Ремонт по вызову

Пролог

Когда хозяйка квартиры сказала, что у меня «будет мужчина», я сначала хмыкнула.
Потом переспросила — и хмыкнула уже громче.

— В смысле, будет?

— Ну, он зайдёт, всё сделает и уйдёт. Свой человек. Надёжный.

Как будто она говорила не о мастере, а о каком-то вселённом мужике с гарантией.

Я засмеялась. Серьёзно — прямо в телефон, с мокрой головой, в полотенце, на фоне стиральной машины, которая шипела, как змей с астмой.

— Знаете, я как-то переживу пару дней без стиралки.
— А вот без горячей воды не переживёшь, милая. Он как раз бойлер тебе подключит. Заодно и розетку на кухне посмотрит. Ну, и — если что, может остаться.

Остаться?

Я ещё раз хмыкнула. Слишком много хмыканий для одной субботы.

Когда через два часа дверь позвонила, я открыла, не ожидая ничего. Ни чудес. Ни апокалипсиса. Ни него.

И уж точно не рассчитывала увидеть Алексея Морозова, бывшего одногруппника, того самого, с кем мы когда-то вместе пили дешёвое вино под философию и чуть не переспали, если бы не моя внезапная моралистическая паника и его удивительное терпение.

Он смотрел на меня, как будто прошло не десять лет, а десять секунд.
На нём была серая футболка, испачканная чем-то техническим. Запах пыли, резины, мужского пота.
У него были новые руки. И очень старый, очень опасный взгляд.

— Привет, — сказал он. — Где у тебя течёт?

И я поняла, что течь — это не только про трубы.

Глава 1: Стиралка, бывший и пульс выше нормы

Я знала, что переезд — это стресс. Даже была морально готова к коробкам, кромке обоев, тупому ножу и мыслительным атакам: "а точно ли мне всё это нужно?". Но я не была готова к тому, что жизнь решит подкинуть не просто мастера, а бывшего. И не просто бывшего — а того самого, по которому я втихаря вздыхала весь четвёртый курс.

Стиралка стояла у стены, как тюремный заключённый на свидании: чумазая, капризная и уже заранее виноватая. Я стояла напротив в чёрных спортивках, с хвостом на макушке и в майке с надписью "Not today, Satan". И как назло — без бюстгальтера.

— Привет, — сказал он. Глубоко. Без улыбки. Просто констатация факта: я, ты, вот он порог.

— Алексей?..

Он кивнул.

Теперь на нём были широкие плечи, руки, как из рекламы ручного инструмента, и та самая щетина, из-за которой у меня когда-то чуть не случилось грехопадение на кухне общаги. Тогда он философствовал про Канта, а я думала, как бы его поцеловать, не потеряв при этом самоуважение.

Сейчас он молча снял куртку и повесил её на спинку стула. Пахло пылью, машинным маслом и мужским потом. Не отталкивающе. Скорее… вызывающе воспоминания.

— Стиралка? — Он прошёл мимо меня, не касаясь, но тело всё равно отреагировало. Волной. Внутренним эхом. Мурашками по лопаткам.

— Она. Не сливает. Или обижается. Я не уверена, что у нас здоровые отношения.

Он присел, щёлкнул фонарик, заглянул внутрь.

— Похоже, помпа. Буду разбирать.

— Раздевайся.

Он поднял бровь.

— Куртку. И, если надо, футболку. Жарко тут. Солнце с утра шпарит, как будто я в аду плачу за грехи заранее.

Алексей медленно потянул подол вверх. На секунду я увидела полоску кожи, живот, рельеф. Он не был культуристом, но в нём было то, что сводит с ума: сила без пафоса. И эта чёртова венка на руке. Кто вообще разрешил мужским венам быть такими возбуждающими?

Он чинит. Я смотрю. Стараюсь не пялиться. Проигрываю.

— Ты всё это время… в ремонте? — спрашиваю, чтобы не молчать.

— Пять лет. Сначала по знакомым, потом пошло. Люди чаще ломаются, чем техника.

Я усмехаюсь:

— Ну, людей ты тоже когда-то "чинил". Помнишь нашу кухню? Ночь, Кант, вино…

— Помню, — отвечает он, не поднимая глаз. — Помню, как ты сказала: "если мы переспим, я не смогу больше делать вид, что ты мне безразличен".

Вот и приехали.

— А сейчас? — спрашивает он тихо.

— Сейчас я уже не делаю вид.

Он поворачивается. В глазах у него — не желание. Нет. Там уважение. Сила. И что-то первобытное. От этого меня бросает в дрожь.

Секунда. Тишина. Воздух между нами натянут, как резинка от трусов.

Он медленно поднимается. Подходит ближе. Не вплотную — но достаточно, чтобы я чувствовала: он горячий. Не от жара. От внутреннего напряжения.

— Воды горячей нет? — шепчет.

— Нет.

— Тогда у нас проблема.

— Или решение, — шепчу в ответ.

Он улыбается. В первый раз. И я понимаю, что первая искра уже упала. Осталось только подуть…

Он отстранился первым. Не резко, не холодно — просто, как человек, который знает: если не сделает шаг назад, то сделает шаг слишком вперёд.

— Мне нужен доступ к розетке. Щиток где?

— В прихожей, над шкафчиком. Только… будь аккуратен. Там всё как-то криво. Как мои отношения с мужчинами.

Он фыркнул. Приятный, тёплый звук. Как будто я сказала что-то не глупое, а милое.

Я пошла за ним, любуясь тем, как он двигается. Без спешки, но с точностью. Мужчина, у которого каждое движение — как предложение: короткое, но с подвыподвертом.

В коридоре он достал отвёртку, открыл щиток и заглянул внутрь. Я встала сбоку, почти плечом к нему.

— У тебя там фаза гуляет. Перекину на ноль.

— Можешь перекинуть всё, что хочешь. Лишь бы снова работала.

Он обернулся. В его взгляде — вопрос, не пошлость ли это была. Я не уточнила. Потому что была.

Молча возвращаемся на кухню. Он берёт удлинитель, кабель, начинает возиться. Я сижу на краешке стола и смотрю, как напрягаются у него мышцы спины под тканью футболки.

— Ты знаешь, — говорю, — если бы в универе ты выглядел так же, как сейчас, я бы точно нашла способ "сломать" что-то у себя в комнате.

— А ты думаешь, я не хотел? — спокойно отвечает он. — Просто знал: если тогда к тебе подойду — не уйду.

Молчание. Звенящее. Пульс снова ускоряется. Тело живёт отдельной жизнью. Я обхватываю себя руками, будто защищаюсь, а на самом деле — удерживаю себя от желания к нему прижаться.

Он заканчивает, проверяет контакты. Вставляет вилку. Щелчок. Работает.

— Всё. Теперь и розетка, и помпа. Машинка будет служить верой и правдой.

— А ты?

Он замер. Очень медленно оборачивается.

— А что — я?

Я поднимаюсь со стола. Подхожу. На секунду останавливаюсь, потом обвожу пальцем его ключицу. Кожа горячая. Он не двигается.

— Хочешь знать, что я чувствую? — спрашиваю тихо. — Что с того вечера сидит во мне, как заноза?

— Скажи.

— Я с тех пор всё время думаю, что было бы, если бы я тогда не испугалась. Если бы просто подошла и… сделала вот так.

Я встаю на цыпочки и целую его. Не резко. Медленно. Пробую вкус — как впервые.

Он отвечает не сразу. Полсекунды паузы, как будто проверяет, не шутка ли это. А потом — его руки. Одна на моей пояснице, вторая в волосах. Он не торопится. Целует глубоко. С нажимом, как будто это не просто поцелуй, а компенсация. За всё несказанное, недосделанное, недотронутое.

Я прижимаюсь. Он сильный. Не гипертрофированно, а уверенно. Держит меня так, будто я — самое важное, что у него есть под руками.

Стиралка жужжит в фоновом режиме. Мы стоим, как будто времени нет. Только губы, дыхание, рука, скользящая по моей спине всё ниже.

Я шепчу:

— Пошли в ванную.

Он качает головой:

— Нет. Я слишком долго ждал. Здесь. Сейчас. Как есть.

Я киваю. Потому что тоже ждала. И пусть всё будет неправильно — но между нами это наконец станет реальным.

Глава 2: Бойлер, границы и кое-что на повтор

Бойлер повис на стене, как внезапный вопрос: а что теперь? Не физически — он был надёжно закреплён Алексеем, который с утра решил устроить мини-ремонтный марафон. А вот в голове — всё качалось.

Прошло три дня. Мы не прыгали друг на друга каждый вечер, не сносили стены страстью. Мы ели, смеялись, пили кофе, и только изредка — смотрели. Так, как смотрят люди, которым теперь позволено многое, но неясно — насколько.

Я работала за ноутом в гостиной. Он — в ванной. Стук металла, звук дрели, и мои мысли, мечущиеся где-то между "у него отличные руки" и "а не слишком ли быстро всё закручивается?".

Он вышел — в рабочей футболке, с капельками воды на шее. И с этим выражением лица, от которого я хочу облизать проводку, лишь бы только загореться.

— Смотри, — сказал он. — Проверим. Надо будет залезть в настройки.

Он подошёл, сел рядом, открыл панель бойлера. Я, по наивности, тоже наклонилась — и тут поняла, что между нашими телами — сантиметров семьдесят. И каждый из них дрожал.

Я чувствовала его тепло. Его запах. И ту сдержанность, которая заводит сильнее любого откровенного жеста.

— Всё работает, — сказала я, не глядя.

— А ты? — спросил он.

Я медленно обернулась. Он смотрел в упор.

— Ты работаешь? Или — перегрелась?

— Я всегда немного перегрета. С тобой.

Он кивнул, как будто принял к сведению. Потом провёл пальцем по моему плечу. От плеча до локтя. Пауза. И снова вверх.

— Ты же говорила, без обязательств, да? — его голос стал ниже.

— Ага. Только с возможностью… периодической профилактики.

— Так, может, сейчас как раз время для технического обслуживания?

Я кивнула. Пауза закончилась.

Он поднял меня с дивана. Повернул спиной к себе. Прижался. Одна рука обняла за живот, вторая медленно скользнула вниз. Я облокотилась на стену.

Он не торопился. И я не торопилась. Всё между нами было как новая система — не тестовая, а уже рабочая, только ещё без инструкции.

— Ты знаешь, — шепчу, — я всегда думала, что бойлер — это скучно.

— Просто им никто не пользовался с нужной температурой, — усмехнулся он, целуя мне шею.

И в этот момент я поняла: семьдесят сантиметров — это не опасная зона.

Опасная зона — это когда ты с кем-то настолько близко, что уже не ищешь повода прикоснуться.

Ты просто касаешься.

Он уложил меня обратно на диван, как технику после настройки: осторожно, точно, с пониманием, что теперь всё работает идеально — и его вина.

Я лежала, тяжело дыша, с распущенными волосами, в его футболке, задравшейся до талии. Взгляд расфокусирован. Сердце — как дрель на максимуме.

Он стоял у окна, прикрываясь подоконником и кружкой кофе, которую успел сварить ещё до прикосновений. Как будто знал, что после потребуется глоток. Или несколько.

— Итак, — сказал он, обернувшись, — у нас есть стабильный поток горячей воды, уверенное напряжение и… кстати, я нашёл кнопку обогрева пола. У тебя он был включён в холостую всё это время.

— Вот и разгадка. Я просто сама не знаю, как включаться правильно.

Он усмехнулся. Я села, подтянула колени к груди, спряталась в объятия ткани, как в панцирь. Не от стыда — от удивления. От того, как легко с ним быть. И как непривычно.

— Лёш, — сказала я. — А ты чего вообще хочешь? Ну… от меня. От всего этого.

Он подошёл. Присел рядом. Не трогал. Только посмотрел.

— Я хочу, чтобы ты не думала, что должна мне что-то. Чтобы ты не бежала от своих желаний. И чтобы, когда я тебя касаюсь, ты не включала защиту.

— А если я захочу включить?

Он протянул руку. Каснулся подбородка. Поднял лицо.

— Тогда я напомню, что ты не техника. Ты — человек. Которого можно просто обнять. И ничего не требовать.

Я кивнула. Он обнял. Тихо. Без подтекста. Без подталкивания.

— Можно, я тебя кое о чём попрошу? — спросила я.

— Конечно.

— Почини мне… не знаю… внутренности. Вот где-то тут, — я постучала по груди. — Там, где от прошлых отношений остались осколки.

— Я не чиню людей. Но могу быть рядом, пока ты сама собираешь.

Мы замолчали. На кухне тикали часы. Бойлер тихо шипел. Жизнь, как оказалось, могла быть не драмой, не страстью на максимуме — а просто теплом под кожей.

Он взял мой ноутбук, поднёс ко мне:

— А теперь скажи, куда тебе подключить Wi-Fi. Мне кажется, ты его заслужила.

И вот тут я заплакала. Не потому, что грустно. А потому, что это был, чёрт возьми, самый интимный подарок за последние годы.

На третий день он полез в щиток с фразой:

— У тебя тут какой-то кабель подключён к розетке, но не подключён к жизни. Символично, да?

Я засмеялась в ответ:

— Добро пожаловать в мой внутренний мир.

Он что-то бурчал про фазы, нули и "кто вообще так собирал схему", а я смотрела, как напрягаются его предплечья, как футболка натягивается на спине, и думала, что электричество — это не в стенах. Это в нём.

Когда он работал, он был другим. Сосредоточенным. Собранным. Настоящим. И я поняла: именно это меня и цепляет. Он не играет. Он действует. Даже если просто держит отвёртку.

— Ты всегда был таким? — спросила я, налив чай.

Он выпрямился, посмотрел с задумчивым прищуром.

— Каким?

— Настроенным. Надёжным. Немногословным, но… чётким.

Он усмехнулся:

— А ты всегда была такой наблюдательной?

Я пожала плечами:

— Я тебя тогда недооценила.

— Я тогда сам себя недооценивал.

Мы встретились взглядами. Я замерла. Он сделал шаг. Потом ещё один. И оказался вплотную.

— Сейчас ты видишь меня таким, какой я есть. С тем, что могу. С тем, что хочу. И если ты…

Я не дала договорить. Поцеловала. Быстро. Уверенно. Без пафоса.

Он ответил так же. Как будто это не новое, а продолжение старого.

Когда мы отстранились, он прошептал:

— Вечером свободна?

— Завтра дедлайн, — выдохнула я. — Но ради тебя — сдвину Вселенную. И график.