Ребенок от мажора

1

— Ба, как у вас дела? Как Алиска? — спрашиваю, оглядываясь по сторонам в поисках нужного кабинета, и от досады хочу завыть. Это не университет, а какие-то катакомбы!

— Встали сегодня в шесть, кашу съела, сейчас в манеже играет, — отчитывается бабуля бодрым голосом. — Дед уже ушёл на работу. Тебя когда ждать?

— Сегодня по расписанию три пары, — вздыхаю, переворачивая руку, и смотрю на время на фитнес-браслете.

Опоздала всего на пятнадцать минут, а в коридорах уже ни одной живой души, чтобы спросить в какую сторону двигаться. Я жутко устала на работе, у меня гудят ноги, и от недосыпа раскалывается голова. Последнее, чего мне хочется — это заблудиться и не попасть на пару, ради которой я сюда притащилась. Могла бы быть сейчас дома и тискать свою сладкую сонную булочку, а потом завалиться вместе с ней на обеденный сон.

— Алиска, вынь изо рта! Тьфу! — кричит бабуля, а я слышу заливистый смех дочери: опять хулиганит. — До инфаркта прабабку доведешь!

— Мне приехать? — Нервно дëргаю лямку рюкзака, отчего он сваливается к моим ногам.

Что бы я ни делала в данный момент, как бы ни была занята, каждый день испытываю огромное чувство вины за то, что оставляю дочь с её прабабушкой. Бабуля ещё довольно энергична и хорошо себя чувствует для своих шестидесяти трех лет, но справляться с полуторагодовалым ребёнком один на один весь день проблематично даже мне, а мне всего двадцать.

— Вот ещё! Всё у нас нормально! Учись давай!

Бабушка бросает трубку, не прощаясь. Смотрю на экран телефона, на котором изображено улыбающееся в оба имеющихся зуба личико дочери, и чувствую острое чувство досады.

Я должна быть рядом с ней и не пропускать ничего, связанного с ней: ни одного важного открытия, ни одного момента нового дня. Вместо этого, сразу после работы, последние несколько дней я отправляюсь в универ.

Бабушка настояла на том, чтобы я вернулась к учёбе. Я и сама понимаю, что мне это нужно. Не всегда же я буду работать официанткой в ночном клубе? Надеюсь, что не всегда.

Выдыхаю и набираю сообщение единственной одногруппнице, с которой успела подружиться и обменяться номерами телефонов за первые три учебных дня.

“Катя, я не могу найти нужную аудиторию!!!”

Ответ приходит через пару секунд:

“Я тоже!”

Просто отлично.

Если староста группы заблудилась, а она обычно всё всегда знает, что говорить обо мне. Зеваю, прикрыв рот ладонью, и устало тру глаза. Ночные смены всегда даются мне тяжелее всего. Особенно сейчас, когда наступила учеба.

Два с половиной года назад я забеременела от своего бывшего одноклассника, и моя жизнь кардинально изменилась. Школьный выпускной был волшебным, ночь после него тоже. Я была влюблена и счастлива. Самый популярный парень в параллели обратил на меня внимание в середине одиннадцатого класса. Мне казалось, что у нас впереди вся жизнь и мы будем вместе всегда. Первая любовь — лживая сука.

В итоге при первых возникших трудностях Никита исчез, а розовые очки, через которые я смотрела в будущее, разбились. Ребёнка я оставила, лишившись при этом поддержки родителей и своих немногочисленных друзей.

Я мечтала и грезила об университете два последних года и не думала, что когда-нибудь смогу вернуться в родные стены и продолжить обучение, но этим летом всё сложилось. Сдала нужные предметы, договорилась с последующим трудоустройством, через бабушкиных знакомых и поступила на бесплатное место. Это стало решающим фактором. Бабушка, моя святая женщина, взяла на себя заботу об Алиске, дедушка меня поддержал. Что подумают другие, меня не волнует.

Провожу ладонью по шершавой поверхности стены, отделанной серой декоративной штукатуркой. Этот корпус совсем новый, пахнет краской и кое-где по углам ещё валяется строительный мусор. Видимо, не всё успели доделать и убрать к началу учебного года. Именно поэтому на дверях отсутствуют таблички с аудиториями, что усложняет поиск нужной.

Вздохнув и подняв с пола свой сиреневый рюкзак, отталкиваюсь от стены и, медленно переставляя ноги, иду по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за закрытыми дверями. Я сейчас на третьем этаже из четырёх возможных. Интуиция подсказывает, что моя группа и преподаватель находятся где-то здесь.

Из-за ближайшего поворота выходит мужчина средних лет с зажатым под мышкой кожаным портфелем. Останавливается и прищуривается, завидев меня.

— Прогуливаем? — спрашивает строго.

— Нет, — отвечаю, испуганно озираясь по сторонам, и дергаю за ручку ближайшую дверь. — Опаздываю.

Дверь оказывается не заперта. Забегаю внутрь в надежде, что дотошный препод пройдёт мимо и я дальше продолжу свои, похоже, бессмысленные поиски одногруппников.

Но этот мужчина протискивается в дверь следом за мной и, подпирая мой рюкзак своим пузом, указывает на свободное место в аудитории, предлагая мне его занять.

Блииин.

Мысленно стону и, вяло улыбнувшись, разворачиваюсь к затихшей аудитории.

Одного взгляда мне хватает, чтобы выяснить — я точно попала не туда. Во-первых, у меня возможно и плохая память на лица, эти люди точно не мои одногруппники, а во-вторых, они все выглядят на пару лет старше, чем те, с кем я теперь учусь вот уже три дня.

2

Все оставшиеся до перерыва тридцать минут у меня жжёт затылок, и дёргается правый глаз. Нервно грызу кончик ручки, иногда записывая совсем не нужную мне лекцию. Когда он успел вернуться? Судя по всему, давно, а я как-то пропустила этот факт и при поступлении выбрала именно этот университет. В городе есть ещё три и, если бы я знала, что Никита Волков будет учиться в одном из них, обошла бы его стороной. За километр! А может, и за два! Потому что я его ненавижу. Да, вот так вот категорично. Он трус и до мозга костей сын своих гнилых родителей. Остается надеяться, что нашей дочери достанется больше моих мозгов, чем его. Гены распределяются пятьдесят на пятьдесят, но, может, есть шанс... хоть крошечный?

— Куда спешишь, Белоснежка? — слышу за спиной голос друга Волкова.

Он теперь от меня не отстанет?

Наспех хватаю свои вещи и выбегаю в коридор спустя пару секунд после звонка на перемену. Оглядываюсь по сторонам. Так, куда мне там?

— Эй!

Мне стоит убраться от этой группы как можно дальше.

Пульс зашкаливает, в висках болезненно пульсирует.

— Романова! — другой голос.

Знакомый, до мурашек. И ненавистный, до горечи разочарования...

Перебираю ногами быстрее, стараясь никого не сшибить и ни в кого не врезаться. Меня больно толкают в плечо, и я отскакиваю к стенке. Потираю ушибленное место и поднимаю свалившийся на пол рюкзак.

Коридор полон вывалившихся с пар студентов, они плотным нестройным потоком медленно бредут к лестничным пролëтам. Мне нужно туда же. Где у нас находится следующая пара, я, слава богу, в курсе! Плутать по коридорам сегодня больше не придётся, а на будущее лучше найти где-нибудь карту университета и подписать все нужные аудитории. Да, это отличная идея!

— Полина!

Да чтоб тебя!

Заворачиваю за угол и быстро сбегаю по лестнице. Только оказавшись в холле первого этажа, перевожу дух и, трусливо спрятавшись за колонну, убираю с губ прилипшие волосы.

Сердце грохочет так, что чувствую его в районе горла, а в самом горле сухо как в пустыне.

Если Волкову хватит наглости требовать встреч с Алиской, я ему откажу. Я ведь имею право? Хотя с чего ему проявлять интерес к дочери, которую он никогда даже в глаза не видел? Он просто исчез из моей жизни. Из наших жизней. Не отвечал на звонки и сообщения. Я даже домой к нему ходила.

Морщусь как от удара. Не хочу вспоминать то время... Встречу с его матерью, а потом и с отцом. Совсем не хочу.

— Вот ты где!

Вздрагиваю и медленно оборачиваюсь на тихий голос, но это всего лишь Катя. Моя новая знакомая и староста группы, в которой я теперь учусь. Она прижимает к груди журнал посещаемости и смущенно улыбается.

— Я тебя напугала? Ты чего тут? Прячешься? От кого?

— Нет, — вру, а сама поглядываю украдкой по сторонам, знакомого лица не вижу и медленно выдыхаю, вешая на губы ответную улыбку. — В столовую хотела зайти.

— Идём, я бы тоже чего-нибудь съела.

— Ты поставила мне пропуск на прошлом занятии? — уточняю, закидывая на спину рюкзак.

Он жутко неудобный и тяжелый. Я так спешила на пару, что забыла выложить и оставить в машине свою рабочую форму. Теперь таскаю её с собой. До машины обратно идти прилично. Около университета уже не было свободных парковочных мест. Надеюсь, мою старушку не утащит эвакуатор.

— Пары не было. Мне из деканата позвонили минут через двадцать после начала. Преподаватель заболела. Я тебе писала.

— Да? — Ощупываю карманы джинсов в поисках телефона и хлопаю себя по лбу.

Потеряла, идиотка!

Надеюсь, он остался в той проклятой аудитории, а не выпал где-то по пути моего кросса в коридоре. Или выпал... когда меня чуть не сбил с ног тот бритоголовый бугай.

— Я, кажется, телефон потеряла, — произношу сипло и останавливаюсь.

— Дать позвонить? — участливо спрашивает Катя, доставая из своей коричневой сумки телефон последней модели.

Хмурю брови, окидывая Катю оценивающим взглядом. С виду обычная скромная девочка, без надутых губ и брендовых вещей. Она этим мне и понравилась, что мы вроде как в одной социальной лодке. Но мой телефон со мной уже четыре года. Прошёл полёт в стену и замену экрана. Был утоплен дочерью в миске с супом и спасён премудростью из интернета: засовыванием его в стакан с сухим рисом.

— Папа подарил на день рождения, до сих пор к нему не привыкну, — бормочет Катя, заправляя волосы за уши, словно чувствует себя виноватой за такую дорогую вещь.

— Ааа, — тяну понимающе.

И да, у меня предвзятое отношение к людям, которые обладают властью и достатком. Можно сказать, я совсем не толерантна. Один раз обожглась, да так сильно, что теперь на сердце рубец, который никак не может зажить. Потому что я каждый день смотрю в личико своей дочери и ощущаю горечь предательства любимых людей. Деньги, особенно если они достались тебе легко, кружат голову и заставляют забыть о многом. Например: о чувствах, о долге, о семье, о собственном ребёнке.

Отвернувшись от Кати, делаю дозвон на свой номер. Гудки идут, а я нервно кусаю губу. Чувствую металлический привкус на языке и прекращаю истязать собственный рот. Новый телефон никак не входит в мои финансовые планы. Алиске нужен новый комбинезон на осень, ботиночки, и я хотела отвести её к массажисту. У неё немного кривит при ходьбе левая нога, и врач в поликлинике посоветовал толкового специалиста.

3

Плутая дворами, иду в сторону парковки, на которой оставила свою “старушку”. По факту машина дедушкина, у меня своего ничего нет. Лишь Алиска полностью моя от розовых пяточек до жидких светлых волос. Мы купили машину полгода назад, когда я успешно сдала на права. В моих планах на жизнь права стояли где-то очень далеко, и я не думала, что когда-то сама буду ездить за рулём. Но постоянно мотаться на работу из посёлка, в котором мы сейчас живем, утомляло. Двадцать километров от города, пока дождешься рейсового автобуса в это непопулярное направление, можно успеть состариться, а зимой ещё и превратиться в ледышку. Детская поликлиника Алисы тоже находится в черте города, поэтому было решено взять кредит и приобрести старую, видавшую виды “десятку”.

На ходу достаю телефон и набираю Виту, свою лучшую подругу ещё со школы. Мы не виделись уже очень давно, ограничиваясь лишь короткими переписками в социальных сетях и мессенджерах. Когда рожаешь ребенка в восемнадцать, а все твои подружки привыкли к другому образу жизни, нет ничего удивительного в том, что вы отдаляетесь. Постепенно общих тем для разговоров становится всё меньше. Она только поступила в самый престижный вуз в городе, а я училась менять подгузники и правильно держать новорожденного. До Алиски я вообще таких маленьких детей на руки не брала.

— Вау! — раздаётся вместо приветствия с той стороны трубки. — Я уже забыла, как ты выглядишь, Романова!

Смеюсь, отпирая дверь машины и забираясь внутрь. Пахнет хвоей и остатками утреннего кофе. Беру стаканчик, в котором болтается недопитая коричневая жижа, и выбираюсь обратно на улицу в поисках урны.

— Привет, Виталик.

Вообще, подруга ненавидит, когда я её так называю. Она гордо носит красивое длинное имя Виталина и обладает незаурядной внешностью ему под стать. Красивая и высокая, с модельными параметрами и таким же модельным лицом. Которое она за последний год немного усовершенствовала, подколов в тонкие от природы губы какую-то штуку, название которой тут же вылетело из моей головы. Зато в памяти навсегда засела её фотография с новыми губами через пару часов после процедуры.

— Я так соскучилась, Поля! У меня столько новостей, — тараторит Вита. — Давай увидимся или сходим куда?

Раз много новостей, почему не позвонила первая? Ругаю себя за такие мысли и добродушно отвечаю:

— Мне завтра ко второй паре, можем позавтракать в городе. Или приезжай к нам. На Алису посмотришь.

Виталина не только моя лучшая подруга, но ещё и крестная мама моей дочери. Правда, при этом она Алису последний раз видела около девяти месяцев назад.

Витка молчит пару секунд, а потом быстро говорит:

— Лучше в центре. У меня мерс сейчас на техосмотре, отдадут только послезавтра. А такси к вам туда ждать слишком долго.

— Ладно, — хмурю брови, смотря на то, как какой-то дебил на чёрном “кайене” блокирует мне выезд, раскорячившись на весь небольшой дворовый проезд, в котором я припарковала машину. — Позвоню тебе завтра, у меня тоже есть пара новостей.

— У Алисы вырос новый зуб или она научилась разговаривать на понятном человечеству языке? — смеётся подруга.

Мне совсем не смешно. Скорее, досадно, что один из самых близких мне людей, позволяет себе такие шутки. Уже не знаю, стоит ли ей рассказывать о Волкове. Неприятный червячок сомнения жрёт моё подсознание. А может, она вообще знала о том, что он вернулся? Просто не сказала?

Что за глупости? Нет. Вита никогда бы так не поступила. Она знала, как я была влюблена в Ника и как тяжело переживала его исчезновение. Мы вместе ходили в клинику, куда я, гонимая страхом, пришла делать аборт, и откуда ушла с первой фотографией Алисы, на которой она всего лишь точка размером с фасолину.

— До завтра, — говорю поспешно.

Из черного “кайена” вывалился уже знакомый мне друг Волкова и, по всей видимости, он никуда не спешит. Привалился к сверкающему боку своей тачки и поглядывает в мою сторону с явным интересом.

Глубоко вздохнув и отбросив волосы за спину, иду к своей машине.

— Какие люди... Сбежавшая с пар Белоснежка. Ну и где твои семь гномов? — улыбается парень, крутя на пальцах брелок с ключами.

Мои брови ползут вверх.

— Хочешь стать одним из гномов? — усмехаюсь и киваю на свою машину. — Ты перегородил мне проезд.

— Неа, гномом не хочу, — продолжает скалить зубы парень. — Я тяну на прекрасного принца. Спасу тебя из лап дракона, и ты в благодарность отдашь мне свою девственность.

Кажется, от моего громкого хохота с близлежащих деревьев взлетают птицы. Это ж надо иметь такое самомнение. Мне даже становится интересно. Приваливаюсь бедром к двери “кайена” и, сложив руки на груди, спрашиваю:

— У тебя что, десятый разряд по подкатам?

— Да я книгу по ним написал, — говорит парень и поигрывает бровями.

Он бесспорно хорош собой, но совершенно не в моём вкусе. Думаю, стоит ли ему об этом сообщить? Закусываю губу и рассматриваю наглого друга Волкова. Русые волосы небрежно зачëсаны назад, в лучших традициях парней с картинок. Смеющиеся серые глаза обрамлены шикарными ресницами, которым позавидовала бы любая девчонка. В вороте его футболке видны татуировки и это меня сразу отталкивает. Неформалы не в моем стиле, несмотря на широкие плечи, обтянутые серой тканью, и высокий, хотя и не слишком, рост.

4

— Ты вовремя, — облегченно вздыхает девушка, с которой я сегодня работаю в смене.

Отхожу в сторону. Её руки заняты грязными тарелками и пустыми бутылками из-под дорогого алкоголя. Ого! Сегодня кто-то решил шикануть, а ведь только четверг. Самые загруженные дни у нас — выходные, и чаще всего я стараюсь выходить на работу именно в эти дни. Большой поток людей означает больший заработок.

Сейчас у нас два человека на больничном и острая нехватка сотрудников, поэтому я взяла себе несколько дополнительных смен.

— Полно народу? — удивляюсь.

Обычно четверг у нас проходной день, маленькая репетиция перед выходными. Без толпы и шумных компаний, единичные клиенты. Смены не до утра, а всего лишь до двух ночи. С одной стороны, это даже удобно, но с другой... Короче, всё опять упирается в деньги. Зарплатная ставка официантки в клубе не самая большая, всё решают чаевые.

— Ага! Не хватает людей. Анна уже хотела вызывать кого-нибудь на помощь. Но... — Зоя понижает голос до шëпота, — сегодня прямо какой-то золотой дождь! Отваливают такие шикарные чаевые, что я решила: мы с тобой отлично справимся вдвоём. Знаю, как тебе нужны деньги, и я уже сняла двухнедельную зарплату...

— Правильно решила, — говорю ей и иду быстрее в сторону подсобки — переодеваться.

Здешняя форма официанток это... что-то с чем-то. Когда я впервые увидела во что одеты местные девочки, захотела развернуться и уйти из этого “злачного” заведения — так зовёт его моя бабушка — как можно дальше, не дожидаясь собеседования. Видимо, униформа призвана привлечь больше клиентов, в основном, конечно, мужского пола, ведь парни у нас не одеваются в короткие шорты и рубашки, которые мы завязываем узлом чуть выше пупка.

Усмехаюсь. Я бы посмотрела, как наш бармен ходит в чём-то таком плюс каблуки. После смены ноги просто отваливаются! Хорошо, администратор разрешает после двух часов ночи закинуть босоножки в дальний угол шкафчика и переобуться в балетки. Сегодня такой роскоши не будет. Зато я рассчитываю на отличные чаевые, которыми, как красной тряпкой перед носом быка, помахала Зоя.

— Поля!

Клуб-бар “Бессонница” совсем новый, но его уже облюбовала публика. Открыл его какой-то нездешний бизнесмен. Я видела его лично всего один раз и то мельком, в основном здесь заправляют всем арт-директор Виктор и администратор Анна. Штат небольшой, но коллектив собрался дружный и сплочëнный.

— Иду!

Быстро натягиваю на себя чёрные атласные шорты и такого же цвета и фактуры рубашку. Сверху застегиваю её почти на все пуговицы, лишая возможности клиентов заглянуть мне в душу, когда я буду наклоняться над их столом, во избежание пошлых шуточек и сальных взглядов. Около зеркала крашу ресницы и подвожу глаза чёрным карандашом, который в конце смены обычно размазывается в потëкшие смоки айс. Губы обвожу алой помадой и вешаю на шею чёрный чокер.

У здешнего хозяина странный вкус....

— Красотка, — бормочу, глядя на себя и стараясь опустить узел на рубашке как можно ниже.

Интересно, Алиска узнала бы меня в таком виде или сразу принялась бы истошно орать? Она первое время жутко кричала, когда я после ванны заматывала волосы в полотенце. Не признавала. Сейчас тоже относится с подозрением, если я вдруг решаю подкрасить глаза или брови. В обычной жизни я почти не крашусь. Как-то времени не хватает, всё бегом. Да и не до этого мне по большей части.

— Вот это ноги, блин... — первое что слышу, когда выхожу в зал. — Девушка, вы не хотите обслужить... наш стол?

Вечер начинается.

Спокойствие, Полина.

Это твоя работа, и ты получаешь за неё деньги. Иногда очень даже хорошие деньги! Уговариваю себя, как могу, вежливо улыбаюсь кучке клиентов слегка за сорок пять в сопровождении девушек примерно моего возраста. Мужчина с выпирающим животом, похожим на девятимесячный, похотливым взглядом пожирает мои голые лодыжки. К горлу подкатывает ком отвращения. Его спутница по-хозяйски кладет руку ему на бедро и смотрит на меня недобрым взглядом.

Да ухожу я уже, ухожу. Не имею совершенно никаких видов на твоего “папика”.

— Ваш стол закреплён за другим официантом, но я передам, чтобы к вам подошли, — говорю с улыбкой и направляюсь к бару.

— Очень жаль, мы бы предпочли вашу компанию, — летит мне в спину.

Боже... Шевелю ногами быстрее, ругая слишком высокие каблуки. Какой только контингент не встретишь...

— Сегодня будет жарко, — вместо приветствия говорит Колян, наш бородатый бармен.

На голове у него чёрная бандана, из-под которой в разные стороны торчат рыжие волосы, борода у него, кстати, тоже рыжая. Колоритный чувак и единственный, кому плевать на здешний дресс-код.

— Я готова, на улице как раз похолодало, — говорю, пробегая глазами по рабочему планшету.

Присвистываю. Посадка сегодня плотная, а сейчас всего лишь девять часов вечера. Алиска в это время уже сладко спит, а бабушка с дедушкой отдыхают, уложив в кроватку нашего крикливого монстрика. Сегодня пар в универе было мало и перед этим была не моя смена, поэтому чувство вины за то, что я уделяю мало времени своему ребенку, меня почти не гложет. Почти. Сложно каждый день уходить от моей пухленькой сладкой булочки. Как-то ещё до появления дочери я прочитала фразу, которая плотно засела в моём мозгу и смысл которой в полной мере я поняла, только став мамой:

5

“Восемь месяцев назад... Скучал…”

Фраза пульсирует в моём мозгу, не уступая ноющей боли в ноге, которую, как и предвещал Волков, затянули в лангетку.

Где ты был, Ник? Где?

Так сильно скучал, что не потрудился даже найти? Нас... с Алиской.

С горечью понимаю, что он, скорее всего, ничего о ней не знает. Не знает, что у меня есть ребенок от него. Возможно, он никогда не получал от меня тех сообщений и не видел пропущенных звонков. Живёт в неведении, что где-то недалеко бегает часть его самого. Учится ходить, говорить, познаëт мир. Не знаю как для мужчин, а для меня это была бы большая потеря, узнать, что я столько пропустила в жизни собственного ребенка.

Рассказать ему? А поверит ли? Если только заикнëтся о проверке на отцовство, больше никогда не подпущу его к дочери.

Мысли обиженной женщины? Возможно.

У меня уже нет сил спорить с собственной гордостью. Каждая встреча с Никитой — это как обжечься утюгом. Несколько секунд резкой боли, а потом мучительно печёт и напоминает об ожоге ещё очень долго.

Закусив губу и прижавшись к холодному стеклу окна в такси, решаю, как поступить.

Его мамаша хорошо постаралась, спрятав сына на другой конец земного шара, подальше от нас. Думала, деньги заставят меня молчать и сделать аборт. Только я выбросила пухлый конверт, который получила от четы Волковых, в ближайшую же урну около их дома. На аборт пошла из-за трусости и растерянности перед будущим. Когда тебе восемнадцать, и внутри начинает расти новая жизнь, это очень меняет все планы на жизнь. Не знаю, есть ли те, кто не испугался в такой момент. Я не одна из них. Я испугалась.

Вовремя одумалась и со стыдом вспоминаю минуты слабости, но да, они у меня были.

Прикрываю глаза от усталости, потому что эта ночь выдалась длинной. Сначала работа, мажор, потом травмпункт. Теперь мне хочется только упасть на кровать и забыться сном. Желательно без сновидений.

Утром следующего дня я просыпаюсь оттого, что маленькие ручки дочери пытаются снять с меня скальп. Она запускает пальчики в мои волосы и с силой тянет на себя. Сонно пытаюсь отползти от неё подальше, но эта проказница не настроена так легко отдавать свою новую игрушку.

— Алиска, что творишь? — ворчу, забирая у неё свои нерасчесанные пряди волос.

Видимо, уже и не расчесать, так запутала их дочь. Вчера, когда я вернулась, она уже давно сладко спала и не проснулась, пока я, совсем не тихо со своей больной ногой, пробиралась в нашу небольшую комнату.

— Бу! — хихикает она, ложась мне прямо на лицо.

Обнимаю маленькое теплое тельце, пахнущее ванильными булочками, и дую ей на шейку, вызывая приступ детского неконтролируемого хохота.

— Ах ты, проказница! — Принимаюсь легонько щекотать её бока, пока она не начинает повизгивать и хрюкать от смеха.

Сажусь на кровати и, положив дочь между своих широко разведëнных ног, смотрю, как она катается колбаской из стороны в сторону, продолжая посмеиваться и поддразнивать меня пальчиками ног.

— Бабушка твоя где? Пойдём поищем?

Пойдём — это, конечно, громко сказано. Пытаюсь сползти с кровати, закусив губу. Мне срочно нужно обезболивающее, даже больше, чем утренняя доза кофе. Вчера я вернулась домой около полуночи, а сейчас только шесть. Алиска никогда не отличалась долгим сном по утрам. Зато она быстро засыпает по вечерам и долго спит днём после прогулки. Везде есть свои плюсы.

Наша с дочерью комната находится на первом этаже, бабушка с дедушкой переехали наверх. Когда я перебралась жить к ним, второй этаж использовался больше, как склад и был мало пригоден для жилья. Нельзя сказать, что у нас какой-то особняк на двести пятьдесят квадратов. Обычный дом. Есть газ и центральное отопление несмотря на то, что живем мы в поселке, отдаленно напоминающем деревню. Близость к городу в этом вопросе решает многое. А ещё летом можно сразу после пробуждения выйти с чашкой кофе во двор. Босиком и в пижаме. Алису я обычно сажаю в песочницу рядом с молоденькой березой, она у меня просто фанат песка. Особенно любит пробовать его на вкус, но каждый раз он её не устраивает.

Прохожусь мягкой расческой по волосам дочери и, таща за собой ноющую ногу, иду к двери.

— Батюшки! — восклицает бабушка, завидев нашу парочку. — Где тебя так угораздило?

— На работе, — отвечаю хмуро.

Алиска бежит к ней, переставляя пухлые ножки, и что-то лопочет.

— Ам! Ам! — говорит дочь, показывая на свой стульчик.

Бабуля подхватывает её на руки и сажает на него, предварительно поставив перед ней тарелку с кашей. Алиса у нас дама самостоятельная, ест исключительно сама, даже если в рот при этом ничего не попадает.

— Кофе не осталось? — спрашиваю.

Тоже сажусь и вытягиваю вперед больную ногу. Мне дали больничный на неделю. Администратор была не очень довольна, когда я озвучивала ей это по телефону. Людей и так не хватает. Сама я тоже недовольна. Потому что, выпав на неделю из привычного графика, мне будет тяжелее возвращаться в рабочее русло. А ещё учеба. Не знаю, как я буду ездить на пары. Всё пошло наперекосяк. Мне хочется добавить, что из-за Волкова. Но головой-то я понимаю, что, по крайней мере, здесь он совсем ни при чём.

6

— Как новенькая! Я же говорил — до свадьбы заживëт, — усмехается молодой травматолог, рассматривая мои снимки. — Можете опять взбираться на высоченные ходули, только постарайтесь с них больше не падать и к нам не попадать. Печать на выписку можно поставить на втором этаже. Там же есть аптека, я рекомендую каждому иметь в своей аптечке вот эту мазь. Пригодится.

В субботу в городском травмпункте не протолкнуться. Я просидела в очереди на рентген сорок минут, в совершенно непривлекательной компании, состоящей из бомжей с пробитыми головами и гостей из ближнего зарубежья с переломами конечностей. Успела пожалеть, что отпустила дедушку. Он предлагал зайти со мной внутрь больницы. Они с бабулей и без того для нас с Алисой много делают, потому я решила сегодня пройти везде одной. Да и что может случиться?

— Спасибо большое, — говорю, забирая свою карту и стикер с назначениями.

Прошло полторы недели с момента моего вывиха с растяжением. Этот же молодой травматолог принимал меня прошлый раз. Услышав историю о том, как я получила травму, он непрофессионально рассмеялся. И сказал, что случай весьма распространённый. Недаром я ненавижу каблуки. Красиво постоять или посидеть в них ещё можно, но ходить постоянно — на это нужен особый талант. На работе уже предупредила администратора о том, что в ближайшую свою смену я проигнорирую этот элемент рабочего дресс-кода.

— Могу ещё выписать направление на ЛФК. Будете ходить? — несётся мне в спину.

Хватаюсь за дверную ручку и оборачиваюсь.

— Слишком далеко до вас ездить. Спасибо, — благодарю врача ещё раз и, кивнув, выскальзываю в душный больничный коридор.

— Наконец-то, — ворчит женщина из очереди, которая занимала за мной. — Что там можно так долго делать?

Как будто в государственных клиниках когда-то всё делали быстро. В нашей — точно нет. Здесь недалеко отстроили огромный новый больничный корпус, куда можно попасть только по большому блату, которого у простых смертных просто нет. Он соединён с основной больницей большой “стеклянной кишкой”, то есть переходом. Я слышала, как персонал между собой его так называет.

Построен корпус, кстати, на деньги старшего Волкова. Может быть, поэтому его портрет висит почти в каждом кабинете вместе с портретом нашего президента?

Хмурюсь, замедляя шаг, пропуская вперёд группу людей в белых халатах.

После встречи с Никитой фамилия Волков преследует меня постоянно. Два года я жила спокойно, а теперь дëргаюсь даже от собственных мыслей при упоминании о бывшем или его семье.

На лестничном пролёте торможу, около перехода образовалась пробка из людей. Из лифта выкатывают инвалидную коляску, и мы все пропускаем её. Воспользовавшись этой заминкой, убираю в рюкзак свою карточку вместе со снимком и, сжав в кулаке стикер с названием мази, поднимаю голову.

В гуле голосов слух улавливает знакомый тембр, на каких-то неведомых инстинктах оборачиваюсь в поиске его источника. Около женщины в инвалидной коляске стоит Никита и разговаривает с пожилым мужчиной-врачом. Он поднимает руку и треплет собственные волосы, а вторую опускает на плечо женщины.

— Девушка, отойдите пожалуйста, — раздается над ухом, и я, вздрогнув, поспешно освобождаю дорогу стайке медсестёр.

Жмусь к стене и опять смотрю в сторону Волковых. У меня нет никаких сомнений, что в коляске рядом с Никитой сидит женщина, по вине которой Алиса носит мою фамилию и отчество от имени моего деда. Она мало похожа на себя прежнюю. Худая и осунувшаяся, с бледным цветом лица, который особенно выделяется на фоне смуглой кожи Никиты. Её он унаследовал от своего отца. Женщина мечется взглядом по коридору, и мы встречаемся с ней глазами. Точно такими же, как у моей дочери. Карими. Самый теплый и уютный цвет глаз. Мне всегда казалось, им обладают лишь добрые, честные люди.

Мои ладони холодеют, а сердце в груди разгоняется с новой силой. Теперь никуда не ступить в этом городе без Волковых? Везде они.

Сглатываю.

Она всё смотрит. Не отрываясь. В её глазах появляется лихорадочный блеск, и она облизывает сухие губы. Трогает Никиту за руку и что-то говорит.

Мне бы убраться отсюда как можно скорее, но вместо этого я просто стою и смотрю на разворачивающуюся передо мной сцену разговора матери и сына. Стою и чего-то жду. Видимо, того момента, когда Никита вдруг поднимает голову и, пробегая глазами по толпе, находит меня.

***

Наконец выхожу из ступора и начинаю двигаться, одновременно в движение приходит и Никита.

Мне это совершенно не нравится. Не нужно быть гением, чтобы рассчитать точку нашего пересечения. Он целенаправленно идёт в мою сторону, и если я сейчас развернусь на сто восемьдесят градусов, то, возможно, мне удастся избежать встречи. При этом в его глазах я буду выглядеть идиоткой, которая всегда убегает.

— Полина! — окликает меня Никита, когда я всё-таки трусливо ускоряю шаг.

После внезапного появления моей матери у нас дома и её мерзкого предложения, я много думала о Волкове и его семье. Нет, портить им жизнь в мои планы не входило. Публично давать интервью и обливать грязью его мать и отца — тоже. Моя обида на них всё ещё не забыта и как нарыв зреет в душе, подпитываемая неприятными воспоминаниями. Колкими словами и грязными обвинениями, которые были услышаны мной два года назад на пороге их дома. Но первый раз за последнее я время задумалась о том, чтобы рассказать Никите об Алиске.

7

Паркую машину на университетской стоянке, поглядывая в зеркала бокового вида. С параллельной парковкой у меня до сих пор некоторые проблемы, а сейчас я вдобавок ко всему нервничаю. Встала не идеально, но сойдет. Рядом раскорячился чей-то «рендж ровер». Моя старенькая ласточка выглядит рядом с ним просто убого.

Барабаню пальцами по рулю, подхватываю с соседнего сиденья свой рюкзак и, несколько раз глубоко вздохнув, выбираюсь наружу. На крыльце университета меня ждёт Катя, кутаясь в длинный бежевый кардиган. По утрам и вечерам на улице становится ощутимо прохладнее, зато днём всё ещё можно ходить в футболках.

— Спасибо за конспекты, — говорю старосте и протягиваю стаканчик с ароматным капучино.

— Вау! Спасибо! — С благодарностью принимает его и греет покрасневшие пальцы о тёплый стакан.

— Давно ждёшь? — Спрашивая, толкаю дверь центрального корпуса внутрь.

Сегодня у нас четыре пары и будут проходить первые семинары, а это значит — мы застряли в универе почти до вечера. Хорошо, что сегодня на работу ехать не нужно. По понедельникам в клубе выходной. Хотя я бы уже немного поработала, потому что мои денежные запасы тают на глазах.

— Я сегодня вышла пораньше, — говорит Катя.

Судя по её красным от холода пальцам, она вышла даже слишком рано. Хмурюсь и хочу спросить у неё, почему не дождалась меня около гардероба, а стояла и мерзла на улице, как вижу знакомую фигуру Мишани.

— Блин!

Где Миша, там недалеко и Волков. Они как сладкая парочка «Твикс»: ходят исключительно правый с левым. Пока я была на больничном, Катя скидывала мне сканы своих конспектов, а Надя — ссылки на университетские сплетни, где персона Волкова мелькает постоянно.

Мы создали общий чат в социальных сетях и мессенджерах, чтобы всегда быть на связи. Подруг, кроме Виты, у меня нет, а эти девчонки неожиданно оказались интересными и приятными в общении. Правда, они пока не знают, что я мать-одиночка. Некоторых девушек моего возраста пугает наличие детей. Чего уж говорить о парнях?

— Ты чего? — удивляется Катя, когда я останавливаюсь рядом с колонной.

— Знакомого увидела. Надю будем ждать? — спрашиваю, стягивая с плеч тонкую кожаную куртку.

— Да, она пишет, что уже подъезжает, — заглядывая в свой мобильник, отвечает Катя.

Киваю ей и иду в гардероб сдавать верхнюю одежду. Забрав номерок, поворачиваюсь к главным дверям как раз в тот момент, когда в них заходит Никита. Предварительно пропустив перед собой Надю и её сестру Милу. Две девушки расходятся в разные стороны, не сказав друг другу ни слова. На лице Нади написано колоссальное облегчение, и, завидев Катю, она приветливо улыбается.

Пячусь назад, стараясь слиться с толпой, пока Волков меня не заметил. В субботу в больнице мы не договорили. Я позорно сбежала, воспользовавшись моментом, когда его окликнул мужчина в белом халате, видимо, врач его матери или кто-то в этом роде. Поспешно попрощавшись, я сбежала вниз по лестнице, чуть не забыв, что вообще собиралась сделать. Сердце в груди билось как бешеное. Пришлось приложить к нему руку в попытке усмирить. Быстро поставив печать на больничный лист, я почти бегом, насколько позволяла моя только что зажившая нога, добралась до остановки и поехала домой. Волков пару раз меня окликнул, но преследовать не стал, и на том спасибо. Зато вечером же того же дня постучался почти во все мои социальные сети.

Я так и не смогла добавить его в друзья или отклонить заявку. Какие мы друзья после того, что между нами было? Начинать общаться заново, будто ничего не было, тоже сложно и неправильно. По крайней мере, у меня есть Алиса, о которой Волков ничего не знает. И я не знаю, как ему преподнести тот факт, что у него есть ребенок. И нужна ли ему эта информация?

Если бы его мать хотела, она ведь давно могла с ним ей поделиться, но, видимо, не посчитала нужным.

Я не удивилась, что она меня узнала. Жанна Анатольевна Волкова была председателем родительского комитета всё время, пока мы учились в школе. Нам не раз приходилось пересекаться за эти одиннадцать лет. Она знала мою мать и знала меня. Потом мы встретились последний раз. Она знала, что я родила от её сына, и ни разу за всё это время не появилась на пороге моего дома. Я была бы ей не рада, но сам факт.

Тряхнув волосами, прогоняю ненужные мысли.

Сейчас у меня и Алиски всё нормально. Нам комфортно вдвоём. Я бы хотела, чтобы так и продолжалось. Поэтому от семьи Волкова и от него самого нужно держаться подальше.

— Эй! — Разворачиваюсь на пятках, гневно смотря на парня перед собой. — Отдай! Немедленно!

Никита, одетый в красно-чëрную клетчатую рубашку, серую футболку и чёрные джинсы, улыбается, обнажая белый ряд зубов. На его щеках появляются две ямочки, а около глаз собираются лучики морщинок. Ему всего двадцать, но у него эти лучики уже давно, ещё со школы. Пытаюсь отобрать у него свой телефон, который он бесцеремонно вынул из заднего кармана моих джинсов.

Как я не заметила его приближение? Так была поглощена мыслями о нём же?

— И тебе доброе утро, Романова. Я тут узнал, что мы, оказывается, учимся в разных группах, — говорит Волков и берёт меня за руку, которую я пытаюсь тут же вырвать из его захвата. — И ты первокурсница... это интересно. Не хочешь мне ничего рассказать?

8

— Ты посмотри на эти колени, — бормочет Надя, приоткрыв рот, глядя на бегающих по полю парней.

Старшекурсников.

Оказывается, пары по физической культуре проходят у нескольких групп сразу. К нашему потоку первокурсников присоединился третий курс и одна группа с пятого. У меня пока освобождение после больничного: ногу напрягать не рекомендуется ещё две-три недели. Поэтому решила просто посидеть на трибунах, подышать свежим воздухом.

У Нади же оказалось освобождение от физических нагрузок в целом. Мы купили стаканчики с горячим кофе в университетской столовой и расположились на трибунах. Подбадриваю Катю, бегущую разминочные два километра, криками, когда она, еле волоча ноги, пробегает мимо нас.

Вокруг поля по дорожкам бегает наш курс, а в центре тренируются и, кажется, собираются играть в футбол третьекурсники. Девушки из их групп расположились на газоне правее, и, в отличие от наших одногруппниц, которые, покрываясь потом, бегают, делают что-то, отдаленно напоминающее растяжку.

Я стараюсь не смотреть на поле, потому что по какому-то неведомому стечению обстоятельств Волков опять оказался рядом. Не виделись и не общались два года, а теперь, словно сверху кто-то решил надо мной посмеяться, постоянно сталкиваемся.

— Хочу, чтобы они все сняли майки и бегали с голыми торсами. А я сниму их на видео... — строит планы Надя, откусывая пирожок с капустой, не отрывая глаз от поля.

— И что будешь делать с этим видео? — спрашиваю.

— Как что? Любоваться! Ты знаешь, какие тела у футболистов?

— Ммм... — мычу, проверяя телефон.

Бабуля ничего не писала: значит, у них с Алиской всё нормально. Смотрю на фото дочери на заставке и решаю его сменить. У Волкова какая-то нездоровая тяга к моему мобильному, а дочь очень похожа на него. Именно на этой фотографии плохо видно, потому что она хохочет во весь свой полу беззубый рот. Если смотреть на её серьёзные фотографии или те, где она просто улыбается, то там Алиска — вылитый Никита. Она моё постоянное напоминание о нём. Ставлю на заставку скачанную из интернета картинку и убираю телефон в рюкзак.

— Волков на тебя постоянно поглядывает. — Пихает меня в бок Надя, заставляя оторваться от телефона и тоже посмотреть на группу парней в центре поля. — Моя сестра тебя убьёт.

Надя смеётся, а я вяло улыбаюсь. Ловлю взгляд Никиты, который успел переодеться в красную спортивную университетскую форму, и кривлю губы. Он в ответ ухмыляется и подмигивает, отворачиваясь. Рядом с ним разминается Чернов. Мишаня завязал свою чёлку в смешной хвост-пальму и, поигрывая бровями, флиртует с пробегающими первокурсницами.

Надя тихо вздыхает, глядя на то, как Миша стягивает с себя футболку. И бормочет что-то про услышанные молитвы. Не могу сдержать смешка.

Мне обычно трудно заводить новые знакомства и подруг. Но Надя неожиданно мне нравится. Несмотря на то, что она явно из “этих” мажоров. Только проще.

— Гооооряч, — тянет Надя, закончив жевать пирожок. — Ты чего молчишь-то?

— А что сказать? — пожимаю плечами.

Никита красивый парень — неудивительно, что его девушка обдала меня уничтожающим взглядом после той сцены в гардеробе. Возможно, придётся с ней объясняться. Мне нет до её парня никакого дела. Пытаюсь в очередной раз себя в этом убедить. Я на него не претендую и вообще планирую держаться как можно дальше. Есть у меня, конечно, одно “но”, с которым я никак не могу разобраться.

Алиска.

Два года я привыкала к мысли о том, что это только мой ребенок. Волковы от неё отказались, предложив избавиться. Никита исчез, словно его никогда и не было в моей жизни. Моя мать оставила меня разбираться со всем самой. Зато теперь... обстоятельства давят на меня.

Мне нужно решиться на разговор тет-а-тет с Волковым, пока не поздно. Интуиция кричит о том, что моя мать не откажется от идеи подпортить репутацию его семье и вывернуть всё грязное бельё наружу. Это лишь вопрос времени.

— Давно они встречаются? — Поворачиваюсь к Наде, складывая руки на груди. — Волков и твоя сестра?

— Месяца два. Он когда приехал и появился в университете, Милка в него когтями вцепилась. Сразу всем объявила: “Он будет моим” — Надя передразнивает интонации сестры, сделав свой мягкий грудной голос писклявым и высоким; я против воли улыбаюсь на эту пародию. — Но надо отдать ему должное, он долго её посылал. Да и некогда ему было. Говорят... — понижает голос до шёпота, хотя рядом с нами никого нет, — у него мать совсем плоха. Онкология. Он поэтому и приехал из своей Америки. Там ему университет оплачивал всего пятьдесят процентов стипендии, остальное надо было доплачивать из своего кармана. Сама понимаешь, деньги немаленькие, а сейчас всё на лечение матери уходит. Но его папаша молодец, воспользовался ситуацией.

— Как?

— В депутаты полез. Развернул на фоне её болезни отличную кампанию. И Ника подтянул. Примерная семья. Папа, мама, я.

— Откуда ты всё это знаешь? Сестра рассказывает?

Волков так близок с этой Милой? Он всегда был немного закрытым. С виду рубаха-парень, король вечеринок и капитан футбольной команды, но близко к себе никого не подпускал. У него и друзей-то в нашем классе не было. Он как-то всегда в стороне держался. На это девчонки и клевали: на его ауру таинственности.

9

— Умотала меня сегодня Алиска, — говорит бабуля, присаживаясь на диван.

Завариваю в кружке чай, кладу на тарелку пару её любимых имбирных пряников и ставлю перед ней. За окном давно стемнело, дочь спит. Я самолично искупала её и уложила в кроватку, спев колыбельную. Певица из меня так себе, в основном колыбельные я просто мычу, но Алиске нравится.

Дедушка включил в телевизоре местные новости, и тихое бормотание диктора заполняет нашу небольшую гостиную-столовую.

— Чего учудила наша егоза? — с улыбкой спрашивает дед, двигая к себе пряники.

— Каштан в рот засунула! И отдавать не хотела. Вроде большая уже, а всё равно любую мелочь в рот тащит. До инфаркта меня доведёт! — ворчит бабушка.

Я знаю, что за её ворчанием на правнучку скрывается огромная любовь. А я, в свою очередь, люблю их обеих. Моих старенькую и маленькую девочек.

— У неё клыки режутся, — говорю виновато, — почесать хочет. Поэтому и спит беспокойно. Я ей сегодня дёсны помазала, должна получше спать. Извини, бабуль.

Сегодня у меня наконец долгожданная смена на работе. Пятница. Администратор звонила утром, просила подтвердить, выйду ли я на работу, или ей опять искать замену. Конечно, выйду. Куда мне деваться? Новый комбинезон Алиске сам себя не купит, а у бабушки с дедушкой на себя и дочь я денег не прошу. Кручусь сама. Они меня и так очень выручают тем, что любят нас и возятся с Алисой в свое удовольствие.

— А каштан-то чем тебе не угодил, Наталья? — смеётся дед, смотря на бабушку поверх своих очков. — Они же съедобные, в Европах этих их вообще продают жареными за бешеные деньги.

Бабушка бросает на него свирепый взгляд и, подвинув пряники обратно к себе, грозит дедушке кулаком. Тихо посмеиваюсь, в запасе у меня есть ещё пара минут, поэтому сажусь рядом с бабулей и крепко обнимаю её.

— Спасибо тебе, — говорю тихо и чмокаю в морщинистую щеку. — Что бы я без тебя делала!

— Скакала бы по детским площадкам сама, — хмыкает бабуля, довольно улыбаясь. — Алиска заставляет меня на площадку её возить, ту, что на базе находится. Там горка есть, вот мы всю прогулку то на неё, то с неё.

— Зарядка — это полезно, — говорит дед, а потом шикает на нас с бабушкой. — Так, потише, дамы. Про выборы говорят.

— Бабуль, не проводишь меня? — прошу, смотря в телевизор: на экране мелькает знакомое лицо Волкова-старшего.

У меня от одного взгляда на него все внутренности узлом скручиваются, потому что в голове сразу Никита возникает.

После понедельника я в универе его больше не видела. Разведка в виде Нади донесла, что он улетел на какие-то сборы и когда вернётся непонятно. Разговор об Алиске оттягивался. В своей голове я ему уже всё рассказала и смоделировала ситуацию со всевозможными ответами и реакциями. Только не могу понять, к какому из этих вариантов я больше готова? Где он скажет, что будет нам помогать, или где не поверит в то, что у него есть дочь? Потребует ДНК-тест или вообще решит, что я сумасшедшая?

В наш первый раз, в ту ночь после выпускного, мы не предохранялись. Для меня это было впервые, и я по глупости, и, наверное, по незнанию, решила, что так будет лучше. Менее болезненно, более приятно. Никита, как мне казалось, держал всё под контролем. Был нежным и внимательным. Всё прошло замечательно, боли почти не было, крови — тоже. А потом был второй раз, почти сразу… и на утро — третий.

Вдруг он решит, что я пытаюсь повесить на него левого ребёнка. Ведь очень мало людей знает о том, что я родила. А от кого родила, так вообще знают лишь единицы.

На почве этих мыслей, меня стали мучить кошмары. Почти неделю засыпаю лишь под утро и встаю сразу, как Алиса просыпается, а встаёт она всегда с самыми первыми петухами.

— Что случилось, Поля? — спрашивает бабушка, когда мы выходим вместе в прихожую.

Снимаю с крючка кожаную куртку и, засунув ноги в кроссовки, говорю:

— В универе я встретила Никиту Волкова. Он вернулся. Несколько месяцев назад.

Бабушка молча кивает, внимательно смотря на меня, ждёт продолжения. Заламывая пальцы, начинаю расхаживать по нашей крошечной прихожей.

— Скорее всего, он ничего не знает об Алисе. В общем, я хочу рассказать. Но…

Волнуюсь, даже когда просто говорю об этом. После моего признания наша жизнь изменится.

— Но? — подбадривает меня бабуля.

— Боюсь! — Прячу лицо в ладонях и качаю головой из стороны в сторону. — Не представляю, как это сделать! Написать смс: “Никита, привет! Забыла рассказать: у тебя есть дочь, и она очень похожа на тебя”. Так, что ли?

Начинаю нервно смеяться. Когда моя жизнь свернула не туда? В тот день, когда Волков пересел за мою парту? Или, когда первый раз поцеловал меня на матах в спортивном зале? Или, когда я доверилась ему, а он подарил мне ребёнка и исчез?

— Полина, успокойся. — Бабушка прижимает меня к себе и, поглаживая по голове, шепчет: — По телефону это делать точно не стоит. Ты уже пробовала, ничего хорошего из этого не вышло. Никитка всегда был понимающим парнем, неглупым. Тебе не стоит его бояться. Хуже будет, если он узнает об Алисе от третьих лиц. Позвони ему и договорись о встрече. Он увидит нашу малышку и сразу всё поймет. А если обидит тебя или её — у деда есть охотничье ружьё!