Хожу по палате и поглаживаю живот, в котором растет наш с Лешей сынишка. Жду, пока ко мне приедет мой любимый муж. Гражданский, пока что, но мы давно считаем друг друга настоящей семьей.
Тем более сейчас, когда у нас скоро появится малыш, которого мы выстрадали.
– Так, мамочка, а что это мы ходим? – заглядывает в палату медсестра и неодобрительно качает головой. – Вам нужен покой.
Послушно плетусь к кровати, хоть и бока уже болят от бесконечного лежания. Но я должна думать о ребенке, чтобы ему было хорошо и безопасно. Неделю назад я пережила настоящий ужас, когда увидела кровь на нижнем белье. Мое сердце чуть не разорвалось от страха.
Никогда бы не простила себя, если бы что-то случилось с нашим сыном.
Попытки зачать естественным путем. Диагноз о непроходимости труб. ЭКО, и не одно. И вот заветные две полоски и новость, что получилось.
И в один день это все чуть ли не рухнуло. И до сих пор непонятно, что же случилось. Врачи сказали, что переутомление.
– Тук-тук, – знакомый голос переключает с невеселых воспоминаний на себя все мое внимание.
Губы расплываются в счастливой улыбке, когда на пороге вижу любимого мужчину.
– Привет, моя прекрасная, – в проем втискивается огромный букет, а за ним Лешка, – как ты?
Прикусываю губу, чтобы не рассмеяться от счастья.
Боже, мы с ним четыре года вместе, а я до сих пор не верю, что он выбрал меня. Молодой, богатый, красивый. И я — обычный ветеринар, который лечил его собаку.
– Привет, Лешик, – приподнимаюсь на кровати и тяну к нему руки.
Лешка кивает на цветы.
– Как всегда красота, – сгребаю цветы в охапку и делаю глубокий вдох.
Леша садится перед кроватью на корточки и утыкается носом в мой живот.
– Привет, наследник, как ты там? Маму бережешь?
Смеюсь, а на глазах выступают слезы. Это так мило, что сердце болезненно сжимается в груди при виде светлой макушки Лешки и моего огромного живота.
– Он старается.
Любимый поднимает лицо, и я тону в голубизне глаз. Он хитро прищуривается.
– А ты сама слушаешься врачей?
Охотно киваю.
– Кон-е-е-е-е-ечно. Говорят покушать – ем за двоих, говорят спать – сплю весь день. Бока уже болят.
Надуваю губы. Леша ухмыляется. Переплетает наши пальцы и прижимает мою ладонь к щеке.
– Сколько ещё лежать? Я уже скучаю без тебя. Не сплю нормально, – голубые глаза подергиваются дымкой.
Мне от таких слов хочется залезть к мужу на коленки и спрятаться в надежных объятиях.
– Говорят, дня три.
Леша меняется в лице, и вся его фигура напрягается.
– Вот черт.
Живот сжимается от страха.
– Что такое? – заглядываю ему в глаза. – Что-то не так, Леш?
Мотает головой. Морщится, и лоб прорезают морщины. Облизывает нижнюю губу, как будто решается сказать что-то, что может мне не понравиться.
– Да мне тут утром позвонили и сказали, что очень важный груз тормознули на границе.
– И что делать?
Он сжимает мою руку крепче.
– Для начала не волноваться, – хмурится, глядя мне в глаза, – думай о сыне. И о себе.
Сжимаю губы.
– Леш, я думаю о малыше постоянно. О нем и о тебе.
– Вот и отлично.
Лешка задумчиво потирает бровь, смотрит в пол. И такое его поведение заставляет напрячься. Спускаю ноги с кровати и подвигаюсь поближе к своему любимому мужчине. Ему нужна поддержка, я чувствую это на каком-то ментальном уровне.
– Тебе нужно уехать, да?
Эта догадка пронзает внезапно. Он часто отлучался в другие города, когда его ждал действительно важный груз. Я нормально к этому отношусь и совсем никогда не была против.
Работа есть работа, тем более он этой работе посвятил много времени и сил. Слишком большая конкуренция. Ювелирка очень уж жирный кусочек пирога в бизнесе, чтобы его отдавать простым парням вроде моего Лешки. А он был именно простым, пока не попал в поток.
И поднялся. Теперь ему заказывают ювелирные изделия и олигархи, и звезды, и даже политики нашей необъятной страны.
– Ага, но я не уверен, что успею за три дня вернуться. Там, как всегда, эта бюрократическая машина врубилась. Какие-то бумаги не понравились, и их надо переоформлять.
Обнимаю его руку и прижимаюсь к плечу щекой. Футболка пропитана парфюмом, который дарила ему я на годовщину. И я с головой окунаюсь в родной и любимый аромат, и становится спокойно.
Ловлю свой «дзен» рядом с ним. Он мой персональный рай.
– Езжай.
Он вздрагивает и опускает на меня глаза.
– Не, я не оставлю тебя одну в больнице.
Закатываю глаза.
Спустя четыре года
– Кирилл, нет, – сжимаю крохотную ладошку сына и пытаюсь оттащить его от витрины с игрушками, – у тебя этих машинок валом.
– Ну, ма-а-а-а-а, – тянет недовольно мой ребенок и надувается, – ладно, тогда купи.
Тыкает пальчиком в футбольный мячик. Закатываю глаза и присаживаюсь перед ним на корточки. Встречаюсь со светлыми голубыми глазками, и сердце болезненно сжимается.
И так каждый раз, когда смотрю в лицо моего сынишки. Он так похож на отца. Отца, который за четыре года даже не поинтересовался, как у нас дела. Родила ли я, жива ли я?
И мне стоило огромных усилий вырвать его из сердца. А из головы — все воспоминания о нас. О нашей семье. Как будто и не было ничего. Хотя… я же ему не была даже женой. Я осталась за бортом его жизни. Без жилья и с младенцем на руках. И если бы не сестра Кира, мы бы с Киром не выжили.
Стерла все телефоны, фото, сообщения. Кроме того, последнего. Как напоминание о том, что он со мной сделал. Растоптал, уничтожил. Оставил пепел на том месте, где билось сердце.
Когда я вернулась из больницы с Кирюшкой, оказалось, что наш общий дом продан и все контакты оборваны. Я не смогла даже связаться с Лешей и поговорить. Он растворился в пространстве…
Только Кирюшка заставляет меня дышать и жить. Ради него все пережитое.
– Кирюш, – изображаю строгую мать, – вчера ты мне говорил, что хочешь стать хоккеистом, а сейчас просишь купить тебе мяч.
Сын деловито пожимает плечами.
– Я передумал. Хочу мяч, – хлопает огромными невинными глазищами.
Вздыхаю. Ну вот как ему отказать? Мяч – это же такая мелочь, казалось бы.
– Хорошо. Мяч, и все. И мы идем за продуктами, – грожу ему пальцем.
Кир кивает головой и залетает в отдел с игрушками. Мне же ничего не остается, как только пойти за ним.
Сын придирчиво крутит в ручках мячики и выбирает с таким видом, будто от этого мяча зависит, станет ли он именитым футболистом или нет.
– Этот хочу, – прижимает к груди мяч с синими полосами.
Кассир пробивает его, и я лезу в рюкзак за карточкой.
– Безналичный, пожалуйста.
– Дядя, лови мяч! – голос моего сына отвлекает от разговора с работником магазина.
Оборачиваюсь и, как в замедленной съемке, вижу, как мой сын бежит за мячом, который пересекает проход магазина и катится к эскалатору торгового центра. Кир не глядя несется за ним, не реагируя на мой вскрик.
Быстро расплачиваюсь. Не дожидаясь чека, срываюсь с места и бегу к ребенку, но мяч уже успевает врезаться в ноги стоящему впереди мужчине.
Точнее, мужчина реагирует на окрик моего ребенка и тормозит мяч ногой, чтоб тот не улетел на эскалатор. А Кира перехватывает за плечо.
Выдыхаю и подбегаю к Кирюше. Он стыдливо опускает глаза. Наклоняюсь к нему, и наши лица оказываются на одном уровне.
– Кирюша, это что такое? Ты почему без меня убежал? А если бы я не успела догнать?
Отдуваюсь. Жду, пока сердце в груди перестанет колотиться как ненормальное. Да у меня за пару секунд вся жизнь перед глазами пронеслась.
Боже, а если б он свалился с этого эскалатора! Боже, боже, боже…
– Девушка, за детьми нужно следить лучше, – недовольный, но до боли знакомый голос врезается в сознание.
Тело как будто заковывает в лед. Не верю ушам. Нет, да не может этого быть! Мне чудится. Кажется! Это все от волнения. Точно! Волнение и ничего больше.
Его не может быть тут… не может же?
Поднимаю голову, напарываюсь на холодный взгляд голубых глаз.
Губы немеют. Сердце сжимается, а ладони покрываются влагой. Я не могу вздохнуть, и легкие сжимает до боли.
– Леша? – онемевшими губами все же удается произнести эти четыре буквы.
Он хмурится. Смотрит, будто видит впервые. Или не узнает?
Но я вроде не изменилась почти! Волосы светлее, стрижку сделала, постройнела. Но лицо-то осталось моим! То, которое он видел на протяжении трех лет.
– А мы знакомы?
Этот вопрос убивает. Меня будто в саркофаг заживо заточают. Хочется заорать во всю глотку: «Да! Да, да, да! Ты бросил меня, когда я носила твоего ребенка!». Упасть и биться в истерике.
Или схватить его за ворот пиджака и вытрясти ответ на единственный вопрос: почему он тогда исчез?
Но он делает вид, что не знает меня. И даже не смотрит на нашего сына.
– Ма, – Кирюша дергает меня за руку, – пойдем в магазин?
Отвлекаюсь. Заставляю отвести глаза от бывшего мужа и сосредоточиться на ребенке.
– Сейчас, малыш. Поблагодарим дядю.
Открываю рот, чтобы сказать ему спасибо, но меня перебивает женский голос.
– Ле-е-е-е-шечка, ну мы идем? – на его руке повисает та самая его помощница с последнего фото. – Что ты тут застрял? Ты обещал сегодня кроватку купить.
– Ну все, малыш, – обнимаю сына, – до вечера. Вечером привезу тебе твой «мустанг». Красный, да?
Кирилл кивает и бежит в группу. Там его уже встречает воспитатель, и до меня доносится их разговор. Она спрашивает у него, как он провел выходные.
Сын гордо сообщает, что решил стать футболистом. Не могу сдержать смех и выхожу на свежий воздух.
Усаживаюсь за руль и выдыхаю.
– Два дня пережила, и даже не ревела. Надо же, прогресс.
Хотя какой там пережила, если сижу, сжимаю руль и разговариваю сама с собой. Качаю головой.
Тянусь за телефоном, чтобы включить звук, и тут же на него поступает звонок.
– Слушаю, – прижимаю мобильный плечом к уху и выезжаю с территории парковки.
– Вероника, – взволнованный голос Маши, моей помощницы, – ты когда приедешь?
Бросаю взгляд на часы и хмурюсь. До открытия моей клиники ещё есть час.
– Что стряслось, Маш? Критичное что-то?
– Не то чтобы... Позвонили с приюта, который вы взяли под свое крыло, и просят осмотреть щенков. Им кто-то подкинул аж четверых.
Сжимаю зубы и выдыхаю.
– Еду, минут двадцать, и я на месте. Пусть приносят.
– Хорошо, спасибо, – пищит Маша и отключается.
Проверяю вызовы и ругаюсь сквозь зубы, когда вижу в пропущенных вызов от Ольги, куратора приюта. Ну да, зачем включать звук на телефоне после сна?
Я обожаю свою работу. После декрета я вернулась к лечению животных, но у моей работы есть обратная сторона. Не так давно ко мне начали приносить брошенных животных. Приют, где содержится не один десяток хвостиков.
И я не смогла остаться в стороне. Помогаю им по мере возможности. Провожу осмотры, делаю прививки.
Маша поначалу не понимала, зачем мне это. А я сразу почувствовала, как мне жизненно необходимо помогать. Ведь когда-то и я оказалась как брошенный щенок. Ненужная Леше.
А когда смотрю в доверчивые глаза кошечек и собачек, вижу их боль и немой крик о помощи.
Торможу возле здания, где снимаю помещение под свою клинику. Хватаю с заднего сидения сумку с формой.
– Привет, Маш. Оль, привет. Утро понедельника началось с очередного подарка.
Ольга расстроенно кивает.
– Да уж. Последнее время что-то люди совсем озверели. Это третий случай за месяц. Раньше могли подкинуть раз в четыре месяца.
Качаю головой и иду переодеваться.
Нужно успеть до записи. Приходится делать все быстро, не отвлекаясь на разговоры. Удивляет то, что все щенки оказываются в отличном состоянии и им практически не нужен никакой дополнительный уход. Достаточно прививки и обработки от паразитов и блох.
– Так, три мальчика и одна девочка. Очень похожи на чауски.
Ольга фыркает и удивленно выгибает брови.
– Это ещё кто?
Улыбаюсь и глажу по голове щенка. Он довольно ластится и бодает мой бок.
– Это чау-чау и хаски. Помесь.
– Ух ты. Породистые, что ли?
Пожимаю плечами.
– Очень похоже.
– Класс, есть вариант быстро пристроить. Спасибо тебе, Вероника.
Киваю и прощаюсь с Ольгой. Присаживаюсь выпить чашку зеленого чая. Успокоить нервишки и сделать передых перед основным приемом.
Над дверью дзинькает колокольчик, и я поворачиваюсь к посетителю. Улыбка на моем лице вянет, когда передо мной возвышается Вероника. Помощница бывшего мужа и его любимая женщина…
– Здравствуй, Вероника.
Садится без приглашения и закидывает ногу на ногу. Красивая, уверенная в себе, полная противоположность мне во внешности. Если я невысокая, то про таких, как Вероника, говорят «ноги от ушей». Мои темно-русые волосы против её шевелюры цвета воронова крыла. Мои синие глаза против её черных колдовских.
Внешне она может и выигрывает, только красивой оберткой не скроешь внутреннюю гниль. А та, кто увела из семьи мужчину, автоматически становится для меня гнилью…
– Поговорим?
В приемную на голос посетителя выбегает заполошная Маша.
– Все хорошо, Маш, это ко мне. Подготовь, пожалуйста, пока кабинет. У нас первый посетитель через десять минут.
Конечно, Маша это и без моего напоминания знает, но именно этой фразой я даю Веронике понять, что не собираюсь тут с ней засиживаться. И лучше бы ей сразу перейти к сути.
Чего её вообще ко мне принесло?
– Поговорить о чем? – облокачиваюсь на стол и встречаюсь взглядом с той, которая забрала у меня любимого мужчину.
Вероника тушуется, и даже немного самоуверенности слетает с неё. Опускает глаза и кладет ладонь на живот.
Стараюсь не рассмеяться. Неужели она думала, что я не заметила её положения? Это надо быть слепой, чтобы упустить эту деталь.
– Я хотела попросить вас, Вероника, – и голос такой невинный, тоненький.
Несколько дней я не могу перестать думать о разговоре с Вероникой. Не могу перестать пропускать каждое её слово через свой воспаленный мозг.
Два года. Потеря памяти. Перечеркнутые воспоминания о нас.
Сердце в очередной раз заходится болезненным темпом, а в легких перестает хватать дыхания. Тянусь к бардачку, шарю рукой в поисках спасительных успокоительных таблеток. В свое время они здорово помогли мне не скатиться в депрессию и не потерять связь с Кирюшкой.
И сейчас снова приходится напоминать себе, что нужно жить дальше. Без Леши. Зато с сыном от Леши. И это для меня как дар.
Закидываю таблетку в рот и дотягиваюсь до бутылки с водой. Но она выскальзывает из руки и падает мне под ноги.
– Да что ж такое? – тянусь к ней.
В этот момент моя машина резко дергается и её ведет на соседнюю полосу.
– Мамочки, – вцепляюсь в руль и пытаюсь выровняться, как ненормальная давлю на тормоз.
В ужасе понимаю, что тормозов нет и сейчас я прилечу в задницу передней тачки. Закусываю губу, продолжая попытки остановить машину, прежде чем произойдет непоправимое.
Но не успеваю…
Я ни черта не успеваю и на светофоре торможу при помощи машины, которая останавливается впереди меня.
– Прекрасно, – долблю по рулю.
Закусываю губу и скулю. Зажмуриваюсь, как маленькая. Как будто это поможет решить проблему. Хорошо хоть, страховка у меня на максималках. В свое время решила не экономить на этом.
Из переднего внедорожника выходит водитель. А я на панике решаю, что делать.
Хватаюсь за телефон. Может, позвонить Максу? Он больше понимает во всех этих страховых случаях. Не просто так же держит службу аварийных комиссаров.
Уже заношу палец над именем Макса, но вспоминаю, что в последний раз мы с ним не слишком удачно расстались.
А все потому, что он давит на меня со своими отношениями, а я не готова. После Леши он вообще первый, с кем я пошла на свидание.
Стук по стеклу переключает меня с телефона. Делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на стоящего на улице.
– Вот черт, – глаза против воли лезут из орбит.
Водитель пострадавшей машины кивает, чтобы я вытащила свое тело из своей машины, а мне хочется трусливо забиться под руль и не дышать. Да вообще превратиться в невидимку, но не пересекаться снова с этим человеком.
Но Леша решает иначе. Дергает ручку моей машины и заглядывает в салон.
– А, старая знакомая, – ухмыляется знакомой ухмылкой, – ну привет. Оттого, что ты тут сидишь, машины не восстановятся.
Когда он успел стать таким высокомерным засранцем? Этот тон меня отрезвляет, и я напоминаю себе, что для него я незнакомка.
Да, мне настолько сильно фортануло, что из потока машин я выбрала именно Лешину!
Опускает взгляд на мои коленки и фыркает.
– Ты под чем-то, что ли? – кивает на блистер с таблетками.
У меня от шока глаза округляются ещё сильнее.
– Ага, под валерианой, – шиплю сквозь стиснутые до боли зубы.
Отодвигаю его с прохода и выхожу оценить масштаб катастрофы.
– Боже, – вырывается при виде разбитого бампера и фары, помятого капота и отвалившейся решетки.
В то время как у машины Леши только царапина на бампере.
– У вас что, бронеавтомобиль? – выкрикиваю, хлопая глазами.
– Да нет, просто такая машина, как у тебя, вообще небезопасна. Кто посоветовал тебе её купить вообще? – вопросительно выгибает бровь и пренебрежительно смотрит на мою малышку.
– А когда мы перешли на «ты»? – кривлю губы.
Леша закатывает глаза и скалится.
– При таком близком знакомстве грех не перейти на «ты», – показывает на наши слепленные тачки, – ты так не считаешь?
Закипаю от его наглости. Да он никогда таким не был! А сейчас смотрит на меня, как будто увидел грязь под ногтями.
– Не считаю, – грозно рычу.
Ага, да, ещё ножкой остается топнуть для более правдоподобного эффекта.
Леша в ответ начинает хохотать.
– В принципе, мне пофиг на твое мнение. За ребенком не смотришь, за тачкой, видимо, тоже.
Кивает на колесо, и я только сейчас замечаю, что колесо странно вывернуто. От аварии такого быть не должно.
Мычу. Слова все растворяются в мозгу.
– Это что?
Леша подходит сзади и наклоняется к уху.
– Это шаровая, зайка. Тачки надо периодически проверять на СТО-шках. Они, знаешь ли, имеют свойство ломаться.
Скриплю зубами. Во мне крепнет желание заехать своему бывшему прямо по роже и поставить его на место. Но, конечно же, это остается только в моей фантазии.
– Моя страховка все возместит, – пожимаю плечами.
– Ну, прежде чем она возместит, надо бы гайцов вызвать, наверное, – достает телефон и набирает номер. – Вот почему, когда куда-то спешишь, вечно вылезет какая-нибудь проблема.
Рядом со мной тормозит уже знакомая машина.
– Знак забыл забрать, – Лешин голос не добавляет спокойствия, – а тебя че, одну оставили, что ли? С разбитой тачкой?
И это меня добивает. Громко шмыгаю. Пока по лицу катятся слезы, начинаю скулить. Киваю.
– Ну ни хрена ж. Ты где такого мужика откопала?
А я ничего не могу ответить, только некрасиво всхлипываю и вытираю слезы.
– Так, ну-ка в руки себя взяла, – рявкает Леша, встряхивая меня, – чего ты ревешь?
– Я не знаю, что мне делать, – перед глазами плывёт, и лицо Леши превращается в размытое пятно.
Шумный выдох.
– Номер эвакуатора есть?
Мотаю головой. Леша громко цыкает.
– Что ж мне с тобой делать? Не бросать же, как твой мужик.
Жалит словами по самолюбию.
Звонит кому-то. Я слышу, как он договаривается с эвакуатором.
– Двадцать минут, ага, понял. Не, тачка не на ходу. Да тут шаровую вырвало, ещё и в аварию. Ага, трешка, ясно. Устраивает, благодарочка.
А вот сейчас я узнаю прежнего Лешу. Он обычно так и общался со многими. Как свой…
– Спасибо, – вытираю нескончаемые слезы.
– Спасибо в карман не положишь.
Хлопаю глазами.
– Могу заплатить.
Леша запрокидывает голову и начинает хохотать.
– Да я и сам могу заплатить.
Прикусываю губу. Да уж, глупость сморозила. Бизнес Леши же никуда не делся, и он не перестал быть очень состоятельным.
– Я могу и сама дождаться, – предпринимаю попытку освободить Лешу от своего общества.
– Ага, чтобы ты разревелась, когда твою тачку надо будет затаскивать на эвакуатор. Я уж подожду. Побуду рыцарем.
Давлюсь от этой фразы.
– А жена не будет против, что вы вызываетесь стать рыцарем для другой женщины?
Черт, мне очень больно произносить такое. Потому что я привыкла считать Лешу своим и за четыре года не смирилась, что он ушел к другой. Выбрал другую.
Но… нужно постоянно напоминать себе, что это мое прошлое…
Пока Леша со мной ждет, ему кто-то бесконечно звонит. Он почти все время решает какие-то вопросы, а меня это очень устраивает. Можно молча пялиться в асфальт и не отвечать на вопросы. Не поддерживать беседу ради вежливости.
– О, а вот и наш спаситель.
Леша помогает загрузить машину, пока я слежу за его уверенными движениями. Больно… больно понимать, что этот мужчина больше не мой. Не со мной, и не решит вот так другие проблемы.
– Чего встала? – щелкает перед носом пальцами. – Садись в машину.
Кивает на свой серебристый внедорожник.
– Э-э-э… зачем? – непонимающе хлопаю глазами.
– А как ты собираешься показывать, куда машину тащить? Быстро, я и так задержался, – уже резче рявкает.
Не рискую спорить и тянусь к задней двери.
– Хозяйка, куда ехать-то? – выглядывает водитель эвакуатора из окна и кивает на дорогу.
Теряюсь. Смотрю беспомощно на Лешу, он закатывает глаза.
– Вперед садись! Сзади чемоданы, некогда выгружать.
Не спорю, молча усаживаюсь на сидение и пристегиваю ремень безопасности.
– Ну так куда? – Леша поворачивается ко мне и вопросительно выгибает бровь.
Точно не ко мне домой. Я не хочу, чтобы Леша знал, где мы с Кириллом живем. Я не думаю, что он будет искать встречи со мной, но лучше перестраховаться.
– Наверное, на станцию обслуживания? – закусываю губу. – Но я, если честно, не знаю хороших.
Ну почему я рядом с ним ощущаю себя какой-то недоразвитой? Идиоткой… Да и вот эти его снисходительные взгляды и закатывания глаз просто бесят.
– Ладно, отвезу к клиенту, у него какая-то сеть этих станций. Думаю, он поможет. Попрошу, – и тон такой благосклонный, чтоб его.
Вот как он может одним словом опустить человека? Как?
– Благодарю, – не скрываю в голосе ехидство.
Никогда я не была рядом с ним жертвой, и сейчас не стану. Пусть смирится, что не все готовы заглядывать ему в рот и терпеть его выпады.
Леша качает головой и трогается с места.
– Вот объясни мне, как ты, такая беспомощная, ребенка растишь? Где, вообще, его отец и почему он не решает твоих проблем? – ошарашивает меня вопросами.
Таращусь перед собой. Кусаю до боли нижнюю губу, только бы не сказать ему правду. А то я могу сейчас, меня переполняет возмущение.
Да какое он право имеет такое мне предъявлять?
Набираю полные легкие воздуха и с шумом выдыхаю.
– А почему вы, мужики, считаете, что девушка без вас и дышать не сможет? А? Что за первобытные стереотипы?
Леша
Головная боль… нескончаемая и такая назойливая, давит в виски. Не убежать от неё, не скрыться. Четыре года уже…
Переступаю порог квартиры и натыкаюсь на недовольное лицо Вероники.
– И где ты был?
Закатываю глаза. Показательно начинаю массировать виски, без слов даю понять, что я не настроен на скандалы и выяснения отношений. Прохожу на кухню, плескаю в стакан ледяной воды и выпиваю залпом. Напряжение в висках ненадолго отступает, но не отпускает полностью.
– Я что, у стены спрашиваю, Леш? – Ника следует за мной по пятам. – Где ты был? И с кем?
Морщусь.
– Вероник, а можно сегодня без траханья мозгов? – резковато, но что поделать, если намеков моя жена не понимает.
Она округляет глаза и надувает сделанные губы.
– Да как ты смеешь?! – заходит на новый вираж.
Просачиваюсь мимо неё. Руки чешутся схватить её и хорошенько встряхнуть, но я напоминаю себе о том, что жена беременна. И носит ребенка.
– Вероник, – примирительно поднимаю руки, – давай мы сегодня не будем ругаться, пожалуйста, и ты просто пойдешь отдохнуть. И я пойду… отдохну.
Мне это капец как нужно. Как тот глоток воды, который я делал только что. Но Веронику уже несет, и её не остановит даже железобетонная стена толщиной метр.
– Отдохнешь? – чуть ли не визжит жена, добавляя напряженности моим мозгам. – А может, ты к той бабе из торгового сразу отправишься отдыхать, а? Не просто ж так тебя видели на днях с ней в тачке.
Делаю глубокий вдох. Не сорваться! Беременность, гормоны, ребенок. Да и, в конце концов, Вероника – девушка, а я девушек не трогаю, как бы сильно они меня ни выводили из себя.
– Ты реально хочешь затронуть эту тему, Ника? – прищуриваюсь, и Ника даже делает шаг от меня.
И правильно делает. Она уже ступила на самое тонкое место, и оно теперь затрещало.
– Леша, ты устраиваешь покатушки, и о них судачат в твоем офисе. «Смотрите, Климов наставляет рога своей жене. Ха-ха», – истерически кричит.
А мне хочется тупо закрыть уши и не слышать эти претензии. Они меня выводят из себя, и с каждым таким выпадом Вероники мне все сложнее контролировать то, что в ответ летит из моего рта.
– Послушай, не тебе упрекать меня в верности, ага?
Ника тут же тушуется и обхватывает себя руками. В комнате напряженная обстановка. Жалею, что сегодня приперся домой, а не остался в офисе и не прикрылся тонной работы и бумажек. И теперь приходится выслушивать всякий бред.
– Леш, ну мы же уже это прошли. Вроде.
У меня брови решают, что пора пожить своей жизнью, и взлетают в район линии роста волос.
– Прошли? Напомни-ка мне, в какой момент, милая, ты решила, что мы это прошли и справились? Или тебе напомнить, как ты кувыркалась с моим конкурентом, а потом тест выдал две полоски?
– Леша, это твой ребенок, – воет супруга, оседая на пол, – я же говорила уже не раз.
– Думаешь, я передумал делать тест ДНК? После рождения я буду выяснять, чей это ребенок. И та случайная ночь перед нашим почти что разводом ни черта не меняет, Вероник.
– Но как? А как же наша семья?
– Да нет ни хрена никакой семьи. Есть твои желания, мои рога и беременность. Ребенок не виноват, что у него такая мамаша. И ты помнишь, если он мой, то ты берешь бабло, оставляешь ребенка мне и сваливаешь на другой конец света.
– Леша, какие деньги, о чем ты? – закрывает руками уши Ника и мотает головой. – Я не собиралась брать деньги. Я думала…
– Что я лошара, которого можно второй раз обвести вокруг пальца, и он будет скакать на задних лапках?
По красивому лицу катятся слезы, не переставая. Она дрожит. Протягиваю ей стакан с водой. Но меня больше не трогают её слезы. Да и не трогали, что уж скрывать. Не трогала она меня никогда.
Я как будто живу чужой жизнью эти четыре года, после того как очухался в больнице, а рядом Ника. А у меня из памяти как будто клочок выдран. Только имя… Вероника. И все… больше я ничего не помнил.
Год назад я понял, что не люблю жену. И даже хотел развестись, только какого-то хрена откладывал весь процесс. Боялся разорвать ту маленькую связь с прошлым, которая все ещё скрыта в потемках извилин. Но мы проснулись в одной кровати, а потом она ткнула мне в рожу тестом с двумя полосками.
А ещё позже я узнал, что она спала с моим конкурентом. И теперь я не знаю, чей ребенок в её животе… и это выбешивает.
Это напоминает мне об измене, но я не могу уйти, пока наверняка не узнаю, что ребенок не имеет ко мне никакого отношения.
– А я предлагал просто разойтись по комнатам и не выяснять всю эту херню, – ерошу волосы и роняю голову на грудь.
– Мне нужен ты, Леша, – воет Вероника.
К горлу подкатывает тошнота.
– Давай без этих ненужных сантиментов. Успокаивайся, подумай о малыше. Ещё немного, и он появится на свет.
– Почему ты катал другую женщину? – вытирает щеки тыльной стороной, вгрызаясь обвинительным взглядом.
Ника
– Боже, ты спала вообще? – сестра подскакивает к нам, стоит только появиться в коридоре первого этажа.
Выдыхаю и с радостью принимаю помощь Киры.
– Не уверена, – протираю глаза, в которые кто-то всыпал тонну песка.
– Эй, Кирюха, ты как? Щеки что-то спали, – шутливо теребит сына, а Кирюшка весело хохочет.
Несколько дней мы провалялись в инфекционке с ротавирусом, и теперь единственное желание, которое меня охватило, – это поскорее оказаться дома и отмыться после кошмара больницы. А… и ещё на сутки упасть и проспаться.
Детские больницы – это страшно! За каждого ребенка, хоть он и не твой, болит сердце и переживаешь так, словно все отделение родила именно ты.
– Ну он в норме? – читаю на лице сестры волнение.
– Видишь же, выписали, – пожимаю плечами, но у меня даже изобразить энтузиазм не получается.
Эти несколько дней вымотали меня так, как не выматывали первые месяцы материнства. А с Кирюхой было достаточно проблем: и колики, и запоры, и аллергия на памперсы.
Передергиваюсь и ловлю на себе вопросительный взгляд сестры. Давлю из себя улыбку.
– Вспомнила, как мы провели первый год с Кирюхой.
– У-у-у-у-у-у, это было то ещё испытание для нашей терпеливости, – посмеивается Кира, – после твоего дебюта в материнстве мне уже не так страшно рожать.
Открываю рот, но сестра бережно мне его захлопывает.
– Это на будущее, Никусь. Я не собираюсь рожать. Да мне и не от кого. От одного козла хотела, да вот не сложилось.
Я понимаю, что она такими словами пытается прикрыть боль, которую пережила после Алика. И я не развиваю тему дальше. Кира у меня умная девочка, она может решить, как для неё лучше.
– Ну знаешь, – небрежно дергаю плечом, – можно родить для себя.
Кира хихикает.
– Я учту твои пожелания.
– Учти, – с важностью киваю.
И обстановка разряжается.
Сестра загружает сумку в багажник и чмокает Кирилла перед тем, как усадить в кресло. Сын улыбается, обнимая Киру за шею.
– Тетя, ты привезла мне что-то вкусное? – хитро щурится этот бандит.
Сестра хмыкает.
– Конечно, богатырь, витаминки. Это самое безопасное для тебя сейчас, – Кира уже научилась не вестись на уловки сына и сама хитрит только так.
Протягивает ему аскорбинку. Сын надувается, сворачивается в узелок и с недовольным рыком отворачивается к окну.
– Не будешь? – Кира подмигивает мне и начинает прятать витаминки.
Кирилл моментально реагирует и выхватывает таблетку, засовывая в рот.
– А что такое, племяш? Как-то быстро ты в этот раз передумал, – смеется сестра.
– Потому что ты заберешь и я останусь ни с чем, – бормочет сын, и теперь уже начинаю хохотать я.
– А ты учишься на ошибках, – ерошит светлые волосы сына.
Отвлекаюсь от них и замечаю знакомую машину. Сердце замирает, когда в поле зрения появляется светлая макушка Леши. Он выходит и идет в сторону входа в больницу. С кем-то разговаривает по телефону и, к моему облегчению, не замечает меня, застывшую.
Сестра прослеживает за моим взглядом и присвистывает.
– Ого, что он тут делает? А ты что в статую превратилась? – щелкает перед носом пальцами.
И этот щелчок приводит меня в чувства.
– Откуда я могу знать, что он тут делает? Видимо, жену забирает. Тут же и беременные наблюдаются.
Сестра складывается от хохота пополам.
– Леха и бесплатная больница? Ты ни с кем его не путаешь?
Цыкаю.
– За четыре года могло многое измениться. Да и зря ты, тут отличные врачи. И они хорошо делают свою работу, даже несмотря на то, что им тут не платят миллионов. Хотя они их очень даже заслуживают.
Сестра заглядывает за мою спину, а я удивленно хлопаю глазами.
– Что ты там потеряла? – сама начинаю вертеть головой.
– Крылья и нимб, – ржет Кира. – Может, уже поедем? Или будем ждать твоего ненаглядного?
Кивает подбородком на больницу.
– Он не мой. Я тебе говорила уже, что он не помнит ни меня, ни того, что я носила его ребенка. Ну и уж точно не знает, что ребенок вот он.
Смешок выходит совсем уж обреченным. Оказываюсь тут же в медвежьих объятиях сестры и вздыхаю.
– Может, все же признаться ему? Ну вы вон уже сколько раз пересеклись.
Мотаю головой.
– Я не могу подвергать его такому стрессу.
Кира качает головой.
– Ну точно крыльев и нимба не хватает. О себе надо думать, сестренка, о себе, – стучит по виску.
Садится за руль, оставляя меня наедине с мыслями.
Осматриваю взрослого мейн-куна, от которого меня отвлекает легкий стук в косяк двери. Поднимаю глаза – на пороге смущенная Маша. Переводит виноватый взгляд с пациента на меня.
– Что случилось, Маш? – Бросаю контрольный взгляд на кота и киваю его хозяйке: – Все в порядке. На контроль через неделю, посмотрю динамику.
Хозяйка с важным видом берет своего питомца и выплывает за дверь.
Маша провожает её взглядом и чему-то усмехается. Иду мыть руки и вопросительно выгибаю бровь.
– Чего ты веселишься?
Маруся наклоняется ко мне, как будто кто-то может её услышать, и прикусывает губу.
– Просто у всех этих хозяек такой вид, ка будто они как минимум несут к вам принцев и принцесс.
Хмыкаю. Вытираю руки и иду в приемную. Голова трещит от перенапряжения, а если я сейчас чего-нибудь не съем и не выпью чай, то остальные пациенты могут остаться без квалифицированной помощи.
– Для хозяев их питомцы и правда как минимум королевских кровей. Особенно если знать, сколько они в них вкладывают заботы и финансов, то иногда я жалею, что родилась обычным человеком, которому нужно пахать.
Мы смеемся, а потом я вспоминаю, что Маша не просто так, видимо, заглянула в кабинет во время осмотра.
– Марусь, а что случилось, что ты пришла аж в кабинет, пока у меня пациент был?
Маша ойкает.
– Совсем сбилась с мысли, Вероник, – берет со стола записку и протягивает мне, – вот, звонила Ольга и просила очень срочно ей перезвонить по этому номеру. Что-то снова случилось.
У меня сердце неприятно екает. На сегодня у Ольги не назначено осмотров, а значит, снова случилось что-то серьезное. Набираю номер и перестаю дышать в ожидании ответа. После второго гудка слышу взволнованный голос девушки.
– Вероника, хорошо, что ты так быстро мне перезвонила. Прямо не знаю, куда бежать и что делать, – тараторит она, пока я пытаюсь разобрать её пылкую речь.
Прикрываю глаза и делаю глубокий вдох.
– Оль, помедленнее, пожалуйста, я ничего не могу разобрать.
Кажется, на том конце раздается жалобный щенячий плач, от которого грудь пронзает болью.
– Что там у тебя?
– Очередной подкидыш, Вероник. Малышка совсем, вся в крови. Кажется, что-то с лапой, она на неё не наступает совсем.
Ещё немного, и Оля сама заревет в голосину.
– Так, вези. У меня сейчас обед как раз, посмотрим твоего малыша.
Девушка выдыхает.
– Спасибо, большое тебе спасибо, я через пять минут прилечу.
Успеваю глотнуть чай и запихнуть в себя огурец с хлебом, когда в окно вижу машину Ольги. Она на высокой скорости подъезжает к зданию, и до меня через приоткрытое окошко доносится визг тормозов.
Подскакиваю и выбегаю на улицу.
– Маш, режим повышенной готовности.
Помощница выскакивает из служебного помещения и кивает, уносясь в кабинет. Машина Ольги, кажется, не пережила только серьезных аварий. Да и при взгляде на эту груду металлолома удивляешься, что она в состоянии кого-то возить и не глохнуть. Но я уже привыкла к виду этой машины и без задержки лезу на заднее сидение, где, завернутое в одеяло, на меня жалобно смотрит нечто напоминающее собаку.
– Боже, кто с ней такое сотворил? – прикладываю ладонь к груди, за которой колотится сердце. – Бедный малыш.
Ольга уже суетится вокруг меня, помогает достать пострадавшего, постоянно что-то приговаривая еле слышным голосом.
– Ты не паникуй, – осаждаю, потому что паника Ольги плавно перетекает на меня, а мне нужна холодная голова, – у этого малыша большая воля к жизни, иначе сейчас я бы не держала его на руках.
– Да я ехала в приют, а тут под машину бросается. Я даже не сразу сообразила, что это живой щенок. Думала какой-то комок грязи. Потом кровь увидела, и совсем дурно стало. Видно же, что кто-то над щенком поиздевался, – она не отстает от меня ни на шаг.
Мельтешит сбоку. Она совсем молоденькая, лет двадцать, но у неё настолько большая душа, что если бы она могла, то приютила бы всех бездомышей. Она продолжает что-то рассказывать, а в голосе чуть ли не слезы.
Но это и не удивительно. Я сама готова разреветься при виде выражения глаз животного. Правду говорят, что самое страшное животное – это человек. И сейчас подтверждение этому трясется у меня на руках.
– О божечки, – Маруся прикрывает ладошкой рот, а её зеленые глаза испуганно распахиваются, – Вероник, это кто?
– Это щенок. Не пугайся, просто немного в грязи искупался где-то, да, малыш? – Разворачиваю и кладу животное на смотровой столик. – Ох.
Сама не сдерживаю болезненного выдоха.
– Открытый перелом лапы. Нужно сначала отмыть. Девочки, займетесь?
Маруся с Ольгой уверенно кивают и уносят пациента в душевую.
Готовлю все к тому, чтобы наложить на лапу гипс.
– Фух, вот ведь резвая попалась, – Маруся вытирает со лба пот и смеется, – никак не хотела отмываться, Вероник.
Ну что ему опять нужно? И почему он зашел именно сейчас?
– За тебя можно порадоваться, Вероника?
Моргаю. Не могу понять, чему он собирается радоваться? А потом меня озаряет, и я тут же вспыхиваю, как спичка от огня.
– Эм-м-м-м, – блею, пытаясь сообразить, что ему ответить на его подкол, – можешь и порадоваться.
Дергаю плечом.
– И, вообще, что ты тут делаешь? – прищуриваюсь. – Следишь за мной?
Упираю кулаки в бока, а Леша поднимает руки и широко улыбается.
– Эй, эй, полегче, амазонка. Я пришел с миром.
Расслабляюсь. Ну да, он же не мог знать, что я тут работаю. Не мог же? Потому что с момента работы в ветеринарной клинике, когда мы с ним познакомились, я сменила два адреса.
– И что же тебя привело сюда?
– Такое ощущение, что сама судьба сталкивает нас постоянно.
Скептично выгибаю бровь. Напускаю на себя безразличие, хотя его слова заставляют сердце биться чаще.
– Веришь в судьбу?
Леша задумчиво почесывает бровь, и я моментально вспоминаю эту его привычку. Надо же, а мне казалось, я и так все помнила в мельчайших подробностях. А оказывается, нет, кое-что время все же стерло из памяти.
– Не сказал бы, что прям верю, но и в такую череду случайных встреч тоже верится с трудом.
Оставляю без ответа эту пламенную речь.
– Так зачем ты пришел?
Леша кивает на входную дверь.
– Объявление. Ты же пристраиваешь щенка?
И у меня снова отключается мозговая деятельность. Молча смотрю на него. Видимо, мои извилины никак не могут принять того, что Леша сейчас стоит передо мной. Вот такой весь расслабленный. Пиджак синий распахнут, и под ним ослепляет своей белизной рубашка.
Сглатываю. Память тут же подкидывает воспоминание из нашего общего прошлого. Как я гладила ему такие же рубашки.
Зажмуриваюсь. Сейчас их ему гладит другая, да и вообще, он чужой муж! МУЖ! Не просто там парень, а муж, который ждет появления на свет ребенка.
В горло тут же прыскает горечь оттого, что вообще-то Кирилл тоже ему не чужой, но только вот я не могу сказать об этом бывшему. Слишком сильный риск, что я ему наврежу, а не помогу своим длинным языком.
– Ты в норме? – раздается совсем близко, и я в панике распахиваю глаза.
– А, да, – отступаю на безопасное расстояние, дрожащей рукой заправляю волосы за ухо, – конец рабочего дня, устала немного.
Боже, надо как-то заткнуться. Уверена, ему абсолютно неинтересно, как прошел мой день.
Коридор пронзает дикий вопль моего ребенка, а у меня внутри все покрывается льдом. Уже собираюсь сорваться с места, но Леша резко перемещается и со смехом отпинывает шайбу.
– Эй, бандит, ты во второй раз пытаешься меня сбить. На этот раз шайбой.
Кирилл с воплем влетает в приемную с клюшкой, пока я пытаюсь заставить ноги двигаться и не допустить какой-то катастрофы.
– Кирилл, ты что тут устроил? Тут тебе не ледовая арена, чтобы с клюшкой носиться, – мой голос повышается на октаву.
Но я оправдываю это волнением.
– Ну, мам, – тут же реагирует сын, – я же немного.
Закатываю глаза и прикусываю нижнюю губу.
– Это не меняет того, что ты в больнице.
Кирилл округляет голубые глаза, и теперь меня сверлят две одинаковые пары глаз. Боже, дай мне сил!
Сын крутит головой.
– Но тут же никого нет, — резонно подмечает этот маленький шкодина.
– А если ты разбудишь собачек и кошечек, которые болеют? – складываю руки на груди и выгибаю бровь. – Сам будешь их укачивать?
Лицо Кирюшки вытягивается, и он начинает быстро мотать головой. Я же прикусываю щеку, чтобы не рассмеяться при виде его растерянности.
Слышу смешок со стороны Леши и бросаю на него быстрый взгляд. Он показывает мне большой палец. Будто мне нужно его одобрение.
– О, дядя, а я тебя помню! – сын дергает Лешу за подол пиджака.
Леша фыркает и присаживается перед ним, а их глаза оказываются на одном уровне. Ну глупо же думать, что Леша признает ребенка по глазам. Да ну… это же только в сериалах бывает, а в жизни нет.
– Ну да, бандит, ты уже пытался меня сбить мячом, – теплый смех Леши доставляет мне еле терпимую боль, и я даже морщусь, – как твое здоровье?
Кир непонимающе моргает.
– Дядь, а ты знаешь, что я болел?
Леша кивает.
– Ага, я твою маму в садик за тобой подвозил.
Глаза Кирилла становятся ещё больше. А я готова прямо сейчас провалиться в подвал. И хорошо, если у Кира не возникнет миллион вопросов ко мне, почему меня подвозил этот дядя.
– Мы лежали в больнице, – отмахивается Кирюшка, как будто он делает это чуть ли не каждый день.
Леша
Усаживаюсь в машину и задумчиво смотрю на вход в клинику, где только что опять пересекся с этой загадочной девушкой. И я не могу сообразить, с чего вдруг я постоянно на неё напарываюсь и мы пересекаемся.
Словно судьба смеется мне в лицо. Или в лицо мне тыкает, что вот, мол, Лешечка, смотри, смотри, какие бывают женщины. Матери. Не то что твоя…
Со стоном стучусь лбом об руль. На пассажирском сидении жалобно подскуливает мой новый питомец. Смотрю на пушистую мордашку, и в груди больно все передавливает. Копия моей любимой собаки. Словно перерождение.
Хоть я и не помню, как потерял Найду, но, со слов Вероники, моя собака сдохла от старости. И я пока склонен верить ей.
– Больше все равно некому, да? – обращаюсь к щенку.
Она тихонько гавкает в ответ, а меня распирает от смеха.
– Да уж, Леха, дожился. Разговариваешь с псами и радуешься их ответам.
Поднимаю глаза на зеркало заднего вида. Присматриваюсь, и почему-то перед глазами встает сын Вероники. Кирилл?
Черт. Ерошу волосы. Почему я подумал о нем, всматриваясь в свое отражение? Что за фигня со мной происходит?
Телефон снова взрывается от дозвона жены. Давлю разочарованный вздох. Отвечаю.
– Любимый, а через сколько ты приедешь? Я хочу приготовить сюрприз.
Внутри меня все сковывает невидимыми цепями.
– Какой ещё сюрприз? Вероник, ты же знаешь, как я к сюрпризам… – горло сжимает, и выходит как-то сипловато.
– Приедешь — увидишь, – чуть ли не мурлычет Вероника.
И это пугает до одури. Завожу тачку и срываюсь с места.
– Ника, только попробуй. Только попробуй сделать что-то не то, я тебе не прощу.
Но жена уже не слышит и отключается. А я набираю скорость. В висках стучит от переживания.
Зараза, что она там задумала? И почему меня так трясет от её возможного сюрприза? Да потому что вспоминается прошлый сюрприз в виде измены. Хватаю телефон с панели и захожу в приложение, где моя квартира на видео. Перелистываю кадры и не нахожу нигде жены. Но пытаюсь успокоить себя тем, что она в ванной, а там камер нет.
Как только мы переехали в эту квартиру, я сразу же установил видеослежение. После всего что вытворяла Вероника, мне нужны были доказательства, если что-то в нашем браке пойдет не так…
Потому что однажды я уже лоханулся, больше я не повторю такой ошибки.
Долетаю до дома и выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Вероника стоит на улице в плаще, обхватив себя за плечи. Дрожит.
Выскакиваю из машины и мчусь к ней.
– Любимый, – она улыбается, распахивает плащ, под которым, мать его, нет ни черта, кроме белья.
– Ты идиотка? – завожусь, запахивая одежду и скрывая жену от взглядов немногочисленных прохожих.
– Что не так? – взвивается Вероника.
– Ты вообще мозгами думаешь? – стучу по своему виску. – О ребенке думаешь? На улице вечер, холод, а ты в трусах выперлась.
Вероника зло щурит глаза.
– А что мне остается делать? Ты на меня вообще никакого внимания не обращаешь, а я, между прочим, все ещё твоя жена.
– Это вот хорошо, что ты понимаешь, что это временно.
Вероника тяжело сглатывает, и её горло нервно дергается.
– Что временно?
– Наш брак. Временный.
Жена отталкивает меня, затягивает пояс, и теперь плащ отчетливо обозначает круглый живот. Кусаю губу. Внутри разрывается снаряд, наполненный сожалением и горечью.
Черт, а я ведь когда-то думал, что буду радоваться каждому дню беременности любимой женщины. А сейчас я смотрю на жену и внутри пустота. Я считаю дни до родов и даже не могу понять, чего я жду больше: что ребенок будет мой или что нет.
– Вероник, чей это ребенок? – устало выдыхаю.
Жена дергается. Одаривает меня колючим взглядом.
– Я уже тебе говорила, что он твой, Леша. Твой ребенок. Твой сын…
Ну да, как будто был вариант, что она скажет что-то другое.
– Иди домой, Вероник.
Щиплю себя за переносицу. И снова эта назойливая боль в висках. Почему у меня так раскалывается голова, только когда рядом жена, мать его?
– А ты? Леш, а ты? – повышает голос Вероника и дергает меня за рукав.
– Я сейчас поднимусь.
– Точно? Ты не врешь?
Пронзаю её взглядом.
– А я когда-то врал тебе? – цежу сквозь зубы.
Какой бы дрянью она ни была, но я ни разу её не обманул. Даже когда узнал про беременность и мы составили бумажку, согласно которой Вероника не будет претендовать на ребенка, если ДНК-тест покажет мое отцовство.
Это сейчас она вдруг решила, что её беременность как-то наладит наши отношения и мы не разведемся. А я уже жалею, что я повелся на уговоры Вероники и мы добавили пункт, по которому я не могу развестись до родов, потому что если развод состоится раньше появления на свет ребенка, то Вероника вправе не отдавать мне малыша, даже если он будет моим… Приходится, сцепив зубы, терпеть женушку. Это сейчас я отчетливо понимаю, почему она настаивала на этом пункте. Думала, что забуду и прощу. И она из кожи вон лезла, чтобы снова меня затащить в постель и как-то соблазнить.