Темнота не всегда пугает. По-настоящему страшно становится тогда, когда ты не знаешь, что прячется внутри неё. Когда не видишь даже собственной ладони. Когда не знаешь — один ли ты здесь.
Здесь темнота была вязкой, почти ощутимой. Она словно медленно ползла по коже, пробиралась в волосы, в рот, в нос — в душу. Казалось, если вдохнуть слишком глубоко, она войдёт внутрь, разольётся в крови и не отпустит. Даже не в темноте — в чьём-то затаённом, безликом присутствии. Тишина звенела, и этот звон был слишком знакомым. Противоестественным.
Кап… кап…
Одинокий звук — вода. Где-то рядом. Из трубы? Из трещины? Каждая капля врезалась в слух, как метроном. Будто время измерялось не часами, а её собственным страхом.
Она пришла в себя не сразу. Сначала было только ощущение удушья. Будто что-то давит на грудь, не даёт вдохнуть. Потом — чужая тяжесть в голове. Боль в висках. Горечь во рту. Ощущение, что она задыхалась во сне. И когда глаза открылись, ничего не изменилось. Света не было.
— …Что?.. — вырвался шёпот, севший, будто она кричала часами.
Сухие губы. Слипшийся язык. Холод под ногами — голый бетон. Воздух сырой, промозглый, как в подвале. Пространство сдавливало со всех сторон. Руки были сведены за спину и затекли. Попыталась пошевелиться — и вскрикнула: резкая, разрывающая боль в запястьях. Что-то грубое. Верёвка? Лента? Нет. Ткань. Шершавый материал, будто выдранный из старой мешковины. Натянут слишком сильно — ощущение, что пальцы вот-вот побелеют.
Сердце стучит так, будто кто-то изнутри колотит кулаками в грудную клетку. Паника подступает. От неё невозможно спрятаться, она просачивается в каждую щель.
— Где я?.. Что за место?.. — шёпотом, хрипло, сама себе.
Попробовала подняться. Нащупала ногами опору — низкую, деревянную. Кровать? Топчан? Шаткое основание, издавшее скрип. Попыталась встать — и споткнулась. Рухнула всем телом вперёд. Локтем ударилась об угол. Боль отозвалась в плечах, словно разбудила забытые раны. Снова этот звук: кап… кап…
Она замерла. Лежала, вжимаясь в пол, затаив дыхание. Никакой реакции. Никакого ответа. Только собственное дыхание, срывающееся на вздох.
— Почему… темно?.. Я… ничего не помню… — она чуть не расплакалась. — Мои руки… связаны…
Слово «связаны» заставило её вздрогнуть. Паника сменилась осознанием: это не несчастный случай. Это не авария. Её поместили сюда. Кто-то сделал это с ней.
Внезапно — звонок.
Резкий, противный. Старый. Механический. Будто кто-то воскресил из забвения телефонный аппарат 90-х. Он рассёк тишину, как стекло по коже.
Она вскрикнула и отпрянула, ударившись спиной о стену. Сердце застучало сильнее. Голова гудела.
— Телефон?.. Кто… кто-то звонит?..
Звук доносился откуда-то из дальнего угла. Мягкое сияние — тусклый экран. Она не сразу осознала, что это не звонок. Это запись. Телефон сам проигрывает её. Без участия. Без звонка.
Она встала. Осторожно, стиснув зубы от боли. Шла на звук, едва касаясь пола. Каждая половица, каждый шаг отзывался скрипом. Будто комната шептала: не иди туда.
На ощупь нашла телефон. Маленький, старый. Кнопочный. Он светился ровно настолько, чтобы не дать ей сойти с ума в темноте. Руки дрожат, экран еле различим, но она успевает нажать на кнопку — и запись включается.
Щелчок. Шорох. И… голос.
Хриплый. Электронный. Искажённый.
И всё равно — это был её голос.
— Если ты это слышишь — значит, ты ещё жива.
Молчание. Она замирает, едва дышит.
— В комнате нет камер. Только ты и я. Слушай внимательно.
Не открывай рот.
Не говори, кто ты.
Даже если они начнут тебя ломать.
Под ковром — коробка.
В ней — правда.
Ты не та, кем кажешься.
У тебя 47 часов и 15 минут.
Режим молчания активирован.
Щелчок. Конец записи.
Она не может пошевелиться. Стоит с телефоном в руке, широко раскрыв глаза в темноту, которая больше не кажется просто пустотой. Она смотрит на неё. Давит. Прислушивается.
В голове — глухой, металлический звон. Он не проходит. Он усиливается. Как будто кто-то медленно царапает по внутренней поверхности черепа.
— Чёрт… кто ты?.. — выдыхает она. Но на самом деле, она знает. И голос в записи знает. Потому что он — её.
Кап… кап…
Каждая капля как удар молота. Как шаг к неизбежному.
Ей не сказали, кто она. Не сказали, почему она здесь.
Но что бы ни произошло раньше — времени осталось мало.
Режим молчания активирован.
Тишина. Но теперь она казалась наполненной — ожиданием.
В пальцах — всё ещё телефон. Экран тускло светится, выхватывая кусочки мрака. Её дыхание — сбивчивое, грудь ходит ходуном. Мысли спутаны, но одна — бьёт набатом:
«Под ковром — коробка.»
Она опускает взгляд.
Ковёр. Потёртый, тяжёлый, пропахший сыростью. Пальцы вцепляются в его край. Тянут. Пыль взлетает в лицо, заставляя закашляться. Под ним — доски. Старые, кривые, местами почерневшие от влаги. Между ними торчат ржавые гвозди.
Руки дрожат. В голове шум. Но она начинает дёргать. Первый гвоздь не поддаётся. Второй рвёт кожу. Кровь появляется почти сразу — тёплая, липкая, оставляет тёмные пятна на дереве.
Боль жжёт. Но она не останавливается. Ногти ломаются, пальцы скользят. Она кряхтит, срывается, но снова и снова возвращается — и, наконец, доска поддаётся.
Глухой скрип. Секунда — и она отодвигает её в сторону.
Под полом — углубление. Там, в пыли, что-то лежит. Она вытаскивает это наружу — чёрная коробка. Маленькая. С закруглёнными углами. Словно шкатулка.
Сердце в горле. Она открывает.
Внутри:
— Фотографии. Несколько.
На первой — женщина. Та же, что сейчас держит снимок. Она. Но не такая, как сейчас. Взгляд — холодный. Отстранённый. Почти хищный.
На другой — она с мужчиной. Близко. Почти интимно. Но… она не помнит его. Ни его лица, ни его касания. Только пустота.
На обороте фото — резкий почерк:
«Наблюдай. Но молчи.»
Дрожащими пальцами она отодвигает снимки.
Под ними — медаль. Тяжёлая. Металл потемнел. Нет ни имени, ни даты. Только выгравированное слово:
«Заслуга».
Что за заслуга? Чья?
И рядом — небольшое зеркальце. Потёртое. С трещиной по краю. Она берёт его — руки в крови, отпечатки остаются на стекле.
Подносит ближе к телефону, чтобы увидеть хоть что-то. Свет экрана слабо отражается, выхватывая черты.
Глаза. Скулы. Изрезанные губы.
Она. Та, что на фото.
Больше не может быть сомнений.
Ужас медленно поднимается изнутри. Кем она была? За что медаль? Кто тот человек на снимке?
Словно в ответ — вибрация. Телефон снова подаёт слабый сигнал.
46:42:58
Каждая секунда — как удар.
И тут — звук. Не от телефона.
Шаг.
Ещё один. Где-то за стеной. Прямо за ней. Низкий, тяжёлый. Кто-то ходит. Медленно.
Она вжимается в пол, сердце стучит, как молот.
Где-то рядом — жизнь. Или смерть. И если она допустит ошибку — больше не будет ни времени, ни правды.
Только мрак. И она — в нём.
Она вздрогнула. Где-то за стеной — глухие шаги. Кто-то приближался. С каждой секундой звуки становились всё громче. Паника снова накрыла волной. Времени почти не осталось.
С дрожью в теле, она судорожно схватила фотографии, медаль и маленькое зеркальце, всё ещё хранящее в трещинах отражение её настоящей — прежней — личности. Окровавленные пальцы едва слушались. Она запихала всё в коробку, будто это могло стереть следы, будто это хоть как-то её спасёт. Сердце колотилось, как загнанная птица.
Голоса за дверью — уже совсем близко.
Она опустила коробку в потайное углубление под досками, заколоченное ржавыми гвоздями, которые с трудом выдрала до этого. Доска вернулась на место с сухим стуком. Ковер — грязный, пропитанный плесенью — прикрывает всё. На миг замерла, взгляд метнулся вверх. Труба.
Телефон.
Она подпрыгнула, схватилась за трубу, закинула устройство наверх. Успела.
Дверь взорвалась, разлетевшись в сторону. Кромешная тьма комнаты вспыхнула ослепляющим светом, бьющим в глаза. Она инстинктивно прикрыла лицо руками, но уже было поздно.
Двое. Мужчины.
Первый — высокий, подтянутый, с коротко стриженными светлыми волосами, движется с военной выправкой. Второй — ниже ростом, широкоплечий, с кудрявыми тёмными волосами и мясистым лицом. У него заметный живот, но это не мешает ему быть опасным.
— Вот она! — прошипел низкий, и, не теряя ни секунды, схватил её за волосы.
Резкая боль пронзила голову. Она закричала, захлебнувшись в собственном голосе, но тут же была брошена на пол. Лицо ударилось о каменную плиту, скулы зазвенели от удара. Всё помутнело.
— Поднимайся! — рявкнул он, и потащил её из комнаты.
Айден, блондин, не сразу двинулся с места. Он осматривал тёмное помещение, морщась от вони:
— Эта сука что-то скрывает. Я уверен. Но что? Где?
Он задел ногой ковёр.
— Твою мать, этот ковёр воняет! Плесень... Не могли выбрать место почище?
Он фыркнул, но остановился.
— Подозрительно пусто... Труба. Стены. Пол. Всё будто стерильно. Слишком стерильно.
Тем временем женщина была брошена в соседнюю комнату — просторнее, но не менее пугающую. Старые стены, облупленные обои, железная раковина с рыжим налётом, в углу — потрёпанная кровать, стол и одинокий стул с облезшей спинкой. Как в дешёвом общежитии, где давно не ступала нога человека.
— Где доказательства?! Где дело №453?! — прорычал Нико и с силой ударил её по лицу.
— Я... я не знаю, о чём вы... — пробормотала она, чувствуя, как солёная кровь стекает по губам.
— Не прикидывайся!
Она вскрикнула, когда он снова дёрнул её за волосы. Удар головой об угол стола — и всё померкло.
— Помогите! Пожалуйста! Я не знаю ничего! — закричала она, когда пришла в себя. Голос сорвался на крик, но в ответ — только презрение на лицах палачей.
Айден вошёл, нахмуренный:
— Нико, ты что творишь?
— Не называй меня по имени при ней! — зарычал тот, замахиваясь. — Ты тупой?! Она не должна знать, кто я!
Айден замер. Женщина, шатаясь, поднялась, и в один резкий рывок схватила стул. Удар! Нико охнул, отшатнулся, но не упал.
— Надо сообщить.
— Нам крышка, если узнают, — Айден сжал кулаки, голос сорвался на глухой шепот.
— Врач. Нам нужен врач. Только он может восстановить ей память...
Комната вновь поглотила её. Та же сырость. Те же пятна крови, застывшие на стенах. Только дверь теперь была другой — массивная, новая, но не менее зловещая. Нико раздражённо хлопнул по косяку:
— И ещё раз вздумаешь выбивать дверь, — зашипел он, — станешь ею сам, Айден! Два часа убил, чтобы эту чертову штуку установить.
Айден, виновато отведя взгляд, буркнул:
— Я же не нашёл ключ...
— Потому что ты его потерял, гений! — Нико зло защёлкнул замок. — Теперь ключи только у меня!
Она молчала. Сидела на полу, сжавшись, будто пыталась стать невидимой. Мысли хлестали, как плеть по коже. Голоса тех мужчин, слышалось все дальше и дальше. Но её мысли становились все ближе и громче:
Кто я? Почему они боятся того, что я вспомню? Нападала ли я на кого-то? Или меня обвиняют? Что за дело…?
Паника накрыла волной.
— Помогите! — закричала она, ударяя в дверь окровавленными руками. — Хоть кто-нибудь! Я не знаю, кто я! Что им от меня нужно?! Боже мой!!
Слёзы ручьями стекали по её щекам. Она сползла по стене, вжавшись в промерзший бетон. Отчаяние сдавливало горло.
Голод. Грязь. И вдруг — странное влечение. Она поползла по полу, туда, где из трубы капала вода. Сырая стена пахла землёй. Пальцы впились в мягкий, размокший цемент. Кусочек глины. Рука сама тянется ко рту. На языке — металлический привкус, земля, пыль. Но...
— Прекрати есть мел и глину! Это вредно для ребёнка!
Она вздрогнула. Вспышка. Голос. Чей? Где?
— Я была... — выдохнула она, задыхаясь от нахлынувшей боли. — Я была беременна...
Отчаянно сдерживая дрожь, она вспомнила: мобильник! Она спрятала его — на трубе. На ощупь, вслепую, встала и полезла вверх, дрожащими пальцами ощупывая металл. И вот — знакомый корпус, холодный пластик. В тот же миг — дзынь. Будильник. Или нет?
Запись.
Голос — снова этот голос, искажённый, но спокойный:
«Если ты слышишь это, значит, ты выжила пока что. Тебя будут пытать. Разными способами. Сделают всё, чтобы ты вспомнила и рассказала все что знаешь.
Если ты уже нашла коробку то это хорошо, значит ты, вероятно, вспомнила кто ты. Но имеи ввиду...
Даже если приведут врача. Или ребёнка. Скажут, что это твой. Не верь.
Твой ребёнок не выжил. Он умер.
Не позволяй им узнать про дело №456».
Она дрожала.
— Я ничего не понимаю... Я ничего не вспомнила... кроме... ребёнка. — Она опустилась на пол. — Этот телефон... Сеть не ловит. Он не помогает...
Пауза. Мысль.
Но… этот голос подсказал, что коробка под ковром… Значит, я уже была здесь? Может быть...
Резко вскочила. Отодвинула ковёр, доска уже ослаблена. Руками — в кровь, снова. Достала коробку. Подсветила экраном. Те же фото. Та же медаль. То же зеркало.
Но... в углу что-то блеснуло.
Ключ.
Маленький, потёртый. С номером: №456.
— О, Господи... — прошептала она, в ужасе от неожиданности. — Это и был ключ? Они искали его?
Она прижала его к груди.
— Что он открывает? Почему так важно скрыть это дело? Что случилось с моим ребёнком? Моя семья?..
— Может, они... убили моих близких, а я пыталась отомстить?.. — её голос сорвался. — Что за правда скрыта за этим номером?..
В тишине комнаты послышался только её неровный вдох. Стало ясно: это только начало.
Она долго крутила в руках ключ с выгравированной цифрой: 456. Металл был холодным, будто только вынут из снега, и неприятно жег пальцы.
— Что ты открываешь?.. — прошептала она, оглядывая помещение.
В темной, сырой комнате она начала ощупывать пол. Может быть, здесь есть ещё потайные доски? Может быть, этот ключ открывает нечто большее, чем просто замок?
Она присела на корточки и стала двигать руками по полу, почти вслепую. Щели между досками были плотно забиты грязью и плесенью. Она старалась не шуметь, чтобы не привлечь внимание, но каждая попытка приподнять доску казалась бессмысленной — слишком крепко они держались.
— Значит, только та одна доска, что поддавалась… Ее уже открывали, — догадалась она.
Затем взгляд упал на стены. Может быть, ключ не к полу, а к стене?.. Она встала, медленно провела ладонью по потрескавшейся штукатурке, прижимая ухо, словно хотела услышать, что за ней. Был момент, когда ей даже показалось — стена отозвалась глухим, чуть искажённым эхом. Но тут…
Шаги.
Снова.
Она замерла. Сердце вздрогнуло, как мышь, пойманная в капкан.
— Опять? — прошептала она в панике. Резко спрятала коробку под доску, бросила на неё ковер, вытерла руки о штаны. Спрятала ключ в подкладку рукава. Успела.
Дверь распахнулась.
Ослепляющий свет врезался в глаза, словно нож. Она инстинктивно прикрыла лицо рукой.
— Выходи, невидимка, — усмехнулся Айден.
Слово невидимка каждый раз задевало за живое. Почему они так её называли?
Не задавая лишних вопросов, она подчинилась. Её повели по знакомому коридору — пахло сыростью, чем-то кислым, отдалённо — кровью. Та самая комната. Стол. Раковина. Одиночная койка. Пыточный стул, в котором её только недавно привязали.
У стены стоял врач.
Он был в светлом медицинском халате, с маской на лице. Его глаза были внимательные, почти добрые. Он снял маску, стянул её на подбородок и подошёл ближе.
— Здравствуйте. Вижу, случай тяжелый. Вы вовремя… — его голос был спокойным, с едва уловимым акцентом.
— Здравствуйте! — Нико кивнул, будто говорил с коллегой. — Вот наша пациентка-невидимка.
Он толкнул её в спину.
— Садись, сука.
Она села. Молчала.
— Меня зовут Леонард Аскер. Я нейропсихолог. Моя задача — проверить когнитивные функции мозга: память, мышление, речь, внимание. От этого будет зависеть план восстановления. Потребуется время.
Айден был на грани. Его терпение истощилось от затянувшихся расспросов, от гнетущей тишины, которую нарушал лишь ровный голос врача, и от страха, что всё выйдет из-под контроля.
— Какого чёрта ты задаёшь эти дурацкие вопросы? — рявкнул он, сделав шаг вперёд. Глаза блестели — смесь ярости и паники. Он будто пытался разорвать пространство, в котором уже не чувствовал себя хозяином.
Леонард спокойно повернулся к нему. Его лицо оставалось бесстрастным, почти каменным, но глаза… глаза не отпускали напряжения.
— Чтобы понять, насколько всё серьёзно. Она не помнит даже, кто она такая…
— Доктор! — Нико шагнул вперёд, голос вздрогнул. — Ещё утром она знала своё имя! У неё не было этой… чертовой амнезии! Что происходит?
Леонард хмыкнул, будто с трудом сдерживая раздражение:
— Вероятно, резкий откат. Возможно, черепно-мозговая травма. Мне нужно провести осмотр. Идеально — МРТ. Я бы забрал её в клинику…
— Никаких больниц! — оборвал Айден. Голос стал холодным, жёстким. — Она не выходит отсюда.
Нико, поникший, кивнул:
— Мы понимаем. Но если нужно — привезём аппаратуру сюда. Но не томографию… А есть альтернатива?
— Да,есть.У меня в клинике есть переносной рентген-аппарат. Он не даёт полной картины, но позволит определить зону поражения.
В этот момент в комнате раздался тихий, сдавленный голос. Почти шёпот. Почти детский.
— Ребята… я… я описалась…
Они замерли. Молчание повисло в воздухе, как раскалённый дым после выстрела.
Нико моргнул, затем пожал плечами:
— Вот дерьмо. Она не врала…
Айден застонал, будто его ударили по голове:
— Только этого не хватало…
Он сделал шаг назад, затем повернулся к Нико:
— Принеси ей одежду. И что-нибудь поесть. И воды.
— С какой стати?— фыркнул Нико.
— Прекрати, вообще-то, это ты её не пустил в туалет. Сам и разбирайся теперь, — процедил Айден. — Воду. Сэндвич. И одежду. Всё.
Он повернулся к ней. Она всё ещё сидела на единственным стульчике который был в этой комнате, дыхание сбивчивое. Айден спросил её:
— Хочешь есть?
Она подняла глаза. Губы пересохли, голос едва звучал:
— Больше всего… хочу пить…
— Слышал, Нико? И воду побольше. Все таки она же… жена того самого. Ты знаешь, о ком я.
Она вздрогнула. Жена кого? Внутри всё сжалось. Мысли затопили разум. Я чья-то жена? Министра? Преступника? Маньяка?.. Почему они знают про меня больше, чем я сама себя?..
Она невольно провела языком по губам. Вкус страха и крови. Под доской, на которой она сидела в той темной комнате, скрывалась коробка с фотографиями, зеркальцем и медалью. Но это всё не приближало её к пониманию кто она, она не смогла вспомнить ничего особенного. ТАк много вопросов и мало ответов. А ключ… Чёртов ключ. Едва не выскользнул, когда она поднимала руки. Она аккуратно поправила манжеты, пряча его глубже.
Я должна дождаться. Когда они выйдут. Хотя бы на минуту.
Айден вышел, бросив на ходу:
— Я в уборную. Доктор, продолжай. Выясни всё, что сможешь. Но не оставляй её без присмотра, мы поняли друг друга? Леонард кивнул в ответ.
Но когда дверь захлопнулась,Леонард сделал шаг к ней, лицо стало мягче. На мгновение исчез его врачебный холод:
— Аделина, — прошептал он. — Это план здания. Один из выходов здесь. Надеюсь, ты меня вспомнила...
Её сердце бешено заколотилось. Кто он?.. Почему называет меня Аделиной? Она замерла, не зная — верить или нет.
— Что?.. Кто вы?..
Он быстро вложил сложенный листок бумаги в её руку. Стало слышно звуки шагов, все ближе и ближе:
— Спрячь. Быстро. Он возвращается.
Она сунула лист в лифчик, дрожащими руками вытащила ключ и, едва дыша, вложила его в ладонь Леонарда.
— Это… это важно. Я не помню, зачем он, но…
Он накрыл её ладонь своей, имитируя осмотр.
— Что ты помнишь? Какие образы? Эмоции?
Её губы задрожали. Образы. Лицо женщины. Своё лицо. Только хищное. И тот самый момент, когда мужчина запрещал ей поедать мел и глину. То что она была беременна. Но она не ракрыла свой рот.
Дверь распахнулась. Айден вернулся. Его лицо было настороженным, зрачки расширены.
— Нико задерживается… Ты как, невидимка? Тебе удобно в мокрых штанах?
Леонард не отреагировал. Продолжал держать её ладонь, словно проверял пульс.
— Думаю, у неё нет выбора, — произнёс он спокойно.
— Пусть она скажет сама, — потребовал Айден.
Она медленно подняла голову:
— Мне… что, прямо при тебе раздеваться? Мне и так стыдно…
— Я не против, — усмехнулся он. — Давай, покажи, что под этой рубашкой.
— Это против медицинской этики, — тихо, но твёрдо вмешался Леонард. — Давление мешает работе. Уйдите. Или дайте ей пространство.
Айден взорвался. Рывком схватил врача за воротник, прижал к стене:
— Не вмешивайся, доктор Аскер. Делай свою работу — или ты следующий.
Дверь снова распахнулась. Нико вбежал, тяжело дыша:
— Эй! Оставь его! Ты что, с ума сошёл? Это наш единственный шанс! Без него — всё. Нам конец! Если она ничего не вспомнит, то босс нас просто прикончит!
Айден медленно отпустил воротник Леонарда.
— Ладно… — выдохнул. — Просто… она меня бесит.
— Ты сам себя бесишь, — пробурчал Нико. — Леонард, прости. Айден просто вспыльчивый. Больше не повторится, верно?-дернул Айдена, тот был раздражен, но все же ответил:
— Верно, — пробурчал тот, потирая шею.
— Не слышу, — Нико шагнул вперёд.
— Всё. Проехали. Простите…
Она смотрела на них из-под ресниц. Два недоумка. Один псих. Второй боится босса. А доктор Леонард Аскер… кто он? Почему помогает? Верить ему? Или нет?
— Я подготовлю рентген. Утром снимем, — сказал Леонард. — Пока пусть отдохнёт.
— Айден, проводи, — приказал Нико Айдену, но не оставил одну её и бросил ей пакет с одеждой:
— Одежда. Переоденься. Но я здесь. Не вздумай дернуться. Я не трону тебя. Пока.
Он демонстративно отвернулся, но сжал нож в руке.