
❢ Первая книга "Русалочка": https://litnet.com/ru/book/rusalochka-b397128
♫ Саундтрек: Максим «Отпускаю».
Поезд шёл медленнее, потихоньку сбавляя ход. А это могло означать лишь одно – пункт назначения близко. Колёса его монотонно стучали, а за окном показался знакомый пейзаж. Чтобы не мучить себя ожиданием «встречи», Таня достала паёк. Пирожки, хоть уже и остыли, но тепло рук бабули впиталось с мукой.
«Вкуснятина», - думала Таня, поглощая печёную сдобу, запивая обычной водой. Она уже представляла вокзал и перрон, где кого-то встречают. Других! Не её. Отчиму это не надо, а больше никто и не знал о её возвращении. Глупая мысль появилась, но тут же исчезла. Она вдруг представила Димку с букетом в руках. Бред! Если учесть, что последнее смс, что он ей прислал, датировалось ещё прошлым годом. Точнее, на стыке годов. Он соизволил поздравить её с наступающим. Она ответила тем же. Было странным желать ему счастья. Как будто чужой! Но ведь это не так? Странно и больно. Но она пожелала, и с тех пор он молчал. Видимо, счастье сбылось? И забылось всё то, что случилось тем летом. Таня тоже пыталась забыть! Но глаза не давали. Слишком уж тёмными вышли, не в мать...
Поезд дёрнулся, и кусочек начинки, в виде картошки, толчёной с лучком, выпал ей на футболку, оставив пятно.
«Ну, и пусть», - с грустью подумала Таня. Перед кем красоваться? Всё равно не увидит никто! Рогозин ей даже не слал поздравлений. А мог бы прислать пару слов. Его смартфон прижился, правда в папочке «видео», взамен эро-фильму и ролику с Димкой, появились другие, куда более ценные кадры из жизни, совсем непохожей на ту. Таня открыла раздел, листанула, взяла наугад, и в наушниках тут же раздался любимый, родной голосок. Голосок её сына! Зачем ей отныне мужчины, если самый любимый из них – плод её собственных мук, нарождён, подрастает, и пытается встать? Он заревел на экране. Таня умильно вздохнула. Рыжиком он был в неё, светлая кожа, веснушки уже проступают на детских щеках. Вот только глаза…
Приехав с Олеськой за ручку к родне, она не ждала угощений. Родные могли бы прогнать. Но они не прогнали! В свои пенсионные «за шестьдесят» они переехали в пригород, дальше от пыльной жилой суеты. В домике было пять комнат, обжио́й была только одна. Коротавшие рядом всю жизнь, они и сейчас продолжали ютиться бок о бок, зимой зажигая в гостиной камин, а летом – распивая чаи на веранде.
Бабушка пела, да так, что весь дом дребезжал. Таня всерьёз помышляла, что именно это и стало причиной их переезда. Едва ли соседям понравится, если за стенкой проводят уроки вокала. Теперь, в своём собственном доме, она продолжала учить с чистой совестью. Правда, лишь до поры, как в пределах жилища не появился её «конкурент». Сынок был тревожным, и плакал ночами так громко, что у Тани звенело в ушах. Врачи говорили: «Пройдёт». И прошло! Но последствия первых трех месяцев ещё долго аукались странным неврозом. Таня вставала ночами, склонялась к кроватке и слушала – дышит ли сын. Было страшно представить: «а что, если нет?».
- Съезди, развейся, Танюша, - велела бабуля, провожая, почти выдворяя её за порог.
Будучи светской персоной, она надевала всё лучшее разом даже гуляя за хлебом. И в домашнем смотрелась эффектнее, чем в «выходном». Ибо жизнь – это сцена! И пенсия вовсе не повод забыть о себе. Карьера солистки оставила след на душе и на сте́нах. Афиши со звучным именем «Нонна Грушницкая» украшали углы. Бабуля сияла и пела, пока с пьедестала её не столкнул «какой-то щегол». Тема была щекотливой, и Таня старалась не трогать больную мозоль.
Дед был другим. Трудясь рядом с Ноной, он буквально служил маяком её жизни. А проще сказать, осветителем сцены. Ибо свет – это жизнь! А без света, даже красавица Нонна с её кружевами, становится просто пятном. Леонид оставался невидимым ею, хотя и страдал от любви. Куда там? Когда от обилия взглядов, цветов и оваций, двоится в глазах! Но число конкурентов редело, а в последние годы и вовсе осталось всего ничего, самых преданных жанру и голосу Нонны, мужчин. Правда, и те изменили привычкам, когда их звезда перестала сиять. Оказалось, им было без разницы, кем из вновь прибывших звёзд любоваться, и кому кричать: «Бис». И вот, когда все разбежались, остался один не свергаемый «столп», Леонид. Он признался в любви, как положено, встав на колено. И получил ультиматум: «Или я, или театр». Леонид решил, что театров много, а Нонна такая одна. Он ушёл и отныне трудился электриком в сфере далёкой, от театральных высот.
Когда Таня приехала к ним, то она умолчала о том, что беременна. Было стыдно до жути! За этот внезапный приезд. За сестру. Которая, впрочем, совсем не стыдилась. И в первый же вечер сказала, что станет такой же великой певицей, как Нонна. Той польстило! Не суть, что для Леськи любой, кто «висит на стене» - равносилен кумиру. С тех пор Нонна грезила мыслью о том, что «Олесечка будет её продолжением», и «заткнёт всех за пояс у них во дворце».
Когда скрывать свой живот стало трудно, как и приступы утренней слабости, Таня решила сознаться во всём. Готовилась, словно на казнь! Предвидя тираду от Ноны о нравах и временах. Готовясь быть выгнанной. Вот только Олеська её превзошла.
- А у Таньки залёт, - сообщила она между делом.
Вареник застрял по пути, не достигнув желудка. И Таня закашлялась. Леонид посмотрел на неё сквозь очки. А Нонна вздохнула.
Не в силах стерпеть этот груз, Таня сбежала, упала в кровать и заплакала. Спустя минут пять в её дверь постучали. Бабуля присела на край, запахнула халат и… погладила Танину ногу:
- Ничего, девочка, поплачь.
Пока Таня плакала, бабушка ей рассказала о том, как «грешила» сама, и сколько детей у неё могло быть, кроме папы.
Беременность двигалась плавно. Живот её рос. Олеська сопела, приложив с умным видом стакан и пытаясь расслышать ребёнка. Она не пыталась узнать его пол. И когда, под надзором врача, одного из знакомых бабули, появился на свет её сын, то заплакала, впервые подумав о том, что тот будет расти без отца. Может, поэтому плакал Егорка все первые месяцы жизни? Ну, а после привык! Стал крепко спать, переваривать смеси. Грудь отчего-то не брал, только пробовал. И, скрепя сердце, Таня его оставляла на вновь обретённых родных. Ибо выхода не было! Отчим решил переехать, а мамины вещи раздать по соседям, если Тане они не нужны.
Поезд «причалил» и намертво встал, закрепившись колёсами. Таня продвинулась к выходу. С собою был только рюкзак. Всего-то на насколько дней. Поделать дела, и – к Егорке!
Город её встретил солнечной, ясной погодой. И только сойдя на перрон, она осознала, что… дома. Будто сам воздух хранил морской бриз и впивался солёными каплями в лёгкие, напоминал о былых временах. Таня вдохнула его, водрузила очки на обсыпанный свежими пятнами нос, и уже собиралась отправиться прочь от людской толчеи. Как вдруг её кто-то окликнул:
- Девушка! – услыхала она, замерла. Хотя на перроне, помимо неё было множество девушек, но она поняла, что мужской баритон обращается к ней. И опять, как бывало уже много раз, перед мысленным взором возник Димкин образ. Волосы с лёгкой волной, тёмный взгляд с неизменной усмешкой. Разум был глух! Но сознание тут же продолжило этот сюжет…
Как она обернулась, а он, непременно с букетом в руке, подошёл и обнял её крепко, прижался губами к виску и шепнул ей на ушко:
- Я так ждал тебя, Таня.
- Вы обронили! – настиг её голос мужской, но не Димкин.
Она обернулась. Увидела парня. Того, кто её пропустил в поездную уборную, невзирая на гвалт шепотков. В руке у него был билет. Она поняла, что тот выпал из джинсов. Пожала плечами:
- Зачем он мне?
Парень вгляделся в бумажку. Он был симпатичным, высоким и смуглым уже. Видно, пляж был излюбленным местом последние пару недель.
- Таня? Угадал? – он сощурился, стянув с глаз очки.
Таня припомнила, что на билете остались её инициалы. Но решила остаться инкогнито.
- Таисия, - не краснея, соврала она.
Он изогнул одну бровь, будто решая, идёт ли ей это имя. И усмехнулся, одобрив – идёт.
- А меня Дима зовут, - сознался в ответном порыве. И Таня подумала: «Хоть бы соврал».
Она вернула присутствие духа, с трудом поборола желание двинуться прочь.
- Тебя подвезти? – улыбнулся случайный знакомый.
Таня, мотнув головой, отшутилась:
- Погода хорошая, лучше пешком.
- Лучше, согласен. Но я с багажом, - он покосился на свой чемодан, приютившийся сбоку, подобно питомцу.
- Понятно, - ответила Таня, и поправив рюкзак на плече, улыбнулась:
- Можешь оставить на память, - она посмотрела на жёванный листик в руке у него.
Парень вздохнул:
- Может, напишешь мне свой телефон, Смирнова Таисия?
Таня зарделась. Какое-то слишком весомое имя, как бальное платье с корсетом и пышными юбками в пол.
Он выудил ручку и ей ничего не осталось, как выписать несколько цифр на весу.
- Вот, - протянула она.
- Ух, ты! – он припрятал билетик в карман.
- Мне пора, - торопливо промолвила Таня.
- Я позвоню, - заверил попутчик в ответ.
Они попрощались на радостной ноте, и Таня подумала: «Как бы ни так». Пару цифр она всё же придумала. Может, и зря? Спонтанный курортный роман мог бы здорово скрасить её пребывание здесь. Но… не с парнем по имени Дима. Да и в целом! Она понимала, узнай он о сыне, как тут же исчезнет игривый настрой. Кому нужна мать-одиночка? Да ещё и беднячка! Ни кола, ни двора…
Таня воспрянула. Всё же он стоит всех тягот и мук. Её сын. Её маленький мальчик. И самый любимый на этой земле.
Она шла не спеша, удивляясь тому, как красив этот город, который она покидала в растерянных чувствах. А теперь же, вернулась другой! Солнце здесь было приятнее, ласковей. Будто сама близость к морю уже усмиряла его нарастающий пыл. Массируя плитку ногами, дыша глубоко, Таня шагала навстречу ему. И оно показалось ей краешком, кончиком синей лазури. Манящим, зовущим, родным. Только здесь она вдруг поняла, что соскучилась! Там, где теперь протекала её повседневная жизнь, его так не хватало.
«Море», - подумала Таня, ощущая, как ноги несут её ближе и ближе к его уходящей за край синиве. Хоть дом Леонида и Нонны стоял на окраине города, и вся суета оставалась за кадром, но ей постоянно хотелось чего-то ещё. Словно вкус, позабытый до времени, снова воскрес и вернулся, принося за собой целый ворох различных эмоций и чувств.
Под боком морским, городок этот был беспокойным и шумным. Назвать его тихой гаванью было нельзя! Но суета ощущалась здесь как-то иначе. Терялась в густой череде околдованным морем людей, в загорелых телах отдыхающих, в обилии запахов, звуков, цветов. И даже учиться в такой атмосфере выходило во много раз проще. И каждый свой день она начинала с прогулки верхом, на любимом заезженном велике. И, пока доезжала до места учёбы, лепестки окружавших дорогу деревьев терялись в её волосах. По пути успевала она различить, как жмутся друг к другу боками цветастые лодки. Как расправляют рыбацкую сеть мужики. Минуя застройку, дать повод собакам облаять себя. Если везло, то ей удавалось разжиться вкуснятиной, вроде свежайших, завёрнутых в трубочку, ягод, которые нёс на продажу какой-нибудь местный пацан. Всё это было. И кануло в лету! Теперь её жизнь представлялась иной. Но только сейчас Таня будто бы снова вернулась назад, в своё беззаботное прошлое. Каким оно было давно, много дней, сотню тысяч мгновений назад…
Променад был насыщен людьми. Отдыхающих в этот сезон, называемый «бархатным», было хоть отбавляй. Будто люди решили урвать свой кусочек у лета, насытиться впрок.
- Что вам, девушка? – спросила солидного вида мороженщица. Чепец на её голове завершал нарисованный образ советских времён. Морозильник она берегла, как зеницу очей! И, когда чей-то мальчишка, с зажатой в ладони деньгой, положил пятерню на стекло, она тут же воскликнула:
- Руками не трогать! – и отёрла оставленный им жирный след.
- Дайте лимонное, - Таня решилась, и протянула пригоршню монет. Тех накопилось со сдачи, и они тяготили карман.
Женщина в белом чепце неохотно взяла, посмотрев на неё с сожалением. Со стороны это было похоже на то, будто Таня собрала последние деньги и принесла их сюда.
Получив свой стаканчик, по цвету слегка желтоватый, она приютилась на самой окраине, где полосу утрамбованной гальки от пешеходной тропы отделял небольшой парапет. Таня уселась поверх, поместила рюкзак ближе к телу. Хулиганов здесь хоть отбавляй! Зазеваешься только, и сумку с вещами упрут из-под носа.
- Что ты с собой сделала? - это первое, что спросила Таня, увидев подругу. Вместо мягких, игривых кудряшек цвета каштана, на голове у Инки теперь красовались идеально ровные белые пряди. Как будто она их старательно гладила.
Восторги лились непрерывным потоком из Инкиных уст, и Таня едва успевала отслеживать ход её мысли.
- Тебе нравится? - подруга, тряхнув головой, повернулась.
- Нууу, - протянула Таня, - Непривычно.
- Ничего, привыкнешь! - ответила Инка и тут же опять начала пересказывать сплетни — Прикинь, Серёгу из бара попёрли!
Таня нахмурилась и покосилась на дверь, за которой до сей поры Серджио-бармен колдовал над коктейлями. А кто же колдует теперь?
- А за что? - озвучила грустный вопрос.
Инка махнула рукой:
- Типа за кражу! - сказав это, она тут же фыркнула, всем своим видом давая понять несуразность таких обвинений.
- Жаль его, - Таня вздохнула.
- Да ну! - Инка слегка наклонилась, как будто инфу выдавала секретом, - Он же теперь при делах, в новом клубе тусуется.
- Да что ты? - воспрянула Таня. Она была искренне рада за старого друга. Тот всегда поднимал настроение парой забавнейших шуток, или коктейльчиком, выданным из-под полы.
Инка кивнула и уже собиралась поведать ещё что-то важное, но тут постояльцы её отвлекли. Женщина, с виду за сорок, но по осанке и стилю стопроцентный self-made, уложила ключи, сообщив, что съезжает. И менеджер Инна, мигом надев свой дресс-код, принялась оформлять ей check-out. Гостья присела, пока шёл созвон и проверка сохранности номера. А Таня, вздохнув, отошла.
«Посейдон» не менялся, и фонтан его также шумел, навевая приятные мысли. Брызги чуть-чуть доставали лица, если вытянуть шею и встать ближе к краю. Что Таня и сделала, и закрыла глаза, наслаждаясь моментом! Вспоминая, как каждое утро ходила сюда на работу. Как в одном из его номеров обнаружила «логово зверя». То, что он сделал с ней там, на квартире, она тщетно старалась забыть. Не могла! Ибо даже сейчас, стоило ей лишь подумать, как сознание сковывал ужас.
Чтобы выгнать из памяти прочь этот не самый счастливый момент её жизни, она принялась размышлять о другом. О встречах на заднем дворе, где её поджидал Димкин мотик. То, как он клянчил пароль от wi-fi, как жевал пирожки, а потом жирным ртом целовал. И как ни пыталась она увернуться, но он умудрялся поймать её губы и оставить свой след...
Ей было всё ещё больно его вспоминать! Поэтому Таня свернула в другое, спокойное русло. Где другой человек предлагал регулярные встречи. Рогозин. Первое время она обижалась, кляла его «честность» и даже хотела вернуть телефон. Но тот уже стал ей привычен, к тому же, отменное качество видео позволяло узреть на экране любую деталь. Поворот головы, шумный выдох и пальцы, на одной из костяшек которых виднелся отчётливый шрам. То видео с Димкой она засмотрела до дыр, и, даже не видя, по памяти себе представляла задумчивый профиль. Он думал недолго, и цифра, которую выдал Рогозин, легла на удобренный жадностью грунт. Он попросту продал её! Но притом не отдал. А Рогозин? Он выкупил Таню, но та оказалась ему не нужна...
Шумный вздох предварил возглас Инки. Таня смахнула слезу. Придала выражение радости мгновенно потухшему взгляду.
- Танюх! - прокричала подруга.
Вернувшись за стойку, Таня взглянула на перстень у той на руке. Камень был явно живым, и расцвёл на глазах, стоило капельке света попасть в его грани. Инка сощурилась жадно.
- Брюлик, прикинь? - хвастанула она.
- Да ладно, - ответила Таня, прикинув в уме, сколько стоит такое количество ценных карат, - Неужто стащила?
- Ты чё, вообще? - возмущённая Инка, постучав себе по лбу, призналась, - Толян подарил.
Таня нахмурилась:
- Что за Толян? - в голове у неё эта бандитская кличка никак не вязалась со сдержанным именем Толя, коим подруга звала своего ухажёра ещё до того, как дала отворот-поворот.
- Ну, Толик, - Инка смутилась, кусая губу.
- Женатик твой что ли? - додумалась Таня и тут же добавила, - Ты же его прогнала?
- Ц! Ой! - недвусмысленно фыркнула Инка, давая понять, что река, сколько раз ни входи, будет также заманчива и неприступна. Вот только, до дна не достать...
Таня хотела её образумить. Ну, или хотя бы, попробовать. Ибо подруга всегда умудрялась уйти от расспросов, сославшись на занятость и на табу. В этот раз, на Инкино счастье из лифта на свет показалась Круэлла. Процокав до стойки, она обратилась:
- Где гостья из номера люкс?
Замена Самохиной, девушка внешне не слишком приметная, указала в фойе, где восседала та самая гостья. Круэлла хотела уйти, но тут заприметила Таню.
- Смирнова, ты ли? - идеальные брови её изогнулись, рот, подчёркнутый яркой помадой, выражал недовольство. Как будто взамен подчинённой она разглядела букашку на лацкане пиджака.
Таня в момент ощутила себя «на работе», и уже собиралась сказать, что сейчас же займётся делами, как вдруг поняла, что она здесь никто. И теперь даже босс ей уже не указ!
- Здравствуйте, Ольга Петровна, - деловито кивнула она.
Но вместо приветствия администратор ей тут же «отпела»:
- Свободных вакансий нет.
Таня пожала плечами:
- Да я и не претендую.
Круэлла поправила пуговку на пиджаке. Вид у неё, как всегда, был с иголочки.
- В таком случае что ты здесь делаешь? - неприязненный тон был подчёркнут убийственным взглядом.
Таня хотела ответить, что отныне она постоялец, и как гость, недовольна таким отношением. Но вместо этого брякнула:
- Я к подруге пришла.
Инка откашлялась. От взгляда Тани не ускользнуло, как перстень на пальце «отвернулся» сияющим камушком внутрь. Видимо, чтобы не привлекать внимание руководства.
Круэлла кивнула:
- Понятно! Сама не работаешь, и остальным не даёшь?
В ответ Таня только зарделась. Она помнила возглас Петровны, когда уходила с «поста». Только выбора не было! Инка тогда разобиделась, но позже простила ей всё. Круэлла прощать не умела. И её внешний вид говорил о намерении выпороть всех неугодных.