Женщина крутилась на больничной койке, пытаясь одновременно найти удобное положение и успокоиться. Болел живот, поднялась температура. Хирург из приёмного покоя сказал: «Атипичный аппендицит». Но как же не хотелось под нож! Почему-то казалось, что это ошибка. Она представляла, как набирается смелости и отказывается от операции, а потом всё само собой проходит.
***
Вспомнилось детство. Когда-то она любила болеть. Мама поджимала губы и хмурилась:
- Какая же ты слабенькая, Вика. Придётся Иван Василича приглашать.
Жил Иван Васильевич в своём доме, в старой части города. Дед со стороны отца. Он - единственный из бабушек-дедушек «дождался» внучку и нянчился с удовольствием, как говорится, «за всех».
Вика втайне ликовала. Не надо будет идти в ненавистный детский сад, где заставляют ходить строем, есть тушёную капусту с квадратной котлетой и играть с кем не хочется.
Дедушку Вика обожала. Он рассказывал сказки, водил на рынок, покупал сладости и игрушки. Родители тоже рассказывали, водили и покупали, но с дедушкой всегда случалось что-нибудь интересное.
Однажды они пошли гулять на рынок и заглянули в павильон, где продают цыплят. Девочке очень понравились пушистые пищащие комочки, и она захотела иметь хоть одного такого милашку. Вика бы заботилась о нём, играла. Дедушка объяснил, что один цыплёнок не выживет, а если они несколько купят, то куда их девать, когда вырастут? Мама не одобрит птичий двор в квартире. Внучка согласилась: да, мама строгая, может их с дедой поругать, а цыпляток выгнать. Что же делать? Так хотелось поиграть с птенцами.
- Не грусти, Викуля, мы с тобой что-нибудь придумаем, - подмигнул Иван Васильич.
Они зашли в детский магазин. Цыплят в продаже не было, но были резиновые утята. Маленькие, жёлтенькие, с красными клювиками. Вика пришла в восторг от игрушек.
- Дедушка, давай купим утят! А что бы им не грустно было - десять! - девочка вытянула руки вперёд и растопырила пальчики, - А ещё, смотри, там их мама-уточка продаётся! Как же деток без мамы покупать?
Дома они налили в таз воды и выпустили утят с уткой. С каким упоением Вика тогда играла! Она сохранила на память одного утёнка, он стоит на полке с книгами.
Как-то раз на девочку возле дедушкиного дома напал соседский петух. Петух наскакивал, хлопал крыльями и норовил клюнуть в глаз. Вика очень испугалась. Она зажмурилась, втянула голову в плечи и крутилась, прикрывая лицо рукой, уворачиваясь от драчливой птицы. Дедушка, разговаривавший до этого с соседом через забор, подбежал к внучке, быстро задвинул за себя и отогнал драчуна. Вика расплакалась. Выбежал взволнованный происшествием сосед, поохал-поахал и пообещал Вике, что накажет забияку. Успокоившись у деда на руках, она раздумывала: как можно наказать петуха? Поругать? В угол поставить? А вечером сосед пригласил их с дедушкой на ужин и угостил куриным супом. Девочка недоумевала: почему взрослые говорят, что суп куриный, если он из петуха?
В детсаду Вика рассказала, как её чуть не заклевал петух, как ей было страшно, а деда её спас, а сосед сварил петушиный суп. Дети с уважением смотрели на Вику: попасть в такую переделку! Викина популярность в тот день возросла до небес. Все хотели с ней играть и стоять в паре.
А на следующий день про неё забыли, потому что пришла девочка, которой долго не было и рассказала, как ей вырезали гланды, потому что болело горло. Это больно, кровь идёт, но зато потом мороженое дают. И девочка широко открывала рот и, тыча туда пальцем, всем показывала, где были гланды. Дети по очереди смотрели и восхищались мужеством этой девочки. Вика тоже заглянула, но не поняла, где что отрезали.
А когда у неё заболело горло, и детский врач сказала: «гланды», испугалась, а вдруг ей тоже их отрежут? Мороженое — это хорошо, но ведь сначала ножиком резать будут. Она поделилась страхами с дедом, навещавшим больную внучку.
- А ну-ка, Викуль, открой ротик, я посмотрю на твои гланды, - попросил дед.
Он надел очки и внимательно рассмотрел внучкино горло.
- Знаешь, Викуля, есть у меня одна волшебная мазь от всех болячек в горле. Она жжёт здорово, но после неё болезнь проходит. Вот мы маму дождёмся и спросим разрешения тебя полечить.
- Деда, а сильно больно будет?
- Сильно, но совсем чуток. До трёх досчитаешь, и всё пройдёт.
Вика подумала, что до трёх — это мало, она может потерпеть.
- Деда, а откуда у тебя такая волшебная мазь?
- О, Викуля, эту мазь меня научила моя бабушка готовить. А она училась у своей бабушки. А та была настоящей волшебницей. От всех болезней могла вылечить. Так-то. Вот ты подрастёшь, и я все секреты тебе передам. Ты тоже сможешь волшебные мази и настои готовить.
Вика воодушевилась. Она выучится на волшебницу. Вот расскажет об этом в садике и снова «главной» станет.
Про настои Вика уже знала. У неё как-то живот болел. Деда настой на живот капнул и давай по кругу втирать и что-то бормотать непонятное. Она спросила, что деда рассказывает, а он ответил: «Волшебные слова, чтобы болезнь ушла».
Мама расспросила Иван Васильича про мазь, и получив заверение, что вреда не будет, разрешила полечить дочь. Потом, делясь за ужином новостями с мужем, сказала, что дед их своеобразный человек. Вике слово понравилось. Оно было длинным, непонятным и звучным.
Мазь пахла резко и невкусно. Дедушка уговаривал:
- Викуль, ты на запах не смотри. Он специально такой, чтобы болячки испугались и убежали. Тебе только польза будет. Не бойся! Открывай рот пошире. Неужто лучше удалять твои гланды?
Девочка готова была расплакаться: удалять гланды - страшно и, наверно, больно, но и мазь эта - противно пахнет.
- Викуль, ты у меня храбрая! И не забывай, это волшебная мазь. Вот помажем, и больше никогда горло болеть не будет.
Вика запрокинула голову, открыла рот и зажмурила один глаз, а другим подглядывала за дедом. Он открыл банку и поставил на стол. Вымыл и насухо вытер руки. Подцепил указательным пальцем, длинным и кривым, немного мази. И, придерживая внучку за подбородок, быстро засунул ей в рот, провел по гландам. Горло обожгло. Брызнули слёзы. Девочка хотела закричать, но вспомнила, что надо считать до трёх. Пока досчитала, боль стала утихать, и Вика передумала кричать и плакать.
Мануальной терапии посвящается.
Клавдия Васильевна выглянула в окно. Только-только рассвело. Тусклые многоэтажки сливались с блёклым небом, а росший напротив ясень восхищал ярко-чёрным узором голых ветвей, с оставшимися на зиму кисточками семян-крылаток. Умиротворение разливалось повсюду. После шумной и взбудораженной ночи с криками «С Новым Годом», взрывами петард, гомоном и смехом улица и дома казались безжизненными.
Женщина представила, что она совершенно одна в городе, она может пойти куда угодно и делать что угодно и никто не остановит её, ни о чём не спросит и не задержит. Сразу захотелось выйти, подышать новогодним воздухом, неспешно прогуляться в тишине и покое, и насладиться зимне-городским пейзажем и его контрастами.
Клавдию Васильевну завораживали чёрно-белые сочетания деревьев и снега на фоне невзрачных шаблонных высоток, или искрящиеся мелкие снежинки, зависшие в лучах холодного солнца и оттеняющие хмурость домов. А ещё нравилась такая вот, как сегодня, всеохватывающая акварельная серость с проступающей сквозь неё пустынной улицей.
Народ, выполнив новогодний долг по салатам и фейерверкам, восстанавливал силы и спал. Клавдия Васильевна пошла вдоль дома и свернула к детской площадке.
Детская площадка у них замечательная. Большая, с качелями, всевозможными горками, лесенками и тренажёрами. А вокруг дворовой площадки беговая дорожка. Ну, кому беговая, кому для прогулок или скандинавской ходьбы. Зимой там ещё и лыжня пристраивалась.
Женщина, как и другие пожилые люди их района, приходила сюда гулять. Собирались группой и сосредоточенно шли, отсчитывая круги, а потом отдыхали на скамейках рядом. А ещё домоуправление к праздникам украшало площадку. Сейчас на ней красовалась сверкающая разноцветными лампочками живая ёлка.
Но вот снежную горку в этом году как-то неудачно расположили. Сама горка была высокой, длинной, с надёжными бортами и удобной деревянной лестницей с перилами, но дети с неё выкатывались прямо на пешеходно-беговую дорожку под ноги оздоравливающимся пенсионерам. Этот участок превратился в ледяное озерцо, отполированное штанами, куртками и варежками елозившей там мелкоты.
Ребятня визжала, хохотала, устраивала кучу-малу, не обращая внимания на неудобства стариков. Тем приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на лёд, и при этом вовремя отпрыгивать, уворачиваться и перешагивать через толкающихся на дорожке детей не спешащих подниматься. Конечно, радости пожилым людям это не добавляло, и они изредка даже покрикивали на резвящихся детей.
И сейчас Клавдия Васильевна предвкушала приятную прогулку, без опасения, что её собьют с ног или что она нечаянно на кого-нибудь наступит.
Она медленно шла, разглядывая ёлку и горку. Вспомнила, как любила кататься в детстве. Санок у неё не было. Мать дно дырявого таза соломой выстилала, коровьей лепёшкой замазывала и водой поливала. Дно смерзалось, Клава садилась в эти «сани», задирала ноги, отталкивалась и, погромыхивая на ухабах и вертясь юлой, мчалась с горы, сопровождаемая снежным шлейфом. Дети дразнили: «Клашка на какашке!» А ей было всё равно: главное – кататься, а катилась она дальше всех и быстрее многих. Клавдия Васильевна вздохнула: хорошо-то как было.
И вдруг ей нестерпимо захотелось прокатиться. Вот просто невозможно как захотелось, аж дыхание перехватило и в животе щекотно стало.
Клавдия Васильевна воровато оглянулась. Никого. Ну, а что такого? Почему она не может прокатиться разок? Разве есть закон запрещающий после семидесяти с горок кататься?
Старушка хихикнула. Ей представилась табличка перед горкой: «пенсионерам вход воспрещён», или значок, как на книгах, например, «+6», а здесь «-70». Или можно уже ставить «-50» и рисовать перечёркнутую старушку с клюкой? Женщина отрицательно покачала головой в ответ своим мыслям: нет, она в пятьдесят с внуком на горку ходила и каталась.
Клавдия Васильевна нерешительно подошла к лестнице. Вычищенные ступеньки - удобные и широкие - так и приглашали подняться. Была-не была решилась старушка. Никого на улице нет и ещё часа два точно не будет. Ни соседи, ни приятели по скандинавской ходьбе её не увидят и не осудят. А ей так хочется испытать те детские ощущения внутреннего ликования и восторга. Интересно, получится или нет?
Она пристроила свои палки возле горы, и, держась обеими руками за перила с одной стороны лестницы, стала боком подниматься. Медленно, по шажочку. Одной ногой шагнёт на ступеньку, потом вторую к ней поднимет. Так и взобралась.
А оказавшись на верхней площадке огляделась и ужаснулась: высоко то как! Ей показалось, что она влезла под небеса. Голова закружилась, ноги ослабли и задрожали. «Так, Клава, - одёрнула она себя, - не дури. Горка всего метра два высотой. Чего напридумывала про Эверест. Поедешь или нет?»
Она посмотрела на лестницу. Да… Сверху ступеньки казались скользкими и с уклоном вниз. Старушка запаниковала: это как же она сразу-то не разглядела, как же её угораздило подняться, да ни в жизнь по таким ей не спуститься, не свалившись и не переломав руки-ноги. Так что придётся ехать. А чтобы ехать надо сесть на попу. Не на ногах же… Старушка даже засмеялась от абсурдности мысли.
Кряхтя и охая, плюхнулась сначала на одну коленку, потом опустилась на обе и встала на четвереньки. В голове зазвучал голос Танечки - инструктора по йоге в клубе для пожилых: «Примите позу стола». Теперь надо сесть. В спортзале у неё это получалось достаточно проворно, но здесь мешали длинная куртка и тёплые болоньевые штаны.
Она буквально упала на бок. Стала приподниматься, но площадка, отшлифованная детскими ногами, не давала нужного сцепления, а одежда, сшитая из материала непромокаемого и непродуваемого, оказалась к тому же превосходно скользящей.
Вместо того, чтобы сесть, женщина оскользнулась, неловко крутанулась навзничь и понеслась вниз, в последний момент успев приподнять голову. Она крепко зажмурилась и потихоньку взвизгивала, и айкала, приветствуя все кочки и впадинки горки, которая при осмотре казалась идеально гладкой, а теперь преподносила сюрпризы.
В голове шумело от напряжения. Любовь Григорьевна сняла очки, потёрла виски и вздохнула: тоска-то какая. Уже больше часа она смотрит на экран компьютера и пытается осмыслить информацию.
Сегодня заключительный и самый ответственный день педкурса, на который её записала бывшая приятельница и коллега по школе Наденька.
Из полученного задания Любовь Григорьевна поняла, что должна в онлайн-режиме провести контрольно-показательный мини-урок на заданную тему, но вот как это выполнить никак не могла взять в толк. А от того, насколько хорошо она покажет себя зависит: дадут ей свидетельство об успешном окончании курса или нет.
Пока шли лекции, касающиеся целей и задач преподавания, всё было просто и понятно. Ничего совершенно нового от того, чему её учили тридцать лет назад не придумали, изменились только некоторые формулировки. Но в практических заданиях она то и дело спотыкалась. Найти в интернете материал и сделать рабочую ссылку, составить таблицу, разрешить комментарии и редактирование, не разрешать, самой пройти по ссылке и внести коррективы… Любовь Григорьевна снова тяжело вздохнула: ну не понимает она этого, постоянно что-то забывает и путает.
Каждый раз, получив домашнее задание, она твёрдо намеревалась разобраться с ним и выполнить самостоятельно, но промучившись длительное время, доведя себя до полного раздражения, шла к детям за помощью. Сын или дочь выполняли упражнение, наскоро поясняя действия. Наблюдая, как работают дети, она удивлялась: так просто, но как только садилась за компьютер сама, то впадала в прострацию, не понимая, что следует предпринять.
Куратор из центра педагогического мастерства объяснил, что теперь владеть методом онлайн-обучения обязан каждый учитель, и без его успешного освоения педкурс не зачтётся.
И дёрнуло её в школу вернуться! Сидела же дома, с компьютера только пыль стирала, и никаких проблем не было.
Случайно давнишнюю коллегу встретила. Обе обрадовались, разговорились. Надежда Игнатьевна так и продолжала в начальных классах работать, завучем стала, а Люба, как в декретный отпуск ушла с дочкой, так из него и не вышла. Супруг такую возможность предоставил. Ей хотелось не пропустить ни одного мгновения из детства дочки, быть всегда рядом, а заодно восполнить недостаток общения с сыном-подростком.
Любовь Григорьевна с удовольствием погрузилась в жизнь своих детей. Немного репетиторством подрабатывала, а в остальном про школу с её отчётами и педсоветами забыла. И всевозможные нововведения не беспокоили её.
К компьютеру почти не подходила. Игры не интересовали, в сообществах не состояла, а для почты и небольшой личной переписки телефона вполне хватало. Дочка в школу пошла, они вместе научились пользоваться электронным дневником. А в пандемию девочка уже большая была, сама к урокам подключалась. Так что компьютерная грамотность у Любы была не просто на нуле, а приближалась к минус бесконечности.
Встреча с бывшей сотрудницей, колоритно и со вкусом рассказавшей про дела в школе, про общих знакомых всколыхнула желание выйти на работу. Слушала Любаша Надежду и завидовала, какая у той жизнь яркая, насыщенная: то одна проблема, то другая - не заскучаешь. А у неё что? Сын окончил институт и аспирантуру, преподаёт в университете, женился. Дочка скоро со школой распрощается. Опека матери и излишние расспросы теперь лишь вред и отчуждение принести могли. А отчуждения детей Любовь Григорьевна очень боялась, поэтому старалась быть полезной только когда попросят. А просили не часто. Самостоятельные выросли. Супруг обеспечивал хорошо, но был постоянно занят. Так что осталась она одна - сама с собой.
И тут вдруг Надя и говорит:
- Слушай, Любаша, выручи нас. У нас одна в декретный отпуск уходит. У неё второй класс. А учителей не хватает, многие в две смены работают. Среди учебного года трудно искать учителя. Придётся замену поурочную ставить. Ты представляешь, что будет? Каждый урок новый учитель. Жалко детишек. А там класс без того слабенький. Юлия Ивановна, их учительница, постоянно жалуется. Выручи, а? Мы, пока Юля до декрета дорабатывает, курсы тебе организуем. Сейчас так хорошо, никуда ходить не надо, прямо из дома курсы пройдёшь. Ну, чтобы ты в жизнь нашу не ухнулась ничего не понимая, а была подготовлена ко всяким новшествам.
Новшества касались технической части, с которой Любовь Григорьевна никак не могла подружиться. Вот здесь аукнулось её безразличие к компьютеру.
Она была готова выть белугой от своей беспомощности, некомпетентности и недогадливости. В детстве и юности у неё не было проблем с учёбой, в институте получила красный диплом. А тут…
Ей объясняли, говорили какие-то слова, но смысл их не достигал цели - она не понимала. Когда дело коснулось заполнения и ведения электронного журнала, составления таблицы тематического плана и синхронизации его с поурочным, очень помог сын. Он выполнил за мать все задания, пошутил над её дремучестью и ещё раз объяснил порядок действий. Любаша не просто записала последовательность, она зарисовала всю очерёдность клавиш и дополнила её понятными для себя пояснениями. Этой шпаргалкой она очень дорожила и боялась потерять.
Но сейчас, сейчас шла контрольная работа: нужно было найти в интернете объяснение заданного термина, скопировать и показать его группе студентов и комиссии, дать собственное пояснение, пообщаться с «классом», отследить поведение, выставить оценки и указать адрес сайта, на котором выполнить домашнее задание. При этом быть дружелюбной, уверенной, способной устранить недоразумения технического характера. Простое задание, обычное…
Любовь Григорьевна склонялась к тому, что сертификат об успешном окончании обучения и освоении искусства интерактивного преподавания ей в лучшем случае не выдадут, а в худшем ужаснутся отсталости и дадут справку о невозможности занимать должность учителя в силу бестолковости, скудоумия и медлительности.
В группе, кроме неё, училось ещё девять человек. Все были моложе Любаши и не испытывали трудностей в понимании и исполнении заданий. Она наблюдала, как по очереди студенты импровизируют мини-урок на заданную тему. Легко и естественно.
Максимка заболел. Саднило в горле, глотать было больно.
- Не могу я сегодня на работу не ходить, - нервничала мама, объясняя папе почему она не поведёт сына к врачу, - у меня проект завершается, заказчики придут, обсудить надо. Давай ты с ним посидишь.
- Я сегодня тоже не могу. Вот завтра – пожалуйста. Ты же знаешь, Семён Васильевич возвращается из отпуска. Я должен отчитаться.
- Не вести же ребёнка в школу, - мама озабоченно посмотрела на Максима и потрогала его лоб. – А вдруг температура поднимется, тьфу-тьфу-тьфу, и совсем разболеется.
- Я сейчас матери позвоню, думаю она согласиться с ним посидеть, - отец потянулся к телефону и попутно скомандовал сыну, - давай, герой, собирайся к бабушке. Не думаю, что она откажет.
Максимка кивнул и побежал в свой «угол». «Углом» называли детское пространство в общей комнате. Комнату перегородили шкафом, за которым начиналась территория мальчика. Кровать, стол-парта, столик для игры и огромное количество машинок, конструкторов, книжек, раскрасок и всего прочего, что нравилось хозяину «угла». Бабушка смеялась:
- Да какой же это «угол», Максимка. Это прямо государство в комнате. А наведи-ка порядок в своём государстве.
С порядком были проблемы. Родители спокойно относились к игрушкам, книжкам, карандашам на полу и считали, что сын сам знает, когда, что и куда убрать. За чистотой следили, но без фанатизма.
Бабушка хмыкала:
- Максим, вот раздавлю нечаянно твои машинки, или крепость порушу. И всё из-за того, что вовремя не увижу. Ты уж к моему приходу всё важное подбирай. Ну, а что не жалко – так пусть валяется.
Максим оглядел «угол». Так, надо взять школьный рюкзак. Бабушка обязательно спросит про уроки. В рюкзаке уже лежали собранные с вечера учебники, тетрадки. Добавил туда коробку с конструктором и пару машинок.
Отец довёз сына до подъезда бабушкиного дома, помахал рукой, когда мальчик вошёл и уехал.
Бабушка жила на пятом этаже, и ждала внука на лестничной площадке, поглядывая через перила.
- Вот не поверишь, - увидев макушку поднимающегося по лестнице внука, громко заговорила бабушка, - я сон видела, что мы с тобой блины печём. Я ещё в кровати лежала и думала к чему мог такой сон присниться, как твой папаша позвонил. Как же ты заболел-то?
Максим пожал плечами. Разговаривать было больно.
- Ну, ничего-ничего, мы тебя подлечим, - продолжала бабушка. - Ты завтракал?
Мальчик, шагая через ступеньку, помотал головой. Нет, он не завтракал. В школе их после первого урока водили в столовую, и дома он только чай пил или не пил, если, как сегодня не хотелось.
Наконец он поднялся на этаж и сразу попал в объятия. С него сняли рюкзак, подтолкнули в квартиру. Максим с удовольствием вдохнул аромат бабушкиного жилья. Едва слышно пахло высушенной травой, цветами, какими-то духами. Запах был чуть сладковатый, с горчинкой, он окутывал умиротворением и покоем.
Бабушка суетилась на кухне.
- Ещё минутка и каша будет готова. От нашей каши вся инфекция враз сбежит.
Внук вопросительно посмотрел на бабушку.
- Ты имбирь знаешь?
Максим скривился - знает, конечно, - жжётся.
Бабушка правильно поняла гримасу мальчика:
- Не переживай, я сделала так, как надо, - и поставила на стол тарелку с кашей.
Максим осторожно подхватил овсянку кончиком ложки, понюхал. А ничего так пахнет – вполне приятно. Попробовал. Не жжёт. Чуть пощипывает и сначала холодит, а потом греет, и горлу не так больно становится. Есть можно.
Бабушка внимательно наблюдала за внуком:
- Тут вся хитрость в измельчении имбиря, ну, и мёд с маслом обязательно. А блины мы тоже напечём, попозже.
Максим съел кашу, запил ромашковым чаем.
- Так, теперь полчаса отдыхаем и за лечение примемся. Какие у тебя сегодня уроки?
Максим вздохнул и попытался объяснить:
- Баб. Какой же это отдых? С уроками? И горло болит.
- Правильно. Болит горло, а не мозги. Нечего от учёбы отлынивать. Надо научиться удовольствие от уроков получать.
Максим вздохнул ещё раз. Спорить с бабушкой бесполезно. Это не родители, которые считают, что у ребёнка должна быть свобода выбора. Хотя, мальчик уже знал, что с бабушкой уроки учить быстро получается и весело. Она объясняет лучше, чем учительница в школе, и не заставляет думать, как решить, например, задачку, если Максим эту задачку не понимает. Бабушка даже сочувствует:
- Это какой же умник так условие закрутил? Прямо, как клубок, а концы вглубь спрятал.
Бабушка всё сравнивала с вязанием, потому что была заядлой вязальщицей. И вязала она не носки, а свитера, джемпера, безрукавки и шапки Максиму, а себе кофты. И не толстые «бабушкины», а лёгкие, воздушные, мохеровые.
Через тридцать минут бабушка подвела итог учёбы:
- Два урока мы выучили, сейчас полечимся и дальше продолжим. Что у вас ещё сегодня?
Сегодня ещё были чтение и рисование. Читал Максим без охоты, но быстро. Успел, пока полоскание готовилось, дочитать сказку, которую на прошлом уроке начали. А вот рисование не любил. Плохо получалось у него.
- Баб, давай я горло два раза прополощу и что-нибудь горькое выпью, ну, для лечения, а рисовать не будем. Не главный же урок. – попробовал найти компромисс мальчик.
- Сейчас горло, а потом посмотрим. – строго сказала бабушка.
Таблетка, полоскание, леденец для горла.
- Через час ещё раз прополощешь и ингаляцию сделаем. Показывай альбом.
Максим нехотя вынул альбом. Бабушка открыла, хрюкнула, закашлялась:
- Да, Максимка, ты – абстракционист. Ну, а почему всяким там великим можно, а тебе нельзя?
- Баб, давай не будем, а? – с надеждой попросил мальчик. – Учительница этого абср… астраб… ну, этого – не понимает.
- А вот мы сейчас так нарисуем, что она поймёт и ей понравится.
- Бабушка, нельзя за меня рисовать, - испугался внучок, - учительница по рисованию сразу видит, кто не сам рисовал и заставляет так же нарисовать, а потом двойку ставит и родителей ругает. Я не хочу, чтобы тебя ругали.