Родить от чудовища

1. Слезы и боль

(Цветана)

— Твоя мама умирает.

Эти слова прозвучали тихо, словно нож.

Холодный острый клинок, вошедший между ребер. Аккурат, где у людей обычно сердце.

И казалось, что врач ошибся. Умирала не мама — погибала я сама, сползая по стенке больницы.

— Нет… — только и выдавила из себя. Перемешивая слезы с горячим дыханием. — Нет, этого не может быть. Ей просто стало плохо от усталости.

— Мне очень жаль, но рак может не сразу проявиться. Многие живут с ним годами. Не подозревая, что это их последние годы… У вас есть отец?

— Нет, — мотнула я головой.

— Дяди, тети? — продолжал медик, а я понимала, что это все.

Кроме меня у мамы больше никого.

— Но ведь есть лечение… Должно же быть!

— Не в нашей стране. И не с вашим бюджетом, девушка.

Он окинул меня жалостливым взглядом и отправился назад, к пациентам.

Но я схватила его за руку и стала умолять помочь.

— Пожалуйста! Не оставляйте меня наедине с этим адом! Подскажите, что мне делать — как спасти мою маму?!

— Как спасти? — тронула его губы грустная улыбка. — Обменяйтесь телами с какой-то богатой персоной. Дочерью олигарха или вора в законе. С кем-то, у кого есть много денег.

— По-вашему, это смешно?

— Прости, но я устал страдать при виде таких, как ты. Мне жаль. Но если ты не отыщешь денег на комплекс операций — маме осталось месяца четыре. Максимум полгода.

— Даже если я брошу универ и заберу свою оплату за учебный год?

Врач качнул головой и убил последнюю надежду:

— Этого хватит разве что на капельницы…

Я шла по улице и плакала.

Было больно. Настолько больно, что хотелось выть от спазмов.

Мама умирала, а я была приговорена смотреть на это неделями. Пока все не закончится потерей смысла жить.

Хотелось, чтобы она была здоровой, а вместо нее в палате лежала я сама. Чтобы я могла забрать ее боль и принять ее на себя.

Люди спешили, торопились.

Город жил и кипел.

А я думала о словах доктора. Про то, что единственный шанс спасти маму — поменяться с кем-то местами. С кем-то, кто имел деньги в излишке. А на остальное мне плевать.

Главное — деньги. Больше ничего не надо.

— Куда ты прешь, кобыла?!

Меня подбросило от клаксона — на зебре чуть не сбила какая-то курица за рулем гламурной тачки. Я подняла взгляд и посмотрела на ту девушку сквозь пелену из слез.

Одета, как я. Но мои тряпки дешевые. Она же — в брендах. Похожая прическа. Только я ее сама начесала. А водитель белой машины — в салоне. В ее руках — тонкий айфон. А мой кирпич — старый, с разбитым экраном.

Мне очень захотелось поменяться с ней местами.

Пока девка орала, я мечтала о том, чтобы она оказалась на моем месте. И узнала, каково это — быть беспомощной.

Быть одной против адской боли.

Быть мною — Цветаной Васильевой. Девчонкой, которой едва исполнилось восемнадцать. А жизнь — уже закончена.

Хочу быть, как она. Хочу оказаться на ее месте.

Я так устала от боли…

Но не зря говорят: побойся своих желаний. Потому что как только я это подумала, из-за угла вылетел черный джип.

И буквально за секунду смел машину с курицей за рулем.

Я не успела отойти или отпрыгнуть.

Только рев двигателя.

Грохот. Треск. Удар.

И тьма.

На какое-то мгновение решила, что погибла.

Но когда очнулась, то почувствовала новую боль.

Физическую.

Вся в стекле, в порезах, ссадинах. Вылетела на асфальт через лобовуху.

Рядом — мой айфон.

Я судорожно схватилась за него. Чтобы вызвать скорую для девушки, которую сбила. Видимо…

Потому что толком не помнила, что произошло. Я, наверное, ехала и не увидела девчонку. И теперь она лежала на тротуаре.

"Отпечаток пальца не распознан".

Я набрала машинально пин-код, даже не отдав себе отчет, какие цифры. Просто мышечная память.

А телефон не принял пароль для входа.

"Неверный пин-код. Укажите имя и фамилию".

Имя и фамилию.

Имя. И. Фамилию.

Палец застыл над экраном. И я не вспомнила, как меня зовут.

Кто я? Почему я здесь? И кто этот человек, которого я сбила?

КТО Я ВООБЩЕ ТАКАЯ?!

Еще минуту назад я мечтала оказаться на месте мажорки за рулем крутой машины. Хотела любой ценой отыскать деньги для спасения мамы. Я так хотела ей помочь пожить еще хотя бы пару лет…

Но теперь я даже не помнила, что у меня есть мать.

Я потеряла память от удара и ничего не помнила. Вообще. Ноль воспоминаний из прожитой жизни.

И когда я надеялась, что кто-то мне поможет вернуться в прежний мир — из дыма вышла фигура мужчины.

Огромного. Пугающе высокого и злого.

Он схватил меня за плечи и тряхнул ими, словно тряпкой. Пыльным половиком возле входной двери.

И зарычал, будто он не человек.

А чудовище.

— Вот ты и попалась, сука!

— Кто вы?!

— Я тот, кто заберет твою свободу. Изуродует шрамами душу. И превратит твою жизнь в настоящий ад.

***

Анвар Камаев появился в моей жизни, словно ураган.

Он рушил надежды. Вырывал с корнями все, что я любила.

Он не спрашивал имени. Согласия стать его игрушкой. Этот зверь просто брал и издевался.

Унижал, пока я терпела.

Потому что никогда до этого я не была так жива. Как в ту минуту — в его руках. Жестоких лапах чудовища.

Которому рожу ребенка через девять месяцев тяжелых испытаний.

2. В руках подонка

(Цветана)

Я потеряла память.

Сильно ударившись головой, стала неспособна помнить имя, фамилию, домашний адрес, родных и знакомых — ничего из прежней жизни.

Смотрела на руки, и казалось, что они не мои.

Странный голос, который я не узнавала. Странная одежда. Телефон, который не хотел меня слушаться.

Будто я попала в другую реальность.

И в ней меня ждала расплата за нечто ужасное.

— Что я вам сделала?! — пищала я, словно вот-вот заплачу.

Болталась в воздухе, как одежда на вешалке.

Висела с ватными ногами.

Пока огромный бык держал меня за кофту. Одной рукой.

Этого было достаточно, чтобы поднять меня над асфальтом. Словно я пушинка. А скорее — тряпка.

Рваный кусок чего-то ненужного, дешевого, ненавистного. Что хочется выбросить в мусор. Или даже сжечь, облив бензином.

— Что ты мне сделала? — повторил напавший и хищно прищурился. — Тебе напомнить, что ты натворила, мразь? Ты правда делаешь вид, что нихуя не понимаешь? Идиота из меня делать решила — типа это не ты?

К нам подошли еще двое.

Рослые мужчины в строгих костюмах. В руках — пистолеты. На вид — бандиты. А может, охрана. Я не знаю.

Но по спине шел мороз.

Неужели меня сейчас убьют?

За что? Я ведь ничего не понимаю!

— Простите меня, ради бога! Я не хотела, это случайность!

— Случайность? — был амбал на пороге бешенства. — Случайность, сука, да? — Он опустил меня на землю, но тут же схватил второй рукой за горло. — Ты называешь случайностью то, за что я буду издеваться над тобою всю оставшуюся жизнь.

— Но почему? — едва шептала я, а слезы собирались от удушья.

Было нечем дышать.

Большая ладонь сжимала трахею, словно это экспандер. И можно проявить всю звериную силу в этом движении.

— Твой отец убил мою мать. Припоминаешь, Лиза?

— Я…

Мои легкие пустели. Я пыталась хватать ими воздух, но ничего не получалось. Дыхание сбилось, кислород не поступал.

В ушах стучало сердце.

Я как будто умирала в лапах палача.

— Твой папка изнасиловал и сжег живьем мою родную мать. А ты смотрела и снимала все на камеру.

Его слова подействовали как удар.

Меня как будто кнутом огрели по животу.

Мужчина разжал ладонь, отпустил мое горло. Буквально выронил меня на землю, усеянную стекляшками от аварии.

Он выпрямил спину, расправил широкие плечи.

Казалось, что следующим шагом станут крылья. Большие тяжелые крылья, которые покажутся у него за спиной.

Только эти крылья не могут быть белыми, как у ангелов. Этот зверь — кто угодно, но точно не ангел.

От него пахло жестокостью.

Злобой. Агрессией.

Жаждой мести.

Его тело содрогалось всеми мускулами при мысли о боли. Моей боли. Карие глаза наполнялись тьмой с каждой секундой, проведенной наедине со мной.

Его взгляд разжигал во мне страх.

Заставлял ежиться и отползать куда-то назад. Ползти по битому стеклу и надеяться хотя бы отсрочить кару.

Но было уже слишком поздно. Он меня настиг.

Неужели это правда? Мой отец способен на такое?

Господи. Чем я думала, когда так поступала с людьми? Неужели я причастна к таким чудовищным вещам? Я правда наблюдала, как отец издевается над женщиной?

От этой мысли потекли ручьи из слез. Они просто хлынули рекой. Текли по щекам, и я даже не пыталась их вытирать.

Все поплыло вокруг. И дым, и осколки.

Покореженная машина.

Я различала только ноги в черных лаковых туфлях. Серые брюки. Плотно затянутый ремень. И бордовую рубашку без галстука.

Смотрела снизу вверх.

А он нависал надо мною, подобно туче. Словно небеса раскрылись и готовили удар в громоотвод.

Этим местом для удара была я. Хрупкая беспомощная девчонка, стоящая на коленях перед жестоким мужчиной.

Но что я могла сделать?

Ничего.

Я была словно ягненок перед забоем.

Мой хозяин явился, чтобы скрутить меня в бараний рог. Отнести на место казни. И зарезать, как скотину.

Потому что большего я не достойна.

Неужели я такая тварь, как он говорит?

— Это точно она? — спросил мужлан.

И голос рядом ответил:

— Точно, шеф. Пробили тачку. Ее номер.

— Вот и отлично.

Он схватил меня за плечи.

Сжал их так сильно, что я закричала от боли.

— А! Пожалуйста! Нет…

Прижал к окну своего джипа.

И произнес на расстоянии звериного укуса.

Когда кажется, что может вонзить зубы мне в шею. И оторвать кусок плоти. Просто ради забавы. Потому что кровь и боль — его главная пища.

Подонок заявил в лицо горячим дыханием:

— Меня зовут Анвар. Если вдруг забыла это имя, то запомни. Тебе придется его орать. Когда я буду тебя трахать. Каждую ночь. Без какой-либо жалости. Хоть капли снисхождения к тому, что ты целка.

3. Ему это по кайфу

(Анвар)

В тот день я поймал жирную добычу.

Лиза Варшавская была самым дорогим сокровищем ее отца. И я давно уже представлял, что однажды мы встретимся. Я отыщу эту смазливую сучку и выебу на камеру.

Пущу по кругу, отдав пацанам.

Лишь бы сделать ей больно.

Как он поступил с моей матерью.

Когда она была беззащитна, требовала помощи, опоры. А я был еще слишком юн, чтобы стать главой семейства. После смерти отца.

Я себе даже не представлял, чем закончится союз с Варшавскими.

Чтобы спасти права семьи, мама попросила о помощи эту конченую тварь. Германа.

Эту пидарскую гниду, которая притворилась защитником. А когда мать отказала ему в близости — просто надругался над нею, словно она шмара!

Я этого никогда не прощу.

И глядя на эту пустоголовую овцу — Лизу — я понимал, что не остановлюсь. Я ее прикончу.

Сделаю это жестоко, с наслаждением. Мне будет по кайфу наблюдать за ее мучениями.

Как она терзает себя за ошибку отца.

Впрочем. Ей нет никаких оправданий. Она ничем не лучше Германа. Она — тупой кусок дерьма от еще большего куска дерьма. И мой священный долг — очистить планету от этой швали.

— Стала на колени! — скомандовал я.

И она покорно выполнила.

Лиза опустилась на колени. Закусив губу от боли. Превозмогая страх. Поддавшись отчаянию.

Она просто смирилась со своей участью. Будто безмозглый ягненок. Блеющая тупица с глазами жертвы.

Хах…

Это оказалось даже приятнее, чем я мог себе представить.

— Зачем вы меня связываете?

Я обмотал запястья скотчем. Затем поднял ее сутулое тельце, чтобы бросить на капот машины.

Сучка снова закричала, но я заклеил ей рот. И ловко обмотал скотчем ноги. Чтобы не было проблем. Чтобы никуда не убежала.

Настало время валить.

Собирались зеваки. Кто-то уже вызвал мусоров. Я слышал их сирены. Где-то совсем недалеко выла скорая.

Нашей девочке она уже не поможет. Я ее забираю себе.

Теперь она моя игрушка. Принадлежит мне. И теперь я сам решу, что с ней делать. Буду играть, пока не надоест.

А когда надоест — задушу голыми руками.

— Едем, шеф?

— Ага, — кивнул я на девку. — Бросайте ее в багажник. Пускай визжит там, как свинья.

— Она и есть свинья, — пошутил начальник моей охраны. — Пускай визжит, пока не зарезали.

— М-м-м! — вяло сопротивлялась Лиза. — М-м-м…

Но понимала, что ничего ее не спасет.

Ни полиция. Ни прохожие. Никто.

Уповать разве что на папку.

Но Герман не сразу поймет, куда запропастилась его дочь. Узнает он правду слишком поздно — когда я стану ее первым мужчиной. И пришлю папашке видео с той самой брачной ночью.

Нашей жестокой свадьбой.

— Валим, — подвел я черту.

И мы сели в черный гелик, чтобы уже через секунду дать по газам. Оставляя позади разбитую тачку Варшавских. Водителя никто не найдет. Была Лизуля — и нет ее, пропала без вести.

Стала подстилкой для Камаевых.

— Что вы сделаете с ней, босс? Попросите выкуп?

— Нет, — оскалился я сладким мыслям о мести. — Денег у Германа много. Миллион туда — миллион сюда. Его это не колышет… А вот дочь у него одна.

— Хотите ее убить?

— Не сразу. — Мы ехали домой. Я слушал, как она постанывает за задними сиденьями. И грел жестокое сердце мечтой. Так хотелось отыграться на беззащитной сучке. — Сперва она помучается. Полежит подо мной — и все поймет без слов. Теперь они за все ответят, скоты…

Мы приехали домой.

Усадьба находилась в пригороде. Окружена сосновым лесом. Нет ни соседей, ни оживленных дорог. Никого, кто бы мог подглядывать за нашим с Лизой общением.

Джип заехал во двор и вскоре припарковался возле гаражей.

Я не мог позволить ей зайти в дом в таком виде.

Поэтому открыл багажник. Вытащил ее на божий свет. Оторвал полоску скотча на лице.

— А… — застонала Лиза.

Но ничего не сказала.

Только этот возглас. Звуки боли.

И мне это нравилось. Ее молчаливость. Покорность. Думал, что она будет выебываться и борзеть. Но она как воды в рот набрала.

Ничего. Скоро этот рот будет полон спермы.

Посмотрим, как она делает минет.

Будучи цельной в восемнадцать лет.

— Умар, включи мне воду.

Он открыл на всю кран. Напор был максимальным.

И я стал поливать девчонку, как из брандспойта.

— А! — завизжала она от холода. — Пожалуйста! Вода ведь ледяная!

— Я должен тебя вымыть. Иначе весь дом мне провоняешь своим запахом.

Лиза дрожала от холода. Съежившись на мокром бетоне.

Я как следует помыл ее из шланга. Для мойки тачек.

Не пускать же ее в ванную, где моются люди.

— Зачем вы это делаете со мной? — Лиза обнимала себя за плечи и тихо плакала. — Я ничего не помню… Я не помню, чтобы я причинила вам боль.

— От тебя несет Варшавскими, — ответил я и бросил шланг на землю. Думаю, достаточно. Главное, что я смыл с нее этот тошнотворный запах. — Ты воняешь его кровью. Такая же сука, как и Герман. Только притворяешься овечкой.

Тут из дома вышла Лейла.

И все это увидела.

— Какого черта здесь происходит?!

Она была одета в хорошее синее платье. Бусы из черного жемчуга. На плечах — накидка из невесомой ткани.

Выглядит отлично. Но глаза напуганы.

Я ей не сказал, что привезу сегодня куклу.

Свою новую игрушку. Давно хотел себе такую.

Чтобы трахать кого-то.

Помимо невесты.

4. Девственница

(Цветана)

Я не знала Анвара. Была уверена, что мы с ним не виделись раньше. Но он вел себя, как истинный подонок.

Издевался надо мной, словно я не человек.

Я ощущала себя загнанной косулей.

Когда тебя окружили охотники, лают собаки.

На меня и правда лаяли псы. За спиной разрывался вольер — его клыкастые обитатели пугали рычанием, свирепыми нападками на ограду.

Уверена, что дай им волю — выпусти из загородки — и они набросятся на меня, чтобы растерзать. Как кролика.

Я стояла на коленях. Прямо на цементе.

В луже технической воды. Которой обычно смывали грязь на колесах роскошных внедорожников.

Вся мокрая. Одежда промокла до нитки.

У меня все еще катились слезы по щекам, но этого уже не было видно. Да и плакать становилось все труднее и труднее. Было просто нечем. Я теряла силы.

Вся тряслась от холода, изнеможения. Пальцы синели, я их почти не чувствовала. Еще и эти кандалы на запястьях…

Морально я готовилась к смерти.

Это странное чувство.

Но оно настигло меня, как охотничий пес.

Выследило, загнало в угол. И я уже не могла оттуда выбраться.

Просто сдалась. Опустила голову.

И не нашла в себе силы поднять ее даже тогда, когда в лужу ступили знакомые лаковые туфли. Серые брюки безупречной глажки.

Я знала, что это Анвар Камаев.

Он приблизился ко мне. И в отражении на воде я увидела, как сверкает нож. Отполированное лезвие клинка.

— Скажи, ты правда еще никому не давала?

Я смотрела на блики ножа на воде.

И боялась поднимать глаза.

Казалось, что как только я это сделаю — он схватит за подбородок и перережет горло.

Словно курице. Домашней утке.

Которую для того и привезли домой — чтобы отрезать голову.

— Не знаю, — ответила я тихо.

Очень тихо. Робко. Неуверенно.

Потому что правда не знала, были ли у меня контакты с парнями.

Сейчас я думала об этом меньше всего. Обычно жизнь человека не зависит от того, был ли он с кем-то в постели.

Или же грядет тот самый первый раз.

— Что ты "не знаешь"?! — гаркнул он.

— А… — выдохнула я от страха.

Когда он сделал это.

Схватил меня за подбородок, как я и боялась.

Задрал мою голову так, чтобы обнажилось горло.

Кожа натянулась, будто приглашая к венам.

Сейчас он опустит руку с ножом. Проведет им от уха до уха. И я истеку кровью прямо в этой луже грязной воды посреди двора какого-то бандита.

Меня даже будет некому похоронить, как человека.

— Я точно знаю, что ты целка. Еще девочка совсем. Ни с кем не еблась. Угадал ведь? Зачем тогда мычишь, как корова? Может, тебя сразу прирезать, чтобы не мычала?

Он это сказал и толкнул меня в щеку.

Надавил ладонью так сильно, что я упала на спину. Плюхнулась в лужу. И не могла пошевелиться.

Руки связаны. Ноги связаны. Оставалось только наблюдать, как он склоняется надо мной с ножом в руке.

— Нет… — дрожал мой голос. — Пожалуйста. Я сделаю все, что вы попросите. Только не убивайте. Прошу.

Мое сердце стало вырываться из груди.

Его слова заставляли плясать сердцебиение, словно это его последний танец. И кровь переполнит вены. Я не выдержу и умру от разрыва сердца прямо здесь. В это чудовищное мгновение.

Анвар схватил меня за ноги. Притащил к себе.

Горячие руки сжимали мое тело все крепче и крепче.

Подобно тискам из стали.

Я смотрела в эту темную бездну. И понимала по взгляду — он не шутит. Не пугает. Не сгущает красок.

Меня ждет именно то, что он сказал.

— Я наслышан, что твой папа берег твою невинность как зеницу ока. Он годами хвастался, что отдаст тебя замуж за самого достойного партнера… И вот же ирония. Для него я не партнер. Для него я злейший враг, как и он для меня. Я пытался его убить, но он слишком осторожен. А вот ты… Ты просто тупая пизда, сбежавшая из-под отцовского крыла. Набитая дура без капли мозгов. Но при этом целка.

— Выходит, я правда девственница?

— Не бойся, — хитро оскалился зверь. — Это ненадолго. Скоро я тебя испорчу.

Он вонзил нож у меня между ног.

Провел острым лезвием по скотчу от лодыжек до голеней.

Резко расставил мои бедра и повалил на лопатки. Чтобы я даже не пикнула под огромным телом мужчины.

Анвар дышал тяжело и возбужденно.

Ему нравилось чувствовать меня под собой.

В брюках твердело нечто, с чем мне придется скоро познакомиться.

Он обещал мне, что я окажусь в этой позе — так оно и было.

Оставалось только ждать и не сопротивляться.

— Спасибо, — произнесла я пересохшими губами.

И это удивило Камаева.

Неожиданно для него — сбило спесь.

— Чего? Благодаришь меня? За что? — Он не понимал, что я могла быть благодарна уже за то, что не убил. Не засадил в меня тот нож. И освободил от скотча ноги. — Ебанутая дура. Ее ебут — она крепчает. Таких больных еще не видел… Мне больше нравилось, когда ты ревела и просила пощады.

Он поднял меня за руки, чтобы разрезать скотч.

А затем отбросил, словно мусор. Будто я что-то бракованное, сломанное. Никому не нужная вещь.

Собаки лаяли.

Я замерзала.

— Мне холодно, — призналась я со страхом в голосе. — Я очень замерзла.

Но мой хозяин скомандовал:

— Раздевайся.

5. Ты это стерпишь

(Цветана)

Анвар похитил меня не просто так.

Он не скрывал своего интереса. Он хотел меня попробовать как девушку. Хотел заняться со мной сексом.

Хотел подчинить меня абсолютно во всем. Хотел… Он просто хотел меня. И ничем не пытался это прикрыть.

Я понимала. Но все равно чего-то ждала.

Стояла, переминаясь с ноги на ногу. Мерзла, дрожала от страха и холода. Боялась на него смотреть, чтобы не спровоцировать на агрессию. И мешкала. Тянула время.

На что я надеялась? На чудо?

— Ты что, глухая? — взял он меня за волосы и стал рычать прямо на ухо. — Не слышала, что я сказал?!

Меня всю трясло от просьбы раздеться.

Понимала, что если сниму одежду, то ничем хорошим это уже не кончится.

— Зачем? — пискнула я.

Но ответ был жестким:

— Потому что я так сказал, сука! Сняла свои тряпки, живо!

Анвар был очень зол из-за того, что я не слушалась. Что я выкраивала лишние секунды перед неизбежным.

Я так боялась, что он возьмет меня силой, что цеплялась за каждую соломинку. Каждое мгновение, проведенное здесь — в этом жестоком и чужом для меня мире.

Но хотя бы в одежде. В кофте. Джинсах. Кроссовках.

Это еще хоть как-то спасало от казни. От наказания за то, чего я не совершала. Почему так несправедливо?

Над его матерью поиздевался мой отец, а расплачиваться за эти кошмарные вещи — мне.

— Снимать одежду? — повторила я.

Хотя и понимала, что звучит глупо. Он сказал уже два раза.

И если я выведу Камаева из себя, он психанет окончательно.

— Ты реально такая тупая, что не догоняешь с первого раза? Взяла, — тащил он за кофту, снимая ее через голову, — и разделась догола, блядь!

Моя верхняя часть обнажилась.

Стояла в мокрых джинсах и одном лишь топе.

Он был без чашек. Поролон не прикрывал сосков. И от холода они торчали, словно приглашали к себе стадо голодных мужиков.

А оно собралось, как на пиршество. Будто сейчас будет оргия с моим участием.

Я не считала, но было такое чувство, что людей под дюжину. Они стояли спереди, по бокам. Я слышала их возбужденные разговоры сзади.

— Штаны тоже снимать?

От мысли, что сейчас разденусь перед этими сволочами — мороз по коже. Спина вся покрылась мурашками.

Но Анвар не собирался отступать.

— Если ты еще хоть раз заставишь меня ждать, — сверкали злобой его темные глаза, — я сдеру с тебя эти блядские шмотки и выпорю плетью. Я не шучу. Дай мне только повод это сделать.

Проглотив плотный ком, подступивший к горлу…

Я расстегнула пуговицу джинсов. Расстегнула ширинку. И неохотно стащила одежду, прикрывавшую ноги.

Теперь я стояла в одном белье — перед десятком сильных мужчин. Беззащитная. Чумная после аварии.

Не понимала до конца, чем мне все это аукнется.

И я буквально чувствовала, как они пялятся на мои обнаженные ягодицы. Дай им волю — подойдут и шлепнут. Ущипнут.

А может, и что-то понахальнее сделают.

Господи. Как же страшно становилось от мысли, что я здесь единственная девушка. Меня здесь просто разорвут на клочья…

— Что это за девка?! — разрезал воздух женский голос.

Я подняла глаза и с надеждой посмотрела на нее.

На молодую женщину в шикарном синем платье до колен.

Она прекрасно выглядела. Ухожена. В ушах — массивные серьги из золота и бриллиантов. Шею украшают бусы из черных жемчужин.

Темные волосы переливались глянцем. Ее макияж был безупречен. Она уверенно постукивала каблуками по двору — направляясь к нам от дома.

И, судя по реакции бандитов, незнакомка занимала тут важное место. Даже Анвар изменился в лице.

Вместо кромешной ненависти, желания убить мучительной смертью… Я видела проблеск чего-то нормального.

— Шикарно смотришься, крошка.

Он перехватил спешащую ко мне девушку. Будто не хотел, чтобы она подошла ближе и хоть как-то помешала зверствам.

— Кто это, Анвар? Почему посреди двора я вижу пьяную шлюху? Где ты ее нашел, и почему она голая?

— Да, это шлюха, — подтвердил Камаев. — Но ты ошиблась — она еще не голая. — Он посмотрел на меня и приказал немыслимое: — Сняла остальное. Быстро.

— Что? — опять забилось мое сердце, как под дулом пистолета. — Но ведь я и так разделась!

Меня трясло от судорог. Но эти судороги были не просто реакцией на холод.

Это была реакция на его жестокость.

Как мужчина может быть таким? Неужели я знала таких и просто не помню? Мне почему-то казалось, что таких не бывает.

Таких… ублюдков.

— Если я говорю снимать трусы… — Анвар приблизился ко мне и поддел бретель топика ножом. Просунул ледяное острие под резинкой. Я чувствовала жжение на коже. Боялась даже глянуть на плечо. — Ты не должна ждать, пока я сделаю это силой. Ты просто берешь, — натянул он бретель клинком, — и раздеваешься.

Лезвие разрезало ткань. И топик сполз с одной стороны.

Я слышала, как оживились мужики вокруг. Они ждали главного представления. Хотели увидеть мою грудь. И все шло к тому, что я обнажусь перед толпой незнакомцев.

Последняя надежда была на девушку. Кто она такая? Может, сестра? Член семьи Камаевых?

— Кто это, Анвар? — повторила она свой вопрос. — Кто эта девка?!

— Это расплата, — последовал его ответ. — Расплата за то, что натворил ее отец.

На несколько секунд девушка задумалась. Она была в недоумении.

Но когда все поняла — чья я дочь — ее черные глаза расширились и стали еще более пронзительными. Как у ведьмы.

— Она Варшавская?!

— Именно так.

— Неужели ты сделал это? — Она не верила. Трясла головой и не верила своим ушам. — Неужели ты пошел на этот шаг? Это Лиза? Та самая дочка Германа?

— Его единственная кровь. И с этого дня она живет у нас.

— В нашем доме?!

Но Анвар прижал к ее губам указательный палец, чтобы рот не открывался.

— Нет, Лейла, — произнес он хрипло. Жутко. Без права выбора. — В моем доме… И ты это стерпишь.

6. Он не дает выбора

(Цветана)

Анвар был просто реальным уродом.

Он меня украл. Унизил. Причинил мне море боли.

Он не скрывал желания издеваться надо мной ровно столько, сколько я вытерплю.

А что будет дальше — когда у меня закончатся силы держаться?

Уже сейчас я стою перед ним голая, мокрая, замерзшая. И едва шевелю губами. Тихо молюсь Господу, чтобы простил мои грехи.

Потому что если Камаев не врет, то я падшая душа.

Я правда мразь и заслужила все это.

Выдержать бы только испытания…

— С этого дня ты будешь прислугой Камаевых, — произнес Анвар с особым удовольствием. Он цинично улыбался, глядя на мой перепуганный взгляд. — Будешь убираться в доме. Мыть посуду. Вытирать пыль. Опустошать мусорные ведра. И драить полы во всех комнатах этого большого дома.

Он показал на роскошную усадьбу за спиной. Трехэтажную домину с балконами. Большим парадным крыльцом с белоснежными колоннами.

В моей памяти не было таких шикарных зданий. Если я и жила в чем-то подобном, то ничего не помнила. Казалось, что это музей.

Я буду жить в таком красивом доме?

Тут явно есть подвох.

— Моя задача — убираться в вашем доме? Это все?

— Одна. В одиночку, — добавил Анвар. И протянул руку мужчине в деловом костюме. Из охранников. — Умар, дай мне то, что предназначено для нашей гостьи. — Тот вручил хозяину стопку черной ткани. Что-то непонятное. Но уже через мгновение Камаев швырнул мне это в лицо. — Держи… Теперь это твоя одежда.

— Что это? — спросила я, рассматривая "подарок".

— Это роба для уборщицы. Теперь ты будешь драть полы. А если не справишься — драть тебя буду я. Выбирай, что тебе нравится больше.

Впервые с момента похищения у меня был выбор.

Мыть полы в огромном доме или же стать сексуальной рабыней для бездушного чудовища. Которое только и ждет, чтобы наказать меня по всей строгости.

Он жаждет повода для близости?

Я его не дам. Теперь сделаю все, только бы не попасть в эти цепкие лапы подонка.

— Я буду убирать, — кивнула я и стала одеваться в халат из грубой примитивной ткани. Было похоже на старое тряпье в заплатках. Словно Анвар специально выбирал самое мерзкое, что нашлось в чулане с обносками прислуги. — Я возьмусь за работу завтра же. Обещаю.

— Чудесно, — оскалил он зубы, словно волк. Который только что заключил кабальную сделку с олененком. И прекрасно знал, что все закончится плачевно. Для меня. — Я рад, что ты полна решимости. Потому что обычно этим занимаются четыре уборщицы. Но я уверен — ты сама со всем этим справишься, — сказал он и погладил меня по голове. — А если не справишься — попробуешь на вкус мой член. Прямо завтра… Ты брала уже в рот?

Он смотрел мне прямо в глаза и добивался ответа.

Но я избегала зрительного контакта, пыталась смотреть куда-то в сторону. А он специально не оставлял выбора.

Заглядывал прямо в душу. Выдавливал из меня последние силы, пока я пыталась просто стоять и не реветь от безысходности.

— Нет. Не брала.

Не выдержав откровенности нашего разговора, Лейла попыталась вклиниться:

— Анвар, может, хватит? Как это касается ее работы?

Он повернулся к ней на мгновение — только для того, чтобы Лейла замолчала.

— Закрыла рот, когда я говорю с девчонкой. Тебе я слова не давал.

Вернувшись к своему вопросу, Анвар наклонился и пообещал:

— Скоро ты узнаешь, как это — сосать мужчине. Когда член настолько широк, что тебе будет больно обнимать его губами.

Я дрожала от озноба.

Было до мурашек страшно отвечать.

Перед глазами возникала жуткая картина. Как озвученные им кошмары становятся явью.

Как он раздевается. Расстегивает пуговицы бордовой рубашки. Снимает запонки, освобождая манжеты.

Обнажает крепкий торс, покрытый шрамами прошлого.

Притягивает меня за волосы.

Расстегивает ремень. И заставляет сделать остальное. С помощью рук и рта проделать все, чего жаждет мужчина.

А ведь я понятия не имею, как это делать.

У меня никогда такого не было. Никогда.

Очень надеюсь, что этого никогда и не случится.

Лучше я себя убью, чем притронусь к его телу.

— Я не дам вам повода, — ответила я тихо.

Пыталась говорить уверенно. Но куда там.

Голосок дрожал, как пожелтевший лист на ветру. Вот-вот могла опять заплакать от обиды.

— На это мы посмотрим, Лиза, — выдохнул он горячий воздух мне на шею.

И я зажмурилась от чувств.

Очень смешанных и незнакомых мне ощущений. Все происходило в первый раз. И я боялась даже думать, что все это лишь прелюдия перед неизбежной близостью.

С этим ненасытным зверем.

— Анвар, она не справится одна, — возразила Лейла. Не так уверенно, как перед этим. Она тоже боялась Камаева. И я ее прекрасно понимала. Тут мы были в одной лодке. — Эту работу делали четыре человека. Ты ведь просто обрекаешь девчонку…

— Она справится, крошка. Говорит сама ведь, что справится. — Лейла замолчала. Но не сводила с меня своих черных глаз. Я все больше думала над тем, какую роль она здесь играет — в этом доме. Если на кого-то и надеяться, то только на нее. — О проделанной работе будешь отчитываться перед Лейлой.

— Почему передо мной? — возмутилась она.

— Потому что следить за чистотой — дело бабы, — отчеканил Камаев и люто посмотрел на мою новую начальницу. — Но если я услышу от Лейлы хотя бы намек на плохую уборку… Увижу хотя бы маленький развод на мраморной плитке, — покачал он головой и посмотрел на меня еще более люто. — Я буду тебя трахать, пока не сдохнешь.

7. Его невеста

(Цветана)

Я стала прислугой в доме бандита.

Камаев дал мне выбор: или я выполняю грязную работу сразу за четверых уборщиц, или же он "научит" меня, как обращаться с мужчиной.

Не знаю, надолго ли меня хватит.

Но я должна была попытаться.

Сегодня он горит желанием порвать меня на тряпки и отобрать мою невинность. А завтра — когда увидит, что я старательно выполняю все приказы — может, даже пощадит свою жертву.

Только бы он не передумал завтра.

Только бы я справилась с доверенной работой и не получила все то, что поклялся устроить мне Анвар.

— Ты тоже Камаева? — отважилась я заговорить с Лейлой.

Пока она вела меня в дом, чтобы показать мою комнату.

Мне почему-то казалось, что она меня понимала. Она была девушкой. И осознавала, как трудно мне в ту минуту.

Как мне страшно.

Как сильно я рисковала, если не справлюсь и рассержу хозяина.

— Нет, — ответила она. — Я из семьи Багримовых. А что?

Я опустила голову и шла за ней хвостиком.

Словно я ее младшая сестра. Или даже племянница. И мне надо величать Багримову тетей Лейлой.

Хотя разница в возрасте у нас была небольшой.

На вид ей лет двадцать пять, не более.

— Ничего. Прости, что спросила… Я не знакома с твоим родом. Не слышала такой фамилии.

Мы поднимались по ступенькам.

Я робко осматривала дворец Камаевых. Было страшно. Но понимала, что завтра я буду здесь все вычищать.

— Ты не могла не знать. Пути моей семьи и Варшавских пересекались. Ты сейчас дуру из меня делаешь?

Она остановилась и стала жечь меня своими жуткими черными глазами. Они меня пугали. Не так, как взгляд Анвара — раздевающий, жестокий, полный презрения.

Лейла пробивала меня насквозь, словно лазером.

Казалось, что повернись я к ней спиной — она просверлит во мне дыры своим чертовски жутким взглядом.

Красивые, но такие жуткие глаза ведьмы.

Она была как раз под стать Анвару.

Даже думала сперва, что они родственники. Но теперь, когда выяснилось, что фамилии разные…

— Нет, что ты. Прости. Я не хотела тебя оскорбить. Просто я правда ничего не знаю. Вернее, — замешкалась я, — ничего не помню.

— У тебя амнезия, что ли? — усмехнулась она с издевкой. — Может, Анвар тебе сонную артерию передавил, когда душил за горло?

— Понимаю, ты не веришь. Но я правда потеряла память. По крайней мере, похоже на это. Я ударилась головой и…

— Мне плевать, — сказала она и открыла дверь в небольшую комнату.

Походило на кладовку.

Всякая утварь для уборки. Стеллажи с моющими средствами. Несколько швабр с ведрами. Тесная кушетка, чтобы покемарить.

А главное — ни одного окна.

— Здесь я буду жить?

— Жить? — повторила Лейла. — Не уверена. Это навряд ли, Незнайка… В этом доме тебе жизни не видать уже. По мне так ты камикадзе. Просто еще не поняла этого.

— Мне начинать уборку с первого этажа или наоборот — третьего?

— Да хоть и со второго. Ты все равно не справишься. Он тебя накажет.

— Что? — расстроилась я и сразу поникла. — Почему ты так считаешь? Я буду очень стараться. Я сумею. Правда.

Но Лейла ходила по кладовке. Брезгливо касалась рабочих инструментов. И тихо посмеивалась.

— Ты не понимаешь, что все это просто увертюра в трех актах. Он хочет тебя немного помучить. Вот и все. Анвар не давал тебе выбора. Он не давал тебе альтернативы. Твоя надежда — что он позволит тебе просто батрачить до мозолей и оставит в покое — она фейк. Просто иллюзия. Тебе пора бы повзрослеть.

— Выходит, он солгал?

Я снова плакала.

Присела на кушетку и шмыгала носом. Мысли поглощала безнадега. Если все сказанное Лейлой — правда.

Перед глазами стоял его звериный прищур.

Камаев пошло улыбался и ждал, когда я все пойму. И смирюсь с судьбой. Приму то, что мне уготовано.

Он просто наблюдал, как я трачу силы впустую. Понадеявшись, что людям можно доверять. Даже если они открыто мешают тебя с грязью.

Я дура. Просто наивная дурочка.

На что я рассчитывала, соглашаясь на роль горничной?

— Ладно. Не кисни. Скажу кухарке принести тебе поесть, чтобы в обморок не падала. Тебе еще полы завтра мыть в нашем особняке.

Она посмотрела на себя в зеркало. Поправила и так шикарную прическу. И собралась уходить.

Но я набралась сил и выдохнула горько:

— Спасибо.

Лейла замерла в дверях и оглянулась.

— За что?

— Что ты не так жестока, как Анвар. Я рада, что рядом есть кто-то вроде тебя.

— Вроде меня? — ухмыльнулась эта леди. — Хах… Послушай, девочка. Мне плевать на твою историю с амнезией. Можешь рассказывать это всем вокруг. Можешь верить в нее сама. Мне все равно… Я тебе не друг. Ты это должна понимать.

— А кто ты тогда? — спросила я со слезами на глазах. — Ты тоже хочешь, чтобы я страдала?

— Я просто заинтересованное лицо. Которое ждет, пока его жених наиграется своей жертвой.

Эти слова застали меня врасплох.

Казалось, что я ослышалась.

— Жених… Ты и Анвар — вы пара?

— Ты просто серая мышь, которую поймал огромный кот, — продолжала Лейла рассказывать о моих перспективах в этом доме слез. — Он будет ею играть, пока у мыши не закончатся силы терпеть, сопротивляться… А знаешь, что происходит потом, когда кот наигрался с едой? — задала она риторический вопрос. — Он ее съедает… Такая вот судьба тебе уготована. Подумай об этом.

Для невесты Камаева я была просто бельмом на глазу.

Инородным предметом в привычной богатой жизни.

— Что же мне делать?

— Рекомендую начать уборку прямо сейчас и проверить пыль на люстре. — Мы обе посмотрели на светильник под потолком. — Уже этой ночью. А то ведь утро принесет еще больше разочарований.

— Причем здесь люстра?

— У тебя есть шанс избавиться от боли, детка… На твоем месте я бы использовала пояс. И можешь не благодарить меня за этот совет.

8. Вы обе — моя собственность

(Цветана)

Лейла заперла меня в кладовке.

Только теперь я осознала, во что вляпалась. Согласилась быть рабыней конченого подонка.

Не за деньги. Не ради обещаний, что моя жизнь станет лучше. Я просто выбирала меж двух зол.

Выбрала меньшую. Но теперь понимала, что накормят меня здесь и первой золой, и второй. У меня еще будет полон рот этой золы. А может, даже не золы, как посмеялся бы Камаев.

За что мне такие мучения? Неужели я правда заслужила это?

Вдруг за дверью послышались голоса. Я подошла поближе и через замочную скважину увидела Анвара.

— Что ты собрался с ней делать? — спросила у него Лейла. — Будешь ее трахать? Ты ведь затем ее сюда привез? Я угадала?

Она прекрасно понимала, что ее жених будет использовать меня как секс-игрушку.

— Это мое личное дело, — прозвучал грубый ответ.

Он направился в мою сторону. Так что я отскочила от двери и приготовилась забиться в угол.

Бежать отсюда некуда. Я взаперти. Я буквально сижу в клетке — идеальная жертва для животного.

Он меня изнасилует. Нет сомнений — он это сделает. Прямо сейчас.

Но Лейла повысила голос.

— Я твоя невеста! Я имею право хотя бы знать, зачем ты притащил в наш дом эту дрожащую от страха сучку!

Ничего себе. Из-за меня они ссорились.

Я ведь не хотела ничего такого. Я так не хотела, чтобы Лейла ревновала меня к Камаеву. Чтобы она думала, будто я представляю для нее угрозу.

Но она явно думала. И ревновала.

— Не забывайся… — процедил Анвар. — У тебя прав не намного больше, чем у нее. — Я снова посмотрела в замочную скважину и увидела, как он держит Лейлу за горло. Не дает спуску, как и мне. Даже не верилось, что грань между нами была так тонка. — Ты такая же сучка, как и Лиза, — дышал Анвар гневом. Сжимал хрупкую шею. И ее не спасали дорогие бусы из жемчуга. — Разве что от страха не дрожишь, когда я рядом… А зря. Ты просто охуела, как я погляжу.

— По-твоему, мы одинаковы? — едва не плакала Лейла.

Ей не верилось, что Камаев поставил нас на один уровень.

— Вы обе — моя собственность, — не стеснялся Анвар говорить правду.

— Но ведь должна же быть хоть какая-то разница между мной и ею! Для тебя ее правда не существует?!

— Разница между вами только в том, что когда все это закончится, — чеканил Камаев, играя желваками на скулах, — я возьму тебя в жены. Как и обещал… Поквитавшись за мать, я научусь нормально жить без чувства вины, что не отомстил за ее смерть. — Он постепенно разжимал ладонь и отпускал Лейлино горло. — Именно поэтому я притащил в свой дом эту дрожащую от страха сучку. Поняла?

Камаев будто забыл, что направлялся в мою спальню. Неприятная беседа сбила ему настрой. Он поправил золотой браслет часов и собрался уходить.

Я с облегчением выдохнула.

Все же была еще надежда на нормальный исход. Они будут вместе. Помирятся. Багримова выйдет замуж за близкого ей человека.

У них родится красивый сын. А обо мне уже никто не вспомнит.

Но затем…

— А ее? — спросила вдогонку Лейла.

И Анвар оглянулся:

— Что?

— Ты сказал, что разница между нами только в том, что меня ты возьмешь в жены… А что насчет нее — этой девчонки? Что ты с ней сделаешь, когда все это закончится?

Мое сердце снова задрожало. Ведь он точно знает, как поступит со мной в конечном итоге.

После дерзкого похищения. Издевательств. Угроз и обещаний превратить мою жизнь в сущий ад.

— Я буду развлекаться с ней, пока не надоест, — смаковал Камаев свои грязные планы. — И ты не сможешь помешать.

— Ну а потом? — не отступала невеста. — Что потом?!

Она хотела видеть полную картину. И я тоже прилипла к двери.

Боялась пропустить такие важные слова. Так надеялась, что он меня просто отпустит.

Отдаст отцу за выкуп. Или даже просто так — бесплатно. Осознает, что был неправ.

Чем же все закончится?

— Отдам на растерзание собакам…

Разговоры под дверью утихли. В тишине коридора растворились шаги.

И я осталась наедине с жестокой истиной.

На душе образовался тяжелый камень, который не поднять. От которого не оторваться. Он тащил меня на дно. И дыхание сбилось от услышанного.

Ведь Камаев только что признался, что убьет меня.

Он просто наиграется мной и жестоко прикончит.

Это было так больно услышать. Так невыносимо больно.

Ведь надежды тогда никакой. Впереди ждали страдания. Слезы. Много слез и испытаний. А в конце — растерзание псами.

Я услышала, как они лают.

Где-то снаружи рычали собаки. И я как будто видела свой последний выход из дома — прямиком в вольер с доберманами.

Еще раз посмотрев на люстру…

Я вытащила из халата пояс.

Пожеванный от времени, но все еще крепкий тряпичный пояс. Он был достаточно прочен, чтобы выдержать вес человека. А тем более такой худой девушки, как я.

Я снова и снова прокручивала в голове слова Лейлы.

О том, что у меня нет шансов выбраться отсюда. И что Камаев будет просто играть со мной, пока не потеряет интерес.

Мне мерещилось, что лай собак становится все громче и отчетливее. Словно их пустили по следу. И скоро они ворвутся в кладовку со швабрами.

Найдут меня. Чтобы разорвать на клочья, словно лисицу в норе.

Время играло против меня. И чем раньше я на это решусь, тем быстрее все закончится.

Придвинув под люстру тумбу, я вылезла на нее ногами. Выпрямила спину, чтобы голова была на уровне лампочки.

На стекле и правда было много пыли. Никто не удосуживался вытирать ее в кладовке для прислуги. Здесь никто не проверял чистоту.

Думаю, сюда вообще никто не заглядывал. Никто бы даже не обратил внимание, если бы тут кто-то повесился.

Всем было бы плевать, как Лейле.

Я не думаю, что в этом мире будет кто-то плакать и страдать.

Если я просто исчезну.

9. Рабыня Камаевых

(Цветана)

Та ночь была тяжелой.

Не физически — морально.

Было трудно сделать выбор. Я не видела смысла тянуть эту лямку. Зачем мне тратить силы и убирать огромный дом, если Камаев все равно меня убьет?

Надругается надо мной.

Будет наслаждаться моей беззащитностью. Моей зависимостью от его желаний. От его настроения. От его приказов.

Он овладеет мною так или иначе.

Неважно, случится это сегодня или завтра.

Это произойдет. Он станет моим мужчиной.

И мне было страшно представлять наш первый раз. Каким он будет, если не жестоким и болезненным — как первая любовь.

Забавно, что я подумала об этом чувстве.

О любви.

Потому что в отношениях между мной и Анваром никаких чувств точно не предвидится.

Он был моим владельцем.

Я же была его собственностью.

Вещью. Игрушкой. Девочкой для секса.

Но затем настало утро — и я крепко решила бороться за право выжить. За право получить хотя бы каплю уважения. Или же банальной пощады. От того, кому неведома жалость.

Ведь у Анвара не было сердца.

— Доброе утро, — поздоровалась я с охраной.

И под изумленные взгляды мужиков принялась убираться в доме.

Разобралась с работой моющего пылесоса.

Заправила его водой и средством для удаления грязи. С приятной отдушкой. После прохода по мрамору пахло свежими яблоками. А грязь уходила за считанные секунды.

Я быстро приловчилась и уже спустя пару часов убрала на третьем этаже. Принялась наводить порядок на лестнице.

Как вдруг увидела Камаева.

— Ты почему такая веселая? — спросил он хмуро. — Тебе, блядь, весело?

— Стараюсь мыслить позитивно, — ответила я и приложила силы для улыбки.

Фальшивой, робкой.

Но все же улыбки своему палачу.

Хотелось верить, что человеческое отношение растопит его лед. И боль от потери матери хотя бы немного утихнет в его черствой душе.

— Наверное, мытье пылесосом — слишком легкая задача, — выдал он хрипло. И обесточил моего железного помощника. Выдернул штепсель из розетки. А затем я узнала новое правило жизни в его доме. — С этого момента убираешь руками.

— Но ведь техникой выходит не только проще, но и быстрее… А главное, — оправдывалась я дрожащим голосом, — намного качественнее.

— Ты мне, сука, тут права качать решила?

Его слова убивали даже зачатки надежды.

С таким барьером — такой непроходимой стеной — я точно не справлюсь с уборкой. И он меня накажет. Потому что мыть полы руками — это сложно и долго.

Мне и до ночи не успеть.

На то, наверное, и был расчет.

— Простите, Анвар. Я не буду использовать пылесос, если вы запрещаете… Я могу взять хотя бы швабру?

— Нет, — ответил он и подошел ко мне вплотную.

От него тянуло безупречным запахом одеколона. Букет из терпкости и мускуса. Ментола.

А еще — новой дорогой рубашкой.

Сегодня он был в кремовой. Не в бордовой, как вчера.

Запонки — золото.

С довольно крупными камнями изумруда.

Я покорно опустила голову и дышала мужчиной.

Хотелось так просто стоять. И слушать его голос.

— Но как же так? — пожала я плечами. — Я не могу использовать даже швабру?

— Увижу, что ты взяла швабру, — чеканил Камаев, приподнимая пальцем мой подбородок, — выебу тебя этой шваброй! Поняла?!

Он говорил омерзительные вещи.

Но меня это уже не так пугало, как раньше.

Чем дольше я находилась под его давлением, тем больше я к нему привыкала. И тем больше мне хотелось узнать его ближе.

— Зачем вы так говорите? Вы делаете это, чтобы запугать меня? Мы ведь оба знаем, что вы так не поступите.

— Ты играешь с огнем, малолетка. — Он наклонился ниже, чтобы прошептать мне на ухо пошлые слова: — Ты себе даже не представляешь, чего мне стоит сдерживаться. Не порвать тебя на лоскуты. Прямо сейчас. Нагнуть раком. И засунуть хуй по самые яйца… Не провоцируй меня. А то не доживешь до вечера. Я ведь обещал дать тебе шанс.

Он оставил меня в покое и направился вниз по лестнице.

Камаева ждали дела.

Но я отважилась вдогонку рассказать о своих успехах.

— Я уже убралась на третьем этаже…

Анвар на секунду замер.

Посмотрел на меня через плечо.

А затем цинично пнул ведро грязной воды, слитой из бака пылесоса. И она разлилась по всем ступенькам, по всей огромной лестнице с коврами. Словно оно того стоило.

Камаеву не жалко дорогих ковров.

Главное — растоптать меня, унизить.

Напомнить, что он будет делать мне больно, пока я пребываю здесь. И не имеет значения, как я стараюсь. Что я говорю и как себя веду.

— Еще раз увижу блядское ведро — вылью на голову! — рычал Анвар. — И шевели уже булками! Марш во двор — набрала воды! Чтобы вымыла весь дом! И про ковры не забудь!

Было так обидно, что Камаев обесценил мою работу.

Я ведь правда старалась, честно выполняла его поручения.

А он просто издевался.

Слезы сами просились. Но я закусила губу. Взяла два ведра, чтобы не ходить много раз. И отправилась во двор, как и велел хозяин.

Там был кран с технической водой.

Под наблюдением охраны я пристроила ведра, стала их наполнять по очереди. Сначала одно. Затем второе.

Казалось, что худшее в тот момент — мытье полов руками. А еще — скотское отношение Анвара.

Но когда меня схватили сзади и поволокли в гараж…

Я внезапно поняла, что будет хуже.

— А! — завизжала я.

Но мне заткнули рот ладонью.

Сперва решила, что это Камаев.

А затем услышала голос другого мужчины.

Тоже сильного и грубого. Без тормозов.

Вот только пахло от него алкоголем и дешевыми сигаретами.

— Чш… Молчи, красотка. Сейчас мы развлечемся, пока шеф не видит.

10. Меня домогались

(Цветана)

На меня набросился охранник Камаева.

Анвар не раз говорил, что в случае неповиновения он "пустит меня по кругу". Но произошедшее во дворе, когда я просто набирала воду для уборки дома… Это было точно другое.

Этот подонок не спрашивал разрешения у хозяина.

Он просто схватил меня сзади. Взял мое горло в замок. И утащил куда-то в гаражи. Где не мешали посторонние глаза, стояли машины. И было, где уединиться с жертвой.

Идеальный выбор для насильника.

— А! — кричала я и отбивалась. — Помогите! Анвар!

Еще вчера мне бы и в голову не пришло, что я буду искать у Камаева защиты. Мне казалось, что покажи любого мерзавца — хоть и конченого зека — он будет лучше, чем Анвар.

Но все перевернулось с ног на голову, когда я оказалась под мужчиной из его охраны.

Жестокий и глухой к моей мольбе.

Он просто рвал на мне халат уборщицы. Натягивал так сильно ткань, что она рвалась по швам. Трещали нитки.

Я пыталась сопротивляться. Как-то мешать напавшему раздеть меня и оприходовать в том темном гараже.

Но он был сильнее. Намного сильнее.

Он разодрал мою робу на тряпки.

И просто озверел, увидев грудь.

— Сейчас ты узнаешь, что такое секс, малышка!

— Пожалуйста! Нет! Я умоляю! Только не это! Я расскажу все Анвару!

Внезапно для себя я ухватилась за последнюю соломинку.

Ведь это человек Камаева. Анвара все боялись, уважали. Он тут всеми командовал. Да он платил им зарплату, раз уж на то пошло!

Напасть на меня и ослушаться босса — все равно что срубить ветку, на которой сидишь.

Но в ту минуту я думала только об одном — чтобы он меня не изнасиловал. Чтобы не дать ему вонзить в меня свой мерзкий член!

О господи…

— Молчи, ублюдина! — гаркнула он и ударил меня по лицу.

Так сильно влепил пощечину, что я выпала из реальности.

Скованная резкой болью. Шоком.

Я была парализована от пяток до шеи.

И подонок делал со мной все, что хотел.

Он раздел меня еще больше, добравшись до главного. Раздвинул мои бедра. И принялся расстегивать штаны с набухшим членом.

Я боялась кричать. И просто плакала.

Чувствовала привкус крови на языке.

Мне уже было страшно звать на помощь.

Казалось, что это конец. И ничего не изменить.

Так переживала, что со мной это сделает Камаев, а в итоге стала подстилкой для вообще незнакомого мне урода.

Я так жалела, что не могла позвать Анвара…

— Какого хрена ты творишь, Даньяр?!

Гулкое эхо разнеслось по гаражу.

И я вдруг поняла, что есть надежда. Знакомый мужской голос. Я его слышала раньше. Это был начальник охраны. Умар.

Насильник оглянулся и увидел рослую фигуру с автоматом на плече.

В то мгновение я поняла, что пора кричать во все горло.

— Он напал на меня! Он пытался меня изнасиловать!

— Поднялся и отошел от девочки! — скомандовал мужчина. — Быстро!

Но Даньяр не соглашался и все так же давил на меня весом тела.

— Она все равно рабыня! Давай мы ее трахнем вместе!

Но начальник охраны передернул затвор на автомате и направил его в нашу сторону.

— Поднялся и медленно отошел от девчонки.

Даньяр не верил собственным ушам.

— Но ведь Камаев сам говорил, что пустит ее по кругу!

— Будь благодарен, что я ему не расскажу о твоей пьяной выходке… А теперь отпусти ее. И молись, чтобы Анвар об этом не узнал.

— Да вертел я на хуе Анвара! Этот щенок не вправе мне указывать!

— Пойди проспись, дебил! Ты просто пьян и несешь хуйню!

Умар протянул мне руку.

И я встала с холодного пола.

Меня всю трясло. Ноги словно ватные. По-прежнему не осознавала, что произошло. И только слезы капали с ресниц.

— Спасибо…

Это все, что я пискнула в ответ на спасение.

Даже не поняла, как сильно мне повезло.

Вышла из гаражей. Попыталась укутаться в халат, но он был сильно порван. Через дыры виднелось голое тело.

Мне казалось, что все вокруг смотрят и мечтают меня трахнуть.

И это заставляло плакать еще больше.

Я взяла полные ведра. Понесла их в дом. А у самой — вода ручьями по лицу. Губа разбита. Новые ссадины на ягодицах.

Шла, как на Голгофу.

Отныне я боялась каждого угла. Каждой тени. Каждого мужского голоса. Хотелось быть возле Анвара.

Уж лучше будет он, чем кто-то другой.

— Какого хрена ты так долго?! — набросился на меня Камаев, когда я пришла со злосчастными ведрами воды для мытья полов.

Они сидели за столом и завтракали.

Он и его невеста.

Лейла была одета в новый шикарный наряд. Красивое платье бирюзового цвета. Ей безумно шло.

И в остальном — прическа, макияж, украшения на руках и пальцах, колье — все было безупречно.

На ее фоне я выглядела не просто Золушкой.

Я была бомжихой, которую только что избили в подворотне.

Наверное, реально отвратительное зрелище.

— Простите… — ответила я тихо.

И стыдливо опустила голову.

Стояла посреди просторного зала. На дорогом персидском ковре. И машинально прикрывала рваные места.

Было стыдно так стоять и портить аппетит хозяевам.

— Ты страх потеряла?! Чем ты, блядь, занималась во дворе?! — отчитывал меня Камаев. Он бросил вилку и поднялся из-за стола. — Тебя что, головой надо трахнуть о стену, чтобы ты… — Он на секунду застыл. А затем спросил меня, пугая дьявольским огнем во взгляде: — Какого черта у тебя губа разбита?

— Меня домогались.

11. Подарок Даньяру

(Цветана)

Меня едва не изнасиловали.

Я не хотела говорить Анвару. Тем более что было страшно рассказывать. Вдруг я об этом сильно пожалею.

Было легче поверить, что он высечет кнутом меня. Нежели проучит своего телохранителя.

Казалось, что моя жизнь тут не стоит даже ногтя любого из головорезов Камаева.

Вот только правда все равно всплыла.

Ведь когда он спросил напрямую, притвориться было нереально.

Я просто не сдержалась и начала рыдать.

Судорожно. Тяжко.

Ревела, потому что шок прошел. И на душе было так больно… Так мучительно обидно.

— Пипец, она опять ревет, — вздохнула Лейла и отодвинула тарелку с завтраком. — Может, тебе лучше избавиться от нее?

— Замолчи! — отрезал Камаев. И подошел ко мне поближе. — Кто это сделал? — Я молчала. — Кто, я спрашиваю?!

Я пыталась сказать.

Но только пожала плечами.

Стояла перед Анваром в разодранной одежде горничной и плакала без слов.

Горло сводило судорогой.

Из-за истерики я не могла и слова выдавить. Не то что рассказать в подробностях, кто это был и при каких обстоятельствах.

Но мой хозяин сам заметил кровь на губах. И мой потрепанный вид. Поэтому набрал главу охраны и потребовал собрать людей:

— Умар. Пускай все соберутся в главном зале. Сейчас же.

Это не предвещало ничего хорошего.

Но тогда я себе даже не представляла, чем все обернется.

— Приветствую, шеф! — здоровались крепкие парни и бросали на меня беглый взгляд. — Доброе утро, Лейла. Приятного аппетита.

Но вот желание есть у невесты Камаева напрочь исчезло.

Она промокнула губы салфеткой и демонстративно бросила ее в тарелку. Прямо на еду, приготовленную хорошим поваром.

— Анвар, может, не надо? — озвучила Лейла мои собственные мысли. — Малолетка того не стоит…

— Заткнулась и ушла, — гаркнул ее жених. — Живо. Оставила меня наедине с охраной.

Лейла недовольно фыркнула и посмотрела на меня свирепым взглядом, полным ненависти. Я ее бесила. Жутко раздражала своим существованием.

Она была не прочь увидеть меня висящей на люстре.

С удавкой на шее.

— Мне тоже вас оставить? — спросила я тихонько.

Но Анвар не дал мне уйти.

Я уперлась в его мощную руку.

И поняла, что сейчас что-то будет.

— Приветствую вас, парни, — начал Камаев вроде как безобидный разговор. — Многие из вас уже знают, что в доме появилась Лиза. Вот она. Как раз об этой вот девчонке я сейчас говорю… Обратили на нее внимание?

Он развернул меня передом к собравшимся.

Я неохотно подняла глаза, чтобы пробежаться по брутальным лицам. И резко встрепенулась, когда увидела его.

Среди пришедших был Даньяр.

Он не сводил с меня своих звериных глаз и показывал характерный жест. Протягивал большим пальцем у себя по горлу. Чтобы не было сомнений — из этой истории живой мне уже не выпутаться.

Не надо было говорить об инциденте.

Теперь все станет только хуже.

— Что-то не так, Анвар? — спросил тот самый человек. Который точно знал, что причина в нем. Вот уж правду говорят — на воре шапка горит. — Может, что-то произошло?

— Возможно, — ответил Камаев.

И пристально всмотрелся в морду того подонка.

Он будто чувствовал, что это был Даньяр. Я ничего ведь не сказала. А напряжение между ним и Анваром уже витало в воздухе.

Начальник охраны стоял спокойно. Сложив руки на оружии. Он обещал, что ничего не скажет боссу. И сдержал свое слово.

— Вы хотели сделать объявление, шеф? — спросил Умар.

И Камаев кивнул головой.

— Да. Хотел сказать, что принял решение… — посмотрел он на меня и выдал чудовищную новость. — Я решил, что будет честно подарить вам эту шлюху.

Мужики оживились. Стали улыбаться и переговариваться.

Я же отскочила к стене и не могла поверить.

Неужели он сказал это?

Нет. Пожалуйста.

Только не это!

— Анвар, я умоляю, — просила я палача не бросать меня на растерзание волкам. — Я вас очень прошу. Не делайте этого.

— Кто это был? — повторил он свой вопрос.

И я бросила короткий взгляд на Даньяра.

Его глаза просто сияли от радости. Ведь хозяин объявил, что отдает меня охранникам. Другими словами, он меня наконец-то "пускает по кругу".

А я буквально билась в конвульсиях.

Вжималась в угол зала и была готова лезть на стену, словно загнанная рысь. Я собиралась падать ему в ноги — клясться Анвару, что не стану сопротивляться. И отдам ему себя до последней капли. Только бы он не бросал меня в пучину нового ада.

— Прошу, не надо…

Я держала себя за плечи и содрогалась от приступа плача.

Но не могла ему ответить. Открыто признаться, что это Даньяр меня пытался изнасиловать.

Ведь если это случится, то жизни мне не будет.

Тот подонок не простит мне жалоб Камаеву. Я обреку себя на верную смерть, если скажу это сейчас.

— Вот только кто же будет первым? — задался Анвар риторическим вопросом. Он посмотрел на меня как мясник на ягненка. И сказал ужасные слова. — Может, пускай Даньяр получит это право?

И меня буквально порвало на части.

— НЕТ! — заорала я как бешеная. — Нет, умоляю! Только не он!

12. Жестокая расплата

(Цветана)

Анвар был животным.

И его звериное чутье подсказало, кто именно хотел меня изнасиловать. Он догадался сам.

Хотя я молчала, скрывала правду. Все надеялась, что инцидент замнется. О нем забудут.

Но правда вылезла наружу. Хозяин понял, что одежду на мне порвал Даньяр.

Это он разбил мне губу. Повалил на землю. И попытался сделать женщиной.

Следовало отомстить предателю…

Вот только вместо наказания подонка Анвар поступил наоборот — решил подарить ему мою невинность.

Просто бросил меня на ковер.

Схватил за шиворот и толкнул под ноги охране.

Как будто это норма. Так и было задумано с самого начала.

Я чувствовала себя жертвой для подношения. Подарком. Разменной монетой. Это было гораздо хуже, чем терпеть удушье рук Камаева.

Мне казалось, что я просто отброс. Кусок дерьма, который не жалко дать даже такому подлецу, как Даньяр.

— Я выбрал именно его, — объяснял Анвар свой чудовищный поступок, — потому что он служил моей семье на протяжении многих лет.

— Так и есть, — говорил урод с довольной ухмылкой. — Я это точно заслужил!

Он вышел вперед и стал меня осматривать с разных сторон.

Будто тельную корову на базаре.

А я боялась даже шевелиться. Лежала, прижавшись к полу. Цеплялась за ковер, как за спасение.

Все надеялась, что до секса не дойдет.

— Даньяра я ценю за то, что он охранял мою мать, — продолжил Анвар. И его голос стал каким-то другим. Я посмотрела и увидела в его лице гримасу боли. — Он был с ней в тот вечер, когда ее забрал Варшавский.

Тут он перевел глаза на меня.

И я почувствовала зло в его душе.

Он ненавидел меня за тот факт, что я носила ту же фамилию. Мой отец изуродовал жизнь человеку. А у его матери — и вовсе отнял.

На что я могла надеяться, если я Варшавская?

— Мне очень жаль, — выдавила я из легких.

А через мгновение была прижата к полу грубым мужиком.

Даньяр не церемонился и начал распаковывать подарок.

Я орала нечеловеческим криком.

Извивалась, дрожала от мучительных касаний к моей коже — чужих и грубых, совершенно омерзительных рук того подонка.

Пока Анвар стоял и наблюдал.

В ту минуту все стояли и просто смотрели, как он терзает мою одежду. Он окончательно порвал ее на тряпки, обнажив меня до трусов.

Его руки были повсюду.

Его дыхание и пошлые слова. Его колючая щетина. Я чувствовала, как Даньяр вот-вот обнажит меня полностью…

Но затем он вдруг застыл.

Только что лапал меня, склонял к физической близости. Не спрашивал разрешения, желания девушки. Он просто хотел меня трахнуть. И плевать на то, что мы здесь не одни.

Такую скотину ничто не могло остановить.

За исключением холодного дула пистолета.

Приставленного к виску.

Я открыла глаза и увидела страшную картину. Как Анвар вжимает ствол оружия прямо в голову охраннику.

Он надо мной, но уже не жилец.

Камаев это четко понимал. Точно так же понимали остальные. Именно поэтому никто не заступился, не возразил.

Начальник охраны безучастно стоял, сложив руки на автомате.

А Камаев не сказал ни слова. Перед тем как нажать на спусковой крючок и хладнокровно застрелить Даньяра.

— А! — закричала я от оглушительного выстрела.

И после того хлопка мой обидчик упал на ковер.

Рядом со мной.

Я видела, как опускаются его веки.

А под телом багровеет кровь.

Не понимаю, как они могли это слушать.

Но я орала без умолку.

Кричала непрерывно несколько минут.

Неистово визжала, не имея сил остановиться.

Пока не свыклась с мыслью, что из-за меня убили человека.

— Надеюсь, все усвоили урок? — произнес Камаев.

Он достал из пистолета магазин. Убедился, что патронов хватит на всех присутствующих. Защелкнул рукоять обратно. И протяжно выдохнул от напряжения.

— Ее никто не тронет, — сказал Умар от имени всей охраны. — Обещаю.

— Эта девчонка — моя! — повысил голос Анвар. У него на шее вздулись вены. Было такое чувство, что он готов стрелять в любого, кто бросит на меня хоть взгляд. — Трогать ее могу только я! Она принадлежит мне! И если я узнаю, что кто-то прикоснулся к ней хоть пальцем, — дышал он чистой агрессией, — урою гниду без базара! ВЫ ПОНЯЛИ ЭТО?!

Зал наполнила тишина.

Очень нездоровая, жестокая. Неловкая пауза.

На полу медленно холодело тело. Я все так же не могла найти силы подняться на ноги. А телохранители Камаева должны были убедить хозяина, что они даже не глянут в мою сторону.

— Да, шеф, — кивнул Умар. — Ребята поняли. Такого не повторится.

— Хорошо, — хрипло выдохнул Анвар и положил пистолет на стол. — А теперь уберите этот мусор с моего ковра.

Люди в костюмах взяли тело за ноги и руки. Аккуратно вынесли его из зала. И мы остались с Камаевым наедине.

— Спасибо, — поблагодарила я за наказание Даньяра.

Но Анвар хотел взять плату по-другому.

Он схватил меня за волосы и силой поднял на ноги.

Было больно, но я понимала, что в долгу.

Он обижал меня. Но он же меня и защищал.

Он украл меня. Но с ним я чувствовала себя в безопасности.

Он хотел меня убить. Но жестко карал моих обидчиков.

Да, мне было больно. Но эта боль была другой.

Не такой, как с остальными.

Только в этих руках я ощущала себя живой.

— Когда вычистишь ковер от крови… — говорил он в сантиметре от лица. Обжигал мою кожу дыханием зверя. — Примешь душ. И будешь ждать. — Мое сердце бешено забилось. И не зря. — Сегодня я к тебе приду. Нам надо пообщаться.

13. Наедине со зверем

(Цветана)

После убийства Даньяра я была под сильным впечатлением.

У меня был шок. Я долго стояла под душем, смывая запах ужаса. И засохшие капли крови. После того, как у меня перед лицом застрелили человека.

Да, он не был святым. Он был мерзавцем.

Даньяр меня избил, сорвал одежду. Прикасался ко мне, словно имел на то право. Он хотел меня изнасиловать.

И все равно мои руки тряслись. А перед глазами стояла картина убийства.

Хотя Анвару, мне кажется, было плевать.

Как и подобает чудовищу, он велел мне тщательно вымыться и ждать его прихода.

Мы оба понимали, что цель свидания — первый секс. Камаев хочет получить свое. Забрать мою невинность.

Ведь я не справилась с заданием и не смогла убрать весь дом. Как и говорила Лейла, он просто поиздевался.

Чтобы замучить меня работой, а после — трахнуть.

— Шеф приказал отвести тебя в новую комнату, — сообщил Умар.

И я покорно проследовала за ним.

Обернутая в полотенце. В банных тапочках. И даже без белья.

Но по приходу в спальню обнаружила пеньюар. Такой легкий. Нежно-розовый. Он лежал разложенным на большой королевской кровати.

И мои руки затряслись еще сильнее.

Ведь я взяла тот пеньюар. Примерила его перед зеркалом. И понимала, что это оно — мы будем вместе. Как бы я ни оттягивала момент волчьей близости.

Он меня получит, даже если буду отбиваться до потери пульса.

— А… — испугалась я, когда услышала щелчок двери.

Подскочила на месте, прикрываясь руками.

Уже оделась, но наряд был слишком откровенным. Грудь выпирала так явно, что я себя чувствовала проституткой.

Все прозрачное, тонкое.

Никто не имел права видеть меня такой.

Но Анвара это не тревожило.

Он застыл в дверном проеме, заслоняя широченными плечами весь проход. Потому что спешить ему было некуда.

— Уже приоделась? — спросил он хрипло и сверкнул звериной улыбкой. — Это мило. Такая нежная и сочная… Настоящая целочка.

От этих слов у меня запылали щеки.

Я стояла перед ним в кружевном пеньюаре.

Без лифчика. Без трусов.

Мокрые волосы не были расчесаны. И беспорядочно лежали на плечах. Таких же обнаженных и беззащитных.

А Камаев будто пожирал меня глазами.

Осматривал с ног до головы, задерживая взгляд на зоне декольте. А затем — под животом. Ведь ткань просвещалась.

Я была перед ним как на ладони.

Как воздушный десерт, покрытый сладкой глазурью. Надо только взять серебряную ложечку и попробовать немного, чтобы почувствовать вкус.

Вкус абсолютной девственности.

— Мне сказали перейти сюда. И ждать.

Я, скорее, не говорила, а оправдывалась. Избегала зрительного контакта, потупив взор. Как провинившаяся шавка.

Ходят слухи, что нельзя смотреть чудовищу в глаза.

Ведь если так — оно нападет. А если потянуть немного время — может пощадить и уйти. Будто ночной кошмар.

Но работает ли это с Камаевым? Ведь он реален.

И мог убить любого, кто подарит мне хотя бы взгляд.

— Хорошо, что наряд подошел.

Он медленно ступал, сокращая расстояние между мной и моим первым мужчиной. Я не могла ему отказать. И не могла уйти от неизбежного. Я просто ждала и тряслась от страха.

Что же будет дальше?

— К сожалению, я не нашла белья.

— Оно тебе не понадобится, — отрезал Анвар. — Будет только мешать.

— Мешать? — повторила я наивно, будто не поняла смысла. — Мешать чему?

— Мешать тебя трахать. — Он словно зачитал мне приговор. Хлестко и резко, как удар кнутом. — Еще будут детские вопросы?

Между нами оставались сантиметры.

Плотный воздух обжигал. Было чувство, что это металл, разогретый в печи до белого каления.

Лицо горело. Участилось дыхание.

По коже пробежал мороз.

Похоже на жжение от мужской щетины.

— Вы купили это специально для меня? — едва отважилась спросить хоть что-то. Только бы не молчать. Только бы наш разговор продолжался.

Иначе он овладеет мною за считанные секунды.

— Я велел заняться этим Лейле. Это она подобрала платьишко. Исходя из твоих размеров, — говорил Камаев, оценивая форму груди. — И моих предпочтений в сексе. — Он напряженно выдохнул, чтобы добавить: — Ведь моя невеста знает, как именно я люблю трахаться.

Он обошел меня вокруг и остановился сзади.

Сильные руки скользнули по моим плечам. И поднялись выше — прямо к шее. Пальцы стали жать на горло. Вызвав у меня животный страх удушья.

Я теряла над собой контроль.

Язык заплетался, в горле пересохло.

Глаза закатывались от самих только чувств.

Его касания клеймили меня шлюхой.

Но эта ноющая боль внутри — она ведь так сладка.

— Вы не думали… — сглотнула я слюну, чтобы смягчить сухую глотку. — Не думали, что Лейле больно видеть меня рядом с вами?

Я пыталась говорить, но дыхание дрожало.

Анвар оставил одну руку на горле.

Ему нравилось его сжимать, массировать.

Он то напрягал ладонь, то снова расслаблял.

И точно так же делала вторая — которая опустилась мне на грудь. И заставила гореть еще сильнее. Ведь я не привыкла к тому, что кто-то меня касается так откровенно.

— Мне наплевать на то, что хочет Лейла, — говорил он с хрипотцой. Так близко от моих ушей. И продолжал массировать грудь. Сначала через ткань пеньюара. А затем — просунув руку под наряд. — Лейла тут ни при чем. Ты — мое личное дело. А она будет выполнять любой мой приказ. Даже если я заставлю смотреть, как ебу другую.

— Я боюсь, что она ревнует. Мне ее жаль.

— Пожалей лучше себя, — сказал Анвар и принялся наматывать на руку мои волосы. — Спустись на колени. И открой пошире рот.

14. Ее дрожащее тело

(Анвар)

Сегодня в моем доме стало на одну шлюху меньше.

Я давно точил зуб на Даньяра. Только не было повода его урыть. Чтобы не петушились остальные.

Этот мудозвон был в охране моей матери. И ничего не сделал, чтобы защитить ее от Варшавского.

Поэтому, когда узнал, что это он хотел испортить Лизу — рука даже не дрогнула.

Я сразу решил, что баста. Пидару не жить.

Только хотелось, чтобы девка хоть немного пострадала.

Видя, как из-за нее кому-то прострелили жбан.

Но больше рисковать не буду.

Первым ее трахну я. Уже сегодня.

И начнем с оральных ласк.

— Бери в рот и не выебывайся, — сказал я ей простые слова.

Что тут непонятного?

Так сложно стать на колени и выполнить приказ?

Но она телилась, как глухая.

— Вы хотите, чтобы я…

— Повторять не буду, — сделал я предупреждение.

И схватил пигалицу за волосы.

Чтобы резче думалось.

— Ай!

— Я хочу, чтобы ты мне отсосала.

Лиза смотрела на меня перепуганными глазками.

Такими по-детски наивными. Непонятливыми глазенками.

Как будто не могла связать в своей пустой голове две вещи — мой хуй и ее рот.

— Простите, — неохотно опускалась она на колени, чтобы поравняться губами с кожаным ремнем. — Но я не умею.

— Серьезно? — усмехнулся я. — Никогда не сосала член?

— Нет, — мотала она послушной головкой. — Я честно не умею.

— Но ты же видела порнуху. Смотрела эротику.

Девчонка стояла передо мной на коленях и медленно поворачивала голову то влево, то вправо.

Убеждала, что выросла в монастыре. И злой папка ей не разрешал заходить в интернет.

— Я не помню такого. Простите.

Я взял ее за подбородок.

Обнял своей звериной пятерней эту изящную узкую челюсть. По-хозяйски растер большим пальцем ее розовые губки.

А в брюках уже был стояк.

Я чувствовал, как ломит яйца от желания засунуть член меж этих губ. И дать ей как следует прокашляться от пульсирующей головки в горле.

Мне нравились ее телячьи глаза. Беззащитные серые глаза, совсем непохожие на взгляд отца.

У Германа зрачки — как будто волчьи. Ни эмоций, ни страха. Один только расчет. Всегда на шаг впереди.

Для него нет ничего святого. Никогда не прогибается. Всегда строит планы, как вонзить тебе нож в спину.

Но Лиза была не такой.

Она совсем не походила на того ублюдка.

Сколько бы я ни повторял, что она мусор — эти жалостливые глазки пробуждали во мне пошлую скотину. Я хотел ее надеть на хуй и трахать, пока не кончу.

Единственное условие — смотреть в эти глаза.

Хотелось видеть этот овечий взгляд, когда она сосет. Особенно сейчас. Когда я стою над сучкой, а она готовится делать свой первый минет.

— Лейла рассказала мне про ту хуйню, что ты ей наплела. Что якобы ты нихера не помнишь… Вот только все это пиздежь. И ты будешь сосать.

Я решил наглядно объяснить, чего хочу.

И засунул ей палец в рот.

Раздвинул губы и грубо вторгся в это теплое влажное местечко. Давил ей на язык, не оставляя места. Вызывал у малолетки панику.

Она хотела избежать прелюдии, но я не дал ей отползти. И продолжал долбить рот своим твердым толстым пальцем. Он покрывался вязкой слюной, вызывал у девки рвотные позывы.

Лиза кашляла и жмурилась от шока.

Выглядело так, что она и правда целка на все сто. Никогда не брала в рот. Вообще не понимает, что к чему.

Неужели мне придется учить ее с нуля?

— Это правда! — еле вытерпела она и продолжала кашлять, словно заглотнула целый член. Хотя на деле это был лишь палец. — Я не врала, когда говорила, что ничего не помню!

— Ты спизданула ей, будто у тебя амнезия.

— Так и есть, — едва не ревела малая. — Я потеряла память, когда вы напали на меня. Я ударилась головой. А когда пришла в себя — ничего не помнила. Ни имени. Ни фамилии. Кто я и куда ехала на машине…

— Ты реально ничего не помнишь о своей прошлой жизни?

— Это вы мне все рассказали. Вы сказали мне, что я Варшавская. И что мой отец… — умолкла она и не решилась сказать это вслух. — Если это правда, то мой отец — настоящий монстр. Мне даже думать об этом страшно.

— Кто тебя пугает больше? — спросил я и взял ее за руку. Положил ее на член, твердеющий под тканью. — Я или твой папка? Тебе страшнее принять прошлое? Или видеть, как я приучаю тебя к сексу?

Лиза содрогалась и ежилась от ощущений.

Я натирал свой длинный хуй ее хрупкой девичьей ручкой. Она пыталась вырваться, но не получалось. Щеки все больше краснели. Сиськи так аппетитно вздымались при каждом вдохе.

Мне хотелось сжать их и просунуть между ними член. Чтобы она его как следует отполировала языком. А затем впустила в узкую мягкую щель между доек.

И я трахал это дрожащее тело.

Снимал все на телефон. Чтобы потом отправить Герману.

Пускай увидит, чем я занимаюсь с его дочкой.

— Вы, — сказала Лиза с отвращением. — Вы меня пугаете больше… Я хочу домой. Хочу вернуться к отцу и забыть обо всем, что здесь произошло.

— Ха-ха-ха, — смеялся я в ответ.

Это было очень мило. Но она же правда верила.

Так отчаянно верила в чудо.

Что я все еще мог отпустить ее домой.

— Я готова все простить, Анвар. Только верните мне свободу, — вымаливала девочка хоть каплю надежды. — Я никому не скажу. Обещаю. Никому не расскажу, что это были вы. Просто отвезите меня к нему. Отвезите меня к отцу.

Я еще раз посмотрел в эти доверчивые глазки.

Представил, как они слезятся от большого члена в горле.

Как они смотрят на меня исподлобья.

Пока рот отчаянно сосет. Едва достав губами до середины горячего ствола.

Как она надевается на головку снова и снова, делая свою женскую работу.

Что могло быть лучше минета в исполнении Лизы?

Только минет на глазах у Варшавского…

От этой мысли меня передернуло.

Я взял ее за затылок и приблизил к ширинке. Девочка боялась, что я достану член. И она узнает вкус спермы.

15. Сюрприз для папочки

(Анвар)

Пора использовать девку по назначению.

Так уж сильно рвется к папке — пожалуйста. Покажем ее папе в новом амплуа. В роли моей послушной куклы.

Я приказал связать ей руки за спиной. Чтобы было удобнее трахать.

Приказал завязать глаза. Чтобы не видела, куда мы едем.

И не подумала рвануть к Варшавским. Когда мы окажемся с ее отцом в одном помещении.

Он себе даже не представляет, какое зрелище ждет его сегодня. С участием единственной дочурки.

— Машина готова, шеф.

Я взял с собой Лейлу. Хотелось, чтобы она тоже это видела. Мне нравилось испытывать ее терпение.

Ведь терпеливая жена — залог счастливой семьи.

Но каждый раз, когда я приближался к девочке, моя невеста почему-то бунтовала.

Даже теперь. Когда мы ехали на стрелку с Германом.

Она не могла успокоиться и требовала подробностей.

— Что ты собрался с ней делать?!

Лейла сидела рядом и бесилась.

А вот я был предельно спокоен. Потому что наконец-то мог отплатить Варшавскому его монетой.

Теперь он, сука, будет рвать на себе волосы.

— Тебя это не касается, — отрезал я без лишних церемоний.

И опять представил, как его порвет при виде дочери в моих руках.

Измученная. В откровенном пеньюаре.

Как бордельная шмара.

Такой он Лизочку еще не видел.

— Ты же не станешь раздвигать ей ноги на глазах у Германа?!

В салоне повисла пауза.

Невеста у меня не дура. Сразу догадалась, что к чему. Это тебе не пай-девочка без трусиков. Которая едет в соседней машине.

Но Лейла все равно лишь баба. Поэтому проглотит все, что положу ей в рот.

— Я не обещал, что буду с ней сюсюкаться.

— Мне кажется, что ты слегка увлекся!

— Не твое сучье дело, дорогая. Никогда не лезь туда, куда не просят. А данное тебе слово я сдержу. Будь уверена.

Она отвернулась к окну и сердито сопела.

Все не могла смириться, что у меня есть Лиза.

— Как же меня бесит эта сучка в нашем доме!

Я взял ее за плечо и развернул к себе.

— Ты получишь свое, как и договаривались. Эта сучка в нашем доме приближает твою мечту, Багримова. Просто знай это и помни… Особенно когда я буду ее трахать в соседней спальне.

— А если я против?!

— Ты не смеешь мне перечить. Ты женщина.

Не знаю, что на нее нашло.

Но Лейла как с цепи сорвалась.

— Твоя мать ведь тоже была женщиной!

От этих слов меня перемкнуло.

Я на мгновение застыл.

Казалось, я ее сейчас убью.

Возьму за голову и разобью башкой стекло.

— Никогда… — схватил я ее за лицо. — Никогда не смей даже думать, что я поставлю тебя на один уровень с матерью!

Лейла поняла, как сильно провинилась.

Еще бы этого не понять.

Ведь я с катушек слетаю, когда заходит речь о маме.

Пускай запоздало, но моя пассия доперла, что нельзя было так делать.

Ее испуганный взгляд говорил больше, чем любые мольбы.

— Прости, Анвар… Прости… Клянусь, я больше никогда так не скажу…

— Мать была для меня всем! — рычал я, словно зверь. И продолжал держать ее за голову. Будто все еще могу сорваться и убить одним движением. — Ты же — просто моя женщина! Моя невеста! И ты родишь нам сына, когда я со всем этим закончу! Я обещал тебе это с самого начала! И я сдержу, блядь, свою клятву! Если ты будешь хоть немного думать, прежде чем открывать свое тупое хавало!

Выходка Лейлы меня разозлила.

Я снова вспоминал, как мать горела живьем.

Меня не было рядом. Но они все сняли и залили ролик в интернет. Как человека закрыли в машине и подожгли.

КОНЧЕНЫЕ ТВАРИ!

Лиза такая же мразь, как и ее отец.

Поэтому жалости к ней не будет. Ни сейчас, ни потом.

Единственная причина, почему она жива и едет на встречу с Варшавским — это боль. Которую я вызову у Германа.

Чтобы он хотя бы отчасти узнал, с чем я живу все эти годы.

Отчего я просыпаюсь в холодном поту.

И почему уже никогда не смогу полюбить кого-то.

Ведь мое сердце похоронено с ней.

На кладбище, куда вожу цветы каждую пятницу. Независимо от погоды и дел.

Я не могу ее вернуть.

Но я все еще могу наказать урода. Я поступлю с ним так же, как он поступил со мной — отберу у него самое дорогое.

И сделаю это жестко. Чтобы он страдал.

— Герман готов вас принять.

Мы приехали в элитный комплекс, где Варшавский чувствовал себя вольготно. Он привык к исключительной роскоши. Хорошему виски. Отборным шлюхам со страниц журналов.

Здесь он был как рыба в воде.

Но территория ничейная. Ни его, ни моя.

И меня это устраивало.

Сообщил его секретарю, что у меня есть выгодное предложение. Что якобы хочу ему что-то показать. Кое-чем поделиться.

Этого хватило, чтобы взять ублюдка на крючок.

Но и я не врал. Мне реально было что показать большому боссу.

Я вошел в просторный зал переговоров.

Герман был на месте. Рядом — свита. И охрана.

Точно так же, как и у меня.

Мы оба пожимали руку. А в другой — держали нож.

— Приветствую, сынок, — сказал мне Герман.

Словно это не он выжег мою душу до сизого угля.

— Шакал тебе сынок, — ответил я подонку.

И достал из кобуры пистолет.

Положил его на стол между нами.

Под прицелами его охраны.

Но пускай лежит. Этот ствол не для него.

По крайней мере, не сегодня.

— Ты сказал, что у тебя есть кое-что ценное, — говорил Варшавский и курил гаванскую сигару. То затягивался. То выдыхал. Выпуская кольца дыма. — Кое-что такое, что заинтересует даже столь небедного человека, как я.

— Хм… — усмехнулся я хитро. — Есть такое… Приведите сучку.

16. Я забираю твою дочь

(Анвар)

Я украл эту дуру, чтобы отомстить.

Ему — Герману Варшавскому.

Мои люди выследили его дочь по номеру машины. Когда она решила вырваться из-под защиты папки. Доказать свою самостоятельность и взрослость.

Ванильная пизда. Которую родила фотомодель.

Чего еще можно ждать от такого исчадия?

Смазливая на морде, но абсолютно пустая внутри. Только и может, что делать селфи в гостиничных лифтах.

Пока ее папа ворочает миллионами. И развлекается убийством беззащитных людей. Вроде моей матери.

Однако, вот же ирония. Я вызвал Германа на стрелку, чтобы показать, как опускаю его родную дочь.

Глупую наивную целку, которая не стоит ломаного гроша.

Но для Варшавского она — весь мир.

Единственный ребенок криминального гиганта.

И сейчас он предстанет перед папой в совершенно новой роли.

— Ты приехал с невестой? — подметил выродок. Все так же пуская дым от сигары. — Лейла становится лучше с каждым годом. Ты не забываешь выполнять супружеский долг, Анвар? А то ведь, может, мне тоже подключиться? Вдруг твоя красотка недотрахана…

Сучий потрох играл с огнем.

Но я готовил козырь.

— Я привез сюда не только Лейлу.

Посмотрев на невесту, я кивнул затем охране.

Чтобы Умар привел малолетку.

— Ты расширил круг невест, Камаев?

Герман вынул изо рта сигару и одобрительно кивнул.

— Можно и так сказать. Только одна невеста — для женитьбы. А вторая — чтобы просто трахать.

— Ого… — ухмыльнулся Варшавский. — Да ты взрослеешь на глазах. Я уже не узнаю того юнца. Который плакал на могиле своей матери.

Его слова задели за живое.

Я напрягся всеми мускулами тела. Заскрипел зубами.

Меня как током ударило от слов про маму.

И я дернулся за пистолетом.

Всего на мгновение мелькнула фантазия — как я окрашиваю стену в красный цвет.

Его говенными мозгами.

— Да как ты смеешь?!

Но Варшавский только этого и ждал.

— Видимо, мне показалось, — расстроился он театрально. — Ты так и остался пацаном... Убитый горем мальчик. У которого жестокий мир отобрал мамину сисю.

У меня внутри был ураган.

Я ненавидел его каждой клеткой.

В ту секунду хотелось пожертвовать всем.

Только бы схватить его за горло.

Так сильно трахнуть рылом об стол. Чтобы столешница вдребезги разлетелась.

И мне плевать, что будет дальше. Пускай хоть пулю мне в затылок.

Просто я не мог так жить. Я хотел прикончить падлу.

Пускай и сдохнуть. Но забрать его с собой.

— Анвар, — одернула вдруг Лейла, — держи себя в руках!

Она схватила меня за локоть. Не дала подняться со стула.

Только эта нить спасла его от расправы.

Я не замечал его телохранителей. Меня не пугали их стволы.

Меня просто одернула невеста. Вот и все.

Не будь ее рядом — все пошло бы прахом. И я бы сорвался, как это было не раз. И он бы снова победил.

Он всегда побеждал.

Всегда.

Герман всегда все просчитывал — и сразу в дамки.

Но не в этот раз.

Потому что глупая дочь была его слабостью.

— Как там поживает Лиза?

Я задал такой простой вопрос.

Ничего ведь страшного.

Но…

В этот раз уже я наблюдал, как деградирует его довольное лицо.

Выражение меняется. Глаза теряют прежний блеск и браваду.

Он смотрел на меня и как будто видел мои мысли.

Герман словно все узнал без слов. Ведь мы оба понимали, что тут подвох. В моем безобидном вопросе.

— Пошел на хуй, щенок! Моя дочь — не твоя забота!

Варшавский психанул.

Я вывел его из себя одним простым предложением.

Теперь не только он так мог.

Отныне я буду вести игру.

А Герман — лишь плясать под мою дудку.

— А почему ты так занервничал? — улыбался я, зная всю правду.

— Я? — он сделал вид, что ничего такого. — Нервничаю? Пф… С чего бы это, Камаев? Это тебе надо нервничать. Ведь я однажды уже поставил вашу семью на место. Твоя мама тоже говорила, что…

— Лиза никуда не ездила в последнее время?

Его жалкие попытки вернуть меня к вопросу мамы ничего не дали.

Давить буду я. И я уже это делаю.

Давлю. И буду продолжать давить, пока не увижу его страданий.

— Ездила?

Варшавский мотал головой и методично тушил сигару в пепельнице. Тема дочки выбила из колеи. Он почувствовал, что впервые в своей гребаной жизни не контролирует ситуацию.

— Может, твоя дочурка решила вырваться из-под отцовского надзора? Захотела покататься на подаренной тобой машинке…

Я говорил это, а Герман все больше походил на мертвеца. Его лицо становилось серым от осознания собственной слабости.

— Что ты знаешь? — прошипел он, как змея. — Ты ведь явно что-то знаешь.

— Ходят слухи, будто Лиза исчезла.

Я постукивал пальцами по столу.

А Варшавский оттягивал узел галстука, чтобы легче дышалось. Он не знал, как поступить. И что сказать.

Вот уж правда не похоже на Германа, которого я привык видеть.

Этот был уязвим. Этот боялся. Этот не понимал, что происходит.

Этот Варшавский мне нравился гораздо больше прежнего.

Именно таким я хочу его видеть.

— Это ложь! — сказал он громко. Но неубедительно. — Это неправда! Моя дочь никуда не исчезла! Она в целости и сохранности! И сейчас она в надежных руках… Тебе до нее не добраться, ушлепок.

Я выслушал его храбрую речь. Откинулся на спинку стула.

И нагло оскалился.

— Конечно ложь. А как же. Абсолютная неправда, Герман. Лиза не исчезла. Она в целости и сохранности. И сейчас находится в надежных руках. — Я соединил ладони в замок, будто демонстрируя те самые руки. В которых находится его прелесть. — И только последнее — пиздежь. Ты ошибся. Потому что я до нее уже добрался.

Дверь распахнулась.

И в зал вошла девчонка.

17. Кровная месть

(Анвар)

Варшавский надругался над моей матерью.

И это превратило меня в животное. Настоящую скотину.

Я никогда не был добрым.

Но то, как он поступил с ней — оно убило во мне любую жалость.

Герман сделал из меня машину. Циничное создание с одним-единственным богом.

Этот бог — кровная месть.

Поэтому я наслаждаюсь, унижая Лизу.

Она — справедливая плата за мои потери. Именно поэтому я ее похитил у отца. Именно поэтому я ее подчинил. Поэтому я привез ее на стрелку с Германом.

Я просто хотел, чтобы он видел.

Как я имею его дочь.

Чтобы он визжал, как свинья.

Глядя на свою нежную девочку.

В моих звериных лапах.

— Лиза?! — застыл Варшавский.

Он не мог поверить, что это правда — я добрался до его невинного цветочка. Такой аппетитной, никем не обласканной орхидеи.

Ведь папа так тщательно скрывал от мира ее нераскрытый бутон. Берег для самого выгодного партнера.

И тут вдруг я.

Сорвал и нагло внюхался в этот сладкий аромат целки.

— Она не будет с тобой говорить. — Взяв со стола пистолет, я подошел к девчонке. — Лиза слушается только меня. И выполняет абсолютно все, что я скажу. Да, Лизок?

Она послушно кивнула.

И это порвало ее отца на клочья.

— Да как ты осмелился, урод?!

Нас разделял стеклянный стол переговоров.

Он был рассчитан человек на двадцать. Длинный и широкий. Делил пространство аккурат на две половины.

С одной стороны — Варшавский со своими людьми. С другой стороны — я со своими.

И дочка Германа со связанными за спиной руками. С повязкой на глазах. И соблазнительным кляпом во рту, чтобы молчала.

Сегодня ее рот мне нужен только для одного.

Для секса. А говорить с папашей буду я.

— Ты думал, я спущу тебе с рук убийство матери?

Я посмотрел на Германа с насмешкой.

И нагло облизал лицо его дочурки.

Жирно прошелся языком по нежной щечке.

И вкус был приторно-соленым.

— СУКА! — трясло его от гнева. — Тебе не жить, сучара! Ты труп!

— Теперь смотри, что ты наделал. Это ведь твоя вина. Что Лиза превратилась в мою шлюху.

Лицо Варшавского побагровело.

Еще минуту назад он терялся в догадках, где же его прелестное чадо.

А теперь все оказалось так банально и грубо.

Что он не мог поверить в правду.

Скрипел зубами. Сжимал кулаки так сильно, что был слышен хруст перстней на пальцах.

Герман пылал ненавистью.

Он хотел убить меня без промедлений.

Но проблема в том, что я убью тогда и Лизу.

— Ты жмур, Анвар! Ты жмур! — повторял упырь, сотрясая воздух. — Я буду убивать тебя медленно! Я срежу с твоей морды шкуру и сделаю маску! Буду мучить тебя так долго, что ты начнешь молить меня о смерти! Ты будешь молиться на пулю в лобешник! Ты слышишь меня, сука?! Ты слышишь, Камаев?!

Но у меня внутри даже не дрогнуло.

Все эти вопли звучали как мелодия. Для меня они были музыкой. Потому что я к этому шел. Я этого ждал.

Я мечтал о дне, когда Варшавский будет в отчаянии.

Когда старика накроют эмоции. От осознания своей беспомощности.

— Нет-нет-нет… — Я приставил к ее голове пистолет. — Только рыпнись — я нажму на спусковой крючок.

— Я тебя спалю, как и твою плаксивую мамку!

Это было жалко.

И абсолютно предсказуемо.

Старые приемы на меня уже не действуют.

— Ты ничего не контролируешь, пидор. Теперь условия диктую я. И если ты не хочешь по-хорошему — давай тогда по-плохому… Застрелить твою малышку?

Я вжал холодный ствол в эту хнычущую башку.

И был готов стрелять.

Но Герман не мог мне позволить.

В отличие от меня тогда — с матерью — у него был выбор. Он имел возможность повлиять на исход.

Поэтому вцепился в шанс, как тонущий — за соломинку.

— Нет! — выкрикнула эта тварь.

Вот только я не послушал.

Вместо этого нагнул девчонку.

Вжал ее щекой в стеклянный стол.

И приставил к виску заряженный пистолет.

— На счет три, — сказал я и характерным движением снял предохранитель. Это предвещало скорый выстрел. — Раз…

— Стоп! — орал Варшавский.

И пытался прорваться на нашу сторону.

Но в рыло смотрели автоматы Камаевых.

Умар костьми ляжет, но не подпустит его ближе.

— Два… — продолжал я отсчет.

И слышал всхлипы девочки в моих руках.

Она тряслась от страха. И готовилась к худшему.

А вот сам я кайфовал.

Мне уже давно не было так хорошо, как в то мгновение.

— Открыть огонь?! — спрашивали Варшавского его шестерки.

А он махал руками, заграждая дочь.

— Нет! Отбой! Не открывать огонь! НЕ СТРЕЛЯТЬ!

Я напряженно выдохнул и произнес:

— Три.

На долю секунды я представил, что он промолчит.

Что Герман ничего не сделает для спасения дочери.

И она бесславно сдохнет как дань за старые грехи отца.

Но когда я решил высвободить пулю из патрона…

Он упал на колени.

И признал мою победу.

Герман взмолился.

Сложил ладони и поднял их к небу.

Только бы я пощадил его родную кровь.

— Не убивай ее, прошу!

Моя рука застыла на оружии возмездия.

Под дулом плакала девчонка. Я едва держался, чтобы не всадить в нее кусок свинца. Настолько приятно было наблюдать за Германом в ту минуту. Смотреть, как он паникует.

Им руководил обычный страх. В глазах читался ужас.

Он был готов на все, только бы я вернул ему малолетку.

И он верил, что это возможно. Не знал о моих планах.

Не понимал, что Лизу я не отдам.

Уже никогда.

18. Незнакомый жар

(Цветана)

Наконец я встретила отца.

Так хотела услышать его голос.

Умоляла Анвара вернуть меня в семью.

Мечтала избежать первого секса. С ним. С этим жестоким ублюдком. По фамилии Камаев.

Отец молился, унижался перед мучителем дочки. Он был готов отдать Анвару все, что тот захочет.

— Умоляю! — плакал он так искренне и горько. Что я сама едва держалась. Чтобы не рыдать. — Отпусти мою бедную Лизочку! Я дам тебе все, чего попросишь! Абсолютно все!

Но Анвар был как скала.

Бездушная и твердая порода. Которая только и может, что делать больно. Сжимать мое горло. Наматывать на руку волосы. И прижимать к моей щеке холодное оружие.

— И что ты мне предложишь, старый хуй? — бросил Камаев с пренебрежением.

— Я дам тебе любую сумму! — не мелочился отец. — Только отпусти ее! Отдай ее мне! И ты получишь все обратно… Ты ведь хочешь вернуть свою долю, правда?

Но Камаеву было мало.

— Ты думал, я пришел вернуть украденные тобой активы? Все то, что ты загреб после смерти отца, а затем — и матери? Хах… — насмехался он, дыша на мои волосы горячим воздухом. — Этого недостаточно.

— Хорошо, я понял, — говорил отец дрожащим голосом. — Разумеется, ты хочешь больше. Я понимаю, Анвар. Я поступил неоднозначно. Ты зол. Но давай ты назовешь мне сумму и отпустишь Лизу. Ведь я ее столько искал, а ты…

— …Нашел ее первым, — продолжил Камаев, не отпуская меня ни на миг. Приставив к уху пистолет. — Я давно ее пас. И просто воспользовался моментом. Когда она была одна и ехала по городу. Это было очень просто. Как дважды два. Я вытащил ее из тачки и вытряс из нее все ваше семейное дерьмо. Теперь она шелковая девочка. И будет слушаться меня. Только меня… А я ее буду трахать.

— Нет! — взорвался отец.

Для него это были адские муки.

Он приходил в настоящую ярость.

Представляя, что сделает со мной Анвар.

И Камаева это забавило.

— Буду, — чеканил он токсичные слова. — Трахать.

— Отдай ее! Слышишь?! Отдай!

— Нет. Теперь она моя… Око за око. Зуб за зуб. Я сделаю с ней то, что ты сделал с моей матерью.

Анвар снял с меня кляп. И на секунду я решила, что должна кричать, раз рот свободен.

Но как только я разомкнула губы… Их обожгло огнем.

Незнакомым ранее жаром. Влагой. Страстью.

Я почувствовала поцелуй мужчины.

Колючий, жесткий. Непредсказуемый и властный.

Анвар так резко впился в мои губы, что я не успела крикнуть. Выдавить хоть слово. Даже вдоха не было перед этой страшной пыткой.

Когда его язык так упорно и сладко трется о мой. Заполняя всю полость рта. Не позволяя мне уйти от испытания.

И я горю в его руках.

Прикованная к губам бессердечного урода.

Злейшего врага отца. Прямо у него на глазах.

Он сделал это специально. Чтобы я страдала. Мучились мы оба.

Чтобы подчеркнуть свою власть и силу.

Он использовал меня как вещь.

Свою мягкую и теплую. Живую куклу.

Которую можно целовать, ласкать. Которой можно массировать грудь. Лизать лицо. Засовывать пальцы в рот, чтобы она чувствовала себя куском мяса.

А что будет дальше? Что он сделает со мной, если отец не сможет вырвать дочь из лап подонка?

— Нет, Камаев, нет! — кричал отец.

И я рисовала во тьме его гримасу боли.

Глаза были завязаны, но я четко представляла, что творится у него внутри. При виде этой страшной картины.

— Я буду целовать ее, когда хочу, — дышал Анвар нездоровым притяжением ко мне. — Буду лизать ее и сосать, где мне вздумается… Я буду ее трахать — пердолить во все дыры каждый день, Варшавский!

— Скажи же, сука, наконец — чего ты хочешь от меня?! ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?!

Отец не мог это терпеть и был уже в отчаянии.

Но Анвар готовил жуткую новость.

Он перевел дыхание. Еле ощутимо прикоснулся губами к моему горячему лбу.

А затем сказал:

— Хочу, чтобы ты признался в убийстве Изабеллы Камаевой… Чтобы ты публично сознался в преступлении. Сам пришел в полицию и попросил надеть наручники. На свои кровавые руки.

— Ты просишь невозможного… Ко мне не прикопаться. Ты ведь знаешь. Никто не докажет.

— Хочешь спасти дочь — сядь на зону за убийство женщины. Как вонючий насильник. Чтобы тебя годами опускали зеки… А если нет — ты пожалеешь, — процедил Анвар сквозь зубы. — Пожалеешь, что не убил ее сам. Когда была возможность. И не освободил девчонку от страданий.

Он вывел меня из здания, так и не дав увидеть отца.

Я слышала его крики. Угрозы. Проклятия в адрес Камаева.

Но все равно возвращалась в ад. Свой персональный кошмар.

Где я танцую, как марионетка. А управляет мной — Анвар.

— Куда едем, шеф? Домой?

— Домой? — посмеялся Камаев. — Никаких домой. Я только разошелся… Едем в клуб. Хочу развлечься. А то ведь Лиза даже целоваться не умеет. Пора научить эту сучку вести себя с мужчиной.

19. Мирослав

(Цветана)

Анвар не собирался возвращать меня отцу.

Он только показал ему дочь.

Жестоко подразнил. Поиздевался.

Ему было приятно от страданий Варшавских. Неважно кто это — я или папа. Камаев кайфовал от нашего горя и хотел еще.

Меня бросили в машину.

Отвезли в какой-то салон красоты.

Там меня умыли, причесали. Умар привез блестящее черное платье. Которое мне тут же приказали надеть.

— Хочу тебя видеть в этом наряде, — сказал Камаев.

И это звучало как приказ.

Он хочет — я выполняю.

— Но я не могу, — ответила я робко.

И у Анвара вырвался смешок. От нервов.

— Что? — выдохнул он и облокотился на косметический столик. Заставив столешку скрипеть под весом сильного мужчины. — Хочешь, чтоб я порвал на тебе пеньюар и нагую на хуй посадил?

— Я не могу… — дрожал мой голос. — Не могу это надеть… потому что нет белья.

— Неправда. Оно есть.

Камаев вытащил из бутичного пакета комплект.

Красивый черный лифчик с кружевом.

И легкие тонкие трусики в тон.

— Мне это надеть?

— Хочу, чтоб ты надела. Да. И быстро, — добавил Анвар, смотря на золотые часы. — Я забронировал нам стол в элитном клубе. Будет весело. Тебе понравится, Лизуля.

— Не уверена…

— Тебя ждет незабываемый опыт. В ежовых рукавицах папки ты такого точно не делала.

Я переоделась в примерочной, как и велел Анвар.

Надела черное, приятное телу белье. Облачилась в тесное платье. Оно сильно подчеркивало грудь и бедра.

Наряд оказался таким коротким… Еще короче пеньюара. И я все никак не могла привыкнуть — стояла перед зеркалом и машинально обтягивала низ.

Мысль появиться так в людном месте казалась дикостью.

Но вскоре мне сделали комплексный макияж. Добавили ресниц, накрасили ногти. Освежили губы — блеском со вкусом вишни.

И мы отправились в ночное заведение.

Царство алкоголя, голых женщин на пилоне.

И разврата.

— Добрый вечер, — встретил нас мужчина в дорогой одежде. Но без бейджа на лацкане пиджака. — Рад вас снова видеть, Анвар Максудович. И вашу юную подругу… Познакомите?

Он взял меня за руку, чтобы галантно поцеловать.

Но Камаев не назвал моего имени.

Лишь брезгливо бросил "это":

— Моя подстилка. Ничего особенного. Может, подстелю ее под себя в вип-комнате. Для этого и взял сюда — развлечься. На ваших роскошных кожаных диванах.

Сказать такое в открытую — солидному мужчине?

Это же каким уродом надо быть, чтобы так не уважать людей?

Но человек в костюме только улыбнулся.

— Мой клуб — твой клуб, Анвар. Можешь ее трахать, где захочешь. Хоть и на сцене. Лишь бы Лейла не ругалась.

— А она не против, — соврал Камаев. — Кстати, где она? — Выхватив из толпы Умара, Анвар спросил начальника охраны: — Где моя невеста? Куда запропастилась Лейла? Ты не видел?

— Сейчас найду, — кивнул Умар.

И отправился на поиски Багримовой.

В то время как я осталась наедине с чудовищем.

Мерзавцем, который привез меня в ночной клуб.

Чтобы "трахать на роскошных кожаных диванах".

— Замерзла? — выдохнул он горячим воздухом. Заслоняя собой танцующих под музыку людей. — Я могу согреть.

Он стоял ко мне вплотную.

Я практически упиралась в его твердую грудь под белой рубашкой. А он смотрел на меня сверху вниз. И наслаждался видом.

— Не надо. Здесь и так очень жарко.

— Это еще не жарко. Вот когда мы зайдем в приватную комнату — вот тогда будет жарко, Лизочка… Только ты дрожишь вся. Почему-то.

— Это не от холода, — пояснила я, опуская взгляд. — Мне страшно. Я не хочу, чтобы это случилось.

— Не стоит бояться того, чего не избежать. А? — он взял меня за подбородок и попытался сомкнуть наши губы. — Давай же. Покайфуй вместе со мной.

Но я вырвалась из объятий.

Дернулась в сторону. И посмотрела на людей.

Здесь была иллюзия выбора. Иллюзия безопасности. Ведь если закричу… Если я вырвусь и сбегу от него. То… Что тогда?

Мне здесь кто-то поможет?

— Простите, но мне сложно.

— Сложно? — повторил Анвар и сократил расстояние одним шагом. — Здесь нет ничего сложного, дура… Смотри.

Он обнял мой затылок.

И прижался ртом к накрашенным губам.

Вонзился жадным грубым поцелуем. Как тогда — перед отцом.

Только в этот раз я могла препираться. Руки свободны.

Я попыталась оттолкнуть Анвара.

Но все тщетно. Ничего не получается.

Он нагло целует меня при всех.

Сосет мои губы. Просто пожирает их, царапая щетиной.

А его язык — он словно проклятие. Наказание, от которого не скрыться.

Как я ни пыталась увернуться, но его язык касался моего. Он натирал его, ласкал. И сдавливал жаждой войти как можно глубже.

— Боже… — выдохнула я, когда он прекратил.

И отпустил меня. Закончил этот гадкий. Приторный. Жаркий и такой горячий поцелуй.

Губы пылали. Я их трогала. Смотрела на пальцы.

Было такое чувство, что они в крови. Что он меня порезал. И поэтому жжет.

Вот только жжение было не только снаружи. Не столько на губах, сколько у меня внутри. И я не понимала, что со мной происходит.

Меня это ужасно пугало.

Я смотрела по сторонам и надеялась кого-то узнать.

Хотя бы кого-то. Кто мог бы меня спасти и вытащить из этой ловушки. Защитить от еще большего падения в бездну.

Вырвать из цепких лап чудовища с фамилией Камаев.

И тут меня за локоть взял какой-то парень.

— Цветана? — произнес он незнакомое мне слово. Но внутри так странно что-то щелкнуло. И завертелось. — Это ты? Какого черта ты здесь делаешь?!

— Простите, но я вас не знаю…

У меня свело горло от неожиданности.

Смотрела на него. И казалось, что видела раньше.

А еще этот голос… Я его слышала. Только где?

— Не знаешь меня? — был он ошарашен. Будто услышал оскорбление. И на красивом молодом лице проступила злость. — Я Мирослав… Я твой парень!

20. Я не могла иначе

(Цветана)

Меня по ошибке назвали Цветаной.

Незнакомый парень в ночном клубе. Он просто подошел и развернул меня к себе. Чтобы позвать чужим именем.

Но почему? Он просто обознался?

Наверняка это случайность. Правда?

Люди ведь часто путают кого-то с кем-то…

Вот только обычно они не говорят.

Что ты их девушка.

— Простите, — была я совершенно обескуражена. — Разве мы знакомы? Я вас не помню.

Вырвавшись из хватки, я направилась к Анвару.

Но уже через секунду незнакомец снова заградил мне путь.

— Цвета, что это за шутки?!

Он повторял это имя снова и снова.

Будто был уверен на все сто.

Я — это точно она. Та самая Цвета.

Но ведь я не Цветана. Я Лиза.

— Лучше вам уйти, — произнесла я с дрожью в голосе и глянула на Анвара. — Ему это может не понравиться.

— Кому это "ему"?! — Но я не отвечала. — Цветана Васильева! — заявил незнакомец так громко. Что на него оглянулись остальные. — Почему ты убегаешь?!

Камаев приобнял меня и посмотрел на Мирослава.

— Что за камикадзе? Твой дружок? Подрачивал на фотку Лизы Варшавской?

— Нет, — трясла я головой. — Мы не друзья. И я его не знаю.

А самой было так страшно, что Анвар его накажет. Я ведь помнила, как он расправился с Даньяром.

Он тогда четко сказал.

Убьет любого, кто притронется ко мне хоть пальцем.

— Он что, пристает к тебе? — ухмылялся Камаев. — Пытался лапать?

Для Анвара это было развлечение.

На лице застыла нездоровая улыбка. Как звериный оскал. Его клыки предчувствовали кровь.

А руки моего персонального подонка просто чесались.

Надвигалось нечто страшное. И люди это чувствовали — отходили подальше от Мирослава.

— Кто ты такой?! — спросил отчаянный парень.

И даже не подозревал, что его ждет через минуту.

— Это мой вопрос, уебок, — бросил Анвар. И принялся закатывать рукав своей рубашки. — Ты трогал мою девку? Прикасался грязными руками к моей сучке?

Мирослав заскрипел зубами и хотел возразить:

— ОНА, — чеканил парень и показывал на меня. — НЕ. СУЧКА.

Но уже через мгновение Анвар его ударил.

Нанес удар ужасной силы. Кулаком по лицу.

И парня впечатало спиной в толпу зевак.

— О господи, Анвар! — сжалась я от внутренней боли. При виде этой чудовищной картины. — Прошу, не надо! Прекратите это делать!

— Прекратить? — хихикнул он и тряхнул той самой кистью. Которой собирался до смерти забить случайного человека. — Он прикасался к моей собственности. А за такое принято платить.

С этими словами он подошел к Мирославу.

И ударил того в живот.

Толпа завыла. Но, скорее, от экстаза.

Им было интересно снять на телефон, как жестокий бандит издевается над парнем.

И самое главное — я чувствовала себя виноватой.

Все из-за меня. История повторялась.

Это все из-за меня. Хотя я ничего не сделала.

Он просто ошибся. Перепутал. Обознался.

Но если это правда…

То почему же мне так жаль этого Мирослава?

Почему у меня сердце кровью обливается каждый раз, когда он стонет от побоев? Каждый новый удар — как лезвием по израненной душе.

Кто он? Почему он подошел ко мне?

Я не хочу, чтобы парень погиб!

— Пожалуйста! — Я бросилась к Анвару и схватила его за плечо. Пыталась помешать ударить снова. — Не бей его! Я умоляю!

— Так вы с ним правда знакомы? Ты его знаешь? Ходила с ним за ручку, что ли?

— Я не… — душили меня слезы от беспомощности. Ведь я просто могла все забыть. — Я не помню… Не знаю… Но, может, мы с ним уже виделись и… Он говорит, что я его девушка.

— Говорит, что ты его девушка? — повторил Анвар с насмешкой. Но затем его лицо насытилось гневом. — Тогда ему не жить. Я убью пацана.

Он поднял Мирослава за шиворот.

И начал методично избивать его кулаком.

Камаев бросал его о стены. Бил лицом о барную стойку.

В конце концов — поднял разбитую бутылку. И приставил ее к горлу Мирослава.

Едва в сознании. Он не понимал, что происходит.

И только повторял. Стонал. Шептал. Одно и то же слово.

— Цвета… — слышала я снова. И опять. — Цветана…

На шум прибежала охрана клуба.

Но они не помешали драке.

— Спокойно, парни, — дал им знак Умар. — Тут все нормально… Бос разбирается с хулиганом. Наверное, пристал к девчонке.

Все смотрели, как Анвар прижал Мирослава к стене.

И вдавил в его шею край разбитой винной бутылки.

Камаев дышал тяжело. А в глазах читалась решимость.

Он просто жаждал крови. Уже буквально видел, как разрезает горло. И бросает парня на пол. Будто он не живое существо. А обычный мусор под ногами.

Сцена, полная жестокости.

— Скажи, пускай все выйдут! — приказал Камаев. — Живо! Я не хочу свидетелей! Умар!

Начальник охраны послушал босса. И вместе с другими телохранителями начал выгонять людей из зала.

А стекло бутылки все сильнее прижималось к телу.

Оно резало кожу. Протыкало ее. Заставляло парня ежиться от боли. Но Анвар уже все решил за него.

Раз людей выгоняют, то они — просто лишние свидетели.

И Мирослав погибнет.

— Цвета… — выдохнул он снова.

С огромным трудом.

И это стало последним его словом.

Перед казнью.

— Не следовало лезть к моей девчонке! — процедил Анвар.

И напряг ладонь, чтобы убить.

Но я чувствовала, что должна его спасти.

Он не Даньяр. И не сделал мне плохого.

Тот парень вообще ничего не сделал. Он просто спутал меня с кем-то. Перепутал со своей девушкой.

Разве он виноват?

— Анвар, — обняла я Камаева за руку. — Не надо. Умоляю. Отпусти его. Пожалей. Не надо убивать. Прошу…

У меня катились слезы.

Я видела все расплывчатым. Нечетким.

И эти слезы — из-за Мирослава.

Я была обязана его спасти. Не знаю, почему.

Но я должна.

— На меня это не действует! — прорычал Анвар подобно зверю. — Ты всего лишь баба… А баба никогда не сможет на меня влиять.

21. Он его чуть не убил

(Цветана)

Анвар его чуть не убил.

Если бы я не вмешалась, Мирослав бы точно погиб от рук Камаева. Симпатичный парень с изумрудными глазами.

Он посеял во мне зерно сомнения.

— Говорит, что она его девушка, — насмехался Анвар. Объясняя Умару, что стало причиной избиения. — Заявил права на Лизу, представляешь. Якобы она принадлежит ему. А не мне.

Камаев выпустил из рук окровавленный шиворот.

И Мирослав без сил опустился на пол. Натурально сполз по стене. Оставляя алый след на штукатурке.

— Что с ним делать, шеф?

Начальник охраны присел возле парня и проверил пульс.

Анвар на секунду задумался.

Наверняка мозг рисовал, как Мирослава сбрасывают в канаву. Или добивают. Выстрелом в висок.

Но я взяла его за руку.

Положила ее себе на талию.

И сбивчиво сказала:

— Смотри лучше сюда. Ты ведь хотел близости, правда? Хотел меня взять на кожаном диване? Тогда пойдем и сделаем это…

Я шла на жертву осознанно.

Понимала, что все равно это случится. Уже сегодня.

Тогда зачем так дорожить своей невинностью? Раз она уже принадлежит Анвару.

Я лучше обменяю ее на чью-то жизнь.

Спасу зеленоглазого парня. Пока желание трахать меня сильнее жажды убивать.

— Ничего не надо делать, — выдохнул Анвар. — Просто убедись, чтобы эту мразь вышвырнули из клуба. И больше не пускали.

Он медленно тянул за узелок. Которым завязана бретель моего облегающего платья. И узелок развязывался. Платье опускалось. Обнажая верх груди.

Сердце дрожало. Но я сама пошла на сделку.

Сделала такой ужасный выбор.

Главное, что Мирослав остался жив. Кем бы он ни был на самом деле. Ведь если бы он умер из-за меня — я бы себе не простила.

— Спасибо, — выдавила я с трудом.

И едва совладала со страхом.

Все развивалось слишком быстро.

И дороги назад не осталось.

— Только паспорт забери того подонка, — добавил внезапно Камаев. Почему? Зачем им его паспорт? — И телефон… Добивать не надо. Он и так еле живой. Пусть будет ему уроком. А ты мне нужен на охране вип-комнаты. — Он посмотрел мне в глаза. И озвучил грязные мысли. — Не хочу, чтобы кто-то мешал мне трахать Лизу.

После этих слов он впился ртом в мою шею.

Как будто кровожадный зверь. Как волк.

От неожиданности я вскрикнула. Уперлась руками в его плечи. Но сопротивляться не решилась. Я ведь сама пообещала быть послушной.

И только убитые горем глаза.

Зеленые. Кажущиеся такими знакомыми. Взгляд полуживого Мирослава вызывал мурашки больше, чем рука Анвара.

Которая спускалась у меня по животу.

Так остро обжигала теплом. И наглостью.

Он шел без тормозов. И через пару секунд шершавая ладонь добралась до промежности.

— Ах! — не выдержала я от шока.

Попыталась вырваться из хватки.

Но Анвар лишь крепче вжал меня в барную стойку. Чтобы я не вывернулась. Не сбежала.

И просунул руку мне под платье. Прямо к трусикам.

Я ощутила его пальцы там. На половых губах.

Он их раздвинул. И прошелся по горячей влаге.

Я ничего не могла поделать.

Камаев сосал мою шею. Причиняя сладкую боль.

Он сдерживал меня одной рукой. Пока вторая натирала клитор. Заставляла ежиться, плясать от адских ощущений.

Я кусала губы, чтобы выдержать пытки.

А он довольно сопел, облизывая шею.

У меня за ухом.

Посасывал щеку. Губы.

Его жадный рот был повсюду.

И это продолжалось, пока перед нами не возникла Лейла.

— Ты бы хоть водки дал ей, — произнесла она, сверля меня своими черными глазами. — Она ведь деревянная совсем. Тебе ее ломать придется об колено, чтобы отыметь.

Анвар отвлекся на минуту.

Ему не было стыдно перед невестой.

Он был готов меня лизать и даже больше. Багримова не являлась преградой. Он знал, что Лейла стерпит все. Только бы Камаев взял ее в жены, когда я исчезну из их роскошной жизни.

И все же он вытащил руку у меня из-под платья.

Дал бармену знак, чтобы тот налил алкоголя.

Анвар прополоскал в рюмке пальцы. И залпом выпил содержимое. После повторил свой жест. И бармен налил еще.

— Выпей, — сказал он и придвинул ко мне рюмку. — Тебе полегчает. Лейла права. Не будешь такой зажатой. Станешь податливей… По пьяни это сделать всегда проще. Верно, Лейла?

Его невеста отмахнулась и взяла себе коктейль.

— Мой первый раз был не по пьяни. Он был с тобой. После того, как наши отцы договорились об этом, — говорила Лейла то ли с сожалением. То ли напротив — с гордостью. Но звучало это дико. — После того, как твой отец выплатил моему щедрый калым. — Она пригубила. И на время опустила свой ведьминский взгляд. — Ты стал моим первым… Первым и единственным. Других у меня никогда ведь не было, Анвар. — Она подняла на меня глаза. И затем обратилась к жениху. — А у тебя?

Анвар взял рюмку.

Пальцами раздвинул мои губы. Чтобы влить мне в рот спиртное. Обжигая горло горькой водкой.

— Я тебе не клялся в верности, родная. Так что прости. Лиза — это другое.

Я проглотила алкоголь. И начала кашлять.

— Это очень мило, — саркастично улыбалась Лейла. — Я рада, что она — это другое.

Подумав с минуту, я выпила еще одну стопку.

Уже сама. Анвар не заставлял.

Но так у меня больше шансов выполнить обещанное.

— Умар! — махнул Камаев в сторону вип-комнаты. — Никого не подпускать. Я буду занят несколько часов.

22. Стриптиз для палача

(Цветана)

Камаев отвел меня в приватную комнату.

Музыка и освещение там приглушенные.

Повсюду — роскошь, кожа. Красные тона.

И небольшая сцена с шестом для стриптиза.

— Станцуй мне, Лизок. Не стесняйся. — Он расстегивал верхние пуговицы рубашки. И присаживался на диван. — Тут все свои.

Лейла не хотела садиться. Но жених настоял.

Анвар притянул ее за руку и посадил себе на колени.

А я стояла истуканом.

Даже смотреть туда боялась — в сторону шеста. Я не представляла, как это делается. Знала только, что придется раздеваться.

— Вы хотите, чтобы я танцевала на пилоне?

— Конечно, — кивнул мой персональный зритель. — Хочу увидеть, как ты крутишь попкой. Извиваешься на палке, словно шлюха. Хочу, чтобы ты раскрепостилась. Стала похотливой сучкой. Показала мне другую Лизу. Другую себя.

— Другую себя? — повторила я.

И в голове опять звучало имя. Цветана.

Почему Мирослав называл меня так?

Что бы это значило?

— Танцуй! — хлопнул в ладоши Камаев.

Но я не решалась шагнуть на подиум.

— Я не знаю, как.

Некоторое время он сидел на диване и ждал. Но затем оттолкнул невесту и подошел вплотную.

Анвар схватил меня за затылок, глубоко зарыв пальцы в волосы.

И отчеканил, смотря в глаза. На расстоянии сантиметра между нашими губами.

— Или танцуй. Или я сам сдеру с тебя блядское платье.

Камаев жестко отпустил меня и сделал музыку погромче.

Не имея времени подумать. Я вышла на мини-сцену и взялась рукой за шест.

Он был холодным. И пах развратом. Пах сексом.

Мне казалось, что я уже становлюсь потаскухой. От банального прикосновения к пилону.

Хотя на самом деле я просто пьянела.

Выпитая водка делала свое. Мои движения становились более раскованными. Я все меньше понимала, что творю. И все меньше контролировала поступки.

Начиналось то, для чего меня привезли в ночной клуб.

Я танцевала перед первым сексом.

— Она тебе нравится как девушка? — спросила вдруг Багримова.

И Анвар самодовольно откинулся на спинку дивана.

В то время как я обняла железный шест. И прошлась по подиуму. Привыкая к роли стриптизерши.

Играла ритмичная музыка.

Освещение менялось по цвету и насыщенности.

Поэтому я то окуналась в сумерки. То слепла от прожекторов, направленных в глаза.

Но продолжала кружить.

И вскоре сделала что-то вроде соблазнительного реверанса. Надеялась хоть как-то развлечь Камаева. А заодно — утихомирить свой страх перед физической близостью.

— Мне нравится ее застенчивость, — признался Анвар. — Нравится, как она дрожит от неуверенности. Как она пасует перед наглостью. Как она надеется растопить мое сердце. Не понимая одной простой вещи.

Я терлась поясницей о шест.

И попутно слушала его слова.

— А что это за вещь? — спросила Лейла.

Смотря то на меня. То на суженого.

И Анвар цинично ответил:

— У такой скотины, как я, априори не бывает сердца. Я просто конченый ублюдок. И умею делать только больно. — Анвар занял широкими плечами половину дивана. И дал мне указание. — Не маринуй так долго — раздевайся. Сделай так, чтобы встал.

Прозвучало, словно вызов.

В танце я была деревянной. Но самое простое понимала — надо снять одежду. И сделать это красиво.

Поэтому я развязала второй узелок на платье. Чтобы бретели не держались на плечах.

Камаев внимательно смотрел, как я медленно стаскиваю наряд. Все больше обнажая кружева бюстгальтера.

Покачивала бедрами и обнажалась дальше — еще ниже. Я стаскивала платье с живота. Ткань опускалась к пупку. Затем еще ниже. Пока не дошла до тонких трусиков.

И на этом месте Анвар шевельнулся.

Он наклонился вперед, словно хотел поближе рассмотреть мои движения. Линии моего полунагого тела. Дизайн белья.

В конце концов — мои глаза. Когда я обнажаюсь перед ним.

Стало даже интересно.

Неужели получилось? Его заинтересованность — это знак, что вышло? Он возбудился?

— Иди ко мне, — сказал Камаев. — Хочу приватный танец. На диване.

Избавившись от платья. Я шагнула вперед.

На шпильках подошла к дивану.

И застыла возле Анвара.

Он обнял меня за ягодицы. И лизнул низ живота. Прямо над линией трусиков.

О господи. Это было так остро.

Не будь я пьяна — уже извивалась бы от ужаса.

Но в ту минуту мне было… Даже приятно.

Именно так. Я впервые ощутила удовольствие. С Анваром.

Я закрыла глаза. И прислушалась к чувствам.

Наслаждалась теплом языка на нежной коже. Натиском пальцев на ягодицах — ощущала, как они впиваются в тело. Оставляя красные пятна от нажима.

А рот мужчины опускался ниже.

Камаев стаскивал с меня трусики. Делал это постепенно. Чтобы языком дразнить беззащитную кожу. Ткань ее больше не прикрывала. И Анвар этим нагло пользовался.

Я стояла перед ним, упершись руками в сильные плечи.

Пыталась сжать плотнее бедра, чтобы не оставить доступа к паху. Но он все равно получал свое. И заставлял меня краснеть. Кусать пересохшие губы.

Меня натурально развезло от алкоголя.

И страх потери девственности притупился.

Только жуткие ведьмовские глаза его невесты — они не позволяли полностью забыться. И дать Анвару отыметь меня, как ему хочется.

— Полезай на меня, малышка, — выдохнул он и буквально вытащил меня на диван. Заставил оседлать его, словно я наездница. — Какие же сочные у тебя сиськи…

Камаев впился поцелуем в мою грудь.

Ласкал ее губами. Языком.

А под собой я ощущала твердый член.

23. Слишком большой

(Цветана)

После водки было уже не так страшно.

Станцевав стриптиз для Анвара, я перешла на диван. И оказалась полностью в его власти.

Он лизал мою шею. Плечи.

Больно сжимал грудь.

Он заставлял меня двигаться. Чтобы я не сидела на нем, а буквально гарцевала, как на коне. Словно я в седле. И моя задача — обкатать животное под собой.

— Я хочу тебя трахнуть, — говорил он с хрипотцой. Лизал у меня за ухом. И озвучивал грязные мысли. — Хочу надеть тебя на хуй. И жестко отыметь.

Но я была девственница.

И не делала этого раньше.

Поэтому доверила процесс Камаеву.

Он расстегнул мой лифчик. Обнажил грудь без прелюдий. Сделал это, чтобы тут же впиться губами в мягкое тело.

Анвар втягивал ртом то один сосок, то другой.

Заставлял меня дрожать от острых ощущений.

Я еще никогда такого не испытывала.

У меня не было секса. Не было бурных ласк. Я ни перед кем не обнажалась. Не имела контакта с мужчиной.

Во всяком случае, не помнила ничего такого.

Для меня Камаев был первым.

Только он терзал мои губы. И учил глубоким поцелуям.

Он сжимал мои ягодицы докрасна. Натирал языком чувствительную шею.

Его грубые ладони массировали грудь. И делал он это явно не впервые. Анвар прекрасно знал, как обращаться с женским телом.

А я просто дрожала в его сильных руках.

И отзывалась на каждое движение. Каждый вздох и довольный стон от наслаждения. Реагировала на его жажду как могла.

И училась на ходу.

— Умоляю, не так сильно…

Я просила пощады, но Камаев не слушал.

Он жадно теребил соски.

Сжимал грудь и лизал ее, как в последний раз. Будто больше у него не будет секса. И надо насладиться мною до конца.

— Давай, малая! Поработай ртом!

Грубо взяв за волосы, Анвар нагнул меня ниже.

Чтобы я коснулась губами его тела.

— Я не готова! — пыталась упираться руками.

Но сил не хватало, чтобы что-то сделать.

Поэтому он просто вдавил меня лицом в свою накаченную грудь.

Я ощутила языком вкус мужчины. Горечь дорогого одеколона. И запах властного эго.

— А я говорю — готова! — ответил Камаев.

И плотнее сжал пучок волос в большой ладони.

Я чувствовала боль. Но привыкала к аромату его кожи.

Мои губы оставляли влажные дорожки на груди.

Я как будто исследовала тело по крупицам. По частям. Представляла, что это первый уровень.

Его широкие плечи. Твердая грудь.

Но Анвар не позволял мне задерживаться долго.

Он раскрывал белоснежную рубашку с треском ниток. Перламутровые пуговицы падали на пол. А я спускалась все ниже и ниже.

Дарила телу поцелуи. Неуверенно, но все чаще касалась его языком. И это приносило мне новые эмоции.

Было интересно пробовать на вкус и ощупь его мускулы. Благоухающую сексом кожу.

Мне хотелось видеть, как он смотрит. Хотелось знать, нравится ли ему. Доволен ли Анвар моими ласками.

Но чем ниже я спускалась, тем больнее он натягивал волосы.

И это означало только одно — он хочет большего.

Анвар не остановится ни перед чем.

Пока не овладеет мной полностью.

— Я делаю что-то не так?

— Ты все делаешь так, — ответил он бархатистым голосом. Довольным и слегка взволнованным. — Только рот используй не для болтовни. Работай ротиком. Работай.

Он положил мои руки на разбухший член.

Пока что — под тканью брюк.

Но твердость выдавала в нем желание.

У Камаева точно "встал".

Он и правда хотел меня.

Получилось возбудить.

— Мне расстегнуть ремень?

— Я помогу, чтобы было быстрее…

Ловкими движениями он высвободил пряжку.

И я увидела, как расстегивается молния ширинки.

А под боксерами томится длинный и толстый. До предела твердый. Массивный член.

— Я еще не заходила так далеко, — пришлось мне признаться в очевидном.

Что делать дальше, я толком не знала.

Потому что весь мой опыт — домогания Анвара.

Лишь Камаев был моим сексуальным наставником.

Но уже через мгновение он оттянул резинку трусов и дал своему огромному члену вывалиться наружу.

— А теперь возьми его руками, — произнес Анвар, как во сне. — И побалуй язычком.

Эти слова звучали, словно не ко мне.

Использовать рот, чтобы прикасаться им к мужским губам. К горячей и соленой коже… Это одно.

Но принять в себя пульсирующий жаждой член — совсем другое.

— Я не уверена, что справлюсь!

— Давай, не ломайся! — гаркнул Камаев. Он схватил меня за голову и растер губы большим пальцем. — Смотри на меня! Ты понимаешь, что я говорю?!

Я кивнула в ответ.

Но не могла отвести глаз от эрегированного члена.

Он оказался совсем не таким, как я представляла.

Длиннее и толще. Он был гораздо больше, чем я думала. И я прекрасно понимала, что такая штука во мне не поместится. Она в меня попросту не влезет.

Как ты ни пытайся и не смазывай — его член огромен!

Он в меня не влезет! Даже в рот!

— Я не смогу!

— Ты сможешь! — настаивал Анвар.

Обхватив мой затылок привычным движением, он нагнул меня ниже. Чтобы не осталось выбора.

Я не могла увернуться.

Он резко отбрасывал мои руки — убирал их, чтобы я не могла упереться или еще как-то избежать оральных ласк.

Меня натурально принуждали это попробовать.

И морально я не была готова ощутить его на вкус.

— Анвар! — не выдержала я и закричала. — Стой!

Он продолжал на меня давить. И был уверен, что прокатит.

Как обычно. Ведь я такая. Стоит надавить — и выполняю.

Вот только здесь я ждала подсказок. А их не было.

Поэтому неожиданно для себя — взбрыкнула.

В самый последний момент.

Я открыла пошире рот.

И вонзила зубы в его красивый плоский живот.

— БЛЯДЬ! — выкрикнул Камаев. И отпустил меня. Практически отбросил, чтобы больше не кусалась. И взглянул на место укуса. — Какого хуя ты творишь, дуреха?! Куснуть меня решила?! Да ты хоть понимаешь, что я сделаю с тобой за такое?!

24. Пожалуйста, не надо!

(Цветана)

Анвар рассчитывал на минет.

А я его подло укусила.

— Прости, прости! — кричала я и понимала, что вляпалась. Мне это с рук не сойдет. Он непременно накажет.

— Ты уже совсем охуела?! Я тебя порву за такое!

Руки дрожали.

Даже не верилось, что я сделала подобное.

Зачем я так сглупила? Зачем я кусалась?

ЗАЧЕМ?!

— Я не хотела, просто так вышло! — оправдывалась я. И на нервах добавила: — Ты сам виноват…

— Ах я сам виноват?! — разрывало Камаева от гнева. — Я сам тебя заставил укусить меня за живот?!

— Нет, но ты заставил меня сделать "это"!

Не надо было принуждать меня к минету.

Я ведь была готова сделать это добровольно.

Только не так быстро. Не так сразу.

Следовало дать мне хоть немного времени.

— Ну и что тут такого?! — развел он руками.

Даже на каплю не прочувствовав моих эмоций.

— Что тут такого? — повторила я.

И ощутила, как мокреют глаза.

Наворачивались слезы.

— Ты женщина! Твое тело создано для секса! Чтобы принимать в себя мой член! Раз я достал его — открыла рот и начала сосать!

— Для меня это впервые, вообще-то. И мне бы хотелось хоть… — челюсть сводило от слез. От боязни сказать ему в лицо, что на душе. — Хоть чуточку уважения. К тому, что я неопытна. И не хочу тебе сделать больно неуклюжим движением.

Анвар смотрел на меня с непонятной эмоцией во взгляде.

Это продолжалось с минуту. И мы просто молчали.

Стояла неловкая, даже пугающая пауза перед новой бурей.

То ли он пытался понять меня.

То ли напротив — отказывался принимать мои переживания.

— О… — нарушил он тишину. И протянул мне руку. Чтобы вернуть обратно. — Я понял, детка. Ну да. До меня наконец дошло. Конечно. Я догнал… Иди сюда.

Я сделала шаг вперед.

Но как только мы оказались вблизи.

Анвар схватил меня за руку.

— Ты обо мне печешься, да?! Боишься сделать больно конченому психу?!

— Отпусти!

— Да ты за себя лучше бойся, сука — это я всем причиняю боль!

— Я ЗНАЮ! — прооралась я и вырвала запястье из его медвежьей хватки.

— Иди сюда!

Но я отскочила к стене и продолжала кричать без остановки.

— Не подходи ко мне! Не подходи!

— Ты моя давалка! Самая обычная пизда!

— Ты делаешь мне больно! Ты только это и умеешь делать — причинять мне боль!

Мои слова у Камаева не вызвали ничего.

Кроме чувства иронии.

Словно я открыла ему Америку.

— Прикинь, Лизуля — так и есть… — выдохнул он.

И с огнем в глазах схватил меня за плечи.

— Пожалуйста!

— Не хочешь по-хорошему — так сделаем по-плохому.

— Нет!

Он наплевал на мои чувства.

Все мои надежды пошли крахом.

Никаких отношений нам точно не светило с таким подходом.

Он собрался применить то, до чего, я надеялась, мы точно не дойдем.

— Я обещал тебя выебать жестко, чтобы наказать за преступления отца, — цедил он, снова надевая маску зверя. — И я это сделаю.

— Прошу, не надо…

— Я тебя трахну грубо, как ты того заслуживаешь.

— Нет-нет-нет!

Он бросил меня на диван.

И навалился сверху.

Тяжелым обнаженным телом мужика.

Я не могла ему перечить. Не могла сопротивляться.

И это вызывало эффект дежавю.

В ту секунду я снова видела Даньяра.

Кадры перед глазами повторяли сцену в гараже. Когда он пытался овладеть мною без согласия. И это было самым жутким и противным, что я чувствовала в своей жизни.

Неужели Анвар способен на это?

Только не так! Только не он!

За что?!

— Хватит, Камаев! Стоп! — вмешалась вдруг Лейла. — Ты вообще в своем уме — собрался силой ее брать?!

Он был надо мной.

Дышал тяжело, словно гепард над раненной добычей.

Как будто пасть уже в крови. Он придушил зубами горло. Животное ослабло. Не сбежит. Осталось только съесть. Склониться ниже — и сделать свое звериное дело.

В нашем случае — войти в меня и трахнуть без поправок на девственность.

Анвар в тот момент не отличался от насильника.

Которого лично застрелил за точно то же.

— Пожалуйста… — шептала я и сглатывала слюну, чтобы смягчить ком внутри горла. — Не надо жестко. Дай мне выбор. Научи.

— Научить тебя сосать? — не понимал меня Анвар. — Я не тот, кто тебе нужен. Ты или делаешь сама, или я тебя заставлю.

— Девчонка не умеет! — возразила Лейла. — Ты ведь сам прекрасно понимаешь это. Лиза не имеет опыта. Она не занималась этим раньше. Не требуй от нее невозможного. Лучше отпусти. Верни ее Варшавским.

Я не поверила своим ушам.

Багримова просила вернуть меня отцу.

И пыталась защитить от секса с бездушным бандитом.

Мне хотелось верить, что слова невесты рассеют туман гнева.

Но вместо того, чтобы прислушаться к ее советам.

Камаев засмеялся.

— Хах… — росла на губах улыбка палача. — Предлагаешь отпустить девчонку к папе? Перечеркнуть все то, что я поставил на кон? Нет… — качал он головой и смотрел на мою голую грудь. — Мы зашли уже слишком далеко, чтобы вернуться обратно. Запах этой целки я забуду нескоро.

Лейла понимала, что другого шанса не будет.

Или спасти меня сейчас, или ситуация правда выйдет из-под контроля.

— Прислушайся к здравому смыслу — отпусти ее! Лиза все равно ничего не умеет!

— Нет, — ответил Анвар со звериным оскалом. — У меня есть идея получше… Ты сама ей покажешь, как это делать.

— Что? — была ошарашена Лейла. — Что ты имеешь в виду?

— Ты покажешь Лизе, как сосать. Возьмешь у меня в рот. И наглядно продемонстрируешь, как это — делать минет мужику… Она посмотрит. А затем повторит.

25. Приказ Анвара

(Цветана)

Камаев дал приказ своей невесте.

Она теперь должна научить меня.

Должна показать, как делать минет.

— О господи, Анвар! — не верилось Багримовой, что он это серьезно. — Я не буду тебе сосать при посторонних!

— Лиза — не посторонняя. Теперь она часть нашей семьи.

— Что?!

Щеки Лейлы просто пылали от гнева.

— Ты прекрасно слышала, малышка. Покажи ей, как это делается. Лиза с нами надолго.

— Я с тобой не согласна, — перечила ему невеста. — Это ты сегодня так говоришь. А уже завтра эта девка вернется к отцу! И ее здесь не будет! Я забуду о ней, как о дурном сне!

— Нет-нет-нет… — отвечал Камаев.

Он взял Багримову за голову, чтобы успокоить.

У Лейлы наворачивались слезы.

И я ее понимала. Это как пощечина.

Ее жених унижал ее передо мной.

И ничего не боялся.

Он был уверен, что Лейла стерпит даже это.

— Я не стану учить какую-то малолетку удовлетворять своего собственного жениха! Это уже слишком! Ты переходишь все границы! Хочешь ее трахать, целовать, лизать — так делай это у меня за спиной! Но не надо уже так издеваться!

— Чш… Не надо истерить.

Он вытирал ей слезы.

И между тем мягко давил на плечо.

Подталкивал к тому, чтобы Лейла опустилась на колени.

— Я не хочу это делать при ней.

— Зато я хочу, — ответил Анвар.

И надавил на плечи сильнее.

На какое-то мгновение она замешкалась.

Ее одолевала жажда психануть. Не подчиниться.

Но желание быть рядом с главарем преступного клана — оно взяло верх. Багримова привыкла подчиняться. Выполнять приказы. В отличие от меня, она жила с Анваром не первый год.

И прекрасно знала, как угодить своему мужчине.

Осталось только передать мне опыт.

— Это будет первый и последний раз, — поставила она условие.

И Камаев молча кивнул.

Только взял ее ладонь и положил на член.

— Давай же. Покажи, как это делается.

Я сидела на диване.

И смотрела, как она ласкает его тело.

Использует руки. Нежно поглаживает ствол по всей длине.

При этом уделяет внимание мошонке — очень аккуратно массирует ее пальцами. Максимально бережно, чтобы не сделать больно длинными ногтями.

Я наблюдала за процессом. И понимала, что не смогла бы так. Я по-прежнему была неготова к такому.

Но вот Лейла знала свое дело.

— Тебе нравится? — спросила она.

Как раз перед тем, как окунуть в свой рот головку.

И Анвар был очень доволен.

Он улыбался. Томно опустив веки.

Он опьянел от удовольствия. И хотел продолжения.

Камаев гладил Лейлины волосы. То зарывался в них пальцами, то собирал из них пучок. Чтобы управлять головой.

Ведь губы все дальше насаживались на член.

Пропускали его глубже и глубже.

— О да, малышка… Да… — говорил Анвар, смакуя ощущения. — Теперь я узнаю свою Лейлу. Только ты так умеешь. Только ты…

Я уверена, что она старалась.

Понимала, что я смотрю. И представляю для нее угрозу.

Она старалась не для того, чтобы я научилась.

Она это делала, чтобы показать жениху, кто есть кто.

На ее фоне я была бездарность.

Абсолютный ноль в таких делах.

Зачем я ему вообще нужна, когда рядом есть Багримова?

— Мне продолжать? — сделала она короткую паузу.

Чтобы посмотреть ему в глаза.

Послушно. Преданно. Снизу вверх.

Лейла собиралась закончить начатое.

И для меня это был шанс.

Надежда на то, что Анвара доведут до оргазма без моего участия.

Но Камаев не забыл. Он все прекрасно помнил — для чего все затевалось.

Ведь даже если бы она не прервалась, не задала пикантный вопрос — он бы все равно ее отстранил.

Потому что хотел почувствовать меня.

Именно мой рот. Мое тепло.

Мою слюну на члене.

— Нет, уже хватит, — выдохнул он, предвкушая. — Ты отлично постаралась. Умница… Но теперь уже очередь Лизы. Хочу кончить в нее.

В ту минуту она посмотрела на меня.

И это был взгляд лютой ненависти.

Лейла мечтала, чтобы я исчезла.

Чтобы Камаев забыл о моем существовании.

И я не смогла воспользоваться шансом попробовать "это".

— Не выдумывай! — вцепилась она в насиженное место. — Она ничего не умеет! Сейчас опять тебя укусит!

— Не укусит, — ответил Анвар. Он дал мне знак. Поманил рукой. Чтобы я придвинулась на край дивана. — Правда ведь, Лиза? В этот раз ты будешь послушна?

Я немного подумала.

Посмотрела на его блестящий от влаги член. Представила его вкус. И твердость. Опустила ненадолго глаза, чтобы все взвесить.

И решила, что иного пути все равно не существует.

Мне надо адаптироваться. Обуздать эту реку.

И извлечь полезный опыт.

— Хорошо, — кивнула я и придвинулась еще ближе. Под протяжный вздох Багримовой. Ей это не понравилось. — Я закончу.

Зато мой ответ пришелся по душе Анвару.

Он довольно улыбнулся.

И отвел голову Лейлы в сторону.

— Ты с ней не кончишь, — бросила она в расстроенных чувствах.

Чтобы меня мучила неуверенность.

Но Камаев считал иначе.

— Будь уверена — я кончу. Вплоть до того, что возьму ее за волосы и трахну в рот, как захочу.

Облизав мелко дрожащие губы.

Я приблизилась к члену.

И неуверенно склонилась ниже.

Чтобы сделать первый шаг.

Я его поцеловала. Нежно.

Подарила слабый поцелуй.

Закрыла глаза и прижала член к щеке.

Это раскрепощало. Я переставала бояться.

А между тем Анвар опустил мне на затылок свою большую и тяжелую ладонь. Это означало, что мне не увернуться.

Он будет подталкивать вперед.

И не даст мне ни шагу назад.

26. Ее первый опыт

(Цветана)

У меня перед лицом был эрегированный член.

Я бережно погладила ствол. Ощутила его тепло.

Жар восточной крови. Она пульсировала под кожей.

Я вдохнула его пошлый запах.

Этот запах наполнял мозги мыслями о сексе.

От него становилось жарко.

И мое сердцебиение участилось.

— Я попробую взять его в рот.

Разомкнув пошире губы, я погрузила в себя головку.

И закрыла на время глаза. Чтобы как следует запомнить этот вкус. И эти ощущения. Прочувствовать их сполна.

Сердце застучало еще быстрее.

Пульс подпрыгнул до предела.

И я поняла, что жажду движений. Как и Анвар.

Он давил мне на затылок. И я покорно отзывалась на давление.

Двигалась вперед, пропуская член все дальше в рот.

Он скользил по языку. Касался неба. И при неумелом поведении — тут же перекрывал дыхание.

— О… — занервничала я и отстранилась на секунду. — Не так глубоко, пожалуйста.

Но Анвар не давал мне пауз.

Под давлением руки я снова надевалась на член. И училась в процессе.

Перед этим видела, как это делает Лейла.

Она бесстрашно пропускала его очень глубоко. Практически в горло.

Но у меня так явно не получится.

Я не могла так сразу показать высший класс.

Но Камаев требовал действий.

Поэтому я плотно обхватила член губами. И принялась методично всасывать его, затем снова отпускать — имитируя реальный секс, как он задуман природой.

Отбросив все увиденное, я начала импровизировать.

— А вот это что-то новое, — послышалось сверху.

Анвар заметил, что я действую иначе.

Я машинально отстранилась.

— Что-то не так? Я делаю неправильно?

Но широкая ладонь незамедлительно вернула меня к делу.

— Заткнись и продолжай.

Он подталкивал меня к активной работе ртом.

Но я помогала себе руками.

Одной — наглаживала длинный ствол, смочив слюной. Второй — ласкала яйца. Чтобы он чувствовал меня везде.

Меня одолевал азарт. И хотелось попробовать что-то еще.

Я старалась все больше. И больше.

Натирала его губами. Дразнила языком.

А когда он резко сжал мои волосы — принялась надрачивать обеими руками. Собиралась достать его изо рта.

Но Анвар мне не позволил.

— М… — промычала я.

Но ответ был жестким и категоричным.

— Давай-давай! Соси! Не останавливайся!

Смирившись с тем, что он не отпускает — я закрыла глаза и сосредоточилась на чувствах. Детально представляла, что он ощущает прямо в эту секунду. В каких местах ему важен нажим. И где я ни за что не должна отпускать.

Дрочила и сосала.

Натирала чувствительную кожу докрасна.

Обильно смочив теплой слюной.

Забыв о стыде и приличии. О том, что я не делала этого раньше.

И о том, что Лейла не сводила с меня своих жутких черных глаз.

Я погрузилась в роль до самого конца.

И довела Анвара до оргазма…

Он надавил мне на затылок больше прежнего. Сладко вздрогнул всем телом. И я почувствовала, как по горлу разливается тепло.

— А… — выдохнула я.

Когда он ослабил хватку и позволил мне сняться с члена.

У меня по рукам текла горячая сперма.

Соленая и терпкая — она заполнила мне рот. Была на языке и зубах. Это было очень странное чувство.

Семя текло у меня по подбородку. Капало на грудь. На бедра.

Я продолжала ласкать, но главное дело было сделано.

Он кончил. Получил оргазм.

Я смогла удовлетворить ужасного человека.

Настоящего монстра. Чудовище криминального мира.

И было видно, как занервничала Лейла.

— Молодец, — сказал Анвар непривычно спокойным голосом. — Мне понравилось.

Он размазал капли у меня на щеке.

И нежно похлопал по ней ладонью.

Как бы похвалив за старания.

— Я рада, что понравилось.

Были смешанные чувства.

Я вовсе не собиралась опускаться до такого уровня.

Но все же опустилась. И попробовала.

Казалось, моя жизнь теперь не будет прежней.

И все эти потеки на лице…

Я не могла понять, чего хочется больше — гордиться собой или же напротив сгореть от стыда.

— Теперь пойди умойся, — сказал Анвар. — Ты похожа на шлюху.

Я подобрала с полу одежду.

Натянула ее кое-как.

Не поднимая глаз на Анвара и Лейлу.

Я чувствовала, как они смотрят. Каждый по-своему. Но они оба сверлили меня взглядом. Это заставляло проклинать себя за совершенный поступок.

Натащив обтягивающее платье, я вышла из вип-комнаты. И там меня встретил Умар.

Он заслонил дорогу широкой грудью в костюме.

Но я дрожащими губами сказала пароль:

— Анвар велел мне умыться.

Начальник охраны показал куда-то вглубь коридора.

— Прямо и направо. Не промажешь… Только без фокусов.

С цокотом каблуков я вошла в туалет и закрыла дверь изнутри.

Господи. Хотелось просто сквозь землю провалиться.

Я смотрела на себя в зеркало. И видела все эти капли, засохшие потеки на лице. На шее.

Брала бумажные полотенца и пыталась вытираться. Но ничего не получалось. Надо было мочить их в воде. Усердно тереть.

Мне казалось, что весь мир сейчас видит, насколько я конченый человек. Ведь так поступают только проститутки.

Казалось, что зеркало — это телевизор. И меня там показывают в каком-то ужасном реалити-шоу. Что все происходящее здесь — уже достояние тысяч, а то и миллионов зрителей по всему миру.

Хотя и понимала, что просто накручиваю себя.

Я не первая девушка, взявшая в рот половой член.

Да и не было у меня выбора.

Настойчивей Анвара я в жизни не встречала людей.

К тому же… Никто об этом не узнает.

Кроме меня. Его самого. И Лейлы.

— Ну здравствуй, шлюха… — У меня за спиной вдруг скрипнула дверца кабинки. И в зеркале я увидела Мирослава. — Ты хорошо ему сосала?

27. В туалете

(Цветана)

Мирослав зажал меня в туалете.

Я видела его второй раз за вечер. Но это лицо было сильно изувечено дракой. Жестокими побоями от Анвара.

Я не знала, кто этот человек. Только имя.

И то, что он сказал мне при встрече.

"Я твой парень", — сообщил он мне тогда.

Хотя сама я ничего не помню.

Впрочем, Камаев не стал разбираться. И просто избил Мирослава. За сам лишь факт такой наглости. Заявить права на игрушку криминального авторитета.

Если бы не я, Мирослава бы убили.

Я вымолила его жизнь в обмен на сексуальную близость.

И вот он здесь. Прожигает меня гневом зеленых глаз.

Разбитые губы. Сломанный нос. Лицо все в ссадинах и синяках.

Но жажда выяснить, чем я занималась с Анваром — она двигала им, несмотря на боль и травмы.

— Мирослав? — застыла я с полотенцем в руках.

Только что проклинала себя за падший вид.

Вытирала засохшие капли на лице.

А теперь стою перед ним, как на судебном заседании.

— Я вижу, ты отлично устроилась, — вздохнул он тяжело. И обошел меня полукругом. — Пока я тебя повсюду ищу. Обзвонил всех твоих знакомых, школьных подруг. Оббегал все больницы и морги. Оббил все пороги полицейских участков… Ты просто развлекаешься с бандитом, — произнес он с болью в голосе. И я увидела, как дрожит вода в его глазах. — Ты просто бухаешь и трахаешься, как последняя шлюха!

Он кричал на меня, будто я и правда была частью его жизни.

Обвинял в предательстве.

Но я честно ничего не помнила.

— Прости, но я не понимаю…

— Раньше ты все понимала! — рвало его на части от эмоций. — Раньше ты бы никогда так не поступила!

— Я не помню себя раньше. Ты меня знал?

— Что?! — вспылил он. — Знал ли я тебя раньше?! ЗНАЛ ЛИ Я ТЕБЯ?! Ты… — Его руки затряслись. Мирослав оперся на рукомойник. А по щекам скользнули первые слезы. — Ты просто издеваешься?

Он смотрел мне в глаза. Было так неловко и стыдно.

Но я правда не понимала, что происходит.

— Извини. Но я тебя не знаю.

— Не знаешь меня? — повторил он. И нервно засмеялся через слезы. — Не знаешь меня, да? Не знаешь?! — Мирослав сорвался и схватил меня за плечи. Стал кричать прямо в лицо. — НЕ ЗНАЕШЬ МЕНЯ?!

— Пожалуйста!

— Я твой парень, Цвета! Что с тобой происходит?! Почему ты ведешь себя так, словно это не ты?! Я как будто встретил другую девушку — не тебя! Не Васильеву! А какого-то монстра, только внешне похожего на ту, которую любил!

Он это сказал. А у меня просто сердце опустилось.

Я почувствовала, как дыхание уходит куда-то вглубь легких.

Мне было трудно сделать вдох.

А вместе с душевной тяжестью опускались слезы на щеках.

— Лю… бил? Ты меня… любил?

Мне стало вдруг так больно.

Я начинала вспоминать какие-то отрывки.

В голове рисовалась картинка, где мы вместе.

Его голос. Манера говорить. Отдельные слова.

В чехарде этих осколков Мирослав был не таким, как сейчас.

Он был улыбчивым и добрым.

Он не делал мне больно. Опекал меня.

Он говорил мне прекрасные слова.

Нам было хорошо с ним вместе. Мы ходили куда-то, взявшись за руки. Обнимались.

Он целовал меня в щеку. И в губы.

Я чувствовала, как он касается меня руками.

Я вспоминала это тепло. Этот уют. Этот покой, когда я с ним.

Была. Потому что теперь казалось, что все осталось где-то там. В прошлой жизни. Которую я прожила. И обратной дороги не осталось. Мосты сожжены.

— Любил ли я тебя?

Мирославу было трудно говорить.

Его горло сводило спазмом.

Слезы душили так же, как и меня.

Господи. Почему это так трудно?

Что со мной не так? Где я свернула не туда?

Зачем судьба свела меня с Камаевым?

— Прости… — мотала я головой.

Было так паршиво ощущать себя ножом в его сердце.

Ведь это я причинила ему боль.

И, в отличие от Анвара, я смогла это вспомнить.

С каждой секундой, проведенной с Мирославом, я вспоминала все больше из наших отношений.

— Я бы показал тебе на телефоне море фотографий, где мы вместе. Раз уж ты забыла, как нам было хорошо… Но его забрали те уроды. Которых ты теперь обслуживаешь, как грязная сука.

— Я не… — Хотела сказать, что я не грязная сука. Но язык не повернулся. Потому что он прав. Я и правда грязная сука. — Но я не такая.

Слезы капали с ресниц.

И было очень гадко на душе.

Так гадко, что даже слов не находилось для оправданий.

— Я тоже так думал, Цвета. Я был уверен, что ты другая. Именно поэтому мы были вместе. Я выбрал тебя, потому что ты была серьезной и порядочной. Ты была доброй и верной. Я мог тебе верить. Мог на тебя положиться… Я мечтал тебя видеть своей женой.

— О боже, — закрыла я глаза и сжала кулаки от сожаления. — Почему все так несправедливо? За что мне это? Что я такого сделала?

— Сейчас я думаю о том же.

Он отпустил меня. И собрался уйти. Оставить меня одну.

Наедине с тем фактом, что я конченая тварь.

И угробила такие классные отношения.

Сама того не понимая.

— Прошу, не уходи! — ревела я истерично. — Останься, пожалуйста!

— Зачем? — пожал он плечами. Глотая слезы разочарования. — Я тебе теперь не нужен. У тебя есть другой… Он сильнее меня и богаче. Ты выбрала достойную альтернативу, как я погляжу… Вот и ебись теперь с ним на здоровье!

— Куда ты, Мирослав?! Постой! Ты мне нужен! Пожалуйста!

Я схватила его за рукав и пыталась оттащить от выхода.

Ревела и старалась как-то задержать этот момент.

Узнать о себе хоть на каплю больше с его слов.

Мирослав — это зацепка. Наконец-то кусочек прошлой жизни.

С его помощью я вернусь обратно, если он позволит.

Но он так сильно на меня обиделся.

Он ненавидел меня. И мне его было трудно винить за такое.

— Вот только ты мне теперь не нужна, — ответил он с холодом в голосе. — Мне ты не нужна.

28. Заключение гинеколога

(Цветана)

Утром я оказалась в больнице.

Анвар отвез меня к гинекологу.

Хотел убедиться, что я не спала с мужчиной.

Будто ему не наплевать.

По мне, так он трахает все, во что влезает его толстый член.

Неужели что-то изменится, если я правда девственница?

— Можно вопрос? — спросила я, когда все закончилось.

После осмотра врачом.

Пока делались анализы на венерические заболевания.

И мы с Анваром сидели в приемной.

— Валяй.

— У меня ведь есть мать?

— То не мать. А так — для галочки, — махнул он рукой.

— Что ты имеешь в виду?

— Восемнадцать лет назад ты просто вылезла из фотомодели с накаченными губами.

— А может быть такое, что она тяжело больна и нуждается в деньгах?

— Нуждается в деньгах? — посмеялся Анвар. — Она живет в Швейцарии. Возглавляет легальный бизнес Варшавских. Через нее отмываются все деньги Германа.

К нам вышел врач с отчетом в руке.

— Анвар Максудович. Отчет готов. Все результаты отрицательны. Дефлорации не было. Заболеваний тоже не обнаружено.

Камаев был полностью удовлетворен ответом.

Он довольно улыбался и смотрел на меня взглядом хозяина.

— Спасибо, доктор. Это как раз то, что я хотел услышать.

Он взял меня за руку. И мы зашагали синими коридорами.

Спустились на лифте. Прошли через фойе.

Направлялись уже к выходу.

Но тут Анвару позвонили. И он задержался для разговора.

А я покорно ждала его сигнала.

Чтобы мы ехали домой. Или в гостиницу.

В ночной клуб. Не знаю…

Где он решил это сделать.

Где именно случится наш первый полноценный секс.

— Цветана?

Я услышала свое "второе" имя. И оглянулась.

Меня звала какая-то женщина.

Через открытую дверь палаты.

— Вы меня зовете?

Лица не было видно из-за яркого света.

Но когда я подошла поближе, то застыла в изумлении.

Я ее уже видела. Только намного моложе.

И отражалась она в зеркалах.

Ведь я была так похожа. На свою маму.

— Доченька! Это ты!

Она лежала под капельницей.

В аккуратной чистой одежде.

Волосы — до плеч. Такие же русые, как у меня. Но видно, что начали седеть на висках.

На тумбе стоит ваза с цветами. Свежие фрукты. Упаковка чая и печенье.

Кто-то навещал ее и приносил все, что понадобится.

— Вы меня знаете?

Я задала этот странный вопрос и присела на кровать.

Не дожидалась ответа. Просто хотела побыть рядом.

И она сразу же потянула ко мне руки.

— Боже, Цвета, я так волновалась! Мама так переживала, что тебя долго нет! Ну как же я соскучилась!

Она меня крепко обняла.

И у меня очень быстро застучало сердце.

Так неожиданно и искренне она это делала.

Я чувствовала тепло ее рук. Вдыхала запах волос.

Подсознательно я понимала, что это она.

Каким-то чудом мы с ней встретились.

Мирослав не врал, когда рассказывал о матери.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

И просто расплакалась.

Смотрела на нее, а мама вытирала мои слезы.

— Малышка, почему ты плачешь? Не надо плакать. Все будет хорошо.

Она улыбалась. И это выглядело, словно сон.

Она была как лучик солнца.

Казалось, что это не уличный свет отбелял все через окно. А она сама. Было такое чувство, что это мама все озаряет своей искренностью. Своим теплом. Своей родной и бескорыстной аурой.

— Тебе больно?

— Нет, не больно, — отмахивалась она. — Я уже привыкла к иголкам. Будто всегда с ними жила… К тому же, медсестра меняет руки. То в одну вставляет, то в другую.

— Прости, что не приходила. Прости…

У меня катились слезы градом.

Ведь я правда не знала, что моя мать в таком состоянии.

Анвар забрал меня к себе, чтобы развлекаться.

А мать-то тут при чем? Почему она должна была страдать?

— Ничего. Мне Славик объяснил, что у тебя в универе экзамены скоро. И ты по ним готовишься.

— Славик?

— Мирослав навещал меня каждый день. И сильно помогал. Он покупал лекарства на те деньги, что ты ему давала. — Мне было стыдно признаться, что я ничего ему не давала. Вообще ни гроша. — И еда очень вкусная была, которую ты готовила.

— Мама…

Меня пробило на истерику.

Я обхватила ее обеими руками.

Очень крепко обняла за шею.

Вода на глазах застилала все вокруг.

Но самое главное, что она рядом.

И я могу ее обнять.

— Сегодня Славик позвонил и сказал, что больше не сможет приходить.

Меня словно током ударило.

Я отстранилась и вытерла глаза.

Неужели он сделал это?

Мирослав рассказал моей маме, какая конченая у нее дочь?

— Он объяснил тебе, почему?

— Он сказал, что занят на работе… Ему пришлось пойти на ночную работу, чтобы больше зарабатывать. Он у тебя такой молодец, Цветочка. Я так рада, что вы вместе. — Мама вдруг задумалась и погрустнела. — Вы ведь не поругались из-за меня? Может, Славик обиделся, что ты его ко мне так часто посылала?

Я опустила взгляд.

И поняла, что придется солгать.

— Не переживай. У нас с ним все хорошо.

— Он не говорил, что ты придешь. Но я так и подумала, что раз Славик не будет приходить, то ты сама будешь меня навещать почаще… Как вчера все прошло? — подняла она мой подбородок. — Удачно? Все получилось? Ты сдала экзамен?

Я плотно зажмурилась, чтобы прожевать этот позор.

Потому что мой вчерашний экзамен был грязным и пошлым.

— Да, — кивнула я и попыталась улыбнуться. — Все прошло удачно. У меня все получилось.

— Преподаватель был доволен?

— Он был полностью удовлетворен, — иронизировала я над собой. Но понимала, что мои проблемы — ерунда. Главное — спасти маму. — Скажи, а сколько денег тебе нужно для лечения?

Мамино лицо побледнело.

Она замолчала. Смотрела по сторонам и избегала ответа.

29. Фархад

(Анвар)

Мне впервые за долгое время позвонил Фархад.

Моя кровь. Мой младший брат.

Когда-то давно мы были дружны.

Я его всячески оберегал. Особенно когда не стало отца.

Я был для Фархада другом, наставником, надежной опорой.

Был для него учителем во всем, что касается взрослой жизни.

Жизни таких, как мы — членов криминальной семьи.

Но когда Варшавский убил нашу мать…

Во мне что-то надломилось. Меня перемкнуло.

Я стал жестче. Намного жестче.

Таким жестоким, что мой брат не выдержал и сбежал.

Тогда я посчитал это предательством. Слабостью.

Я винил его за то, что он не такой, как я. Как отец.

Он был… Вся правда в том, что он был похож на маму.

Я любил ее в нем. Я видел ее в голубых глазах Фархада.

Понимал, что никогда не отрекусь от младшего.

Даже если он предал семью.

И мне на зло стал полицейским.

— Сколько лет, сколько зим, лейтенант Шабаев.

После смерти матери он взял ее девичью фамилию.

В знак памяти о ней. И просто потому, что так было легче скрыть родственную связь со мной.

Но лично для меня он оставался братом.

Какой бы путь он себе ни выбрал.

— Вообще-то, — возразил братишка, — старший лейтенант Шабаев.

— Ну и дела… Вот это новость! Может, тогда ко мне приедешь — мы отметим?! Забьем барана! Постреляем в небо из калашей! Я закажу первоклассных шлюх! — Он молчал. А моя напускная улыбка исчезала. Было не до шуток. Я по нему до чертиков соскучился. — Послушай, брат. Я понимаю, что ты занят. И стараешься не звонить мне без веской причины. Я уважаю твой выбор. Мама бы точно одобрила. Но… — Я массировал глаза через веки и думал, как же сказать такие простые слова. — Но я всегда буду рад тебя видеть. По любому поводу. Просто приезжай без звонка — и мы посидим, как было раньше.

Но Фархад разрушил мои хрустальные замки.

— Ты прав. Я никогда не звоню без веской причины. И этот раз не исключение… Как насчет Лизы Варшавской?

Тут я понял, что братской беседы не будет.

— А что она? Какое я имею к ней отношение?

— Брось. Я все знаю. Мне поручили это дело. Я знаю, что ты ее украл и держишь при себе… Ты ведь даже не скрываешь этого. Скажи честно, тебе нравится действовать напоказ? Чтобы все видели, что она плетется за тобой, как ягненок?

— Она заплатит за грехи отца. — Я мысленно вернулся в прошлое. И видел, как рыдает на моих руках сам Фархад. Будучи еще совсем ребенком. — Или ты забыл, как он поиздевался над нашей матерью? Тебе напомнить?!

— Будь осторожен… На тебя идет охота.

— Я никогда не был дичью. Ты попутал, братишка.

— Лиза — слабое звено. Она обуза. Отдай ее нам. Мы собрали компромат на Варшавского. Не хватает только ее свидетельств. Подумай, Анвар… Я засажу его за решетку с твоей помощью.

— У меня для тебя плохие новости. Лизе отшибло память. Она нихрена не помнит. Ни об отце, ни обо мне. Вообще ничего.

— Ты в этом уверен?

— Она так говорит. Не знаю, можно ли верить. Но похоже, что сучка не врет. Тотальная амнезия.

— А если память вернется?

— К тому времени я постараюсь, чтобы у Лизы были новые воспоминания. Связанные со мной. Жестоким ублюдком, который мстит за родню.

— Не делай этого. Не вынуждай меня вмешаться.

— Ты не успеешь. Только что проверил — она девственница. И я это исправлю.

— Ты делаешь ошибку, брат! Подумай о Лейле!

Я закончил наш разговор. И был очень зол.

Я не указывал Фархаду, как ему жить.

Тогда зачем он лезет в то, для чего у самого кишка тонка?

Кто-то должен отомстить за мать.

А Лейла — она просто кукла, которую мне подарил отец.

Он купил ее за огромный калым. Потому что так ему хотелось.

Меня тогда никто не спрашивал. Всем было плевать, чего я хочу.

Только мать меня понимала. Она не хотела видеть Багримову моей женой. Она считала, что с Лейлой я не буду счастлив.

И оказалась полностью права.

— Лиза! — отбился мой крик эхом на стенах. — Где ты?!

На минуту я подумал, что потерял ее.

Мои руки затряслись. Я начал психовать.

Разговор с Фархадом выбил из колеи. Я банально отвлекся. И потерял ее из виду.

Лиза была где-то рядом. Но исчезла.

Где же она? Где?!

Неужели потерял?!

— Я здесь! — отозвалась она за спиной.

Я оглянулся и с облегчением выдохнул.

Она нашлась. Все нормально. Она рядом.

— Где ты, блядь, пропадала?! Сбежать от меня решила?!

Не мог успокоить сердцебиение.

Так распсиховался, что ее нет.

Теперь пытался скрыть волнение.

Но проступивший пот на лбу выдавал меня на раз.

— Сбежать от тебя? — повторила она и подошла поближе. — Разве в этом есть смысл?

— Я все равно тебя найду. И верну обратно.

— Я знаю, Анвар. — Она приблизилась еще. И положила голову мне на грудь. — Я не сбегу. Я рядом. Я ведь нужна тебе.

Сердце начинало замедляться.

Я положил ладонь на ее русые волосы.

И ощутил возбуждение.

Видимо, тактильная память. Подсознательно вспомнил, как она сосала. Как она касалась меня губами. Языком. А я давил ей на затылок, чтобы глубже войти.

Представил ее голой. С обнаженной грудью.

Только не здесь. И не дома.

Где-нибудь в красивом тихом месте. Где нам никто не помешает.

— Я отвезу тебя в гостиницу.

Сказав это, я поцеловал ее в губы. И понял, что не могу долго ждать. Член становится дубовым.

— Почему не домой?

— Не хочу, чтобы кто-то мешал.

30. В постели с врагом

(Анвар)

Я никогда и никому не вру.

Так воспитала меня мать.

Может, я и деспот. Подонок. Убийца.

Список длинный. Но я точно не лжец.

Поэтому честно признался Варшавской, что буду издеваться.

Буду ее трахать. Буду причинять ей боль.

Чтобы она ответила за поступки Германа.

Я долгие годы берег это для нее. Копил внутри. Всю эту жестокость — я хотел передать ее Лизе.

Хотел показать, как это — жить с искалеченным сердцем.

Не спать ночами. Видеть снова и снова.

Как мама умирает.

Это мучило меня. Изводило. Порой хотелось застрелиться.

Просто взять и убить себя нахрен.

От чувства вины перед той, что подарила мне жизнь.

Я был уверен, что станет легче, когда отыграюсь на Лизе.

Ведь она — идеальная мишень для мести.

Тупая сучка, избалованная роскошью.

Ущербная копия своего папаши-упыря.

Но когда она попала в мои руки.

Я вдруг понял, что ошибся. Она совсем не такая.

Не похожа на то зло, которому я припас подарок.

В виде себя — убитого горем психа, жаждущего крови.

Все почему-то пошло не по плану.

И с каждым новым днем, проведенным с ней рядом.

Я чувствовал все большую привязанность к этой девчонке.

Хотя и понимал, что мы враги.

И у меня не может быть чувств к такому человеку. Да и человек ли она? Тупой кусок дерьма, который я обязан был использовать в своих целях.

Должен был украсть, чтобы болезненно прикончить в пику Варшавскому. Отплатить ему его же монетой.

Поиздеваться над слабой.

Отнять самое дорогое в этой долбаной жизни.

Но все оказалось не таким, как я себе представлял.

Конечно, мне нравилось делать ей больно.

Приносило удовольствие смотреть, как она плачет.

Мне казалось, что я легко могу ее убить.

Достаточно взять пистолет и приставить дуло к симпатичному лицу. Нажать на спусковой крючок — и все. Рука не дрогнет.

Ведь она — дочь убийцы моей матери….

Вот только через время я признался себе.

Что это не так.

Я не мог ее убить. Не мог вернуть отцу.

А самое страшное то, что я не наслаждался ее болью.

Я просто убеждал себя в обратном.

Обманывался. Сам себе врал.

А правда оказалась неожиданно жестокой.

У меня не получалось с этим справиться.

Сколько бы ни боролся с чувствами внутри.

Они побеждали. Как бы ни скрывал этого.

Сколько бы ни унижал, ни оскорблял ее.

Какие бы слова ни говорил, чтобы обидеть.

Она мне нравилась. Просто нравилась — и точка.

Совсем не такая, как Лейла. У них вообще ничего общего.

Может, именно это меня и влекло.

Было острое желание владеть. Впитывать ее тепло.

Дышать ароматом ее тела. Касаться ее губами.

Обнимать. Держать в ладонях, словно хрупкую синицу.

Я ее хотел. Лиза возбуждала.

Я начинал презирать себя за то, что делаю с ней.

По неведомой причине моя схема не работала.

Черт бы ее побрал! Дьявол! Сука!

Думал о Германе. О матери. О прошлом.

Но Лиза заставляла думать о другом. О будущем.

Будущем, которого у меня никогда уже не будет.

Хотя могло ведь быть. Пускай не с Лейлой.

Но, возможно, с ней. В какой-нибудь другой жизни.

Где я не был бы одержим этой блядской кровной местью.

Боже. Как же это изматывало.

Никому не мог об этом рассказать.

Но она мне почему-то до одури нравилась как девушка.

Я смотрел на нее и не мог насмотреться.

Не мог оторвать своего взгляда от этих русых волос.

Этих простых и кристально чистых серых глаз.

Она была как исцеляющий ручей для моей черной израненной души бандита.

— Иногда я думаю, что все могло бы сложиться иначе, — говорил я полушепотом во мраке спальни. — Если бы ты не была его дочерью.

Я держал ее за голову и всасывал алые губы.

По очереди. То верхнюю. То нижнюю.

Было такое чувство, что не могу напиться этой влаги.

Она была теплой и приятной на вкус.

Похоже на вино. Молодое. Совсем недавно выдавлено из сочного винограда. Едва отыграло. Не успело настояться. Такое сладкое вино, из только что откупоренной бочки.

Ее губы сводили с ума и заставляли желать большего.

Я раздевал ее. Снимал одежду, думая о сексе.

Я не хотел ей делать больно. Не хотел унижать.

Не хотел повелевать, как раньше.

Мне просто хотелось получить ее сполна.

И сделать это без жажды мести.

— А если бы это было так? — спросила Лиза. Она остановила мои губы, прижав к ним свои тонкие пальцы. — Если бы я не была Варшавской? Что бы это изменило?

Зря я не сдержался и подумал вслух.

Как будто выпил алкоголя.

Потерял бдительность.

Ее вино меня дурманило.

Я снял с нее лифчик.

Опустился губами к соскам.

Принялся лизать их и покусывать от вожделения.

Но затем вернулся к глазам и честно ответил:

— Это изменило бы все.

Выпалил правду. И наши губы сомкнулись.

Очень плотно и жадно. Будто мы боялись потерять друг друга через минуту.

Я стащил с Лизы джинсы. Разделся сам.

Усадил ее на себя, чтобы насладиться прелюдией.

Исследовал плечи. Ласкал ключицы. Уделял внимание упругой груди. Чтобы затем подняться к шее и заставить ее стонать. Впиваться пальцами в мою спину.

Было интересно наблюдать, как Лиза отвечает на мои действия.

Просто сказочные ощущения. Когда она делает это.

Умеренная боль от женских ногтей разжигала во мне пламя.

Я хотел ее все сильнее.

Член разбух до предела и покрылся венами.

Головка упиралась в ее влажные губки. Но я не спешил входить. Хотелось дать ей больше времени. Позволить возбудиться. И поверить, что я могу быть не таким уродом, как казалось раньше.

С ней я мог быть другим.

Томный взгляд. Нежность рук. Неуверенность движений.