Странная штука эта жизнь. Еще вчера что-то у него было в жизни, а сегодня он никто. Ни документов, ни имени, ни родных. Просто все потерялось, что было когда-то важно для него. Неужели он где-то ошибся? Вот только где именно? Да нет, вроде всю свою жизнь жил только так, как ему казалось правильным под влиянием воспитания его родителей и того профессорско-академического окружения, которое у них было.
Наверное, он ошибся тогда, когда отказался от предложения отца не ходить в армию. Ведь мог же пойти по научной стезе и получать образование в каком-нибудь университете. Стал бы юристом, как его отец, и не знал бы горя сейчас. А он, упертый баран, отказался – принципиальный. Ведь брат пошел служить! Ну и что, что он пропал? Что с ним-то станет?
А вот стало. Или не стало? Как бы хотелось, чтобы это был просто сон. Вот сейчас он проснется, а по квартире плывет аромат маминых пирожков, как всегда по утрам. И когда мама только успевала эти пирожки печь? Ведь они с отцом вставали так рано, что вряд ли мама могла встать еще намного раньше их, почти ночью… Или могла? Мама, любимая мама. Как ему не хватает ее ласкового и мудрого взгляда, который никогда не осуждал, несмотря на то, что происходило вокруг.
Даже тогда, когда он перед уходом в армию сам принял решение расстаться с девушкой, с которой до этого времени встречался уже порядка трех лет. Мама не осудила, но посоветовала подумать несколько десятков раз. Он был уверен. Словно чувствовал, что не вернется оттуда. Зачем заставлять девчонку ждать? Не нужно это все. Ни ему, ни той девчонке. Интересно, а где она сейчас? И как поживает? А сколько времени прошло с того момента, как они виделись последний раз? Года три или даже четыре?
Интересно, а как родители? Как они пережили, что из-за его же упертости лишились еще одного сына? Ведь отец предлагал воспользоваться своими связями уже тогда, когда он был в военкомате. И его призвали был куда-нибудь в Подмосковье. Благо связи такие были.
Но зачем же пользоваться своими связями и уезжать в блатную часть, откуда точно никуда не отправят служить в горячие точки? Ему гораздо важнее было показать характер. Вот и показал. Кто он теперь? Никто! И неизвестно, когда кем-то станет!
Уже полгода он вот так скитается по городу, постепенно превращаясь в бомжа. Хоть воровать не приходится – грузчики на рынке всегда нужны, как оказалось. А ведь раньше он думал, что эти люди – постоянный контингент на рынках. Что-то вроде своей касты! А оказалось, что совсем даже нет, не постоянный!
Хоть из этой комнаты, которую ему подогнали, его никто не гонит! Хотя, как подогнали? На рынке ему подсказали, когда он туда устроился первый день грузчиком, что мужик один из местных торговцев, сдает комнату у себя в квартире. Он подошел, узнал, что почем и попытался договориться. Мужик потребовал было деньги вперед, но потом согласился не платить ему за работу первые две недели в счет проживания в этой комнате.
Каждый вечер спина и ноги отваливались от усталости, но хотя бы хлеба и чая самых дешевых он мог себе купить, чтобы не помереть от голода. А ведь ему столько обещано было тогда, когда его агитировали на всю эту авантюру. А по факту что? Голодное существование без документов, без имени. Он даже не знал, как представляться, если кто-то спрашивал, как его зовут.
Единственное, что было странно, что никто из милиции его не останавливал ни разу, хотя патрули по рынку шныряли то и дело. Но никогда не трогали именно его, хотя он был один из самых подозрительных из тех, кто здесь работал.
Да ладно! Что об этом теперь думать! Главное, есть хоть какая-то крыша над головой, да кусок хлеба с чаем на утро! И то хорошо!
Да, а вот маминых пирожков совсем не хватает ему. Вдохнуть бы сейчас этот аромат! И забыть все, через что пришлось пройти ему!
А может, рискнуть и съездить туда, к ним? Взять выходной на рынке и сходить? Может, узнают они его?
И что он тогда своим родителям скажет? Здравствуйте, дорогие родители! Простите, что не появлялся так долго! Ну, вот сложилось так, что и морду перешили, и имени лишили! Но я по пирожкам соскучился и очень захотел их похрямкать!
А потом мне пулю в затылок и родителям тоже, что посмел все запреты нарушить, которые были только у меня!
И почему память у нас стирать еще не научились? Ведь вроде как есть же у них какие-то технологии новые, которые позволяют это все сделать грамотно? И не мучился бы сейчас воспоминаниями непонятными!
Наверное, это какая-то изощренная технология пыток, которая применяется к определенного рода солдатам, чтобы определить, насколько они могут вынести то, что происходит вокруг них, без сильных психо-эмоциональных сломов.
О! Он, оказывается, новое слово выучил! Или вспомнил? Да, какая, в сущности, разница! Лишь бы ничего плохого не происходило с ним от этих воспоминаний!
Кстати, а что там такое вчера на рынке обсуждали и сегодня пытались перекрикиваться? У хозяина ни телевизора, ни радио не было в квартире, поэтому если только газеты почитать. Но на это уже ни сил, ни времени не остается.
Или попробовать что-то почитать?
А смысл какой в этом? Ну узнает он, что в мире делается, и в стране его родной тоже. И все, на этом все закончится. А дальше что делать, он не представляет даже. Просто утолить праздный интерес? Да только зачем голову забивать лишней информацией? Когда можно просто спокойно работать, платить за квартиру, покупать самые дешевые продукты, чтобы отложить хоть копейку лишнюю. Авось, недели через три удастся квартиру какую-нибудь себе простенькую снять, если, конечно, там не потребуют документы на его морду. А завтра побриться бы не мешало, а то совсем уже щетиной зарос чересчур!
В гостиной царил приятный полумрак, что дарило ощущение прохлады. По сравнению с улицей, на которой стояло удушающее пекло, чрезмерное даже для этих широт, у сидящих в гостиной создавалось ощущение, что они в раю. Мощный кондиционер, расположивший свои сопла где-то под потолком, еле слышно гнал прохладный воздух, остужая помещение. Покидать прохладу помещения не хотелось абсолютно.
Гостиная была огромная, поэтому кондиционер работал на всю, чтобы создать комфортные условия для всех находящихся в помещении. Поэтому в такую жару ее посещали очень редко, используя только для вот таких, очень важных переговоров, о которых узнать не должен никто.
Мужчина с типичной яркой южной внешностью, отличаясь только полным отсутствием бороды от своих собратьев, встал из глубокого удобного кресла, подошёл к окну и раздвинул планки плотных жалюзи. На улице, изнывая от жары, прогуливались охранники. Однако жалеть их было не в правилах этого человека. Это была разменная монета для него во всех его планах.
Гость сидел в глубоком удобном кресле, обтянутым по случаю жары белым льняным чехлом, потягивая шикарный дорогой коньяк выдержкой около десяти лет. Торопиться ему никуда не хотелось — на улице очень жарко, а в салоне его автомобиля, припаркованного на открытом пространстве двора, можно было изжариться. Хозяин тоже не спешил торопиться. Сейчас от гостя оставалось только спокойно ждать. Он не хотел торопиться — никогда не знаешь, что приготовила затейница-судьба, и что от неё придётся ждать в этот момент, какие встречи она подкинет за углом. А некоторых встреч стоит опасаться очень сильно.
— Послушай, ведь то, что мы решили реализовать, это будет грандиозное светопреставление. И ты сам понимаешь, что для того, чтобы все прошло предельно гладко, кто-то должен быть на месте. Я считаю, что лучше тебя, Саид, с этим делом не справится никто. Да и мое доверие ты заслужил больше, чем кто-либо ещё другой.
— Вряд ли я могу рассчитывать на хороший приём там, — пожал плечами Саид. — Не спорю, возможно, что внешне я и более привычен к их взглядам, но вот по менталитету их я останусь им чуждым, пришельцем, который приехал из чужих краев.
— А кто говорит, что это представление начнётся в настоящий момент? — хозяин усмехнулся, беря со стола свой бокал с коньяком. — Ещё не одну зиму придётся пережить, чтобы начало было положено. И ждать мы будем с началом того момента, когда ты станешь для них своим. Только так у нас появится хорошая почва под ногами. Имя там у тебя будет другое, все документы уже подготовлены. Контакты стартовые мы тоже тебе подготовили. Остаётся только приехать, чтобы начать все готовить. И работать.
— Мне нужно уже ехать сейчас? Я готов выехать хоть сегодня, — гость поднялся из кресла, демонстрируя всем своим видом, что готов выполнять все отданные поручения. — Мне ведь надо начать работать уже сейчас, чтобы все, что мы задумали, получилось?
— Ты еще успеешь, поверь мне, — хозяин отхлебнул коньяка, а потом поморщился – не нравилось ему это заморское пойло, хотя это был сейчас признак пребывания в высшем обществе. — Я для тебя еще одно поручение приготовил, которое надо бы выполнить как можно быстрее. Я опасаюсь, что если оно не будет выполнено, мы не сможем добиться ничего от того, что мы задумали. Только я не могу сказать, сколько времени придется уделить на выполнение этого поручения! — вся речь хозяина была произнесена с пылом, жаром, словно он сам верил в то, что говорил. Он произносил эту речь, а сам украдкой разглядывал своего гостя. Ему надо было в очередной раз проверить этого человека, возникшего в его жизни неизвестно откуда. Проверял, хотя был уверен в нем, но что-то все равно заставляло иногда сомневаться в поведении этого человека, в его исполнительности. А вдруг что-то увидеть удастся в поведении, что сможет реализовать его сомнения. — Ты знаешь ведь Ахмеда Салимова?
— Разумеется, — кивнул Саид. — Давно за ним приглядываю.
— У меня сомнения по поводу него, — хозяин смотрел в одну точку, словно о чем-то размышляя. — Я боюсь, как бы он не подвел нас во время нашего мероприятия.
— У меня тоже есть сомнения по поводу его поведения, — кивнул гость. — Но я не знаю, стоит ли сейчас его выводить из игры. Пока нет причин ему не доверять. Видимых причин нет, поэтому пока, я считаю, Уважаемый, что за ним нужно просто присмотреть. Даже если мы его признаем лишним звеном, вывести это звено из игры мы сможем в любой момент времени. И найти замену, пусть и одноразовую, мы тоже ей сможем.
— Четыре года, которые мы отвели на это предприятие, только кажутся большим сроком, — хозяин встал из кресла и опять закружил по комнате, изредка бросая взгляды на своего гостя. — Они пролетят очень быстро! Настолько быстро, что ты даже не успеешь оглянуться. Но в то же время срок очень большой, поэтому для тебя это достаточно сложное предприятие будет. Тем более, что это твое первое такое предприятие на твоем веку. Сейчас я даю тебе только базовую информацию, которую тебе надо будет анализировать. И принимать решения по ходу всего мероприятия следует самому. За это время ни одной встречи у нас с тобой не будет. Только в тот момент, когда мы придем к концу всего процесса, когда будет заключительный акт, будет осуществлен общий сбор всех моих друзей.
— Те дела, которые мы вершим, святые, — гость усмехнулся, — а каждые такие дела жертв требуют в обязательном порядке.
— Вне зависимости от обстоятельств я постараюсь тебе помочь по мере своих сил. Оставить тебя мне не позволит Аллах, ибо только он знает, чего ждать от нашей жизни. И на твои плечи ложатся такие дела и столько их, что только Всевышний знает, удастся ли тебе с ними справиться в полном объеме!
— Вы это говорите, не являясь мусульманином, хотя поддерживаете нас во всем, — гость покрутил бокал с коньяком и взглянул через его маслянистые стенки на хозяина дома.
Мужчина скрестил ноги, садясь на камень. Наверху, высоко в небе, парил орел. Эта гордая птица вызывала у мужчины всегда вызывала восхищение своей независимостью, царственностью в небе, где они парили, используя свои роскошные сильные крылья. Мужчина смотрел на орла, пытаясь успокоить свою душу, которая металась без конца и без края.
«Да нет, не мечется никуда моя душа, сидит спокойно себе», — думал мужчина, словно пытаясь успокоить себя, хотя сам прекрасно понимал, что это только попытка самовнушения, которая в очередной раз уже вряд ли возымеет хоть какой-то успех.
В голове сейчас роились весьма тягостные мысли о том, что ему приходится сейчас сидеть вот тут, в неприветливых горах хмурого Дагестана, а его любимая, женщина, ради которой он готов на все в своей жизни – сейчас в такой же хмурой, но еще более неприветливой Москве, в городе, в котором приходится думать, что он спокойнее, чем эти неприветливые горы. А спокойнее ли она, эта Москва? Особенно после того, что он тут выяснил, можно ли так думать об этом городе?
К горлу подкатил комок, предательский, который так и стремится всеми силами заставить сглотнуть его вместе со слезами. Как она в этой Москве? Смогла ли простить его за то, что тогда произошло? Как же хочется войти поскорее в прихожую, ступая бесшумно так, как мог делать только он с его огромнейшим опытом… Она выйдет в коридор, потому что надо проверить, откуда по ногам легкий ветерок подул. А тут он. Поймает ее в темноте, обнимет за талию, притянет за руку к себе, закопается лицом в ее ароматные волосы и затаится так, понимая, что это и есть настоящее спокойствие… А она стоит рядом с ним, боясь пошевелиться, и сглатывает подкатившие наверх слезы, чтобы не спугнуть это счастье своими рыданиями.
Мужчина не отводил от орла глаз, отгоняя в то же время от себя видения его спокойной жизни в Москве, а сам пытался понять, что он еще сможет выяснить здесь, в горах Дагестана, и чем еще сможет принести пользу Родине. Интересно, почему генерал так настойчиво стремился его заставить сидеть здесь? И чего тут только сидеть и ждать? Пока на вершину одной из гор выползет какой-нибудь вареный рак и начнет свистеть художественным свистом? То, что это будет чем-то нереальным, понимали все. Поэтому придется сидеть и ждать, пока его отсюда отзовут. А сколько это времени будет?
«Может, стоит сейчас подать рапорт на имя генерала о том, что задание полностью выполнено? А потом и тогда прошение о возвращении домой? Ведь приказ начальства куда важнее, чем свои мысли. Или пока остаться здесь? И подождать, пока отзовет генерал своим приказом?
Э! Да ты боишься, что Ирина не может тебя простить и не простила! Боишься, что она не пустит тебя на порог и сразу выгонит, как только ты появишься!» - усмехнулся мужчина, опуская, наконец, взгляд в долину от продолжающего парить в небе орла. - «Старый генерал, наверное, тоже понимает, что Ирина Тебя не простила пока еще. Поэтому и не может пока отозвать тебя от себя? А этот хитрый жук не может сделать так, чтобы ты не возвращался в Москву, пока сам не успокоишься? И пока не найдешь правильных слов, чтобы попросить прощение у Ирины? Ведь у нее есть полное право не простить тебя! Это ты виноват в том, что они в больнице оказались! Рембо! Хренов Рембо! Крутого суперагента из себя возомнил! Нет, брат! Тебе надо поскорее возвращаться обратно и явиться пред светлы оченьки Ирины, чтобы поговорить с ней и прощения попробовать вымолить. Хоть и не может быть прощения за то, что произошло тогда! А сейчас надо сходить к Ахмеду. Документы он может же мне сделать добротные, если генерал не отпустит? И рвануть на Мальдивы или куда-нибудь в офшорную зону! А там получится и денег срубить достаточно! С моими-то талантами! И жить получится очень долго обеспеченно! С Ириной, разумеется! Если она меня простит!»
Почему же я раньше был таким ненормальным? Зачем согласился на эту историю с подготовкой в лагере ФСБ? Только волынкой ее и получается назвать! Может, если отказался бы тогда, сейчас и родители живы были бы? И Иришка моя раньше мне повстречалась тогда? И прошлое мне не являлось бы в мельчайших подробностях во снах? Да в таких подробностях, что в пору к экстрасенсам идти и пытаться стереть память полностью, чтобы не мучиться?
Да, это уже решено! Как только приеду, сразу пойду к Ирине! Надо все ей рассказать. Не могу и не хочу больше скрывать от нее всю правду. И имя настоящее ей скажу. Чтобы она могла меня нормально называть. Выгонит она меня? Не выгонит? Только ей решать все это! Выгонит? И правильно! А то какая-то ненормальная у нас семья! Даже в фиктивных семьях все друг о друге всё знают! А у нас? Куча тайн, которые только и успевай разгадывать! Нет, все рассказать не получится – слишком жестоко все будет звучать… А вот хоть что-то о работе своей я расскажу. Чтобы хоть представляла, с кем связалась моя любимая!
Может, действительно тогда не нужно было соглашаться? Когда полковой особист к нему с таким заманчивым предложением подошел? И действительно их встреча с Ириной произошла бы на порядок раньше? Не было бы всей этой грязи? И Виктора этого, который нас расстрелял, тоже не было бы?
Хотя… А как я мог ее встретить раньше, если меньше года произошло с нашего семейного переезда в Москву до моей армии? Нет, по-другому жизнь сложиться уже не могла… Видно, это на роду, или как там говорят, у меня написано!
Вот только гадать сейчас тут нечего – чем быстрее все дела закончу, тем быстрее в Москву вернуться смогу!
Мдаааа, Александр Сергеевич! Философом решил заделаться, батенька? А почему бы тебе еще о смысле жизни не задуматься? Можно, почему бы и нет? Вот только генерал расстроиться – у его агента, на которого сейчас слишком много обязанностей возложено, крыша потекла совсем! И я расстроюсь – к Ирине я со съехавшей крышей точно вернуться не смогу совсем! А еще сорву генералу операцию, которую он со своими штабными солдатиками распланировал – Ирине тогда точно спокойного житья не будет! Нет, с ума лучше не сходить, и о смысле жизни пока не думать – так, когда пенсия подойдет, тогда и можно будет задуматься. А пока нельзя. Надо работать!»
Наверху прострекотал пулемет. Пули цепочкой вошли в землю, подняв небольшие фонтанчики пыли, грунта и осколков камней.
- Вот сволочь! У него там что, два ствола? - молодой парень в рваном камуфляже и с запекшейся струйкой крови около уха ловко переменил магазин у автомата. Он уже сбился со счета, какой рожок меняет. Бросил взгляд вокруг себя, увидел, что пустых валяется рядом уже четыре штуки, и понял, что боеприпасы подходят к концу. А выкурить стрелка сверху так и не удалось пока. - Даже высунуться нельзя. А патронов все меньше и меньше остается!
- А у тебя план есть какой-то? Ты тут высунуться решил? - рядом сидел полный парень с черным от оружейной копоти лицом. Он стрелять пока не собирался - решил немного поэкономить патроны до решающего рывка. А судя по словам друга, этот решающий рывок уже не за горами. ; Ты хоть знаешь, на какой он высоте сидит? И один ли он там?
- Метров десять отсюда. Там ниша каменная есть. От него нас с тобой камни закрывают, а вот дорога ему с его позиции видна хорошо. Колонна под обстрелом стопроцентным, как сам понимаешь. А судя по огню, он не один там сидит. А если у него там еще и гранатомет имеется, то колонна точно тут и завязнет. Как обычно - две машины подорвут, и пиши пропало!
- И что ты предлагаешь?
- Нам везет, что скала не такая уж и большая сама по себе. Можно попробовать с боковой стороны забраться на вершину и зайти к нему со спины. Вот только без подстраховки это сделать ну очень тяжело будет!
- А если там рота этих бородатых сидит?
- Не, роты там точно нет - места им не хватит! А вот парочка сидеть может вполне!
- Я всегда знал, что ты с чертом самим дружишь... - начал было полный парень, но тут же был перебит своим другом.
-Но что сам я демон - ты не знал конечно!
- Нет, Матюха, не знал! - честно признался полный.
- Так, Федотов! Заканчивай философию тут разводить! Нам ее в мирной жизни хватит! И прикрой меня!
- Ты реально собрался туда лезть?
- Жить захочешь, и не в тыл к этим бородатым полезешь! Ладно, прикрой меня! - улыбка, чуть печальная, но одновременно озорная, скользнула по губам Матвея. - Не для себя же стараюсь, а для Родины, для России родненькой!
Парень встал и, согнувшись чуть не до земли, пробежал несколько метров. Остановился, вжавшись в камни, и прислушался. Наверху все было тихо. Может, те, кто сидел в засаде наверху, думали, что у них закончились патроны, и решили выждать какое-то время, чтобы потом напасть неожиданно? Или разгадали маневр, которые решили осуществить друзья.
Впереди была куча камней. Она осталась от прошлого боя, когда в складку скалы попал выстрел из гранатомета, обвалив кусок породы. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, эту кучу преодолеть можно было только одним прыжком, потому что от малейшего касания она могла осыпаться в любой момент.
Матвей чуть отклонился назад, вытянул вперед руки и, сильным толчком подбросил свое тело вперед и вверх. Кучу он преодолел моментально одним прыжком. И опять замер, словно какой хищный зверь, прислушиваясь к тому, что говорила ему природа, и как откликается собственное тело на все это. Сдвинул автомат на спину, чтобы тот не мешал двигаться, и начал кошкой карабкаться вверх по почти отвесной скале.
Камни то и дело осыпались под неосторожными движениями, когда рука или нога срывались с той опоры, которая оказывалась ненадежной. Хорошо, что этого не было слышно - сверху опять стали раздаваться то одиночные, то очередью, выстрелы пулеметчика. Снизу, через раз, отбрехивался автомат Федотова. Он отвлекал все внимание боевиков на себя, чтобы друг все смог успешно завершить.
Автомат то и дело сползал на грудь, мешая движению, если таковым можно было назвать всползание по отвесной скале между камнями к ее вершине. Парень остановился, спихнул до конца на спину своего верного калаша и начал осторожно пробираться наверх. Камни сыпались из-под ног, а на пальцах кожа, похоже, вообще решила сняться, словно это были перчатки.
Матвей усмехнулся, давая себе маленькую передышку и вспоминая, каково ему и всем его ребятам приходилось в учебке. Хоть и говорил товарищ Суворов, что в бою легко будет, коли училось тяжко. Но вот тут он явно оплошал. Учебка перед Чечней оказалась настоящим раем, хотя и там слабонервные нашлись, хоть и держались до базы молодцами и бравировали своей храбростью и бесстрашием. А потом один вот такой молодец по ночам стал в истерике биться, а в конце концов и вообще сбежал. Не вынесла душа поэта, так сказать, ежедневные забеги в полной экипировке да еще и с ранцами, камней полными, которые им устраивал куратор их группы, матерый прапорщик Касьянов, который, по местным легендам от старослужащих, успешно не одну группу еще в Афгане подготовил.
Восхождение на скалу завершилось где-то через полчаса. Глазам Матвея предстала ровная, словно уложенная асфальтом, площадка, на которой сидели всего двое - пулеметчик и прикрывавший его бородач с автоматом. А рядом, как он и предполагал, лежал заряженный гранатомет.
Бородач заметил Матвея в тот момент, когда тот уже собирался подняться, чтобы двумя прицельными выстрелами прикончить обоих, схватил автомат, передернул затвор, но выстрелить не успел - пуля, выпущенная Матвеем оказалась чуть быстрее, и его зеленая повязка на лбу тут же окрасилась багрянцем.
Пулеметчик резко повернулся на нежданного гостя всем своим телом, чего никак нельзя было ожидать от человека такой комплекции, как этот, да еще и с таким огромным агрегатом в руках - с "бойцом" выпуска аж еще времен Великой Отечественной.
Для Матвея этот маневр стрелка оказался неожиданным и фатальным - короткая, всего в четыре выстрела очередь, прошибла его почти насквозь. Но последних сил хватило на то, чтобы направить свой автомат на бородача, нажать на спусковой крючок и уложить его, срезав половину головы несколькими точными выстрелами.
Наверху все стихло. Федотов не знал, что сейчас там произошло. Но сердце подсказало, что он там срочно нужен. И он тут же полез наверх. Ему восхождение далось легче гораздо - с его стороны склон был гораздо более пологим, а в том, что теперь можно подняться и здесь, он не сомневался. Камни из-под ног осыпались, но это было не катастрофично. Поэтому очень скоро парень оказался наверху.
Его глазам предстала привычная, и в то же время ужасная картина: возле еще дымящегося пулемета лежали в разных позах три тела, два из которых были обезглавлены меткими очередями. Его друг был жив, хотя грудь его представляла собой такую картину, как будто по ней проехали катком в разные стороны.
- Вот тебе и Россия, мать ее! - через силу улыбнулся Матвей.
- Все хорошо будет, Матюха! Держись! Слышишь, наши летят! Тебя спасут! Обязательно спасут! - пытался удержать своего друга на поверхности сознания Федотов.
- Володька, брат, - Матвей с силой сжал руку друга. - А вот эта шутка не самая смешная! Моих найди.
- Слышь, Матюха! Не смей меня оставлять! Мне страшно без тебя! - на глазах увальня Володи блеснули настоящие, неподдельные слезы. - Куда я без тебя?
Но последних слов Федоров уже не слышал - сознание его покинуло, как и та часть крови, которая вытекала из всех ран на теле и уходила в землю.
Гул вертушек приближался. Вскоре они показались из-за скал огромными черными махинами.
А потом взрыли огромные клубы пыли, когда одна из них села на изрешеченную землю.
- Держись, Матюха! Медики прилетели! Жить будешь! Еще и Героя России получишь!
- Посмертно, - прошептал Матвей, на секунду придя в себя и опять уходя в забытье.
Как так оказалось, что вертушка с медиками оказалась вот тут неподалеку? И кто ее вызвал, кто сообщил, что тут будет тяжело раненный? Никто не знал. И ответа на этот вопрос так никто найти и не сможет.
Молодой мужчина с подернутыми сединой висками шел по аллее городского кладбища. Глаза его были закрыты темными очками. Но даже сквозь них ощущался пристальный, отдающий стальным холодом взгляд.
Крепкая рука сжимала маленький букет из роз и гвоздик. Он явно знал, куда идет. Просто очень не хотел торопиться.
Он остановился возле обнесенной невысокой оградой группы обелисков с воинскими регалиями. Губы этого странного незнакомца тронула горькая усмешка. А много ли тут имен соответствует тем, кто в могилах этих похоронен?
Постояв какое-то время, незнакомец двинулся дальше по аллее. Вот и то место, куда он хотел попасть. И три фамилии на могильной плите вместо одной.
Незнакомец в бешенстве сдернул очки. Глаза его сверкали, словно он хотел испепелить эту могилу, которая все еще утопала в свежих цветах, хотя надгробие уже водрузили гранитное.
- Эти твари мне еще заплатят за родителей! И за мать, и за отца!
Мужчина наклонился, положил букет цветов к подножию памятника, вновь надел очки и закурил.
Смотритель кладбища постоял какое-то время за деревом, наблюдая за странным посетителем, но потом развернулся и ушел, так и не решившись подойти к этому страшному человеку, смотрящему в одну точку пустым, ничего не видящим ледяным взглядом.
***
Молодая женщина с роскошной фигурой и не менее роскошным лицом, демонстрировавшим любовь к разным чувственным удовольствиям, уже давно заприметила этого красивого своей военной выправкой, своей сединой парня, примерно ее ровесника, который пил сейчас возле барной стойки.
Как его пустили только в этот дорогой, почти элитный клуб? Это было загадкой для всех - и для обратившей на парня внимание женщины, и для бармена, обслуживавшего этого странного клиента.
Еще более странным, однако, было то, что он не вставал из-за стойки с того самого момента, как пришел сюда. И пил водку, даже не закусывая и не останавливаясь ни на секунду. Но даже это не было столь странным, как то, что он оставался абсолютно трезв, хотя выпил уже не мало. И того количества, что было им выпито, ему явно казалось мало. Он просил добавки то и дело.
Бармен видел, с каким интересом на него смотрят танцующие вокруг девушки. Но этому странному посетителю на них было, по всей видимости, плевать.
В этот клуб постоянно приходили девчонки, чтобы не только потанцевать, но и завести коротенький романчик недели на две. Они то и дело подсаживались к парню, но он не обращал на них никакого внимания. В результате искательницам счастья приходилось уходить ни с чем и смотреть с завистью на очередную пытающуюся расшевелить парня.
Бармен видел на своем веку (а профессиональный век этого бога бутылок и коктейлей был очень долог - он проработал в стольких местах, самым приличным из которых был этот клуб) много алкашей. И с полной уверенностью мог сказать, что вот этот парень из совсем другого теста. Да, он хлещет водку ведрами, причем не первый день - запах перегара не перебить ничем. Но одет он прилично. И держится настолько стойко, что даже смог пройти фейс-контроль в клуб, а охрана внутрь абы кого не пускает. Значит, внушает доверие. А пьет... Да мало ли, какая у него причина пить вот так, не переставая?
Бармен бросил усталый взгляд на часы - когда уже кончится его смена? А она сегодня выдалась не из легких - выступление новомодной группы из каких-то дебрей Сибири собрало столько клиентов, что и выручка сегодня была огромная. Он даже забывал в некоторые момент про странного посетителя, который ни разу даже не посмотрел в сторону танцпола в отличие от всех обычных посетителей, которые заряжались у барной стойки и шли веселиться дальше.
Стрелка медленно подползала к пяти часам утра. В зале еще оставалась публика, благо уже наступила суббота, но и эти немногие завсегдатаи и любители танцев до утра уже стали растворяться с утренних сумерках. Бармен понимал, что они остаются тут для того, чтобы окончательно протрезветь и сесть за руль своих роскошных авто, припаркованных прямо возле входа в клуб.
Женщина, еще с самого начала заметившая этого парня, но ни разу не подходившая к нему, села на высокий барный табурет возле объекта своего внимания и заказала чашку кофе.
От безудержного веселья у нее стали слипаться глаза, но уходить, не познакомившись с тем, кто привлек ее внимание с самого начала, она не собиралась. Она всегда добивалась своего. А уж с этим красавцем она решительно собралась закрутить роман.
Женщина закинула ногу на ногу и стала ждать своего заказа от ставшего не таким расторопным под конец смены бармена. И с интересом разглядывала странного посетителя.
- Скоро закрываетесь? - спросила она у обслуживавшего ее бога бутылок, когда он, наконец, принес ей ее кофе.
- Через полчаса где-то, - устало кивнул бармен. - Только что с этим чудом делать?
- Сколько я должен? - спросил парень заплетающимся языком, подняв на бармена мутные глаза. Вот тут и стало понятно, что он безнадежно пьян.
Пронырливый служащий моментально подумал, что может сейчас неплохо нажиться на этом пьяном и назвал сумму, втрое превышающую реальную стоимость. За что тут же и получил - посетитель перегнулся через стойку, схватил его за грудки и с силой швырнул на витрину с бутылками.
Сзади тут же появились два дюжих охранника, но властный жест женщины тут же остановил их.
- Сам виноват, - с укоризной посмотрела она на царя напитков. - Вот сам за все расплачиваться и будешь. И за такси, которое сейчас ты вызываешь сюда. Я сегодня без машины, а гостя мне надо доставить домой. Ты все понял?
- Понял, - буркнул бармен, потирая сильно ушибленное плечо. Странно, что еще ни одного пореза не получил - все бутылки, вон, поколотились!
Он не стал спорить с этой женщиной - среди персонала ходили слухи, что из-за того, что кто-то посмел с ней начать пререкаться, нескольких человек просто уволили. А лишаться этого хлебного места ему не хотелось - да его сегодняшние чаевые с лихвой перекроют разбитую витрину и такси до дома этой женщины.
Ему говорили про то, что произошла автокатастрофа - родители ехали как раз на кладбище к брату. Сказали, что у отца прихватило сердце. Но что все закончилось вот так... Этого ему никто не сказал.
Зачем все надо было так сделать?
Он и сам прекрасно понял еще тогда, в госпитале, что теперь не имеет права видеться со своей семьей. Но вот так зачем надо было поступать? Что он им такого сделал, что за какие-то ошибки его пришлось отвечать его родителям?
Они ни в чем не виноваты. Это он тогда полез сдуру на скалу, сам же подставился под пули. А родители лежат вот тут, под могильной плитой.
Интересно, а кто на памятник разорился? Неужели родная теперь уже контора? Которая ему организовала все новое? Новую жизнь, новую судьбу, даже лицо новое.
Или все-таки тетка из Питера? Да нет, вряд ли она ; она давно уже перестала с ними общаться - еще когда брат погиб. Считала, что его родители виноваты в том, что брата от Афганистана не отмазали.
- А вы откуда знали Федоровых? - раздался сзади голос, единственный, который остался родным в этом мире - голос его тети.
- Мы с Матвеем, их сыном и братом, - мужчина кивнул на памятник, - служили вместе в Чечне.
- Так Вы Матвейку знали? - голос этой женщины дрогнул от подступившего к горлу комка слез.
- Да, - мужчина смутился - тяжело говорить о себе в третьем лице, хотя в голову уже вбили то, что он сам - Матвей Федоров, умер.
- Я знаю, что он тоже погиб. Как и брат его.
- Да. У меня на руках, - мужчина отвернулся, пытаясь скрыть всю ту бурю эмоций, кипевшую внутри него.
Женщина прикрыла раскрытый от удивления рот и замолчала. Она даже не знала, что сказать.
- Простите, мне надо идти. Меня ждут, - вышел из трудного молчания мужчина.
- Да, конечно! - закивала женщина. - До свидания!
- Прощайте! - мужчина понимал, что по-другому он не имеет права ответить - с прошлым надо порвать навсегда. Он же теперь не Матвей Федоров. Этого парня привезли грузом двести из Чечни и похоронили на военном кладбище. Даже не рядом с его семьей. А может, оно и правильно? Не должен посторонний человек лежать рядом с его родными!
Он развернулся и медленно пошел прочь, заставляя свою душу поверить в то, что он больше никогда не должен сюда возвращаться.
Этого делать было нельзя - душа и сердце говорили, что он неправильно поступает, уходя от единственного своего родного человека, оставшегося на этой земле. Но умом мужчина понимал, что теперь не имеет права рисковать жизнью своей тети. Потому что если бы он остался еще хоть на несколько секунд, то не удержался бы и обязательно рассказал все о том, кто он есть на самом деле и что с ним произошло там, в горах.
Нет, надо уходить отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
А те твари, кто все это организовал, еще заплатят за произошедшее! Вот только узнать бы, как все это произошло!
Скорее всего, у отца действительно стало плохо с сердцем. Они попали в аварию. Их привезли в больницу.
Отец был асом. Он не допустил бы гибели своей жены. Значит, авария не была такой сложной.
А вот уже в больнице все и доделали медики, специально нанятые для этой цели.
Интересно, а сколько заплатили эскулапам?
Или, по своей традиции, заставили их работать, покопавшись в грязном бельишке и найдя какой-нибудь грех?
А ведь и его также заставили согласиться на предложение. Раскопали, что во время одного из последних боев, когда они отбивали очередную колонну, в составе которой он был, он прикончил выстрелом парня, который горел заживо в подбитом "Камазе".
Раскопали и сказали, что в случае отказа он пойдет под трибунал, как военный преступник. Потому что в своего же стрелял. Получается, изменил Родине, перебежчиком стал, хотя избавил от мучений тяжких своего ровесника.
А они не подумали, что ему не так уж и легко было тогда стрелять. Но парень сам просил об этом выстреле. Потому что понимал, что выбраться из горящей машины шансов у его нет.
Что ж, Бог им судья.
Вот только зачем ни родителей тронули?
Простить такого он не смог бы и при всем своем желании. В значит, и не будет прощать. Вот только добраться бы до их ахиллесовой пяты. И тогда точно они ответят за родителей. Он не остановится теперь, уже точно. Но не сейчас. А тогда, когда у него чуть посвободнее в руках будет. Вот только чуть-чуть ослабит контора хватку. И все. Вот тогда и ответят они за родителей.
Высокий потолок сиял ослепительной белизной, настолько яркой, что даже в полумраке казалось, что он светится и наполняет своим сиянием всю комнату, освещая ее без помощи дополнительных источников света.
По телу разливалось приятное тепло от соприкосновения с тонким шелком, на котором оно лежало. Ощущения были настолько приятны, что не хотелось ни шевелиться, ни вообще куда-либо идти.
- Неужели я, наконец, умер? - подумал мужчина, оглядываясь по сторонам. - Тогда почему в раю, а не в аду, где мне положено быть?
Он ущипнул себя. Нет, жив пока еще. И это скверно в общем и целом, если не считать вот этого странного пробуждения в чьей-то роскошной квартире. Вот только как он тут оказался? Что такое произошло, что он в чьей-то квартире на кровати лежит?
Нежиться было так приятно на шелке, что не хотелось вставать вовсе. Давненько он таких приятных ощущений не испытывал. Смутило мужчину только то, что тело вовсе не чувствовало на себе никаких одеял. А что будет, когда придут хозяева квартиры, а он тут голый лежит?
Нет, однозначно надо бросать пить. Да, нелегко это. Особенно если учесть, что совесть грызет его своими острыми зубами за то, что струсил тогда в горах и пустил своего друга одного на эту злополучную скалу. А потом не смог удержать его на волнах его сознания.
В госпиталь Матвея привезли еще живого. И оперировать начали еще в вертушке. Но спасти не смогли. Даже здесь, в Бурденко, куда его отправили после того, как стабилизировали его состояние в том, местном госпитале. Он умер, не приходя в себя.
Он был на могиле Федорова. Потом приезжал на могилу родителей его и видел странного мужика, приезжавшего туда. Тот мужик стоял тогда и разговаривал с теткой Матвея. Было в нем что-то знакомое в фигуре, в осанке, в выправке. Но если бы не другое лицо и голос с заметной хрипотцой... Нет, это только в пьяном бреду могло показаться, что это Матвей. А он тогда именно в таком и был. И даже не осмелился подойти к могиле и поговорить с тетей друга. Как он смотрел бы ей в глаза? А никак. А все из-за того, что пьет, не переставая. Нажирается каждый день, как свинья.
Да, война многих его друзей сломала. Из их класса в эту мясорубку попали восемь из девяти ребят. В том числе и они с Матвеем. А вернулся он один. Остальные погибли или там, в боях, или позже в госпиталях и психушках. Война сломала многих. Эта странная, непонятная война, шедшая неизвестно с кем и неизвестно за что. Но то, что он в ней побывал, что он ее пережил, не означает, что он имеет хоть какое-то моральное право вот так нажираться до состояния свиньи и падать там, где закончил свои возлияния.
Да, если бы сейчас рядом был Матюха, он не потерпел бы такой расхлябанности от друга. Но его нет. А значит, никто ничего не может сделать. Хотя вправить ему мозги было бы неплохо.
Парень открыл глаза, зажмурился и ущипнул себя. Если уж не умер, то спит наверняка. А сейчас откроет глаза и окажется вновь в своей хрущевке, которая требует сначала прохода по ней с мешком для мусора, а потом и капитального ремонта, а эта роскошная квартира с мягкой постелью ему просто приснились!
Да, Матвей смотрит сейчас на него сверху и явно недоволен тем зрелищем, которое ему представляется.
Он сел на кровати. При этом шелковое одеяло, все-таки накрывавшее его, хоть и не ощущавшееся вообще, с тихим шелестом сползло на пол.
В глазах сначала резко потемнело. Но потом, при малейшей попытке пошевелиться, пустились в пляс разноцветные круги, которые невозможно было остановить. У него такие ощущения происходили всякий раз, когда он просыпался на утро. И означали они одно - сильнейшее похмелье, от которого он спасался только очередным запоем.
С трудом прогнав мельтешащих перед глазами цветных мух, парень попытался подняться с кровати. Голова тут же нестерпимо напомнила о себе жуткой болью и сильнейшим головокружением. Он вынужден оказался опереться о стену рукой, сильно дрогнувшей от неожиданного напряжения.
"Нет, пить точно надо бросать! А то скоро не смогу даже двух слов связать, чтобы выяснить, как я оказался в очередном месте своего приземления!" - прошептал он, с удивлением отметив, что все его вещи сложены аккуратно на небольшом кресле в ногах кровати.
Парень подобрал одеяло, кое-как завернулся в него и медленно, все еще опираясь на стену, двинулся туда, где, по его мнению должна была быть дверь.
Где-то снаружи играла тихая и приятная музыка, и парень решил ориентироваться именно на нее, благо обостренный мозг помогал ее улавливать достаточно чутко. По-другому он просто не смог бы сейчас найти выход к цивилизации.
Он открыл дверь и оказался в широком и светлом коридоре. Еще не рискуя от слабости и головокружения принять строго вертикальное положение, он оперся на стену рукой и остановился, не понимая, куда ему идти.
Впереди маячил какой-то светлый проем, напоминавший открытую дверь. И именно оттуда слышалась музыка.
Нет, похоже, он все-таки умер. Или близок к этому.
Он шагнул навстречу музыке, и его взгляду, еще затуманенному от огромного количества недавно выпитого алкоголя без закуски, предстала огромная светлая комната, гостиная, похоже, богато обставленная и роскошно отделанная. А в углу, в широком кресле, мягко поджав под себя ноги и напоминая своей позой кошку, сидела давешняя красавица из клуба. Она листала журнал, не обращая никакого внимания на похмельное тело, появившееся в дверях. А рядом с ней стояла бутылка коньяка и пузатый бокал.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, женщина подняла глаза на своего гостя и приветливо улыбнулась.
- Ты кто? - пересиливая головную боль, выдавил из себя парень, понимая, что надо преподать этот вопрос как-то поприличнее, но не в силах совладать еще со своим языком, как и с телом в целом. - И где я?
- У меня в гостях, - женщина улыбнулась, все еще не опуская журнала и с интересом глядя на своего гостя.
- А как..., - хотел было спросить парень, но замолчал на полуслове, видя роскошный и властный жест рукой хозяйки квартиры, которая отложила, наконец, свой журнал в сторону.
- Я тебя сюда привезла. Потому что тебя надо было спасать. От разъяренного бармена и кучки охранников из клуба, где ты пил последний раз и умудрился швырнуть того наглеца на все его бутылки, переколотив их все.
- Долго я спал? - парень потряс головой, пытаясь отогнать похмельный туман и разноцветных мух, которые появились опять и мешали рассматривать хозяйку квартиры.
- Два дня, - женщина мягко спустила ноги на пол и по-кошачьи потянулась, демонстрируя всю красоту своего тела. - Мне уже порядком надоело слушать твой пьяный храп, но будить тебя не хотелось.
- Спасибо, - криво улыбнулся мужчина. - Значит, не так уж и надоело. Иначе разбудила бы. Кстати, я - Владимир! - поспешил он представиться и протянуть руку, отчего одеяло не преминуло воспользоваться возможностью сползти на пол и его тут же открыть во всей красе.
Женщина подошла, грациозно поводя бедрами, и подала руку в ответ, сделав вид, что не заметила упавшего одеяла, но быстро успев оценить полученный приз.
- Марина, - кокетливо улыбнулась она и отвернулась, давая парню возможность поднять одеяло и вновь завернуться в него, но уже более надежно. - Пить не надоело, вояка?
- А откуда ты знаешь, что я - вояка? - парень был потрясен.
- Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, - женщина протянула ему бокал с коньяком. - Поправь здоровье, солдат! – улыбка была немного лукавой, но от того она казалась еще более прекрасной и манящей.
На улице было ветрено. В этом году осенние ночи оказались особенно холодными. Да их, в общем-то, и никогда нельзя было назвать теплыми. А в этом году и подавно.
Мелкий дождь, то шуршавший в виде отдельных капель, то превращавшийся в дождевую взвесь, проникал, казалось, во все щели, куда только мог попасть. И загонял тем самым запоздавших прохожих в переходы метро и под эстакады, заставляя ускорить шаг, чтобы как можно быстрее попасть в их теплые квартиры, где их, почти всех, ждали родные и близкие. Да, их там ждали. У многих были семьи. У кого-то даже дети.
Мужчина в короткой драповой куртке стоял у парапета моста и курил, глядя на дрожащую гладь реки, в которой отражались огни фонарей. Настолько прекрасное зрелище, что некоторые смельчаки еще решили прокатиться на речных трамвайчиках, делавших свой последний на сегодня рейс по реке.
За спиной проносились редкие автомобили, водители которых, одурев от свободы на наконец-то свободной дороге, могли наконец-то разогнать своих заскучавших железных коней, которым давно уже хотелось свободы.
Несмотря на тепло салонов, даже эти счастливчики, стремились попасть поскорее домой – капли дождя становились все крупнее, а настроение – все хуже от того, что происходило с погодой.
Те водители, которые ехали не так быстро, обращали еще внимание на странного мужчину, стоявшего и курившего возле парапетов моста, созерцающего красоту вечерней реки. Но ему было все равно на всю окружающую действительность.
Он стоял, не обращая внимания ни на тех лихачей, которые проносились за его спиной, ни на все усиливавшийся пронизывающий ледяной ветер, который так и норовил забраться куда-нибудь под куртку и пощекотать кожу, ни на капли все усиливавшегося дождя, которые становились с каждым разом все крупнее и то и дело стали попадать за шиворот, пробираясь сквозь открытый ворот куртки.
На лице его застыло отрешенное от мира, непонятно бездумное выражение лица, которое, если бы было обращено к прохожим, явно их испугало бы своей восковой бледностью и холодностью. Но это была только маска.
Мужчина прекрасно понимал, что чувства и эмоции для него теперь стали непозволительной роскошью. Но если они жили внутри него, он никуда не мог их деть. Поэтому и надел вот эту маску. Жуткую маску безликости.
В душе сейчас шла настолько ожесточенная борьба, что от эмоционального напряжения начала болеть голова. Борьба между желанием бросить всё и всех – все эти задачи и задания, приказы и тех людей, которые их отдавали, в том числе и тех, кто его предал и лишил самого дорогого – его самых дорогих людей, и долгом перед родиной, перед государством, которое заплатило огромные деньги сначала за его восстановление после тяжелейшего ранения, потом за полный курс реабилитации в одном из специализированных закрытых психологических центрах, а потом и за всю его подготовку, в том числе и создание новой его личности и личины. И вот этот долг был долгом во всех смыслах слова. Ведь тогда, перед тем, как отправиться в Чечню, он давал присягу на верность России. Что будет всегда и во всем ее защищать. Да, перед спеццентром присяги такой у него никто не требовал. Но вот уже после, когда за ним приехал его куратор, ему достаточно подробно объяснили, сколько денег заплачено за его новую жизнь, и что теперь он должен делать, чтобы этот долг вернуть. И назвали сроки, в течение которых он даже не имел права помышлять об отставке. То есть сроки возврата долга.
Нет, мозгом он понимал, что никакой такой борьбы внутри него происходить не должно в принципе, что он не имеет права даже внутренне спорить с собой по этому вопросу. Но ничего не мог с собой поделать.
Ведь те, кто дал ему вторую жизнь, забрали эту жизнь у его родителей. Может, конечно, они ничего и не делали специально – у отца в последнее время и так пошаливало сердечко. Может быть, виноват и он сам. Но почему-то внутри все равно было ощущение того, что не он виноват в случившемся, а его новые работодатели.
Здоровье отца подорвалось еще тогда, когда старший сын, его родной брат, погиб в Афганистане. А теперь вот и младший. И тоже в «горячей точке». А ведь его отговаривали тогда все. Но он настоял на своем. Сказал, что пойдет в армию. Что не станет прятаться за спины родных и близких. Говорил, что служба его только закалит. А когда узнал, куда пойдет служить, что попадает в Чечню, так вообще обрадовался. Чему он только радовался тогда? Тому, что исковеркает всю свою дальнейшую жизнь?
Но ведь не зря говорят: «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи!» Вот так и он. Знал бы тогда, что произойдет с ним, точно не радовался тогда на сборном пункте месту своей службы!
Да, жизнь его закалила. Но какой ценой?
Ему дали Героя России, как и предсказывал друг. Но и он сам не ошибся в предсказании – присвоили ему звание посмертно. Пусть и привезли потом ему все его регалии в бархатной коробочке да с удостоверением. Но предупредили, что воспользоваться ими ему не дадут. И указали ненавязчиво так на надпись в удостоверении «Награжден посмертно».
Сейчас, когда дождь уже начал просачиваться сквозь ткань куртки, пропитав ее влагой, в душе возникло желание поехать к тому самому своему другу. Ведь он был единственный, кому можно было еще доверять. Но как ему сказать о чем-то, если он умер для всех? И для этого друга в первую очередь? Ведь Володьке сказали тогда, что он умер в Бурденко уже от ранений, которые все-таки оказались несовместимы с жизнью. Умер на операционном столе во время очередной операции. В тот момент даже врачи не сразу поняли, что с ним произошло, когда он впал в кому прямо во время каких-то очередных манипуляций над его внутренними органами.
А он выжил. Назло всем. Правда, почти полгода провалялся потом в госпитале, пока его продолжали латать. На свою медицинскую карту, настоящую медицинскую карту, ему было даже страшно смотреть – настолько она представляла собой ужасающее зрелище, в котором описывалось, когда и сколько операций ему было проведено, какие осложнения. И самое главное, сколько клинических смертей он пережил.
Да, он выжил. Физически. Но на самом деле продолжал ходить по земле несуществующим человеком. Ни документов, ни имени, ни дома. Ничего. И когда хоть что-то начнет меняться – неизвестно.
Из задумчивости его вывел настойчивый телефонный звонок. Это мог звонить только один человек. Тот, кто его обрабатывал, когда нужно было давать согласие на обучение в спеццентре, потрясая перед его лицом делом, которое можно было спокойно отправить в военную прокуратуру.
Телефонная трель звучала все настойчивее и настойчивее из кармана куртки.
Мужчина достал аппарат и на всякий случай сверился с номером, высветившимся на дисплее телефона. Ну разумеется! А кто же еще мог позвонить на этот номер?
На языке тут же появилась гадость, но он подавил в себе желание ее высказать. Не пришло еще то время, когда он сможет так говорить с этим человеком. И спокойно ответил на звонок, стараясь говорить как можно сдержаннее.
- Ты должен отвечать тут же, как только тебе позвонили! – человек в трубке говорил на повышенных тонах, словно он сам только что от кого-то получил по шее, а теперь искал того, на ком можно было бы отыграться.
- Простите, выуживал телефон из реки, куда он у меня через дырку из кармана выпал, когда я нужду малую справить решил, - колкость все-таки вылезла наружу. Ну что поделать он мог, когда с ним так разговаривали?
- Ты сможешь быть на нашем месте через полчаса? – говоривший в трубке, чуть было не задохнувшийся от наглости собеседника, понял, наконец, что стоит сбавить обороты, и начал выполнять эту программу, хотя все еще продолжал кипятиться от гнева – как только этот молодой, сопливый юнец посмел ему дерзить?
Только он забыл про то, что у этого «сопливого юнца», как он называл его не только мысленно, но и в разговорах с начальством, за плечами срочка и сверхсрочная в Чечне в роте десантного спецназа, и ему теперь уже не двадцать лет, как было тогда, когда он только подавал заявление на контракт, а приближается стремительно к тридцати. Поэтому считать его юнцом было бы как-то нелогично и опасно для жизни. Да и опыта жизни у него ощутимо побольше будет, чем у этого «кабинетного генерала», только и отдававшего всю жизнь приказы и ни разу не понюхавшего пороха в настоящем бою.
- Постараюсь, - мужчина отключился, поднял воротник и быстро зашагал прочь от реки.
Дождь постепенно перешел в снег. Крупные мокрые хлопья, сыпавшиеся с неба, каким-то неведомым образом попадали за воротник. Но он не обращал внимания на этот снег. Все его мысли продолжали анализировать то, что он увидел на кладбище. Его душила злоба и обида на тех, кто так с ним обошелся. Может, сейчас и спросить своего постоянного куратора, как погибли его родители? Ведь он этого не знал и никогда не узнает, если не поинтересуется у того, кто в этом был замешан.
Да, он все потерял тогда, когда еще только в пал в кому во время очередной операции в госпитале в Моздоке. Как ему потом объяснили, он сначала впал в кому, а потом, в довесок, и умереть решил. Врачи сорок минут пытались его реанимировать. Но все было безрезультатно. А потом, когда его уже хотели отвозить в морг, и молодая медсестра зачем-то проверила его пульс, обнаружилось, что сердце опять начало биться.
После встречи, независимо от ее содержания, ему хотелось пристроиться куда-нибудь в теплое местечко. Да хоть на вокзал побомжевать. Но никак не идти в тот сарай, в котором он обитал последние месяцы. Место, где он жил, и которое так величественно именовалось его домом, представляло из себя полукирпичный, полудеревянный, продуваемый всеми ветрами на свете сарай, в котором помещались железная кровать с шишечками в изголовье, стол с компьютером, три тренажера для поддержания себя в хорошей форме и огромный телевизор, который работал только тогда, когда приносились важные диски или кассеты и просматривались через проигрыватель. Даже кухни в человеческом понимании там не было – просто электрическая плитка, на которой и еда готовилась, и вода для приведения себя в человеческий вид грелась. О газе тут не могло быть и речи – откуда ему взяться в маленькой сараюшке на окраине города? Летом в этом месте еще можно было как-то жить за счет его расположения на семи ветрах, когда в городе все умирали от жары, у него в его скромной обители всегда было прохладно и комфортно. А вот зимой, которая неумолимо приближалась, явно нет – об отоплении там можно было даже не вспоминать.
«Надо срочно будет менять место жительства! А то в первые же холода мои работодатели не смогут до меня дозвониться – замерзну и не проснусь!» - подумал мужчина, сворачивая во дворы, которые вели короткой дорогой к месту встречи на заброшенных рабочих окраинах. Потом остановился и усмехнулся той мысли, которая его посетила: «Так даже лучше будет, если не найдут! Хотя, они меня уже один раз с того света вытащили. И сейчас опять воскресят! Да и на что менять? Ни денег, ни имени, ни работы. Куда я такой приду? Может, хоть сейчас повезет?»
Размышляя так о своей жизни, мужчина подошел к дощатому забору, огляделся по сторонам, аккуратно отодвинул одну из досок и нырнул быстро в образовавшуюся дыру.
За забором высилась огромная железобетонная махина, давно уже превратившаяся в очередной долгострой, который скоро начнет разрушаться от собственной старости, давно уже никем не охранявшийся.
Мужчина еще раз огляделся по сторонам, внимательно прислушался к звукам, доносившимся со стороны улицы, и стал медленно двигаться в сторону строения. Ему предстояло подняться в одну из недостроенных квартир, где и должна произойти встреча. Но сначала надо убедиться в том, что здесь нет никого лишнего.
Звонивший еще пока не приехал. По крайней мере, его служебной "Волги" видно не было нигде. Хотя, отсутствие машины или каких-то следов его присутствия еще не говорило о том, что этого хитрого лиса тут нет. Он тот еще спец по маскировке!
Мужчина поднялся по лестнице и шагнул в ту квартиру, в которой они обычно встречались. Вошел в нее и поморщился - сколько раз уже можно говорить было о том, что фонарь, который напротив окна болтается, надо убрать. Так нет же! Пусть висит!
Мужчина огляделся вокруг и шагнул в тот угол комнаты, куда не достигал свет фонаря, но откуда просматривалась вся квартира и часть примыкающей лестничной клетки.
Внизу послышался шум подъезжающей машины, а через несколько минут и тяжелые шаги по лестнице. Звонившему давно уже стоило бы заняться своей физической формой, а то его шаги были слышны за километр! А то, как перехватывалось его дыхание, было слышно даже здесь.
- Добрый вечер, полковник! - мужчина решил не давать шанса своему собеседнику. - Хорошо вы стоите! Прям идеальная мишень для снайпера! - сам он продолжал оставаться в тени, лицезрея каждое движение лицевых мускулов своего начальника.
- Давно ждешь? - поинтересовался полковник, повинуясь ненавязчивому совету. - Я опоздал немного.
- Начальство не опаздывает. Оно только задерживается, - усмехнулся все еще остававшийся в тени мужчина. - Зачем вы меня вызывали? Не пофилосовствовать же о том, что все-таки делает начальство?
- Ты прав. Есть дело. А ты вообще где? - полковник огляделся по сторонам в поисках своего собеседника, но не нашел его взглядом в темноте. - Я оставляю на столе папку с документами. Надоело тебе жить в твоем сарае? - ответом было молчание. - Понимаю. Есть работа.
- Неужели?! - в голосе мужчины послышался здоровый скептицизм. - Тогда сделайте сейчас несколько шагов вправо от того места, где сейчас стоите! Не хочу, чтобы документы портились от здешней грязи. Да и не хочется, чтобы соучайный снайпер пришиб моего потенциального работодателя!
- Они менее ценными не станут от того, где лежать будут. Я понимаю твой возглас. Работка будет не из легких. Но кто тебе вообще сказал, что твоя жизнь будет легкой? Как и вся работа?
- Вы правы, никто мне такого не обещал, - кивнул мужчина. – Я и сам не дурак, чтобы не понять, что легкой жизни мне ждать не приходится.
- Это хорошо. Значит, не придется тебе во всех подробностях разъяснять твои задачи. Хотя, они, практически сходные с твоими привычными рабочими задачами. Сам до всего дойдешь. Скажу только основную твою цель. А дальше разберешься сам. Тебе надо поехать в Грецию. Там должна произойти сделка. Несколько человек, работавших раньше на Гособоронзаказ, оказались очень жадными и падкими на деньги. Но деньги, надо сказать, очень большие. Они решили продать ту разработку, которую готовили последней. Нам с тобой те деньги, за которые они решили продажу совершить, даже в самом сладком сне присниться не могли. Понимаешь всю сложность и важность своей работы?
Конечно он понимал. И понимал также и то, что ему-то вот такие суммы действительно только сниться и могли. А вот куратор его, этот толстый одышливый полковник, о таких суммах не просто мечтал. Он имел возможность держать их в руках. Причем часть из этих денег могла спокойно осесть в его карманах. А вот интересно, куда пошли бы те деньги, которые должны получить продавцы, если он задержится немного и выполнит задачу чуть позже? Илиесли привезет деньги честно и отдаст руководству? Если, конечно, честность у него в мозгах включится. Уж явно не в бюджет оскорбленной державы! А, скорее всего, осядут в карманах тех, кто планировал и разрабатывал всю операцию.
- А что хоть продают, поинтересоваться можно? – мужчина уже просматривал бегло документы, лежавшие в папке.
- Вообще-то это государственная тайна, - начал было полковник.
- Полковник, а можно честный вопрос, на который я хотел бы получить честный ответ? – перебил его агент. – А разве я сам не государственная тайна? И все мое существование? Так что можете не переживать – разглашение государственной тайны объекту такой же ее охраны, созданному для охраны самого государства и всех его тайн преступлением считаться не будет.
- Просто ты еще не испытан как следует. Поэтому есть мнение, что ты можешь сбежать с теми сведениями, которые получишь сейчас от меня. Но ты ведь все равно докопаешься до сути того, что за товар продают объекты твоего задания. Ты должен знать, потому что едешь в другую страну, хотя и можешь там сбежать. А помня о том, какую подготовку ты прошел, то могу сказать, что ты и чертежи прочитать сможешь, ведь второй частью твоего задания является необходимость доставить разработку в Россию обратно. Дело на высшем контроле, поэтому ты и был выбран, как человек, который не допустил еще ни одного прокола пока. А что касается того, что разрабатывалось, а теперь продается, то это ракетный комплекс пятого поколения. Все бы ничего – таких комплексов хватает во всем мире, даже в самых дебрях Африки экваториальной, где аборигены местные бегают по лесам, соломкой прикрывшись только в некоторых местах. Только есть у этого образца одно существенное отличие от имеющихся аналогов в мире. Наши фигуранты решили эту разработку продать. Слава Богу, что только в чертежах. Потому что вывезти его в физическом виде ни у кого не получится из страны. А вот чертежи… Тут, каюсь, не досмотрели!
- Так в чем там особенность? И как узнали про эту сделку? – мужчина закончил смотреть документы и уставился на полковника.
- Остались честные разработчики этой адской машинки еще у нас. Они и сообщили. И теперь под тщательнейшей охраной нашей находятся. А секрет там простой, на первый взгляд, но очень уж ценный. Ты о технологиях «Стелс» слышал?
- Что-то. Но не вникал. Насколько помню, это самолеты-невидимки для радаров всяких.
- Все верно. А секрет этой разработки заключается в том, что эту самую технологию переработали и встроили в ракеты, как и в сам комплекс. Но действует она по-другому. Если выпустить такую ракету по какой-нибудь цели, то ее радары не просто не смогут засечь, а в той местности, точнее, местностях, через которые осуществляется пролет ракеты, где проходит траектория полета, создаются сильнейшие помехи в прохождении радиоволн. Эти помехи создает сама ракета, пока летит. В результате не только радары отключаются, но вся электроника. И даже можно заглушить электростанции, если они сплошь напичканы компьютерами. Теперь ты понимаешь, почему сделку необходимо сорвать? Причем срочно сорвать? Иначе будет поздно.
Мужчина молча кивнул, позволив себе первый раз за весь разговор закурить.
- Наверху, там, где операция на контроле, было высказано пожелание, чтобы сделка была сорвана окончательно. Но без жертв, по возможности, с другой стороны. Но было дано согласие, что если со стороны покупателей жертв избежать не удастся, то переживать будет не о чем. Это не принципиально. Для осуществления всей операции, которая целиком и полностью будет на твоих плечах, тебе даны неограниченные полномочия, которые ты можешь использовать по своему усмотрению. Сделаешь?
- Видно будет, - усмехнулся мужчина, выкидывая сигарету на пол и тщательно ее растирая. – Как я в Грецию попаду? Насколько я помню, меня еще пока не существует на свете. Или уже я родился-появился?
А ведь правда интересно, как он попадет в другое государство. И, самое главное, как он провезет туда все, что требуется. Хотя, родная контора уже наверняка обо всем позаботилась!
Полковник улыбнулся и забрался во внутренний карман своего пальто.
- Ты существуешь, Александр Сергеевич Воропаев, - он вынул новенький, еще хрустящий от каждого прикосновения паспорт и протянул его своему собеседнику. – Можешь ознакомиться прямо здесь.
С фотографии на раскрытой первой странице на новоиспеченного Александра Сергеевича Воропаева смотрело чужое, еще не ставшее знакомым и привычным лицо. Да, более приятное, нежели его родное. Но все равно чужое, не настолько привычное и, от этого, неприятное в плане восприятия его собственным мозгом. В паспорте стояло все – даты, адреса прописок. Но уж слишком он был новым, чтобы поверить в его реальность.
- Потом налюбуешься, - вернул Воропаева в реальность полковник. – Теперь это твое имя, под которым ты входишь в свою жизнь. Вся биография абсолютно подлинная. Под этим именем ты летишь в Грецию. Со всей этой же биографией. А вот уже в Афинах, перед поездкой в Парнис, где сделка и произойдет, получишь новые документы и новую биографию. Вылет завтра в двенадцать дня из Шереметьево классом А. в Парнис поедешь на автобусе. Александр Воропаев будет отдыхать в Афинах. А гражданин Греции Гедеминас Параксес отправиться в Парнис, где будет находиться несколько дней по делам своей фирмы. В ячейке камеры хранения международного аэропорта Афин ты найдешь все, что тебе понадобится. Ребята туда уже все доставили. Номер ячейки в папке, как и все документы, с которыми тебе надо ознакомиться до поездки – ребята кое-что собрали тебе из информации по этому проекту. Машина там тебе не понадобится, хотя водительские права мы тебе сделали – новая машина, пусть и с афинскими номерами, привлечет только лишнее внимание в маленьком городке. Поэтому передвигаешься везде на автобусе. Парнис – настолько микроскопическое местечко, что его можно за час пешком обойти. А вот в плане большого количества населения приезжего – идеальный городок. Потому что в нем из постоянного, оседлого, так сказать, населения, найти можно всего десятка два людей, которые держат два местных кафе, три небольших гостиницы и пару пансионов семейного типа. Поэтому ты приезжаешь раньше наших продавцов. Чтобы примелькаться местным старожилам и не вызывать их лишнего интереса. И уезжаешь позже, чем все произойдет. И потом, сам руководитель группы – воробей стрелянный. Раньше, еще до развала КГБ, служил там на оперативной работе. Потом перевели его в агенты и заслали как раз в эту группу. Но, как видишь, агентом он оказался очень жадным. Я надеюсь, ты не такой? – пристальный взгляд полковника скользнул по тому месту, где еще недавно стоял его агент для особых поручений. – Да, тебе дали позывной.
- И какой же?
- Демон. Скажи спасибо своему другу. Когда его допрашивали после того боя, он сказал, что ты сам себя так назвал. Решили такой тебе позывной и определить.
- Или оперативную кличку, лучше сказать, - усмешка сквозила отчетливо в голосе Демона. – Чтобы я совсем перестал себя человеком чувствовать, и понял, что я – цепной пес, Цербер. Как и все мы на службе у государства нашего.
- Ты справишься с задачей?
- А у меня есть варианты?
- Нет.
- Как оттуда возвращаюсь?
- По своему усмотрению. Обратный маршрут разрабатываешь ты сам.
Демон не ответил ничего. Просто бесшумно вышел из квартиры и также бесшумно спустился по ступеням вниз. Как умел только он.
Полковник бросился к окну, но никого не увидел. Да и не мог – Демон осторожно спустился в подвал, прошел насквозь его до другого конца и тенью выскользнул как раз позади машины наружного наблюдения, которую полковник планировал приставить к нему.
О том, что он вышел из дома, участники наружки узнали, когда увидели, что колеса на их машине спущены из-за отсутствия на них заглушек.
А почему он должен переживать за них? Если полковник дал четко понять, что никто не будет переживать по поводу его гибели во время выполнения задания. Возможно, что следом за ним отправят ликвидатора. Поэтому он должен сразу подготовиться.