Рысь и Горностай

Небольшое пояснение от автора и действующие лица

На престоле Западно-Франкского королевства - трусливый и хитрый Карл Простоватый из династии Каролингов. При этом владыкой половины королевства является Роберт Нейстрийский, герцог из рода Робертинов, смелый полководец и расчетливый политик, мечтающий завладеть королевской короной.
Карла страшит растущее могущество грозного вассала. Он собирается укрепить свою власть, заключив союз с пока еще языческой Нормандией.
Роберт, чтобы противостоять Карлу, хочет взять под свою руку Бретань, истерзанную междоусобными войнами, жадными до добычи "сэконунгами" и тоже наполовину языческую.
В эту опасную и богатую на события эпоху, когда и владелец замка, и виллан не могли с уверенностью сказать, проснутся ли на следующее утро, родились две героини этой истории...

Имя Дианы многим казалось варварским и странным. Да и могло ли быть иначе, если христианские монахи повсеместно старались искоренить языческие традиции, а старых богов, которых теперь считали демонами, предать забвению? Однако же, именно учёный молодой капеллан, приверженный к чтению античных авторов, прочитал в одном из древних фолиантов о Диане, прекрасной богине Луны и охоты.
Ее именем он нарек новорожденную девочку, бастардку хозяина замка.
Малютка выросла и стала красивейшей девушкой Нейстрии, самой непредсказуемой и гордой.
Диана мечтает стать воительницей и, как все воины ее рода, носит прозвище Рысь. Многие рыцари хотят добиться ее любви. Быть может, она отдаст свое сердце вспыльчивому молодому Родерику из враждебного рода? Или могущественному магнату Гастону, уже познавшему любовь и боль утраты?

Иоланда, маленькая Иоли - прекрасная, хрупкая и самоотверженная, ее имя означает - фиалка. Она последняя из оставшихся в живых детей бедной рыцарской семьи, и самое большое желание этой девушки - врачевать раны и недуги. Этому она учится у Клэр, доброй и высокоученой женщины, которую считают в округе ведьмой.
Есть у прелестной Иоли и еще одна мечта - встретить Настоящего Принца.
Но она видела его лишь раз, зато потом на ее руку, а в большей степени - на удобно расположенный клочок земли стал претендовать грубый и нахальный соседский сынок.
Желая дочери лучшей участи, мать делает ей чудесный подарок - драгоценные серьги удивительной красоты и огромной стоимости...

Никто ещё не знает, как близок тот час, когда обе девушки узнают на собственном опыте: драгоценности и наряды не приносят счастья, его может дать лишь истинная любовь...

Диана и Иоланда очень яркие и очень разные. Видно, поэтому им не сразу удается стать подругами...

Основные действующие лица:

Роже – барон, хозяин замка Рысье Логово на Луаре, близ Блуа
Диана (Бретонка) - дочь Роже от Бренны
Рауль - сын Роже от Бертисинды
Жоффруа - сын Роже от Амальберги
Гонтран - сын Роже от Вальдрады
Иоланда (Иоли) - дочь Гримберта и Агнессы
Родерик – наследник, а затем хозяин замка Коллин де Шевалье
Гастон - владелец замка Монришар близ Тура, впоследствии - наместник Бретани
Герцог Роберт Нейстрийский
Герцогиня Беатриса Вермандуа
Аделина - старшая служанка в замке Роже

Бриджит - сирота, воспитанная в замке Ансберта

Белинда - жена Жоффруа

Старая Клэр – знахарка
Ален – сирота, воспитанник Клэр

* Полный список персонажей - см. в конце последней главы.

Рождение богини

Полны чудес сказанья давно минувших дней
Про громкие деянья былых богатырей.
Про их пиры, забавы, несчастия и горе
И распри их кровавые услышите вы вскоре.
("Песнь о Нибелунгах", древний германский эпос).

890 год

Она родилась ночью.
И тогда, и потом люди говорили, что давно не было такой лютой зимней стужи и таких снегопадов, как в тот год. Служанка Аделина, входя с замкового двора, ворчала, что от мороза птицы замерзают насмерть прямо на лету. Дороги, тропинки и деревни были надёжно упрятаны под белым снеговым покрывалом. И не было ничего удивительного в том, что вот уже две недели замковые ворота не впускали ни гостей, ни торговцев, ни странствующих монахов. Дорог не было, и все оставались там, где были застигнуты низвергнувшейся с небес белой лавиной.
— Хуже всего сейчас бездомным, нищим, бродягам всяким, — говорила Аделина. — Подумать страшно, сколько их весной найдут, как сойдёт снег.
— Ещё больше будет тех, кого даже не найдут, — вздыхал, крестясь, молодой капеллан, отец Августин. — Но это в руках Божьих. За грехи людские Господь посылает все это!
— А может быть, это он силу и храбрость нашу испытывает! — раздался ещё один голос.
Напротив стола стоял светловолосый мальчик лет шести, в толстой, крупной вязки шерстяной рубахе и меховых сапожках. Несмотря на простоту и даже некоторую грубость одежды, с первого взгляда было заметно, что это не ребенок сервов, а будущий воин, рыцарь. У крестьянина или вольноотпущенника не бывает такого смелого, прямого взгляда.
Аделина поставила перед священником тарелку дымящейся каши с мясом.
— Может, и вас, мессир Рауль, покормить?
— Нет, Аделина, я буду ужинать попозже, со всеми. А историю ты мне расскажешь? — требовательно спросил мальчик.
— Думаю, что сегодня, дитя мое, Агата тебе расскажет. Я должна быть в другом месте, понимаешь?
Маленький Рауль нахмурился, явно предпочитая истории Аделины.
— Ты хочешь помочь бретонке? Поэтому будешь занята?
— Да, мессир Рауль, так и есть.
И, словно подтверждая ее слова, к ним подскочила молодая служанка, принялась что-то шептать на ухо Аделине.
— Началось, — глухо сказала та в ответ на безмолвный вопрос капеллана.

Аделина быстро шла по переходам замка. Она торопилась, да и не удалось бы сейчас перемещаться медленно и неспешно. Холод здесь царил такой же, как во дворе или за стенами. Попадавший сюда снег слуги несколько раз в день чистили лопатами, но вскоре наметало опять.
В замке у Аделины имелось нечто вроде своего помещения, правда, не совсем отдельного, но отгороженного деревянной ширмой от другой части комнаты, где спали несколько девушек-служанок. Днем, когда девчонки были заняты работой, ей даже удавалось побыть здесь немного одной. Да и сегодня ночью она вполне могла бы насладиться одиночеством и даже относительным комфортом, ведь протопить эту небольшую комнату было легче, чем громадный замок, а служанки будут прислуживать друзьям господина в большом зале до утра. Так нет же, именно сегодня у Аделины будет работы больше, чем у них, вместе взятых. Ей предстоит помочь появиться на свет ребенку. Еще одному из бастардов барона, каких он наплодил по всей округе. Хотя этот ребенок все же будет не совсем такой, как другие! Не просто же так матери тех детей рожали в своих ветхих хибарах или землянках, а эта пленная из Бретани — в замке, под защитой его стен и бастионов, в покое с очагом, да и помогать ей будет не какая-то полупьяная деревенская знахарка, а сама Аделина, пользующаяся уважением в замке, да и принявшая на свет немало детишек.
Очередной, особенно сильный порыв ветра сыпанул в лицо женщины пригоршню мелких и колких снежинок, заставив еще ускорить шаг. Через минуту она толкнула нужную дверь и вошла. Комната освещалась факелами, да и в очаге горел огонь, и Аделина ясно увидела выражение боли и муки на белом, как снег, лице роженицы. Вокруг нее суетилась еще одна прислужница, облегченно вздохнувшая при виде старшей подруги. Как раз в эту минуту очередная схватка утихла, новая же еще не началась, и бретонке была дана короткая передышка.

Аделина подошла, вглядываясь в ее лицо с выступившими на лбу капельками пота. Это лицо считалось прекрасным и, наверно, и было таким, раз уж господин барон Роже привез в замок эту пленную год назад и оставил здесь, несмотря на гнев своей супруги. Он был большим знатоком и ценителем женской красоты и умел добиваться расположения красавиц. Хотя с бретонкой был совсем иной случай…
— Ну, как ты тут? — спросила Аделина, пользуясь временным затишьем, чтобы осмотреть роженицу.
Она сразу увидела, что роды идут как положено, но закончатся еще не очень скоро.
— Ты, с Божьей помощью, родишь здорового младенца, Бренна, — сказала она. — Самое позднее — к утру.
— Надеюсь, он умрет! — со злостью бросила та. — Ненавижу его и проклинаю! Не меньше, чем его отца!
— Не смей так говорить! — прикрикнула Аделина, а вторая служанка в ужасе принялась креститься дрожащей рукой. — Чем виноват невинный младенец? Будешь такое болтать — не миновать тебе адского пламени.
— Я не христианка, — усмехнулась Бренна, — и не страшусь вашего распятого Бога и всех небылиц, что плетут ваши попы. Ребенок же этот — плод насилия, и никогда я не полюблю его. Поэтому лучше, чтобы он сразу умер.
— Сразу — не сразу… Не твое дело! — сурово проговорила Аделина. — Каждый из нас умрет, когда Господу будет угодно его прибрать. А пока помалкивай.
У Бренны снова началась схватка, и на время она забыла о спорах, корчась от почти нестерпимой боли.
Дитя родилось, как и думала Аделина, перед рассветом.
"Самый подходящий час для нечисти", — мелькнуло в мозгу помимо воли. И, будто подтверждая эту мысль, раздался тихий и злобный смех. Смеялась Бренна. Потому что новорожденная девочка в руках служанки молчала, не подавая никаких признаков жизни.
— Рано радуешься, тварь, — воскликнула Аделина. Перехватив окровавленное тельце за крошечные ножки, приподняла ребенка и шлепнула по попке. Девочка наконец закричала.
Но все же была она такой слабенькой, и голосок ее был тоньше и тише, чем у новорожденного котенка!
Испуганная Аделина велела второй служанке тотчас бежать за священником. Если уж и суждено новорожденной умереть, едва родившись, то пусть будет крещена, как полагается. И тогда проклятие бесноватой бретонки не повредит ей.

Логово Рыси

Барон все-таки признал Диану своей дочерью.
Вскоре Аделина добилась, чтобы молодых прислужниц перевели в другое помещение, и теперь за перегородкой жили только маленькая Диана и ее кормилица Сунхильда.
Все-таки Аделина была старшей над другими служанками, и никому не стоило об этом забывать.
Сидя с шитьем у очага, она подумала, сколько же событий произошло за последнее время. Пожалуй, самым громким из них, взбаламутившим замок и его окрестности, было исчезновение Бренны. После того, как она отказалась кормить новорожденную дочь и даже приближаться к ней, барон велел поручать ей такую же работу, как прочим служанкам, ничем не выделяя строптивую пленницу. Он совершенно охладел и перестал ее посещать, а больше никому Бренна и не была здесь нужна — нелюдимая женщина чужого племени, язычница. Даже Аделина, поначалу сочувствовавшая пленной бретонке, не смогла забыть ее проклятий на голову невинного младенца. С тех пор ее общение с Бренной сводилось лишь к указаниям, что та должна сделать. Но этой полудикарке, похоже, и не хотелось к кому-либо привязываться здесь. Ее ничуть не огорчила и утрата положения фаворитки, ядовитые насмешки челяди тоже не трогали, и задевать ее было настолько же бессмысленно, как колотить палкой по бревну. Вскоре ее оставили в покое. За нею почти перестали следить, и она свободно перемещалась по замку и даже выходила за стены, если нужно было сходить в деревню. И вот в один из таких дней она не вернулась в замок. Поиски ни к чему не привели. Впрочем, барон вскоре велел более не преследовать ее. Знал ли он, какая судьба постигла ее, или же просто чувствовал угрызения совести? Ведь он сжег ее селение, увез девушку с ее собственной свадьбы и взял силой. Говорили, что он и жениха ее убил. Стоило ли удивляться лютой ненависти, что питала Бренна и к похитителю, и к рожденному от него ребенку? Если не сгинет где-нибудь в пути, размышляла Аделина, то наверняка вернется в свою Бретань.
Вокруг замка на много лье окрест тянулись дремучие леса, изобиловавшие не только дичью. Немало укрывалось там и разбойников. Лишь изредка можно было увидеть там деревеньку полудиких смолокуров. Но Бренна ведь и выросла среди таких же непроходимых чащоб и даже сама как-то говорила, что перед нею лес расступается, признавая свое дитя. Что ж, пусть доберется до своего дома эта отчаявшаяся душа. Только вот обретет ли она вновь счастье там, в своем родном краю? Аделина сомневалась в этом, разве кому-нибудь нужна опозоренная женщина?

Давно живет Аделина в замке мессира Роже.
Эта мощная твердыня, выдержавшая не одну осаду, стоит на вершине крутой горы, и с ее дерзкой высоты открываются взору окрестные дали. Строил замок еще дед нынешнего барона. Имя его было Лиутвард, и к нему еще добавляли прозвище Рысь, ибо тот грозный воитель всегда предпочитал одежду, подбитую мехом этого животного. Так прозвище Рысь закрепилось за всеми владельцами замка, тем более, что оно соответствовало их отважному и неукротимому нраву. А сам замок стал зваться Рысье Логово. И повсюду, откуда виден был этот замок, и еще намного дальше, люди побаивались и предпочитали не ссориться с его воинственными хозяевами.

Аделина вновь вдела нитку в иглу. Ровно идут стежки по льняной ткани, скоро выйдет из ее умелых рук новая рубашечка для малютки Дианы.
О чем это она думала только что? Ах, да… Приехала она сюда со своей госпожой, молодой баронессой Бертисиндой. С младенчества своей хозяйки Аделина была при ней. И здесь, в замке, благодаря природном уму и сметливости, быстро заняла положение старшей над женской прислугой. Не простое это дело, ведь челядь только тогда добросовестно работает, когда чувствует неусыпный контроль. Но Аделину ее положение устраивало. К тому же, внешность этой высокой плотной женщины с обветренным, покрасневшим от зимних морозов и летней жары круглым лицом, была не во вкусе барона, что ее вполне устраивало. Хотя бы с этой стороны ей незачем было ждать бед. А уж их, бед, она успела повидать в своей жизни немало. Аделина рано вышла замуж и рано овдовела, теперь дочерям было 15 и 14 лет, все мысли уже только о женихах. Оставалось надеяться, что они будут в замужестве счастливее матери. Был и сын, 7-летний Дидье, который, даст Бог, станет оруженосцем маленького Рауля, они уже сейчас неразлучны.
Рауль — сын покойной госпожи, ему тоже почти семь, под руководством отца и опытных воинов учится владеть оружием и ездить верхом. Так, глядишь, скоро забудет свою старую няньку.
В 32 года женщина из простых считается почти старухой, хотя, если не умрет в очередных родах и не надорвется на непосильной работе, дожить она может и до очень преклонного возраста. К новому замужеству Аделина не стремилась, дочери скоро выйдут замуж, а сын — это сын, станет воином, и будет мать его видеть раз в год!
А вот малютке Диане еще долго будет нужна ее поддержка. Видно, сама судьба поручила заботу о крошечном беспомощном существе.

… Не в натуре господина Роже было долго предаваться скорби. Когда-то, вскоре после смерти первой его жены Амальберги, матери Жоффруа, он почти не носил траур и взял в жены госпожу Аделины. И после смерти Бертисинды уже через год в замке воцарилась третья по счету баронесса, высокомерная Вальдрада. От нее родился еще один законный отпрыск барона, малыш Гонтран.
Аделина, неизменно вежливая, деловитая и уравновешенная, не выпустила бразды правления из своих крепких крестьянских рук, не позволив потеснить себя Марте, служанке баронессы, хитрой и нахальной девице. С которой, впрочем, все равно приходилось держать ухо востро.

Вернулась болтушка Сунхильда. Видимо, очень не терпелось ей поделиться всем увиденным и услышанным на торгу, открытом в тот день неподалеку от замка, и кормилица, едва дав грудь малютке Диане, принялась болтать без умолку. Наибольшего внимания, на ее взгляд, заслуживала новая головная повязка, украшенная цветным бисером, и молодая женщина, не прерывая своего занятия, ухитрялась показывать, нахваливать, описывать все подробности торга со скаредным лоточником и даже примерять обновку.
— Ты не отвлекайся, ребенка все же кормишь! — укорила ее Аделина.
— Я аккуратно! Ох, напрасно ты не пошла со мной! Сколько там товаров! А среди торговцев заезжих такие есть молодцы! И жонглеры были, и певцы, и собаки дрессированные.
— Каждый раз одни и те же трюки не надоело смотреть? — усмехнулась старшая служанка.
— Можно же не смотреть, если надоест! Встречаешься со знакомыми, говоришь с одним, с другим… Я вот еще и новости разные там узнала. Помнишь ты Гримберта?
— Конечно, это же старый вавассор, еще с отцом нынешнего барона ходил на бретонцев и норманнов, а потом и с самим Роже…
— Видела я их прислужницу, Гризеллу. Говорит, девочку госпожа Агнесса родила. Чуть не умерла, бедняжка, роды тяжелые были.
— Да, она уже не молода, — покачала головой Аделина.
— И тогда же родила, когда и Бренна эта гадкая, в самый снегопад!
Дальше Сунхильда поведала историю о том, как подобрали слуги Гримберта паломников каких-то, когда те заблудились в метель и заснули уже под снеговым одеялом. И проснуться бы им, когда архангелы затрубят, возвещая начало Страшного Суда, да спасли их. Не всех, правда, несколько человек замерзли насмерть. Но вот среди спасенных была женщина, благодаря которой только и выжила супруга и дитя старого воина. Старуха лекаркой оказалась, спасла и мать, и дитя.
— Добрая новость! — обрадовалась Аделина. — Семья у них хорошая. Ведь у них еще и четверо сыновей? Счастье великое, что дети не остались без матери. Что такое мачеха, все мы ведь знаем!
— А дочка-то, говорят, такая хорошенькая уродилась, загляденье! Иоландой окрестили, — продолжала трещать кормилица.
За это время она уже закончила кормление, уложила маленькую Диану в люльку и наконец-то водрузила на голову бисерную повязку.
— Ну, вряд ли она будет красивее нашей девочки, — ревниво отозвалась Аделина.
Словно соглашаясь с нею, Диана что-то возмущенно выкрикнула в своей люльке. И тут же заснула.
— А старая знахарка, — продолжала Сунхильда, — так у них жить и осталась! Не в доме, конечно, а разрешил ей Гримберт в благодарность за спасение жены и дочки хибару построить на его землях.
— Выходит, своего дома и семьи у нее нет?
— Видно, нет. Но уж зато увечные и болящие со всей округи теперь к ней ходят, многим помогла эта Старая Клэр. А вот кто она, откуда пришла, никому не ведомо, она о себе не рассказывает.
— Так она очень стара, эта Клэр?
- Этого никто точно не знает. Вроде сначала думали, что так и есть. Седая она совсем, да и хромает. Но говорят, что лицо у нее молодое. Некоторые думают, уж не ведьма ли она!
— Думать-то они думают, а все равно к ней за помощью бегать будут, — усмехнулась Аделина. — Ну, дай Бог, чтобы в будущем эти же люди не обвинили ее в какой-нибудь засухе и не сожгли на костре!
Так в Рысьем Логове впервые услышали о Старой Клэр и маленькой Иоланде.

Первая встреча

В свои 6 лет Иоланда впервые выехала далеко за пределы отцовского поместья. Бывала иногда с родителями и служанкой Гризеллой на ярмарке в городке Аркс, в нескольких часах езды от дома. Там они закупали все необходимое, что не могли изготовить в своем хозяйстве, потом шли в местный собор.
Своей часовни и капеллана у них не было. И то сказать, ведь не в замке они жили, а в небольшой затерянной в лесу бревенчатой усадьбе под тростниковой крышей, построенной там предком ее отца еще во времена Карла Великого.
В небольшой деревушке, совсем близко от дома, девочка могла бывать в сопровождении только одной служанки. Маленькая Иоланда, которую чаще называли детским прозвищем Иоли, была частой гостьей местного священника, отца Годерана. Стар священник, еще старше ее отца, воина Гримберта, а дружба их началась еще в те времена, когда Годеран служил войсковым священником, а Гримберт был молодым лучником, еще ничем не прославившим свое имя.

Время безжалостно, злы вражеские стрелы и клинки, все чаще беспокоят старые раны… Вот и обосновался отец Годеран в деревенском приходе, а Гримберт — в старой родовой усадьбе. Один служит мессы, исповедует, причащает, страждущих утешает, другой детей своих воспитывает, а по призыву сюзерена до сих пор ходит в военные походы. Двоих старших сыновей отняли у него норманнские мечи и секиры, двое младших пока осваивают воинскую науку.
Есть и дочка, маленькая Иоли. Она и отец Годеран — теперь тоже большие друзья, грамоте ее учит старый священник. Книг у него было не много, они ведь невероятно дороги. Только в больших аббатствах, да еще в замках некоторых феодалов имеются и библиотеки, и свои переписчики. Но отец Годеран по крупицам собирает знания. Иногда удавалось брать книги в окрестных обителях, дабы переписать. А в последнюю войну поблизости от них был разорен норманнами большой монастырь. В живых там никого не осталось, ценная утварь и великолепные парчовые облачения достались варварам, а книги были брошены за ненадобностью. Некоторые из них старому священнику удалось спасти. По ним теперь и учится Иоли.

Есть у малышки и еще один друг. Старая женщина по имени Клэр. Местные крестьяне почему-то побаиваются ее, называют ведьмой и неодобрительно покачивают головами, видя Иоли идущей к жилищу Клэр. Даже доброму Годерану не очень по душе эти посещения. Какие странные бывают люди! Сами же рассказывают истории и сказки, в которых ведьма — жуткое и злобное существо, непременно отвратительного вида. Настоящая ведьма летает на метле, портит скот и посевы, может вызвать ураган, наводит порчу на взрослых и крадет детей, чтобы съесть. Но разве Клэр хоть раз делала такое? Иоли считала, что это было бы просто глупо! Зачем Клэр портить скот, ведь она сама же и готовит лекарства, если у кого заболеет корова или коза? А ураган и буря ей для чего, если сильный порыв ветра ее же ветхую хибару первой и разнесет? Для чего куда-то летать на метле, если отец Иоли подарил Клэр мула? Трудно Клэр много ходить из-за хромой ноги, вот и подарил. Ну, а взрослых и детей Клэр лечит, а не убивает, это же очевидно! Вот и ее, Иоли, когда-то спасла. Иоли сама не помнит, но так говорят ее родители. А уж они-то никогда не обижали знахарку и смеялись над глупыми толками про колдовство.
Иоли уже решила, что на большой ярмарке в Сен-Море, куда родители взяли ее с собой, непременно купит подарок Клэр.

Сен-Мор — это не маленький захолустный городишко, как Аркс. И поездка сюда — целое событие даже для взрослых, что уж говорить о шестилетней девочке. Оттуда и до Парижа недалеко. Но и сам по себе Сен-Мор стоит внимания. Ведь именно здесь, в аббатстве св. Петра, св. Павла и Богородицы, хранятся мощи Святого Мавра, в честь которого и назван город. Именно здесь совершаются многие чудеса, привлекавшие толпы паломников со всего королевства, благодаря чему город в последние десятилетия сильно разросся.
Вот и решил Гримберт показать домочадцам это удивительное место.

Посетить торжественное богослужение в день святых апостолов Петра и Павла и побывать на большой ярмарке — событие, о котором можно потом рассказывать годами!
Собор поразил своим великолепием, огромными размерами, обилием молящихся и торжественными звуками органа не только маленькую Иоли и ее братьев. Матушка и служанка Гризелла тоже сначала оробели от такого величия. Лишь отец, побывавший в самых разных городах и даже других странах, чувствовал себя здесь уверенно и снисходительно улыбался, видя растерянно-восторженные лица домочадцев.
Маленькой Иоли больше всего понравились разноцветные стекла в узких стрельчатых окнах. Впервые в своей коротенькой жизни она видела такое диво.
Не меньше поразила и ярмарка. Она была совсем не такая, как у них в Арксе. На ту привозили лишь простую утварь для дома, упряжь для скота, грубые льняные и шерстяные ткани, деревянные сабо, да еще гусей, поросят и кур.
Здесь же было немало и предметов роскоши — дорогие ткани, украшения, зеркала. И кони здесь продавались невероятно красивые, прямо как в сказке, а не какие-то деревенские клячи. И покупали все это великолепие блестящие вельможи в дорогих доспехах или бархатных, шитых золотом и серебром, одеждах. Еще больше покупали их прекрасные спутницы, похожие на атласных и парчовых куколок. На них даже было больно смотреть, не зажмурившись, от обилия сверкающих украшений. А руки у этих дам были белоснежные и ухоженные, без каких-либо мозолей и обломанных ногтей. И видно было, что эти руки не держали ничего тяжелее изящных вещиц, изукрашенных дорогими камнями или сделанных из перьев диковинных птиц. Этими вещицами дамы обмахивались, когда становилось душно, или просто, кокетничая, прикрывали ими нижнюю часть лица.
Никогда прежде Иоли не видела такого чуда!
Матушка объяснила, что называется эта штука - веер. А бойкая на язык Гризелла добавила, что, видно, едят эти богатые девицы слишком много засахаренных фруктов и орехов в меду, зубы у них плохие, вот и вынуждены прикрываться этими штуковинами, когда открывают рот.

Принц и Русалка

Вот уж седьмой год живет Клэр, прозванная Старой, в своей лесной хижине, во владении старого воина Гримберта. Когда-то, бредя из последних сил через снежные заносы, думала, что здесь и найдет свой последний приют, и так даже будет лучше. Но, видно, не пришел еще ее час воссоединиться с любимыми, что ушли раньше ее… Здесь она обрела новый дом. Здесь оттаяло ее сердце. Здесь она впервые за последние несколько лет подумала: «Почему бы не начать новую страницу в книге моей жизни? Раз уж Господь пока не желает взять меня к себе». И она начала эту страницу.

За эти годы, хоть и не разбогатела, но обзавелась кое-каким необходимым имуществом. Много ли надо одинокой женщине? Есть крыша над головой и очаг, чтобы обогреться. Возле дома, в стойле, содержатся мул и коза, по двору гуляют куры. Есть и сторожевой пес, охраняющий нехитрое добро знахарки. По хозяйству Клэр не сильно занята, живности у нее мало, а приготовить да постирать на себя одну — много времени не надо. Вот сбор растений и приготовление бальзамов и настоек — это дело долгое и кропотливое, на это уходили целые часы. Ну и помощь болящим, которые что ни день к ней являлись, не прогонишь ведь их!

— И что ты им всем чуть не даром помогаешь? — удивлялась Гризелла, служанка, приводившая к Клэр маленькую хозяйскую дочку.
— С них взять нечего! — пожимала плечами Клэр. — Принесут немного муки, яблок или медовую соту — уже хорошо.
Служанка только рукой махала. Всем известно, что знахарки и ведуньи неплохо зарабатывают, если гадают на судьбу, изготавливают амулеты, притягивающие удачу, да привораживают пригожих парней и девиц. К таким мастерам в карманы сыплются не жалкие медяки, а все больше серебряные денарии.
Еще богаче живут те, кто чернокнижию привержен, не гнушается и порчу навести на ненавистную соперницу, и смертоносный яд изготовить для чьего-нибудь слишком зажившегося на свете богатого родственника. За это заказчики платят уже золотом. Но из всего перечисленного Клэр соглашалась иногда только погадать. Откуда же возьмется у нее достаток? Хотя что правда, то правда, лучше Клэр никто не лечил от лихорадки, кровотечений, ломоты в суставах, колик в животе и многих других хворей. Переломы сращивала, даже раздробленные конечности собирала, можно сказать, заново. Да и повитуха она была такая, что лучше не сыскать.

В теплую погоду, освободившись от дел, сидела знахарка возле своей хибары, опустив на колени огрубевшие руки, отдыхала.
Сегодня была у нее двойная радость: и вечер хороший выдался, и маленькая Иоли пришла в гости.
— Ну зачем же ты, детка, потратила деньги? — ласково журила Клэр.
— Я же сказала, что привезу тебе подарок с ярмарки, бабушка Клэр. В этом глиняном горшочке ты будешь настаивать разные отвары! Правда, он красивый? А помнишь, ты обещала и меня научить? Я хочу тоже быть врачевательницей!
— Научу, девочка!
Но по личику маленькой гостьи было заметно, что не только лекарственные травы и настойки у нее сейчас на уме.
— Скажи мне, бабушка Клэр, есть на свете принцы? Или только в сказках?
— Конечно, есть.
— А много ли их?
— Настоящих мало, дитя, — улыбнулась знахарка.
— Так значит, есть не настоящие? — удивилась девочка.
— К сожалению, да. Есть фальшивые принцы.
— Ах, это как фальшивые монеты, да? Я знаю, фальшивые монеты — это плохо. Тех, кто их делает, палач бросает в кипящее масло, вот! А если принц фальшивый, его тоже туда бросят? И он сварится?
— Нет, маленькая Иоли, фальшивых принцев не казнят, — рассмеялась Клэр. — И иногда отличить их от настоящих очень трудно.
— Как же быть, чтобы не обманули?
— Не волнуйся! Своего принца ты узнаешь.
— А он найдет меня?
— Ну конечно!
— Даже если он не знает, как меня зовут?
— Придет время, и он это узнает!
- А русалки бывают, бабушка Клэр?
- В сказках бывают, а так я их не видела, - улыбнулась та. - И, по-моему, никто не видел.
- Я видела, - нахмурилась Иоли. - Мне Гризелла говорила, какие русалки с виду, и я сразу узнала одну из них!
- А мне расскажешь?
Иоли рассказала, что русалки - злые существа, у них нет сердца, и любить они не могут. Зато они очень красивы, гораздо красивее смертных дев, красивее даже нарядных дам, что ходят в золотой парче и с веерами. А живут русалки в реках и озерах, куда заманивают пригожих молодых парней.
- И где же ты видела русалку? - спросила знахарка.
- На ярмарке в Сен-Море. Она была очень красива, - со вздохом признала Иоли. - Особенно глаза. Я ни у кого не видела таких глаз! Они у нее голубые, и вот так приподняты.
Она показала, как приподняты к вискам глаза у Дианы.
- У меня глаза не так красивы, бабушка Клэр. Они самые обычные, карие, как у многих.
- Ну, может, у нее и необычные глаза, но это же была просто девочка, не русалка! Русалка не отходит далеко от своей заводи, и из леса ей не выйти, - успокоила Клэр.
- Вот и Гризелла говорит, что не выйти, - кивнула Иоли. - А я все равно думаю, что это была Русалка, уж очень она красива. И платье на ней было необычное, все расшито бусами. И волосы белые!
- Ну, судя по твоему описанию, тебе встретилась не русалка, а Диана из Рысьего Логова! Я слышала от людей, что это очень своенравная девочка, но ничего колдовского в ней нет.
- Но мне показалось, что она, как и русалки, никого не любит и причиняет зло!
- Показалось - это ты верно нашла слово. Не думаю, что она так уж плоха. Подумай, у этой девочки нет мамы. А значит, ей живется нелегко.
- Но она же богато одета, бабушка Клэр. И живёт в замке!
- И в замке, и в хижине одинаково тяжело тому ребенку, у кого нет родной матушки. Может быть, ей и посоветовать некому, самой приходится до всего доходить. А это ах как непросто, милая Иоли!
- Как хорошо все знать, как ты, бабушка Клэр!
- Я узнаю новости от людей, что приходят ко мне. Ну, и не только из разговоров. Иногда хватает одного слова, взгляда, отражения в воде, потерянной бусинки, обрывка песни, чтобы сложилась целая история. Надо только уметь ее понять!
- А про... Рауля тоже есть своя история?
- Я знаю о нем. Он брат Дианы, моя милая. Это еще одно доказательство, что она не русалка. У них ведь братьев не бывает.
Это заверение окончательно убедило Иоли, и уже через минуту она плавно кружилась по двору, изображая виденных в Сен-Море дам с веерами.

Горностай

— Вот это тысячелистник. Ну скажи: тысячелистник. Не получается? Ладно. Тогда смотри сюда. Этот желтый цветок — пижма. Скажи: пижма!
— Пижма, — повторил за Иоли маленький мальчик в рубашке до колен.
— Молодец. Подрастешь — будешь лечить людей. Хочешь?
— Нет! — насупился малыш. — Ален — воин!
— Ну, значит, самому потребуются бальзамы и мази! Воинов часто ранят. Ты знаешь об этом? У моего отца много ран и шрамов. Это потому что он воин. Мои два брата тоже были воинами, но даже не успели получить раны. Потому что их убили почти сразу.
И тут же подумала, что маленький Ален не понимает смысла ее речей. Ему всего года четыре, наверно. Но точно его возраст никто не знал. Ален был подкидышем.

Однажды ночью старую Клэр разбудил лай ее пса. По вечерам она спускала его с привязи, и так он нес службу до утра. Жила ведь Клэр совсем одна, а дурные люди могут забрести даже в ее бедный дом. Ночные злоумышленники, видимо, знали, что собака отвязана, ибо даже не пытались проникнуть во двор. Выйдя из дома, хозяйка увидела, что пес грозно лает, стоя напротив калитки. Извне донеслись шаги убегающих людей. По-видимому, их было двое. Пес вскоре перестал лаять, но от калитки не отходил и вел себя беспокойно.
Клэр стояла в нерешительности. Выглянуть сейчас или дождаться утра? А что, если те вернутся? И тут ее тонкий слух уловил тоненький писк, похожий на мяуканье голодного котенка… или плач младенца! Она взяла пса за ошейник и открыла калитку. Луна светила ярко, и Клэр увидела в одном шаге от себя корзину, из которой и доносился писк.
В корзине обнаружился совсем маленький ребенок, завернутый в кусок грубого холста. Ни записки, ни кошелька, которые порой оставляют беспутные родители, при ребенке не было.
Кто подкинул мальчика, выяснить не удалось.

А между тем, эти люди жили в близлежащем селении.
Правда, родителями крохи Алена они не были.
Крестьянин Тибо обнаружил корзину с подкидышем возле своей хибары на краю деревни.
Младенец был завернут в теплое одеяльце. Жена Тибо, Альпаида, рано постаревшая, сгорбленная тяжелой работой женщина, не проявила ни малейшей сентиментальности при виде беспомощного создания.
- У нас с тобой трое померли с голодухи да от хворей, - мрачно проговорила Альпаида, - и еще троих надо поднимать. Не оставлять же у себя еще и этого! Ты глянь, какое одеяльце! Наверно, какая-нибудь богатая блудница, будь она неладна, нагуляла и подбросила. Она будет гулять, а мы - с голоду подыхать, ее отродье вскармливая?!
Муж думал так же, но, будучи от природы не красноречив, лишь спросил, что же делать с ребенком.
- Ну как что? Придется тоже подкинуть. Можно было бы к монастырю, но до него далеко, почти целый день потратишь. Не годится. Отнесем его к ведьме Клэр. У нее есть мул, пусть она и везет, грешница старая!
- Так она, может, не согласится еще.
- Болван, ну не спрашивать же ее. Подкинем тоже. Что ей еще останется делать, как не отвезти его?
- Так сейчас, может, и отнесем, пока ночь?
- Погоди. Что это у него? Никак, медальон?
- Да, и вроде золотой.
- Его мы оставим себе и спрячем. Сразу опасно продавать, а в черный день пригодится. Не нам, так детям.
- Да, зароем за хлевом. Эх, и тупые же люди! Почему бы просто не положить c ним денег? Медальон такой приметный!
- Что да, то да. Но деньги ты мог бы пропить, а так будет сохраннее.
Она провела грубыми пальцами по изящной блестящей вещице.
- Тут вот написано что-то.
- Нам-то что с того, мы читать не обучены.
Поразмыслив, они сожгли одеяльце, оно тоже было приметным, а ребенка завернули в кусок холста.

Отец Годеран окрестил мальчика на следующее же утро, ведь не было никакой уверенности, что кто-то озаботился этим ранее.
Бездетных супругов, которые пожелали бы усыновить кроху, во всей округе не оказалось. Зато полно было таких, кому и своих детей прокормить трудно.
Можно было, конечно, отвезти ребенка в монастырь и вверить заботам монахов, но ведь всем известно, что младенцы и там умирают не реже, чем в деревенских семьях.
Так и остался малыш Ален у старой знахарки. Выкормила она его козьим молоком из самодельной соски, и Ален рос крепеньким, не хуже других детей, у которых были родные матери.

— Я помогаю! — гордо заявил малыш, складывая в отдельную кучку желтые соцветия пижмы, а в другую — белые цветы с крепкими стеблями и непроизносимым для него названием — тысячелистник.
Они с Иоли сидели на скамье во дворе.
В дом входить пока было нельзя. Там находилась посетительница. Да, именно посетительница. Назвать ее болящей или страждущей Иоли не пришло бы в голову. Слишком уж пышущей здоровьем выглядела эта дама, и слишком хорошо была одета. Да и прибыла она сюда не пешком и не на осле, как большинство окрестных жителей. Она приехала на хорошем муле в добротной сбруе, сопровождаемая несколькими вооруженными слугами. На втором муле приехал румяный мальчик-подросток, тоже добротно одетый и надменный, явно ее сын.
Слуги почтительно ждали госпожу за оградой, а мальчик сидел на скамье напротив Иоли и Алена, спесиво на них поглядывая и всем своим видом будто вопрошая, доколе ему находиться тут, в этом явно неподходящем для него обществе каких-то сопливых малолеток.

День был жаркий, и через некоторое время мальчик захотел пить.
— Принеси мне воды, девчонка, — приказал он Иоли, не поднимаясь с места.
Ей не понравился его тон, но отказывать гостю в глотке воды нехорошо, и девочка поднесла ему полную кружку.
Тот принял ее, не отрывая своего упитанного зада от скамейки, осушил, даже не подумав поблагодарить, и сунул пустую посудину в руки девочки.
— Когда просят, говорят «пожалуйста», — кротко проговорила Иоли.
— И еще — «спасибо»! — добавил маленький Ален.
Большой мальчик воззрился на них в высокомерном изумлении, как будто не люди, а скамейка, на которой он сидел, вдруг обрела дар речи и обратилась к нему.
— Не смей меня учить, девчонка! А не то прикажу слугам наказать тебя.
— Мой отец, воин Гримберт, никому не дает меня в обиду, — возразила она. — И слуги у нас тоже есть.
Мальчик немного сбавил тон, вспомнив, что, точно, к старой ведьме наведывается дочка какого-то прославленного в прошлом воина. При нем рассказывали об этом.
— А это что, один из твоих братьев? — спросил он более миролюбиво.
— Это Ален. Он сирота.
— Ясно. Значит, серв. А ты чего возишься с ним, если твой отец — рыцарь?
Вопрос застал Иоли врасплох. Ей никогда не приходило в голову, для чего кому-то помогать. Она просто помогала, и все.
Не получив ответа, мальчик окончательно убедился в глупости своей собеседницы и отвернулся от нее.
Вскоре дверь дома распахнулась, и оттуда показалась матушка мальчика. Была эта дама весьма упитанна и смотрела высокомерно. Глаза у них с сыном были одинаковые — зеленовато-желтые и круглые.
— Идем, Лауберт, — позвала дама.
Они отбыли, разумеется, не прощаясь.
— Бедный мой Лауберт! — говорила дама, уже сидя на своем муле. — Наверно, тебе и воды даже не дали эти грубые крестьяне!
— Дали, — хмыкнул мальчик. — Девчонка — дочь Гримберта, как оказалось. Ну, та самая, о которой говорят, что врачеванию учится.
— Не пристало девочке из хорошей семьи бегать к колдунье! — назидательно произнесла дама. — Тем более - чему-то учиться у нее. Как родители такое позволяют, куда катится этот мир?! Да и поглядим еще, как мне поможет снадобье, которое дала эта Клэр. Если обманула, потребую плату обратно. Так чья, ты говоришь, дочь эта тощая девчонка?

Набег

Пока барон беседовал с сыном, маленькая Диана сидела в лохани с теплой водой. Аделина энергично водила по ее телу мочалкой, смывая грязь и пот после упражнений с оружием.
— Ну зачем так сильно трешь?! — поморщилась девочка.
— Потерпи! Надо же отмыть…
— Что там отмывать? Это синяк, а не грязь.
— Ох, и правда! Сильно же ты ударилась!
— Ну да, сегодня я упала.
— Сейчас смажем целебным бальзамом, и все заживет очень быстро.
— Бальзамы так дурно пахнут! — сморщила маленький носик Диана.
— Ну, это не самое страшное. Ты потерпи, уже заканчиваем.
— Рауль говорит, что я хорошо занимаюсь!
— Не только Рауль, многие так говорят.
— Отец никогда не хвалит меня. Иногда только подойдет, посмотрит немного, как мы занимаемся, и уходит.
— Ну, твой отец уже много лет как прославленный воин. Поэтому он очень взыскателен во всем, что касается воинского обучения, — объяснила Аделина. — Его похвалу надо еще заслужить, и сразу хвалить начинающего бойца он точно уж не станет!
Диана кивнула, соглашаясь. А Аделина подумала, что все-таки Роже мог бы иногда похвалить девочку, хотя бы за старание и упорство.
Служанка быстро вытерла Диану и одела в льняную рубашку и простое шерстяное платьице. Оно закрывало ноги почти до щиколоток и казалось девочке ужасно длинным и неудобным. Гораздо удобнее было в штанах и рубашке, в такой одежде она ходила упражняться в фехтовании. И ничего, что сверху для безопасности приходилось одевать тяжелую куртку-стеганку с нашитыми роговыми пластинами. Диана с радостью все время ходила бы одетая как мальчик, но это ей не дозволялось.
— Ну вот, садись.
Аделина усадила ее на скамью поближе к окну, где больше света, и придвинула короб с нитками и иголками.
— Смотри на образец. Вот эти швы ты сегодня должна освоить. А завтра будем подрубать полотенца и другие нужные вещи.
Диана тяжело вздохнула, послушно вдела нить в иголку и приступила к работе. Уговор есть уговор, она никогда не пыталась уклониться от того, что пообещала.
«Ничего, — думала Аделина, разбирая мотки грубой шерсти. — Она уже понимает, что у нее есть обязанности, это хорошо. Пусть пока рукодельничает только ради разрешения заниматься с мечом, потом привыкнет. Научится и припасы учитывать, и дом вести. Еще мне спасибо скажет, когда вырастет, сама станет хозяйкой, и сотня человек будет ежедневно разевать рты на содержимое ее погребов!»
А в том, что Диана когда-нибудь станет хозяйкой, Аделина не сомневалась. Пусть не здесь, а в ином месте. Ведь не отдаст же ее барон за виллана. По всему, идти ей за благородного человека, а значит, вырастить и воспитать ее надо сообразно этому!

Диана терпеливо шила, но думала о другом. О том, что отец Августин обещал вскоре начать ее обучение грамоте. Интересно, как у нее это получится? Она была уверена, что читать и писать интересно, ведь не напрасно же ее брат Рауль любил эти занятия и подолгу просиживал над книгами. Наверно, поэтому Рауль такой умный! Она тоже хотела быть умной. И обязательно прочесть ту книгу, в которой святой отец вычитал ее имя.

Других ее братьев, Жоффруа и Гонтрана, ничуть не привлекали толстые фолианты из замковой библиотеки. Но если Жоффруа, как старший сын и наследник, все же освоил кое-какие знания, то Гонтран не желал и слышать о какой-либо учебе, кроме воинской. В свободное время он бегал по лесу с деревенскими ребятами, разоряя птичьи гнезда и набивая живот заячьей капустой, недозревшими ягодами и орехами. И никакими наказаниями и уговорами удержать его было невозможно.
Впрочем, отец был снисходителен к нему. Может, и лучше, если из его младшего сына вырастет сильный и грубый рубака, который всегда поможет старшему брату в войнах и набегах, будет для него верной опорой, и при этом не станет заноситься и не устроит никаких смут. Ведь только так, верной службой и неукоснительным подчинением младших в роду старшим сохраняют и укрепляют себя могущественные семьи!

4 года спустя.
— Рауль! Ты где?
Диана уже успела поискать брата на плацу, в Большом зале, даже в поварне. Теперь она прибежала в оружейную. Но и там Рауля не оказалось. Зато, привлеченный ее зовом, явился Гонтран. Ему было почти 11 лет, он сильно вытянулся и окреп. Станет он красавцем или самым обычным молодым человеком, сейчас сказать было невозможно, но воин из него получался неплохой.
— Что ты расшумелась, Бретонка? Хочешь, чтобы госпожа баронесса разгневалась?
— Ну что ж, пожалуйся на меня!
Между младшими детьми барона давно установилось соперничество.
Разница в возрасте у них была всего несколько месяцев, и обучение фехтованию и верховой езде они проходили вместе. Мальчик и девочка ревниво наблюдали за успехами друг друга, подчас обмениваясь колкими шуточками.
— Отойди от мишени, глупая Бретонка! — кричал порой рассерженный Гонтран. — Совсем жизнь не мила? Не видишь, я стреляю?
— Вижу. Но зачем мне куда-то отходить? — смеялась та. — Сейчас я стою в самом безопасном месте!
Гонтран топал ногами от злости, а на следующий день сам покатывался со смеху, когда Бретонка собралась бить острогой рыбу, лежа над водой, на ветке гигантского дерева, но, промахнувшись, не удержалась и угодила в реку.
— Итак, что ты шумишь? — повторил Гонтран, напуская на себя важный вид. — Тебе одной не ведомо то, о чем знает весь замок? Отец и старшие братья пошли в набег на барона Ансберта! Тот снова угнал наш скот и забрал нескольких людей, вот отец и решил наказать этого грабителя и хвастуна! Мне они все рассказали, а вот тебе не захотели говорить. Всем известно, что девчонки — болтуньи, и ты могла…
Не слушая его дальше, Диана побежала на плац. Что ж, она поупражняется с кем-нибудь из ребят своего возраста, раз уж на то пошло! Не терять же время.
Но на душе было неприятно. Неужели и Рауль считает, что она сразу принялась бы болтать со всеми подряд об их планах?

Разумеется, Диана знала о давней вражде между отцом и его соседом, Ансбертом из Коллин де Шевалье. Было время, когда близ границы их владений никто даже не селился, ибо это было все равно, что построить себе дом возле логова волков или гнезда диких ос.
В последние годы, когда приходилось отбиваться то от норманнов, то от бретонцев, то от шаек дезертиров и лесных бродяг, оба барона несколько позабыли друг о друге, или просто не хотели перед лицом грозной опасности распылять силы на приграничные стычки. Люди вновь начали селиться на этих, еще недавно спорных, землях.
Вражда двух сеньоров постепенно поутихла, во всяком случае, так многие думали. И вот опять! Говорили, что Ансберт нарушил мир первым, ибо для строительства новых укреплений ему были нужны рабочие руки. А где их взять? Жизнь вилланов нелегка. То надорвутся на тяжелой работе, то какая-нибудь эпидемия, то просто убегают, не выдержав побоев и поборов… Не говоря уж о том, что женщины умирают в родах, а дети далеко не все доживают до зрелого возраста. Можно, конечно, использовать для работы пленных, захваченных на войне. Но и тут не все так просто. Это ведь не покорные и забитые чернопашцы, а люди, выросшие на свободе, и чтобы вернуть ее себе, готовы на все. Их охранять — дороже обойдется, а не охранять — разбегутся, будут разбойничать здесь же, на землях своего бывшего хозяина. Поэтому захваченных пленных лучше поскорее продавать. Вот феодалы и уводят крестьян у соседей, чтобы было, кому работать. И, конечно же, это незаконно, но искать управу, писать жалобы герцогу — это долгие годы тяжб.
И быстрее, и дешевле — тоже напасть на соседа и отобрать свое. А еще лучше — не только свое.

Рысье Логово. Ноябрь 904 года

Незаметно пролетели еще 2 года.
Барон Роже старел и болел, с каждым месяцем все более страдая от давних ран. Да и новые прибавились. Подкосило здоровье барона недавнее нашествие норманнов, немало затронувшее его земли. В конце концов, северные волки были отброшены от границ его владений, но ущерб нанесли, как всегда, немалый.
И святой отец, и верная Аделина потчевали барона лекарственными настойками, готовили мази по испытанным старым рецептам. Но ведь известно, что чрезмерное потребление вина не способствует лечению, а отказываться от пагубной привычки Роже упорно не хотел.

Старший сын, Жоффруа, оставался при отце, и все понимали: недалек уже тот час, когда бразды правления в Рысьем Логове и окрестностях могут перейти к нему.
Недавно барон женил наследника на дочери одного из соседей, из числа своих друзей. Молодая госпожа принесла супругу богатое приданое, но, по мнению обитателей замка, ее достоинства на этом заканчивались. И воины, и челядь сошлись на том, что бледная, востроносая Белинда внешностью напоминает мышь, а кроме того, крайне скупа, мелочна и злопамятна.
На баронессу Вальдраду появление невестки произвело удручающее впечатление. Словно бы напоминание о том, что ее время уходит.

Юный Гонтран продолжал совершенствовать навыки боя на мечах и секирах или же часами носился по окрестностям на коне. Часто его спутницей была Бретонка.

А вот Рауля они не видели уже давно. Вскоре после набега на земли Ансберта юноша уехал служить оруженосцем к герцогу Нейстрийскому, вассалом которого был его отец. Под знаменами этого властителя Рауль отправился на войну с норманнами. Его отвага в боях, отменная выучка и сила были замечены. И сейчас, едва успев отметить 18-летие, юноша получил рыцарское звание.
— Хоть бы на Рождество приехал! — вздыхала Аделина. — И с ним бы — мой сынок Дидье… Может быть, все-таки отпустит герцог, хоть ненадолго? Война ведь закончилась.
— Служба — это серьезное дело! — важно сказал Гонтран. — Боюсь, что и Рождество мы будем встречать все в той же компании.
Они сидели в Большом зале, почти безлюдном в тот час. Здесь же был и капеллан Августин, за последние годы сильно погрузневший и отказавшийся от вина и браги, этого сатанинского зелья, но сохранивший свое пристрастие к чтению.

Стоял холодный ноябрь. Целыми днями шел мокрый снег, а по ночам землю подмораживало, и она покрывалась блестящей льдистой коркой.
В замке и его пристройках было очень неуютно. Дрова, по распоряжению вечно сердитой баронессы, расходовались теперь очень скупо. Даже в Большом зале невозможно было находиться без теплой одежды, а изо рта при дыхании шел пар.
В Рысьем Логове по этому случаю даже придумали новую шутку: «Пошли на улицу, погреемся!»

Вальдрада зудела, словно осенняя муха:
— Это все дерзкая Диана придумывает колкости. Злая, гадкая девчонка! Погоди, доберусь я до тебя.
Гонтран пытался урезонить мать, но от этого лучше не становилось.
— Она и моего сына на свою сторону сманила, отродье языческое! — ругалась баронесса.
Но Диану не волновали ее слова.
Сейчас, сидя в Большом зале, она согревалась горячим ягодным отваром, грела озябшие руки, сжимая в них большую глиняную кружку.
— Ну и погода на дворе! — проговорил капеллан. — Хорошо, что сейчас не надо никуда идти.
Услышав последние слова, Диана немного приуныла. Значит, священник до утра пробудет в замке, и ей не удастся прокрасться в библиотеку и почитать.
Конечно же, чтение ей не возбранялось, но некоторые книги капеллан упорно не хотел ей давать. Однажды, застав ее за чтением Апулея «Метаморфозы, или золотой осел», он пришел в ужас и с тех пор контролировал, какие книги она берет. Но у хитрой девчонки был запасной ключ от библиотеки, о чем капеллан совершенно позабыл. И в его отсутствие она могла читать что угодно и сколько угодно.
А теперь вот придется довольствоваться теми книгами, что одобрит святой отец.
Плохо, что даже танцев в Большом зале сейчас не устроишь, как бывало раньше. И весело, и согреваешься. Отец бы не возражал, хоть он и болеет, но вот баронесса, да и дама Белинда с ее показной набожностью оказались рьяными противницами развлечений. Молодая супруга Жоффруа недавно даже приказала сжечь все музыкальные инструменты, которые были в замке. К счастью, этот приказ не был выполнен благодаря вмешательству барона.
— Станешь хозяйкой — тогда и распоряжайся, — рыкнул он на невестку. — А пока веди-ка себя поскромнее.

Размышления Дианы прервали голоса слуг:
— Господин Рауль вернулся! Подъезжает к замку!
И точно, Рауль, раскрасневшийся от холодного ветра, но улыбающийся, в сопровождении своего оруженосца Дидье и двоих слуг уже пересекал подъемный мост.
Весть о его приезде мигом облетела замок. Барон, накинув теплый плащ, уже спешил навстречу сыну, не отставали от него и младшие дети.

Что касается Жоффруа, тот тоже вышел во двор поздороваться с братом, но лишь слегка скривил губы. Это должно было означать улыбку, впрочем, не очень приветливую.
Давно прошли те времена, когда про них с братом говорили: водой не разольешь. Братьям всегда есть что делить! Их постоянно сравнивали, и нередко Жоффруа приходилось слышать, что его брат искуснее в бою, умнее, да и красивее. Могло ли это способствовать укреплению братской любви?
— Добро пожаловать в Рысье Логово, Рауль, — произнес Жоффруа, дождавшись, когда с братом поздоровается Роже.
Внешне братья были похожи, оба светловолосые, высокие и широкоплечие, как отец. Но черты лица Жоффруа были не столь утонченны, как у Рауля, да и грубый нрав слишком явно отображался в его взгляде.
Старший брат пожал руку Рауля, но холод, с каким он разговаривал, был красноречивее всяких слов. Да и сами слова… Он будто подчеркивал, что встречает случайно заглянувшего к нему в дом гостя, а не вернувшегося с войны брата, для которого этот дом тоже родной.

Зато Диана, Гонтран, Аделина, да и многие обитатели замка радовались от души.
Девочка бросилась к Раулю, едва он спешился, и брат, подхватив ее на руки, понес в замок. Даже сам не ожидал, что так соскучится по своей упрямой сестре!

Барон

С приездом Рауля в замке вновь воцарилось веселье, как в былые времена.
Барон почувствовал себя заметно лучше, казалось, болезнь отступает.
Несмотря на заунывные причитания скупой Белинды, в замке теперь было неплохо натоплено, стало возможно посещать мыльню, а поварам наконец-то довелось вспомнить, как запекают сочный свиной окорок и оленину с пряными травами. Да и припасы пополнялись почти каждый день, ибо Рауль и Гонтран привозили с охоты то кабана, то несколько косуль, не считая мелкой дичи. Иногда к ним присоединялся мрачный Жоффруа, но вряд ли ради добычи. Было похоже, что, подозревая Рауля в каком-то умысле, старший брат следил за ним.

- Ваша дочь, мессир барон, - доложил стражник.
- Да, пусть входит.
Диана вошла в простом шерстяном платье. Поверх него была одета суконная безрукавка на подкладе из заячьего меха. Простота и даже некоторая грубость этой одежды не могли скрыть красоту девочки. Волосы Дианы были заплетены в две косы и закреплены таким образом, что каждая из кос удерживалась при помощи ленты у основания другой косы, образуя некое подобие корзинки. Это была модная при дворе прическа, о которой ей рассказал Рауль.
- Вы звали меня, ваша милость? – девочка низко поклонилась, остановившись в нескольких шагах от сидевшего в кресле отца.
- Да, звал.
Она выпрямилась и смотрела теперь с любопытством, но и несколько настороженно. Роже редко приглашал ее в свои покои, да и разговаривал с дочерью не часто. Интересовался, в основном, успехами сыновей, сам обучал их боевым приемам, сам же и хвалил, когда они того заслуживали.
За Дианой лишь порой наблюдал своими прищуренными, в мелких красноватых прожилках голубыми глазами, но всегда молча. Со стороны трудно было понять, одобряет он ее или только терпит. Но, видимо, были в его сердце теплые чувства к этой оставленной матерью девочке, а может, и чувство вины за содеянное когда-то. Иначе разве позволил бы он девчонке проходить воинскую науку, читать книги в замковой библиотеке, спать на удобной кровати с пологом и бывать на большой ярмарке?
Да и супруга барона, ненавидевшая Диану, до сих пор не смела обидеть ее. Когда Диана была помладше, ей порой доставались щипки и шлепки мачехи, но только когда Роже не было в замке. Теперь Вальдрада вряд ли решилась бы тронуть ее, и не только из-за отца. Бретонка вполне могла постоять за себя.
Роже одобрительно усмехнулся.

- Почему ты не поехала с братьями на охоту?
- Я осталась помочь капеллану, отец.
- Переписываешь книгу?
- Да. Настоятель Святого Эрмиана дал редкую книгу, и лишь на короткое время. Чтобы вовремя вернуть, я должна больше работать.
- Что ж, молодец. Но смотри же, ты не должна испортить зрение. Надеюсь, наша бережливая Белинда еще не отбирает у тебя свечи?
- Нет, отец.

Она могла бы добавить, что Белинда вряд ли знает дорогу в библиотеку, ибо не обучена грамоте. Может, поэтому, подумалось барону, Диана в последнее время пропадает среди книг, когда не занимается на плацу.
Зато часто Белинду можно было видеть в погребах и на поварне. Там она следила, рачительно ли расходуются припасы, и наблюдала, как бы не растащили провиант неверные слуги.
Показное благочестие невестки раздражало барона.
Она могла, как подобает родовитой даме, отстоять мессу, скромно потупив очи и сжимая молитвенник в своих маленьких, похожих на паучьи лапки руках, но едва услышав “Ite, messa est» (Ступайте, месса окончена), она говорила камеристке по дороге в свои покои:
- Право, не понимаю, для чего оставляют в замке таких, как Диана. Даром только хлеб ест. У язычников-норманнов ее после рождения выкинули бы прямо на снег. В чем-то можно и с них брать пример!

Роже подозвал дочь ближе и протянул ей парчовый мешочек, затянутый шелковым шнуром.
- Что это? – удивилась девочка.
- Это тебе. Развяжи.
На ладони Дианы оказались разноцветные камушки, все разной величины, яркие и блестящие, и как много! Девочка не смогла удержать восторженное восклицание.
- Я слышал, ты хочешь заказать нарядные башмачки, - барон старался говорить бесстрастно, но наивный восторг дочери помимо воли тронул его. - Этими самоцветами можно их украсить! Но смотри, закажи только у хорошего мастера, и не здесь. Съездите с Аделиной в Блуа, там отыщете мастерскую Гоше, он неплохо шьет...
- Благодарю вас, отец, они прекрасны!
Диана поцеловала лежавшую на подлокотнике кресла руку отца.
Он никогда прежде ничего не дарил ей.
- Ты уже почти невеста, - проговорил барон, – И должна выглядеть, как подобает.

Был конец ноября, зиме еще только предстояло войти в силу. Лесные звери в такую пору не прячутся в дальних чащобах. Это случится в разгар зимних холодов, вот тогда морозы и снегопады загонят лесных обитателей поглубже в лес, в самые потаенные логова и лежбища. Там зверю легче найти пропитание и почти не встретишь охотников и оставленные ими ловушки и капканы.
Сейчас охота была еще хороша, и редкий день проходил без этого веселого и шумного развлечения. Вот и сегодня младшие сыновья барона в сопровождении вассалов, оруженосцев и егерей отправились за дичью.
С верхней площадки башни Роже смотрел на группу всадников и пеших, только что выбравшуюся из леса в сопровождении своры борзых. Отсюда местность просматривалась как на ладони. Замок стоял на возвышении, да и вокруг него деревья были вырублены, чтобы никакие чужаки не могли приблизиться незамеченными.

Рауль ехал впереди, разрумянившийся от ветра, весело смеющийся.
У барона был разговор вчера и с ним.
Рауль, как когда-то в детстве, разглядывал подлокотники массивного отцовского кресла, выполненные искусным резчиком в виде рысьих голов. Хищники выглядели почти как живые звери, только маленькие, яростно вгрызались зубами в древесную толщу. Ребенком Рауль иногда быстро просовывал маленький пальчик в одну из этих пастей, но сразу же отдергивал, а ну как откусит!

- Ну, а ты что для себя решил, сын мой? Что собираешься делать?
- Мне, отец, герцог дал отпуск на месяц. Мне так хорошо с вами, но потом придется вернуться на службу!
- Я не о том спрашиваю, Рауль, и ты знаешь, о чем речь. О твоём будущем.
- Но ведь оно как раз напрямую связано со службой у герцога!
Что верно, то верно, не в монахи же парню идти.
- О женитьбе пока не думаешь?
Рауль сделал досадливый жест. Сейчас он мог рассчитывать разве что на брак с какой-нибудь состоятельной и не слишком молодой вдовой. Нередко это становилось выходом для безземельных рыцарей, но Рауль был ещё так молод!
- Я все же постараюсь собственным мечом себе добыть и славу, и земли, и деньги.
- Славу-то ты добудешь, - кивнул его отец. - Но насчёт остального... Ты уже сам убедился, сколько увенчанных славой рыцарей, и поопытнее тебя, продают свой меч то одному владетельному сеньору, то другому, а сами не имеют ни кола, ни двора. Пока выслужишь хоть усадьбу с земельным наделом, сто раз могут убить! Да, с землями и деньгами всегда всё сложнее.

Библиотека замка Рысье Логово

Диана сидела за книгой в замковой библиотеке. Был уже поздний вечер, и после ужина обитатели замка занимались обычными для этого времени делами.
Часовые заступили на пост до утра, а только что сменившиеся получили от женщин по доброй порции жаркого и от усталости попадали спать тут же, в большом зале, на соломенных подстилках. Кое-где рядом с людьми спали огромные сторожевые и охотничьи псы, но большинство из них все еще грызли кости и время от времени грозно рычали, не подпуская других хвостатых собратьев к своей добыче.
Женщины убирали посуду, чистили гигантские закопченные котлы и противни.
Под потолком возились летучие мыши.

Отец Августин ушел в деревню исповедовать умирающего. А Диана должна была наконец-то узнать, чем закончились приключения обращенного в осла легкомысленного юноши Луция, да и переписать хотя бы 3 страницы книги аббата Святого Эрмиана, ведь ее скоро возвращать.
Книга о житии и деяниях Святого Мартина Турского была предусмотрительно установлена на аналой и открыта на нужной странице. Диана же сидела за столом и, казалось, была не здесь, а где-то далеко, в горах Фессалии, по которым злые разбойники гнали нагруженного украденным добром беднягу-ослика, а только и нужно-то было – вдохнуть аромат розы и превратиться снова в человека, но в тех горах розы не росли…

Диана не услышала шагов за дверью и оторвалась от книги лишь когда в замке стал поворачиваться ключ. Девочка мигом спрятала фолиант Апулея и встала за аналой. Как раз успела окунуть перо в чернильницу.
- Диана, не пора ли тебе отдохнуть? – спросил вошедший Рауль.
- О нет, я еще не закончила.
- Тогда я почитаю за столом.
Он нашел книгу римского автора о строительстве укреплений и долго сидел над нею, подперев кулаком белокурую голову. Умение отлично владеть оружием и объезжать коней важно в жизни, но это доступно многим, а он всей душою желал постичь как можно больше. Укрепление своих замков и успешный штурм чужих – вот что ценилось все больше и больше в этом постоянно воюющем, не вкладывающем мечи в ножны мире.
Отвлекся от чтения, лишь услышав, как засыпающая прямо за аналоем Диана что-то невнятно проговорила и уронила перо.

Надо сказать, что фолиантов и свитков в библиотеке было собрано много, места давно уже не хватало, и отец Августин решил разместить стеллажи не только вдоль стен, но и пересечь ими помещение. Поэтому стол и аналой стояли сбоку, ближе к входу, а вся библиотека была занята стеллажами. Как раз между двумя из них, дальними от двери, Диана положила небольшой тюфяк, на котором иногда отдыхала. Здесь же она держала свой запас свечей, на случай внезапного нашествия дамы Белинды.
Рауль отнес сестру на ее импровизированное ложе, накрыл найденным здесь же одеялом из овчин, а сам вернулся к чтению.

Он не заметил, как наступила глубокая ночь и читал бы, наверно, до рассвета, но…
- Я так и думала, что ты здесь, Рауль! – раздался тихий женский голос прямо рядом с ним.
Рауль резко поднял голову.
Возле него стояла мачеха, госпожа Вальдрада. В мягком свете восковых свечей лицо ее выглядело не таким резким и бледным, как обычно, казалось, она стала моложе. А может, это впечатление усиливала ее одежда. Обычно баронесса отдавала предпочтение дорогим, но слишком темным нарядам из бархата или фризского сукна, даже все украшения ее были с мрачными, почти черными гранатами.
Но сегодня она выбрала светло-фиолетовое платье и накидку из жемчужно-серого бархата, подбитую мехом белой лисы. Все это действительно шло ей, если бы только не прическа, больше приличествующая молодой девушке, нежели даме – собранные в высокий хвост и подвитые на кончиках волосы. К тому же, она была без головного покрывала, необходимого атрибута любой замужней женщины.

- Что-то случилось, моя госпожа? – спросил Рауль, несколько озадаченный этим внезапным посещением, да и переменой в облике мачехи.
- О, я просто узнала, что ты не проходил в опочивальню, и в зале тебя тоже не было. Значит, мог оказаться только здесь. Ты совсем не бережешь себя, Рауль. Весь день на ногах, а по ночам просиживаешь над книгами!
- Вы что-то желали сказать мне, госпожа баронесса?
- О да… Я хотела.
Он встал, уступая ей свой стул, ибо другой мебели в библиотеке не имелось.
- Ты всегда любил книги, - проговорила она, усаживаясь и не отрывая от юноши взгляда своих горящих темных глаз. – Когда-то и я читала. Еще в замке моего отца! Я грезила подвигами во имя любви и думала, что вот-вот и за мной приедет прекрасный принц или хотя бы истинный благородный рыцарь. А приехал твой отец!
- Его вы не считаете рыцарем?- Рауль удивленно поднял брови.
- Считала! Ты, конечно же, думаешь, что я всегда была мрачной и злой брюзгой. Но тогда, после свадьбы, у меня были наряды и меха только светлые и золотистые! И я любила петь и танцевать!
Говоря это, она вскочила и сжала руки Рауля в своих, но он быстро высвободил их.
- Госпожа моя, я вижу, что вы устали. Отец болеет, и уход за ним отнимает у вас немало сил. Не проводить ли мне вас в покои?
- Да, уход за ним. Теперь ему нужен уход, когда собственное распутство вот-вот сведет в могилу. А потом тут станет править его наследник.
Она содрогнулась, словно от лютой стужи, и плотнее закуталась в накидку, хотя в библиотеке было не холодно.
- И что тогда останется мне? Не так уж много. Средства есть, но... Жить здесь или у родни, если удастся договориться. И это после того, как я была хозяйкой! Или монастырь. Унылая жизнь, нескончаемые молитвы, помощь всяким грязным нищим, и так изо дня в день. А ведь я не старуха!
- Прошу вас, не хороните раньше времени моего отца,- Рауль начал закипать. – Вы сами понимаете, чего хотите, сударыня? То клянете своего мужа, то жалуетесь, что без него ваша жизнь станет еще хуже. По правде говоря, я не вижу ничего ужасного в вашем положении. И к чему этот ваш визит? Если вы хотели увидеть отца Августина и попросить у него лекарство, то капеллана здесь нет. Я провожу вас к Аделине, у нее тоже есть разные травы…
- Ты думаешь, мне нужно лекарство? Я лишилась рассудка и поэтому несу чушь? – горько рассмеялась она. – Хотя, может, и лучше быть безумной и ничего не понимать, не замечать! Не чувствовать боли!
- Вам кто-то причиняет боль?
- Ты до сих пор не понял, что сам причиняешь мне ее?!

Новый поворот судьбы

И домочадцы, и соседи были потрясены известием о смерти барона.
Да, всем было известно, что он болел, что часто беспокоили старые раны, но этого сильного, властного, ни в чем не знавшего меры человека люди привыкли считать незыблемым, как и его замок, и вечным, как скала, на которой он стоял.

В замковой часовне отец Августин совершил обряд отпевания, на котором присутствовали соседи, вассалы, воины, замковая челядь. Все желали почтить память прославленного воина, и слезы многих из собравшихся были искренними.
Жоффруа держался холодно и с достоинством, как и подобает новому господину. Его супруга под густой вуалью кривила в усмешке тонкие губы. Вот уж кого совсем не расстроила смерть грозного свекра! Белинда уже предвкушала, какие порядки заведет в замке.
Младшие дети покойного с трудом сдерживали слезы, стоя у гроба.
Вдову приходилось поддерживать под руки двум ее дамам.
В ночь, когда барон сорвался с лестницы, Вальдрада с горестным воплем упала перед безжизненным телом на колени.
— Да смилуется над нами Бог, господин наш мертв! — проговорил кто-то сзади.
Баронесса обернулась. Позади стояли белые, как мел, Рауль и Диана, да и с десяток слуг и служанок, привлеченные шумом, были здесь же и испуганно крестились.
— Да, мертв, — едва слышно проговорила баронесса и упала без чувств.
С того момента и до самого погребения она почти не разговаривала и пребывала будто бы в полуобмороке. Глаза ее оставались сухими.
Итак, Роже упокоился в родовом склепе, рядом с родителями, дядьями, двумя первыми женами и дедом, великим воителем Лиутвардом, когда-то построившим замок Рысье Логово.
Прочим же предстояло жить и решать мирские дела.

В ближайшем будущем Жоффруа был намерен обосноваться в соседнем помещении, где были покои отца. Но это — позже, а решить вопрос с братом он желал уже сейчас. Поэтому на следующий день после похорон барона Жоффруа пожелал видеть Рауля в своей комнате.
Здесь было не очень просторно, и даже появление молодой жены не сделало эту мрачную полутемную комнату более уютной.
Молодой барон уселся на стул с высокой спинкой, придвинутый поближе к очагу, брату же указал на скамью.
— Я хочу поговорить о будущем, Рауль, — произнес Жоффруа. — Думаю, ты и сам все понимаешь!
Рауль лишь кивнул и ждал, что ему скажут дальше.
Что ж, все ясно, подумалось Жоффруа, его брат всегда был любимцем отца и горько оплакивает его смерть, вот уж четвертый день на нем лица нет! На миг в душе шевельнулось чувство, похожее на жалость. Но только на миг. Ведь не могут же две рыси жить в одном логове, и об этом надо сказать сразу.
— По закону, Рауль, после смерти отца младший сын уезжает из замка искать воинской славы, и ему достается боевой конь со сбруей, оружие и доспехи. Я долго думал, как быть, ведь ты покинул дом еще два года назад, и с тех пор находился на службе. Тогда все перечисленное и было тебе подарено отцом.
— Если ты звал меня только за этим, — ответил Рауль, — то не тревожься, я не забыл.
— Тогда ты понимаешь, что нового коня и снаряжение получить не сможешь. Времена сейчас нелегкие, последняя война отняла много средств и людей.
— И это мне известно. Я ведь был на той войне, Жоффруа.
— Ты воевал там, куда отправил тебя герцог, мне же предстоит отстраивать и восстанавливать многое здесь, на своих землях, — недовольно передернул плечом Жоффруа. — Средства потребуются немалые. К тому же, придется отторгнуть вдовью долю нашей мачехи, которая тоже покидает замок.

Все это было понятно. Зачем новому хозяину те, кого любил старый? Жоффруа молод и богат, у него уже есть и будет еще больше своих людей, во всем обязанных ему.
— Скоро я уеду, Жоффруа. Но я хотел бы знать, что будет с Дианой и Гонтраном.
— С Гонтраном все просто. Еще года три он проведет здесь, продолжая воинское обучение. Потом, думаю, дядья по матери найдут ему местечко в свите герцога или его сына. Что же касается девчонки… Она может остаться здесь, но ей придется выкинуть из головы оружие, коней и прочие неподобающие ее полу занятия. Отец и ты всячески поощряли это, но не я! Пусть помогает Аделине, дел в замке много. Возможно, через некоторое время ее удастся выдать за кого-нибудь замуж. Но, сам понимаешь, выделять роскошное приданое бретонской бастардке здесь никто не собирается!
- Я предложил бы иной выход для нее.
- Какой же?
- Диана могла бы пока отправиться в монастырь Святой Урсулы, к аббатисе Корнелии. Она сестра моей матери. Там Диане дали бы достойное воспитание.
- Если ты, Рауль, берешь все расходы на себя, то я как глава рода не возражаю, - милостиво согласился Жоффруа.
Рауль кивнул и вышел.

— Я не хочу ехать в этот ужасный монастырь, Рауль! И не поеду! Зачем ты хочешь упрятать меня туда?
С этим возмущенным криком Диана резко повернулась к двери, считая разговор оконченным. Взметнулись длинные косы, мелькнул подол шерстяного платья, и рассерженная девочка выбежала бы наружу, если бы брат не удержал ее за руку.
Не обращая внимания на сопротивление маленькой фурии, Рауль снова усадил ее на скамью рядом с собой.
— Ты успокойся, девочка! — ласково сказала сидевшая здесь же Аделина. — Брат старше тебя и лучше знает, как поступить!
— Я повторяю тебе, Бретонка, — терпеливо проговорил Рауль, — никто не требует, чтобы ты стала монахиней! Ты просто поживешь в монастыре некоторое время, пока я буду на войне. Я же сказал, что скоро заберу тебя. Мне только нужно выслужить хоть небольшое поместье, чтобы было, куда тебя привезти.
— Скоро? Три года — это скоро?! Рауль, зачем тогда ты столько времени учил меня владеть оружием? Чтобы в обществе унылых монахинь петь псалмы да раздавать похлебку убогим?
— Ты обучена еще далеко не всему, что должна знать и уметь благородная девица, — подал голос отец Августин. — Ты владеешь оружием, ездишь верхом, к тому же, освоила грамоту и научилась прясть и шить, можешь даже вести дом. Все это хорошо. Но я должен сказать правду, тебе не хватает благородных манер, да и просто смирения, дитя мое! Некоторое время в монастыре пойдет тебе на пользу. Это лучше, чем носиться по полям и лесам.
- Да и этого ей делать не доведется! - махнула рукой Аделина. - Здесь уже не будет, как при твоем отце, девочка. И Рауля не будет. Ты же не хочешь остаться во власти новой баронессы?
Истинно женским чутьем служанка поняла, что этот аргумент поможет повлиять на такую гордую девочку, как Диана.
А повлиять было необходимо.
Аделина замечала, что красота ее девочки уже обратила на себя внимание некоторых приближенных Жоффруа. А эти люди, которыми он начал окружать себя еще при жизни отца, совсем не внушали доверия. В основном, это были младшие или незаконные сыновья вассалов, обученные только махать мечом, грубые и невежественные. Эти парни неплохо послужат новому барону в набегах и войнах, но для Бретонки они опасны. А ну как Жоффруа захочет вознаградить кого-то из них за службу, при этом почти не тратясь на приданое, и отдаст в жены Диану? Они уже сейчас заглядываются на длинные косы и прелестное белое личико, но разве такая судьба должна быть у дочери Роже? Аделина была искренне уверена, что ее красавице и умнице и графский сын - не велика честь.
Нет уж, пока мысль о браке Дианы не пришла в голову Жоффруа, надо увезти девочку отсюда.

Обитель Святой Урсулы

В Суассоне путники остановились на целый день.
Нужно было отдохнуть и привести себя в порядок, дабы предстать в надлежащем виде перед аббатисой Корнелией.
Суассон – большой, прекрасно укрепленный город. Есть здесь и величественные храмы, и дворцы, и мастерские ремесленников, и торговые лавки. И постоялый двор не один, как в маленьких городишках, через которые они ехали. В Суассоне таких заведений несколько. На окраине – маленькие, шумные, битком набитые небогатыми приезжими, которые спали вповалку на полу, а ели за одним общим столом.
Диане понравилось, что ее брат не стал останавливаться там, а отвез ее в хорошую гостиницу, близко к графскому дворцу.
Там на полу никто не лежал, и дешевой похлебкой из хрящей не воняло.
На кухне готовились вполне съедобные блюда, и подавали их опрятные служанки. Кухня отделялась перегородкой от большого помещения, в котором располагались отдохнуть слуги и оруженосцы богатых постояльцев.
На этом постоялом дворе можно было даже помыться.
По приказу Рауля, в их комнату притащили ширму, по обе стороны которой установили лохани. Слуги быстро наполнили их водой. Диана даже застонала от удовольствия, погрузившись в горячую воду. Все-таки она намерзлась за столько дней пути, хотя ни разу и не пожаловалась. Диана не оставляла мысли, что станет когда-нибудь воительницей, а значит, должна стойко переносить все тяготы наравне с воинами-мужчинами.

На следующий день Диана ожидала в приемной обители Святой Урсулы, пока мать аббатиса в своих покоях закончит беседовать с Раулем, и ей разрешат войти.
Приемная была маленькой и отличалась аскетической обстановкой, состоявшей из нескольких простых табуретов и скамей. Маленькое окошко было забрано пленкой от бычьего пузыря. Здесь было холодно, почти как во дворе. Кроме Дианы и ее брата, посетителей в тот день не было, лишь заглянули две молодые послушницы, окинувшие Диану любопытными взглядами из-под полотняных чепцов. Впрочем, девочка сразу заподозрила, что увидеть они надеялись вовсе не ее, а красавца Рауля.
Пожилая монахиня принесла девочке теплого питья, и Диана благодарно улыбнулась, грея озябшие пальцы о кружку. Как дома! Напиток приятно пах яблоками и смородиной, почти такой же готовила и Аделина… У Дианы вдруг что-то защекотало в глазах, опустились уголки губ, и она не смогла даже произнести слов благодарности угостившей ее монахине. Но та и без разговоров все поняла и ободряюще улыбнулась.

Рауль между тем стоял, преклонив колено перед аббатисой Корнелией.
В этом помещении было тепло от натопленного очага, напротив которого располагались два массивных стула с высокими спинками.
В середине комнаты - стол, а на нем бронзовый подсвечник, чернильница, раскрытый фолиант и целая кипа каких-то счетов.
Аббатиса уселась и указала Раулю на второй стул.

Она была высокой и худощавой, с проницательными темными глазами. Смуглость ее грубоватого лица особенно подчеркивал белоснежный апостольник, поверх которого было накинуто головное покрывало. Совсем не похожа на его матушку, которая осталась в памяти Рауля белокожей и синеглазой красавицей.

- Какой же ты взрослый, Рауль! – говорила настоятельница. – Я запомнила тебя маленьким мальчиком, который только учился держать в ручонке меч, и вот сегодня ко мне приехал самый настоящий шевалье! И такой красивый! Удивительно похож на мою сестру, мир ее праху.
Голос у Корнелии был низкий и приятный, благодаря чему она казалась менее суровой.
- Да, ничего не скажешь, печальный повод привел тебя ко мне! Совсем не стар еще был твой отец. Ведь ему было сорок три года? Ах, Роже смолоду отличался неумеренностью во всем, да простит его Господь! Он недолюбливал меня, ну да и я, грешная, в чем-то была перед ним неправа. Что ж, остается лишь молиться о его бессмертной душе! Итак, Рауль, ты хотел бы оставить на мое попечение свою сестру?
- Лишь временно, матушка Корнелия! Я внесу необходимую сумму на ее содержание, и буду присылать еще.
Рауль рассказал о Диане и ее матери, а затем и обо всем, что происходило в замке после смерти отца, умолчав лишь о случившемся в библиотеке и о подозрениях Роже. С этим он разберется только сам.
Заканчивая свой рассказ, он проговорил:
- Вы понимаете, матушка аббатиса, Диана еще все-таки почти ребенок. А я скоро вновь уеду на войну. Надеюсь, мне повезет выслужить себе надел, но ведь возможен и иной исход...
- Понимаю. Тебе не хотелось бы, чтобы Жоффруа поступил с нею не так, как подобает поступать с сестрой. Насчет этого не волнуйся.

Аббатиса встала и прошлась по комнате.
- Занятную воспитанницу ты привез мне, племянник! Христианка, но дочь язычницы и носит языческое имя. Обучилась шить и прясть в обмен на уроки фехтования. Переписывает жития христианских святых, но больше любит читать греков и римлян! Приведи же ее сюда.
Когда Рауль ввел девочку, мать Корнелия мысленно добавила: “Ходит в скромном шерстяном платье, но красива, как королевна”.
Диана поклонилась.
- Ну, подойди же ко мне, дитя, - сказала мать аббатиса. – Расскажи, как тебя зовут и сколько тебе лет, что умеешь.

Девочка представилась и поведала, что ей 12 лет, прибыла из замка Рысье Логово с братом, а обучена она скакать на коне, сражаться на мечах и боевых топорах, стрелять из лука, чистить оружие, ухаживать за конями, читать и писать, охотиться, ловить рыбу, натаскивать собак, доить коров, делать целебные мази, а еще может печь хлеб, рукодельничать, водить хоровод и петь.
- Насчет оружия и охоты – надеюсь, здесь тебе это не потребуется, - сказала аббатиса, скрывая улыбку. – А вот прочие твои умения ценны не только в замке, но и в монастыре. Конечно же, молитвы ты знаешь?
Получив утвердительный ответ, аббатиса рассказала о монастыре, в котором Диане предстояло провести ближайшие 3 года. Он был построен при Людовике Благочестивом и выдержал несколько осад, но благодаря как мощным укреплениям, так и мужеству защитников, взять его норманны не смогли. Конечно, в такое неспокойное время подвергнуться осаде можно в любой момент, а потому очень важно заготавливать много припасов.
К тому же, одна из святых обязанностей сестер – кормить и помогать нищим и калекам.
Делать все это девочки-воспитанницы учатся под руководством взрослых монахинь.
Таких воспитанниц сейчас в обители десять. Все они из рыцарских семей. Большинство - круглые сироты. У некоторых есть отцы, но из-за постоянных войн и смут они не могли заниматься дочерьми. Отсюда же девочки выйдут, получив хорошее воспитание, и смогут стать достойными хозяйками усадеб или даже замков. Хотя некоторые воспитанницы остаются в монастыре и со временем принимают постриг. Предаваться греху лени и уныния девочкам не приходится, весь день – учеба, молитвы, обязательные работы!
Диана смиренно слушала, думая при этом, что жизнь в обители предстоит не слишком веселая.

О том, как Рауль и Дидье читали литанию. И чем это закончилось

Рауль остановился на вершине холма. Отсюда, как на ладони, была видна замерзшая лента реки. Лигер был не особенно широк в этом месте. На одном берегу - лес, подступающий почти к самой воде, на другом – заснеженное поле, еще дальше – деревенька.
Позади слегка кашлянул Дидье. Видимо, оруженосцу не терпелось узнать, зачем его господин приказал подниматься еще до Солнца и что собирается здесь делать.

До этого все складывалось просто и привычно. Ведь уже не раз герцог Роберт отправляет своего верного рыцаря Рауля с различными поручениями. Обычно, выполнив очередной приказ, они сразу возвращались в Париж. Иногда ехали спокойно, останавливались на отдых в деревнях или замках. Бывало и так, что мчались во весь опор, уходя от погони. Приходилось и в схватки вступать, и под видом нищих или монахов в толпе паломников куда-то тащиться. Такая уж она, служба!
Но сегодня было что-то определенно новенькое.
Рауль велел Жиральду, второму оруженосцу, и нескольким сопровождавшим их воинам, ждать на постоялом дворе, сам же в сопровождении Дидье направился сюда.

Сказать по правде, Рауль присмотрел это место еще несколько дней назад. И решил на обратном пути исполнить свой обет именно здесь. Место было самое подходящее.
Теперь оставалось рассказать Дидье то, что ему нужно было знать.
Услышав о замысле своего господина, оруженосец побледнел. Но по опыту он знал, что отговаривать Рауля нет смысла.
- Итак, Дидье, - говорил Рауль, - я должен погрузиться по шею в эту полынью, дабы исполнить свой обет. И находиться там столько, сколько времени потребно для троекратного прочтения Литании Святейшему Имени Иисуса. Ты тоже читай, для верности!
- Литания! – ахнул Дидье.- Она же длинная!
- И что? Ты хочешь сказать, что тебе лень прочесть ее?
- Нет, господин, но ведь вода-то ледяная! Так долго…
- Не мели чушь. И знай, что я останусь жив и невредим, если невиновен. Если же виновен, то нечего обо мне и сожалеть! Тогда скажешь герцогу, что его послание графу Вермандуа я передал.
Дидье хотел еще что-то сказать, но Рауль остановил его:
- Скоро местные бабы могут явиться полоскать белье. Не будем терять времени.

Он велел Дидье помочь освободиться от доспехов, затем скинул одежду. Странно, но, оставшись совершенно нагим, холода он не почувствовал. Наверно, это случится позже, уже там… Нет, не думать! Решение уже принято.
Он дошел до дымящейся, за ночь слегка подернувшейся ледком полыньи, и остановился на минуту.
- Боже! – проговорил юноша. – Тебе ведомо, почему я это делаю. Я думаю, что невиновен и уповаю на твою защиту, Боже, но ведь не самому же грешнику судить о степени своих грехов! Если я по недомыслию вел себя неподобающе и толкнул мою мачеху на грех, то покарай меня, Иисусе. Отец, ты видишь, я держу данное слово!

Сказав это, он погрузился в ледяную воду. Кто это придумал, что огонь обжигает? По-настоящему обжигает, оказывается, речная вода! Наверно, люди просто не знают, и потому используют пытку огнем или раскаленным железом. Но под такой пыткой человек может хотя бы дышать, а здесь… О, как мучительно это чувство удушения! Ведь он сделал глубокий вдох, когда опустился в воду, почему же теперь…

Господи, помилуй. Христе, помилуй
Господи, помилуй
Иисус, внемли нам. Иисус, услышь нас
Отче Небесный, Боже, помилуй нас
Сын, Искупитель мира, Боже, помилуй нас
Дух Святой, Боже, помилуй нас
Святая Троица, единый Боже, помилуй нас

Побелевшими губами он говорил слова молитвы, сперва беззвучно, потом появился и голос. А вместе с голосом - и силы, чтобы это перенести. Ведь он был невиновен!

Он не слышал, но точно знал, что на берегу его верный Дидье шепчет вместе с ним:

Иисус, Сын Бога живого, помилуй нас
Иисус, Отца сияние, помилуй нас
Иисус, вечного света блистание, помилуй нас
Иисус, Царь славы, помилуй нас
Иисус, Солнце правды, помилуй нас
Иисус, Сын Марии Девы, помилуй нас
Иисус отраднейший, помилуй нас
Иисус предивный, помилуй нас
Иисус, Бог крепкий, помилуй нас

Над лесом медленно поднималось окутанное розоватой дымкой зимнее Солнце. В последние несколько дней оно не показывалось, но тут, видно, даже небесному светилу захотелось взглянуть на безумца, подвергшего себя добровольно такому испытанию.

Как сквозь пелену, до Рауля долетел голос Дидье:
- Мессир Рауль, я прочел Литанию трижды! Молю вас, выходите!
Он подбежал к самой кромке воды, чтобы помочь своему господину.
Рауль, ухватившись за протянутую ему руку, выбрался на лед.
Дидье тут же закутал его в походное одеяло, благо, в седельных сумах уважающего себя оруженосца такая вещь найдется всегда! Теперь сверху – плащ, подбитый мехом волка. И еще – вино, много вина, оно вернет силы, заставит кровь быстро бежать по жилам.

Немного позже они сидели у костра на краю леса. Вместе с теплом на лицо Рауля вернулся румянец, но что важнее всего – на сердце у него теперь стало спокойно, словно камень с души свалился. Теперь он в полной мере понял, почему люди идут на испытание Божьим Судом, для чего дают и исполняют обеты.

- А хорошо, что я заставил тебя читать Литанию, - улыбнулся Рауль, - я ведь сам сначала не то что читать, дышать не мог! И как бы я узнал, когда можно вылезать?
- Я вам одно скажу, мессир Рауль, - отозвался Дидье, - теперь в следующий раз, когда при мне станут болтать, что у рыцарей, мол, жизнь легкая и приятная, плюну тому глупцу прямо в лицо!
- Постой, - Рауль предостерегающе поднял руку. – Вроде на помощь звал кто-то!
И точно, в лесу кто-то кричал, слов отсюда не разобрать, но голос детский или женский!
В утренней ничем не нарушаемой тишине казалось, что кричали где-то близко, но это могло быть и на расстоянии целого лье или больше.
Юноши вскочили на коней и понеслись на зов.

Кричал действительно ребенок, мальчик лет шести-семи. Да и как ему было не кричать, когда взрослый парень куда-то волок его, а еще один с гоготом крутил в руках веревку.
Тот, что с веревкой, скорее всего, был сервом, о чем свидетельствовали неопрятные космы волос, вылезшие из-под шапки, и истрепанный полушубок мехом наружу.
А вот другой, с сытым лицом и круглыми совиными глазами, и держался, и одет был как мелкопоместный дворянчик.
- Вздернем тебя прямо тут! – заявил дворянчик. - Чего далеко водить, вина доказана!
- Я не воровал! – крикнул мальчик, вырываясь из рук своего мучителя. – О добрые рыцари, прошу вас, спасите меня!
- В чем дело? – крикнул Рауль, осаживая коня. Вы кто? И почему хотите повесить этого ребенка?
Его повелительный тон и дорогие доспехи, блестевшие под меховым плащом, а более всего – рыцарский пояс, внушили уважение двоим увальням.
- Благородный шевалье, - сказал тот, что удерживал мальчика, - этот малолетний вор вытащил зайца из нашего силка!
- Я вытащил его из своего силка, - рванулся мальчик. – А они погнались за мной.
На этот раз ему удалось освободиться, и он подбежал к Раулю.
Те парни не решились снова схватить его, но первый вновь заговорил:
- Я сын и наследник владельца этого поместья, зовусь Лауберт! Проверял со слугой свои силки, а они пусты! И тут смотрим, этот проходимец уже убегает с ворованной добычей!
- А я Рауль, сын Роже и верный герцога Нейстрийского. Теперь ответь мне ты, мальчик. Ты живешь на землях Лауберта?
- Нет, ваша милость! Я живу на землях благородного Гримберта!
- А твои силки где были расставлены?
- Там же, на землях Гримберта! С дозволения господина и его супруги.
- Врет! – рявкнул Лауберт.
- Где проходит граница двух владений, Лауберт? – усмехнулся Рауль.
- Вот тут, прямо по ручью, шевалье, - нехотя буркнул тот.
- Правильно. Так сейчас, значит, мы на твоей земле, Лауберт. А мальчика вы приволокли с другой стороны ручья, и мы это видели. А кто видел, как он воровал?

908 год. Иоланда

- О нет, отец! Я не хочу быть женой Лауберта! Скажи, что не отдашь меня за него!
Дочь смотрела на старика Гримберта полными слез глазами, и он понимал, что еще немного, и не выдержит, поддастся на эти мольбы.
А поддаться было нельзя! Все это – девичья блажь и капризы, а Лауберт – жених не хуже любого другого. Это говорил рассудок, но вот отцовское сердце… Нет, его в таком деле лучше не слушать.

- Послушай, дочка, - строго сказал старый воин, усаживая девушку рядом с собой на лавку у окна. – Мы опять говорим об одном и том же. Ты должна, наконец, понять. Я хочу устроить твою судьбу, пока жив! Ведь кто лучше о тебе позаботится, чем отец с матерью?
- Но почему, почему я должна выйти именно за него? Он противен мне!
- Ну, это уже капризы и блажь! – повысил голос отец. – Мы избаловали тебя, Иоли! Я теперь ругаю себя, что разрешал тебе читать книги и бегать к Клэр. Видно, отсюда и пошло твое вольномыслие. А надо было воспитывать тебя, как все дочерей воспитывают, чтобы только ткала, пряла и молилась, жениха дожидаясь. Обязанность женщины - выйти замуж и дать мужу потомство! Лауберт хотя бы молод и силен, а сколько молодых девиц идут к алтарю со стариками! Или вообще не могут выйти замуж без приданого и становятся монашками.
- Но Лауберт тоже не любит меня, отец! И он не благороден! Ему нужны только наши земли, а не я. Он даже не скрывает этого.
- И что же? Земли – это и есть то, ради чего люди вступают в брак. Когда-то и мы с твоей матерью поженились, почти не зная друг друга, потому что все решили наши родители. А любовь пришла потом.
- Но ведь ты, папа, не пытался вздернуть на суку никого из друзей моей мамы!
- Ах, ты все о том же! Лауберт ведь объяснял потом, что это была лишь неудачная шутка. Ничего бы он не сделал Подкидышу. Давно пора забыть.

Иоли вновь вскочила и отошла к окну.
- И другие его дикие выходки - тоже шутки? А все его угрозы, что он сожжет Клэр?
Тут Гримберту нечего было возразить. Ведь не отрицать же то, что известно всей округе. Повесить или изувечить человека из-за пойманного в силок зайца или рябчика не составляло проблемы для их соседа. Да и бастардов, которых он успел наплодить по деревням, не скроешь. К тому же, во хмелю Лауберт часто рассказывал, что якобы знахарка Клэр по ночам обращается в летучую мышь и наводит порчу на людей и скот.
Надо ли удивляться, что Иоли терпеть его не может?

Гримберт сокрушенно покачал седой головой.
Да разве стал бы он говорить о браке своей милой Иоли с грубияном и невежей Лаубертом, разве пустил бы на порог его наглую мамашу, если бы был в силе, если бы не погибли все его сыновья? Да, последних двух сыновей они с Агнессой лишились полтора года назад! Тогда опять напали норманны, Ансевальд и Бавдомер отправились с вассальным ополчением под знамёнами Жоффруа, который теперь стал их сеньором. Домой братья не вернулись. Ансевальда видели убитым, а самый младший, Бавдомер, пропал без вести. Сперва оставалась надежда, что вернётся, но теперь, через столько времени... Видно, тоже сгинул. Гримберт и сам полжизни или больше провел в битвах и лучше многих знал, сколько неопознанных и никем не оплаканных мертвецов лежат в земле и на дне рек, сколько непогребенных костей белеет в лесах да среди развалин, что были прежде городами! Да ещё столько же в рабство увозят язычники, а оттуда редко кто возвращается.

Так и осталась Иоли единственным ребенком у своих престарелых родителей. Женщины не наследуют земли, и единственным выходом было подыскать для дочери мужа.
Хотя завидной невестой ее не назовешь. Кроме красоты и милого, доброго нрава, не было у нее достояния. Только этот клочок земли, на который давно зарятся алчная соседка Клотильда и ее недалекий сынок.
Обратиться за помощью к молодому барону Жоффруа? Эту мысль Гримберт отмел сразу, Жоффруа он не доверил бы свое дитя, всякое об этом человеке говорили...

Да ещё и неурожай приключался два года подряд, крестьяне стали разбегаться. Трудно Гримберту со всем управиться, а каково будет Иоли, если останется совсем одна?
Были бы более достойные женихи, разве стал бы тогда Гримберт уговаривать дочь идти за Лауберта? Хотя, надо признать, не меньше он уговаривал и самого себя. Знал, что не пара Лауберт его умнице и красавице.
Старик глянул на дочь. Дивные карие глаза в обрамлении густых ресниц смотрели на него грустно, но и выжидающе. Даже самый строгий ценитель не нашел бы изъяна в этой нежной красавице. Черты лица правильные, носик маленький, кожа - как лепесток цветка. А золотисто-каштановые волосы окутывают точеную девичью фигурку, как шелковый плащ, до самых бедер. Одета она была в простое льняное платье, стянутое в талии вышитым поясом с кистями, но и в этом скромном наряде на нее можно было залюбоваться.

Мать Иоли, дама Агнесса, подошла и ободряюще обняла дочь за плечи.
Супруга Гримберта сильно сдала после гибели сыновей, волосы под полотняным покрывалом - белые, как снег, а ведь были такие же, как у Иоли. Отдавая распоряжения прислуге, дама Агнесса теперь нередко умолкала на полуслове, держась рукой за грудь, где сердце. И лишь отдышавшись, могла продолжать.
Жалко Иоланде старых родителей, просто до боли. И знает она, что и у них сердца кровью обливаются за нее.
- Ты иди, девочка, прогуляйся с Гризеллой, - ласково сказала мать. - Вечер просто дивный! Только далеко от дома не уходите.

Едва за Иоли закрылась дверь, дама Агнесса сказала мужу:
- Давай вот что сделаем, Гримберт. Бывает иногда, ломают люди голову над трудным делом, а оно вдруг само собой как-то разрешается. Давай немного подождем! Не терзай себя, муж.
- Легко сказать - не терзай, - грустно усмехнулся старик. - Разве не наш долг - позаботиться о судьбе единственного ребенка?
- Мы и позаботимся. Я сейчас о другом. Завтра начинается в Арксе ярмарка. Пусть Иоли съездит с Гризеллой, под охраной слуг. Ей нужно развеяться, пусть порадует себя чем-нибудь. Измучилась ведь бедняжка!
- Да, пусть съездит, - разрешил Гримберт.
Он был рад, что жена предложила это. Ведь чувствовал себя виноватым перед дочерью, а она всегда была его любимицей! Пусть отдохнет.

Ярмарка

- Ты будешь прав, сын мой, если за косу притащишь эту строптивую девчонку в свои покои! – одобрительно говорила дама Клотильда, помогая сыну разгладить помятую тунику. – Хватит тратить время на уговоры. Старики выжили из ума и пляшут под ее дудку, ну, а ты, Лауберт, сделай по-своему! Но первая часть твоего плана мне не очень нравится.
- Чем же, матушка?
- Тем, что это баловство и ненужные расходы. Ну вот сам посуди, зачем тебе тратиться на этой ярмарке и покупать что-то к свадьбе? Ты же решил увезти девчонку, ну вот и увози. После этого они сами будут бегать за тобой, лишь бы только женился! Последнее продадут, чтобы приданое справить. А мы еще и посмотрим, что это будет за приданое, можно и поторговаться, раз ты соглашаешься взять ее в жены уже испорченной!
- Так ведь я сам же и испорчу! – заржал Лауберт.
- Это все равно. Другой-то ее уже не возьмет!
- Умны вы, матушка, - восхитился он, - она ведь на ярмарку за нарядами едет, вот пусть эти наряды ей и послужат на нашей свадьбе! А оплатит она их сама, ха-ха!
- Правильно. Ты купи только то, что нам самим нужно, я тебе уже перечисляла. Обратно поедешь вместе с девчонкой, ну ведь вам же по пути. Вот тогда и увезешь ее.
- Да, только вот со слугами что делать? Это ж какая драка может быть, шум поднимется.
- Шум тебе в таком деле ни к чему. Дам тебе порошок один, на привале добавишь его куда угодно, хоть в воду, хоть в похлебку. Средство проверенное, заснут через полчаса. Вот тут ты ее и забирай. Если тоже будет спать, ничего страшного. Даже спокойнее. А уж потом пусть шумят, сколько угодно, а дело будет уже сделано.
- Вот она удивится, проснувшись! – развеселился Лауберт. – Хорошо, давай порошок.

На ярмарке Лауберт, дабы не возбудить подозрений Иоланды, держался при встрече с нею ненавязчиво. И впрямь можно было поверить, что он, как и все, прибыл за покупками.
Девушка не была удивлена встречей, ведь все окрестные жители, от владельцев усадеб до крестьян, покупали на местной ярмарке все, что не могли изготовить или вырастить в своем хозяйстве.
Разумеется, ни малейшей радости она не испытала и, видно, это отразилось на ее лице, ибо Лауберт с обиженным видом покинул ее после обмена обычными приветствиями.
Никогда ему особенно не нравилась эта худая пигалица, а теперь он чувствовал, что ненавидит ее, готов таскать за косы и топтать ногами, чтобы только стереть с ее лица эту равнодушную полуулыбку, лишь бы заставить умолять о пощаде. Нищая, а какая высокомерная, взяла и отвергла его! Можно подумать, к ней женихи в очередь выстроились. Ну да ничего, скоро она убедится в своем полном ничтожестве, а решать все будет только он.
От этой мысли настроение Лауберта улучшилось. Пусть девка походит пока по рядам со своей тупой служанкой, все равно никуда от него не денется. Уже завтра он будет ее полновластным господином.

Лауберт даже заулыбался, прогуливаясь по ярмарке и прицениваясь к товарам. Приобрел конскую сбрую и уже хотел было пойти посмотреть представление фигляров на площади. Но внимание привлекли голоса в соседнем ряду. Там расположились торговцы дорогими товарами, а они не часто появлялись в Арксе. Видно, какие-то купцы не нашли сбыта в других местах, вот и решили попытаться здесь. Он прислушался.

- О благородный шевалье, - лопотал торговец с нездешним носатым и смуглым лицом, - посмотрите, какие ткани! В самом Орлеане и даже в Париже вы не найдете подобных!
Шевалье стоял спиной к Лауберту. Он был высок и силен, стройная талия перехвачена тяжелым поясом. Шлема на нем не было, светлые волосы стянуты шнуром на затылке. Кольчуга и оружие – не дешевые. Конечно, торговец тоже сразу это заметил, вот и вцепился, как клещ.
Лауберт приостановился поглядеть, удастся ли этому хитрецу облапошить покупателя.
- Вот, если угодно, - продолжал купец, - великолепное тонкое сукно, можно пошить плащ. О, вы будете просто неотразимы, ваша светлость, взгляните, как драпируется, какой мягкий ворс, все юные дамы будут видеть только вас! А вот это шерстяная ткань, здесь такую не сделают! Ваш покорный слуга из самой Британии доставил…
- Что у тебя есть на платье для молодой дамы? – прервал рыцарь этот цветистый поток.
- Вот, мессир, дивная, драгоценная парча! Она окутает прелестную даму и сделает ее подобной царице Савской!
Купец сделал знак помощнику, и тот принялся сноровисто выкладывать на прилавок разноцветные рулоны.
- Нет, - остановил его рыцарь. – Лучше бархат.
Помощник метнулся куда-то, видимо, за бархатом.
- О, воистину, отважный воин, это Всевышний привел вас ко мне! Вот великолепный бархат, не мнется, не истирается, подчеркнет красоту юной госпожи! Оцените, какие глубокие и богатые цвета! Привезен из самой Византии! К примеру, вот этот, зеленый…
Молодой шевалье повернулся в профиль, и настроение у Лауберта сразу ухудшилось. Ибо он узнал того самого Рауля, что когда-то посмеялся над ним и не дал совершиться правосудию.
Видно, у этого шевалье завелось много лишних денег, раз покупает подарки, подумать только, какой-то женщине! Да еще роется в этих рулонах и отрезах, будто и сам – баба. Нет, уж лучше двигаться к площади, откуда уже доносился звук рожков и дудок, созывающих на представление.

Иоланда купила два отреза на платья, и еще два – в тон, поменьше, чтобы сделать красивую оторочку рукавов и подола. И еще – головную повязку, расшитую речным жемчугом и бисером.
Оставалось купить пряжку для пояса маме и фибулу-застежку для плаща – отцу.
- Браниться станет ваша матушка, - сокрушалась Гризелла. – Она же просила ничего им с хозяином не привозить, деньги беречь.
Но Иоли уже расплачивалась за приглянувшийся товар.

Побывали они и на площади. Под звон бубнов бродячие гистрионы на небольшом возвышении плясали, кувыркались и жонглировали, двое затеяли потешный бой на палках, еще кто-то громко и пронзительно пел и пытался плясать на ходулях.
Гризелла ворчала, что на этот раз не явился поводырь с медведем, да и казни никакой не было, даже колодки пустовали. Напрасно только время и деньги потрачены. Но Иоли считала, что представление удалось на славу. Собравшиеся то и дело разражались рукоплесканиями, ободряющими криками и восторженным воем. Большинство зрителей составляли крестьяне и небогатые торговцы, для которых ярмарка – единственное место, где можно так развлечься. Это же гораздо интереснее, чем кулачные бои между родной деревней и соседней! Между столпившимися зрителями то и дело проталкивались, бойко сбывая свой товар, продавцы леденцов, пирожков и сладких вафель. Ну и зевать здесь было нельзя. Несмотря на суровые наказания, которые употребляли местные сеньоры за воровство, карманники шныряли здесь точно так же, как на любом другом торгу.
Иоли и ее спутники заночевали у местного торговца, с которым ее отец был давно знаком.
Она давно дружила с дочерьми торговца, милыми и смешливыми девушками, так что вечер прошел для них весело.

Норманны

Азарт охотника, поймавшего добычу, сначала был настолько силен, что Лауберт мчался словно на крыльях. Совершенно не думал о том, что на извилистой лесной тропе при такой скачке легко можно сломать себе шею. Где-то сзади скакал его сообщник-слуга.
Постепенно эйфория проходила, и похититель обратил внимание на то, что девушка лежит совершенно неподвижно. Не бьется, не пытается вдохнуть побольше воздуха или принять более удобное положение. Скорее всего, от страха потеряла сознание, а может, и надышалась пыли.

Нужно было все-таки остановиться и посмотреть, что с нею, а то как бы дух не испустила. Но здесь поблизости должна быть деревенька, а значит, и люди, поэтому сначала он проедет немного дальше. Вот сейчас дорога сделает поворот. И Лауберт, как любой всадник в таком месте, замедлил скачку. Вон там, чуть дальше, уже можно остановиться, но… Конь вдруг испуганно рванулся, а затем так резко и внезапно остановился, будто налетел на стену, и встал на дыбы. От неожиданности всадник не удержался и вылетел из седла. Связанная девушка тоже скатилась на землю и лишь чудом не оказалась прямо под копытами. Кто-то подхватил ее и попытался поставить на ноги, но она бессильно опустилась прямо в пыль, пока еще ничего не осознавая.

Смутно, как через вату, услышала крик, впрочем, тут же захлебнувшийся.Видимо, кричавшему зажали рот. Или убили.
Лауберт быстро пришел в себя. Но подняться с земли ему не дали. Рядом с ним, наставив меч, стоял громадный детина, от одного вида которого Лауберт весь похолодел. Он уже видел таких людей в рогатых шлемах и буйволовых куртках.
- Норманны! - прохрипел он в ужасе.
- Ну да, это мы! - весело согласился пленивший его чужак. Судя по голосу, он был молод, но лица под шлемом разглядеть было нельзя.

Еще двое норманнов тем временем быстро привязали к деревьям коней и мулов, а заодно и оттащили в кусты проткнутое дротиком тело слуги. Увидев, что его хозяина захватывают в плен, он попытался уехать, но тут же был убит.
Лауберту заткнули рот и тоже привязали к дереву. Забрали меч и кинжал, которыми он даже не успел воспользоваться. В круглых глазах сына Клотильды плескался смертельный ужас. Варвары о чем-то быстро переговаривались, но норманнскую речь он не понимал. Всего их было трое, но это только здесь. Даже полумертвый от страха Лауберт понял, что не втроем они приплыли на драккаре или пришли по суше, а значит, это был новый набег. Поблизости должны быть еще десятки, если не сотни язычников. Странно, шума ниоткуда не было слышно, значит, на деревню еще не напали?

Между тем второй норманн вытащил кляп изо рта похищенной девушки и пытался напоить ее вином из фляги.
- Хорошенькая, - говорил он на своем языке. – Ты будешь моей добычей. Подожди, скоро закончим здесь дело, и тогда…
- Разве это ты ее поймал? – прищурился первый.
- Тому, кто ее поймал, пока не до девок будет, - норманн кивнул в сторону Лауберта. – А ты просто поднял ее с земли.
- Вы можете поспорить о ней позже, - прервал третий. – Сюда идет Олаф!

Олаф, по-видимому, был предводителем, ибо при его появлении спор тут же смолк.
- Мы поймали двоих, ярл! – доложил один из норманнов. – Третьего пришлось прикончить, он чуть не поднял шум раньше времени. У них были кони и мулы!
- Это нам пригодится, - усмехнулся огромный воин. Доспехи у него были лучше, чем у остальных, не просто куртка с нашитыми бляхами, а настоящая стальная кольчуга. Из-под шлема можно было разглядеть только заплетенную в косу рыжеватую бороду.
- Сейчас мы возьмем эту деревню и еще другие, будет, на чем вывезти добро. Любой дележ добычи, любой спор – потом! Привяжите девку, и все за мной.
- Охранять их, ярл? – спросил кто-то.
- Не стоит, и так не развяжутся! Там ваши мечи будут нужнее, а этих после заберем.
Повторять ему не пришлось. В хирде Олафа Железного царила строгая дисциплина, почему этому ярлу и дали такое прозвище. Захватив деревню или город, можно развлекаться как угодно, но перед боем и во время его никто не смел нарушить планы ярла, за ослушание можно было и жизни лишиться.

Олаф немного помедлил, прежде чем уйти. Привязанная к дереву девчонка была, похоже, очень хороша собой. Даже сейчас, вся в пыли, с кляпом во рту, с расширенными от страха глазами, она привлекла его внимание. Не такая, как их лебединые девы, у которых и кожа, и волосы, и даже брови и ресницы - все снежно-белое. Но Олаф побывал в разных краях и знал, что женская красота разнообразна. Ему порой приводили наложниц с совершенно черной кожей, все, кроме белков глаз, у них было черным, но они были великолепны...
Что ж, скоро он объяснит некоторым непонятливым, кто именно захватил эту красавицу.
А пока он сделал знак своим людям, и все бесшумно исчезли за деревьями.
Через несколько минут со стороны деревни ветер донес крики ужаса и боли, а чуть позже – и дым пожара, и тошнотворный запах паленого мяса, и торжествующие вопли победителей.

Иоли уже полностью пришла в себя и в отчаянии рванулась в своих путах. Нет, нечего было и думать их порвать или развязать самой. Выдавить кляп тоже не удавалось, да если бы и удалось, кого ей было звать на помощь?
Ее родители потеряли четверых сыновей, неужели теперь у них не будет и дочери?
- Иоли! – раздался знакомый голос.
Ее сердце радостно стукнуло. Это был Ален, чумазый, со спутанными волосами и в немыслимых лохмотьях. Видимо, долго бежал через лес, а затем пришлось ползти.
Мальчик быстро разрезал веревки ножом с костяной рукоятью, и Иоли вновь упала. Затекшее, покрытое синяками тело совершенно не слушалось.
- Ты здесь откуда? – проговорила она.
- Да я давно уже следил! Ты же знаешь, я везде гуляю.
- Подведи мне коня, - попросила она. – И сам садись. Мы должны бежать.
- Еще как должны! Они вот-вот вернутся, деревню-то уже захватили, там им дел было на несколько минут. Это они просто клад у кого-то ищут.
И точно, запах паленого стал просто непереносим, а жуткие вопли перешли в предсмертный хрип.

Спаси нас, Боже, от ярости норманнов

Иоли и Ален, не сговариваясь и ничего не обсуждая, направили коней в сторону усадьбы Гримберта. Юная девушка и десятилетний ребенок не раз за свою короткую жизнь видели нашествия северян и имели представление, чего от них ждать и как себя вести. Однако же, опасность ещё ни разу не была настолько близко от них, чтобы чувствовать, как она дышит прямо в затылок. Липкая волна страха, охватившая Иоли поначалу, теперь отступила, а Ален — мужчина и самый настоящий храбрец, вообще не думал бояться.
Пока им везло, но нужно было спешить.
— Ты видел драккары? — крикнула девушка, не сбавляя хода. — Сколько их?
— Видел пять больших драккаров! Двигались вниз по реке, в сторону Аркса.
Вниз по реке. И драккары, кроме этих пяти, могут быть еще. Было похоже, что утром их нападению уже подверглись земли Гримберта, близлежащие усадьбы и лесная деревня. Смог ли отец с домочадцами и воинами дать отпор?
Иоли похолодела, представляя, что могло случиться. Пять больших драккаров — это около пятисот воинов. Понятно, что для нападения на маленькие усадьбы все они на берег не высаживались, но ведь и у отца Иоли всего десяток человек, способных держать оружие. Ну, пусть и деревенских столько же…
Обычно, если северяне нападали большим числом, соседи объединяли силы для их отражения, а женщины и дети укрывались за крепкими стенами близлежащей обители, иной раз и просто в лесу.
Иоли помнила рассказы матери о том, как явился датчанин Осмунд Свирепый с огромным, в несколько тысяч воинов, войском, которое смело маленькие крепости и усадьбы, как осенний ветер сметает сухие листья, а затем эта ощетинившаяся железом лавина обрушилась на города и аббатства, и не всем удалось выстоять против хищников. Многие, кому посчастливилось не попасть в руки завоевателей, укрылись в Рысьем Логове. Тогда барону Роже удалось изгнать чужаков со своей земли, хотя они и пытались взять в осаду его замок.
Ах, если бы родители Иоли, и Клэр, и старый отец Годеран, и все остальные смогли добраться до Рысьего Логова, они были бы спасены! Но до замка было далеко.

Порыв ветра принес со стороны деревушки запах гари. Кричали и стрекотали растревоженные птицы, но иных звуков не было слышно. Ни криков, ни шума боя, ни мычания коров, ни лая собак. Ничего. Это могло означать лишь одно: в деревне никого не осталось.
— Может, успели уйти, — с надеждой проговорил Ален.
— Едем туда! — ответила Иоли. — Если норманны и были там, то сейчас уже нет.
— Так и наших тоже нет, — возразил он.
И оказался прав.
Деревня являла собою картину ужасающего разгрома. Между остовами догорающих домов они увидели несколько трупов, земля была залита кровью. Живых людей, как и скота, не было. Удалось ли кому из крестьян укрыться в лесу, или все выжившие стали пленниками, узнать было не у кого.
Входная дверь деревенской церквушки была выломана. Видимо, люди сначала пытались укрыться там. Это было единственное каменное строение, и потому норманнам не удалось его сжечь. Однако же, церковная утварь была разграблена, и единственное, что осталось, это изуродованные и сваленные в угол фолианты, с которых варвары сорвали обложки с дорогими позолоченными орнаментами.
Здесь уже нечего было делать и некому помогать, и Иоли погнала коня вскачь в сторону родительской усадьбы. Ален мчался за ней.

Они быстро достигли расчищенного от деревьев участка вокруг усадьбы... вернее, того места, где она была.
У Иоли вырвался горестный крик.
Хозяйственные постройки уже почти догорели. Усадьба полыхала, как огромный костер. Местами занялся и бревенчатый частокол.
От горящих строений шел нестерпимый жар. Лошадь Иоли беспокойно заржала, чуя падающие совсем близко огневые искры и запах крови.
Наверно, так должен выглядеть ад, пронеслось в мозгу. Отец Годеран много рассказывал о нем. Но зачем люди сами устраивают еще один ад, на земле?
Им все же удалось приблизиться. Порыв ветра отнес дым в сторону, и в проеме выбитых ворот Иоли и Ален увидели несколько франкских воинов в остроконечных шишаках и пластинчатых латах. Ими предводительствовал немолодой мужчина с длинными висячими усами, верхом на буланом жеребце. Иоли знала этого всадника, он был владельцем одной из близлежащих усадеб и приятелем отца.
— Дядя Ансельм! — крикнула девушка. - Где мои родители?
Воин отер рукавом черное от копоти лицо.
- Тебе не надо туда ходить, девочка, - сказал он и отвел глаза.
Иоли все поняла. Но лишь умом, в сердце же еще оставалась надежда.
Она соскочила на землю и рванулась к входу, но по знаку Ансельма двое воинов схватили ее.
- Оставьте меня! - закричала она. - Дядя Ансельм, почему меня держат? Может быть, я еще смогу...
- Им никто уже не сможет помочь, дитя мое, - сурово сказал он. - Там нет живых.
И, словно подтверждая эти слова, обрушилась крыша хозяйского дома, обдала все вокруг жгучим каскадом искр.
- Мы приехали слишком поздно, - смутно, как через войлочную пелену, доносилось до Иоли, - они погибли.
Ансельм тоже спешился и гладил ее по голове.
- Господин, - это был голос кого-то из воинов, - трупы, какие удалось вынести, мы сложили там, у леса. Там прятались двое сервов.
- Хорошо, идемте.
Ансельм двинулся в сторону леса, увлекая за собою девушку, а за ними - все воины и маленький Ален. Оставаться дальше возле пожарища было невозможно, да и бессмысленно.
Тела погибших воинов и крестьян, страшно изрубленные секирами, лежали на запачканной кровью траве, а какой-то нездешний монах, видимо, из странствующих, читал над ними заупокойную молитву:
Боже, даруй им, веди их ко свету небесному!
Господи Иисусе Христе, Царь величия, охрани души всех усопших верных христиан от наказаний адских и от пасти ненасытной! Вырви их из зева львиного! Да не поглотит их бездна, да не низвергнутся они во тьму! Знаменосец небесный, святой Архангел Михаил, выведи их ко свету святому, что некогда возвестил ты Аврааму и чадам его.
Ради драгоценной Крови Иисуса спаси, Отец Небесный!

Диана. 908 год

Диана вынырнула из воды средь прекрасных белых лилий.
И деревья, и трава, и эта затаившаяся в лесной чаще глубокая заводь были щедро залиты жарким полуденным солнцем. Его лучи пронизывали насквозь и воду, но все же в ней можно было на время укрыться от палящего зноя. Диане нравилось здесь бывать. В лесу яркий ковер цветов и сама трава немного поблекли, пожухли в такую жару и покалывали ступни, если пройти босиком.
Вода же давала приятную прохладу и ощущение удивительной легкости и наслаждения. Да, это действительно было наслаждение — проплыть под водой и вынырнуть среди плавучей поляны дивных цветов, которые только кажутся белыми, а на самом деле — переливаются матовым блеском жемчуга и всеми красками радуги, искрятся каплями воды, и каждая крошечная капелька отражает огромное Солнце! И над всем этим торжествующим летним великолепием вьются голубые и сиреневые стрекозки, большие и поменьше, что-то смешно и возмущенно стрекочут, зависая в воздухе около нарушившей их покой купальщицы.

Еще раньше, живя в отцовском замке, Диана любила бегать купаться в лес, где были похожие заводи. Служанки не хотели отпускать ее, рассказывали, что лилии больше, чем просто цветы, они принадлежат речным девам — русалкам, которые ревнивы ко всему, что считают своим. И лучше не сердить этих бездушных красавиц, если не желаешь стать одной из них!
Диана всегда со смехом отвечала, что русалки не будут к ней жестоки, ибо примут за свою. Разве у нее не русалочьи глаза, не такие светлые длинные волосы, какими наделяют речных дев старые сказанья?

Ивовые заросли надежно укрыли бы ее от нескромного взгляда, но в этом уединенном месте подглядывать было некому. Да и собака ее, огромная косматая Гарди, спокойно отдыхала под деревом, высунув язык.
Диана вышла на берег, постояла, пока высыхали капельки воды на ее атласной коже. Она не любила прятаться от солнца, как это делали изнеженные придворные красавицы, но сейчас пришлось надеть короткую, едва прикрывавшую бедра, полотняную рубашку. Девушка привыкла сушить волосы, лежа на низко нависшем почти над самой водой стволе старой ивы, а кора могла исцарапать.
Диана распустила свои великолепные волосы, напоминавшие драгоценное покрывало, сотканное из золотого и серебряного шелка. Опустила голову на скрещенные руки, лениво наблюдая, как резвятся мелкие рыбешки в подсвеченной солнцем воде.

Минул уже год, как Бретонка покинула монастырские стены.
Теперь она с улыбкой вспоминала свою жизнь у урсулинок.

Вопреки ее ожиданиям, это оказалась не так уж скучно. Как и предупреждала мать аббатиса, проводить время в праздности здесь не удавалось никому.
Часто вздыхала Диана, вспоминая тяжесть оружия в руках, простор полей, зелёную прохладу лесов и реку Лигер, которую не раз переплывала на коне. Как долго ещё она будет лишена всего этого?
Аббатисе Корнелии быстро стало понятно, что Диана еще в отцовском замке обучена вести дом, без труда делает любые расчеты по хозяйству и не пропустит никаких ошибок в счетах. К тому же, у нее оказался неплохой почерк, что тоже важно для монастыря, ведь книги ценились чуть ли не на вес золота. Поэтому поручения, которые ей давали, были чаще всего связаны с работой в скриптории.
У урсулинок не было таких интересных книг, как у отца Августина, чтение римских и греческих авторов не приветствовалось, даже если это были научные и философские труды. Исключением являлась, пожалуй, только "История галльской войны" Юлия Цезаря. Если и были здесь Гомер, Апулей и Овидий, то воспитанницам и послушницам до них было не добраться. Зато хроники, составленные уже в христианские времена, а также трактаты о врачевании ран, лечении простуды, кулинарные рецепты, способы копчения окороков, изготовления мыла, свечей и многие другие полезные книги имелись в достаточном количестве.
Не без умысла Корнелия поручала новой воспитаннице переписывать жития святых, ибо у кого же ещё учиться кротости и смирению? А этих качеств, по мнению аббатисы, Диане не хватало.
- Скажи, дитя мое, - спрашивала мать Корнелия, - переписала ли ты уже книгу о Лионских святых мучениках?
- Да, матушка, - девочка кивнула головкой в белом полотняном чепце.
- А жития мучениц-первохристианок, Святой Маргариты Антиохийской и Святой Екатерины Александрийской?
- Да, матушка.
- И что ты скажешь о них? Чему бы ты у них поучилась, Диана?
- Их твердость в вере Христовой, матушка, более всего поразила меня. Воистину, они были мужественны и смелы, особенно Святая Бландина из Лиона! Ведь они могли, хотя бы для вида, не признать себя христианками, особенно когда нечестивые императоры и их приспешники настроили народ против христиан. Но они не стали лгать. Я думаю, легче всего совершить подвиг на глазах у всех, когда люди восхищаются твоей доблестью! А тут... их не только бросили на растерзание зверям, но и сделали преступниками в глазах людей. Думаю, трудно сохранить веру, когда вот так...
Аббатиса кивнула. Она ожидала несколько других ответов, но и этот был хорош.
- А ты, дитя мое, пошла бы на муки во имя веры?
- Я не знаю, матушка, - честно ответила Диана. - Подвиг первохристиан велик, но теперь иное время. Мы не можем отдать себя на растерзание, как Бландина, ибо кто тогда будет отстаивать земли и замки? Поднимая оружие во славу Христа, мы тоже прославляем имя Его. Я думаю, не только кротостью сейчас надо побеждать язычников, но и хитростью, и силой меча!
Аббатиса снова кивнула. Все же из этой Дианы должен был выйти толк, хотя вряд ли она подставит вторую щеку, если ударят...

Несмотря на эти разговоры с аббатисой и работы в скриптории, приходилось Диане наравне со всеми и шить, и прясть, и скотный двор убирать. Выработать у каждой воспитанницы умения, необходимые для жены и матери семейства, научиться повиноваться прежде, чем самим отдавать приказы, не дать впасть в грех гордыни — вот какова была цель матери настоятельницы.

Письма от Рауля приходили редко и были короткими. Видимо, писал он их, выкраивая время между битвами и долгими переходами. Диана все представляла, как ее брат сидит на привале где-нибудь в дикой Бретани или суровой Нормандии. Прислонился спиной к камню-валуну, греется у походного костра и пишет ей. И она молилась Иисусу, Деве Марии, Михаилу Архангелу и Николаю Угоднику, чтобы не долетели до него остро отточенные стрелы, не пробило латы вражеское копье…
Кое-что узнавала она о Рауле и через аббатису Корнелию. Ведь известно, что паломники, странствующие монахи и нищие несут вести от города к деревне, от замка к монастырю.

В осаде. Замок Рысье Логово

Жоффруа наблюдал за осаждающими, стоя за зубцом крепостной стены.
И то, что он видел, ему совсем не нравилось.
Замок Рысье Логово и раньше выдерживал осады, было такое и на его памяти.
Замок был на редкость удачно расположен, да и обучению воинов здесь придавали большое значение. Но времена изменились, и если прежде норманны и прочие супостаты норовили проломить ворота обычным тараном, или несколько смельчаков лезли на стены по копьям, чтобы проникнуть во двор и открыть ворота остальным, то теперь у них появились осадные орудия. К тому же, захватывая много пленных, норманны заставляли их рыть подкопы, насыпать осадные валы, таскать хворост, а то и просто использовали их как живой заслон, идя на приступ.
Слышал Жоффруа и о том, что все чаще норманны нанимают для строительства осадных машин мастеров из Кордовы. Нечто подобное использовалось несколько лет назад при осаде Парижа и Шартра.
Здесь этого пока можно было не опасаться, что же до всего остального...
На этот раз армия у викингов огромная.
От пленных, захваченных во время вылазки, удалось узнать, что норманны вновь идут на Париж. Но силы их таковы, что часть воинов будет брошена на захват укрепленных замков и аббатств. А что случается во время любых войн с небольшими усадьбами и деревнями, и так известно.
Что ж, в погребах замка имеются большие запасы, да и скот крестьяне успели пригнать за спасительные стены. Благодаря колодцам и роднику внутри замка, жажда им не грозила, но осада могла затянуться, а помощь вряд ли придет.
Для укрепления боевого духа своих людей барон приказал казнить пленных, и их насаженные на копья головы теперь украшали крепостную стену.

Одно плохо, при такой спешке и скученности беженцев невозможно быстро выявить больных, а эпидемия в осажденной крепости - это похуже голода.
Поэтому барон даже обрадовался, узнав о приезде дочки старого Гримберта, вернее, теперь уже сироты. Он слышал, что она обучалась целительству у самой Клэр, о которой рассказывали всякие чудеса. Лучше бы, конечно, сюда явилась сама старая ведьма, а девчонка уж слишком молода и неопытна.
Впрочем, Аделина говорила с нею и убедилась, что знания целебных растений у малолетки есть. Что ж, поглядим, а пока пусть помогает раненым.

Теперь, когда их взяли в осаду, уже несколько дней не было известий от соседей. Иногда со стен замка видели столбы черного дыма в тех местах, где были монастыри, деревни и усадьбы, а ветер приносил то звон набата, то запах гари.
Большие замки, как, например, Коллин де Шевалье, до сих пор держались. Но Жоффруа был уверен, что барон Ансберт долго не протянет...

Дама Белинда приказала поднять тяжёлую крышку сундука. Чуть поморщилась от затхлого запаха давно не проветриваемых вещей, но осмотр не отложила.
Худые белые пальцы баронессы жадно перерывали платья, накидки и прочие предметы одежды.
- Как могло случиться, что я до сих пор не знала об этих вещах? - сварливо говорила она, хотя в душе осталась довольна.
Вот уже несколько лет, после удачного набега покойного Роже на земли Ансберта, сундук хранился в дальнем чулане, и о нем успели позабыть. Чему тут удивляться, Белинда знала, что барон и его семейство, за исключением разве что ее супруга, были расточителями. То в обмен на пленного вместо денег возьмут людей (а кому они были нужны?), то топливо жгут неумеренно (как будто не знают, что огромный замок все равно не протопить), то вода для мытья им нужна (уже не просто расточительство, но и грех), то вдруг потратятся на побрякушки (причем для какой-то ничтожной бастардки).
Странно, что та не стащила ничего из сундука. Платья почти все испорчены, но на них есть драгоценные камни. Белинда выслала вон прислужниц и принялась отпарывать самоцветы и золотое шитье принесенными с собой ножницами.
Неизвестно ещё, чем закончится новое нашествие. Конечно, такой замок нелегко захватить, но если все пойдет к этому, придется бежать. И взять с собой лишь то, что легче увезти. Вот она и готовилась заранее. Оставалось придумать, где устроить тайник. В замке столько пришлых людей, что место надо найти поукромнее.

- Так значит, нет больше господина Гримберта и дамы Агнессы, - сокрушенно говорила Аделина, сидя за столом напротив Иоли. - Мир их праху!
Чего только не произошло за каких-то несколько лет! Нет в живых господина Роже, его вдова, говорят, где-то монастыре. Гонтран еще в прошлом году отбыл на службу в Париж. Рауль получил земли от герцога, но что-то теперь будет с его новой усадьбой, и с ним самим, и с сестрой, если норманны идут на Париж?
Да и их давнему недругу, Ансберту, сейчас не легче. Говорят, жена и дочери его поехали на богомолье, а тут война, вернуться не успели и точно в воду канули...

Они были в маленькой каморке, которую теперь использовали для приготовления лекарственных снадобий. Их требовалось много. То вражеская стрела кого достанет, то поранится или надорвется человек, ворочая громадные камни, то кто-нибудь обожжется, таская тяжеленные котлы с кипятком.
Каждый день, наготовив бальзамов и мазей, а заодно и отваров для снятия боли и лихорадки, Иоли шла к раненым.
В помощники ей выделили Алена Подкидыша и молодую служанку Аригунду. Втроём они промывали, прижигали, накладывали мази и повязки, и с каждым днём работы становилось все больше.
Осаждающие усердно осыпали замок стрелами, обычными и горящими, а порой и пропитанными ядом. Это было самое страшное, ибо спасти отравленного такой стрелой особенно трудно. Можно надеяться лишь на прижигание железом да сборы некоторых трав, но не всегда это помогает. Уже несколько воинов и слуг умерли в мучениях от таких ран.

- Клэр рассказывала, - вспоминал Ален, - что берсерки собирают всякие поганые грибы и используют их, чтобы в бою приходить в неистовство и не испытывать страха. Видно, этой же дрянью пропитывают и наконечники стрел!
- Мы пропитаем ядом для крыс, - сказала Аделина. - У меня в погребе он есть.
- Змеиным ядом было бы лучше, - отозвалась Иоли, - он самый смертоносный, но здесь у нас его нет, а норманны в лесу находят гнезда гадюк.
Она перебирала корешки и пучки трав, что привезла с собой. Иные из них могли причинить немалый урон врагу, но, в отличие от змеиного яда, такие наконечники не долго сохраняют убийственную силу, применять надо побыстрее.
Клэр никогда не изготавливала яды, и даже против крыс и мышей в своей хижине использовала только пучки специальных трав, чтобы грызуны сами уходили. Но от нее же Иоли знала, что любое ядовитое растение может принести и пользу, и потому у знахарки всегда был в запасе чистотел, морозник, борец-трава и многое другое.
Девушка вспомнила, как совсем недавно приезжала к Клэр молодая, но весьма тучная дама, просила средство для стройности. Для его приготовления знахарка собиралась использовать морозник. А теперь он послужит не красоте, а смерти.

Каменный брод

«Шевалье Рауль, верный герцога Нейстрии, сын барона Роже, шлёт это письмо и желает радоваться сестре своей, Диане, во владение Каменный брод. Следует тебе, любезная сестра, дожидаться меня в усадьбе и зорко следить за готовностью к обороне наших воинов. Также крестьянам, если будет в том потребность, и враг подступит, повелеваю укрыться за стенами форта и помогать воинам. Что же до адских язычников, то они сперва двигались на Париж огромной армией, на драккарах и по суше, по пути разоряя и предавая огню города и аббатства. А привел эту армию принц Эйрик Норвежский, сын Харальда Косматого, а прозвище он носит — Кровавая Секира. Его я пока не видел, но имел столкновение с ярлом Олафом Железным, что грабил в окрестностях Аркса. Пытался он и сам город Аркс взять на меч во время ярмарки, там же война застала и меня. Объединившись, нам с местными сеньорами, с Божьей помощью, удалось вышвырнуть норвежца оттуда и занять оборону.
В это же время язычники двумя лавинами — по реке и по суше — устремились на Париж, но не дошли до него, ибо армия герцога Нейстрийского и его союзников ударила по ним с двух сторон сразу и отбросила назад. Норманнов при этом полегло много, и урон их осадным орудиям и кораблям нанесен немалый, и Эйрику не стянуть вновь такие силы для осады Парижа. Но осталось норманнов еще много, и без добычи они уйти не захотят. Потому прошу тебя, Диана, без крайней надобности дом не покидать, беречь припасы, а главное — не впускать в усадьбу никаких чужаков».
— Что велел мой брат передать на словах? Не ранен ли он? — спросила Диана.
— Мессир Рауль сказал, что если, вопреки ожиданиям, язычники начнут стягивать крупные силы в этих местах, следует вам оставить усадьбу на попечении сенешаля Гальфрида и укрыться в Этампе или Париже, — ответил посланец. — Мессир здоров и сказал еще, что станет преследовать язычников, дабы очистить от них окрестности Аркса. Если потребуется, двинется и дальше. Это было неделю назад, госпожа.
— Известно ли что-нибудь о замке Рысье Логово?
— Он был осажден, но держался.
— Что ж, ступай. Тебе дадут подкрепиться.
Оставшись одна, Диана несколько раз прошлась по комнате, отбрасывая тень на бревенчатую стену.
На ней была плотная льняная рубаха с поясом, какие мужчины-воины одевали под панцирные стеганые куртки, облегающие штаны и высокие сапоги со шнуровкой.
Конечно, Рауль намеренно написал о военных делах и своих дальнейших планах без каких-либо подробностей, на войне иначе нельзя. Но, судя по письму, положение дел он знал хорошо, да и чего же иного ожидать от человека, не раз водившего отряды разведчиков.
В его деле умение быстро получать и использовать сведения было важнее числа бойцов.
Да и Диана, выросшая в замке воинственного отца, в окружении таких же соседей, научилась не только махать мечом и носиться на лошади, но и читать такие вот письма между строк.

Благодаря удачному расположению, усадьбу Каменный брод с трёх сторон защищает река Шалуэ, а с четвертой — глубокий ров с водой, и всех непрошенных гостей, пожелай они преодолеть эту преграду на плотах, неминуемо снимут лучники. Диана знала случаи, когда несколько человек удерживали даже замки. А в их усадьбе, даже с небольшим гарнизоном — 8 бойцов без Рауля и его оруженосцев, можно выдержать длительную осаду, а с ходу взять ее штурмом не удастся, если только против них не двинут целое войско с катапультами и осадными башнями. Но сейчас задача принца Эйрика — награбить и захватить пленных, побыстрее и побольше. Он не будет тратить время на крепости так близко от Парижа, откуда могут подойти войска.
Но вот деревни могут сильно пострадать, их частоколы для норманнов — слабое препятствие.
Женщины и дети давно уже, по приказу молодой госпожи, укрылись за стенами усадьбы, сюда же загнали деревенский скот и свезли припасы.
А стены эти были сделаны из стволов гигантских деревьев, почти втрое превышающих рост человека. Под их защитой вполне можно было чувствовать себя в безопасности.
Молодые крестьяне несли дозорную службу в лесу, и в случае подхода неприятеля должны были подать условный сигнал.

Часовые день и ночь следили за окрестностями с дозорной башни. Сначала часто был виден то тут, то там поднимавшийся к небу дым пожаров, но в последние несколько дней это прекратилось. Видно, захватчики двинулись обратно, хотя наиболее буйные и алчные до добычи ярлы со своими людьми часто отделялись и шли вглубь страны. И все они будут грабить и уводить людей в неволю везде, где это можно сделать побыстрее.
Насколько были известны повадки северных набежчиков, часто они двигались не одной сплошной лавиной, а растекались отдельными отрядами в разные стороны, и потому появиться могли в любом месте.

Едущие мимо воины-франки иногда делились новостями.
Так Диана узнала о нападении на обитель Святой Урсулы, причем предводительствовал этим отрядом страшный Гуннар Отче Наш, датчанин, прозванный так из-за особого пристрастия к разграблению храмов и убийству монахов и священников. После нескольких дней осады норманны пошли на штурм монастыря. Им удалось сделать пролом в стене, через который с десяток воинов ворвались внутрь, но защитники монастыря и сами сестры-урсулинки отважно оборонялись, сумели вышвырнуть незваных гостей и дождаться подкрепления. Матушка Корнелия даже была ранена, но жизни ее ничто не угрожает.

Единственное, что заставляло Диану беспокоиться, так это вероятность измены. Особенно теперь, когда в усадьбе, кроме защитников, сгрудились больше двадцати перепуганных крестьянок с детьми.
Крепость, стоявшая здесь прежде, тоже была почти неприступна, но из-за одного подкупленного мерзавца превратилась в пепел.
Рауль настрого приказал сестре вешать ключ от наружного двора в изголовье своей постели и не доверять его никому, кроме Гальфрида, если ей самой придется уехать.

Размышления Дианы прервал хриплый звук рога.
— Кто-то подъехал, госпожа! — в дверях показался сенешаль Гальфрид.
Со смотровой башни они увидели отряд — не менее дюжины всадников во франкских доспехах, с эмблемами герцога Нейстрийского на каплевидных щитах.
— Кто вы такие? — крикнул Гальфрид. — По какому делу прибыли в Каменный брод?
— Я желаю видеть госпожу этой крепости! — ответил один из всадников.
Он сорвал с головы шлем. Светлые волосы заискрились на солнце, рассыпались по плечам.
А он продолжал кричать:
— Диана! Ты здесь? Это я, Гонтран!
Действительно, это был он.
Диана подала знак опустить мост, и через несколько минут ее заключил в объятия радостно смеющийся молодой человек.
Гонтран сильно вырос и возмужал, хотя и не достиг еще своей полной силы.
— Ну вот! — вскричал он, чуть отстраняя сестру, чтобы получше разглядеть ее. — Какая же ты красивая, Диана! И какая высокая! Ты решила стать ростом с ваш частокол?
— Тебя я, по крайней мере, догнала! — смеялась она.
— Смотри не обгони, малышка, а то трудно будет найти жениха! — весело парировал юноша.
— Каким чудом ты здесь?
— Никакого чуда. Я ведь бился с варварами, — с гордостью проговорил он. — Теперь вот получил приказ герцога доставить тебя в Париж. Здесь тебе лучше не оставаться, ибо отступающие норманны все-таки опасны, их слишком много, и как знать, что они выкинут напоследок.
- Зачем мне уезжать, Гонтран? Здесь я в безопасности, и совсем не хочу покидать усадьбу и людей...
- Слово герцога - закон для его вассалов, - строго сказал он. - Сама подумай, сидя здесь, вы не знаете всего, а его светлость зазря приказывать не станет. Собирайся.

Столкновение

Обычно расстояние от Каменного брода до Парижа всадники, не отягощенные большим обозом и не тратящие много времени на остановки и привалы, преодолевали по самому короткому пути за один день. Это по хорошей, не раскисшей от дождей дороге, и не во время зимних снегопадов, когда путь может растянуться до нескольких дней.
Диана и Гонтран пустились в дорогу в летнее время, но вокруг все ещё шла война. Ехать приходилось с осторожностью, даже полагаясь на донесения опытных разведчиков, ибо противоборствующие отряды франков и норманнов часто перемещались быстрее, чем доходили сведения об этих перемещениях и численности воинов.
Старший вавассор по имени Альдомер, командовавший отрядом, слушал донесение своего человека, нахмурив густые черные брови.
По словам разведчика выходило, что поблизости норманнов нет, но если свернуть с этой дороги в лес и проехать 6-7 лье, то можно встретиться с ними. Ибо именно там, на месте недавно разграбленного селения, захватчики устроили нечто вроде лагеря. Видно, не идут дальше из-за того, что ждут своих, с которыми должны обьединиться. Значит, такой у них уговор. Дождутся и двинутся вместе дальше, к Сене, где погрузят на драккары награбленное добро, туда же загонят и пленных… Да, пленные у них есть, разведчик насчитал их около пятидесяти, большинство — женщины и дети. Они под охраной, но не связаны, а пленников-мужчин держат отдельно, закованными в цепь. Самих же норманнов — сейчас тридцать человек, все хорошо вооружены. Было больше, но сегодня утром часть воинов отделилась от них. Видно, северным разбойникам потребовалось подкрепление в другом месте. Эти гонят с собой крестьянский скот, на мулах и лошадях везут поклажу — отобранные у торговцев тюки тканей, вороха шкур, какие-то мешки, бурдюки и бочонки с вином и брагой.
- А предводителя их зовут Гуннар, по прозвищу Отче наш, - сказал в заключение разведчик. - Монастыри, тварь, любит жечь!
— У него тридцать человек! И только-то! — глаза Гонтрана хищно сверкнули. — Нас почти столько же, и если снять их дозор и напасть внезапно, силы будут равны. Или даже у нас будет перевес! Альдомер, давай, а?
— Да, хорошо бы, — согласился тот. — Но с нами твоя сестра, для нее это может быть опасно.
— Я не уступлю в выучке любому из твоих людей, — возразила Диана. — Воинам вовсе не нужно всю дорогу прятаться из-за меня в кусты, да и мне там не место. Не упускать же супостатов, если сами идут в руки! А если повезёт, то и Гуннара притащим в Париж! Разве тебе будет не по нраву, Альдомер, если на рыночной площади выставят голову этого упыря на копье, для увеселения горожан?
Воин закусил губу. Девчонка задела нужную струнку в его душе.
— Нападем, отобьем все награбленное и пленных! - вторил Гонтран. - И ведь герцог не давал нам приказа избегать столкновений и спасаться бегством при виде какой-то кучки варваров! Он просто велел быть осторожными, но этот бой и не будет для нас слишком опасен.
— Что ж, узнаю воинственную кровь Роже из Рысьего Логова! — расхохотался Альдомер.

Разумеется, эти двое рвались в бой со всем пылом юности. Но более опытный и осторожный старший вавассор согласился не сразу.
Сошлись на том, что нападут ночью, если к этому времени к норманнам не присоединятся их собратья… Если же это произойдет, франки немедленно уйдут, не ввязываясь в неравный бой. Пока расположатся в лощине неподалеку отсюда и снова пошлют разведчиков к вражескому лагерю. В нужное время те подадут условный сигнал.
— Слабое место норманнов — это их малое число, — рассуждала Диана, — они смогут расставить часовых вокруг селения, но не прочесать лес. До времени они нас не увидят, а когда увидят, им все равно уж не спастись!
— Возможно, те, кто не в карауле, перепьются, — говорил Альдомер. — Это облегчило бы нам задачу, но слишком уж на везение рассчитывать не стоит!
До ночи расположились в лесу, с подветренной от селения стороны. Их отделяли от супостата несколько лье и быстрый, шумный ручей с каменистым дном. В нужное время они обвяжут травой конские копыта и преодолеют это расстояние меньше, чем за полчаса. А пока нужно было затаиться в чаще и ждать, беречь силы, держать наготове оружие.
Ночной ветер принес прохладу и тучи, за которыми полная Луна иногда исчезала, а потом появлялась над верхушками деревьев вновь, яркая, как новенькая серебряная монета.
- В бою держись ближе ко мне, - говорил Гонтран.
Диана тихо засмеялась.
- Я понимаю, Гонтран, тебе же может понадобиться моя помощь!
- Вижу, годы в монастыре не сгладили твой характер, женщина! - в тон ей ответил он.

И вот, наконец, они услышали уханье филина, с каким этот ночной хищник вылетает на охоту. Один из франкских воинов, спустя миг, издал такой же звук, и вновь первый голос ему ответил, на этот раз громче и дольше.
Это был знак: пора выдвигаться.
Миг — и все были в седлах. Еще миг — и мчались по ночному лесу, сквозь клубящийся белый туман, освещая путь факелами. Вот вспенили воду, подняли фонтан брызг, пересекая ручей. Диана, неотличимая от воинов в доспехе с нашитыми стальными бляхами и гладком шлеме, скакала рядом с братом, пригибаясь под низко нависающими ветвями. Ее охватил какой-то яростный восторг и жажда битвы, о которой не раз слышала от бывалых воинов, ходивших в набеги, но сама испытывала впервые в жизни. Словно вдруг кровь в ее жилах превратилась в огонь, и огонь этот мог сжечь изнутри, если не дать выход ярости.

Раздался тихий протяжный звук, похожий на свист полевки, и из кустов выскользнула тень человека с мечом.
— Что там? — резко спросил Альдомер.
— Дозорных за частоколом больше нет, — ответил воин. — На дозорной вышке сидит один…
— Остальные что делают?
— Веселятся… пока.
По знаку Альдомера воины остались под прикрытием леса, и расчищенное от деревьев пространство — несколько десятков шагов — он прошел вдвоем с Гонтраном.
Двигались они нетвердым шагом, и старший вавассор будто бы помогал идти оруженосцу.
Луна как раз показалась из-за туч, и с высоты дозорной вышки их должно было быть видно сейчас, как на ладони.
— Стой! Кто это? — крикнул часовой на своем языке.
Альдомер поправил на голове заранее надетый норманнский шлем.
— Я Бьерн! — вавассор назвал наиболее распространенное среди северян имя.
— И со мной Остен Датчанин, — хрипло добавил он по-норманнски, виртуозно подражая интонациям пьяного. — Погуляли мы немного…
Говоря это, он продолжал идти, сокращая расстояние между ними и вышкой.
Но оно было еще недостаточным, чтобы метнуть кинжал…
— Ты Черный Бьерн или Бьерн Бычья Голова? А ну-ка, сними шлем! — приказал часовой.
— Молодец, хорошо несешь службу! — запыхтел тот, делая вид, что пытается расстегнуть ремешки шлема.
— Филлеман шёл к реке! — проорал Гонтран нечто, похожее на песню.

К самой красивой липе!
Там хотел он поиграть на золотой арфе,
Ибо руны обещали ему удачу!
Поднялся тролль из глубин озера,
Он громыхал в горах и грохотал в облаках!

Барон Жоффруа и его супруга

Вот уже 3 дня дама Белинда сидела в заточении в собственных покоях.
Даже не открывая ставни, отсюда можно было слышать грохот камней, которыми забрасывали замок вражеские катапульты.
Новости баронесса могла узнавать только от своей камеристки Таутберги — единственной, кто допускался к госпоже.
— Что там происходит? — спрашивала ее Белинда, страдальчески поднося руки к вискам. — Не готовятся ли язычники к штурму?
— В ближайшие дни — вряд ли, — отвечала Таутберга. — Многие думают, что они уйдут, если только не дождутся подкрепления от своих. Замок-то стоит на скале, подкоп не сделать. Из орудий у них только катапульты, но стены замка крепки, да и людей у нас достаточно, если придется заделывать бреши.
— А если они соберут здесь свои осадные башни?
— Если бы они у них были, уже так бы и сделали. Да что тут сказать, госпожа? За последние дни не было ни одной вылазки, новых пленных нет, откуда же мы хоть что-то узнаем! Наши бьют их отравленными стрелами, да и обычными тоже. Прямо туча стрел все время в воздухе, разве только ночью их нет!
Белинда усмехнулась.
Конечно же, ее супруг надеется на крепость стен и удачное расположение замка.
Но как знать, сумеет ли он принять верное решение и действовать, если норманны получат подкрепление и пойдут на штурм с осадными башнями? Опыта ведения таких боев у молодого барона не было.
Белинда давно заметила, что ее муж напоминает силача, который надеется на крепость своих мускулов и хорошо владеет дубиной, но не имеет должной выучки, чтобы противостоять мастеру боя на мечах.

Таутберга давно состояла при госпоже, но ей Белинда в последнее время не доверяла. Хитрая камеристка понимала, что баронесса в немилости у Жоффруа и вряд ли надолго здесь задержится. Бесплодная супруга никому не нужна, а Белинда за 5 лет брака ни разу не понесла. Хранить ей верность означало для Таутберги быть изгнанной из господских покоев, как только мессир Жоффруа отправит жену в монастырь. А уходить отсюда в общие комнаты, где тесно, холодно и то и дело норовит облапать кто-нибудь из ратников, не хотелось. Вот она и искала покровительства барона и его приближенных. А как его получишь, если не доносить, что сделала или сказала попавшая в немилость госпожа? Может быть, от нее Жоффруа и узнал, что Белинда интересовалась подвалами замка…

Заняться в эти дни Белинде было нечем, и она снова и снова задумывалась о несправедливости судьбы. Да, она не родила мужу детей, но ведь и ни с одной из окрестных вилланок или замковых прислужниц ее супруг не наплодил бастардов! Так, может, их брак бездетен вовсе не по ее вине? Жоффруа, конечно, ни за что на свете не признает такого. Да и какой мужчина признает? Вспомнилось, что его покойный отец тоже был недоволен ею из-за отсутствия детей, и оба они — Роже и его сын — усердно прикрывались рассказами о том, что какая-то крестьянская девка все же родила от Жоффруа, правда, ему тогда не было и 15 лет. И они не упоминали о том, что та девка была не совсем в своем уме и дарила благосклонность мужчинам направо и налево, а значит, ребенок мог быть и не от баронского сына.
Белинда дозналась до некоторых подробностей сама, могла бы выведать и ещё больше, но, видно, была недостаточно осторожна. Служанка, выболтавшая ей кое-что о той старой истории, вдруг куда-то пропала, а саму Белинду муж тогда сильно избил. В первый раз и, как оказалось, не в последний. С тех пор она на время затаилась, помня о том, что мать ее супруга, покойная Амальберга, вроде бы была одержима приступами ярости, во время которых становилась опасна. Может быть, как раз во время такого приступа она и сорвалась с крепостной стены, хотя шепотом о ее гибели поговаривали и иное…
Да, Белинда затаилась на время, но от мысли узнать как можно больше о делах супруга не отказалась.

Надежда на то, что ребенок всё-таки появится и решит многие проблемы, таяла с каждым месяцем.
И вот теперь она могла быть уже в монастыре, если бы война не спутала планы Жоффруа.
Но ведь она закончится! Замок до сих пор никому не удавалось взять, и вряд ли такое случится сейчас.
А значит, его хозяином останется Жоффруа… или его наследник. Пока у них нет детей, наследником является брат ее мужа. И ей нужно сделать так, чтобы унаследовал Рысье Логово не Рауль, а ребенок, которого она, Белинда, должна во что бы то ни стало родить.
Ненависть помогла ей собраться с силами, и Белинда даже прошлась по комнате. Да, Рауль… Ей было известно, что он выслужил какие-то земельные угодья. Значит, он у герцога в чести. И ещё болтали, будто проклятую Бретонку собираются представить ко двору. Конечно, она же красивая, и все время нагло пользуется этим, ещё и окрутит там какого-нибудь вельможу. А ведь Диана грозилась захватить Рысье Логово себе!
Думать об этом для Белинды было невыносимо. Но, может, и хорошо, что эти мысли посетили ее, они заставят ее начать действовать, хотя бы назло ее врагам.

Вызывая в памяти всех, кто находился рядом все годы ее жизни в замке, Белинда понимала, что помощников ей найти будет трудно. Капеллан Августин и Аделина — люди, пользующиеся влиянием в Рысьем Логове, были слишком привязаны к Раулю и Диане, чтобы стать ее друзьями. Воины, присягнувшие Жоффруа, всем обязаны ему, ведь барон, скупой во многих тратах, нужных ему людей все же не обижал. Так что и тут рассчитывать не на кого. Слуги, которых она всегда притесняла, только позлорадствуют, если узнают о ее бедах. Ну нет, она не доставит удовольствия никому из них, она будет госпожой и дальше! Ей бы только выбраться отсюда, но как? Поразмыслив, Белинда решила пока играть роль больной.

Когда супруг, не выспавшийся, с трехдневной щетиной, зашел в ее покои, Белинда со всем возможным смирением попросила прислать к ней девушку-лекарку, дочь Гримберта.
— Почему именно ее? — раздраженно спросил Жоффруа. — Она у меня приставлена к другому делу. Есть Аделина, есть и другие женщины, сведущие в лечении.
— Я не хочу, чтобы слуги знали о некоторых вещах, Жоффруа, — слабо проговорила баронесса. — Тогда как эта девушка не здешняя, и вдобавок, она благородного рода и не опустится до сплетен.
Некоторое время Жоффруа сверлил ее взглядом, будто хотел узнать, что у нее на уме. Но на бледном востроносом личике его супруги застыло лишь страдание, и никаких тайных мыслей он не смог прочесть. Что ж, может быть, она ничего и не успела разнюхать, а сейчас просто не хочет, чтобы служанки увидели ссадины и кровоподтеки на ее теле. Что ж, так было лучше и для него.
— Будь по-твоему, — сказал он, вставая. — Но не задерживай ее долго, у нас есть раненые и посерьезнее.
Белинда молча склонила голову, и он не увидел выражение ненависти на ее лице.
У него есть раненые посерьёзнее, а то, что он едва не отбил ей все внутренности, значения не имело. Она ещё раз убедилась, что решила все правильно. Оставалось лишь превратить планы в жизнь.