош цена педагогу и родителю.
- Ровеньков, - снова призываю к дисциплине, надвигаясь на него, и шестиклассник тут же приседает, растягивая улыбку и смотря на меня хитрыми глазами. Красивый мальчишка. Такой подрастёт и будет пользоваться успехом у девушек. Совсем, как Онегин, на которого засматривались многие с курса. Оно и понятно. Там на двадцать девчонок по статистике один студент. Который достался мне. И я была горда собой и неимоверно счастлива, что среди почти ста претенденток с курса Женька выбрал меня.
Надо думать про обучение, а у меня снова в голове измена мужа. Наваждение какое-то.
- Ладно, - обращаюсь ко всему классу. – Не хотите по-хорошему, будем учиться иначе.
Уверенно шагаю к доске и пишу довольно большими буквами слово – «Терпение». Не продолжаю – «и труд всё перетрут». Это для следующего раза. Тут история в другом. Спасибо нашему психологу, который научил.
После «е» поворачиваюсь к классу.
- Надеюсь, не надо напоминать? – указываю на слово, и они молчат. – Отлично. Ровеньков, к доске.
Мальчишка нехотя поднимается и идёт, как на казнь. Будто именно здесь разместилась гильотина, а у меня в руках верёвка, которую я немедленно отпущу. Пусть пишет словарные слова, а не испытывает моё терпение.
Смотрю на ровные буквы на доске. Отличный метод. Вместо криков и угроз стирать по букве, начиная с конца, чтобы класс видел, где предел. Как только исчезнет последняя буква в слове «терпение», садимся писать диктант или сочинение. Метод действенный и просто отличный. После него дети ведут себя куда лучше, потому что те, кто балуются, подводят всех остальных. И уж потом им достаётся не лично от меня, а от ребят, которые не желали писать самостоятельные работы.
Женька шлёт сообщения, в которых просит о встрече. Не знаю, зачем это ему, если он прекрасно себя чувствовал в объятьях брюнетки. А я игнорирую, не открываю. Просто смотрю, как увеличивается количество, и что за последние слова.
Не готова ко встрече, но понимаю, что вечно прятаться не выйдет.
Поворачиваю голову, вспоминая про ученика. Да, точно, словарные слова. Сейчас это кажется таким пустым и скучным, хотя на прошлой неделе я, как обычно, горела работой, которую очень люблю. Такая рассеянная последнее время, что сама себя пугаюсь.
На большой перемене отчего-то зовут к директору, и я иду, размышляя, кто на этот раз напакостил из моего класса. Но вопрос тут о другом.
- Звонили из опеки, - смотрит на меня Алла Леонидовна поверх очков. Властная и мягкая одновременно. Такая и накажет, и по голове следом погладит, выписав премию. – Интересовались, как вы тут у нас.
- Кто? – не сразу понимаю. Не в компетенции опеки звонить на рабочее место и спрашивать.
- Опека, Татьяна Александровна.
Вздыхаю, смотря на руки, лежащие на коленях, которые теребят край палантина. Уже сейчас решила прикрываться, чтобы потом не так бросалось в глаза. Привыкнут, решат, что это мой стиль.
- Мне нужно переживать? – интересуется у меня Алла Леонидовна, и я тут же уверяю, что всё в порядке. – Но это опека, Татьяна Александровна. Они просто так не придут.
Ну да, конечно. Соседка обмолвилась, что у неё какие-то знакомства. Так что не удивлена, что пришли. Небось, там ещё насочиняла такого, что не пришли, а прибежали. А теперь уже и до школы добрались, хотя не имеют никакого права! Как же Екатерина Семёновна меня достала!
- Всё в порядке. Проверка была, жду бланк осмотра, в котором распишут, что ребёнок содержится в чистоте и порядке.
Она хмурится, о чём-то размышляя.
- Да вот говорят, вы алкоголем балуетесь.
Округляю глаза, смотря на неё испуганно и удивлённо. Да за что мне это? Кому же я так дорогу перешла, что весь этот фарс превратился в кошмар наяву!
- Я, конечно, понимаю, что у вас сложная ситуация в семье, - продолжает директор, и я напрягаюсь.
- Какая ситуация? – переспрашиваю сухими губами.
- Ну как же, в мешке шила не утаить. Развод – дело серьёзное, что ни говори, тем более для вас.
Чувствую, как земля уходит из-под ног, и лечу в пропасть.
Откуда? Откуда она это вообще взяла?
- В смысле для меня?
- Вы же в положении, Татьяна Александровна, - прибивает она меня гвоздями к стулу, и я застываю на месте. – А остаться с двумя детьми на руках – не лучшая из перспектив.
Онегин просто не мог. Не последняя же он скотина, чтобы так поступать и влиять на меня через работу. Или же я вообще не знаю собственного мужа.
Иду по коридору, уворачиваясь от детей, вечно куда-то бегущих. Закрываю руками живот, чтобы случайно кто в меня не врезался. И такие случаи бывали, потом стараюсь держаться ближе к стене. Попутно делаю замечания, совсем с ума посходили, и сжимаюсь в комок: впереди ещё три урока.
Вхожу в класс, настраиваясь на занятие, только постоянно думаю о том, что даже директор в курсе о моём соре, который из избы выносила не я. На кого думать?
Время, как назло, тянется жвачкой. С горем пополам завершаю работу и спешу в машину, чтобы оттуда набрать Женьке. Но, как только оказываюсь в салоне, понимаю: может у него на это и расчёт?
Пришёл с цветами загладить свою вину. Выходит, прекрасно понимал, что у нас в семье уже проблемы. Потом говорил с соседкой. Она ему сказала про опеку, и он решил действовать через гос. органы. Или же было наоборот, и Екатерина Семёновна, подслушав разговор, донесла нужные сведения?
Потом подослал друга.
Голова кругом. Только телефон откладываю. Свои проблемы и сама решу, не стану просить помощи. А то ещё подумает, будто я без него не справлюсь ни с чем. Мужики ведь именно так и видят всё. Как только он за порог, сразу из рук всё валится, а проблемы напоминают о том, что нужно твёрдое плечо.
И мне муж нужен, и Димке отец. Только не тот, кто ноги вытирает о нас, не щадит моих чувств, а пока жена дома в положении – ездит по музеям с молоденькими студентками. Что интересно, эта поездка у него образовалась так внезапно, буквально за пару дней, что теперь я понимаю, в чём причина. Правда, если чужие мужья возят любовниц заграницу, Онегин себе такого позволить не в состоянии. У него попроще – Золотое кольцо России.
Мудак.
«Тань, давай поговорим. Надо решать проблемы», - читаю в очередном сообщении, и ещё больше убеждаюсь, что именно он стоит за звонком. Проблемы?
Ну правильно, всё сходится. Кто-то звонил директору, а не конкретно эта Ольга Ивановна. Представился органами опеки и наплёл с три короба. Голос женский, только у Онегина студенток и преподавателей пруд пруди, мог любую попросить.
- Проблемы мои решать собрался? – я зла. Неимоверно зла. Вместо того, чтобы вернуться домой, приготовить обед, а потом просто отдохнуть и посмотреть телевизор с Димкой, я нервничаю в машине около школы, потому что у Онегина любовница. И, видимо, это его план по моему возвращению: подбросить мне проблем. Чтобы на этом фоне я забыла историю с видео. Конечно, услышь кто мои рассуждения, сразу бы не понял, о чём речь, но главное – я всё для себя осознала.
Дёргаю коробку передач, вдавливая педаль газа в пол, но тут же резко торможу, а на меня смотрят две пары испуганных глаз. Девчонки встали, как вкопанные, прямо перед капотом, держась за руки, и ни с места.
- Идите уже, давайте, - показываю рукой, чтобы освободили проезд. Тут надо двигаться со скоростью 3 км в час, чтобы ненароком никого не сбить.
Неторопливо пересекаю двор и выбираюсь на дорогу, можно расслабиться. Набираю матери по громкой связи. Привыкла звонить ей, когда еду.
- Да, - отвечает она как-то подозрительно тихо.
- Всё нормально? – перестраиваюсь в левый ряд, набирая скорость. – Что с тобой?
- Нормально, да, - умирающим голосом оповещает меня.
- Опять слабость? – больше не спрашиваю, а утверждаю, тут же расстраиваясь. Цокаю языком, мысленно матерясь. – Мам, ты сама себя губишь.
- Все мы умрём, Танечка, рано или поздно.
- А я не призываю жить по двести лет. Но и рано уходить ни к чему. Мам, ты хоть подумала обо мне и Димке?
- Ты не хорони меня раньше времени, - обиженно отвечает.
- Да не говори ерунды, - останавливаюсь на красный. Смотрю, как между машинами умело лавирует какая-то женщина с плакатом в руках. Никогда не подаю попрошайкам. Вернее, делала это до некоторых пор, пока не столкнулась с откровенным враньём. Дед, которому сто лет в обед, просил помочь на лекарства. Предложила ему купить – ответил, что у него по рецепту, а тот дома. Ну я и дала. Принял от меня дрожащими руками, благодарил, даже слезу утёр. А потом я отошла, смотрю. Дрожать перестал. Пересчитал деньги, в карман сунул, оглядываться принялся.
Разница между его амплуа каких-то десять секунд назад и потом – колоссальная. А я почувствовала себя идиоткой, которую нагрели.
Верю, есть те, кто реально нуждается, и знаю детей из школы. Потому на праздники стараюсь им что-то подарить. Так, мелочь – а им приятно. А вот таким, как теперь ходит с плакатом и просьбой помощь, заглядывая жалобно в каждую машину, стуча в окна – отказываю.
Отворачиваюсь, чтобы не встречаться взглядом с чужой женщиной, концентрируясь на той, что звучит из динамика магнитолы.
Раньше не испытывала страха, но теперь окатывает после слов матери. Боюсь стать героиней сериалов, в которых мужья крадут детей.
- Как забрал? – переспрашиваю.
Отчего-то становится не по себе, и я тут же открываю окно, глотнуть воздуха.
- Как обычно, Тань. А что такое?
- Да нет, ничего. Просто удивилась. Думала, он на работе, - нагло вру, чувствуя, как сводит от страха внутренности. Прости, малявочка, - сдвигаю брови на переносице, трогая живот. Всё через одно место. Мама хочет быть спокойной, только не может. Потому что все кругом намерены меня выводить из себя.
- Ну вот он заехал в обед и забрал.
- Понятно, - отвечаю, как можно спокойнее, а у самой в голове, что Онегин уже скрылся в Рязанской области, где у него родители. Хотя, казалось бы, ничего необычного. Просто муж забрал ребёнка.
Поток на дороге возобновляется. Всегда раздражал этот долгий светофор, а сегодня даже не заметила, сколько стояли.
- Макс где? – решаю узнать о брате.
- На работе, наверное. Ох, Таня, не по себе мне. Ты бы за ним присматривала. Я ж его в церковь зову, говорю, что он там с Дашей говорить сможет.
Знаю примеры, когда церковь помогала бросить пить. Только не в случае с Максом. Отчего-то его раздражает религия, и он злится, когда заводят об этом разговор. Наверное, дело в том, что он не согласен с волей свыше. Даша не должна была уйти так рано: молодая и здоровая. А потому и он не в силах смириться с этим.
Прощаюсь с матерью, тут же набирая мужу.
- Привет, - звучит спокойно и сухо.
- Зачем забрал Димку? – сворачиваю направо. Всё, как всегда, когда едешь домой. Лишь с разницей, что теперь мы с Онегиным не вместе.
- Потому что он мой сын!
- Где он?
- Дома.
- Мы же договорились, Жень, что поживём отдельно.
- Пап, смотри, что нарисовал, - слышу знакомый голос, понимая, что ребёнок не виноват в том, что родители там что-то не поделили.
- Очень красиво, - подыгрывает Онегин.
- Это мама?
Слышу хруст, и телефон кочует в руки сына.
- Привет мам, папа мне конструктор привёз!
И перед ним извиняется. Праздника нет – с чего решил? Подмазывается, через сына заходит, чтобы простила.
- Здо’рово! – радостно отвечаю, а Димка уже дальше убежал. – Зачем это всё? – интересуюсь, когда снова слышу знакомый голос.
- Что это?
- Ты и сам знаешь, Жень.
- Тань, пожалуйста, просто поговорим.
- Хочешь сказать, что ничего не было? Перестань, - кривлюсь. Противно от ситуации, от того, что он играет со мной. – Не строй из себя хорошего мужа и заботливого отца.
- Это я плохой отец? – задеваю его за живое. – Меня подставили, как ты не понимаешь?! Нарочно хотят поссорить. Ну что ты могла там видеть? Тёмное помещение?!
Одно за другим вспоминаются в подсознании оба видео. Мы позволяем нашим близким нами манипулировать. Лгать, изворачиваться, чтобы поверить в то, что они говорят правду.
- Зачем ты подослал вчера Вову?
- Не понял.
- Не понял? – хмыкаю в телефон, снова сворачивая направо. Еще два квартала и буду дома. Не знаю, что он там себе решил, но я не стану спать в одной рядом с предателем. С тем, кто плюёт на будущее семьи. Наверное, для мужчин это просто развлечение, ничего не значащий факт.
- Скоро буду, - говорю и отключаюсь.
Встречаться с Онегиным не хочется. Он будет делать вид, что всё отлично, я подыгрывать, потому что не хочу расстраивать Димку.
Выбираюсь у дома и чуть не падаю, вовремя успевая схватиться за дверцу машины. Подморозило, наледь кроется там, где не ожидаешь. Вот так и в семейной жизни: никто не знает, где упадёт.
У подъезда несколько соседок, здесь и Екатерина Семёновна. Наброситься на неё с претензией или пройти мимо? Выбираю второе, потому что сейчас ещё разбираться с Онегиным. Надо экономить силы.
Я справлюсь со всем, я сильная и уверенная в себе.
- Здравствуйте, - киваю женщинам, слыша за спиной бурчание.
«Мужа выгнала, а сама с мужиком другим развлекается».
«А ещё учительница».
Ещё какие-то слова, которые разобрать не в силах.
Обидно, но сжимаю зубы, открывая домофон ключом. Поднимаюсь к себе, желая, чтобы в квартире оказался только Димка. Но меня встречает Онегин. Помогает раздеться, пока смотрит сын, снять обувь, хотя я пытаюсь сделать это сама. Усаживает на банкетку, принимаясь массировать икры.
Смотрю на охреневшего Онегина, который пудрит мозги ребёнку, и больше не могу быть правильной и делать вид, что у нас всё такая же крепкая и чудесная семья.
- Дим, иди к себе, быстро, - включаю режим строгой учительницы.
Достала, ей Богу достала ситуация. Он мнётся, бросая взгляд на отца, а я повторяю громче и жёстче, разделяя интонационно слова.
- Дим. Иди. К себе!
- Слушайся маму, - на моём фоне голос Женьки такой ласковый и добрый, будто ещё больше хочет заручиться поддержкой ребёнка. Игра в полицейских, конечно же.
- Ну! – снова приказываю, и сына тут же сдувает. – А ты, обещатель хренов, - заставляет он нарушить моё правило не выражаться в доме. Кривлю губы, потому что ненавижу его здесь и сейчас. В этом коридоре, в квартире, в этом свитере, который всегда нравился. Такой чистенький и холёный Онегин клянётся, что его опорочили. Достаю телефон, открывая сообщение. Жалею, что удалила первое, лишив себя доказательств. Только в тот момент не желала иметь в телефоне мерзость.
- На, полюбуйся, - бросаю ему гаджет с неприязнью, будто это змея или лягушка. Он ловит, тут же погружаясь в просмотр, а я сбегаю в ванную, намереваясь поскорее умыться, потому что лицо горит. Включая холодную воду и какое-то время держу под ней руки, а потом прикладываю их к лицу.
- Какого чёрта, Ева! – слышится голос Женьки, и я прислушиваюсь к разговору. – С..ка, - звучит явно нелитературное слово в нашем доме, и я тут же закрываю кран, спеша в коридор, потому что категорически против матов в квартире. Да, Димка не в вакууме живёт, но слышать подобное от родителей – последнее дело. Не хочу быть той, кто станет учителем сквернословия для собственного сына. Мой предмет великий и могучий русский язык.
- Я её убью, - зачем-то обещает мне, потрясая в воздухе моим телефоном, и догадываюсь, что звонил с него своей даме сердца, а она его не стала слушать.
- Ты бы здесь не распространялся о своих действиях, потому что мне придётся идти свидетелем по делу, если ты кого-то убьёшь, - спокойно отвечаю, забирая свою вещь из его рук и отправляюсь ставить чайник.
- Тань, - Женька снова рядом. – Ну послушай, - трогает меня за плечо, и я тут же отбиваю его ладонь.
- Пошёл на…, - остальное произношу одними губами, потому что словарный запас мужа достаточно велик, чтобы осознать, что там за слово спряталось за артикуляцией.
- Я тебе клянусь, между нами ничего нет, - повторяет, как мантру. Кажется, в первую очередь верит в это сам, а теперь пытается убедить меня.
- Ой, Жень. Уйди, пожалуйста. Я так устала от твоего вранья.
- Да я правду тебе говорю! – повышает голос, и я тут же шикаю на него, указывая в сторону двери. Что бы не происходило между взрослыми, ребёнок не должен испытывать на себе негатив. А ссоры и ругань никогда до добра не доводили. – Тань, правда, - прикладывает руки к груди, смотря на меня настолько искренне, что становится страшно. Ну как он может настолько умело лгать, глядя мне в глаза?
- Мы же договорились пожить отдельно, - напоминаю ему, нажимая кнопку чайника и отправляюсь к холодильнику. – Ты Димку накормил?
- Мы ели бутерброды.
- Опять кусовничали, - качаю головой, будто подтверждая себе, что человек, который кормит хлебом с колбасой своего ребёнка – априори не может быть нормальным. Я злюсь, неимоверно злюсь. И все его действия стану переводить во что-то неправильное и нехорошее, хотя раньше так не думала. Ну бутерброды и бутерброды.
- Да, Ева ко мне приставала, - начинается исповедь, а я сразу воздвигаю между нами высокую стену, за которую ему не зайти. Достаточно улик: и два видео, и друг-защитник и слова мужа: это не совсем секс. Ну да, полусекс, междуинтим, оральные ласки. Плевать, как это зовётся.
- Я беременна, Онегин, - напоминаю.
- К чему это?
- К тому, что мне нельзя нервничать. А так сложилось, что сейчас рядом с тобой я именно этим и занимаюсь. Оставь свои высокопарные речи для другой.
- Предлагаешь подождать пока ты родишь? – поднимает брови.
- Уйди уже к Дубову. Или он нарочно сказал, что ты у него, а не у любовницы поселился?
- Вовка тебе звонил?
Надо же, какая невинность. Такое лицо, будто правда удивлён.
- Отчего же звонил. Притащился сюда с вином и тортом замаливать твои грехи. Ему в адвокатское надо было.
- Погоди. Вовка был тут? – какого-то чёрта изумляется Онегин.
- Да, Жень, был. Только не надо делать вид, что ты не в курсе. Сам ему торт купил, а теперь ломаешь комедию.
- Тань, но я не покупал никаких тортов, я тебе клянусь.
Цокаю языком. Опять двадцать пять. Даже если это сделал сам Дубов, говорит лишь в его пользу, потому что внимателен к тому, что любят жёны друзей. А уж заслуг никаких Онегину не добавляет.
Раньше мне было интересно, как выглядит человек, способный обмануть полиграф. Теперь я знаю – он передо мной.
- Да, видео настоящее, - отвечает Онегин на вопрос, - но выглядит всё не так, как было! – защищается, пытаясь доказать мне минимум своей вины, только как мне поверить в ложь? – Даже не знаю, кто снимал!
- Разве это важно, Жень? – спрашиваю тихо и грустно. – Разве это важно? – чеканю каждое слово.
В носу щиплет. Чёртовы гормоны, или бог знает что ещё. Невыносимо обидно понимать, что ты продолжаешь любить человека, который за твоей спиной выбирает себе другой предмет обожания. А потом спокойно доказывает тебе, что всё не так, как кажется, и он белый и пушистый. Его просто оклеветали.
- Дверь знаешь где, - отворачиваюсь, чтобы он не увидел, насколько мне хреново. Не хочу показывать слабость. Пусть для всех я сильная и уверенная в себе женщина. А потом умоюсь горючими слезами, как в сказках, и пойду по жизни дальше. Утро вечера мудренее.
- Тань, - горько говорит муж, а меня воротит от его голоса, от того, что он не может просто взять и уйти из дома, цепляясь за него руками и ногами. – Танечка, - повторяет у самого уха, обнимая за плечи. – Маленькая моя.
- Уйди, Онегин. Не рви душу. Ты ж не дурак, понимаешь, что это не просто разбитая ваза моей матери.
- Я же купил другую и извинился, - шепчет на ухо, не намереваясь отстранятся.
- Только в памяти всё равно осадок остался, - делаю шаг, чтобы освободиться из липких рук предателя. – Так то была ваза, а не измена.
Поворачиваюсь, замечая резкое движение от дверного проёма. Непоседа греет уши. Оно и понятно. Завтра пойдёт рассказывать в садике, что мама и папа в ссоре. Однажды так было, и мне потом воспитательница говорила, что Димка сильно переживает. Только мы тогда просто обсуждали ремонт. А теперь разводимся. И что? Простить измену ради ребёнка?
Ради двух, подсказывает кто-то в голове. Ну а если трое, там вообще можно поставить на поток любовниц и принимать мужа в любом случае? Чёрта с два. Дети – не приговор. Не причина, по которой стоит позволять обтирать об себя ноги. Я буревестник, который гордо реет, чёрной молнии подобный.
- Иди к себе в спальню, Дим, я сейчас, - командую, и тут же топот ножек возвещает о том, что сын сбежал, а потом хлопает дверь.
- Я не хочу тебя видеть, понял? – говорю спокойно мужу, глядя прямо в глаза напротив. Когда-то они преданно смотрели на меня, обещая любить и в горе, и в радости. Когда-то, но не теперь. Сейчас на кухне я пытаюсь разрубить узел под названием «брак», а Онегин мне активно мешает.
- Я докажу, что ничего не было.
- Интересно как? - смотрю на него с издёвкой, - Приведёшь мне любую студентку, которая поклянётся на зачётке, что у вас ничего не было? Боже, какой бред, - качаю головой. – Дай мне уже спокойно поесть и отдохнуть. Я устала, у меня был трудный день. Я работаю, понимаешь? А не вожу своих учеников по Золотому кольцу. Ещё эта чёртова опека.
- Что? – переспрашивает.
- Ничего, - огрызаюсь. – Будто сам не знаешь. Ты всем рассказал, что мы разводимся?
- Я? – то ли отменно играет, то ли действительно обескуражен моими словами. – Да что ты говоришь, Таня?! Какой к чёрту развод?
- Тот, что с девичьей фамилией! – отодвигаю его, потому что мешает пройти. Занял собой половину маленькой кухни, которая и до этого раздражала, а сейчас и вовсе неимоверно бесит габаритами и тем, что в ней Онегин.
- Я тебя не отпущу, - снова обхватывает, будто это может как-то удержать меня от решения развестись.
- Жень, мне противно, - решаю говорить до последнего на чистоту. – Мерзко, скверно, тошно, муторно, гадко. Ты одиозная личность, Онегин!
- Слово-то какое выковыряла, - усмехается он, будто я с ним шучу.
- Ну спасибо, что считаешь меня недалёкой.
- Тань, ну я не о том.
- Ты когда последний раз проверялся?
- В плане?
- Ну вот недавно принёс мне букет роз. А чего ещё букет принёс?
- Не говори глупостей. Я с ней не…, - он понижает голос до шёпота, - не спал, - произносит дальше. Ну да, у нас в доме и на это запрет. Рано ещё шестилетке разбираться в подобных вещах.
- Да, уже слышала, это было между чем-то и недо этим. Неважно, какие у вас там полшишки или егорки, сам факт, что ты оказался со студенткой в непотребном виде говорит о многом. Кстати, - внезапно понимаю, что его за это и уволить могут. – Ты не боишься работу потерять?
- Не боюсь! – подходит к тому месту, где вчера сидел его «адвокат», и усаживается на стул. – Потому что я ничего не делал.
- Убийца с руками по локоть в крови и ножом за спиной клянётся в том, что не убивал, - качаю головой, цокая языком. - Знаешь, - пытаюсь вспомнить хорошую цитату, - один умный человек однажды сказал: «Когда тебя предали - это все равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже не получается».
- Вам следует кое-что ещё узнать о вашем муже, - слова из динамика обжигают, и мы смотрим с Онегиным друг на друга.
- Что случилось? – интересуется он, и я тут же сбрасываю с себя оцепенение.
- Да, слушаю, - прохожу мимо него, крепко прижимая трубку к уху, скрываясь в моей крепости – ванной, закрывая за собой дверь.
- Это не телефонный разговор, - негромко отвечает собеседница, и я пускаю воду, чтобы заглушить свой голос.
- А с чего вы взяли, что я намерена встречаться? – не хочу быть участницей чьих-то игр.
- Я лишь хотела открыть вам глаза на монстра, что рядом с вами!
- Как высокопарно, - хмыкаю в трубку.
- Он не тот, кем кажется.
- Откуда вам вообще знать, что и как кому кажется? – теряю терпение.
- Буду ждать вас завтра в кафе на Архитекторов, 27 в 18.00.
- Нам нечего делить, Ева. Забирайте вашего монстра и катитесь к чертям собачьим, - не литературно, не по-учительски, но сейчас у меня другой статус – обманутой жены, которой любовница хочет сообщить что-то важное.
Пусть я признаю, что она победила и добилась своего. Только что я должна делать? Кричать: уходи из нашей жизни, мы сами справимся? Делать вид, что я готова забыть, простить и начать всё заново? Но для чего? Просто уйду с гордо поднятой головой. Мне достаточно доказательств. Не знаю, как другим.
- Не звоните сюда больше, - прошу её по нормальному. Угроз дальше не будет, не опущусь до такого. Остаётся надеяться, что меня перестанут посвящать в мерзости, которыми я сыта по горло.
- Он с вами тоже играл? - цепляет она меня во второй раз. – Я была Элли из сказки, а кем были вы, Татьяна?
И снова грязь, в которую меня посвящают. Не желаю слышать этот бред.
- Скар..., - продолжает Ева, а я нажимаю отбой, округляя глаза от удивления, и неприятный холодок бежит по моей спине. Я услышала только первые четыре буквы, но уверена, что не хватало там лишь «летт». Скарлетт. Так иногда называл меня Онегин, потому что героиня была, пожалуй, одной их моих любимых ещё со времён института, и я видела в наших играх романтизацию и нежность.
Теперь же чувство, будто меня раздели и провели голой по улицам города.
- Тань, - стук в дверь. Ненавистный голос, от которого воротит, потому что я настроена против. Потому что всё моё естество ненавидит сейчас того, кто не просто предал. Этот мудак разболтал своей любовнице о нас? Не просто имел кого-то на стороне, а трепался, что делаем мы за закрытыми дверьми нашей спальни?! Да каким мудлом надо быть, чтобы обсуждать подобные вещи со своими девками?
Господи, с каким ничтожеством я жила!
- Танюш, всё в порядке?
Поднимается непреодолимое желание врезать ему в холёную морду, и телефон снова булькает. Да какого ляда всем от меня что-то надо?!
Открываю сообщение: «Не говорите о нашей встрече вашему мужу, я не зря от него скрываюсь. А для вас у меня сведения, от которых вы будете шокированы!»
- Тань, открой, - ломится Онегин внутрь, а я раздумываю: впечатать кулак ему в морду, и тогда он поймёт, что мне звонила его девка. Или же попробовать успокоиться и выпроводить его из дома?
- Что с мамочкой? – слышу испуганный голос Димки. Чёрт, про него совсем забыла. Пожалуй, первое развитие событий придётся перенести на другой раз. Устраивать драку на глазах сына – не лучшее педагогическое решение. Даже если я трижды зла.
Открываю дверь, встречаясь с обеспокоенными лицами обоих.
- Мам, - заглядывает в глаза Димка.
- Всё нормально. Сейчас ужинать пойдём.
- Но меня папа накормил, - тут же отзывается.
- Бутерброды – не еда. А ты уходи, - бросаю Онегину, скрываясь от него на кухне.
Когда оборачиваюсь, Димка жмётся к ноге отца, и у меня сердце разрывается от жалости. Я плохая мать, если намерена развестись и лишить сына возможности расти в полной семье?
Хочется быть хорошей, только придётся что-то выбирать. И я тоже человек. Я хочу нормального отношения и честности!
- Собирайся и проваливай, - приказываю, а у Димки куксится лицо.
- Ну-ну, Митька, - подхватывает его на руки Онегин. – Не раскисай. У всех бывают проблемы в семье. Ты не думай. Мама успокоится, и я вернусь.
«Какая самонадеянность», - мелькает в голове, но я молчу.
- А пока поживу у дяди Вовы, - трогает его нос, а сын такой испуганный, будто ему сейчас сказали, что будут делать сорок уколов в живот.
Достаю сковородку, сама не зная, зачем она мне нужна. Греть суп тут явно не стану, и отправляю её обратно в тумбу. Бессмысленные действия в стрессовой ситуации.
Мы долго говорим с сыном в темноте, потому что он не желает, чтобы я видела его слёзы. Шепчем друг другу слова, будто в доме кто-то спит, и мы боимся его разбудить. А потом отправляемся пить чай, но я вижу, что он продолжает на меня дуться.
- Ну, Дим, - прошу его ласково, усаживаясь рядом. – Пожалуйста.
Он смотрит исподлобья, ковыряясь в тарелке нехотя, и разбирая тефтель на сотни мельчайших рисинок и фаршинок.
Всем нужно время, а детям в особенности, и я должна помочь пережить ему этот сложный период, просто находясь рядом.
Утром поднимаюсь с кровати нехотя, забывая на мгновение, почему постель рядом со мной пустая. Первой мелькает мысль о командировке, а уже потом всплывают воспоминания вечера.
Я выгнала Онегина, заблокировала номер его любовницы, решила начать всё с чистого листа. Да пребудет со мной сила решимости.
- Дим, вставай, в садик опоздаем, - зову ребёнка, которого уже подняла минут десять назад, а он до сих пор не показывается из спальни. – Дим, - зову, раскладывая по тарелкам яичницу, и натыкаюсь на лишнюю посуду, которую поставила машинально для Женьки. Цокаю языком, понимая, что привычки искореняться будут долго, но, тем не менее, всё же уйдут, и отправляюсь в комнату к сыну.
- Дим, - заглядываю внутрь, и он тут же соскакивает со стула, что-то пряча за своей спиной. – Что у тебя? – мне почему- то не по себе, словно мой ребёнок может держать там нож или пистолет.
- Ничего, - качает головой.
- Помнишь, мы договаривались, что не будем друг другу врать.
- Ничего, я же сказал! – начинает злиться, и решаю уступить. – Давай завтракать, а то опоздаем.
Сегодня мне ко второму уроку, а потому дети в садике уже поели, и мне придётся кормить Димку дома. Он ждёт, когда я первая покину его комнату, и слышу шуршание одежды, будто он там что-то прячет под свитер.
Неприятно, когда ребёнок имеет от тебя секреты, но мне приходится проглотить это чувство вместе с яичницей, которая почему-то получается не такой вкусной, как у Онегина.
- У папы лучше, - озвучивает мои мысли Димка, но я молчу.
Нам придётся учиться жить без Онегина. Только не стану же я пугать сейчас этим сына. А со временем ко всему привыкаешь.
Запрещать видеться тоже не буду. Просто разойдёмся по разным домам, будем жить-поживать и добра наживать.
Яичница просится назад, и я отправляюсь в ванную по зову желудка. Ну вот, приехали. Теперь идти голодной на работу. Одно радует: что триместр скоро закончится, а с ним и токсикоз.
Смотрю на усталую женщину в зеркале. Привет, это я. Так хочется просто отлежаться дома, а вместо этого запрягаюсь в сани и качу с ветерком. То ли ещё будет.
Оставляю тарелки немытыми, потому что нет времени и желания, вечером решу вопрос, одеваемся и выходим, а Димка какой-то взволнованный.
- Ничего не хочешь мне сказать? – поправляю зеркало, смотря на отражение сына, и кажется, будто они с Онегиным за моей спиной что-то задумали. Становится неприятно, но я сдерживаю порыв, к которому причастны и гормоны, кидающие то в слёзы, то в радость. Терпеливо жду, когда мне ответит ребёнок, но он упорно молчит.
- Дим, приём! – повторяю обращение, но он качает головой. – Сегодня будем письмо Деду Морозу писать, - решаю увести его на добрую тему. – Уже придумал, что попросишь?
Он молчит, отчего-то смотря на свои ботинки.
- Дим, так не пойдёт, - горько вздыхаю. – Я виновата перед тобой, но ты пойми: папа меня очень сильно обидел! – тут же вспоминаю, что сын сейчас может всё рассказать в саду, а мне ни к чему подобные истории. Ещё с опекой разбираться, которая до сих пор не прислала бланк осмотра, будто нарочно треплет мои нервы. – Только в садике ничего не говори, хорошо?
- Вы помиритесь? – бурчит вопрос себе под нос.
- Может быть, - решаю не отвечать категорично. Так проще принимать реальность, когда у тебя есть хоть какой-то шанс.
Вижу «любимую» соседку, которая, всплеснув руками, чуть не падает, но её тут же удерживает какая-то женщина. В первый раз вижу её, вряд ли живёт в нашем доме. Хотя в зимней одежде часто многих узнать не получается. Как в фильме «Не может быть», когда Куравлёв жениться пришёл.
Рыжие вихры торчат из-под белой шапки, на вид ей около сорока, и даже не могу себе ответить, почему так пристально вглядываюсь в незнакомую женщину. Наверное, кажется, что Екатерина Семёновна опять плетёт интриги. Надеюсь, эта не из каких-либо органов.
Отъезжаю от дома, вливаясь в поток машин.
- Так что ты там придумал? – возвращаю Димку в предновогоднюю суету. – Конструктор? Робота? Набор опытов?
- Не скажу, - тут же отвечает. – Не сбудется.
Я сама так его учила: говорить сокровенные желания только волшебнику. Каково же было счастье, когда загаданное, доставленное по адресу, находилось под ёлкой. Первый обман нашей жизни, в котором активно принимают участие взрослые. Только из добрых побуждений, чтобы создать эффект волшебства.
- Ладно, расскажешь в письме, - соглашаюсь. Всё равно оно адресовано мне.
Через двадцать минут паркуюсь в неположенном месте и тащу Димку по назначению. Уже на крыльце, когда отдала ребёнка, вижу конверт, очень похожий на тот, который сама купила ему. Корявым детским почерком написано: «Деду Морозу от Димки». Тут же большими буквами поверху идёт слово – «срочно». Причём конверт качественно так заклеен.
Так вот, что писал он утром, а потом прятал.
- Здравствуйте, - отвлекает меня чужой голос, и я поднимаю голову, расплываясь в улыбке. Здороваюсь со знакомой мамочкой. – Как поживаете?
Отправляю письмо в сумку, отвечая несколькими незначительными фразами, а потом сбегаю на работу. Чёрт, уже почти опоздала.
Врываюсь в класс уже после звонка, переводя дыхание, и начинаю занятия. Редко, когда ничего не хочется, и сегодня такой день.
К концу последнего урока становится легче. Десятый «Б» разряжает обстановку, и я даже смеюсь вместе с ними, когда мой любимец – Черенков – декламирует веселые стихи собственного сочинения. У мальчишки талант, а родители прочат ему юридический, потому что у гуманитариев нет достойной зарплаты. Звучит неприятно и обидно, особенно для самого мальчишки, который дышит литературой. И я обещаю себе, что стану слушать своего ребёнка, когда он захочет выбрать свой путь.
В учительской довольно шумно, коллеги обсуждают, как поступать с Колесниковым, который всех извёл, а я бочком выбираюсь, одевшись и снарядившись в путь к своей машине. Только там меня ждёт сюрприз.
- Татьяна Александровна, - слышу девичий голос, и незнакомка в короткой норковой шубе, поверх которой льются черным каскадом волосы, и обтягивающих джинсах смотрит прямо на меня.
Чья-то мама? Сестра? Кто это? Но, кажется, я уже знаю ответ.
- Это я вам вчера звонила.
Окидываю взглядом девушку в одежде. Эффектная типичная красавица, которая себе сделала тут и накачала там. Понятно, почему Онегин растаял. Только до бесконечности обидно.
- Нормы поведения вам, видимо, не привили, - бурчу себе под нос, открывая машину. Как назло, её замело, и я обычно не трогаюсь, пока не обмету авто. Но не теперь. Говорить не намерена, как и слушать. Дёргаю дверную ручку, чтобы сесть в салон и уехать. Не хватало мне, чтобы под школой поджидали шл.хи Онегина.
- Ваш муж меня изнасиловал! – слышу вслед и замираю, потому что встречаюсь взглядом с нашим главным бухгалтером, которой именно сейчас надо было оказаться тут. Она приостанавливается и слегка округляет глаза, когда смысл чужих сказанных слов добирается до сознания, а я сгораю со стыда. За что мне это всё?
- Здравствуйте, - киваю, здороваясь. Ну да, конечно, самый подходящий момент. Как же я ненавижу Женьку за то, что он со мной сейчас делает.
- Вы оглохли? – повышает голос первая женщина Ева, а я на распутье, потому что она пришла позорить меня в мою вотчину.
- Вы ошиблись, здесь детей грамоте учат, вам в полицию, - говорю, усаживаясь в машину, только не ожидаю, что она обежит её и, дёрнув на себя соседнюю дверь, усядется на пассажирское. – Вон отсюда! – требую твёрдо, а она скороговорит.
- Мне всегда нравился Женя, и я хотела его.
- Выйди из машины! – меня колотит от ненависти и того, что особа настолько наглая и беспринципная. Мне что с ней тут драться?
- А он лез под юбки другим студенткам.
- Так, ясно, - решаю сама выбраться из машины, потому что это уже ни в какие ворота не лезет. Оказываюсь на улице, выглядывая кого-то из знакомых мужчин. Что ж, видимо, без скандала не обойтись. Несколько школьников, две учительницы и никого из тех, кого можно попросить выдворить нахалку из моей собственности.
А она выбирается и стоит по другую сторону машины, продолжая тираду.
- Я начала встречаться с парнем, полюбила его, а Женю, видимо, завидят такие вещи! И тогда он стал ко мне приставать. Говорил, что не даст сдать экзамен, что я вылечу из института! Потом пригласил на дополнительное занятие и изнасиловал.
Направляюсь в сторону школы, потому что больше не могу слушать этот бред. Как только слышу хлопок двери, нажимаю на сигнализацию, и она благополучно срабатывает.
Прятаться в стенах школы выход? Но сейчас я другого не вижу. Достаю из кармана телефон, набирая Онегину. Колотит неимоверно. И его голос, отвечающий «да», слышится одномоментно с другим.
- Я беременна от него.
- В общем, Онегин, - оборачиваюсь к приставучей студентке, которая, по всей видимости, далеко пойдёт с такой наглостью, - быстро приезжай в мою школу и забери свою беременную суку! – больше не могу сдерживаться. В носу щиплет, внутри всё дрожит. Отправляюсь обратно к машине, которая хотя бы стоит подальше от школы. Ева не отстанет и будет преследовать меня выкриками до самого крыльца.
- Кого? – не сразу понимает он. – Таня, что случилось?
Ставлю на громкую связь телефон, смотря в красивые глаза напротив, которые принадлежат ужасному человеку. Ну что ей надо от меня? Переспала с мужиком, не следует жене отчитываться. Изнасиловал? Чеши в полицию. В голове изнасилование не укладывается, но я уже не знаю, что во всём этом фарсе настоящее. Опеки, полоумные соседи, мужья-изменщики или наглые любовницы?
- Давай, повторяй при нём, - призываю её, стоя за небольшим забором, который хоть как-то отгораживает от снующих туда-сюда людей.
Место вообще не подходяще, только по уму тут никак не выйдет сделать.
- Привет, Жень, - смотрит на меня черноволосая, наклоняясь к телефону. – Я рассказала всё твоей жене.
- Ева там? Господи, Таня, она с тобой? Что она тебе рассказала?
- Всё, Женя! – повторяет студентка.
- Какого чёрта ты называешь меня так? – то ли играет, то ли говорит правду Онегин.
- А как я ещё должна называть мужчину, с которым у меня был незащищённый половой…
- Так стоп, - прерываю, потому что мы на недалеко от детской территории. – Можете как-то разбираться без меня?
- Таня, не знаю, что за бред она несёт.
- Я беременна, господин доцент, - снова влезает студентка.
- Слышал? – говорю спокойно мужу. – На этом у тебя всё? – интересуюсь у любовницы. – Отлично, - не дожидаюсь от неё ответа, повторяя попытку с машиной, и в этот раз быстро блокирую двери.
Не знаю, какую цель преследовала эта девушка, но она добилась того, что мне хочется плюнуть в её накрашенное лицо, скрывшееся за запорошенным лобовым стеклом.
- Таня, я тебе докажу…, - звучит из динамика Онегин. Но я уже сбрасываю абонента, включая дворники, и вижу, как Ева грязнит своим видом белый снег. Надеюсь, наш мир не совсем прогнил, и молодёжь всё же разная.