С любовью, сволочь

Глава 1

***На момент сексуальных отношений все герои совершеннолетние и окончили школу

Часть 1

Маша

- Маликова, что ты там возишься?

- Ручка не пишет, Маргарита Ивановна, запасную ищу.

Я вынырнула из-под парты – и тут же вскочила с диким визгом. Наверно, меня услышали в спортзале на первом этаже.

- Это еще что такое? – подпрыгнула биологичка, но я продолжала верещать, как будто спалило предохранители.

По парте медленно ползла какая-то мерзкая усатая тварь размером с мизинец, только гораздо толще. Мало того что ползла, так еще и шипела!

Криська, увлеченно строчившая что-то в тетради, с недоумением посмотрела на меня. Захватила взглядом чудовище, заорала, дернулась и с грохотом свалилась со стула в проход. Класс загомонил, кто-то из девчонок присоединился к нашим воплям. Марго подошла к нам.

- Таракан, - подставив палец, она подцепила его и посадила на ладонь. – Мадагаскарский. Шипящий. Ну и чего орать? Чей?

Взгляд Марго не предвещал ничего хорошего, и я замолчала, хотя от слова «таракан» горло свело рвотным позывом. Криська поднялась и с досадой разглядывала дыру на колготках, не торопясь сесть на место.

- Гоша, ну что ж ты так неосторожно? – откинув с глаз челку, встал Мирский, он же Мерзкий. – Извините, Маргарита Ивановна, это мой. Гоша. Сбежал из коробки. Соскучился, наверно. Можно?

Он протянул руку, но та покачала головой.

- Нельзя. Коробку дай. Заберешь после уроков у Валерии Ильиничны.

- Вы правда думаете, что Валерия Ильинична обрадуется, если вы принесете ей таракана?

- Коробку! Живо! – отрезала Марго.

Когда она становилась такой, спорить с ней было опасно. Мягкая рыжая кошечка с глазами-крыжовинами мгновенно превращалась в огненную фурию.

- Вот же ведьма, - сладострастно прошептал Кешка Печерников.

- А ты подрочи, - тихо предложила Алиска, вызвав волну сдавленного хрюканья.

Марго притворилась, что не услышала.

- Всеволод, я жду.

Пожав плечами, Мирский достал из сумки белый коробок.

- А теперь иди погуляй. Встретимся после уроков у директора.

Дождавшись, когда он выйдет, Марго пальцем погладила таракана, посадила в коробку и положила ее на свой стол.

- Ну а теперь продолжим. О движущих силах антропогенеза нам поведает… Маликова, прошу к доске. Отвлекись от своих переживаний.

- Не могу, Маргарита Ивановна, - стиснув зубы, отказалась я.

- Ставлю два?

- Меня стошнит сейчас! Правда!

- Ну ладно, - Марго посмотрела на меня и, похоже, поняла, что я не придуриваюсь. - Иди тоже прогуляйся. Водички попей. Надо же, какие все нежные. Выросло поколение, не видевшее живого таракана. А говорят, плохо живем.

Я, конечно, могла бы возразить, потому что все было с точностью до наоборот. Три года моего детства прошли в деревянном бараке. С весны и до поздней осени сквозь щели пробирались черные земляные тараканы, не такие огромные, как этот, но тоже немаленькие. Они вольготно разгуливали по комнате, ночью невозможно было встать с постели, чтобы не наступить на одного из них и не раздавить с отвратительным чваканьем. К утру от трупа оставалась только хитиновая шкурка: приходили товарищи и поедали – не пропадать же добру. С тех пор на одно лишь слово «таракан» я реагировала как собачка Павлова, но не слюной, а тошнотой. А уж если видела – и подавно.

Да, я могла бы, конечно, об этом рассказать, но… не могла. Потому что желудок уже сводило спазмами. Еще немного – и случится страшное.

Выскочив из кабинета так, словно в заднице включился реактивный двигатель, я помчался к туалету, благо недалеко. Ворвалась туда, заскочила в первую же кабинку и вывернула завтрак в унитаз. Постояла, подышала глубоко, потом умылась, прополоскала рот выпила противной теплой воды из-под крана.

Мирский сидел в коридоре на подоконнике, покачивая ногой в «Пуме», и тупил в телефон. Услышав шаги, поднял голову и спросил с гадкой усмешечкой:

- Манечка, ты так боишься тараканов?

В желудке булькнуло, горло свело.

- Заткнись, сволочь! – прошипела я.

Я ненавидела его так, как еще никого в жизни. Даже Виталика меньше. Эта ненависть была горячей и ослепительной, как вулканическая лава. С самого первого дня. Каждый раз, когда он вот так смотрел на меня, хотелось с визгом вцепиться когтями ему в рожу и разодрать в лоскуты.

- Почему не на уроке?

Словно из ниоткуда материализовалась математичка Евгеша с повязкой дежурного учителя на рукаве.

- В туалет ходила, - огрызнулась я.

- С провожатым?

- Меня выгнали, - ослепительно улыбнулся Мирский.

- С какого урока?

Глава 2

Сева

- И что опять? – с видом великомученицы поинтересовалась Женя, когда мы зашли в ее кабинет.

- Таракан убежал, - буркнул я, присев на край парты. – Из коробки. Девки визг подняли. Как будто я специально выпустил. Марго его забрала. Сказала, получишь у директора.

- Таракан? – скривилась она. – Какого черта? Ты что, совсем рехнулся?

- Это не мой. Отдать надо. Мадагаскарский таракан. Он у Виктюха вместо собачки. Попросил подержать у себя.

- Господи, Севка! Опять? Ты же обещал!

- Да что обещал, Женя? Что опять? Я не играл. Мне теперь что, вообще с ним не общаться? Мы с горшка дружим.

- Вот додружит он тебя с горшка до цугундера, Сева. Вот увидишь. Я тебя больше отмазывать не буду. Пусть мать с тобой возится. Если вспомнит о том, что у нее сын есть.

- Ну понеслась… эта самая… которая по кочкам.

- Всеволод! – рявкнула Женя.

- А что? Я разве сказал, кто именно понеслась? Или что именно? Она кто или что? Которая понеслась?

- Так, пошел вон, засранец! Хотя нет, стой! Вон там коробки в углу, видишь? Все нужно разобрать, сложить в стопку и связать веревкой. Приступай. Времени у тебя – до конца урока. Не успеешь – прихватишь перемену.

- Жень, ты забыла? У меня гастрит, мне нельзя пропускать приемы пищи.

- Поговори тут еще! Гастрит у него!

Она вышла, хлопнув дверью, а я с тоской посмотрел на штабель пыльных коробок, которые предстояло спрессовать за какие-то десять минут. И чего Женьку так растащило?

На самом деле Гоша из коробки вовсе не сбежал, я его выпустил. Думал, что Маликова с Вербицкой поднимут визг, а я тихонько подберу и спрячу. Но все пошло не так. Таракан ломанул по парте с такой скоростью, что мне до него было не дотянуться. А потом подскочила Марго и… экспроприировала. И теперь надо Гошу как-то выручать. Я хоть и выиграл его у Витьки в покер, но только в качестве залога, пока не заплатит долг. Директриса наверняка устроит хай. Черт, и дернуло же меня!

Но таракан такой здоровенный, да еще и шипит прикольно. Как будто водой на раскаленную плиту брызнули. Грех не использовать. А эти две курицы прямо за спиной, удобно. Повернулся и подкинул незаметно. Никто в классе не бесил меня так, как они. Вербицкая – своими влюбленными взглядами. А Маликова… та просто бесила. По факту бытия. Потому что дура.

Коробки оказались пыльными, да еще и проклеенными бумажным скотчем, снаружи и внутри. Пока сложил одну, перемазался, как свинота. А их было, по минимальным прикидкам, штук пятнадцать. Звонок зазвенел на пятой.

Нет уж, прости, Женечка. Я, конечно, у тебя в долгу, но не настолько, чтобы жертвовать своим желудком. Айболит сказал: регулярное питание, а докторов нужно слушаться. Даже если в роли регулярного питания выступает жареный столовский пирожок с подозрительной начинкой.

Отряхнув брюки, я вышел и двинул было в сторону столовки, но сообразил, что кошелек остался в сумке. А сумка в кабинете биологии. Вот засада! Пока туда, пока обратно, набежит очередь такая, что не успею. Точно не день Мирского сегодня.

Ну что делать, придется идти. Заодно покланяюсь Маргоше в ножки, может, отдаст Гошу. В такие ножки одно удовольствие покланяться. Жаль, что училки не носят мини. Женьке, конечно, не пошло бы, а Марго – в самый раз. Я хоть и не дрочил на нее, как некоторые, но эстетическое и эротическое удовольствие она вызывала.

- Всеволод!

Блин! Накликал. Только вспомнил – и она тут как тут. Не Марго, Женька. Притворился глухим и брызнул вниз по лестнице, лавируя между мелкотней, которую вели в столовку строем. Догонять она не стала, уже хорошо. Хотя матери, конечно, позвонит. Но той и правда до меня дела нет, она вся в… как это? А, в эмпиреях. Репетиции, спектакли, съемки, творческие встречи, светские тусовки. А если и появляется дома, то все равно пребывает где-то очень далеко от убогой прозы жизни. Я вполне понимал отца, что тот не выдержал и свалил в закат. Теперь у него нормальная жена, нормальная семья. И только я… ни пришей ни пристебай.

А еще я все-таки сволочь, конечно. Маликова права… кое в чем. Женька меня вытащила из неприятностей, когда мы с Виктюхом спалились, причем не первый раз. А я ее вот так подставляю. Но что делать, если Вик помешан на картах, а я - на теории игр. Его мечта – участвовать в международных чемпионатах и выиграть кучу денег. Моя – разработать оптимальную математическую модель для покера. Но пока мы оба в жопе. Он вчера проиграл мне любимого таракана, а я написал простенький код и подсчитал, что только на префлопе количество стратегий для шести игроков описывается числом тысяча восемьсот пятого порядка. Впрочем, мне гораздо интереснее процесс, а не результат. Деньги – хорошо, но азарт поиска важнее.

Я пытался все это объяснить Жене, но она и слушать не стала, потому что уверена: я встал на плохую дорогу и меня вот-вот засосет опасная трясина. Что вот-вот начну выносить вещи из дома, если уже не начал. На самом-то деле я играю в рамках своих карманных, не более того. Просто играю хорошо и выигрываю больше, чем проигрываю. И зависимости у меня нет. Всегда понимаю, когда надо выйти из игры.

В кабинете биологии было пусто. Из-за закрытой двери лаборантской доносилось какое-то бормотание. Я узнал голос Маргоши, а второй – нет. Девчонский, невнятный. Интересно, кому там она вставляет клизму?

Глава 3

Маша

- Мария, хочу с тобой поговорить, - голос Марго звучал озабоченно. – Я понимаю, что большая перемена. Могу компенсировать чаем с пирогом. Будешь?

Я покосилась на коробку с тараканом на столе, прислушалась к себе. Есть хотелось, даже очень. Тем более с завтраком пришлось распрощаться из-за этой твари. Под тварью я подразумевала не столько таракана, сколько его хозяина.

- Спасибо, Маргарита Ивановна, - кивнула я. – Буду.

- Ну и отлично. Пойдем, - она дернула подбородком в сторону лаборантской.

Интересно, что ей от меня понадобилось? Я в число ее любимчиков не входила. Хотя, если подумать, у нее вообще не было любимчиков. Ко всем ровно, с насмешечкой, но такой… не обидной. Жаль, что наша классная не она, а зануда Фанечка. Но у Марго класса вообще нет. Видимо, решили, что она еще молодая и неопытная.

В лаборантской Марго включила электрочайник, достала из шкафчика чашки, коробку чайных пакетиков, контейнер с нарезанным кусками пирогом.

- Сахар надо?

- Нет, спасибо, - я покачала головой и присела к столу, заваленному книгами и бумагами, которые она резким жестом сдвинула в сторону.

- Мария, я, конечно, лезу не в свое дело, ты уж прости… - начала Марго и тут же притормозила, а я моментально наежилась. Пирог – кстати, вкусный, с капустой – застрял в глотке. – Ты в последнее время мрачная такая. Бледная, синяки под глазами. И сегодня…

- Нет, я не беременна, Маргарита Ивановна, - все-таки проглотив кусок, перебила я. – Если вы о том, что меня тошнило. Это таракан. Не выношу тараканов. С детства. Правда. А так… все в порядке. Это…

Я хотела сказать «это личное». Пусть думает, что я влюблена без взаимности. А почему нет? В девятом я втюрилась в Воротынского из параллельного. Целый год страдала, пока он в колледж не ушел. Тоже была мрачная. И по ночам не спала.

Черт, вот только сейчас я совсем по другой причине не сплю. Особенно когда мать в ночную смену работает. На двери задвижка, но разве она здоровенного мужика остановит? Даже в туалет боюсь высунуться. Скорей бы закончить школу и уехать подальше. В мае исполнится восемнадцать, никто не сможет запретить. Даже если не поступлю никуда на бюджет, все равно дома не останусь. Потому что насчет папиной квартиры мать четко сказала: даже и не думай. Ну еще бы, денежки текут с нее, а у Витали большие потребности при крошечной зарплате. Причем маминой зарплате, не его. Хотя… в принципе, если не поступлю, смысла нет уезжать. Пойду работать, сниму комнату, хоть какую-нибудь.

Тут я вынырнула из своих мыслей от легкого покашливания Марго, ждущей окончания фразы. Она смотрела с таким участием, что неожиданно захотелось поделиться. Ну хоть с кем-то. Я даже Криське ничего не рассказывала, хотя мы дружили с первого класса.

- Это… домашнее, Маргарита Ивановна.

Вылетело само, и я тут же пожалела. Ну как о таком говорить? Но обратно уже не затолкаешь.

- Проблемы в семье?

- Ну… да. Можно и так сказать. Ничего, я вывезу.

- Я чем-то могу помочь?

- А чем вы можете помочь? – глаза защипало, я сделала большой глоток, обожглась, закашлялась. – Ничего, закончу и буду в Москве поступать. Или еще где-нибудь. Лишь бы подальше отсюда.

- Все настолько плохо, что тебе все равно куда? Лишь бы подальше?

- Не все равно, конечно. Но куда хотелось бы, на бюджет вряд ли поступлю. Если только на заочку. А на платное денег нет. Но дома точно не останусь.

- С родителями конфликт какой-то?

Странно, но ее настойчивость не раздражала. Может, потому, что была искренней?

- С отчимом. Конфликт? – я усмехнулась, стараясь не заплакать.

Ее лицо стало жестким, глаза полыхнули какой-то неоновой зеленью. И я поняла, что она… поняла. Может, даже сама с таким столкнулась.

- Маша, а отец? – спросила Марго тихо.

- Умер. Давно, - и тут меня прорвало. – Он прорабом был на стройке, и на него недостачу какую-то повесили. А может, и правда виноват был, не знаю. Дали три года колонии-поселения. Мама поехала к нему. Со мной. Мне только три исполнилось. Сняла комнату в поселке, в бараке, и ему разрешили жить с нами. Устроилась уборщицей в детский сад, чтобы меня туда взяли. У отца сердце больное было, стало хуже. Когда в Питер вернулись, всего год прожил и умер. Я только в школу пошла. А мама снова замуж вышла. Сначала он меня вообще не замечал. А теперь…

- Заметил? А с матерью ты не пробовала говорить?

- Пробовала, - я доела пирог, запила чаем. – Спасибо, очень вкусно, Маргарита Ивановна. Она сказала, что я на Виталика наговариваю, что такого просто быть не может. Я просила, чтобы она мне разрешила переехать в квартиру отца, от него однушка осталась. Но она ее сдает. Это же деньги. Работает в двух местах, а Виталик на диване лежит. Это называется «ищет работу». Я стараюсь поменьше дома бывать. В библиотеке сижу, к ЕГЭ готовлюсь. Или у Криси. Или на подработке. Но все равно приходится идти ночевать.

- А что за подработка?

- Флаеры раздаю, рекламу по почтовым ящикам раскидываю. Хоть немного денег подкопить.

Глава 4

Сева

Отойдя от кабинета биологии на безопасное расстояние, я остановился и задумался.

Интересно, когда Марго заметит пропажу? Вряд ли сразу побежит искать меня для расправы. Скорее всего, вообще не побежит, просто пожалится Валитре. И Фанечке для комплекта. Ну Фанечка-то ладно, манная каша и есть манная каша. Скажет с обиженным видом что-то вроде «Мирский, сколько я еще буду терпеть твои выходки?»

Три месяца, Фаинпална. Три месяца – и выпускной. Потерпите, недолго осталось. Разойдемся, как в море корабли, и забудем друг о друге. А вот Валитра – это уже хуже. Она единственная, кто знает, что Женя моя сестра. И будет есть ей печень. А та, оставшись без печени, для компенсации выклюет мозг мне.

На самом-то деле Женька мне сестра не родная, а двоюродная. Разница в возрасте у нас двадцать три года. Так уж вышло, что мой отец, поздний ребенок, оказался ровесником своей племянницы. Когда я родился, она уже работала в школе. Семьи у Жени нет, поэтому после развода мать, уезжая на съемки или гастроли, оставляет меня на ее попечении. А потом приезжает и докапывается, что та плохая нянька, раз на мальчика вечно жалуются в школе.

Впрочем, жалуются-то больше на поведение, не на учебу. Да и то по мелочам. Паинькой я никогда не был. Но капитальный залет случился только один раз. Когда в начале учебного года крепко раздел одного мажорчика из параллельного класса в старой школе. В цену подержанной иномарки. И ведь не хотел, но тот меня на слабо развел, как пацаненка. Типа, ты, Мирский, только пиздаболить горазд, а с настоящими игроками не сядешь. Это он-то настоящий игрок!

На самом деле если я и понтовался, то только в картах, поскольку играл с трех лет, во все игры, от дурака до префика, хотя предпочитал покер. Научил нас с Виктюхом его старший брат, профессиональный игрок, победитель международных покерных серий. Он говорил, что и я вполне смог бы этим зарабатывать. С восемнадцати можно участвовать в рейтинговых соревнованиях, набирать очки. Но я твердо решил, что пойду в IT, а игры оставлю в качестве хобби. Или, допустим, рабочего материала.

Так вот Хаммера я разложил членом на многочлен, легко. При свидетелях. Что меня и сгубило. Его мамаша прибежала с воплями к директору. А поскольку Хаммеров папаша был школьным спонсором, все закрутилось не на шутку. К счастью, Женька с нашим дерибасом училась на одном курсе. Дело удалось замять. Деньги я вернул, но из школы пришлось уйти. В Женькину. И под ее ответственность, поскольку характеристику мне написали самую что ни на есть красочную. Валитра брать меня не хотела, но систер ее уломала.

Родство наше мы с Женькой решили не афишировать, тем более фамилии у нас разные. По официальной версии я перешел в профильный физмат-класс, поскольку в моей школе информатика была слабенькой, а я нацелился на Политех или ЛЭТИ. Хотя, если по чесноку, слабеньким был как раз этот самый класс. Вот параллельный - тот действительно сильный, но лингвистический, а в наш слили всех, кто не прошел туда. Та же Маликова или ее подружка – те еще математички-физички. Как выйдут к доске, без слез слушать невозможно. От смеха, ясень пень.

Вытащив из глубокой задницы, Женя взяла с меня страшную клятву больше не играть. Разумеется, я поклялся и, разумеется, клятву регулярно нарушал. Играл – но тихонько, не борзяся. Ничего удивительного, что ее так возбухнуло от одного упоминания о Виктюхе. Тогда он вышел из воды пусть не совсем сухим, но без потерь, поскольку непосредственно с Хаммером не играл. Типа «я просто сидел рядом».

С Витькой мы дружили с детского сада. Родители наградили их с братом стремной фамилией Ивантюх, и только ленивый не прикололся, что его нужно было назвать Иваном. Виктор Ивантюх вполне логично превратился в Виктюха, даже учителя так звали. Из одной садиковой группы мы попали в один класс, сидели за одной партой и вообще были не разлей вода. И сейчас виделись пусть не каждый день, но пару-тройку раз в неделю точно. Если Женя думала, что я перестану вдруг с ним общаться, это было с ее стороны более чем наивно.

Пока я стоял и думал, накрыло звонком. Идти или нет? Литра и физра. Фанечка и Жук Навозный. Жук свою кликуху вполне оправдывал, ссориться с ним было чревато. Ладно, не стоит усугублять, на эль скандаль я и так сегодня наработал. Поплелся нехотя на второй этаж. Пока добрался, все уже зашли и дверь закрыли. Только хотел открыть, как от лестницы подлетела еще одна опоздайка.

Маликова, чтоб ей треснуло!

С поклоном распахнул перед ней дверь: после вас, леди!

- Мирский, Маликова, сегодня убираете класс! – неожиданно окрысилась Фанечка.

- У нас еще физкультура, Фаина Павловна, - возмутился я.

- Значит, после физкультуры.

- У меня занятия дополнительные, - пискнула Маликова.

- Я могу, - подняла руку Вербицкая.

Класс сдавленно захихикал, а мне захотелось треснуть ее по башке. Вот уж хрен проссышь, кто из них хуже.

- Мария, не надо сказок, дополнительные после шестого урока, - проигнорила Вербицкую Фаня. – Не придете, будете потом целую неделю полы мыть. А сейчас живо на места. Мы из-за вас пять минут потеряли. Задержимся после звонка. Не успеете переодеться – не мои проблемы.

Если уж день с утра не задался, так все и пойдет, до самого вечера. Сначала никак не мог найти любимую футболку, потом опоздал на автобус и чесал пёхом. На химии еле вывез трояк. Потом таракан, Женька, теперь вот Фанечку из-за чего-то растащило. Обычно она тетка вялая, гнусавая, с вечно обиженной физией, а тут вдруг сагрилась до пены. Теперь еще с Маликовой класс убирать. Знал бы, лучше прогулял бы сегодня.

Глава 5

Маша

Желание убить Мерзкого возросло до галактических масштабов. Но с Фанечкой-то что стряслось вдруг?

- Да кто-то на доске член нарисовал, - хихикнув, пояснила Криська. – Большой и красивый. А дежурных не нашлось. Вот ее и растащило. А тут вы под горячую руку. Где ты была? Я тебе очередь в столовке заняла.

- Марго мне мозги лечила. С чего вдруг меня тошнит.

- Ну биологичка же, ясень пень. Подумала, что ты залетела?

- Наверно. У них же у всех прошивка такая: раз тошнит, значит, беременная.

- Всю перемену? Ну, лечила?

- Ну потом еще расспрашивала, куда я поступать собираюсь и всякое такое.

- Прекратили разговоры! – Фаня хлопнула ладонью по столу. – Вербицкая, к доске!

Похоже, картинка ее здорово разозлила. Была у Фанечки такая фишечка: постоянно на всех обижаться. Возможно, это впечатление создавали скорбные складки у рта и вечно поджатые губы, но наши озабоченные остряки уверяли, что причиной всему климакс и недотрах. Возможно, и хрен на доске намалевали с намеком.

- В романе «Тошнота» Жан-Поль Сартр хотел показать… - забубнила Криська. – Хотел рассказать…

Я чуть не застонала в голос.

Господи, да что же сегодня за день такой?!

- Про Маликову, - спетросянил Кеший ко всеобщей радости.

- Печерников! – рявкнула Фанечка. – К доске! Вербицая, садись, два.

- За что два?! – вытаращила глаза Криська. – Я еще ничего не сказала.

- Вот именно. Не знаешь, поэтому и два.

- Я знаю!

- Фаина Павловна, она же даже отвечать не начала, - неожиданно заступился за нее Мирский.

- Ого! – многозначительно прилетело откуда-то из правого ряда. Криська мгновенно превратилась в свеклу.

- Ну пра-а-авда, Фаина Павловна, - подхватил принципиальный борцун с режимом Стасик Черникин. Ему было все равно за кого выступать, лишь бы против учительской. – Это несправедливо. Дайте ей ответить.

- Так мне идти к доске? – напомнил о себе Кеший.

- Нет, - Фанечка пошла красными пятнами. – Вербицкая, отвечай.

Заикаясь и запинаясь, Криська набормотала на трояк и шлепнулась за парту, умирая от счастья. Вообще-то из-за троек она обычно страдала, но сейчас ей было наплевать. Как же, Севочка бросился на ее защиту, настоящий рыцарь! Сидела и полировала влюбленным взглядом его белобрысый затылок. Прямо язык зачесался сказать, чтобы не обольщалась, что это ничего не значит. Но зачем? Пусть тешит себя иллюзиями, если так хочется. Наверно, решила, что и таракана он ей персонально подбросил. В качестве знака внимания.

Так, стоп! Но если не Криське, получается, что мне?! Только этого еще не хватало!

Да нет, глупости. Просто мы с ней сидим сзади, как раз удобно повернуться и подкинуть. Чтобы посмотреть, какой получится кипиш.

Угрозу свою Фаня не забыла, задержала нас на пять минут, а поскольку перемена была короткая, переодеться на физру до звонка мы не успели. Разумеется, помешанный на дисциплине Жук психанул. Обычно он чмырил только мальчишек, но сегодня досталось всем. Погоняв нас пять кругов гусиным шагом, заставил весь урок играть в пионербол.

Идиотская игра! Не волейбол, а какой-то выкидыш волейбола. Да еще и тяжеленным гандбольным мячом, которым запросто убить можно. Я охотно влепила бы им в морду Мирскому, но даже через сетку перебросить не могла.

- Не давайте Маликовой пас, - стебанул кто-то из парней, - а то опять блевать будет.

Вот же суки-то!

Переодевалась я специально так долго, как только могла. Уже восьмиклассницы ушли на урок, а я все возилась – лишь бы подольше не идти в кабинет литры.

- Машка, а давай скажем Фане, что ты плохо себя чувствуешь? – предложила Криська. – Я вместо тебя уберу.

- Крись, а если тебя пошлют вместе с Мирским говно убирать, тоже пойдешь? – не выдержала я.

Она надулась, и мне стало стыдно.

Ну блин, ну чего я так с ней? Сама ведь недавно была на ее месте.

- Ладно, Крись, извини, - я погладила ее по руке. – Спасибо тебе. Давай попробуем. Только вот увидишь, Фаня все равно не разрешит. Из вредности.

Так и вышло. Когда мы пришли, Мирский уже поднимал стулья, а Фанечка сидела за столом и заполняла какую-то ведомость. Выслушав Криську, она сдвинула очки на нос, посмотрела на меня, на нее.

- Мария, ты на физкультуре была?

- Да, - буркнула я. Врать не имело смысла.

- Ну, значит, и с уборкой справишься. Кристина, тебе на дополнительные надо?

- Нет.

- Тогда иди домой. Сартра почитай. Ты ведь его даже не открывала.

Она ушла, а я положила сумку и отправилась в туалет, где долго и методично стирала тряпки. Уборка как таковая меня не пугала: дома она полностью была на мне, потому что мама не успевала, а Виталик скорее удавился бы, чем шевельнул пальцем в этом направлении. Просто не хотелось заниматься ею в компании Мирского.

Глава 6

Сева

Черт бы тебя подрал, росомаха!

Встало так крепко и откровенно, что едва успел выскочить в коридор. Отошел к окну, уперся лбом в холодное стекло и перебирал в уме комбинации Техасского холдема, Омахи и Стада*, пока не отпустило.

Это что вообще за нахер такой, а? Было бы на кого, но на Маликову?! Походу, организм устал заниматься ручным трудом и намекнул недвусмысленно: трахни уже какую-нибудь телку, неважно какую.

Ну уж нет, уважаемый, пока мне еще не до такой степени неважно. Да и первый опыт, он же пока единственный, намекал, что я отнюдь не всеяден.

- Пожалуйста, не называй меня Маней.

Омагад, да уйди ты уже, коза!

У нее еще и голос такой противный, особенно когда злится.

- А как тебя называть? – не оборачиваясь, включил сарказм. – Марусей?

- Вообще никак не называй.

- Ну ок, - легко согласился я. - Не буду. Иди куда шла. Исправляй свои пары по геометрии.

- Мирский, почему ты вообще сволочь такая, а? – прямо оперным сопрано взлетело под потолок. Аж стекло задребезжало.

- Ну вот такое уж я говно. Праститя-извинитя. А, собственно, почему сволочь-то? Потому что не дал тебе грохнуться и сломать шею?

За спиной яростно затопотало в сторону лестницы.

Иди, иди, крошечка-хаврошечка. Дура плюшевая! Хотя бы там не навернись.

Подождав, пока ее шаги не стихнут на третьем этаже, я тоже пошел к лестнице. Только вниз, в раздевалку. На сегодня с меня хватит. Домой, домой! Похлебать супчику и в тренажерку. Потом уроки, потом скайп с преподом. ЕГЭ, чтоб ему ни дна ни покрышки. В Политех на информатику и вычислительную технику в прошлом году проходной балл был двести сорок, в ЛЭТИ – двести тридцать. Не так уж и много для бюджета. По информатике я выиграл две городские олимпиады, математика шла хорошо, физика тоже, а вот русский… Писал более-менее грамотно, но только если не задумывался. Стоило чуть притормозить – и все. Потому что правил никаких не знал в упор. Ну разве что про «жы-шы» и типа того.

Тебе-то что впахивать, не без зависти вздыхал Виктюх, мамка с папкой на платное забашляют. Забашляют, да, вообще не вопрос. Но не хотелось зависеть от родителей полностью. И так еще минимум четыре года у них на кармане болтаться.

В тренажерке администраторами работали две молодые девчонки, которые звали меня Севочкой и улыбались до ушей. Даже абонемент не отмечали, чем я бессовестно пользовался и ходил безлимитно. Не каждый день, но раза три-четыре в неделю точно. В детстве был чаморошным - мелким и тощим. На физре стоял в самом хвосте. Лет в тринадцать начал усиленно расти, к девятому классу всех догнал, а многих и перегнал, но зато превратился в дрыща. Физру ненавидел, висел на турнике, как бледная макаронина. Типичный ботан, разве что не в очках.

«Сев, ну так не пойдет, - сказал отец и купил мне абонемент в спортзал. – Давай, качайся, а то девки любить не будут».

Ну а что, в пятнадцать лет это вполне так мотивация. Девки меня очень даже интересовали, а вот я их – совсем нет. Занимался уперто, через не хочу и через не могу, предвкушая, как стану крутым мэном и… всех победю. Как волк в мульте. Года за полтора вполне так нарастил мышцу. В Аполлона не превратился, но и за швабру больше не прятался. Теперь уже девки начали коситься заинтересованно, и тут у меня случился, как говорил обожающий умные слова Виктюх, когнитивный диссонанс.

С одной стороны я, как любой нормальный парень, хотел все, что движется. Женского пола, конечно. Каждую встречную особь оценивал с точки зрения вдувабельности. Закладки порносайтов уже не помещались в специальную тайную папку. Ежевечернее дрочево превратилось в рутинный ритуал. Ну вроде как чтобы лучше спалось. Однако вся моя зацикленность на сексе разлеталась осколками, стоило ей выйти за рамки теории.

Причина была простая. Я хотел, но… боялся. Боялся сделать что-то не так и опозориться. В порнушке-то все было легко и просто. И представлять себя на месте актеров – тоже. Но стоило оказаться рядом с реальной девчонкой, тут же начинали дрожать колени и потеть ладони. Хотя стояк это не отменяло.

Так продолжалась, пока прошлым летом маменька не взяла меня с собой в Сочи. На «Кинотавр». Она редко появлялась со мной на людях, полагая, что взрослый сын добавляет ей возраста. Хотя всем было глубоко наплевать, потому что звездой она пребывала исключительно в своем воображении. Но тут, видимо, произошла какая-то переоценка ценностей, поскольку настоящие звезды вовсе не стеснялись своих детей. Маман даже на красную дорожку меня с собой вытащила, и моя кривая рожа попала в несколько бульварных изданий.

Всю неделю мать терлась с какими-то мужиками, я ее почти не видел, но особо не скучал. Меня взяли в оборот три молодые актрисульки, о которых я до этого даже и не слышал. Как выяснилось позже, они поспорили, кто из них «сделает из мальчика мужчину». Нижней головой я хотел всех трех, верхней ни одну, но победила все же нижняя, сдавшись девице по имени Дина.

По окончании процесса она понесла пургу: мол, я должен быть горд, что моей первой женщиной стала настоящая актриса.

«Угу, - кивнул я. - Когда ты, Дина, станешь звездой, я расскажу об этом в интервью. За большие деньги».

Глава 7

Маша

- В правильной треугольной пирамиде SABC с вершиной S все ребра равны четырем, - диктовала Евгеша условия задачи, а я куда-то уплывала под ее занудный голос.

Какой тягостно длинный сегодня день! И сколько всего в него вместилось, а до вечера еще далеко. Таракан, разговор с Марго, уборка с Мирским…

Все из-за Мирского, чтоб ему провалиться!

Я машинально бросила взгляд в заданном направлении, но лазерный прицел уперся в затылок Кати Татаренко. Ну да, зачем ему допы по математике, у него твердая пятерка.

Я вспомнила вдруг тот день в сентябре, когда он только пришел к нам. Первым уроком как раз была геометрия. Мы с Криськой сидели за предпоследней партой в среднем ряду, но она тогда болела. Я чуть не проспала, влетела в класс перед самым звонком и обнаружила, что на моем месте сидит какой-то белобрысый хрен в худи вместо строго обязательного пиджака.

- Вообще-то, это мое место, - остановилась я рядом.

- На нем не написано, - хмыкнул новенький. – Садись со мной, я не кусаюсь.

- С какой стати? – возмутилась я. – Иди за последнюю, они все три свободны.

- Мне нравится здесь, - с улыбочкой заявил он.

- Слух, парень! – приподнялся Стасик, но тут зазвенел звонок и вошла Евгеша.

- Здравствуйте, садитесь, - привычно махнув рукой, она заметила новенького. – А, Мирский. Ребята, у вас новенький, Всеволод Мирский.

- Ме-е-ерзский, - проблеял Кеший под сдавленные смешки.

Мирский глянул на него через плечо. Типа, я тебя запомнил.

- Всеволод, у нас форма. Пиджак обязательно. Черный или серый.

- Да, извините, - кивнул он. – У меня только с эмблемой, решил, что не пойдет. Зайду сегодня в магазин.

- Маликова, а ты что там топчешься?

- Это мое место, - процедила я сквозь зубы.

- Что за детский сад? – возмутилась Евгеша. – Разобрались там, быстро. Мы вас ждем.

Мирский всем своим видом дал понять, что его сдвинет только танк. Но это не точно. Пробормотав непечатное слово, я села за последнюю парту и бросила на нее сумку так, что та врезалась ему в спину.

- Маликова! - рявкнула Евгеша.

Весь урок я кипела от злости и пялилась в модно подстриженный затылок, надеясь, что подпалю взглядом волосы. Наши мальчишки носили в основном «канадку» или «преппи», а этот борщ выбрал последний писк – стрижку «мистер кул» с длинной челкой. Точно так же стригся Виталик, поэтому я и знала.

Следующим уроком была химия, и этот козел снова оказался на моем месте.

- Слушай, ты!

Я хотела треснуть его сумкой по плечу, но он ловко перехватил ее в полете. И спросил с противной усмешкой:

- Тебя как зовут?

- Какая разница? – прошипела я.

- И правда, никакой, - согласился Мирский. – Значит, будешь Маликова. Так вот, Маликова, я буду сидеть здесь, ясно? – он обвел класс тяжелым взглядом холодных серых глаз, и все как-то стушевались, даже Стасик, которому всегда было нужно больше всех. – Можешь сесть со мной, мне пофигу.

- Сволочь!

Я плюхнулась за ним, едва не плача от злости и бессилия.

Вот же всралось ему это место! Просто захотел показать, какой он крутой и как клал на всех с прибором. Мистер кул гребаный!

Последним уроком в тот день была физра. Алиска влетела в раздевалку с вытаращенными глазами.

- Бабы, а чего я у Таньки узнала! Про новенького!

Танькой звали Алискину старшую сестру, которая работала секретаршей директрисы, а заодно начальником канцелярии. Все наши личные дела были в ее ведении.

- Во-первых, он сын Ксении Олениной. Ну актрисы, знаете? «Черный источник», «Приснись, жених, невесте», еще какие-то сериалы тупые. А отец –режиссер. А во-вторых, его выперли из «Ломоносовской». Ну из гимназии. А Валитра наша подобрала. Типа он какие-то олимпиады выиграл, то ли по математике, то ли по информатике.

- А за что выперли-то? – Катька аж в штанине запуталась и чуть не упала.

- А за карты. Какого-то там перца важного обыграл мощно.

- Во мажоры, как пауки в банке, - скривилась Ириска.

- Точно Кешка сказал: не Мирский, а Мерзкий, - подхватила я.

- Ну, может, и Мерзкий, но симпотный, - мечтательно улыбнулась Лидочка. – Ты, Машка, просто бесишься, что он тебя на заднюю парту прогнал.

- Ты бы тоже бесилась, - мне захотелось запустить в нее чем-нибудь тяжелым. – Это мое место!

- Было твое. Эх… - Лидочка вздохнула и выпятила пухлую губу, - если бы не Адик, я бы сама с ним села.

Впрочем, с Адиком своим она через пару дней поругалась и действительно перебралась к Мирскому, который только плечами пожал: садись, если хочешь.

Парни еще долго косились на него. Пока не выяснилось, что в компах, играх и прогах он шарит лучше всех. Зато девчонки, почти все, сразу сошлись на том, что, может, новенький и мерзкий, но да, очень даже секси. А потом вернулась Криська и моментально в него втюрилась. Но если он на красотку Лидочку с ее сиськами, ножками и губками не смотрел, то у Криси и вовсе не было ни единого шанса.

Глава 8

Сева

С Женькой, когда она переселялась к нам на время маминого отсутствия, мы жили мирно. Я в своей комнате, она в гостиной. Пересекались, если не считать школы, в основном на кухне. Если, конечно, ей не приходило в голову меня повоспитывать, как сегодня. Походу, ее здорово взбесило, что я сбежал, если до вечера так и не успокоилась. Заявилась ко мне и уже открыла рот, но я выстрелил первым:

- Жень, сколько успел, столько и сложил. Ты правда хотела, чтобы я семь часов без еды болтался?

На самом деле получилось даже больше, и ничего, не умер. Но ей об этом знать было не обязательно. С моим гастритом носились как с писаной торбой, потому что он был каким-то редким. Как говорили врачи, специфическим. Я даже в санаторий два раза ездил, где лечили очень неприятно и очень невкусно. Классу примерно к седьмому меня перестало тошнить от всего подряд, но диагнозом я все равно бессовестно пользовался – когда было нужно.

Систер сдаваться явно не собиралась, но, к счастью, спас квакнувший скайп.

- Извини, Жень, - я демонстративно повернулся к компу. – Стас Андреич на проводе. Не с причастиями и прочая лабуда.

Препода по маминой просьбе подкинула Фанечка – какого-то своего то ли друга, то ли родственника. Мужик оказался нудным, но объяснял толково. Даже такому тупню, как я, было понятно. Закончили мы в детское время – восемь часов. Женя смотрела по ящику сериал с матушкиным участием. Я выпил чаю, постоял у окна, глядя во двор.

В последнее время мне было как-то… маятно. Не знал, куда себя пристроить. Как будто хотелось чего-то, но не мог понять чего. И нет, секс тут был ни при чем. Что-то другое. Какая-то мутная тоска. Иногда слушал какую-нибудь песню, и словно волной заливало с головой. То ли чего-то не хватало, то ли ждал кого-то. Когда был маленьким, меня на все лето отправляли на дачу с бабушкой. Мама приезжала редко. Часто казалось, что больше вообще не приедет, и тогда хотелось плакать.

Сейчас было что-то похожее, но все же иначе. И уж точно не связано с ней. Я перестал скучать, когда понял, что не так-то уж ей нужен. Особенно когда они с отцом развелись. Тогда было ощущение, что не нужен вообще никому на свете. Бабушка умерла, Женька еще была замужем и жила в Мурманске. Если кто-то и относился ко мне по-доброму, так это тетя Надя, мать Виктюха.

Кухня пропахла жареной рыбой, из гостиной долетал бубнеж телевизора. Словно духота накатила, и стало нечем дышать. Вышел в прихожую и крикнул, надевая куртку:

- Пойду пройдусь.

- Недолго, - услышал, уже закрывая дверь. – Телефон взял?

В гимназии мажорская туса держала меня за своего: все-таки сын актрисы и режиссера. Хоть и не из первого эшелона, все равно богема. Но я-то знал, что мне до них как до луны. В этой школе, самой что ни на есть простецкой, наоборот, считали золотым мальчиком, которому пироги падают с неба в раскрытый рот. За полгода я ни с кем не сошелся близко, держал вооруженный нейтралитет. Вот так выйдешь из дома, и некуда кости кинуть, кроме как в компании Виктюха, его брата Илюхи и Илюхиных корешей. Те нас терпели, снисходительно называя мелкими.

«Че делаешь?» - написал я в воцап.

«Мы в Гаше, - ответил он. – Приходи».

«Гашей» называли кафе «Агата», хозяином которого был Мося, один из Илюхиных друзей. Там был отдельный маленький зальчик, где собирались только свои. Играли в карты, курили кальян. Наверняка что-то еще, но нас это обходило стороной. Любопытство не приветствовалось.

Мелкие, говорил с улыбочкой Мося, зарубите на носах: меньше знаешь – крепче спишь.

Сегодня в «Гаше» было малолюдно. За кальянным столом, кроме Илюхи, Моси и Виктюха, сидели двое парней, которых я видел всего пару раз. Судя по характерному запаху и отсутствию на столе чая, курили явно не обычный табак.

- Будешь шишу? – лениво спросил Илюха, двигаясь на диване, чтобы я мог сесть.

- Не сегодня, - осторожно отказался я. – Лучше играну. Тьфу, блин, таракана забыл.

- Какого таракана? – скривился один из парней, имя которого я не помнил.

- Моего, - Виктюх откинулся на спинку и глубоко затянулся. – Гошу. Ничего, он месяц может не жрать. Мир, я тебе деньги на той неделе отдам, ладно?

- Не горит, - я пожал плечами и пощелкал пальцами, показывая, что готов играть.

- Холдем, - Илюха быстро стасовал карты внахлест. – Сегодня по маленькой. Большой блайнд – сотка.

В карман пришла пивная рука – разномастные двойка и семерка. Хуже стартовой пары не бывает. Потому и называется пивная, что играть такими картами можно только спьяну. Я сидел слева от большого блайнда, и первый ход после раздачи был моим.

- Фолд*, - сказал, кинув карты на стол рубашкой вверх. – Не мой день. Лучше не начинать.

У меня и правда была такая примета: если на первую раздачу пришла плохая рука, удачи не будет.

- Что, мальчик, зассал? - насмешливо бросил Мося.

Еще год назад я бы психанул. Дал бы задний ход, чекнул или даже сделал ставку. Слил бы деньги. Сейчас просто усмехнулся, перевернул карты, чтобы все увидели руку, и встал.

- Ладно, пойду. Толку-то сидеть и смотреть. Счастливо оставаться.

Глава 9

Маша

После допов я хотела пойти к Криське, но та написала, что мать отправила ее навестить бабку в больнице. Пришлось идти в библиотеку. Там не повезло. Сначала захватила самый лучший комп - в углу, за стеллажами. Но библиотекарша спалила с пирогом и наорала. Заставила выйти и съесть в коридоре, а когда я вернулась, там уже сидел какой-то прыщавый перец. Пришлось идти за первый стол, прямо у библы под носом. Можно было, конечно, еще в комповый класс пойти, но там вечно занимались какие-то группы. А если нет, то сидели все плотно и косились друг другу в мониторы.

Мать сегодня работала хоть и не в ночь, но все равно должна была прийти поздно. Кто бы знал, как я от всего этого устала. Сейчас пришла бы домой и просто завалилась поспать, хоть часик. Но после того случая мне реально было страшно оставаться дома с Виталей. Где угодно лучше, даже на улице.

Вспомнила его руку на своей заднице – и передернуло. Все-таки не случайно меня сегодня выплеснуло на Маргошу. Накопилось и перелилось через край. Достаточно было крошечки участия. А от ее слов стало еще страшнее, потому что обозначилось предельно четко, как картинка.

Хуже, если он тебя изнасилует и скажет, что сама предложилась, сказала Марго. А так, скорее всего, и будет, если…

Когда я попробовала пожаловаться матери, она посмотрела на меня так, что стало страшно. Глаза превратились в два минуса, рот - в один большой. Прошипела, что я все выдумываю, а еще что не надо при мужчине ходить в таком коротком халате, коленками сверкать. Не надо провоцировать.

Хотелось сказать, что она сама себе противоречит. Что если выдумываю – причем здесь халат, который к тому же вполне колени прикрывает. Да и не хожу я в нем, разве что из ванной до комнаты вечером или утром. А так обычно в спортивном костюме. Хотелось – но не сказала. Потому что поняла: бесполезно. Все равно окажусь виновата. А что будет, когда с ней поговорит Маргоша, страшно представить. Из дома выгонит? Но даже это лучше, чем сейчас. Может, все-таки уйти самой – не дожидаясь окончания школы? Вопрос - куда?

Библиотека закрылась, пришлось идти домой. Или все-таки к Криське? Но та написала, что еще только едет из больницы. По улицам бродить холодно, на кафе нет денег. Вернее, деньги были, но я их копила и тратила на самое необходимое. Если что – хватит месяца на три, чтобы снять комнату и не умереть с голоду. Это если никакой работы не найдется сразу.

Можно было еще, конечно, в торговый центр зарулить, побродить по магазинчикам, делая вид, будто что-то выбираю. Но сегодня просто не было сил. И есть хотелось страшно – что там три маленьких кусочка пирога, на один зуб, если это за целый день.

Написала маме, спросила, когда та придет.

«Задерживаюсь, - прилетело в ответ. – Покорми Виталика ужином».

Ага, ужином!

Мать, а тебя серьезно не напрягает, что твой мужик роняет слюни на твою же дочь? Ты правда не веришь, что такое возможно? Ну ладно, пусть, по твоей версии, я его провоцирую. Но все равно, разве это не повод, чтобы задуматься? Я бы на твоем месте, конечно, мужика выгнала бы, но если уж ты без него жить не можешь, так почему бы дочь не убрать на безопасное расстояние? Тем более есть куда.

Мне вообще было непонятно вот это вот ее растворение в мужчине. Сначала поехала к отцу в Сибирь с маленьким ребенком. В никуда, чтобы жить в холодном бараке с тараканами и работать уборщицей. Лишь бы с ним. Декабристка? Или просто… дура? Мне хотелось верить, что его мама любила и готова была на все, лишь бы не расставаться. Но то, как она стелилась под Виталика, который вытирал об нее ноги, ставило эту версию под сомнение.

Я надеялась… нет, я верила, что со мной такого не случится – никогда. Что если полюблю кого-то, все равно останусь собой. В первую очередь – собой. Человеком со своими желаниями и потребностями. Не позволю так с собой обращаться. Однако, если честно, глядя на мать, любить вообще не хотелось.

В начале одиннадцатого я подошла к дому и снова написала ей.

«Уже еду», - ответила она.

Села на скамейку у парадной, чтобы не пропустить ее. Решила, что скажу, будто забыла дома ключи. Звонила, мол, а Виталик не открыл. Пусть говорит, что не слышал.

Появился какой-то парень в косухе, но не вошел в парадную, а посмотрел номер дома на табличке и уткнулся в телефон, возя пальцем по экрану. Потом повернулся в мою сторону.

О черт! Да что же сегодня за день такой?! Может, меня проклял кто-то? Или я так сильно нагрешила в прошлой жизни?

- Ты чего здесь? – спросил Мирский, остановившись рядом.

Очень хотелось послать его в самые далекие ебеня, но даже на это уже не осталось сил. Видимо, поэтому мое предложение идти на фиг он проигнорил и шлепнулся на скамейку. И спросил, как дебил из пиндофильмов:

- У тебя проблемы?

- Моя самая большая проблема на сегодняшний день - это ты, Мирский! – прошипела я. – Отъебись уже, а?

- Фу, какая ты грубая, Маня, - фыркнул он. – Ой, извини, Маней же нельзя тебя звать.

Я уже хотела ответить так, чтобы его унесло ветром, но именно в этот момент из темноты вынырнула мама с двумя здоровенными сумками.

- Маша? – неприятно удивилась она.

Глава 10

Сева

Мамаша Маликовой с таким видом смотрела то на нее, то на меня, как будто мы злостно трахались на этой скамейке. Сначала стало смешно, и даже потроллить пытался, изображая любезного идиота. Но когда отошел, что-то заставило обернуться.

Показалось, что мать отвесила Машке крепкую такую оплеуху. Звонкую. Или не показалось? Они вошли в парадную, хлопнула дверь.

Ни хрена себе! Это что, из-за меня? Или я чего-то не знаю?

Да я, собственно, вообще ничего о ней не знаю. Кроме того, что она странная и страшная. Тощая, как будто ее не кормят, под глазами синяки, губы искусанные, вечно в каких-то корках, щеки ввалившиеся. Всегда мрачная, угрюмая. И чуть что – сразу психует. Наверно, поэтому и тянуло ее зацепить. Какой смысл выстебывать человека, который не реагирует? А вот если бесится – самый смак.

Но, может, неслучайно она такая? Сколько меня за всю жизнь ругали, наказывали – и надо сказать, за дело. Но ни разу даже пальцем не тронули. Бабушка, правда, грозилась выдрать как сидорову козу. Так я и не узнал, почему коза сидорова. Хотел потом погуглить, но сразу забывал.

Вот вроде бы и не было мне до Маликовой никакого дела, но чем дальше отходил от ее дома, тем гаже становилось. Откуда мне знать, может, ей с парнями даже разговаривать запрещено под страхом смертной казни. А я тут влез. И оправдывайся теперь, что ничего такого не думал и не хотел. Наверно, теперь будет меня ненавидеть еще сильнее.

Но, с другой стороны, с какой стати я должен из-за этого париться? Как Женька говорит, под каждой крышей свои мыши. У них – вот такие. Домашние.

И все-таки, все-таки… Если ее дома лупят…

То что? Бежать в полицию? Да там меня на смех поднимут. Иди, скажут, пацан, играй в песочек. Или, может, Женьке рассказать?

Когда я пришел домой, она уже легла: дверь в гостиную была закрыта.

- Сев, ты? – прилетело оттуда.

- А ты кого-то другого ждала? – съехидничал я, снимая кроссы.

Женя не ответила, свет под дверью погас. Я обычно так рано не ложился, но тут захотелось вытянуться, закрыть глаза и отгородиться темнотой от этого дня, тупого и противного.

Утром я столкнулся с Маликовой на школьном крыльце. Обычно она почти не красилась, разве что ресницы немного, а тут на ярком утреннем солнце прямо бил в глаза густой слой тона, из-под которого на скуле проглядывал наливающийся соком фингал.

Ого, у маменьки рука тяжелая!

Мне снова стало паршиво. Захлестнуло чувством вины, и от этого злость распухла еще сильнее.

- Маш…

Она повернулась и сощурилась так, что задрожали нижние веки.

- Ты извини… я вчера…

Выдавилось с трудом, как засохшая зубная паста из тюбика.

- Мирский! – теперь уже задрожали губы, глаза заблестели. – Просто отвянь! Ты уже зае… - она запнулась, потому что рядом шла какая-то мамка с младшеклассником. – Ты задолбал уже! Я тебя уже видеть не могу! Меня от тебя блевать тянет, как от твоего таракана! Ты просто…

Он шмыгнула носом, стерла слезу и ломанула к двери.

- Истеричка, - буркнул я, глядя ей вслед.

- Сволочь! – огрызнулась она, даже не повернувшись.

Первым уроком была физика. Не самый мой любимый предмет, но и без особых проблем. А вот сейчас сосредоточиться никак не получалось. Казалось, в спину целятся из… не знаю, из минигана, может?

Если я такой говнюк, Маня, то чего ж ты на меня пыришься? Или шаманишь, чтобы я помер?

Вот правда, было в ней что-то такое… то ли из тайги, то ли вообще полинезийское. Широкий нос, пухлые губы, глаза чуть с косинкой.

- Сев? Сева? – Лидка подергала меня за рукав. – Ты чего сегодня такой? Я тебя третий раз зову, а ты не слышишь.

- Что?

А вот эта красотка, прямо по стандартам. Голубоглазая блондинка с роскошными сиськами и ногами от ушей. Но такая душная. Вербицкая хоть тихо меня обожала на расстоянии, а эта липла, как скотч. Уселась со мной еще осенью и буквально вешалась на шею.

- У тебя что-то случилось? Сидишь, думаешь о чем-то.

- А тебя это касается? – я высвободил рукав из ее пальцев в лиловом маникюре.

- Ну я же по-дружески, - Лидка страдальчески сдвинула брови.

Ага, по-дружески. Подружечка нашлась!

Я как-то спросил в компании: почему, интересно, некоторые телки, пока не пошлешь их публично матом, уверены, что у тебя на них тайно стоит.

Наивняк, хрюкнул Хаммер – это было еще до того, как я его раздел. Таких даже пошлешь, сказал он, все равно будут так думать. Потому что им никак не поверить, как же их могут не хотеть – таких прекрасных.

Все шесть уроков у меня зудела спина и чесался затылок. Так и тянуло обернуться, но держался. Зачем оборачиваться? Чтобы напороться на ненавидящий взгляд, как на вилы?

После уроков пришлось зайти в кабинет информатики, отдать сборник задач для подготовки к ЕГЭ. Кроме обязательных русского и математики, я выбрал информатику и английский. У Викши – Виктории Андреевны – числился в фаворитах, да и она, пожалуй, была моей любимой учительницей. Мы обсудили одну каверзную задачку на формулу Шеннона*, поговорили об экзамене и о поступлении. Когда к ней на кружок прибежали пятиклашки, я двинул домой, но притормозил у кабинета биологии.

Глава 11

Маша

Мне и раньше прилетало. Когда была маленькая, чаще по попе. Потом уже больше по лицу. Я никогда не могла поймать момент и увернуться, это всегда получалось неожиданно. Она разгонялась до ста километров в час даже не за секунды – быстрее. Иногда я понимала, что попало за дело, но чаще мать заводилась совершенно на пустом месте.

- Шалава малолетняя, - прошипела она в лифте, и только тут до меня дошло!

Бли-и-ин, она же и правда думает, будто я соблазняю ее драгоценного Виталика! Может, даже тот сам ей что-то такое напел в уши. На всякий случай – а вдруг нажалуюсь. А тут еще Мирский очень в тему нарисовался. И я потом маслица своими словами подлила – мол, с мальчиком на уроке целовалась.

Идиотка, и дернуло же за язык!

Дома быстро сняла куртку и ботинки, шмыгнула в свою комнату. Ужинать не пошла, да меня никто и не звал. Слышала, как они с Виталей разговаривают на повышенных тонах, на грани крика. А есть хотелось страшно, в животе пело и плясало. Порылась в ящиках стола, нашла свою заначку – кусочек шоколадки. Ну хоть как-то желудок обмануть, пока они спать не лягут.

В голове гудело, скулу ломило. Посмотрела в зеркало – красота, уже фингал зреет. А еще знобит и горло дерет. Протянуло все-таки на ветру. Не хватало только заболеть. Месяц назад уже таскалась в школу с температурой, вся в соплях. Лишь бы с Виталей дома не оставаться.

Уроки почти все сделала в библиотеке, осталась одна геометрия. Вот это у меня ну никак не шло, хоть тресни. До десятого класса математику еще более-менее тянула, на крепкую четверку. Как и физику. Поэтому и взяли в физмат – английский-то вообще еле-еле. Хотела в медучилище, но мать встала на дыбы: нет, кончай школу, поступай в институт. Хотя после училища как раз скорее бы поступила. А теперь что? На бюджет точно не вывезу. Но даже если бы случилось чудо – как и на что жить эти шесть лет?

Кто это сказал, что мечты разбиваются о реальность? Я с детства лечила своих кукол и мишек. Биологию любила, химию не очень, но понимала. В кружок ходила, его старенькая биологичка вела, еще до Марго. А поступать все равно придется туда, куда баллов хватит. Но так не хочется…

А может, все-таки в медучилище на вечернее? Ну и что, что после одиннадцатого. Три года учиться, кажется, а не четыре, как после девятого. Устроюсь санитаркой в больницу. Или регистраторшей в поликлинику. Там они всегда требуются. Деньги, конечно, крошечные, но ничего, как-нибудь вытяну. Главное – чтобы хватало комнату снять и немного на еду.

Я даже чуть не рассмеялась – от радости и облегчения. И почему это мне раньше в голову не пришло? Переживала, психовала из-за ЕГЭ. Мать словно загипнотизировала: никакого училища. Я и не думала об этом больше.

А вот про еду – это я зря. Потому что в животе заурчало еще сильнее. И голова закружилась. Половина двенадцатого – кажется, улеглись уже.

Я осторожно выглянула из комнаты – темно, тихо. И до чего ж это было мерзко – вот так пробираться тайком к холодильнику, как будто хочу что-то украсть. Открыла дверцу, достала кусок булки, йогурт, и тут вспыхнул свет.

- Ты чего здесь шаришься?

Виталя стоял на пороге, почесывая буйно волосатую грудь. В одних трусах. Фу, смотреть противно.

- Есть хочу, - буркнула, глядя в сторону. – Что, нельзя?

- Ужинать надо было. А то шляешься где-то до ночи, потом куски таскаешь.

- А меня никто не звал, - огрызнулась я.

- Звать ее еще должны, - Виталя подошел ко мне вплотную, пахнуло потом и тошнотно сладким одеколоном. – Принцесса нашлась. Что-то ты больно борзая стала, Маша!

Я отшатнулась, но он крепко схватил меня за плечо.

Вот спасибо, теперь еще и там синяк будет.

- Я закричу! – прошипела сквозь зубы.

- Что тут такое?

Ну полный трындец, еще и матушку принесло!

- А то, что ты дочь свою распустила до безобразия, Вера, - Виталя быстро убрал руку. – Болтается где-то целыми днями, хамит. Потом лазает и жрет по ночам.

- А тебе что, куска хлеба жалко? – я прижала булку и йогурт к груди, как будто их пытались отнять. - Можно подумать, на твои деньги куплено.

Мать наливалась багровым, переводя взгляд с меня на него. Воспользовавшись моментом, я протиснулась между ними и юркнула в свою комнату. Защелкнула задвижку, открыла йогурт и выцедила через край, потому что не взяла ложку. Обильно поливая и его, и булку слезами. Так и легла – даже зубы на ночь не почистила. А геометрия осталась несделанной.

На следующий день у мамы на одной работе был выходной, а на другую она шла только после обеда, поэтому с утра отсыпалась. Виталя тоже дрых, я спокойно приняла душ и позавтракала. Синяк уже налился, пришлось стащить у матери тональник. Но получилось только хуже: тон лег желтой маской, из-под которой все равно просвечивало лиловым. Шла по улице, и казалось, что все на меня пялятся. И хихикают тихонько.

И, разумеется, сработал закон подлости: поднимаясь на школьное крыльцо, напоролась на Мирского. Если бы он промолчал или сказал какую-нибудь тупость, я, может, стиснула бы зубы, стерпела. Но от его неуклюжей попытки извиниться бомбануло едва ли не в истерику. Больше он меня в этот день не доставал, даже не смотрел в мою сторону, а вот я так и не смогла успокоиться. Пырилась ему в затылок и злилась, злилась – как будто выплескивала в эту злость все, что накопилось за последние месяцы. На этом фоне даже Кешкино зубоскальство по поводу фингала не слишком трогало.

Глава 12

Сева

Значит, это с Маликовой Марго тогда в лаборантской разговаривала. Когда я пришел за сумкой и унес таракана. А потом, наверно, вызвала ее мать. Интересно, что там за дела такие, если мамаша верещала и грозилась к Валитре пойти? Каким образом Марго влезла в чужую жизнь? Может, я что-то пропустил, когда она меня вытурила? Я тогда сидел в коридоре, а Маликова вылетела ракетой и понеслась в сортир.

- Сев, ты домой не идешь?

Лидочка – чтоб тебя перевернуло и шлепнуло. Ты-то чего здесь болтаешься? Никак меня ждала?

- Нет еще. Слушай, Лид, а что вчера было, когда Марго меня выгнала?

- В смысле? – Лидка наморщила лоб. – Ничего такого не было. Она вызвала Маликову, та сказала, что ее сейчас вырвет, и убежала. Тогда Марго Кешку вызвала. Трояк поставила. И все. Больше ничего.

- Ясно… Ты чего-то хотела?

- Да нет, - она переступила с ноги на ногу, как лошадь. – Думала, ты домой…

Я-то домой, но уж точно не с тобой. И вообще мне в другую сторону. Думаешь, я не знаю, где ты живешь? Хотя ты же соврешь, что тебе надо к подруге, тете, в магазин.

Я демонстративно уселся на подоконник, достал телефон, сделал вид, будто ищу в нем что-то. Потоптавшись еще на месте, Лидка ушла. Подождав немного для верности, поплелся потихоньку и я. Вышел на крыльцо, постоял, жмурясь на солнце. Еще пару дней назад снег шел, а сегодня вдруг резко потеплело, даже куртку захотелось расстегнуть. Настоящая весна. Еще неделя – и каникулы. Ну а там совсем немного останется до конца. Апрель, май. Последний звонок, экзамены. Выпускной – и все, школа, прощай. Даже капельку жаль стало. Или, может, страшно? Все-таки совсем другая жизнь. Взрослая… почти.

Чтобы не давать крюка, я обычно шел через школьный стадион, к дыре в ограде. Протискиваясь в нее, умудрился испачкать куртку. Остановился, чтобы отряхнуть, и заметил у стены дома Маликову с Вербицкой. Они сидели на корточках и что-то там рассматривали. Подошел поближе и увидел пеструю кошку, которая, развалившись блаженно, грелась на солнце. Рядом копошились котята, забирались на нее, присасывались к животу.

Было в этой сценке что-то такое… умилительное, почти до слез. Идеально вписывающееся в этот яркий весенний день. Остановившись чуть поодаль, я смотрел и улыбался, как дурачок.

Первой меня заметила Вербицкая. Обернулась через плечо с каким-то то ли растерянным, то ли виноватым видом. Как будто я их застукал за чем-то неприличным. Потом повернулась Маликова, сердито сдвинула брови. Я пожал плечами и пошел себе дальше. Вот только лицо ее почему-то упорно стояло у меня перед глазами. То наномгновение, когда она еще улыбалась, а не хмурилась. Так бывает, когда посмотришь на яркий свет, и потом долго видишь лиловое или зеленое пятно.

Дома разогрел обед, поел, толком не заметив, что там было в тарелке. Тренажерка? Уроки? Или Виктюху написать?

Ничего не хотелось. Что-то странное словно распирало изнутри. Капюшон худи из-под куртки на голову, наушники в уши, руки в карманы – и пошел бродить по улицам, внюхиваясь в терпкий запах солнца. И билось прямо в мозг из плейлиста старое-престарое: «Жадной весной ваши с ней откровения вскрыли мне вены тоски и сомнения… Напои допьяна, весна…»*

И мерещился снова и снова взгляд темных раскосых глаз – злых, но, как оказалось, умеющих улыбаться так тепло и ясно.

А ночью я никак не мог уснуть. Вертелся с боку на бок, вставал, выходил на кухню, пил воду, смотрел в окно. Словно кто-то гладил меня по голой спине пальцами – теплыми и холодными, попеременно.

Обычно я приходил в школу одним из последних, под самый звонок, но сегодня что-то меня подгоняло. А в животе разливался холодок, как от мятной конфеты. У закрытого кабинета литературы топтались девчонки и Леха Бодренко – корявый и прыщавый, но пользующийся большим успехом. Как он говорил, возьмем не харей, а харизмой. На меня посмотрели с удивлением: до начала урока оставалось еще полчаса.

Я тупил в телефон, а сам поглядывал в конец коридора, в сторону лестницы. Пришла Фанечка, запустила нас в класс. Пришли все, расселись, начался урок. За моей спиной поселился космический вакуум, который так и тянул в себя. Не выдержал, обернулся и спросил, заметив краем глаза, как поджались губки Лидочки:

- А Маликова где?

- Заболела, - буркнула Вербицкая.

Вот черт! Сидела позавчера вечером на ветру. И вчера была уже какая-то… совсем не такая.

Весь день это пустота сзади не давала мне покоя. Когда что-то… кто-то есть, вроде и не замечаешь. А стоит исчезнуть – становится неуютно. Промелькнула даже шальная мысль позвонить или написать. Просто спросить, как себя чувствует. Но… она же просила оставить ее в покое. Да и телефона нет. Узнать, конечно, не проблема…

Нет, все-таки проблема.

Ничего, придет. Никуда не денется.

День шел за днем. Каждое утро я ловил себя на том, что смотрю на дверь. Отсиживал все уроки, что-то слушал, что-то писал, отвечал, получал оценки. С кем-то о чем-то разговаривал. Ходил в тренажерку, бродил с Виктюхом по улицам, играл в покер. Делал уроки, занимался с преподом. Все это было на поверхности. А где-то глубоко-глубоко я ждал. Ждал, когда наступит вечер и пробежит скупая на сны ночь. Когда начнется новый день.

Глава 13

Маша

- Маш, а зачем Марго твою мать вызвала?

Я даже не сразу поняла, о чем Криська спрашивает. Мы сидели в ее комнате и решали задачи на пропорции по химии. Вернее, пытались решать. Я-то их обычно щелкала на лету, но сейчас приключился какой-то ступор. Потому что не могла выбросить из головы короткий, как стоп-кадр, эпизод. Мы любуемся кошкой с котятами, Криська поворачивается на какой-то звук, я за ней – и вижу Мирского, который стоит, засунув руки в карманы, и улыбается.

Он тут же повернулся и ушел, а у меня перед глазами стояла эта его улыбка. Словно пленку заело. Обычно он всегда ухмылялся противно, так, что хотелось отоварить по роже. А сейчас… как будто другой человек. Ясно, светло, открыто.

Да и кошка еще эта… Переклинило меня знатно. Такая мамка с детьми. Счастливая, довольная. И как-то вдруг подумалось о себе. Я, конечно, думала об этом и раньше. Что когда-нибудь, возможно, выйду замуж, у меня будут дети. Но это было что-то настолько абстрактное, как мысли о том, что полечу в космос. Я вообще никак не могла сопоставить это с собой: секс, семью, детей. Дети для меня были чем-то странным и непонятным, как инопланетяне. А секс и вовсе ассоциировался исключительно с Виталей – в самом неприятном смысле. Характерные звуки из их комнаты, разумеется, долетали. А уж когда он начал лапать меня за задницу… Просто бр-р-р!

И тут вдруг эта кошка. Такая умильная, трогательная. Прямо воплощение материнства. На секунду даже захотелось стать такой же счастливой мамкой с детьми. Будто треснула во мне какая-то броня. И тут же Мирский со своей улыбкой.

Твою налево, да уберись ты уже из моей головы, она и так гудит, как чугунное ведро.

Хотя… лучше пусть Мирский, чем думать о разговоре матери с Марго. И о том, что меня ждет вечером дома.

- Зачем вызвала? – растерянно переспросила я. И тут же соврала: – О моем поступлении поговорить. Я в медицинский колледж пойду.

- Подожди, ты же после девятого хотела? – Криська сдвинула брови над очками. – И тебя еще мать не пустила, кажется?

- Да она и сейчас не пустила бы. Но мне уже восемнадцать будет, сама решу, что делать.

- Маш, ты с ума сошла? Ну ладно после девятого. Но сейчас – четыре года на медсестру учиться?

- Не четыре, а три. А потом, может, в институт поступлю.

- Ага, ага, - она быстро подсчитала на пальцах. Три года колледж, потом шесть институт, интернатура, ординатура. Это во сколько ты врачом станешь? К старости?

- Ну… тридцать – это еще не старость.

- А что, молодость, что ли? – фыркнула Криська. – Не знаю, Маш. Что-то ты не то задумала. Слушай, а чего ты красная такая?

- Жарко у вас потому что.

- Не выдумывай, ничего не жарко. Ты нормально себя чувствуешь?

На самом деле чувствовала себя я просто отвратно. Еще со вчерашнего вечера. И встала вся разбитая, но потом как-то расходилась. А вот сейчас снова стало погано. Не сильно, но противно болела голова, саднило в горле. Сначала знобило, потом бросило в жар.

Криська пощупала мой лоб ледяной рукой и испуганно ойкнула.

- Маш, да ты горишь. Подожди, сейчас градусник принесу.

Вернулась она с градусником и с мамой. Тетя Ира тоже пощупала мне лоб и покачала головой.

- Тридцать восемь – не меньше. Или больше. Давай, меряй.

Градусник показал тридцать восемь и девять. Глаза закрывались. Хотелось свернуться где-нибудь клубочком и не шевелиться.

- Так, ну вот что, - тетя Ира встряхнула градусник и положила в футляр. – Ты собирайся, а я сейчас машину подгоню со стоянки, отвезу тебя.

- Не надо, - вяло затрепыхалась я. – Дойду. Недалеко.

- Куда ты дойдешь такая? Без разговоров, Маша. У тебя дома есть кто?

- Виталик, - хныкнула я. – Мама в вечер.

- Ну хоть в аптеку сходит.

Угу, сходит он! Да он и не знает небось, где у нас аптека.

- По-хорошему, с такой температурой неотложку бы вызвать. Может, у тебя воспаление легких.

Силы улетучивались, как воздух из проколотого шарика. Даже на то, чтобы возразить, не осталось. Неотложку так неотложку, воспаление так воспаление. Только не трогайте меня, ладно? Может, даже и хорошо, что заболела именно сейчас. Может, мать не так сильно будет докапываться. И Виталик – он брезгливый, побоится заразиться, не полезет.

По дороге я то и дело куда-то проваливалась и выныривала, когда машину трясло на выбоинах или трамвайных рельсах. Тетя Ира помогла мне выбраться, довела до квартиры, позвонила в дверь. Открыл Виталик – хорошо хоть не в трусах, а то было бы совсем позорище.

- Добрый день, - сказала тетя Ира, втолкнув меня в прихожую. – Я мама Кристины, Машиной подруги. Маша была у нас, у нее поднялась температура, я ее привезла. Ей жаропонижающее что-нибудь надо. И врача бы вызвать, тридцать девять почти.

- Разберемся, - буркнул Виталик.

Я стояла, привалившись к стене, чтобы не упасть. Сильно кружилась голова, сердце стучало где-то в ушах, как колокол. Тетя Ира ушла, и я поплелась к себе. Виталик сказал что-то – не расслышала. Надо было раздеться, но сил совсем не осталось. Закрылась на задвижку, легла, укрывшись пледом, и снова провалилась в темноту, откуда выдернул грохот: кто-то колотил в дверь.

Глава 14

Сева

У класса была своя закрытая группа ВКонтакте, админил которую Кеший. Ясное дело, все там было в его стиле тупого стендапа. Лидка меня туда пригласила, я вступил, но за весь год заглянул от силы пару раз. А тут сидел вечером за компом, зарывшись в вузовский задачник по информатике, и неожиданно захотелось зайти.

Так и завис там до ночи. Читал старые посты, смотрел фотографии, которых туда залили немерено, еще с младших классов. Удивлялся, как все изменились. Хотя нет, не все. Маликова – почти нет. Такая же тощая, бледная, с раскосыми глазами, большим ртом и толстым носом. Страшная, в общем. Разве что две косички вместо распущенных волос.

На одной фотографии они с Вербицкой сидели за партой. Первый класс или второй, вряд ли старше. Вербицкая, кстати, тоже мало изменилась. Даже очки почти такие же. Хотя, самой собой, подросли обе, повзрослели.

Под фотографией обнаружился комментарий. MarMal с пандой на аватарке: «Это что, я?!» Пошел на страницу – ну да, она. Маликова.

Машка…

Записей там было мало, в основном перепосты – картинки, фотки, музыка. Удивился, когда нашел несколько песен, которые мне нравились. Казалось, что у нас с ней вообще нет ничего общего. Уже потянулся мышкой лайкнуть, но притормозил в последний момент. Мало ли вдруг заметит, подумает, что я забираюсь потихоньку на ее страницу.

А еще там была фотография, которую я, отчаянно злясь на себя, уволок и сохранил. На ней она улыбалась. Но не как тогда, с кошкой. По-другому. Грустно, задумчиво. Ее сфотографировали у окна, свет падал так, что лицо было в тени, почти неразличимо, только вот эта вот улыбка – как блик света.

Черт, да что это вообще со мной, а? Почему я все время думаю о ней? И ведь меньше бесить она не стала. Наоборот, еще больше. И вспоминалось – почти со стыдом, как тогда торкнуло на нее. Когда подхватил, чтобы не упала. На автомате, не думая. А еще как осенью, в мой первый день в этой школе, она влетела в класс и остановилась рядом со мной. Разве что дым из ушей не шел. Как будто голову готова была мне откусить.

Я сел на свободное место, никто не предупредил, что там занято. Если бы сказала спокойно, что это ее, я бы уступил, конечно. А когда таким наскоком, с психом – меня тоже бомбануло. Так с тех пор и пошло.

Каникулы проходили бездарнейше. Илюха уехал в Германию на очередную покерную серию, прихватив с собой Виктюха. Я, неожиданно для себя, оказался в полном вакууме. Наводить мосты с нынешними одноклассниками за три месяца до выпуска не имело смысла. К бывшим тоже не тянуло. Бродил по городу, сидел в кафешках, качался в тренажерке до седьмого пота, по вечерам смотрел кино или тупил за компом.

Этот вечер был особо тоскливым. За окном лило как из ведра, да еще с ветром. Мать написала, что приедет ближе к майским, побудет дома и снова уедет – на гастроли со своим театром. Сейчас она снималась в Сочи в очередном сериале. Я уже привык жить без нее, и эти вот короткие визиты ничего, кроме глухого раздражения, не вызывали. Чувствовал себя бегемотом из «Ну, погоди», который сосредоточенно строил городошную башню. Налетал смерч в виде волка с зайцем – и все рушилось. Начинай сначала.

Но когда матушка приезжала надолго, получалось еще хуже. Ее все равно постоянно не было дома, а если появлялась, то оказывалось, что все не так, а я – окончательно распустившийся раздолбай. При этом я вроде бы и жил сам по себе, но… на длинном поводке. Туда не ходи, этого не делай.

«Хорошо», - ответил я ей.

Перекинул телефон из руки в руку – раз, другой. Обменялся сообщениями с Виктюхом, который тусил с братом в Гамбурге. Посмотрел на дождь за окном – и открыл ВК. Тем же маршрутом.

Группа класса. Страница MarMal. Личка.

«Привет. Как ты?»

Отправил – и испугался. Еще не поздно было удалить.

Нет. Уже поздно: появились голубые галочки.

Прочитала…

И все. Никакого шевеления. Тишина. Мертвая.

Я сидел и смотрел на эти три слова, сжав кулаки. Смотрел – и не знал, чего хочу. Чтобы ответила? Чтобы притворилась, будто не заметила? Или не поняла, кто это ей написал? Ну да, ну да, Сева Мирский – это же самые распространенные на свете имя и фамилия, таких по десятку на квадратный сантиметр.

Ну и хрен с тобой, каракатица!

Все, проехали, забыли.

«Привет».

Я дернулся от звука сообщения так, что перевернул кружку. Чай полился со стола на штаны. Хорошо хоть телефон успел убрать.

«Еще болею. Но уже лучше».

«Поппарвл… - пальцы дрожали и не попадали на нужные буквы. – Поправляйся, Маша».

«Спасибо. После каникул приду» - и смайлик.

Я хотел написать еще что-нибудь, но так и не придумал что. Вместо этого двадцать раз перечитал весь этот коротенький диалог. Пятнадцать слов. И смайлик.

Придет после каникул. Через три дня. Это, конечно, если сразу же после каникул, в первый же день.

И что?

Я понятия не имел. Придет – и хорошо.

Это была маленькая уступка тому упрямому и злому, который сидел у меня внутри. Одному из целой кодлы Севок. Каждый из них хотел чего-то своего, и между собой они договориться никак не могли.

Глава 15

Маша

Утром я вполне ожидаемо не смогла встать. Температура лупила под сорок, кашлем разрывало в лохмотья. Мать испугалась, осталась дома и вызвала врача. Пришла тетка из поликлиники, послушала меня, заглянула в глотку –я словно наблюдала со стороны, откуда-то из угла комнаты, куда все звуки доносились как через слой ваты.

- Скорую вызывайте, - сказала врачиха и начала что-то писать на бланке. – Похоже на двустороннюю пневмонию. В больницу надо.

Мать испугалась еще сильнее. Но скорая пневмонии не нашла, только какой-то особо злостный бронхит, в больницу забирать не стали. На третий день температура пошла вниз, и мне стало полегче. Я даже ползала до туалета по стеночке самостоятельно. И до кухни, потому что мать вышла на работу, кормить меня было некому. Впрочем, есть особо и не хотелось. Пила чай, морс, разогревала в микроволновке бульон.

Забегала Криська, сидела, рассказывала новости.

- Кстати, Мирский о тебе спрашивал, - сказала с каким-то мазохистским надрывом, глядя под ноги.

- Мирский? – удивилась я. – Да ладно!

- Да вот, - вздохнула она. – Ну не то чтобы прямо уж интересовался. Когда ты не пришла, повернулся и спросил, где ты. Я сказала, что заболела.

- И все? – хмыкнула я.

- И все, - Криська пожала плечами и начала рассказывать, как Кеший пытался на уроке фотографировать Марго на телефон, а та его спалила.

Странно, но эта новость, про Мирского, ожидаемого раздражения у меня не вызвала. Даже… вроде, приятно стало? Я прислушивалась к себе, пытаясь разобраться, что чувствую, но так и не поняла. А вот Криську было жаль. Оставалось лишь надеяться, что через три месяца все закончится. Поступит, дай бог, в институт, встретит, может быть, кого-то еще.

О разговоре с Марго мать не сказала ни слова, а спрашивать я не хотела. Как говорят, не тронь лихо, пока спит тихо. Правда, в тот вечер я слышала, как они с Виталиком ругались, хотя вряд ли по этому поводу. Я все так же закрывалась на задвижку, но выходить из комнаты все равно приходилось. Каждый раз прислушивалась, сначала выглядывала, чтобы не столкнуться с ним случайно. Однако, к моему большому удивлению и радости, за эти дни не увидела его ни разу – он почти безвылазно сидел в их комнате. Видимо, тоже прислушивался и выходил, только когда я была у себя.

Неужто получил от маменьки нагоняй? Может, даже пригрозила, что выгонит? Ну а что? Квартира ее, работает она. А этот паразит удобно устроился на всем готовом. Как червяк в яблоке.

Я никак не могла понять, что мать вообще в нем нашла. Ну да, смазливый, холеный, ухоженный – за ее счет. Но такой наглый, ленивый. Или, может, в постели так хорош? Они были ровесниками, обоим по сорок. Но Виталя выглядел от силы на тридцать пять, а мать наоборот – старше своего возраста.

Начались каникулы. Я все еще лежала в постели, принимала кучу лекарств, много спала. Когда просыпалась, просматривала пропущенное по учебе, но голова все еще была тяжелой, ничего в ней толком не оседало. К счастью, мы больше повторяли старое и готовились к экзаменам. По вечерам болтала в Контактике с Криськой и другими нашими девчонками.

«Видела фотки в нашей группе классной? – спросила как-то Криська. – Катя выложила старые, второй-третий класс. Прикольно. И мы с тобой тоже есть».

В группу я заходила редко. Вел ее Печерников, а его шуток-самосмеек мне хватало и в реале. Но фотки решила посмотреть. И к одной даже комментарий написала. А следующим вечером в личку вдруг упало сообщение от Мирского.

Чего?!

Я тупо смотрела на синюю единичку рядом с ником Сева Мирский и все никак не могла открыть.

Сева! Ты бы еще Севочкой назвался. Как Лидка – Лидочка Агафонова.

Наконец все-таки кликнула, чтобы развернуть.

«Привет. Как ты?»

Всего три слова, но я перечитала их, наверно, раз пять.

Вспомнила, как он тогда на крыльце пытался извиниться. А еще как подхватил меня, когда чуть не упала. И как улыбался, глядя на кошку с котятами. И слова Криськи о том, что он спрашивал обо мне.

Я совсем спятила? Или мозг выкашляла? Это же Мирский! Мерзкий! От него только мерзостей всяких и ждать. Просто меня долго не было в школе, вот ему и стало скучно. Не до кого доебываться. И как только нашел? Наверно, через группу, где я так неосторожно отметилась.

Я уже хотела закинуть его в черный список. Или сначала послать ко всем матерям, а потом закинуть. И даже начала уже писать, к каким именно матерям ему отправиться, но почему-то стерла все и набила всего одно слово.

«Привет».

И следом:

«Еще болею. Но уже лучше».

Отправила и тут же треснула себя по лбу.

Вот дура-то! Зачем?!

«Поправляйся, Маша».

Маша?!

А это точно Мирский?

Он всегда звал меня или по фамилии, или Маней, прекрасно зная, что мне это не нравится. Хотя нет, тогда, на крыльце, тоже сказал «Маш». Но я такая злая была, что даже внимания не обратила.

Мне вдруг показалось, что держала в руках палку, а она взяла и сломалась. И стою я перед ним – абсолютно беззащитная. Безоружная. Обезоруженная.

Глава 16

Сева

В последний день каникул я пошел в парикмахерскую. Раньше ходил в другую. Сначала вместе с отцом, потом, когда они с матерью развелись, уже сам. Скучный мастер по имени Геннадий скучно стриг меня «под мальчика». Так он это называл. Спасибо, что не под девочку. Какая-то среднепаршивая короткая стрижка. Потом я пытался ее как-то опознать по картинкам в интернете, но не смог.

Года полтора назад мне это надоело. Примерно в то время, когда после занятий в тренажерке стал более-менее смахивать на человека. Захотелось чего-то поинтереснее. Недалеко от дома открылась новая парикмахерская с заманчивой вывеской «Барбершоп!» и фотками стильных мужиков в витрине. Набравшись то ли храбрости, то ли наглости, я с опаской заглянул туда. Внутри мужчина и две девушки скучали без клиентов.

- Заходи, парень! – махнула рукой одна из них, совсем молоденькая. – Тебя подстричь?

Я сел в кресло, и через пятнадцать минут мой порядком обросший «мальчик» превратился в нечто взрослое и интересное. Как на фотках в журналах.

- Нравится? – улыбнулась она, глядя на мою обалдевшую физию.

- Ага, - кивнул я. – Круто!

- Заходи еще.

С тех пор я приходил туда примерно раз в месяц. С парикмахершей Светкой мы подружились, она даже немного строила мне глазки и прижималась в процессе грудью, но я прекрасно понимал, что это ничего не значит. Светка была замужем за Федором, барбером, или, как он сам себя называл, бородистом. Его услуги мне пока были без надобности. Какая-то светлая щетинка росла, но не настолько, чтобы начинать бриться.

- Чего-то давно тебя не было, Севка, - Светка укутала меня накидкой. – Оброс, как мартышка. Слушай, а давай я из тебя Бибера сделаю? Твой типаж.

- Кого? – не понял я.

- Ну Джастина Бибера, - она показала журнал с каким-то крашеным хреном на обложке. – Не знаешь, что ли? Он же из каждого утюга.

- Наверно, я другие утюги слушаю. Не, не надо Бибера. Хотя… - я посмотрел на журнал внимательнее. – Ничего так. Но у него же темные волосы. Только концы светлые.

- А я тебе корни затемню.

- Сдурела, Светка? – возмутился Федор. – Ему же потом все время придется их красить. Иначе будет жопа: светлые корни, темная середина и светлые концы. Полный отстой.

- Да ладно, я не краской, а тональником. Смоется через пару недель, не успеет отрасти.

- А давай, - решился я.

Зачем? Да кто бы знал.

Получилось прикольно, особенно когда Светка уложила челку гелем и высушила феном.

- Ух ты, какой красавчик получился, - восхитилась она, приобняв меня за плечи. – Колечка в ухо не хватает. И татушки какой-нибудь стильной.

Насчет татухи я и сам думал, а вот серьга… Пожалуй, к этому луку действительно пошло бы.

- Если хочешь, прямо сейчас и поставим, - предложила Зина, которая делала всякие косметические процедуры. – Это не больно. У нас титановые колечки есть, их можно сразу после прокола. Потом купишь серебряное или еще какое-нибудь.

- Ставь, - я махнул рукой. – Только право-лево не перепутай.

Насчет того, что не больно, это она, конечно, соврала, но, в общем, оказалось терпимо.

Интересно, а что Машка скажет, когда увидит?

Да ничего не скажет. Или скажет, но не мне. Ну и ладно.

Покивав на Зинину инструкцию о том, как ухаживать за проколом, я поплелся домой. И остаток вечера выбирал, какую футболку напялить под пиджак. Как девчонка, честное слово. А потом никак не мог уснуть.

Придет или нет?

Футболка с оскаленным черепом, прическа и кольцо вызвали реакцию… неоднозначную. Вслух стебаться никто не рискнул, но пялились все. За спиной посмеивались и шептались.

- Сева, тебе так круто! – Лидка закатила глаза куда-то под лоб. – Просто зашибенно! Ты прямо как Бибер. Обожаю его!

Я кивнул машинально: спасибо, мол. А сам все косился на дверь. Неужели не придет?

Машка влетела перед самым звонком, на пару шагов обогнав физика. Посмотрела в мою сторону и словно споткнулась. И губы стиснула, как будто хотела улыбнуться, но передумала. Прошла мимо, села. Ухо запекло. Оно и так болело адски, а под ее взглядом и вовсе начало гореть.

Коротан пришел явно не в духе. Звали его так по фамилии – Коротаев – и потому что коротышка. Он был ниже всех наших парней, кроме Ленчика, и большей части девчонок, хотя носил ботинки с каблуком и все время поднимал плечи, чтобы казаться выше.

- Мирский, что за гейский вид? – рявкнул Коротан, уставившись на меня рыбьими глазами.

Класс грохнул.

- Почему гейский, Андрей Ильич? – уточнил я спокойно.

- Потому что только пи… геи красят патлы и носят серьги.

- Неправда. Серьгу носили моряки. Чтобы при кораблекрушении, если труп выбросит на берег, можно было серьгу снять, продать и на эти деньги похоронить. А еще на Руси серьгу носил единственный сын в семье. Чтобы в армию не забрали.