Розочка, или Вся правда о чудовище

ГЛАВА 1. Посланец

— Именем Проклятого герцога откройте!

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть и выронить из рук флакон. Ах ты ж, духи лесные! В комнате сильно запахло фиалковым корнем и жасмином, которые я добавила в состав моих новых духов. И чем-то еще. О боже! Нет! Подозрение пригвоздило меня к месту. Я торопливо пошевелила пальцами, наматывая на них тонкую нить аромата. Так и есть! Но этого просто не может быть! Не сошла же я с ума? Кто, кто? Кто добавил в мои духи пыльцу черной бабочки? Я с опаской втянула в себя запах осени, словно изгорчивший легкие цветочные ароматы, покрывший их легким налетом тления. Нет, его бы я не перепутала ни с чем…

Мимо двери моей комнаты кто-то стремительно пронесся, грохоча башмаками.

— Скорее открывайте! — запыхавшимся голосом завопила снизу моя приемная мать.

Стук каблуков по ступеням лестницы. Хлопанье створок отворившихся внизу дверей, сердитые и взволнованные голоса, нервные вскрики, потом чей-то то ли всхлип, то ли стон. Но пока я колебалась, не прокрасться ли по коридору, чтобы подслушать, все закончилось. Я высунулась из окна.

С досадой отвела от лица волны аромата, что шли от пышных и уже отцветающих сиреневых кистей глицинии. Перегнулась, пытаясь разглядеть дорожку из красной гранитной крошки, видную в прорезях боярышника.

Да, вот он! Всадник на горячем коне в черной маске на все лицо уже скакал прочь от нашего особняка. На его развевающемся черном плаще заполошно мелькали тени деревьев, а жаркое солнце вспыхивало искрами на шпорах. У меня по спине пробежали мурашки. Бр-р-р! Ну так и есть — посланец от Проклятого герцога!

Интересно, и с чем же пожаловал гонец? Из-за чего весь сыр-бор? И ведь наверняка мне не скажут! Приемная мать всегда относилась ко мне с прохладцей, и ее отношение переняли и старшие сестры, обращаясь со мной то ли как с прислугой, то ли как с нахлебницей. Хотя я ею, по факту, и была.

Именно поэтому я пошла в ученицы к местной ведьме, чтобы узнать, как варить зелья, и этим зарабатывать себе на хлеб, не завися ни от кого материально. Обидно, но у меня ничего не получилось. Магия моя оказалась слабой, зато запахи я хорошо разбирала. А знаний о том, как делать туалетную воду и духи, мне хватило, чтобы заняться приготовлением собственных. Но кто же подсыпал мне в духи пыльцу черной бабочки? А я ведь чуть ими не подушилась!

Я встряхнула флакон и поднесла к свету. В прозрачной жидкости закружились черные пылинки, отливающие фиолетовым и вспыхивающие серебряными искрами на солнце. Ну вот и доказательство! Но кто…

— Джесс!

Мисси просунула голову в приоткрытую дверь.

— Входи! — кивнула я.

Амисилия была младшей из трех дочерей графини и единственная относилась ко мне с теплотой и без высокомерия. Возможно, причиной было то, что мы были почти одногодками. Или то, что в детстве я часто покрывала шалости сестры. Или же то, что снабжала Мисси разными кремами, духами и прочей косметикой собственного изготовления. Втайне от графини, которая неодобрительно смотрела на мои занятия. Но даже когда от экспериментальной мази моего изготовления у Мисси по всему телу пошла ярко-красная сыпь, сестра не выдала меня. Наврала, что поела странных ягод, купленных на базаре, и выдержала получасовую нотацию матушки. Представляю, что бы сделала графиня со мной, узнай, что крем дала Мисси я.

— Джесс! Там отцу послание пришло от Проклятого герцога, — округляя от возбуждения глаза, сказала Мисси. — И мать теперь на отца кричит в кабинете. И про тебя тоже кричит. Пойдем подслушивать?

Я заколебалась, но потом согласно кивнула. Раз уж речь идет про меня…

Лестница на чердак скрипела, но мы с Мисси знали, куда ступать, чтобы не выдать себя — многолетняя практика, знаете ли!

Сам чердак — извилистый, похожий на нутро выброшенного столетия назад на берег и высохшего кита — едва освещался. За пыльными окнами горел золотой день, но здесь царила тишина. Забытое прошлое проживало на чердаке в забытьи и одиночестве пустые годы. Ступать надо было по ребрам-балкам, иначе провалишься прямо через тонкий потолок в комнату. Зато это давало возможность подслушивать без всякого риска.

Кабинет графа располагался в углу. Мы с Мисси прокрались и, не боясь запылиться, улеглись на балки, свесившись вниз, чтобы было слышней.

— …это отродье!

— Клара!

— Что Клара? Ну что Клара? Сколько лет мне приходится терпеть ее в доме?! Тратить на нее деньги, время и силы!

— Клара, это дочь моих друзей. Я поклялся…

— Ах только не начинай про свою клятву! Меня ты спросил тогда, хочу ли я видеть эту девчонку в своем доме?

— Но Джесс никогда не доставляла особых хлопот!

— Да-а-а? А вот теперь доставила! Огромную проблему! О чем ты думал, Калеб? Ты всегда слишком баловал ее!

— Баловал? Когда я спрашивал девочек, что им подарить на Праздник Средозимья, Катти попросила кольцо с бриллиантом. Долли новую лошадь. Мисси гранатовые серьги. И только Джесс даже не заикнулась ни о каком подарке! И на Средовеснье тоже!

— Так какого черта ты подарил ей золотую розу из оранжереи Проклятого герцога? Как ты ее вообще достал?

— Купил с рук. Откуда я знал, что она из оранжереи, да еще на ней стоит магическая метка? Девочка просто в разговоре посетовала, что хочет приготовить особенные духи, но ей нужны лепестки золотой розы. Ко мне подошел на улице какой-то бродяга и из-под полы продал цветок.

— А тебе и в голову не стукнуло, что цветок украден?

— Даже если и так, я решил порадовать Джесси.

— Болван!

Слова графини хлестнули не хуже кнута. Даже мы с Мисси вздрогнули и переглянулись.

Приемный отец был ко мне всегда добр, в отличие от матери. Но дарил подарки тайком, не желая вызвать ее гнев. И про розу я ему рассказала между делом, когда он зашел ко мне в мастерскую и поинтересовался моими успехами в парфюмерном деле. И что же, получается, роза была краденая, да еще из оранжереи того самого Проклятого герцога, одно упоминание имени которого вызывало страх у всех в округе?

ГЛАВА 2. Проклятый герцог

Проклятый герцог… Сколько страшилок я слышала с детства о нем! И о том, как у герцогов вместо ребенка родился сам дьявол — с рогами и хвостом. Он выбрался из утробы матери и тут же впился ей в горло, отчего герцогиня и умерла.

И о том, что в детстве юный герцог-чудовище убегал на болота, чтобы устраивать бесовские оргии с такими же жуткими созданиями.

И о том, что в окрестных деревушках ночами запирали ставни и двери, боясь, что их дитя похитит монстр.

И о том, что герцог и его свита устраивали в лесу дикую охоту, поэтому, заслышав пение охотничьего рожка, люди бегом бежали из леса, боясь стать дичью.

Однажды, когда я ходила на дальнее болото за ирисами, я услышала дальнее пение рожков. Как же я тогда перепугалась! Бежала, роняя и цветы, и корзинку, домой. А графиня потом ругала меня за порванный плащ. Тот ужас я долго не могла забыть, и ночами мне снилось, что я бегу по темному лесу, но куда бы ни бежала, пение рогов раздается впереди, за деревьями уже мелькают то ли факелы, то ли глаза чудовищ, и я понимаю, что спасения нет.

Говорят, что он носит маску, потому что его взгляд превращает в камень, а прикосновение в лед.

А в окрестностях Черного замка пропадают девушки. Стоит им задержаться до сумерек, как их встречает на перекрестке красивый юноша. Он начинает разговаривать с девушкой, предлагает вместе прогуляться. Но стоит глупышке согласиться, как чары спадают, и под личиной показывается уродливый демон, который со зловещим хохотом утаскивает бедняжку к себе в замок. Где она и пропадает навеки.

Наверняка все враки. Потому что, согласно другим рассказам, мать герцога умерла, когда ему было лет шесть — якобы, не смогла пережить того, что родила чудовище. А сам Проклятый герцог запросто разъезжает по своим владениям, и в честь его приезда даже устраивают торжественные приемы. Однажды, когда мы с Мисси были еще малы, мои сестры собирались пойти на бал, но прошел слух, что туда собирается прийти страшный гость, и Катти испугалась до судорог. И они с Долли не поехали на бал.

Так что верить всем слухам нельзя: люди любят преувеличивать, а девушки рассказывать друг другу страшные истории. И все же…

Я обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Какая же я была дура, что ляпнула тогда приемному отцу про золотую розу. Но, с другой стороны, я же не просила его! Я просто сказала, что будь у меня… Дура! Какая же я дура!

Или это было подстроено специально? «Знаете, чего недостает вашим духам?» Голос Веррета снова всплыл у меня в памяти. Но не мог же он… И тогда при чем тут Проклятый герцог? Ощущение нитей паутины, опутавшей меня, усилилось.

Я осторожно отползла в угол чердака. Бубнящих голосов отсюда было не разобрать, но мне расхотелось слушать, о чем продолжают спорить приемные родители. И так все ясно. По крайней мере, к чему приведет их спор.

В углу, за сломанным комодом, который невесть как смогли занести на чердак, на пол были сброшены старые матрасы. Они лежали стопкой, и мы с Мисси любили здесь в детстве прятаться ото всех и играть. Я сняла башмаки, заползла на матрасы и обхватила колени руками. Выходить с чердака не хотелось. Держу пари, что приемная мать, если найдет меня сегодня, то задаст взбучку. Она по большей части предпочитала отделываться отповедью или наказанием, но пару раз съездила мне по лицу. Было не особо больно, но обидно. Только приемный отец был добр ко мне, но, с другой стороны, не пытался защищать. Удивительно, что он осмелился перечить графине сегодня.

В луче, проникающем через пыльное узкое оконце, крутились золотые пылинки — совсем как во флаконе моих духов. Но кто же подсыпал мне в духи пыльцу черной бабочки? Однако отгадка этой тайны уже не волновала меня так сильно, как часом раньше. Другая проблема занимала мой ум.

Что мне делать? Бежать из дома? Но куда? Без денег, без всего. Да и дороги в герцогстве небезопасны для одинокой девушки. Остаться? Графиня точно захочет отдать меня Проклятому герцогу — как пить дать! А граф? Пожертвует ли он своей родной дочерью ради меня? Вряд ли! Голова кружилась от вопросов, но ответов у меня не было. Я свернулась калачиком на пыльных матрасах и постаралась согреться, но мне это плохо удавалось: в груди разрасталась ледяная пустота.

Моя приемная мать меня уже предала. Предаст и отец — было понятно, что это лишь вопрос времени. До сегодняшнего дня он ни разу не пошел на открытый конфликт с супругой. Старшие сестры даже не заметят моего отсутствия. Мисси… Что ж, Мисси, возможно, и пожалеет обо мне, когда не найдет того, с кем можно посплетничать или посекретничать, а также когда весной ей придется заказывать мазь, убирающую веснушки, в лавке. Я не обольщалась относительно собственной значимости в этом доме. Сердце снова кольнуло острой льдинкой. Нет, я и сама, наверное, смогу расстаться с приемной семьей. Но вот Веррет… Духи лесные, неужели я никогда не увижу его больше? При воспоминании о нем кровь невольно прилила к щекам, а в животе стало горячо. Я закрыла лицо руками, даже здесь, на чердаке, не желая никому выдавать тайны своего сердца.

ГЛАВА 3. Маскарад

Веррет. Веррет. В его имени было и дыхание ветра — того, что летит с равнин, и аромат вереска, окутывающего холмы сиреневым покрывалом на излете лета, и горделивость вепря, небрежно попирающего цветы мощными копытами. Я встретилась с ним лишь однажды, но с тех пор шептала его имя каждую ночь в окно, снова невольно заражаясь детской верой, что прошептанное сбудется. И каждый раз имя звучало иначе, наполняясь новым смыслом и ароматом.

«Возможно, мы еще когда-нибудь встретимся с вами, Джессейра», — слышала я словно наяву, и снова, как и тогда, руки становились потными, а горло, наоборот, пересыхало. Хриплые нотки в мужском голосе летели искорками от костра, что горит на дальнем холме, вызывая непреодолимое желание побежать к нему через мокрые травы, раздвигая руками густо-синюю ночь, в которой, как в киселе, запутались зеленые светлячки.

На бал-маскарад меня взяли, чтобы я помогала сестрам.

— Джесс, подержи шубку!

— Джесс, у меня, кажется, локон выбился сзади из прически. Поправь!

— Джесс, расшнуруй чуть-чуть корсет, а то по приказу матушки горничная меня так затянула, что я вздохнуть не могу.

Джесс! Джесс! Джесс! Я слышала это постоянно, но смиренно принимала правила игры. И на праздник Отверзания весны в усадьбу Еловой горы меня тоже позвали заодно. Этакий довесок к благородному графскому семейству. Но я все равно радовалась: сестры не часто брали меня на бал, поэтому уже с утра я была полна возбуждением и радостью.

Дорога проходила через лес. Солнце, раскалываясь на горящие осколки, тонуло среди еще голых веток деревьев. Я опустила стекло кареты, радуясь тому, что мы ехали без графа и графини. Вдохнула весенний запах — талого снега, чьи покрытые черной корочкой островки еще задержались в ложбинках, мокрой хвои и их — первоцветов. Тонкая хрустальная ниточка аромата, да что ниточка — тончайший волосок. Неуверенный и освежающий, он долетал из глубины просыпающегося леса, плыл среди холодных ветвей с пока твердыми капельками непроснувшихся почек, но я смогла вычленить эту хрустальную нить из общего клубка лесных ароматов, потянула за нее и усилила. Начала плести кружево, а затем укуталась в эти нити, как в тончайшую шаль. Мисси, сидящая рядом, ахнула.

— Пахнет цветами, — мечтательно сказала Долли, а Катти тихо сказала:

— Хочу такую туалетную воду, — и со значением поглядела на меня.

Конечно, магия скоро рассеется, но час или другой я смогу удерживать вокруг себя флер первых цветов.

— Виконтесса Катриана Леблер, виконтесса Одолира Леблер, виконтесса Амисилия Леблер и госпожа Джессейра Варкуш, — получив наши приглашения, слуга вычеркнул наши имена из книги гостей и с поклоном открыл дверь в танцевальный зал.

Бал обрушился на меня лавиной запахов. Духи дам и кавалеров, запах пота от разгоряченных танцоров, полироли для пола, кожи мужских сапог и дамских туфелек, аромат умирающих в жаркой атмосфере пионов и ранункулюсов, тающего воска свечей и многие-многие другие. Запахи обступили меня, навалились толпой, закрутили в вихре. А вместе с ними звуки и цвета. Любопытные взгляды в прорезях масок, шепоток и сдержанный гул голосов. Я покраснела, тушуясь от внимания, и отступила за спины сестер. Впрочем, и Мисси чувствовала себя не лучше. Из-под серебристой маски сверкали испугом ее голубые глаза, а губки сестры дрожали.

— Я нормально выгляжу? — шепнула она мне.

— Прекрасно! — и Мисси выдохнула.

Над головами танцоров плавали свечи, магически перемещаясь по воздуху. Огоньки заполошно били огненными крыльями от вихря кружащихся фигур. Мы с сестрами смущенно встали в круг ожидающих следующего танца. Но простояли недолго: дам явно было меньше, чем кавалеров, поэтому каждой из нас пришлось вальсировать. А после пары танцев с незнакомцами в масках я сбежала.

Странно — я так ожидала этого бала, но теперь испытывала лишь разочарование и неловкость. Ощущение пустышки, завернутой в золотой фантик, не покидало меня. Чужие неинтересные мне люди, пустые разговоры и бессмысленное передвижение вслед за кавалером, который вызывал у меня лишь отторжение. Я нашла глазами сестер: они увлеченно общались со своими партнерами, — успокоилась на их счет и проскользнула между гостями в соседний зал.

Там были расставлены столы с закусками. Боясь до дрожи погрешить против этикета, я, тем не менее, положила на тарелку несколько тарталеток и, дождавшись, пока на меня перестанут обращать внимание, скрылась от толпы за опущенными гардинами.

Пышные занавеси сразу же отрезали меня от людей. Двери на балкон здесь были приоткрыты, чтобы дать приток воздуху в переполненный гостями зал, и я поежилась от сквозняка. Узкое пространство между высокими окнами и спускающимися до пола гардинами показалось мне уютным убежищем. Я поставила тарелку на подоконник и без стеснения принялась за изысканное угощение, поглядывая на белые колючки звезд, зацепившиеся за черную бархатную ткань неба. Отставила пустую тарелку, но выходить из укромного закутка не захотела. Пусть бал идет, решила я, а я скоротаю время здесь, в одиночестве.

Вдруг занавеси колыхнулись, и в образовавшийся проем ступила высокая фигура. Я невольно зажмурилась, таким ярким мне показался хлынувший из зала свет, и испуганно отшатнулась.

— Я вас напугал? — раздался спокойный мужской голос.

Я вспыхнула. Какая неловкость!

— Прошу простить меня! — пробормотала, собираясь выскользнуть из интимного уголка.

— За что же я должен прощать вас… Джессейра?

Мужчина произнес мое имя, когда я уже взялась за портьеру, и я невольно замерла, пойманная на крючок изумления.

— Вы… знаете мое имя? Но как?

Теперь незнакомец полностью привлек мое внимание.

— Я ждал вас.

— Меня?

— Да… Джессейра.

Он произносил мое имя так, словно смаковал. Словно надкусывал шоколадные конфеты с ликером, и каждая оказывалась с новым вкусом. Я подняла голову и смело поглядела в глаза того, кто смог вычислить меня под маскарадной личиной, но чьего имени я сама не знала.

ГЛАВА 4. Танец

Каждый раз, когда он делал эту маленькую паузу перед моим именем, сердце у меня пропускало удар, словно я ожидала услышать что-то другое и каждый раз обманывалась. Я смогла лишь склонить голову и вложила вспотевшую от волнения руку в его — твердую и теплую, с длинными гибким пальцами. Он опустил глаза и вздрогнул. Взгляд незнакомца упал на колечко на моем мизинце — маленький изумруд, изящно оправленный в золото. Оно вспыхнуло в лучах луны. В глазах мужчины появилась какая-то затаенная мысль, но через секунду он поднес мои пальцы к своим губам. Затем пожал мою руку, но не успела я возмутиться такой вольности, как незнакомец уже вывел меня из-за занавесей в зал. Я невольно заморгала, так ударил по моим привыкшим к темноте глазам яркий свет магических свечей, что плавали над толпой.

Мой спутник, облаченный в фиолетовый камзол с серебряной искрой, повел меня в бальный зал, не выпуская руки, словно боялся, что я убегу. Я шла в каком-то трансе, не в силах отнять ее. Бежать! — во второй раз мелькнула прежняя мысль, но я снова позволила ей выпасть из рук смятым конфетным фантиком к куче других, отброшенных таким же небрежным жестом.

— Аппелетто, — сказал незнакомец.

— Что?

Я заставила себя оторвать взгляд от его насмешливо изогнутых губ и ямочек на щеках и поднять глаза выше. В свете свечей грустные глаза незнакомца были больше похожи на зеленые турмалины, порой меняя цвет на дымчато-серый топаз. Это завораживало и пугало. Я снова почувствовала, что тону в его взгляде.

— Аппелетто, — повторил мужчина. — Танец, завезенный давно из-за океана. Сначала завораживающе и опасно медленный, потом ускоряющий темп.

— Я умею его танцевать, — чуть с обидой сказала я: неужели он считает, что мне не дали должного образования?

Ну и пусть я лишь приемыш в графской семье, но учителя уделяли мне столько же времени, сколько и Долли, Катти и Мисси. А кое в чем я даже превзошла своих сестер.

— Я в этом не сомневался, — усмехнулся незнакомец. — Я лишь хотел вам указать на то, как будут… будет развиваться танец.

И снова эти многозначительные паузы, как будто намеки на что-то большее, чем обычный маскарадный флирт. Маленькие ловушки, в которые я должна попасться. Или уже попалась?

Музыканты взялись за смычки, и духоту танцевального зала пронзили дрожащие, как струи ливня, скрипичные трели. За ними последовал бас виолончели. Звуки клавиш клавесина — капли, падающие на гладь озера. Незнакомец властно притянул меня за талию, и начался танец.

Аппелетто и правда сначала мучительно медленный, словно оттягивает развязку, неуверенно продвигается вперед. Шаг в сторону, медленное кружение, шаг в другую сторону, снова кружение. Рука незнакомца на моей талии жгла меня даже сквозь ткань, а неотрывный взгляд заставлял то и дело покрываться мурашками. Да что же это такое? Почему он на меня так действует?

Первые танцы на сегодняшнем балу не оставили у меня никаких воспоминаний, кроме неловкости и желания поскорее распрощаться с партнерами, тогда как аппелетто с незнакомцем заставлял трепетать от кончиков ног до макушки.

— Зачем вы пригласили меня? — снова решилась я пойти в контратаку — нет, я решительно должна была сбросить с себя чары незнакомца. — Если вы знаете мое имя, то также знаете, что я приемная дочь графов Леблер. Без титула. Без приданого. Я никто.

— Разве… Джессейра?

Глаза незнакомца теперь смеялись. Надо мной? Зал качался и плыл от звука скрипок. Лица казались смазанными мокрой губкой набросками портретов.

— Да! Ни один мужчина в этом зале не обратил бы на меня внимания, знай он, кто я, — с уверенностью сказала я. — Я не интересная, никому не известная девушка, и ни один приличный кавалер в здравом уме и твердой памяти не захочет сделать мне предложение.

Я с обидой обрушила на моего партнера затаенную боль и почувствовала, как мои щеки залил румянец гнева. Да что это со мной? Я вела себя совершенно неприлично!

— Тогда они глупцы, — небрежно бросил мой визави, и у меня от удивления распахнулись глаза.

— Нет, это не так! — я сама не знала, почему меня тянуло на спор с незнакомцем. — Я действительно незавидная невеста.

— Вы самая красивая девушка на сегодняшнем вечере.

— Вы это смогли разглядеть под маской?

— Глаза — зеркало души. А ваша душа прекрасна. Как и все остальное.

Я млела от этих комплиментов. Но так же нельзя! Я решительно встряхнула головой.

— Даже если и так, то кому это важно? Я даже не знаю своих родителей. Если бы не граф, то, возможно, моя судьба бы была работать прислугой в таверне. Если не чего-нибудь похуже.

— А вы не помните своих родителей?

И почему в каждом вопросе незнакомца мне слышался подвох?

— Нет, — сухо ответила я. — У меня не сохранилось никаких воспоминаний до того времени, как меня удочерили граф и графиня.

— Вы ничего не помните?

— Нет. Но графиня не раз намекала на то, что оказала честь, взяв в семью безродную сироту. И вот поэтому я должна сама зарабатывать себе на жизнь.

— Ваши духи восхитительны, — серьезно сказал незнакомец. — Но знаете, чего им не хватает?

— Чего же?

Он задел меня за живое, поэтому мой вопрос поневоле прозвучал грубовато. Но незнакомец не оскорбился, а продолжал меня молча кружить, и я снова увидела прежнюю улыбку на его лице — загадочную и чуть насмешливую.

Но вот танец сблизил нас. Мой кавалер обхватил меня за талию и приподнял. Мои локоны упали ему на лоб. На секунду он почти коснулся лицом моей груди, и я вспыхнула. Но вот мой партнер уже поставил меня на пол и в этот миг прошептал на ухо:

— Золотая роза.

— Что?

Я была словно в полусне: музыка слышалась сквозь стеклянную преграду, люди вокруг казались тенями, а смысл слов ускользал.

— Золотая роза. Редчайший цветок, завезенный сто лет назад из-за океана и обладающий, по слухам, уникальным ароматом. Говорят, что он набирает силу в полночь, и вдохнувший этот аромат человек всегда с тех пор будет искать его. А не найдя, сходить с ума. Вы представляете, что это означает?

ГЛАВА 5. Жертва

Я сидела на чердаке до вечера. Погрустила, поплакала, помечтала, снова поплакала, потом заснула, надеясь сном заглушить голод, который начал меня терзать. Уходить с чердака мне не хотелось, и чем дольше я сидела в своем убежище, тем страшнее мне было спускаться вниз.

День отпылал, и на чердаке зашевелились и зашептались тени, выглядывая из-за балок и стропил. В щели стало тянуть вечерней свежестью. Где-то невдалеке запел соловей, бередя душу. Я снова скрючилась на матрасе, обхватила себя руками и постаралась согреться. Что же мне делать? Что делать?

Кто-то коснулся моей руки, и я вскочила.

— Джесс!

Мисси, облитая лунным светом, была одета в ночную рубашку, поверх которой был накинут халат. На ногах домашние туфли со смешными меховыми помпонами.

— Ты зачем пришла?

— Держи! — Мисси протянула мне тарелку, где лежал ломоть холодного жаркого, хлеб и сыр. Показала на кувшин: — Тут черничный кисель.

Я с жадностью принялась за еду, в то время как Мисси говорила.

— Там такое творилось, Джесс! Ты не представляешь! Мать орала на отца, что он тебя спрятал. Приказала прочесать весь дом и двор. Про чердак она не подумала… — Мисси хихикнула, но снова стала серьезной.

— И ты меня не выдала?

— Ты что? За кого меня принимаешь?

В глазах сестры было искреннее удивление.

— Я ни в чем не виновата, Мисси!

— Я знаю, Джесс.

Сестра ласково погладила меня по плечу, и от этой простой ласки слезы снова стали собираться у меня в горле. Я запила их киселем, стараясь притушить горечь.

— Отец сказал, что завтра одна из нас троих должна будет поехать к Проклятому герцогу, когда прибудет его посланец, — сказала Мисси, отводя глаза. — Мать бьется в истерике, проклинает тебя, отца, герцога… — тут сестра нервно хихикнула. — Смешно же! Он и так проклятый.

— Что мне делать, Мисси?

— Бежать, Джесс! — горячо воскликнула сестра. — Цветок принес отец сам. Мало ли что ты там ляпнула. Ты же не просила его ни о чем?

— Клянусь лесными духами!

— Ну вот! А мы его дочери, значит должны отвечать за его поступок, — рассудительно сказала Мисси. — Ты сиди здесь! Я тебе принесла, чем укрыться … — сестра протянула меховой плед. — И деньги! — я в растерянности взяла звякнувший кошелек. Перевела недоумевающий взгляд на Мисси. Она кивнула: — Я и своих добавила. Тут немного, конечно. Но это все, чем я располагаю.

— Мисси…

— Ничего не говори, Джесс, — пожала мою руку сестра. — Ты не виновата ни в чем. Но мать тебя со свету сживет, если ты останешься. Завтра утром мы будем кидать жребий, кто отправится к Проклятому герцогу. Если мне повезет, мы с тобой завтра еще увидимся. Если нет… — тут голос сестры дрогнул, — то дождись подходящего момента и беги отсюда. Я из твоей комнаты самые нужные вещи прихватила. Много ты вряд ли унесешь, но хотя бы это.

Сестра скрылась на время и вернулась с завязанным узелком. Немного. Но наверняка Мисси захватила главное.

— На всякий случай прощай!

Сестра на секунду обняла меня, но не успела я сжать ее в ответном объятии, как она всхлипнула и отпрянула от меня. Начала красться по балкам с чердака — поспешно и ловко. Я с болью смотрела ей вслед.

Ну вот! А я думала, что меня здесь никто не любит. Но это же не так! Я развязала узелок. Мисси и здесь все продумала. Одно сменное платье, белье, гребень и другие туалетные принадлежности, сухари на крайний случай… Все легкое, словом, то, что я могу унести с собой. Ах Мисси!

Доев жаркое и хлеб с сыром и допив кисель, я свернулась под меховым пледом, стараясь согреться. В сердце мешались нежность и грусть. Звезды с хрустальным звоном сыпались на крышу, и под их стук я заснула…

Вверх-вниз! Вперед-назад! Мне снилось, что я раскачиваюсь. Или мир раскачивается вокруг меня, скачет, как мячик, меняя зеленую полоску на голубую. И кто-то стоит рядом. Кто-то, кого я никак не могу рассмотреть, потому что не успеваю, проносясь мимо.

— Держись крепче, Джесс! Смотри не упади!

— Она не упадет. Она же молодец!

Голоса кажутся мне знакомыми, но я не могу сосредоточиться, чтобы вспомнить. Вверх-вниз! Вперед-назад!..

Проснулась я на рассвете. Небо вливалось в узкое окно хмурой ртутью. Я задрожала, выбравшись из-под пледа, но надо было спешить, пока дом спал. Слуги встанут уже буквально через полчаса, и у меня было мало времени.

На чердаке стоял холод, и я вся покрылась гусиной кожей, пока кралась по балкам к выходу. Под подошвой что-то хрустнуло. Я наклонилась и с удивлением подобрала одно из черных семечек, лежащих в пыли. Оно тускло блеснуло в моей руке. Черный стеклярус! Но как он оказался здесь? И его точно не было вчера вечером, когда мы с сестрой крались сюда.

Но я тут же выбросила из головы эту мысль — было не до того! Спустилась с чердака. Бесшумной тенью проскользнула в свою комнату.

Флакон был спрятан под половицей — Мисси не могла знать. Но оставить его тут я не могла: эссенция из лепестков золотой розы, которую я так и не решилась применить, слишком опасная и дорогая вещь, чтобы разбрасываться ею.

На кухне меня встретила лишь остывшая зола очага и парочка жирных тараканов, шустро разбежавшихся при моем появлении. Я достала из хлебницы вчерашнюю сдобу и добавила ее к моим скудным пожиткам. Вышла на крыльцо, стараясь не греметь дверью черного входа.

Утро встретило меня яркой алой полосой, набухающей между тонущими в тумане деревьями сада. Я накинула плащ и побежала по траве, чтобы не выдать себя стуком каблуков по дорожке. Ботинки скоро промокли от росы. Цветы еще спали, но птицы уже начинали робко пробовать голоса, грозя разбудить всех в округе. На птичнике, мимо которого я пробегала, закудахтали куры, а на конюшне кони начали перебирать копытами. Но я уже миновала владения графа, перелезла через невысокую каменную изгородь и здесь понеслась наперерез через березняк к дороге.

Остановилась на холме. Отсюда была хорошо видна уходящая в долину дорога. Она то пропадала среди рощиц, то снова появлялась, постепенно утончаясь и теряясь вдали. Тут я уселась на поваленное дерево, достала из узелка украденную сдобу и жадно впилась в нее зубами. Я не знала, сколько мне ждать, но подозревала, что долго.

ГЛАВА 6. Гонец

— С ума сошла?

Черная маска на лице всадника сразу выдала посланца Проклятого герцога.

— Это вы едете в поместье Голубые Холмы за дочерью графа Леблер? — с трудом отдышавшись, спросила я.

— Да. А вы?..

Глаза всадника пронизывали меня любопытством.

— Джессейра Варкуш, — стараясь говорить спокойно, представилась я, — приемная дочь графа. Отец послал меня.

— Вот как? Разве в уговоре была приемная дочь?

Резкие слова гонца хлестнули меня не хуже пощечины. Я гордо выпрямилась.

— Мой отец, — на этом слове я сделала акцент, — ценит и любит меня так же, как и своих родных дочерей. Он никогда не делал между нами различия. А в уговоре не было условия, чтобы его сиятельство отдал именно родную дочь.

Мужчина сузил глаза. Нехотя кивнул.

— Садись!

Он протянул мне руку в перчатке, которая показалась мне огромной. Я содрогнулась, прикоснувшись к ней, но преодолела свое отвращение, поставила ногу на носок сапога гонца и подпрыгнула. Мужчина легко подтянул меня и усадил перед собой на лошадь. Обхватил рукой за талию. Другой потянул коня за повод, заставив его повернуть назад.

— Не боишься?

Я вздрогнула от вопроса. Теперь лицо незнакомца, скрытое маской, было совсем близко от меня. Я вдохнула идущий от мужчины запах танжерина, бессмертника, пачули, замши и амбры. Ого какой богатый аромат! И какой волнующий! Запахи обволакивали меня, ласкали мое обоняние. Ни за что не поверю, чтобы обычный слуга мог пользоваться таким дорогим парфюмом. Я еще внимательней пригляделась к посланцу Проклятого герцога.

Матерчатая маска закрывала его лицо полностью, оставляя лишь узкие прорези для глаз. Их серый цвет казался стальным, а взгляд острым и внимательным. Черты лица под маской казались грубоватыми и словно карикатурно увеличенными. Я слышала об уродстве слуг в Черном замке: рассказывали, что проклятие герцога касалось всех, кто поступал к нему в услужение. Так ли это? По крайней мере, они все носили за пределами замка маски.

— Чего я должна бояться? — с невольной дрожью в голосе спросила я.

— Упасть с лошади.

— А-а! Нет! Я же умею ездить верхом. Отец обучал меня тому же, чему и родных дочерей.

— Тогда держись!

Лошадь резко перешла в рысь, и я испуганно вскрикнула, но гонец держал меня крепко, не давая упасть.

Поля и луга замелькали. Пасущиеся овцы едва успевали лениво поднять головы, как мы уже проносились мимо них.

— Зачем я его светлости? — не смогла я удержаться, чтобы не задать вопрос, который мучил меня со вчерашнего дня. — Вернее, зачем ему одна из дочерей графа Леблер? Это такое наказание? Но за что? Разве мой отец или сестры сделали что-то, за что следует их покарать?

— А разве судьба всегда наказывает только виноватых? — ответил мне вопросом на вопрос гонец.

— Разве нет? Мне всегда думалось, что злых постигает кара, а добрых ждет награда.

Мужчина рассмеялся. Смех звучал из-под маски приглушенно, но был искренним и веселым.

— Какая забавная маленькая девочка! — отсмеявшись, сказал он. — Верит в сказки.

Я обиженно отвернулась.

— В жизни тоже так бывает, — пробормотала я.

— Тогда за что судьба наказала тебя, Джессейра? — вопросил гонец. — Лишив родителей и родного дома. За какие такие прегрешения пострадала ты?

— Не знаю, — растерялась я: мой собеседник был прав.

— В жизни мало справедливости, — продолжал внушать мне мужчина. — И тебе еще предстоит в этом убедиться.

Он пришпорил коня, и тот перешел в галоп. Я лишь крепче вцепилась в незнакомца. Мне надо было обдумать его слова. О справедливости и неотвратимости наказания. Раньше я рассуждала просто: раз Проклятый герцог наказан проклятием, значит, совершил что-то плохое. Раз я стараюсь поступать хорошо, то буду вознаграждена за это. Но вдруг это не так?

Возражения копились в моей душе вместе с раздражением, но я решила молчать и не начинать свою новую жизнь с конфликта. Тем более с тем, кто, по моему рассуждению, занимал не последнее место в доме герцога.

Я крепко держала узелок с пожитками, боясь потерять его. Наверное, можно будет послать в дом графа и за другими вещами, но вряд ли получится сделать это сразу.

Замок вырос перед нами внезапно, словно великан высунул свою голову из-за верхушек деревьев. Черный! Духи лесные, слухи не врали! Замок был черен, как антрацит.

— Держись! — сказал гонец, крепче прижимая меня к себе, и конь прибавил ходу.

Через четверть часа копыта коня уже грохотали по перекинутому над глубоким рвом каменному мостику. Мы влетели внутрь мощных стен с башнями, и за нами упала на землю решетка. Глухой стук ударил мне по нервам, и я беспокойно оглянулась.

— Не бойся, Джессейра, — шепнул мой всадник с усмешкой.

Он бросил повод подбежавшему слуге и легко спрыгнул с лошади. Протянул руки, и я соскользнула в них. Задрала голову и застыла в изумлении.

Замок был черен и поблескивал в лучах солнца стенами восьмигранных башен с узкими окнами, над которыми возвышались пронзительно остроугольные вимперги. По зданию словно однажды прошелся огонь, оставив лишь обугленные стены. А еще он весь был покрыт черными каменными горгульями. Они толпились на карнизах, обнимали капители, забивались во все ниши, сидели по бокам широкой лестницы, ведущей ко входу. Я задрожала, увидев в их слепых глазах хищный интерес.

— Добро пожаловать в Черный замок, Джесс! — чуть склонил голову привезший меня всадник и сорвал с лица маску.

Я посмотрела в его лицо и покачнулась.

Оно было словно порождением кошмаров. Глаза незнакомца утопали в глазницах, придавленных надбровными дугами с неряшливыми кустистыми бровями. Нос мужчины был не просто горбат, а, выходя из переносицы, устремлялся вверх, чтобы преломиться почти под прямым углом, а затем, длинный и остроклювый, нависал над толстыми губами лиловатого цвета. Нижняя губа была придавлена неровными острыми клыками. Подбородок имел два завершения, между которыми пролегало углубление, разделяющее его на неравные половины. Щеки были изборождены складками и покрыты бородавками с кустиками волос. Я даже не могла себе раньше представить подобное уродство.

ГЛАВА 7. Обед

Экономка попросила звать ее тетушкой Эмет. Она так хлопотала вокруг меня, что мне стало неудобно.

— Вот твои покои, детка! — ворковала она. — До чего же ты хорошенькая выросла! Настоящая красавица! Какие глазища огромные! И какого цвета красивого голубого! И ресницы длиннющие! Ну что ты смущаешься?

Мне хотелось съязвить, что и повар мог бы так хвалить поросенка перед разделкой, но я поостереглась это произнести вслух.

— А где комнаты герцога? — вместо этого спросила я.

Сама мысль о том, что я буду жить в одном доме с тем уродом, приводила меня в ужас. Надеюсь, что хотя бы не рядом. Бр-р! И ведь он обнимал меня за талию всю дорогу, пока мы ехали. Хорошо хоть не открыл лица сразу, как мы встретились. Ни за что бы не села к нему на лошадь!

— О! Его светлость живет в другом крыле, — успокоила меня экономка. — А эти комнаты в твоем полном распоряжении.

Я оглядела просторную ванную, где на изогнутых золотых ногах стояла черная ванна. Красиво, но мрачно. Черная плитка пола контрастировала с белыми потолками и стенами, обложенными приятной плиткой бежевого цвета. Хорошо хоть внутри замок имел кроме черного другие оттенки. Как можно было бы жить в похоронном интерьере?

Пол спальни — снова! — черный дубовый паркет с белыми прожилками — смотрелся даже благородно. Белая кровать с нескольким подушками казалась парящим над ним облаком. Я отдернула светлую занавеску на окне. Удивилась:

— Тут есть сад?

— О да! Сходи погуляй, детка! Его светлость увлекается садоводством, и в его саду можно найти редчайшие растения.

Надо же! И у чудовищ есть свои слабости и таланты!

— А другие… — я смутилась. Я слышала страшные рассказы о том, что иногда в Черном замке появляются девушки, но потом они исчезают загадочным образом. Но тетушка Эмет так ласково смотрела на меня, что я решилась на вопрос. — А другие девушки?

— Какие девушки? — удивилась экономка.

— Ну, бывают же у его светлости гостьи.

— Бывают, но очень редко.

— А-а…

Или экономка врала, или слухи были ложными, или… Ладно, придется разбираться с этим самой.

— Пойдем я отведу тебя к его светлости, — сказала тетушка Эмер, вернувшись за мной через час, после того как я умылась, отдохнула после дальней дороги и пришла в себя. Я со вздохом кивнула — а разве у меня был выбор?

Замок внутри казался еще больше, чем снаружи. Бесконечность переходов, лестниц и залов утомляла и путала. Многие из них, на мой взгляд, были запущены — пыль и паутина царили там, где им было не место. Какое нерачение! Я неодобрительно покачала головой, но экономка, к счастью, не заметила моей укоризны.

— Это библиотека. Здесь удобно шить, рисовать или чем еще занимаются благородные барышни, — продолжила экономка экскурсию, когда мы проходили один из светлых залов.

Зал был миленько обставлен: столик с диваном и уютными креслами цвета спелой клубники около камина, шкафы, где за стеклянными дверцами толпились книги. Я заглянула с любопытством в один из шкафов. Ого, тут есть любовные романы!

Между шкафами на стене висели две картины.

Одна изображала мужчину с гордым волевым лицом и умными глазами серо-зеленого цвета. Дама на другом портрете была в напудренном парике и в уже не модном платье — сильно раздающимся в обе стороны, почти квадратным, и с низким вырезом на напудренной же груди. Дама держала в руках лорнет и была нарисована так искусно, что казалось, смотрела прямо мне в душу. Я отвернулась от портрета, и спину мне кольнуло острым взглядом. Я невольно вздрогнула и передернула плечами. Но ерунда — не может же дама с картины действительно на меня смотреть?

Но вот наше путешествие закончилось перед высокими дверями.

— Сюда, детка! — погладив по предплечью, ласково подтолкнула меня экономка. На лице доброй женщины было волнение. Она явно едва удерживалась от того, чтобы не обнять меня. — Благослови тебя лесные духи! — страстно выдохнула она и удалилась, что-то шепча себе под нос.

Я с невольным трепетом толкнула высокие черные двери с золотыми узорами на них. Вошла в большой зал.

Стол персон на двадцать стоял посередине обеденного зала. Окна выходили на север, и в зале плавала прохлада. Крики стрижей, стремительно летающих под окном, раздували легкую занавесь.

Герцог стоял у окна, но при моем появлении повернулся и поклонился. Подошел и подвинул мне кресло, чтобы я уселась. Я не поднимала на хозяина замка глаз, боясь снова испугаться. Как мне вообще кусок полезет в горло в его присутствии?

К моему облегчению, мы уселись по противоположные стороны, отделенные друг от друга длинным столом. На белоснежной скатерти стояли: суповая миска, прикрытая массивной крышкой, изображающей кита с загнутым хвостом и ручкой в виде фонтана воды, тонкостенные хрустальные бокалы с блестящими позолотой краями, разнокалиберные тарелки с закусками. По мановению руки герцога слуга стал разливать суп. Хотел налить мне вина, но я с неловкостью отказалась.

— Это легкое вино из белого винограда, который растет на южных склонах горы Мерберг, — неожиданно подал голос герцог, и я вздрогнула. — Попробуй! Это вино считается лучшим в нашем герцогстве.

Еще бы! Я помнила, как приемный отец хвалился, что приобрел за большие деньги десять бутылок. А потом поместил их в винный погреб для особого случая.

— Благодарю! — еле слышно прошептала я и приняла от слуги бокал.

Вот мы остались одни, и в зале воцарилась тишина. Я не решалась приняться за еду, ложка дрожала в моих руках.

— Тебе ничего не угрожает в моем замке, Джессейра! — сказал вдруг герцог. — Никто тебя не обидит, не сделает ничего плохого.

— Зачем я здесь? — вырвалось у меня, и я покраснела. — Зачем вам нужна была одна из дочерей графа?

— Давай пообедаем, и я тебе все расскажу, — со вздохом сказал герцог. — Пью за твою красоту! — добавил он, поднимая бокал.

Я невольно последовала его примеру.

Вино ударило мне в голову тут же, стоило мне отпить несколько глотков. Я мало ела за последние сутки, потом была дальняя дорога, так что спиртное натощак подействовало на меня не лучшим образом. В голове зашумело, а в груди стало горячо. Но и напряжение спало с меня, так что я уже охотно взялась за ложку и приступила к рыбному супу. За ним последовали мясная запеканка и пирог с грибами. Обед проходил в молчании: лишь стук вилок, шаги слуг, которые приносили горячие блюда и ухаживали за нами, меняя тарелки и подливая вина. Я осмелилась выпить и второй бокал, и мне стало окончательно легко и беззаботно. Ладно! Герцог сказал, что ничего плохого со мной не будет. А вопрос, верить ему или нет, можно отложить и на потом.

ГЛАВА 8. Откровенный разговор

— Вы… Вы хотите… Чтобы я с вами… — слова давались мне с трудом. Я чувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Господи, да это чудовищно! Я не знала, куда девать глаза.

Вдруг движение воздуха вокруг показало, что меня отпустили. Раздался смех, и я в недоумении вскинула глаза. Герцог смеялся — совсем как тогда, по пути в замок.

— Какой пассаж! — отсмеявшись, сказал мужчина. — Кажется, ты вообразила, Джессейра, что я хочу принудить тебя к сожительству?

Я покраснела еще больше, хотя мне казалось, что больше уже и некуда.

— Я…

— Я не настолько не уважаю себя, чтобы покупать любовь или чтобы принуждать кого-нибудь к этому, — жестко и даже яростно выговаривал мне мой собеседник. — И не настолько глуп, чтобы не понимать, что другим способом я ее не заполучу. И никаким другим способом тоже. Меня никто никогда не полюбит!

— Почему же?

Шок прошел, и во мне снова родилось желание поспорить.

— Что почему?

— Почему вы считаете, что вас не полюбят?

Герцог вновь рассмеялся, но теперь язвительно и горько.

— Потому что я урод?

— А вы думаете, что полюбить можно только красоту?

— А разве это не так? — холодно спросил герцог. — И даже не пытайся меня убедить в обратном. Нет, я, конечно, мог бы приходить к женщине под покровом ночной тьмы… Так, чтобы она не видела моего уродства. Но каково будет пробуждение?

— Это ужасно, — искренне сказала я и смутилась. — Я не то хотела сказать…

— Откровенная девочка, — хмыкнул хозяин замка.

— Простите!

— За что ты извиняешься? За правду?

— За бестактность.

— Прощаю. Но ты права, это был бы ужасный обман. А обманывать я тоже не хочу, Джесс.

— Но ведь люди влюбляются не столько во внешность, а еще и в душу другого человека, — взволнованно начала возражать я. — Добрые и благородные поступки рождают в нашей душе благодарность и восхищение. А от них уже можно перекинуть мостик к симпатии и…

— Ложь! — герцог почти прорычал. Затем вдруг протянул руку и схватил меня за подбородок.

Его руки вблизи тоже выглядели омерзительно — грубые пальцы с толстыми и заостренными на концах ногтями, почти когтями. Их уродство неприятно контрастировало с дорогой гладкой тканью рукавов и изящным кружевом рубашки, выглядывающей из-под них. Я замерла в страхе, и только слушала, как бьется мое сердце.

Герцог приблизил свое лицо ко мне, и я перестала дышать.

— Посмотри на меня, Джесс, и скажи: смогла бы ты полюбить чудовище?

— Нет.

Слово вырвалось у меня машинально, так я хотела поскорее избавиться от его хватки. Секунду ледяные глаза герцога пронизывали меня, потом лицо мужчины искривилось от боли, и рука разжалась.

— Вот и доказательство, — почти спокойно сказал он, но я видела, что ранила его. Герцог тяжело дышал, то ли от гнева на меня, то ли от обиды.

— Постойте! — поспешила я утешить мужчину. — Но вы слишком многого хотите. Разумеется, при первых минутах знакомства…

— Остановись! — голос герцога снова напомнил рык, только тихий и протяжный. — Давай оставим этот разговор.

— Хорошо, — покладисто согласилась я.

— Ты спрашивала, зачем я тебя привез? — сказал он и уселся на диван. Вытянул ноги в высоких терракотового цвета сапогах. Похлопал рядом с собой — почти как собачке.

Я чуть надулась, но все же уселась рядом. Прямо скажем, у меня отлегло от сердца, когда моя глупая догадка не подтвердилась. Я сердилась на себя — начиталась любовных романов, вот и вообразила себе невесть что! Теперь, когда герцог недвусмысленно объявил, что не заинтересован во мне как в… Тьфу, даже в уме произносить этого не хочется. Короче, теперь я могла расслабиться.

— Да, — осторожно сказала я, искоса поглядывая на мужчину. — Зачем вам понадобилась одна из дочерей графа?

— Пророчество, Джесс, — просто ответил герцог. — Девушка, которая похитит золотую розу, может снять с меня проклятье.

— Я ничего не похищала! — возмутилась я и тут же ахнула: — Проклятье! Духи лесные!

— Ну да, — бросив на меня хмурый взгляд, сказал герцог. — Ты же не думаешь, что меня называют Проклятым просто так?

— Нет, но… То есть да, но…

Я смешалась. Что я знала о Проклятом герцоге, кроме тех побасенок и страшных сказок, которыми меня пичкали с детства? Часть из них оказалась враками. Например, я не увидела ни одного урода в замке, кроме его хозяина. Я, конечно, не всех видела, но все же… То есть в этом отношении страшилки лгали. Может, и в остальном они окажутся ложью? Я искоса посмотрела на мужчину. Словно привыкая, смиряясь с его уродством. Если все эти истории про него окажутся неправдой, то что останется? Только отталкивающая людей внешность? Но если он в этом не виноват? Хотя за что тогда его прокляли? Мысли путались у меня в голове.

— Давно, еще в детстве, на меня наложили проклятие уродства, Джесс. И ты можешь снять его с меня.

Каждое слово давалось мужчине с трудом, словно он не хотел признаваться, но неведомая сила заставляла это делать. Или, напротив…

— Вы просите моей помощи? — прямо сказала я.

Пару секунд герцог смотрел мне в лицо, и в его глазах бушевал целый костер чувств: боли, обиды, гнева и каких-то еще. А затем он вдруг вскочил на ноги и отрывисто бросил:

— Нет! Мне не нужна твоя помощь! Граф выполнил обещание: отдал одну из своих дочерей. Благодарю за обед, Джесс! А теперь я прикажу заложить карету, и тебя отвезут назад к приемным родителям.

Он сухо поклонился и быстро вышел с балкона. А я осталась одна обескураженная и недоумевающая.

ГЛАВА 9. Гроза

Я снова вскочила и облокотилась о перила. Неужели все? Солнце золотым символом свободы катилось по небу к горизонту. Но что это? Из-за крыши замка вылезла большая рваная туча. Она стремительно чернила небо. Ветер промчался, заставляя деревья в саду клониться и шуметь от испуга, рванул мои волосы, мазнул по лицу душной воздушной рукой, задрал скатерть в обеденном зале, сдул на пол салфетки. А через минуту по крыше прокатился тяжелый каток грома. Я не сразу поняла, откуда нарастающий гул, но, когда первые крупные капли обрушились на плиты, бросилась в укрытие.

Прибежали слуги. Суетливо стали укрывать диван на балконе, собирать со стола. Я вышла, чтобы им не мешать.

Куда идти, я не помнила. Где находится комната, которую показала мне тетушка Эмет? В каком крыле замка? Можно было спросить слуг, но мне было как-то неловко. Я ощущала себя неуклюжей гостьей, которую позвали на именины, а она разбила любимый фужер хозяина. Хозяин отводит глаза, делая вид, что ничего не произошло, а гостье неловко и стыдно, и она не знает, куда спрятать руки.

Нет, я, конечно, не напрашивалась в гости к герцогу, но явно ранила его своей откровенностью и прямотой. И почему я раньше считала его таким чудовищем? Из-за сказок? Неужели жизнь меня ничему не учит?

Когда я была маленькой, то верила, что шум, который раздается у меня в платяном шкафу, издает бодрик, домашний домовой. Как рассказывали сестры, выглядит он как веселый человечек ростом с карандаш, носит ярко-красный колпачок и любит проказничать: то какую-нибудь вещь у хозяина из-под носа утянет, то масло на полу разольет. Но трудолюбивым людям благоволит: помогает в работе и предупреждает о беде. Я так хотела увидеть бодрика! Начала задаривать его подарками: оставляла в шкафу то огрызок булки, то кусок сахара, то ломоть сыра. Подарки исчезали, и я радовалась: бодрик принял мое подношение! А потом однажды, открыв дверцу, увидела поедающую сдобу мышь — такую жирную, что она не смогла убежать, когда я застала ее врасплох! Раскормила на свою голову. А бодрик… Он, может, вообще не существует. Сказки это.

И вот разве не должна я была догадаться, что не все страшилки про Проклятого герцога правда? Сегодня я увидела перед собой просто несчастного человека, страдающего от своего проклятия. А кто бы не страдал?

Взволнованная этими мыслями, вздрагивая от раскатов грома, заставляющих дрожать весь замок, я шла по замку и никак не могла найти дорогу к своей комнате. Коридоры привели меня в парадную гостиную.

Высокий потолок с балками тонул в сумраке. Оштукатуренные стены были завешаны гобеленами и картинами. Один портрет привлек мое особое внимание.

На нем был изображен мальчик лет одиннадцати-двенадцати с гордо приподнятой головой. В бархатном голубом костюмчике — камзол с вышивкой, кружевные манжеты и украшенный стразами или даже самоцветами пояс. Выражение лица мальчика мне показалось знакомым. Недоумевая, я разглядывала портрет, пытаясь разгадать загадку — кто был этим мальчиком и почему мне кажется, что я его уже где-то видела. Но и маленькая девочка, которую он держал за руку, тоже обратила на себя мое внимание. С большими голубыми глазами и золотистыми локонами, она кокетливо выставила ножку из-под пышного платьица нежно-апельсинового цвета. Фигуры детей обрамляли ярко-карминные крупные цветы плетистой розы. От картины веяло безмятежностью и умиротворением, и я с трудом оторвала от нее взгляд.

Двинулась дальше. Теперь мое внимание привлек гобелен. Я нахмурилась, пытаясь понять, что в нем не так. Вытканное изображение замка повторяло точь-в-точь настоящий, но что-то меня смутно беспокоило. Что же?

— Госпожа Джессейра! Наконец-то я вас нашла! — воскликнула экономка, появляясь в зале. — Мне приказали запрячь для вас лошадей в карету. Только как вы поедете-то? Такая непогода!

Мы обе прислушались к вою ветра и шуму льющихся по водостокам ливневых ручьев.

— Да, стихия прямо разбушевалась, — сказала я.

И как кстати! Когда герцог решил выпроводить меня из дома. Невольное соображение пришло мне на ум. Я подскочила к окну и рванула на себя запертую створку.

Она едва не ударила меня, распахнувшись под напором ветра. Влажная оплеуха ливня заставила лицо сразу покрыться бисеринками воды, а волосы прилипли ко лбу. Но я высунулась в окно, не обращая внимания на бушующую стихию.

— Ой! Сейчас подоконник и пол зальет, — всполошилась экономка, но я не слушала и ее.

Выставила руки, пытаясь уловить в дождевых вихрях магию. И да — она там была. Запрятанная и ненавязчивая, магия растворилась в дожде, как безвкусный порошок в питье. Но я-то почувствовала ее. Будучи даже слабым магом. Потянула за тонкую ледяную нить, постаралась намотать на руку, но ниточка, едва овившись вокруг пальца, вдруг ускользнула назад, словно убегая от меня. Я хмыкнула.

— Прошу прощения!

Я отошла и позволила экономке закрыть створку. Несколько брызг, оросивших пол, скоро высохнут. Не беда.

— Тетушка Эмет! А кто изображен на этой картине? — спросила я женщину, возвращаясь к портрету.

— Так это их светлость в детстве, — тяжело вздохнула экономка. — Еще до того как… — тут она замолчала и закачала горестно головой.

Вот оно что! Может, поэтому лицо мальчика показалось мне знакомым? Но ведь никакого сходства с нынешним герцогом. Невольная жалость пронзила мое сердце. Такой очаровательный мальчик превратился в такого урода.

— Так что думаете, барышня? — вернула меня из раздумий экономка. — Заночуете в замке или в непогоду поедете?

— Заночую, — уверенно сказала я.

Не хватало еще оказаться на открытом месте, когда вокруг беснуется магическая гроза. Еще молния может ударить.

— Вот и славно, — как будто успокоилась экономка.

Я послушно пошла за ней. Уже поставив ногу на порог, я вдруг оглянулась на гобелен. Догадка озарила меня. Вот почему рисунок показался мне странным. Замок-то на холсте был белым!

ГЛАВА 10. Ночь

Ливень, перешедший едва ли не в ураган, бушевал до самого позднего вечера, а потом в один миг прекратился, и над всклоченными вершинами деревьев заблистали первые искристые звезды. Ночь доставала из своего ларца все новые и новые самоцветы, и они — красные, голубые, зеленые — вскоре усеяли все чисто умытое небо. Что и требовалось доказать: гроза утихла только тогда, когда уезжать из замка стало поздно. Но кто вызвал грозу, для меня осталось загадкой.

Мне было не по себе на новом месте. После заката замок словно ожил — зашуршал, задвигался. Запахи усилились. Я сидела с книгой, но глаза бегали по строкам, не вникая в смысл истории.

Запах полироли, старых книг, чуть изгрызенной жучками старинной мебели, выцветших обоев, лаванды из платяного шкафа, пионов в широкой вазе, поставленной на подзеркальный столик, чистого белья, пахнущего вечерним садом, где оно, видимо, сушилось — все эти запахи кружились вокруг меня, ластились, тормошили, будоражили. Они перемешивались в волнующий коктейль неизведанности. Но вот новый аромат перебил другие и заставил меня энергичнее втянуть носом воздух. А потом я не выдержала, отложила книгу, надела домашний халат и пошла по притихшим залам замка.

Запах то закручивался поросячьим хвостиком, то обвивался вокруг ножек столов и стульев, то прятался за портьерами в темных, еле освещенных луной залах. Но я снова ловила его и наматывала на палец, пока в руках у меня не оказался призрачно-охристый клубок изысканного аромата. По мере того как я лазутчицей пробиралась по темным залам и коридорам, он усиливался, пока не стал таким живым и бодрящим, что вызывал на лице невольную улыбку. Я толкнула дверь, из-под которой лился яично-желтый свет свечей. Она предупреждающе скрипнула, но я не вняла ее предупреждению, открыла створку и вошла в давешнюю гостиную-библиотеку. И замерла в удивлении.

На диванчике восседала дама — в пышном парике и в старинном платье, которое отходило от талии в обе стороны, делая даму похожей на ключ, сломавшийся у головки. На напудренной груди незнакомки висел лорнет. На столике перед ней стоял дымящийся кофейник, графин с лимонадом и корзиночка посыпанной сахарной пудрой сдобы, а дама, оттопырив мизинец, пила кофе, чей аромат и заставил меня предпринять ночную вылазку.

Лицо дамы было мне смутно знакомо. Я невольно бросила взгляд на портрет и ахнула — он был пуст! На месте нарисованного персонажа я увидела лишь белое пятно — понятное дело, художник не рисовал в этом месте интерьер, поэтому холст остался вопиюще гол.

— Добрый вечер, детка! — ласково сказала дама и наставила на меня лорнет.

Я робко поклонилась.

— Вы… Вы же оттуда? — с неловкостью спросила я, кивая на портрет.

— Оттуда, — с лукавой усмешкой сказала дама, — хотя под этим «оттуда» мы можем подразумевать совершенно разные вещи. Садись! — я с робостью последовала ее приглашению и села в кресло напротив. — Кофе, по понятным причинам, не предлагаю, но налей себе лимонада.

Тут я увидела, что дымящийся кофейник, так же как и сахарница с щипчиками и белый молочник, на стенках которого были нарисованы незабудки, подрагивали в свете ярко горячих свечей и казались менее плотными, чем тот же графин. Я протянула руку, и она свободно прошла сквозь фарфор молочника, но коснулась прохладного стекла графина.

— Плетенки с орешками и кленовым сиропом просто восхитительные! И тоже самые что ни на есть всамделишные, — заметила дама, поглядывая на меня с улыбкой.

Однако! Я почувствовала призрачный запах призрачного кофе! Разве такое возможно?

Дама зорко наблюдала за моей реакцией. Я поджала губы и налила себе лимонада. Осторожно откусила сдобу. Но нет, она была настоящая, очень свежая — явно сегодняшняя выпечка — и ароматно пахла ванилью и кленовым сиропом.

— Очень вкусно! Спасибо! — вежливо сказала я.

— Остались от завтрака, — благожелательно пояснила дама.

— Вот как?

О чем можно говорить с портретом? Я молча ела сдобу и запивала напитком с запахом лайма.

— Я рада, что теперь мне есть с кем поболтать, — пожаловалась дама. — Так приятно, что ты составила мне компанию. Одиночество угнетает.

Она закачала головой, и с волос посыпалась пудра, падая на обнаженные плечи дамы.

— Меня зовут Джессейра.

— Герцогиня Алевсетрий, — важно сказала дама, и я ахнула.

— Вы мать Проклятого герцога? Простите! — я осеклась.

— Я портрет матери Проклятого герцога, — поправила меня дама. — Небольшая, но весомая разница.

— Да?

— Но зачем ты осталась в замке, Джесс? Раз герцог предлагал тебе уехать.

— Но ведь гроза…

— Ах, ну что такое пара дождинок для молодой здоровой девушки? Ерунда!

— Возможно.

Мне не хотелось признаваться портрету в том, что я разгадала причину грозы.

— Ты явно хочешь о чем-то меня спросить, девочка. Спрашивай!

Хм. Заманчиво.

— Скажите, а были ли в замке другие девушки до меня? Которых просили снять проклятие? Понимаете, ходят слухи…

Я смутилась. Пусть это была и не настоящая мать герцога, но даже ей не хотелось говорить в глаза, что ее сын чудовище.

— Не знаю, — пожала плечами дама. — Может, и были. Но я же не могу свободно перемещаться по замку.

Я с подозрением посмотрела на нее. А как тогда она могла узнать, что герцог просил меня уехать? Какая-то неувязка.

— Я видела портрет в большом зале, — призналась я. — На нем герцог еще мальчик.

— Ах, он был очаровательным ребенком! — воскликнула дама, прижала ладони к щекам и закачала головой. — Так и хотелось его обнять и расцеловать в обе щечки!

— А кто и почему заколдовал герцога?

— Откуда же портрету знать такие вещи? — сложила насмешливой гузкой губы дама. — Ходили слухи… Знаешь ли, сквозняки и ветер, шепот по залам. А еще мы, те, кто живет на картинах, иногда общаемся между собой. Но ничего конкретного я не знаю.

— А не конкретного?

Когда мне надо, я умею быть настойчивой!

ГЛАВА 11. Сон

— Будь осторожна, девочка! Никогда не пей и старайся даже не вдыхать ничего с ароматом пыльцы черной бабочки!

Я снова видела себя в кабинете приемного отца. Большой стол, затянутый зеленым сукном, строгие глаза графа.

— Но почему, ваше сиятельство?

— Я же просил тебя называть меня отцом.

— Я постараюсь, ваше сият… отец.

— Пыльца черной бабочки тебе вредна, Джесс! Помни об этом. Ни в коем случае! Или произойдет что-то плохое.

— Насколько плохое?

Граф развел руками.

— Просто не делай этого, девочка. Договорились?

И я тогда послушно кивнула. И была осторожна много лет.

Говорят, что только негроптера, или, как называют ее в народе, черная бабочка, способна пересекать незримую грань между нашим миром и скрытым и приносить оттуда на своих крыльях сверкающую пыльцу — вещь баснословно дорогую и имеющую не до конца изученное воздействие на человека. Ведьма, у которой я училась на парфюмера, показала мне однажды хрустальный фиал, где она хранила пыльцу. За крохотное количество, которое могло бы уместиться на кончике ножа, она отдала сто золотых монет. Разумеется, мне даже в руки ее не дали, но внешний вид пыльцы я запомнила. И, конечно же, запах. Но почему я не почувствовала ничего сейчас? Из-за того, что его перебивал аромат кофе?

И сейчас я бежала по ночному замку, шарахаясь от теней, вне себя от беспокойства. Что со мной будет? Как подействует запретное для меня вещество?

Я замкнула дверь спальни на ключ. Когда я торопливо сбрасывала халат и домашние туфли, у меня уже начинала кружиться голова. И едва я прикоснулась щекой к подушке, как комната вокруг поплыла. Резко запахло цветущей таволгой. А слабо поблескивающие в лунном свете хрустальные подвески люстры закачались, странно приблизились и вдруг превратились в раскидистый куст лилейника с золотыми чашечками. Потолок зашевелился, начал распадаться на клубы дыма, а затем рассеялся и взмыл вверх в голубое небо невесомыми облачками…

— Как рано расцвели в этом году розы!

Я подняла голову. Мама! Она держала меня за руку.

Какая же она была красивая! И как ей шло пышное платье цвета маков! Глаза мамы были теплыми — совсем как летнее небо. Светло-русые волосы были убраны в сложную прическу, и их поддерживали золотые гребни с жемчугом. В другой руке кружевной зонтик.

— Это только в саду у герцога, — заметил отец, который держал меня за другую руку. — Говорят, что Алевсетрии знают тайные секреты, как выращивать самые удивительные растения в самых неожиданных местах. И сделать так, чтобы они цвели даже зимой.

— Магия, — улыбнулась мать.

Каким же высоким и красивым был мой отец! Темные волосы, откинутые назад, мягко поблескивали в свете солнца. Рука, в которую были вложены мои пальчики, была твердой и теплой.

Мое сердце сжалось от счастья и нежности. Значит, это была ошибка? Они живы, раз идут рядом со мной и держат меня за руки?

— Мамочка, — прошептала я еле слышно, но мать, конечно, услышала, потому что улыбнулась и наклонилась ко мне.

— Хочешь поиграть, Джесс? Или покачаться на качелях?

Мать кивнула на качели, привязанные к ветке раскидистого бука. Но я лишь крепче сжала ее руку, не в силах отпустить. А вдруг они опять исчезнут, стоит мне это сделать?

— Пойдем я покачаю тебя, Джесс, — сказал отец. — До начала праздника у нас еще много времени.

Он подхватил меня за талию и легко, как пушинку, подбросил вверх.

— Моя девочка стала тяжелой, — улыбаясь, сказал он.

— Смотри не надорвись, Марвел, — заметила мать.

— Мою принцессу я готов носить на руках до самой смерти, — подмигнул мне отец. Усадил меня на широкое сиденье качелей, и я схватилась за веревки.

— Готова?

Я согласно кивнула, и отец осторожно толкнул качели. Потом еще и еще. Уже сильней, отправляя меня ввысь к сияющему голубизной небу в прорехе ветвей. А мама стояла около ствола дерева и, приложив руку козырьком ко лбу, с улыбкой смотрела на меня.

Вверх и вниз! Вперед и назад! Качели очерчивали большую дугу. Платье шелестело и то взлетало, то оборачивалось вокруг ног. Солнце заставляло жмуриться. Я закрыла глаза и подставила лицо ветру. А они стояли рядом и обменивались шутками. Отец толкал качели, а мама провожала каждый их взмах внимательным ласковым взглядом. Какое же это счастье! Кажется, это не качели летали, а моя душа, превратившись в наполненный газом счастья шарик, поднимала меня вверх. Я почувствовала, как слезы, хлынув, потекли потоком по щекам.

Мерное покачивание становилось все более плавным, и вот, открыв глаза, я обнаружила, что снова нахожусь в своей постели в Черном замке. Только голова продолжала кружиться, и комната плыла, как лодка, по волнам моего странного полусна-полубодрствования.

Темный силуэт шагнул ко мне от залитого луной окна, но я почему-то не испугалась. Обмороченная видением душа все еще была наполнена ликованием и пронзительно-нежной тоской по потерянному.

— Кто вы? — постаралась я шепнуть, но голос не давался мне. Как и тело, которое, как во всех снах, меня не слушалось. Ресницы тяжелыми опахалами тянули веки вниз, и я могла смотреть лишь в тонкую щелочку, которая грозила вот-вот сомкнуться и погрузить меня в сонные видения.

Мужчина шагнул поближе, а потом уселся рядом со мной. Я почувствовала, как прогнулась кровать под ним.

— Здравствуй, Джесс! Я же говорил, что мы, возможно, еще увидимся.

Веррет! Его лицо теперь было без маски, и я могла любоваться сквозь ресницы бледным в свете луны лицом мужчины. Его глаза — как зеленые звезды-самоцветы, что достала из своей шкатулки ночь.

Мои веки тяжелели и то и дело норовили опуститься, сон опутывал меня липкими нитями, и я лежала в этой паутине, не способная ни двинуть рукой, ни позвать на помощь.

— Джесс…

Он шептал мое имя так, словно оно было тайной, которую он готов был поведать лишь мне одной, но больше никому в целом свете. Вот его теплые пальцы коснулись моей безвольно лежащей руки. Я словно со стороны видела, что он поднес ее к губам. Потерся о нее щекой. Кожу царапнули щетинки. Осторожно перевернул ладонью вверх.

ГЛАВА 12. Утро

Я проснулась с первыми лучами солнца и подскочила на кровати мячиком. Комната была пуста, и только едва уловимый запах бессмертников бередил мою память.

Сегодняшнее видение было таким ярким, что я не могла поверить, что это был сон, бесследно растворившийся в ночи. Мама! Нет, это было воскреснувшим воспоминанием! И каким ярким! Но почему я не вспомнила этого раньше? Почему много-много лет прошлое убегало от меня?

Мы с Мисси любили забавляться волшебными картинками. С виду пустой белый лист бумаги, но стоило намочить его, как на нем тут же начинали проявляться красочные рисунки. Кто же брызнул водой на белый лист моей памяти?

Сестры часто допытывались у меня, что я помню из моего раннего детства. Я пыталась до боли в глазах и до звона в ушах вглядеться в эту белизну. И что? Ни-че-го! Словно кто-то стер все мои ранние воспоминания, вынул из моей головы. А сейчас, выходит, они начинают возвращаться ко мне?

Я свесила ноги с кровати. Оглянулась. Солнце ярко блестело в зеркале и на ключе, вставленном в замок изнутри. Значит, Веррет мне приснился. Хотя бы он был сном. Я с облегчением выдохнула, но при этом легкое сожаление коснулось моей души.

Громкие вскрики и охи с улицы привлекли мое внимание. Забыв, что я одета в ночнушку и не причесана, я прошлепала босиком к окну и опасно свесилась с подоконника, пытаясь понять причину чьего-то удивления.

— Башня! Смотрите, башня!

Три служанки, столпившись во дворе, показывали на что-то вверху. Я проследила взглядом за их указующими руками и ахнула сама.

Верхушка крайней башни замка выглядел иначе. Вчера еще бывшая грязно-серой, черепица крыши над башней выглядела сегодня ярко-брусничной, а верхний ярус стал ослепительно белым. Он поблескивал в лучах солнца кристаллами рафинада. Ниже неровная размытая полоса разделяла башню, и там белый цвет переходил в серый, чтобы стать ниже снова антрацитово-черным.

— Чудеса! Что это? — продолжали трещать служанки.

Потом я увидела, что во двор вышел солидно одетый мужчина, похожий на управляющего, и погнал служанок на работу. Но сам заложил руки за спину и остался стоять во дворе, с изумлением разглядывая изменившую цвет башню. Его взгляд скользнул и по моему окну, и я смущенно прыгнула внутрь комнаты.

Быстро умылась, привела себя в порядок и выбежала из спальни.

Утром замок смотрелся иначе. Слуги, которые уже принялись за уборку, кланялись мне. Порой шептались за моей спиной, но я не обращала на них внимание. Мне нужно было во что бы то ни стало найти вчерашнюю комнату-библиотеку.

Я нашла ее не сразу. Замерла на пороге, оглядываясь и вспоминая, как она выглядела вчера в ночи. Осторожно вошла внутрь.

Дама так же восседала на портрете, как и раньше, и по-прежнему смотрела на мир сквозь лорнет. Ни графина, ни корзиночки с булочками на столе уже не было. Под ногами раздался хруст. Я наклонилась. Какая-то черная пыль, а рядом микроскопические черные трубочки, нет, черный бисер…

— Детка! — воскликнула незаметно подошедшая сзади экономка, и я испуганно подскочила.

— Доброе утро, тетушка Эмет!

— И тебе доброго, Джесс! Если желаешь, то можешь позавтракать… одна… или с его светлостью. На стол накрывают. А пока запрягают лошадей тебе в карету.

Она говорила, делая странные паузы, и в словах доброй женщины мне послышался какой-то намек. Но что она мне хочет сказать?

— Проводите меня к его светлости, — твердо попросила я, и экономка, бросив еще один загадочный взгляд, повела меня в обеденный зал.

Проклятый герцог уже стоял там. Тетушка Эмет лишь молча махнула мне рукой и бесшумно отступила в глубь коридора, словно боясь помешать своему господину. Закрыла за моей спиной дверь. А я вошла, тоже невольно заробев и пытаясь ступать бесшумно по ковру цвета индиго с бежевыми узорами.

Он стоял, облокотившись о перила на балконе, там, где мы с ним разговаривали вчера. Я видела свесившиеся пряди темных волос и скорбно сгорбившуюся спину. Мужчина явно был погружен в свои невеселые мысли, потому что не замечал меня, пока я не подошла к нему близко-близко.

— Ваша светлость!

Он вздрогнул, но не повернулся ко мне, словно боясь показать уродливое лицо. Невольная жалость пронзила меня.

— Доброе утро, Джесс! Пришла попрощаться? — голос герцога был глух и безэмоционален.

— Скажите… — я невольно волновалась, задавать или не задавать этот вопрос, но привычка идти и говорить напрямую сказалась и сейчас. — Скажите, а то, что башня побелела, это… из-за меня?

Теперь он повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло удивление. Неужели не видел? Странно, но сегодня уродство герцога не так сильно отталкивало меня, как вчера. Да, внешность хозяина замка не изменилась, но сейчас я видела не столько грубые черты лица, сколько взгляд мужчины — внимательный и умный.

— Что ты имеешь в виду, Джесс?

— Я видела гобелен в зале, — стала торопливо объяснять я. — Скажите мне, замок же был белым до проклятья, да? А потом почернел?

— И что?

— А то, что сегодня утром часть башни побелела, — выпалила я и смешалась.

— И ты подумала, что это из-за тебя?

В голосе мужчины прозвучала ирония, если не сказать насмешка. Я обиделась и окончательно растерялась.

— Значит, я ни при чем?

— Я этого не говорил.

Теперь я уже начала сердиться. Странный человек! Сначала едва ли не обманом зазывает меня к себе в замок, просит о помощи, а потом высмеивает и отталкивает! Кажется, обида явно нарисовалась на моем лице, потому что в глазах хозяина замка снова вспыхнуло веселье.

— Нести горячее? — спросила тетушка Эмет, появляясь на балконе. После утвердительного кивка господина она с замешательством посмотрела на меня и уточнила: — На двоих или на одного?

Теперь герцог вопросительно посмотрел на меня.

— Составишь мне компанию за завтраком, Джесс? — любезно предложил герцог. — Но я не настаиваю.

Я лишь кивнула, чувствуя себя неловко.

ГЛАВА 13. Сказка

Когда герцог привел меня в библиотеку, я даже не удивилась. В золотой паутине солнечных лучей бились крохотные пылинки. Тишина стояла такая плотная, что на ней можно было разлечься, как на перине. Давешняя дама осоловело взирала на меня с портрета и чуть ли не зевала.

— Садись, Джесс! — предложил герцог, но сам отошел к окну и прислонился к подоконнику. Я уселась, не зная, куда девать свои руки. — Ты о чем-то хотела со мной поговорить?

— Я… М-м-м…

Язык прилип к гортани, не давая произнести ни слова. Нет, я не боялась герцога. Давешний страх куда-то делся, что удивляло даже меня саму.

— Кто-то подсыпал мне сегодня ночью в напиток пыльцу черной бабочки, — внезапно сказала я, не зная, с чего начать.

— Это не шутка, — нахмурился герцог. — Я накажу слугу, по вине которого это произошло. Кто это сделал?

— Никто. То есть это был портрет. Наверное. Все подозрения падают на него.

Звучало по-идиотски. Герцог тоже явно развеселился.

— Вот даже не знаю, что делать, — развел он руками. — Не представляю, как наказать портрет. Вырезать холст и убрать в футляр? Отнести картину на чердак и закрыть его? А ты уверена? Может, тебе это просто приснилось, Джесс?

— Я ни в чем не уверена, — с досадой сказала я, — со вчерашнего дня. Нет, даже с позавчерашнего. И вообще…

Мне хотелось пожаловаться на свои неприятности, но я вдруг сообразила, что выбрала неверный объект для моих жалоб. А между тем, все! Все стало странным. Моя жизнь, такая ясная до недавнего времени, с недавних пор превратилась в клубок тайн. Увиденные во сне родители, которых я не могла вспомнить столько лет. Кем они были? И как они были связаны с герцогом? Кто подсыпает мне постоянно пыльцу черной бабочки? Это она вызвала у меня странные видения на грани реальности? Вроде, в этом не было ничего страшного. Тогда почему…

— Ты хочешь сказать, что я, ворвавшись в твою жизнь, испортил тебе ее? — вкрадчивым тоном спросил герцог.

А это не так?

— Это не совсем так, — сказала я.

— Джесс! — герцог вдруг отделился от окна и направился ко мне. Я испуганно вжалась в спинку дивана, боясь, что он сделает, как вчера — нависнет надо мной. Но мужчина вдруг остановился. Я увидела, как он поджал губы, а его и без того длиннющий нос еще больше вытянулся от огорчения. В глазах мелькнули гнев и обида. Он остановился, не дойдя до меня пары шагов и отрывисто сказал: — Карета ждет тебя, Джесс!

Эти слова ударили по мне, так что я порывисто вскочила и выпалила:

— Позвольте мне помочь вам!

Лицо герцога закаменело и побледнело. Он медленно поводил головой из стороны в сторону. Но я уже закусила удила.

— Вы хотите сказать, что сначала заманили меня сюда, а теперь гоните?

— Ты сама прыгнула под копыта моего коня!

— Вы! Вы сами рассказали мне о пророчестве и проклятье!

— А с чего ты взяла, что именно ты девушка из пророчества?

— А почему башня побелела?

— Дождь грязь смыл!

— Ага! А кто грозу нагнал, чтобы я не могла вчера уехать?

— Какую еще грозу?

— Такую! Магическую!

— Ты подозреваешь, что это был я?

— А кто тогда?

— Духами лесными клянусь, что это был не я!

— Ха!

— Ты мне грубишь, Джесс?

Я увидела словно со стороны, как глупо мы выглядим: нависший и рычащий на меня герцог и я, растрепанным воробушком наскакивающая на него: руки в боки, а на лице румянец гнева.

— Я помочь хочу!

— Много на себя берешь!

— Всего лишь спасти одного упрямого осла!

Лицо герцога искривилось от изумления, а затем он вдруг расхохотался, весело и искренне. Я пару секунд смотрела на него, а затем тоже начала смеяться. Нет, смех не сделал лицо мужчины привлекательней, отнюдь, но все же его смех был заразительным.

Герцог отер глаза от слез. Плюхнулся на диван и вытянул ноги. Я, чуть поколебавшись, плюхнулась рядом с ним.

— Давно я так не веселился, — сказал мужчина. Протянул мне руку: — Мир?

Я, чуть поколебавшись, пожала его уродливый мизинец с когтем.

— Перемирие. Так как снять с вас проклятие?

— Хм.

Герцог снова вскочил на ноги и пошел к полкам. Я наблюдала, как мужчина ходит вдоль них, нагибается, становится на цыпочки — словом, ищет что-то среди многочисленных книжных томов. Я поймала себя на мысли, что, если не видеть уродливого лица и рук, то герцога можно счесть даже красавцем. Тонкую талию, широкие плечи и исходящую от мужчины харизму я отметила, еще когда ехала с ним на коне и он держал меня в стальных объятьях. Но увы, этого было бы недостаточно для меня, чтобы испытать хоть малейшую симпатию. И еще ведь был Веррет, средоточие моих тайных помыслов и желаний, мой сон и моя мечта…

— Ага, вот она! — с удовлетворением сказал герцог и снова уселся рядом со мной на диван.

— Что это?

Я с любопытством покосилась на небольшой толстый томик, обернутый в бархат и замкнутый на серебряные застежки. Герцог, заметив мой интерес, усмехнулся. Расстегнул застежки, и они сердито клацнули, освобождая томик от оков.

— Где же она была? — пробормотал мужчина, проглядывая оглавление. — Ага! Вот!

Я невольно подвинулась ближе к герцогу и засунула нос в страницу.

— «Розочка», — прочитала я. — Это что, сказка?

— Семейное предание, — пояснил мой собеседник. — О том, как одного из наших дальних родственников постигла беда. Он был превращен в дикого зверя, уродливого и лицом, и телом. «Тут из-за кустов вышел страшный зверь и заревел: «Кто посмел сорвать мой любимый цветок?» Несчастный отец остолбенел от ужаса. На голове чудища были рога, а изо рта торчали кривые клыки. Лицом он напоминал то ли бы быка, то ли льва и был черен…»

Я невольно покосилась на герцога, и тот с иронией встретил мой взгляд.

— Да, Джесс, мне значительно больше повезло, если ты об этом.

— А рога вы нигде не прячете? — хихикнула я.

— Я не женат, а посему пока не осчастливлен этим атрибутом, — парировал герцог.