Бьорн
Я дошёл до центра города, практически не встретив никого по пути. Уличное освещение ещё не зажигали, но было довольно светло. Фонарщики, наверняка, даже не собирались пока на смены, ожидая, когда город окончательно укроет тьма. Хотя... Здесь произошло жуткое убийство, а слухи разлетаются с огромной скоростью. Возможно, все просто попрятались по домам. Да и погода не располагает к прогулкам.
В центре города стояла огромная ель - старая традиция, которой уже много веков. В каждом городе Восьми Домов Медведей было принято высаживать подобную ель. Если вдруг дерево погибало, один из домов незамедлительно предоставлял новое дерево. Все горожане ухаживали и заботились о праздничном дереве. Никому и в голову не придёт оборвать или смять у дерева ветку. Во многих городах размеры такого дерева поражали воображение.
Традиционно с приходом первого снега на дерево вешались изготовленные своими руками поделки. Правда, в последнее время, богатые горожане всё чаще вешали кошельки с деньгами. Мол, я деньги заработал и обмен равнозначный.
Традиция заключалась в том, что ты вешаешь свой предмет, а забираешь чужой, и обязательно при этом загадываешь желание, длился этот «обмен» всю зиму, но каждый мог совершить обряд только один раз.
Когда последний раз я вешал что-то на ель? Семь лет назад и вешал. Асти меня потащила, едва только первый снег укрыл улицы Дубхе, Столицы Восьми Домов. Я тогда сначала злился, а потом получил огромное удовольствие от этой затеи. Что же я тогда загадал? Сейчас уже и не помню. А Асти? Помнит ли она?
Я подошёл к дереву. На нём мало что пока висело, снег ведь идёт всего второй день. Весной традиционно всё, что останется на дереве раздавали бедным. Поэтому в столице принято было не трогать кошельки с деньгами, оставленные богатыми горожанами, а забирались, в первую очередь, поделки малышни.
В этом маленьком провинциальном городе не уверен, что есть такая традиция.
Я полез в карман. Кошель нашёлся. Повертев его в руке и решившись, привязал к лапе дерева. Что мне загадать?
Я хочу семью. Вернуть в мой дом то тепло, что ушло из него семь лет назад. Вернуть смех и вечерние посиделки с любимой женщиной перед камином. Вернуть ночи, наполненные страстью и желанием. Вернуть всё то, что я так неосторожно потерял, не уберёг, пока у меня всё это было.
За моей спиной послышался шум, и я обернулся.
— Скажите, а использовать в речи англицизмы — это моветон или просто не комильфо?
— Это не комильфо, потому что моветон.
Семь лет назад.
Астрид
‒ О моём романе с вашим мужем трубят все газеты. Но ведь вы, милочка моя, газет не читаете? Вот. Я принесла вам несколько. Просветитесь, ‒ и женщина кинула на чайный столик несколько сегодняшних газет.
Я и в самом деле газет не читаю. Мужу приносят их за завтраком, но он, как правило, сразу же забирает их с собой в кабинет, или на работу. Так что, в мои руки они не попадают.
Я молчала. Что тут скажешь? Просто сидела крутила в руках тоненькую чашечку от дорогущего сервиза и молчала. А вот сидевшая напротив меня женщина молчать не собиралась, она продолжила:
‒ Мы встречались и до его роковой женитьбы на вас. В свете мы были самой красивой парой. Это признавали все. Я уверена, что если бы вы не появились, то Бьорн сделал бы мне предложение. И тут вы. Где он вообще вас выискал? Из какой дыры вытащил? Он ‒ Верховый Коннетабль, он принадлежит к правящей верхушке, к нему прислушиваются в Парламенте, он принадлежит к одной из восьми правящих семей, он ‒ высокородный оборотень, способный к обороту в одного из сильнейших медведей. И не просто медведя ‒ Белого Медведя. Говорят, что только белый медведь способен возглавить Парламент и стать Верховным Канцлером, когда будет найден Рог. Я ничего не упустила?
Я меланхолично пожала плечами. После заявления Урсулы Бируанг о том, что она спит с моим мужем, мне только и остаётся ‒ пожимать плечами. Других эмоций она от меня не дождётся, слишком много чести!
‒ И кого же мы видим рядом с Верховым Коннетаблем Вигбьорном Таларктосом? Маленькую, хилую человечку, не способную не то что на настоящую поддержку сильного оборотня, но и банально не знающую своих прямых обязанностей!
Я подняла на неё взгляд и поставила чашечку.
‒ Да! Что вы так на меня смотрите? Когда вы последний раз сопровождали своего мужа на официальном приёме? Когда были на светском рауте? А, между прочим, это ваша прямая обязанность ‒ заводить нужные связи, переманивать и вербовать сторонников, искать и уничтожать врагов. А что делаете вы? Сидите в своей библиотеке целыми днями и копаетесь в книжках?
Это была правда. Я не сильна в светских беседах, ничего не понимаю в союзниках и сторонниках, и вот совершенно точно не смогу устранить соперника или врага. Но Бьорн мне всегда говорил, что этого от меня и не требуется. Выходит, он врал? Но мой муж никогда не врёт!
‒ Он женился на вас, когда вам только исполнилось девятнадцать? И вы в браке уже два года. И за это время вы совершенно ничего не добились. Не сумели ни вписаться в общество, ни обзавестись подругами, ни добиться расположения правящих домов.
И это тоже была правда. Подруг у меня не было, а всех членов правящих домов я до сих пор боялась, как огня. Эти суровые медведи-оборотни нагоняли на меня панику одним своим видом. Все здоровенные, выше меня на голову, все широкоплечие. Лица у всех словно высечены из камня. Все с ледяными глазами и квадратными подбородками. Фигура скорее напоминала шкаф ‒ большой такой, двухстворчатый, а у некоторых ещё и антресоли имелись.
У моего мужа, все эти типичные признаки медведя, принадлежавшего к верхушке власти, тоже были. Он был высок, силён, могуч, а ещё красив. И глаза у него были, как две голубые льдинки. Но мне всегда казалось, что при взгляде на меня они начинают мерцать и загораются голубым огнём. Что и это что ли плод моего воображения? И я отогнала непрошенные мысли из головы. Нет. То, что говорит мне эта женщина не может быть правдой. Это она лжёт, а не мой муж.
Сидевшая передо мной медведица была красива. Очень. С чеканным профилем, шоколадными тёплыми глазами и длинными каштановыми кудрями. Она принадлежала к одной из правящих семей и была бурой медведицей-оборотнем. Большое заблуждение считать, что белые и бурые медведи не могут скрещиваться и размножаться. Всё они прекрасно могут. И она, действительно, могла бы составить замечательную пару моему мужу.
Разновидностей медведей-оборотней очень много. Но к правящей элите относятся только восемь домов. Самый сильный из них - Дом Белого медведя. Немногим уступает ему по размеру и силе дом Гризли. А вот один из самых слабых ‒ Дом Бируанга, к которому и принадлежала Урсула.
А ещё, как утверждают газеты, медведиц рождается много. Слишком много. И медведей на всех не хватает. Именно это и оправдывает склочный и порой невыносимый характер медведиц. Но Бьорн говорил как-то, что всё это «глупые выдумки газетчиков». И что нет никакого перекоса в ту или иную сторону. Что рождается примерно одинаково и девочек, и мальчиков. И что берси, так принято называть медвежат, которые ещё не совершили свой первый оборот, одинаково желанен любого пола. И семье совершенно неважно - мальчик это или девочка. Но газеты упорно кричали, что для медведей - наследники в приоритете, а вот медведицы вообще мало кому интересны.
И вот, когда один из самых сильных медведей выбрал себе в жёны слабую человеческую девушку, это вызвало бурю негодования во всех восьми домах. О каких подругах могла идти речь? Меня, в лучшем случае, просто терпели. В худшем - ненавидели и презирали. Вот поэтому я и не стремилась попасть в это самое светское общество. А Бьорн… Он же не настаивал? Но может быть, это он только мне так говорил?
Медведи и медведицы и раньше заключали браки с представителями расы людей. Правда, случалось это нечасто. Просто потому, что среди медведей не были приняты человеческие законы морали. Они не хранили девственность до брака, да и брак, как таковой, не считали поводом для соблюдения верности. Поэтому медведи предпочитали брать людей в качестве любовников или любовниц. Так было проще. Но только Бьорн категорически настаивал на свадьбе.
Всем девушкам, ждущим принца на белом коне, сообщаю!
Конь сдох, иду пешком, поэтому задерживаюсь...
Астрид
Бьорн вышел из машины под приветственный гул толпы.
Белых медведей в народе всегда очень любили. И не только за то, что они были самыми большими и сильными среди медведей. Дом Гризли по силе вполне мог бы составить им конкуренцию. Просто Белые не кичились своим статусом, неизменно участвовали в благотворительной деятельности, а все мужчины Дома, несмотря на значительное состояние, работали. А ещё Белые отличались постоянством, не устраивали глупых истерик на людях, не были замечены в дебошах и пьяных драках в трактирах. И вообще. Они очень не любили скандалы. И вот теперь мой муж будет первым, кто нарушит эту славную традицию, с нервным смешком подумалось мне.
Бьорн помахал рукой толпе, и подал руку женщине, помогая ей выйти из машины. Урсула выглядела ослепительно. Высокая, статная она великолепно смотрелась рядом с Бьорном и прекрасно знала это. Что она говорила о языке тела? Да, он был весьма убедителен. Бьорн ей улыбался нежно и ласково, а я думала, что так - он улыбается только мне. Он поддержал, потом приобнял её, и они вместе начали подниматься по лестнице Парламента к ожидавшим их трём девушкам.
Урсула, едва они подошли, прижалась к моему мужу и положила головку ему на плечо. Он же продолжал обнимать её и улыбаться, открыто приветствуя толпу. Мне, по сути, уже всё было понятно и так, но я продолжала стоять, в упор глядя на пару, которая не стесняясь, заявляла всеми возможными способами о том, что их связывают отношения отнюдь не дружеские.
Муж, улыбаясь, ответил глубоким низким голосом «Да» на первые два вопроса. Толпа то затихала перед вопросом, то взрывалась аплодисментами после его ответов. Они верили, что он действительно будет чтить закон и соблюдать интересы всего народа, а не только верхушки власти, или свои собственные. И вот настал черёд последнего вопроса, которого все ждали с огромным любопытством - нечасто Белые медведи давали ответы на личные вопросы. Все замерли и в абсолютной тишине прозвучало:
‒ Это правда… что вы никогда не были любовником Урсулы Бируанг?
Бьорн перестал улыбаться. И я, и все остальные наблюдали, как улыбка будто стекла с его лица. И вот уже перед нами истинный глава Дома Белых медведей ‒ суровый, жёсткий правитель одного из восьми Коннетаблей. Тот, кому, возможно, однажды, всё же предстоит возглавить Парламент и стать единым главой над всеми восьмью Домами. И вот он стоял на ступеньках и молчал. Я затаила дыхание. Вся толпа затаила дыхание вместе со мной, хоть и по иным причинам. «Пожалуйста, не делай этого! Не признавай перед всю Урсулу своей любовницей, ‒ молча взмолилась я, ‒ Ответь «Да»!».
‒ Нет! ‒ прогремело в оглушительной тишине.
Я ещё шире распахнула глаза, не отрываясь глядя на мужа. А он вдруг обвёл взглядом толпу, и наши глаза встретились. Сначала в его взоре загорелось недоумение, а потом злость. Муж явно был недоволен. Ну, ещё бы. Меньше всего он ожидал меня тут увидеть. Я должна сидеть дома и не высовываться. Я послала ему улыбку. Я прощалась с ним. Из моих глаз медленно покатились слёзы.
Я даже отсюда увидела, как муж сжал челюсти, и, если бы не гул толпы, наверняка услышала бы, как он скрипнул зубами. А толпа гудела. Ну, ещё бы. Никто такого не ожидал. Урсула потянула Бьорна вверх по ступенькам, и наклонилась, что-то ему нашёптывая. Муж отвёл от меня взгляд и повернулся к ней, а я проворно юркнула за спину стоящего за мной мужчины, пропуская его в первый ряд. Тот охотно со мной поменялся местами, а я из-за его спины наблюдала, как Бьорн хмурясь, снова обвёл взглядом толпу, но внял настойчивым требованиям Урсулы, и они продолжили подниматься по ступеням.
Мне оставалось только выбираться из толпы. Как ни странно, пропускали. Хотя… я же стремилась выйти, а не войти, в конце-то концов. Я шла, слёзы застилали глаза, а вокруг гудела толпа, обсуждая услышанное:
‒ Нет, вы слышали? Значит правда, что она его любовница?!
‒ Ну, вот от него никак не ожидал…
‒ Она же красавица! Кто бы устоял!
И возгласы раздавались один хуже другого. Я выбралась, и меня замутило. Тошнота поднялась к горлу, и я наклонилась, прислонившись рукой к стене здания. Ко мне подошёл солдат из оцепления.
‒ Гуна? Вам плохо? Давайте я провожу вас за оцепление. Вы одна?
‒ Да, в смысле, спасибо. Меня ждёт машина.
Услышав, что меня ждёт машина - предмет роскоши и признак богатства, солдат предложил мне руку и повёл по улочке прочь от здания Парламента. Машину мы нашли быстро, рядом с ней пританцовывал от нетерпения наш шофёр. Увидев меня, он бросился к нам и, перехватив мою руку у солдата, запричитал:
‒ Гуна Асти, ну как же так можно-то? Я туточки уже весь извёлся. Вы уж заступитесь перед гуном Таларктосом? А то он, как пить дать, меня уволит.
‒ Не уволит, ‒ слабо возразила я и села в машину.
Доехали мы быстро. Хельми помог мне выйти и повёл в дом.
‒ Что с вами, гуна Асти?
‒ Перенервничала. Ничего со мной не случится. Вот отдохну, и всё будет в порядке. Закатите машину в гараж.
«Она ценное имущество, в отличие от меня» ‒ подумалось мне, но вслух я этого не сказала, а просто продолжила:
Будни тёмного мага:
1. Помедитировал на Тьму, Пустоту и Смерть.
2. Насладился образами опустошения, освобождения и сладостного тёмного покоя.
3. Пошёл смотреть мультики.
Семь лет спустя.
Бьорн
Как же я не люблю позднюю осень. Она безумно раздражает меня своей промозглостью и сыростью. Ветер не только гоняет грязные листья по мостовым, делая город неряшливым и мрачным, но и быстрее разносит запах крови. Я ещё не дошёл до места, а уже чувствую кровь в носу, на губах, на открытых участках кожи. Как будто я вымазался в ней с ног до головы. Это всё сырой осенний ветер виноват. Хотя… Положа руку на сердце, мне вообще ни одно время года не приносит больше радости. Ну, разве что, зима по-прежнему не вызывает ярого отторжения. Скорей бы уже выпал снег, в самом-то деле.
‒ Тело уже опознали? ‒ спросил я у бежавшего рядом со мной полицейского.
Полицейский был маленьким человеком и еле поспевал за моим широким шагом. Но мне было некогда его ждать.
‒ Да, Верховный Коннетабль. Та это старая Бетти. Она торговала зеленью вот тута всегда на углу. Стояла тута до поздней ночи, а появлялась всегда очень рано. Когда только спала ‒ не понятно?
‒ Тут и стояла, ‒ отозвался я. ‒ Свидетелей нет?
Полицейский затряс головой.
‒ Нетуть. Она добрая, и мухи не обидит. За что же так с ней?
‒ Была. Была доброй. Кто нашёл тело?
‒ Та дежурный постовой и нашёл. Он утром обход делал и, не застав её на привычном месте, громко позвал. Но она не отозвалась, а вот в тупике возня какая-то ему почудилась. Та он и заглянул куды… Туды… Крысы тама по зелени и телу шныряли. Он заглянул, а тама ….
‒ Там, ‒ уже привычно поправил я. ‒ Он рапорт составил?
‒ Ээээ… Его стошнило. Та он в дежурке белый весь лежит. В себя придёт та напишет, Верховный Коннетабль. Только вот у нас такого отродясь же не было? А тута смертоубийство! Да ещё такое.
‒ Что-то трогали?
‒ Эээээ… Ты мы из морга людей ждём. Сами мы того, этого….
‒ Понятно, ‒ сказал я и вошёл в тупик, в где лежало тело.
Я присел рядом с телом. Кровь была повсюду. Старая женщина лежала на зелени, которой торговала. Её тележка валялась тут же перевернутой. Глаза торговке убийца не закрыл, она так и продолжала смотреть в тёмное осеннее небо. Тело не просто выпотрошили, в нём как будто что-то искали. Сочетание разбросанной, уже подвядшей, зелени и крови создавали гротескный и нереальный контраст. Даже меня передёрнуло.
‒ Верховный Коннетабль!
Я распрямился и обернулся.
‒ Пропустите. Это со мной, ‒ крикнул я солдатам за ограждение.
‒ Бьорн, я не любитель ранних побудок, ты же знаешь, мой мальчик.
‒ Знаю, Сиг. Но, как видишь, без тебя я не справлюсь.
‒ Совсем не бережёшь ты старика, ‒ хмыкнул старый друг.
В зубах он держал новомодную папироску. Трава нещадно дымила, но этот запах всё же был приятнее запаха крови и подгнивающей зелени. Если у Сига в морге пахнет также, я понимаю, почему он пристрастился к этой дряни.
Этот, с позволения сказать «старик», энергично приблизился к телу и аккуратно установил свою сумку на свободных камнях мостовой неподалёку. Он извлёк оттуда несколько склянок и пробирок и наклонился над трупом. Тем временем я подошёл к надписи, выведенной кровью на стене.
‒ Что думаешь? ‒ не оборачиваясь, спросил я.
‒ Ну, на первый взгляд она умерла от проникающих ранений в область живота и груди. Я насчитал их около десятка. Подробнее скажу у себя в морге. Но с уверенностью могу сказать, что ей не просто вскрыли брюшную полость, но и погружали туда руки.
‒ Зачем?
‒ Не знаю. Узнаю, скажу. Ты вон то видел? ‒ и друг указал рукой в кожаной тонкой перчатке на что-то зелёное у головы старой зеленщицы.
‒ Трава?
‒ Это не трава. Это цветок. И он явно не из тележки.
‒ С чего ты это взял? Зелень и зелень.
‒ Он свежий, а вся остальная зелень уже подвяла. К тому же, цветами она не занималась. Она же торговала в бедном районе. Тут цветы не в почёте. Да ещё и поздней осенью. Он стоит довольно дорого. Его убийца принёс с собой.
‒ Час от часу не легче.
‒ Труп мы забираем, я отдам распоряжение санитарам. Позже пришлю ещё людей, они тут всё упакуют и, на всякий случай, тоже доставят в мою лабораторию. У тебя ко мне ещё вопросы есть? Но имей ввиду, пока я мало что могу тебе рассказать.
‒ Нет, это всё. Спасибо, Сиг. Я знал, что будет непросто, но не думал, что настолько.
‒ Вызвал этого зазнайку Роалда? Он будет осматривать надпись? Перевод нужен срочно.
‒ Нет, он отказался приезжать. Да и язык он знает не лучшим образом. Мне нужен другой специалист.
‒ И где его взять?
‒ Пока не знаю.
‒ У тебя не так много времени.
« – Мадемуазель Бриссар — если к Вам не прижимаются в метро,
то это вовсе не означает, что метро в Париже не существует»
«Ищите женщину» 1982 год.
Астрид
‒ Мама!!! ‒ раздался истошный вопль с кухни.
Я спрятала голову под подушку. Но сон уже выветрился, а просто так валяться в постели, укрывшись одеялом, у меня не было ни времени, ни возможности. Пришлось скинуть одеяло и решительно встать с узкой, но такой уютной, кровати. Комната была совсем крошечной, и в этом были как плюсы, так и минусы. Вот, например, до шкафа далеко идти не нужно - сделал шаг и уже можно начать одеваться. И шкаф сюда вместился совсем скромный, а значит и одежды в него влезает немного, и, как следствие, траты на гардероб ‒ минимальны. Это же успех!
Я выскочила в узкий коридор, заканчивающийся ванной. На душ времени не было, поэтому ограничиваем себя лишь необходимыми гигиеническими процедурами и, закрутив волосы в тугой пучок, несёмся на кухню.
Волосы поседели сразу после родов. Длинные седые пряди делали меня похожей на ведьму из сказки, поэтому я приняла решение их попросту отрезать. Лучше не стало. Но зато так с ними намного меньше возни. За прошедшие годы они немного окрепли и подросли, но ни цвет, ни длина, ни их прежняя волнистость не вернулись. Эффи фыркнул что-то про отсутствие медведя в моей жизни, но я отмахнулась. Вот мне ещё из-за волос переживать не хватало, медведя к тому же приплёл какого-то… ну их.
Стены в этой части дома очень тонкие и о моём приближении узнали, как только я вышла из ванной, поэтому кухня меня встретила приятной тишиной. Жаль только, что эта тишина ненадолго.
‒ Мам! Она неправильно посчитала печеньки! ‒ заявила моя дочь Анника, или Анни.
‒ Мама! Она их передвигала по тарелке, чтобы мне было труднее считать! ‒ пожаловалась моя дочь Элизабет, или Лотти.
‒ Анни, пока я готовлю кашу, пересчитай печеньки теперь сама. Лотти, не хнычь! Всем достанется поровну, а тебе срочно нужно подтянуть математику. Анни права.
‒ Мама, но речь ведь идёт не о математике! ‒ возмутился кудрявый белокурый медвежонок.
‒ Да? А о чём? ‒ спросила я, ставя на плиту кастрюльку для каши и потянувшись за крупой.
‒ Мама! Ты не поняла вот ничего! Речь же идёт о печеньках! И математика тут ни причём! ‒ проныла дочь.
‒ Лотти … ‒ но закончить мне не дали.
‒ Да, мам. Мы помним, мам! «Математика всегда причём!» ‒ хором ответили девочки.
‒ Умницы. Анни? Я жду.
Я варила кашу и слушала, как Анни пересчитывает печенье.
Девочки у меня ‒ ранние пташки и очень самостоятельные. Сами оденутся, сами раздёрнутся, сами печенье пересчитают.
На кухню кряхтя и охая, вошёл Эффи. За семь прошедших лет старик сильно сдал, но всё ещё оставался крепким и сильным для своего возраста.
‒ Деда! А Анника… ‒ начала было Лотти, но, взглянув на меня, жаловаться передумала.
Эффи сел на своё кресло в нашей кухне, и, отпив горячего настоя, который я перед ним поставила, спросил:
‒ А где Карл?
‒ А он долго спать вчера не ложился, всё какой-то тра… тара.… Нет, не таракан, но похоже. И вот он его и читал, ‒ нажаловалась Анника.
‒ Трактат? ‒ подсказал Эффи.
Девочки закивали.
‒ И где же он сейчас? ‒ мне вот тоже стало интересно.
‒ С Чаплином гуляет, ‒ махнули обе рукой.
Я сокрушённо покачала головой, доедая кашу.
…Мы прибыли с Эффи в этот городок семь лет назад, и на самом деле не собирались тут задерживаться. Мы рассчитывали пробыть тут несколько дней, а потом поселиться в одной из столиц восьми Коннетаблей. Но выяснилось, что дирижабли сюда прибывают крайне редко ‒ городок был небольшим, располагался на границе двух Коннетаблей, территориально он принадлежал Белым медведям. Вторым соседом были медведи Макулосус ‒ самые дружелюбные из всех восьми домов. Они почти никогда не встревали в политические дрязги, правда, очень любили внимание, а посему ‒ почти все скандалы и сплетни были связаны именно с ними. Они не хранили верность партнёру и крайне редко вступали в законный брак. При обороте это были просто милейшие создания с чёрно-белой расцветкой и очень пушистым густым мехом. В народе за ними закрепилась кличка «панда». Мы подумывали над тем, чтобы перебраться именно к ним в столицу, благо до неё от этого городка было не то что б далеко.
Но этим планам не суждено было сбыться. Пока мы ждали дирижабль, выяснилось, что тут есть единственный книжный магазин на весь город, но уже довольно давно заброшенный. Его продавали так дёшево, и местная мэрия готова была пойти на такие уступки, что мы просто не смогли упустить такую возможность.
Эффи продал наш старый магазин в столице через надёжного посредника, и мы сразу же купили этот. Разница в деньгах была просто огромной. Эффи был поражён полученной суммой и долго по этому поводу недоумевал.
‒ Ты не понимаешь, Асти! Он столько не стоил. Никто в трезвом уме и памяти такую сумму за книжный магазин не отвалит! ‒ качал он головой.
— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи. Я ль на свете всех...
— На каком?
— На каком что?
— Свете.
— Ммм... Раньше таким вопросом не задавалась.
— А всё туда же. Ни кожи, ни рожи, ни философского образования.
Несказки Хель
Бьорн
‒ Надеюсь, мы успеем что-то узнать до следующей трагедии. А может даже получится её предотвратить. Месяц ‒ это не так уж и мало.
Только вот месяца убийца нам не дал.
У нас не было абсолютно никаких зацепок. Свидетелей мы так и не нашли, несмотря на то, что обошли почти каждый дом в городе, а не только квартал, где произошло убийство. Обходили, выспрашивая о подозрительных парочках, но толку не было никакого. Пусто. Ничего не дали и попытки узнать происхождение злополучного цветка. В городе была лишь одна оранжерея, и в ней не было и намёка на этот вредный салатовый цветок, который я начинал люто ненавидеть.
И вот, спустя неделю после убийства, мы сидели в нашем походном штабе и пытались хоть что-то систематизировать и, хотя бы немного, в чём-то разобраться. Очень хотелось верить, что у нас получится, потому что новых жертв быть не должно. Нам просто необходимо его, вернее их, поймать.
Не говоря уже о том, что я категорически против нахождения этой древней палки. Что б её древний медведь сломал!
‒ Итак? У нас снова пусто? ‒ подвёл я неутешительный итог.
‒ Да. Увы. Свидетелей мы так и не нашли. К сожалению, до сих пор так и не ясно, как убийцы прибыли в город. Дирижабль исключён, машина тоже. Здесь её запомнили бы совершенно точно. Их тут по пальцам одной руки можно пересчитать. Карет никто не нанимал. По всем направлениям тупик, ‒ подтвердил Талек.
‒ Ни вскрытие, ни анализ никаких новых зацепок не дали. Я тоже в тупике, ‒ вздохнул Сиг.
‒ Я это… Мысль у меня… ‒ сказал Калле.
‒ Давай уже свою мысль, ‒ вздохнул я.
‒ Торчать тут совершенно бессмысленно. Они явно город уже покинули.
Я кивнул. Это было очевидно. Я и сам собирался завтра же лететь в столицу. Я даже уже инспектировать город закончил. Раз уж я тут торчал, совместил два дела и навёл порядок. Всё же это мой город. Даже в городской больнице побывал и распорядился о срочном капитальном ремонте.
‒ Я думаю, Верховный Кон…
‒ Калле! ‒ одёрнул я и поморщился.
Он бы ещё все мои титулы начал перечислять! Тоже мне! Можно подумать мы в парламенте, а он глашатай.
Калле понял и продолжил без прежнего пафоса, зато коротко и по-деловому:
‒ Я думаю, что они ошиблись. Возможно, ошиблись с городом, ‒ выдал мой лучший следователь.
‒ То, что они ошиблись, мы уже поняли. А вот то, что с городом? Объясни! ‒ потребовал я.
‒ Я думаю, что время совпало. Месяц между убийствами, ‒ начал Калле.
Я снова кивнул. Калле нуждался в одобрении и в моём повышенном внимании. Красна-девица просто. Но он лучший следователь. Поэтому киваем и подбадриваем.
‒ Жертва, я думаю, случайна. Проанализировав оба случая, приходим к выводу что пол, статус, возраст и положение не имеют значения. Просто тот, кто попался в нужном месте в нужное время и всё. В первом случае это зеленщица, а тут бродяга.
‒ Согласен, ‒ прокомментировал я.
‒ Остается место. А именно город. Думаю, дело в нём. Они ошиблись с городом. Возможно, замечу ‒ это версия, дело в надписях, которые мы так и не можем перевести. Возможно, и у них с этим те же сложности? ‒ и на меня посмотрели с надеждой.
Я мысленно выругался. Я не древний медведь. Я чудеса творить не умею. Хотя порой очень хочется.
‒ Что в Университете? ‒ спросил я у зама.
‒ Глухо. Редкость большая. Но они ищут. Забытый древний язык, ‒ пожал плечами Талек.
‒ Так… ‒ начал было я, но тут дверь распахнулась и влетел мой секретарь.
‒ Верховный Коннетабль, вы просили докладывать незамедлительно! ‒ отрапортовал он, стремясь оправдать своё вмешательство в наше закрытое совещание.
‒ Я слушаю, Вермунд! ‒ рявкнул я на секретаря.
Мальчик умный и расторопный, но тоже трясётся и заикается. И каждый раз собирается перечислять до утра все мои титулы. Но с ним, в отличие от следователя, работает только рык медведя. Когда его хвалят или одобряют, впадает в ступор, и его потом из него не вытащишь. А у меня времени мало. Поэтому я всё чаще рычу. Только, похоже, у меня это входит в привычку. Нужно всё же следить за собой.
‒ Убийство. Новое. Пришла депеша по телеграфу. Срочная, ‒ отрапортовал он и протянул мне лист бумаги.
‒ Дирижабль?
‒ Готов лететь. Ваши вещи собраны и готовы к отправке. Все оповещены, отбытие через два часа.
‒ Город?
‒ Фекда.
Я снова мысленно выругался. Опять мой Коннетабль, и снова на границе. На этот раз с Домом Макулосус. Не люблю я их. Вот вроде бы добрые, покладистые, но при этом ленивые и неповоротливые. Им запрос отправишь, так ответ ждать сутками приходится, и ещё не факт, что дождёшься. Кажется «панда», так их прозвали в народе? Нужно уточнить, кстати, почему. Наверняка из-за хронической лени. В парламенте их меньшинство ‒ всего двое, да и те заседания регулярно прогуливают. Их туда приглашают исключительно для соблюдения традиций.
— Ну, вы мой полк не марайте. Мои орлы газет не читают, книг в глаза не видели — никаких идей не имеют!
— Не надо перехваливать, Иван Антоныч.
«О бедном гусаре замолвите слово» 1981 год.
Астрид
- Мама! – раздался громкий крик.
Я зарылась головой в подушку. Вчера долго ждала Эффи, но так и не дождалась - уснула. Опять там катастрофа у девчонок? Я медленно высунула нос из под одеяла. Холодно! Бррр! Протянула руку и сразу же нащупала шерстяные носки. Без них я до ванны не доберусь.
- Мам! А там снег идет!
- Мам! А дедушка дома не ночевал!
Вот, же. Эффи! Я же просила! Наверняка остался на ночь в трактире или завалился к кому-нибудь из дружков. Ладно. Не так уж часто Эффи уходит в отрыв. Иногда ведь и в самом деле можно и кутнуть с друзьями. Я выскочила из ванны и поправила рукав платья. Я сегодня собираюсь разбирать коробки с пришедшими книгами. Работа тяжелая и пыльная, так что платье можно одеть и поплоше. Хотя его пора выкидывать. Вон рукава совсем протерлись.
Я быстро вошла на кухню и застала девочек сидящих на диванчике и, уткнувшись носиками в окно, за которым и в самом деле валил снег. Как-то он быстро в этом году. А у меня нового плаща нет. Все не досуг было. Да и деньги все время уходят на что-то другое. А мне казалось что зима – это еще не скоро. Ладно. Выкрутимся как-нибудь. Не в первый раз.
- Мам, а Чаплину нужен новый ошейник. А то с ним гулять станет невозможно. Ты же помнишь, что соседка запрещает выводить его без ошейника?
Я вздохнула. Да. И в самом деле. Но учитывая меланхоличный характер нашего пса и его тотальное дружелюбие, накрывающее всех и в том числе соседку, он мог бы погулять и без поводка. А у меня плаща зимнего нет. Но пес ведь тогда совсем на улицу не выйдет? А я все же могу и в старом.
- Я попрошу Эффи, как придет, сходит в кожевенную лавку. Ему там наверняка скидку сделают – согласилась я.
- А нам с ним можно? – и Астра сложила ручки в умоляющем жесте.
- Да. Только оденьтесь потеплее. На улице вдруг зима началась – кивнула я, ставя перед девочками тарелки с кашей.
- Карл? Завтракать будешь? – спросила я у вошедшего в кухню парня.
Тот кивнул, не тратя лишних слов, но потом поднял голову и все же сказал.
- В городе что-то стряслось.
- Что?
- Откуда знаешь?
- Пожар?
Но нас не удостоили ответом. Я вздохнула. Ну да. Карл немногословен. Сказал, как уронил. Что-то стряслось. А что? Но возможно он и не знает толком. Зачем тогда зря воздух сотрясать?
После завтрака я засадила девочек за уроки. Математика, чтение, письмо и история. Я вечером обычно проверяю. Они сами обмениваются тетрадками проверяя каждая у другой. А вот я уже - заключительный этап. Карл сел вместе с ними. Несколько проверять, сколько следить, чтобы они не отвлекались. Я сама спустилась вниз, открыла магазин, и со вздохом взглянула на коробки, которые предстояло распаковать, рассортировать и расставить все новые, только что прибывшие, книги. А еще там наверняка бумага для реставрации и еще много всего. Ладно, за дело.
Я успела разобрать всего одну коробку, когда колокольчик над дверью звякнул, сообщая мне о посетителе.
- Гарди! Какими судьбами? – воскликнула я, хотя особой радости не испытывала.
Гард Дан был местным начальником полиции. Мы с ним познакомились, когда я пришла вечером в трактир в поисках Эффи. Старика я нашла, а заодно и познакомилась со всем полицейским участком города. Они выстроились передо мной как на плацу и улыбались во все свои тридцать два зуба. Ну, может быть, зубов у кого-то было и меньше, все-таки профессия у них тяжелая, но вот улыбки были у всех точно широкие и довольные.
Меня почти каждый пригласил на свидание, а некоторые сразу позвали замуж. Я только весело фыркала и улыбалась. И только Гард, начальник полиции пошел дальше веселого, ничего незначащего флирта и стал приходить регулярно к нам в магазин. Мне его внимание поначалу не мешало. Потом мне стало неловко, что я не могу ответить на его чувства. Гард был хорошим, порядочным человеком. Он был невысок, черноволос, носил аккуратную бородку и был очень внимателен и заботлив. Только вот он был не Бьорн…
Я уже давно смирилась с тем, что личной жизни у меня не будет. После Бьорна я просто не могла представить рядом с собой другого мужчину. Ну, вот не могла и все. Да Гард был очень мил, но я не могла ответить на его чувства. Я однажды напрямую ему это и сказала. Гард расстроился, но приходить не перестал. Но я больше не чувствовала вину, осталось только легкое неудобство в его присутствии, потому что несмотря ни на что друзьями мы так и не стали.
- Астра, да я вот собственно… - начал он и отвел глаза.
- Гард, там Карл сказал, что в городе происшествие? Опять в кабаке вчера подрались? Карл утром выходил гулять с Чаплином и, наверное, что-то слышал. Но ты ведь знаешь Карла. Из него лишнего слова не вытащишь – торопливо начала я.
- Да. Астра. Я …
Он зачем то полез в карман. Достал оттуда свой блокнот полистал его, а потом снова убрал в карман. В результате этого мельтешения из кармана выпал листок бумаги, покружился и приземлился у моих ног. Я наклонилась и удивленно воскликнула.
Всё было вроде нормально.
Сидели, выпивали…
Драка началась после слов:
«Семантика этюдности в прозе Пришвина неоднозначна».
Астрид
Никто в магазин из покупателей не приходил. Вообще посетителей не было. Только один раз звякнул колокольчик, и были голоса, а потом Карл поднялся к нам с огромной корзиной фруктов. Сейчас? В начале зимы? Это же очень дорого? Мелькнуло у меня в голове. Но девочки просто запищали от восторга.
Я покормила ужином и девочек и Карла. Потом спустилась вниз и отнесла, двоим нашим охранникам по тарелке супа и хлеб на подносе. Там же были две чашки с отваром из трав. На меня снова странно посмотрели, но поблагодарили и поднос взяли.
А вот у меня так аппетит и не пришел. Есть совсем не хотелось. Даже огромное красное яблоко не соблазнило меня. Хотя яблоки я любила. И именно красные.
Опять совпадение. У Бьорна в каждой комнате пока я там жила стояло блюдо с красными яблоками. И все знали, что это для меня…
Бьорн…
Я не справлюсь. Мне нужна помощь. Одинокой женщине с двумя маленькими детьми нелегко в этом мире. Пока у меня была поддержка Эффраима, мы справлялись. Но вот теперь будет очень туго. И не только с деньгами. Хотя и с ними тоже.
Я уложила спать девочек, а вот у самой сна не было. Карл уткнулся носом в очередной тяжелый том, и я не стала его беспокоить. Спустилась вниз и принялась распаковывать коробки. Все равно это нужно сделать. И думать, думать.
Что же мне делать дальше?
Голова странно гудела. На ум пришло сравнение из старой книги, что я однажды прочла. Как будто я язык от колокола. Большого такого колокола, которым только что собирали жителей города на пожар. Колокол долго и звонко звал на помощь. Я тогда подумала, что даже когда язык перестанут раскачивать - колокол все равно должен гудеть. Вот и моя голова так же гудела. Тоже звала на пожар? Только вот боюсь, что никто не откликнется…
Два моих молчаливых стража недоуменно посмотрели на меня, когда я взялась за первую коробку, но ничего не сказали. За все время, что я разбирала книги, за мной следили глазами, но вот вопросов не задавали. И я вскоре перестала вообще на них обращать внимание, погрузившись в размышления.
Что же мне делать дальше?
Бьорн…. Мысли вновь и вновь возвращались к бывшему мужу.
Девочкам нужен отец. Они медведицы. Если в паре один из родителей медведь – то кроме медведя никто родиться и не может. И я не справлюсь с девочками дальше. Пока они маленькие все было просто. Но с каждым годом будет проявляться и строптивый характер и звериная сущность, с которой мне не справится в силу моего характера и природных качеств.
Я семь лет о них заботилась и помощи не просила, но вот сейчас я должна это сделать. Наступить на горло собственным чувствам, гордости и попросить. Он не откажет. Со смертью Эффи все поменялось. Будь я одна, я бы ни за что не попросила, но девочки…
Нужно просить помощи у Бьорна. А как? Столица далеко.
Я сама его наверняка уже давно не интересую. К тому же я подурнела, у меня нет больше роскошных длинных волос, стройной фигуры и юного наивного личика. Если раньше я его этим цепляла, то теперь-то уж, совершенно точно не составлю конкуренцию ни Урсуле, ни другим столичным медведицам.
Но о дочерях он должен узнать и позаботиться. Обязан. А мне пора перестать трястись от страха, прятать голову под одеяло и рассказать ему всё. Да пережить много неприятных минут, но и другого выхода у меня нет.
В столичном особняке Бьорна девочкам будет гораздо комфортнее. И со школой Бьорн все решит. И яблоки они будут есть каждый день. Я не имею права лишать их того, что им было дано по праву их рождения. В конце концов, мне все равно пришлось бы это сделать. Через шесть лет у них начнется перестройка организма и подготовка к первому обороту в медведиц. И им будет нужен их Дом Медведей и отец.
И нужно что-то решать с налогами. Эти декларации обычно я заполняла, но вот относил их всегда Эффи. У меня их не примут. Там сидят узколобые мужчины, которые уверены, что женщина в цифрах разбираться не должна, и не умеет. И что ее предел - посчитать выручку за день. А вот составить отчет за целый год работы магазина женщине совершенно точно не под силу. Я уже ходила и проверяла это. Меня подняли на смех и ничего не приняли. Хотя я могла отчитаться за каждую цифру на бумаге. Кто теперь понесет это в местную налоговую контору? Карлу только семнадцать и ему еще рано, да и не сможет он туда даже войти. А год скоро заканчивается. Хотя если я успею за оставшиеся месяцы продать магазин и переехать в столицу, то и подавать отчет я же буду там? Может быть, в столице уже более продвинутые чиновники? Хотя это вряд ли. Когда я ходила семь лет назад к известной модистке содержащей собственное ателье она жаловалась, что отправляет в налоговую своего пропойцу дядю, который бывает трезвый только в этот единственный день, когда нужно туда идти.
И что же мне делать?
Я могу попросить у Бьорна помощи с продажей магазина. Уж его-то точно никто не посмеет обмануть. Сама я продать магазин скорей всего не смогу. А если и продам то почти наверняка не получу хорошей цены, а деньги мне сейчас очень нужны. Можно попробовать купить книжный магазин в столице. Разумеется, не такой как тут, а гораздо меньше. И не в центре города, а где-то на окраине. Но возможно денег и хватит. И мастерская как-никак все же приносит доход. И я перееду туда с Карлом. Смогу навещать девочек у Бьорна в особняке каждый день.
-Какая у вас странная шпага, сударь.
-Это арматура, сэр.
Бьорн
- Вы должны поймать эту парочку. Они явно больны на всю голову. Я многое повидал в своей жизни, но такое впервые на памяти нашего города.
- Присаживайтесь к столу. Нам там будет удобнее – и я протянул руку в указанном направлении.
Старик довольно крякнул и пошел к креслу. А Талек наклонился и тихо прошептал.
- Асти с тобой всего несколько часов, а тебя будто подменили. Ты вежливый, любезный, не рычишь и девушек к окровавленным стенам не посылаешь. Просто удивительно. Я тебя сам первый загрызу, если ты ее упустишь.
Я косо глянул на этого шутника и направился к столу. Вот не до жены мне сейчас.
В этот момент в допросную влетел взъерошенный Сигвальд. В зубах у него снова что-то торчало. Может вынести на парламентское обсуждение запрет этой травы? Не нравится она мне. Сиг кивнул и сел в кресло в углу.
- Вы когда вышли из трактира? – задал я первый вопрос.
- Я вышел почти сразу за Эффраимом. Он был очень интересным собеседником и когда он уходил - за ним по домам собирались почти все. Я вышел одним из первых. Только вот штука в том, что мне в ту же сторону. Мы бы пошли вместе, да я расплачивался дольше. А Эффраим ждать не стал. Сказал: «И так Асти ругаться будет».
- Когда вы вышли, кто-то был на улице? - вмешался Калле.
- Нет. Поздно было. Все спали уже. Только вот в кабаке и был народ. Я вышел и пошел вниз к своему дому. А потом и услышал короткий вскрик. Я и не обратил на него тогда вначале внимания. Он глухой был и в стороне. Я проходил мимо того переулка когда до меня донеслись эти странные звуки.
- Звуки? – переспросил я.
- Да. Несли какую-то тарабарщину. Я совершенно точно слышал слова, только вот понять их не мог. Я заглянул в переулок и увидел, что Эффраим лежит своей белой головой ко мне. Она у него запрокинута, и он мертвый. А над ним возвышаются двое.
- Как они выглядели? – нетерпеливо спросил я, и даже на стуле не усидел, подался к нему всем телом.
Получить описание, и арестовать! К Древнему Медведю всё! И уже идти к …жене.
- Так темно же было? И на них черные плащи такие большие и капюшоны надвинуты. А еще маски на нижнюю часть лица. Я толком и не понял кто это даже. Очертания фигур не видны были. Но вот голос…
- Что голос? – я откинулся обратно на спинку стула.
Это надолго.
- Женский голос нес всю эту тарабарщину.
Мы все за столом переглянулись. Вот и нашли все наши догадки подтверждение.
- Всё-таки баба – протянул Калле.
- Что они делали? – вернулся я к свидетелю.
- Так вот я и говорю. Женский голос тарабарщину говорил, а такая она была заковыристая. И цепляла. Ее хотелось слушать и слушать. Я застыл и шагу сделать не мог. Да и страшно мне признаюсь, очень было. Страх сковал и шагу вступить не мог. А потом она упала на Эффраима, баба эта.
- Как это упала? – уточнил я.
- А вот так. Она несла и несла этот бред, а потом рухнула как подкошенная на тело Эффраима. Голову подняла, а глаза у нее стеклянные. Нет скорее как зеркала. Вот.
- Зеркала? - не понял я.
- Да. Я такие зеркала в лавке видел. Глаза - они просто не двигались и в них как будто расплавленное серебро налили.
Мы снова переглянулись.
- Я только глаза и видел. Сверху капюшон, а снизу маска эта. И глаза эти жуткие.
- Верховный Коннетабль, скорей всего глаза у нее закатились, и видно было только белки. Это бывает. Отражение давали такой вот эффект и казалось что они стеклянно-зеркальные. Ночь и довольно далеко. Да еще и общее состояние свидетеля. Это версия – сказал из своего угла Сиг.
- Так. Что дальше? – спросил я.
- Она руки раскинула, а тот второй ей в руку нож кровавый вложил, с него кровь до сих пор стекала. И она начала кромсать бедного Эффраима – свидетель даже глаза выпучил.
- Кромсать? Это как?
- Ну… она кидала его внутренности в разные стороны. Я отвернуться не мог, а вот глаза прикрыть у меня получилось. Уж больно это все жутко выглядело.
- Верховный Коннетабль, я потом поясню этот момент – подал голос Сиг из своего угла.
Я кивнул. Заострять на этом внимание мне не хотелось и самому. Свидетель явно взвинчен и ему этот момент не нравится больше всего. Может упустить что-то по-настоящему важное, если я буду настаивать.
- Что было дальше?
- Она встала, эта сумасшедшая. И подошла к стене. Шаталась при этом как пьяная. Она на стену просто завалилась – продолжил свидетель.
- Это объясняет кровавые отпечатки ладоней – кивнул Калле.
- Но тот второй не сделал ни малейшей попытки ее поддержать. Он в стороне стоял и смотрел – сказал старик.
- Дальше – попросил я замолчавшего свидетеля.