Рыцарь 2. Зов сердца

Глава 1

Это место не оставляло равнодушным ни одного человека, сподобившегося собственными глазами увидеть Проход. Если бы Владивой был хранителем, он, конечно, задумался б над таинственностью и неизведанностью мироздания, о том — как ничтожен в этом мире человек. Насколько мелочны и скоротечны все его, так называемые, вечные проблемы. Как смешны потуги возвеличиться и растопыриться, дабы занять как можно больше места под солнцем. Но, Владивой был обычным воином и к таким вершинам философских мыслей никогда не поднимался. Или, если быть точнее, никогда не погружался с головой в их пучину. Но все же — каждый раз, приближаясь к Заскалью, а у любого ратника, несущего службу на Пограничье, такие моменты происходили довольно часто, барон ощущал непривычный восторг и, словно, легкое опьянение.

Бывалые харцызы-отступники, взятые на службу в Дубровский замок, называли это ощущение — хмелем свободы. И становились еще угрюмее и раздраженнее, нежели обычно. Им-то, предавшим и отрекшимся от клятвы Перуну, путь через Проход был заказан навек.

За спиной у путника простирались необъятные буковые леса и дубовые рощи Зелен-Лога. По обеим сторонам, не так уж и близко, но вполне достаточно, чтобы хорошо разглядеть с конского хребта, грань между небом и водой, плескалась синь сразу двух океанов — Северного и Мертвого. Порой вместо лазури накатывала темень, или заляпанная белесыми бурунами зеленоватая муть, но чаще океаны, уподобившись небу, привольно отдыхали, облокотившись на крутые, каменистые берега. А впереди, как стена исполинской крепости, от одного океана до другого, перегородив весь перешеек, нависала горная гряда. Неприступная и дикая, низвергая вниз изумительной красоты водопад — начало реки Веселой. Сам водопад вытекал из озера, что образовалось в кратере потухшего вулкана, с незапамятных времен приютившего гнездовье суровых и неподкупных Стражей!

 Солнце уже окунулось в вечернюю купель Мертвого океана, и у Владивоя оставалось совсем немного времени, чтобы перебраться на ту сторону Заскалья.

Неизвестно почему так происходило, но все знали, что с наступлением сумерек Змии не пропускали через Проход ни одно живое существо. А в послеобеденное время, ближе к вечеру бывали шансы провести даже вьючные караваны. При этом, огнедышащие стражи восседали на близлежащих скалах, наподобие уснувших грифов, и с любопытством посматривали на копошащихся внизу людей и животных. Возможно, такая причуда объяснялись: обычным свойством зрения птиц, так называемой «куриной слепотой», проявляющейся именно при наступлении первых сумерек, но, выяснить точнее так и не удалось, хотя поблажкой этой пользовались охотно.

Владивой въехал в единственный, предоставленный прихотью природы, проход в сплошном каменном массиве, опасливо поглядывая вверх и высматривая на вершинах скал притаившихся чудовищ.

Беспокоился не напрасно, Змии его ждали. Только не наверху, а впереди — при выезде из ущелья. Именно там лежало огромное чудовище, по-видимому, уже давно и с нетерпением поджидающее жертву. Змий, словно в оскорбительной насмешке над беззащитным человеческим существом, широко разевал огромную пасть и раздраженно хлестал по бокам тяжелым шипастым хвостом.

Убегать не было смысла, Змий мог двигаться настолько быстро, что догнал бы и гепарда. Но, и умирать так глупо, барону вовсе не хотелось. Стараясь не делать резких движений, Владивой медленно слез с лошади, привычно прикрываясь ее корпусом от врага. Чудовище захлопнуло пасть и с любопытством склонило голову, вроде даже поощрительно, наблюдая за человеком. Владивой подумал и стал расседлывать коня. О том, что порой стражи Прохода берут с проезжих мзду лошадьми, в Дуброве известно каждому мальцу. Вот и сейчас Змий присел на задних лапах, как пес, ожидающий от хозяина косточку. Только что не поскуливает от нетерпения.

Убедившись в верности догадки, Владивой стал снимать сбрую быстрее. И вскоре первая лошадь, с завязанными глазами, сильным ударом кнута была послана вперед, на погибель.

Хвост Змия мелькнул так быстро и с такой силой, что просто смел несчастное животное в сторону, подгребая к скале, и лошадь, не издав ни звука, осталась валяться там бесформенной кучей. А чудовище опять ожидающе уставилось на рыцаря.

— Да-а, похоже, что пошлина за проезд у вас тут серьезная, — пробурчал Владивой, проделывая ту же операцию со второй вьючной лошадью. — Надеюсь, хоть одного коня ты, мне все же оставишь?

Змий не ответил, но и не пошевелился.

— Что ж, — вздохнул рыцарь, — как говориться: «плетью обуха не перешибить»… Подавись, скотина ненасытная!

Но, жадный Змий не думал ни давиться, ни — подыхать какой-либо иной смертью.

И лишь после того, как и верховая, последняя из троих, взятых с собой Владивоем, лошадей упала с переломанным хребтом, чудовище все же сделало пару шагов в сторону, неуклюже освобождая проход. И там улеглось, вытянув шею, положив голову на щеку, отворачиваясь от дороги. Демонстративно потеряв всяческий интерес к человеку.

— А я еще рассказам степняков верить не хотел, — вздохнул Владивой, выбирая из кучи припасенного снаряжения только самое важное и легкое.

Но что бы он при этом не думал, страж удовлетворился платой, и Проход в Заскалье для бывшего барона был открыт. А уж что поджидает его там, оставалось только гадать и верить, что, возможно, Создатель еще не прописал окончательно судьбу своим алмазным стилом на золотых листах Книги Бытия, оставив Владивою шанс исправить все к лучшему...

Будучи опытным воином и проведя в дозоре больше времени, нежели в мягкой постели, Владивой из оружия и брони взял с собой только тонкий меч, сбросив даже кольчугу. Прекрасно понимая, что ни от крупного хищника, ни от стрелы в спину и тем более, наброшенного умелой рукой, аркана она все равно не спасет, а при длительном пешем переходе сил заберет изрядно. А также и то, что если уж брать лишний вес в путь, то водой и провизией. Как быстро станут пополняться его запасы — никому не ведомо. Зато торба с харчами имеет удивительное свойство, известное каждому страннику: с каждым привалом она становится легче. Оглядел, брошенное добро, в частности, пару кошелей, туго набитых золотом, сплюнул, махнул рукой и поспешил покинуть Проход, пока огнедышащий «сборщик пошлины» не передумал.

Глава 2

Степь, бесконечная, как дорожная песня, начиналась сразу за грядой, простираясь во все стороны полноводной изумрудной дельтой, расширяясь с каждым шагом. Узкая в начале, как и весь перешеек, она еще на обозримом пространстве, упорно выталкивала за горизонт воды обоих океанов.

Владивой глубоко вдохнул и зашагал вперед. Лошадей и амуниции, конечно, жаль, но — главное, он остался живой! И из замка вовремя ушел, и Змии его не сожгли.

Воды и пищи барон припас дней на пять-шесть, а если расходовать бережливо, то и все десять протянуть можно. Кроме того, со слов Калиты, он знал о двух ключах, выходящих на поверхность в относительной близости к Проходу. А в степи, рядом с водой, всегда неподалеку и мясо пасется. В общем — не пропадет. Гораздо хуже то, что без лошадей он стеснен в передвижении и обзоре. Находясь на равнине, каждый, кто более быстр и может видеть дальше других, получает неоспоримое преимущество. Потому, что и от сильного врага спрятаться успеет, и добычу заметит раньше, чем та скроется с глаз. И убегать или догонять — тоже ему решать.

Владивой еще не знал, с чего и как начнется его новая жизнь, но и задумываться не стал. Сейчас важнее всего было добраться до ближайшего родника. А уже там устроить привал, поохотится и поразмышлять.

Размеренной поступью бывший барон углублялся в степь, стараясь удерживать в поле зрения темную полоску Мертвого океана, но скоро заметил, что слишком круто забирает вправо, и сообразил, что приметы ему Калита давал исходя из возможностей всадника. Поэтому, плюнул и пошел напрямик, рассчитывая самостоятельно обнаружить воду по иным приметам, поблагодарив мысленно судьбу, что та милостиво забросила его сюда в начале лета, а не ближе к середине. Когда пешему путнику приходиться брести по грудь в густых травяных зарослях, не видя вокруг себя ничего дальше собственной, вытянутой вперед руки.

Ночевать лег там, где застала ночь. Выбирать все равно не приходилось.

Примял сапогами траву, огородил от змей участок кольцом аркана, сплетенного из конского волоса и смазанного бараньим жиром, взял в руки саблю, да и улегся ничком, готовый в любое мгновение вскочить и обороняться или нападать. Прекрасно осознавая при этом, что спящий человек почти никогда не успевает достаточно быстро прийти в себя, чтобы отразить атаку. Но, с теплым и удобным эфесом в руке, было как-то уютнее и спокойнее. Владивою даже удалось задремать чуток, несмотря на разнообразные шорохи, шелест, вскрики и вопли ночной, степной жизни…

А проснувшись утром, обнаружил, что не добрался до искомого родника всего несколько десятков шагов. Оттого и не давало ему зверье спокойно спать, что чувствовало запах чужого, тревожилось и пробиралось к водопою окольными путями.

Превращенный за ночь копытами рогатых обитателей степи в одно сплошное жидкое месиво, родник представлял собой жалкое зрелище для человека, привыкшего к озерам, рекам и колодцам. И Владивою довелось хорошенько потрудиться, прежде чем он при помощи кинжала, ножен от меча и голых рук сумел выкопать вокруг почти незаметного ключа, достаточную яму для сбора и отстаивания воды.

Пока повеселевший родник заполнял приготовленный для него небольшой водоем, рыцарь уселся неподалеку и приступил к трапезе. Теперь, когда у него была вода, все остальное могло подождать. И бывший хозяин замка вдруг почувствовал странное освобождение. Будто с его спины свалилась привычная уже тяжесть, с которой свыкся настолько, что и не замечал вовсе, — но без нее стало легче двигаться и дышать.

Впервые за много-много лет Владивой остался совершенно один. Никто не бежал к нему за очередным распоряжением. И никто не стоял за спиной в то время, когда он неспешно жевал кусок хлеба. Он мог прямо здесь прикорнуть на боку, мог изгваздаться в грязи по самые уши и никто не взглянет удивленно или осуждающе, мог кричать и визжать, мог… Да все, что взбредет в голову мог сотворить — и никому, ни одной живой душе не будет дела до его сумасшествия, горя или неожиданной радости.

Размышления над этим, символом новой, совершенно иной жизни настолько увлекли Владивоя, что он и в самом деле немного вздремнул. А когда проснулся — увидел невдалеке от себя толстого зайца. Не заметив спящего с подветренной стороны человека, длинноухий неспешными прыжками двигался куда-то по своим заячьим делам, еще не ведая, что путь его закончился, потому что стрелять из лука воевода умел лучше иного зверолова-охотника. Хоть стоя, хоть с колена…

Обжаривая на огне, истекающую соком, тушку Владивой в очередной раз подумал, что все не так уж и плохо складывается. И, возможно, вся его прежняя власть, действительно не стоит вот такой, привольной жизни. Ведь не зря в Кара-Кермен убегали не только преступники, но и вполне достойные, зажиточные люди. Бросая дела, семьи, имущество. Чем-то манила их к себе степь. Так может, именно этим — пьянящим воздухом свободы?!

Владивой решил, что если в течение пяти дней не встретит человеческого селения, то выберет себе место поуютнее и обустроит под жилье. Зимовник… Лето только началось и до осенней распутицы, а тем более — зимних стуж, у него оставалось достаточно времени, чтобы как следует подготовиться к любым превратностям судьбы. А обжившись, можно будет продолжить поиски людей. Если к этому времени они сами его не найдут, а у него еще останется желание кого-то видеть и общаться.

Чувство, сродни этого, несколько лет назад, уже однажды посещало Владивоя, когда он пообещал умирающему брату не оставить без опеки его семью. Глупо и самонадеянно… Тогда Ждислав, пуская кровавые пузыри и желая всем добра, заставил присягнуть в этом и его, и свою молодую жену. В таком браке не было ничего необычного, но Владивой тогда еще ничего не знал о любви и к семейному союзу относился как к торговой сделке. Мол, я соглашаюсь исполнять ряд обязанностей, а меня за это сделают бароном, о чем молодой сотник Дубровской дружины мечтал постоянно. Но поскольку эту должность, как и место в кровати хохотушки Катаржины, занимал его старший брат Ждислав — то честолюбивый рыцарь муштровал своих подчиненных, гонялся за ватагами разбойников и не забивал голову разными глупыми мыслями, о том, что мог бы стать лучшим воеводой, чем Ждислав.