«Господь, я некрещеный, но надеюсь, ты меня услышишь. Пожалуйста, сделай так, чтобы моего папу не перевели в Ливию. Пожалуйста. Я буду во всем слушаться родителей, не буду бардачить в комнате и стану танкистом. Только не отправляй нас в Ливию! Если мы уедем … я потеряю Тихона … пожалуйста … только ты можешь это сделать … Аминь».
Тридцатилетняя Лида Минина шла по сосновому лесу к армейской полосе препятствий, где любил играть её сын с котом. Шла она немного неуклюже, потому что одновременно старалась не споткнуться о крутые корни деревьев и удержать на плече огромный флаг России. Этот флаг ей дали на параде в честь шестидесятилетия Великой Победы, чтобы им махать и радоваться. Но почему она не оставила его в служебном автобусе, который привез их на полигон, Лида не понимала.
Выйдя к полосе препятствий, она остановилась. Лида думала, что, как обычно, застанет сына носящегося по окопам и лабиринтам, и кричащего «Рядовой Тихон, нас атакуют! В укрытие! В укрытие!», но эта неразлучная парочка мирно лежала на траве. Сын разглядывал ватные облака, а рыжий кот дремал на его животе.
— Я думала, вы с Тихоном в войнушку играете, а вы решили на солнышке погреться?
Голубоглазый Саша повернул голову в ее сторону и ласково улыбнулся, когда разглядел. Кот только скучающе зевнул. Она подошла к ним и села рядом, положив флаг за спину. Для ранней весны земля была на удивление теплой, а ещё она отдавала знакомой дрожью.
— Папа уже где-то на полигоне. Чувствуешь, земля дрожит?
— А как папа приедет, мы сразу поедем за вещами, а потом в аэропорт? — спросил Саша, глядя в небо.
— Почти. Папе ещё нужно попрощаться с друзьями и выпить с ними за перевод.
— Через сколько мы тогда поедем?
— Думаю, через минут сорок. Самое большое — час.
От нее не ускользнуло, как сын сжал челюсти и нахмурил брови. Хотелось бы ей иронично подумать «всего десять лет, а уже такой серьезный», но он старался не заплакать.
Лида посмотрела на блаженно спящего кота. Сын подобрал его пять лет назад в Ростове за их общежитием. Они с мужем разрешили его оставить, так как садика в гарнизоне не было, а ни они, ни солдатики не могли постоянно играть с ребенком. Так у Саши появился верный хвостик, которого они всей ротой назвали рядовым Тихоном. Как сын радовался, что у него появился друг, который всегда может с ним играть и переезжать! А Лиде стало спокойнее, что кочевая жизнь её малыша хоть немного стала походить на нормальную. Но сегодня они оставят Тихона на полигоне. Переезжать с ними дальше он больше не может. Теперь о нем будут заботиться местные бойцы.
Саша зашевелился, чем отвлек Лиду от размышлений. Он подтянул проснувшегося кота к груди и сел напротив.
— Мама, я хочу тебе кое-что сказать, только не говори папе. — Саша опустил кота на колени, агрессивно почесал нос и втянул щеки, но одна слезинка все же сбежала по щеке. — Ещё я буду плакать. Об этом папе тоже не говори.
Лида кивнула, сдерживая порыв обнять сына. Не хотела задеть мужскую гордость, которую в нем воспитывал отец. Пришлось молча ждать, когда Саша сможет продолжить, и завидовать коту, который уперся передними лапками в дрожащую грудь сына, а голову заботливо пристроил на его плече.
— К-когда вы рассказали, что мы переезжаем в Африку, — продолжил Саша, поглаживая кота. — и не с-сможем взять с собой Тихона, я … я ушел в комнату не играть, а молиться.
В груди у Лиды похолодело. Муж был крещенным, но не верующим человеком, в отличии от нее. Когда Саша родился, муж строго запретил крестить сына и рассказывать о вере. Почему он молился?
— Я видел как ты это делаешь и-иногда дома. Бог меня не услышал, потому что я некрещеный?
Саша гордо вскинул голову: его губы дрожали, щеки были мокрыми от слез, а обиженные глаза требовали ответа.
— Саша, а почему ты вообще молился? — осторожно уточнила Лида.
Заплаканный сын отвлекся на проезжающие за соснами танки и камазы с пехотой, возвращающиеся с парада. Где-то там был папа. Их последний с Тихоном час начался.
— Ты обещала не говорить папе. Я его очень люблю. — шмыг носом. — Он герой. И будет генералом! Н-но я не хочу в Африку. Почему мы должны ехать с ним?! — Саша крепче прижал к груди кота и горько заплакал. — Почему? Я не хочу новую школу, новый дом и новых друзей! Я не хочу ехать без Тихона! Я не х-хочу.
Лида сморгнула набухающие слезы и мягко придвинула сына к себе. Он послушно облокотился на нее, не выпуская кота. Лида хорошо понимала его боль, но от этого было ещё страшнее. Сама она столкнулась с этой мучительной, несправедливой обидой в девятнадцать лет. Когда красивая сказка о счастье с военным обернулась чемоданами, тревожным одиночеством, потерей мирной жизни и превратилась в сплошной долг жены военного перед Родиной. Лида гладила сына по голове и понимала, что не может забрать его боль, но может сказать то, что постоянно говорит себе.
— Саша, ты знал, что вся наша семья служит Родине, не только папа?
— Я ещё маленький для службы.
— Это неправда. Наш папа служит на передовой, а ты, я и рядовой Тихон — в тылу. Благодаря нашей честной службе, папа может стать генералом! Сейчас долг требует от нас с тобой переезда в Африку. А от рядового Тихона — остаться здесь. Бог знал об этом, поэтому не мог выполнить твою просьбу. Но он навсегда сохранит Тихона вот здесь. — Лида положила ладонь на грудь сына.