С первого взгляда

Пролог

– Ты моя любовь, Анька. Я тебя с первого взгляда и до последнего вздоха, слышишь? – горячий шепот Матвея обжигает щеки.

– А ты моя, – отвечаю серьезно и тихо.

Тело сотрясается от неуемной дрожи, но я стараюсь игнорировать неприятные ощущения и фокусируюсь на его глазах. Больших орехово-карих глазах, в которых плещется злая решимость.

Я знаю, что Матвей не свернет с пути, и тоже намерена идти до конца. Какие бы испытания ни подкинула нам злодейка-судьба, мы непременно с ними справимся. Главное, чтобы вместе.

– Когда побежим, не оглядывайся назад, – он напряженно всматривается в мутное стекло. – Они нас не разлучат. Они нас не поймают.

– А если поймают? – в моем голосе проступают предательские слезы.

Потому что, невзирая на обещание быть сильной и храброй, я боюсь. Очень боюсь, что наш план рухнет и ничего не получится. Ведь разлука с Матвеем для меня хуже смерти.

– Тогда будем драться, – твердо произносит он. – До последнего. До крови. Поняла?

Я усиленно киваю. Потому что согласна. Потому что верю ему.

Матвей переводит на меня взгляд и обхватывает горячими шершавыми ладонями мое лицо. Его прикосновение успокаивает и немного усмиряет мурашки, рассыпанные вдоль позвоночника.

– Мы подготовились. Мы все продумали. Осечки исключены, – он продолжает методично вселять в меня уверенность.

– Да, – тихонько шмыгаю носом. – Все будет хорошо.

Я вжимаюсь в него всем телом и комкаю в ладонях край его джинсовой куртки. Глубоко вдыхаю аромат кожи, перемешанный с терпкими нотками табака и мятной жвачки.

Любимый мальчишка. Я никогда не забуду, как ты пахнешь.

– Поцелуй меня, – прошу, привстав на носочки. – Поцелуй меня, Мот. Пожалуйста.

Его твердые требовательные губы находят мои, мягкие и податливые, и вгрызаются в них пылким яростным поцелуем. Он тяжело дышит, выталкивая потоки горячего воздуха через нос, а я едва удерживаюсь от того, чтобы не разреветься.

Потому что в этот миг мое бедное, безумно колотящееся сердце натурально разрывается на куски. От любви, от боли, от оглушающего восторга…

– Пора, – Матвей разрывает поцелуй и снова всматривается в окно. – Сторож погасил свет.

Мы хватаем заранее приготовленные рюкзаки и водружаем их на плечи. Там все самое необходимое: теплая одежда, лекарства, немного денег и еда на первое время.

Беремся за руки и, еле дыша, устремляемся вдоль по темному пустынному коридору. Прогнившие половицы противно скрипят, так и норовя сдать нас с потрохами, но воспитательницы, к счастью, уже крепко спят. Поэтому наши ночные блуждания не привлекают ненужного внимания.

Медленно и аккуратного добираемся до запасного выхода. По наблюдениям Матвея, его редко запирают. Даже на ночь. Толкаем дверь, и она легко поддается. Распахивается, обдавая нас запахом дождя и вечерней прохладой.

– Пошли, – коротко бросает Мот, опасливо озираясь по сторонам. – Все тихо.

Мы продолжаем путь. Осторожно ступаем по растрескавшемся асфальту, огибая лужи, в которых, несмотря на грязь, отражаются мерцающие кристаллы звезд.

Ладонь Матвея крепко сжимает мою, и на миг меня пронзает ощущение радостного предвкушения.

Еще чуть-чуть. Еще немного. Стоит только перелезть через ворота, и свобода у нас в кармане. А дальше – абсолютное безоговорочное счастье!

– Я первый, – полушепотом произносит Матвей, когда мы приближаемся к высокой кованой калитке. – Залезу и помогу тебе подтянуться. Но будь осторожна – пики острые. Ими можно пораниться.

– Хорошо, – отвечаю я, судорожно сглатывая.

Мот ставит ногу на металлический выступ и забирается наверх. Двигается быстро и проворно, как кот. Наверняка он уже не раз проворачивал нечто подобное.

Оказавшись на вершине ворот, он наклоняется вниз и протягивает мне руку. Дескать, давай, я держу.

Хватаюсь за ладонь Матвея и пробую зашагнуть на тот же выступ, что и он. Но для меня это явно высоковато. При росте в сто шестьдесят сантиметров далеко не вскарабкаешься.

Изловчившись, снова повторяю попытку, и на этот раз Мот с силой тянет меня за руку. Фактически затаскивает наверх, приняв на себя большую часть моего веса.

Как ни странно, срабатывает. Пара-тройка ловких движений – и я тоже вот-вот окажусь на вершине.

Ловлю его ободряющую улыбку и цепляюсь пальцами за край ворот, когда внезапно позади раздается леденящий душу крик:

– Вот поганцы! Куда намылились?!

Осознание, что нас рассекретили, ядовитой стрелой прилетает в спину.

По конечностям разливается ватная слабость, и на миг мне кажется, что я неминуемо сорвусь вниз. Но в этот самый момент сильные руки Матвея сжимают мои плечи, помогая удержать пошатнувшееся равновесие.

Плюнув на осторожность, хватаюсь за острые пики, чтобы поскорее перемахнуть через ворота, но происходит ужасное: кто-то сзади яростно дергает меня за рюкзак...

– Стоять! – в громком гневном реве я узнаю голос дяди Васи, нашего сторожа. – Не пущу, сучата!

– Отвали! – огрызается Мот, пытаясь перетянуть меня к себе.

Но все тщетно. Дядя Вася стоит на земле, и его вес гораздо больше, чем у Матвея.

Лечу вниз. Заваливаюсь на грязно ругающегося сторожа и при этом больно ударяюсь локтем об асфальт. Но это все неважно. Важно то, что Матвей по-прежнему находится наверху. А я здесь, на земле.

Безжалостные руки дяди Васи сгребают меня в охапку и утягивают назад, обратно в здание детского дома. Сопротивляюсь как могу: кручусь, кусаюсь, лягаюсь, пытаюсь ударить его в живот.

Но для пятидесятилетнего коренастого мужика протест девочки-подростка все равно что гнев насекомого. Он не обращает внимания на мои потуги, упрямо уволакивая меня все дальше и дальше от почти сбывшейся мечты.

– Пусти ее! – неожиданно в поле моего зрения попадает Матвей.

Его лицо искажено злобой. Густые каштановые волосы непримиримо торчат в разные стороны, а взгляд полыхает огнем.

С грозным рыком он бросается прямо на дядю Васю и заряжает ему кулаком в челюсть. То ли от неожиданности, то ли от боли тот ослабляет стальную хватку, и, воспользовавшись моментом, я даю деру.

Глава 1. Матвей

– Мот! А, Мот! – кричит Леха, спрыгивая с турника. – Ты мне сиги должен! Две пачки! Когда возвращать будешь?

– Как только, так сразу, – на ходу бросаю я.

– Да ты заколебал! А если на счетчик поставлю? – выдает запальчиво.

– А если я тебя? – притормаживаю и направляю на него прямой пристальный взгляд.

Дергает подбородком. Заминается. Понял, что хрень сморозил.

– Да ладно, пофиг на сиги. Я о другом побазарить хотел, – Пастухов закидывает руку мне на плечо и, подстраиваясь под темп моих шагов, доверительно понижает голос. – Новенькую из восьмой группы видел? Не девочка, а леденец. Так и хочется облизать.

Друг делает недвусмысленный жест языком, и я брезгливо скидываю с себя его руку.

Извращенец. Конченный.

– Из восьмой, говоришь? – плюхаюсь на прогнившие качели и принимаюсь легонько раскачиваться. – Так там же вроде одна мелкота.

– Ну да. Ей лет пятнадцать, кажется, – Леха чешет затылок. – Но все при ней.

Хмыкаю, задумчиво ковыряя пальцем облупившуюся краску.

Пятнадцать – это прям мало. Детский сад, штаны на лямках. Влюбится, как кошка. Потом хвостиком бегать начнет, мозги мурыжить. Знаем эту малолетнюю бабскую дичь. Проходили.

– Короче, мы это… С пацанами поспорили маленько, – заговорщическим тоном продолжает Леха. – Кто девочку первый завалит, того и общак. Ты как, с нами?

– Не-а, – мотаю головой. – Неохота.

– Не неохота, а слабо, – издевательски скалится Пастухов. – Так и скажи, что сдрейфил.

– Иди нахрен, – лениво отзываюсь я, гоняя во рту жвачку. – На понт кого-нибудь другого брать будешь.

– Ну а че ты сливаешься-то? – не унимается он. – Девочка правда зачетная. Чем-то на Настьку твою похожа.

– Так на кой мне вторая Настька, если у меня уже есть одна? – ржу я.

– Девки как деньги! Их много не бывает!

Все-таки Леха дурак, каких свет не видывал. И ведь не умнеет, зараза. Ни черта не умнеет. Как был балбесом в тринадцать лет, так в семнадцать им и остался.

– Здорово, пацаны! – шаркающей походкой к нам приближается Данила Лесков, мой сосед по комнате.

– Здрям! – Леха трясет ему руку.

Я ограничиваюсь кивком.

– Ну что, брат, ты в игре? – Лесков смотрит на меня.

– Ты о чем?

– О новенькой.

Да е-мое, и этот туда же. Что-то не припомню, чтобы прежде появление в детдоме очередной смазливой мордашки вызывало в пацанское среде такой ажиотаж.

– Нет, Мот проиграть боится, – за меня отвечает Пастухов. – Увидел мою бицуху – и спасовал.

Леха стягивает куртку с плеч и начинает театрально играть бицепсами, привлекая внимание стоящих неподалеку девчонок. Мы с Данилой переглядываемся, едва сдерживая улыбки.

– А серьезно? – Лесков присаживается на соседнюю качель. – Почему не участвуешь?

– Лень, – со вздохом поднимаю глаза к оранжевому закатному небу.

– А, может, из-за Насти?

– А, может, иди в пень?

– Понял. Молчу.

Данила нравится мне тем, что никогда не перегибает палку. И всегда знает, когда вовремя заткнуться.

– Девчонки! Ну как вам мои мышцы? – Пастухов входит в раж. – Скажите, хорош?

– Хорош, но для дела не гож! – насмешливо вставляет одна из них.

– Для какого еще дела?!

– Для того самого.

– Да я в этом деле гигант! – выпячивает грудь.

– Гуляй, Пастухов! Твоему гиганту еще расти и расти!

Девчонки заходятся визгливым хохотом, а Леха сникает.

– Дуры, – бросает ворчливо. – Ни черта не понимают!

– А, может, наоборот, понимают? – не удерживаюсь от подкола.

– А я на словах ничего доказывать не собираюсь, – Пастухов резко делается серьезным. – Вот заполучу новенькую, и вы, сволочи, выкусите! – он озирается по сторонам и вдруг присвистывает. – А вот, кстати, и она!

Мы с Данилой синхронно поворачиваем головы и перехватываем направление его взгляда.

У крыльца нарисовалась кучка девчонок. Как раз из восьмой. И среди них я сразу же вычисляю новенькую.

Не потому, что плетется в хвосте и ни с кем не разговаривает.

Не потому, что пугливо глядит перед собой.

И даже не потому, что в новых шмотках.

А потому, что другая. Не такая, как остальные девчонки из интерната.

Если честно, при первом взгляде на новенькую, у меня возникает идиотская мысль, что она похожа на куклу. На фарфоровую. С бледной кожей и мягкими шелковистыми волосами.

У нас, в детдоме, таких кукол никогда не было, но однажды я видел их на выставке. Пару лет назад воспиталка возила нас на экскурсию в другой город, и в числе прочих «увеселений» было посещение музея.

Удивительно, но из всей поездки я запомнил только этих кукол. Уж больно они были красивые. С огромными глазами в оправе темных длинных ресниц и маленькими розовыми ртами.

Новенькая выглядит точно так же. Глазищи на пол-лица. Серые. Глубокие. С влажным мерцанием. Из-за этого даже кажется, что она вот-вот расплачется.

Нос, наоборот, крошечный. Губы бантиком. Уголки слегка заломлены вниз, как у Пьеро из сказки про Буратино.

Очаровательная грустная кукла.

Еще никогда я не видел, чтобы кого-то так красила печаль.

– Скажи, соска? – довольно провозглашает Леха, заметив мой взгляд.

– Почему одета как домашняя? – проигнорировав его реплику, спрашиваю я.

– Потому что прямиком из дома пожаловала, – поясняет. – Мамка с папкой на тот свет отчалили, а она к нам.

– Как зовут? – продолжаю пожирать ее глазами.

– Аня, – докладывает друг. – Аня Краснова.

Пустухов с Данилой принимаются обсуждать выдающуюся внешность новенькой. Подмечают длинные ноги и не по годам развитый бюст, но почему-то ничего не говорят об ее глазах. О больших небесно-серых глазах, в которых, по ощущениям, утонула вечность…

– Я в деле, – рывком поднимаюсь с качели, прерывая кудахтанье друзей. – Через пару недель девчонка будет моей.

– О-о-о… – одобрительно тянут пацаны. – Это ставка?

Киваю и провожу пятерней по волосам, взлохмачивая их.

Глава 2. Аня

– Прикольный браслетик. Дашь погонять? – высокая девушка с длинными темными волосами смотрит на меня с вызовом.

Ее слова звучат как просьба, но отчего-то мне кажется, что на деле это совсем не так.

– Спасибо, – медленно заправляю волосы за ухо. – Как-нибудь в другой раз.

– Зажала? – ухмыляется она.

И вслед за ней едким смешком разражаются другие девочки.

– Нет. Просто я тебя совсем не знаю.

– Ну так давай исправим это, – он протягивает мне руку. – Я Даша.

В нерешительности кошусь на раскрытую ладонь. Чувствую какой-то скрытый подвох, но в итоге все же обхватываю кончики ее пальцев своими:

– Я Аня. Очень приятно.

Интуиция не подводит. Рукопожатие оборачивается обманом: стоит мне коснуться Дашиной ладони, как она хватает меня за запястье и цепко стягивает браслет с руки. Буквально за долю секунды.

Окружающие снова гогочут, а моя новая знакомая высокомерно заявляет:

– У нас здесь жадин не любят. Ты либо со всеми, либо против всех. А браслет я, пожалуй, оставлю себе, – она надевает его на руку и крутит ей, явно любуясь. – В воспитательных целях.

Сбившись в кучку, девочки устремляются ко входу в детдом, а я остаюсь стоять на месте. Напряженным взглядом провожаю их фигуры и изо всех сил стараюсь не расплакаться.

Только не сейчас. Не при всех. Если они учуют слабость, то насмерть закусают.

Этот браслет мне подарила бабушка. На день рождения. Помнится, он лежал в маленькой бирюзовой коробочке с бархатной подложкой. Перламутровые бусинки переливались на солнце как настоящие жемчужины, а маленькая подвеска в виде ключика делала украшение особенным. Такого ни у кого из моих одноклассниц не было. Увидев браслет, я тотчас влюбилась и решила, что буду носить его, не снимая.

Но прощаться с ним горько вовсе не потому, что он красивый. А потому что это единственная память, доставшаяся мне от бабушки.

Весенний ветер безжалостно треплет мои волосы, хлеща длинными прядями по лицу, и предательская слезинка все-таки прокатывается по щеке. Быстро утираю ее ладонью и тихо шмыгаю носом.

Никто не должен видеть, что я реву. Иначе мне здесь не выжить.

А что касается браслета, то я его непременно верну. Рано или поздно. Чего бы мне этого ни стоило.

Разворачиваюсь на пятках и шагаю по усыпанному окурками двору в неопределенном направлении. Сейчас у нас свободное время, а значит, у меня есть возможность немного побыть одной. Забиться в какой-нибудь укромный угол и выдохнуть. Подумать, повспоминать и погрустить…

Смотрю строго перед собой, постепенно погружаясь в мрачные мысли, когда внезапно громкий голос выдергивает меня обратно в реальность:

– Эй, новенькая! Классная задница!

Проталкиваю вниз по пищеводу тугой першащий ком и до боли в челюсти сжимаю зубы.

Не смотреть. Не отвечать. Не реагировать.

– Чего молчишь? Немая, что ли?

– Почему сразу немая? – вставляет кто-то. – Может, глухая.

А следом раздается дикий взрыв хохота, который ядовитым эхом оседает в закоулках сознания.

– Ну какова краля! Даже не глядит в нашу сторону!

– Новенькая, ау! Прием-прием!

Голоса становятся все ближе, а я лишь ускоряю шаг. Не хочу с ними пересекаться. Не хочу смотреть в их озлобленные лица. Не хочу слушать их оскорбительные шутки.

– Стоять! – кто-то бесцеремонно хватает меня за рукав кофты.

– Отстань! – огрызаюсь я, изо всех сил дергая рукой.

А затем невольно вскидываю взгляд на своих преследователей...

Передо мной компания из четырех парней. Они все старше меня. Лет семнадцать-восемнадцать, не меньше. Смотрят нахально и с издевкой. Я для них очередная игрушка. Девочка-одиночка, которую можно безнаказанно пошпынять.

– У-у-у… – присвистывает тот, кто дернул меня за рукав. Рыжий, веснушчатый, коренастый. – А новенькая-то с характером оказалась!

– Пастух, не пугай девчонку, – лузгая семечки, вмешивается его друг, высокий худощавый парень в кепке. Затем переводит внимание на меня и добавляет. – Ты не бойся, малая. Мы же просто познакомиться хотим.

– Да че ты с ней сюсюкаешься, Дан! – возмущается рыжий.

– Леха, цыц, – осаждает его третий, с некрасивым шрамом на щеке. – Пусть новенькая расскажет о себе. Сама.

Я пячусь, а все трое медленно, будто змеи, подступают ближе. И только четвертый держится чуть поодаль, словно ему нет до меня дела. Словно просто за компанию пришел.

Его волосы цвета молочного шоколада небрежно растрепаны, а на лице застыло выражение скуки. И только карий взгляд, в котором читаются едва уловимые отблески заинтересованности, говорит о том, что он хоть и не участвует в разговоре, но все же слушает его.

– Ну же, малая, не ссы, – подбадривает парень с шрамом, нехорошо и как-то плотоядно на меня поглядывая. – Солдат ребенка не обидит.

Коротко выдыхаю и в эту же секунду срываюсь на бег. Перебираю ногами так быстро, что, кажется, из-под ботинок вот-вот полетят искры. Грудь горит, в ушах гудит от ветра, но я не останавливаюсь. Бегу, надрывая свой физический предел, потому что очень боюсь, что меня догонят.

Они же отмороженные. Сразу видно.

Останавливаюсь только у крыльца. Тут много народу, поэтому появляется чувство относительной безопасности. Оглядываюсь назад и снова выдыхаю. На этот раз с облегчением, так как преследователей больше нет.

Миную ступеньки и, оказавшись в здании, захожу в ближайший туалет. Закрываюсь в кабинке, опускаю крышку унитаза и, сев на нее сверху, наконец даю волю слезам.

Каждый раз, когда я переживаю стресс, на меня накатывают воспоминания. Ядовитые, тоскливые, сыплющие соль на незаживающие душевные раны.

Перед мысленным взором снова горящий дом. Снова крики, вопли и тонны боли. Снова бессилие и истеричные мольбы, которые бог так и не услышал.

Вся моя семья сгорела при пожаре. Прямо на моих глазах.

Я стояла всего в десятке метров и ничего не могла поделать. Наблюдала за кровожадными языками пламени, пожирающими моих близких, и сама погибала заживо. Не физически, нет… Но морально точно.

Глава 3. Аня

В комнате для девочек никого нет, и, воспользовавшись моментом затишья, я опускаюсь на кровать. В последнее время у меня быстро кончаются силы, и постоянно хочется спать. Наверное, из-за непроходящего стресса.

Прижимаюсь щекой к подушке и, закрыв глаза, пробую погрузиться в мысли о чем-нибудь приятном. О мультиках, например. Или о прочитанных книгах.

Медленно наваливающаяся дремота почти забирает меня в свои сети, когда внезапно где-то совсем рядом раздается тихий вздох. А следом кто-то садится на край моей кровати, слегка продавливая матрас.

Вздрогнув, оборачиваюсь и тут же упираюсь взглядом в темноволосую девочку с румяными щеками и на удивление длинными передними зубами. Она улыбается и выглядит довольно безобидно, поэтому мои напрягшиеся нервы расслабляются.

– Привет, – негромко роняет девочка. – Спишь?

– Уже нет, – принимаю сидячее положение и подтягиваю колени к груди.

– Я Нина Лисицына, – представляется она, продолжая с любопытством меня разглядывать.

– А я Аня Краснова. Недавно здесь.

– Я так и подумала. До этого была в детдомах?

Я отрицательно трясу головой, а она понимающе кивает. Дескать, все с тобой ясно.

– На самом деле здесь не так плохо, как может показаться на первый взгляд, – голос у Нины тихий и какой-то потусторонний. – Есть кружок по лепке из глины. А физручка Алла Петровна по пятницам преподает танцы.

– Я не люблю танцевать, – признаюсь я. – А вот из глины бы полепила.

– Я, кстати, тоже не люблю, – она оживляется. – А вот Настя Крылова и ее подруги обожают танцы. На дискотеках они всегда в центре внимания.

– Настя Крылова? – я вопросительно приподнимаю бровь.

Просто Нина произнесла это имя так, будто оно должно мне о чем-то говорить.

– На да, подруга Матвея Горелова, – отвечает с легким придыханием, а затем делает паузу и подозрительно на меня косится. – Погоди. Ты и его не знаешь?

– Я тут недавно, – повторяю, как бы оправдываюсь. – Еще не успела со всеми познакомиться.

– Тебя обязательно нужно знать, кто есть кто, – авторитетно заявляет Нина. – Иначе будет трудно.

– Да уж, – хмыкаю я, вспоминая Дашу, которая нагло отжала мой браслет. – Я об этом как раз размышляла.

– А давай я тебе расскажу, – Нина вскакивает на ноги и, схватив меня за руку, утаскивает за собой к окну.

Я не сопротивляюсь. Подхожу ближе и, уперевшись лбом в прохладное стекло, окидываю взглядом распростертый под нами двор. Ржавые турники, покосившиеся качели, песочница для самых маленьких, асфальтированная дорожка с внушительными колдобинами и небольшая клумба с цветущими примулами.

Территория детского дома выглядит ухоженно, но при этом очень бедно. Такое чувство, что в последний раз сюда вкладывали деньги в послевоенное время.

– Видишь компанию парней у турников? – спрашивает Нина, тыча пальцем в окно.

Я смотрю туда, куда она указывает, и с изумлением обнаруживаю тех самых мальчишек, которые меня сегодня дразнили и от которых я сбежала. Рыжий, долговязый, со шрамом и тот, что держался чуть позади, так и не проронив ни слова.

– Да, – затаив дыхание, отзываюсь я. – Вижу.

– Парень в красной ветровке – это Матвей Горелов. Он тут вроде как главный. Спортсмен, да и учится неплохо. Почти все хотят с ним встречаться, но на новогодней дискотеке он выбрал Настю Крылову. Она и до этого была задавакой, а, как повелась с Мотом, окончательно возгордилась. В общем, держись от нее подальше. Та еще штучка.

Нина продолжает вещать, а я пристально разглядываю того, о ком она говорит. Каштановые волосы, смазливое лицо, развязная грация движений. Парень прислонился спиной к турнику и что-то увлеченно обсуждает со своими приятелями. Даже издалека видно, что у него хорошие зубы. Крупные, белые, наверняка ровные. Да и в целом он довольно симпатичный. Хотя, как по мне, ему давно пора подстричься.

Кто бы мог подумать, что этот молчаливый, на первый взгляд, тип окажется здешним главарем. Я думала неформальные лидеры всегда бойкие, громкие, языкастые и лезут на рожон. А этот держится отстраненно. Я бы даже сказала, неприступно. Будто ему на все глубоко плевать.

Хотя… Скорее всего, я просто не знаю этого парня. Первое впечатление часто обманчиво. Возможно, это конкретно я не вызывала в нем особого интереса, а по жизни он тот еще балагур.

– Рыжий – это Леша Пастухов, лучший друг Матвея, – поясняет Нина. – Он тут вроде местного шута. Любит внимание и когда им восхищаются. Но по факту очень часто находится в тени Горелова и, как мне кажется, втайне страдает от этого.

– А тот, что со шрамом? – любопытствую я.

– Это Гера Земцов. Жутковатый тип, если честно, – Нина ежится. – Говорят, что его родители на самом деле живы, их просто лишили родительских прав. А этот шрам, по слухам, оставил ему отец, когда в приступе белой горячки гонялся за ним с ножом.

М-да. История, мягко говоря, пугающая. Но, к сожалению, совсем не уникальная.

– Высокий парень в кепке – Данила Лесков. Мне кажется, из окружения Горелова он самый адекватный. В драках участвует редко, воспиталок практически не бесит. А еще поговаривают, что он уже много лет безответно влюблен в Юлю Мелихову. Она дружит с ним, но близко не подпускает. Похоже, так и останется Дан навечно во френдзоне.

– Понятно, – я отлипаю от окна и перевожу взгляд на Нину. – Ну а тебе? Нравится кто-то?

Обычно я не лезу к людям с подобными вопросами, но почему-то мне кажется, что моя новая знакомая будет не прочь это обсудить.

– Да нет, – она неопределенно поводит плечом, а потом добавляет. – Разве что Мот. Са-а-амую малость. Он все-таки реально классный.

Так я, собственно, и думала.

– Дружишь с кем-нибудь? – продолжаю расспрос.

– Со всеми понемногу, но лучшей подруги нет, – Нина забирается на подоконник и принимается болтать ногами. – Но ты мне нравишься, кстати.

– Ты мне тоже, – признаюсь с улыбкой. – Если честно, знакомство с тобой – первое позитивное событие за целый день.

Глава 4. Аня

– Блин, гляньте, как у нее ребра выпирают, – совершенно не переживая о том, что я все слышу, комментирует Даша Севастьянова. Та самая девочка, которая отняла мой браслет. – Походу, не жрет ни черта.

– Ну это перебор, – поддакивает кто-то из ее свиты. – Прям уродство.

– Угу. И лицо тоже тощее, заметили? Как у Кощея бессмертного.

– И глаза на выкате.

– Царевна лягушка, блин!

Они визгливо хохочут, а я, плотно стискиваю зубы и, глядя строго перед собой, продолжаю переодеваться.

Не смотреть. Не отвечать. Не реагировать.

И плевать, что их слова ранят. Плевать, что причиняют боль.

В последнее время и я впрямь стремительно теряю вес. Ем плохо, но не потому что невкусно, а потому что кусок в горло не лезет. Аппетита нет. Я чувствую себя настолько подавленной и угнетенной, что организм никак не может адаптироваться к новым условиям.

Оттого и худею. Оттого и ребра торчат.

Но этим фуриям, конечно, нет дела до моих проблем. Им бы лишь поглумиться.

– Так это она, наверное, специально за фигурой следит, – насмешливо роняет Даша. – Пацанам хочет нравиться.

– Только парни не собаки, – подхватывает второй голос, – на кости не бросаются.

И снова ржут.

– Слышала, Краснова? Твои тощее тельце никому даром не сдалось. Ваське Машкову разве что… Да и тот наверняка побрезгует. Вы, кстати, слышали, что он Светке Кисляковой сказал? Типа у нее спина волосатая…

Разговор девочек плавно сворачивает на другую тему, и я облегченно выдыхаю. Торопливо снимаю юбку и натягиваю спортивные штаны. Терпеть не могу физкультуру, но деваться некуда: раз по расписанию есть урок, надо посещать.

Внезапно слуха касается глухой удар, и мы все едва не подпрыгиваем на месте. Лена, самая крупная девочка из Дашиной свиты, подходит к двери и, едва приоткрыв ее, тут же шумно захлопывает.

– Пацаны опять приперлись, – заявляет она со смехом.

– Как всегда, – Севастьянова самодовольно закатывает глаза, приглаживая волосы. – Идиоты озабоченные.

И в этот момент я замечаю на ее запястье свой браслет.

– Пошли вон, гамадрилы! – орет Лена в дверную щелку.

– А ты сиськи сначала покажи! – доносится снаружи.

– Ишь губу раскатал! А жопу тебе не показать?

– Покажи! С удовольствием гляну!

С той стороны раздается ехидный мальчишеский гогот. Девочки меж тем тоже сдавленно хихикают.

– Зачем ты его дразнишь? – качает головой Даша.

– Ну а че он докапывается? – Ленины щеки отчего-то алеют.

– Просто забей. Сабуров придурок.

Девочки продолжают переодеваться, а Лена охраняет дверь, на которую время от времени покушаются кулаки парней.

Торопливо просовываю ноги в кроссовки и принимаюсь их зашнуровывать. Но от волнения пальцы не слушаются, поэтому получается гораздо медленнее, чем обычно.

Разобравшись с обувью, я ныряю в рюкзак за футболкой, и только успеваю нащупать ее, когда дверь позади распахивается и с жутким грохотом ударяется в стену.

Обернуться не успеваю, потому что в следующую секунду в спину прилетает что-то влажное и липкое. Приземлившись меж лопаток неприятное нечто, скатывается вдоль позвоночника и с чавкающим звуком плюхается на пол.

Закрываю глаза и сжимаю руки в кулаки. Так, что ногти больно впиваются в кожу ладоней.

Что в меня только что бросили? Тряпку? Вонючий носок? Дохлую мышь из помойки?

Как же меня все достало!

Этот детдом.

Этот тошнотворный запах хлорки, витающий повсюду.

Эти тупые бесчувственные люди вокруг.

Поворачиваю голову и опускаю взгляд на пол. Передо мной лежит непонятная склизкая масса грязно-голубого цвета. Присматриваюсь и вдруг понимаю, что это видавший виды лизун. Желеобразная игрушка с прилипшей к ней пылью и мелким мусором.

Раздевалка сотрясается от многоголосного издевательского хохота, который перетекает в гудящий оглушающий звон, а я чувствую, как из меня вытекает последняя капля терпения.

Рывком наклоняюсь и хватаю несчастного лизуна с пола. Пулей вылетаю в коридор и принимаюсь озираться по сторонам в поисках того, кто кинул в меня этот мерзкий комок желе.

Взгляд цепляется за удаляющиеся спины каких-то парней и я, не задумываюсь, атакую их ответкой. Брошенный мной лизун очерчивает дугу в воздухе и впечатывается в плечо одного их них.

Парень притормаживает. Оборачивается.

И в этот момент мое дыхание резко обрывается. Словно от удара под дых.

Потому что, сама того не зная, я запустила лизун в Матвея Горелова.

Он фокусирует на мне взгляд и, слегка сощурившись, направляется в мою сторону.

Каждый его шаг отзывается в теле бешеным всплеском адреналина. К щекам приливает удушливый жар, а сердце истерично долбит по ребрам. Так сильно и неистово, будто хочет перемолоть их в мелкую костяную крошку.

Матвей приближается довольно быстро, но для меня это происходит как в замедленной съемке. Я чувствую волны исходящей от него энергии. Ощущаю запах табака и ментола, хранящийся на его коже. Вижу вкрапления зеленого на золотисто-карей радужке его глаз.

Подходит близко, почти вплотную. Жалкие сантиметры разделяющего нас пространства до предела напитываются его аурой. Становятся плотными и наэлектризованными, как перед грозой.

Смотрит в глаза. С вызовом. Но при этом ничего не говорит. Будто знает, что тишина – худшая из пыток.

Секунды плавятся в вечность, а затем его взгляд, пронзительный и опасный, скатывается вниз. Задевает губы, царапает шею, щипает ключицы…

И я вдруг осознаю, что выбежала из раздевалки в одних лишь трениках и спортивном хлопчатобумажном лифчике.

На мне нет футболки. И Матвей Горелов, несомненно, заметил это.

Мозг отдает сигнал прикрыться и убежать, но тело почему-то не реагирует на команды. Меня словно парализовало. Пошевелиться не могу. Слух затянут белым шумом, а перед глазами – лишь его лицо. Красивое и на удивление спокойное. С правильными чертами и небольшой родинкой на правой щеке. Все остальное – туман. Сплошной размытый фон без внятных очертаний.

Глава 5. Матвей

– Вот это линия жизни, – задумчиво произносит Настя, водя пальцем по моей раскрытой ладони. – Она у тебя четкая и непрерывающаяся. Значит, будешь жить долго.

– А это что за линия? – вмешивается сидящий рядом Пастухов, подсовывая Насте под нос свою руку. – Она какая-то невнятная…

– Это линия ума, Леш, – фыркает Крылова, слегка отодвигаясь. – Поэтому нет ничего удивительного в том, что она у тебя невнятная.

Ребята ржут. Я тоже лениво скалюсь. Хиромантия – полная хрень, но по приколу послушать можно. Тем более, что Настька пока говорит про меня только хорошее. Мол, здоровье у меня отменное, и карьера в будущем в гору попрет.

– А вот это линия сердца, – продолжает она, вкрадчиво понижая голос. – Она у тебя выходит за холм Юпитера. Вот здесь, видишь? Под указательным пальцем.

– Угу, – киваю я, бездумно рассматривая свои намозоленные турниками ладони. – И что это означает?

– Что тебе суждено пережить большую чистую любовь, которая станет одной на всю жизнь, – с загадочным видом заявляет Настя, глядя мне прямо в глаза.

Блин. Неловкий момент. Походу, я знаю, о чем она сейчас думает. Что эта великая любовь непременно случится у нас с ней. Вот прям раз и навсегда.

Только меня, если честно, подобный расклад вообще не прельщает. Мне всего семнадцать, е-мое! Какой нафиг «одна на всю жизнь»?! Не то чтобы я мечтаю перетрахать сотни женщин, но все же хотелось бы чуть большего разнообразия, чем просто одна…

– М-м-м, – кисло мычу я, потому что Настя явно ждет от меня какого-то ответа. – Забавно. Че там еще видно?

– Да много чего, – она вздыхает, выпуская мою руку из своих пальцев. – Но тебе, похоже, неинтересно.

– С чего ты взяла?

– С того, что ты весь день витаешь в своих мыслях, – в ее голосе звучит едва различимый укор. – И слушаешь меня вполуха.

Это правда. Сегодня я сам не свой.

А все из-за заразы новенькой, которая зачем-то выскочила из женской раздевалки в одном нижнем белье.

Перед мысленным взором до сих пор стоят острые выпирающие ключицы, бледная кожа и упругая девичья грудь, которую я успел рассмотреть под тканью бюстгалтера.

А еще у нее на шее родимое пятнышко. Маленькое такое, в форме сердечка… Будто нарисованное детской рукой.

Красиво, черт возьми. Залипательно.

И сама она тоже очень красивая. Как ангел, изгнанный из рая. В глазах столько печали стоит… Прямо целые океаны тоски, которые, кажется, вот-вот изольются наружу.

Смотришь на эту мелкую и понимаешь: боль идет к ней бонусом.

– Ладно, – отрываю задницу от дивана. – Пойду лягу.

– Че так рано-то? – удивляется Пастухов. – Время детское.

– Устал, – бросаю коротко. – Отоспаться хочу.

Направляюсь на выход из общего зала, но спиной чувствую, что Настя тоже поднялась на ноги и двинулась за мной следом. Тихий шорох ее шагов раздается где-то совсем рядом.

– Мот, постой, – подает голос, когда мы оказываемся в коридоре. – Что с тобой происходит?

Замедляюсь. Шумно выпускаю воздух через нос и оборачиваюсь к девушке:

– Ты о чем, Насть? Все окей.

– Я же чувствую, что-то не так, – грустно произносит она, приближаясь. – Может, я тебе больше не нравлюсь?

– Нравишься, конечно, – отвечаю на автомате. – Ты супер.

– Тогда почему ты меня избегаешь? Не хочешь быть наедине?

– Да я же говорю, заколебался маленько, – чешу затылок. – И башка который день трещит…

Настя поджимает губы. Мой ответ ее не удовлетворил, но другого у меня нет. На самом деле, она нравилась мне гораздо больше, когда не клепала мозги, но это я, само собой, не озвучиваю. Потому что спать хочется гораздо больше, чем скандалить.

– Спокойной ночи, Мот, – Настя делает шаг вперед и прижимается ко мне губами.

Кладу руки ей на талию, покорно отвечая на поцелуй.

Все еще вкусная. Все еще заводит.

Может, я зря туплю и забиваю голову мыслями о новенькой? Она ведь реально малая, что с нее взять? А с Настькой мне по кайфу. Она сосется хорошо и кое-что еще умеет.

На двух стульях все равно не усидишь.

– Пошли ко мне? – шепчу я, вжимая ее в стену и запуская ладонь под футболку. – Пастухов по-любому до полуночи в телик будет втыкать.

– Сегодня не могу, – отказывается Крылова, отчего-то краснея.

– Почему?

– Потому что, Мот, – она многозначительно приподнимает брови. – Я ведь даже на физру сегодня из-за этого не ходила.

– А… – наконец догоняю. – Понял. Ну тогда сладких, – коротко чмокаю ее в губы. – Завтра увидимся.

Сворачиваю за угол и, засунув руки в карманы джинсов, вновь погружаюсь в свои мысли. О недавно выигранных фишках с изображением персонажей из Мортал Комбат. О завтрашнем футбольном матче. О мегере-русичке, которая никак не хочет выставлять мне четверку за год. Ну и, конечно, о новенькой, которая какого-то лешего запульнула в меня поношенным лизуном…

Зачем она это сделала? Я до сих пор не вдупляю. Внимание привлечь хотела? Или просто с кем-то перепутала?

Как бы то ни было, с любого другого я бы за такую выходку три шкуры спустил, а ее так, лишь пожурил маленько. Жалко стало, понимаете? Стояла передо мной, вся такая грозная и в то же время невинная, с горящими от стыда щеками и влажно блестящими глазами… Едва не плакала ведь. Тряслась как осиновый лист.

И ее аккуратные мягкие сисечки тряслись вместе с ней.

Черт! Походу, меня реально кроет!

Надо поскорее расчехлять новенькую, выигрывать спор и выкидывать ее из головы.

А то такими темпами и чокнуться можно…

Глава 6. Аня

– Нин, ну просыпайся, – трясу подругу за плечо. – Ты же обещала, что пойдешь!

– Время пять часов утра, – сипит она, одним глазом косясь на часы. – Зачем тащиться на озеро в такую рань?

– Затем, что, кроме нас, там никого не будет, – поясняю очевидное. – А значит, мы сможем спокойно искупаться.

На дворе резвится солнечный июнь. Школьные занятия позади, и теперь у нас гораздо больше свободного времени. Мы с Ниной много гуляем, и как-то раз, свернув в непривычном направлении, обнаружили в лесу премилое озеро, по форме напоминающее каплю. Вода в нем оказалось чистой и прозрачной, поэтому мы договорились, что в один их жарких дней непременно наведаемся туда снова, чтобы искупаться.

И вот момент истины настал. Однако Нина никак не может оторвать голову от подушки.

– Давай пойдем через пару часов, – канючит она, натягивая одеяло до носа.

– Через пару часов там наверняка будет уйма народа, – возражаю я. – Уверена, не мы одни прознали про это озеро и…

Нина засыпает, так и не дослушав мой аргумент до конца. Ее веки расслабляются, а воздух наполняется тихим мерным сопением.

Ну вот. Похоже, я осталось одна.

Вздохнув, подхожу к своей кровати, осторожно достаю из-под нее рюкзак с полотенцем и, стараясь не шуметь, покидаю спальню.

Я живу в детском доме уже несколько недель, но так и не привыкла к здешней жизни. Еда тут однообразная, досуг примитивный, а люди вокруг злые и равнодушные.

Не знаю, как там предполагалась в теории, но на практике никому нет дела до сирот. Даже учителям и воспитателям. Они просто делают свою работу, морально не вовлекаясь в процесс. Да и зачем? Наверняка им платят сущие копейки.

Хорошо лишь одно: наконец наступило лето. А это значит, что ближайшие три месяца будут не такими уж паршивыми.

Я обожаю ярко светящее солнце.

Обожаю сочную траву, которая совсем не колет ноги, даже если ходить по ней босиком.

Обожаю веселый гул насекомых, который, подобно белому шуму, успокаивает нервы.

Как сказал Олег Митяев, лето – это маленькая жизнь. И я на сто процентов согласна с его утверждением.

Помнится, моя мама тоже любила пору желтых одуванчиков, ягод и вечно голубого неба. Она работала учительницей в начальной школе и летом всегда уходила в отпуск. В ясные дни мы с ней брали в руки корзины и шли собирать землянику. Гуляли по полям до заката, наслаждаясь травяными ароматами, пением птиц и задушевными разговорами.

Потом приходили домой, чистили ягоды от «хвостиков» и варили из них варенье на зиму. Чтобы даже в холода у нашей семьи была возможность попробовать лето на вкус.

Это было беззаботное, бесконечно счастливое время, которое я теперь вспоминаю с особым щемящим трепетом. Ведь будущей зимой мне вряд ли удастся попробовать домашнее земляничное варенье.

Протиснувшись в узкую щель в заборе, сворачиваю на неприметную извилистую тропинку и, сосредоточенно глядя под ноги, миную торчащие из земли валуны. Пусть до озера занимает минут пятнадцать, не больше, но за это время я успеваю не на шутку раскраснеться и вспотеть, ведь идти приходится в гору.

Подбираюсь к травянистому берегу и, замерев, несколько минут с восторгом любуюсь красотой расцветшей природы. Кроны деревьев лоснятся пышной зеленью. Сетчатые прожилки облаков неспешно ползут по безмятежному лазурному небосводу, рассеивая и смягчая яркие солнечные лучи.

Глубоко вдыхаю наполненный пьянящими запахами воздух, и, скинув с плеч, рюкзак, принимаюсь раздеваться. Избавившись от футболки и юбки, остаюсь в одном купальнике и начинаю спускаться к воде.

Там, откуда я родом, не было водоема, поэтому купались мы редко. Только если выезжали куда-то на дедушкиной машине. Но в этом году папа записал меня в бассейн, и я даже успела посетить несколько занятий перед трагическим пожаром. Правда, там я плавала преимущественно со специальной доской, но, думаю это ни на что не влияет. Ведь я уже научилась уверенно держаться на воде.

Приближаюсь к самой кромке и, наклонившись, зачерпываю воду ладонью. Прохладная, но отнюдь не ледяная. Самое то, чтобы освежиться.

Прощупывая ступнями илистое дно, неторопливо захожу в озеро. И правда бодрит! Аж мурашки по спине ползут, и пульс по венам колотит!

Не знаю, почему, но в миг погружения в воду я испытываю необъяснимый эмоциональный подъем. Будто моя омертвевшая замерзшая душа наконец почувствовала согревающее прикосновение жизни.

Это всего лишь купание. Всего лишь озеро. Но впервые за долгие месяцы я снова чувствую себя живой.

Доверяюсь во власть стихии и, приведя тело в горизонталь, плыву. Гребок. Еще гребок. Волосы мокрые. Легкие расширяются. На губах – довольная улыбка.

Боже, как же хорошо! Надо будет непременно привести сюда Нину!

Я вхожу в раж, все активнее работая руками. Мне по-прежнему немного страшно, но осознание того, что дно прямо под моими ногами, успокаивает и вселяет уверенность. Я специально перемещаюсь вдоль берега и не ухожу на глубину.

Тело, отвыкшее от столь интенсивных физических нагрузок, ноет. Мышцы горят. В голове приятно шумит от усталости. Но я продолжаю грести, потому что это своего рода вызов злодейке-судьбе. Она хотела меня уничтожить, надломить, лишив самого дорогого, но я отчаянно хочу верить, что у нее это не получилось. Что я все еще сильная. И все еще могу бороться.

Наверняка именно этого хотели от меня мои мама и папа.

Последний рывок, и я с чувством глубокого удовлетворения опускаю ноги. Хочу упереться ступнями в вязкий ил и немного передохнуть, но что-то идет не так.

Потому что дна подо мною попросту нет.

Испуганно кручу головой, пытаясь понять, куда я уплыла и где, черт подери, берег. Разворачиваюсь в обратном направлении, но тело так измождено, что буквально каждое, даже самое незначительное движение свинцовой болью оседает в конечностях.

Паника накрывает с головой. Кислород в легких стремительно заканчивается. Я все чаще ухожу под воду и все реже выныриваю наружу. Техника плавания безвозвратно теряется. Теперь я просто беспомощно барахтаюсь в воде не в силах выбрать конкретное направление.

Глава 7. Матвей

Сонная тишина летнего утра приятно ласкает слух, но валяться в постели больше не хочется. Тем более, что погода так и шепчет, подгоняя скорее вырваться из душной бетонной коробки на свежий воздух и вдохнуть полной грудью.

Спрыгиваю с кровати и, бегло умывшись, натягиваю кроссовки и шорты. Вообще-то я не далеко офанателый ЗОЖник, но утренние пробежки – это святое. Особенно летом. До наступления дневной жары.

Выбегаю из здания и держу путь к легендарной дырке в заборе, через которую можно попасть в небольшой, но чертовский живописный лесок. Формально шарахаться там в одиночестве запрещено, но администрация закрывает на это глаза. Время от времени директриса грозится заделать щель в заборе, но руки, похоже, так и не доходят.

Бегу трусцой, до предела наполняя легкие древесными ароматами. Находиться в лесу в шестом часу утра прикольно еще и потому, что в это время тут никого не встретишь. Ребята из детдома дрыхнут, пуская слюни на подушку. Поэтому моя пробежка – своего рода миг уединения с природой. Звучит, конечно, пафосно, но это правда.

Поднимаюсь на холм и, смахнув со лба набежавший пот, поворачиваю направо, к озеру. Если будет порыв, можно даже искупнуться. Вода наверняка уже порядком прогрелась.

Добегаю до полянки, с которой открывается вид на небольшой водоем и внезапно замечаю, что там кто-то плещется. Черт подери, и кого только дернуло тащиться на озеро в такую рань?

Слегка сощурившись, напрягаю зрение и через секунду изумленно отвешиваю челюсть. Охренеть! Это новенькая! Бултыхается в воде, как поплавок. Руками как-то странно машет, дергается… Что за странная техника плаванья такая?

Делаю пару шагов вперед, вглядываясь. Нет, все-таки она реально как-то неестественно двигается… Будто по невидимой лестнице пытается вскарабкаться. Будто… тонет.

Твою мать. А вдруг и правда тонет?..

Меня резко прошибает холодный пот, и я тут же срываюсь с места. Несусь вниз с пригорка так быстро, что ноги едва касаются земли. Дыхание делается тяжелым и поверхностным, а в голове пульсирует одна-единственная мысль: «Только бы успеть!».

В считанные секунды достигаю берега и, не замедляясь, ныряю в озеро. Анина голова меж тем все реже показывается на поверхности. Такое чувство, будто какая-то неведомая сила неумолимо тянет ее ко дну.

Между нами остается чуть больше десяти метров, когда ее лицо, бледное и испуганное, последний раз проносится перед моими глазами. А затем она уходит под воду.

Подплываю к нужному месту и, набрав побольше воздуха, ныряю на глубину. Машу руками в надежде нащупать что-то живое и твердое, на пальцы загребают лишь необъятные толщи воды.

Неужели промахнулся?

Смещаюсь правее, левее, погружаюсь ниже, но вокруг ничего не видно. Кислород в легких стремительно заканчивается, мне отчаянно хочется сделать вдох, но я понимаю: если вынырну сейчас, то со вторым погружением вероятность обнаружить Аню будет в разы меньше.

Я кручусь в воде, как заведенный. Барахтаюсь, вращаюсь на триста шестьдесят. И вдруг меж пальцев проскальзывает что-то инородное. Не вода, но и не плоть.

Водоросли? А, может, волосы?..

Подплываю ближе и стягиваю в кулак нечто.

Нет, не померещилось. Точно волосы. А следом и голова, и плечи, и все Анино тело.

Вздергиваю ее наверх, а затем подныриваю снизу и, подхватив под мышки, тащу наружу.

Вода выпускает нас из своих тисков, и я жадно заглатываю ртом воздух. Потом кошусь на Аню, и сердце пропускает удар.

Она не дышит. Не шевелится.

Сука. Сука-сука-сука.

Как же так?! Неужели опоздал?

Хватаю ее бездвижное тело и, стараясь удерживать голову над водой, тяну к берегу. По жилам разливается жгучая боль, мышцы содрогаются в мучительных спазмах, а в груди полыхает огонь.

Каждое движение – пытка, каждый вдох – агония, но я унимаюсь, гребу что есть мочи, потому что понимаю: сейчас на счету каждая гребаная секунда. От меня зависит, выживет эта мелкая или нет…

Когда ноги наконец касаются дна, я с облегчением переношу на них вес тела. Ступни утопают в иле, вода заливается в рот, но суша с каждым шагом все ближе. Осталось еще чуть-чуть, еще немного…

Последний рывок – и я вытаскиваю Аню на берег. Она лежит на спине и не подает ни малейших признаков жизни. Губы синие, кожа бледная, глаза закрыты.

Надрывно дыша, нависаю над ней и прикладываю два пальца к сонной артерии. Пульс прощупывается. Однако дыхание отсутствует.

Наклоняюсь к Ане и, зажав ее нос пальцами, делаю глубокий вдох. Затем пошире открываю рот и, накрыв ее холодные губы, резко выдыхаю. Раз-два.

С непривычки закашливаюсь. Отбрасываю со лба мокрые волосы и напряженно всматриваюсь в Анино лицо. Никакой реакций.

Черт.

Снова наклоняюсь и повторяю и манипуляцию, но ее состояние не меняется. А драгоценное время неумолимо уходит…

Встаю на колени и упираю обе ладони в середину ее грудной клетки. Помнится, на уроках ОБЖ нас учили, как делать непрямой массаж сердца, и в критический момент полезные знания всплывают в моей голове.

Несколько десятков быстрых надавливаний, потом искусственное дыхание «рот в рот». И так по кругу. Опять и опять.

Как заведенный, продолжаю спасательные действия. Где-то в области солнечного сплетения зарождается дикий отупляющий страх, но я усилием воли отгоняю его прочь и не пускаю в зону сознательного.

Иди на хрен, смерть! Вали обратно в свое темное царство! Она не умрет, поняла?! По крайней мере, не сейчас. Не сегодня.

– Ну же! – хриплю я, яростно надавливая Ане на грудь. – Давай, дыши! Совсем ведь мелкая еще! Вся жизнь впереди! Вся, сука, жизнь! Дыши, говорю!!!

Я сбиваюсь со счета и начисто выбиваюсь из сил. Руки дрожат, в груди так сильно печет, что, кажется, я вот-вот выплюну легкие. Однако в моменте мне совершенно неважна собственная боль. Все внимание на ней, на девочке с большими грустными глазами, небесный взгляд которых я хочу увидеть хотя бы еще один раз…

Глава 8. Аня

– Брось! Как можно не хотеть на дискотеку? – возмущенно сетует Нина. – Это же лучшее, что случается у нас в детдоме!

– Да я как-то не любитель танцев, – отнекиваюсь я. – Иди без меня, ладно?

– Я думала, мы подруги! – она с обиженно оттрюнивает нижнюю губу.

– Так и есть. Подруги. Просто…

– Ну а если подруги, то ты обязана пойти со мной! – не дослушав, перебивает Лисицына. – За компанию, понимаешь?

Испускаю утомленный вздох и, прижав колени к груди, оплетаю их руками. Идти на танцы нет ни малейшего желания, но в то же время огорчать Нину тоже не хочется. По сути, она единственный человек, который со мной общается, поэтому у меня нет морального права пренебрегать ее дружбой.

– Ладно, – произношу обреченно. – Я пойду. Только танцевать не буду, договорились?

– Почему? Стесняешься, что ли?

– Ну да, – ежусь. – Типа того…

Как представлю, что придется двигаться в такт мелодии на виду у десятков пар глаз, так сразу же озноб пробивает. Не по себе как-то. Некомфортно.

На самом деле в прошлой жизни, еще до смерти родителей, я частенько посещала школьные дискотеки. Даже медлячки с мальчишками танцевала. Но сейчас былая раскованность видится мне непозволительной роскошью. В школе у меня было полно друзей, а тут – все смотрят на меня с презрением. Парни то и дело отпускают сальные шутки, девчонки так и норовят уколоть. В такой атмосфере не то что танцевать – расслабиться не получается. Поэтому мне совсем не хочется давать токсичному окружению лишний повод для издевок.

– Это ты зря, – со знанием дела заявляет Нина. – Дискотека – это единственный реальный шанс попасть в крутую компанию.

– Мне не нужна крутая компания. Мне и так неплохо.

Подруга проходится по мне недоверчивым взглядом, но от комментария воздерживается. Затем поворачивается к зеркалу и, слегка приоткрыв рот, принимается подкрашивать глаза.

– Ну? Чего сидишь? – роняет Нина, завершив процесс нанесения макияжа. – Одеваться будешь?

– Так я же вроде одета… – окидываю взором свой мешковатый джинсовый комбинезон.

– Постыдись, в таком на дискотеку нельзя! Нужно что-нибудь красивое, женственное!

У меня есть нарядные платья и юбки, но после пары-тройки пошлых реплик, прилетевших в мой адрес, я предпочитаю что-то более скромное и неброское. К чему привлекать общественное внимание, если оно каждый раз ядовитыми стрелами пронзает сердце? Уж лучше мимикрировать под окружающую среду и сделаться невидимкой. И удобно, и практично, и нервы целы.

– Я так пойду, – настаиваю я. – Не хочу наряжаться.

– А то фиолетовое платье на бретельках? – Нина взбивает волосы, придавая им объема. – Оно тебе не нравится?

– Нравится. Но сейчас нет настроения его надевать.

– Так, может, ты мне его одолжишь? – ее молящий взгляд прилипает к моему лицу. – Чисто для дискотеки. Я бережно буду носить. Обещаю.

– Хорошо, – спрыгиваю с кровати и подхожу к шкафу. – На, примерь.

– Спасибо!

В глазах Нины искрится неподдельный восторг, а я улыбаюсь. Рада, что смогла ей угодить. Платье мне совсем не жалко: оно симпатичное, но в данный момент совсем не подходит под мое настроение. Так что пусть хоть кто-то в нем покрасуется.

Нина влезает в наряд и, театрально кривляясь, вертится перед зеркалом. На ней платье сидит чуть более плотно, чем на мне, но, в целом, смотрится довольно мило. Думаю, подруге удастся произвести в нем фурор. Видно, что она очень этого хочет.

Закончив сборы, мы покидаем комнату и, спустившись на первый этаж, выходим на улицу. Во дворе перед зданием толпится уйма народу. Мальчики выглядят как обычно, а вот некоторые девочки преобразились до неузнаваемости. На глазах – яркие стрелки, животы оголены, на волосах – высокие хвосты, в которые вплетены какие-то яркие пряди.

Неподалеку от клумбы установлена большая колонка, из которой доносятся последний хит группы «Руки вверх!». Сочные биты сотрясают воздух, пожирая гомон толпы и разнося звуки музыки на километры.

– Скажи, круто? – наклоняясь к моему уху, вопит Нина.

– Ага, – киваю я.

Озираюсь по сторонам и через пару секунд замечаю компанию ребят из старших групп с Матвеем Гореловым во главе. При взгляде на парня, который совсем недавно спас мне жизнь, сердце спотыкается и пропускает один удар.

Он красивый. И выглядит по обыкновению круто.

Старшеклассники облюбовали единственную лавочку и что-то увлеченно обсуждают. Рядом с парнями стоит несколько девчонок, среди которых я узнаю Настю Крылову. Местную королеву. Помнится, Нина говорила, что у них с Гореловым роман…

Внезапно Матвей поворачивает голову и, словно почувствовав внимание, ловит мой взгляд. Это происходит так быстро и внезапно, что я попросту не успеваю спрятаться за ширмой безучастности. Не успеваю отвести глаза в сторону и прикинуться, что мне все равно.

Горелов поймал меня с поличным.

Чувствую, что щеки вспыхивают стыдливым румянцем, а пульс разгоняется, словно торпеда. Ладони становятся влажными. В горле, наоборот, делается сухо, будто я проглотила пригоршню горячего песка.

Моргаю и смущенно опускаю ресницы. Не могу выдержать его зрительного напора. Даже на расстоянии десятков метров чувствуется, что этот парень сильнее меня. Не только физически, но и морально.

Его энергия парализует.

Его взгляд заставляет трепетать.

От одних лишь воспоминаний о нем в груди делается тесно.

Интересно, это только я так реагирую на Матвея? Или все девчонки испытывают нечто подобное?

– Божечки! Ты заметила?! – Нина стискивает мой локоть и вновь припадает к уху. – Горелов смотрит в нашу сторону! Как думаешь, я ему понравилась?

– Эм… Я… Я не знаю, Нин…

– Точно смотрит! – продолжает пищать она. – Прямо глаз не отрывает! И-и-и!!! Я знала, что это платье его впечатлит!

Неловко. Ощущаю себя дурой.

Я-то решила, что Горелов глядел на меня, а выходит, что он обратил внимание на Нину… Ну еще бы. Она выглядит потрясающе. Не то что я в своем дурацком комбинезоне…

Глава 9. Матвей

– Глядите, новенькая идет! – шипит Пастухов, вылупляя зенки куда-то вдаль.

Все синхронно перехватывают направление его взгляда, и я в том числе. Обычно, когда мне нравится девчонка, я обхожусь без агрессивных зрительных атак, предпочитая действовать более мягко и ненавязчиво, но в случае с Красновой старые схемы не работают.

На нее хочется смотреть в режиме нон-стоп. Буквально пожирать глазами, судорожно глотая литры выделяющейся слюны. Я видел много красивых девочек, но Аня… Черт, это какая-то магия! Честное слово! Она настолько хороша, что при взгляде на нее у меня каждый раз слегка мутится рассудок…

Аня в компании подружки спускается с крыльца и, обняв себя руками, робко озирается по сторонам. На ней мешковатый джинсовый комбинезон и кеды. Русые волосы распущены и рассыпаны по плечам. На лице, как обычно, ни грамма косметики.

Краснова выглядит максимально просто. Никакой вычурности, нарочито выставленной напоказ, никакого стремления понравиться. Но при этом внимание доброй половины парней на дискотеке приклеено именно к ней. К девчонке, чье кукольное лицо с огромными влажными глазами обладает каким-то поистине гипнотическим эффектом…

– Так, ну что, колитесь, пацаны, – начинает Леха с видом заговорщика, – как дела с новенькой? Есть у нас претенденты на выигрыш в споре?

– Да ну ее, – небрежно бросает Данила, лузгая семечки. – Пуганая какая-то… Чуть увидит, сразу шарахается.

– Ага, – поддакивает Земцов. – Я как-то пробовал с ней заговорить в столовке, так она такое лицо состряпала, будто привидение увидела, – он комично округляет глаза и поджимает губы, передразнивая мимику Ани. – Дикарка, короче. Даже неинтересно.

– Ну а ты, Мот? – Леха глядит на меня.

– То же самое, – отвечаю как можно равнодушней. – Походу, надо забить на спор, пацаны. Видно же, что от нее ничего не добьешься.

Я намеренно умалчиваю об инциденте на озере. От части, потому что Аня меня об этом попросила. От части, потому что тот случай стал для меня чем-то личным, сокровенным…

Вообще-то я далеко не романтик и не верю во всю эту киношную сентиментальщину, но в тот момент я правда почувствовал нечто особенное. Будто где-то в груди защелкнуло, защемило… Бац – и я уже вовсе не я. В голове – странные мысли, в душе – непривычные эмоции... Целыми днями думаю об Ане, вспоминаю ее милое родимое пятнышко в форме сердца и ощущаю, как нутро наполняется чем-то теплым и сладким, словно свежесваренное яблочное варенье…

Блин… Похоже, я спятил, да? Наверняка спятил. Но, как вернуться обратно, к нормальному состоянию, понятия не имею…

– Вы просто не умеете находить подход к женщинам! – авторитетно заявляет Пастухов. – А в этом деле, между прочим, креатив нужен! Фантазия!

Мы с пацанами дружно ржем. Умеет Леха сказануть что-нибудь эдакое.

– Ну че, великий знаток женской натуры, – насмешливо подначивает Данила, – может, покажешь нам мастер-класс? А то мы без твоей мудрости так девственниками и помрем.

– Да без проблем! – хорохорится Леха, не выкупая иронии. – Смотрите и учитесь, пацаны!

Вмиг став серьезным, друг приглаживает рыжую шевелюру и поправляет ремень на джинсах. Затем распрямляет плечи, выпячивает грудь и пружинящей походкой направляется к Ане, которая по-прежнему стоит на отшибе и с отсутствующим видом буравит взглядом асфальт.

Отчего-то я заранее уверен, что Лехе ничего не обломится. Краснова в детдоме совсем недавно, но уже ясно, что она не из тех кокеток, которые коллекционируют пацанские сердца. Скорее, повышенное внимание ее даже немного пугает. Она ведь не выбирала рождаться такой красоткой.

Но, даже несмотря на то, что Пастухов обречен на провал, мне все равно любопытно понаблюдать за его потугами. Интересно, что он скажет Ане? Выдумает очередную псевдооригинальную хрень? Или ограничится банальным «пошли потанцуем»? Лично я бы на его месте выбрал второй вариант. Он, как ни крути, наименее рисковый.

Затаив дыхание, смотрю на то, как Леха приближается к Красновой, когда моей руки внезапно касается что-то мягкое и теплое.

Оборачиваюсь и изумленно вздергиваю брови.

Черт. Настька. Про нее я как-то совсем забыл…

– Мот, тут медляк начался, – заискивающе произносит она. – Пригласишь?

– Эм… Я…

Слегка растерявшись, оглядываюсь на Леху, который в этот самый момент стоит подле Ани. У нее вид напуганный, у него – откровенно раздосадованный.

Походу, не по зубам оказалась девочка. Вот он и бесится.

– Слушай, Насть, – чешу затылок, пытаясь подобрать правильные слова, – я пас, пожалуй. Извини, ладно?

Ее лицо обиженно вытягивается, а в глазах зажигается огонек ярости.

Чувствую себя неловко. С одной стороны, она вроде не чужой мне человек. А с другой, что делать, если я реально не хочу с ней танцевать? Насильно-то мил не будешь…

– Ну и ладно! – надув губы, Настя демонстративно вскидывает подбородок и отходит в сторону.

Считай, легко отделался. Хотя далеко не факт, что она просто проглотит обиду.

Ладно, пофиг, потом с ней разберусь.

Снова перевожу взгляд на Леху с Аней, но друг с кислой физиономией уже ковыляет обратно. Жалко даже как-то: его триумф и минуты не продлился.

– Ну че, Дон Жуан, – глумится Гера, – как прошло?

– Отвалите, – угрюмо бурчит Пастухов.

– Не сработал твой подход, да? От ворот поворот дали?

– Да она вообще тормозная! – выпаливает Леха с обидой. – Ни рыба ни мясо! Отвечаю, пацаны!

– Ну-ну, – хохочет Лесков. – А как же креатив? Не помог?

– Иди нахрен.

Пастухов дуется, как голубь-трубач, а пацаны продолжают издеваться. Я в их стеб не лезу, но мне тоже смешно. Все-таки Леха – фантастический олух. С напрочь отсутствующим критическим мышлением. И на что он только надеялся? Аня ведь не одна из тех девиц, с которыми он привык проводить время. К ней на хромой козе не подкатишь.

Одергиваю джинсовку и собираюсь с духом. Поржали – и хватит. Пора брать ситуацию в свои руки.