Рыба, магия или как Фира с Привоза стала ректором

Рыба, магия или как Фира с Привоза стала ректором

В Одессе, где-то в 1938 году, на Привозе, среди запахов свежей скумбрии и криков «Покупай, пока не протухло!», царила Фира Моисеевна Шпрот. Ее лоток с рыбой, был как театр: тут тебе и монологи про «такая кефаль, что сам Нептун плачет», и диалоги с покупателями, где Фира всегда оставалась с профитом. Росту в ней было метр с кепкой, голос- как серена на пароходе, а язык острее ножа для разделки камбалы.

Однажды в пятницу, Фира как обычно орала «бери хек, дорогой, он такой свежий, шо вчера еще плавал и песни пел!» - когда к лотку подошла какая-то бабка в черном платке. Лицо у нее было, как у сардины недельной давности, а глаза – ну чисто два оливковых масла, блестят и подозрительные.

- Фира, - говорит бабка, - продай мне самую лучшую рыбу, но чтоб за копейку. – Ой, тётя, вы шо, с луны свалились? За копейку я могу тебе только анекдот рассказать, и то без кульминации! – Не торгуйся, - шипит бабка и сует Фире какую-то монетку, старую, с непонятными буквами. – Возьми, и будет тебе счастье.

Фира счастье не очень любила, но монетку взяла, а бабка схватила кусок трески и испарилась, как дух из бутылки. – Ой, ну шо это было? – пробормотала она. – Или я старею, или уже мерещится… как бы не сглаз.

А ночью случилось что-то странное. Фира легла спать в своей комнатушке на Молдаванке, а проснулась… не на Молдованке. И не Фирой. Она была в теле какой-то дамы с длинными черными волосами, в платье, шо как из театра, и с фигурой, за которую на привозе бы полрынка продали.

- Госпожа Верховная Ведьма Равелла, ректор Академии Практической магии, - зашептала какая-то девчонка. Фира чуть не подавилась воздухом. – Шо за цирк? Я ж не ведьма, я рыбу шинкую и анекдоты травлю! Но раз уже тут, буду работать, как говорится по-одесски – через «не могу».

- Дети мои, слушайте сюда! Магия – это вам не кот чихнул! Это как торговать на Привозе: надо знать, кому впарить, за сколько и как не остаться с пустым кошельком. Кто тут у нас самый главный по заклинаниям? А ну, показывай шо ты умеешь, или я тебя заставлю чистить котлы до второго пришествия!

Зал загудел. Студенты, привыкшие к чопорной Равелле, которая говорила, как учебник по алхимии, чуть не попадали со стульев.

- Боря, это не огненный шар, это недоразумение. Делай так, шоб задышала! – Лидочка, ты шо, добавила укроп вместо мандрагоры? Ну, это еще ничего, бабушка моя клянется, шо укроп лечит все! – Миша, если ты еще раз врежешься в стену, я тебя лично отправлю летать над Дерибасовской без метлы!

Но не все было так просто. Оказалось, настоящая Равелла была не просто ректором, а еще и главной по борьбе с темными силами. И эти самые силы, в лице какого-то зловещего типа по имени Заргон, уже строили планы захватить Академию. Заргон был не просто злодей с плакатов – высокий, с голосом, как контрабас, и повадками одесского спекулянта. Он хотел захватить Академию, чтобы превратить ее в рынок черной магии. А еще он держал обиду на Равеллу за старый спор о формуле левитации, где она его публично уделала. И Фира, которая в жизни боялась только милиции и порчи на рыбу, должна была его остановить. Милиция на Привозе – это как тетя Соня с ее скидками: придет, посмотрит, скажет спекуляция, и все, прощай кефаль! Но Фира всегда знала, как отвлечь: то килькой угостит, то голосом перекричит, шо даже милиционер забудет, за чем пришел. Плюс её помощник, долговязый Гриша, который косил под интеллигента, путал заклинания и был, как сказала бы сама Фира, «умный, как радио, но все время шумит» подливал масла в огонь.

Фира решила: «Если я могу уговорить тетю Розу купить вчерашнюю кильку, то и этого Заргона уделаю». Она собрала студентов в актовом зале и выдала план, от которого даже портреты на стенах начали хихикать.

- Слушайте мои золотые! Этот Заргон думает, шо он тут самый умный, а мы лохи с Привоза. Но мы ему устроим такой базар, шо он забудет, как его зовут! – Лидочка, варишь зелье, шоб воняло, как автобус на Черемушках в августе. – Миша, берешь веник – тьфу, метлу – и крутись, как соседка Галька, когда увидела скидки на селедку.

План сработал, но не без приключений. Лидочкино зелье оказалось таким вонючим, что Заргон закашлялся и потерял концентрацию. Борин фейерверк поджег занавески, а Миша врезался в Заргона, и тот, матерясь на латыни, свалился в портал, который Гриша случайно открыл. Заргон исчез, Академия была спасена, а Фира стала легендой. Студенты звали ее теперь «мама Фира» и просили научить «магии Привоза». А Фира только улыбалась: - Ну шо, теперь вы поняли: магия – это когда все идет наперекосяк, но с харизмой и перцем!

Но Фира скучала по своему лотку, по крикам «Бери, пока дышит» и тете Соне, которая брала рыбу в долг. Роясь в кабинете Равеллы, она нашла ту самую монетку, что дала ей бабка. «А ну, верни меня домой, железяка!» - буркнула Фира и швырнула монетку в зеркало. Бабах! И вот она снова на Привозе, в своем старом фартуке, а рядом – та же бабка.

- Ну шо, Фира, понравилось быть ведьмой? – хихикнула старуха, и ее глаза блеснули, как будто знали больше, чем говорили. – Ой, тетя, не смешите мои тапки! – отмахнулась Фира. – Магия-шмагия, а рыба – это, судьба. Бери скумбрию, свежая, как мои нервы после этого цирка! И пошла дальше орать на весь рынок.

… А в Академии практической магии до сих пор рассказывают, как Мама Фира спасла мир, добавив в магию немного одесского перца.

Но история как говорится только начиналась. Прошла неделя. Рыба снова шла на ура, тетя Соня снова брала в долг, и даже Миша аптекарь снова пытался всучить Фире какое-то «восстанавливающее». Все было как раньше, почти. Потому что по ночам из тумбочки доносился легкий звон – как будто кто-то перебирал монеты…

Фира и загадка монетки

Прошло несколько дней, с того цирка, когда Фира Моисеевна Шпрот, королева привозной скумбрии и анекдотов, побывала в шкуре Верховной Ведьмы Равеллы и спасла Академию Практической Магии от какого-то Заргона с его бредовыми планами. Вернувшись к своему лотку, Фира орала «Бери кефаль, дорогой, она такая свежая, шо сама к тебе в сумку запрыгнет!» с удвоенной энергией, будто хотела заглушить воспоминания о метлах и вонючих зельях. Но в глубине души — а у Фиры душа была размером с Черное море — что-то ныло. Не то чтобы она скучала по магическим фокусам, но эта монетка, что бабка ей всучила, не давала покоя. Лежала себе в тумбочке на Молдаванке и по ночам позвякивала, как будто намекала: «Фира, не расслабляйся, это еще не конец».