Новый год — это тепло, семья, свет. Но только не для меня. На часах почти полночь, а Игоря всё ещё нет.
— Ань, у меня важные переговоры с китайцами, — сказал он несколько часов назад, словно между делом. — Нужно всё закончить до праздников. Подождите меня, я скоро буду.
Я, как всегда, поверила, и ждала. В последнее время ожидание уже стало нормой.
Настя давно уснула, не дождавшись папы. Её любимое платье со снежинками лежало на стуле, а маленькие тапочки с зайчиками стояли у кровати. На праздничном столе всё осталось нетронутым: оливье, нарезка, шампанское, которое я купила специально для того, чтобы мы вдвоём подняли бокалы ровно в полночь.
Весь вечер я ждала. Смотрела на телефон, проверяла сообщения, но ничего. Чем ближе было к двенадцати, тем сильнее росло чувство тревоги.
Я окинула взглядом стол, потом направилась в детскую тихо подошла к Настиной кроватке, поправила одеяльце. Внутри всё сжалось от обиды и бессилия. «Если он не может быть с нами, я сама пойду к нему», — подумала я. Собрала в контейнер оливье, взяла шампанское, накинула пальто и вышла из дома.
В офисе было тихо. Полночь уже близилась, вокруг ни души. На входе дремал охранник. Он сонно кивнул мне, пропуская к лифту. Я поднялась на нужный этаж, и вот уже передо мной кабинет Игоря. Дверь приоткрыта, свет горит.
Сердце забилось сильнее.
Я сделала шаг ближе, собираясь постучать, но вдруг услышала женский смех — звонкий, чуть раскатистый. Мой мозг отказывался принимать очевидное.
Я замерла, прислушалась. Дыхание сбилось, ноги словно приросли к полу. Сложно объяснить, как одно лишь предчувствие может так ранить.
Я заглянула внутрь.
Игорь. Мой Игорь. Мой муж. Он стоял спиной ко мне, чуть наклонившись к женщине. Она сидела на краю его стола, её юбка задралась так высоко, что это не оставляло места для сомнений. Игорь обнимал её за талию, второй рукой убирая прядь волос с её лица.
На столе рядом стояла бутылка вина, два бокала, конфеты…
Пакет с едой выпал из моих рук, ударился о пол. Этот звук заставил их обернуться.
— Аня? — нахмурился Игорь. В его голосе было раздражение, как будто я нарушила что-то важное.
Я смотрела на него не веря. Словно все происходящее было не со мной. Как мог мой любящий муж внезапно превратиться в это?
— Ты… Ты сказал, что работаешь, — прошептала я, чувствуя, как горло сдавливает обида.
— Я работаю, — его голос был спокойным, даже ленивым. — Ты не должна была сюда приходить.
Я сделала шаг вперёд, не веря своим ушам.
— Не должна была приходить? — голос дрожал, срывался. — Ты серьёзно? Ты изменяешь мне, а я, оказывается, не должна была этого видеть?
— Аня, перестань, — сказал он, всё так же спокойно. — Ты делаешь из мухи слона.
Я смотрела на него, словно пыталась понять, кто передо мной.
— Это, по-твоему, муха? Ты предал меня. Нас с Настей!
— Хватит драматизировать, — он нахмурился. — У тебя есть всё что нужно для беззаботной жизни. Квартира, еда, ребёнок. Чего тебе ещё не хватает?
Слёзы бесконтрольно потекли по моим щекам. Я просто не могла поверить в его слова. В то что он способен на подобную жестокость.
— Мне не хватает тебя, Игорь. Я твоя жена. Или ты забыл?
Он провёл рукой по лицу, как будто пытался взять себя в руки, и закатил глаза.
— Ты слишком все усложняешь, Аня. Это просто расслабление. Работа — это стресс. И вообще, это не твоё дело.
Его слова эхом отдавались у меня в голове. Я будто стояла в пустоте, где больше ничего не имеет значения.
— Не мое дело? — прошептала я.
— Ты моя жена, — пожал он плечами. — А значит, твоё дело — заботиться о доме, ребёнке и… просто жить своей жизнью. Оставь работу, и то что я тут делаю мне.
Я замолчала, глядя на него, как на чужака. Он говорил это так спокойно словно обсуждал что-то незначительное.
Я подошла ближе, чувствуя, как в груди поднимается гнев.
— Ты правда думаешь, что я смогу это пережить? Думаешь, я смогу закрыть на это глаза?
Он пожал плечами смотря на меня почти с издевкой.
— Ты не уйдёшь, Аня. Куда ты денешься, бросив все что я даю? Сможешь отказаться от всего?
Я посмотрела на него. Долго, до боли. Этот человек, мой муж, действительно верил в то, что говорил.
— Смогу и откажусь, Игорь, — сказала я наконец взяв себя в руки. — От всего, что ты мне дал. Потому что всё это ничего не значит. Всё, что было важно, ты уничтожил.
Я развернулась и вышла, слыша за спиной тишину.
На улице было холодно, воздух резкий, но внутри я не чувствовала ничего. Мужчина, которого я любила, уничтожил всё, что у нас было. Теперь мне нужно было начать все заново. Ради себя, ради Насти.
Добро пожаловать мои дорогие! Надеюсь на вашу поддержку и на то что книга вам понравиться! Тут не будет банальной измены, и все далеко не так как выглядит на первый взгляд!
— Мам, а почему папы ещё нет? Новый год же… — Настя сонно морщит носик, зевая, пока я пытаюсь натянуть на неё тёплый свитер поверх пижамы.
Её тонкий голос звучит как нож по сердцу, но я держусь. У меня ещё будет время развалиться, когда она уснёт в другой комнате, у мамы. Сейчас главное — собрать нас и уехать до того, как Игорь вернётся. Если вообще вернётся.
Я слишком много раз обманывала себя за эти часы. Убеждала, что вот-вот услышу звук ключей в замке, что он опомнится, бросит всё и побежит домой. Но он не пришёл. Не позвонил. Прошло уже больше часа, а он всё ещё “работает”.
Настя тянет меня за рукав. Её маленькие пальчики с трудом удерживают ткань моего свитера, глаза полузакрыты.
— Мам? — голос тихий, будто она боится что-то нарушить.
— Прости, малыш, но нам нужно к бабушке и дедушке, — говорю я как можно мягче, натягивая шапку ей на голову. — А папа… У него срочные дела.
Настя моргает, зевает так широко, что видно её крошечные молочные зубки.
— Хорошо… Но он ведь приедет?
Её вопрос застревает где-то внутри меня комом.
— Конечно, малыш, — я улыбаюсь, будто это очевидно, но мой голос предательски дрожит.
Настя кивает, принимая мои слова на веру, как дети принимают сказки. Она устало прижимается ко мне, а я закрываю глаза, чувствуя, как мир рушится под ногами. Моё солнце верит в папу, а я уже нет.
Малышка пахнет тёплым молоком и одеялом, её шапка сползает, обнажая волосы, которые мягкими прядями ложатся на мои руки. Настя доверчиво прячет нос в моём свитере, а я сдерживаю рвущийся наружу плач.
— Мам… можно я возьму зайку? — шепчет она, не поднимая головы.
— Конечно, бери, — отвечаю и ловлю себя на том, что глажу её по плечу так, будто прощаюсь.
Настя выскальзывает из моих рук, чтобы найти своего потрёпанного серого зайца. Её шаги едва слышны, она спотыкается о свои же тапочки.
— Нашла! — её голос звучит чуть бодрее, и она протягивает мне игрушку с такой гордостью, будто нашла потерянное сокровище.
Я надеваю ей куртку, застёгиваю молнию, и всё это время она держит зайца. Он висит у неё в руке, еле держась за оторванное ушко.
— Готова?
Настя кивает и вдруг тихо добавляет:
— Мам, папа точно приедет? Он ведь нас любит?
Её слова прожигают меня насквозь. Я глажу её по щеке, задерживаю руку на её мягкой коже и шепчу:
— Конечно, любит. Ты его самая любимая девочка.
Настя верит. А я больше не могу.
***
Я вызвала такси и забрала Настю, прижав её к себе так крепко, будто боялась, что она может исчезнуть. Она уснула почти сразу, едва мы выехали на тёмные улицы. Её крошечное тело стало тёплым и мягким, щёчка уткнулась мне в плечо, а серый заяц безвольно болтался в её маленькой ручке. Я смотрела на неё, стараясь не думать, что будет дальше.
Дом родителей стоял на окраине, в старой «хрущёвке», где стены всегда казались тонкими, а воздух зимой холодным даже внутри. Лифт, конечно, не работал. Я оставила сумки в подъезде, чтобы потом спуститься за ними, и пошла пешком на пятый этаж, чувствуя, как с каждым шагом мои ноги становятся тяжелее. Настя даже не пошевелилась — она спала так крепко, будто ничего в этом мире не могло её потревожить.
Мама открыла дверь, не дожидаясь второго звонка. Она выглядела так, будто ждала нас всю ночь: в домашнем халате, с не до конца убранными волосами.
— Ань, что случилось? Почему ты тут? — спросила она тихо, но тревожно, взглянув сначала на меня, потом на Настю.
— Лифт опять не работает, — вместо ответа сказала я.
— Ох, иди быстрее, на улице холодрыга, а в подъезде не лучше, — вздохнула мама, отступая назад, чтобы мы могли пройти.
В квартире пахло пирогами, которые мама, похоже, только вытащила из духовки, и табаком — папа опять курил, хотя обещал бросить. Настю я уложила на старый диван в комнате, где прошло моё детство. Она чуть шевельнулась, зарылась носиком в клетчатый плед и крепче сжала своего зайца. Я поправила ей волосы, задержав руку на её тёплой голове, и вернулась на кухню.
Папа сидел за столом, пил чай и смотрел телевизор, где ведущие с улыбкой говорили о празднике, о новых надеждах и мечтах.
— А ты чего здесь? — он посмотрел на меня поверх очков. — Новый год же. Где Игорь?
Я молча села на табурет. Мама уже ставила передо мной чашку с горячим чаем, усаживалась рядом.
— Ань, что-то случилось? — осторожно спросила она.
Я уставилась в кружку, глядя, как пар поднимается тонкими лентами. Казалось, слова застряли где-то внутри, как кость в горле. Но молчать больше не было сил.
— Я застала его с другой, — наконец выдохнула я.
Папа так резко поставил чашку на стол, что чай плеснул через край. Мама молчала, но её рука легла на мою.
— Он сказал, что я не должна вмешиваться, — продолжила я, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Что это ничего не значит, что он дает мне всё, и я должна это терпеть.
— Вот же мерзавец, — пробормотал папа, вставая и начиная ходить по маленькой кухне. Он сцепил руки за спиной, но они всё равно дрожали. — Ну гад…
Мама сжала мою руку крепче, но голос её оставался спокойным:
— Ты правильно сделала, что пришла.
— Мам, а что дальше? — я повернулась к ней, чувствуя, как слёзы снова подступают. — Я одна теперь. С Настей… Что я буду делать?
Папа остановился, повернулся ко мне и сказал так твёрдо, как будто это уже было решено:
— Ты не одна, Ань. Мы с матерью тебя поддержим. И Настю. Всё будет хорошо.
— Да, — добавила мама, накрывая мою руку своей второй ладонью. — Останься у нас. Поживи, пока всё не уляжется. Не торопись никуда. Мы с папой рядом.
Я кивнула. Это был единственный момент за весь вечер, когда я почувствовала, что могу дышать. В этой маленькой кухне, с потёртым линолеумом и запахом пирогов, всё вдруг стало чуть легче.
Мама налила мне ещё чаю, пододвинула тарелку с печеньем. Папа вернулся к своему стулу, но уже не смотрел телевизор. Он просто сидел рядом, молча, но так, что я знала: он всегда меня поддержит и не оставит в беде.
Прошло две недели. Две бесконечные недели, в которых каждый день тянулся, как резина, и каждый вечер я засыпала с одной мыслью: «Ну почему он так со мной поступает?». Все эти дни Игорь молчал. Ни звонка, ни сообщения, ни попытки объясниться. Я то злилась, то уговаривала себя, что, может быть, это к лучшему. Но было больно. Больно от того, что человек, с которым я прожила столько лет, вёл себя так, словно мы с Настей ему больше не нужны.
Настя, конечно, ничего не понимала. Она была рада просыпаться у бабушки с дедушкой, играть с подарками и бегать по маленькой квартире. Но каждое утро она задавала один и тот же вопрос:
— Мам, а папа сегодня приедет?
И каждый раз я старалась отвечать так, чтобы она не почувствовала, как у меня внутри всё разрывается на части.
— Папа пока занят, солнышко. У него много работы.
— А он нас любит? — спрашивала она, глядя на меня своими огромными глазами, в которых было столько надежды, что я едва сдерживалась, чтобы не заплакать.
— Конечно, любит, — отвечала я и тут же отворачивалась, делая вид, что мне нужно что-то срочно убрать со стола или проверить телефон.
Папа с мамой всё это время старались поддерживать меня. Папа даже однажды сказал:
— Анька, ну его к чёрту, этого Игоря. Справишься. Ты сильная, и Настя у тебя — умница. Мы всегда рядом.
Мама кивала, подливая мне чай. Они не говорили лишнего, но я знала, что они за меня переживают. Особенно мама, которая то и дело подсовывала мне что-то вкусное, как будто пирожки или суп могли заштопать дыру, которая образовалась у меня внутри.
Но легче не становилось. Настя слишком часто спрашивала про папу. Каждый раз, когда она садилась играть с куклой, которую он «подарил», она говорила:
— Мам, а папа точно приедет? Он же скучает?
И я кивала, боясь, что мой голос выдаст меня.
Однажды ночью она проснулась с криком:
— Мам, а папа где? Я его не вижу!
Я сразу кинулась к ней, обняла, прижала к себе, а она заплакала у меня на руках.
— Малыш, я здесь, — шептала я, гладя её по голове. — Всё хорошо. Ты просто испугалась.
Она уснула, а я ещё долго сидела рядом, слушая её тихое дыхание и чувствуя, как по щекам текут слёзы. Почему он так поступил с нами? Почему ему так легко отвернуться от своей семьи?
И вот сегодня утром пришёл водитель. Просто позвонил в дверь, протянул конверт и ушёл, даже ничего не объяснив. Мама забрала Настю в комнату, а я осталась на кухне с этим проклятым конвертом в руках. Развернула его, и сердце сжалось. Документы на развод.
Я долго смотрела на них, не понимая, как это вообще возможно. Он не позвонил, не приехал. Даже не попытался поговорить. Просто отправил бумаги с чужим человеком, как будто это какая-то мелочь.
И тут пришло сообщение. Телефон завибрировал на столе, я знала, что это от него. Руки тряслись, когда я открывала.
«Или подписывай, или возвращайся домой вместе с моей дочерью. Последний шанс.»
Я перечитывала эти слова снова и снова. Последний шанс? Что это, ультиматум? Он действительно считает, что я так просто всё забуду? Что я приду, как будто ничего не было?
Слёзы навернулись на глаза, но я их тут же вытерла. Гнев вскипал внутри. Он думает, что имеет право меня вот так ставить на место? После всего, что он сделал? После того, как разбил нашу семью?
Я вышла на балкон, чтобы немного прийти в себя. На улице было холодно, воздух обжигал лицо, но это помогало держаться. Я смотрела на двор, на деревья, покрытые инеем, и думала: когда я успела стать такой слабой? Когда позволила ему так себя унизить?
Я вернулась в кухню, где сидела мама. Она посмотрела на меня и сразу поняла, что случилось.
— Это от него? — тихо спросила она.
Я кивнула, бросая конверт на стол.
— Хочет, чтобы я подписала. Или вернулась.
Мама нахмурилась, взяла мои руки в свои.
— Ань, ты не обязана принимать такие решения сразу. Подумай. Но знай, что мы с отцом всегда на твоей стороне. Что бы ты ни выбрала.
Я сжала её руки, почувствовав, как слёзы снова подкатывают. Но теперь это были слёзы не только боли, но и какой-то странной, новой силы.
Я посмотрела на конверт и поняла: я больше не позволю ему управлять моей жизнью.
Я долго думала. Два дня металась между гневом, болью и надеждой, что, может быть, всё это — какая-то ошибка. Но каждый час его молчания выжигал из меня веру в нашу семью. Каждый раз, когда Настя спрашивала про папу, я чувствовала, как что-то внутри меня ломается. Может, я действительно ошиблась? Может, мне нужно всё закончить?
Сегодня утром я села за стол, разложила документы и подписала их. Руки дрожали. Я смотрела на своё имя, выведенное на белой бумаге, и чувствовала, будто кто-то вырвал у меня часть души.
Но это было нужно. Ради меня. Ради Насти.
Я решила, что отнесу документы сама. Это не обсуждалось — я не хотела, чтобы он снова прислал какого-то водителя. Я должна была посмотреть ему в глаза. Может быть, в глубине души я всё ещё надеялась, что он что-то скажет, что-нибудь объяснит… что-нибудь исправит.
В офисе было тихо. Почти пусто — большинство сотрудников, видимо, ушли на обед. Охранник у входа узнал меня и кивнул, но его взгляд был странным, как будто он знал что-то, чего не знала я.
Дверь в кабинет Игоря была закрыта. Я постучала, но ответа не было. Постояла пару секунд и всё-таки решилась войти.
Он сидел за столом, что-то листал, даже не поднял голову, когда я зашла. Просто бросил сухое:
— Ты без приглашения, как всегда.
Я сжала документы в руках, делая глубокий вдох, чтобы не сорваться.
— Я подписала. Принесла их сама.
Он наконец посмотрел на меня. Глаза холодные, будто я не была его женой почти семь лет. Будто мы не делили одну жизнь, одну кровать, одно имя.
— Угу, — сказал он, небрежно, как будто я принесла ему счёт за коммуналку. — Давай сюда.
Я подошла ближе, положила документы на край стола. Его рука чуть замешкалась, когда он их брал, но он быстро спрятал это движение за безразличием. Пролистал, как будто проверял, не пропустила ли я чего.
Настюша
Папа не пришёл на Новый год. Я ждала его. Очень ждала. Мы с мамой накрыли стол, зажгли огоньки, даже мой заяц был в своём лучшем платье. Я сидела у окна и смотрела, как все папы возвращаются домой с большими сумками. Они приносили подарки, а один папа даже нёс ёлку! Но мой папа так и не пришёл.
Потом мама сказала, что мы поедем к бабушке. Я радовалась, потому что там тоже вкусные печеньки и подарки, но всё равно думала: «А папа? Он нас там найдёт?». Мама сказала, что он работает. Но разве можно работать в Новый год? Это же праздник, и папа всегда говорил, что праздники — для семьи.
Прошло много дней. Мы с мамой остались у бабушки. Здесь весело, и дедушка всегда играет со мной в «строителей». Но папы так и не было. Я уже не знала, спрашивать ли у мамы, потому что каждый раз, когда я говорила про папу, мама начинала странно дышать и отворачивалась. Она говорила, что он нас любит. Но если он любит, почему он не приходит?
На площадке сегодня была девочка. Её звали Лиза. Она была немного старше меня и играла в песочнице. Мы строили замок, но она вдруг спросила:
— А твой папа где?
Я задумалась и ответила:
— Он… он работает. Он нас любит. Просто не может прийти.
Лиза посмотрела на меня так, как будто она что-то знает.
— Наверное, он умер, — сказала она просто, будто это ничего не значит. — Мой друг тоже так говорил, а потом его мама сказала, что папа умер.
У меня внутри всё похолодело. Нет, она не права. Папа не может умереть. Если бы он умер, мама бы сказала. Правда? Я уставилась на неё, не зная, что ответить. У меня в горле появился комок, а сердце стало биться так быстро, что я даже слышала его. Бум-бум, бум-бум.
— Нет, — сказала я твёрдо, хотя голос дрожал. — Он не умер. Мама бы сказала.
Но Лиза только пожала плечами и вернулась к своему замку.
Я ушла с площадки, не попрощавшись. Мне стало страшно. Очень страшно. А что, если она права? Мама ничего не говорит, потому что ей тоже грустно? А если он умер, почему никто мне не сказал? Я ведь уже большая. Я могу понять.
Когда я вернулась домой, мама сидела на кухне. Она улыбнулась мне, но я сразу поняла, что улыбка не настоящая. Она такая, когда мама грустит, но не хочет показывать. Я встала у двери и спросила:
— Мам, а папа умер?
Мама так быстро повернулась ко мне, что я испугалась. Её глаза стали большими, и она открыла рот, но не сказала ни слова. Просто смотрела на меня.
— Лиза сказала, что, если папа не приходит, он, наверное, умер. Это правда?
Мама подскочила, подошла ко мне и села на корточки. Она взяла меня за плечи, как будто боялась, что я убегу.
— Настенька, послушай меня, — её голос дрожал. — Папа не умер. Ты слышишь меня? Он жив. Просто… просто сейчас он не может быть с нами. Это сложно. Но он тебя очень любит. Очень-очень.
Я смотрела на неё, пытаясь понять, правду ли она говорит. Она держала меня так крепко, что это даже немного больно. Я кивнула, но внутри всё равно было холодно. Если он жив, то почему его нет? Почему он не звонит, не приходит?
Мама обняла меня, и я почувствовала, что её плечи дрожат. Она сказала, что я её самая сильная девочка, что мы справимся. Но я не хочу быть сильной. Я хочу, чтобы папа пришёл домой. Чтобы он обнял нас и сказал, что всё хорошо.
Но он так и не пришёл, а это значит что он все-таки умер…
Аня
Когда Настя задала мне этот вопрос, у меня внутри всё оборвалось. — Мам, а папа умер?— В её голосе не было сомнений. Она была абсолютно серьёзна, как будто эта мысль уже давно жила в её маленькой голове. Я не могла дышать. Казалось, стены давят со всех сторон. Как мой ребёнок мог подумать такое?
Я опустилась перед ней на колени, схватила её за плечи, почти судорожно. Мои руки дрожали.
— Настенька, что ты говоришь? Папа жив! Ты слышишь? Он жив и он любит тебя!
Но она смотрела на меня большими глазами, в которых было столько недоумения и грусти, что я почти не выдержала. Она продолжала:
— Лиза сказала, что, если папа не приходит, то он, наверное, умер.
Кто эта Лиза? Почему она посмела так говорить? Гнев, ужас, бессилие — всё смешалось в моей голове. Я обняла Настю так крепко, как будто хотела защитить её от всего мира, и прижала к себе её маленькое тёплое тело. Она была такой хрупкой, такой беззащитной.
Позже я укладывала её спать, но не могла выкинуть из головы этот разговор. Она заснула, обняв своего серого зайца, а я осталась рядом, смотрела, как она дышит, и чувствовала себя самой ужасной матерью на свете. Если мой трёхлетний ребёнок может подумать, что её отец умер, значит, я где-то очень сильно ошиблась. Я не защитила её от этой боли. И всё это из-за него. Из-за Игоря.
Я старалась не думать о нём, но это было невозможно. Гнев сжигал меня изнутри. Как он мог так поступить? Где тот Игорь, который крутил Настю на руках до смеха, пока она визжала от восторга? Где тот отец, который ночью читал ей сказки, даже когда был уставшим?
Я вспомнила одну из тех ночей. Настя тогда никак не хотела засыпать. Она была совсем крошкой, ей было меньше года. Я лежала на кровати, совершенно измученная, и шептала:
— Игорь, я больше не могу, ты можешь уложить её?
Он улыбнулся и взял её на руки. Она тут же перестала плакать. Он ходил с ней по комнате, напевая что-то тихое и незнакомое, пока я не уснула. Когда я проснулась, он всё ещё сидел с ней в кресле, уже спящей, и гладил её крошечную ладошку.
— Она чудо, — шепнул он тогда. — Мы с тобой самые счастливые.
А теперь? Теперь он даже не вспомнит о её дне рождения. Я с трудом узнаю его. Может быть, он всегда был таким? Может, он только притворялся? Идеальный муж, идеальный отец. Я не могу понять, кто он теперь. Как он мог оставить нас с Настей, зная, как она его любит? Это была не просто измена. Это было предательство.
Проснувшись рано утром, я почувствовала странную тревогу. Что-то было не так. Я пошла к Насте и, едва прикоснувшись к её щеке, поняла — она горит.
Прошёл почти год. Иногда мне кажется, что он пролетел как миг, а иногда — что каждая минута была битвой за нас с Настей. Этот год был и трудным, и важным. Он показал, что мы можем быть сильными. Что у нас есть шанс на новую жизнь, даже если старую мы потеряли.
Я нашла работу в цветочном магазине и постепенно втянулась. Сначала было страшно: я боялась, что у меня ничего не получится, что я буду казаться глупой, неопытной. Но Тамара, моя начальница, оказалась настоящей поддержкой. Она терпеливо учила меня всему, а когда я наконец собрала свой первый букет, она сказала:
— Аня, ты сделала это так красиво, что клиент точно будет счастлив.
Я помню, как в тот день уходила из магазина с улыбкой. Это была первая победа за долгое время. С каждой неделей я становилась увереннее. Люди приходили в магазин за цветами для праздников, извинений, любви. А я помогала им говорить без слов. Цветы стали чем-то, что я по-настоящему полюбила.
Настя в это время росла и менялась. Она училась быть сильной, хотя я видела, что это даётся ей непросто. Когда мы сняли свою квартиру, она радовалась каждому дню. Мы вместе выбирали занавески для её комнаты, клеили наклейки на стены. Она обожала свою кроватку с пушистым пледом, который подарила бабушка.
Но были моменты, когда её радость гасла. Она всё ещё ждала папу. Каждую субботу, когда он должен был приехать, она садилась у окна, держа своего серого зайца, и смотрела на дорогу. Если он приезжал, её лицо озарялась счастьем. Если нет… Она молчала, но я видела, как её глаза наполнялись грустью.
Игорь приезжал раз в месяц. Иногда. Не всегда. Бывали недели, когда он просто пропадал, не звонил, не объяснял. Я больше не спрашивала, почему. Я слишком устала от его обещаний, которые он сам не собирался держать. Настя сначала плакала, потом просто привыкла. Она стала маленькой взрослой, которая слишком рано поняла, что значит разочарование.
Однажды он приехал, как всегда, без предупреждения. Настя подбежала к нему с сияющими глазами, обняла его, как будто ничего не произошло. Она была такой маленькой, такой доверчивой. Я смотрела на них и думала: «Как он может раз за разом разбивать её сердце и не замечать этого?».
После того, как они вернулись с прогулки, Настя рассказывала мне, как они катались на карусели, как папа купил ей мороженое. Она говорила так радостно, что мне хотелось заплакать. Потому что я знала, что это ненадолго. Что он снова исчезнет, а я останусь утешать её.
Один раз я попробовала поговорить с ним. Это было после того, как он пропустил ещё одну встречу. Настя весь день сидела у окна, а потом просто ушла в свою комнату и закрылась там с зайцем. Когда Игорь наконец позвонил, я не смогла сдержаться.
— Ты понимаешь, что она ждала тебя? — спросила я, едва удерживая голос от дрожи. — Ты понимаешь, что она снова разочаровалась?
— Аня, у меня была работа, — его голос был таким холодным, что мне захотелось бросить трубку. — Я не могу всё время крутиться вокруг неё.
— Она — твоя дочь, — сказала я тихо, но твёрдо. — Она ждёт тебя раз в месяц! Для неё это не просто день. Для неё это надежда. А ты раз за разом убиваешь её.
Он ничего не ответил. Просто молчал. А потом сказал, что будет в следующий раз. И я знала, что не стоит верить этим словам.
Я больше не пыталась что-то изменить. Я просто принимала это, как данность. Я знала, что Настя должна научиться жить с этим. Я могла только быть рядом, быть сильной для неё. И она училась быть сильной. Мы учились вместе.
Теперь, когда я засыпаю в нашей маленькой, но уютной квартире, я думаю только об одном: пусть у нас не будет всего, что я хотела. Но у нас есть мы. И я сделаю всё, чтобы Настя знала: она всегда будет любима, даже если кто-то решил уйти. Этот год изменил нас. Но он дал нам силу. А это самое главное.
Настюша
Папа пришёл. Я услышала, как дверь хлопнула, и сразу побежала в коридор. Заяц выскользнул из рук, но я не стала его поднимать — это потом. Главное, что папа здесь.
— Папа! — закричала я, едва не запутавшись в ногах. Я схватила его за руку, крепко-крепко. Она тёплая. Настоящая.
Он улыбнулся, но как-то странно. Глаза у него были грустные. Очень грустные. Я сделала вид, что не заметила, потому что я так соскучилась.
— Привет, принцесса, — сказал он тихо и наклонился обнять меня. Я уткнулась носом в его куртку — она пахла холодом. Может, снегом.
— Ты пришёл! — прошептала я, всё ещё держа его за руку. Потом посмотрела ему в глаза и тихо добавила: — А почему тебя в прошлый раз не было?
Он глубоко вздохнул. Лицо стало серьёзным, а глаза — ещё грустнее. Я боялась, что он снова уйдёт. Но он не ушёл. Он присел на корточки, так что его глаза оказались на уровне моих.
— Прости меня, Настя, — сказал он. Голос был тихий, как будто он боялся, что я не поверю. — Я не смог. Но я всегда думаю о тебе. Всегда.
Я кивнула. Я знала, что он думает обо мне, потому что я тоже о нём думаю. Но почему он не смог? Он же папа. Папы всегда могут. Хотела спросить, но испугалась, что он станет ещё грустнее.
— Пойдём играть? — предложила я, чтобы отвлечь его. — У меня есть новая кукла. Её зовут Лиля, но у неё пока нет дома.
— Пойдём, — он улыбнулся. Уже по-настоящему. От этой улыбки у меня внутри стало тепло. Я взяла его за руку и потянула в свою комнату.
Мы сели на коврик. Папа осторожно взял куклу в руки, как будто она была настоящая. Это мне понравилось. Взрослые так не делают. Обычно говорят: “Ой, какая красивая” — и всё. А папа спросил:
— Лиля? А где она живёт?
— Пока нигде, — ответила я. — Но мы можем построить ей дом из кубиков. Поможешь?
— Конечно, — кивнул он. Он снял куртку, засучил рукава, как будто собирался строить настоящий дом. Я засмеялась.
Мы строили долго. Папа сказал, что у Лили должен быть большой дом, чтобы она могла звать друзей. Я думала, что куклы не зовут друзей, но, если папа сказал, значит, надо. Он взял самый большой кубик и сказал:
Когда Лейла пригласила нас с Настей на ужин, я не сразу согласилась. Не потому, что не хотела. Просто было странно, что кто-то хочет нас видеть на семейном вечере. В последнее время я так привыкла к своему одиночеству, что такие приглашения казались мне чем-то из другого мира. Но Лейла настояла.
— Ты обязательно должна прийти! — сказала она, улыбаясь своей тёплой, солнечной улыбкой. — Настя и мой прекрасно поладят. Да и я уже заждалась тебя в гостях. Это не обсуждается.
Мы с Лейлой подружились почти сразу. Её книжный магазин находился как раз рядом с цветочным, где я работаю. В обеденные перерывы я часто заходила к ней, чтобы погреться, поговорить или просто полистать книги. Лейла всегда встречала меня с чаем и чем-нибудь вкусным. Она была из тех людей, которые сразу создают вокруг себя уют. Оказалось, что её муж, Салман, владеет цветочным магазином, где я нашла своё место. А теперь Лейла ждала ребёнка, и вся их семья была в ожидании чуда.
И вот мы стоим у их двери. Я в одной руке держу коробку с пирожными, которые успела купить в ближайшей кондитерской, в другой — ладошку Насти. Она в своём лучшем платье, немного взволнована, но улыбается. Ей нравилось бывать у Лейлы в магазине, а теперь она была в восторге от того, что нас пригласили к ней домой.
Лейла открыла дверь, сияя, как всегда. Её округлившийся живот под тонким домашним платьем был заметен сразу, и я почувствовала, как моё сердце сжалось от волнения за неё. Скоро она станет мамой. Это было так… волшебно.
— Заходите, заходите! — Лейла быстро взяла пирожные у меня из рук. — Я же говорила, ничего не нужно!
— Я знаю, но не могла прийти с пустыми руками, — ответила я, улыбаясь. Лейла всегда знала, как заставить меня чувствовать себя желанной.
Дом был наполнен теплом. Уютная гостиная, небольшой стол с цветочной скатертью, на котором уже стояли тарелки с закусками. В углу на коврике сидел Салман, её муж, читая какую-то книгу. Настя сразу побежала к нему, а он поднял голову и улыбнулся.
— Привет, малышка! Тебе какую историю рассказать? Про дракона или про принцессу?
Настя захихикала, а я почувствовала, как что-то тёплое разворачивается внутри меня. Лейла и её семья были как маленький остров счастья. Здесь не было напряжения, не было прошлого, только настоящее, тёплое и светлое.
— Ты знаешь, — сказала Лейла, садясь со мной за стол, — когда я смотрю на вас с Настей, мне кажется, что всё будет хорошо. У вас обязательно будет счастье. Ты просто ещё не знаешь, где его искать.
Я хотела возразить, но Лейла подняла руку.
— Я знаю, что ты сейчас думаешь. Но смотри, ты уже нашла своё место. Магазин — это ведь больше, чем просто работа. Ты там расцвела. И я уверена, это только начало.
— Спасибо, Лейла, — тихо ответила я. Её слова всегда находили отклик в моём сердце.
В этот момент Салман поднялся с Настей на руках и сказал:
— Лейла, что-то у нас слишком много разговоров, а ужин сам себя не съест.
Все рассмеялись. Лейла хлопнула его по руке и велела всем садиться за стол. Еда была невероятно вкусной. Лейла явно готовила с любовью, вкладывая душу в каждое блюдо. Настя уплетала котлеты, время от времени поглядывая на Салмана, который рассказывал очередную смешную историю.
Когда ужин закончился, Лейла взяла меня за руку и сказала:
— Ты обязательно должна приходить чаще. Настя здесь счастлива, а ты… ты тоже заслуживаешь таких вечеров. Вспомни, жизнь — это не только работа и заботы.
Я кивнула, понимая, что она права. Лейла всегда была права. Этот вечер напомнил мне, что иногда можно позволить себе просто быть. Без страха, без тревог. Просто быть счастливой.
***
Рабочий день шёл своим чередом. Я собирала очередной букет, аккуратно укладывая алые розы в светлую упаковку, когда дверь магазина открылась, и я услышала звонок колокольчика. Подняв голову, увидела высокого мужчину, который не спеша осматривал витрину. Он приходил сюда уже не в первый раз, и я начала узнавать его издалека. Всегда сдержанный, спокойный, но с каким-то особенным теплом в глазах.
— Добрый день, — поздоровался он, подойдя ближе. — У вас, как всегда, прекрасный выбор.
— Добрый день, — ответила я с улыбкой, отложив букет. — Что-то особенное ищете?
— Да, хотелось бы собрать букет для благодарности. Что-то утончённое, но не слишком официальное, — он взглянул на меня, как будто ждал одобрения своего выбора.
Я задумалась, а потом потянулась к лилиям и белым розам. Они были свежими, ещё немного влажными от утреннего полива.
— Лилии и розы — классика, но с характером, — сказала я, пока доставала цветы. — Кому собираете букет, если не секрет?
— Просто хочу поблагодарить человека за помощь, — ответил он с лёгкой улыбкой.
Я кивнула, стараясь не слишком увлекаться разговором, но он продолжал наблюдать за мной, как будто в ожидании.
— У вас удивительная лёгкость, — заметил он, когда я начала упаковывать цветы. — Кажется, что вы не просто делаете букет, а создаёте что-то живое. Наверное, люди приходят сюда не только за цветами, но и за вашим теплом.
Я немного смутилась, но продолжала работу, чтобы скрыть свои эмоции. Обычно клиенты просто заказывали букеты и уходили. Но этот мужчина говорил иначе. Не торопясь, внимательно, с какой-то неподдельной искренностью.
Когда букет был готов, я протянула его ему, и он задержался на секунду, смотря на мои руки.
— Спасибо, — сказал он, принимая букет. — И ещё…
Я подняла взгляд, ожидая, что он скажет дальше.
— Я знаю, это, наверное, неуместно, но… можно ваш номер? — его голос был твёрдым, но в глазах читалось лёгкое смущение. — Мне хотелось бы увидеться с вами вне работы. Просто поговорить. Может быть, выпить кофе?
Я замерла, не зная, что ответить. Всё было настолько неожиданно, что на мгновение я потеряла дар речи. Он заметил моё замешательство и тут же добавил:
— Простите, если поставил вас в неловкое положение. Просто вы… производите впечатление человека, с которым хочется общаться. И я подумал, что, возможно, вы дадите мне шанс.