Рок: хроники моей шизофрении.

Пролог. Нежданный визит.

Он всегда приходит в преддверии беды. Садится на подоконник, берет в руки чашку и делает глоток. А потом поднимает на меня глаза и улыбается. Вот как сейчас:

- Здравствуй.

- Опять ты, - обреченно вздыхаю я и обессиленно опускаюсь на стул, - что на этот раз? Беда или проблемы? Личное или по работе?

Он равнодушно пожимает плечами и переводит взгляд на стену:

- Я соскучился.

- Просто соскучился? - не тороплюсь верить я, - быть того не может! У тебя восемь миллиардов разумных и хрен знает сколько неразумных игрушек, а ты соскучился? Не смеши мои тапочки, у меня их нет.

- Я в курсе,- он, не спрашивая разрешения, закуривает вишневую сигарету и добавляет:

- Вечный насморк, заложено ухо и ледяные ноги, но зато без тапок. Гордись!

Я тру лицо ладонями и смотрю на него прямо:

- Зачем ты пришел? Не думаю, что просто поболтать и выпить чаю.

Он молчит. Потом отставляет чашку и тушит сигарету о ладонь. Я даже не дергаюсь: он не человек, ему не больно.

- Мать жду.

Здрасте, приехали! Вот только его матери здесь и не хватало! Похоже "восторг" от предвкушения встречи отражается на моем лице, потому что мой собеседник вскидывает руки ладонями вверх:

- Осенью на дачах всегда есть для нее работа. Ты тут не при чем. Честное... мое.- Он примирительно улыбается. Но меня ни его улыбка, ни его ладони без малейшего намека на сигаретный ожог не успокаивают:

- И что, в мире мало дачных поселков? Или в других никто не живет?

Беспокойство ледяной волной подкатывает к горлу, но у моего гостя неожиданно просыпается совесть:

- Просто нигде больше мне не наливают чаю, знаешь ли, - устало признается он, - и нигде больше не относятся по-человечески. Остальным вечно нужны какие-то привилегии.

Он не бьет на жалость - было бы кого жалеть - просто констатирует факт. И мне было бы приятно чувствовать себя избранной, но избранной я не являюсь, и говорить тут не о чем. Просто в какой-то момент я выдумала образ, а мой собеседник проявил чувство юмора и заполнил понравившуюся "форму". Теперь вот на чай заглядывает.

- Ладно, - сдаюсь я, - оставайся. Только скоро муж приедет. Не хочу вас знакомить, уж прости.

Он язвительно фыркает, но не спорит. А потом достает коробку и ставит ее на стол. От сердца разом отступает вся кровь. Ее в моем теле вообще, по-моему, не остается. А он, как ни в чем не бывало, предлагает:

- Сыграем?

- Нет, - шепчу я с мольбой, - пожалуйста, я не хочу, не надо.

Прямой, жесткий взгляд останавливает зарождающуюся истерику:

- Ты играешь со мной каждый миг своей жизни. Как, впрочем, и все остальные. Что изменится от визуализации одного из аспектов? - не согласиться с озвученным я не могу. Тем более, визуализирую я эти гребанные аспекты уже лет пятнадцать. Я глубоко вдыхаю и беру себя в руки:

- Ты прав. Просто некоторые из них для меня... чувствительны.

На стол между нами ложится карта игры-бродилки, а сверху падают четыре фишки и два игральных кубика. Самые обычные, пластиковые. Белые с черными точками.

- Знаю я твои чувствительные аспекты, - отмахивается он с ненаигранным равнодушием. И добавляет, - играем в "Приезд подруги". Твой ход.

- А почему фишек так много? - озадачиваюсь я, покорно беря кубики. Он вскидывает брови:

- У тебя же три подруги? Вот за всех трех и ходи.

- А ты? - теперь, по крайней мере, понятно, почему три фишки одинакового синего цвета. Без вопросов беру их и выставляю на "Старт". Четвертая, черная, на "Старт" встает сама. Трогать ее мне не по статусу, а у моего визави руки заняты чаем.

- А я сыграю за себя, - отзывается мой собеседник с насмешкой, - Или хочешь, чтобы я сыграл за подругу?

- Обойдусь, - бурчу я и бросаю кубики, начиная игру.

- Умница моя, - издевательски тянет он, одобряя мою капитуляцию.

- Значит, они не приедут? - в моем голосе звучит безнадежность, когда я делаю второй ход.

- С чего ты взяла? - вполне натурально удивляется собеседник, протягивая руку за кубиками.

- Иначе ты бы здесь не появился, - уверенно отвечаю я. Злые глаза и добрая улыбка невероятно пугают. Впрочем, мой гость пугает вообще всех без исключения. Он никогда не бывает добр. Никогда и ни к кому. Кубики со стуком падают на стол. Я опускаю глаза и непроизвольно вздрагиваю: один-один.

- Доиграем в другой раз, - внезапно говорит он, поднимая голову и прислушиваясь к чему-то мне недоступному, - мне пора, - карта растворяется в воздухе, и он ставит на ее место свою кружку. Идеально чистую, только горячую. И вдруг до меня доходит, зачем он здесь.

- Кто? - почти шепчу я. - Кто из них?

Он мягко улыбается в ответ и успокаивающе качает головой:

- У тебя хорошие подруги, не волнуйся. Но не зови их в свой дом слишком часто. - Теплая ладонь забирает у меня три фишки, а ее хозяин невозмутимо завершает фразу:

Глава 1. Первое знакомство.

Впервые этот сон мне снится через два дня после моего пятнадцатилетия.

В пятнадцать лет я представляю собой довольно грустное зрелище: крупная, близорукая толстушка из небогатой семьи. Модные шмотки вижу только по телевизору, а модные гаджеты не вижу даже там. Смешно сказать, долгое время я была уверена, что «видеомагнитофон» - это телевизионный канал, специализирующийся на показе американского кино.

Из друзей только двое одноклассников, с которыми нас объединяет место жительства в соседних подъездах. Причем, один из них противоположного пола, следовательно, дружит со мной только за пределами школы. В общем, в классе я аутсайдер. Я даже курить не начинаю только потому, что среди моих ровесников не нашлось никого, кто захотел бы предложить мне сигарету.

Единственной отдушиной в жизни, как это часто бывает, становится собака, которую родители завели, когда мне было двенадцать лет. Я тогда очень болела и полгода не ходила в школу, поэтому вопрос правильного питания и дрессировки подрастающего щенка были зоной моей ответственности. В результате для меня он быстро превращается в объект приложения всей нерастраченной нежности. Я засыпаю, только если он находится в моей комнате, и всерьез считаю его кем-то вроде младшего брата.

Из увлечений — книги. Читаю я все подряд и в сумасшедших объемах. Читаю везде: дома, на улице, в школе на переменах, в школе на уроках, в библиотеке, в магазине. С моей точки зрения, в мире не существует мест, где нельзя читать.

А в книгах, как известно, самые распространенные темы — это дружба и любовь. Вот и мне хочется влюбляться и дружить, только не с кем.

Поэтому, вместо встреч с ровесниками, я часами гуляю по городу и лесо-парковой зоне с своим псом и фантазирую. В своем воображении я смелая, популярная и, конечно же, не одинокая. Я придумываю невероятные истории и фантастические приключения, продумываю диалоги, сюжетные линии, детали. В компании своего воображения мне не скучно, а в компании любимого питомца не страшно. Я знаю, что если произойдет что-то плохое, мой пес меня обязательно защитит.

Чем больше проходит времени с момента окончания девятого класса, тем больше я замыкаюсь в себе и все больше отдаляюсь от окружающих. Я больше не делюсь ни с кем своими мыслями и переживаниями, поэтому, когда замечаю, что в последнее время у меня все чаще случаются сильные головные боли, принимаю это как данность. Тем не менее, тревожность отражается в моих снах. В мутных, кошмарных видениях появляются волки с оскаленными пастями; вампиры, исчезающие на рассвете; войска, заливающие кровью целые континенты. Ощущение надвигающейся катастрофы нарастает, поэтому я почти не обращаю внимания, когда впервые начинаю отключаться от реальности. Просто периодически перестаю существовать на несколько мгновений и прихожу в себя обычно от удара обо что-то твердое. Несколько раз я падаю на проезжей части, и водители едва успевают затормозить в полуметре от места моего падения. Даже в пятнадцать лет я понимаю, что однажды водители могут не успеть, а я не выжить. Вот только мне все равно. Иногда даже хочется, чтобы это произошло, только немного жаль маму. Поэтому попыток суицида я не предпринимаю, хотя думаю о своей смерти ежедневно, и эта мысль мне нравится.

А через два дня после дня Рождения мне снится небольшая комната: три на три метра, плохо освещенная. Из обстановки только стол и два стула, один из них занимаю я, второй — молодой мужчина. На столе колода карт. Мужчина ласково улыбается и предлагает:

- Сыграем?

- На что? - спрашиваю я. Почему-то во сне мне не кажется плохой идеей сесть за карточный стол с незнакомцем.

- На жизнь, конечно, - пожимает он плечами и начинает тасовать колоду. В неясном освещении я с трудом различаю, что одет он в черную футболку, и что волосы у него тоже темные. Между тем он заканчивает тасовать и раздает карты.

- Козырь - пики, - объявляет он, и я делаю первый ход. Партия длится всю ночь, но в конце концов я все-равно проигрываю. И уже почти проснувшись, задаю вопрос:

- И что теперь со мной будет? - Но ответа я так и не получаю. Несколько месяцев ничего не происходит и ничего особенного не снится, и я уже решаю, что это действительно только сон, но перед Новым годом мужчина снится мне снова.

В этот раз он сидит уже в моей комнате и листает мой личный дневник.

- Нашел что-нибудь интересное? - язвительно интересуюсь я. Мне неловко и неприятно, а он в ответ спокойно захлопывает мои записи и сообщает:

- У тебя талант, - в этот раз он в безрукавке, и я замечаю, что у него мощные покатые плечи без ярко выраженной мускулатуры и смуглая кожа. А еще широкие ладони и длинные пальцы.

- А вообще, текст тяжелый, я бы сказал, депрессивный.

- Тебя забыли спросить, - обиженно бурчу я. Будут мне тут свое мнение высказывать всякие… - и вообще, ты зачем пришел?

- Скучно стало, - честно признается он, и пока я подбираю челюсть с пола, достает яркую коробку с надписью «Дискотека». Внутри игра-бродилка, где на старте находится моя комната, а на финише актовый зал школы, в котором у нас проводятся дискотеки. Между ними на игровом поле встречаются такие пункты, как «поход в душ», «проверка домашнего задания», «приглашение на дискотеку», «выбор наряда» и многое другое. А еще в коробке прячутся два белых кубика и две фишки: черная и зеленая.

- А почему не в карты? - язвлю я, не торопясь приступить к игре.

Глава 2. Странные совпадения.

Он появляется только перед выпускными экзаменами. Плечи снова затянуты в черную футболку, волосы убраны в хвост, на нем черные джинсы, и он босиком.

- Что-то случилось? - спрашиваю я осторожно, имея в виду отсутствие обуви, но вместо ответа он качает головой и вдруг спрашивает:

- Моя мать тебя не сильно испугала? - я сперва не понимаю о чем речь, а когда, наконец, понимаю, только зажмуриваюсь:

- Сильно, - а в голове вертится вопрос, как меня угораздило связаться с тем, кто обладательницу черного плаща с капюшоном называет матерью?

- Извини ее, - просит он, - она почти забыла, как общаться с живыми, вот и перегнула. В следующий раз постарается быть осторожнее.

- А можно без следующего раза? - жалобно тяну я, и уже по сочувственному взгляду понимаю ответ.

- Это не от нас зависит, - поясняет он мягко, - ты нас видишь, поэтому ты нас встречаешь, вот и все, - и без перехода предлагает:

- Сыграем? - я замечаю у него в руках коробку с надписью «Экзамен по геометрии» и мотаю головой:

- Я не буду сдавать геометрию, только обязательные предметы: язык и алгебру. У меня мед. отвод.

Мой гость тем временем сдвигает мои учебники на край стола и раскладывает карту. Услышав про мед. отвод, он поднимает голову и внимательно смотрит мне в глаза. Меня пробирает дрожь, а он отводит взгляд, как ни в чем не бывало, и фыркает:

- Это ты так думаешь. Я хожу первый.

Я покорно тянусь за кубиками, понимая, что ответов на свои вопросы, скорее всего, не получу. И даже не удивляюсь на следующий день, когда от меня в приказном порядке требуют сдавать геометрию, литературу и историю, в противном случае угрожая снизить итоговые отметки по этим предметам. Я, скрепя сердце, соглашаюсь, еще не зная, что после выпускного эти люди словно перестанут существовать. Мы будем ходить по одним улицам и покупать продукты в одних магазинах, будем ездить в одних автобусах и наблюдаться в одной поликлинике, но я так никогда больше их и не встречу.

Впрочем, послабления мне делают. Полагаю, мои учителя сильно боятся, что родители пойдут жаловаться в департамент образования на такое самоуправство, поэтому делают вид, что сдача экзаменов в более чем двойном объеме от разрешенного мне врачами - полностью на моей совести. Начать с того, что обязательные предметы я сдаю отдельно от своих одноклассников и по облегченной программе. И если с языком проблем не возникает: выпускное сочинение я способна написать с закрытыми глазами по любой из предложенных тем, что в упрощенной, что в усложненной версии, то с алгеброй с первых же минут начинаются сложности. Я понятия не имею, как решать эти непонятные интегралы, а спросить некого: в классе я совершенно одна, и даже учительница не наша, а с другой параллели, я о ней слышала много, а видеть довелось впервые. Мне кажется, что все потеряно, когда вдруг учительница алгебры, известная всей школе под кодовым прозвищем «Дракошка», внимательно смотрит на меня и спрашивает:

- А ты, случайно, не знаешь Шевкалину Варвару Богдановну?

- Знаю, - ошарашенно отзываюсь я, - это моя бабушка, папина мама. А почему Вы спрашиваете?

- Как интересно! - внезапно оживляется она и словно молодеет лет на двадцать: морщинки вокруг глаз исчезают, носогубные складки расправляются, а постоянно сжатые губы расплываются в задорной улыбке. И я ловлю себя на мысли, что эта женщина была очень красивой в юности. И кого-то мне напоминает. Впрочем, почти сразу я понимаю, кого, - это же моя двоюродная сестра! А ты, значит, мне двоюродной внучкой приходишься! Вот так совпадение!

- Ага, - ошеломленно киваю я, пытаясь уложить в голове мысль о том, что самый суровый педагог моей школы и моя нежно любимая бабушка — двоюродные сестры. А «Дракошка» между тем продолжает:

- Давай-ка, ты сейчас все задания на черновике решишь, а то, помнится, Варвара жаловалась, что у тебя исправлений много, а потом спокойно перепишешь набело, - и протягивает мне самый легкий вариант из имеющихся. Я без возражений иду на место, параллельно пытаясь высчитать степень вероятности такого совпадения, и послушно начинаю прорешивать все задания на черновике.

Где-то через три часа (экзамен длится четыре), «Дракошка» забирает у меня черновик, синей пастой исправляет ошибки в первом и четвертом заданиях, и также спокойно возвращает листок обратно. Я поднимаю на нее глаза, и мне мерещится аромат вишни. А она с веселой улыбкой подмигивает мне и снова садится за учительский стол. Полчаса для переписывания начисто уже решенных уравнений и задач — это очень много, я справляюсь за десять минут, и остальное время мы посвящаем непринужденной болтовне обо всем на свете. А выйдя из кабинета, я решаю, что бабушка будет рада, если я угощу ее двоюродную сестру, и бегу за шоколадкой. Я помню, что бабушка любит молочный шоколад, поэтому решаю купить горький с цельным фундуком, и угадываю: увидев плитку, «Дракошка» снова расплывается в улыбке:

- Как ты отгадала? Это мой любимый!

Я напускаю на себя загадочный вид:

- Дедукция! Раз уж Вы к нам в гости не идете.

- Ой, да ну тебя, - совершенно по-девичьи машет она тонкой рукой, - хороша я буду завалившись к вам в гости впервые за столько лет! На мне ведь не написано, что мы с Варварой сестры! Не смеши, давай-ка, мы с тобой пойдем в мой кабинет, попьем чайку.

Глава 3. "Все страньше и страньше"

Я подаю документы сразу на два факультета: филологический и исторический. Филологический, традиционный «женский» факультет, у моих ровесников особым спросом не пользуется — там даже конкурса нет. Достаточно просто прийти в аудиторию, заполнить заявление и оставить фотографии и копию аттестата. Я еще прикладываю похвальный лист, выданный-таки мне «любимыми» учителями после блестяще сданного экзамена, и несколько дипломов об участии в городских и областных литературных конкурсах. «Срезаюсь» я, если можно так выразиться, на написании заявления: в одном предложении трижды допускаю грубые ошибки и ловлю на себе жалостливо-презрительный взгляд секретаря приемной комиссии. Но мое заявление она, тем не менее, принимает.

Когда же выхожу из аудитории в коридор, понимаю, что впереди задача посложнее: сдать документы на исторический факультет, куда в этом году конкурс пять человек на место. На мгновение я уже решаю все бросить и сбежать, но меня останавливает воспоминание о моем будущем: во сне я была учителем, а, значит, я сумела подать заявление! И я занимаю очередь.

Чтобы попасть в приемную комиссию, необходимо пройти регистрацию у «привратника» - высоченного старшекурсника, в чьи обязанности входит очередность абитуриентов:

- Как зовут? Целевые направления есть? Проверь список документов и фамилию. Твой номер пятьдесят.

Я отхожу в сторону, уже заранее зная, что сегодня внутрь не попаду: ведь за восемь часов приемная комиссия может принять максимум сорок восемь человек, а я пятидесятая. Но остаюсь в надежде, что кто-нибудь из впереди стоящих сдастся. А очередь активно делится сплетнями:

- Из всех направлений осталось только одно - «История-право»...

- Конкурс как на юридический...

- Проходной балл пятнадцать, все экзамены на пять надо…

- По целевым направлениям уже группа набралась, остальные по остаточному принципу…

- Грамоты и похвальные листы даже не принимают…

- На экзаменах валить будут, все места куплены…

- Сейчас без блата вообще никуда не попадешь…

А над всем этим возвышается фигура старшекурсника, который называет фамилии по списку. И все это длится до самого конца рабочего дня приемной комиссии.

Домой я возвращаюсь совершенно разбитая и за всю ночь ни разу даже позу не меняю. А на следующий день, на правах «старожила» очереди с удовольствием и только что придуманными подробностями повторяю все эти сплетни для новеньких. Правда, недолго: перед самым обедом, наконец, звучит моя фамилия, и я попадаю в святая святых.

А там мне первым делом сообщают, что у меня неправильный формат фотографий, поэтому принять мои документы не могут. Жизнь кажется законченной, но глава приемной комиссии — фантастическая женщина по имени Анастасия Николаевна, вдруг поднимает голову и через весь кабинет зовет:

- Саша, подойди сюда! Видишь девушку? Она сейчас пойдет переделывать свои фотографии, а ты, когда она вернется, пропустишь ее без очереди. - в воздухе витает отчетливый аромат вишни, и я полностью успокаиваюсь. У меня все получится — за час, в центре города, я точно найду фотоателье. И спустя час, когда я приношу еще горячие квадратики со своей физиономией, Анастасия Николаевна важно принимает у меня пакет документов и желает мне удачи на экзаменах с удивительно знакомой улыбкой. Почему-то именно сейчас запах вишни меня вдруг перестает раздражать.

А дома мама первым делом спрашивает, куда я надумала поступать, и моя улыбка меркнет. Я ведь еще не решила! Как назло, именно этот вопрос задают мне все встречные знакомые. Но как можно выбрать между обожаемой литературой и захватывающей историей?! Вообще, хочется уехать туда, где выбирать не надо, и на волне этих мыслей я придумываю гениальный, как мне кажется, ответ:

- Доверюсь в этом вопросе судьбе!

Хорошо, что первый экзамен — тестирование по русскому языку — общий для всех факультетов, поэтому неделя на раздумья у меня еще есть.

Перед тестированием мне снится мой знакомец, как ни странно, в этот раз он устраивается на моей кровати:

- Привет! - я, кажется, впервые с начала нашего общения, здороваюсь первой, а он задумчиво кивает в ответ и вдруг спрашивает:

- Ты какого мужа хочешь? Любящего или любимого?

- А два в одном никак? - теряюсь я от его вопроса. Я как бы подсказки по тестированию жду… Он пожимает плечами:

- Почему нельзя? Можно. Только ждать долго придется.

- Ничего, - обнадеживаю я, - я подожду. А с чего вдруг вопрос возник?

Он в нарочитом изумлении вскидывает голову, и мне становится крайне не по себе под его взглядом. Словно две бездны смотрят тебе в лицо, и ты понимаешь, что шансов скрыться нет. Темные, жестокие, пронизывающие насквозь:

- Так, ты сама сказала, что предоставишь мне выбор своего будущего! Вот и выбираю.

Я открываю рот, чтобы вопросить, когда я это такое говорила, но вдруг вспоминаю свой самый популярный на этой неделе ответ и осекаюсь. Он, похоже, наслаждается.

- Чаю хочешь? - выдавливаю я из себя, наконец, справившись с первым шоком. Он согласно кивает, и я временно покидаю высокое общество. На кухне я одновременно пытаюсь приготовить чай и переварить тот факт, что уже второй год ко мне на огонек заглядывает сама судьба.

Глава 4. Привлечь внимание.

На первой же лекции ко мне привязывается однокурсник. По его мнению, я слишком громко дышу, слишком ношу очки, слишком вызывающе одета (это в классические джинсы и свитер!) и слишком не обращаю на него внимания!

- Шевкалина! Глухая, что ли? Списать дай! - самое смешное, что списать я бы дала, даже не задумываясь, если бы он попросил, а не приказал. А так я только мотаю головой и иду в столовую.

- Ты, сука, - хватает он меня за локоть, но я, скорее от неожиданности, чем действительно от испуга, вырываюсь и отступаю к стене. - Ты ваще, что ли, дура?

- Знаешь что! - взрываюсь я, но ловлю недоуменный взгляд проходящей мимо девушки, поэтому заканчиваю без запала, - иди ты на хрен, а ко мне не приближайся, понял?

И пока он хватает ртом воздух, пытаясь понять, как ему, такому красивому и популярному, нагрубила очкастая толстуха, ухожу в столовую. Находиться на людях мне кажется более безопасным, чем в одном коридоре с взбешенным "мажором".

А потом он превращает мою жизнь в ад. Толчки, щипки, тычки в спину в самый неподходящий момент становятся моими вечными спутниками. На лекциях он постоянно крадет и прячет мои вещи, а на семинарах специально садится сзади и дергает меня за волосы, доводя до слез. Частенько, по вечерам, расплетая косы, я нахожу в волосах жеваную бумагу и кусочки жвачки. Доходит до того, что на мою защиту встают преподаватели. Преподаватель общих дисциплин, Хафиз Викторович, не выдержав очередной накал страстей, прозрачно намекает моему обидчику:

- Молодой человек, знаете, что общего у меня и у этой девушки? - тот ошарашенно молчит и яростно мотает головой, - мы оба очкарики. А очкарик очкарику друг, брат и скорая помощь. Поэтому, если не хотите проблем на экзамене, оставьте девушку в покое.

- А чо она? - выдвигает свой убойный аргумент мой антагонист в свое оправдание, но сникает, сам понимая, что тот звучит неубедительно. А я вынуждена уйти с третьей пары, потому что у меня зашкаливает давление. Ночью, впервые с момента поступления, в гости заглядывает Рок и, присвистнув, кладет мне на виски свои прохладные ладони.  Я с наслаждением прикрываю глаза, чувствуя, как от облегчения из уголков глаз бегут слезы.

- Потерпи его до конца сессии, - вдруг просит меня Рок, - он не сдаст историю Древней Греции и общие дисциплины.

- Из-за меня? - испуганно распахиваю я глаза и снова болезненно жмурюсь от слишком яркого света. На глаза неожиданно ложится что-то влажное и слегка теплое. Рок возражает:

- Из-за себя. Пока он достает тебя, он очень многое пропускает, и это его сильно подведет на экзамене. А теперь живо спать и завтра на пары не ходи.

Сил сопротивляться нет, поэтому я покорно накрываюсь одеялом и скорее чувствую, чем понимаю, что свет в комнате гаснет, и я остаюсь одна.

На следующий день я, конечно же, иду на занятия, несмотря на плохое самочувствие и однозначный запрет появляться в университете, и зря. Уже во время первой лекции над головами у нас взрывается лампа дневного света, рассыпая вокруг искры и осколки расплавленного стекла, и все затягивает едким дымом. Мы в панике выбегаем из аудитории, и преподаватель отправляет нас по домам. "Действительно, не стоило ходить", - рассеянно думаю я, медленно прогуливаясь по набережной. Погруженная в свои мысли, я не сразу замечаю, что мне наперерез движется закутанная в плащ фигура.

В первые несколько мгновений я вообще ничего не понимаю и пытаюсь обойти неожиданное препятствие, но почему-то не получается. А когда вскидываю голову, вижу, что меня угораздило нарваться на извращенца. Глаза заволакивает пеленой ужаса, я уже практически ни о чем не думая, разворачиваюсь и мчусь, не разбирая дороги, туда, откуда слышны человеческие голоса. Идущие мне навстречу мужчина с подругой провожают меня удивленными взглядами, и я прихожу в себя. Сейчас я среди людей, и бояться, вроде, нечего. Но гулять по городу в одиночестве я уже боюсь, поэтому иду на остановку и сажусь в автобус. На сиденье у окна тепло, пригревает осеннее солнышко, поэтому я потихоньку соскальзываю в сон.

- Вообще-то, я дома велел сидеть, - напоминает удобно устроившийся в соседнем кресле Рок. Сегодня на нем, против обыкновения, темно-синяя футболка и такие же джинсы. Длинные волосы собраны в низкий хвост на затылке и крупными волнами обрамляют узкое скуластое лицо. В глазах - недовольство, смешанное с усталостью, - Этот автобус в аварию попадет.

- Я больше не буду, - блею я и сама поражаюсь, как слабо звучит мой голос. А синий ему очень даже к лицу, кстати говоря. И почему не носит?

- Сейчас же выходи, - бросает он прежде, чем раствориться в пространстве, и я рывком просыпаюсь. Как раз сейчас остановка, и я, не раздумывая, покидаю салон. На мое счастье, дойти осталось не так уж и много - всего две остановки, да еще и библиотека между ними расположилась. Туда я и заворачиваю.

В тишине, между старых и новых книг незаметно пролетают три часа, и мой желудок напоминает, что пришла пора обеда. Приходится с сожалением возвращаться в реальный мир и отправляться в сторону родных пенат. Я выбираю из стопки понравившихся книг пять, наиболее интересных на мой взгляд, и направляюсь к стойке регистрации, когда слышу, как за стеллажом кто-то ругается:

- Вот, сперва наберете этих пылесборников, напридумываете себе всяких глупостей, а потом замуж выйти не можете! - Заглядываю за угол и вижу пожилую библиотекаршу, слегка навеселе, теснящую к окну невысокую молодую девушку, на несколько лет старше меня. Девушке явно неловко от столь пристального внимания к своей персоне, но природная вежливость мешает ей грубить пожилому человеку. Я решаю вмешаться: