Я стояла в туалете на десятом этаже Бинго-банка и смотрела на себя в зеркало.
“Ну че, банкирша, уже почти тридцатник, а красоткой ты так и не стала”, – криво усмехнулась я, от чего мое лицо стало злым.
Я отдалилась от зеркала. На лицо упали тени, еще больше исказив мою ухмылку.
“Не заладится с карьерой в банке – пойду натурщицей в мастерскую, где лепят маски для карнавалов ведьм”, – решила я.
Тяжело вздохнув, поправила бейджик на груди.
И тут на секунду мне показалось, что на бейджике проступили чужие имя и фамилия: “Аврелия Боннэ”.
Я зажмурилась и тряхнула головой, прогоняя наваждение.
Открыла глаза.
Не, на бейдже как обычно: “Агапья Бокина”.
“Наверное от усталости померещилось”, – подумала я и отвернулась от зеркала.
Эх, если бы я знала, что это был последний раз, когда я видела свое лицо, лицо Агапьи Бокиной! Не всегда любимое, но привычное, родное.
Однако даром предвидения я не обладала, поэтому даже не оглянулась. Подошла к двери туалета, взяла ведро с тряпками-щетками и открыла дверь.
Лучше бы я этого не делала. Но мой внутренний голос молчал. Он у меня вообще молчун. Зудит только когда я выбираю в магазине, что купить: тортик или морковку. Обычно я иду у него на поводу и выбираю морковку. Витамины, то да сё. Ну, и на зарплату уборщицы особо не разгонишься, даже если это зарплата уборщицы в Бинго- банке.
В этом банке, в центральном офисе я работала уже второй месяц.
Офис представлял из себя десятиэтажное здание, с огромным атриумом в центре. По кругу атриума шли стеклянные балконы. Красивые, но по мне – так лучше бы из бетона. И крепче, и мыть не надо.
Я вышла из туалета и направилась к стеклянному ограждению атриума. Мне предстояло протереть все балконы по кругу. Вечерняя смена уборщиц только началась.
Я поставила ведро возле балкона. Услышала, как щелкнула за спиной дверь мужского туалета. Наклонилась к ведру, чтобы достать щетку. И тут мои бедра сзади обхватили руками. Мне даже оборачиваться не надо было, чтобы понять: кто это. Я резко разогнулась и вильнув задом, освободилась от захвата. Повернулась. Точно! Напротив стояло это мерзкое животное, которое на банковском языке называлось “Начальник кредитного отдела”, а на языке уборщиц “начкрот”. Пузатое, коренастое, на рыхлой груди бейджик: “Евгений Садов”.
Садов ухмыльнулся и потер ладошки.
– Ну чё ты дергаешься, Бокина! Я лишь хотел проверить упругость твоей попки. Я начальник, могу устраивать проверки.
Проверки – насколько упругие у меня попка, груди, ляжки – этот гад устраивал с первого дня моей работы здесь. Тоже самое он проделывал со многими другими сотрудницами-девушками. Но жаловаться было бесполезно. Садова в банке боялись все. Моя начальница АХО подсказала единственный выход: “Увольняйся!”. Но как увольняться?! У меня ипотека. И в этом, блин, грёбаном банке!
До сих пор мне удавалось ускользать из мерзких объятий Садова. Расплачивалась лишь синяками на тех местах, куда впивались клешни пузатого урода.
Но сегодня мои звёзды сложились в фигу.
Поздний вечер. Рабочий день давно закончился. Почти все офисные сотрудники ушли домой. Лишь на восьмом этаже процокала каблуками дама средних лет, направляясь к лифту. Зашла в кабинку и укатила вниз.
На десятом этаже никого. Только мертвая тишина, я и Садов. Впрочем тишина вскоре тоже слиняла, уступив место мерзкому голосу начкрота.
– Давай, Бокина, продолжим проверку! Лучше в туалете. Заодно посмотрим, как ты там помыла.
Садов схватил меня за руку и резко дернул в сторону туалета, из которого я недавно вышла. И если снаружи у меня был малый шанс до кого-нибудь доораться – хотя бы до охраны на первом этаже, которая тупила где-то там в тик токах. То в туалете мне бы точно пришла кабзда. Я, конечно, была не совсем Дюймовочкой, которую можно легко сожрать и фантик выплюнуть. Но с Садовым бы не справилась. Он был выше и намного тяжелее меня, с крепкой хваткой.
Его второй рывок придал мне решимости.
“Пора кончать урода!” – подумала я и ударила борова ребром ладони, целясь в кадык.
Я видела как-то в фильме, что так можно вырубить кого угодно. Но в жизни – как обычно – все бывает по-другому. В кадык я не попала, а попала в нижнюю губу Садова.
– Плю! – шлепнула губа. И начкрот, скорее от удивления, чем от боли, на секунду ослабил хватку. Я вырвалась и метнулась к балкону. По пути запнулась о свое ведро, уронила его и, не обращая внимания на разлившуюся воду, перегнулась через перила.
– Помоги-и-ите!!! – изо всех сил заорала я, склонившись над темной глубиной атриума.
Я знала, что Садов уже несется в мою сторону и, не оборачиваясь, отпрыгнула влево.
На коротких дистанциях начкрот был быстрым и резким, но рулил с запозданием. Поэтому лужу, возникшую у него на пути, обогнуть не смог. Влетел в нее, крутанулся на мокром кафеле и въехал спиной в ограждение балкона.
Сколько было веса в этом борове? 100? 150 кг? Не знаю, но этого ему хватило, чтобы сломать стеклянные панели ограждения. Они разбились на несколько частей и полетели вниз. Садов, на долю секунды завис над пропастью. Не удержался на краю и стал падать следом за осколками, махнув правой рукой у меня перед лицом.