Развод. Я ухожу из твоей жизни

Глава 1

Настя

Барабаня пальцами по рулю, выглядываю в окно.

Ну где там Арсений? Он обещал дождаться меня после родительского собрания и уже должен был выйти.

Наконец двери школы распахиваются, и выходит сын моего мужа. Арсению тринадцать. Сложно назвать его ребенком, по росту он вот-вот догонит своего отца.

— Сорян, географичка нас задержала, — Сеня плюхается рядом со мной и небрежно закидывает рюкзак на заднее сиденье.

— Накосячили? — хмыкаю я.

В последнее время на Арсения жалуются учителя. Поведение из рук вон плохое. Его срывает, пару раз были драки.

Какие-то моменты, более мелкие, решаю я. Проблемы вроде драк решает Григорий, мой муж и отец Арсения.

— Ведро с водой перевернули техничке, — пожимает плечами.

— Случайно или?.. — смотрю внимательно.

— А есть разница? — парень скалится в ухмылке. — Все равно дадут пиз…

— Арсений! — ахаю я.

— Ну прости, Насть, — разводит руками. — Случайно. Короче, мы мыли класс, поэтому я задержался.

Протягиваю руку и тормошу его волосы, Сеня кривится, возмущается и отодвигается от меня.

— Ты чего такой колючий стал? Не подступиться к тебе.

У нас с Арсением очень хорошие отношения. Мы сошлись с Гришей, когда Арсению было шесть лет. Поначалу, конечно, притирались. Но потом все решилось как-то само собой. Выровнялось.

Возможно, повлияло то, что его мать — первая жена Григория — уехала на ПМЖ в Канаду. Непризнанная в России балерина, там, за бугром, она получила известность, стала знаменитостью.

За интервью с ней стоят в очереди.

Где-то там, среди журналистов, в очереди на общение стоит и собственный сын.

Для меня Аврора всегда была матерью-кукушкой. Арсений у нее неизменно оставался где-то на задворках. В приоритете всегда была карьера.

Да что там говорить, она могла забыть поздравить его с днем рождения и не звонила по полгода.

Я на место матери для Арсения никогда не претендовала. Была больше другом, чем мачехой.

— Сень, так как? Случилось что-то? — заглядываю ему в лицо, но он отворачивается.

— Ничего не случилось, Насть. Поехали.

— Мне нужно документы твоему отцу в офис завести. Я думала отвезти тебя домой и потом поехать, но боюсь, что так опоздаю к намеченному времени. Ты никуда не торопишься? Сможем сейчас закинуть?

— Да мне плевать, — достает телефон и утыкается в него. — Сейчас так сейчас.

— Отлично.

— Че за доки? — спрашивает без особо интереса.

— Отчет по использованным средствам. Твой отец спонсировал наш поисковой отряд.

— А-а, — снова безразлично.

Вздыхаю и завожу машину, выруливаю на дорогу к офису мужа.

У него небольшая фирма ландшафтного дизайна, офис которой расположен недалеко от центра.

Подъезжаю к студии и паркуюсь рядом с салатового цвета спортивной тачкой.

— Твоя мама приехала? — спрашиваю у Арсения.

Тот отлипает от телефона и выглядывает в окно, рассматривает спортивную машину. Его мать, Аврора, обожает салатовый и всегда, прикатывая в Россию, берет в аренду тачки именно такого цвета.

— Нет, — резче чем нужно отвечает Арсений и подается ко мне: — Давай уедем? Нахрен документы. Поехали, Насть?

— Сень, ты чего? — пугаюсь его поведения. — Мы просто занесем документы и уедем. Пять минут.

— Насть. Не надо, — опускает взгляд.

— Арсюш, хочешь, посиди тут? Я отдам быстренько и поедем.

— Ты все равно пойдешь туда? — спрашивает мрачно.

— Ну конечно. А вдруг это твоя мама приехала? — киваю на тачку.

Арсений ничего не отвечает, отворачивает от меня лицо, а я ловлю себя на тревожном предчувствии. Даже если это Аврора, что она делает в офисе у моего мужа? Делить им давно нечего, общего бизнеса нет.

— Давай я сам отнесу? — Арсений смотрит на меня с жалостью.

Я четко понимаю одно: сын моего мужа явно не хочет, чтобы я поднималась в офис отца.

Ничего не отвечая, забираю с заднего сиденья папку с документами и выхожу из машины. Слышу хлопок позади, понимаю, что Арсений пошел за мной.

В здание входим в молчании, так же молча поднимаемся по лестнице.

В приемной Гриши пусто, секретаря нет на месте. Ушла на обед? Повезла важные документы партнерам? Все может быть.

Надо бы постучать, обозначить свое присутствие, но подсознательно я понимаю, что это лишнее. Именно поэтому я толкаю дверь в кабинет мужа и замираю на пороге.

Глава 2

Настя

Что волнует женщину, которая застает мужа с другой?

Почему это случилось именно со мной? В чем моя вина? За что? Неужели меня разлюбили? Вот так просто. Одним днем. Как можно настолько легко перечеркнуть восемь лет брака?

Все это и много чего еще. Но самое главное — это то, что ты позорно отказываешься верить в происходящее. Хотя казалось бы, отчего?

Вот она — его бывшая жена. Сидит на столе, раздвинув свои гребаные шпагатные ноги. А вот он, стоит над ней, наклонившись и запустив руки под полупрозрачную блузку. Вторая рука в ее светлых волосах.

Поцелуй настолько страстный, что у меня аж подкатывает.

Я застала их на грани. Приди я на пять минут позже, они бы уже трахались.

А может, уже делали это. Например, вчера, когда я с поисковой группой искала в бараках бабулю с деменцией. Или два дня назад, когда мать потеряла свою трехлетку.

Я ведь не узнаю правду — да и нужна ли она мне теперь? В принципе, достаточно того, что я вижу.

Из моих рук падает папка с отчетом, и это отвлекает моего мужа и его первую жену от жаркого поцелуя.

Гриша поворачивается, округляет глаза, заметив меня. А я запоздало вспоминаю, что все это лицезрею не только я.

Я оглядываюсь и вижу, как Арсений отводит взгляд, опирается спиной о стену у двери и съезжает по ней до самого пола.

Аврора спешно приводит себя в порядок, Гриша растирает лицо, пытаясь прийти в себя.

— Я… тут… отчет привезла, — бормочу какой-то уже никому не нужный бред, да еще и поднимаю папку с пола. — Я… положу ее к секретарю…

Отступаю.

— Настя, — хрипло зовет муж.

Меня выносит именно в этот момент. Вырывается нервный всхлип, который я спешу заткнуть рукой, но все бесполезно. Я уже себя не контролирую.

Тело трясет, душа вдребезги. Ощущения такие, будто внутрь насыпали стекла и растерли, превращая все в кровавый фарш.

Эту боль как-то можно пережить? Переступить через нее? Как жить дальше-то?

Один миг разделяет мою жизнь на две части: до и после.

До я была счастлива, любима. Порхала как бабочка. Ждала с работы, радостно бежала навстречу любимому. Планировала летний отпуск и подарки на праздники.

А что после? Пустота и одиночество.

— Настя, давай поговорим, — Гриша подходит ближе.

Аккуратно, будто я дикий зверь, который может кинуться и откусить руку.

Горячие слезы текут у меня по лицу, капают на губы и одежду. Я пытаюсь вдохнуть кислород, но воздух обжигает внутренности. Все, чего мне хочется, это исчезнуть.

Арсений с красными глазами смотрит на меня.

Он знал. Именно поэтому не хотел идти сюда. Возможно, не так давно он застал Гришу и Аврору за сексом.

Теперь уже подкатывает сильнее. Мне хочется проблеваться от всей этой мерзости.

— Настюш… — Гриша делает последнюю попытку взять меня за руку, но я разворачиваюсь и трусливо сбегаю.

На улице приваливаюсь к стене офиса, хватаю ртом морозный воздух. На свой старенький внедорожник «Лексус» смотрю со страхом. Я не смогу сейчас нормально вести машину.

— Не садись за руль, — Арсений перехватывает у меня ключи, берет за руку и тянет в сторону. Там сквер, а дальше речка.

Иду спотыкаясь и вяло перебирая ногами, размазывая тушь по лицу. Вижу плохо, слезы застилают глаза.

Глава 3

Настя

Во время стрессовой ситуации, опасной для жизни человека, организм активирует механизмы, которые нацелены на одно — защитить. Еще этот феномен называют «бей или беги».

Вот я и сбежала. Позорно? Плевать.

Ледяной воздух с речки отрезвляет.

На мне тонкая куртка, которая не предназначена для долгих прогулок по парку. Я рассчитывала на то, что буду передвигаться по улице перебежками — между машиной, школой и офисом.

Уши ледяные, зубы выстукивают чечетку, голова гудит. Нос, по ощущениям, вот-вот отмерзнет.

Натягиваю рукава куртки на окоченевшие пальцы.

Надо бы уйти, сесть в машину и включить подогрев или вызвать такси и поехать домой, но я упорно сижу на холодных деревяшках сломанной лавочки. Потому что только так я не плачу.

Я чувствую, как мне холодно, но не чувствую боли. Она будто бы тоже подмерзла, покрылась ледяной коркой.

Неожиданно мне на шею ложится шарф.

Я смотрю на крупную вязку и перебираю петли пальцами, поворачиваю голову и только сейчас окончательно прихожу в себя.

Арсений сидит рядом, шмыгает носом. Он одет гораздо теплее меня, потому что добирался в школу этим утром своим ходом, но тем не менее тоже замерз.

А еще он отдал мне свой шарф.

Мы смотрим на рябь на водной глади, которая образовывается от потоков ветра, молчим. Людей вокруг практически нет. Где-то вдали мужчина выгуливает пса, а больше дураков гулять в такую непогоду не находится.

— Ты знал, Сень? — спрашиваю мягко, хотя заранее предполагаю, каким будет ответ на вопрос.

Арсений шмыгает носом и достает из кармана куртки телефон, протягивает мне.

Там фото, на котором машина Гриши. Муж сидит за рулем, а на нем повисла Аврора. Самого поцелуя не видно, но он подразумевается.

— Зачем ты сфотографировал их? — спрашиваю Сеню.

Тот пожимает плечами.

— Не знаю, Насть. Принято сейчас так. Сначала снимаешь, а потом уже думаешь.

У Арсения звонит телефон. На экране написано «Папа». Скидывает. Тут же прилетает сообщение от этого же абонента. Не читает.

— Отцу показывал? — киваю на телефон.

— Нет, но спрашивал.

— М-м, — вот и весь мой ответ.

Я не хочу знать, что там за ответ был. А может, просто боюсь узнать правду и снова сбегаю, да.

— Он сказал, что это было ошибкой, — говорит Арсений.

— Мне плевать.

Мы оба знаем, что это неправда.

— Она вернулась месяц назад. Активизировалась. Я пару раз с ней в парке погулял, а потом увидел отца и ее вместе, — это он явно про свою мать. — Папа переживал и сказал, что больше такого не повторится. А еще, что он любит тебя и не хочет терять.

Гриша за последние две недели и вправду несколько отстранился. Закрылся. Но я подумала, что это связано с важным проектом, который он выиграл в тендере. Старалась не трогать мужа лишний раз, чтобы не нервировать.

А оно вот как получается.

— Ты теперь уйдешь от папы? — голос у Арсения срывается.

— Понимаешь, я не знаю. Я ничего не знаю, — отвечаю на выдохе. — Все сложно. Я пока не могу прийти в себя.

Кивает, принимая мои слова.

— Поехали домой, Насть? — спрашивает он и давит на жалость: — Я замерз.

— Конечно, Сень. Поехали, — отзываюсь хрипло.

Я не хочу садиться за руль, да и вообще возвращаться к офису Гриши, так что вызываю такси до дома.

Когда мы приезжаем к дому, я сразу подмечаю, что машины мужа тут нет.

— Папа думает, что ты вернешься в офис. Ты же там машину оставила, — говорит Арсений, когда видит, как я осматриваю подъездную дорожку.

Когда мы входим в дом, я говорю:

— Пообедаешь сам? Мне нужно побыть одной, — парень кивает, а я ухожу к себе.

Вернее, в нашу с мужем спальню.

Снимаю куртку и бросаю ее на пол, заползаю под одеяло. От холода трясет. А еще от боли. Внутри все скручивается в жгуты, и я, оставшись наедине с собой, выпускаю эту боль, плачу.

Разрешаю себе быть слабой. Развалиной, опухшей от слез. Вою в подушку и сама не замечаю, как проваливаюсь в темноту.

И там, в этой темноте, мне чудятся родные и теплые объятия.

Глава 4

Настя

Сложно назвать это пробуждением. Скорее, восстание из мертвых.

Вполне предсказуемо, что проснулась я с больным горлом и заложенным носом. По ощущениям, температура тоже поднялась. Тело бросает в холодную дрожь.

Солнечный свет вовсю освещает нашу с Гришей спальню, выходит, уже около десяти утра.

Хмурясь, осматриваю комнату. Подушка Гриши примята, значит, он ночевал сегодня дома.

Черт, я ничего не помню. Вернее, помню только, как приехали с Арсением домой и я легла спать. Сколько времени было? Часа два дня.

Вообще обычно я просыпаюсь рано, сплю мало. Видимо, организм решил включить функции самосохранения на полную мощь, и поэтому меня так крепко вырубило.

Вереницей воспоминания вчерашнего дня. Они иглами вонзаются в голову. Мой любимый мужчина. Самый главный человек в моей жизни целует другую женщину. Ту, которая некогда бросила его. Оставила его и маленького ребенка в угоду собственным амбициям.

У нас с Григорием обычный брак. Познакомились абсолютно неромантично. Восемь лет назад наш поисковый отряд только начинал набирать обороты, и мы активно привлекали спонсоров, инфлюенсеров и рекламодателей для продвижения, но уже помогали полиции в поисках людей.

Пропал Арсений.

Ему было шесть, и он ушел из детского сада. Пролез меж прутьев и ушел.

Когда пропадают дети, естественно, никто не смотрит на правило трех дней. Задействуют оперативно всех.

Тогда в нашем поисковом отряде было около двадцати человек. Искать Арсения вышли все.

Я хорошо помню Гришу и его состояние. Внешне он был собран и решителен, но в его глазах… читалось столько всего. Казалось, что мысленно он воет с оглушающей силой.

Мы нашли Арсения в первые пять часов.

Испуганный, уставший, голодный и грязный он сидел у котельни многоквартирного дома, спрятался там за коробками.

Момент, когда Гриша взял на руки Арсения, я помню так, будто это было вчера.

Плакали все. И Арсений, и девочки из нашего отряда. И даже сам Гриша.

Тогда же и выяснилось, что мать Арсения давно уехала, оставив сына на отца. Яшин хороший папа, всегда им был. Просто иногда даже очень хорошего папы недостаточно. Арсений хотел привлечь внимание мамы. Чтобы она приехала и нашла его.

Естественно, Аврора не приехала. Ни во время поиска, ни после.

На тот момент она не жила с ними уже год.

С Гришей у нас все закрутилось довольно быстро. Сначала простые походы в кофейни и кинотеатры, потом совместные вечера и долгие ночи.

Тень Авроры всегда была рядом. А как может быть иначе, когда у них с Яшиным общий сын?

А теперь уже не просто тень между нами, а сама женщина. Статная, великолепная, грациозная.

А еще настоящая стерва, которая бросила своего ребенка. Но мужчины же любят стерв, да? Изысканных, наряженных в сексуальные платья, на шпильках высотой с девятиэтажку. Манящих томным взглядом, откидывающих за спину волосы, облизывающих губы и смотрящих так, будто нет прекраснее мужчины на свете, чем стоящий напротив нее. Смеющихся над их самыми тупыми шутками и показывающих всем своим видом: это лучшее, что случалось с ними в жизни.

Куда мне, в бессменных джинсах и удобных свитерах, скачущей по подворотням и посадкам в поисках пропавших детей и взрослых, до нее?

Вытираю одеялом злые слезы.

Я всегда была такой. Да, ненакрашенной, да, в простых и удобных шмотках, в кедах или сапогах. Но я и не притворялась никогда другой.

Не без труда спускаю ноги пол, ежусь от холода. Все-таки надо померить температуру и посмотреть, что есть дома из жаропонижающего.

А потом… это гребаное потом…

Потом надо будет думать, как жить дальше.

Как старуха, шаркая пятками в пушистых тапках, плетусь в ванную комнату. Нужно искупаться и более-менее привести себя в порядок. А еще отменить все мероприятия, которые были запланированы на сегодня.

Проходя мимо косметического столика, в зеркале смотрю на свое отражение. Вся мятая, волосы всклокочены, щеки красные, глаза… мама дорогая…

Под глазами мешки, все опухло, в глазах лопнули капилляры.

Хорошо, что Арсений уже уехал в школу, а Гриша наверняка на работе. У меня будет время, чтобы собраться с мыслями и подумать о том, как жить дальше.

Но все мои планы рушатся, когда я понимаю, что из кухни слышен шум.

Арсений или Гриша? Гриша или Арсений?

Гриша.

На столе закипает электрический чайник, а у окна, опершись руками о подоконник, стоит Гриша и смотрит на улицу. В домашней одежде, растрепанный не меньше меня.

Лучше бы его не было, лучше бы он уехал на работу и дал мне передышку.

Он дергается, словно почувствовав мое присутствие, и резко оборачивается.

Хмурый, бледный, уставший. С такими же красными, как у меня глазами. Не спал? Да, очень на то похоже. На лице серой тенью пролегла болючая вина. Все он понимает. Прекрасно осознает, какой удар нанес.

— Привет, — наконец произносит тихо.

— Привет, — отвечаю ему безэмоционально.

— Почему… ты дома? — спрашиваю, прилагая усилия.

Гриша отрывается от окна и делает медленные шаги ко мне. Боится, что я сбегу?

Возможно, будь я сильнее и здоровее, именно это бы сделала. Слушать его оправдания?

Страшно. Не хочу.

А вдруг он скажет, что всю жизнь любил ее? Что ждал? Искал ее во мне столько лет, но так и не нашел?

Я же умру, как только услышу что-то в этом роде.

— Ты заболела, Насть, Арсений сказал, что вы гуляли в парке вчера, ты была легко одета и, вероятно, заболела.

— Мы не гуляли, — смотрю на Гришу упрямо.

Выпрямляю спину, хотя, вообще-то, хочется сползти по стеночке.

— Арсений где? — спрашиваю его.

— В школу ушел.

— Ты так и не ответил: почему ты тут?

— Потому что за тобой нужен уход. У тебя ночью под сорок температура была, ты помнишь? Ты бредила, кричала. Я еле протолкнул в тебя таблетку.

Ночью мне снилась всякая дичь. Вполне возможно, что из-за температуры.

Глава 5

Настя

Разглядываю в зеркале ванной комнаты свое отражение.

Я похудела за последнее время. Надо же. А ведь даже не заметила. Скулы заострились, губы стали еще выразительнее. Ключицы торчат.

У меня бывает такое. Со своей работой я часто забываю поесть. Но вес быстро восстанавливается, когда беру себя в руки.

В ванной комнате я провожу много времени. Двигаться тяжело, сил мало, ко всему прочему из-за неважного самочувствия меня пошатывает.

Долго сушу волосы, переодеваюсь в чистую одежду и выхожу из ванной. Вроде возвращаюсь в свою квартиру, а ощущение, будто иду на эшафот.

В какой-то степени это так и есть, ведь после разговора с Гришей наш брак перестанет существовать.

Гриша по-прежнему на кухне. Тут пахнет сигаретами, скорее всего, он выходил курить на балкон, и запах затянуло в квартиру.

Перед мужем чашка с нетронутым кофе, он смотрит на нее так, как будто она может дать ответы на все вопросы.

Услышав мое приближение, он поднимается и подходит к плите, накладывает в тарелку омлет, ставит передо мной. А еще пузатую чашку с чаем.

Смотрю на этот акт заботы и произношу тихо:

— Как же так, Гриша... Как же так?

Поднимаю на него взгляд, смотрю сквозь пелену слез. Он отворачивается, словно не в силах вынести мою боль.

— Тебе надо поесть, — говорит твердо. — Арсений сказал, после возвращения ты так и не выходила из комнаты. Так что поешь, и мы… мы все обсудим.

А точнее, тоо, как ты, мой дорогой муж, целовался с другой.

Я послушно съедаю завтрак, практически не чувствуя вкуса. Чай пью с особым удовольствием, потому что горлу становится легче. Температуру не измеряю — просто выпиваю таблетку. Голова раскалывается, а значит, помощь нужна в любом случае.

Когда я замираю, Гриша говорит твердо:

— У меня с ней ничего не было.

— А, то есть поцелуй с бывшей женой это «ничего»? — спрашиваю удивленно.

Муж смотрит уверенно:

— Тот поцелуй в офисе — все, что было.

Звучит решительно, так, что хочется поверить в каждое произнесенное слово.

— Ты хотел сказать, поцелуй в офисе и поцелуй в машине? — выдавливаю из себя улыбку.

Гриша вскидывает на меня взгляд, потом отводит его. Я вижу, как желваки на его скулах двигаются, как он начинает злиться. Но я уж точно не тот человек, которого стоит ненавидеть. Как минимум нужно начать с самого себя.

— Арсений рассказал тебе?

— А что, вас видел кто-то еще? — хочется взвыть от происходящего. Сколько времени меня вот так водили за нос? — Гриш, ты бы сразу рассказал мне, чего ожидать, а то, знаешь ли, я не готова к тому, что половина города начнет обсуждать твои походы налево.

— Не было никаких походов налево! — срывается на рык.

— Это пока.

— Не было и не будет, Настя. Да и те поцелуи — сплошная ошибка.

— Ошибка это когда один раз. А когда несколько — уже завидная регулярность.

Гриша отходит к окну, открывает дверь на балкон и закуривает сигарету. С первой затяжкой выкуривает чуть ли не половину сразу.

— Хочешь, чтобы я оправдывался перед тобой? — спрашивает со злостью и бросает на меня выжидающий взгляд.

А я плотнее кутаюсь в теплую кофту, которую надела еще в ванной, потому что холодный воздух с улицы доходит и до меня.

Гриша видит это и тут же тушит сигарету, закрывает балконную дверь, но остается стоять у окна.

— Мне не нужны твои оправдания, Гриша. Я все видела. Что тут еще добавить.

— Всего лишь поцелуй! — закипает.

— Мне надо было подождать под дверью, пока вы начнете трахаться? — поднимаю брови.

— Что? Блять, нет! Настя, до этого бы не дошло!

Нервно подходит к столу, останавливается напротив меня, опирается руками о стол:

— У нас бы с ней ничего не было. Я повторяю: это ошибка. Настя, я предлагаю тебе забыть о том, что произошло. Просто вычеркни то, что видела, из своей памяти и давай жить дальше как жили, хорошо?

Может, я брежу и у меня галлюцинации? Смотрю на мужа и не могу подобрать слов.

— Потрясающе. То есть ты будешь бегать налево к своей первой жене, а я что должна сделать, повтори? Вычеркнуть из памяти? Просто вычеркнуть, да? Может, тебе еще и карт-бланш выдать на измены? А что, Яшин, очень удобно. Жена-то знает, какие претензии! Ты думаешь, я совсем дура, Гриш?

Вскакиваю на ноги и упрямо смотрю в глаза Гриши.

— Ты несешь лютую хрень, Настя, — в его глазах полыхает гнев, кажется, он готов кинуться на меня и придушить.

Гриша никогда не отличался несдержанностью, он всегда собранный и уверенный в себе. Но сейчас его броня отчетливо трещит по швам.

— Я лишь говорю правду.

— Херню ты городишь! — бьет по столу кулаком, и я отшатываюсь.

— Ты давай меня еще ударь! — вскидываю подбородок.

С Яшина будто разом сходит вся спесь, он смотрит на меня так, будто видит в первый раз.

— Ты совсем дура, Насть? Я хоть когда-нибудь поднимал на тебя руку?

Сглатываю колючий ком в горле и отвечаю хрипло:

— Нет, но мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Передо мной сейчас не мой муж, а совершенно чужой мужчина, который не чурается предательства. Поэтому не понимаю, чего от тебя еще ожидать, Гриша.

Бросается ко мне. Машинально я отступаю назад и упираюсь спиной о стену.

Между мной и Гришей всего несколько сантиметров. Он протягивает руку и кладет ее мне на голову, гладит.

— Я никогда… никогда не подниму на тебя руку, Настя. И не предам, — это звучит надрывно, с болью в голосе и с нотками поражения.

Отхожу в сторону. Прикосновения мужа как сладкая патока, в них можно забыться, а я сейчас не хочу этого. Мне нужна трезвая голова, а когда Гриша рядом, это невозможно.

— Ты уже предал меня, Гриша, — голос срывается. — Черт, даже твой сын видел, как ты целовал другую! Еще и с… этой. Серьезно, Яшин? Ты мазохист?

Беру секундную передышку, потому что говорить трудно и меня вдруг осеняет.

— Слушай, а до меня ведь только сейчас дошло! А ты хорошо устроился, Яшин. Сосешься со своей первой женой, пока я сижу на родительском собрании вашего сына. Что, уже не такая она и плохая, как ты мне рассказывал? И время сразу нашлось, да? На собрание к собственному сыну пойти времени нет, а тут навалом.

Глава 6

Настя

— Насть! — Арсений с криком влетает в открытую дверь нашей с Гришей спальни, будто боится не найти меня тут.

Весь день я проспала, сейчас с трудом открываю глаза и сажусь на постели. Голова соображает плохо. Поморгав несколько раз, фокусирую взгляд на Гришином сыне.

Тот стоит на пороге, дышит быстро, будто бежал марафон. С куртки капает вода, волосы мокрые, джинсы забрызганы.

— Сень, ты под дождь попал? — хмурюсь и перевожу взгляд на окно.

И вправду лютует непогода. Ливень хлещет в окна, ветер раскачивает ветки, и они стучат в стекла. Бросаю взгляд на телефон — два часа дня. Значит, у Сеньки закончились уроки.

— Совсем немного, — Арсений неуверенно улыбается. — Я тут в кондитерскую зашел. Твой любимый «Рыжик» купил.

Протягивает мне картонную коробку из кондитерской, в которой я часто бываю. Картон местами размок и примялся. В местах, где он перетянут тесемкой, заломы.

Коробочка небольшая, скорее всего, там один кусок.

Я знаю, что у Арсения нет своих денег. Все, что мы ему даем, он практически сразу спускает на разную дребедень, поэтому Гриша выделяет ему определенную небольшую сумму на день.

Значит, он потратил часть денег на меня. А потом бежал домой, чтобы отдать подношение.

В горле ком. Я с силой сжимаю зубы, чтобы снова не расплакаться.

Вылезаю из-под одеяла и иду к мальчику, обнимаю его за плечи, прижимая с силой к себе.

— Спасибо, Арсюш, — голос у меня сиплый.

Но это уже не от болезни — горло перехватывает от эмоций и контролировать себя невозможно.

Арсюшка уже взрослый парень и на объятия поддается нелегко. Но не сейчас.

— Я думал, ты ушла, — шепчет и прячет лицо у меня в волосах.

— Ну куда я уйду? — спрашиваю легко, а сама понимаю, что, скорее всего, так и будет… — А сейчас, Арсений Григорьевич, бегом раздевайся! Не хватало, чтобы еще и ты заболел!

Помогаю Сене снять мокрую куртку, тут же отношу ее на полотенцесушитель. Потом забираю мокрые джинсы и рубашку, которая также промокла.

Их отправляю в стирку.

Арсений смачно чихает и смотрит на меня виновато.

— Быстро в душ! — включаю воду, чтобы сбежала холодная, а сама выхожу, крикнув напоследок: — Я пока суп подогрею!

Иду на кухню подогреть вчерашний куриный суп. Сразу же ставлю чайник. Пока все греется, я аккуратно разворачиваю коробку.

«Рыжик» практически не пострадал, так что я перекладываю его на тарелку и смотрю на кусок коричневого бисквита с щемящим сердцем. Зарыдать бы. Выйти в поле и проораться что есть силы. Выть волком, кидаться землей, чтобы хоть как-то унять боль внутри.

Растираю грудную клетку, где невыносимо тянет, даже дышать тяжело.

Когда Арсюшка выходит из ванной, он сразу идет на кухню. Взгляд прячет, хотя я вижу, что хочет спросить о многом. Хочет, но не решается.

— Приятного аппетита, — ставлю перед ним тарелку и сажусь обедать сама.

Едим в молчании, а тарелку с десертом я устраиваю посередине и разрезаю его пополам.

— Не надо! — сопротивляется Сеня. — Это же тебе!

— А я хочу поделиться с тобой, Сень, — улыбаюсь. — Кстати, спасибо за «Рыжика». Ты что же, без обеда в школе остался? Неужели обеденные деньги потратил на торт?

— Нет, ты что, — отворачивается.

Тихонько вздыхаю и тоже отворачиваюсь.

Накатывает новая волна боли. Быстро моргаю и дышу носом, чтобы не разреветься в присутствии мальчика.

Пьем чай, я постепенно вывожу его на диалог. Арсений рассказывает про школу, про друзей. Тему его отца мы обходим стороной.

— Ты не пойдешь сегодня на работу?

— Нет, я Мите отписалась, что температурю, так что они сегодня без меня.

Арсений откашливается, будто набираясь сил завести разговор:

— Папа… он хотел дождаться тебя. Когда я утром уходил в школу, он остался.

— Да, мы поговорили, — стараюсь произнести это спокойно.

— И что? Что вы… что ты решила? Ты уйдешь от нас? — на последнем вопросе его голос дрожит.

Как? Вот скажите мне, как можно уйти после этих слов? Встать, собрать все-все свои вещи, закрыть воспоминания в черном ящике и запихнуть его под кровать? Разорвать эту связь? Ведь Арсений уже давно стал для меня гораздо больше, чем просто пасынок. Он мой сын. Пусть и неродной, но этого мальчика, я полюбила как своего.

А самое страшное в происходящем то, что я не имею никакого права на Сеню. У него есть официальные отец и мать. Я бы его усыновила, но по документам ребенку не положено иметь двух матерей.

Я бы могла сейчас пообещать, что не уйду, а если и уйду, то от его отца, а не от него. Что с Арсением я продолжу общаться как ни в чем не бывало. Но это все ложь. Одно слово Гриши — и меня нет в жизни этого парня.

И сделать с этим я ничего не могу.

Закон не на моей стороне, потому что, по сути, Арсению я никто.

— Сень, — откашливаюсь, — мы поговорили с твоим папой, но пока что ни к какому выводу не пришли.

— Он сказал, что любит тебя, что это было ошибкой, — смотрит на меня с такой надеждой, будто его слова имеют серьезный вес на фоне того, что его отец целовал другую женщину на наших глазах.

— Он мне сказал то же самое, но забыть о том, что мы видели, очень сложно. Я бы даже сказала, невозможно.

— Значит, уйдешь, — его губы дергаются.

Арсений поднимается, убирает чашку в посудомойку.

— Спасибо за обед, Насть. Я пойду. Уроков задали много, — сбегает от меня.

— Арсюш! — иду за ним.

Он уже сидит на кровати, на ушах массивные наушники. Я присаживаюсь рядом, опускаю их.

— Я не знаю, что делать, Арсюш, — говорю честно.

— Не уходи, Насть, — смотрит на меня красными глазами, а потом падает лбом мне на плечо. — Я не хочу, чтобы вы развелись. Я не хочу, чтобы папа снова сошелся с ней.

У меня тоже текут слезы.

Господи, когда это закончится?

Глава 7

Настя

— Настюш, в типографии нам мерч сделали. Ты как себя чувствуешь, сможешь завтра забрать? — в трубке слышу, как вокруг Мити шумит город.

Наверняка спешит куда-то, как всегда.

— Нет, Мить, — откашливаюсь, горло саднит, — не смогу. Мне пока не лучше.

— Ну ты даешь, Яшина. Как же мы без тебя?! — вроде звучит беззлобно, но выводит меня на эмоции.

— Мне уже поболеть нельзя, Мить? Или ты думаешь, я хочу лежать с температурой? Прям кайф от болезни получаю.

— Ты чего злая такая, Насть? Случилось что-то? — хлопает дверь машины, и я слышу, как он садится в салон, заводит ее.

— Ничего не случилось, — бурчу.

— Точно? С Яшиным своим поцапалась?

— Не твое дело!

— Воу, красотка, полегче!

По документам Митя мой босс. На деле же наш поисковой проект мы начинали вместе, и я скорее партнер. С Митей у нас дружеские отношения, но мы никогда настолько близко не допускали друг друга, так что откровенничать с ним я не намерена.

— Ты прости меня, Мить, но тебя и вправду это не касается.

Настроение катится в бездну еще быстрее. Чтобы хоть немного поднять его себе, звоню маме.

— Что с голосом, Настасья? — спрашивает она строго. — Неужто с Гришей поссорилась? Или Арсений учудил чего?

Маме сложно принять чужого ребенка. К Арсению она относится достаточно прохладно, и как я ни пыталась донести до матери, что мальчик тоже мой, — без толку.

— Нормально все, мам.

— Да уж я слышу, как нормально. Родила бы — и проблемы бы решились! А Гриша бы как радовался!

— У него уже есть сын, мам.

— И что? А было б два. Теперь уже от тебя. Наследник. И ссорились бы меньше. Ребеночек сближает.

— У нас есть ребенок. Арсений.

— Это у Гриши есть ребенок, а у тебя нет. Тебе Арсений никто. У него и мать имеется, прости господи, — добавляет тихо и продолжает: — А общий сыночек…

Вот и поговорила. Вот и подняла себе настроение.

Кое-как отбиваясь от маминых выпадов, прощаюсь. Мама как вампир высосала из меня все соки, и я снова проваливаюсь в мутные сновидения.

Мне опять снится жуть, состояние пограничное: уже не явь, но еще и не сон. Ко мне заходит кто-то, что-то говорит. Меня трясут за плечи, спрашивают о чем-то, я отвечаю.

Просыпаюсь как от толчка. В комнате темнота. Время час ночи.

Час ночи, а Гришина сторона кровати пуста. Мужа нет…

На телефоне от него ни пропущенных звонков, ни непрочитанных сообщений. Пусто.

Как такое возможно? Черт, ну не ушел же он к ней?

Шатаясь, выхожу в темную гостиную и иду дальше на кухню. Тут никого. Горит лишь подсветка на вытяжке, и жутко воняет сигаретами.

Включаю вытяжку, чтобы затянула запах, и отодвигаю занавеску.

Гриша стоит на балконе, курит.

Меня отпускает, чувствую лишь тоску. Не уехал он никуда, по-прежнему тут. Пока.

— Гриш, — зову его тихо.

Муж оборачивается, тут же заходит в кухню, занося с собой никотиновый шлейф.

— Ты чего не спишь? Температура поднялась? — тянет руку, кладет мне на лоб, заглядывает в глаза.

Мне бы прижаться к нему, оплести руками за талию, выдохнуть. Тут он, рядом. Не ушел никуда. Не оставил меня одну.

Но я торможу себя. Нет, нельзя. Он предал. Между своей первой женой и мной отдал предпочтение не мне.

— А ты почему не спишь? Воняет сигаретами на всю квартиру, — отхожу подальше.

Он отпускает меня, хоть и хмурится.

— Ты тревожно спала, я не стал тебя беспокоить.

— Ясно. Вы с Арсением ужинали?

— Да. И тебе оставили. Будешь?

— Нет, — закрываю глаза, медленно дышу, живот поджимается. — Гриша, я думаю, нам стоит разойтись.

— Разойтись? — переспрашивает, будто не понимает смысл этого слова.

— Да. Пожить отдельно. Это твоя квартира, так что я планирую в ближайшее время собрать вещи и съехать.

Молчим.

— Даже шанса нам не дашь? — придавливает взглядом.

— Не думаю, что это поможет.

— Насть, я не хочу терять тебя. Арсений тоже боится…

— Не смей! — перебиваю его. — Не смей манипулировать мною с помощью ребенка, ясно тебе?! Здесь только твоя вина! Если бы не ты, ничего бы не было!

— Моя, я и не отрицаю, — он злится. — От того, что ты будешь постоянно повторять это, ничего не изменится.

— О, так мне теперь запрещено поднимать эту тему, да? И что же ты предлагаешь? Замять ее? Сделать вид, будто ничего не было? — внутри поднимается волна злости на мужа.

Гриша с силой швыряет зажигалку на стол. Та падает на столешницу, ударяется об нее и отлетает на пол.

— Ну почему ты все передергиваешь, Настя?!

— Скажи еще, что я все придумала. Что мне показалось, а? Как тебе?

Знаю, что переиначиваю слова, но этот яд, он так и лезет изо всех щелей.

— Я предлагаю тебе выдохнуть, успокоиться, выздороветь, в конце концов! — повышает голос. — Ни о каком расставании и речи быть не может. Ничего страшного не произошло, переживешь.

Гриша быстро дышит, как и я. Эмоции у нас накалены. В таком состоянии ни о каком диалоге и речи быть не может. Сейчас мы снова наговорим друг другу разного. Чувства на пределе, мне еще очень больно, так что, наверное, все впустую.

Гриша выдыхает, делает шаг ко мне, но, видя, что я не настроена на телесный контакт, останавливается.

— Настя, послушай. Я все понимаю. Те поцелуи — мой косяк. Секса с Авророй я бы не допустил, даже не думай. Минутная слабость, я не знаю, потеря рассудка, сложно сказать, что это было. В голове муть какая-то. Если бы ты не напоминала мне об этом каждый день, я бы и забыл уже давно. А тебе еще раз говорю: надо успокоиться и поговорить позже.

Вроде как здравая мысль, но эмоции кипят. Я не смогу успокоиться и продолжать жить как ни в чем не бывало.

— Сколько раз ты с ней сосался? — голос дрожит на этом вопросе.

Гриша запускает руку в волосы, сжимает их с силой.

— Два!

— Было что-то кроме поцелуев? Секс? Петтинг? Минет? Эротические фотки?

Глава 8

Настя

— Я не прощу тебе этого, понял!

— Тебя не касаются наши отношения, Арсений!

— Если она уйдет, я тоже сбегу!

— Я тебе сбегу! Ты совсем обалдел, Сень?

— Ты слышал, папа!

Лежу в кровати и слушаю утреннюю перепалку Арсения и Гриши. Из спальни не выхожу, не хочу встревать в их разговор. Пусть Гриша сам разбирается, в конце концов, он это устроил.

— Она мне как мама! Я не хочу жить без Насти.

— Ты не будешь жить без нее, я все решу! — слова Гриши звучат уверенно.

Отец с сыном уходят, пререкаясь друг с другом. Сеньке надо в школу, Грише на работу.

И снова меня никто не разбудил. После того как входная дверь захлопывается, я поднимаюсь с постели и иду по квартире, осматриваюсь, будто впервые тут оказалась.

Это квартира Гриши. У меня в городе есть однушка, но ею много лет не занимались, она требует ремонта и обновления мебели.

Под полотенцем, на тарелке, лежат ароматные румяные сырники. Идеальные, ровные полуфабрикаты, которыми у нас забит холодильник.

У меня частенько бывает так, что я срываюсь на поиски неожиданно и могу отсутствовать дома по несколько дней, особенно если поиск идет в другом регионе. Полуфабрикаты в качестве подстраховки всегда лежат в морозилке.

Завтракаю, закидываюсь таблетками, а потом переодеваюсь и еду в офис нашей поисковой группы.

Офис это, конечно, сильно сказано. У нас никто не ходит в костюмах и белых рубашках, разве что юрист Сергей Александрович.

Наша группа занимает пять комнат, четыре из которых отданы под инвентарь, еще там сидят наши технари. Последнюю комнату мы делим с Митей. У каждого свой стол, на котором стоит ноут. В кабинете куча стеллажей с документацией, сейфы, папки и прочее тому подобное.

У нас нет четкого графика, потому что рабочий день ненормированный, мы можем подорваться на выезд посреди ночи.

Я прохожу по пустому коридору, захожу в кабинет.

Тут бардак. Я честно несколько раз пыталась его разобрать, но чистоты хватает ненадолго — кто-нибудь приносит очередную коробку от спонсоров, ее начинают разбирать, и… все, конец чистоте.

Я снимаю куртку, вешаю ее на вешалку и сажусь за стол. Пока грузится ноутбук, делаю себе огромную кружку чая.

— О, Настюха, привет! — заходит Митя.

Митя — двухметровый бородатый медведь. Верхняя одежда делает его еще больше, поэтому ощущение такое, будто он занимает все пространство.

— Привет, Мить.

— Ты как? Получше сегодня? — спрашивает он и снимает с себя куртку.

— Да, температуры нет. Но на поиски не поеду.

Митя отмахивается:

— Да я уж понял. Будем надеяться, что сегодня все потенциальные потеряшки останутся дома. — Садится за свой стол и ковыряется в документах, найдя нужный, поднимает его и протягивает мне. — Вот! У нас новый спонсор.

— Круто.

Перегибаюсь через стол и забираю лист, на котором значится имя спонсора: Собольская Аврора.

— Что? — вскрикиваю возмущенно, читая имя первой жены Гриши.

— Что-то не так? — Митя подходит ко мне и заглядывает через плечо.

— Все, блин, не так! Ты разговаривал с ней? О чем я, конечно разговаривал. Чем эта… дама мотивировала свое желание помочь?

— Да как обычно: хочу оказать помощь благому делу, говорит, — Митя трет затылок. — С тобой желала пообщаться. Сказала, согласна заключить договор на спонсорскую помощь только после того, как поговорит с тобой.

— О какой сумме идет речь? — спрашиваю нервно.

— Пять миллионов.

Открываю от шока рот. Это большая для нас сумма. Для частного лица так вообще заоблачная. Любопытно, откуда у Авроры такие деньги. Но больше всего меня интересует, нахрена она затеяла все это.

— Это первая жена Гриши.

— Оу, — вскидывает брови.

— Да.

— Ну, Насть, я не откажусь от этих денег. У нас за последний месяц три квадрокоптера сдохли. Еще один потерял связь и покоится где-то в лесу. Нужен юрист в штат, Сергей Александрович не вывозит.

— Ты не понимаешь, она это делает неспроста. Словно влезть в семью хочет! Сначала к Грише полезла, ой… — зажимаю рот рукой.

— Ты застала их? — тихо спрашивает Митя, нависая надо мной. — Поэтому тебя вчера не было?

— Мить… — закусываю губу.

Черт, и так сболтнула лишнего.

— Я понял, не говори ничего. Не мое дело, да? — спрашивает чуть более нервно, чем обычно.

Митя отступает к своему столу и садится за него, на меня больше не смотрит, делает вид, что снова погружается в бумаги, при этом продолжает говорить тихо, будто не мне.

— Ну да, куда мне. Подумаешь, больше десяти лет знаем друг друга. Кто я такой? Пыль под ногами.

— Мить, — вздыхаю, — это моя семья, пойми.

— Конечно-конечно, Насть. Я ж левак, так, мимо проходил. Ничего, что мы с тобой знакомы дольше, чем ты с Яшиным.

— Не обижайся! — я и правда не совсем понимаю, почему он так взвился.

— Я ж не баба обижаться.

Замолкаем, каждый делает вид, что страшно занят.

— А с этой Авророй побеседовать надо, Настя, — начинает продавливать меня.

— Давай ты? Скажи, что я заболела.

Митя бросает на меня уже более мягкий взгляд и говорит примирительно:

— Хорошо, Яшина. Сделаю.

— Спасибо, — улыбаюсь мужчине.

Рабочий день закручивает быстро. Позвонить, заказать, отчитаться. Ответить на вопросы, собрать анкеты у новых поисковиков.

Звонок своего мобильного я слышу не сразу, а когда чувствую вибрацию, достаю его и смотрю на экран. Высвечивается имя Ольги Михайловны — классной Сени.

— Слушаю.

— Анастасия, добрый день. У нас снова инцидент. Арсений подрался.

— Да что же это такое, — выдыхаю.

— Да. Можете приехать?

— Конечно, могу. А вы звонили его отцу?

— Пыталась, но он, к сожалению, не ответил ни на один звонок.

— Поняла, я сейчас попробую заехать к нему на работу.

— Спасибо. Будем ждать вас.

Сбрасываю вызов.

Глава 9

Настя

Врываюсь в здание, арендуемое компанией Гриши. Охрана знает меня, поэтому пропускает без проблем.

В приемной сидит секретарь.

— Добрый день, Настенька, — приветствует меня Валентина Степановна, неизменная помощница Гриши.

Ей под пятьдесят, она замечательная женщина.

— Здравствуйте, — я дышу тяжело, сильно запыхалась. — Мой муж у себя?

— У себя. Только он не один, — разводит руками и улыбается виновато.

— Не один? — повторяю на выдохе.

— Да.

Замираю напротив секретарши. Она издевается надо мной, да? Секунда, вторая, и бросаюсь как полоумная к кабинету Гриши, под удивленный возглас Валентины Степановны толкаю дверь и врываюсь внутрь.

Сейчас я наверняка застану Гриши с Авророй. Вот и все. И карты будут раскрыты. Ему нечем будет оправдываться и прикрываться.

Значит, пока он лобызается с этой… прошмандовкой, учитель не может дозвониться до него. Вместо того чтобы ехать в школу и защищать сына, он трахается со своей…

Решимость моя, кипящая желчью, стихает за секунду, когда я замираю на пороге кабинета.

Мы встречаемся с Гришей взглядами.

Он смотрит на меня непонимающе, хмурится, а потом и вовсе разочарование дымкой ложится на его лицо.

А я переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя полнейшей дурой. Это ж надо было так довести себя…

— Коллеги, совещание закончено. Олег Дмитриевич, с вас ответ, а вы, Марина, помогите Олегу Дмитриевичу собрать необходимую для отчета документацию.

По полу шаркают стулья, люди постепенно поднимаются со своих мест.

Они проходят мимо меня, я вижу их фоном, приветствий не слышу, лишь устало смотрю в глаза Гриши, который в ответ пристально глядит на меня. Когда за последним сотрудником закрывается дверь, он спрашивает:

— Что-то случилось?

— Да. Где она? — обвожу взглядом комнату, как будто Аврора может спрятаться за пальмой.

— Кто «она», Настя? — Гриша медленно прикрывает глаза.

— Ты знаешь кто, — выдавливаю из себя слова.

— Нет, Настя, не знаю, — разводит руками.

— Ее машина стоит там. Внизу. Я видела.

Гриша подходит к окну, рассматривая парковку.

— О ком ты говоришь?

Я подхожу к Грише и тоже смотрю в окно.

Приметной салатовой машины больше нет.

— Ты встречался с ней, да? С Авророй? Она приходила сюда?

Яшин зажимает пальцами переносицу.

— Я не встречался с Авророй с того дня, когда ты увидела нас.

— Врешь! — шиплю коброй.

— Насть, у меня важное совещание два часа длилось, — его голос звучит отрешенно. — Я Аврору не видел сегодня, не созванивался с ней и не переписывался.

— Но там была ее машина!

— Ты помнишь номер?

— Нет, но она приметная! Твоя бывшая постоянно ездит на салатовых автомобилях!

— Господи, Насть, не только мы арендуем в этом здании офис, но еще несколько фирм. Ты могла ошибиться, и вообще по городу ездит не одна салатовая тачка.

Роняю лицо в ладони. Господи, теперь так будет всегда? Я же чокнусь. Буду в каждом взгляде и тихом разговоре видеть измену.

Убираю руки от лица и смотрю на Гришу.

Вижу, что ему тоже все осточертело.

— Из школы не смогли до тебя дозвониться, — говорю то, за чем приехала.

— Я звук выключил на время встречи.

— Там Сеня подрался.

— Блять, — оттягивает галстук и снимает его. — Надо ехать.

— Я с тобой, — говорю уверенно, ожидая, пока Гриша наденет пальто.

— Уверена? Ты как вообще себя чувствуешь?

— Нормально, не болит уже почти ничего.

— Поехали на моей, — подталкивает меня под спину.

— Нет, я на своей поеду. Мне потом надо съездить кое-куда по работе.

— Настя… — смотрит на меня тяжело.

Вижу, устал. Вижу, вымотан. Но и мне нелегко.

— Хорошо, — сдаюсь.

Вместе едем в школу.

В кабинете директора, увидев нас, Арсений улыбается. Его лицо аж светлеет.

Я сажусь с одной стороны от Арсения, Гриша с другой.

Разбор полетов длится долго. Арсений подрался с мальчиком из другого класса. Кто-то на кого-то не так посмотрел, кто-то кого-то толкнул — и привет.

— Если такое будет повторяться, то мы будем вынуждены поставить в известность ПДН, уж больно поведение Арсения изменилось в последнее время.

— Я больше так не буду. Я раскаиваюсь в своем отвратительном поведении и прощу прощения у Андрея, — говорит как зазубренный стих.

Директриса поджимает губы. Гриша вмешивается:

— Анна Сергеевна, — обращается он к директрисе, — я поговорю с Арсением дома. Драка это плохо, но, к сожалению, иногда между мальчиками такое случается.

— Я все понимаю, сложный возраст, но до детей надо донести, что любой вопрос можно решить конструктивно.

Дальше я не слушаю, идет монотонная лекция. Директриса выполняет свою работу, мы покорно слушаем.

Неожиданно я чувствую, как моих пальцев касается Сенька.

Опускаю взгляд и беру его руку в свою, как бы говоря, что я рядом. Незаметно толкаю его плечом.

Он тоже опускает взгляд и улыбается. Спокойный, счастливый.

А меня вдруг осеняет: а не было ли это сделано специально, чтобы вывести нас с Гришей на эмоции, чтобы мы объединились? Если не против директрисы, так против него самого.

Чтобы приняли одну сторону и тем самым сблизились?

Черт, только этого мне не хватало.

Домой едем, бурно обсуждая происшествие. Арсений отмалчивается, а я вижу, что он прячет в вороте свитера улыбку.

Сегодня решаю забить на все дела. Завтра закончу то, что хотела сделать.

Уже в квартире, сидя за чаем, мы обсуждаем случившееся.

— Сень, я понимаю, ситуации бывают разные. Но драться в школе — самая бредовая идея, — говорит Гриша.

— Да, Арсюш, если у тебя проблемы, ты мог сказать нам. А если хочешь во всем разобраться сам, надо постараться без рукоприкладства.

Арсений улыбается, довольный собой. А я устало сажусь на стул и приваливаюсь к стене.

Глава 10

Настя

— Настя, — голос Гриши вырывает меня из мыслей, и я поворачиваюсь к нему, — давай возьмем отпуск и поедем на море?

Отстегиваю ремень безопасности и выглядываю в окно.

За ночь выпал снег, дороги еще не успели расчистить. Может, оно и к лучшему, что я машину оставила у офиса Гриши? Я не очень люблю ездить по снегу. А так он подбросил меня на работу, как в старые добрые времена.

— У Арсения школа.

— Я попрошу маму присмотреть за Арсением. Поедем вдвоем. Перезагрузимся.

Даю себе пару минут на осознание того, что именно сейчас сказал Яшин, а потом пристально смотрю на него.

— Ты всерьез считаешь, что это поможет?

— Я пытаюсь найти хоть какой-нибудь способ оживить наши отношения.

— Поцелуй с бывшей женой, я так понимаю, был одним из вариантов? — говорю, а у самой желчь на языке оседает от осознания того, какие насколько мерзкие слова.

— Можно подумать, до поцелуя у нас все было прекрасно, — говорит тихо, но я слышу отчетливо.

— Что, прости?

— Ты слышала, — начинает постепенно выходить из себя. — Тебя постоянно нет дома. Вечно кого-то спасаешь, можешь по неделе дома не появляться! А возвращаясь, закрываешься в себе. Ни подойти, ни прикоснуться. Ты вообще помнишь, что существуем мы с Арсением? Мне иногда кажется, ты тупо забываешь, что дома тебя ждет семья.

— Ну, знаешь ли, немного немного странно, когда находишь труп, а потом через два часа возвращаешься домой и спешишь трахаться! — выкрикиваю.

— Вот, а я о чем. Я тебе о близости, ты мне о ебле, — бьет руками по рулю. — Я теряю тебя, Настя. И это длится уже давно.

— Ты знал, чем я занимаюсь, когда женился на мне! — пытаюсь уколоть его.

— Нет, видишь ли, тогда все было иначе. Своей деятельности ты уделяла гораздо меньше времени. А после потери ребенка словно пытаешься искупить вину…

— Замолчи! Слышишь?! Замолчи! — бью его в плечо. — Не смей говорить об этом!

— Почему нет, Насть? Это был и мой ребенок тоже! — смотрит на меня открыто.

И я впервые за долгое время вижу его боль. Он скрывал ее все эти годы, законсервировал внутри себя, видимо боясь, что это скажется на мне еще больше.

Но сейчас все иначе. Маски, которые мы носили столько лет, трещат по швам. Они стали малы нам. Прошлое нагнало нас.

Ребенок родился мертвым. Беременность протекала идеально. Я порхала в ожидании чуда, а потом…

Шла сорок первая неделя, меня должны были положить в роддом, но по приезду туда вынесли вердикт: сердцебиение отсутствует. Вчера было, а сегодня нет.

Вот так.

Причина — истинный узел пуповины.

Так бывает, никто не виноват. Это не ошибка врача, не моя вина, что не сберегла. Просто… такое случается.

Но добило меня не это, а просто уничтожающие слова акушерок, который косились на меня непонимающе и качали головой: «Чего убиваешься так? Девка молодая, здоровая, нарожаешь еще!»

Обесценивание моей боли из-за потери собственного ребенка со стороны медперсонала было ощемляющим. Я и не знала, что такое бывает.

Я особо не помню то время, потому что едва я восстановилась физически, ушла с головой в работу. Она стала моей отдушиной. Только так я заглушала голос в голове, который ядовито шептал, что я одна виновата во всем.

— Четыре года прошло, Настя. А ты как будто замерла в том состоянии вечной мерзлоты. До тебя не достучаться, не пробиться сквозь защиту, все без толку, — Гриша смотрит прямо, во взгляде разочарование.

— Хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой? Недодала тебе тепла, и ты пошел налево? — я пытаюсь, честно пытаюсь смотреть на ситуацию здраво, услышать мужа, но внутри все полыхает от злобы и обиды.

— Ты не слышишь меня, — качает он головой. — Я сам во всем виноват и ответственность на тебя не перекладываю. Может, ты и права. Вероятно, нам будет лучше на время разъехаться.

Открываю рот, а слова застревают в горле невысказанным комом.

Я неверяще смотрю на мужа. Неужели он вправду только что сказал, что нам надо разойтись?

Яшин больше не смотрит на меня, лишь задумчиво глядит вперед, на тихо падающие на капот снежинки.

— И что? — спрашиваю хрипло. — Хочешь сказать, это все?

— Чего ты от меня еще ждешь, Насть? — поворачивает ко мне лицо, в котором не читается ни одной эмоции по отношению ко мне, лишь сплошная бесконечная усталость. — Я объяснил тебе те поцелуи, сказал, что люблю, что хочу все исправить. Предложил уехать вдвоем, чтобы наладить отношения. Тебе ничего не подходит. Что мне еще сделать, Насть? В ноги тебе упасть? Боюсь, что и это не поможет. Хочешь разойтись — пусть будет так.

— Когда любят, не отпускают, — бросаю ему упрек.

— Когда любят, идут навстречу и совместно решают возникшие проблемы. Ты же решаешь чьи угодно проблемы — чужие. Незнакомых людей, но только не тех, которые твоя семья. Я по-прежнему люблю тебя, Настя, но биться лбом в закрытые ворота больше не могу.

Прикрываю ладонью рот. Я не могу поверить в то, что слышу.

— Почему… почему ты раньше никогда мне не говорил?

— Серьезно? — усмехается надрывно. — Не говорил? Не вешай на меня еще и это. Миллион раз я просил тебя остановиться, перестать загоняться, обратиться к психологу. Я был готов идти с тобой. Ты меня высмеивала и в ответ на мои слова утверждала, мол, я придумываю невесть что.

— Ты никогда не говорил, насколько тебе тяжело стало рядом со мной! — упрекаю его.

— Ты просто не слышала меня, Настя, — вздыхает устало и смотрит на часы. — Мне пора ехать, а тебе наверняка пора на работу. К бесконечной череде чужих проблем. Твою машину пригонят мои парни ближе к обеду. Все, иди, Настя.

Ошеломленная, выхожу на улицу, вступаю теплыми сапогами в сугроб и провожаю взглядом уезжающий автомобиль мужа.

Девочки, спасибо вам за комментарии и интерес к книге 🩷 Пока нет возможности ответить вам на коммы, тк я благополучно вторую неделю в отпуске и с Питерской программой времени вот прям совсем-совсем нет (на выход прод по всем книгам никак не повлияет), но все вижу и читаю 🙏🏼

Глава 11

Настя

Работа не идет, все валится из рук.

Это неудивительно, ведь слова Гриши что-то надломили внутри меня.

Ощущение скорого краха заставляет по-другому посмотреть на ближайшие перспективы.

— Насть, у тебя все хорошо? — спрашивает Митя, глядя на то, как я уставилась в экран выключенного ноутбука.

— А? Да, все нормально, — нажимаю на кнопку, чтобы запустить ноутбук.

Экран мерцает, и я захлопываю крышку, понимая, что не собиралась сегодня работать за компьютером.

Митя, стоящий рядом, цыкает.

— Так не получится, он все равно включится.

Открывает крышку, ждет, пока компьютер запускается, а после нажимает на кнопку выключения.

— С Гришей поссорились, да? — спрашивает с жалостью.

— Откуда знаешь?

— Мимо проходил, видел, как вы в салоне тачки цапались.

— Угу. Разводимся мы с ним, походу, — роняю лицо в раскрытые ладони.

— Из-за того поцелуя? — интересуется аккуратно.

— Как выяснилось, не только, — отвечаю обтекаемо и поднимаюсь со своего места.

Сотрудник Гриши, как тот и обещал, пригнал мою машину к обеду. Я забираю ключи и говорю:

— Мить, я поеду домой, хорошо?

— Там ориентировки прислали… — намекает на то, что нужно ехать на поиск.

— Без меня сегодня, окей?

— Хорошо, Насть. Поезжай.

Растерянная, выхожу из офиса и сажусь в машину. Минут пять прогреваю салон, а потом аккуратно выезжаю на улицу.

Разговор с Гришей морально размазал меня, поэтому катаюсь по заснеженным улицам бесцельно. Домой ехать не хочется, к родителям далеко — они за городом в поселке живут. Да и мама начнет ковыряться в ранах, тактичность не ее конек.

Подруга у меня одна, Ульяна, ее сыновья* учатся с Арсением в одном классе, но нагружать ее своими проблемами сейчас не хочется.

В животе урчит от голода, и я останавливаюсь у кафе в центре, прохожу, сажусь за столик и делаю заказ. Смотрю в окно на идущих по тротуару редких прохожих.

Неужели это все? И вправду конец?

Осознание приносит с собой леденящую пустоту внутри.

А как же Арсений? Гриша? Как расставаться с ними? Пожить отдельно — это первый шаг, который непременно приведет к разводу, иначе быть не может.

— Привет! — звонкий мелодичный голос вырывает меня из пучины тоски.

Напротив меня за стол садится Аврора.

Мило улыбается, словно мы старые знакомые. Женский взгляд невольно подмечает, как она выглядит. На ней приталенное кашемировое платье, открывающее вид на высокую грудь. Волосы завиты и красивой волной лежат по плечам. Дневной, но очень аккуратный макияж. Гордая осанка сразу выдает балерину. Нюдовый маникюр. Кольца, серьги — все как полагается.

Поворачиваю голову и смотрю на свое отражение.

Серая водолазка, серые мягкие брюки, серые теплые ботинки. Лицо тоже серое, без грамма макияжа. Ногти не видели маникюра уже два месяца.

Господи, да я просто серая мышь рядом с ней!

— Чего тебе? — отвечаю резко.

Всеми этими милыми улыбочками меня не взять. Аврора — настоящая тварь под личиной ангела. И дело даже не в том, что она висла на моем муже, а в том, что бросила собственного ребенка. Забила. Забыла.

— Фу, как грубо, — кривится.

Официант приносит ей меню, а я нагло встреваю:

— Ей ничего не надо, она уже уходит.

— Она будет зеленый чай с жасмином, — перебивает меня и выгибает бровь.

— Может, выберете десерт? — любезно предлагает официант.

— Нет-нет, вы что! Я такое не ем! — оскорбляется натурально.

— Как пожелаете, — и оборачивается ко мне, говорит уже менее любезно. — Ваш заказ будет готов через пятнадцать минут.

Удаляется, а Аврора, улыбаясь, продолжает пялиться на меня.

— Ума не приложу, что он нашел в тебе. Ты же, Настенька, никакая.

Гниль, произнесенная ангельским голоском. Но меня это не удивляет. Натура Авроры мне известна.

Когда-то я следила за собой. Как полагается: регулярно маникюр, косметолог, уход за волосами. А потом все изменилось.

Может быть, Гриша прав и я реально закрылась в своем мирке, будто наказывая себя?

— Шла бы ты отсюда, Аврора, — качаю головой.

Какая бы убогая я ни была, пасовать перед этой дрянью не буду.

— Я же только пришла, зачем мне уходить? — ведет плечом.

— Что тебе от меня нужно? — спрашиваю резко.

Авроре приносят чай, тут же наливают в чашку, и она, медленно отпивая напиток, говорит обыденно:

— Я хочу, чтобы ты исчезла из жизни моего мужа.

Охренеть. Вот это заявление.

— А ничего, что это мой муж, а не твой?

— Знаешь, говорят, что первый брак — плод страстей и эмоций, а второй брак заключают по уму и расчету. Так вот, мужчинам во втором браке быстро становится скучно. Именно это объясняет, почему Гриша буквально набросился на меня! — и чаек отпивает, стреляя в меня глазками. Сука, самая что ни на есть сука. — Боже, какой он печальный с тобой стал. Еще немного, и волком выть начнет. Пора признать, Настенька, что ему с тобой скучно до зубного скрежета.

— Не много ли ты на себя берешь, Аврора? — я держусь, хотя очень хочется вцепиться этой дряни в ее идеальные волосы. — Мы с Гришей муж и жена.

— Ох, дорогая моя, это ненадолго, — отмахивается от меня, как от назойливой мухи. — Ну поживете вы вместе еще месяц. Ты ему этот месяц мозг выносить будешь, а он продолжит терпеть. А потом его терпение лопнет. И разосретесь вы в пух и прах. Уж не лучше ли развестись по-хорошему? Без скандалов.

— Не лезь в нашу семью, Аврора. Ты никто, — давлю на нее. — Ты уехала, бросив Гришу с маленьким Арсением. Тебя не было до них дела десять лет. А теперь ты приехала и думаешь, что тебе тут рады?

На лице Авроры дергается мускул, взгляд темнеет. Весь этот легкий флер дурочки стирается и исчезает, оставляя после себя прожженную жизнью женщину, которая вынашивает какой-то план.

— Нет, Настенька. Это ты лишняя в нашей истории. С Гришей у нас сын, а ты? За столько лет даже родить ему не смогла.

Глава 12

Настя

Дома не могу найти угол, в котором станет хоть немного легче.

Надо брать себя в руки, пора решить, как жить дальше и что делать.

Но единственное, чего хочется, — залезть под одеяло и скрыться от всего мира, словно ты маленький ребенок, а вокруг страшные монстры.

Арсений, вернувшийся из школы, застает меня на кухне у плиты.

Я действую, ведомая инстинктами, ведь раньше всегда так было: едва у меня появлялось свободное время, я тут же шла готовить. Хотелось радовать Арсения и Гришу. Ведь путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Нет?

Или нужно им совершенно другое?

— Насть? — зовет Арсений тихо, и я поворачиваю голову.

— Сень, ты чего в куртке?

Он не отвечает, просто смотрит на меня, будто боялся, что меня не будет дома, когда вернется.

— Беги, переодевайся и приходи обедать, — говорю ему с улыбкой.

Сенька отсутствует буквально пять минут, заходит на кухню и с ходу лезет к плите, сует нос под крышку.

— М-м-м, котлетки, — причмокивает даже.

— Котлетки и гречка, — усмехаюсь.

— Оу, ноу, — стонет.

— О, да, — уже смеюсь, не сдерживаясь.

Арсений сметает обед, как грейдер. Просто съедает огромную порцию за минуту и смотрит так, будто не наелся.

— Еще будешь?

— Не-а, — относит тарелку в посудомойку.

— Как дела в школе, Сень? — спрашиваю аккуратно.

Я переживаю за него. Возраст непростой, любая мелочь может послужить триггером, а тут разлад в семье.

— Как обычно дела. Насть, в субботу наш класс едет на экскурсию в музей народного зодчества. Можно и мне?

Спроси Арсений это неделю назад, я бы непременно разрешила. Потому что чувствовала, что имею право. Но сейчас, когда все в подвешенном состоянии, я не имею права что-то решать относительно сына Гриши.

— Давай дождемся папу и спросим у него? — выдаю мальчику улыбку, но тот на нее не ведется.

В этот момент я обращаю внимание на выражение лица Арсения. Слишком взрослое, понимающее. Как зеркало, болезненно отражающее все мои мысли и эмоции.

— Мама сегодня приезжала, — выдает он и отворачивается.

Сердце ухает вниз. Внутри разгоняется целый спектр эмоций. Ревность, злость, отчаяние.

— Она ждала меня у школы, — продолжает Арсений. — Звала пообедать в кафе.

Судя по тому, как Арсений смел обед, он отказался.

— Я отказался, Насть, — озвучивает мои мысли и смотрит выжидающе.

— Ты же помнишь, что она твоя мать? — спрашиваю тихо.

— Мать это еще не семья.

Его фраза звучит слишком взросло и осознанно. Я не нахожу, что ответить на это, а Сенька уходит к себе, сказав, что идет делать уроки.

Я же вхожу в нашу с Гришей в комнату, раскрываю дверцы шкафов, рассматриваю их содержимое.

По-хорошему, мне нужно собрать вещи и уйти из этого дома прямо сейчас. Оторвать пластырь по-живому. Конечно, больно, но так будет лучше.

Наверное.

Или бороться. За мужчину? Вот уж точно нет.

За семью? Или ее пародию?

Непослушными руками достаю чемодан, открываю его. Складываю туда вещи, одну за одной.

Господи, что я делаю? Как уйти от них? Как я жить-то без них буду? Я ж умру там, в большом мире. В одиночестве просто зачахну, растворюсь в самой себе.

Опускаюсь на пол, прямо возле наполовину заполненного чемодана, и обхватываю голову руками.

По щекам текут горячие слезы.

Все это длится недолго, потому что рядом со мной садится мужчина — моя скала. Притягивает меня в кольцо своих рук. И я таким привычным движением кладу голову ему на грудь.

Он гладит мою спину, до боли прихватывает волосы, вжимает меня в себя.

— Нахрен все… нахрен, — шепчет зло и прижимает к себе еще сильнее. — Не пущу.

Я хватаюсь за руки Гриши, будто вишу над пропастью и в любой миг могу сорваться.

Глава 12.1

Настя

Мы сидим прямо на полу, в объятиях друг друга. Проходит несколько минут, я успокаиваюсь и поднимаю голову.

Кладу руку на щеку с отросшей щетиной, провожу пальцем по морщинке у рта. А он… он просто смотрит на меня. С нежностью, теплотой, печалью.

Гриша поднимается вместе со мной на руках, пересаживает на кровать. Сам подходит к чемодану, сгребает все, что я туда сложила, и комом запихивает обратно в шкаф.

Все это молча, не сказав ни слова, кроме того самого «не пущу».

Остаток вечера мы отводим взгляды друг от друга. Стараемся делать все аккуратно. Аккуратные разговоры, аккуратные фразы, как по острию ножа.

Когда Арсений уже спит, а мы готовимся ко сну, у меня звонит телефон.

— Это Митя, — говорю, хмурясь.

Если он звонит в такое время — это значит лишь одно.

После короткого разговора я поворачиваюсь к Грише. Тот сидит на краю кровати, локти на коленях, руки обхватывают голову.

— Гриш…

— Что, Настя? — спрашивает устало, лица на меня не поднимает.

— Мне надо уехать.

— Конечно, — звучит отстраненное, холодное.

— Ты не понимаешь! — произношу в запале и сажусь рядом с ним. — Там девушка пропала.

Муж поднимает голову, смотрит мне в глаза. Испепеляющей мерзлотой.

— Я. Все. Понимаю, Настя. Всегда и все понимаю. Я же дохера понимающий у тебя, да? — говорит со злостью мне в лицо. — Тебе надо среди ночи сорваться — понимаю. Надо забить на все и лететь домой, чтобы проверить, не вскрылась ли ты тут после очередного трупа — понимаю. Принимать все твои отмазки, терпеть вечное отсутствие дома — понимаю, Настя.

Я отказываюсь верить в эти резкие слова, они сказаны со зла, Гриша на самом деле не такой. Слабая попытка наладить отношения попросту разваливается на глазах, как и наш брак.

— Поезжай, Настя. Твой Митя тебя заждался.

— Ну ты же знаешь, что я не могу по-другому! — выпаливаю резко.

— Конечно не можешь. Сказать нет Мите и этой сраной работе, которая высасывает из тебя жизнь, ты не можешь. А вот мне — вполне.

— Там девушка пропала, Гриша. Подозревают, что она сбежала от насильника. Прямо сейчас она одна. Где-то в лесу. И я должна найти ее.

— Настя, у вас целая орава поисковиков, — звучит так, будто Гриша смертельно устал от этого разговора.

И от меня в целом.

— Послушай, если идет поиск женщины, которая предположительно подверглась сексуальному насилию, то в поисковой группе должна быть женщина, к мужчине она попросту не выйдет, понимаешь? Митя сказал, что никто из женской части команды не согласился.

— И я даже понимаю почему. Это только твой выбор, Настя. Только тебе решать, где быть, а я… я, по всей видимости, никто, чтобы удержать тебя, — произносит обреченно и встает с кровати, выходит из комнаты.

Выбор.

Есть ли он у меня?

Глава 13​​​​​​​

Настя

— Он сказал, что просто подвезти хочет! — девушка воет в машине скорой помощи.

Ее страшно трясет. Вся она в синяках, царапинах и порезах. Как не замерзла в лесу — ума не приложу.

— Как только мы выехали из города, я сразу поняла, что он хочет сделать со мной что-то плохое! — говорит заикаясь, пока с нее стягивают насквозь промокший пуховик.

Я вижу, как у фельдшера, женщины лет сорока, осуждающе поджимаются губы.

— Сразу поняла она, — бормочет себе под нос, кривит рот. — Нехрен в машину к незнакомцам лезть. А то ведутся на дорогие тачки, а потом их полгорода ночью ищет. Хорошо хоть не в пакете нашли.

Вот она.

Врачебная агрессия. Они думают, что мы бесчувственные и даже отвлекаем их от чего-то важного. Будто мы бездушные, ничего не слышащие и ничего не видящие существа. Полагают, что нам не страшно, не больно.

Собственные воспоминания тут как тут. Снисходительная насмешка акушерки: «Родишь еще, тоже мне проблема». Едкие комментарии вечно занятого врача: «Так, дорогуша, дело сделано, чего ревешь? Иди на капельницу».

Смотрю на совсем молодую девушку, ей двадцать. Я знаю это из ориентировки.

Девочка блуждала по лесу чуть ли не двадцать часов. Чудом осталась жива, как — один Господь знает.

И тут это беспощадное: «по пакетам собирать».

Пострадавшая тут же срывается в истерику.

— Хватит! — рявкаю на фельдшера. — Ваше дело раны обрабатывать. Вот и обрабатывайте! А нравоучения свои при себе оставьте!

Вот бы так и со своей жизнью: раз, два и сделать все правильно.

— Ишь какая наглая!

Несмотря ни на что, фельдшер замолкает.

Появляется полиция, мы даем показания. К дому я подъезжаю уже утром.

Машины Гриши нет, что неудивительно. Наверняка уже уехал на работу и повез Арсения в школу.

Я только собираюсь открыть входную дверь в подъезд, как из нее выходит Марта Николаевна, мать Гриши.

— Доброе утро, — говорю устало.

— О, Анастасия, здравствуй, — окидывает меня недовольным взглядом.

— А что вы тут делаете?

— Выполняю твои обязанности, что же еще? — закатывает глаза.

— В каком смысле? — уставший мозг соображает совсем туго.

Марта Николаевна раздражается.

— Муж не кормлен, дите голодное. А она по кустам скачет, — закатывает глаза.

Она специально говорит обо мне в третьем лице, чтобы уколоть побольнее, унизить меня.

Мы с Мартой Николаевной не очень ладим. Она считает меня не достойной ее мужа. Необразованной.

То ли дело Авророчка. Из уважаемой семьи, балерина, известна на всю Канаду.

Ничего, что она кукушка, бросившая своего ребенка, совсем ничего. Это такая мелочь.

— Вчера созвонилась с Гришей, а он говорит, ты снова умчалась по своим делам, — звучит презрительно. — Вот я утром и приехала блинов нажарить. Знаю, что готовка это не про тебя.

Окидывает меня таким взглядом, словно я какой-то инвалид, а потом смотрит на часы.

— Ладно, мне пора. Ты иди, доешь, там осталось что-то, — бросает мне пренебрежительно, а потом задумчиво смотрит в сторону и произносит: — Я бы Авророчке отвезла, но она такое не ест. Ты, кстати, в курсе? Она вернулась. Ох, изменилась как, — прикрывает блаженно глаза. — Красивая такая стала. Стройная. Хотя о чем это я, Аврора всегда тростиночкой была, — и косой взгляд на меня.

— Марта Николаевна, зачем вы мне все это говорите? Унизить хотите?

— Ой да прекрати, Анастасия, выдумаешь тоже!

— Ваша Авророчка собственного ребенка бросила, чтобы карьеру делать за границей.

— А ты не так поступаешь? — вскидывает подбородок. — Сама в ночь уехала. Куда? Зачем? Полена в глазу не видишь, Настюша.

— Какое полено, Марта Николаевна? Я с Арсением ежедневно. Когда ему хорошо, и когда он болеет. Забочусь о нем, как о своем, помогаю уроки делать, организовываю дни рождения.

— Тоже мне, великое дело — день рождения организовать да сопли подтереть, — хмыкает. — Но ничего, думается мне, Аврора неспроста возвратилась.

В ее словах звучит предвкушение.

— Думаю, Гришу вернуть хочет.

— Вы так спокойно об этом говорите? — мой голос предательски дрожит.

— А как еще мне об этом говорить? Все же очевидно: они семья, родные люди, которых связывает общий ребенок, а ты…

Делаю шаг вплотную к ней, чуть ли не наступаю на нее.

— А я что? — мой голос сочится злобой.

Мать Гриши замечает это и сразу же включает заднюю.

— Вы не закончили, Марта Николаевна. Что я? Неполноценная баба, которая родить не может, это вы хотели сказать?

Женщина не выдерживает давления и подается в сторону, обходит меня по дуге.

— Сама все знаешь, Настя! Если Гриша спросит моего мнения, я скажу ему то, что сказала восемь лет назад: ты ему не пара.

И смывается трусливо, оставляя меня одну у подъезда. Я пытаюсь вдохнуть, но воздух будто перекрывает что-то изнутри.

Когда более-менее прихожу в себя, срываюсь наверх, в нашу в квартиру.

Достаю чемодан и начинаю сваливать в него свои вещи.

Следующая глава от Гриши

Глава 14

Гриша

— Пап, Настя же не уйдет, да? — Арсений смотрит с ожиданием и ждет отрицательного ответа: «Нет конечно, сынок, она никуда не уйдет».

Я крепче сжимаю руль и перевожу взгляд на заснеженную улицу.

Коммунальные службы расчистили дороги, но на тротуарах куча сугробов, витрины и лавочки облеплены снегом.

— Арсюш, все…

— Все сложно, ага. Она тоже так сказала. Как будто мне три и я нихера не понимаю, — выходит из себя.

— Арсений, ну что ты хочешь от меня услышать?

— Что ты ее любишь и никуда не отпустишь.

— Если бы все было так просто, — выдыхаю.

— А что сложного, пап? Она любит тебя, ты ее. То, что было с мамой, — ошибка, которая не повторится.

Безрадостно улыбаюсь. В детской голове все легко и ясно. Очевидные истины: любишь — не отпускай. Не любишь — уходи.

А что, если помимо черного и белого есть множество подтонов? Целая палитра эмоций и чувств, которые плотно сшиты и переплетены между собой?

Я заезжаю в наш двор и привычно паркуюсь возле черного «Лексуса» Насти. Значит, она дома.

Значит, сейчас нам предстоит новый виток выяснения отношений и разговоров о том, кто виноват и что нам делать дальше.

Я не сразу влюбился в Настю. Поначалу просто был благодарен за то, что ее команда нашла Арсения. Только позже я обратил внимание на карие глаза, темные, как чернила. Нереальные какие-то.

Она особо не пользовалась косметикой, но ей и не надо было, Настя сама по себе очень красивая девушка. Аккуратные губки, красивое лицо и длинные волосы.

Свидание за свиданием я привязывался к ней все сильнее, пока, наконец, не понял, что это она — женщина, которая мне нужна, та, которая разбередила душу, разбила лед внутри меня, заставила подняться и идти вперед.

Чувства к Насте подобны цветку, который раскрывался постепенно.

Любовь к ней спокойная, линейная. Без сюрпризов и эмоциональных качелей.

Ее гребаная работа — это про другое. Про выбор, который она всегда делает не в пользу семьи. Раньше, до той трагедии, все было иначе. Зачастую Настя работала днем, в офисе. Уезжала в командировки и поиски изредка.

Но после потери ребенка все поменялось. Раз за разом, она срывается в другие города, ее нет рядом с нами неделями…

— Арсюш, — говорю серьезно сыну, — что бы мы ни решили с Настей, знай, для тебя это не изменит ничего. Ты по-прежнему будешь моим любимым сыном. Даже если мы разойдемся, я не запрещаю тебе общаться с Настей, она была и остается твоим другом.

— Значит, все-таки расходитесь? — спрашивает севшим голосом.

Вчера, когда я увидел, как Настю ломает у открытого чемодана, сорвался. Не смог ее отпустить. В голове промелькнула мысль: а что, если получится во всем разобраться? Пережить кризис, решить проблемы?

Но она снова уехала, как делала сотни раз до этого.

Именно тогда я понял, что все наши трепыхания бесполезны. Мы пытаемся достучаться друг до друга, но все без толку: между нами стена, через которую никак не пробиться.

— Скорее всего, Арсений, нам придется разойтись. На время. А дальше посмотрим, что делать.

После собственных слов внутри все сжимается. Я не могу и не хочу ее отпускать. В сердце только Настя.

Аврора это реально ошибка.

В первый раз, в машине, она сама залезла на меня, но я быстро ее осадил: я люблю жену, а к тебе не испытываю ничего.

Ей не хватило, и она полезла на меня во второй раз уже в офисе.

Я был зол на Настю, ведь накануне она снова уехала. Это стало пределом, пиковым моментом, точкой невозврата.

На какую-то долю секунды я отпустил себя, просто выпустил на волю инстинкты. Моя ошибка, я этого не отрицаю. Вина лежит целиком на мне.

Может, это произошло оттого, что близость с Настей как будто методичка. Набор правил: можно, нельзя. Но даже до этой близости надо дойти, потому что зачастую она устает настолько, что просто валится без сил.

— Почему ты врешь мне, папа? — спрашивает Арсений удрученно. — Это ваше «разойтись на время» всегда заканчивается разводом. Я знаю, у половины моих одноклассников родители в разводе.

Не дожидаясь от меня ответа, сын выходит из машины и идет в подъезд, я шагаю следом.

Арсений заходит в квартиру, быстро скидывает вещи и идет к себе. Проходя мимо нашей с Настей спальни, останавливается на пороге, смотрит, раскрыв рот.

— Арсюш! — говорит оттуда Настя.

— Нет! — выкрикивает он и уходит к себе, громко хлопнув дверью.

Я подхожу к спальне и становлюсь у двери и смотрю на два чемодана и Настю, сидящую на кровати.

Внутри все кричит: останови ее! Ты же любишь ее, черт возьми! Она твоя жена, любимая. Как будешь без нее? Может, ну его, забить на все?

Да и хер бы с ней, с этой работой! Пусть уезжает, решает чужие проблемы. Но потом же она возвращается к вам с Сенькой? Махни рукой, забудь.

Глава 15

Гриша

— Знаешь, у меня, оказывается, так мало вещей в твоем доме, — Настя смотрит на меня невесело, вся бледная.

Мы изматываем друг друга, не оставляя сил на нормальную жизнь. Никто из нас в этом доме не счастлив. Каждый варится в собственных эмоциях.

— Это и твой дом, — произношу сдавленно. — Ты не должна уходить.

Сам факт того, что она планирует покинуть меня и Арсения, чужероден. Как же так? Ведь она моя жена. Моя женщина. Единственная и любимая.

Когда «разойтись на время» было лишь на словах, все казалось нереальным. Сказали — и сказали.

Но когда перед тобой собранные чемоданы твоей жены, реальность больно бьет под дых.

— Кто-то же должен, Гриш, — разводит руками. — Это ваша с Арсением квартира.

— Куда ты пойдешь? — это вообще мой голос? Какого хера он так дрожит?

— На свою старую квартиру поеду.

— Нет! — выпаливаю резко.

— Да, Гриша. Да, — кивает устало.

— Настя, у тебя там слои пыли, половины мебели нет. Тебе даже тупо не на чем спать будет.

У Насти квартира в центре, родители купили для нее после окончания института. Она жила там некоторое время, еще до того, как мы сошлись с ней. После мы хотели сдать ее, начали менять мебель, но случился выкидыш, и все встало. Квартира так и стоит только с частью нужной мебели.

Несколько лет назад я предложил Насте закончить там ремонт, но она тогда шутливо сказала, что ремонт ни к чему, заодно и поинтересовалась — не собираюсь ли я выставить ее за порог?

Помню, как я охренел от этого вопроса. Выставить Настю? Женщину, которую люблю всем сердцем? Большего бреда я и не слышал.

— Ничего страшного, Гриш. Приведу квартиру в порядок, в конце концов, давно следовало это сделать.

— Настя, ты не поедешь туда.

— Но и тут, в доме, где мне не рады, не останусь! — выпаливает она резко.

— Что случилось? Кто тебе сказал, что тут тебе не рады… Дай угадаю… мать?

Кивает.

М-да. С ней я непременно поговорю. Мама невзлюбила Настю. Как-то мне не было дела до ее мнения, главное, что Настю люблю я, что ее принял Арсений, но мать… все восемь лет капает мне на темечко, что Настя мне не пара.

— Что она сказала? — спрашиваю устало.

— Как обычно: что я тебе не пара, и все в этом роде.

Значит, старая пластинка.

— Гриш, — Настины плечи опускаются еще ниже, — отпусти меня, а? Я ведь все равно уеду, так какая разница куда?

— Разница есть, Настя. Для меня есть. Возьми ключи от моей однушки в центре.

— Ее же готовили к сдаче.

— Ну и что? Я отменю сделку. Настя, пожалуйста, не спорь со мной.

Жена забирает протянутые ключи и пытается взять чемодан, но я перехватываю его, чтобы помочь спустить.

Все это кажется глупым и неестественным, так быть не должно.

— Настя…

— Нет, Гриша, — обрубает жестко. — Так будет правильно. Не получается у нас с тобой, видишь же. Слушать друг друга перестали, ты налево посмотрел, дальше будет лишь хуже.

Ее слова про «налево» не комментирую, хотя не согласен. Я бы не изменил Насте, а тот поцелуй даже не считаю чем-то важным. Не помню его совсем, вкуса, эмоций — ничего не запомнилось.

— Если останемся вместе, наворотим дел, за которые будет стыдно друг перед другом.

Я молча смотрю на нее, не пытаюсь отрицать.

— Я не хочу, чтобы так все закончилось, но, видимо, выход только один, — вздыхает она. — Пойду попрощаюсь с Арсением.

Киваю, роняя голову.

— Гриша, ты же не будешь против, чтобы я с ним общалась?

Растираю до боли лицо.

— Нет, конечно.

Настя идет к Арсению, стучит в его дверь, но она закрыта, а в комнате включается громкая музыка.

— Я поговорю с ним.

Настя разочарованно кивает, прячет глаза. Одеваемся, выходим на улицу, я помогаю положить чемоданы в машину.

— Ну вот и все, — произносит тихо.

— Да, Настя, вот и все.

Отводит взгляд, а потом садится в машину и уезжает.

Я остаюсь на улице, смотрю какое-то время на опустевшее парковочное место, гася в себе шквал боли, а потом плетусь в опустевшую квартиру.

На комоде при входе замечаю связку ключей, которую я дал Насте.

Не взяла, сожгла все мосты…

Глава 16

Настя

В квартире очень пыльно. Гриша верно подметил — спать не на чем.

По-хорошему, надо делать ремонт. Менять обои и напольное покрытие, потому что нынешнему ремонту почти пятнадцать лет.

На то, чтобы привести в относительный порядок квартиру, у меня уходит больше трех часов.

Когда все готово, я достаю из шкафа матрас с насосом и надуваю его.

Вот и место для сна. Превосходно.

Руки и ноги гудят, голова болит, в животе урчит. Спускаюсь в супермаркет, который расположен тут же в доме, и покупаю продукты, готовый салат, булку и бутылку вина.

Съедаю нехитрый ужин буквально за пять минут. На удивление аппетит зверский, проглатываю все одним махом, а потом поднимаю бокал и произношу торжественно:

— Ну, за новую жизнь!

Вкуса вина не чувствую, только горечь.

Я даже беру в руки бутылку любимого вина и рассматриваю этикетку. Помню же, что вкус другой, почему же тогда так сильно отдает горечью?

Спать ложусь прямо на голый матрас. Постельного белья тут давно нет, за столько лет отсырело бы все.

Лежать неудобно, спать не хочется.

Примерно в час ночи поднимаюсь с пола и сажусь на кухне за ноутбук. До пяти утра делаю заказы в мебельном.

Новая кровать. Кресло, стол на кухню и стулья. Новый шкаф.

Ближе к шести утра меня вырубает прямо на кухонном столе. Хорошо, что сплю я недолго, — в девять меня будит звонок.

На экране высвечивается имя Мити.

— Привет, — произношу хрипло.

— Вот это голосок, — по-доброму смеется надо мной.

— Эй! Я, вообще-то, если ты не забыл, женщина. И мне не очень приятны подобные комментарии, — почему-то сейчас меня обижают такие фразы, я слишком уязвима, невольно принимаюсь сравнивать себя с великолепной Авророй.

Я жду, что Митя продолжит насмехаться, но он неожиданно серьезнеет.

— Поверь, Настя, я прекрасно помню о том, что ты женщина.

Повисает неловкая пауза, в которую я пытаюсь разгадать, почему Митя говорит это.

— Насть, ты сегодня будешь на работе? — вырывает он меня из мыслей. — Девять уже.

После тяжелого вздоха рассказываю Мите, где я сейчас, и что день планировала провести в магазинах за покупкой техники, текстиля, занавесок и прочих мелочей в новое-старое жилище.

— Звучит так, будто тебе понадобится мужская помощь, — усмехается.

— Намекаешь на что-то?

— Я приеду через двадцать минут.

— А как же работа? — спрашиваю удивленно.

— К черту работу, — слышу после усталого вздоха. — У меня выходной последний раз в августе был. К черту ее. Я приеду.

— Спасибо, Мить.

Кто я такая, чтобы отказываться от помощи? Ведь она на самом деле мне нужна. А попросить особо некого. К Грише обращаться странно, Антон, мой брат, на другом конце страны в затяжной командировке.

Заторможенно зависаю на кухне на несколько минут, а потом спешу в ванную. Видок после «бурной» ночи тот еще. В отражении — постаревшая женщина.

Мне тридцать пять, а по ощущениям все шестьдесят.

Неестественно улыбаюсь своему отражению, но, кажется, делаю только хуже. Окончательно махнув на себя рукой, захожу в душ и становлюсь под горячую воду.

Моюсь долго, тщательно намыливаю себя, до скрипа промываю волосы.

Быстро выхожу из душа и вытираюсь насухо, смотрю по сторонам, понимая, что не взяла с собой свежую одежду. Поэтому, обмотавшись полотенцем, выхожу в коридор и тут же упираюсь в широкую мужскую грудь.

Глава 17

Настя

Мой визг слышат все соседи.

— О господи! Настя, молю тебя, остановись! — Митя пытается перекричать меня.

— Остановись? — визжать я перестаю, но перехожу на крик. — Перестать? Да у меня чуть сердце не остановилось!

Луплю Митю по его широкой медвежьей груди.

— Боги! Настя, хватит! — Митя выставляет руки, чтобы заблокировать мои удары. — Красотка, я, конечно, твой друг и все такое, но не могла бы ты прикрыться!

Я резко замираю.

Полотенце развязалось и держится на честном слове, грудь вот-вот оголится. Подхватываю полотенце буквально в последнюю секунду и мигом смываюсь в комнату, с грохотом захлопывая дверь.

Тут меня прошибает целым спектром эмоций, начиная от негодования и заканчивая стыдом.

Быстро переодеваюсь в удобный и теплый спортивный костюм и ловлю в зеркале свое отражение. Глаза блестят, щеки горят. И вот уже нет шестидесятилетней пенсионерки — привет, забытая пионерка.

Адреналин продолжает бурлить в крови, но я выхожу из комнаты и сразу направляюсь на кухню.

Митя стоит у плиты и по-хозяйски варит кофе в старой турке.

Когда-то давно, когда мы только начинали, мы вот точно так же собирались с ним на этой маленькой кухне и ночами планировали наш отряд. Митя варил кофе, а я жарила яичницу.

Мы часто сидели до утра. Чертили, дискутировали, планировали, пока не начинали слипаться глаза, а потом Митя уезжал к себе, а я валилась спать без задних ног.

Через какое-то время появился Гриша, и мы уже не могли себе позволить такие полуночные сборы.

Митя смотрится на моей маленькой кухне привычно. Будто последний раз он варил тут кофе вчера, будто и не было этих восьми лет.

— Как ты попал ко мне в квартиру? — с порога наезжаю на него.

Мужчина оборачивается в мою сторону, быстро пробегается по мне взглядом, а я понимаю, что начинаю краснеть еще больше.

— Ты дала мне ключи, помнишь? — спрашивает абсолютно спокойно и отворачивается к турке.

— Когда это?

— Восемь лет назад, — отвечает как ни в чем не бывало.

— Верни.

Митя снимает турку, разливает кофе по чашкам, а потом лезет в карман джинсов и достает связку с ключом от входной двери и магнитным ключом от двери подъезда.

— Держи. Давно хотел отдать, да все забывал.

Я забираю ключи и бросаю их в кухонный ящик. Тем временем мужчина как ни в чем не бывало садится за стол и принимается пить кофе.

— Как ты вообще додумался войти? Хоть бы позвонил в дверь для приличия!

— Я и звонил. Сначала в дверной звонок, потом на телефон, который, у тебя, к слову сказать, вне зоны доступа.

— Черт! Наверное, батарейка села.

Телефон и правда вырубился, поэтому я сразу же ставлю его на зарядку.

— Насть, ты уж прости, что вошел, — говорит Митя, глядя хмуро на меня. — Я подумал, что, ну… мало ли. Может, тебе плохо?

— Ясно. Проехали, — отмахиваюсь.

А сама сажусь напротив Мити и пью кофе, который он сварил и на меня. Постепенно успокаиваюсь. Ничего страшного не произошло. А то, что Митя теперь отводит взгляд, избегая смотреть мне прямо в глаза, — так это ничего.

— Ладно, Добрынин, если ты готов ехать, то погнали.

Как и планировалось, весь день мы проводим бродя по магазинам. Хорошо, что Митя вызвался мне помочь, потому что пакетов у нас уйма. Плюс я спустила нехилую такую сумму на мебель и технику, которые должны привезти в ближайшие пару дней.

День пролетает молниеносно, но даже в этом водовороте я не забываю про Сеню. У него сегодня важная контрольная по математике, так что я набираю его, но тот не берет трубку.

Обижен на меня, ясное дело.

Пишу ему смс, в котором говорю, что переживаю. Арсений отделывается скупым «Все норм». Ну, хоть так.

Ранит ли меня это? Определенно.

Но я стараюсь думать о том, что у него сложный возраст и все в этом духе.

Когда машина Мити тормозит у подъезда, я устало выдыхаю:

— Мить, спасибо, что помог сегодня. Без тебя я бы не справилась.

— Забей, — отмахивается. — На ужин можно напроситься?

Вопрос звучит настолько резко, что я даже пугаюсь. Сначала замираю на пару секунд, а потом принимаюсь тараторить, заикаясь:

— Ой… Да ты знаешь… у меня там и есть особо нечего. Готовить надо… а я же только вчера переехала…

— Забей, Яшина, — отмахивается от меня, когда понимает, что вопрос поставил меня в тупик.

Вещи Митя переносит молча, а мне становится не по себе из-за того, что он мне помог, а я… а мне предложить ему взамен нечего.

— Все, это последний, — Митя ставит пакет с посудой возле обувницы и выпрямляется.

— Спасибо тебе!

— Обращайся, — улыбается безэмоционально. — Ладно, Настасья, я поехал домой. Завтра жду тебя в офисе.

— Хорошо, пока.

Расходимся. Я сажусь около пакетов и смотрю на них с тоской, осознавая, что сейчас это все перебирать мне одной.

Звонок в дверь вырывает меня из мыслей. Иду открывать, на ходу спрашивая:

— Забыл что-то, Мить? — открываю дверь, но на пороге не Митя…

— Не успела уехать от меня, как уже другого завела?

Глава 18

Гриша

На всю квартиру верещит телефон Арсения. Уже в который раз.

В его комнату открыта дверь, и я захожу внутрь.

Телефон лежит на столе и истошно орет, а сам Сеня при этом залипает в видеоигре. На голове наушники с шумоподавлением, он даже не слышит звонка.

Я подхожу к столу и беру в руки трубку. На экране имя Насти. Она звонит еще пару секунд и отключается. Сразу же всплывает уведомление о седьмом пропущенном вызове от этого абонента.

Невольно думаю о том, что Аврора не стала бы названивать сыну так долго. Разок позвонила бы, не дозвонилась и положила трубку. А потом — пока, до следующей недели, а то и месяца.

Кладу руку на плечо сына, немного трясу его. Тот ставит игру на паузу и снимает наушники.

— Чего? — спрашивает нервно.

Выгибаю бровь, охреневая от наезда. Сын тут же меняется в лице, когда понимает, что перегнул палку, говорит тихо:

— Прости. Что ты хотел?

— У тебя телефон звонит.

— Я знаю.

Нормально…

— Настя не может до тебя дозвониться.

— В курсе.

Давлю в себе рык. Воспитывать подростка непросто, это больше не ребенок, не малыш, а один сплошной острый угол, который обойти и при этом не приложиться, невозможно.

— Арсений, разве вокруг так много людей, которые переживают о тебе? — вроде говорю спокойно, но сын опускает взгляд, закусывает губу.

— Она бросила меня! — выпаливает наконец.

— Она бросила меня! — выкрикиваю еще громче и тут же осекаюсь. — Вернее, не бросила. Мы приняли это решение вместе. Ты тут ни при чем.

Теряюсь в том, что правда, а что нет. Кто кого бросил, кто был инициатором, а кто поставил последнюю точку?

— Ты тоже хорош! — бросает мне горько, высказывая свою обиду. — Если бы не ты, тогда… с мамой… ничего бы этого сейчас не было!

— Сень, давай ты не будешь лезть в дела взрослых?

Он закатывает глаза, отворачивается.

— Да куда уж мне. Я ж ребенок. Ничего не видящий, ничего не понимающий, — бормочет и пытается натянуть обратно наушники.

Сажусь рядом с сыном и перехватываю его руку, не даю надеть наушники.

— Сень, ну что ты хочешь от меня услышать? — спрашиваю устало.

— Правду? — говорит неожиданно по-взрослому.

— Правда не очень красивая штука, и есть вещи, которые должны остаться между мужем и женой. Неважно, что происходит между нами, это не должно влиять на твое отношение к Насте. Тебе нужно понять одно: Настя беспокоится о тебе, и то, что ты ее игнорируешь, расстраивает и ее, и, честно говоря, меня тоже. Она была рядом столько лет, неужели не заслуживает ответа на звонок?

Сеня принимается кусать губу, а потом тихо произносит:

— Мне тяжело говорить с ней. Я скучаю…

И это признание громче и сильнее любого другого. Мальчик, у которого нет адекватной матери, но есть рядом женщина, дающая гораздо больше тепла, чем родная мать. Вернее, была.

В этот момент приходит смс от Насти.

— Я тоже скучаю по ней, Сень. И уверен, Настя скучает по нам так же. Ответь ей, сынок. Она наверняка переживает.

Протягиваю телефон, и сын забирает его, принимается печатать ответ, а я растрепываю его волосы и поднимаюсь, иду к себе.

В пустой спальне до сих пор сохранился запах духов Насти, будто она может вернуться сюда вот-вот. Запах сладкий, ванильный, отличающийся от ее холодной внешности. А может быть, дело в том, что это одна из масок, а внутри она вовсе не такая.

Да. Наверняка это так, ведь я помню Настю совсем другой. Более легкой, более веселой, нежной и отзывчивой. Не было тогда этой раковины, в которую она пряталась. Все было иначе.

С Настей мы договорились, что она оставит часть вещей и заберет их позже. Тут лежат ее любимые книги, пуховик, часть техники.

Я решаю отвезти их ей.

И надо бы признаться хотя бы самому себе: делаю я это не потому, что хочу помочь, а потому, что за сутки, в которые я не видел Настю и не говорил с ней, я соскучился.

— Сень, поедешь со мной к Насте?

Сын замирает в нерешительности, а потом отрицательно мотает головой.

Я не настаиваю. Так — значит так.

Еду по вечернему городу не спеша, за день снова снега навалило.

Во дворе паркуюсь и уже собираюсь выходить из машины, но вижу, как открывается дверь подъезда и из нее выходит Митя.

Быстро проходит мимо моей тачки, не замечая меня, садится в свою машину и срывается с места так резко, будто за ним гонится стая чертей.

Внутри все полыхает от злобы и ревности.

С этим Митей у нас всегда сохранялись сложные отношения. Он был и остается слишком близко к моей жене.

Каким бы уверенным ни был в себе мужик, не ревновать к вечно тусующемуся рядом с его женой мужчине он не может. Так заложено природой, и ничем это не искоренить.

Я знаю, что между ними никогда и ничего не было. Верю Насте, она бы не стала мне врать. Но это не значит, что я стану равнодушно смотреть на них со стороны.

«Станешь, — хихикает мерзкий голосок внутри меня. — Вы разошлись, она имеет право, а вот ты… как там в песне было? Плачь и смотри со стороны».

Глава 19

Настя

— Не успела уехать от меня, как уже другого завела?

— Ты охренел? — в шоке спрашиваю я.

— Я? Может, это ты охренела, Настя? Только вчера забрала вещи из нашей квартиры, а сегодня уже к тебе притащился твой незаменимый Димоша.

— Митя, — машинально поправляю.

Дмитрием Митю называют только в официальных случаях. Он не очень любит свое имя. Это как-то связано с отцом, которого звали так же.

— Да мне насрать, — грубо бросает Гриша.

Я же отшатываюсь от этих хамских слов. Пользуясь заминкой, Гриша проходит в квартиру, ставит на пол коробку.

— Я тебя не приглашала.

— Мне как-то похрен на это, Настя. Его, значит, можно звать, а меня нет? Если ты не забыла, я все еще твой муж.

Ничего себе предъява.

— Это поправимо.

Что-то меняется во взгляде Гриши. Будто черти победный танец пляшут. Какой-то неадекватный становится у него взгляд.

— Сколько пройдет времени, прежде чем ты прыгнешь к нему в койку?

— Всерьез меня считаешь такой?

— Отвечай.

Яшин всегда был собранным, но, видимо, я совсем не знала его. Семь лет я жила с человеком, которого видела совершенно другим. Сейчас же мне страшно находиться в закрытом пространстве с этим мужиком.

— Это твоя прерогатива, — поднимаю подбородок. — Я чиста перед тобой. В левых связях не замечена. С другими мужиками по углам не сосалась, свои нюдсы никому не отправляла, а мне никто не слал дикпики. Так что засунь себе эту претензию знаешь куда?

Я тоже зачастую собранная и спокойная, даже чересчур. Но иногда меня можно вывести из себя, я не железная. И сейчас как раз тот самый момент. Я никому не позволю обвинять меня в том, чего я и близко не совершала.

Гриша делает резкий выпад в мою сторону. Я не успеваю среагировать, как оказываюсь прижата к стене в коридоре. Яшин кладет руку мне на шею и слегка сжимает ее.

Не больно, дышать можно. Но это… это очень странные ощущения. Словно я ничего не решаю в этой ситуации и Гриша может придушить меня в любой момент.

Он выше, крупнее, сильнее. Я не смогу выйти из нашей перепалки победителем. Все, что мне остается, это положить свою руку на его и хоть как-то пытаться контролировать ситуацию.

Яшин опускает лицо и наклоняется над моим ухом, шепчет горячо:

— Только попробуй с ним, — ухо обдает жаром, по коже ползут мурашки.

То ли от страха, то ли еще черт его знает отчего.

И нет бы мне быть умнее и послушаться — лишь бы отпустил, но я никогда ни перед кем не склоняла головы и не буду этого делать сейчас.

Гриша пристально смотрит мне в лицо, ждет ответа. И я его даю:

— Пошел ты, Яшин! С кем хочу, с тем и буду! Я уже не твоя.

— Как ты там сказала? Это поправимо. — Улыбается победно и накрывает мои губы своими.

Это даже не поцелуй, и близко на него не похоже. Будто Гриша пытается что-то вырвать из меня. Душу или сердце, мысли — как знать.

Он кусает мои губы, стягивает волосы на затылке, вжимает в себя. Грубо, болезненно, но, с другой стороны, это вызывает странное чувство. Я впервые за долгое время ощущаю себя живой, кожа отзывается и буквально горит под телом Гриши. Даже не помню, когда я чувствовала себя так в последнее время. Речь не о неделе или месяце. Речь о нескольких годах.

Яшин спускается с грубыми поцелуями ниже, кусая кожу на шее. Я открываю глаза и смотрю на наше отражение в зеркале прихожей.

В порыве страсти Гриша порвал мне футболку, и теперь она разорванной тряпкой свисает на локтях. Яшин сам растрепанный, движения резкие.

Это не мы. Какие-то чужие, незнакомые и явно больные люди.

Зрелище отрезвляет. Я пытаюсь оттолкнуть мужа от себя, но он не поддается. В порыве чувств попросту не слышит меня, не может отреагировать.

— Гриша, — зову его.

Яшин берет мое лицо в руки и зацеловывает.

— Гриш! — зову громче.

Не реагирует, продолжает хаотичные движения.

Я замахиваюсь и отвешиваю Яшину пощечину. Это помогает. Он моргает несколько раз, приходя в себя, и растерянно смотрит на меня.

У обоих дыхание рваное, тяжелое. Легкие горят, кожа тоже. В местах, где были руки Гриши, остаются фантомные ощущения, будто его пальцы до сих пор там.

Чем дольше смотрит на меня Гриша, тем сильнее его взгляд проясняется. Глядя на мою порванную футболку, он тихо ругается себе под нос и протягивает руки, пытается прикрыть меня, поднимает ткань, но та безвозвратно разорвана, бесполезно пытаться все исправить.

— Настенька, девочка, прости, — говорит Яшин. — Не понимаю, что на меня нашло. Увидел, как он выходит из твоей квартиры, и понесло. Я сделал тебе больно?

— Я сама не поняла, — отвечаю честно, сильнее прижимаясь к стене.

Голос хрипит, голова в тумане. Я правда не понимаю, что это было и как относиться ко всему.

Он снимает с вешалки мою теплую кофту и укутывает меня.

Вот это мой Гриша. Заботливый, чуткий. Как такое возможно, что передо мной за короткое время показались два совершенно разных человека?

— Послушай, тебе лучше уйти, — произношу твердо.

В этом я уверена. Только что между нами что-то надломилось. Какой-то стержень, который держал эмоции в узде, сломался, окончательно перечеркивая наше прошлое. Наши доверительные и теплые отношения.

— Я не уверен, что так будет лучше, — Яшин до сих пор дышит. — Я боюсь оставлять тебя тут одну.

— Перестань, — трясу головой, сбрасывая морок. — Поезжай к Арсению. Уже поздно, а мне еще покупки разобрать надо.

Киваю на пакеты, и Гриша прослеживает мой взгляд, кивает.

— Там мои вещи? — киваю на коробку.

— Да, — хмурится, отвечает тихо.

— Спасибо. А теперь уходи.

Пока Гриша растерян, я выталкиваю его за порог квартиры и замираю, прислушиваясь. Несколько минут он стоит под дверью, будто пытается окончательно прийти в себя, а потом спускается на улицу.

В окно я вижу, как он курит, пока прогревается машина, а потом уезжает.

Глава 20

Настя

— Молодец! Умница! — кричу во все горло и хлопаю, отбивая ладони.

Тут много детей, каждый показывает, что умеет. Порой умения сомнительны, но это же дети.

Арсений, к примеру, только что отыграл на гитаре. Вполне неплохо, надо сказать.

Мальчик кланяется залу, машет мне рукой, а я посылаю ему воздушный поцелуй и поднимаю большие пальцы.

— Гриша не придет? — спрашивает моя давняя подруга Ульяна, которая сидит рядом со мной.

Мой Сеня и ее дети учатся в одном классе и дружат.

На слове «мой» я мысленно спотыкаюсь. Арсений не мой сын, даже больше не пасынок, но он дорог мне, как родной.

— Гриша сказал, что может опоздать. У него какая-то важная встреча с белорусами. Я так поняла, будет новый проект.

— Понятно, — Уля спрашивает тихо: — Насть, а с Гришей точно все? Мне кажется, вы поторопились.

— Слишком много у нас претензий друг к другу. Мы подали заявление.

— И он даже не сопротивлялся? — спрашивает с надеждой.

— Сопротивлялся? Нет. Но мы долго говорили, искали иной выход. Не нашли.

— Может, еще передумаете?

— Уль, ты как сошлась со своим Никоновым, стала таким романтиком. Гриша был в шаге от того, чтобы залезть на бывшую.

— Вот это игра слов! Ты же сама рассказывала, что они просто целовались! Да ну, Насть! Гриша не из тех мужиков, которые, чуть что, прыгают в чужую койку. Мне кажется, вы поторопились. Возможно, стоило сходить к семейному психологу?

— Возможно. Но пошла к нему я одна, — произношу быстрее, чем успеваю обдумать ответ.

— Что? — Уля округляет глаза. — Яшина, выкладывай быстро.

— Смирнова, вообще-то.

— Ты мне зубы не заговаривай! В паспорте что? Яшина? Яшина.

— Гриша сказал, что после потери… ребенка, — проглатываю это слово. Оно еще приносит боль. — Что… в общем, я изменилась. Отдалилась, закрылась, перестала его слышать.

— Угу, — кивает Уля.

— И ты туда же?

— Ну а что мне делать? Врать? Нет уж, друзья так не поступают. Отдалилась, закрылась — так и было. Ведь я как-то предлагала тебе сходить к психологу? Что ты сделала?

— Не помню, — бурчу и снова отворачиваюсь.

— А я помню. Сразу посреди ужина встала и ушла. — Во взгляде подруги жалость. — Так что я больше не трогала тебя и не предлагала ничего такого.

Перевариваю ее слова, обдумывая каждое.

— Вывод ясен, развод — единственный выход. Мне нужно разобраться в себе и побыть одной. У меня было только пару сеансов с психологом, так что продолжаю работать над собой.

— А как же Сенька?

— Гриша сказал, он не против, чтобы я поддерживала отношения с его сыном. Так что буду общаться с Арсением, пока это возможно.

— А эта… мать Арсения? Прости господи, как ее?

— Аврора? Кто ж ее знает.

— Я на нее в соцсетях подписана, видела, что она приехала.

— Ага. Приехала, да не одна. Приехала, да не просто так. У нее же план.

Коротко пересказываю подруге разговор с балериной.

— Вот стерва!

— Стерва. Тем не менее она мать и имеет право быть рядом с сыном.

— Ага. То-то она не пришла, когда он выступает.

Киваю молча — что тут скажешь? Да, ее нет в зале. Еще до начала концерта я поинтересовалась у Арсения, будет ли кто-то еще. Мать или бабушка с дедушкой? Но в ответ получила твердое «нет».

— А знаешь что, Насть? Мы на выходных собирались за город, в наш коттеджный поселок. Поехали с нами, а? Развеешься, отдохнешь. Пожарим шашлыки, попаримся в баньке. Как тебе?

— Поехали, Уль. Мне будет полезно развеяться.

— Ну и супер! Макс хотел еще кого-то из своих друзей позвать, так что будет не скучно.

Мы продолжаем смотреть концерт, когда мне на телефон приходит сообщение от Мити — нужно ехать на поиск. Я отвечаю, что готова, но без машины, она на день в сервисе, и меня нужно забрать.

Досматриваем спокойно концерт и выходим все вместе на улицу. В этот момент подъезжает машина Гриши. Он выходит и сразу же идет к нам.

При виде него внутри все переворачивается. Мне тяжело отвести от него взгляд. Скучаю. Безумно. Часто вспоминаю тот момент в коридоре в нашу последнюю встречу.

И с ужасом прихожу к выводу, что мне понравилось. Только тогда я чувствовала себя живой. Грише, естественно, я не сказала об этом ни слова.

— Всем привет! Ребята, — Гриша пожимает мальчишкам руки и кивает подруге, — Ульяна.

— Привет, Гриш, — она тут же пытается отвести в сторону мальчишек.

— Насть…

— Привет, Гриша.

Смотрим друг на друга, прошиваем насквозь взглядом. Черт, как избавиться от этой боли в груди?

— Как ты? — спрашивает он.

— Все хорошо. Документы…

— Я знаю, будут готовы на следующей неделе.

— Угу. А ты как?

Разговор немного нервный, мы оба дерганые, остро реагируем друг на друга.

— Херово, Настя, — выдает он неожиданно, явно отказываясь играть по моим правилам во «все хорошо». — Не хватает тебя.

Закусываю губу. Я не ожидала этой искренности и теперь не знаю, как ответить.

Необходимость в ответе отпадает, когда на территорию парковки въезжает автомобиль Мити. Он останавливается возле нашей компании, и Митя выходит, здоровается со всеми, перекидывается короткими фразами. Пожимает руку Грише, но оба буравят друг друга глазами.

Замечала ли я раньше вражду между ними? Нет.

Яшин ревновал меня к Мите, это да. Но это было лишь на словах, ведь повода я никогда не давала. Митя же ни разу не выказывал особой симпатии по отношению ко мне. Иногда мне казалось, что я для него вообще бесполое создание.

— Готова, Насть? Поехали? — спрашивает Митя.

— Да, — отвечаю ему, но смотрю на Гришу.

Толпа ребят шумно прощается друг с другом. Ко мне подходит Сеня, и мы тепло обнимается, а после расходимся с Гришей в разные стороны. Последнее, что я успеваю выхватить из его взгляда перед тем, как он поворачивается ко мне спиной, — полную безысходность.

Глава 21

Настя

Пока мы ехали к месту назначения, начался нехилый такой снегопад.

— Я взял тебе теплый костюм, — говорит Митя, включая посильнее печку.

— Спасибо.

У меня в офисе всегда лежит запасной комплект теплой одежды и сапоги — на случай, если потребность в поиске человека застанет вне дома.

— Мить, ты никогда не задумывался о том, почему мы делаем это?

Работа с психологом навела меня на несколько мыслей, одна из которых была об истинных причинах, толкающих нас заниматься тем, чем мы занимаемся.

— Делаем что? — непонимающе переспрашивает Добрынин.

— Все это, — обвожу рукой машину и поясняю. — Несемся через буран неизвестно куда, ищем людей, которых никогда не видели. Ты кто по образованию? Строитель? Ты мог бы стать крутым проектировщиком. Или градостроителем. Сидел бы в чистеньком офисе с панорамным видом на город и чертил свои схемы. Не ехал бы на ночь глядя в жопу мира, чтобы найти заблудившегося охотника.

Митя отвечает не сразу, явно обдумывая каждое мое слово.

— Ты помнишь эмоции от того, самого первого поиска, от найденного живым человека? Тут же все: начиная от радости и облегчения, заканчивая триумфом. Я был студентом, когда впервые участвовал в поисках. Тогда-то и понял, что именно они заставляют меня хотеть двигаться дальше, жить.

— Мить, ты организовал крутой поисковой отряд. Сейчас ты достиг такого уровня, что не обязательно полночи бродить по лесам и болотам. У нас большой штат, есть кому делегировать поиск и самому заниматься только организационной и просветительской работой.

Митя бросает на меня короткий взгляд, хмурится.

— Я никогда не задумывался об этом.

— А я, ты знаешь, начала думать. И пришла к неутешительным выводам.

— Это каким же?

— В самом начале мне было дико интересно, присутствовал азарт, бил адреналин. А потом я познакомилась с Гришей, и мой эмоциональный фокус сместился. Помнишь, я почти два года не участвовала в поисках.

Кивает, покрепче сжимая руль.

— А потом выкидыш. И я стала пропадать на работе. На любой поиск подписывалась. Все, чтобы заглушить боль внутри. Адреналином, азартом и всем прочим.

— Это плохо? — хмурится.

— Да. Где-то на этом пути я потеряла себя.

— К чему ты ведешь, Насть?

— К тому, — вздыхаю. — Я ухожу из поискового отряда, Мить.

— Что? — у него аж голос садится.

— Ты слышал. Я готова заниматься бухгалтерией, работать со спонсорами, но в поиски… это мой последний рейд, Добрынин.

Митя шумно выдыхает, поворот разговора ему явно не нравится.

— Это из-за твоего развода?

— Прости, но тебя это не касается.

Какое-то время Митя молчит, ничего не отвечает. Но когда мы уже подъезжаем к месту, говорит тихо:

— Это твое право, Яшина. Оставайся на должности моего зама, будешь заниматься бумажной волокитой, если ты все решила.

— Спасибо, Мить, — даже улыбаюсь, но Добрынин этого не видит.

Я быстро переодеваюсь в машине, а потом мы присоединяемся к нашему поисковому отряду.

Бредем по снегу. Силы мои быстро заканчиваются, энтузиазма ноль. В очередной раз убеждаюсь, что мое решение правильное.

Нерадивого охотника находят примерно в километре от поселка. Он сидит под деревом и стонет, на снегу кровь. Пока вокруг него суетятся люди, я отхожу в сторону. У меня слегка подкатывает к горлу тошнота от вида крови.

Я с утра ничего не ела, возможно, давление упало, а может, я просто никогда не привыкну к таким картинкам.

— Живой, но обессилен, — поясняет Митя, когда мы толпой идем обратно. Найденного мужчину несут на носилках. — Пошел в лес и напоролся на капкан. Кто-то из местных поставил. На волка или куницу.

— Ужас вообще. Как он?

— Устал, много крови потерял, но, надеюсь, довезем.

Когда мы выходим на дорогу, мужчину быстро увозят на скорой в поселок, а мы принимаемся оформлять документы, едем в полицию — в общем, задерживаемся на добрых три часа.

— Ребят, у меня для вас плохая новость, — говорит нам капитан полиции. — Дорогу замело, пара тачек ваших ребят застряла. Так что, походу, остаетесь вы тут.

— С ребятами все в порядке?

— Да, прямиком в сугроб въехали. Сейчас их наши парни в гостевой дом везут, тачки на буксире вытянули.

— Там точно не проехать? У меня танк, — говорит Митя.

— Не-а, никак. Придется тут оставаться, а поутру грейдер из города приедет, откопает нас. Да вы не переживайте, такое у нас случается периодически. Технику на город кидают, чтобы там дороги чистить, а на нас класть власти хотели. Пардон, мадам, — шутливо кланяется мне. — Так что могу предоставить вам домик. Мой батя сдает туристам, но сейчас домишко пустует. За символическую плату.

Переглядываемся с Митей. Перспектива ночевать в одном доме с мужчиной напрягает, но мы знаем друг друга сто лет. Что может случиться?

Правильно, ничего.

Так ведь?

Глава 22

Настя

Домик с низким потолком явно не по нраву Мите. С его габаритами в нем сложно развернуться.

— Тут печь, следите и подкидывайте дровишки, ночка обещает быть колючей, — потирая усы, отец капитана, он же просто Семеныч, рассказывает нам, где что. — Комната для ночлега тут одна. Кровать большая, места вам обоим хватит.

Посмеиваясь, хитро щурится, уставившись на нас. Мы с Митей безэмоционально переглядываемся, не готовые разделить веселье мужчины.

— Белье застелено свежее. Вот ванная комната, — торжественно распахивает дверь, и мы видим туалет с раковиной и … и все. — Душа нет, это да. Помыться захотите — наберете в тазик водицы из-под крана да обмоетесь. Слив в полу.

— Эм-м… а горячая вода есть? — спрашиваю с надеждой.

Пожалуйста! Ну пожалуйста, пусть будет горячая вода. Я жутко устала, вспотела, бродя по лесу, и не отказалась бы хотя бы обмыться.

— Обижаешь, хорошая моя! — по-отечески тепло произносит Семеныч. — Есть конечно. Насчет ужина: моя Любонька приготовила гуляш с пюрешкой, хотите?

— Гуляш с пюрешкой! — в голос стонет Митя и закатывает глаза, а я прикрываю рот ладонью, чтобы не смеяться в открытую.

Семеныч, видя реакцию Мити, тут же интересуется:

— А водочки принести? А?

— Водочки… — Во взгляде Мити загорается огонь.

Он смотрит на меня с надеждой, ищет позволения.

— Ты как нас завтра в город повезешь?

Семеныч вмешивается:

— А чего город-то? Не денется никуда ваш город. Да и снегоуборочные машины, хорошая моя, думаешь, прям с утра приедут? Куда там! Хорошо, если к обеду. Они пока город расчистят, пока к нам доедут. Выспитесь, отобедаете да отправитесь в путь-дорогу!

Ох уж эта мужская солидарность!

— На-асть, — господи, это ж надо так смотреть!

Столько мольбы в этом взгляде и голосе.

— Только немного! — угрожающе выставляю вперед палец.

— Вот это разговор! — Семеныч хлопает в ладоши и уносится со скоростью света.

Я обхожу владения и выношу вердикт:

— Мить, ты на кровати ляжешь, а я на диване на кухне.

— Не-не, красотка, мы так не договаривались! — Митя стягивает с себя куртку и задевает плафон под потолком. — Вот блять.

Замираем, глядя на болтающуюся из стороны в сторону лампочку.

— Видишь! — назидательно говорю я.

— Я как будто попал в сказку «Маша и медведь», только не Маша приперлась в дом к медведю, а меня какого-то хера занесло в этот кукольный домишко. Черт, кажется, даже мой джип больше этого дома.

— Не исключено.

Снимаю с себя теплый костюм, обувь ставлю ближе к печке, чтобы подсушилась, сама остаюсь в плотном черном термобелье. Устало сажусь на табуретку и опираюсь спиной о теплую стену, прикрываю глаза.

Господи, как же я устала. Но может, оно и к лучшему. Не будут мысли о Грише змеиным ворохом хозяйничать в голове. Я настолько устала, что даже думать о нем не могу.

Слышу шорох. Я открываю глаза и поворачиваю лицо к мужчине. Митя снимает с себя теплый свитер и садится на стул рядом.

— Настен, давай ты не будешь спорить и мы ляжем вместе? Будь я рыцарем, непременно уступил бы кровать тебе, а сам лег на диване. Но во-первых, рыцарь из меня хреновый, а диван не выглядит так, будто выживет после ночи, что я на нем проведу. Ложись рядом, приставать не буду. Обещаю.

По-детски выставляет вперед мизинец и подхватывает мой, закрепляя таким образом клятву.

Я, конечно, поддерживаю веселье Мити, но отвечаю:

— Даже не начинай. Я буду спать тут. Мить, мне так хочется.

— Хочется спать на табуретке? — Добрынин поднимает брови.

— Никакая это не табуретка! — возмущенно сопротивляюсь. — Нормальный диван!

— Да нормальный, конечно, Настюх. Пружины только торчат и провалы в матрасе. А так все супер.

— Перестань, — осуждающе смотрю на него и поднимаюсь, подхватываю одежду. — Диван как диван. Тоже мне, любитель лакшери жизни нашелся.

— Ты знаешь, что я не такой, — серьезнеет. — Просто за тебя волнуюсь.

— С чего это вдруг?! Раньше не волновался, а тут ты смотри, прямо запереживал, — широко улыбаюсь, но Митя не поддерживает моего веселья.

— Всегда переживал, вообще-то, — произносит серьезно и смотрит на меня.

Взгляд его тяжелеет. Мы никогда не переходили границ, и сейчас не хотелось бы этого.

— Мить… — начинаю бормотать растерянно.

— А вот и я! — Семеныч суетливо проходит в дом, ставит на стол кастрюли. — Давай, хозяюшка, раскладывай ужин, а я начислю!

Не сразу соображаю, о чем вообще Семеныч, уж больно непривычный у него лексикон, а когда понимаю, спешу к столу, чтобы разложить еду. От запахов сразу же слюнки текут.

Пока я занимаюсь тарелками, Семеныч наливает три стопки и одну двигает мне.

— Я не буду!

Я вообще не очень отношусь к алкоголю, уж больно резко меня развозит, а от водки я вообще в осадок выпаду.

— Будешь-будешь! — настаивает Семеныч.

Поворачиваюсь к Мите в поисках поддержки, но он, наоборот, подмигивает мне:

— Надо, Настя. Надо. День был тяжелым, хорошо бы расслабиться. Тем более сегодня такой день! Твой последний поисковой отряд. Пусть все последующие наши поиски заканчиваются так, как сегодня.

Семеныч, крякает, ошарашенно глядя на Митю. Слухи в маленьких поселках разносятся быстро, наверняка уже знают, в каком состоянии нашли пропавшего.

Митя тут же поправляется:

— В смысле, чтобы мы находили всех живыми.

Чокаемся, мужчины опрокидывают водку как воду, а я не знаю, как к ней подступиться. Когда все-таки выпиваю, долго кашляю, морщусь, глубоко дышу.

Ужин после выпитого сметается за секунду. Тело расслабляется, глаза слипаются.

Семеныч уходит, а я иду в ванную и кое-как моюсь, надеваю запасные чистые спортивные штаны и футболку. На входе в кухню сталкиваюсь с Митей.

— Настя… — снова смотрит на меня так… непривычно, слишком обжигающе.

— Даже не начинай!

Решительно ложусь на диван и укрываюсь одеялом. Засыпаю под звук льющейся в ванной воды.

Глава 23

Настя

Спать душно, тесно, некомфортно. Но я настолько устала, что не могу проснуться.

Я не знаю, который час, когда открываю глаза. За окном сереет зимний рассвет, и, кажется, снова зарядил снег.

Моргаю несколько раз, пытаясь окончательно проснуться, чтобы увидеть… Митю, лежащего рядом со мной.

Даже не так. Он лежит не рядом, а практически на мне. Одна его нога перекинута через меня. Рука лежит на моем животе.

Я цепенею. Я не понимаю, что произошло. Вчера я уснула — нет, просто вырубилась на диване. Совершенно точно помню, что засыпала именно на кухне. Сейчас же я лежу в комнате, на кровати.

Сама бы я не пришла сюда. Да, я выпила вчера одну рюмку водки, но на этом все. Я не была в неадекватном состоянии, я помнила, что делала, а что нет. А значит, перенес меня сюда сам Митя. Тем более он вчера говорил, чтобы я ложилась рядом с ним. Настойчиво так предлагал.

И сейчас я, как никогда, понимаю, насколько правильное решение приняла, оставшись спать на кухне, потому что рядом с Митей мне некомфортно.

Рядом… вот так… С переплетенными ногами и руками, с жаром чужого тела рядом.

И пусть мы разводимся с Яшиным, это не значит, что для меня абсолютно нормально просыпаться с чужим мужиком.

Мне становится настолько не по себе, что к горлу даже подкатывает дурнота. Перед глазами все начинает слегка плыть.

Невольно думаю о том, что обвиняла Гришу в измене, а сама-то? И попробуй докажи, что ты не валенок и добровольно сюда не приходила.

Понимаю, что чем дольше я лежу рядом с Митей, тем хуже мне становится.

Аккуратно, чтобы не разбудить мужчину и избежать неловкости, вылезаю из-под него и смываюсь в ванную комнату. Меня бросает то в жар, то в холод.

Я открываю кран — вода ледяная — и щедро брызгаю ей в лицо. Помогает. Кожа аж немеет от холода. Вытираюсь полотенцем и смотрю на свое бледное отражение в зеркале.

М-да уж.

Нет, все-таки хорошо, что это последнее приключение такого рода. Решение завязать с поисками — самое правильное. Теперь буду сидеть в офисе, ходить на стабильную работу в режиме пять-два и работать от звонка до звонка. Ни больше, ни меньше.

Займусь собой. Наконец покрашу волосы, дойду до косметолога, у которого не была три года, соберу то, что распалось. Пройдусь по всем врачам, куплю новую одежду, запишусь на какие-нибудь курсы йоги или экстремального вождения.

Из ванной выхожу нерешительно. И как теперь общаться с Митей? Вот именно поэтому я не хотела этих движений. Ни к чему они.

Ставлю на плиту чайник и бросаю пакетик в кружку.

Семеныч вчера принес печенье, вот и позавтракаю им.

Пока вода закипает, сканирую новостные группы нашего города и края. Везде пишут, что выпало аномальное количество снега, что всю ночь работала снегоуборочная техника.

Может, есть шанс свалить отсюда сейчас? Очень хочется домой.

Ближе к одиннадцати мне неожиданно пишет Сеня. Он спрашивает, нашли ли мы человека, которого искали. Не передать словами, как я рада, что Арсений первым вышел на связь.

Я действительно очень скучаю по мальчику.

Общаемся с ним в переписке, и я рассказываю — мужчину мы нашли, описываю, как он попал в капкан, и говорю, что застряла в поселке. Сеня тоже жалуется, что город замело, а потом вскользь упоминает о том, что плохо себя чувствует и отец разрешил остаться ему сегодня дома.

Я сомневаюсь несколько секунд, а потом спрашиваю у Сени, можно ли приехать навестить его?

Он тут же присылает мне счастливые смайлики и гифки, на которых прыгают коты.

В нерешительности замираю над контактом Гриши. Это больше не мой дом, и завалиться туда вот так просто я не могу, поэтому, выдохнув, набираю мужа.

— Что-то случилось? — отвечает он вместо обычного приветствия. Я даже теряюсь с ответом.

— Э-э, нет…

— Прости, — говорит Гриша уже спокойнее. — Просто ты обычно не звонишь просто так, да и уехали вы вчера на поиски хрен знает куда.

— Да, уехали и застряли. Снег засыпал все дороги, но местные приютили нас, — и тут же, чтобы избежать лишних вопросов, меняю тему: — Я с Сеней разговаривала, он сильно заболел?

— Температурит, кашляет. Вчера долго на улице с пацанами гулял, пришел домой в насквозь мокрой куртке и обуви, зато весь двор снеговиками залепили.

Гриша смеется, и я отвечаю тем же. Мы ведем очень теплый разговор двух людей, которые близки, которые важны друг другу. Но возможно так только кажется и это лишь мои ощущения.

— Гриш, можно я к нему приеду сегодня?

— Приезжай, Насть, — то ли согласие, то ли приказ.

Прощаемся с Гришей. В этот момент как раз выходит Митя и смотрит на меня совсем не так, как раньше.

Глава 24

Настя

Я решаю начать с наезда:

— Зачем ты перенес меня ночью к себе?

Митя спросонья, помятый. Он даже не сразу соображает, что именно я ему говорю, а затем подбирается:

— Во-первых, не к себе. Это не мой дом и не моя кровать. А во-вторых, ты вообще видела, в какой позе спала? Тебе же было неудобно на диване.

— До того, как ты перенес меня, было нормально. Я не жаловалась. И то, как я сплю, Митя, тебя не касается. Кажется, я вчера ясно выразила свое мнение насчет этого.

Добрынин растирает ладонями лицо:

— Не так я себе представлял утро, — вздыхает и садится на табуретку напротив меня.

— А как ты себе все представлял?

Рывком поднимаюсь и отхожу в сторону. Не хочу сидеть за одним столом с ним, это слишком близко, а я слишком зла.

— Насть, тебе не кажется, что ты создаешь проблему? Мне не понравилось, что ты осталась спать на кухне. Ночью я пришел, хотел предложить тебе перебраться, но ты уже спала. Прошу заметить, спала ты скрючившись, как эмбрион! Я не стал тебя будить, аккуратно перенес на кровать. Не приставал, не раздевал и не делал ничего предосудительного. Между прочим, Настя, мы знаем друг друга хренову тучу лет, и я вообще ничего возмутительного в этом не вижу. Мы оказались в сложном положении, мы не рассчитывали задерживаться, но так вышло. Это природа, и мы никак не можем на нее повлиять. Поверь, вместо того чтобы застрять тут, я бы с удовольствием оказался дома, выспался на нормальной кровати, выжрал вискарь и не парился.

— Проблемы бы не вышло, не подумай ты, что можешь принять решение за меня. Мне было нормально спать тут, а вот с тобой нет. Я не просто так отказалась, Митя, а потому, что мне некомфортно спать с чужим мужчиной.

Митя нервно, даже как-то зло усмехается, поднимается с табуретки и проходит мимо меня:

— Видимо, Яшин был безупречен. Куда ни глядь — образец для подражания: и муж хороший, и отец, и бизнесмен. Все у него правильно и четко, никаких проколов. Настолько безупречен, что изменил тебе. Вот какой у тебя идеал, да, Настя? Как же жаль, что я не дотягиваю до него!

От шока я открываю рот и бросаю Мите в спину:

— Какого черта… Кто дал тебе право говорить все это?!

Добрынин пинает ботинки, которые сушились у печи, и разворачивается резко:

— Дай-ка угадаю правильный ответ? — у него на лице безумное выражение, ноздри раздуваются, как у огнедышащего дракона. — Никто? Я же тебе никто, да, Настя? Ты в последнее время не забываешь об этом упомянуть. Конечно, я пустое место для тебя. Подумаешь, знаем друг друга больше десяти лет, это же так, херня?

— Да что с тобой, Добрынин? — в моем голосе слышен страх.

Я правда не понимаю, что происходит.

Наши отношения всегда были понятными и простыми. У меня своя жизнь, муж, Сенька. У Мити своя. Жена. Потом вторая жена, третья. Ни с одной он долго не прожил, но я не лезла к нему, ведь это не мое дело.

Митя дышит тяжело, широкая грудь вздымается. Он испепеляет меня взглядом, будто пытается пробраться глубоко, докопаться до чего-то.

— А ты как думаешь, Яшина?

Открываю и закрываю рот как рыба, выброшенная на берег. Найти слов не могу.

А может, могу, просто думать об этом я не хочу. Гадать и анализировать тоже.

Я лишь хочу, чтобы все осталось как есть.

Я тут, со своими проблемами и заботами, а Митя там…

Но по всей видимости, слишком поздно. У нас личное перемешалось с профессиональным и дружеским. Разобрать теперь это на отдельные составляющие невозможно. И жить так, как сейчас, тоже.

Я не хочу этого. Я не чувствую в себе ничего, кроме страха и отторжения.

Наша ссора прерывается с приходом Семеныча.

— О, ребятки, проснулись уже? А я вам пирожки принес, жена моя приготовила с утра. Эти с картошкой, эти с капустой.

Мужчина замирает, разглядывая нас.

— Спасибо, Семеныч, — устало говорит Митя. — Что с дорогой? Есть новости?

— Есть! И очень хорошие для вас! — хлопает в ладоши. — Дорогу расчистили, так что можете отправляться домой. Только перекусите в дорогу.

— Спасибо вам, — говорю тихо и даже выдаю подобие улыбки.

Семеныч уходит.

У нас же с Митей все становится еще хуже.

Мы больше не разговариваем. Едим молча. Я за столом, он стоя у окна. Собираемся быстро, поспешно. Злоба, разочарование витают в воздухе, но сказать Добрынину мне нечего, не я затевала все это. Границы были обозначены четко.

Едем также в тишине, лишь радио с помехами разрезает тишину тупым ножом.

Митя гонит, давит на газ сильнее обычного. Когда он высаживает меня у моего дома, я нерешительно благодарю его и сбегаю.

И что будет дальше со всеми нами?

Глава 25

Гриша

— Она приедет, пап? — спрашивает Сенька сипло.

Подхожу к сыну и кладу руку на лоб. Пылает.

Арсений смотрит на меня блестящим взглядом в ожидании ответа:

— Приедет, Сень.

Сын устало улыбается. Соскучился по Насте.

Я тоже скучаю по ней.

Она как оторванная жизненно необходимая часть тела. Дышать без нее тяжело, в груди камень, который давит день ото дня все сильнее.

Нашу семью не назвать идеальной, особенно в последнее время. Не слышали друг друга, отстранились, закрылись каждый в себе. Но это не значит, что Настя перестала быть мне родной. Всегда была и будет.

Чувства никуда не делись. Они тут, внутри.

Ревность по-прежнему душит, истязает. Не могу видеть, как она со своим Митей таскается куда-то постоянно.

Раньше тоже не выносил его, но сейчас моя неприязнь переходит все границы, стало еще хуже, менее контролируемо. Настя же то ли делает вид, то ли реально не видит, как он на нее смотрит. Годами!

Сжимаю кулаки, потому что боль в грудине нестерпимая, аж дышать тяжело — воздух выдыхается с хрипом.

Есть ли выход из этой ситуации? И вместе никак, и порознь невозможно.

— Сень, прими жаропонижающее, — даю сыну таблетку, и он тут же выпивает ее.

Ближе к вечеру в дверь звонят.

Иду открывать, а самого аж ведет от ожидания встречи.

— Привет, — Настя улыбается устало.

Отхожу в сторону, и она не спеша заходит.

Настя изменилась, но, наверное, это было ожидаемо. Расставание никому не идет на пользу.

— Как он?

Пока Настя раздевается, я жадно смотрю на нее. Руки так и тянутся сграбастать ее в объятия. Потом забираю куртку и вешаю ее на вешалку.

— Врач утром приходил, сказал, ангина, — пожимаю плечами.

— Лекарства выписал?

— Да, конечно, Сенька уже все пьет.

Это очень неловкий и, я бы даже сказал, нелепый разговор. Но мы должны о чем-то говорить. Обсуждать наше расставание мы не в силах, иначе рассоримся, а о чем еще говорить? Про политику, курсы валют и погоду?

Ни к чему делать вид, что все хорошо и все идет как надо.

Все катится в бездну, к чертям. И мы оба это понимаем, но остановить никак не можем.

— Нашли человека?

— Да, в капкан угодил.

— Живой?

— Да, — Настя мнется, кусает губу, видно, как хочет что-то сказать, но не решается.

— Чай будешь?

— Эм-м… нет, — отводит взгляд. — Не стоит. Я просто зайду к Арсению, и все.

— Он у себя.

Кивает, уходит.

Я иду на кухню. Не собираюсь подслушивать, пусть пообщаются. В тишине слышу сиплый смех Сени и звонкий Насти. В груди снова щемит, горечь подкатывает к сердцу.

Как же блять так…

Выхожу на балкон, закуриваю. Только так боль немного стихает, забиваясь никотиновой отравой. Здесь не слышен смех, только шум улицы, который отвлекает от боли.

Раздается стук в стекло, и я дергаюсь, тут же тушу сигарету и возвращаюсь в комнату.

Настя бросает взгляд на полную пепельницу и поджимает губы:

— Не кури так много.

Я раньше не частил. Бывало, одну-две в день. А сейчас… сейчас вот так.

— Хорошо, — отвечаю.

Ни Настя не верит мне, ни я сам.

— Поговорили?

— Да. Я соскучилась по Сеньке, — голос у Насти дрожит.

Киваю:

— Понимаю. Мы тоже скучаем по тебе, Настя.

Она отводит взгляд, и он цепляется за тарелку с курицей на столе.

— Готовить собирался?

— Суп сварить Сеньке, — пожимаю плечами.

— Как варить будешь? — на губах у Насти мелькает тень улыбки.

Складываю руки на груди и усмехаюсь:

— Слушай, я же не бытовой инвалид. Сварить курицу, почистить морковку и лук, обжарить и соединить все смогу.

— Ну прости, прости, — поднимает руки, сдаваясь. — А хочешь, я сварю?

Я хочу, чтобы ты осталась тут и больше никуда не уходила. И гори оно все, блять, синим пламенем!

— Давай. Я помогу тебе, — отвечаю вместо этого.

На кухню подтягивается Сенька. Улыбается открыто. Шутит. Пока мы заняты готовкой, он пьет чай с лимоном, рассказывает Насте, какого огромного снеговика с ребятами слепили, даже фотки показывает.

В какой-то момент мне кажется, что мы откатились года на три назад. Что нет этих непримиримых проблем и разъедающего чувства одиночества.

— Мне пора, — выдает Настя, когда суп готов.

— Останься! — Арсений аж подскакивает на месте.

— Мне… мне нужно идти. — У Насти будто ком в горле. — Я позвоню завтра, поболтаем. Хорошо, Сень?

— Угу, — отворачивется.

Момент упущен.

В дверь звонят. Иду открывать. Может, мать приехала? Хотя после того, как я наехал на нее по поводу оскорблений Насти, она обиделась, что я встал не на ее сторону.

— Сюрпри-и-из! — на лице Авроры такая широкая улыбка, что невольно задумываешься о том, а не треснет ли оно. — А вот и я

Глава 26

Настя

— А вот и я!

Слышу звонкий голос Авроры, и моментально подкатывает ком к горлу.

— Гришутка, твоя мама сказала, что Сенечка заболел, так я решила проведать сына, вкусняшек принесла.

Шелестит пакет, и я слышу, как мать Арсения проходит в квартиру.

Сеня поджимает губы, даже, как мне кажется, кривится.

Слышу вздох Гриши и чувствую его раздражение:

— Аврора, я же сказал тебе не приезжать к нам. Какого хера ты не позвонила?

— Почему я должна звонить, чтобы навестить сына? — очень натурально оскорбляется.

— А почему ты месяцами ему не звонила?

— Ты же знаешь, разница во времени у нас огромная, а у меня режим. Мы просто не совпадали по времени!

Мне хочется ее стукнуть. Все, что она говорит сейчас, — полнейший бред! Даже если жизнь сложилась таким образом, что развела с ребенком по разным странам, найти время для пятиминутного звонка вполне реально, это нетрудно, нужно только захотеть.

И как раз желания-то у Авроры не было никогда. Все присутствующие прекрасно знают об этом.

Гриша усмехается:

— Аврора, хватит впаривать нам эту херню. Ну сколько можно, ей-богу?!

Аврора что-то отвечает Грише, но я ее не слышу, потому что Арсений заявляет громко:

— Я пойду лягу. Что-то мне стало плохо.

Арсений не выглядит так, будто ему хуже. Он выглядит как человек, который хочет как можно скорее сбежать из этого дурдома.

Натянуто улыбаюсь мальчику, он подходит ближе, чмокает меня в щеку и говорит тихо:

— Спасибо за суп. И за то, что приехала.

Тут же уходит. В коридоре, увидев сына, визжит Аврора:

— Арсюшенька, а я тебе апельсинчиков привезла!

— У меня горло болит, мне нельзя, — брякает Арсений. — Я спать.

— Подожди! — возмущается его мать. — Подойди и обними меня!

— Неужели ты хочешь заболеть, Аврора? — усмехается Гриша.

— Ох, точно! Тогда иди спать, сынок! Мне нельзя болеть и пропускать репетиции.

Арсений закатывает глаза и уходит, не прощаясь.

— Давай, сынок, — бросает Гриша в спину сыну и говорит Авроре: — Все? Увидела? Теперь уходи и больше без звонка не заявляйся.

Он разговаривает с Авророй грубо. Но той, кажется, вообще плевать на тон Яшина. Она как ни в чем ни бывало щебечет, словно пришла к себе домой.

— Ой, Гришутка, возьми куртку.

— Аврора, уходи, — шипит на нее Гриша.

Но той как об стену горох:

— Да-да. Ой, а что это у вас тут обувь женская? Твоя забыла? Или врач приехала?

— Аврора, последний раз тебе говорю: уходи. Не заставляй силой выгонять тебя. Я тебе все сказал еще давным-давно: хочешь с сыном увидеться, звони заранее, встретитесь на нейтральной территории!

— Мне что же, проведать больного сына нельзя? И кто там у тебя?!

— Моя личная жизнь тебя не касается.

Отчетливо понимаю, что Гриша выходит из себя. Да что уж тут говорить, я сама еле держусь — уж очень хочется высказать Авроре все, что я о ней думаю.

Я слышу шорох, видимо, Гриша пытается выставить Аврору, но та не дается и вырывается, залетает на кухню, осматривается. Мышцы ее лица дергаются, на лице улыбка, больше похожая на оскал.

— О, Настенька. Тоже решила проведать Арсения? Спасибо, что заглянула, — морщится, глядя на суп, — И спасибо, что приготовила суп, не пришлось звонить прислуге.

Сравнение с прислугой шикарно, но в этом вся Аврора, что не должно меня удивлять или ранить. Но… столько лет прошло, а эта женщина выбешивает так же сильно, как в первый раз, когда я вообще узнала о ее существовании.

— Аврора… — рычит Гриша, стоя за ее спиной.

На меня бросает усталый и виноватый взгляд.

И вроде мне даже жаль, что все сложилось вот так. Что эта женщина в принципе существует, что Гриша тогда оступился с ней. Как вообще у них вышел тот поцелуй? Ведь видно же, что кроме раздражения она у Гриши ничего не вызывает.

Надо бы просто уйти. Ну ведь понятно, Аврора не понимает, что такое адекватный диалог, но меня какого-то черта несет:

— Мне несложно приготовить суп больному ребенку. А вот насколько тебя хватит, Аврора?

— Я здесь надолго, дорогая, — она улыбается, довольная собой. — Просто здорово, что у меня есть сын, к которому я могу вернуться. А вот куда пойдешь ты?

Гриша становится передо мной, закрывая меня от Авроры:

— Если из твоего поганого рта еще хоть раз…

Не дослушиваю, обхожу их и чуть ли не на ходу влетаю в ботинки. Гриша возникает передо мной:

— Настя, она несет…

Я не хочу.

Не хочу ничего слушать. И видеть никого тоже не хочу.

К черту все.

— Я пойду.

Он перехватывает меня, и я с силой вырываю руку.

— Не слушай ее, — говорит мне уверенно. — Она все делает специально.

Вместо ответа киваю, соглашаясь.

— Мне пора.

— Настя…

Перепрыгивая через ступени, спускаюсь вниз и вылетаю на улицу, на морозный воздух, подставляю мокрое лицо под порывы ветра.

Она знает куда бить, выбирает больное место. А я еще не научилась справляться с прошлым…

Приглашаю вас в новую историю ❤️

https://litnet.com/shrt/S9gR

Отрывок:

— Я видела вас. Тебя и твою бывшую жену.
— Зачем поехала за мной? — звучит отстраненно, так, будто ему все опостылело. И я, и наш брак.
— Сколько вы в разводе? Десять лет? А ты ее отпустить так и не смог. Ходишь к ней как к себе домой. Она тебя гонит, а ты, словно побитый пес, идешь к ней обратно.
Я впервые так разговариваю с мужем. И может, надо быть мягче, но кто пожалеет меня?
— Чего ты хочешь? Развода? — спрашивает холодно.
— Да.
Прохожу мимо мужа, как вдруг мне в спину прилетает:
— Хорошо, что у нас ничего не вышло с детьми.
Зажмуриваюсь, от боли в груди щемит. Прижимаю руку к животу.
— Да… хорошо.

Глава 27

Настя

— Настенька, дочка, давай ты не будешь пороть горячку. Ну какой развод? — мама забирает у меня из-под носа чашку с недопитым чаем.

Я давно уже не живу с родителями, уехала сразу как универ закончила.

Не потому, что страшно хотела самостоятельности, хотя и это тоже.

С мамой у нас непростые отношения. Мы говорим на разных языках. У нас непохожие представления о правильном и допустимом. Ей тяжело понять меня, а может быть, она просто не хочет.

Она всегда знает, как правильно, а я… я, по ее мнению, жизни не видела и мнение мое ничем не обосновано.

— Мам, мы уже подали заявление. Поздно.

Машинально убираю ладонью крошки от печенья со стола. Мать тут же подходит и бьет меня по руке.

Не больно. Но это откатывает меня далеко назад. Будто я школьница и должна делать все точно так, как говорит мать, а не иначе.

— Нельзя! Примета плохая! — как бы оправдываясь, объясняет свое поведение.

Потираю руку скорее машинально.

— Мы с Гришей все обдумали. У нас много нерешенных вопросов, поэтому, чтобы не портить друг другу жизнь, мы пришли к выводу, что надо разойтись. Тем более мне нужно разобраться в себе. После… кхм.. потери ребенка я потеряла и себя, забросила, сконцентрировалась на не том.

Хочется открыть душу маме, чтобы найти поддержку, понимание.

Это было задание психолога: пойти к матери и просто поговорить. Сказать о том, что беспокоит. Задание необязательное, но мне захотелось его выполнить.

— Настя, Гриша хороший, видный, обеспеченный мужик. Неужели ты думаешь, он будет ждать, когда ты там найдешь себя? — переиначивает мои слова и закатывает глаза.

Даже улыбается, будто желает высмеять меня.

Горло душат, обжигают слова, но я все-таки хочу ей открыться.

— Мам, понимаешь, после потери малыша я изменилась. Стала много времени уделять поисковому отряду, лишь бы не возвращаться в мою реальность. Таким образом я пыталась убежать от себя. Гриша не хотел этого, ему нужно было, чтобы я больше времени уделяла семье…

— Ой, да ревновал он тебя просто, и все, — машет рукой. — Кстати, правильно делал! Ты же постоянно таскаешься с этим бугаем. Митя то, Митя се. А какой нормальный мужик будет это терпеть? Вот у Гриши и закончилось терпение.

— Мам, я же не о том… Я всего лишь хочу от тебя какой-то поддержки.

— Нет, ну нормально? Сама ушла от мужика, решила, что теперь будешь жить сама, снова захотела одиночества, а я что, похвалить тебя должна?

— Я просто…

Что просто?

Я просто дура, которая понадеялась на участие матери. Даже не помощь, нет. Толику тепла. Но вместо этого получаю:

— Я вообще считаю, что ты совершила главную ошибку своей жизни, — тянет задумчиво, разглядывая свой новый маникюр. — Хотя я всегда считала, что ты сделала ошибку, связавшись со своим Добрыниным. Если бы не он, ты бы не попала в эту секту.

— Это поисковой отряд, — мямлю.

— Ты подавала такие надежды! Слава богу, Антон, твой брат, по стопам отца пошел. Отец спал и видел затянуть и тебя в бизнес. А потом ты все пустила коту под хвост. Образование перечеркнула. Языки забросила. Все послала к чертям из-за собственной блажи! И семью свою просрала из-за этой же блажи. А вот если бы родила…

— Мам, зачем ты это говоришь? Ты же помнишь, как тяжело я перенесла потерю малыша. — Только не плакать… только не реветь.

Но вместо сочувствия мать снова фыркает:

— Я тоже ребенка теряла — и ничего, пережила! Миллионы женщин теряют детей, а потом снова рожают.

Все хорошее, что было в душе, леденеет, обрастает шипами.

— Мам, у тебя случился выкидыш на пятой неделе, ты даже не знала, что была беременна, а я родила мертвого ребенка, — медленно поднимаю глаза на мать.

Не знаю, что она видит во мне, но начинает хмуриться и даже отходит на шаг.

— Я рожала его, понимаешь? Как живого — только мертвого. Проходила через схватки, тужилась, кричала. Только вместо того, чтобы положить его мне на живот и дать грудь, его забрали. Синего, опухшего. Даже предлагали не хоронить, а подписать бумагу, чтобы его просто кремировали, а мне отдали… прах, — поднимаюсь на ноги, нависаю над мамой. — Так что не смей говорить мне про других матерей, ты ни черта не знаешь. Я навсегда запомнила твои слова, когда мы впервые увиделись после выписки. Помнишь, что ты мне тогда сказала?

Мама дергает головой.

— Ты сказала: «Тоже мне трагедия!» А для меня это было смертью. Ты сказала, что я еще рожу, молодая. Я же на следующий день крестила своего мертвого ребенка, а потом хоронила его. И ты… мама… даже не пришла на похороны, потому что для тебя это не было чем-то важным.

Мать смотрит на меня испуганно, будто я привидение.

— Так что, знаешь, закрой свой рот и не смей больше никогда поднимать со мной эту тему.

Ладонью вытираю мокрое от слез лицо. Волна ненависти стихает, и я более четко вижу испуг матери. Она буквально ищет повод выставить меня.

Ну вот. Сказала. Стало ли мне легче?

— Я поеду, — говорю хрипло и на негнущихся ногах выхожу из родительского дома. Сажусь в машину и проезжаю несколько улиц, лишь бы не стоять у них под окнами.

Глава 28

Настя

— Хочешь, пришлю за тобой водителя Макса? Чтобы ты не заморачивалась с дорогой и просто кайфанула? — предлагает Ульяна, щебеча в трубку телефона.

Я слушаю подругу и улыбаюсь:

— С чего вдруг такая щедрость? Я и сама доеду, прокачусь с удовольствием.

— Эй! Неужели я когда-то тебе недодала чего-то? — Улька насупливается, по голосу слышно. — Я же всегда к тебе с чистой душой.

— Ну прости, что-то я в последнее время не совсем готова к общению.

Падаю на новенький диван и закидываю ноги на спинку.

— С кем-то поцапалась?

— Да так, — отвечаю туманно.

— Кто? Гриша? Мать? Отец? Антон? Или этот твой медведь?

— Мать.

— Опять про ребенка говорила? — спрашивает тихо, аккуратно.

Я только сейчас понимаю, что за столько лет загнала своих родных и близких, — они не решаются со мной поднимать эту тему.

Пересказываю Уле диалог с мамой, и подруга выдает смачное:

— Пиздец!

— Ульяна! Ты же учительница!

Смеюсь в голос. Напряжение просто рассыпается в пыль, не оставляя после себя ничего.

— В первую очередь я человек! — парирует громко. — А вот мать твоя, походу, нет. Прости.

— Наверное, Уль.

— Нет, я, конечно, все понимаю, но этого никак в толк не возьму. Она же твоя мать! Как она так может?

— Как-то может. На самом деле, это далеко не первый конфликт, но однозначно первый раз, когда я ей ответила.

— Ужасно это все. Мать… она же должна быть самой близкой. Знаешь, я даже представить не могу, как начинаю предавать Лешку. Даже когда его обвинили в воровстве, я была за него и ни секунды в нем не сомневалось.

— Значит, твоему сыну повезло с матерью больше, чем мне.

Я не лукавлю, и это не сарказм. Ульяна действительно прекрасная мать, которая двенадцать лет воспитывала сына практически в одиночку, и лишь спустя годы появился настоящий отец ее сына. Конечно, он сразу же попытался наладить контакт и выстроить доверительные отношения с Лешкой, но это долгая история.

— Теперь я совершенно точно убеждена в том, что тебе нужно приехать к нам и отвлечься от всего этого!

— Уговорила, ладно. Тем более я устала дома сидеть, надо развеяться.

— Дома сидеть?! Ты?

— Ага, я брала отгул на пару дней.

Воцаряется тишина. Ульяна со своей излишней проницательностью спрашивает:

— А почему?

Это не телефонный разговор — рассказывать про то, что у нас случилось с Митей. Да и после встречи с Авророй и матерью мне нужно было закрыться от всех и хоть пару дней побыть в тишине.

— Потом расскажу, при встрече.

— Вот и отлично! Мы выезжаем сегодня вечером, а ты приезжай завтра, хоть с самого утра.

— Кто еще будет?

— Да наши все, — беспечно отвечает Улька. — Детвора, семейная пара — друзья Макса. Пожарим шашлык, попаримся, дети слепят снеговика.

На следующее утро я выезжаю в коттеджный поселок, где живут Никоновы. Погода благоволит мне, дороги чистые и сухие, поэтому на своем «Лексусе» добираюсь довольно быстро.

Едва я припарковываюсь, как из дома выбегает Уля и прямо на ходу разводит руками:

— Не виновата я, это все Никонов, чтоб его!

— Что случилось? — спрашиваю испуганно.

Вместо ответа она закусывает губу и кивком указывает в сторону, на ряд припаркованных машин, среди которых я узнаю машины Мити и Гриши.

— Это шутка? — не могу прийти в себя от потрясения.

— Мне жаль, но нет…

Глава 29

Настя

— Знаешь, было бы неплохо, если б ты мне объяснила, что нахрен происходит?

Я злюсь нечасто. Вернее, злилась… Однако в последнее время это мое непроходящее состояние.

Уля заметно нервничает, но у меня нет к ней вопросов. Я понимаю, что подруга бы так не поступила со мной и, знай она о том, что будут Гриша и Митя, наверняка сказала бы мне об этом.

— Я узнала по факту, когда они все уже приехали.

— Так, — киваю, намекая, чтобы Ульяна продолжала.

— Короче, пацаны попросили позвать Арсения, чтобы им вместе было веселее. Ну а так как у вас с Гришей сейчас процесс развода и ты вроде как…. понимаешь…

— Понимаю. Я никакого отношения к Арсению не имею, — произношу холодно.

Больно? Еще как. Правда вообще малоприятная штука зачастую.

— Максим потому позвал и Гришу. Да и дружат они, Уль.

Это правда. Максим и Гриша дружат. У них хорошие отношения и даже свои дружеские приколы, которым много лет.

Ну не думала же я, что, разведясь со мной, Гриша перестанет общаться с друзьями? Да нет, я вообще не думала на эту тему. Но было бы глупо и совершенно по-детски просить Гришу не общаться с Никоновыми.

— С Гришей понятно. С Митей что?

— Ты знала, что у Мити тут мать живет? — спрашивает аккуратно.

— Нет. Я знаю, что у нее дом где-то за городом в коттеджном поселке, но что именно тут, понятия не имела.

— Максим встретил Митю в магазине и пригласил в гости. Макс же тоже инвестирует в проект Мити, так что это скорее жест вежливости.

— Черт, — растираю лицо ладонями, — это все очень некстати. Очень, Уля.

Смотрю на нее тяжело, а потом перевожу взгляд на свою машину. Может, уехать? Нафиг мне эти эмоциональные качели? А ведь я уверена, что ничем хорошим сегодняшние посиделки не закончатся.

— Даже не думай о том, чтобы сбежать! — Уля становится перед машиной, как будто я готовлюсь к побегу, а она начеку, рванется меня остановить.

— Уль, у нас с Митей вышел небольшой конфликт. Или как это назвать вообще…

— Что не так?

— Мы скатились в личное. — Уля округляет глаза. — У меня сейчас вообще вопрос ребром: увольняться или нет. Потому что мы перешли черту, которую переходить не стоило. Да и с Гришей мы расстались в последний раз не очень. Его первая жена высказалась, что я бездетная и что я совсем одна. Гриша пытался ее заткнуть, а я просто сбежала.

— Я убью Никонова! — выносит вердикт подруга. — Провернул все это за моей спиной.

— Брось, Уль. Не надо. Он же не знал.

— Настюша, ну пожалуйста! Пойдем в дом? Уехать ты всегда успеешь!

— Ладно, — вздыхаю. — Но пить не буду, вдруг все пойдет не так.

Проходим на участок. Мальчишки тут дуреют, бросают друг в друга снежки, толкаются. Увидев меня, Арсений подбегает и сразу же обнимает осторожно:

— Привет, Настя.

— Привет, Сень. Ты ведь болел недавно и снова мокрый! — возмущаюсь.

— Да брось! Мы же только вышли, я еще даже не успел промокнуть. Да и папа разрешил. Ненадолго.

Уля стряхивает с Арсения снег и говорит мне:

— Насть, ты не переживай, мальчишки недолго погуляют и скоро пойдут в тепло. Там шашлык вот-вот будет готов.

Уже не слушая нас, мальчики уносятся, а мы идем в дом.

Переступаю порог с колотящимся сердцем. Я ехала сюда, чтобы выдохнуть и переключиться, а по факту получается наоборот.

Мы с Ульяной проходим по дому, оставляем пакеты, которые я привезла, и разбираем продукты, а потом выходим на задний двор, где уже витают запахи жареного мяса.

На первый взгляд все вполне спокойно. Мужчины общаются друг с другом, улыбаются.

Гриша и Митя и близко не были дружны. Ради меня они скорее сохраняли нейтралитет, не накаливая обстановку.

Гриша считал, что я много времени уделяю отряду. Митя считал, что, наоборот, мало.

И каждый считал себя правым.

Грише не хватало моей любви, как жены. А до мозга костей трудоголику Мите вечно казалось, что я слишком тороплюсь домой.

Кто был прав, а кто нет? Кого следовало послушать?

Да и нужны ли сейчас ответы на эти вопросы, когда с Гришей мы разводимся и я подумываю уйти из отряда?

Мужчины не видят нас, страшно увлеченные своим делом.

— Если сейчас не снимем мясо — будут угли, — спокойно говорит Гриша.

— Если оставим, будем жрать мясо с кровью. Вот классно. Особенно детям, — парирует Митя.

— Ну смотри, — Гриша разрезает кусок. — Ты где тут кровь видишь?

— А это, блять, что? — Митя тычет пальцем в кусок.

— Это сок, Дима, — я вижу ехидную улыбку на лице Гриши.

У Мити дергается глаз, он ненавидит свое имя. Гриша тем временем добивает:

— Не умеешь жарить мясо — не надо командовать.

Максим замечает нас и натянуто-виновато улыбается.

— Еще не поздно уехать, — говорю вслух.

Глава 30

Настя

— Насть, я схожу проверю детей?

— Конечно, беги.

На кухне погром. Мы с Ульяной нарезали салат, при этом мужчины периодически заходили на кухню и то приносили что-то, то забирали. Мальчишки сновали туда-сюда, кусочничая. То попить, то поесть.

Но это приятный погром, не имеющий ничего общего с бардаком. Такое бывает, когда народу собирается тьма.

Я выглядываю в окно и смотрю на зону с мангалом. Мне как-то не по себе. Что Гриша, что Митя вполне адекватные мужчины, не будут затевать скандал при всех. Да и вроде как повода нет. Но мне равно не по себе.

Эти двое выносят друг друга с трудом. Я вижу, как Максим пытается сгладить напряженную атмосферу.

После того как салат и бутерброды приготовлены, я принимаюсь убирать со стола.

Беру большое блюдо с закусками и аккуратно, неспешно, чтобы не съехало ничего, переношу его на обеденный стол.

— Привет.

Дергаюсь и пищу испуганно. Тарталетки едут по блюду, парочка падает на пол, остальные смещаются.

— Ты чего со спины подходишь? — спрашиваю дрожащим голосом, а сама наконец-то сгружаю блюдо на стол и трясу руками, напряжение в которых до сих пор звенит.

— Я тебя напугал, да? Извини.

Неловкая пауза, мы оба отводим взгляд.

— Не видела, как ты зашел. У меня «Алиса» играла, я не слышала ничего.

— Я пришел за кастрюлей или чем-то вроде того, куда можно сложить готовое мясо.

Только сейчас до меня долетает аромат костра и жареного мяса, и я поглядываю на Митю. Вроде все тот же. Знакомая одежда, та же прическа, борода. А все равно что-то не то.

Лезу по шкафам, чтобы найти подходящую посуду, и даю Мите кастрюлю.

— Такая подойдет?

Он забирает ее у меня, нарочно касаясь своими пальцами моих. Я отдергиваю руки и складываю их за спиной. Не могу иначе, это все рефлексы, они попросту неконтролируемы.

Естественно, Митя видит это и хмурится.

— Как ты вообще? Отдохнула? — спрашивает, намекая на то, что я брала пару дней отгула.

— Да, отдохнула. Спасибо, что отпустил.

— Не хватает тебя, — мы встречаемся глазами, и неловкость достигает пика. — В смысле, нам не хватает тебя. В отряде, да и в офисе. Работы скопилось много.

Чуть успокаиваюсь, но напряжение сохраняется.

— Работу разберу в понедельник, а отряд… Я не вернусь, Мить.

— Я и не уговариваю тебя, понял еще некоторое время назад твой настрой.

Иди. Уходи же, ну.

Но Митя стоит, смотрит, приглядывается, хотя, казалось бы, за десяток лет меня можно было изучить вдоль и поперек.

— У тебя мама тут живет? — спрашиваю, лишь бы разрядить обстановку и сменить фокус внимания.

— Да. Я говорил тебе как-то, помнишь?

— Нет, прости, — отвожу взгляд и берусь за тряпку: — Мне убраться надо.

Поворачиваюсь спиной к Мите. Надеюсь услышать звук закрываемой двери, но вместо этого замираю, потому что мою шею обдает дыхание:

— Настя, — звучит на выдохе, и я сжимаюсь внутренне.

Зажмуриваюсь…

— Уходи, — прошу шепотом, а сама ныряю в сторону, боковым зрением замечая, как открывается дверь.

— У нас там мясо сгорело нахрен, пока тебя ждали, — Гриша стоит на пороге и смотрит на нас.

Прожигает взглядом. Хочется оправдаться, сказать: — Это не то, что ты подумал. — И добавить, прокричать надрывно, прямо как в фильме: — Не виноватая я! Он сам пришел!

Слава богу, хоть прикрываться нужды нет.

А потом успокаиваю себя: мы теперь свободные люди.

— Меня не было минуту! — бросает Митя вспыльчиво.

Я прямо вижу, как у обоих загораются глаза, Гриша даже подается вперед. Ой, мамочки…

— Мужики, вас только за смертью посылать! — наигранно шутливо произносит Максим и буквально выводит Митю и Гришу из дома, параллельно рассказывая что-то.

Перед тем как закрыть дверь, он подмигивает мне.

За столом все усиленно делают вид, что ничего необычного не происходит. Мальчишки проглатывают еду буквально за секунду и убегают играть, а мы пытаемся говорить о чем угодно, лишь бы мужчины, наконец, успокоились.

— Шашлык какой-то необычный, — подмечает Ульяна.

— М-м, точно, — Макс принюхивается. — Странно, я вроде делал все как обычно.

Откашливаюсь в кулак — кусок встает поперек горла.

— Да, Макс, не похоже на твой обычный шашлык, — задумчиво тянет Гриша, разглядывая кусок мяса.

Снова кашляю, делаю жадный глоток. Да что же это такое.

Митя закатывает глаза:

— Просто надо было его нормально жарить, вот и все.

Растираю рукой горло, давлю проклятый кашель.

— Шашлык пожарен идеально, — подключается Максим. — Дело в другом.

— Ладно, я бросил немного специй, — признается Митя. — Там был только лук, а я решил немного разнообразить.

Снова кашляю, уже понимаю, что я не подавилась куском и это что-то другое. Дыхание спирает.

— У вас на полочке специи стоят, я взял ту желтую банку, мне понравился запах.

Ульяна округляет глаза:

— Мы эти специи из Индии привезли.

Максим поджимает губы, оскорбляясь, что рецепт его шашлыка забраковали.

— Настя, — Гриша произносит мое имя как-то странно, испугано.

— Настя! — восклицает Ульяна.

— Ебаный в … — Максим в шоке округляет глаза.

А я давлюсь кашлем и понимаю, что уже попросту не могу дышать. Лицо онемело, губы не слушаются, голова как в тумане. Гриша подрывается за секунду и подхватывает меня на руки.

Глава 31

Гриша

Подхватываю Настю, потому что увидел, как ее начало вести в сторону.

Пока мы обсуждали этот гребаный шашлык, никто особо не обращал внимание на кашель Насти. У меня вообще перед глазами пелена стояла из-за чрезмерной близости Добрынина.

Что уж говорить — он последний человек, которого я ожидал тут увидеть. Я его не выносил и в хорошие времена, а сейчас и подавно.

Ехал я сюда, чтобы увидеть Настю, потому что без нее откровенно едет крыша.

Но в доме у Никоновых меня ждал неприятный сюрприз, мать его.

Именно на Добрынина было обращено все мое внимание, на Настю я не смотрел. А когда посмотрел — ужаснулся.

Шея и нижняя часть лица у нее были красные и в волдырях.

Я сразу распознал аллергическую реакцию, потому что у Сени было несколько подобных случаев, и тогда у него совершенно так же расползались красные пятна по телу. По-хорошему, нужно вызвать скорую, но коттеджный поселок далеко от ближайшего областного центра, скорая будет ехать минут тридцать, если не больше.

Так что я не раздумывая хватаю на руки беспрестанно кашляющую Настю и чуть ли не бегом вылетаю на улицу.

— Уль, принеси Настину сумку, там документы, — на ходу кричу подруге жены.

Всей толпой мы выбегаем на улицу.

Я слышу, как за моей спиной Максим высказывает идиоту Диме, что тот не должен был лезть в блюдо. Говорит, они с Улей знали, что эта индийская специя очень своеобразная и ее нельзя сыпать в блюда как перец.

Дима что-то мямлит в ответ, я не могу разобрать слов, сам Добрынин выглядит испуганным — понятно, что все это просто стечение обстоятельств.

Настя хватается за меня и продолжает сипеть, я усаживаю ее на заднее сиденье:

— Спокойно, Настюш, сейчас домчим, — машинально целую ее в висок, и она округляет глаза.

Ну прости, забылся. Ты рядом, и постоянно хочется поцеловать тебя.

Захлопываю дверь машины и спешно открываю водительскую.

Ко мне подходит Максим и перехватывает ее:

— Ты бухал.

— Две рюмки. Я в адеквате, — отвечаю твердо.

Если бы я чувствовал, что рискую, никогда не сел бы за руль. Но бухали тут все, кроме детей и Насти. А пацанов же не посадишь за руль, как и Настю?

— Аккуратно. Если что, звони, разберемся.

Киваю и срываю тачку с места. Постоянно смотрю назад. Настя кашляет практически без остановки, трет шею.

Пятна по лицу расползаются сильнее, на кисти они тоже появились. Я не могу спокойно слушать, как она мучается, а при взгляде на нее сердце начинает щемить. Хочется защитить ее, уберечь. Но я ничего не могу поделать в этой ситуации, тут поможет только врач.

— Настюш, помнишь, Сенька, когда маленький был, съел несколько орехов? Я забыл уже, что это было: пекан или кешью? Так вот, помнишь, как мы перепугались тогда, когда он краснеть на наших глазах стал? И ничего, приехала скорая, быстро купировала приступ. Сейчас мы домчим с ветерком, и тебе помогут.

Настя хрипит от долгого кашля:

— На… дорогу… смотри…

— Кстати, мне Макс предложил летом отправить Арсения на море. Его батя подогнал три путевки в «Орленок». Леха и Глеб едут. Я вот тоже думаю: может, и правда поехать Сеньке? Что скажешь?

— Хорошая идея, — отвечает шепотом.

— Вот и я так считаю. У меня летом запара, сама знаешь. Самое большее неделю выкроить могу, а там целых три недели. Да и Макс говорит, что там номера двухместные и трехместные. Как раз пацаны будут втроем жить.

Откровенно заговариваю Насте зубы, рассказывая первое, что приходит в голову, лишь бы она, мать его, перестала кашлять и расчесывать кожу.

Хорошо, что дороги чистые и сухие, иначе въехали бы куда-нибудь как нехер делать, потому что скорость высокая.

Перед больницей упираюсь в шлагбаум.

— Проезд только для спецтранспорта! Разворачивай тачку! — суровый охранник с ходу наезжает на нас, видать, я далеко не первый, надеющийся попасть внутрь.

— У меня тут девушке плохо!

— Здесь всем плохо! Приемный покой там, — указывает на вход недалеко от шлагбаума.

Сдаю назад и криво паркуюсь. Настя пытается вылезти сама, но я подхватываю ее на руки и лечу с ней в указанную дверь.

Дальше закручивается вереница событий. Сначала ищу врача, потом Настю берут в оборот, расспрашивают, как и что произошло. Вместо нее отвечаю на вопросы я.

Собирают анамнез по иным аллергическим реакциям и только после этого начинают колоть уколы.

— А теперь прокапаемся, — подкатывают штатив и вешают на него пакет с лекарством, ставят капельницу.

Настя всегда с трудом переносила сдачу крови и уколы. Именно поэтому и сейчас она по-детски отворачивается, чтобы не видеть процесс, чем вызывает во мне улыбку.

Медсестра покидает нас, на ее место приходит врач:

— Ну что, Яшина, кладемся?

У Насти лицо еще отекшее, но она хотя бы перестала кашлять, и голос нормализовался.

— Нет, я не хочу ложиться.

— Настаивать не буду. Пишите отказ. Но показаться аллергологу или терапевту настоятельно рекомендую.

Настя подписывает бумагу, и врач говорит:

— Как капельница закончится, позовите медсестру, она уберет все. Покраснение еще может держаться несколько часов, но зуд и отеки должны уйти.

— Спасибо, доктор, — благодарю врача. Он уходит, я поворачиваюсь к Насте: — Уверена, что не хочешь остаться? Я бы мог привезти все что нужно.

Настя отмахивается:

— Не хочу я в больнице лежать. И так понятно, на что эта реакция. Я просто не буду ничего больше есть в доме у Никоновых, вот и все.

Шутит, это хорошо.

— Тогда и в доме Добрынина ничего не ешь, — усмешка слетает с губ легко, непринужденно.

— Я последний раз у него дома была лет восемь назад. — Настя улыбается. — И больше не планирую.

Внутренне благодарю ее за правду. Иначе ревность сожрала бы меня изнутри.

— Спасибо, Гриш, — Настя находит мою руку и переплетает наши пальцы.

Усердно выстроенная крепость рассыпается, как домик из песка.