Зима не сдавала свои позиции. Февраль запорошил снегом все вокруг, каждый день присыпая еще чуточку, словно двухметровых сугробов было недостаточно. Дети резвились в сугробах, выстраивая очередного снеговика, а взрослые, проклиная все на свете, пытались пробраться по своим особенно важным делам делам сквозь снежные крепости. Коммунальные службы только разводили руками, а местные жители вспоминали старую шутку: пойдет большой снег, а твою улицу почистят последней.
Снег кружился как в кино, и не скажешь, что март через две недели. Прохожие сновали туда-сюда по самоступным дорожкам, игнорируя расчищенные дворниками главные тротуары. Последние не слишком были довольны положением дел: снег аккуратно ложился обратно и сводил на нет все их усилия.
София вышла на улицу и глубоко вздохнула. Морозный воздух проник в каждую клеточку тела, оставляя ожоги. Маленькие иголочки холода поселились в легких и кололи изнутри. Она оглянулась по сторонам и улыбнулась. Ей нравились и трудяги-дворники, и хитрые прохожие, которые придумывали свои маршруты до автобусной остановки. Снег ей тоже нравился, хоть и предпочла бы она, чтобы такими большими хлопьями он падал в декабре перед Рождеством. Она вздохнула. Выбирать не приходиться, теперь в мире все поменялось.
София неспешно двинулась в сторону остановки, времени до автобуса оставалось достаточно. Женщина шла по импровизированной тропинке от подъезда до самой остановки. Конечно, была и официальная дорога, которую кое-как умудрились очистить дворники, но София и летнее время ее игнорировала, так как пришлось бы делать крюк до автобуса. А утром каждая минута на счету, хоть и просыпаешься вовремя. Судя по всему, такой же логикой руководствовались и соседи по подъезду: часы показывали начало девятого, а дорожка уже ясно виднелась среди сугробов.
София подошла на остановку ровно в тот момент, как распахнулись двери синего монстра, приглашающего пассажиров в свое теплое нутро. Быстренько показав проездной, женщина юркнула на удобное место около окна. Отсюда отлично просматривались окна ее квартиры. Она глянула на них мельком, чтобы удостовериться, что свет там не горит. Два окна и маленький балкон на кухне, на который с трудом удалось поместить кресло. Миниатюрное кресло для миниатюрной жизни.
За последние несколько месяцев все вокруг сжалось: маленькая квартира вместо просторной, уменьшилось и количество вещей, расположить все, чем она раньше обладала, на 35 квадратных метрах никак не выходило. Собственно, и семья ее уменьшилась. Теперь только она и собака средних размеров неизвестной породы по кличке Фреди составляли всех домочадцев Софии Старе. Это было нехорошо и неплохо, но очевидно было большой переменой в жизни: нужно было привыкать к вечерам в одиночестве, планировать выходные только для себя и не получать приглашения на праздники, куда обычно зовут парой.
В окнах естественно было темно. Когда-то в уже прошлой жизни зимой София оставляла маленькую лампу для Фреди, чтобы он не сильно скучал в зимней темноте. Февраль же помимо неожиданного снега принес относительно ранние рассветы и яркие дни, да и тратить электричество казалось неразумным. Получив свой первый счет в начале года, София вздохнула. Жить в одиночестве - это еще и рассчитывать только на свои доходы.
Автобус мягко двинулся к метро. София кинула еще один взгляд на свои окна. Пожалуй, самое сложное в этой новой жизни было - оставлять Фреди одного на целый день дома. Пес провожал хозяйку своими карамельными глазами на работу, словно давая ей понять, что справится один, однако все равно жалобно поскуливал, как только за ней щелкал замок. По опыту София знала, что скорее мохнатый наглец большую часть времени проводит на ее подушке, однако жалобный звук собачьего “не уходи” преследовал ее часто до самого обеда.
Пассажиры вокруг погрузились каждый в свое дело: кто-то слушал музыку или подкаст, кто-то, зажимая пальцем экран, читал утренние новости, а кто-то шумно пил кофе из термоса. Люди старались вежливо не замечать друг друга, давая возможность каждому оставаться один на один с утренними мыслями. София приступила к своему любимому утреннему ритуалу: рассматривала своих попутчиков.На переднем сидении уместилась мама с двумя дочками. Она торопливо поправляла обеим одинаковые шапки, что-то тихонько нашептывая. Вид у нее был строгий, девочки слушали внимательно и изредка кивали. Внезапно обе рассмеялись. Детские смех в утренней тишине автобуса звучал удивительно к месту. Мама вначале недовольно посмотрела на них, но потом рассмеялась и сама. Невозможно было устоять этому почти весеннему колокольчику голосов. Вот пожилой мужчина напротив сидит, сильно опираясь на палочку. Рядом с ним сидит усталая женщина средних лет, с такими же голубыми глазами и прямым носом. Они почти не смотрят друг на друга, но очевидно, что едут вместе: женщина изредка гладит мужчину по руке и ободряюще улыбается. На сиденье рядом расположилась совсем юная девушка. Не покрытые шапкой волосы огромной копной лежат по плечам, в них едва виднеются тающие снежинки. Девушка улыбается, наверное, что-то приятное звучит у нее в наушниках. Чуть поодаль сидит молодая пара. Они поглощены друг другом и не замечают ничего вокруг. В руках у них одинаковые кружки-термосы, в головах - планы о радужном совместном будущем.
София задумалась, как она сама выглядит для своих попутчиков. Молодая еще женщина, в яркой шапке, большом, по-модному намотанном шарфе, теплое пальто, рюкзачок с компьютером и маленькая сумочка через плечо. Вид слегка уставший, то ли от затянувшейся зимы, то ли от отсутствия сна. Смотрит на всех внимательно и, может, слишком любопытно, но в целом ничем не отличается от пассажиров рядом. София решила, что ей это нравилось: инкогнито проще совершать ошибки. Если вдруг оказываешься под светом рампы, то приходится терпеть, что каждый посмотрит на твою жизнь через увеличительное стекло. Люди очень любопытны, хоть со стороны и кажется, что каждый занят своим делом.
Утро выдалось быстрым: чтобы добраться до работы ко времени, назначенному журналистом, встать пришлось почти на час раньше. Фреди явно не одобрял спешки и раннего подъема и смотрел на хозяйку строго с не заправленной еще кровати. София металась между кофеваркой, которая варила кофе слишком медленно, ванной и шкафом. Наконец, наряд на сегодня был выбран, чашка наполнена ароматным напитком, можно было перевести дух. Старе устроилась за обеденным столом и сделала первые глотки. Уже светало, а снег перестал идти. За окном рождался еще один зимний день, словно вышедший из картинной галереи: белое одеяние к лицу было северному городу, любой его части, будь то центральная Сенатская площадь или небольшой спальный район в восточной части.
София часто думала, что в Хельсинки она оказалась совершенно случайно: родом она была из Турку, там же училась в университете. Она сама да и ее близкие думали, что по окончании она отправится работать в Стокгольме: как ни крути финским шведам с не очень хорошим знанием финского найти работу было проблематично. Старе хоть и старалась учить финский, но акцент ее выдавал да и грамматика то и дело подводила. С ветряными мельницами бороться сложно да и бесполезно, поэтому София перестала отправлять резюме в финские компании, откуда ей даже не отвечали, а сосредоточилась на целенаправленном переезде на запад. Из Швеции ей отвечали охотно, и за годы учебы она успела пройти практику почти во всех крупных архивах страны. В Турку ее жизнь ей нравилась, все было удобно и знакомо, однако ничего особенно важного ее там не держало. Мама и сестра спокойно отнеслись к ее идее переехать - несколькими годами ранее в Гетеборг переехал ее старший брат с семьей, а расстояние от Турку до Швеции все же было незначительным. Однако перед самым выпуском в жизнь Старе вмешался случай: ее однокурсница, получившая стажировку в архиве при университете Хельсинки, сломала ногу и порекомендовала на свою замену Софию. Та вначале опешила и честно предупредила, что по-фински она написать может только если записку секретарю о том, что нужно купить ручки. Возглавлял в то время архив довольно видный деятель, тоже из финских шведов. Он посмеялся над словами Старе и добавил:
- София, дорогая, чтобы научиться плавать нужно на лодке заплыть на самую глубину и нырнуть. Конечно, надо, чтобы с лодки кто-то знающий страховал. Так вот считайте, что вы на этой стажировке оказались в самой середине Балтийского моря и нырнули, а я вас уж подстрахую.
София задумалась и приняла приглашение. Терять ей было нечего: ее рабочее место в Стокгольме ждало ее только с октября, а на дворе стоял май. Свое последнее лето перед настоящей взрослой жизнью, а именно так она принимала свой переезд по другую сторону моря, планировалось провести на даче, чтобы насладиться красотой финского лета по полной. Однако лишние деньги - а стажировка была оплачиваемой - были совсем и не лишними, поэтому для проформы она, конечно, посоветовалась с мамой, и через пару дней после разговора с главой архива она ехала на междугороднем автобусе.
София прибыла в столицу в то самое время, когда город блистал. Хельсинки, как галантный кавалер, показывал новой жительнице лучшие свои стороны, очаровывал и влюблял в себя. Уже успели уйти первоцветы, но уже то тут, то там выглядывали тюльпаны, рододендроны, а в воздухе угадывался легкий запах сирени. Она не цвела еще, но обещание волшебного лета уже звучало в этом тонком аромате. Белые ночи не оформились пока в полную свою мощь и вечером опускали нежные сумерки, в которых иногда сложно было углядеть очертания предметов. Старе гуляла по городу как завороженная и в свободное от работы времени бывала на всех последних выставках, на самых узких улочках, на всех островках, и уже к Иванову дню разбиралась в лучших кофейнях города лучше местных. В архиве все ладилось: коллеги откликались на все просьбы да и Старе чувствовала себя как рыба в воде. Работа ей нравилась и ни секунды она не жалела, что однокурсница ее посоветовала себе на замену. В конце лета в кабинет пригласил глава архива и неожиданно предложил позицию: одна сотрудница выходила в декрет, а найти замену пока не получилось - требования были уж больно неординарные.
- София, ты же знаешь, Ритва в декрет через два месяца выходит, мальчик у нее родится, - начал глава архива.
София кивнула. Не заметить, что Ритва вот-вот станет матерью не представлялось возможным: у нее живот на нос лез, и она сама напоминала об этом, когда на обеде брала две порции. “Мне же нужно за двоих есть”, - обычно говорила она изумленным коллегам.
- Нам замена нужна, но только найти ее уж больно мудрено. Ты же знаешь, Ритва занимается оцифровкой документов периода Российской империи, а там нужно и шведский знать, и по-русски понимать.
София начала догадываться к чему он клонит и снова кивнула.
- Ты, я знаю, в университете русский изучала, не так ли?
- Да брала несколько курсов, - подала голос Старе.
- Как думаешь, справишься с такой работой? - в лоб спросил глава архива.
Старе на секунду задумалась. С русским языком отношения ее были странные. Курсы она брала только как дань уважения к своим корням: то была в их семье традиция, что каждый должен русский учить. Однако учить так, чтобы выучить еще никому не удавалось: практики не было. София знала от мамы, что ее прапрадедушка по-русски тоже старался не говорить: он быстро освоил шведский. На русский он лишь изредка переходил со своей женой, освоившей самый минимум, если нужно было обсудить что-то, чего дети не должны были понять ни при каких условиях. Старе исправно сдавала экзамены по языку и получала вполне приличные отметки, но отсутствие навыка говорить и писать не было на руку молодому специалисту. Она честно призналась в этом своему начальнику. Тот вздохнул расстроено.
- Ну а читать-то ты по-русски сможешь?
- Читать - точно смогу, - без тени сомнения сказала София.
- Ну тогда заступай вместо Ритвы. Я слышал, ты в Швецию собиралась переезжать. Тоже дело хорошее. Даю тебе времени до завтра.