- Три души во мне, три зверя:
Рысь, медведь да серый волк.
Разбрелись по темным дебрям,
Отыскать во мраке толк,
Только толку что - то мало,
Вот и мечутся они,
Вечно попадая в западни...
( Трофим - "Боги, мои Боги...")
Август 1941 г.
Оккупированная немецкими войсками территория СССР
Ржевский лагерь советских военнопленных
Обергруппенфюрер секретного подразделения СС Густав Шульце с явным удовлетворением рассматривал стоящих перед ним пятерых русских солдат. Они были полностью раздеты, у двоих руки связаны за спиной. Особого внимания Шульце заслужил крайний справа - высокий молодой мужчина крепкого телосложения.
Во взгляде его темно-карих глаз, обращенных к немцу, сквозила непримиримая ярость. Офицер приподнял уголки тонких губ в усмешке, повернулся к стоящему чуть поодаль гауптштурмфюреру фон Драйзу.
– Ну что, Франц, до сих пор считаешь русских свиньями? Этот справа, пожалуй, больше похож на медведя. На сей раз Крафт точно будет доволен. Две недели голода и побоев, а они еще держатся на ногах. Пора доставить их в Вайсбах, возможно, кому-то из партии повезет выжить после экспериментов.
Холеное лицо фон Драйза презрительно искривилось:
– Не смеши меня... ты действительно веришь в то, что можно сделать их полезнее путем манипуляций со звериной кровью? Они и так низшая раса.
– Дело не только в крови, мой друг. Аненербе не стало бы тратить время на ерунду. Исследования курирует сам Гиммлер, выделены немалые средства. И с нами же Крафт - гений современной генетики. Конечно, мы с тобой имеем лишь малую часть информации, кругом завеса тайны. Все же я свято верю в проект. Правда, требуется хороший материал, но в нем, как видишь, нет недостатка. Ах, Франц! Мы стоим на пороге искусственного создания живой единицы нового вида, Крафт обозначил его как «Русский вид». Мы войдем в историю!
Шульце холодно рассмеялся, глядя на цепь недавно построенных бараков для прибывающих пленных солдат.
– Подопытных крыс так много... Совсем скоро лаборатории Крафта разместятся в Москве. Мы будем там, самое большее, через полтора месяца. Русские слабы духом, Франц, они умеют только сдаваться. Качественно использовать славянскую расу можно, лишь скрестив с животными, над чем сейчас и работает великий доктор.
– Ты же знаешь, Крафт очень придирчив, ему нужны особенные люди, а не всякий мусор.
– Эти подойдут! Я ставлю на «медведя» - прекрасный экземпляр. Эволюция веками шлифовала его гены до получения превосходной мужской особи. В физическом смысле я имею в виду. Вряд ли столь мощное тело обладает достойным интеллектом.
– Тогда зачем его модифицировать? Он уже сейчас выглядит как дикое животное. Только посмотри, как скалится, будто готов зарычать.
– Надеюсь, все его зубы и кости целы. Крафт настаивает на сохранности плоти будущих подопечных.
– Чтобы калечить эту плоть самому!
– Всего лишь улучшать для эффективного использования в дальнейшем.
Офицеры сдержанно рассмеялись. День явно задался.
– Грязный рус даже не представляет, какая миссия уготована ему великим Рейхом.
– Тупая скотина, - Франц сплюнул себе под ноги, проследив, чтобы жест не повредил чистоте идеально черных сапог.
– Его мозги требуются лишь для трансформации, а после для четкого выполнения инструкций. Довольно разговоров, пошлите их Крафту, сюда скоро прибудет новое "мясо".
Наши дни
США. Вашингтон. Овальный кабинет Белого дома
Президент США
Глава Пентагона
– Господин Президент, русские снова настойчиво требуют, чтобы мы предоставили им копии материалов засекреченного проекта «Русский вид», а также передали выжившие экспериментальные образцы, имеющие славянское происхождение.
– Такое невозможно даже представить! Меня поставили в известность только пару дней назад, я думал это чей-то глупый розыгрыш!
– Увы нет, сэр. Официально проект закрыт, но в Исследовательском Центре Невады сейчас находятся пять живых объектов.
– Как об этом пронюхали русские?
– Они владеют информацией еще со времен конца Второй Мировой. Возможно, что-то попало им в руки после взятия Вайсбаха, хотя Крафт заверял, что уничтожил основную документацию и почти всех испытуемых.
– Так почему же и мы не можем замести следы, раз проект признан несостоятельным? Какого черта мы должны что-то отдавать русским? Какого черта "кролики" понадобились им спустя столько лет?
– Возможно, здесь дело принципа. Русские требуют вернуть своих граждан или точнее то, что от них осталось на историческую Родину.
– О ком вообще идет речь? Жертвы германских опытов сохранили человеческий облик? Они разумны?
– Более чем… Внешне выглядят как люди - пятеро мужчин в отличной физической форме, европеоидные черты лица, характерная славянская внешность. Но вот их генотип… Хм... Нацисты хотели вывести новую расу, скрестив человека и животного. Использовать представителей арийской расы им не позволяла гордость, возможно ли смешать кровь богоподобного арийца со звериной?!
Евреев же считали слишком ничтожными для подобных задач. По мнению главного идеолога проекта, доктора Вильгельма Крафта, именно русские подходили идеально. Еще Вирт писал, что истинные славяне - это раса отличных воинов: сильных, бесстрашных, преданных своему вождю. Но по сути своей русские лишь высокоразвитые животные, которых необходимо держать на цепи как свору обученных собак.
Вдохновившись идеями Крафта, безумный фюрер мечтал вывести новый «Русский вид» - расу идеальных слуг, суперрабов, неприхотливых и выносливых солдат со звериной силой и чутьем. Для своих экспериментов нацисты применяли биоматериалы медведя, волка, снежного барса, тигра и рыси. Животные также были доставлены с территории Советского Союза.
Опыты начались еще в 30-е годы прошлого века, но после успешного наступления Германии в 1941 году, доктор Крафт получил в свое распоряжение множество человеческих образцов, колоссальный генофонд русских. В основном то были военнопленные солдаты. Никто и никогда в мировой истории до Крафта не имел возможности использовать столько здоровых людей в качестве подопытных обезьянок.
Наши дни
г. Тюмень
Уже которую ночь Машу Русанову мучили кошмары. Ей снился один и тот же сон, как будто она заблудилась в огромном пустом здании, похожем на заброшенный завод - гулкие, пыльные коридоры, разноцветные клубки проводов вдоль стен, мешки с цементом и строительный мусор. Кричать бесполезно - в ответ слышится лишь противный топоток крысиных лапок по растрескавшейся плитке столовой да монотонный стук капель из ржавого крана.
Из ночи в ночь Маша бродит одна по пустым грязным цехам и не может отыскать выход, а потом неподалеку раздается грозное рычание голодного хищника. И Маше приходится бежать через бесконечную галерею одинаковых помещений, испытывая смертельный ужас от приближающейся погони. Спрятаться негде... надеяться не на что - пощады не будет.
Скоро неведомый зверь настигал ее, волосы разметались от его тяжелого дыхания, огромные когти позади царапали серый забетонированный пол. В сумраке Маша натыкалась на стену, падала и, обернувшись, успевала заметить над собой горящие злобой глаза и оскаленную пасть с желтыми клочьями пены.
Однажды утром, подскочив на кровати после очередного жуткого сна, Маша долго успокаивала разбушевавшееся сердце. Во рту пересохло, мучительно болела голова, но от таблетки пришлось отказаться, вдруг повредит ребенку.
«Господи, да сколько ж это будет продолжаться! Мне нельзя нервничать сейчас. Малыш должен чувствовать спокойную, счастливую маму, а не психованную истеричку. Наверно, все дело в гормонах. Если бы Вадим был рядом, мне было бы гораздо легче. Нет, не хочу, чтобы он видел меня такой - в обнимку с унитазом».
Маша с трудом поднялась с кровати, чувствуя, как накатывает уже привычная тошнота. Шла седьмая неделя беременности.
«В ванную. Быстренько умыться и что-то поесть. Потом станет лучше».
Признаки раннего токсикоза начали мучить ее с того дня, когда она проводила Вадима в аэропорт. Сейчас, сидя на маленькой кухне с кружкой зеленого чая, Маша с тоской вспоминала последний вечер, проведенный с женихом. Вадим был привычно сосредоточен на предстоящем отъезде и рассеянно успокаивал возлюбленную:
– Солнышко, не грусти. Через пару месяцев я вернусь, и мы подадим заявление в ЗАГС.
– Скажи, куда тебя сейчас отправляют? Это очень опасно? - вздыхала Маша.
Блестяще окончив высшую школу МВД, Вадим, к великому неудовольствию своей строгой матери, не стал строить карьеру в родном городе, а выбрал армейскую службу по контракту. Он был зачислен в подразделение военной полиции. Выбор свой он так объяснял невесте:
– Терпеть не могу бумажную волокиту и все эти чистенькие унылые кабинеты! Я по натуре охотник, Маш, мне нравится как скачет адреналин в крови, когда мы участвуем в операции. Это похоже на оргазм… когда ты чувствуешь, как твоя жизнь, может быть, пляшет сейчас в чьем-то прицеле, и ты должен выстрелить первым. Я никогда не смогу отказаться от подобного кайфа.
– Ты ненормальный, Вадим? - искренне пугалась Маша. - Это же страшно - убивать! Еще ужаснее, что ты сам можешь быть ранен или...
– Я - мужчина! - с легкой улыбкой превосходства отвечал он. - Кто еще должен защищать таких маленьких трусливых девочек, как ты, моя зайка. Надо же кому-то избавлять землю от всякой мрази. Притом, за это сейчас хорошо платят.
– Есть другие способы…
– Мне нравится моя работа. И я в этом деле хорош. Меня ценят. Это все, что я умею делать качественно и действительно хочу делать.
За те два года, что они были вместе, Вадим участвовал в нескольких серьезных мероприятиях по обнаружению и ликвидации бандформирований на Северном Кавказе, был ранен и награжден. Однако точный маршрут каждой поездки его родные узнавали только после удачного возвращения.
– Я привезу деньги, и мы сыграем свадьбу, малыш. Пока подыскивай белое платье пошире, у тебя, наверно, скоро появится животик. Вот же прикольно! Никогда не думал, что стану папой так скоро.
– Тебе за тридцать, а мне двадцать семь, пора бы уже определяться...
– Я всегда думал, что женюсь годам к сорока, когда вдоволь набегаюсь. И потомством обзаведусь тоже попозже. А ты быстренько взяла меня в оборот, солнце. Ради тебя я даже «окольцеваться» готов...
Маша вспомнила, как от его слов и самого небрежного тона у нее похолодело где-то в области сердца.
– Ты собираешься жениться на мне только ради ребенка?
– Ну, раз уж ты «залетела», я просто обязан взять тебя в жены. Я же честный гусар. Эх, да кому ты теперь нужна, моя деревенская простушка? Пропадешь ведь без меня теперь. Ну, не хмурься, солнышко, я все обдумал - ты подходишь мне по всем параметрам. Красавица, хорошая хозяйка, никогда не орешь и не просишь денег. Дома сидишь, читаешь книжки, а не бегаешь по барам как городские шалавы. Ты будешь идеальная женушка для такого старого солдата, как я. Крепкий тыл мне пожизненно обеспечен с тобой, птичка!
Иногда его насмешливо- грубоватая манера речи тревожила и обижала деликатную Машу. Она вспомнила, как долго не принимала настойчивых ухаживаний Вадима, порой даже пугалась его собственнических порывов, слишком бурных проявлений чувств, доходящих порой до откровенного хамства.
И все же этот бравый солдат покорил ее, сумел пробудить желания, о которых она и не догадывалась до встречи с ним. Правда, со временем Маша стала все отчетливее понимать, что это были лишь естественные порывы молодого тела, а не души.
Порой ей казалось, если бы Вадим не уезжал в длительные командировки, она бы не смогла встречаться с ним почти два года. Однажды после короткой размолвки даже предложила расстаться, но Вадим не собирался выпускать из рук покладистую симпатичную девушку, у которой оказался первым мужчиной.
Возвращаясь в личную квартиру, куда он перевез Машу из съемного жилья, Вадим наслаждался покоем семейного «гнездышка», осыпал подарками и цветами, был щедр на комплименты и ласки. Но вскоре тихие прелести домашнего уюта надоедали ему, и он снова рвался «в бой».
Выждав в очереди томительных полчаса Маша выслушала сухое пояснение специалиста:
– Вакансий учителя биологии сейчас нет, возможно, через месяц что-то появится. Мы внесем вас в базу. Ну, вот, требуется менеджер в частную компанию по продаже канцелярских товаров. Это вам может подойти.
Казалось, внутри снова что- то оборвалось или сломалось. Она надеялась что смена обстановки или новое дело смогут отвлечь от грустных мыслей, дать новый смысл жизни, а тут…. Продажи..
– Понимаете, я хочу делать что-то реально полезное людям. У меня нет семьи, детей, я не привязана к городу. Я готова быть волонтером, уехать за тридевять земель, в любую точку планеты. Я хочу кому-то реально помогать!
Молоденькая худощавая девица в очках оторвала взгляд от экрана и удивленно уставилась на Машу, которая горячо доказывала свою точку зрения.
– Я не хочу сидеть в офисе, не хочу продавать обувь и разносить почту! Будь у меня медицинское образование, я бы поехала мед. работником в зону боевых действий. У вас есть какие-то обучающие курсы?
«Господи, что я говорю, зачем так кричу, она решит, что я сумасшедшая...».
В кабинете повисла неловкая тишина. Маша поднялась со стула, собираясь уходить, но служащая Центра занятости ее остановила.
– Ну, раз вы не против длительных командировок и хотели бы работать волонтером… У нас есть запрос от Благотворительного Фонда «Норд» по Заказнику «Северный». Это в Сорокинском районе, недалеко от Ишима. Туда требуются коммуникабельный стрессоустойчивый сотрудник женского пола до тридцати лет. Образование не ниже среднего, желательно педагог, психолог или эколог.
"Уехать, начать все с чистого листа..."
– Я согласна, что же вы сразу не сказали!
– Но вы же еще все условия не знаете! Может, вам и не подойдет? Зарплата, конечно, небольшая, от пятнадцати тысяч рублей, но, зато бесплатное питание и проживание… - девушка замялась, - нюанс в том, что вам придется жить в Заказнике. Контракт может быть заключен на срок не менее года. Понимаете, вам нельзя будет покидать территорию без особого разрешения. Там, кажется, даже нет Интернета и сотовой связи. Глухой лес.
– Я согласна, - выдохнула Маша облегченно и в то же время обреченно. "Год - срок немалый. Многое и во мне может измениться".
– Тогда вот вам анкета, заполните в коридоре и занесете мне, я отправлю работодателю. Если вы их устроите, с вами свяжутся и пригласят на собеседование.
Девушка-специалист ободряюще улыбнулась и снова уткнулась в экран, зависнув над клавиатурой. К некоторому удивлению Маши, ей позвонили уже к вечеру. А на следующий день она сидела в маленьком кабинете старинного трехэтажного особнячка в исторической части города. Невысокий пожилой мужчина с доброжелательной улыбкой рассматривал ее через стол, заваленный бумагами.
– Коротков Алексей Викторович - директор оздоровительного комплекса «Норд». А вы - Мария Васильевна Русанова, правильно?
Маша утвердительно кивнула, пытаясь успокоить не в меру разгулявшееся сердце.
– Вы твердо уверены, Машенька, что не захотите сбежать уже через неделю из нашей «тьмутаракани»? Вы девушка молодая, интересная, не скучно ли вам будет после городской-то жизни?
– Я родилась в маленькой деревне, все детство мое прошло у леса. Но, правда, мне не сказали в чем конкретно будет заключаться моя работа. Смогу ли я соответствовать вашим требованиям?
– Позвольте-ка уточнить, на какой кафедре вы проходили специализацию, Мария? -прищурился Коротков.
– Кафедра генетики и цитологии.
– Прекрасно, прекрасно, Мария Васильевна! А с детишками в школе - как? Ладили?
Маша удивлённо вскинула глаза. Интересовались, значит, ее предыдущей работой…
– В общем, дети меня любили - замялась она, - но с дисциплиной бывали проблемы. Не стану скрывать, коллеги считали, что у меня слишком мягкий характер для современного педагога.
Честно ответила. Пусть и во вред себе. Но Коротков утвердительно кивнул, вернувшись к пометкам в блокноте. Маша поерзала на стуле.
– Так, что касается обязанностей…
– О, ничего сверхсложного! Я вас заверяю. Однако работа требует такта и понимания ситуации. Дело в том, что на территории Заказника сейчас располагается небольшой санаторий, где проходят реабилитацию несколько россиян, которых еще в юности вывезли за пределы нашей страны и удерживали в крайне жестоких условиях.
– И-и… что от меня требуется?
Коротков пристально вглядывался в Машу, ожидая реакции на свои слова. Голос его стал вкрадчивым, сам он чуть наклонился над столом, опираясь на сложенные, как у примерного ученика, небольшие аккуратные ладони.
– Понимаете, Маша, эти… хм… люди совершенно утратили доверие к окружающим. Они предпочитают держаться поодиночке и наблюдать. И наша с вами цель показать им, что мир все-таки дружелюбен, что никто больше не собирается их обижать, что они в полнейшей безопасности. Тогда, возможно, эти… гм… граждане пойдут на контакт, смогут снова общаться и вольются в общество как его полноценные члены.
Окончив монолог, Коротков откинулся на кресле, повыркивая, будто стометровку пробежал.
– Вы со мной прямо как с ребенком разговариваете, начальная школа... - улыбнулась Маша, - но я ведь не психолог, не врач, что я конкретно должна буду делать?
– О-о, не переживайте на этот счет, - замахал руками Коротков, - они достаточно насмотрелись на врачей, скажу вам прямо, они их просто ненавидят. Рядом как раз должны быть обычные люди. Возможно... э-э-э... тоже побывавшие в непростых жизненных ситуациях. А ваша задача - подсказывать, направлять, поощрять, оказывать дружескую поддержку по всем направлениям.
«Что он знает обо мне, разве я указывала в той подробной анкете какие-то обстоятельства своих последних месяцев?» - беспокоилась Маша. - "Требования, конечно, расплывчатые, но вряд ли мошенники набирают людей в государственных учреждениях. Значит, с лицензией все в порядке. Надо попробовать".
Пряный запах темноты, леса горькая купель,
Медвежонок звался ты,
Вырос - вышел лютый зверь...
Наталья О, Шей
Две недели в «Северном» несколько восстановили Машино душевное равновесие. Порой казалось, что она, и впрямь, находится в тихом санатории, где вежливый персонал почти не заметен, предлагается отличное трехразовое питание, никаких обязательных процедур и дивная природа кругом.
Маша рано просыпалась от щебета птиц за окном и долго лежала, прислушиваясь, как в развесистых лапах старой лиственницы снуют шустрые поползни и синицы.
Она открывала настежь окно своей комнаты на первом этаже и, закрыв глаза, наслаждалась утренней свежестью и ароматами хвойного леса. Здесь было необыкновенно хорошо и спокойно. До завтрака Маша обычно ходила к озеру, садилась на оструганное бревно, заменявшее лавку, бездумно вглядывалась в спокойную гладь воды под гортанные крики вечно голодных чаек.
Впервые за несколько последних лет, она чувствовала, что живет тем, что находится снаружи, вокруг нее, полностью забывая свои личные проблемы, страхи и желания. После завтрака Маша также не спешила в свой новый дом, наслаждалась долгими прогулками, ощущая, как восстанавливаются силы и исцеляется тело.
Изредка ее мучила совесть за вынужденное безделье, но Коротков, казалось, специально избегал производственных тем, быстро кивал во время случайной встречи и быстро убегал по делам.
На следующий день после приезда она попыталась разузнать у начальника о тех людях, с которыми должна была работать или просто общаться. Но Коротков, к ее удивлению, путанно пояснил, что три товарища предпочитают жить в отдельных домах за пределами лагеря в лесу и лишь изредка приходят на базу за продуктами.
"Хм... три товарища!"
Маша очень уважала драматическую прозу Ремарка и при первой же возможности попросила полковника привезти из города книги.
– Пока у меня много свободного времени, успею что-то перечитать, освежить в памяти. Это можно в любой библиотеке найти, но вдруг получится у вас раздобыть и художественные новинки. Я за последние годы только по биологии изучала литературу, а теперь тянет на приключения и фантастику. Ну-у... еще добротный исторический роман.
– Да, история - это... да! - задумчиво отвечал Коротков, как всегда на бегу, а потом вдруг резко остановился и обернулся к Маше.
– Я в молодости всего Пикуля перечитал. А вообще когда-то бешено любил стихи Евтушенко. Не доводилось слышать?
Самоубийство - верить в то, что смертен,
какая скука под землей истлеть.
Позорней лжи и недостойней сплетен -
внушать другим, что существует смерть.
Я ненавижу смерть, как Циолковский,
который рвался к звездам потому,
что заселить хотел он целый космос
людьми, бессмертьем равными ему
Вы приглядитесь к жизни, словно к нитке,
которую столетия прядут.
Воскресшие по федоровской книге,
к нам наши прародители придут... (с)
– А? Каково? Вот где задор и отвага! Нынче все же народ хлипкий и телом и помыслами, не то что... гм...
– Да, были люди в ваше время, - вежливо нараспев Маша перефразировала известную строчку из "Бородино" Лермонтова.
Коротков же в ответ одарил ее самым ласковым отеческим взглядом и почему-то грустно вздохнул.
– Маш, ты это... Если что не так, сразу ко мне, поняла?
– Угу, а что вы имеете в виду?
Ее тут же поставили в известность о том, что "лесные товарищи" за всеми обитателями лагеря, вероятно, пристально наблюдают, со временем, конечно, привыкнут и пойдут на контакт. Но кто знает, когда и при каких обстоятельствах этот первый контакт состоится. Надо быть готовым ко всяким случайностям.
"И все-таки странные он мне стихи прочел. Как будто заглянул глубоко в душу, раскопал старые нехорошие думки... И еще хотел поддержать, ободрить. Славный человек, хотя многого не договаривает".
Потихоньку Маша на новом месте освоилась и познакомилась со всеми жителями небольшого поселения: женщина-повар, две помощницы на кухне, уборщица административных корпусов. Все сотрудники работали вахтовым методом, сменяясь через каждые три- четыре недели. Еще был в лагере медицинский работник - Надежда Петровна Василевская и статная, молчаливая Ольга Комарова - секретарь руководителя базы.
Впрочем, у этой женщины неопределенного возраста было множество разных обязанностей: кладовщик, личный телохранитель и водитель, одним словом - правая рука и заместитель полковника Короткова
Находился здесь еще пожилой Степан Андреич - бессменный лесничий заказника. По разговорам, и сам-то поселок был построен на месте прежнего невзрачного домишки Андреича. Надо еще упомянуть несколько женщин-охранниц на пропускном пункте и водителя-логиста.
Несколько раз Маша видела Максима у административного корпуса. Молодой человек явно был рад таким встречам, он улыбался, пытался заговорить, но ссылаясь на «кучу дел по оформлению документации», девушка всегда избегала общения. Ей почему-то казалось, что и Коротков бы не одобрил подобного сближения.
Иногда Маше снился Вадим. Он грустно смотрел на нее, неестественно долго покачивая головой на длинной тонкой шее, потом отворачивался и уходил в темноту коридора заброшенного грязного цеха. Маша бежала следом, кричала, звала его, но, вдруг оставалась одна в лабиринте комнат, а неподалеку раздавалось угрожающее рычание неведомого зверя.
* * *
Однажды утром она проснулась от давнишнего и уже почти забытого кошмара. Грудь сдавило недоброе предчувствие, которое, впрочем, можно было списать на испортившуюся погоду. Второй день небо куталось в беспросветных тучах, выглядело набухшим в преддверии ливня и, еле сдерживая напор влаги, уже роняло на лагерь холодные тяжелые капли.
Маша заставила себя дойти до столовой, обсудила с медиком Надеждой Петровной эффективные средства от головной боли и отчаянно заскучала.
Еле передвигая ослабевшие ноги, Маша поплелась к двери и только оказавшись на крыльце, поняла, что оставила внутри у порога свои кроссовки. Вернуться в дом за обувью казалось невозможным, а броситься босиком в темноту и ливень чужого леса не хватило решимости.
Без сил Маша опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и, обхватив холодными пальцами резные столбики перил, прижалась щекой к влажному дереву. От прямых потоков дождя ее спасал козырек веранды.
Когда Брок понял, что нечаянная гостья ушла, его охватило еще большее раздражение, к котороу примешивались нотки досады. Девчонка слишком легко сдалась.
«Какие инструкции дал ей Алекс, почему она так быстро сбежала, не попробовав никак успокоить его. Неужели настолько испугалась? Почему Алекс отправил к нему совершенно не подготовленного человека?»
И вот теперь молодой женщины в его доме нет, но запах ее все еще дразнит Брока. Он вдруг заметил у дверей ее обувь и смутное чувство вины коснулось сердца. "Промокнет и заболеет..."
Брок решительно шагнул к порогу и распахнул дверь. Услышав за спиной шум, Маша тут же попыталась подняться, уцепившись за перила. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга: Брок мрачно изучающе, Маша - изо всех сил стараясь скрыть новый приступ страха. Наконец хозяин лесного домика хрипло проговорил:
– Ты можешь войти. Я ничего тебе не сделаю, я тебя не трону. Переждешь здесь ночь, а на рассвете сам отведу в поселок.
– Ну уж нет, я лучше здесь посижу. Снова рычать будешь, - вырвалось вдруг у Маши.
– Я не шутил, когда говорил тебе, кто я есть, - огрызнулся Брок.
«Надо же, у девчонки голос прорезался, даже смеет перечить!»
– Можно, я посижу здесь до утра, не буду тебя беспокоить? - ее голос срывался и заметно дрожал.
На мгновение Брок засомневался. Хорошо, пусть сидит, сколько вздумается, но он-то что будет делать дома один, зная, что на его крыльце мерзнет милая девушка с большими карими глазами…
Решение пришло скорее по воле чувств, чем прагматичного разума.
– Ладно, заходи в комнату или я тебя силой затащу.
Немного поколебавшись, Маша вернулась в неприветливое жилище, с опаской поглядывая в сторону его владельца. Подошла к знакомому дивану и села в уголок, чинно сложив руки на коленях. Наблюдая за ней, Брок испытывал множество незнакомых или позабытых эмоций.
Но одно для него было ясно - ее присутствие больше не вызывает злости. Стараясь не смотреть на девушку, Брок опустился на колени перед камином и принялся разводить огонь, в ответ Маша медленно отползла в противоположный угол дивана, подальше от него. Заметив ее перемещение, Брок усмехнулся уголками губ.
«Девчонка все-таки боится. Это хорошо».
Подступала глухая полночь, дождь заметно ослабел, хотя явно не собирался прекращаться. В полумраке комнаты уютно потрескивали поленья, Брок сидел на полу, отвернувшись от Маши и глядел на огонь. Она же не могла отвести взгляда от его широкой спины, обтянутой черной растянутой майкой.
Какое-то время Маша раздумывала, стоит ли вообще начинать какой-то разговор с этим странным мужчиной.
– Ну, что ты молчишь? - не выдержал Брок первым, - говори, зачем все-таки пришла.
Маша облизала пересохшие губы.
– Почему ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала?
– Ты - человек. И ты зашла на мою территорию, - рявкнул Брок.
– Ты тоже человек. «Возможно, только очень больной...»
– Я - нет. Хотя, какая разница?
Брок круто повернулся к Маше и неожиданно спросил:
– А ты знаешь как пахнут мертвые животные, когда разделывают их туши? Ты хоть раз видела, как разрубают на части свинью или быка?
Маша отрицательно покачала головой. «Он все-таки собирается приготовить из меня ужин...»
– А как пахнут трупы людей, тебе известно? Нет… Так я вот что скажу - нет никакой разницы. И те и другие одинаково смердят. И внутри устроены так же: кости, мясо, кровь и вонючие потроха. Никакой разницы!
Маша судорожно сглотнула, подтягивая колени к груди, сжимаясь в комочек. Пусть ей это будет стоит жизни, но она рискнула оспорить его суровые доводы.
– Значит, есть разница пока мы живы...
– Уверена? - снисходительно усмехнулся Брок. - Ну, да, пожалуй все же есть! Да, конечно, люди отличаются от животных, но уж не тем, что умеют читать и писать. Скорее всего тем, на какие изощренные пытки люди способны по отношению к себе подобным. Странная закономерность, ты не находишь?
– Но ведь можно и с другой стороны посмотреть...
Брок не дал ей договорить, ребром ладони рубанув воздух перед собой.
– Чем выше животное по развитию, тем дольше оно способно мучить свою жертву, прежде чем убить. Те же лисы и волки приносят к свои норам полузадушенную добычу, чтобы тренировать детенышей. Но, похоже, лишь человек способен получать удовольствие, глядя на страдание другого существа, сознательно растягивая его мучения ради собственной забавы.
Маша попыталась собраться с мыслями и хоть немного поддержать диалог.
– Люди отличаются от животных еще и тем, что могут верить во что-то дальше смерти. И тогда с гибелью тела мы не исчезаем полностью. Я думаю... нет, я даже уверена, что мы нечто большее, чем просто мясо и кости.
– А-а-а, хочешь рассказать мне о душе и добром дедушке на небесах. В рай я не верю, но ад есть, я знаю точно. Ад здесь, на земле… И там я уже был!
Они надолго замолчали. Брок задумался о ее первом вопросе. «За что ты ненавидишь меня?» Четкого ответа Брок не знал. Он слишком долго жил один в звериной клетке, привыкая ненавидеть всех за ее пределами. И теперь, оказавшись на свободе, по-прежнему был один против всех, готовый в любой момент с боем защищать свою жизнь или то, что от нее еще осталось.
– Как тебя зовут? - тихо спросила Маша, не очень рассчитывая на честный ответ.
– Я - Брок. Так меня называли, сколько я себя помню. Другого имени у меня нет. А ты не знаешь? Разве Алекс тебе не сказал? - вспылил вдруг он.