Предисловие

Огромное спасибо моему любимому автору Ашире Хаан за ее познавательные и интересные уроки. Благодаря ее увлекательной Школе Писательского Мастерства я начал эту книгу.

Огромное спасибо моему горячо и нежно любимому редактору Светлане Строгой за мучительную (для нее) черновую вычитку в процессе и критичный взгляд со стороны. Благодаря ее наставлениям и поддержке я написал эту книгу такой замечательной.

Огромное спасибо моему любимому читателю Лесе Лимерик за чтение черновика. Благодаря ее вниманию и непредвзятому мнению я смог сделать эту книгу еще лучше.

Огромное спасибо моему любимому и требовательному редактору Лене Лето за чистовую вычитку. Благодаря ее профессиональным, незаменимым советам и правкам я публикую эту книгу.

Друзья, если вы еще не читали этих прекрасных авторов - прочитайте! Они пишут великолепные книги, достойные того, чтобы их читали.

На этом я умолкаю. Пусть дальше говорят герои.

История начинается...

Пролог

Сколько себя помню, меня постоянно убеждали, что я неправильная. Словно весь мир сговорился и поставил себе цель: доказать, что именно эта девочка очень плохая. «Дрянная девчонка» – именно так часто вырывалось у мамы, стоило мне совершить какую-нибудь ошибку. Разумеется, наедине. При гостях я была у нее «лучшей дочкой на свете», при посторонних «солнышком», во всех остальных случаях «заинькой». Но все пропадало, стоило нам остаться одним. Я сразу превращалась в «дрянь». Не важно, была ли это разбитая чашка, содранная коленка, рисунок фломастером на обоях. Она роняла это сухо, без злобы, словно отмечая очевидный факт. Мне было так обидно, и слезы наворачивались на глаза не столько от самих слов, сколько от ее ровного, лишенного злости тона. Поэтому в детстве я очень боялась сделать что-нибудь неправильно. Старалась раз за разом быть идеальной дочкой. И, конечно, у меня не получалось.

– Да что не так с этим ребенком? – сокрушенно произносила наша математичка, покачивая головой, ставя в дневник большую красную двойку.

Как я могла объяснить ей, что со мной все так? Что не сделала домашнее задание не потому, что ленилась или забыла. А я просто не поняла ее объяснений. Зачем вообще учить алгебру в школе при консерватории? Мне эти логарифмы с производными в жизни ни разу не пригодятся! Но даже так, ее ученица честно перечитывала учебник, снова и снова вгрызаясь в нудные строки урока, хотя в голове оставалась лишь звенящая пустота. Наверное, если бы вместо букв и цифр там были египетские иероглифы – это дало мне больше понимания: по картинкам можно хотя бы интуитивно о чем-то догадаться. А еще лучше – ноты!

Но я не сдавалась и упорно продолжала попытки, раз за разом перечитывая одни и те же задания. Выискивала объяснения в других учебниках, допрашивала одноклассников, гуглила подсказки в интернете. «Дрянная девчонка» – вырвалось у мамы, когда я в десятом классе получила четверку за год. Единственная неидеальная оценка одним махом перечеркнула все усилия. И опять в ее голосе сквозил этот серый, усталый тон. Позже, ночью, я долго не могла заснуть, глуша в подушку беззвучные всхлипы.

Так происходило всю мою жизнь. Что-то шло плохо – и я старалась. Изо всех сил выцарапывала свое «правильно». Поступила в училище на бюджет. С третьей попытки, но смогла же! Бывало, сессию пересдавала почти по два месяца, но закрывала на «отлично».

– Вы, Васильева, конечно, не гений, – проскрипела седая бабуля, преподававшая нам общую историю музыки, и поставила размашистую роспись в моей зачетке, – но с вашим характером вы до Пекина через Антарктиду дойдете. Без карты и компаса, на одном твердолобом упорстве.

И она мне улыбнулась. Я первый раз за все время обучения увидела на ее лице улыбку. Это было волшебно!

Домом, работой, хобби – всем, за что бы ни бралась, я показывала окружающим, что я нормальная. Правильная. Хорошая. И только одна вещь была выше моих сил.

– Достало! – зло бросил Сережа.

Я услышала, как зашуршали его джинсы, потом вжикнула молния, и только после этого смогла открыть глаза. Он стоял спиной ко мне, застегивая пуговицы белоснежной выглаженной рубашки. Приталенный крой только подчеркивал широкий разворот плеч. Мой парень.

– С тобой вообще невозможно!

Слез не было, хотя поплакать сейчас было бы выходом. Не пришлось бы выдавливать из себя улыбку, показывая, что меня не задевают его слова. Что на самом деле все не так, и со мной возможно все. Потому что было трудно, чертовски трудно держать лицо, когда рушилось то, что мне было по-настоящему дорого.

Тонкая простынка, в которую я куталась, уже пропиталась потом и неприятно липла к груди, холодя голое тело, но мне было все равно.

– Ну если ты действительно этого хочешь… – Я очень старалась убрать из голоса ноты подступающей истерики, но они прорывались в моем дыхании, судорожном от тщательно подавляемых всхлипов.

– Ты знаешь, что я на самом деле хочу! – Он уже шел в коридор, но резко развернулся, бросив на меня полный презрения взгляд. – Что мне надо сделать? Я честно терпел, поддавшись на твои уговоры. Ждал, надеялся, понимал! Что мне еще остается?!

Его уже несло на эмоциях, и эту лавину было не остановить. Я лишь сильнее куталась в мерзкую простыню, скрестив под ней пальцы и мысленно молясь, чтобы все обошлось: получалось же до этого. Молитва не помогла. Сережа продолжал бушевать, его раскатистый голос заполнял все пространство, нагнетая каденцию ссоры сильнее и сильнее. Мысли путались словно в тумане, до меня доходили лишь некоторые фразы. И они сливались в грозовую музыку, мощную, неотвратимую, от которой невозможно сбежать, заткнув уши, потому что грохот все равно будет острым пульсом отзываться внутри, в такт биению сердца.

– У всех вокруг нормальные отношения! У всех! Но только не у меня! Так может, не во мне дело? Я-то уже все попробовал! Все!

– Я, правда, сожалею, что ты все так воспринимаешь, – тихо произнесла я и увидела, как выражение его лица сменилось с озлобленного на уставшее и даже жалостливое. – Мы можем попробовать еще. Хотя бы еще один раз.

– Нет, Риночка! Я тоже не железный. Я вымотался и устал, я просто хочу нормальную женщину. С которой можно заняться нормальным сексом. Создать нормальную семью. Завести нормальных детей. Сегодня был последний шанс. На этом – все.

Я не шевелилась, продолжая сидеть в постели, пока он шуршал одеждой в коридоре. Не встала, услышав щелчок дверного замка. Приклеенная улыбка медленно сползала с лица. Мой парень… бросил меня?

Глава 1

Шум текущей из крана воды гипнотизировал, но все равно не помогал отвлечься от навязчивых мыслей. Я сделала ее погорячее, но согреться никак не удавалось. Меня трясло, словно при ознобе.

– Привет, Ринусь! – Ира зашла в туалет и, достав из сумочки внушительную косметичку, принялась поправлять подводку. – А что ты здесь зависаешь, это же не ваше крыло?

– Привет, – постаралась я придать голосу бодрости, но не получилось. На вопрос же отвечать не хотелось.

Ира, впрочем, не обиделась – легкий был у нее характер. Она только скептически посмотрела на свое отражение, поправила короткий ежик белых волос, недовольно хмыкнула и принялась уже за тени.

– Чуть не проспала сегодня, ничего не успела, – сказала она скорее сама себе. – А у тебя что за радость случилась? Бурная ночь? Выглядишь помятой, подруга.

Она хитро стрельнула взглядом в мою сторону. Невинная, казалось бы, фраза больно царапнула внутри, но я смогла сдержаться.

– Разве? – Собственный голос прозвучал непривычно тускло.

– Ну да: волосы растрепаны, глаза опухшие, губы истерзаны. У кого-то явно ночка удалась, даже завидую!

С утра я думала, что самым сложным после вчерашнего будет заставить себя подняться и приехать на работу. Но это-то как раз сделать получилось просто, почти на автомате. Будильнику даже не пришлось напрягаться – я почти не спала остаток ночи, больше ворочалась. Поэтому решение приехать в училище пораньше казалось хорошей идей. И поначалу так оно и выглядело: пустынные утренние улицы встретили свежестью и тишиной. Никаких пробок – доехала вдвое быстрей обычного. Охранник на входе даже не удивился, он и не такое повидал за годы работы.

Непривычно было идти по пустым коридорам, обычно наполненным вечно спешащими и галдящими студентами. Как будто я в другой реальности оказалась: так неестественно тихо. Никаких репетиций, никакой ругани из-за фальшивой игры, ни доносящихся из-за закрытых дверей звуков инструментов или пения. Никогда не думала, что в консерватории может быть так тихо, из-за чего я постоянно напрягалась внутри, чувствуя себя будто на кладбище.

Но были и плюсы раннего прихода: свободный зал. До ближайшего концерта меньше недели осталось, и он слишком важен. Благотворительное выступление известного оперного баритона, избранные арии из опер Моцарта. И я должна ему аккомпанировать – так решило высокое начальство. Репетировать сейчас не было ни сил, ни желания. Но нужно пересилить себя. Я до сих пор ни разу не прогнала всю программу в нормальной акустике. Нужно было собраться и не упустить удачный момент – когда еще такой шанс выпадет?

Пройдя в малый репетиционный зал, я обвела взглядом пустующие ряды кресел, представляя мысленно, будто они заполнены народом. Все ждут только меня. Моей игры. Последние перешептывания смолкают, перестают шуршать вещами самые несдержанные гости. В зале образуется полная, всепоглощающая, абсолютная тишина. Короткий вдох и длинный выдох. Сейчас. Я начинаю.

Пальцы сами откинули блестящую лаком крышку рояля и легли на клавиатуру. Я начала с разминки и сбилась. Попробовала другую гамму – и опять сбилась почти в самом начале. Выбрала навскидку упражнение Брамса и сбилась с темпа спустя минуту. Я смотрела на свои пальцы, и не могла поверить: никогда еще такого не было. Не просто ошибиться в ноте, а даже не суметь начать играть. Пальцы всегда порхали – это мой инструмент, совершенный и всегда работающий без сбоев. А сейчас они были словно ледяные сосульки, твердые и ленивые. Я пробовала раз за разом: гаммы и упражнения, аккорды и этюды. И ничего из этого не смогла доиграть до конца без ошибки.

Кто-то заглянул в дверь, но я даже не повернула головы, продолжая смотреть на свои деревянные пальцы.

– Ой, извините, – пропищал тонкий девичий голосок, – доброе утро!

– Считаете, что доброе? – спросила я с привычной улыбкой.

И дверь с печальным скрипом закрылась.

«Совсем не доброе, и дела хреновые, и парень бросил, и даже поиграть одной не дают!»

Разумеется, я не могла такое сказать вслух. Но и дальше так продолжать нельзя: еще весь день впереди. Нужно срочно привести себя в норму. Я вышла из зала и пошла по длинным коридорам, медленно наполнявшимися первыми студентами. Кто-то здоровался со мной, некоторые желали доброго утра, а я лишь упрямо шла дальше, почти не задерживаясь, не переставая постоянно улыбаться и кивать в ответ. Чем дальше я шла, тем сильнее к горлу подступал комок горечи. Мне срочно нужно было остаться одной, и к счастью цель уже близко. Я позорно скрылась в туалете, подставив ладони под струю горячей воды, стараясь согреть занемевшие пальцы.

Рина у раковины

Но и тут карма в лице Иры настигла меня.

– Завидую я тебе! – Она закончила с тушью и теперь занялась губами. Темно-малиновая помада смотрелась немного пугающе, но удивительно хорошо сочеталась со строгим бордовым костюмом. – Это когда тебе двадцать, можешь позволить себе кувыркаться всю ночь, потом прийти на работу не накрасившись и все равно выглядеть юной и милой. И это нормально! А если я в свои годы такое выкину, весь факультет потом до следующего лета будет мне косточки перемывать, включая студентов и уборщиц. Так что радуйся, девочка.

Глава 2

«Неплохо. Очень даже!»

Я немного задержался у большого зеркала, в последний раз поправляя новый галстук. Все нормально: прическа не сбилась, лицо выбрито, узел подтянут, костюм не помялся. Похудеть, конечно, не мешало бы. Весы утром показали шестьдесят семь – на два килограмма больше положенной при моем росте нормы. Ладно, потом займусь. Начинаем!

Едва войдя в комнату, сразу отметил, что свет не горит. Машинально щелкнул выключателем – и на потолке замерцали холодные вспышки галогеновых ламп. Царивший ранее оживленный гомон стих, а в спину донесся шепот недовольного ворчания.

– Напоминаю всем, что по СаНПиНу в рабочем помещении свет должен быть включен. Доброе утро, коллеги!

– Доброе утро, Егор… – унылым гулом ответил мне десяток голосов.

– Что у нас сегодня плохого?

Я подошел к большому настенному календарю с обнаженной грудастой брюнеткой на нем и обвел в красный кружок шестое июня. Двадцать дней. Почти получилось. Машинально покрутил разноцветную фенечку на левом запястье, повесил сумку в шкаф, устроился за столом, расстегивая пиджак и включая ноутбук. Три монитора синхронно поприветствовали меня и тут же разразились скопом уведомлений о произошедших за выходные инцидентах. Мысленно чертыхнулся: многовато.

– Сегодня понедельник, – отозвался на мой вопрос колобок Антон, не выныривая из-за своей баррикады экранов и увлеченно щелкая мышкой, – это уже плохо.

– Спасибо за очевидный факт. Я за кофе, через десять минут жду всех в переговорке.

Ненавижу понедельники. Полдня уходит только на разгребание почты. Потом еще полдня на составление еженедельных отчетов. Самый бесполезно потраченный день. Я с тоской посмотрел на большую пустую чашку, сиротливо стоящую рядом с настольным календариком, где помимо срочных дел отмечены и сверхсрочные. Так, сначала кофе!

Спустя десять минут я сидел во главе большого круглого стола, обводя мрачным взглядом свою команду и потягивая терпкий горьковатый напиток. Вкус был, мягко говоря, посредственный. Надо будет завхозу Свете сказать, чтобы поменяла поставщика зерен, совсем уж дешевку подсовывают. Поморщившись от пережженного запаха, обвел коллег пристальным взглядом.

Егор

Девять пар глаз жадно следили за мной, ожидая разноса. Ну что ж, не будем разочаровывать публику.

– А где Андрей и Юля?

Ответом было молчание.

– Понятно, опаздывают.

Тяжело вздохнул. Всегда найдутся те, кто ни во что не ставит чужое время. Все как обычно.

– Ладно, начнем без них. Что у нас стряслось? Кто дежурил на выходных?

– Я дежурил, – хмуро проворчал великан Вася. – Сургутнефть отвалился вчера.

Плохо, слишком крупный клиент.

– Что случилось?

– У них связь пропала. Там какие-то работы проводились, и во всем дата-центре электричество вырубилось.

Я присвистнул. Молодцы какие, умудрились. А бесперебойники, надо думать, у них для красоты весь подвал занимают.

– Надолго?

– Почти час не было. Потом все поднялось, а канал не восстановился. Я сервак ребутнул.

– Зачем?

Я даже опешил. Ладно, новички, но Вася-то уже не первый год работает!

– Ну, вдруг помогло бы.

Так, спокойно. Я покрутил фенечку на запястье, напомнившую о том, что сегодня никак нельзя раздражаться.

– Вася, ты же… – начал я, но был прерван деликатным стуком.

Дверь открылась, и в переговорную юркнула миниатюрная девушка с копной кудрявых золотистых волос.

– Доброе утро, Юлечка. Опаздываешь, – сказал я, постаравшись интонацией выразить все свое отношение к женской пунктуальности.

– Извини, Егор. Я проспала.

– Уважительная причина, понимаю. – Не факт, что она распознает сарказм, но хоть душу отведу. – Люди придумали будильник почти двести лет назад. Рекомендую завести сразу два: один с тобой не справится.

Все молчали. Ладно, будем вытягивать силой.

– Так зачем перезагружал сервер, Василий? Ты же в курсе, что без электричества он и так выключался? Раз канал не поднялся сам, нужно было на уровне шлюза проверить.

– Ну да, тупанул. – Двухметровый бородач флегматично пожал плечами. – Потом-то я и сам догнал.

– И долго соображал?

– Пока все перепроверили, почти четыре часа прошло.

Я воздел глаза к потолку. Боже, за что? Скажи, где я так нагрешил, что мне всю жизнь приходится работать с идиотами? Но не бросать же убогих.

– Значит, свалим на них. Сами виноваты, что с электричеством аврал устроили, могли бы резервную линию задействовать. Напиши отчет об инциденте и отправь мне на почту. И больше так не поступай с несчастным оборудованием, оно дорогое и хрупкое.

Глава 3

– Все сначала! – Дирижер требовательно постучал палочкой по пюпитру. – С первого такта и повнимательнее!

Оркестр недовольно зашелестел нотами, но оспаривать слово дирижера – себе дороже выйдет. Бесстрашных не было. Я с тоской посмотрела на время. Репетиция продолжалась уже четвертый час, но прогресс шел слишком медленно. Студенты хоть и не были новичками, но слишком несыграны. Третий курс, им банально не хватало опыта, чтобы слышать не только себя, но и звучание друг друга. Эх! Помнится, когда-то, еще недавно, я тоже была такой же.

Впрочем, нет. Так отвратительно я никогда не играла.

И теперь приходилось тратить время и силы, подменяя заболевшую солистку с фортепианного. Хотя у них там бриллиантов – каждый второй. Но у всех же конкурсы на носу, ни у кого времени нет!

Я самая свободная, оказывается. Зашибись просто.

– Скрипки, начиная с семидесятого такта, постарайтесь не сбиваться с ритма, – раздавал дирижер последние указания. – Флейты, вы фальшивите! Гобой, ты знаешь, что такое «sostenuto»?

– Это «протяжно»? – неуверенно спросил худой, как щепка, парень в очках с такими линзами, что я поражалась, как они вообще держались у него на носу.

– Ты спрашиваешь или утверждаешь?

– Эм-м-м… Утверждаю.

– Вот и я утверждаю, что играешь ты протяжно! Так, как будто кота за яйца тянешь к ветеринару! А надо «сдержанно». Сдержанно, понимаешь?!

Народ украдкой заулыбался. Когда уже пожилой, абсолютно седой Сергей Витальевич входил в раж, он словно становился моложе лет на двадцать минимум и вообще переставал выбирать выражения. О его темпераменте среди студентов легенды слагали. Его именем старшие курсы пугали вчерашних абитуриентов. Угораздило же попасть в оркестр именно к нему!

Естественно, после первых репетиций народ видел, что дедуля-то вполне адекватный: хоть и бывает резок, но всегда по делу. И начинал понемногу расслабляться. Конечно, если прилетало тебе, то это было очень обидно. Но когда взбучку устраивали другому, – вот тогда всем сразу становилось веселее.

Лицемеры.

– Ударные, держите темп, ради Христа!

– Апчхи! – раздалось оглушительно на всю аудиторию.

– Кто чихнул?!

Все замолчали. Дирижер ждал, сердито постукивая палочкой по пюпитру. Наконец, сидевшая рядом со мной вторая скрипка хмуро подняла вверх смычок.

– Сударыня, если вы заболели, то надо сидеть дома! А не тащиться на репетицию и заражать мне весь оркестр!

– Да не больна я! – Смуглая круглая девочка с длинной косой толщиной в мою руку раздраженно передернула плечами. – У меня просто аллергия! На… на… на парфюм, вот! У кого-то не очень качественный, наверное.

И выразительно покосилась в мою сторону.

– Апчхи! – снова не сдержалась она.

Так и есть: гриппозная. А вину на меня решила свалить?!

Нацепив заботливую улыбку, я молча развернулась к «аллергику» и протянула ей свой платок.

– Возьмите, пожалуйста, он абсолютно новый! Так будет легче.

Та, не веря, нахмурилась, но все же взяла себе.

– Клавишные, взаимовыручка – это очень благородно с вашей стороны, – прокомментировал мэтр. – Но в следующий раз просто постарайтесь не душиться так сильно. Все готовы?

И репетиция продолжилась в том же духе. Нервно, с окриками дирижера, с переглядыванием между собой. С попытками спихнуть свои ошибки на другого, хотя даже я слышала все промахи музыкантов. Ударные сбивались, флейта все так же фальшивила, да и кларнет тоже. А гобой… Он кота не просто к ветеринару тащил, он его там кастрировать собирался, похоже.

Кошмар. Нельзя так издеваться над Шубертом. Да, композитор умер давно, но музыка-то живая!

Я старалась играть как обычно, мыслями раз за разом возвращаясь к вчерашней репетиции. Вспоминала, как мы с Аркадием брали одно произведение за другим и превращали их в маленькие шедевры. Как чудесно звучал инструмент, как красиво вторил ему баритон. Вот вчера была музыка, настоящая, прекрасная.

Рина за роялем

Звуки, издаваемые сейчас оркестрантами, даже близко не напоминали такое. Жалкие потуги слабых студентов: им бы по нотам сыграть правильно – уже достижение будет. А ведь скоро выступление! Если пианистка не выздоровеет, то играть придется мне. И что делать?

– Всем спасибо, – Сергей Витальевич взглянул на часы и осознал, что пропускать обед в его возрасте никак нельзя, – на сегодня все свободны.

Студенты радостно заулыбались, вставая и разминая затекшие от долгого сидения конечности.

– Кроме скрипок и виолончелей! – добавил он, подхватив пухлый старый портфель и устремляясь к выходу бодрым шагом. – Вас я жду через час здесь же, будем дорабатывать Генделя!

И почти выбежал за дверь, не оставляя маневра для возражений. Некоторые из радостных лиц мигом покрылись серыми пятнами разочарования.

Глава 4

Небольшая пауза затягивалась, и из-за этого воцарившееся молчание становилось все более угнетающим.

– Постарайтесь расслабиться. И давайте еще раз вместе проговорим, – произнес тихим вкрадчивым голосом молодой парень в больших круглых очках c очень толстыми стеклами. Он сидел напротив за большим письменным столом и просматривал блокнот с заметками. – Итак, вы считаете, что подвержены приступам неконтролируемой агрессии. И началось это не так давно, правильно? Но вы боитесь, что можете быть опасны для окружающих. А последний срыв и вовсе привел к преждевременным родам у незнакомой женщины. Все верно?

Что-то мне не нравились такие формулировки. Когда я делился своими проблемами, это выглядело несколько иначе.

– Не передергивайте, доктор. – Пожал плечами, ощущая зарождающееся внутри раздражение. – Вижу, куда вы клоните. Про опасность для окружающих – исключительно ваши домыслы. И упрятать меня в психушку под этим предлогом не получится.

– Разве я что-то говорил о стационаре? Хотя, в вашем случае такая терапия оказалась бы более эффективной, только это уже не по моему профилю. Но точно лучше попыток самолечения сомнительными методами.

И он выразительно посмотрел на фенечку, обхватывающую мое правое запястье. Захотелось машинально ее покрутить, но я заставил себя сидеть спокойно, откинувшись в кресле и закинув ногу за ногу. Даже покачал мыском ботинка для убедительности.

Если не по его профилю, то зачем он вообще это сказал?

Все пошло не по плану почти сразу. Битых два часа я потратил, сидя в интернете и выискивая хорошего психотерапевта. Изучал отзывы, спрашивал рекомендации на форумах, выбирал клинику. Смотревшая с фото жизнерадостная бабулька с докторской степенью и внушительным списком достижений казалась идеальным вариантом. Ценник у клиники, правда, был конский, но зато не пришлось ожидать в очереди несколько недель. И разумеется, полная анонимность: рисковать я не мог.

Захотелось развернуться и сразу уйти, когда на приеме меня встретила не она, а вот этот безусый цыпленок, который, наверное, только вчера диплом получил. Если вообще не купил. А все потому, что бабуля изъявила желание покинуть не только клинику, но и этот свет. Умерла доктор наук, скоропостижно, так и не дождавшись моего приема. Все усилия коту под хвост! Обидно было настолько, что я даже забыл написать жалобу на администратора, который просто передал назначение другому врачу без моего разрешения. Это вообще законно так делать?

– Метод «Мир без жалоб» работает для миллионов людей, – вступился я за выбранный подход.

– Метод? – переспросил он, делая в блокноте новые заметки. – Слишком громко сказано для элементарной задачи проносить браслет двадцать один день на одной руке и не думать о плохом. На мой взгляд, это банальное самовнушение, доведенное до условного рефлекса. Знаете, оно может сработать для тех, кто хочет поменять настроение. Или бросить курить. Но лечить им невроз или депрессию – все равно что при пневмонии аспиринку глотать. Все-таки Боуэн был священником, а не психологом.

– Но проводились же исследования!

– Дадите ссылку хоть на одно авторитетное издание? «Lancet»? «PubMed»? «Psychologies»? «Cochrane», наконец?

Похоже, этот спор мне не выиграть.

– Скажите, Петр… эм-м-м… Алексеевич…

– Александрович, – спокойно поправил он.

– Скажите, Петр Александрович, а разве вы не должны сначала наладить контакт с пациентом? Установить доверие? Вы точно врач?

Он ничуть не обиделся:

– Вам показать диплом? Лицензию?

– Это было бы превосходно. Желательно еще и вкладыш с оценками.

– Обойдетесь, – сухо отрезал этот специалист, продолжая делать пометки. – Егор, хочу напомнить, что вы сами ко мне пришли. Значит, считаете, что вам нужна помощь.

Я несогласно покачал головой.

– Я пришел не к вам, а к Анне Львовне.

– Вы могли уйти, узнав о замене врача. Но остались, и это было ваше решение.

Белые стены кабинета неприятно резали глаза.

– Почему здесь так светло? Разве психотерапевту не полагается иметь уютный кабинет с нейтральными цветами, бархатными шторами, с кушеткой или диванчиком?

Мягкое кожаное кресло подо мной сейчас казалось деревянной табуреткой.

Егор у психолога

– Вы смотрите слишком много сериалов, – не поддался он на провокацию. – И почему вы уходите от вопроса?

– А вы еще ничего и не спросили.

Озадаченный врач почесал щетину на подбородке. «Надо будет тоже завтра побриться», – мелькнуло в голове.

Он поднял на меня свои спокойные глаза, цвета арахисовой пасты, и нарочито медленно произнес:

– Очень трудно помочь тому, кто этого не желает.

– Я желаю, я же здесь.

– Тогда почему мы половину сеанса говорим обо мне больше, чем о вас? – спросил Петр-Как-Его-Там.

Глава 5

– Идея хорошая, – протянула Ира, скептически глядя на результат моих усилий. – Реализация подкачала.

Когда она сказала, что ей не хочется сегодня шумных заведений, а просто посидеть где-нибудь с вином, то я, не раздумывая, пригласила к себе. Съемная однушка не радовала роскошным интерьером, зато позволяла спокойно расслабиться без существенного урона кошельку. Вино Ира обещала принести сама, заявив категорично: «Все равно ты в этом ничего не понимаешь!»

Я же на правах радушной хозяйки решила побаловать подругу, приготовив что-нибудь необычное. Увы, в холодильнике запасы подходили к концу, в магазин идти было откровенно лень, поэтому выбор был сделан в пользу фаршированных каннеллони, запеченных в сливках. Перемешала фарш с мелко измельченными шампиньонами, добавила сметану, потом бережно вложила полученную смесь в тонкие желтые трубочки. Дальше, надо было запекать это в тридцатипроцентных сливках. Конечно, по закону подлости сливки оказались просроченными. Не беда! Было принято, как потом оказалось, стратегически неверное решение заменить их молоком. Которого тоже осталось едва на полчашки, и оно закрыло макароны лишь наполовину. Пришлось обернуть форму фольгой, рассчитывая, что закипевшее молоко сможет таким образом равномерно пропарить все блюдо.

– Н-да, необычный вкус, – дипломатично сказала Ира, осторожно пробуя кусочек, поспешно запивая его вином и отодвигая тарелку в сторону. – Интересный.

Я покосилась на свою порцию. Коварные каннеллони частично размякли, умудрившись перевариться снизу, при этом сверху остались в состоянии жесткого аль денте. То есть, недоваренные, попросту говоря.

– Суши?

– Суши.

Надеюсь, я не слишком поспешно согласилась? Признавать кулинарное поражение было, конечно, обидно. Но где обида и где суши?

– Все, скоро привезут! – довольно сказала Ира, откладывая телефон. – Давай за нас!

Мы чокнулись и выпили. Прохладное сладкое вино окутало меня приятным ароматом.

– Ух ты, вкусно. Что это?

– И давно ты стала в вине разбираться?

– Недавно. На уровне «сухое – полусладкое», – призналась я.

– Тогда запоминай! Это – айсвайн, – тоном умудренного опытом наставника разъяснила Ира. – Прекрасный плод австрийских чародеев. Виноград собирают с первыми холодами, чуть-чуть подмороженный. И получается такое свежее сладкое вино. Нравится?

– Очень. – Я чуть ли не замурлыкала от удовольствия, делая второй глоток. – Ты лучшая!

– Подлиза, – проворчала подруга, но было заметно, что ей приятно. – Давай выкладывай, что за беда у тебя стряслась?

Вино дарило приятную легкость, скрашивая горести жизни и настраивая на болтливый лад.

– Вчера была у психолога, – начала я с конца.

Ира удивленно подняла брови.

– Всегда считала, что они лечат от депрессии, а не ввергают в нее.

– Нет у меня депрессии, – заверила я. И, глядя на скептическое выражение ее лица, добавила: – Тогда, в туалете, не считается, минутная слабость. Я девочка все-таки, могу себе позволить!

– Ну-ну, – протянула она. – И что психолог сказал?

– В этом и беда. Вечер выдался ужасный! Во-первых, на входе меня чуть не снес какой-то парень, еще и наорал. Знаешь из-за чего? Потому что его в дверях не пропустила!

Даже вздрогнула, вспомнив это торнадо.

– Псих обыкновенный, подвид самцовый, – пожала плечами подруга. – Видать, не зря ходит к психологу, лечится от чего-то.

– Эй! Я вообще-то тоже туда шла!

Ира, извиняясь, сжала мою ладонь.

– Прости. Ляпнула, не подумав.

– Во-вторых, – продолжила пересказ своих злоключений, – выяснилось, что милейшая бабуля, к которой я ходила все это время на сеансы, внезапно умерла от сердечного приступа. Ужас, правда?

– Действительно ужас. Это что же такого надо было рассказать врачу, чтобы довести его до инфаркта? Да ты страшная женщина!

Я осуждающе посмотрела на хихикающую подругу: ей бы все веселиться.

– Я тут ни при чем! Просто возраст сказался, похоже. Как ты можешь так шутить?

– Немного черного юмора еще никого не убило, – возразила она. И закончила, откровенно смеясь: – В отличие от твоих откровений, похоже!

– Да ну тебя! – Я насупилась и отвернулась. – Не буду тебе ничего рассказывать.

– Ринусик, ну не обижайся! – Она легонько погладила меня за ушком, как котенка. – Я тебя люблю и просто стараюсь разрядить обстановку. Смотри, у тебя вино почти кончилось. Еще подлить?

И не дожидаясь согласия, щедро плеснула в мой бокал. И в свой, разумеется.

– Так и быть, ты прощена! – смилостивилась я после очередного глотка этого прекрасного напитка.

– Так что там с твоим психологом?

– Он и не мой. Мой умер. А они взяли и перенесли запись к какому-то мужику незнакомому.

Судя по ее изогнутым в улыбке губам, Ира не оценила степень трагизма ситуации.

Загрузка...