Ребенок для врага. Часть 2

КОСТЯ. 1 глава

Тогда.

___

Маргарита – или Марго, она позволила называть ее так, – целует меня совсем недолго – всего две или три секунды, – но за эти мгновения я успеваю ощутить сладкий вкус ее губ, впитать ягодно-коричный аромат женского парфюма, так подходящий заснеженным итальянским Альпам, и почувствовать, как приятно кружится голова...

Отпрянув и покраснев, девушка опускает глаза и бормочет:

– Простите, Костя... Это был порыв, эмоция... Вы мне вчера жизнь спасли, понимаете?! Я испытываю такую благодарность и... и не знаю, как правильно выразить ее словами!

Это я-то спас ей жизнь?! Начальник горнолыжной службы спасения и его парни, которые вчера несколько часов копались в завалах снежной лавины, покрутили бы у виска, услышав такое странное заявление.

Но у меня, конечно, нет никакого права спорить и переубеждать Марго. Если она считает меня спасителем – отлично! Мне же лучше. Значит, и вправду есть вероятность избежать суда и решить дело мирным путем. Вот только знают ли обо всем этом родители девушки? Я что-то сильно сомневаюсь.

– Я ценю вашу открытость и доброжелательное отношение, – говорю с улыбкой, стараясь не показывать своей растерянности.

Как ни крути, ситуация довольно необычная: не каждый день тебя целует девушка, родители которой хотят забросать тебя миллионными судебными исками и лишить бизнеса, репутации и денег.

– И все же, мне не стоило так поступать, – Марго прячет глаза.

– Я не в обиде, – говорю мягко, а сам думаю: да уж, не стоило. И дело не только в том, что нас могли поймать фотографы, но и в том, что в Москве меня ждет другая девушка – девушка, которая мне нравится, и с которой я хочу попробовать построить отношения...

Полине вряд ли понравится, если я расскажу ей, как целовался в командировке с другой девушкой.

Но и Марго, которая на меня явно запала, расстроится, если узнает, что я не одинок.

Вот такая дилемма.

– Я пойду к себе, – Марго оборачивается на домик, около которого мы стоим, и я киваю, протягивая ей ладонь:

– Конечно. Вы пережили такой стресс, вам нужно побольше отдыхать. Мы еще обязательно увидимся. До свидания.

– До свидания, – девушка улыбается и наконец скрывается за деревянной дверью гостевого дома, а я с облегчением выдыхаю.

Вот только облегчение это оказывается преждевременным: через несколько часов мой телефон взрывается звонками и сообщениями от родителей, адвокатов и прессы, потому что в каком-то местном интернет-издании появляются фотографии того, как мы с Марго целуемся.

– Ты что, с ума сошел?! Чем ты в этот момент думал вообще?! – орет мне в трубку отец, понятия не имеющий, что не я был инициатором этого поцелуя.

«Константин Григорьевич, как нам использовать новую информацию при построении линии защиты?» – сухо пишет в вотсап Мерджанский.

«Господин Бордов, пожалуйста, прокомментируйте ваш поцелуй с Маргаритой Киреевой, едва не погибшей вчера под снежной лавиной, сошедшей по вине вашего гостиничного комплекса», – вежливо просят многочисленные журналисты.

А я просто перевожу телефон в режим полета – и решительным шагом иду на посадку, потому что у меня вечерний рейс обратно в Москву. Родители и адвокаты остаются в Италии еще на несколько дней, а я возвращаюсь в столицу, чтобы решать поступающие проблемы прямо из головного офиса компании, а заодно – спасать Полину, над которой издевается собственная мать-алкоголичка... С фотографиями тоже придется разбираться, конечно, но это будет вопросом завтрашнего дня.

Добравшись до Москвы, я прямо из аэропорта беру такси до дома Полины: адрес я отлично помню, осталось только добиться, чтобы ее ненормальная мамаша открыла дверь квартиры...

К огромному моему удивлению, это происходит довольно быстро: видимо, заметив меня в дверной глазок и порядком разозлившись, женщина начинает звенеть связкой ключей – это отлично слышно даже снаружи квартиры, – а потом выскакивает на лестничную площадку и рычит:

– Опять ты! – при этом она брызжет слюной и вращает выпученными глазами, которые сползаются в кучу от очередной дозы алкоголя.

– Здравствуйте, Лидия Юрьевна, – говорю я спокойно. – Я приехал забрать Полину.

– Никакой Полины здесь нет! – огрызается женщина. – Проваливай!

– Я совершенно уверен, что она здесь, – настаиваю.

– Нет!

– Тогда вы будете не против, если я проверю? – спрашиваю только из вежливости, а сам уже спокойно захожу внутрь, оставляя обувь на пороге и пытаясь пройти дальше, но только Лидия Юрьевна меня не пускает, старательно пытаясь вытолкать обратно на лестничную площадку:

– Пошел вон, сосунок!

– Не нужно называть меня так.

– Костя?! – слышу я вдруг ошалевший и неверящий голос.

Оборачиваюсь: это Полина. Маленькая, тоненькая, дрожащая, как тростиночка на ветру. Растрепанная, заплаканная. Видно, что ее реально не выпускали из квартиры, заперли в четырех стенах, как пленницу.

ПОЛИНА. 2 глава

Последние сутки – это просто какой-то ад кромешный. Отец в очередной раз уходит из дома, не выдержав истерик пьяной матери, а она сама, ни на минуту не выпуская из рук бокал, запирает меня в своей комнате, куда обычно мне входить запрещено, при этом отбирает смартфон и ноутбук, а утром не разрешает даже пойти на учебу.

– Мам, ты вообще нормальная?! – возмущаюсь я. – У меня же пары! Мне нужно в колледж!

– Обойдешься сегодня без пар, – рыкает мать. – Небось договорилась снова встретиться там с этим своим?!

– Он уехал... улетел... – пытаюсь я объясниться, а она только усмехается:

– Но обещал вернуться?!

– У меня с ним ничего нет...

– И не будет, – говорит мать и с невозмутимым видом хлопает дверью перед самым моим носом, а потом поворачивает ключ в замочной скважине. Я сначала хватаюсь за ручку двери, отчаянно ее дергая и взывая к материнскому благоразумию, а потом бросаюсь к окну, при этом прекрасно понимая, что с третьего этажа не сбежишь, слишком уж высоко...

Я не могу связаться ни с Костей, ни даже с Милой или кем-нибудь еще из однокурсников, кто вызволил бы меня отсюда. У меня нет никаких средств связи. Как ни стремно это осознавать, но я заперта, взята в плен собственной матерью. А самое обидное во всей этой ситуации – у меня нет ни одного близкого друга или подруги, которые заметили бы мое исчезновение и попытались выяснить, что произошло и не нужна ли мне помощь.

Возможно, мне не стоило уходить из квартиры Кости, тем более что он сам предложил остаться, но... было бы это разумно? имела ли я право? что я могла бы предложить ему в ответ на такую щедрость?

Мать выпускает меня из комнаты только для того, чтобы я могла сходить в туалет и в душ, а поесть приносит прямо в комнату. Правда, полноценной едой это назвать довольно сложно: на ужин я получаю три разогретых в микроволновке сосиски, на завтрак – холодную и слипшуюся в единый комок перловку на воде, а на обед – порезанные дольками огурец и помидор... все! В принципе, я мало ем, так что голода особенно не чувствую, но все равно это неприятно и больно. Но я послушно ем то, что она дает, запивая это заварным чаем, и каждый раз пытаюсь убедить ее в том, что она ведет себя ужасно.

– Заткнись, – говорит она снова, а потом опять запирает меня в комнате.

Проходят почти сутки с момента, как я вернулась домой, вот-вот настанет время очередного ужина, а перед этим я прошусь в туалет. Мать нехотя выпускает меня, предварительно предупреждая:

– С унитаза – сразу в спальню, тебе ясно?!

– Да, – киваю я и иду в уборную, а через несколько мгновений вдруг слышу звонок в дверь и настойчивый голос Кости.

Когда я выхожу в коридор, он стоит в прихожей прямо напротив моей матери и пытается прорваться вглубь квартиры.

– Костя?! – вырывается у меня невольно.

Мужчина тут же поворачивается ко мне и улыбается:

– Привет.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я тихо, переводя испуганный взгляд с него на свою мать и обратно... Глаза у нее горят ненавистью! Боже, она ведь его сейчас просто убьет!

– Приехал за тобой. Ты не должна оставаться здесь. Собирайся.

– Я не могу... – может, и хочу, но не могу.

Костя смотрит на меня и повторяет тоном, не терпящим возражений:

– Собирайся немедленно.

– Она никуда не поедет! – заявляет моя мать, но Костя делает шаг ей навстречу и говорит ей прямо в лицо:

– Если вы попробуете ее остановить – я вызову полицию, а затем отвезу вашу дочь снимать побои, потому что совершенно очевидно, что вы дали ей пощечину... а может, и не одну. Хотите проблем с законом?!

Моя мать огрызается, но больше не пытается с ним говорить, вместо этого обращаясь ко мне:

– Только посмей, дрянь... – но я уже не слушаю ее, отправляясь сначала в спальню, а потом в кухню, где находится моя постель, быстро собирая необходимые вещи в сумку, а потом подходя к Косте с вопросом:

– Можно мне взять с собой Мисси? Пожалуйста. Боюсь, что моя мать ее голодом заморит или спьяну швырнет в нее чем-нибудь... – мужчина смотрит на меня непонимающим взглядом и хмурится, и я тут же спохватываюсь, поясняя: – Мисси – это моя кошка.

– А! – восклицает Костя. – Конечно, бери.

– Спасибо, – шепчу я и тут же подхватываю кошку под пушистое пузо. Мисси мяучит, сопротивляется, но стоит нам выйти за пределы квартиры – как она вцепляется когтями в мою одежду, прижимая уши и пряча мордочку у меня на плече. Мисси – очень домашняя кошка, переезд для нее – огромный стресс, но если я ухожу – я не могу оставить ее с матерью и отцом.

Повторяется сцена, случившаяся здесь же позавчера: моя мать пытается меня остановить, но мы с Костей спускаемся вниз, садимся в машину – правда, на этот раз такси, а не его собственный автомобиль, – и едем к нему домой.

– Это безумие, – говорю я, когда мы оказываемся в его квартире, и я наконец с облегчением выдыхаю, спуская на пол ошалевшую кошку.

– Держать свою взрослую дочь под замком – это то еще безумие, – соглашается Костя.

3 глава

Сейчас.

___

Костя целует меня очень быстро и рвано, всего каких-то пять секунд или даже меньше, но даже за такое короткое время в моей голове успевает пролететь миллион лихорадочных воспоминаний о нашем общем прошлом, о той прекрасной теплой весне две тысячи девятнадцатого года, где мы любили друг друга и, кажется, были счастливы, хоть и совсем недолго.

Я не успеваю ничего осознать, не успеваю ответить или отпрянуть, как он уже сам отпускает меня и делает два шага к стене за своей спиной, а в глазах у него – и боль, и ужас, и разочарование в собственной несдержанности. Он резким остервенелым жестом вытирает губы тыльной стороной ладони, словно хочет избавиться от вкуса моих губ, а потом качает головой:

– Вот черт!

– Тебе лучше уйти, – повторяю я тихо фразу, которую сказала еще до поцелуя, только теперь мой голос дрожит гораздо сильнее, а в уголках глаз начинают скапливаться слезы. Как только он выйдет за дверь моего номера – я разрыдаюсь. А пока – нужно держаться, держаться, держаться...

– Мне лучше уйти, – соглашается он, а потом заглядывает мне в глаза и, увидев там влагу, спрашивает: – Ты ведь не упадешь в обморок снова?

– Не упаду, – обещаю я то, что не должна обещать, потому что колени у меня подгибаются, а в глазах плавают черные точки.

– Я не должен был так делать! – восклицает Костя эмоционально. Как ни крути, а называть его Константином Георгиевичем я больше не могу. Это мой Костя... точнее – не мой, но такой же, как когда был моим. Горячий, шальной, не умеющий быть сдержанным в своих чувствах.

Зачем он сделал это?! Зачем он меня поцеловал?!

И как мне теперь с этим жить?!

– Все нормально, – бормочу заплетающимся языком, а сама отвожу глаза. – Иди к своей жене.

Напоминание о Марго становится триггером, спусковым крючком, и Костя взрывается, ударяя в стену кулаком и рыча:

– Зачем ты говоришь о ней сейчас?!

Я вздрагиваю и инстинктивно обнимаю себя руками:

– Прости, но это... это правда. У тебя есть жена. Иди к ней.

– Ты ведь даже понятия не имеешь, почему я с ней! – восклицает Костя. – Ты вообще ни о чем понятия не имеешь! – он фыркает и поворачивается ко мне спиной, чтобы уйти из номера. Какая-то часть меня хочет остановить его, протянуть руку, прикоснуться, продолжить прерванный поцелуй, но я знаю, что все это невозможно. Костя уходит – а я остаюсь стоять посреди своего номера, чувствуя, как по щекам текут слезы.

Мы действительно улаживаем несовпадение во вчерашних показаниях по поводу расчески и зарядного устройства, но с этого момента Костя меня избегает. Каждый день я вижусь только с Марго и своими няньками, а еще терпеливо веду жизнь беременного суррогата: сплю, ем, гуляю в правильное время в правильном месте, занимаюсь йогой и дыхательными практиками. Но через неделю мне назначают еще одно УЗИ – и выясняется, что Марго не может меня сопровождать: она простудилась, у нее температура, и разумеется, она не хочет со мной контактировать, чтобы не заразить. Вместо себя она посылает Костю – и он заявляется ко мне в номер за полчаса до приема у доктора, чтобы помочь собраться и добраться до больницы.

Чтобы не провоцировать его на необдуманные слова и действия, я только здороваюсь, а все остальное делаю молча, не глядя на него. Костя просто терпеливо ждет, а когда подходит время – спускается вместе со мной вниз, чтобы посадить меня в свой роскошный бугатти цвета морской волны.

Всю дорогу мы тоже едем молча, молча ждем приема, молча заходим в кабинет, когда называют мою фамилию, зато когда наконец оказываемся напротив медсестры, она мгновенно разрушает нашу тишину:

– Добро пожаловать! Вы – будущий папа?

– Да, – мрачно отвечает Костя, а я просто притворяюсь, что ничего не слышала, устраиваясь на кушетке и послушно задирая низ футболки.

– Отлично, – улыбается девушка, садится рядом со мной и берет флакон с гелем: – Сейчас будет немного прохладно... А вы поближе садитесь, поближе, – кивает Косте, который садится на свободную кушетку на противоположном конце кабинета. – Иначе как же вы увидите своего малыша?

Костя не слишком похож на мужчину, который мечтает увидеть на экране своего будущего ребенка, но делать нечего: он послушно перемещается ближе, так что теперь я лежу между ним и медсестрой.

– Ну что же, посмотрим... – протягивает девушка, улыбаясь, а потом опускает на мой пока что совершенно плоский живот датчик аппарата, принимаясь распределять им проводящий гель. На маленьком черно-белом экране тут же появляются пестрые всполохи, а колонки издают мерный стук.

Медсестра поясняет:

– Это бьется сердце малыша.

Честно говоря, у меня самой сердце пропускает удар. На первом УЗИ мне просто подтвердили беременность, это было быстро и беззвучно, сердцебиения еще не было, а теперь... внутри меня растет жизнь! Растет и бьется маленьким сердечком внутри моего тела!

– Результаты обычно объявляет доктор, но насколько я могу судить, сердцебиение очень ровное и четкое, – говорит девушка. – Уверена, малыш будет здоровым и крепким.

Я невольно бросаю взгляд на Костю: он замер, прилипнув взглядом к экрану. Медсестра тоже замечает это и улыбается:

КОСТЯ. 4 глава

Когда-то... да нет, не когда-то – это всего три года назад было! – мы с Полиной мечтали о детях, которых будем растить и воспитывать вместе. Мечтали о маленькой хорошенькой девочке, у которой будут такие же темные выразительные глаза, как у самой Полины. Мечтали о маленьком хорошеньком мальчике, который будет так же забавно морщить нос, когда смеется. А еще... еще мы мечтали, что у нас будет большой светлый дом где-нибудь на берегу реки или озера, и каждое утро мы будем просыпаться и всей семьей завтракать с видом на водную гладь и отражающиеся в ней облака.

Прошло три года – теперь Полина и вправду беременна. Она носит моего ребенка – благодаря аппарату УЗИ я отчетливо слышу, как уже сейчас бьется крохотное сердечко. Через восемь месяцев Полина родит маленькую хорошенькую девочку или маленького хорошенького мальчика, но что потом?! Ведь этот ребенок не будет нашим с ней. Он будет принадлежать мне и Марго, а Полина – как бы лишний элемент в этом уравнении. Просто суррогатная мать. Просто функция. Просто услуга. Мы купили ее яйцеклетку, мы арендовали ее тело, мы поместили ее в искусственно созданные идеальные, по мнению моей супруги, условия для вынашивания и рождения малыша. Но на самом деле, эта картинка не идеальна. На самом деле – все плохо.

Полина страдает от того, что вынуждена вынашивать ребенка для своего бывшего любимого мужчины, который предал ее, бросил и женился на другой... о какой счастливой беременности здесь можно говорить?! Я прекрасно осознаю свою вину и то, что сделал ей больно три года назад и продолжаю делать больно сейчас.

Марго пока не страдает, она на седьмом небе от счастья и не обращает внимания на детали, но если она узнает о наших с Полиной отношениях в недалеком прошлом и о том, что неделю назад я ее поцеловал, – ей тоже станет очень больно. А еще я обманываю ее... обманываю каждый чертов день. Я не люблю Марго – но вынужден говорить, что люблю. Три года назад я заигрался и женился на ней, надеясь спасти бизнес, рассчитывая, что это скоро закончится, что ее увлечение пройдет... Но этого не случилось. Марго полюбила меня всем сердцем – я точно знаю это, я это чувствую и вижу в ее взглядах и прикосновениях, – и мне самому тоже чертовски больно от того, что приходится ее обманывать. Марго – совершенно чудесная, замечательная девушка. Она заслуживает счастья и любви. Она заслуживает кого-то, кто будет с ней честным... и это точно не я, увы.

Я сам тоже страдаю. Мне тоже больно.

Но что я могу сделать прямо сейчас?!

Бросить Марго, причинив ей боль и подставив семейный бизнес? Ее мать простила меня и приняла в семью, но вот отец по-прежнему ненавидит и обещает подать в суд при первой возможности.

Обидишь Марго – засужу.

Будешь для нее плохим мужем или плохим отцом ее детям – засужу.

Попадешься на измене – засужу.

Посмеешь развестись с ней – засужу.

И так три года... Если честно, долгое время я воспринимал угрозы Германа Юзефовича, как неизбежное зло, с которым придется мириться, но теперь, когда в моей жизни снова появилась Полина, я имею все основания полагать, что если правда раскорется – наш с родителями бизнес и вправду полетит к чертям собачьим стараниями господина Киреева. Он безумно, маниакально любит свою дочь – и ради нее готов и горы свернуть, и убить...

– Вы в порядке, господин Бордов? – заботливым тоном спрашивает у меня медсестра, и я вздрагиваю, с трудом выпутываясь из своих тяжелых мыслей и возвращаясь к реальности, где мерно пикает аппарат УЗИ.

– Да, все нормально, – криво улыбаюсь, а потом замечаю на себе внимательный взгляд Полины. Как только я поворачиваюсь к ней – она отводит глаза. Я вздыхаю и поднимаюсь с места: – Подожду в коридоре.

– Вы уверены, что не хотите... – начинает медсестра, а я ее перебиваю:

– Уверен, – и действительно выхожу за дверь кабинета.

В коридоре я сажусь на стул и хватаюсь за голову руками, крепко сжимая пальцами виски... до боли.

То, что я сделал на прошлой неделе, этот поцелуй, – он как будто случился только что. Стоит мне увидеть Полину, почувствовать запах ее волос, – все, у меня сносит крышу. Воспоминания накрывают лавиной. Тот поцелуй был ошибкой – но при этом он был так ожидаем и логичен. Я бы и сейчас поступил так же... снова, и снова, и снова.

Но пока ребенок не родится – ничего нельзя предпринимать.

Что же мне делать?!

Я отвожу Полину обратно в Москву-Сити, оставляю в ее номере, а сам поднимаюсь на этаж выше, в пентхаус, принадлежащий нам с Марго. Моя супруга вчера вечером почувствовала себя приболевшей, а сегодня и вовсе затемпературила и потому осталась в постели. Вот и сейчас – я захожу в спальню, а она лежит под одеялом и смотрит с планшета какой-то турецкий сериал, потягивая через трубочку апельсиновый фреш.

– Привет, – говорит она хриплым голосом.

– Привет, – улыбаюсь я и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в висок. – Как себя чувствуешь?

– Намного лучше, чем утром, – признается девушка.

– Но с голосом у тебя все равно беда... Горло болит?

– Немного, – Марго кивает и прокашливается. – Но это все неважно. Как прошло УЗИ? Как Полина?

– Доктор сказал, что все в полном порядке, – рассказываю я ей.