Репетиция для двоих и собаки

Глава 1. Одинокий гитарист.

Утро началось с ноты фа.
Точнее — с того, что чайник засвистел чуть мимо ноты фа, и это раздражало Илью больше, чем холодный пол или недопитый вчера кофе. Он выключил плиту, прислушался к звуку пара — и только тогда заметил, что телефон на столе мигает.

Сообщение пришло в 07:14. Короткое, без смайликов и лишних слов.
«Извини, мы не поедем. Группа распалась. Удачи!»

Он перечитал — дважды. Потом — вслух, будто интонация могла что-то изменить.
Ничего не изменилось.

На столе лежал чек-лист, написанный им накануне вечером аккуратным почерком педанта, который надеется контролировать хаос:
✔ Гитара — в чехле.
✔ Кабели — в коробке.
✔ Педали — протереть.
✔ Струны — запасные, комплект × 2.
✔ Команда — в 9:00 выезд.

Он вздохнул. Пятый пункт можно вычеркнуть полностью.
Мелкая черта ручки оставила на бумаге след, похожий на трещину.

Вода в кружке ещё не остыла, но чай вдруг показался безвкусным. Илья взял телефон, набрал сообщение «Вы серьёзно?», стёр. Написал «Почему?», стёр. Потом просто положил аппарат экраном вниз.
Пальцы предательски дрожали — не от злости, от пустоты.

В кухне пахло вымытым полом и терпкой мятой — он накануне добавлял несколько листьев в чайник, чтобы «очищать пространство». Пространство очистилось, пожалуй, слишком основательно: теперь в нём звенела тишина.

Он открыл ноутбук, проверил погоду, маршрут до фестиваля, расписание выступлений. Всё было на месте, кроме людей.
Фестиваль «Сцена под звёздами», суббота, 18:30 — группа Новый курс. Его группа. Бывшая.

— Прекрасно, — сказал он пустоте. — Идеально. Просто мечта.

Экран мигнул отражением его лица — бледного, небритого, с глазами, в которых не осталось ни огня, ни любопытства. Тот, кто ещё недавно стоял на сцене под софитами, теперь выглядел как статист в фильме про чужую жизнь.

Он поднялся и прошёлся по квартире.
На стене висел постер старого концерта — он и трое других, улыбаются, будто победили мир. У всех одинаковые футболки и разные взгляды: двое смотрят в объектив, один — в пол, а Илья — куда-то вбок, туда, где когда-то было будущее.
Он снял постер, свернул в трубку и убрал в тумбочку.

На полке стоял кубок — «Лучший новый звук 2019».
Он взял его, повертел в руках, ощутил слой пыли и вдруг понял, что с этим предметом у него такие же отношения, как и с группой: вроде бы есть, но смысла — нет.

Телефон мигнул снова. Но это был не он — просто уведомление о погоде: «Сегодня ожидается переменная облачность».
— Спасибо, синоптики. Хоть кто-то не меняет планы, — буркнул он.

Сборы заняли двадцать пять минут.
Три рубашки (по дням), два набора джинсов, зубная щётка, блокнот, тюнер, струны, плеер, наушники. Всё аккуратно разложено, всё идеально сложено.
В жизни, где всё распадается, порядок — единственное, что можно контролировать.

Он остановился у двери, оглянулся на квартиру.
Чистая кухня, диван, гитара на стенде у окна, записка на холодильнике: «Не забудь поесть». Почерк — его же.
Он усмехнулся. — Даже напоминания себе пишу, как менеджер по выживанию.

Снаружи было яркое утро. Воздух пах весной и чужой уверенностью. Люди шли по тротуару с кофе в руках, кто-то спешил, кто-то смеялся. Никто не подозревал, что на седьмом этаже только что распалась группа, которая могла — а может, и не могла — стать чем-то большим.

Он спустился вниз, чувствуя, как каждый шаг будто отмеряет новый такт — медленный, вязкий, неуверенный.

На парковке стоял его минивэн. Старый, синего цвета, с вмятиной на двери и надписью маркером «Не бросай мечту» на бардачке — шутка бывшего участника. Тогда это казалось вдохновением, теперь — иронией.

Он провёл рукой по капоту, будто проверяя пульс.
— Живой? Ну и ладно. Едем.

Мотор завёлся с третьей попытки, хрипло и обиженно.
Навигатор сообщил бодрым голосом: «Через двенадцать километров поверните направо. Время в пути — три часа сорок пять минут».

— Ага, — сказал Илья. — Три часа сорок пять минут, чтобы обдумать все ошибки. Отличный план.

Он включил радио — и тут же выключил: бодрый утренний эфир, где ведущие шутили про «звёзды, которые снова воссоединились после распада».

— Очень тонко, — пробормотал он.

На заднем сиденье звякнула гитара.
— Не переживай, — сказал он ей. — У нас тоже будет тур. Сольный. Очень сольный.

Дорога тянулась сквозь утро, будто мир только просыпался, но без энтузиазма. Асфальт местами поблёскивал, как пластинка, по которой кто-то неаккуратно провёл иглой.

Илья ехал молча, не включая музыку. Шум шин заменял барабан, ритм сердца — метроном.
Иногда ловил себя на мысли, что мысленно считает удары — четыре, восемь, шестнадцать, как на репетиции. От этой привычки не избавишься: когда-то он жил ритмом, теперь ритм жил в нём, как эхо.

На заправке он остановился размять спину. Табло мигало цифрами, ветер гонял пластиковый пакет по асфальту, а запах бензина странным образом напоминал ему о гримёрках — тех, где всегда пахнет не успехом, а потом, лаком и неоправданными ожиданиями.

Он взял из автомата кофе. Глоток — и лицо скривилось.
— Как всегда, — сказал себе. — Горячо, горько и всё равно пьёшь.

Рядом с витриной стоял мужчина с коробкой пончиков — плотный, с усами и добродушной усталостью на лице.
— В дорогу? — спросил он, заметив гитарный чехол.
— В дорогу, — кивнул Илья.
— Один?
— Ага.
— Ну, значит, быстро доедешь.

Простая логика. Без группы, без свидетелей неудач, без повода притворяться, что всё под контролем. Чистый, прямой путь. Только вот зачем — непонятно.

Он сел обратно в машину, глотнул кофе и чуть не обжёг язык.
— Горячо. Зато живой, — пробормотал он.

Навигатор бодро сообщил: «Следующий поворот — через сто метров».
— Спасибо, что напомнил, — отозвался Илья. — Хоть кому-то я нужен.

В зеркале мелькнули поля, потом несколько редких домов, вывеска «Кафе „У Маши“». Название показалось настолько прозаичным, что даже заманчивым. Он свернул.

Глава 2. Собака, гитара и голос, которого не ждал.

На выезде из Берёзовки он заметил её. Девушка стояла у обочины с картонкой, на которой чёрным маркером было написано:
«До фестиваля или до катастрофы».

Рядом, чуть присев, сидела собака — рыжая с чёрной мордой, похожая на помесь дворняги и рок-звезды. На шее у неё болтался старый платок в клетку, местами затёртый, местами свежий. Собака поднялась, почувствовав движение, и сделала шаг на дорогу, глядя прямо в глаза Илье — не жалобно, а осмысленно, будто знала: этот человек что-то решит.

Илья сбросил скорость, проклял себя под нос и чуть не проехал мимо. Но собака не позволила — её взгляд держал его. Он остановился, и девушка наклонилась к открытому окну.

— Вы не к фестивалю, случайно? — улыбнулась она. — А то нас двоих никто не берёт. Говорят, Элвис слишком подозрительный.

Он посмотрел на собаку.

— Элвис?

— Ну да, Элвис. Потому что король.

Пёс зевнул, медленно повернул голову, словно подтверждая: «Да, всё верно».

— Я не к фестивалю, — сказал Илья.

— А зря, — она закинула рюкзак за спину с лёгкостью гимнастки. — Там обещают звёзд, пыль и разочарование — всё, что нужно для просветления.

Илья вздохнул.

— Садитесь. Только без песен.

— Как скажете, — сказала она и, не дожидаясь приглашения, запрыгнула в машину. Элвис последовал за ней, устроившись на заднем сиденье с видом, будто это его трон.

Она пахла дорогой, солнцем и чем-то цитрусовым. Волосы, светлые и слегка спутанные, казались живой игрой света.

— Спасибо, — сказала она, застёгивая ремень. — Я Лиза.

— Илья.

— Очень приятно, Илья-не-к-фестивалю.

Он промолчал. Машина тронулась.

Минут десять они ехали молча. Ветер свистел за окнами, дерево качалось на обочине, оставляя после себя запах дождя и смолы. Потом Лиза включила радио — и на первой станции зазвучала песня Ильиной группы, записанная пару лет назад.

Он вздрогнул.

— О, вы это слышали? — воскликнула Лиза. — Обожаю эту песню. Только голос какой-то... искусственный, что ли. Как будто человек поёт, а сам в это не верит.

Он поморщился.

— Бывает.

— А вы кто по профессии?

— Был музыкантом.

— Был? Это как «был живым»?

Он чуть усмехнулся, не отводя взгляда от дороги:

— Почти.

Лиза прикусила губу, достала из рюкзака старую гитару с облупившимся корпусом.

— Раз уж вы не к фестивалю, давайте хотя бы дорогу украсим.

— Я же сказал — без песен.

— А я пою не песни, а правду, — и прежде чем он успел возразить, она взяла первый аккорд.

Голос оказался чистым, живым, настоящим. Слова простые — про ветер, про дом, про тех, кто остался ждать. Илья вдруг понял, что уже не помнит, когда в последний раз слушал кого-то так, чтобы полностью раствориться в звуке.

Музыка звучала как напоминание: где-то под кожей ещё есть чувство.

— Ну как? — спросила она, когда аккорд замер.

— Поёшь не хуже птицы в будке, — сказал он, повторив её иронию.

Она рассмеялась. Элвис залаял, будто подтверждая сказанное.

— Тише, Элвис, — сказала Лиза. — Мы тут важный момент поймали.

— Какой?

— Момент, когда человек снова начинает слушать.

Он хотел что-то ответить, но промолчал. Дорога тянулась вперёд, асфальт блестел после дождя, солнце пробивалось сквозь облака.

Дорога тянулась длинной ленточкой между полями. После дождя асфальт блестел, словно поверхность зеркала, отражая мягкий свет, который пробивался сквозь редкие облака. Илья чувствовал странное облегчение: рядом кто-то живой, кто-то, кто не требует объяснений, но при этом не позволяет застыть в собственной тишине.

Лиза глядела на дорогу, но время от времени ловила взгляд Ильи, словно проверяя, не уснул ли он в этих серых километрах.

— Вы знаете, — сказала она вдруг, — мне кажется, машины — это отличные психологи. С ними можно говорить, и они никогда не перебивают.

— Да, — тихо согласился Илья. — И не осуждают.

Лиза рассмеялась, и этот смех, звонкий и неожиданный, вызывал у Ильи лёгкое напряжение, будто кто-то тихо шепнул: «Будь готов».

— А вы почему молчите? — спросила она. — Обычно у всех есть истории, даже у тех, кто вроде бы ничего не хочет рассказывать.

Илья лишь слегка сжал руль, стараясь подобрать слова.

— Иногда лучше слушать, чем говорить. Особенно дорогу. Она всегда говорит сама за себя.

Лиза кивнула, но в её взгляде читалась лёгкая ирония: «Это что-то вроде личного правила, да?»

Они подъехали к маленькому придорожному кафе, тому самому, что пахнуло булочками с утра. Илья остановил машину, Элвис моментально выскочил на землю, обнюхивая каждый уголок, будто проверяя территорию.

— Два кофе и три пончика, — сказала Лиза, направляясь к кассе. — Один для Элвиса.

Илья посмотрел на неё, удивлённо поднимая бровь:

— Псу — сладкое?

— Это не сладкое, это радость, — сказала Лиза серьёзно, будто произносила важную истину. — Ему тоже надо.

Илья вздохнул, но улыбка сама вырвалась на лицо. Он наблюдал, как Элвис аккуратно берёт свой пончик и радостно жует, облизывая морду.

Когда они снова сели в машину, Лиза достала гитару.

— Вы ведь были на сцене, да? — спросила она внезапно.

Илья посмотрел на неё, слегка напрягшись.

— Почему решили?

— У вас руки музыканта. И взгляд, как у тех, кто знает, что свет может быть тяжелее темноты.

Он надолго замолчал, глядя на дорогу.

— Был.

— И почему «был»?

— Потому что, когда перестаёшь слышать себя — перестаёшь быть.

Лиза кивнула. В её взгляде читалась не просто заинтересованность, а понимание чего-то глубже слов.

— Тогда, может, мы поищем тебя по дороге? — тихо сказала она.

Илья хотел улыбнуться, но вместо этого впервые за долгое время почувствовал лёгкое тепло, которое поднималось изнутри, словно что-то оживало после долгой спячки.

Дорога становилась мягче, края полей растворялись в золотом закате, цвета сгущались и смешивались, как акварель на мокрой бумаге. Элвис спал, положив голову на гитару. Лиза пела вполголоса — тихо, почти как шёпот, создавая свой маленький ритм и мелодию.

Глава 3. Первый аккорд несостыковки.

Началось всё с музыки.
Вернее, с того, что Лиза решила, будто дорога без громкой музыки — преступление против Вселенной.

Она нажала кнопку, и из динамиков вырвался поток звука — что-то ритмичное, с текстом про «любовь без обязательств» и «танцы до утра». Илья вздрогнул так, будто его ударили током.

— Что это? — спросил он, повышая голос, чтобы перекричать припев.
— Музыка, — ответила Лиза, пританцовывая на сиденье. — А ты думал, землетрясение?
— Это не музыка. Это катастрофа.
— В названии таблички было написано: «До фестиваля или до катастрофы». Так что я честно предупреждала.

Он протянул руку, чтобы убавить громкость, но Лиза перехватила:

— Только тронешь — минус настроение.
— Зато плюс слух.

Элвис в это время мирно хрустел чем-то на заднем сиденье. Илья обернулся и замер.

— Это… мой бутерброд.
Лиза взглянула через плечо:

— Твой? Ну, формально — его. Он просто первый добрался.
— Он не человек, чтобы есть бутерброды с ветчиной.
— Не будь видоспесистом.

Он вздохнул, достал из бардачка листок бумаги и ручку.

— Что это? — насторожилась Лиза.
— Правила поведения в машине.
— Ты серьёзно сейчас?
— Абсолютно. Пункт первый: водитель выбирает музыку.
— О, началось! — театрально закатила глаза Лиза. — Давай сразу пункт второй: пассажир обязуется не иметь собственного мнения.
— Отличная идея. Запишу.
— А пункт третий: собака имеет право на пончик и моральную поддержку.

Элвис тявкнул, будто подписываясь под словами.

— Это не машина, а парламент, — пробормотал Илья. — Осталось выбрать спикера.
— Им будет Элвис, он самый адекватный из нас троих.

Илья проигнорировал. Он хотел ехать спокойно, но рядом сидел человек, для которого тишина — это синоним скуки. Каждые пять минут Лиза что-то трогала: стеклоподъёмник, бардачок, радио, зеркала.

— Что ты делаешь?
— Изучаю территорию. Вдруг тут где-то кнопка «веселье».
— Нет, но есть кнопка «высадить».

Она фыркнула:

— Ты занудный, как метроном.
— А ты непредсказуемая, как барабанщик без слуха.
— О, сравнил! Между прочим, барабанщики — душа группы.
— Пока не начинают соло. Тогда — катастрофа.

Они проезжали мимо длинного поля с подсохшей травой, где ветром гнулись высокие колосья. Элвис иногда выглядывал из окна, высунув морду, и пытался поймать летящие листья. Илья заметил, как странно приятно было смотреть на то, как собака наслаждается ветром, и это напомнило ему детство.

— Знаешь, — сказал он тихо, — кажется, Элвис любит дорогу больше, чем я.
— Он знает, где кайф, — с улыбкой ответила Лиза. — А ты просто учишься.

Несколько минут ехали молча, слушая шум шин по мокрому асфальту. Солнце пробивалось сквозь облака, окрашивая небо в мягкий розово-оранжевый оттенок. Каждое движение зеркал и поворот руля казалось Илье театральным действием, а Элвис с каждым мгновением делал этот спектакль живым.

— Слушай, — сказала Лиза, — а если бы дорога была песней, какой бы она была?
— Молчаливой, — ответил он. — С небольшими вспышками хаоса.
— Отлично, — радостно ухмыльнулась она. — Как раз для нас.

Внезапно Элвис прыгнул на колени Лизы, пытаясь перехватить пакет с пончиками, и один упал на пол.
— Элвис! — Илья дернул руль, едва не задел обочину.
— Он проверяет твою реакцию, — Лиза рассмеялась. — Даже собака участвует в обучении музыкантов.

Они оба засмеялись, и Илья понял, что впервые за долгое время смеяться без причины — это приятно.

Потом Лиза включила Queen.

— Вот, — сказала она. — Настоящая классика. Без сарказма.
Илья кивнул:

— Согласен.
— Значит, любимая — «We Will Rock You»?
— Нет. «Too Much Love Will Kill You».
— Хм. Окей, философ. А я больше по «Don’t Stop Me Now».

Песня зазвучала, и Лиза подпевала во всю силу голоса. Элвис выл в такт, наклоняя голову в разные стороны, будто дирижируя невидимым оркестром. Илья почувствовал странное умиротворение: даже хаос в машине звучал музыкой.

— Вы издеваетесь, — сказал он, прищурившись.
— Мы живём! — ответила она, смеясь.

Илья заметил, как Лиза подпрыгивает на сиденье под ритм, и вдруг ощутил, что мир вокруг него стал более ярким: обочина, поле, пыльные деревья — всё будто ожило. Элвис перескакивал с одного места на другое, время от времени облизывая Лизу за ухо, и это казалось ему одновременно смешным и трогательным.

— Слушай, — сказал Илья, — я думал, музыка должна быть фоном. Тишина — вот настоящее искусство.
— Фон? — Лиза удивлённо подняла бровь. — Ты серьёзно? Музыка — это дыхание дороги, ветер в волосах, Элвис, который визжит от удовольствия!
Илья лишь усмехнулся.

Через пару километров Лиза вдруг спросила:

— А Би-2 тебе как?
— Как? — он прищурился. — Как воспоминание о девяностых, которое не уходит, сколько ни выключай.
— Ах вот ты как! «Полковнику никто не пишет», между прочим, гимн поколения.
— Моего поколения, — уточнил Илья.
— Тем более. Неужели не щемит?
— Щемит. От того, как часто её поют фальшиво.

Лиза закатила глаза:

— Ты вообще способен просто слушать? Без dissectio musicalis?
— Если музыка этого заслуживает — да.

— Знаешь, — сказала она, — ты напоминаешь мне моего бывшего.
— Сочувствую.
— Он тоже считал, что эмоции надо дозировать. Только потом выяснилось, что он путает дозирование с отсутствием.

Илья посмотрел на дорогу, на тень Элвиса, играющую на полу, и промолчал. Он понял, что в этой машине можно быть собой, даже если это «себя» отличается от привычного порядка.

— О, задело. Счёт 1:0 в мою пользу, — усмехнулась Лиза.

Элвис снова сунул морду в пакет с пончиками.

— Только попробуй, — сказал Илья. — Это мой последний пончик.
— Он не ест пончики.
— Он только что ел мой бутерброд.
— Это было из жалости. Ему тебя стало жалко.

Глава 4. Кофе, который всё испортил

Утро началось необычно спокойно, что уже само по себе выглядело подозрительно. Илья, приподняв бровь, наблюдал за дорогой, словно ожидая внезапной катастрофы: а вдруг гармония — это лишь иллюзия перед очередной бурей? Он даже подумал, что, может быть, они наконец вошли в общий ритм: Лиза перестала спорить с навигатором, Элвис дремал, свернувшись калачиком на заднем сиденье, а из динамиков тихо играла радиостанция с джазом. Мягкие саксофонные аккорды смешивались с запахом утреннего воздуха, лёгким ветерком и лёгкой прохладой, что доносилась через приоткрытое окно.

— Слушай, — сказала Лиза, задумчиво глядя в окно. — А ведь дорога — как песня. Главное — не сбиться с ритма.

Илья хмыкнул, опершись локтем на руль:
— Ритм у нас, кажется, умер вчера.

— Зато сегодня похороны с оркестром, — отшутилась она, слегка наклонившись к нему и подмигнув, будто знала, что шутка его слегка смягчит.

Он усмехнулся краем губ. Даже раздражение от неё, казалось, потускнело, словно сдулось лёгким ветром. Он поглядел на Элвиса: собака дремала, уши слегка шевелясь от случайного порыва ветра, и это зрелище как будто делало утро чуть мягче.

— Ты уверен, что он спит, а не подслушивает наши разговоры? — спросила Лиза, наклонив голову и следя за взглядом Ильи.

— Уверен, — ответил он с едва заметной улыбкой. — Но если он что-то услышит, я возьму на себя ответственность.

Лиза рассмеялась тихо, чуть касаясь коленями его плеча:
— Отлично, значит, есть шпион среди нас. Элвис, ты слышал? — она наклонилась к собаке и пошевелила ему уши. Элвис лениво повел хвостом, словно подтверждая своё участие в заговоре.

Дорога перед ними была почти пустой. Леса сменяли поля, а вдоль обочины проносились редкие деревья с золотыми листьями, переливавшимися на солнце. Ветер доносил запах влажной травы и лёгкой росы, а где-то вдалеке слышался перезвон колокольчика пасущихся овец. Илья впервые заметил, как приятны эти мелочи: треск асфальта под колёсами, солнечные блики на лобовом стекле, шелест деревьев, и Элвис, переворачивающий голову на каждый звук. Внутри появилось ощущение, что мир немного живее, чем он думал.

Через пару часов они остановились на заправке. Лиза, как всегда, выскочила из фургона первой, вытянувся на полный рост и вдохнув воздух, будто готовилась к сценическому выходу.
— Я возьму кофе. Тебе что? — крикнула она с порога, энергично махнув рукой.
— Чай. Без сахара, — ответил он, проверяя давление в шинах и поглядывая на машину.
— Без сахара? Боже, как скучно. Ты вообще когда-нибудь делал что-то с удовольствием? — Лиза скривилась в театральном ужасе.
— Да. Молчу.

Она показала язык и скрылась за дверью магазина, оставив Илью одного с утренним светом, шумом бензонасосов и шелестом пакетов. Он наблюдал, как маленькие детали окружающего мира — блеск капель росы на железных деталях колонок, крики редких птиц, колышущиеся травинки — постепенно успокаивают внутреннее напряжение.

Илья подошёл к машине, проверял крепление гитары, разложенной на заднем сиденье. Инструмент был старый, почти реликвия. Он знал каждую царапину, каждый след пальцев на корпусе. Когда-то она была первым настоящим шагом Лизы во взрослую жизнь, её вложением эмоций и сил. Всё остальное — контракты, сцены, гастроли — казалось вторичным. Гитара была настоящей. Надёжной. В отличие от людей.

К машине подошёл парень с другой заправки. Он бросил взгляд на Илью и кивнул приветственно.
— Доброе утро! — сказал Илья.
— Доброе! — ответил парень, затем ненадолго замолчал, глядя на Элвиса, который лениво вышел из машины, понюхал траву и вернулся, будто удостоверился, что территория безопасна.

Лиза вернулась с двумя стаканами и пачкой круассанов, энергично расправляя волосы, словно только что спела сольный номер на сцене.
— Вот, держи, — протянула она ему кофе. — Ошиблась напитком, но не судьбой.
— Я просил чай.
— А судьба — кофе. Смирись, — ответила она с лёгкой улыбкой, садясь на капот машины и свесив ноги, болтая ими над асфальтом.

— Классная у тебя тачка, — сказала она, оглядывая его старый фургон, словно оценивая концертный реквизит.
— Старая.
— Зато с характером. Как ты.
— Это не комплимент.
— Не уверена, — сказала она, подмигивая.

Элвис тем временем снова проявил инициативу: сунул морду в пакет с круассанами, разорвав обёртку.
— Элвис! — вскрикнула Лиза. — Не жри без очереди!

Илья едва заметно улыбнулся, но тут же скрыл это под привычным хмурым взглядом:
— У тебя в команде явно проблема с дисциплиной.
— Зато нет скуки, — ответила Лиза, поднимая стакан кофе к губам и делая глоток.

И в этот момент всё произошло. Один неуклюжий взмах руки, один случайный поворот запястья — и коричневая жидкость вылетела из стакана, словно специально выбрав самое уязвимое место. Кофе густой струёй упал на гитару, стоявшую на заднем сиденье с открытой дверцей.

— Нет! — Илья рванулся вперёд, сердце застучало быстрее. Запах кофе и лака мгновенно смешался в воздухе, а Элвис дернул ушами и отпрянул, будто тоже почувствовал надвигающуюся катастрофу.

Он схватил гитару, промокшую по корпусу, и на секунду просто стоял, не в силах произнести ни слова. Руки дрожали, а взгляд, кажется, был направлен внутрь, к самой сущности — к тому месту, где хранится уважение к вещам, к музыке, к прошлому.

— Прости! — Лиза подскочила, глаза округлились. — Я не хотела, честно, это случайно, я…

— Случайно?! — голос Ильи дрогнул, хотя он старался сохранять спокойствие. — Это же не стакан с водой! Это кофе!

— Ну да, но… он был очень вкусный! — она сделала шаг вперёд, растерянно размахивая руками.

Он посмотрел на неё так, что даже Элвис отошёл на безопасное расстояние, оценивая ситуацию как потенциальную угрозу.

— Ты понимаешь, что это инструмент, а не доска для сушки? — проговорил Илья, ощущая, как напряжение поднимается внутри, словно маленький тайфун.