— Давай по чесноку. На какую реакцию ты рассчитывал? Что я соплями радости изольюсь? Растрогаюсь? На шею тебе брошусь? Да ты же целенаправленно и с упорством маньяка гнобил меня все эти годы! Ковырял в комплексах и растаптывал гордость! И после этого смеешь признаваться в любви? Знаешь, что? Подавись ею, — вскакиваю с места и метеором вылетаю из ресторана. Не хочу находиться рядом с ним. Слишком велик соблазн плеснуть ему в лицо так и не тронутый кофе.
Вылететь — вылетаю, но торможу на пороге.
Внутри всё клокочет и взрывается. Шипит и извергается, как химическая субстанция.
Возвращаюсь.
Нависаю над Ильей мрачной тучей.
— Забери свои слова обратно, — в прямом смысле приказываю, будто это что-то теперь изменит.
Князев, локтями опираясь на столешницу, спокойно поднимает на меня глаза.
— Не заберу.
— Забери немедленно!
— Нет. Смирись с этим, увы.
Сердито взвизгиваю, нелепо подпрыгивая и стискивая кулаки.
— Ну и пошёл ты! — в сердцах швыряю в него подвернувшийся под руку ломоть арбуза. Всё лучше, чем кофе. Конечно же не промазываю с такого расстояния. Но он и бровью не ведёт.
— Принцесса, — окликает меня Илья, когда я собираюсь свалить повторно. На этот раз окончательно. И как можно дальше. Да хоть на другую планету с пересадкой на Марсе!
Резко оборачиваюсь на пятках, рискуя сломать каблуки и... Обалдеть. Натыкаюсь на усмешку. Вы посмотрите только, весело ему!
— Чего тебе?
— Самое сложное я уже сделал. Произнёс вслух. Теперь назад дороги нет. Ни у меня, ни у тебя.
Дороги у меня нет. Ещё посмотрим.
— Если не сложно, будь другом... Иди к чёрту! — огрызаюсь, и ухожу от греха подальше, пока в воздухе не начали свистеть алюминиевые ножи. Потому что сейчас я за себя не ручаюсь.
Дороги у меня нет. Зато у него есть, прямой наводкой. На три весёлых.
Ненавижу.
Шестнадцать лет назад
— Не хочу, не хочу, не хочу! — сердито топает он ногами. — Почему я должен делить с ней комнату?
— Потому что теперь она будет жить с нами.
— Пускай уходит туда, откуда пришла!
— Она не может. Ей больше некуда идти. Зои сейчас очень тяжело, ты должен её поддержать. Помочь почувствовать себя как дома.
— Дома? Этой мой дом! Где она будет спать? В моей кровати?
— Нет. Мы уже заказали другую, двухъярусную.
— Она будет трогать мои игрушки!
— У неё есть свои.
— Нет. Не хочу! Не хочу, чтобы она жила с нами!
— Это не обсуждается. Илья, не будь эгоистом. Ты же знаешь, какое горе случилось с её родителями! Девочка осталась совсем одна.
— А мне всё равно!
— Довольно! — сердится мама. — Это не тебе решать. Учись делиться, мы и так тебя слишком разбаловали. Немедленно убери свои вещи и собери железную дорогу у окна. Не сделаешь сам, сделаю я. Но тогда всё полетит в мусорку.
Она уходит, оставляя восьмилетнего пацана в одиночестве злобно швырять в коробки машинки.
Не хочет он делиться. И ему плевать, что там за горе случилось у Зои. Пусть лучше не приезжает, иначе пожалеет! Иначе он превратит её жизнь в ад.
Пятнадцать лет назад
— Ты испортила его! Я собирал его целую неделю!
— Я случайно.
— Неправда. Ты сделала это нарочно!
— Ты меня толкнул.
— А ты не мешайся! Уйди, сгинь, исчезни!
Четырнадцать лет назад
— Я-я у-уродка, — заливается горькими слезами она, в ужасе хватаясь за свои обкромсанные пакли. Из-за клея, прочно зацементировавшего волосы, пришлось отстричь любимые косички почти под ноль. Смотрится просто ужасно. Словно у неё лишай. — К-как мне теперь идти в таком в школу-у-у? Меня в-все засме-ю-ют!
— Всё совсем не так страшно. Скоро они отрастут, — успокаивают её, но это не помогает.
Она выглядит просто кошмарно, и во всём виноват он! Он это сделал! Он постоянно над ней издевается. В школе, дома, на улице. Ежедневно.
Подставляет, обижает, обзывается, подзуживает делать это остальных. Из-за него у неё нет друзей. Из-за него никто не хочет с ней общаться.
Ну ничего, он ещё пожалеет. Сам напросился!
Тринадцать лет назад
— Вы видели, что сделала эта дура?
Червяки. Мерзкие дождевые червяки. Она подложила их ему в кровать ночью, а он всех передавил.
Как же гадко они воняют!
И ей опять за это ничего не будет. Ей никогда ничего не бывает за её выходки. Наказывают только его.
Ну ничего, он ей отомстит. Но так, чтобы родители не узнали...
Двенадцать лет назад
— Полоумная! Ты меня чуть не ослепила!
— А ты мне руку чуть не сломал!
— Страшилище! Как же ты меня бесишь!
— Ненавижу!
Одиннадцать лет назад
— Почему я должен там учиться? Я не хочу!
— Ты поедешь и это не обсуждается, — слово отца — закон. Ему никогда не перечишь.
Он знает, почему его отправляют в кадетское училище. Всё из-за этой ябеды! Вечно она незаслуженно обиженная, а он во всём виноват.
И ничего, что это придурошная первой начала, но директор спустил всех собак только на него. Ей каждый раз всё сходит с рук. Потому что эта дура научилась делать невинные глазки.
Гадина! Как же он её ненавидит...
Четыре года назад
— Что значит ты не будешь поступать в военный вуз? А что ты собираешься делать?
— Ничего. Я улетаю в Америку.
— Да кому ты там нужен!
— Точно не вам. У вас есть Зои.
Семь лет прилежного обучения, а ради чего? Никому нет дела ни до его успехов, ни до его желаний. Зато с этой мерзавкой носятся как угорелые. Зоечка то, Зоечка это. У Зоечки скоро выпускной, Зоечке надо выбрать платье. Тьфу.
Детская ревность в борьбе за родительское внимание, может, и осталась позади, а вот ненависть к человеку, который испортил его жизнь, лишь с каждым разом всё сильнее крепнет.
POV Князев
Неоновые подсветки, музыка, кумар распаляющегося искусственного дыма и красивые девочки, танцующие у шестов... Что ж, не самое худшее место, чтобы отпраздновать возвращение на родину. Правда было бы что на этой родине ещё делать.
Предки всё равно свалили жить в Испанию. Отцу нехило фортануло на работе и частые командировки привели к тому, что пару лет назад они решили перебраться в Европу на ПМЖ.
Впрочем, обслуживающая их официантка, тонкие ниточки вместо одежды у которой едва ли что-то прикрывают, несомненно, радует глаз. Особенно после долгого перелёта, потому что я даже домой не заезжал. Пацаны меня прямо у аэропорта подобрали. И сюда притащили. Отметить.
— Эй, Князь, ну что? Пьём за то, что Штаты выперли беженца обратно? — это у Комара такой тост.
— Типа того.
— И какие планы дальше?
— Те же самые, — дёргаю плечом в неопределённости. — Планирую открыть тату-салон.
— И будешь у себя главным клиентом, — хмыкает друг, многозначительно кивая на мои татуировки. — А там почему накрылось?
— Сложно объяснять. Много факторов.
— Родакам говорил, что вернулся? — спрашивает Мартынов.
Помимо него и Комара, с нами ещё сидят Огурец с Веником. Со всеми мы знакомы с песочницы и чего только не чудили по шальной голове. Местные бабуленции во дворе нас ненавидели. Едва ли не каждый день ходили жаловаться взрослым, угрожая детской комнатой.
Тогда я их ненавидел, но спустя годы начинаю понимать. Всё же бросать петарды в открытые окна первых этажей было не самой гениальной затеей, но что взять с малолетних придурков, у которых в мозгах свистел лишь шальной ветер?
— Пока нет, — отвечаю я.
— А систер?
Напрягаюсь.
— Какой систер?
— В смысле какой? Зойке.
Нашли, блин, кого вспомнить!
— Миллион раз уже говорил, она мне не сестра. Никто, — холодно осаждаю.
Сестра. Тьфу!
Да какая она к чёрту сестра?
Приживалка. Крестница матери, которую после смерти её родителей мои приютили у себя. Холили, лелеяли, пылинки сдували, возведя невинную сиротку в ранг любимого ребёнка. Хотелось бы сказать, что в детстве мне только так казалось, но чем больше проходило времени, тем сильнее я в этом убеждался.
Всё всегда крутилось вокруг неё. Важны были лишь её успехи. На мой выпуск из училища никто даже не приехал, зато, когда Зои поступила на бюджет в МГУ, предки долго изливались соплями восторга, хвастаясь на каждом углу. Мне позвонили в первую очередь. Будто эта информация была хоть сколько-то интересна.
— То есть, ты не расстроишься, если мы тебе кое-что покажем? — хитро интересуется Мартынов.
— Что?
— Ну а чё, думаешь, мы тебя сюда просто так притащили?
— Я озадачен.
— А скоро ещё и охренеешь, — с самодовольной ухмылочкой заверяет тот.
Признаю, теперь я ещё и заинтригован. Настолько, что уже без должного интереса наслаждаюсь зрелищем на сцене, где так завораживающе развлекают гостей стриптизёрши.
А зря.
Как оказалось, именно туда и нужно смотреть.
— А вот и наш сюрприз, — в какой-то момент пихает меня под бок Мартынов, жестом веля смотреть на один из подиумов. Послушно оборачиваюсь... И до кашля давлюсь энергетиком.
— Да чтоб я сдох!
— Вот и мы знатно обалдели, когда пару месяцев назад наткнулись на неё здесь.
Ничего не отвечаю, с отупением уставившись на складную женскую фигуру. Высоченные каблуки на платформе, мало что прикрывающие шорты, кожаная портупея поверх лифчика, словно из сексшопа, розовые волосы до плеч. А какая экспрессивная подача, вы гляньте только...
Если б не пацаны, в жизнь не узнал бы в этой сексуальной девице ту нескладную девчонку с прилизанным пучком на макушке, что в последний раз видел в коридоре четыре года назад. Когда с сумкой наперевес покидал квартиру после скандала с отцом.
Охренеть...
Вот она какая, прилежная студентка. А родители, интересно, в курсе? Готов поспорить, что нет. Иначе у матери случился бы инфаркт. Это ж её невинная принцесса!
— Я ща, — подскакиваю с места, на ходу стирая сладкие капли с подбородка. Такой возможности я не могу упустить! Это же дар богов, не иначе. Веер козырей. Карт-бланш. Настоящий подарок судьбы.
Зои Крамер, моя многолетняя нарывающая заноза в заднице, ты даже не представляешь, как попала.
— Ты куда? — окликает меня Огурец.
— Как куда? Надо ж поздороваться.
***
Комната тонет в розовом полумраке, цветочных благовониях, высоких зеркалах и бархате. В ожидании своей танцовщицы занимаюсь очередным заказанным энергетиком, принесённым официанткой и поставленными на узкий столик.
POV Принцесса
Первое желание — треснуть его по роже зонтиком, висящим на крючке вешалки. Второе — развернуться и сбежать. Но если первое ещё можно было как-то оформить, второе точно не предоставлялось возможным. Некуда мне идти. С подругами голяк, парня в наличии больше не имеется. Остаётся вокзал. Или в клубе ночевать, но вряд ли охрана разрешит.
— Как же ты меня бесишь! — со злостью вырываю у Князева лифчик. Итак, выбираем третий вариант. Самый глупый, но нейтральный.
— Я тебя? — саркастично хмыкает тот. — А ты меня? Вы только посмотрите, как у себя дома расположилась.
— Я и так у себя дома, придурок!
— Вот здесь бы я с тобой не согласился. Ты нахлебница, которая решила, что у неё есть какие-то права эти квадратные метры.
— Слушай, ты меня достал! Не мог дальше оставаться у себя там за океаном? Знал бы, как спокойно без тебя жилось!
— Догадываюсь, но ничего не поделаешь. Закончилась лафа, принцесса. Я здесь и в ближайшее время никуда не денусь. А ты совсем одна, без защиты, — вот это ухмылка. Наверняка так ухмыляются гиены, когда обещают жертве, что не сделают ей больно. — Знаешь, что это значит? Что ты полностью в моей власти.
Вдох-выдох, Крамер. Вдох-выдох.
— И чего же ты от меня хочешь? — моя челюсть стиснута так крепко, что зубная эмаль вот-вот пойдёт трещинами.
— Для начала можем закончить то, что не успели, — многозначительно подмигивает мне Илья, оттопыривая языком щеку — неприличный жест, намекающий ясно на что. — Теперь то менеджер за нами не подглядывает.
Фу, блин. Он серьёзно?
— Я сейчас блевану.
— О, у тебя настолько паршиво с практикой? Ну ничего, поднатаскаем, — эта сволочь в открытую измывается.
Вдох-выдох, Крамер. Вдох, мать его, выдох.
— Ты идиот.
— Ну а что такого? Не чужие ж люди. По старой памяти, а?
А-а-а, ненавижу! Но надо успокоиться. Срочно. Он же именно этого и добивается — выводит меня из себя и наслаждаться результатом.
Делаю очередной глубокий вдох.
— Ну, давай. Снимай штаны, — киваю я на его джинсы, скрещивая на груди руки. Если бы не болтающийся лифчик, смотрелось бы вполне грозно.
Ха. Что, не ожидал? Не собираюсь я под твою дудку плясать, тупое ты существо. Неужели ещё не понял?
— Думаешь, не сниму? — опасно щурится Илья.
— Почему же. Твоей соображалки хватит. Ты ею никогда не отличался.
А вот теперь мальчик уязвлён.
— Не подскажешь, сколько дают за убийство?
Эм... это риторический вопрос?
— Предумышленное? Или в состоянии аффекта? Огорчу, тебе светит по полной. Мордой не вышел. Слишком на уголовника похож.
Тут, конечно, кривлю душой. Мордой-то он как раз и вышел, а вот с характером жёстко пролетел. При раздаче явно бракованный подсунули. А так, несмотря на всю мою к нему неприязнь, глупо отрицать очевидное — сам по себе Князев довольно привлекателен. Был и лишь стал ещё больше.
Природа щедро его наградила генами дядя Володи, а тот по молодости был просто офигенным красавчиком. Да и сейчас таким как бы остаётся, просто чуток засахарившимся с годами. Так что сыну досталось всё самое лучшее: острые скулы, упрямый подбородок, густые тёмные волосы, светлые выразительные глаза... Не были б они только такими тяжёлыми и колючими, когда в поле зрения попадала я.
Стыдно признаться, но мелкой, лет в тринадцать, он мне нравился. О-о-очень. Я даже думала, что влюбилась. И это несмотря на унижения с его стороны и постоянное подстрекательство одноклассников, которых он науськивал дружить против меня.
Наивная дурёха мечтала порой по ночам, что всё это его поведение только из-за взаимной симпатии. Мол, в один прекрасный день он ка-а-ак признается мне в любви, да и заживем мы долго и счастливо...
Слава богу, отпустило быстро. Тяжело быть влюблённой в того, кто ежедневно доводит тебя до слёз. Но и со слезами я научилась быстро справляться, а теперь вот вынуждена мириться с плоскими скабрезными шутками.
О времена, о нравы.
— Крамер, на твоём месте я бы сильно не нарывался, — холодно замечает Илья.
— А то что?
— Ты же не хочешь, чтобы твои увлечения всплыли наружу? Кроткая и тихая Зои, умница, медалистка... и вдруг такая ипостась. Позорище на всю семью... — следом театральная пауза. Видимо, чтобы я успела задрожать в подобострастном трепете. — Но если будешь послушной, обещаю, родители ничего не узнают.
Приплыли, сушите вёсла. Дальше вплавь.
— Да ладно? Реально шантажировать меня решил?
— А что, получится?
Разве что в твоих похабных мечтах, извращённое ты чудовище!
— Ну попробуй, узнаешь, — с вызовом вешаю ему лифчик на шею на манер шарфика. — Оставь себе. Тебе же так понравилось ковыряться в моём белье. Можешь даже примерить, — заканчиваю этот тупой разговор и ухожу в комнату, которую выделили в моё пользование после переезда много лет назад. Когда стало понятно, что в одном помещении мы с этим имбецилом не уживёмся — либо он меня, либо я его, но кто-то кого-то точно бы придушил во сне.
POV Принцесса
Стоит и просто пялится. Князев, да что ж ты так выбешиваешь-то?!
— Убери своего долбоящера, пока я на вас в ментовку заяву не накатала! — злобно цежу, пытаясь вырваться. Благородство сдохло в двадцать первом веке. Не осталось нынче принцев, готовых защитить честь дамы.
Во всяком случае не в этой квартире.
— Тим, — окликает Мартынова Илья. — Оставь её.
Эм... Или осталось?
— Ван момент. Сначала проучу, — не унимается тот.
— Мартын: отпустил и ушёл, — тон не меняется, но в голосе Князева появляются новые нотки. Железные такие, безапелляционные.
— Ладно-ладно, — фыркает Мартынов в ответ, и я, наконец, получаю свою конечность обратно.
— Дебила кусок. Оба, — шикаю, нянча скулящее плечо. — Намордники на вас нацепить надо.
— Вот ты бы не нагнетала, — Илья ждёт, пока друг выйдет из комнаты, после чего повелительно тыкает на заваленную мусором кровать и со словами: — Убери, а то самолично добавлю, — выходит следом.
Убери? Ага, щас. Уже побежала. Только лыжи натру, чтоб скользили лучше.
Вместо того, чтобы выполнять приказ, нахожу недопитую тару из-под колы и хорошенько поливаю постельное бельё. Получай, хорёк-переросток. Меньше вякать будешь.
Осторожно высовываю нос в коридор, прислушиваясь. В гостиной гоготня гусей на пастбище не смолкает, но и на кухне, кажись, что-то творится. Вроде как мальчики беседы мужские беседуют, потому что сигаретным дымом тянет. Я бы подслушала, да неохота. Достали они меня, так что незаметно проскальзываю к себе и от греха подальше подпираю дверь стулом. Замком я пока так и не обзавелась. Но уже точно пора.
Вылезти из норы всё же приходится, минут через двадцать, ибо естественные нужды никто не отменял. К счастью, к тому моменту зона отчуждения освобождается, и я скоренько решаю все свои вопросы. Даже успеваю устроить после туалета мародёрскую вылазку до холодильника, чтобы прихватить съестного.
Писец. Это просто дичь так жить. Скоро не выдержу и пойду проситься к гастерам[1] в вагончики. Там и то будет спокойней.
Мой улов: палка копчёно-вареной колбасы и полбатона чёрного хлеба. То, что нужно здоровому женскому организму, у которого главная фишка — откладывать цилюль на жопу. А у меня это вообще-то рабочий инструмент, ну да и чёрт с ним. Есть хочется сильнее, а все мои йогурты этот олень выпил. Поэтому прямо так, зубами, отгрызая от палки, возвращаюсь в комнату, после чего уже без дальнейших инцидентов ложусь спать.
А когда с трудом раздираю веки по будильнику, вижу раздетую до трусов тушу рядом с собой. На всякий случай недоверчиво потираю глаза, разглядывая огромную вытатуированную моську какого-то индийского божка с вензелями на размеренно вздымающейся спине и убеждаюсь, что это не глюк...
ЧТОООО? КАКОГО....
Нет, реально. На МОЕЙ подушке. В МОЕЙ кровати. В МОЕЙ комнате. Он совсем оборзел?
Сонливое состояние как рукой снимает. Такой наглости я ещё не видела, честно. Вопрос: как на неё реагировать? Впрочем, что значит, как? Зачем изобретать велосипед? Пойдём по давно устоявшемуся годами сценарию.
Так что спустя пару минут на Илью выливается полная кастрюля ледяной воды. Специально ледяной, я его жалеть не собираюсь.
— А-а-а! Умом тронулась, больная? — с ором подскакивает тот, очумело тряся башкой.
— Это я тронулась? Ты ничего не перепутал? Комнатой не ошибся?
— Не ошибся, — тот хочет было завалиться обратно на подушку, но та оказывается мокрой. Недолго думая, он просто перекатывается на ту сторону, где спала я. Там-то пока сухо. — Ты срач который устроила, подобрала? — бурчит он едва разборчиво, устраиваясь поудобнее. — Нет. Ну вот сама виновата. Где я ещё должен спать? В гостиной Огурец храпит.
— Да плеваться я хотела, кто где храпит! Проваливай!
— Обойдёшься.
— Последний раз предупреждаю!
— Отвали.
— Значит, сам напросился!
Вторая набранная кастрюля не заставляет себя ждать.
— Твою мать! Ты меня достала! — на этот раз психанувший Илья подрывается на ноги.
— ОТПУСТИ! — теперь уже истошно воплю я, когда он перекидывает меня через плечо и тащит куда-то. — Отпусти! Отпусти, сказала! — цепляюсь за косяки, пинаю и кусаю его, но тому хоть бы хны. Щёлкает выключатель и меня грубо скидывают в ванную, до упора врубая душ. — А-а! Холодная же!
— Да ты что? — глумливо кривится Князев. — Правда? Вот ведь неожиданность. Хорошо, что не кипяток, скажи?
Торопливо вырубаю кран, да только поздно. Я уже мокрая с головы до ног. И продрогшая. И бок болит после неприветливого столкновения с керамическим бортиком.
— Ты просто шедевральный идиот, — дрожащими губами выплёвываю я. Зуб на зуб, блин, не попадает.
— Сиськами не свети, — лишь советует тот.
В смысл... Блин! Поспешно скрещиваю руки на груди. Супер. Футболка-то у пижамы светлая. И тонкая. А под ней ничего нет.
POV Принцесса
Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.
— Оборжаться, — шипит Илья, держась за голову. Аж покраснел весь. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком — это его настолько хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка-то увесистая. Жестяная.
— Прости. Я думала, мимо пролетит.
— Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.
Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.
— Эй, ну оскорблять-то сразу зачем? Я же извинилась.
— И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?
— Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.
Князев хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка, сто пудово. Уже, вон, набухает. И ссадина останется.
— Беги, просто лучше беги, — спокойно, но с угрозой предупреждает он.
— Сам беги. Я тебя не боюсь, — спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. — На, — шлепком прикладываю окорочок к его физиономии. — А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.
— Не поможет.
— Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.
Илья долго и пронизывающе смотрит на меня. Слишком долго и слишком пронизывающе. Прям не по себе становится.
— Ты чокнутая, знаешь? — интересуется он как бы между прочим.
Вот не соглашусь!
— Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по-человечески, и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.
— А если она меня устраивает?
— В таком случае мне нечего тебе больше предложить, — отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. — Открой, если несложно, — протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым.
Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить всю тарелку, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как-нибудь перемолется и утрамбуется.
— Лика, привет, — параллельно с дозвоном старосте на ходу натягиваю на себя ботильоны и пальто. Не очень удобное занятие, когда телефон зажат между плечом и ухом. — Я уже еду, слегка в пробку попала. Отметь, что я на месте, пожалуйста. Кызоева и так на меня зуб точит. Спасибо, — отключаю вызов, прыгая на одной ноге. Всё по закону подлости: пытаюсь не уронить смартфон — падает сумка. Которая, конечно же, расстёгнута и вываливает всё добро на пол. Пытаюсь поймать хоть что-то на лету — в итоге ломаю ноготь. Пока нянчу ноготь — подворачиваюсь на каблуке и едва не заваливаюсь. — Да твою же... — хочется орать от раздражения. Ну почему всё вечно идёт наперекосяк именно тогда, когда это катастрофично невыгодно!
— Куда такая спешка? — Князев выходит из своей спальни, в которой обжимался с перемороженной холодильной курицей последние четверть часа.
Ну, да, согласна. Особо сильно не помогли ему эти тисканья, лоб уже сизовеет. Илья тоже, вероятно, понял, что можно не париться и забил на своё романтическое рандеву, переключившись на уборку мусора с кровати.
Правда и тут особо не заморачивался — тупо завернул всё в заляпанную колой простынь. Стоит теперь как ёжик в тумане с котомкой, перекинутой через плечо и на меня зыркает.
— Если бы не ты, спешить не пришлось, — торопливо сгребаю обратно в жерло пятого измерения кошелёк, конспекты и косметику. — На плите ещё остались макароны. Так и быть, разрешаю доесть.
Моему милосердию нет границ. То ли пытаюсь загладить вину за домашнее насилие, то ли благодарна за то, что мне без язвительных замечаний всё же была вскрыта консерва. Такая мелочь, но для него прям поступок. Я вообще удивлена, что меня не прибили.
— Да ладно? Что, и туда даже ничего не подсыпано? — искренне удивляется тот такой щедрости.
— Слабительное закончилось. Сгонцаешь в аптеку, всё будет, — огрызаюсь я, не оборачиваясь, и поспешно сваливаю, гремя ключами. Некогда мне пикироваться. Опоздаю на тест, точно турнут из универа. Обиднее всего, что осталось доучиться каких-то несколько месяцев.
Далеко уцокать по кляклым лужам не успеваю. На половине пути к остановке рядом со мной равняется чёрный седан. Опускается стекло со стороны водителя и я с приофигевшим видом опять наблюдаю рожу Князева.
Это когда он успел машиной обзавестись? Да ещё и мерсом? Я видела эту тачку уже несколько раз у подъезда, паркующуюся в стиле: «я главный козёл на районе, мне законы не писаны», но даже в голову не взяла, что она его.
Знала бы, записочку под лобовое оставила. Мол: нельзя занимать одним собой сразу три места, не будь скотобазой, а то найдутся добряки, любящие тайком прокалывать шины и привязывать воздушный шарик к выхлопной трубе.
— Садись, подвезу, — это у него предложение такое или требование? По голосу не особо понятно.
POV Принцесса
В машине стоит звенящая тишина. Не смотрю на Илью, отвернувшись к окну и без особого восторга разглядываю подсвеченный Деловой центр «Москва-Сити». В ночных сумерках стеклянные башни выглядят эффектно, но восхищаться ими нет настроения. Меня всё ещё потряхивает, хоть и потихоньку уже отпускает.
Восемнадцать минут.
Князеву понадобилось ровно восемнадцать минут, чтобы после томительного молчания в трубке на мою просьбу и его короткого в ответ: «Адрес», приехать. Я не знаю, где он находился, но вряд ли в том же районе. И всего восемнадцать минут...
Всё это время я продолжала подпирать раковину. На тот момент долбиться перестали. Наверное, поняли, что перегнули палку. Я слышала, как вернулись обратно девчонки, но всё равно не выходила, сославшись на то, что меня тошнит. А меня и правда подташнивало. От отвращения за ситуацию.
Больше никогда.
Ни единого выезда.
Ни за что на свете.
Хоть стреляйте.
Даша с Леной тоже что-то пытались бормотать через запертое препятствие в стиле: «да ты задрала, чё ты нас позоришь?», но я их не слушала. Даже воду в кране включила. Смотрела как она закручивается в сливе и ждала. Чего-то.
Кого-то.
Телефон, который стискивался в побледневших пальцах, едва не плюхнулся в воду, когда в дверь долбанули с такой силой, что петли чудом не вырвались с корнем. Явно с ноги прилетело.
— Выходи, принцесса, — никогда в жизни бы не подумала, что буду до такой степени рада слышать его голос.
Ноги ватные, но полетела я к Князеву, аж запинаясь. Ждущему меня за дверью с моим пальто, взятым с вешалки в прихожей. Холодный, равнодушный, как и всегда, но сейчас невероятно желанный.
— Уходим из этого притона, — сухо бросил он и направился к выходу, не оборачиваясь. И я посеменила на дрожащих коленках за ним, стараясь не запутаться в высоких каблуках. Успев заметить через широкий арочный проём притихшую компашку.
Именинник скулил на диване, зажимая окровавленное лицо. Девочки суетливо протягивали тому салфетки и провожали меня взглядом в стиле: «ну ты конченая, конечно». Остальные несостоявшиеся донжуаны вообще головы в нашу сторону не подняли. Их резко заинтересовали собственные носки.
— Ты его ударил? — спрашиваю я.
— Да не, — отмахнулся безразлично Илья. — Это он с косяком поцеловался. Когда впускать не хотел.
Ага. Хороший косяк попался. Татуированный. Ещё повезло, что в сознании остался. Рядом с широкоплечим Князевым горе-именинник смотрелся тощей тростинкой, что способна хрустнуть от лёгкого сдавливания.
— Плохо, — вздыхаю не то, чтобы с огорчением, но всё же. — Если нажалуется, мне влетит конкретно.
Мы вышли через распахнутый настежь выход и направились к калитке, за которой дожидался заведённый мерс. Передо мной открыли дверцу пассажирского.
— Ты сама позвонила, — резонно заметил Илья, нетерпеливо дёргая подбородком. Типа, садишься или будем топтаться? — Я могу уехать один.
Естественно, я молча залезла в салон и с этого момента, вплоть до дома, мы больше не произносим ни слова. Лучше уж говорили бы, потому что у меня появляется ненужная возможность поразмыслить и прийти к выводу, что это, ребята, залёт. Наверное, я погорячилась, вызвав подкрепление.
Сейчас, когда страх улёгся, понимаю, что так дела не делаются. Не то, чтобы речь шла о профессионализме, просто так нельзя. Но сложно думать здраво, когда сидишь на панике. В такие моменты всё происходит интуитивно. По наитию. Ведь если бы не сегодняшнее «подвешенное» перемирие, у меня бы и мысли позвонить Князеву не возникло. А если бы он до сих пор оставался в Штатах? Чтобы тогда? Как бы я выкручивалась?
Знаю, как. Попросила бы девчонок поменяться, доплатила бы им в конце концов самолично, чтоб они и эту троицу удовлетворили. И разошлись бы все тихо и мирно. А теперь вот придётся расхлёбывать.
Заезжаем во двор и паркуемся частично на тротуаре, потому что все остальные места заняты. Илья задерживается, что-то проверяя в бардачке, а я не жду его и понуро поднимаюсь в квартиру. Прямо в обуви прохожу в комнату, закрываюсь, стаскиваю пальто и с тихим скулением сползаю по стенке. В ванной я не плакала, адреналин мешал, теперь же чувствую на щеках первые слёзы.
Слёзы жалости к себе.
Слышу, как копошатся в коридоре и звенят ключами. Вернулся. Сижу не двигаясь, прислушиваясь к тяжёлым шагам, но вздрагиваю, когда ко мне без стука заходят, застывая на пороге. Стоит и смотрит.
Согласна, жалкое зрелище.
— Ну и чего ревём? — пренебрежительно взлетает густая бровь Князева.
Торопливо подтираю мокрые разводы.
— Не твоё дело.
— Выбрала работу шлюхой, пожинай плоды.
Злобно стаскиваю с себя и бросаю в него сапог, но промахиваюсь с неудобного положения. Впрочем, разве я рассчитывала на другое? Знала же, что издёвок не избежать.
— Отвали.
— Да. Отличный вариант вместо «спасибо». Всё в твоём духе, — Илья собирается уйти, но я тихо окликаю его, зарываясь пальцами в залаченные локоны.
Шестнадцать лет назад
Сестра? Ему называть её сестрой?
Да перебьётся! Никогда этого не будет!
Она думает, что он её ненавидит. И она права.
Ненавидит.
Ненавидит за то, что она появилась в их доме. За то, что вмешалась в их жизнь. За то, что его заставляют говорить всем, что она член семьи.
Не может она быть членом их семьи! Ведь тогда он не сможет на ней жениться. На сёстрах не женятся, так мама когда-то говорила. А он-то уже всем пацанам во дворе последний год хвастается, что нашёл себе невесту!
Может, если он попытается её вытравить, она съедет и тогда всё снова станет как прежде?
Да, точно!
Её отсюда просто необходимо выгнать. Пусть поживёт где-нибудь в другом месте, а когда вырастет, он возьмёт её замуж. Как и положено.
Пятнадцать лет назад
Жениться на этой гадине? Да ни за что! Она слишком его бесит! С ног до головы, каждой секундой своего пребывания рядом.
Бесит, что её всегда жалеют.
Бесит, что все всегда на её стороне.
Бесит, что ей всё вечно спускается с рук.
Это она разбила телевизор, когда пыталась его догнать и задела шнур. А обвинили его! Наказали. Отобрали приставку на неделю. За то, что он якобы её обижал.
А он не обижал. Он лишь тайком пытался подкинуть ей записку в портфель. Она это увидела и подумала, что он в нём рылся. Нажаловалась.
Ябеда! Ух, глаза б его её не видели!
Четырнадцать лет назад
Бесит, бесит, бесит!
Бесит, что родители нянчатся с ней как умалишённые.
Бесят, что вечно ей потакают.
Бесят, что постоянно принимают её сторону.
Бесит, что она упорно ничего не замечает и не понимает его намёков.
Ду-у-ура!
Тринадцать лет назад
Дура тупая! Ну вот почему она такая тупая, а? Зачем ей сдался этот идиот Верёвкин? Ходит с ним за ручку, улыбается, портфель свой даёт таскать.
Тьфу, блин!
Он вне себя от гнева, даже не осознавая в столь раннем возрасте, что чувствует самую обычную ревность. Да и как ей не быть? Ведь она на него и не смотрит. Его для неё попросту не существует.
Ни в школе, ни дома.
Чтобы привлечь её внимание, приходится идти на любые ухищрения. На любые подлянки, потому что только их она и не может игнорировать. Всё остальное мимо!
Да он три проклятых дня делал из оригами эту дурацкую розовую розу, которую во время физкультуры спрятал в её шмотках в раздевалке, а она подумала, что это от Верёвкина!
ВЕРЁВКИНА!
Да этот осёл даже кораблик сделать не может нормальный! Вечно получается какая-то Чупакабра.
Двенадцать лет назад
— Ненавижу!
— Бесишь!
— Было бы лучше, если бы тебя не было!
Эту карусель уже не остановить и с неё не спрыгнуть.
Он должен соответствовать своему статусу. Чтобы его не засмеяли одноклассники. Сопливых мямлей в школе не любят, потом так загнобят, что из «лидера» быстро вылетишь в лузеры. А он лидер.
Игра в ненависть с каждым днём набирает обороты, превращаясь в масштабную войну, на которой не щадят ни калек, ни раненных. Потому что это отчасти весело. Потому что это возможность находиться рядом с ней даже после того, как их разделили после экзаменов по разным классам.
А ещё ради того, чтобы поверили другие. Хотя они и так уже верят, остаётся лишь поддерживать легенду. Да он и сам не замечает, как стремительно заигрывается...
Одиннадцать лет назад
Он караулит её у гимнастической школы вместе с ребятами, чтобы поиздеваться.
Он достаёт её дома.
Они вечно дерутся, ругаются, строят друг другу козни, подставляют подножки, отвешивают затрещины и кричат о том, как ненавидят друг друга.
Эта война настолько затянулась, что он уже и сам верит в то, что кроме ненависти ничего другого нет и не было. Разбитое окно в столовой, походы к директору как к себе домой, еженедельные срывы занятий, её вечные ссадины, расшибленные в кровь коленки и слёзы...
Для отца последней каплей становится несчастный случай на лестнице во время перемены. Ну так он же не специально. Кто знал, что она оступится в своих туфельках?
POV Князев
Поцелуй долго не длится. Ожидаемо прилетает пощечина. Добротная такая, со звонким шлепком.
— Ну как, удивил? — усмехаюсь, разминая занывшую челюсть. Хорошо. Очень хорошо.
Будь иначе я бы разочаровался.
— Совсем ополоумел?! — Зои брезгливо вытирает губы, пытаясь, по всей видимости, стереть их с лица насовсем. Практически отплёвывается.
А вот это уже обидно.
Будто с бомжом поцеловалась.
— Ну а что такого? Сама говоришь, мы тут ради своих фантазий. Я вот, может, всегда мечтал зашпилить сестру.
— Ты больной!
— С чего это? Мы ж не родня. Вот была б родня, тогда реально не очень.
— Идиот!
— Заканчивай с оскорблениями, принцесса. И просто получай удовольствие, — кайфую с того как её бомбит. Вся запунцовела от злости, яростно отпихнув меня от себя.
Ну-ну. Пусть с разбега попробует, тогда ещё есть шанс.
— Больше никогда не смей так делать!
— Как? Так? — хватаю её за плечи и снова притягиваю, впиваясь ей в губы. Извивается, брыкается, бубнить что-то пытается, но с посторонним языком во рту это не особо получится. Правда Зойка находит выход из положения.
Изумлённо отступаю на шаг.
Укусила! Укусила!
— А если я цапну? — проверяю нижнюю губу на наличие крови. Вроде нет. А, не. Есть. Вот же... — Так цапну, мало не покажется.
— Князев, ты башкой как, нигде не ударялся? — шипит Крамер. Ну сто пудово гадюка. — Тебя не доимели? Давай позову Памелу обратно.
Бр-р. Чур её с такими предложениями. Я вот только шлюхам на себя залезать не разрешал. Куда ни шло заплатить за эстетическое удовольствие, это я понимаю, за эротический массаж опять же в целом можно, но за минет? Это ж как надо отчаяться?
Не. То, что она, конечно, думает именно в этом направлении в данный момент как нельзя кстати. Пусть думает. Незачем Зойке знать, что я... расспрашивал. Про неё.
Правда много не узнал, так что деньги оказались спущены на ветер. Да и время потраченное никто не вернёт. Девка-то туповатая досталась. Хоть и красивая. Это не поспоришь, да.
— Давай лучше ты. Как раз должок вернёшь.
Ха. Какое недоумение.
— Какой должок?
— Как какой? Плату за помощь, принцесса. За то, что из башни с перевозбудившимися дохляками вытащил. Неужели думала одним спасибо отделаться?
Сколько презрения в глазах.
— Шутишь, да?
— Возможно, но это не точно, — желчь при нашем общении лезет сама. Я ей давно уже не управляю. Наверное, потому что так проще. — Так что приват ты мне торчишь. Я взял на заметку. Под настроение самое то.
Стебусь, конечно. Если бы я и взял с неё приват, то только с продолжением. Всё остальное — впустую дразнить себя, а оно мне надо? Достаточно одного её внешнего вида. Ну просто кровь с молоком. Хорошо по дому так не ходит, а то было бы не избежать жалоб за сексуальные домогательства.
Беда в том, что воображению парочка жалких тряпок не помеха.
— Ты аморальное животное.
Это мне официальный статус поставили? Ну ок. Не самый паршивый. Бывало и хуже.
— О моих достоинствах поговорим дома. Во сколько заканчивается твоя смена?
— Тебе какое дело? — руки в бока упёрла и только что не фырчит. Горделивый, колючий ёж.
Ловлю её за подбородок, притягивая к себе.
— Харе грубить, — строго щурюсь, игнорируя сладкий клубничный аромат, витающий в воздухе. — Могу ведь и наказать.
Принцесса вырывается, но сопроводить всё очередным едким замечанием не успевает. На горизонте нарисовывается третий лишний. И что за поц? Какой-то щегол в костюмчике. Такие обычно в квартиры стучатся и противным голоском пылесосы втюхивают.
— Всё нормально? Он к тебе пристаёт?
Ну зашибись. Тоже мне рыцарь выискался. Других дел нет, надо нос свой обязательно сунуть?
— Всё хорошо, — хмуро отвечает Зои, пользуясь возможность и пятясь от меня.
— Точно? — не унимает костюмчик. Дотошный гад.
— Точно-точно, — огрызаюсь я. — Тебе ж сказали: топай, куда шёл.
— Я не с тобой разговариваю.
Да что ж ты такой раздражающий!
— Так ты поговори.
— Мне с тобой не о чем разговаривать.
— Тогда и не лезь в дела семейные.
— Семейные? — удивляется настырный тип.
— Виталик, всё нормально. Просто иди, — просит Зои.
Ля, она его ещё и знает?
— Да, Виталик, — поторапливаю его. — Просто иди. Как в песенке, помнишь? Вите надо выйти. Только не Вите, а Виталику.