г. Вайсбах, креп. Штайнбург
Лаборатория д. В. Крафта, 1943 г.
По длинному темному коридору подвального помещения медленно двигался худощавый пожилой мужчина. Он шел, сгорбившись и прихрамывая, при том стараясь не отставать от человеком в военной форме с солдатской выправкой.
– Прошу сюда, доктор Хелльбек. Надеюсь, перелет прошел удачно и вы имели время отдохнуть?
– Благодарю, господин Майер. Я... я правильно к вам обратился? Или следует называть ваш чин?
Голос пожилого мужчины слегка дрогнул, но не от страха, а как следствием тщательно скрываемой усталости и недавней душевной травмы. Снисходительный ответ не замедлил себя ждать:
– Не нужно церемоний, Доктор! В неофициальной обстановке зовите меня просто Курт. Я рад, что могу лично сопроводить вас к объекту. Плохо выглядите, уверены, что не нуждаетесь в дополнительном дне покоя?
– Я готов приступить к работе. Ведь меня для этого сюда доставили в такой спешке?
– Вас пригласили.
– И отказаться было невозможно, не так ли? Моя научная работа почти завершена, но теперь это никому не интересно! Я даже не смог побывать на похоронах единственного сына, полагаю, судьба всего Рейха сейчас зависит от моего присутствия в Вайсбахе.
В голосе Хелльбека звучало неприкрытое раздражение и горечь. С трудом переводя дыхание, он тяжело оперся рукой о холодную каменную стену подвала. При слабом отсвете свисающей с потолка лампы лицо доктора выглядело землисто-серым и изможденным, словно предсмертная маска измученного узника.
Металлический голос штандартенфюрера Курта Майера звучал без единой живой эмоции:
– Я понимаю ваше горе и сочувствую, господин Хелльбек. Ваш сын был настоящим асом и принес бы несомненную пользу «Люфтваффе». Мы все скорбим о нем. Но Крафт нуждается в ученых вашего уровня, и потому вы сейчас должны находится здесь.
– Да, конечно… конечно. Где этот человек?
– Вряд ди это создание можно теперь считать человеком. Его организм успешно справился с новым биоматериалом в отличие от пятнадцати остальных «крыс». По истечении адаптационного периода, тело будет готово к тестам. Вас хорошо ознакомили с проектом?
– О, да… вполне.
Доктор криво усмехнулся, стараясь не выдать весь тот ужас и отвращение, что сейчас бушевали в душе. Хелльбек прошел внутрь большой мрачной комнаты со стальной клеткой посередине. Внутри же клетки, на низкой кушетке прикрытый до пояса простыней, лежал светловолосый юноша.
Его запястья и лодыжки были привязаны к толстым перекладинам металлической кровати. Хелльбек наклонился над тем, кого Майер уже не считал человеком, и тихо проговорил, обращаясь больше сам к себе, по старинной привычке археолога, исследующего новую интересную находку.
– Так молод… верно нет еще и двадцати. Совсем мальчик... Моему Францу зимой исполнилось бы двадцать два. Они почти ровесники. И будто даже похожи внешне.
– У него есть имя? - уже громко обратился Хелльбек к Майеру.
– Нет. Можете выбрать сами или обойтись номером. На ваше усмотрение. Вам же придется вести документацию, поэтому дайте ему что-то вроде клички, - равнодушно посоветовал штандартенфюрер СС.
Процедура была скучна для него и даже несколько унизительна несмотря на личный приказ Крафта, а потому Майер торопился покинуть мрачный душный подвал и вернуться к документам наверху. Ему было поручено лишь проводить доктора к подопытному. Он выполнил свою задачу и, сухо поклонившись, больше статусу ученого, чем его личности, чеканным шагом вышел из помещения, оставив Ханса наедине с «мясом».
Хелльбек своим носовым платком осторожно вытер испарину с горячего лба юноши. У того, похоже, начался жар, все его тело сотрясала легкая дрожь, губы нервно кривились, обнажая белые крепкие зубы. Из уголка рта стекала тонкая струйка крови. Пятна засохшей крови виднелись и на груди.
– Ты сильный, здоровый, ты справишься. Ты сейчас больше нужен мне, а не им. Я назову тебя Хати. Теперь ты тоже волк, обреченный на вечные муки. Но, может, тебе повезет чуточку больше и ты все же когда-нибудь поймаешь свою Небесную возлюбленную… свою Луну. Поймаешь и уже не позволишь ей ускользнуть, она станет твоей Луной. И уже никогда не покинет.
Я хочу верить, Хати… Хочу верить в тебя, потому что все мои прежние веры потерпели чудовищный крах. Мир красоты и человечности, воспетый Гейне, рушится на наших глазах, мы превратились в ненасытных чудовищ, нам всего мало.
Я отдал бы остаток жизни, чтобы хоть еще один раз увидеть улыбку Франца, но этому уже не суждено сбыться. Тогда я постараюсь помочь тебе, русский мальчик, потому что мне нужно сейчас ради кого-нибудь жить...
Наши дни.
Заказник «Северный»
Маша с трудом разлепила глаза, просыпаясь от надрывного детского крика, и тут же рухнула обратно на подушку. Голова гудела, словно чугунный колокол, совершенно не было сил подняться и подойти к кроватке, где ворочался двухмесячный сынишка. Спустя полчаса раздался встревоженный голос Брока:
– Машенька, он не успокаивается никак, я его уже на руках ношу - бесполезно. Может, покормишь?
– Ага… давай.
Маша пристроила сына к груди и довольно вздохнула, все-таки удалось немножечко подремать. Брок заботливо подложил под спину жены большую подушку и улыбнулся, поймав благодарный взгляд.
– Ничего, справимся.
– Сам-то отдыхал бы…
– Ляжешь тут с вами! - беззлобно усмехнулся он.
С другой стороны постели из отдельной кроватки раздалось жалобное хныканье.
– Ну, вот, теперь и Дашуля проснулась!
Маша тихо застонала… «Почему я такая размазня, Брок тоже вымотался, хотя и не показывает виду, уж скорее бы утро, тогда придет Лиза, и я смогу немного уснуть наверху».
Последние два месяца были, пожалуй, самыми напряженными в ее жизни. Маша долго восстанавливалась после операции, а малыши постоянно требовали заботы и внимания.
«Мне еще повезло, что все помогают, не знаю, как бы жила без Брока и Лизиных советов. А Хати так, вообще, словно настоящая нянька. Вот детки подрастут, он целыми днями будет с ними возиться, ему только в радость. Одна бы я точно сошла с ума от усталости и недосыпа, а еще постоянное беспокойство, все ли правильно делаю, хватает ли молока».
Она с нежностью посмотрела на Мишутку, что, насытившись, сразу притих у ее груди. Рядом присел муж, держа на руках вновь заснувшую Дашулю.
– Она у нас девочка послушная, спокойная, в тебя, наверно. А вот, Мишка мой характер взял, такой же непоседа, и без сладенького засыпать не хочет…
Брок тихо засмеялся, а Машу в который раз за эти нелегкие дни охватило чувство огромной любви и нежности к мужу.
– Хорошо, что ты рядом…
– Хорошо, что вы у меня есть.
Под утро Маша смогла наконец немного поспать, но даже сквозь сон слышала, как Брок еще пару раз поднимался к детям сменить «памперсы». Он обычно «дежурил» с детьми по ночам и отдыхал днем. Машу вполне устраивал такой график, но в последнее время стало казаться, что они совсем мало времени проводят вдвоем, что муж отдаляется от нее.
Этими сомнениями она и поделилась с Лизой, пришедшей проведать ее ближе к полудню. Доктор Морозова сама была на четвертом месяце беременности и с гордостью демонстрировала окружающим аккуратный животик. Маша заметила, что движения подруги стали мягче, взгляды лучились счастьем. Лиза выглядела великолепно - кожа сияет, волосы блестят…
"Не то, что я - растрепанное чучело!"
Маша с грустью поправила свой короткий пучок на макушке, по некоторым причинам с длинной косой недавно пришлось расстаться. Лиза хорошо понимала настроение молодой мамочки и старалась изо-всех сил ее поддержать:
– Ты даже не думай переживать по поводу волос. Все восстановится со временем, локоны еще лучше будут и талия твоя вернется, животик очень быстро подтянулся, не грусти.
– Если бы...
– Маша, гони хандру! У тебя сейчас все силы организма направлены на питание детей, поэтому не забывай витамины принимать, высыпаться старайся, ерунду в голове не держи, не накручивай себя.
– Лиза, мне кажется, Игнат любую возможность ищет, чтобы сбежать из дома днем. А ночью он только из чувства долга помогает.
– Полная чепуха! Он на деток нарадоваться не может!
– Он ведь тоже устает, я вижу… И мы давно вместе не были. Мне кажется, я ему уже не нравлюсь, такая нервная всегда, глаза красные, реву без причины. Я и сама знаю, что изменилась.
– Ну, началось! Затяжная послеродовая депрессия - вот как это все называется! Машенька, продержись еще месяц и будет легче.
– Откуда ты знаешь? Уже никогда легче не будет! Я даже не верю, что смогу когда-то еще спокойно проспать хотя бы четыре часа подряд так, чтобы не вскакивать на детский крик. Я вся издергалась, я вздрагиваю от малейшего шороха в кроватке!
– А ты чего же хотела-то, милая? - усмехнулась Лиза. - И деток надо и поспать хочется? За двадцать восемь лет не выспалась еще? Жаль… А как бабушки наши пятерых-семерых подряд рожали, ну, понятно, там уже старшенькие помогали, но этих старшеньких-то тоже надо было вырастить. Маш, относись ко всему проще, ничего не бойся. Женщины такие существа, что ко всему привыкают и приспосабливаются. Ты справишься. Так и повторяй как заклинание: я - сильная, здоровая, я справлюсь, я смогу. Вот, ходи и убеждай себя, а что еще делать? Ты не одна.
«Ах, если бы это было так просто...»
Маша только громко вздыхала, сынок почти сутки «висел» на груди, совершенно не желая спать в кроватке. А ведь надо было еще покормить Дашеньку - это чудо, что дочка была более спокойна, иначе можно совсем впасть в отчаяние.
Пока Маша занималась детьми, Лиза принялась хозяйничать на кухне.
– Тебе еще повезло, моя дорогая, что готовить еду не надо на всю семью, и муж под боком, а не с работы приходит уставший и голодный. Так то...
Обед с ужином Лиза или Брис приносили из столовой. Маша с величайшей благодарностью принимала помощь друзей, но ведь через какое-то время подруга с мужем покинет «Северный».
– Лизонька, прости, что я сейчас все время ною, у тебя же свои заботы. Как себя чувствуешь? Вы уже решили, когда переедете в город?
– Ну, пару месяцев точно еще будем в лесу. Хотя бы до августа. Пока срок не подойдет... Здесь идеальное место для беременной и кормящей мамочки. Воздух замечательный, фитонциды, глаза на зелени отдыхают. Эх, Машенька, наслаждайся жизнью, пока есть такая возможность. Все у тебя хорошо, все тебя любят.
– Ага, любят, как же… - всхлипнула она, уходя в комнату с сынишкой на руках.
– Что опять такое случилось? Выкладывай. - Лиза приготовилась слушать очередные домыслы.
Наши дни
г. Новый Уренгой
Стоял пасмурный апрельский день, когда Катя Каргаполова, а в девичестве Пермякова получила из Тюмени неприятные известия от матери. Оказывается Вера Анатольевна все же подала на развод с Катиным отцом и съехала из просторной общей «трешки» в свою двухкомнатную квартирку в историческом центре города. Впрочем, Катя не была особенно удивлена. Родители уже несколько лет жили как соседи по дому.
Николай Иванович Пермяков - высокий представительный мужчина с роскошной седеющей шевелюрой, считался известным в городе деятелем культуры, работал в сфере журналистики, ежегодно выпускал новые книги краеведческого направления, часто мелькал на местном телевидении и всевозможных литературных встречах.
Катин отец давненько уже был всеми признанным Членом Союза Писателей России и весьма публичным человеком, не лишенным женского внимания.
Зато Вера Анатольевна являла собой полную противоположность мужу. Довольно привлекательная в юности, она в силу природной скромности привыкла оставаться в тени талантливого супруга. Обеспечивала ему статус примерного семьянина, помогала в наборе и редактировании многочисленных статей, чудом совмещая обязанности секретаря и прислуги с работой воспитательницы в детском саду.
В доме Пермяковых часто собирались «культурные» гости, организовывались шумные застолья с чтением стихов и прозы «местного разлива», после чего некоторые авторы едва ли не слезно начинали жаловаться на суровость критиков и измельчание читательских душ, отравленных современным телевидением и Интернетом.
Катя с детства наблюдала, как Вера Анатольевна незаметной тенью скользила из кухни в гостиную и обратно, принося подносы с угощениями и забирая пустую посуду.
Унаследовав неброскую красоту и мягкий характер матери, серьезной склонностью к литературе Катя пошла в отца. С малых лет пристрастилась к чтению, в средних классах наизусть знала несколько сотен стихов Ахматовой, Цветаевой и Есенина, зачитывалась русскими классиками, выделяя Ивана Бунина и Александра Куприна, восторгалась романтичными историями А. Грина, обожала русские сказки и древнегреческие мифы, а также всевозможные легенды и предания народов земного шара.
Естественно, Катя и сама пробовала что-то писать, ее подростковые стихи даже пару раз были опубликованы на литературной страничке местной газеты, а один рассказ на экологическую тему получил призовое место на областном конкурсе. Но большинство Катиных произведений сразу же подвергались резкой отцовской критике:
– Нет в тебе этой искры, понимаешь? Уж я-то вижу. Талант нельзя вырастить как морковку на грядке. Он либо дается от Бога, либо и нет его вовсе. А уж тогда, прости, дорогая, сколько не тужься - выйдет один лишь неловкий пшик. И бессовестное вранье, что трудом и терпеньем можно чего-то добиться в писательском ремесле, если ты от рожденья в уста Музой не поцелован! Всю жизнь хочешь по издательствам мыкаться, в глазки редакторам заглядывать да гроши собирать? Хватит переводить бумагу, получи уже серьезную профессию, которая сможет тебя прокормить.
Доверяя отцовскому авторитету, Катя запрятала свои черновики поглубже в письменный стол и поступила в Институт психологии и педагогики. А получив диплом психолога неожиданно даже для самой себя вышла замуж за Антона Каргаполова - руководителя отдела логистики в строительной компании «УренгойсбытСервис».
Антон был родом из славного города Новый Уренгой, куда и привез молодую жену на постоянное место жительства. Скоропалительное решение о женитьбе после двух месяцев нерегулярных встреч во время летнего отпуска было принято северянином не случайно.
Каргаполову было уже тридцать шесть лет, он давно хотел обзавестись семьей и имел хорошие материальные условия для появления потомства, но все его многочисленные отношения так и не доходили до ЗАГСА. Дело в том, что Антон весьма строго походил к выбору супруги.
Девушка должна быть молода, хороша собой, образованна, покладистого нрава, из приличной интеллигентной семьи. Но, при всем при этом, она должна быть еще и невинна. Это было, пожалуй, главное условие - вишенка на слоистом торте из всех предыдущих требований.
Думаете легко найти современную, красивую девушку с высшим образованием и добрым характером, каким-то чудом избежавшую всех соблазнов взрослой жизни?
Так вот, Катя Пермякова в свои двадцать четыре года была именно такой девушкой. Нет, конечно, поклонников у нее всегда было предостаточно, особенно в студенческой среде. Но на первом курсе Универа Катя взахлеб читала Эдуарда Асадова, и его стихотворение «Чудачка» вполне могла применить к собственной персоне.
– Какой же любви она ждет, какой?
Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!" (с)
Уважала Катя и советскую поэтессу Юлию Друнину. Стихи ее казались необычайно легкими, певучими, запоминались с первого раза, ложились в душу.
– Не любите кого-нибудь,
Как-нибудь не любите,
Ждите самого лучшего,
Но не случая ждите.
Ждите слова — самого верного,
Ждите счастья — самого вечного,
Ждите самого первого,
Но не первого встречного.(с)
И Катя ждала… своего единственного - милого, чистого, романтичного юношу, непременно с серыми глазами, как у Ахматовского короля. С ним можно было бы прогуливаться за руку по вечерней Тюмени, наблюдать закат, стоя на Мосту Влюбленных, обсуждать прочитанные когда-то книги, слушать ретро-шлягеры восьмидесятых годов и волшебные баллады группы «Мельница» в стиле фолк-рок.
Но при всей тонкости душевной натуры этот гипотетический Рыцарь должен был чем-то напоминать и Катиного отца: высокий рост, широкие плечи, обворожительная улыбка и невероятная харизма лидера, выделяющая такого человека из любой толпы. Правда, чем старше становилась Катя, тем больше отдалялась она от Николая Ивановича, не желая прощать отцу откровенное пренебрежение к матери и постоянные любовные интрижки на стороне.
Наши дни, г. Тюмень
Из аэропорта Катя сразу поехала в дом отца, чтобы оставить там три большие сумки с вещами, а потом уж рвануть в больницу.
Не стесняясь, и даже с каким-то вызовом Катя сообщила таксисту, что застала мужа с другой женщиной и перебирается жить к маме. Зачем была нужна такая откровенность, сама не понимала, просто хотелось выговориться, но в ответ получила пару сочувственных реплик и серьезную помощь в транспортировке тяжеленных сумок до лифта новостройки.
– Да-а, тяжеленько бы вам пришлось самой-то таскаться. Что у вас там, кирпичи накладены?
– Книги… - тихо ответила Катя.
Она была готова забыть у Антона пару зимних вещей, но не смогла расстаться со своей личной библиотекой.
Получив расчет, таксист не удержался от прощальной реплики:
– Ну, удачи вам, девушка! Да не переживайте сильно, может, еще все утрясется, мы ж мужики по натуре своей такие… на передок слабые. Особенно, если бабенка сама не против, где же удержаться. Приползет еще на на коленях к вам супружник, так поругайте да простите.
– Спасибо за совет!
Отделавшись наконец от умудренного жизнью водителя, Катя нервно звонила в дверь, стараясь побыстрее попасть в родительскую квартиру. Почему-то никто не открывал.
«Что за день такой… Куда мне теперь с баулами деваться? От маминой "хрущевочки" ключей тоже нет при себе».
Щелкнула задвижка замка соседней квартиры, на площадку вышла аккуратная маленькая старушка.
– Катенька, вы приехали? Какая радость! А Николай Иваныч в поликлинике дежурит уже вторые сутки. Так похудел… Переживает за Верочку, просто невозможно страдает.
– Галина Ильинична, можно я к вам свои сумки занесу?
– Так я тебе ключи дам от вашей квартиры, мне папа твой оставил специально.
– Мама-то как? Что он говорил?
– Кажется, кризис уже позади. Будем надеяться...
Катя с великой радостью вошла домой и с недоумением уставилась на ужасный беспорядок в просторном холле. Зеркальные двери шкафа-купе были распахнуты, вещи выкинуты с верхних полок и лежали разбросанные на полу, у порога можно было споткнутся о коробку с мусором. В помещении витали запахи испорченных продуктов.
– Ясно… Папочка почти месяц один живет, прибраться некому, прислуга -то бесплатная сбежала.
Затыкая нос, Катя добралась до кухни, вышла на балкон и открыла все три окна на улицу. Взгляд ее тут же уперся в бетонную стену многоквартирного дома напротив.
«А в старой маминой квартире за окном тополя… и сквер «Школьный» рядом, а там сосны, весной можно видеть как ветерок сбивает с крохотных шишечек пыльцу, тогда она кружится в воздухе золотой дымкой и медленно оседает на колючие веточки - волшебное зрелище.
А еще в мае распустятся яблоньки в аллее у Выставочного зала. И черемуха зацветет… и сирень. Весна в нашем городе - время надежд, когда искренне веришь, что все твои мечты сбудутся и совсем скоро случится твоя самая важная встреча. С тем, кто может стать твоей половинкой. Кому ты подходишь идеально, как ключик к замку, как кусочек мозаики к своей паре".
Расчувствовавшись, она даже воскликнула вслух:
– Скоро ли приплывут алые паруса в мою гавань? Отыщет меня мой капитан Грей? И как узнает при случайной встрече... Вдруг мимо пройдет.
Катя сняла с плеча небольшую сумочку из плотного гобелена и повернула к свету. Спереди сумочку украшал вышитой корабль, летящий над бурным морем. Когда Катя приобрела эту вещь на выставке в Уренгое, то паруса корабля были еще белыми, уже дома она сама расшила их в алый цвет.
Дело это было непростое, Катя все пальцы себе исколола, пока втыкала иглу в толстую ткань с кожаными вставками. Но довела задуманное до конца и уже полгода носила сумку с собой, как потаенный сигнал кому-то еще неведомому.
"Найди меня поскорее, я очень жду, мне без тебя плохо..."
Катя вытерла непрошеные слезы, с трудом нашла чистую посуду, наскоро выпила растворимый кофе, а потом переоделась и поехала проведать любимую мамочку.
В палате Веры Анатольевны стоял букет белых роз - ее любимые цветы. На тумбочке рядом с кроватью лежали фрукты и новая книжица Николая Ивановича с посвящением «Верной подруге и прекрасной Музе».
– Мамочка, как ты напугала нас, родная! Что же случилось?
– Уже все хорошо, сама не пойму, что это было со мной. Вроде, сердце никогда не болело, а тут даже «Скорую» пришлось вызывать. Не волнуйся, твой папа сразу же приехал, уж не знаю, кто ему сообщил.
– Ты же сама, Верочка, позвонить не догадалась, - с непривычной мягкостью в голосе начал увещевать Николай Иванович.
Катя внимательно посмотрела на отца, которого почти полгода не видела. Николай Иванович похудел, постарел и казался теперь меньше ростом, ссутулившись на хлипком стульчике у окна палаты. Даже одежда на нем была несвежая, на манжетах рубашки виднелись пятна, ворот засалился.
А ведь папа всегда был такой щеголь! Неудивительно, ведь каждая вещь его солидного гардероба проходила через заботливые руки жены. А Вера Анатольевна уже месяц как живет отдельно. Катя начала кое-что понимать…
И тут мама подала голос:
– Коля, может, ты уже домой съездишь, отдохнешь, со мной дочка побудет.
– Да… и порядок надо бы навести дома, - не замедлила добавить Катя, - продуктов купить, в холодильнике твоем мышь повесилась.
– Девочки, я все сделаю, - пообещал Пермяков. - Дочь, ты же у меня… у нас на Широтной остановилась?
– Да, папа. Я, кстати, насовсем приехала в Тюмень. Уже с работой все решила, мне вышлют трудовую книжку по почте, у нас замечательный директор.
– Катенька, а как же Антон? - тихо спросила Вера Анатольевна.
– Мы решили расстаться, то есть, это я так решила, а он не был против. Я теперь свободна, как маленькая птичка и начинаю новую жизнь. Можете меня поздравить!
Говорила Катя преувеличенно весело, но родители смотрели на нее настороженно и с тревогой.
Наши дни. Заказник «Северный»
Поездка заняла почти весь день, но даже очень уставшая Катя с любопытством рассматривала обстановку двухэтажного деревянного домика на берегу озера в лесу.
«Судьба мне, что ли, по северам скитаться, пусть это лишь название поселка… Медвежий угол, настоящая глухомань. Тем лучше».
Ольга встретила радушно:
– Проходи, не стесняйся! Маша в комнате, наверно, с детьми возится, я вас познакомлю сейчас.
Скоро к гостям вышла миловидная девушка, примерно Катиного возраста или чуть старше.
– Ой, здравствуйте, а вы кто?
Ольга счастливо улыбнулась:
– А это, Машенька, твоя новая помощница - Екатерина Николаевна Каргополова. Правильно?
– Пермякова, скоро снова буду Пермякова, и лучше просто Катя, так проще.
– А мы бабушку ждали… - в голосе Маши явно звучала растерянность, она удивленно смотрела на Ольгу, словно в чем-то сомневаясь.
После краткой паузы в разговоре Катя решила себя проявить:
– Как в мультике про Карлсона, помните, когда к ним фрекен Бок пришла по объявлению. «Мы же приглашали воспитательницу...». Но я точно не фрекен Бок, я помогать к вам приехала, а не плюшки трескать. И маленьких очень люблю, к тому же мне требуется серьезная тренировка на будущее, своих-то пока нет. Но вы не волнуйтесь, зато у меня имеется приличный опыт ухода за детьми, я справлюсь. Должна была приехать моя мама, но она заболела...
– Что-то серьезное? - забеспокоилась Маша, и Катя немедленно прониклась к ней глубокой симпатией.
«Мы непременно должны подружиться, ей тут, похоже, тягостно одной в лесу, да еще маленьких детей сразу двое. А муж-то, наверно, сыч нелюдимый... »
– Все уже хорошо, они с папой едут в санаторий, поправлять здоровье. Мама не хотела на юга, планировала сюда, к вам… Но так уж все получилось, сердце у нее прихватило, в больнице неделю лежала. Она человек ответственный, не могла вас подвести, вот я и вызвалась помочь вместо нее.
– Это замечательно, что вы приехали…
Заскрипели деревянные ступени лестницы, со второго этажа спускался хмурый мужчина внушительной комплекции. Его темные глаза с недоумением остановились на гостье и Кате вдруг стало не по себе. Хорошо, что Маша сразу к нему обратилась:
– Доброе утро, Игнат! К нам приехала Екатерина Пермякова, познакомься. Она будет няней… как-то это слово звучит странно - «няня». Сейчас в городе, наверно, так не говорят, этот термин из старых книг или фильмов, из прошлого века.
– Точно, - улыбнулась Катя, - предлагаю общаться по именам, если никто не против. Вы - Маша, а вы - Игнат... или лучше по-отчеству, извините.
Она немного смущенно обратилась к хозяину домика и тот задумался, сдвинув густые темные брови.
– Я такой старый на вид, чтобы по отчеству? Можно, просто Игнат или… Брок.
– Брок - его второе имя, мы оба используем, какое первым на язык ляжет, - растолковала Ольга, немного скованно улыбаясь.
– Это имя из скандинавской мифологии, да? Необычное, интересное… вот я знаю одну историю о викингах... - не сдержала эмоций начитанная Катя.
– Еще один знаток сказок приехал, - хмыкнул Брок, и было совершенно непонятно, сердится он или смеется, - здешний «собиратель преданий» сейчас не заходит, нашкодил здорово, а, Маш?
– Я сама велела ему пока не приходить, - твердо ответила та, спокойно глядя в глаза мужа.
– А с чего бы вдруг? Уж какая дружба у вас была с ним, сердце радовалось наблюдать со стороны!
В голосе Брока звучала уже неприкрытая злость, и Маша отвернулась, поудобнее укладывая на руках маленькую Дашеньку.
– Ребята, потише, у вас же гости в кои-то веки, - примирительно начала Ольга.
– Может, я позже зайду, пока вещи свои разберу в комнате, где буду жить, по территории пройдусь, здесь такие замечательные места. Маша, а, может, вместе с детками погуляем вечером? Я через часик зайду к вам снова. Согласны?
Катя поймала благодарный взгляд хозяюшки и ее утвердительный кивок, поправила на плече сумку и уже собиралась уходить вслед за Ольгой, как ее остановил странный возглас Брока:
– Да, неужто дождались… Ну, наконец-то, теперь жизнь точно наладится. Глядите, «Алые паруса» приплыли! Вот удача, так удача!
Она замерла на пороге, обернулась и окинула удивленным взглядом семейную пару, которой настроилась помогать.
– Вы про кого сейчас говорите? Какие паруса?
– Катя, вы не думайте ничего плохого. Это вроде поговорки, метафоры. Вы же сами знаете историю Грина… Муж про сумку вашу сказал, кораблик уж очень красивый с алыми парусами.
Маша решительно отдала ребенка Броку и подошла к Кате с явным намерением ее проводить. Она даже накинула курточку, обулась и вышла с гостьей на крыльцо дома.
– Вы не смотрите, что Игнат такой… гм... суровый, он что-то не в духе сегодня, а обычно хороший, добрый. Я его очень люблю, просто у нас период сейчас напряженный... Приходите позже, я буду рада. Мы же теперь на ты, правда?
У Маши голос трогательно дрожал, лицо порозовело от волнения.
– Обязательно приходи вечером, еще Лиза будет со своим мужем. Они отличные ребята. Все наладится, я понимаю, многое может показаться странным с непривычки, но… мне бы не хотелось, чтобы вы вдруг решили уехать от нас, вот так сразу, после первого знакомства. Может, вам здесь еще понравится.
Катя внимательно заглянула в печальные Машины глаза и удивилась просящей интонации голоса, тому, как она неловко переходила на «ты», а затем снова начинала «выкать».
«Бедная девчонка, видимо, муж ее здорово притесняет. Конечно, я ее здесь одну не брошу».
За неполный год в социальном центре помощи малообеспеченным гражданам и неблагополучным семьям Катя успела насмотреться всяких сложных жизненных ситуаций. Но одно поняла интуитивно еще в первые дни - ее работа, ее призвание помогать женщинам в беде. Особенно женщинам с детьми и, кажется, Маша была одна из тех, кому незамедлительно требовалась активная Катина помощь. Сначала надо мамочку успокоить.
Подкрадывались теплые майские сумерки. Простившись с Машей и ее малышами, Катя уже хотела идти к себе в комнату вечеровать, но передумала.
«Утром дождик капал, дети спали дома, потом мы стряпали пироги, трещали на кухне... И так полдня просидела в помещении, хорошо бы перед сном прогуляться возле леса».
Она беспечно закинула сумочку подальше за спину и, обогнув лиственницы у домика Русановых, зашагала в сторону озера, поскольку с детства любила бывать у воды.
В деревне у бабушки Зои дом стоял недалеко от реки Исети. Катя рано выучилась плавать и много времени проводила на берегу. И здесь в заказнике озеро Дубровное тоже манило своей синеватой гладью, таинственными вскриками птиц, вечерним урчанием лягушек.
«Скорее всего, там где-то в камышах и лодки привязаны, попрошу, чтобы покатали меня, может, даже Игнат согласится, если будет в добром настроении».
Выйти в лодке на просторы открытой воды было давней Катиной мечтой. В таких путешествиях было что-то древнее, загадочное. А если еще летним вечером да выплыть на самую середину озера…
Ах, сердце сладко замирает - до чего же волнительно! Сразу вспоминаются рассказы Ивана Бунина, возникает ощущение присутствия исконной русской старины, чего-то утраченного ныне и вдруг открывшегося здесь у сумеречного леса во всей своей первозданной прелести.
Сердце Кати забилось быстрее, она даже несколько ускорила шаг, а потом вдруг пустилась вприпрыжку до зарослей ивняка. Господи, как же хорошо жить, когда ты молод, свободен, полон сил и надежд! И все самое лучшее непременно ждет впереди. Вот-вот столкнешься нос к носу, только поверни за угол, раскрой глаза и увидишь...
Теперь уже медленным и размеренным шагом она шла вдоль густой поросли камыша, даже не подозревая, что в своем радостном порыве пропустила ближайшие мостки, а до следующих еще оставалось немалое расстояние. В голове возникла четкая уверенность, что скоро рядом покажется прогалина и просмоленные доски, ведущие к самому озеру.
Но впереди все больше попадалось разросшегося ольшаника, а тропа становилась тоньше и вскоре исчезла. Понимая, что поселок остался далеко позади, Катя все-таки продвигалась вперед уже без дороги.
«Вдруг я сейчас стою в двух шагах от цели, обидно повернуть назад, зря что ли так далеко забралась».
Подбадривая себя вслух, она смело отодвигала ветки высоких раскидистых ив. Потом деревья неожиданно расступились, образовав что-то вроде высокого шатра. Под ногами показалась глинистая насыпь наподобие старой заброшенной дороги.
Сейчас же вспомнились рассказы Ольги о том, что лет десять назад на озере добывали ил-сапропель в качестве удобрений на колхозные поля, а вокруг озера соорудили искусственную дамбу. По ней-то и шла теперь Катя, затаив дыхание от легкого страха. И не мудрено, вскоре она отчетливо поняла, что возвращаться придется в полнейшей темноте, идти дальше уже не было смысла.
И ведь как нарочно впереди показались те самые деревянные колышки мостика, а заросли рогоза сбоку поредели, именно теперь легко можно было выйти к озеру.
«Ну, раз уж забралась в такую глушь, дойду до конца, омою ладони в священных водах Дубровного, так сказать, на удачу!»
Даже находясь одна на пустынном берегу посреди темнеющих зарослей, Катя старалась не терять чувства юмора. Она смело ступила на шаткие доски, старые и хлипкие на вид, а потом убедившись в их прочности осторожно подошла к самой воде и сейчас же обратила внимание на огромную, молочно белую луну, зависшую над серединой озера.
«Вот красотища! В городе не увидишь такого чуда. Словно мраморный шар в бархатных ладонях ночи...»
Любила Катя красивые, поэтические выражения и, наверно, долго бы еще любовалась дивным небесным телом под стрекот кузнечиков, как относительную тишину леса вдруг прорезал заунывный вой где-то неподалеку.
От жуткого звука у Кати сами собой подкосились ноги, пришлось тихонько сползти на колени. Какое-то время она сидела неподвижно на деревянных подмостках, расширявшихся у воды в маленькую площадку, а потом заставила себя подняться и пойти в ту сторону, откуда пришла.
Дрожа всем телом, она ступила на берег, и уже направилась по насыпи обратно, как вдруг увидела в полумраке на своем пути крупного волка. В том, что это был именно волк, она не сомневалась - выглядело животное точь-в-точь как волки на фотографиях и картинках, как в кадрах телепередач. Зверь стоял на дороге под пологом темных ивовых ветвей и смотрел на нее в упор.
Катя медленно попятилась, а волк, бесшумно переступая лапами, двинулся в ее сторону. «Только не показывать своего страха, - мелькнула в голове мысль, - надо вести себя так, будто я ни капельки его не боюсь, надо зашуметь, закричать, и он сбежит… возможно».
Но встречать приближение зверя молчком оказалось просто невыносимо.
– Хватит! Хватит, уже ко мне подходить! - попыталась крикнуть она как можно более грозно и убедительно, но голос вдруг сорвался после первых же слов.
«Только не бежать от него, иначе догонит и...». Что будет, если волк догонит, Катя старалась не представлять.
В памяти тут же возник рассказ ныне покойной бабушки о том, как в "давнишние времена" голодные волки загрызли маленькую девочку на окраине села. Это внезапное воспоминание лишило Катю остатков мужества, а потому всхлипывая и пятясь на слабеющих ногах, она все же добралась до деревянной палки, воткнутой в землю возле мостика.
«Если волк подойдет совсем близко и бросится на меня, есть только одно спасение - прыгнуть в озеро. Плавать я умею, правда, вода еще очень холодная, но уж лучше утонуть, чем быть разорванной на кусочки».
Нервно глядываясь на приближающегося хищника, Катя побежала по старым доскам, но вдруг почувствовала, что они подламываются под ее ногами, и в ту же секунду она по грудь провалилась в воду.
– Мама! Мама! - в ужасе кричала Катя, отчаянно хватаясь за обломки дерева, чтобы удержаться, а тело уже сковывал ледяной холод. «Сейчас он меня схватит, может, лучше нырнуть самой, пока еще цела…»