Рецепт тишины и шалфея

Анатация

Тишина может быть лучшим лекарством, а шалфей — самым сильным заклинанием.

Агата, выгоревшая и разочарованная, приезжает в далекий Ореховый Омут, чтобы вступить в права наследства. Жизнь в домике с загадочной аптекой оказывается полной неожиданностей: здесь банки сами подают нужные травы, ступка по утрам мурлычет, как кот, а самый верный рецепт от тоски — это разговор за чашкой чая с самим домом.

Постепенно Агата учится не просто готовить снадобья, а слышать — настоящие потребности людей, тихий голос природы и шепот собственного сердца. Она находит свое предназначение в том, чтобы исцелять душевные раны, которых не видно глазу.

Но безмятежной жизни приходит конец, когда в деревне появляется могущественная корпорация «Зелья & Ко», предлагающая быстрое, дешевое и бездушное решение всех проблем. Их яркие флаконы и громкие лозунги грозят уничтожить хрупкую магию доверия и тепла, которую Агата с таким трудом взрастила.

Чтобы защитить свой дом и тех, кто ей доверился, Агате предстоит выдержать битву, где нельзя колдовать огненными шарами. Ее оружие — терпение, забота и вера в то, что против настоящего чуда бессильны любые корпорации. Ей нужно вспомнить главный рецепт, оставленный прежней хозяйкой, — рецепт тишины и шалфея, который способен исцелить даже самое очерствевшее сердце.

Глава 1. Аптека, которая зевнула

Глава 1. Аптека, которая зевнула

Поезд ушел, оставив Агату одну на крошечной платформе под вывеской «Ореховый Омут». Воздух пах не выхлопными газами, а хвоей, влажной землей и чем-то сладковатым, что она не могла опознать. Городок, вернее, деревня, притулилась между холмов, как спящий кот. Тишина была такой густой, что звенела в ушах, привыкших к грохоту метро и вечному гулу магистралей.

В кармане пальца заскрипел листок — распечатанная карта, ведущая к ее нежданному наследству. Тетя Ирма, мамина сестра-отшельница, с которой Агата виделась раз пять в жизни, завещала ей свой дом и «дело». Какое дело могло быть у чудаковатой старушки в глуши? Агата боялась предположить.

Домик тети Ирмы оказался на отшибе, последним на улочке, упирающейся в лес. Не покрашенный годами, он был похож на серый замок, обвитый спящим плющом. Агата с трудом вставила тяжелый железный ключ в замочную скважину. Дверь со скрипом поддалась, и ее встретил запах.

Не просто запах пыли и старого дерева. Это был сложный, многослойный букет: сладкая пыльца, горьковатые коренья, сухие травы, слабый уксусный оттенок ферментирования и под ним — едва уловимый, теплый аромат печеных яблок с корицей. Странно, но пахло… уютно.

Внутри было темно. Агата нащупала выключатель, но свет не зажегся. Пришлось распахнуть ставни. В солнечных лучах, прорезавших полумрак, заплясали миллионы пылинок. Она осмотрелась. Прихожая упиралась в залуженную дверь с вывеской-табличкой, на которой было выведено старательными буквами: «Аптека "Сонная Осынь"».

Сердце Агаты сжалось. Вот и «дело». Она толкнула дверь.

И ахнула.

Комната была заставлена стеллажами до самого потолка. На них рядами стояли бесчисленные банки, склянки, мешочки из холста и бересты. Сквозь затемненное стекло угадывались причудливые формы кореньев, сухие лепестки, ягоды, кора. В центре стоял массивный дубовый стол, уставленный ступками, весами с разновесом в виде совушек, ситами и медными тазиками. На каменной печи-голландке мирно потрескивали поленья, наполняя комнату жаром.

И тишина. Глубокая, бездонная. Та, что бывает только в очень старых библиотеках или храмах.

Агата сделала нерешительный шаг вперед. Скрип половицы прозвучал, как выстрел. И вдруг…

Напротив нее, на самой верхней полке, массивная стеклянная банка, доверху набитая чем-то похожим на сухие шишки, качнулась. Не сильно. Словно от легкого ветерка. Но ветра в комнате не было.

Агата замерла. Ей показалось? Она прислушалась. Тишина снова стала плотной, но теперь ей почудилось, что в ней есть… напряжение. Как будто комната затаилась и наблюдает.

Она подошла к столу, протянула руку, чтобы коснуться одной из ступок.

Скр-р-рах!

Резкий звук заставил ее вздрогнуть и отдернуть руку. Небольшая деревянная шкатулка, стоявшая на краю стола, сама сдвинулась на несколько сантиметров, будто отстраняясь от ее прикосновения.

— Ладно, — прошептала Агата себе под нос. — Поехала кукушка. Усталость и нервное напряжение. Надо чаю.

Чай она умела делать. Это было просто, понятно и не требовало общения с живой мебелью.

Осмотрев полки, она нашла жестяную банку с надписью «Мелисса». Пахло знакомо и безопасно. Рядом висел ухват, и на печи стоял старый, почерневший от времени чайник. Набрав воды из рукомойника в углу, она подвесила чайник над огнем.

Пока вода закипала, Агата пыталась освоиться. Она осторожно протерла пальцем пыль с этикетки на одной из банок. «Зверобой. Для света внутри, когда грустно», — было выведено чернильным подчерком тети Ирмы. Агата улыбнулась. «Для света внутри» — куда лучше безликого «антидепрессант».

Чайник засвистел. Агата сняла его, засыпала мелиссу в заварочный горшочек и залила кипятком. Аромат сразу же разлился по комнате, мягкий и лимонный. Она села на единственную табуретку у стола, закрыла глаза и сделала первый глоток. Тепло разлилось по телу, снимая напряжение долгого дня.

И тут она это почувствовала. Не звук. Скорее, ощущение. Глубокое, довольное… удовлетворение. Как будто сама комната выдохнула и расслабилась. Напряжение ушло.

Агата открыла глаза.

И замерла с чашкой в руках.

Прямо перед ней на столе стояла маленькая баночка из темного кобальтового стекла. Она точно помнила, что минуту назад ее там не было. Этикетка на ней была новая, бумага чистая, а надпись свежая, будто только что выведенная: «Для крепкого сна без тревог. Принять с чаем».

Агата медленно, очень медленно обернулась, оглядывая полки. Ничего не двигалось. Никто не шелестел. Только пылинки все так же танцевали в луче закатного солнца, пробивавшегося в окно.

Она посмотрела на свою чашку с мелиссой, потом на баночку. Сердце бешено колотилось, но страха почему-то не было. Было ошеломленное любопытство.

Дрожащей рукой она взяла баночку. Крышка открутилась с тихим щелчком. Внутри лежали аккуратные шарики из засахаренного меда и трав. Они пахли лавандой и ванилью.

«Ну что ж, тетя Ирма, — мысленно произнесла Агата. — Похоже, твое «дело» куда интереснее, чем я думала».

Она бросила один шарик в свою почти допитую чашу. Он с тихим шипением растворился, и аромат стал гуще и слаще.

Сделав последний глоток, Агата почувствовала, как по телу разливается тяжелое, приятное спокойствие. Тревоги дня отступили, уступая место тихой, почти детской усталости.

Она подняла взгляд на стеллажи, на банки, на ступку на столе.

—Спасибо, — тихо сказала она в тишину аптеки. — За чай. И за компанию.

И ей показалось, что где-то на самой верхней полке, в густой тени, кто-то довольно зевнул.

Глава 2. Клиент первого уровня

Глава 2. Клиент первого уровня

Агата проснулась от того, что по стеклу застучали капли дождя. Она какое-то время лежала с закрытыми глазами, слушая убаюкивающий шум и пытаясь осознать, где она. Пахло старым деревом, травами и… теплым свежим хлебом?

Она открыла глаза. Спала она на узкой кровати в маленькой комнатке прямо за аптекой. Вчерашний вечер казался сном. Живая аптека, баночка, появившаяся сама собой… Она даже огляделась в поисках той самой кобальтовой склянки, но ее нигде не было. На стуле у кровати аккуратно лежало ее пальто. Словно кто-то его повесил.

«Остановись, — строго сказала себе Агата. — Ты взрослая женщина. Ты веришь в логику, квитанции и ипотеку. В живую мебель не верят».

Она натянула джинсы и свитер, вышла в основное помещение и застыла на пороге.

На массивном дубовом столе стоял глиняный горшочек, из которого валил пар. Рядом на тарелке лежала румяная булочка, а в кружке дымился чай. Пахло имбирем, медом и той самой невероятной свежестью.

Агата медленно подошла. Никого. Тишина. Только дождь за окном и потрескивание огня в печи. На столе не было ни записки, ни следов присутствия другого человека.

Она осторожно отломила кусочек булочки. Она была еще теплой, воздушной, с хрустящей корочкой. Вкус был настолько идеальным, что на глаза навернулись слезы. Она не помнила, когда последний раз ела что-то домашнее, сделанное просто так, для нее.

Она съела булочку, выпила чай и почувствовала, как сила и какая-то странная уверенность наполняют ее. Страх отступил, уступив место жгучему любопытству.

— Ладно, — сказала она вслух, обращаясь к комнате. — Допустим, ты здесь есть. Что нам делать дальше?

В ответ где-то на полке мягко цокнула о стекло крышка одной из банок.

Агата подошла к тому месту. Это была большая емкость с сушеными ромашковыми цветами. Этикетка гласила: «Для умывания ясным утром». Она потянулась к банке, и… ничего не произошло. Она не отшатнулась, не убежала. Она позволила Агате взять себя в руки.

— Спасибо за завтрак, — добавила Агата, чувствуя себя немного глупо.

На этот раз ответа не последовало. Комната, казалось, удовлетворилась тем, что ее признали.

Решив взять дело в свои руки, Агата нашла в ящике стола толстую, потрепанную тетрадь в кожаном переплете. На обложке было вытеснено: «Реестр и рецепты».

Она открыла ее. Страницы были исписаны тем же аккуратным почерком тети Ирмы, что и этикетки. Но это были не просто списки трав. Здесь были заметки, наблюдения, целые истории.

«Старосте Петровичу — сбор для суставов. Добавить щепотку коры ивы, но не упоминать, иначе откажется — говорит, горькая. Лучше замаскировать мятой и медом. Его старая собака все понимает и одобрительно виляет хвостом, когда рецепт верный».

«Марии из домика у реки — мазь от тревоги. В основе — зверобой и лаванда. Она не скажет, но плачет по сыну, что уехал в город. Добавить лепестки василька — они напомнят ей о его глазах. И тимьян — для мужества. Ей оно сейчас нужнее».

Агата читала, завороженная. Это была не фармакопея. Это был дневник психолога, врача и доброго друга. Магия заключалась не в самих травах, а в глубоком, почти телепатическом понимании нужд каждого человека. И в желании помочь именно так, как нужно, а не как проще.

Ее размышления прервал скрип калитки за окном, а затем — нерешительный стук в дверь.

Сердце Агаты заколотилось. Клиент. Настоящий, живой клиент. Что ей делать? Притвориться, что ее нет? Сказать, что аптека закрыта? Насовсем?

Но воспоминание о записях тети Ирмы заставило ее сделать шаг вперед. Она распахнула дверь.

На пороге стоял мальчик лет семи-восьми, промокший под дождем до нитки. В руках он заботливо прижимал к груди завернутое в куртку небольшое существо.

— Здравствуйте, — прошептал он, поднимая на Агату испуганные глаза. — Это… это аптека тети Ирмы? Та, что… помогает?

— Да, — голос Агаты сорвался на хрип. Она прочистила горло. — Да, это она. Входи, просушись.

Мальчик робко переступил порог. Он развернул куртку, и Агата увидела взрослого кота рыжего окраса. Он тяжело дышал, один глаз был закрыт и распух, а на боку виднелась ссадина.

— Его машина задела, — сквозь слезы выдавил мальчик. — Он не убегает… Лежит. Я не знаю, что делать. Ветеринара у нас нет. Мама сказала, что если он до вечера не встанет, то… — Он не договорил, сглотнув комок в горле.

Агату охватила паника. Что она могла знать о лечении животных? Ничего! Она собиралась сказать мальчику, что ничем не может помочь, как вдруг ее взгляд упал на полку прямо за ним.

Одна из банок, с ярко-зеленой этикеткой, слегка покачнулась, поймав луч света. Агата подошла и взяла ее. На этикетке было написано: «Календула. Для затягивания ран и успокоения духа. Подходит для всех, у кого есть шерсть и сердцебиение».

Рядом, сама собой, приоткрылась крышка другой банки, с надписью «Бурачник. От лихорадки и для храбрости».

Рука Агаты сама потянулась за нужными ингредиентами. Она действовала почти на автомате, как будто кто-то направлял ее движения. Она растолкла в ступке цветки календулы с небольшим количеством масла, добавила щепотку бурачника.

— Дай мне его, — тихо сказала она мальчику.

Он доверчиво протянул кота. Тот слабо заурчал, почувствовав исходящее от Агаты спокойствие, которого она сама в себе не ощущала.

Она осторожно нанесла мазь на ссадину и приложила компресс к распухшему глазу. Кот сначала вздрогнул, затем затих, его дыхание стало ровнее.

— Нужно дать ему вот это, — Агата насыпала немного сушеного бурачника в маленький мешочек. — Завари как чай и чуть-чуть подмешай в воду или молоко. По капле. Он поможет снять жар и… придаст ему храбрости.

Глава 3. Пыльца прогресса

Глава 3. Пыльца прогресса

Неделя в Ореховом Омуте пролетела как один долгий, наполненный ароматами день. Агата постепенно привыкала к ритму своего нового мира. Она научилась распознавать едва уловимые сигналы аптеки: легкий звон стекла, означавший «возьми вот эту баночку», или упрямое неподдавание ящика, если она тянулась не к тому ингредиенту.

Леня навещал ее каждый день. Его рыжий кот, получивший имя Мускат, стремительно поправлялся. Мальчик принес в качестве платы три яблока с бабушкиного сада и восторженный рассказ о том, как Мускат впервые за неделю умылся и потребовал еды. Эта «плата» показалась Агате ценнее любой тысячи рублей.

Она начала изучать тетрадь тети Ирмы, погружаясь в удивительную логику ее искусства. Рецепты были лишь верхушкой айсберга. Главным было кому, когда и с каким словом это дать.

Идиллия рухнула в среду утром.

Агату разбудил не запах свежей выпечки, а настойчивый гул моторов и приглушенные голоса под окном. Она накинула халат и выглянула.

Напротив ее калитки, на утоптанном участке травы, где обычно паслась старая коза соседа, разворачивалась яркая палатка. Алая тентовая крыша, желтые стены, кричащий плакат: «ЗЕЛЬЯ & KO! ВСЕ РЕШЕНИЯ — В ОДНОЙ КАПЛЕ! АКЦИЯ! ОТКРЫТИЕ!».

Возле палатки суетились два молодых человека в одинаковых салатовых футболках с логотипом компании. Они расставляли на столике ряды идеально одинаковых стеклянных флакончиков, переливающихся всеми цветами радуги.

Сердце Агаты неприятно сжалось. Это было слишком ярко, слишком громко и слишком чужеродно для ее тихой улочки.

Она быстро оделась и вышла, делая вид, что проверяет почту. Один из молодых людей, тот, что пошире, с беззаботным лицом, сразу к ней направился.

— Доброе утро, соседка! — его голос был слишком бодрым для такого часа. — Знакомьтесь, будущее уже здесь! Я — Артем, представитель компании «Зелья & Ко» в вашем прекрасном… населенном пункте.

Он широко улыбнулся, демонстрируя идеально белые зубы.

— Агата, — представилась она сдержанно.

—Агата, прекрасное имя! Ну что, готовы к революции в сфере магического хорошее здоровье? — он сделал широкий жест в сторону своего столика. — У нас есть решение для всего! Не можете уснуть? «Сновидение»! Плохое настроение? «Солнечный всплеск»! Нужно срочно почистить дом? «Вихрь уборки»! Одна капля — и результат мгновенный. Никакой возни с травами, варками и прочими… — он брезгливо сморщился, окинув взглядом скромный фасад аптеки Агаты, — …пережитками прошлого.

Агата почувствовала, как по спине пробежали мурашки. За ее спиной, в глубине аптеки, воцарилась настороженная тишина.

— Спасибо, но я… я как раз за пережитками, — попыталась она пошутить.

Артем не понял шутки. Его лицо стало серьезным.

—Понимаю, консерватизм. Это мило. Но взгляните на факты, — он взял с прилавка синий флакон и легким движением распылил его содержимое в воздух. — «Свежесть альпийского луга». Чувствуете? Ни пылинки, ни посторонних запахов. А ваши травы… — он снова сморщился, — …у многих же аллергия, верно? Пыльца, споры… Это же просто антисанитария!

В этот момент из-за угла появилась знакомая Агате старушка Анна Петровна, которая накануне жаловалась на боль в спине. Агата готовила для нее разогревающий бальзам на основе имбиря и крапивы.

Артем тут же набросился на нее с энергией стервятника.

—Бабушка! Вы выглядите уставшей! Не мучайте себя болью! Вот «Сустав-комфорт»! Одна капля на ночь — и утром вы порхаете!

Анна Петровна растерянно посмотрела на яркий флакон, потом на Агату.

— Я… я уже у тети Агаты заказывала…

—И что? Ждете, пока травки настоятся? — Артем засмеялся добродушным, но ядовитым смехом. — Жизнь слишком коротка, чтобы ждать, бабушка! Технологии не стоят на месте! И всего двести рублей!

Старушка замешкалась. Искушение быстрым и простым решением было написано на ее лице. Она нерешительно потянулась к кошельку.

Агата наблюдала за этим с растущим ужасом. Она не могла конкурировать с этой яркой упаковкой и громкими обещаниями. Ее бальзам нужно было втирать три раза в день, он пахнет резко и стоил бы труда и времени.

Вдруг легкий порыв ветра донес из аптеки едва уловимый аромат — теплый, хлебный, успокаивающий. Запах свежеиспеченного ржаного хлеба. Артем его не почувствовал, но Анна Петровна вдруг подняла голову и глубоко вдохнула. Ее глаза смягчились, растерянность уступила место теплой ностальгии.

— Нет, милок, — сказала она вдруг твердо, убирая кошелек. — Моего деда от радикулита крапивой лечили, и отца, и мужа. И меня вылечат. Нечего тут химией всякой душить. — Она кивнула Агате и, гордо подняв подбородок, пошла прочь.

Артем на мгновение опешил, но тут же восстановил дежурную улыбку.

—Ну что ж, ваше право на… архаику, — бросил он ей вслед. Затем повернулся к Агате. — Ничего, народ у нас недоверчивый. Но мы тут надолго. Покажем людям, что такое настоящий прогресс.

Он вернулся к своему столику, чтобы привлечь нового потенциального клиента.

Агата медленно зашла в аптеку и закрыла за собой дверь. Воздух внутри был наполнен тем самым успокаивающим хлебным ароматом. На столе стояла еще теплая маленькая булочка с тмином.

Она прислонилась к двери, чувствуя, как дрожат ее колени. Она только что увидела врага лицом к лицу. И враг этот был не злым колдуном или чудовищем. Он был улыбчивым, эффективным и предлагал людям именно то, чего они так хотели: простоту и скорость.

Она подошла к стеллажу, где стояли банки с крапивой и имбирем для Анны Петровны, и ладонью коснулась прохладного стекла.

— Спасибо, — прошептала она. — За помощь.

Полка под ее ладонью едва заметно согрелась, словно живое существо, благодарное за ласку.

Глава 4. Первая трещина

Глава 4. Первая трещина

Дни в Ореховом Омуте текли, словно вода в неторопливом ручье, огибающем камни. Агата постепенно вживалась в роль травознайки. Она уже не прыгала от звонка каждой банки, а лишь кивала с благодарностью, принимая подсказку. Она выучила, что розмарин нужно собирать до полудня, пока солнце не выпило из него утреннюю росу, а зверобой — напротив, в самый солнцепек, чтобы он вобрал в себя всю его силу.

Леня стал ее верным помощником. Он с восторгом выполнял мелкие поручения: перебирал сушеные ягоды, мыл склянки и с важным видом записывал в тетрадь имена новых клиентов. Мускат, его рыжий кот, обычно в это время растягивался на самом теплом полу у печи, блаженно жмурясь.

Казалось, жизнь налаживается. Но тревожный звонок, прозвеневший в тот вечер, был не метафорой.

В аптеку, почти спотыкаясь, вошел дядя Петя, местный плотник. Его лицо было землистым, а руки, обычно такие твердые и уверенные, дрожали.

— Агата… дочка, — его голос сорвался. — Помоги. Не знаю, уж что и думать…

Он рассказал, что уже неделю мучается от жуткой бессонницы. Но не просто от бессонницы. Как только он закрывает глаза, на него накатывает такой приступ беспричинной, животной тревоги, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Он не спал уже третью ночь подряд и чувствовал себя на грани помешательства.

— У Артема брал, — виновато прошептал он, опуская глаза. — То самое, «Сновидение». В первый день вроде помогло. А потом… потом стало только хуже. Просыпаюсь через час весь в холодном поту, и сердце колотится, будто бежал от волкодава…

Агата почувствовала, как в животе похолодело. Она подошла к полке, где стояли успокаивающие сборы: мелисса, хмель, лаванда. Но еще не успев протянуть руку, она услышала тихий, но отчетливый деревянный щелчок. Это был звук, который она уже научилась распознавать — аптека говорила «нет».

Она обернулась. Ни одна банка не шелохнулась. Но ее взгляд упал на тетрадь тети Ирмы, лежавшую на столе. Она открылась сама собой на странице, которую Агата еще не читала. Почерк там был иным — торопливым, нервным, местами чернила были размазаны, будто от капель воды.

«Примечание: остерегаться синтетических усилителей сна. Особенно серии «Сомнус» от «Вестрис Корпорейшн». Дают быстрое погружение, но разрушают естественные циклы. Побочный эффект — высасывание на поверхность всех потаенных страхов, как насосом. Лечение сложное. Нужно не усыплять, а вытаскивать яд на свет. Противоядие:…»

Дальше шел рецепт, но несколько строк были старательно зачеркнуты тушью. Агата вгляделась и смогла разобрать лишь отдельные слова: «…корень… лунный свет… правда…» Остальное было нечитаемо.

Сердце Агаты упало. Тетя Ирма знала о таких средствах и, видимо, пыталась найти противоядие. Но почему зачеркнула? Побоялась? Не успела?

— Дядя Петя, что вы чувствуете, когда пытаетесь уснуть? — тихо спросила Агата, отрываясь от тетради. — О чем вы думаете?

Плотник сгорбился, сжимая седую голову в ладонях.

—Да обо всем… О том, что крыша протечет и я не успею починить… что заказчик откажется платить… что… что один я останусь, все разъедутся, и умру я тут в тишине, и никто не узнает… — он сдавленно всхлипнул. — А ведь мысли-то дурацкие! Дети звонят каждую неделю, заказы есть! Но ночью они словно черви в голове шевелятся, и не выгнать их…

Агата поняла. Зелье Артема не лечило. Оно оглушало сознание, но при этом выпускало на свободу всех тараканов, сидевших в подсознании. А потом действие заканчивалось, и они набрасывались на человека с утроенной силой.

Она снова посмотрела на зачеркнутый рецепт. «…вытаскивать яд на свет…»

И тут ее осенило. Не нужно противоядия. Нужно было сделать то, что умела только эта аптека и что не могла предложить ни одна корпорация. Нужно было выслушать.

— Подождите тут минутку, — сказала она дяде Пете.

Она вышла в заднюю комнату, где хранились запасы, и взяла с верхней полки маленький, почти забытый, глиняный кувшин. На нем была этикетка: «Чай откровений. Заваривать только с согласия гостя и при лунном свете».

Вернувшись, она поставила перед дядей Петей две простые глиняные чашки.

—Помочь я вам могу. Но способ… необычный. Вам придется рассказать мне все свои страхи. Вслух. Выплеснуть их, как воду из ведра. А я буду слушать. И мы вместе посмотрим на них при свете лампы. Решитесь?

Дядя Петя с надеждой и страхом посмотрел на нее, потом кивнул.

Агата заварила чай. Аромат пошел не травяной, а какой-то дымный, древесный. Она погасила электрическую лампу и зажгла старую керосиновую, ее мягкий, живой свет заполнил комнату, отгоняя резкие тени.

Они пили чай. Он был горьковатым. И дядя Петя начал говорить. Сначала сбивчиво, потом все увереннее. Он говорил о своем страхе одиночества, о том, что его ремесло никому не нужно, о том, что он стареет и силы уже не те. Он плакал. Агата молча слушала, иногда подливая ему чаю.

И слушала не только она. Аптека затихла, затаив дыхание. Казалось, самые стены впитывали в себя его боль, чтобы переработать ее в тихое сочувствие.

Через час он замолчал, опустошенный, но странно просветленный. Его руки перестали дрожать.

—Господи, — прошептал он. — Как будто гнойник прорвало. Я… я, кажется, усну.

Она дала ему с собой простой сбор из ромашки и мяты — не для лечения, а просто для приятного ритуала перед сном. Он ушел, благодаря ее, но Агата понимала, что главную работу сделал он сам. И эта комната.

Она осталась одна в мерцающем свете лампы. На столе лежала тетрадь с зачеркнутым рецептом. Теперь Агата понимала, почему тетя Ирма его вымарала. Противоядия не существовало. Нельзя было вылечить подобное зельем. Можно было только выслушать. Быть рядом. Дать человеку выговориться и самому посмотреть своим страхам в глаза.