Ренегаты в бегах

Нарушитель

В аудитории стоял раздражающий гул приглушённых голосов, перемежающихся сдавленными смешками. Амара Голдстейн обречённо сутулилась за преподавательским столом. Высокий воротник её рубашки давно лишился верхней пуговицы, которую она никак не удосуживалась пришить, каштановые волосы были собраны в небрежный пучок, блёклые серые глаза, под которыми виднелись тёмные круги, устремлены на гридопланшет, с которого она читала текст лекции бесцветным уставшим голосом. Учебный год едва успел начаться, а у неё уже не было сил.

Студенты, сидевшие за партами напротив неё, увлечённо листали новости или писали сообщения в своих гридках – небольших устройствах с сенсорным экраном, подключённых к гридосети. И Амара не винила их за это. Она прекрасно понимала, что новостная лента интереснее её лекции о базовых навыках ментального целительства.

– Ментальные импульсы позволяют управлять эфирными потоками, – монотонно читала она, с трудом подавляя зевки. – Как вы знаете, энергия эфира, аккумулируемая в гваэтоловых кристаллах, служит источником питания всех современных механизмов и устройств. Но те же импульсы, генерируемые нашим мозгом, позволяют взаимодействовать не только с окружающей средой, но и напрямую с сознанием другого человека.

Когда-то Амара исследовала эти явления более глубоко. С восемнадцати лет она изучала ментальное целительство в столичной Гордширской академии, корпуса которой располагались по всему городу, и в конце шестилетнего обучения должна была получить звание магистра. Более того: будучи круглой отличницей, написавшей выдающуюся работу по ментальной микрохирургии, она готовилась стать одной из Избранных – специальных агентов правительства Эфирии, возглавляемого Советом Лордов. Но восемь лет назад, как раз когда она училась на последнем курсе, закончилась Война Теней Эфира, и должность Избранных упразднили. Звание магистра Амара тоже не получила: её завалили на итоговом экзамене.

С тех пор она работала простой преподавательницей в отдалённом корпусе академии на окраине города, обучая будущих заводских операторов ненужной для них специальности ментального целительства: программа подготовки подразумевала ознакомление со всеми аспектами ментальных возможностей. Амара была убеждена, что это избыточно. Сама она давно разочаровалась в науке и читала свои унылые лекции механически, так что слова звучали пусто, словно эхо давно потерянной веры.

Лекция продолжалась. Студенты устали от бессмысленности происходящего, их внимание окончательно рассеялось, и гул приглушённых голосов в аудитории нарастал. Амара жутко хотела спать, но в то же время в ней пробуждались раздражение и обида. Обида на судьбу, на экзаменаторов, на саму себя. Эта работа, этот курс, этот мир – всё казалось ей обманом. Наука, которой она посвятила лучшие годы своей жизни, превратилась в набор шаблонных утверждений, в которые она давно не верила, а сама она – в безликую тень, чьи знания никому не нужны.

Внезапно дверь в аудиторию с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвался высокий мужчина в длинном чёрном кожаном плаще. Амара, резко повернувшись к нему, успела рассмотреть его суровое лицо, глубокие тёмно-серые глаза, чей хмурый взгляд полыхал яростью, смешанной с отчаянием, коротко стриженные чёрные волосы, поджатые губы, выдававшие крайнее напряжение.

– Помогите мне! – процедил он сквозь зубы, и в его голосе слышались одновременно мольба и приказ.

Студенты замерли, в изумлении уставившись на неожиданного гостя.

Амара вздрогнула, по её спине пробежали мурашки, и что-то в её душе отозвалось нестерпимым желанием его послушаться.

Она вскочила с места, но в этот момент вслед за мужчиной в аудиторию вбежали двое охранников в коротких чёрных кителях и фуражках. Один из них схватил его за плечи, второй после непродолжительной борьбы заломил ему руки за спину.

– Пойдём, Скаар, – скомандовал охранник, потянув пленника к выходу.

Тот низко зарычал, не сводя с Амары глаз, но охранники резко развернули его к двери и вытолкнули из аудитории.

Напоследок Скаар ещё раз взглянул на Амару, и этот взгляд говорил больше, чем слова: в нём застыл гнев, словно это она виновата в его бедах. Но правда была в том, что она ничего не могла сделать.

Или... могла?

Встряхнув головой и поморгав, будто просыпаясь от дурного сна, Амара вернулась на своё место и как ни в чём не бывало продолжила лекцию. Но образ Скаара не выходил у неё из головы. Его глаза, полные ярости и отчаяния, напоминали ей о собственных потерянных мечтах: о том, как она могла стать Избранной, а не тенью в этой аудитории. Он казался суровым и даже опасным, но что-то в нём звало к переменам, к приключениям... к свободе, которой она никогда не знала.

Её сердце колотилось, и не только от страха, а от какого-то непонятного волнения, будоражащего кровь, и, хотя она не подавала виду, сквозь сомнения у неё зрел безумный план.

После занятия, когда студенты покинули аудиторию и Амара смогла выдохнуть с облегчением от того, что ещё один бессмысленный рабочий день подошёл к концу, она твёрдо решила: ей нужно узнать, куда увели Скаара и почему он просил её о помощи. И в глубине души она чувствовала, что именно это решение изменит всю её жизнь.

Клиника

Расправив подол длинной клетчатой юбки, Амара надела старенький пиджак, собрала свои вещи в потёртый рюкзачок и уверенно вышла из кабинета.

Аудитории располагались в учебном корпусе, который соединялся со зданием ментальной клиники длинным переходом. Миновав его, Амара оказалась возле двери отделения для выздоравливающих пациентов, куда часто приходила со студентами. Она знала медсестёр, которые не отказывали в помощи и даже допускали её к своей гридомашине – устройству для хранения и передачи информации с металлическим корпусом и большим экраном.

Как только она собралась нажать кнопку звонка, дверь открылась, и врачи в белых халатах быстрым шагом прошли мимо Амары, обменявшись с ней короткими приветствиями, и она успела услышать обрывки их разговора: о том, что они опаздывают на внеплановую пятиминутку, которая, как обычно, затянется на час.

Она вошла в отделение и, натянув милую улыбку, попросила молоденькую пухлую медсестру, сидящую на посту у входа, пустить её к гридомашине. Когда медсестра любезно уступила ей место, Амара лихорадочно застучала пальцами по клавиатуре, входя в базу данных. Она не знала фамилию Скаара, но это было редкое имя, и он быстро нашёлся в базе.

Скаар Абисс. Сорок три года. Бывший военный. Вдовец. Предварительный диагноз: посттравматическое стрессовое расстройство. Помещён в отделение для социально опасных пациентов. Причина: криминальная деятельность, использование запрещённых ментальных технологий, государственная измена. Статус: ожидает приёма в допросной комнате.

Поблагодарив медсестру, Амара пулей вылетела из отделения и спустилась на второй этаж по лестнице для персонала. В её голове роились мысли о том, что этот человек – преступник и предатель, но какая-то неведомая сила влекла её к нему.

Подойдя к массивной двери нужного отделения, Амара перевела дух и слегка подрагивающей рукой потянулась к звонку. Мучительно долгая минута – и вот дверь открылась, а в проходе стоял огромный медбрат в длинном белом халате с высоким воротником.

Сглотнув, Амара неуверенно промямлила:

– Пациент... Скаар Абисс... Я преподаю на кафедре ментального целительства. Я хотела бы поговорить с ним.

Медбрат окинул её хмурым взглядом с ног до головы и недоверчиво хмыкнул:

– Поговорить? У нас тут не дружеские посиделки, мисс. Это отделение для...

– Я знаю, – перебила она, удивляясь собственной резкости, – но мистер Девлон Марк, заведующий нашей кафедрой, имеет договорённость с руководством клиники о том, что преподаватели могут посещать любые отделения.

– Но не любых пациентов, – прищурился медбрат.

Амара понурилась от беспомощности: вот так всегда. В этой жизни она никогда ничего не добьётся. Даже самой малости. Она ничего не может. Она просто тень.

Но она больше не собиралась с этим мириться.

Набравшись смелости – и откуда она только взялась? – Амара, выпрямив спину, посмотрела медбрату прямо в глаза и произнесла с нажимом:

– Я должна поговорить с ним. Это я... я должна оформить его приём. Врачи-то ушли, а это срочно.

– Да ну? – усмехнулся тот, но она сняла свой рюкзачок и решительно достала зелёную карточку: свидетельство о допуске к целительской деятельности, сохранившееся у неё со студенческих времён.

Медбрат нехотя посторонился, освобождая проход, и Амара вошла в отделение. Узкий коридор, серые стены, равнодушное белое свечение потолочных ламп – всё это создавало угнетающее впечатление. По обеим сторонам коридора располагались палаты без дверей с зарешёченными окнами, на железных койках сидели или лежали пациенты в серых робах, отдыхающие после сеанса ментальной релаксации, точечной ударно-волновой терапии или жёсткой, но эффективной процедуры эфирно-импульсной перезагрузки мозга. Всё это не влияло на память и личность, не подавляло рассудок, не лишало свободы воли, то есть не относилось к насильственным методам, запрещённым после войны.

И лишь одно помещение имело дверь: допросная комната. Медбрат, погремев тяжёлой связкой ключей, отпер её, и Амара наконец оказалась внутри. Мельком оглядев небольшое серое помещение, совершенно пустое, за исключением двух стульев и стола из полированной стали, блестевшей в тусклом свете ламп, она посмотрела в угол комнаты, где, привалившись к стене и скрестив руки, повернув голову в сторону зарешечённого окна, стоял Скаар в распахнутом длинном плаще, под которым виднелась атласная чёрная рубашка с небрежно расстёгнутым воротником.

«Хорошо, что его ещё не успели переодеть в больничную одежду, – промелькнуло в голове у Амары, – когда мы выйдем на улицу, он не будет привлекать внимания».

Стоп. Что?! Она поразилась своей мысли: неужели она действительно собралась его освободить? Какого мрака... что на неё вообще нашло? И почему один взгляд на этого опасного человека приводит её в странный трепет – но не от страха? «Нет, конечно нет! – одёрнула она себя. – Он – угроза для общества. Но я должна... просто поговорить, узнать, почему он здесь. Ничего больше».

Освобождение

Амара первой вышла из комнаты – и чуть не врезалась в огромного медбрата, который преграждал путь, как скала.

– Куда это вы? – строго спросил он.

У неё замерло сердце. С трудом сдерживая дрожь в голосе, она выдавила, стараясь казаться уверенной:

– Мистер Марк требует привести этого пациента в свой кабинет.

Медбрат прищурился:

– Письменное распоряжение есть?

– Оно... в процессе, – выдохнула Амара, чувствуя, как задрожали колени.

– Без документов нельзя, – отрезал он.

Амара беспомощно обернулась к Скаару, стоящему в дверном проёме допросной комнаты. От того, что она сейчас сделает, зависит его судьба: его либо затолкают обратно в эту серую камеру и начнут промывать мозг, либо...

Видя её растерянность, медбрат грозно произнёс:

– Он выйдет отсюда только после письменного распоряжения. Или через мой труп.

Амаре хотелось заплакать от бессилия, но она предприняла ещё одну отчаянную попытку и начала нести первое, что пришло в голову:

– Поймите, это очень срочно... Это... секретный кафедральный проект...

Медбрат замотал головой:

– Ничего не знаю.

– ...мы получили исследовательский грант от Совета Лордов Эфира...

– Нет.

– ...будет совершено революционное открытие... – продолжала лепетать Амара, потупившись от неловкости, которую вызывал этот нелепый бред.

– Мисс, вы сами себя слышите? – прыснул медбрат.

В другой раз она не смогла бы сдержать слёзы – но сейчас в ней проснулась злость. Она сжала кулаки и стиснула зубы, а медбрат, словно предчувствуя недоброе, сказал с угрозой в голосе:

– Возвращайтесь-ка вы на свою кафедру, мисс.

– Но...

– Иначе я вызову охрану.

Амара застыла от ужаса – а в следующий миг медленно подняла на него глаза и, поднеся два пальца к виску, тихо, но решительно отчеканила:

– Немедленно. Выпустите. Нас. Отсюда.

Голова медбрата странно дёрнулась, а потом он кивнул и пробормотал:

– Конечно, мисс.

***

Теперь счёт пошёл на минуты. Амара только что нарушила первую статью Унибергской конвенции, применила подчинение разума: один из ментальных импульсов, использование которых было запрещено после Войны Теней Эфира. Ментальные правонарушения отслеживались эфирными сканерами, и полиция должна была вот-вот нагрянуть в клинику.

Стремительно покинув отделение и выскочив на лестничную площадку, Амара внезапно остановилась и прижала руку к груди, словно боялась, что сердце из неё выпрыгнет.

– Ты... ты что натворила? – Скаар, выбежав следом, округлил глаза и схватился за голову. – Что за... Какого... Это просто... В общем, у меня нет слов.

– Разве вы так не умеете? – прошептала она, пытаясь успокоиться. – Вы же вроде военный...

– Умею, мрак побери! – рявкнул он. – Но я не хотел попасть в руки легавых. Именно в этом и был весь смысл! Думаешь, стал бы я просить тебя о помощи?

Он глубоко вздохнул и язвительно усмехнулся:

– Да, вот это куколка мне попалась, конечно! И откуда ты только взялась? В этой больничке все такие дурные? Или ты у нас уникум?

– Я просто хотела помочь... – дрожащим голосом вымолвила Амара.

– Вот уж спасибо так спасибо! Удружила, ничего не скажешь!

– Я...

Скаар взял её за плечи и, нависнув над ней, строго посмотрел в глаза, от чего у неё по спине пробежали ледяные мурашки.

– Скажи, где ты этому научилась? – тихо спросил он.

Амара сглотнула и выдавила:

– Я... должна была стать Избранной. Нас готовили... У специальных агентов были особые полномочия использовать прямые вмешательства в чужой разум. Но после войны всё это запретили...

– Знаю, – процедил Скаар, стиснув зубы, а затем отстранился и произнёс с прежним спокойствием в голосе: – Ладно, проехали. Давай двигаться дальше.

Амара кивнула, и они побежали вниз по лестнице к запасному выходу. Дверь была простой, с электронным замком и камерой над ней, но без охраны: клиника полагалась на автоматику и сканеры. Амара дрожащей рукой достала из кармана пиджака карту-пропуск и провела ей по считывателю. Это было рискованно: камера зафиксировала беглецов, но...

...но дверь открылась, и теперь это было не важно. Они были на свободе!

Ну, почти.

Выбежав во двор клиники, где уже веяло прохладой, хотя осень едва успела вступить в свои права, Амара замялась: впереди был высокий решётчатый забор со шлагбаумом, рядом с которым в будке сидели двое охранников. Скаар, не раздумывая, схватил её за руку и потянул вперёд – прямо по клумбам.

Погоня

Перебежав через дорогу, Амара и Скаар скрылись за высокими кирпичными домами с крутыми многоскатными крышами и многогранными эркерами, позади которых располагалось неприметное здание общежития.

Ворвавшись внутрь, они пронеслись мимо растерянной вахтёрши и, взбежав по лестнице, скрылись в крохотной комнатушке Амары. Она бросилась к шкафу, пока Скаар, прислонившись к двери, переводил дыхание, дрожащими руками достала из-под стопки одежды аккуратный бумажный свёрток с банкнотами и протянула его спутнику.

Нетерпеливо разорвав обёртку и выхватив деньги, тот жёстко произнёс:

– Хорошо. Ты наследила в клинике, энергетические отпечатки ещё свежие и ведут прямо сюда, так что нам нужно уносить ноги. Собери всё самое нужное и валим.

– Чего? – потрясённо прошептала Амара, замерев от шока.

Скаар уставился на неё немигающим взглядом и злобно прошипел:

– Мрак побери, ты меня слышишь? До тебя что, ещё не дошло? Ты совершила преступление, куколка, и теперь у тебя только два пути: в тюрьму или в бега. Легавые уже идут по твоему ментальному следу, и есть только один способ оторваться от погони: убраться как можно дальше и как можно скорее. Скорость и расстояние сотрут твои отпечатки в ментальном поле. Сегодня я на удивление добр и предлагаю пойти со мной. Ты помогла мне, а я помогу тебе и вытащу из этой задницы.

Амара всё ещё не могла пошевелиться, и тогда он грозно прикрикнул:

– Собирай манатки!

Она моргнула, словно просыпаясь от дурного сна, и вдруг осознала: выбора у неё действительно нет. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках, а в голове царил сплошной хаос. Она быстро схватила рюкзачок и бросилась к столу, сгребая всё, что казалось хоть сколько-нибудь нужным: зарядные кристаллы, косметичку, бумажный пакет с печёными каштанами, пачку орешков. В спешке она сунула в рюкзачок смену белья и лёгкую ночную рубашку: на всякий случай, если придётся ночевать в бегах. Свой гридопланшет она благоразумно выложила и оставила на столе, зная, что полиция может отслеживать эфирные колебания этих устройств.

– Пошли! – скомандовал Скаар, бросив взгляд на дверь, словно ожидая, что она сейчас рухнет под натиском преследователей.

Амара кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и, когда они выскочили из комнаты, ей стало совершенно ясно: это не просто бегство, это прыжок в бездну, где каждая ошибка может стоить им свободы. Или даже жизни.

Коридоры общежития казались чужими и враждебными, каждый звук отдавался эхом, а в голове ревела тревога. Выбежав по пожарной лестнице на задний двор под вой сирен полицейских эфиромобилей, подъехавших к зданию с другой стороны, они помчались по узким дорожкам между домами, как вдруг Скаар резко затормозил возле одного подъезда, так что Амара чуть не влетела ему в спину.

Недоумённо хлопая глазами, она поняла, что его привлекло: припаркованный у дорожки эфирный мотоцикл с синим свечением гваэтола из-под топливного бака. Скаар ловко перекинул ногу через сиденье и бросил на Амару нетерпеливый взгляд. Сирены продолжали завывать, за спиной послышались крики.

Понимая, что других вариантов нет, Амара приподняла подол юбки и неуклюже забралась сзади, уперев ступни в подножки.

– Ко мне. Ближе, – резко бросил Скаар. – Обними меня.

Амара судорожно вздохнула и прижалась к его крепкому телу, положив руки ему на плечи и ощутив каменную твёрдость его мышц. Ей было безумно неловко, но она постаралась выбросить эти мысли из головы и сосредоточиться на главном. На том, что они были в шаге от катастрофы.

– Шерд! – выпалил Скаар клайдморское ругательство, и Амара вспыхнула со стыда. – Не за плечи! И не так близко! Руками держись за бока и прижмись коленями!

Не дав ей прийти в себя, он завёл мотор, и мотоцикл с пыхтением неожиданно резво сорвался с места.

Вырулив из двора, они спустились с холма, где располагалась ментальная клиника, и помчались по дороге, по временам сворачивая в тёмные переулки, чтобы уйти от погони, хотя Амара не знала, продолжается ли она, ведь звуки сирен тонули в шуме сумасшедшей езды. «Эфир... пусть это закончится», – проносилось у неё в голове, когда она, зажмурившись, впивалась пальцами в бока Скаара.

***

Амара не знала, сколько времени прошло: минуты, полчаса, час или вечность, – но наконец Скаар резко затормозил, и она открыла глаза.

Соскочив с мотоцикла и оправив юбку, она огляделась: оглушающая тишина гнетущего полусумрака во дворе-колодце, вымощенном замшелыми камнями, мрачный арочный свод подворотни, полуразрушенные кирпичные дома, поросшие зеленью до самых крыш, чёрные провалы высоких окон.

Амара поёжилась от этого зрелища, но Скаар не дал ей времени на размышления. Он затолкал мотоцикл в разбитый дверной проём арочного подъезда, оставил его под лестницей и начал подниматься наверх. Амара последовала за ним на третий этаж, где, толкнув ветхую резную дверь, они вошли в заброшенную квартиру. Стылый воздух был пропитан запахом сырости. На обрывках обоев, свисавших со стен, угадывались изображения цветов и птиц, дощатый пол был усыпан хламом, а на высоких окнах, чудом сохранивших стёкла, висели лохмотья некогда изящных занавесок.

Война

Немного помолчав, Скаар тяжело вздохнул, выпрямился в кресле и устремил на Амару тяжёлый взгляд, в котором помимо усталости читалась нечто ещё, чего она пока не могла разгадать.

– Всё началось во время войны, – сказал он низким хриплым голосом. – Шерд! Как же трудно говорить... Слишком много боли и предательств за спиной. Но главное я расскажу.

Каждое слово поначалу и вправду давалось ему с таким трудом, словно он вытёсывал их изо льда – из гигантского ледника, которым была покрыта его душа. Только в недрах её лавой кипела боль – так глубоко, что он с ней почти смирился. Почти поверил, что мёртв изнутри, а значит, не способен испытывать ничего, кроме холодного безразличия. Но сейчас кошмарные воспоминания, которые он так долго глушил алкоголем, снова поднимались из глубин его разума, как жуткие тени, корчащиеся в бесконечной агонии. И когда он продолжал говорить, внутри всё разрывалось от немого крика, от парализующего ужаса, который повторяется снова и снова, оживая как наяву.

Война Теней Эфира между повстанцами и менталистами началась одиннадцать лет назад, когда взбунтовались шахтёры из Клайдмора – южной горной провинции, население которой, некогда гордое и независимое, занималось тяжёлым физическим трудом в опасных условиях и находилось под гнётом централизованной гордширской власти. Их культура и традиции презирались, а для повышения производительности и предотвращения бунтов активно применялся эфирный кнут: техника ментального принуждения, заставлявшая шахтёров работать на износ, которая подавляла усталость, боль и страх. Это ломало их волю и здоровье.

Хотя после промышленной революции прошло сто пятьдесят лет, основой экономики в Эфирии до сих пор была дешёвая рабочая сила. Механизация с помощью ментальных технологий была дорога и не всегда надёжна: проще было нанять десятки рабочих, чем платить высокую зарплату одному оператору, малейшая ошибка которого могла привести к катастрофе. К тому же, Совет Лордов Эфира, заседавший в Гордшире, не был заинтересован в полном переходе на ментальное управление, что лишило бы работы тысячи людей и вызвало социальный взрыв. Занятость была инструментом контроля.

И клайдморцы страдали от этого больше других. Они с горькой ностальгией вспоминали времена, когда Эфирия называлась Бертранией и была королевством, а Клайдмор имел собственного национального правителя – Хранителя Клайда. Восстание началось, когда Финн МакЭйр – оператор шахты, где добывались гваэтоловые кристаллы, обучившийся ментальным технологиям в Гордшире, – прикончил надсмотрщика-менталиста, который до смерти забил рабочего эфирным кнутом.

Финн МакЭйр повёл за собой шахтёров, к которым быстро присоединились рабочие эфирных фабрик, селяне и даже некоторые жители других провинций – в основном из Брейкхолла, западного региона с развитой металлургией и машиностроением, где производились гридомашины и эфирные двигатели. Он научил своих соратников создавать когнитивные щиты, блокирующие ментальные атаки, использовать эфирные ловушки, подчинение разума и другие приёмы, чтобы сражаться с менталистами на равных. Повстанцы свергли Лорда-наместника, назначенного Советом, и провозгласили МакЭйра новым Хранителем Клайда.

Менталисты, возглавляемые гордширским дворянством, были сторонниками правящего режима. Многие жители других провинций сочувствовали повстанцам, тайно поставляли им провизию и оружие, но не принимали открытого участия в войне. Арденвуд с его плодородными полями на севере от центрального Гордширского региона, промышленный Брейкхолл на западе и Эшвуд на востоке, выходящий к побережью океана, с его тёплым летом и фруктовыми рощами, хоть и страдали от коррупции, произвола местных чиновников и давления со стороны менталистов, были менее организованы, испытывали экономическую зависимость от правительства и страх потерять социальную стабильность, что препятствовало массовому сопротивлению.

Война Теней Эфира бушевала в основном на территории Клайдмора и в приграничных районах. Жестокий вооружённый конфликт между центром и югом длился три года, но столица и другие провинции почти не видели ужасов войны, для них это было «подавление мятежа где-то на окраине».

В голове Скаара раздавались взрывы психоимпульсных гранат, грохот эфирных ружей и скрежет механических автоматонов. Он видел вдалеке горные вершины, затянутые облаками, свинцовое небо и чёрную равнину, над которой стелился дым. Высокие сапоги тонули в грязи по щиколотку, золотая вышивка на чёрном плаще посерела от пепла, когда Скаар шёл, не страшась выстрелов, выпрямившись во весь рост, среди падающих тел, держа пистолет твёрдой рукой, и каждая эфирная пуля попадала точно в цель. Респиратор защищал его от дыма, а ментальный щит и ментальный взор делали его неуязвимым и смертоносным.

Он крепко зажмурился, стиснув зубы и сжав кулаки, силясь прогнать наваждение и вернуться в реальность, и наконец произнёс глухим голосом:

– Я был Теневым Стражем – элитным бойцом менталистов. Мы сражались на передовой, возглавляя наступление. На втором году войны я вытащил из-под огня своего командира – Джадда. Повстанцы пробили его ментальную защиту и ранили в ногу. Я сопровождал его на лечение в Гордшир и тогда в последний раз встретился со своей женой. Через несколько месяцев после возвращения на фронт...

Трагедия

Сделав несколько глубоких вдохов, Скаар продолжил, и его голос стал ледяным:

– Одним из командиров в тылу был лорд Лоренцо Вальтеро.

Амара понимающе кивнула: он был одним из восьми Лордов Эфира и пять лет назад даже едва не занял пост Председателя, очередные выборы которого должны были пройти этой зимой. Он был одним из самых влиятельных менталистов, имел славу гениального изобретателя и курировал научную и образовательную деятельность в стране. Амара видела его несколько раз на конференциях в Гордширской академии, где он неизменно выступал с приветственной речью, а она в числе прочих студентов – с научными докладами.

– Вальтеро возглавлял военную лабораторию в Глостершире, – продолжал Скаар.

Сердце Амары сжалось, когда он произнёс это название: хотя с той поры минуло девять лет, все помнили о Глостерширской трагедии. Это был небольшой научный городок центрального региона на западе от столицы, но волны эфирного взрыва достигли самого Гордшира, где удушающий смог стоял в воздухе несколько недель, а люди чувствовали себя разбитыми вдребезги и страдали от головной боли, кошмарных сновидений и даже галлюцинаций.

– Он работал над созданием Эфирного Резонатора – устройства, которое должно было положить конец войне, сломив волю к сопротивлению на всей территории Клайдмора, – начал объяснять Скаар. – Правительство твердило: это спасёт жизни, остановит насилие, это покой, а не смерть. Но простые люди не знали деталей: пропаганда делала своё дело, и даже мы – солдаты – были уверены, что сражаемся за мир. Это был огромный гваэтоловый реактор, основная часть которого размещалась в глубокой вертикальной шахте – энергетическом колодце, где концентрировался и стабилизировался эфир. При активации устройство должно было излучать эфирные волны особой частоты: ментальное поле заглушения, которое накрыло бы всю провинцию как купол. Это поле, где любая мысль о бунте, гневе или неповиновении подавлялась бы на корню, должно было вызвать у людей апатию или даже чувство ложного счастья. Фактически это была бы массовая необратимая лоботомия целого народа.

Амара вздрогнула. Конечно, она знала об Эфирном Резонаторе, но всегда представляла его как средство крайней необходимости, меньшее зло по сравнению с убийством. И только сейчас она задумалась о том, что это тоже было своего рода убийство – только не тела, а разума. И о том, что, возможно, последнее даже хуже.

– Из-за ошибки в расчётах эфирные потоки в шахте вышли из-под контроля, и произошёл чудовищный взрыв, растерзавший не только физическое, но и ментальное поле по всей округе, – голос Скаара дрогнул. – Лабораторию разнесло на куски. От Глостершира остались одни руины. Все его жители и многие люди в соседних селениях погибли: если не от взрыва и пожара, то от закипания и испарения мозга. Это была мучительная смерть. Сотрудники лаборатории не знали этих страданий: они умерли мгновенно. И Джулия...

Скаар широко распахнул глаза, и Амара заметила блеснувшие в них слёзы. Она почти физически ощутила острую боль, пронзившую его душу, не подозревая о том, что сейчас он воочию видит волну огня, стремительно несущуюся по коридорам, сметающую всё на своём пути. И искажённые ужасом лица людей, которых та накрывает.

– Джулия... моя жена, – тихо вымолвил Скаар, – она работала там. И она...

Его голос перешёл на срывающийся шёпот:

– Она... была беременна.

Джулия

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Скаар долго молчал, и Амара тоже молчала, не видя смысла выражать дежурное соболезнование, жалкое в своей беспомощности. Она смотрела, как глаза собеседника постепенно становятся пустыми, словно огонь, забравший его семью, выжег дотла его душу.

Когда Скаар снова заговорил, его спокойный глубокий голос не выражал ровным счётом никаких эмоций:

– Это случилось в конце второго года войны, через несколько месяцев после того, как я вернулся на фронт.

Он отчётливо помнил, как, стоя в дыму перед самой атакой, выронил в глубокую грязь гридку с сообщением о трагедии. Как звон в ушах перекрыл грохот орудий. Как внутри что-то громко щёлкнуло, словно между шестерёнками попал камень и механизм вышел из строя. Как он медленно повернулся в ту сторону, откуда стреляли повстанцы, скрытые густым туманом, и побрёл туда, опустив пистолет. Как ноги сами несли его всё дальше и дальше в туман, в самую глубину, и как в этом тумане растворялось всё, что он прежде знал и во что верил.

– После этого я перешёл к повстанцам. И снова сражался на передовой – только теперь против менталистов. Против собственных братьев по оружию.

Яркий образ всплыл в его памяти: нападение отряда повстанцев на командный штаб противника. Им нужен был пульт управления автоматонами, покрытыми пуленепробиваемой бронёй и устойчивыми к ментальным воздействиям. Скаар с несколькими бойцами проник в здание и охранял коридор, пока повстанцы выводили устройства из строя.

Цель

Скаар наклонился к Амаре, пристально глядя ей в глаза, и внутри у неё всё сжалось от тревожного ожидания.

– Недавно мне заказали одного типа. И я его сразу узнал. Он возглавлял один из отделов в лаборатории Вальтеро. Как ты знаешь, после Глостерширской трагедии почти всех высокопоставленных учёных, занимавшихся проектом, казнили или посадили в тюрьму. Вальтеро, чтобы сохранить власть и влияние, списал всё на «саботаж неумелых подчинённых». А сам вышел сухим из воды и даже остался членом правительства.

Амара закусила губу. Дело замяли настолько, что сейчас никто и не вспоминал о причастности Вальтеро к трагедии. И уж тем более не считал его виновным. Только рассказ Скаара напомнил ей об этом, но и теперь её сознание упорно отвергало сомнения в безупречности учёного лорда, как будто всё это не имело к нему отношения.

– Так вот, из тех начальников отделов, которые попали в тюрьму, ни один не остался в живых. Несчастные случаи, внезапные болезни. Ну ты догадываешься, как это бывает. Только этот тип спустя девять лет вышел на свободу. И это недоразумение я должен был исправить. Короче, я нашёл его в Эшвуде, в одном грязном пабе. Я никогда не пил на работе, но тут сам Эфир велел. Мы разговорились, и мужик по пьяни начал рассказывать о себе: о работе, о тюрьме. Сказал, что никто из них не был виноват. Они просто исполняли приказы Вальтеро. Именно его ошибка стоила жизни тысячам людей. Но главное не это. Не знаю как и не знаю, было ли это алкогольным бредом, но ему стало известно, что Вальтеро втайне от правительства продолжает свои опыты. Работает над новым Резонатором, который создаст такое ментальное поле, что оно накроет куполом всю Эфирию... а может, и целую планету.

– Зачем? – потрясённо спросила Амара.

Скаар поморщился:

– Он хочет захватить власть. Стать единоличным правителем. И сделать всех людей своими марионетками. Ты же сечёшь эту фишку с Резонатором? Задача этой ментальной машины – подавить свободу воли. Изнасиловать разум каждого человека. Лишить его собственных мыслей, желаний и чувств и наполнить чужими: мыслями Вальтеро, его приказами, его представлением о счастье.

– Но это... чудовищно, – прошептала Амара.

Скаар кивнул:

– Вот и я о том же. В общем, я не убил того типа, а решил выследить заказчика. Посредник, который меня нанял... хм... мы встретились и поговорили. Разговор был долгим и непростым. Парень в итоге не выжил. Он не назвал имени заказчика – возможно, и сам не знал, потому что приказ о ликвидации передавался через длинную запутанную цепочку других посредников, – но мне удалось вытрясти из него, что все ниточки ведут в Гордшир. И после небольшого расследования я почти уверен, что именно Вальтеро заказал того мужика из паба – своего бывшего сотрудника, которого на следующий день после нашей попойки я нашёл в канаве. Мёртвым. И убил его точно не алкоголь.

Амара растерянно моргала, пытаясь переварить эту информацию. Она не могла поверить, что такой уважаемый благородный человек, как лорд Вальтеро, может быть замешан в грязных делах. От него всегда исходила аура спокойствия, его обворожительная улыбка излучала сдержанную доброжелательность, а ясный открытый взгляд отражал безупречную чистоту души. У него, как у всех мужчин из рода Вальтеро, были удивительные глаза: неестественно ярко-синие, светящиеся, как огранённые гваэтоловые кристаллы. Незабываемые глаза, каких нет ни у кого из людей, притягательные и пугающие одновременно, гипнотизирующие своей красотой.

От этих размышлений её отвлёк голос Скаара:

– Вот поэтому я и вернулся в Гордшир. Чтобы остановить этого ублюдка и разрушить то, что он строит. Клянусь Эфиром, я найду его и сброшу прямо в шахту Резонатора.

Мозг Амары старательно обрабатывал свалившийся на неё ворох новостей, пытаясь привести их хоть в какой-то порядок. Решив, что раз уж Скаар обращается к ней на «ты», то и ей можно, тем более что совместный побег их немного сблизил, Амара спросила:

– Почему тебя не схватила полиция? Как ты попал в клинику?

Скаар пожал плечами:

– Я вернулся в город только вчера вечером. Решил проникнуть в главный корпус академии, надеясь узнать что-то о местоположении новой лаборатории Вальтеро. Но теперь охрана стала серьёзнее, чем в былые времена, когда я сбегал из военного училища и приходил сюда, чтобы посидеть с Джулией на лекциях. Я мог бы использовать запрещённые трюки, чтобы охранники меня не схватили, мог бы сопротивляться или даже убить всех, но в таком случае легавые рано или поздно меня бы нашли. А это не входило в мои планы. И тогда я сказал, что слышу в своей голове эхо войны и просто хочу покончить с болью. Они задержали меня и доставили в ментальную клинику – сбежать отсюда проще, чем из тюремной камеры.

– Но полиция всё равно нас преследует, – заметила Амара.

– По твоей милости, – напомнил Скаар.

Она вздохнула и спросила:

– И что теперь?

– Теперь я собираюсь добраться до Вальтеро и его грёбаной лаборатории, – спокойно ответил Скаар. – Я буду собирать информацию по крупицам и искать способы уничтожить устройство. Буду скрываться в тени переулков, в заброшенных зданиях на окраинах, в тихом пригороде, в нищих кварталах Нижнего города, куда легавые лишний раз не станут совать нос. Но я не уйду из Гордшира, пока не добьюсь своего.

Бегство

В заброшенной квартире воцарилась тишина, в которой было хорошо слышно, как у Амары вдруг заурчал живот.

Она стыдливо потупилась, а Скаар хмыкнул:

– Есть хочешь? Я тоже ничего не ел со вчерашнего дня.

– Я захватила с собой кое-что, – несмело молвила Амара и, покопавшись в рюкзачке, протянула ему раскрытый бумажный пакет с печёными каштанами.

– Лучше, чем ничего, – сказал он, зачерпнув большую горсть.

Они сидели друг напротив друга, деля между собой скудный ужин. Амара, набравшись смелости, спросила:

– Что это за место? Я не знала, что в Гордшире есть такие... мёртвые дома.

Скаар тяжело вздохнул:

– Этот квартал теперь называется Пустая могила. До войны здесь жили учёные – сотрудники Вальтеро. Вместе со своими семьями. А эта квартира... она принадлежала нам с Джулией.

Он отвернулся, а потом откинулся в кресле и сказал как ни в чём не бывало:

– Нужно отдохнуть. Завтра будет трудный день. Хотя, если честно, теперь каждый день будет трудным.

Амара кивнула. Она смотрела, как Скаар закрывает глаза и погружается в сон, а сама нехотя растянулась на грязном диване, чувствуя, как её накрывает усталость.

В этот момент она осознала: их пути переплелись навсегда, и никакой возврат к привычному существованию невозможен. Впереди – неизвестность, опасность и борьба, но вместе они смогут выдержать всё. Или погибнут, пытаясь выжить.

***

Амара проснулась от того, что кто-то бесцеремонно тряс её за плечо.

– Шерд, вставай! – рявкнул Скаар.

Она нехотя разлепила веки и непонимающе уставилась на него, не сразу вспомнив, что вчера случилось и где она находится.

– Тьма, да шевелись ты! – торопил он. – Нас выследили. Нужно рвать когти.

Скаар не стал дожидаться, пока она придёт в себя: просто схватил за плечи и рывком поставил на ноги. Отвернул край ковра, вынул часть доски из пола и, к ужасу Амары, извлёк из тайника ремень с кобурой, пистолет и пачку патронов. Поднял с пола её рюкзачок, и, потянув её за руку, стремительно направился к двери.

Они выбежали во двор, где в утренней прохладе свежесть мешалась с запахом сырых камней. Вдалеке раздавался вой сирен.

– На этом гадском мотоцикле стоит противоугонный трекер с отложенной активацией. Вот теперь он проснулся, – яростно процедил Скаар, – Умеешь быстро бегать?

И они побежали. Побежали так, как Амара ещё не бегала никогда: по узким извилистым улочкам между высокими кирпичными домами, ныряя под тёмные арки, петляя по грязным дворам и даже проскальзывая через сквозные подъезды. В боку нещадно кололо, сердце рвалось из груди, тяжёлое дыхание обжигало горло.

Наконец они оказались на мощёном проспекте, где сонно плелись редкие эфиромобили и по тротуарам прохожие в длинных тёмных плащах спешили на работу. Скаар остановился, поднял голову, и Амара, проследив за его взглядом, поняла, что он смотрит на фонарный столб, где под погасшим эфирным светильником были прикреплены камеры слежения. Скаар поднял руку и показал в объектив неприличный жест.

– Пройдёмся по рынку, – бросил он и снова потянул Амару за руку.

Улица с неровной каменной мостовой и торговыми лавками по обеим сторонам встречала беглецов густым запахом пряностей, копчёного мяса и горьковатого дыма.

Скаар шагал вперёд с твёрдой решимостью, полы его длинного чёрного плаща развевались, глаза сверкали холодным огнём, а лицо оставалось напряжённым и небрежным одновременно: в нём читалась привычка быть на грани, готовым к любому повороту судьбы. Он молчал, лишь время от времени бросал быстрые взгляды по сторонам, будто выслеживая невидимого врага.

Амара, напротив, шла неуверенно, растерянно озираясь. Её сердце бешено колотилось, а мысли путались в вихре тревог. Этот рынок, шумный и людный, несмотря на ранний час, казался ей чужим и опасным: гул голосов, звон посуды и топот ног создавали хаос, в котором она пыталась найти опору.

– Старый город, – тихо сказал Скаар, мельком взглянув на неё. – Тут нет камер слежения. Зато есть кое-что интересное.

Он резко дёрнул Амару за руку, и они нырнули в узкий проход между двумя лавками, торгующими заграничными тканями и редкими пряностями.

– Я хочу найти подтверждение, что этот поганый сотрудник лаборатории не бредил, – мрачно произнёс Скаар. – Если Вальтеро действительно строит новый Резонатор, то где-то здесь, в этих закоулках, должны быть слухи. Малейшие намёки.

Слухи

Беглецы пробирались мимо лавок с дымящимися котелками, где торговцы предлагали горячие пироги и крепкий чай, и страх Амары постепенно сменялся любопытством.

Наконец Скаар привёл её к неказистому зданию, где над грубой арочной дверью со скрипом покачивалась жестяная вывеска, украшенная рисунком тарелки с какой-то снедью, с надписью «Ржавый гвоздь». Внутри царил полумрак, пропитанный дымом дешёвого табака и запахом горелого мяса.

Быстро оглядев помещение, уставленное деревянными столами и табуретами, Скаар решительно направился к барной стойке, за которой сидели трое мужчин в потёртых жилетках и грязных рубашках с засученными рукавами, обнажавшими обветренные руки, исцарапанные до самых костей, – должно быть, бывшие шахтёры или механики, уволенные после частичного перехода некоторых заводов на ментальное управление.

– Места свободны? – бросил Скаар и, не дожидаясь ответа, придвинул стул.

Амара робко последовала его примеру, и в этот момент её живот предательски заурчал.

Один из мужчин, сидевший ближе всех, коренастый, с лицом, изборождённым шрамом, мрачно посмотрел на них.

– Места платные. Выставляй, что пьёшь, незнакомец.

Скаар окинул Амару быстрым оценивающим взглядом и кивнул бармену:

– Самого крепкого эля. Мне и этим парням. И ей – тарелку того рагу, что на вывеске, и большой хлеб.

Он повернулся к Амаре и без всяких эмоций протянул руку:

– Деньги.

Амара, покраснев от смущения из-за своего урчащего живота, судорожно порылась в рюкзачке и протянула ему банкноту. Скаар оплатил заказ. Когда бармен принёс дымящуюся миску с жёлто-белым месивом и ломоть чёрного хлеба, Скаар молча подвинул еду к Амаре:

– Ешь. Не мешай.

Он взял свою кружку с элем и сделал вид, что отпил, но Амара заметила, что уровень жидкости не изменился. Он не пил. Он просто создавал видимость, чтобы вписаться в атмосферу таверны. Всё его внимание было приковано к мужчинам за стойкой.

Амара зачерпнула и проглотила ложку рагу: это была тушёная тыква с ошмётками жёсткого мяса в каком-то белом соусе, кислом и пахнущем уксусом. Но вкус сейчас был совершенно не важен. «Эфир, еда! Горячая! Наконец-то!» – подумала она и жадно принялась опустошать миску.

– Нужна информация об одном типе, – небрежно бросил Скаар, повернувшись к мужчинам. – Учёный лорд. Из правительства. Слишком много о себе возомнил.

– Все они там много о себе мнят, – хрипло рассмеялся тот, что сидел посередине, тощий, с нервно дрожащим веком. – Или ты про конкретного?

– Может, и про конкретного. Слышал, он затеял... одно дельце, – туманно ответил Скаар и, наклонившись ближе к собеседникам, добавил с нажимом: – Очень скверное.

Третий мужчина, сидевший дальше всех от него, который до этого молчал, хмуро уставившись в свою кружку, вдруг поднял взгляд – холодный и пронзительный:

– Дела Лордов нас не касаются. И не должны касаться. Убирайся.

Но Скаар уловил едва заметную дрожь в его осипшем голосе: страх. Не перед ним, а перед тем, о чём он заговорил.

– Я не работаю на них, – спокойно сказал Скаар. – Я тот, кому их проекты сломали жизнь. Как, полагаю, и вам. Мне нужна только информация.

Мужчина со шрамом мотнул головой в сторону молчаливого:

– У Гризли тут брат работал на «Энергокорпе». Инженером. Умный был. Пока того... Вальтеро этот... не прибрал к рукам его отдел для каких-то своих личных делишек. А потом отдел расформировали, а брата... ну, его больше не видно.

Молчаливый – Гризли – с силой стукнул кружкой по столу:

– Заткнись, Барк.

Но плотина была прорвана. Тощий, видя, что тема задела за живое, с удовольствием подхватил, понизив голос до заговорщицкого шёпота:

– Да все шушукаются! Говорят, грузовики по ночам только и делают, что возят что-то с южного терминала за город, на восток. Как раз по дороге, что к землям Вальтеро ведёт. Отправляются часов в одиннадцать, когда смена уже закончилась. Кузова забиты оборудованием. Тяжёлым, как для шахты.

– Каким? – насторожился Скаар.

– А хрен его знает. Но ребята с погрузки говорили: штуковины для усиления сигнала. Короче, хрень резонаторная. Шестерни размером с тебя. И гваэтоловые кристаллы – много, хоть дворец строй.

Скаар перевёл взгляд на Гризли:

– Твой брат. Он что-то говорил о проекте?

Тот помолчал, сжимая и разжимая кулак, и наконец просипел:

– Один раз. Пьяный в стельку. Сказал, что Вальтеро помешался. Копает какую-то шахту. Что старый Резонатор – детская игрушка по сравнению с тем, что он задумал. А потом он замолчал, будто испугался, и больше ни слова. На следующий день его забрали. Официально – переведён на сверхсекретный объект. Неофициально...

Он пожал плечами, и в этом жесте была вся горечь мира.

Полиция

Инспектор Кёртис – немолодой лысеющий мужчина с усталым лицом, в тёмно-серой униформе с большими круглыми серебряными пуговицами, – лениво развалился за столом, попивая до горечи крепкий чай. Отставив жестяную кружку, он потянулся и окинул взглядом участок: окна с решётками, тусклые эфирные лампы, унылые серые стены, столы, разделённые стеклянными перегородками, за которыми сидели его подчинённые, сосредоточенно печатая отчёты на клавиатуре своих гридомашин.

Кёртис мысленно усмехнулся: сейчас эти парни – словно микроскопы, которыми забивают гвозди. Они обучены элитным ментальным техникам: могут ввести человека в кататонический ступор, владеют навыками допроса и сканирования, чтобы считывать поверхностные мысли и эмоции для установления факта нарушения, способны замечать несоответствия в эфирных потоках при даче ложных показаний, сопротивлении разума или фантомных воспоминаниях.

Во время обучения полицейские проходят через бездну: только проверенные попадают в ряды – чтобы не использовать силу в личных целях. Глубокое сканирование на лояльность отсеивает злоумышленников и психопатов, а клятва перед Советом и контракт с ментальной подписью обеспечивают конфиденциальность: чужие воспоминания не разглашаются и не используются во вред – нарушение вызывает боль и карается стиранием способностей.

Разумеется, это разрешённые приёмы, которые не изменяют личность и память, не превращают человека в марионетку. Прицельное наблюдение за закрытыми территориями и глубокое сканирование разума, применяющееся в особо трудных или государственно важных случаях, требуют санкции Совета Лордов, но и это не нарушает права людей на свободу воли, так как не подчиняет её себе. Только исключительно редкая и опасная процедура форсирования ментальных блоков может быть рискованной: привести к амнезии, повреждению психики и даже смерти, – но это крайняя мера от безысходности, скорее возможность, чем реальная практика.

Ещё одна гридомашина, стоявшая в углу, была подключена к огромному экрану, занимавшему всю стену, под которым располагался центральный пульт управления с многочисленными кнопками и индикаторами. Перед ним на металлических стульях с узкими спинками сидели двое полицейских, глядя на карту города.

Бросив взгляд на экран, инспектор поморщился и нехотя встал из-за стола.

– Эй, Клайд, глянь-ка на эту сладкую парочку, – сказал один из полицейских, худощавый, с вытянутым лицом, кивнув на всплывшее на экране изображение мужчины, который показывал средний палец прямо в камеру.

– Это же Скаар Абисс, – хрипло ответил его коренастый напарник, хмуря кустистые брови. – Грязный ублюдок, продавший родину ради клайдморских шлюх.

– А с ним кто? Не похожа на клайдморскую шлюху.

– Это нам и предстоит выяснить, – сказал Кёртис, встав позади них.

Ещё один полицейский, вошедший в комнату – молодой констебль, рыжий и с веснушками, – мельком взглянув на экран, вмешался:

– Шеф, кажется, я знаю, кто это. Амара Голдстейн. Преподша из ментальной клиники. Её в розыск объявили, только что ориентировка пришла. Кажись, помогла сбежать этому гаду. Я проверил: на неё ничего нет. Ранее не привлекалась. Жила в общаге, ни семьи, ни друзей. Гридку выбросила, отследить невозможно.

– Тёмная лошадка, – пробормотал Кёртис. – Мутно это всё как-то.

– Ну и где нам их теперь искать? – усмехнулся длиннолицый.

– Я бы на их месте свалил из города подальше, – фыркнул Клайд. – Ставлю пять сотен, что мы их больше не засечём.

– Скатертью дорога, – его напарник махнул рукой.

Вдруг запищали датчики, и на экране высветился сигнал о ментальном правонарушении. Кто-то применил запрещённый приём, а именно стирание памяти и внедрение чужих мыслей.

«Опять эти двое? Вот же тупые», – Кёртис закатил глаза, но, когда его взгляд упал на экран, он уронил челюсть.

Резко оттолкнув подчинённых, он уставился на карту города, где красной точкой мигала отметка с координатами места преступления, и до предела увеличил масштаб, разглядывая точную локацию вплоть до деталей здания.

– Что за хрень... Быть не может! – опешил Клайд.

– Это что, сигнал из... Мрак меня раздери! – вскинув брови, воскликнул длиннолицый.

– А ну тихо, – рявкнул инспектор. – Не вашего ума дела. Всем сидеть ровно и молчать в тряпочку. Я сам проверю.

Он схватил со стола овальный шлем с серебряной эмблемой в виде замысловатого колеса с восемью спицами – герб Эфирии – и, нацепив на голову, застегнул ремешок под подбородком и торопливо покинул участок.

Инспектор Кёртис

***

Инспектор Кёртис быстро шагал по белоснежному мраморному полу коридора здания Совета, и каждый шаг отдавался звонким эхом от перламутровых стен и непомерно высокого сводчатого потолка. Он остановился у арочной двери, украшенной такой же серебряной эмблемой, как на его шлеме, немного помялся, переступая с ноги на ногу, и, набравшись смелости, шагнул внутрь.

Грузовик

Покинув Старый город, беглецы отправились к грузовому терминалу «Эхо-Хаб» на южной окраине Гордшира. Сделать это было непросто, но Скаар хорошо заплатил таксисту, который околачивался у рынка, чтобы тот их отвёз. И не задавал вопросов.

Водитель высадил их на пустыре неподалёку от комплекса зданий, куда доставляли кристаллы из клайдморских шахт, гридомашины, эфирные двигатели и прочее оборудование из других провинций.

Быстро оглядевшись, Скаар решительно зашагал вперёд, в сторону холма, на котором виднелись покосившиеся дома с высокими крутыми крышами, резными деревянными фронтонами и узкими окнами с витражами. Эти строения казались пережитком давно ушедшей эпохи: когда-то здесь было небольшое поселение, ныне заброшенное жителями, которые получили квартиры в городе.

– И как эти развалюхи ещё не снесли? – хмыкнул Скаар себе под нос, направляясь к самому высокому дому, который выделялся среди соседей: величавый и строгий, с массивным деревянным крыльцом и мансардой, словно одинокий дозорный, наблюдавший за окрестностями.

Внутри пол был завален обломками мебели и разным хламом, который жители не сочли нужным забрать. Скаар осмотрел комнату, направился к комоду с выдвинутыми ящиками и, покопавшись там, вытащил бинокль.

– Вот свезло так свезло, – усмехнулся он, а потом решительно пошёл к лестнице и начал быстро подниматься.

Амара не отставала.

Они оказались в пустой мансарде, пропахшей пылью и гнилыми досками. Дом стоял на возвышении, и мансардное окно выходило прямо на территорию терминала. Это был массивный промышленный комплекс с несколькими длинными складскими корпусами, крытыми навесами для разгрузки и широкой площадкой, где стояли грузовики. С высоты мансарды можно было чётко рассмотреть движение техники и даже различить номера на кузовах грузовиков: крупные белые буквы и цифры на тёмном фоне.

Скаар несколько минут смотрел в бинокль, а затем хмыкнул и передал его Амаре:

– Видишь, там с краю стоит грузовик? Взгляни на номера: VL-39. Догадайся, что это значит.

– Вальтеро. Лоренцо? – неуверенно предположила она.

Вместо ответа Скаар заявил:

– Переждём здесь. Пока не стемнеет. Потом будем действовать.

– Как? – озадаченно спросила Амара.

– Деньги. Деньги решают всё.

– Ты хочешь... подкупить водителя? – догадалась она. – Но если там всё так секретно... Уверена, Вальтеро платит им хорошие деньги за молчание. Может, даже больше, чем у нас есть.

– Нет, – Скаар мотнул головой, – мы дадим денег левому грузчику, чтобы он добавил в кузов ещё один большой ящик. С нами.

– Что?! Я не поеду в ящике!

– Куда ты денешься...

***

Тёмный вечер окутал холм густым туманом, когда беглецы выскользнули из дома. Они шли среди деревьев, спускаясь по склону, где ветер шевелил листву, и сердце Амары вздрагивало от каждого шороха.

– Когда доберёмся до терминала, держись ближе ко мне, – тихо сказал Скаар. – Там есть камеры. На столбах. Я буду их обходить. Нырять из тени в тень. Иди спокойно, не думай о том, что мы делаем. Представь, что ты просто гуляешь.

Они пробрались к терминалу, проскользнули мимо будки охранника и юркнули за контейнеры. В воздухе витал запах топлива и металла. Скаар заметил грузчика: молодого парня в потрёпанной одежде, который лениво плёлся за самодвижущейся телегой с ящиками.

– Эй, приятель, – тихо позвал Скаар, выглянув из-за контейнера. – Хочешь подзаработать? Видишь тот большой ящик? Мы с подругой залезем внутрь, а ты его погрузишь подъёмником в кузов грузовика Вальтеро. Он же в одиннадцать отправляется, верно? За это я заплачу пять сотен.

Он протянул руку, не оборачиваясь, и Амара вложила банкноту в его ладонь.

Грузчик замер, а затем обнажил зубы в хищной улыбке. Он огляделся по сторонам и пробормотал:

– Пять сотен? Тьма, да за такую сумму я бы и в бездну спустился, – и добавил с усмешкой: – Моя смена – сплошная рутина, а тут хоть какое-то разнообразие. Ладно, лезьте быстро.

Амара колебалась, но Скаар подтолкнул её вперёд. Они забрались в просторный пустой деревянный ящик, и грузчик захлопнул крышку с щелями, как будто специально предназначенными для воздуха. Он тихо подвёл подъемник, и ящик дрогнул, поднимаясь вверх. Амара невольно прижалась к Скаару, дыхание участилось, а сердце забилось так сильно, что, казалось, разнесёт рёбра. Голова кружилась от страха, каждый скрип механизма эхом отдавался в ушах, а мысль о том, что их могут обнаружить, вызывала тошноту.

Подъёмник двинулся с места, но вскоре остановился, и Амара услышала разговор:

– Эй, малой, чего удумал?

– Просто гружу ящик. Дополнительный. От лорда Вальтеро. Только что привезли.

– Хм... А письменное распоряжение есть?

– Распоряжение будет о твоей казни, если ты не дашь мне запихнуть это в кузов.

Хостел

Войдя в красноватый полусумрак холла, Скаар быстро осмотрелся и сказал:

– Я подойду к администратору, оплачу номер и поищу, можно ли здесь чем-то перекусить.

Амара протянула ему деньги и устало прислонилась к стене. Когда он ушёл в сторону ресепшена, она медленно побрела по коридору и вдруг услышала, как передают новости. Заглянув в приоткрытую дверь, из-за которой тускло мерцало синее свечение экрана, она увидела на стене небольшой гридовизор.

Ведущая новостей дежурным тоном рассказывала о научной конференции, про которую Амара знала и так. Знала, где она будет проходить. Знала, что завтра – по традиции, в первый выходной осени. И, как это принято в академии, не утром, а вечером. Она была уверена, что Вальтеро, как всегда, будет выступать там с приветственной речью. Но сейчас она услышала важную деталь: программу конференции. Она начнётся в пять часов. Разумеется, с выступления Вальтеро – куратора науки и образования, – что займёт минут тридцать.

Вернувшись к Скаару, который держал в руках небольшой свёрток из белой промасленной бумаги и глиняный кувшин, она тихо сказала:

– Завтра Вальтеро будет на конференции. Я знаю точное время.

Но он лишь посмотрел на неё, кивнул, а затем молча направился к лестнице.

***

Маленький номер с тусклым светильником и тёмными деревянными стенами из мебели имел только шкаф и стол со стульями.

А у окна стояла кровать. Одна.

Амара, отказываясь верить своим глазам, медленно повернулась к Скаару и спросила:

– Что ты сказал администратору?

– Что нам с подругой нужен номер на одну ночь.

Она вздохнула, закатила глаза и покачала головой:

– Ты просто гений. Теперь понятно, почему нам дали номер с одной кроватью. Они же подумали, что мы...

Амара не решилась закончить мысль и смущённо потупилась, а Скаар прыснул со смеху:

– Думаешь, они решили, что мы любовники, которым нужно укромное местечко для своих утех?

Она широко распахнула глаза и почувствовала, как загорелось лицо и даже уши. Скаар смотрел на неё с усмешкой, и Амара гневно процедила:

– Заткнись, пожалуйста.

Он выдохнул, беря себя в руки, и, посерьёзнев, предложил:

– Если хочешь, я могу спать на полу.

Она замялась, обдумывая этот заманчивый вариант, но это показалось ей несправедливым, и она решительно возразила:

– Нет. Ты не должен терпеть лишения из-за меня. Мы поместимся на этой кровати, только чур я у окна.

Скаар равнодушно пожал плечами:

– Как хочешь.

Он поставил кувшин на стол, положил свёрток и достал из него небольшие лепёшки.

– Картофельные, – сказал он, и, сев за стол, они с Амарой разделили скудный ужин, запивая водой прямо из кувшина.

Закончив с едой, Скаар встал и направился к двери:

– Ложись, а я подожду в коридоре... ну, пока ты будешь раздеваться.

Амара вновь ощутила жар на лице и судорожно сглотнула, но, подумав, что спать в одежде действительно будет неудобно, согласно кивнула.

Скаар вышел, а она быстро переоделась в ночную рубашку и забралась под одеяло, натянув его до подбородка. И тут с ужасом обнаружила, что одеяло тоже было только одно!

– Вот мрак! – тихо выругалась Амара, как вдруг в дверь постучали.

– Входи, – обиженно пробурчала она и отвернулась к окну.

Она слышала шаги Скаара, замершие возле кровати, шорох его неспешно снимаемой одежды, усталый вздох, и чувствовала, как мышцы сковывает от нарастающего напряжения.

Наконец кровать скрипнула и прогнулась, а затем, к ужасу Амары, она ощутила холодок на спине, когда Скаар приподнял свой край одеяла, чтобы им укрыться. И тут, в довершение этого кошмара, он задел её локтем, от чего её словно прошибло током, и она, не сдержавшись, воскликнула:

– Тьма!

– Прости, – пробормотал Скаар, устраиваясь поудобнее.

Он снова устало вздохнул и в конце концов перестал шевелиться. Несколько минут прошли в спокойствии и молчании, пока Амара по привычке не начала закутываться в одеяло.

– Эй, – тихо произнёс Скаар, – не тяни всё на себя. Или ты решила оставить меня голым?

– Да тёмный дух, – злобно прошептала Амара и почувствовала, как заветный край одеяла выскальзывает из-под её бока.

Она с досадой дёрнула его на себя, но Скаар, решив не уступать, потянул одеяло обратно. После непродолжительной борьбы она смирилась и, поправив под собой подушку, обречённо закрыла глаза.

Откровенность

Предупреждение: эта глава содержит темы сексуального насилия и психической травмы, которые могут быть тяжёлыми и потенциально травмирующими для некоторых читателей. Если вы чувствительны к таким темам, пожалуйста, читайте с осторожностью или пропустите.

Несмотря на неудобство, усталость постепенно взяла своё, и Амара начала медленно погружаться в сон, как вдруг за её спиной послышался шёпот:

– Ты спишь?

Она фыркнула от возмущения:

– Теперь нет.

– Я просто подумал, – тихо произнёс Скаар, – что, если мы...

У Амары перехватило дыхание от страха: что он хотел предложить?! Но вздох облегчения сорвался с её губ, когда он продолжил:

– Что, если завтра мы пойдём на конференцию?

А в следующий миг она ужаснулась ещё больше, услышав его слова:

– Это отличный шанс расправиться с Вальтеро раз и навсегда.

– Ты хочешь... его убить? – потрясённо прошептала Амара, резко перевернувшись на другой бок лицом к Скаару.

Тот помолчал и наконец твёрдо сказал:

– Да.

Мысли бешено заметались в её голове, когда она начала осознавать всю серьёзность ситуации. Связавшись со Скааром, она зашла слишком далеко, пути назад уже не было, и теперь ей предстояло совершить нечто настолько ужасное, что об этом невыносимо было даже думать.

– Я... я не могу, – сдавленно пробормотала она.

– Я сам это сделаю, – спокойствие в голосе Скаара было пугающим, – ты только проведёшь меня в зал. Ты же много раз бывала там, да, куколка?

Амара сглотнула, сдерживая нервную дрожь.

– Пойми, мы должны остановить его. Любой ценой, – тихо сказал он.

– Но это не уничтожит его устройство, – возразила она, – кто-нибудь другой обнаружит и продолжит его исследование.

– Мы уничтожим источник заразы. Обезглавим змею, и тело умрёт, – уверенно ответил Скаар. – Честно говоря, у нас мало шансов найти его лабораторию. Убийство тирана – это хоть какое-то достижение. Я должен хоть что-то сделать, а не только бежать и прятаться.

Он помолчал и отрешённо добавил:

– Я просто хочу... хочу, чтобы он сдох. Чтобы он заплатил за всё. Хочу увидеть страх в его глазах.

Амара, понимая, что желание Скаара убить Вальтеро основано на эмоциях, а не на логике, предприняла последнюю беспомощную попытку его разубедить:

– А нельзя как-нибудь... обойтись без убийства?

– Нельзя, – отрезал он.

Её охватило отчаяние, и она почувствовала, как глаза защипало, но Скаар, прикрыв веки, сказал как ни в чём не бывало:

– Давай спать.

Но как теперь уснёшь? И, не отдавая себе отчёта, она разочарованно пробормотала:

– Не думала, что первый человек, с которым я буду спать, окажется убийцей.

Скаар подскочил на кровати:

– В смысле «первый человек»? Ты серьёзно, куколка? В твои-то годы? Я думал, ты уже... ну, знаешь...

Амара закусила губу, осознав, что наговорила лишнего, но он не унимался:

– Да нет, это... удивительно. Это даже восхищает... в каком-то смысле. Правда, я уважаю. Просто...

Скаар озадаченно замолчал. Он никогда не спрашивал у неё, замужем ли она: ответ был очевиден. Однако он всегда считал, что среди женщин её круга мало тех, кто ждёт венца. В этом прогнившем обществе с двойной моралью тайные связи в прогрессивной академии были обычным делом. Да Тьма, разве только в академии?

– Я всегда спала одна, – раздражённо процедила Амара, чувствуя, как в ней поднимается паника – отголосок давно пережитой боли, которую она много лет пыталась забыть.

И была уверена, что забыла. Но сейчас её рана была готова открыться снова.

Скаар пристально смотрел на неё сверху вниз, и она ёжилась под его взглядом, а тело начинало мелко дрожать.

Слегка подавшись в её сторону и склонив голову набок, он осторожно спросил, не зная, как деликатнее выразить свою мысль:

– Но у тебя же был... ты с кем-нибудь...

И тут Амара взорвалась. Она размахнулась и со всей силы ударила его в грудь, а потом закричала:

– Что ты хочешь знать? Зачем тебе это? Что тебе от меня нужно?!

Скаар отпрянул, опешив от такой реакции, но Амара продолжала кричать:

– Отстань, отстань от меня!

– Я не... – растерянно пробормотал он, и она, резко перевернувшись на живот, вцепилась в подушку, уткнулась в неё лицом и забилась в судороге рыданий.

– Амара... что с тобой? – ошарашенно прошептал Скаар и легонько провёл рукой по её спине.

Боль

Предупреждение:эта глава содержит сцены сексуального насилия и описания психической травмы, которые могут быть тяжёлыми и потенциально травмирующими для некоторых читателей. Если вы чувствительны к таким темам, пожалуйста, читайте с осторожностью или пропустите.

Амара застыла, и в её голове зазвучал его мягкий вкрадчивый голос, словно она снова оказалась в той темноте, в той комнате, на той кровати: «Всё будет хорошо, не нужно бояться... Тебе понравится, вот увидишь».

«Пожалуйста, не надо... умоляю вас... не трогайте меня!» – всхлипывала Амара, тщетно пытаясь его оттолкнуть, но руки потеряли всю силу, и слабые попытки ему помешать были похожи на трепыхание бабочки в паутине.

Она продолжала уговаривать его остановиться, как вдруг мужчина зарычал и схватил её за горло. Он крепко держал её одной рукой, пока другая ладонь скользила по её бедру всё выше и выше.

«Ох, малышка... какие чулочки», – хищно усмехнулся он, коснувшись оголённой кожи.

Когда Амара почувствовала, что начинает терять сознание от нехватки воздуха, мужчина наконец отпустил её шею, и пока она хрипела и кашляла, пытаясь отдышаться, он воспользовался её беззащитностью.

Амару затрясло от рыданий, её судорожные всхлипы перемежались сдавленными стонами, но это лишь распаляло её мучителя.

«Хватит...» – повторяла она, захлёбываясь от страха, но он был беспощаден.

Время растянулось в вечность. Амара заливалась слезами, её мысли путались от ужаса и боли, которая пронизывала всё её существо. Она шептала молитвы, которых не знала, умоляла прекратить эту пытку, но он будто не слышал, продолжая её истязать – грубо и безжалостно, словно она была не человеком, а вещью.

Когда наконец всё закончилось, он лежал рядом, расслабленный и равнодушный, а Амара, дрожа всем телом, пыталась собрать себя по кусочкам. Всхлипнув от боли и унижения, она встала и начала поправлять одежду трясущимися руками. В этот момент за спиной вспыхнул тусклый свет: мужчина включил лампу. Обернувшись к нему, Амара впервые смогла хорошо разглядеть его лицо: чёрные волосы, слегка растрёпанные, но ещё хранившие форму модной причёски, густые брови, впалые щёки, покрытые лёгкой щетиной, улыбка на тонких губах, полная холодного превосходства. И глаза, в которых застыла презрительная насмешка.

Он взял с тумбочки сигареты и зажигалку, неторопливо закурил, наполнив комнату неожиданно приятным ароматом табачного дыма с нотками миндаля, а между затяжками продолжал улыбаться, не сводя с Амары насмешливого взгляда.

Наконец, наспех застегнув пиджак, она схватила сумку и медленно побрела к двери: ей хотелось бежать сломя голову, но трясущиеся ноги не слушались и едва волочились.

«Подожди, – вдруг сказал мужчина, его голос звучал томно, с ленцой. – Когда выйдешь во двор, иди в ту сторону, где горят фонари, пойдёшь налево, потом свернёшь в третий переулок и выйдешь на дорогу. Там ходит ночной омнибус... дальше разберёшься. Будет неловко, если по дороге тебя ещё кто-то отымеет».

Губы Амары задрожали от бессильного гнева, и она злобно пробормотала, не оборачиваясь: «Спасибо за заботу».

«И тебе спасибо, сладкая, – усмехнулся мужчина ей вслед. – Было приятно познакомиться».

Амара вышла в ночь, чувствуя себя грязной, сломленной, виноватой, как будто она это заслужила. С тех пор то, что случилось с ней в темноте, преследовало её в кошмарах, напоминая о чудовищности мира, где за доверие платится предательством, а невинность приносится в жертву.

Дорога

Амара беззвучно рыдала, терзая одеяло, а Скаар продолжал гладить её по голове, бормоча успокаивающие слова. Его сердце щемило, словно он на себе испытал её боль, и в порыве давно забытых эмоций он крепко обнял её и прижал к груди – и лишь потом осознал, что от этого ей может стать только хуже.

Она вздрогнула и застыла в его руках. В голове царил сплошной хаос, в душе бушевал шторм, и в ворохе путаных мыслей мелькнуло ужасное осознание: «Он... меня трогает, – но на смену страху пришло странное чувство покоя, как будто её укачивало на волнах: – Но он... совсем не такой. Он не причинит мне вреда... хотя откуда я знаю? В бездну, я так устала...»

Её всхлипы постепенно затихли, и Скаар наконец с облегчением ощутил, как она начинает расслабляться.

– Вот так, милая, – прошептал он, поглаживая её по спине, – всё хорошо, всё позади.

Амара судорожно вздохнула и уткнулась носом в его шею, от чего по его коже пробежали неожиданные мурашки, а затем тихо вымолвила:

– Спасибо, Скаар. Я никогда никому не говорила об этом. Я ни с кем не была так близка, как с тобой.

Это простое признание заставило его содрогнуться, словно треснула какая-то ледяная корка, в которую, как в броню, была закована его душа, и он вдруг с удивлением осознал, что вновь чувствует себя живым. Способным испытывать эмоции, сопереживать, быть искренним. Это было странно и страшно, но вместе с тем приносило облегчение.

– Амара, – мягким голосом произнёс Скаар, не зная, что сказать дальше, как выразить то, что он ощутил – ощутил только благодаря ей спустя долгие годы заточения души в непробиваемом панцире, когда он был уверен, что его чувства мертвы навсегда, – но она не ответила.

Поняв, что она заснула, Скаар осторожно уложил её поудобнее и устроился рядом, не выпуская её из объятий. И, закрыв глаза, прежде чем погрузиться в сон, долго прислушивался к её мерному дыханию, отгоняя непрошенные мысли о том, как приятно ощущать тепло её тела.

***

Когда Амара проснулась, Скаара не было в комнате. Свет из окна резал глаза, а тело казалось разбитым вдребезги. Она медленно встала, а потом начала быстро одеваться, понимая, что он в любой момент может вернуться в номер.

Но он не возвращался, и Амара, немного подождав, вышла в коридор и начала спускаться по лестнице. Там они и встретились.

– Достал ещё лепёшек и принёс воды, – сказал Скаар с какой-то неожиданной мягкостью в голосе.

Вернувшись в комнату, они позавтракали в молчании, а затем он спокойно произнёс:

– Я всё решил. Я пойду на конференцию и замочу этого ублюдка. С тобой или без тебя.

Амара вздрогнула, с ужасом осознав, что его не переубедить.

– Хорошо, – наконец ответила она упавшим голосом. – Я тебя проведу. Конференция проходит во Дворце академии менталистов, это в центре города, в Академическом районе. Который час?

– Уже почти три. Ты очень долго спала.

Она хотела спросить, почему он её не разбудил, но вместо этого сказала:

– Значит, у нас есть всего два часа, чтобы туда добраться.

– Дорога на эфиромобиле займёт меньше часа, – прикинул Скаар, – но его ещё надо поймать.

***

Амара и Скаар вышли из хостела на шоссе, что тянулось между сжатыми полями, где были заметны первые признаки осени: желтеющие листья редких деревьев, лёгкий холодный ветер, колышущий остатки сухой травы.

Эфиромобили проезжали по этому шоссе нечасто, и сейчас, в середине дня, поймать попутку было бы большой удачей. Идя по обочине, Скаар внимательно прислушивался к звукам, стараясь не упустить приближающийся шум мотора.

Наконец вдалеке послышался долгожданный гул. Машина приближалась неспешно, и, когда она подъезжала к Амаре и Скаару, те подняли руки, пытаясь привлечь внимание водителя, но эфиромобиль даже не замедлился, а просто проехал мимо.

– Дэнг на фир, – пробормотал Скаар. – Мрак раздери этого козлину.

Он вздохнул и сказал:

– Пойдём полем до другой дороги. Там больше народу едет из деревень.

Амара кивнула, и они свернули с шоссе, углубляясь в сжатые поля.

– Что такое «дэнг на фир»? – спросила она, чтобы хоть как-то отвлечься от ужасных мыслей о том, что они собирались сделать.

– Это клайдморское восклицание, обозначающее крайнее разочарование, – объяснил Скаар.

– Так ты из Клайдмора?

Он покачал головой:

– Нет, из Гордшира. Просто жил в Клайдморе некоторое время после войны, вот и прицепилось. В моей семье все были военными, и мне не оставалось ничего, как только пойти по их стопам. А ты? Где твои родители? Почему они тебя не ищут?

Амара невесело усмехнулась, подумав: «Ищут! Скажешь тоже», – и ответила:

– Они давно перебрались в Эшвуд. И мы не общаемся. Мы никогда не были особо близки. И когда я поступила в академию, я надеялась, что они будут гордиться мной... но они не гордились.

Конференция

Пройдя по подземному переходу, Амара и Скаар оказались в здании Дворца. Они поднялись по серой лестнице, никак не выдававшей величие одного из главных центров науки, и добрались до лифта.

Когда они вышли на пятом этаже, обстановка разительно переменилась: пол из розового мрамора, высокий потолок, панорамное арочное окно в конце коридора слева. Они прошли мимо – от лифтового холла за угол и прямиком к двери актового зала.

– Готов? – прошептала Амара, берясь за ручку.

Вместо ответа Скаар откинул полу плаща и показал пистолет в кобуре на поясе.

Амара сглотнула, сделала глубокий вдох и распахнула дверь.

Они оказались в верхнем ярусе огромного зала, занимавшего не менее двух этажей, в середине центральной лестницы с многочисленными широкими ступенями, которые спускались прямо к сцене.

Скаару некогда было разглядывать стены, обитые красным бархатом, где в золотых рамах висели большие портреты знаменитых менталистов прошлого, множество рядов сидений, расположенных полукругом, которые были заняты учёными и студентами в элегантных костюмах и платьях. Его взгляд сразу же упал вниз, на сцену, где возвышалась кафедра. Вернее, на того, кто за ней стоял.

Взгляд Амары устремился туда же – и она замерла, не в силах его отвести. Там, внизу, за кафедрой, стоял высокий мужчина лет тридцати на вид, хотя она знала, что ему почти сорок, с безупречной осанкой, в идеально сидящем тёмном сюртуке с кружевным белым платком на шее. Его длинные чёрные волосы были аккуратно уложены на боковой пробор, а несколько свободных прядей обрамляло лицо, и каждый жест, которым он сопровождал своё выступление, каждое плавное движение руки были грациозными и в то же время уверенными, даже властными.

Его голос, мягкий и бархатистый, обволакивал сознание Амары, и до неё не доходили его слова, пока она, зачарованная, восхищалась обаянием этого мужчины и какой-то почти магической энергией, исходящей от него.

Лорд Лоренцо Вальтеро. Один из восьми членов правительства. Гениальный учёный. Человек, причастный к гибели тысяч людей. И, возможно, затевающий что-то похуже. Их враг.

И в тот момент, когда Амара почти погрузилась в гипноз, Вальтеро поднял взгляд от доклада и посмотрел прямо на неё. Их взгляды встретились, и даже стоя в верхнем ряду, она ясно видела его глаза: неестественно ярко-синие, как два светящихся гваэтоловых кристалла. И она поняла, что пропала.

Лорд Лоренцо Вальтеро

***

«Вот и нашлась моя потеряшка», – Вальтеро улыбнулся уголками губ.

Даже издалека он узнал её безошибочно. Не мог не узнать, хотя вживую раньше видел только мельком. А рядом с ней – убийца, достающий пистолет из кобуры.

Вальтеро хватило доли секунды, чтобы оценить обстановку и принять меры. На миг оторвавшись от доклада, словно формулируя заключительную мысль, он коснулся чёрного гридобраслета с сенсорным дисплеем у себя на запястье и, повернувшись в пол-оборота, едва заметно кивнул кому-то, скрывающемуся в темноте сцены за его спиной.

– Шерд! – тихо процедил Скаар, и Амара увидела, как по лестницам – боковым и центральной – начали быстро подниматься люди в чёрных униформах с короткими кителями, которые походили на полицейские, только без серебряных пуговиц, и в фуражках вместо шлемов.

Должно быть, охранники Вальтеро.

– Бежим! – рявкнул Скаар и, резко развернувшись, потянул Амару к выходу.

«Ну уж нет, птичка, ты от меня не улетишь», – подумал Вальтеро, как только закончил речь – так естественно, словно планировал это с самого начала, – и, не дожидаясь вопросов слушателей, стремительно покинул зал через заднюю дверь.

Несколько охранников ждали его снаружи.

– Перекрыть все выходы из здания, – коротко бросил он.

Обогнув зал по коридору, он быстро вышел к лифту. «Они пойдут вниз, в подвал, к переходу, ведущему в библиотеку», – догадался Вальтеро. Взяв с собой часть охраны, он незамедлительно шагнул в кабину и нажал кнопку подземного этажа.

***

Выбежав из зала, Амара бросилась к лифтовому холлу, но Скаар прошипел:

– Не туда! Охрана – прямо за нами. Нас схватят, если будем ждать. Где лестница?

Амара указала на боковой коридор, ведущий к запасному выходу. Спустившись в подвал, они помчались к лифту, справа от которого начинался заветный переход.

И в тот момент, когда они почти добежали, двери кабины распахнулись, и Вальтеро собственной персоной с четырьмя охранниками шагнул им навстречу.

Миг растянулся вечностью, когда Амара вновь встретилась с ним взглядом. Она успела рассмотреть его идеальные аристократические черты: высокий лоб, тонкий нос с небольшой горбинкой, выразительные скулы и немного впалые щёки, мужественный подбородок. И снова эти глаза-магниты, которые вблизи неотвратимо гипнотизировали своей красотой.