ДЛЯ ЧИТАЮЩИХ КНИГУ В ПРОЦЕССЕ НАПИСАНИЯ, ПЕРВАЯ ЧАСТЬ БУДЕТ ДОПИСАНА БЕСПЛАТНО.
Открываю глаза. С шипением тру шею. Затекла. Состояние - дерьмо.
За окном машины солнце встаёт, поля какие-то...
Чужая машина. За рулём наш начальник охраны. Соломон.
Как я здесь оказался?!
Не помню ничего.
Рядом со мной на заднем сиденье - мама.
- Мам... - хмурюсь. - А мы... где?
Скашивает на меня свирепый взгляд.
- Очнулся? Везу тебя к ведьме, в лес. На перевоспитание.
- Чо?
На горизонте действительно лес.
- Мам, я серьёзно. Куда мы едем? У меня в обед массаж в больнице... - мутно припоминаю я.
- У тебя в обед - допрос в ФСБ. А потом, возможно, больница, да, - срывается её голос. - Платона Волохова пока задерживали, пальцы ему сломали.
- А что случилось? Мы что - дочку генерала убили? - пытаюсь пошутить я.
Но мама не смеётся.
- Дочка генерала в коме. А кто её туда отправил как раз сейчас и ищут.
- Торцова в коме? Серьёзно?!
- Максима Данилевского тоже забрали. Всех ваших. На допросах. Алиби, не алиби, связи, просьбы, давление. Ему все равно. Запер всех в своем подземном царстве. Всех прессует. Всю охрану людям переломали.
- Бред... Нашим-то это зачем?
- Ну Торцова же с вами была.
- Да там человек двести было! Я её и не видел. Наверное.
Не помню. По поводу вчерашней тусовки в голове чёрная дыра.
- Вот всех парней и загребли. Возможно, изнасилование. Отец-генерал, говорят, крышей поехал.
Всплывает фрагмент вчерашнего вечера. Без начала и конца.
Как сквозь коматоз, чувствую, что меня "потрошат", а я не могу очнуться.
- Ян! Ян!!
Бах... оплеуха. И мысль - это кто у нас такой бессмертный: Аксёнову в морду?
Вспоминаю, как распахиваю глаза и плывёт всё.
- Сын! Приди в себя!
Отцовская оплеуха значит.
- Па-а-ап, ну ты чо-о-о?...
Как непривычно тянутся слова. И очень сложно говорить.
В гостиной - отец, мама, Соломон, сестра Лаура, ещё кто-то...
- Нет, это бесполезно! - всхлипывает мама. - Он никакой!
- Что будем делать? - тревожный голос отца.
- Пап, мне что-то подсыпали... - мямлю я. И меня никто не понимает.
Фрагмент обрывается.
- Класс... - тру ладонями лицо. - А водичка есть?
Мама впихивает бутылку мне в руки. Там треть. Выпиваю одним глотком.
- А ещё?
- Больше нет.
- Давай купим?
Смотрит на меня рассерженно и скептически.
- Зачем так напиваться было, Ян?
- А я не пил. Только безалкогольный коктейль. Мне что-то подсыпали. Торцовой наверное тоже... - хмурюсь. - Очень надеюсь, что меня хотя бы не изнасиловали!
- Очень смешно.
- Да не... не очень.
Закрывая глаза, сжимаю виски.
Вспоминаю ещё один фрагмент. Как меня пихали в эту тачку, а я сопротивлялся и пытался дать в морду Соломону. Но потерял равновесие и долбанулся башней об тачку. И даже звенящий звук “тунц” до сих пор звучит в башке.
Заебись...
Кольцо с руки пропало... - замечаю я.
- А девочек хоть не трогали?
- Нет. Но на допросы вызовут.
- Куда мы едем?
- Ты едешь к моей крестнице, Аглае. Пусть генерал успокоится, найдет кого ищет. Я тебя под репрессии не отдам!
- Аглая?...
Всплывают какие-то рваные картинки.
Её мать, Вера, была кормилицей моей сестры. Я был тогда совсем маленький. Они год жили у нас. Мама тогда подхватила какую-то инфекцию и не могла кормить. Ей врачи привели Веру. Вера была... добрая. Наша Лаура и эта Аглая - молочные сестры, получается.
Аглаю я помню уже позже, ей было лет… девять, нам по двенадцать. Они приехали в гости. Мы её обижали... стебали, избегали. Она была такая... не от мира сего, не "своя". Одевалась убого. Говорила странно. Невпопад молчала. Бесила нас.
- Мы едем к Вере?
- Вера погибла. Я же говорила тебе.
Да?..
- Мы едем к Аглае.
- Где она живет? - прижимаю раскаленный лоб к стеклу.
- Дивнодеево. Хутор. Раньше большая деревня была, теперь и на карте нет.
- Долго ещё?
- Почти приехали.
Мы проезжаем мимо большой белой церкви. Даже, скорее церковного комплекса. Он стоит на холме.
- Это монастырь, - комментирует мама, снимая шейный платок.
- Женский? - ухмыляюсь я, облизывая губы.
Мне небрежно прилетает от неё сумочкой.
- Шучу! - прикрываюсь предплечьем. - Шучу я!
Идиот. И зачем ляпнул? Для мамы сейчас больная тема все это блядство. Башка не варит просто...
- Кстати об этом! - нервно и рассерженно. - Аглая... хорошая чистая девочка. Не смей не то, что тронуть, слово кривое сказать или взгляд косой бросить. Понял?!
Цокаю, закатывая глаза.
- Да нахрен она мне нужна?
- Ты понял меня?! - звенит её голос. - Только попробуй, Ян.
- Да всё... Боже... - с сарказмом морщусь. - Не прикоснусь я к твоей Аглае.
- И будешь вежлив! И вести себя будешь как брат.
- О-о-окей. Как брат. Обещаю.
Как же хреново-то... бесит все. Начиная от ароматизатора в машине.
Рывком дергаюсь вперёд, срывая висящий на зеркале ароматизатор. Выбрасываю раздраженно в окно.
- Можно подумать, мне всрался вообще этот колхоз - "чистый и хороший". Я не по этим... - морщась от головной боли, ворчу я.
- Не смей так говорить о девушках.
- Да там такие девушки... - закатываю глаза. - Знала бы ты этих провинциалок, не защищала бы.
На всё готовы, как дубайские шлюхи!
- Аглая не такая. Отнесись к ней как к Лауре. Они и так к нам на отрез ездить отказывались, после ваших издевательств над девочкой.
- Да ничо мы не делали такого... просто... подростки... - мычу я, сжимая виски.
- Надеюсь, ты повзрослел.
Ну естессна!
- Соломон, дай сигарету.
- Извините, Ян Александрович, не курю.
Цокнув, заглядываю в карманы на сиденьях. Может, оставил кто пачку? Нихрена…
Машина тормозит перед небольшой каменистой речкой.
- Ну, все, приехали.
Мама выходит из машины снимает обувь. Заходит в воду. Мы с охранником переглядываемся.
- В смысле? - бормочу я.
- Светлана Александровна, вода ледяная, не стоит, - пытается остановить её Соломон.
- Сумки взяли и за мной. Летом здесь не проехать. Где-то боны есть, но я не знаю, где их искать. Мы обычно здесь мимо монастыря зимой по льду проезжали. Ну что встали? Не глубоко здесь. Да и идти потом недолго.
Вздохнув, забрасываю одну из сумок на плечо. Вторую забрасывает Соломон. Пока мы мнемся на краю холодной воды, мама уже выходит на том берегу.
Чуть выше колена. На своей тачке бы проехали. Но эта - маленький женский мерс. И вряд ли...
Перейдя реку, сижу на большом камне, сушу ноги. Чтобы надеть обратно брюки и обувь.
Мама держит свои туфли в руках, не спеша надевать. Рвёт траву, растирает между пальцами.
- Мм... полынь! Хорошо-то как...
- Не вижу ничего хорошего. А магазин где? Пить хочу.
- Вот здесь можно пить, - наклоняется к каменистому ручью, стекающему в реку.
Загребает в ладони. Пьёт.
- Точно? - подхожу к ней, повторяя. - Может, она радиоактивная.
- Ты когда свои коктейли пьёшь так наверное не волнуешься? - недовольно.
- Да не пил я!
Вода вкусная! И я зависаю у ручья, пытаясь утолить свой сушняк. Умываюсь.
Головная боль чуть отпускает.
- Вот Рома вырастет, уйду в монастырь... - смотрит мама через реку на белые купола.
- Чо?.. - морщусь я. - А отец?
Не отвечает.
Внутри всё жжёт от таких её выпадов. Словно под ногами рушится фундамент.
Раскрываю сумку, в поисках чистых носков.
- Это что? - вытягиваю прозрачную упаковку женских трусиков.
- Положи обратно. Это не твоя сумка.
- А где моя?
- А твоей нет. Мы торопились. Не до сборов было. Сумки Аглаи в машину перекинули и поехали.
- Класс. Я что без вещей?
Риторический вопрос.
- Так что, носки не выкидывай, потом постираешь, - прохладно бросает мама.
- Ещё я носки не стирал.
- Тогда босиком придётся ходить.
- В смысле?
- Вот тебе ещё одни, - достаёт новые из сумки Соломона.
- Это что за носки такие? - кручу в руках, натягиваю. - Даже лейбла нет.
- Обычный хлопок. Это для дедушки Аглаи подарки.
- Ясно... А можно мне всю упаковку?
- Нет.
Мы идём по пыльной дороге между полями.
- Это пшеница... - ведёт рукой по колосьям мама.
Да мне до звезды что это! - страдальчески всматриваюсь вперёд.
Проходим мимо чёрных заброшенных домов, полуразваленых, поросших высокой травой.
На автомате шарюсь по карманам в поисках пачки.
- А магазин скоро?
- Магазин по воскресеньям.
- Это как?
- Приезжает машина с товарами. А здесь нет магазинов...
Оглядываюсь.
- Мы что - на машине времени ехали?
- Можно и так сказать. Вон, видишь, домики? Дымок идёт. Аглая с дедом живёт. У них побудешь несколько дней, пока все не уляжется.
Петухи орут...
- М-да.
Приближаемся...
- Есть кто живой? - кричит мама, стоя у низкого частокола. - Аглая!
- Буди девок! Барыня приехала! - пытаюсь рассмешить маму.
Но получаю от нее еще один строгий взгляд.
- Аглая! - еще раз зовет мама.
- Такая рань, спят, наверное все, - переставляю какую-то банку с одного кола на другой.
Рядом стог сена и яблоня. Здесь бы фотосессии делать, а не вот это всё.
Дверь хлопает.
- Светлана Александровна?! - звонкий голос.
И следом выплывает его носительница. В светлом сарафане в цветочек по колено, босиком. Ноги длинные, загорелый, стройные.
А сама - словно облаком укутана копной темно-русых густых волос. Слегка вьющихся, с высвеченными прядями в цвет той пшеницы, мимо которой мы шли.И такие они роскошные, что я даже не сразу лицо её вижу.
Улыбается радостно. Черты лица - просто пушка! Хоть на обложку. Сейчас снова в тренде каноническая красота.
Как с картинок моей детской коллекционной книги сказок, с иллюстрациями от известного художника.
Аглая... Вот это да! Не узнать.
- Бегу! - спускается с крыльца.
Мама слегка толкает меня в бедро.
- Рот закрой.
- Это я от неожиданности.
Я ж думал тут Аглая... а тут Аглая!
- Ты - "брат", ясно. Своими руками задушу, если тронешь или обидишь.
Эх...
- Ок, - вздыхаю.
Потому что, может, и не задушит, но ссорится мама с людьми навсегда. И я пару раз по грани уже прошёл. Особенно когда встал на сторону отца в их конфликте с его древней изменой. Нет, не оправдал. Всего лишь поддержал его в том, что не надо рушить нашу семью из-за этого. Так мама до сих пор со мной холодна... Поэтому - "ок". Брат, так брат.
А вечер мог бы быть таким томным...
- Это сын мой, Ян, - представляет меня мама. - Помнишь его?
Аглая чуть смутившись, смотрит мне в глаза. У неё - светлые, яркие, голубые. Взгляд... Такой в фильмах актрисы сыграть пытаются, когда наивную героиню хотят отыграть. Но все - халтура. Вот этот взгляд и бесил. Открытый, бесстрашный, видящий в тебе совсем не то, что ты хотел бы показать. Разрушительница мифов, твою мать...
Изменилась очень. И в то же время - нет.
- Здравствуй, - сдержанная улыбка.
- Привет... - моргаю ей.
И это "привет" такое... надменное, незначимое. Словно я им от её взгляда пытаюсь блок выставить. Потому что... ну перебор такие взгляды. Они по уровню вскрытия как детектор. Чувствуешь себя не мужчиной, а мальчишкой... и снова бесит. Только уже не она. А сам себя бесишь, что теряешься. Что внутренности все равно до фасада не дотягивают, как не выебывайся. И она это видит.
- А это Соломон наш охранник.
- Здравствуйте, Соломон.
Перехватывает копну волос, ловко и быстро слетает её в косу.
А Соломона уже я толкаю в бедро. Нехрен пялиться... Она тебя в два раза младше.
- Напоишь нас чаем? - приветливо улыбается мама Аглае.
- Ой! Да я вас накормлю сейчас, - отмирает она. - Дед на пасеку ушёл. Вереск зацвел. Унёс туда ульи. А я вот - по хозяйству. Пойдёмте.
В доме пахнет специфически. Деревом, полынью, прохладой. Ещё - хлебом.
И да - ехали мы явно на машине времени. У стены белая огромная печь. Коврики какие-то вязаные, шторы льняные - аля рустикальный стиль. Такой прямо деревенский антураж из старых сказок.
Чисто...
Чувствую себя, словно в какой-то качественной ролевухе участвую. И сейчас зайдут актёры, аля семь богатырей.
Аглая в одно движение накидывает на стол белую скатерть.
- Садитесь. Я как раз хлеб испекла.
Накрывает на стол.
У белого таза поливает мне на руки из кувшина. Пялюсь на её профиль, губы, чувствуя, как долбит в горле пульс.
- Когда света нет, насос не работает, - тихо оправдывается она.
Спрятали от мужиков её здесь, что ли? Так чего не в монастырь сразу?
Присаживаюсь за стол, стул поскрипывает. Стулья - раритет. Венские. Лет им... сто, наверное.
- Мам, - шепчу, следя взглядом за Аглаей. - А почему ты её в город не забрала? Ну треш, ведь. Прошлый век.
- Зову каждый раз. Сказала, деда не бросит. Помрёт, тогда уж...
- А деду сколько лет? - шепчу опять.
Мама бросает на меня осуждающий взгляд.
- А Аглае?...
Совершеннолетняя хоть?
- Не важно сколько ей. Она ещё ребёнок наивный, понял? - сердито шепчет в ответ.
- Да понял я... - вздыхаю с досадой. - Просто так спросил.
Вспоминаю, что ровесница Лауры. Значит, есть восемнадцать.
Накрыв, садится к нам за стол.
Сырники с медом. Тонко нарезанный говяжий язык. Лук маринованный. Горячий хлеб. Горчица. Чай из трав...
Вкусно, аж желудок сводит. Но в рот не лезет... словно я жевать и глотать разучился.
- Невкусно? - нервно улыбается мне. - Может, тогда, сыр принести? Сыр у меня вкусный получается.
- Не надо. Очень вкусно, - давлюсь острой горчицей, пытаясь проморгаться от подкативших слез.
Чай крепкий и горячий.
- Молоком разбавить? - волнуется она.
- Мм... давай, - соглашаюсь я.
Больше, от желания посмотреть как она двигается.
- Ты из Яна барина не делай, пусть помогает тебе. Не стесняйся просить, - наставляет её мама. - Он считай тебе брат.
- Разберёмся, мам, - недовольно морщу нос.
Аглая наливает мне аккуратно молоко из огромной бутылки.
- Ян... - кивает мне мама.
Ах да, тяжёлая, наверное.
Встаю, помочь. Придерживая там, где она её держит. Наши пальцы касаются.
Дергается... и мы чуть не роняем этот бутыль.
Проливает немного на стол.
Молча все убирает.
- Посиди с нами, - сжимает её кисть мама. - Как у вас дела, расскажи.
Аглая пожимает плечами, улыбаясь.
- А у нас все хорошо.
- Там сумки на крыльце. Это тебе с дедом подарки.
- Спасибо, - смущается. - Вы нам очень помогаете.
Мама чуть заметно взмахивает пальцами, прося её закрыть эту тему.
Чем там мы помогаем, если они до сих пор как в прошлом веке живут? Трусиками кружевными и носками? Смешно...
- Чем занимаешься сейчас? - обводит мама взглядом комнату.
- Ружье деду чиню. Боёк сточился.
Давлюсь опять чаем. Да что ж такое? Просто неожиданно от девчонки - "ружье чиню".
- Так, наверное, новый купить надо?
- Не выпускают. Ружье старое. Я из железки выточу. Лучше магазинного будет.
Мама улыбается. Я - нет. Так и комплексами можно обзавестись.
- На боёк, наверное, высокопрочная сталь нужна, а не железка? - решаю немного выебнуться и притопить этого "Кулибина".
- Я из выхлопного клапана жигулей выточу. Там хорошая. А потом, в масле закалить, да и всё, - пожимает плечами.
Действительно - "всё", Аксёнов. Сиди, жуй, не выёбывайся. Не твоё поле.
Смотрю на её тонкие красивые пальцы. М-да.
- Может, Вы, Аглая и машины чините? - улыбается ей Соломон.
- Чиню... - бесхитростно. - Дед учил. А у вас сломалась?
Пинаю его слегка под столом.
Отвали от неё...
- Все у него целое. Пока.
- Не обижают тебя здесь? - переводит тему мама.
Щеки Аглаи покрываются контрастный пятнами.
- Н-нет... - неуверенно.
Не умеете вы врать, девушка. Кто-то обижает.
Мы когда её маленькую обижали, она тоже никогда не жаловалась. Только глаза опускала, когда спрашивали...
Ладно. Разберёмся. Отработаю плохую карму, за "детство". Все равно тут делать нехрен...
Мама с Соломоном уезжают, а я остаюсь. Делаю глубокий вдох, расслабляясь. От психического давления Светланы Александровны чокнуться можно! Хотя мама - добрейшей души человек, отзывчивый и ранимый. Но давить умеет как пресс в машиностроительном цеху. Я вообще отцу не завидую...
Аглая смущенно заламывает пальцы.
Под сарафаном явно нет бюстгальтера. Высокая грудь, обтянутая жатой тканью. Запястья и пальцы хрупкие...
- Ты наверное отдохнуть с дороги хочешь?
Очень хочу. Но сон как рукой сняло. Пялюсь на неё...
- Вот здесь можно, - отодвигает шторы в комнату. - Моя кровать самая удобная. Я ее тебе уступлю.
- Не надо мне уступать. Я не принц на горошине.
- Ну тогда... здесь, - показывает на кровать напротив за небольшой ширмой. - Домик у нас маленький. Раньше три комнаты было. Но одну переделали в санузел. И теперь только зал и спальня. Дед всегда на полатях спит за печью.
- Мы будем спать в одной комнате?
Комнатой это правда не назвать. Третьей стены нет. Вместо неё занавески во всю ширину.
- Мм... я что-нибудь придумаю.
- Почему с мамой в город не уехала из своего девятнадцатого века?
- Деда не брошу, - строго. - Помрёт, тогда поеду.
- К нам?..
- Мм... нет. Просто в город, - отводит взгляд.
Черт...
- Мальчики вырастают, Аглая. И перестают быть ушлёпками, - иносказательно отправдываюсь я.
- Или иногда становятся взрослыми... у-у-у... В общем, это конечно же не про тебя. Я уверена.
- Врать и льстить - не твоё, - закатываю глаза. - Можешь смело сказать, я помню, каким уродом ты был! Поверь, я не пожалуюсь маме. Ты можешь быть открыто мне не рада. Как-нибудь переживу.
- Светлана Александровна всегда была к нам очень добра. И я рада, что тебя к нам привезли. И я могу хоть чем-то ей отплатить.
- Ясно. Ладно. Значит, хочешь в город?
- Не очень. Но без деда тут жить нельзя. Люди... - качает головой. - Здесь не соблюдают закон.
- И чем планируешь заняться в городе?
- Учиться буду.
- На кого?
- Врача? - с сомнением.
- Ну вот ещё. Врачи - это обслуживающий персонал. Зачем тебе?
- Их сразу трудоустраивают.
- Ты вообще работать не будешь.
- Почему?
- Потому... замуж выйдешь. Удачно.
- А при чем здесь работа?
- За состоятельную семью выйдешь. Мама это организует. Она тебя любит.
- Я так не хочу.
- Ой, ладно... все хотят.
- Нет.
- А как хочешь?
Пожимает плечами.
- Мама училась на повара... - внезапно начинает рассказывать. - Была лучшей на курсе. Мечтала ресторан открыть. Устроилась работать в хороший богатый дом. Помощницей повара. Сын хозяйки ее изнасиловал... - кусает губы, сжимая пальцами спинку стула, за которым стоит. - Потом её уволили. Я родилась...
Кто ж такие вещи первому встречного рассказывает? А она рассказывает... В глаза смотрит, словно, что-то там разглядеть пытается. Я, наверное, для неё инопланетянин. Из какой-нибудь агрессивной расы. Но я уже давно не такой.
Изнасиловал?
- Она так сказала?
Кивает.
- Сомневаюсь... Изнасиловал бы, сделала аборт. Да и залёт с первого раза - это влажные мечты уездных барышень. Добровольно спала с ним, наверное... Скорее всего хотела замуж за него.
- Нет. Не хотела. Мама была верующей, аборт бы не сделала.
- Как фамилия этих людей? Почему тебя не забрали, когда отцовство установили?
- Мама не сказала им, что беременна. Мы сначала у вас жили... - продолжает Аглая. - А потом к деду уехали.
А нет... все-таки блаженная. Даже денег не попросила. И все твои выводы мимо, Аксёнов.
Я должен извиниться? Но за прозу жизни вроде как нет смысла, да?
- Как их фамилия?
- Не хочу говорить. Мама до смерти это в секрете держала. А когда исповедовалась, я подслушала. Не хочу, чтобы эти люди обо мне узнали.
- Я не скажу никому. Ты мне считай, сестра, - слегка давлю на неё. - Должна доверять.
А вдруг у неё наследство? Несправедливо получается, что её стороной обойдёт. И так история стрёмная. Пусть семейство платит за моральный ущерб.
- Говори. Ну?
- Сафины.
- Сафины? Лика Сафина училась в моей школе. Она, кажется, внучка банкира. Может, родственники?
Пожимает плечами.
- Ты отдыхай. Белье чистое заправлено. Шторки я закрою. Я сейчас подушку принесу.
Сбегает из дома. И я как привязанный - за ней.
- Не надо подушку...
Иду, пялясь на красивые подкаченные икры и тонкие щиколотки.
- Все равно не усну.
Во дворе встает у стола. На нем на большом полотенце рассыпана ягода.
На стульях лежат белоснежные большие подушки.
- Это зачем? - трогаю одну из них.
- Перо просушиваю.
- Перьевые что-ли?
- Да. На гусином пуху.
Прошлый век. Сейчас все на ортопедических спят.
- Ну и чем ты здесь в свободное время занимаешься? - оглядываю двор, наблюдая за тем, как она перебирает ягоду.
- У меня нет свободного времени, - улыбается, не глядя в глаза.
- Мм... Здесь живые-то есть, в деревне, кроме вас?
- Старики одни, век доживают. Но там за рекой деревня побольше. Там даже школа есть.
Даже школа! М-да.
- Наверное, и кинотеатр? - тролю её.
- Видеоклуб. И компьютерный клуб. Только я там почти не бываю. Некогда.
Охренеть.
- Значит, женихов нет у тебя? - ухмыляюсь.
- Женихов? - хмурится. - Женихов у меня полно. Куда прятаться не знаю.
Сочиняешь, девушка! Какие тут женихи?
- Волки и медведи? - подкалываю.
- Можно и так сказать, - словно не чувствуя подкол. - Волк да Медведь.
- А эти Волки и Медведи они с нами сейчас в одной комнате? - подмигиваю ей.
Скептически смотрит на меня.
- Ну... был бы у тебя диагноз, Светлана Александровна сказала бы. Значит, это юмор такой? И про что была шутка?
- Увы, она была в молоко, - хмыкаю я. - А расшифровывать шутки... ну, такое. Проехали. Эпохи у нас разные. И культурный код.
Ян...Странное имя. Красивое? Кручу его в голове. Наверное, да. Да только с детства я это имя не люблю. Ян был злым. И несправедливым ко мне. Я пряталась и плакала...
Но все равно он был очень красивым мальчиком.
Кукольно красивым.
Сейчас эта детская миловидность прошла. Стал более мужественным. Крепким. Только такой же надменный. И... насмешливый. В своей манере. Каждую мысль начинает с насмешки, а заканчивает серьёзно.
Сейчас стал как-будто более сдержан.
Сложно его понять, какой он человек теперь.
Очень смущает своими взглядами.
Этих взглядов я наелась вдоволь. От Медведя и Волка. А ещё есть Лис... Так и кружат!
Светлана Александровна сказала, относиться как к брату. И требовать с него как с брата.
Я всегда мечтала о брате или сестре. Большой семье. Но... мама можно сказать ушла в монашество.
Мне очень не хватает старшего брата, чтобы мог защитить. Дед уже старенький. И у него все радикально - картечью в мягкое место и досвидания. Боюсь, что не сдержится и посадят старика. Поэтому, особенно не жалуюсь.
Тихонечко крадусь домой, забирая рубашку Яна, брошенную на старое кресло с деревянными поручнями.
Постираю. Солнце жарит, быстро высохнет...
Его рубашка пахнет дорогим необычным парфюмом. А ещё... мужским ярким запахом.
Останавливаюсь, смотрю на спящего Яна. Торс голый, загорелый, татуировки, пресс... я такие мужские тела только в кино видела. Что-то нервно подрагивает внутри.
Дома находиться отчего-то неспокойно. В груди сжимается и вибрирует. И дыхание сбивается.
Сбегаю.
Мне очень жаль стирать его рубашку. Она больше не будет пахнуть так. Но все равно стираю. Не отжимая, встряхиваю несколько раз. Аккуратно развешиваю на плечиках. Когда свет включат неизвестно. Не погладишь. А если выжать будет совсем мятая.
Светлана Александровна подарила нам дорогую стиральную машину. Но напряжение у нас скачет, техника горит. А вода из скважины с осадком. Мне жаль по мелочам ломать эту машинку. Вручную привычнее.
Расставив тазы с замоченным бельём, я забираю новую книжку и сажусь в тенёк.
Глажу кота, листаю страницы.
Я не очень люблю женские романы. Там мужчины ведут себя странно, да и женщины. И в любви признаются вычурно и пафосно. Мне кажется, так о любви не говорят...
А как говорят о любви?
Когда я была маленькая, мне казалось, что я любила Яна. И об этом было невозможно сказать никакими словами. Наверное, о любви молчат.
Возвращаюсь в книгу.
Это интересный роман, захватывает с первых строк.
Светлана Александровна всегда привозит самые интересные книги.
Почему-то представляю, что главный герой выглядит как Ян. Только это исторический роман. И Яну очень идёт костюм гардемарина.
А потом герой начинает разговаривать его голосом и интонациями...
Издали слышу знакомый звук мотоцикла. Он вырывает меня из книжных грёз. Это Николай, участковый нашего района. "Волк". Но на самом деле - единственный представитель власти. Чем активно и пользуется. Пользуется нечестно...
Останавливается у частокола.
- Привет, Аглая.
- Здравствуйте, Николай Семёнович.
- Как дела?
- Хорошо, - начинаю имитировать бурную деятельность, чтобы побыстрее отстал.
Он вдовец и в два раза старше меня. Проходу не даёт!
- Что там у тебя? Математика опять? - ухмыляясь, смотрит на мою книгу. - Бросай ты это. Взрослая уже девица, задачки решать. Пора рожать уже.
- Зачем приехали?
- Я тебе подарок привез.
- Не возьму. Я же вам сказала, не нужно ко мне ездить, - упираю руку в бок.
- Ну что ж ты меня гонишь всегда. Я же к тебе с самыми серьёзными намерениями. Жениться - хоть завтра!
- Ну вы же старый! - растягиваю по верёвке простыню. - Вы мне в отцы годитесь.
- Тридцать шесть - лучший возраст для мужчины, глупая.
- Да и не нравитесь вы мне.
- Почему это? - ведет руками по волосам. - Да за меня любая баба в районе пойдёт! За честь сочтёт. А ты выкобениваешься.
- Вот пусть любая и идёт. Что вы ко мне повадились?
- А что тебе-то не так?
- Да всё. Ну, во-первых, возраст. Во-вторых, вы нечестный, не по закону делаете, а как вам выгоднее...
- Вот ты дура, девка! Это ж плюс. Все для тебя будет.
- В-третьих, я Вам не девка. И не дура. В-четвертых... не лежит у меня душа. Только по любви замуж выйду.
- Так нет же больше никого достойного, Аглая. А так, стерпится-слюбится, известная истина. Главное-то, чтобы муж любил, баловал. А это я тебе обещаю.
Поднимает руку, демонстрируя золотую цепочку с подвеской.
- Бриллиантик! М?
- Нет.
- Или в подстилки к Фирсову собралась? У него жена в паспорте есть.
Фирсов - это "Медведь". Бандит тут один себе хоромы построил. Тоже проходу не даёт.
- Или к попу в кельюшку?
А это Лис! Еще один зверь. Все уговаривает на жизнь "благостную". С ним, естественно.
Вот они трое здесь и представляют местную власть. Но между собой не дружат. Надоели, сил нет.
- В монашки пойду, - сдуваю с глаз прядь. - Все лучше, чем ваша троица. А вообще, в город я поеду. В Москву.
- На какие гроши поедешь-то?
- У деда отложено. А там еще заработаю.
- Да ты ж глупая как мать. Попользуют да швырнут. Это ж город! Приедешь пузатая. Судьбу матери повторишь. А я тебя замуж зову. Всё честь по чести.
Отворачиваюсь, перевешивая простыню. Снимаю полотенце. Мокрое ещё...
По скрипу калитки слышу, как заходит в ограду.
Напрягаясь, чувствую как подходит сзади.
- Аглая... - внезапно сжимает, с придыханием прикасаясь важными губами к шее.
Разворачиваясь, отлетаю от него, прижигая по морде полотенцем.
Сердце колотится, выскакивает из груди от шока.
- Не подходи! - зло цежу, опять замахиваясь.
- Вот, дура... - яростно. - Да я же тебя в любой момент забрать могу! Кто мне здесь указ?! Я здесь хозяин! Думаешь, деда твоего боюсь?
Сжимаю в руке медальон. Он вообще, как тест на достоинство. Только две девочки прошли. Одна замужем за моим братом, вторая - Аглая.
Поднимаю взгляд вслед менту.
Только столбы пыли на дороге остались.
Разнервничался...
Жених, мля. Он себя в зеркало видел, вообще? От контраста с Аглаей передергивает от отвращения. Аглая точно стоит большего.
- Совсем охренели тут.
У неё ещё вайб такой... Думаю, не одну башню сорвёт.
И от этого мне ревниво... и как-то даже гадко. С трудом могу представить достойную кандидатуру. Не хотелось бы, чтобы её кто-то трогал своими грязными лапами. Никогда постоять за себя не могла. А в наших кругах нянек нет, одни хищники. Да и здесь, смотрю, тоже.
Аглаю наши олигархи сразу заметят, стоит только в круг ввести и немного отшлифовать - речь, стиль. У нас любят эксклюзив и натуральность. Причём Аглая - версия уже для взрослых мужчин. Вот кто её оценит по достоинству.
А дальше что?
Замужество и... школа жизни. Улыбайся, молчи, делай вид, что у тебя все отлично, держи лицо, как бы муж себя не вёл.
Это наши реалии.
Мне становится неприятно, словно я её уже заранее продаю, как дорогую шлюху.
А я не продаю. Я просто пытаюсь найти для неё какую-то версию и все мимо.
Собственно, именно поэтому, я не позволяю никому приближаться к Лауре.
Пошли-ка все нахрен!
Загребаю горсть ягод со стола, закидывая в рот. Вкусно...
Слышу странный металлический щелчок.
Разворачиваюсь на звук.
Дед какой-то... И я у него на прицеле. Прямо мне в глаза смотрят два черных отверстия двустволки.
- Здрасте... - прокашливаюсь, подавившись.
- Ты чей будешь, хлопец? - пытливо.
- Аа... Так я Аглаи брат.
- Брешешь. Нет у моей Аглаи братьев.
Дед её?
- Не родной. Сын Светланы Александровны. Аксёновой.
- А чего голый?
Ну, во-первых, не голый... без рубашки. На автомате ощупываю себя.
- Мм... спал.
- А разрисованный чего? Сидел?
- Эм... тату... - растерянно развожу руками. - Эстетика...
- Тьфу... - морщится дед. - Торба расписная! А сама Аглая где? - недоверчиво.
- Аглая! - рявкаю я погромче.
Пальнет ещё сдуру. Может, у него маразм или Альцгеймер.
Аглая выскакивает на крыльцо.
- Дед! Ты чего?! Это Светланы Александровны сын. Ян. Утром приехали.
Дед опускает ружье, ставит возле дома.
- Откуда я знаю, может "этот" своих прислужней прислал опять. Ян, значит? А я - дед.
- А по имени?
- Да кто его уже помнит - зови дедом.
Дед - седой, щуплый и бородатый. Возраста непонятного. Точно старше моего деда. Тоже, короче, из прошлого века.
Разворачиваясь, нечаянно роняю со стола большой шуруп.
- Подыми, - командует дед. - Аглая босая тут бегает, поранится.
Послушно поднимаю шуруп, пялясь на её голые ступни. Не надо ей раниться...
- Чего печь не топите? Я вот зайца принёс... В капкан попал.
Замечаю только сейчас, что к его поясу привязана туша огромного зайца.
Страшный, жуть.
Обращение "зайка" вдруг начинает играть другими красками. Вряд ли я девушку ласково зайкой теперь назову.
- Дождь к ночи пойдёт. Суставы тянет... - дед ставит в коробе из коры на стол медовые соты.
- Ой, а я дрова не колола, не успела. Ягоду перебирала, - оправдывается Аглая. - Да стирала.
Снимаю с верёвки свою чистую рубашку. Надеваю. Пахнет травой какой-то...
- А ты чо? - проходит мимо меня дед. - Топором-то умеешь махать? Или чем вы там в городе машете? Шпагами?
- Да нет, шпагами тоже не машем. Всё больше купюрами да кредитками.
- Купюрами дрова не поколешь.
- Ещё как поколешь.
Только нужен промежуточный элемент, в которого купюру пихать. А его пока нет...
Разворачиваюсь в сторону аккуратно сложенных спилов.
- Ну иди, пару чурок наколи купюрой своей.
М-да, Аксёнов, такого квеста ты не ожидал.
Дед уходит в дом. А я неловко вырываю топор из пня, нечаянно переворачивая его.
Загуглить бы как это делается. Но телефона нет. Перевожу взгляд с топора на чурки, пытаясь сообразить. Где там моя генетическая память?
Размахиваясь, бью по чурке. Топор застревает, вырываясь из рук. Вся эта херня отскакивает мне по ноге.
- Мм...мля! - рычу зло.
- Давай я? - отстраняет Аглая. - Вот так надо.
Откидывает косу за спину. Мне прилетает ей по плечу.
Тянусь незаметно пальцами. Касаюсь...
- На колоду ставишь, ноги пошире и... по расколу бей!
Замахнувшись, ловко раскалывает чурку сначала пополам. А потом ещё на несколько частей. Наблюдаю. Вздрагивая каждый раз, когда топор летит рядом с её кистью, которой она придерживает чурку перед ударом.
Делает шаг назад для размаха.
- Ай! Ай! - прыгает на одной ноге, бросая топор. - Щепка!
В порыве подхватываю ее на руки.
Растерянно смотрим друг другу в глаза.
- От столбняка надо вакцину поставить, - хриплю я.
- Какую вакцину? Ты что? Вытащить да и всё. И йодом.
- Нет... - забываю о чем мы.
- Отпусти... тяжёлая... - кусает ярко налитые губы.
Усаживаю на стол, рядом с ягодой.
Съел бы, как эту ягоду!
Подхватываю её ступню, разглядывая ранку. Ловит юбку, прижимая к бедрам.
- Заноза. Серьезная. Надо бы к врачу.
- Ерунда!
Вырывает ступню из моих рук. И закидывая её к себе на колено "по-турецки", возится с занозой. Коса падает с плеча. Платье задралось...
Пялюсь. И угораю над собой, поджимая губы.
Я привык, что меня соблазняют. И - да, нередко наигрывая невинность, непосредственность. Но не цепляло никогда.
А сейчас как дурак невменяемый...
- Парень есть у тебя?
- Мм... есть друг. Нас Светлана Александровна познакомила. Помогает мне с информатикой.
Вот как?!
- Имя?
- Эрик...
- Шульман?
- Да.