S-T-I-K-S. Вера в Улье: загрузка 5x.

S-T-I-K-S. Вера в Улье: загрузка 5x.

S-T-I-K-S. Вера в Улье: загрузка 5x.

Вера в Улье.

Загрузка 5х.

Дисклеймер

Все персонажи, события и организации, упомянутые в данной книге, являются вымышленными. Любое сходство с реально существующими людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями, местами или организациями — случайность и не имеет преднамеренного характера.

Автор не ставит целью пропаганду каких-либо взглядов, убеждений или моделей поведения. Настоящее произведение создано исключительно в художественных целях и не призывает к каким-либо действиям. Мнение персонажей не обязательно отражает позицию автора.

В тексте присутствуют сцены насилия, жестокость и ненормативная лексика. Текст предназначен исключительно для лиц старше 18 лет. Не рекомендуется к прочтению впечатлительным людям, а также тем, кого могут потревожить описания физического и психологического насилия. Чтение осуществляется на ваш страх и риск.

В чём секрет приятного пробуждения?

Для Веры — это плавное повышение температуры в комнате на три градуса, мягкая, едва уловимая музыка будильника умного помощника и медленное раскрытие штор, впускающее в комнату солнечный свет. Пробуждение могло бы быть сказочным... если бы кое-кто накануне не налакался сидра вчетвером часу ночи.

Нет, ну честное слово, сколько раз она себе обещала не пить? Каждую неделю.

Голова гудела, будто в черепную коробку засел дятел-трудоголик и долбил, не переставая. Каждый звук, даже самый ласковый: будь то тихая мелодия будильника, шелест отъезжающих штор или собственное дыхание — отзывался в висках глухими ударами.

Глаза не открывались, веки налились свинцом, а свет, даже рассеянный, прожигал сетчатку. Граф Дракула не могла продрать зенки и стонала, развалившись на кровати звездой.

Во рту пересохло так, будто всю ночь она глотала песок. Язык прилип к небу, привкус — горький, металлический, словно батарейку лизнула. В животе урчало, но одна только мысль о еде вызывала приступ тошноты. Хотя и без еды было нехорошо — сидр продолжал своё брожение.

Тело ломило: руки, ноги, спина — всё ощущалось чужим, будто она всю ночь дралась и её отпинали. Ощущения обострились до безумия — даже мягкое одеяло царапало, раздражало, бесило. Вера никак не могла понять: то ли ей жарко, то ли знобит. То сбрасывала одеяло, то тут же натягивала его обратно.

Стыд подкрадывался медленно и начинал сверлить в груди: что она вчера несла? Кому звонила? Почему в одном носке? Где второй? Почему на тумбочке открытая бутылка кетчупа и рядом банка солёных огурцов без крышки?

— Оййй... блин... как же мне плохо... — простонала Вера, села и свесила ноги с кровати. Пол оказался липким. Она будто не только себя сидром поила, но и паркетную доску заодно. С трудом отлепившись, побрела на кухню, проглотила обезболивающее и отправилась в ванную приходить в себя. Минут тридцать ушло на то, чтобы снова обрести человеческий облик.

Одинокая жизнь — штука, конечно, гордая, но до добра редко доводит. Сначала вроде и вольготно: тишина, порядок, никто не пилит. А потом тишина начинает звенеть, порядок превращается в пустоту, а "никто не пилит" — в "никому я не нужен". Человеку нужен человек. Кто-то живой, настоящий, со своим характером, привычками и странностями. Кто-то, кто будет мандеть над ухом о том, что ты опять не так сделал, кто будет ворочаться ночью, закидывая на тебя копыто и храпя в лицо. Кто будет бесить и быть при этом самым родным. С ним хотя бы бухать в одиночку не придётся. А это, между прочим, уже почти и не алкоголизм.

Беспокойные мысли роились в голове Веры, не имея возможности зацепиться как следует, сползали в бездну со скрипом, открывая дорогу новым беспокойным и философским думам.

Зато сегодня пятница!

Пятница... Уже само это слово грело изнутри — как первый глоток горячего кофе в морозное утро. Вера собиралась на работу на автопилоте. Без спешки, будто перед ней не было никаких обязательств. Завтракать она не стала, по-прежнему мутило даже от одного взгляда на еду.

Наушники-капельки мягко легли в уши, отгородив её от мира привычным мелодичным коконом. Её плейлист был полон всего: от стыдных и всратых песен до всеми любимых хитов. Она никогда не сортировала музыку по жанрам и альбомам, как это делали её друзья. Просто включала всё подряд — как шло, так и шло. Это, кстати, объясняло её скачки настроения.

Вера вышла из подъезда и неспешно пошла по залитым солнцем утренним улицам. Город только начинал просыпаться: воздух ещё прохладен и свеж. Люди сновали мимо, спешили, переговаривались, каждый — в своём темпе, со своими тревогами.

Тротуар вдоль скромной улочки в одном месте сужался, и ей пришлось сойти на проезжую часть, как обычно делают все пешеходы здесь, чтобы не бодаться локтями и спокойно разойтись. Она сделала всего два шага, как вдруг с испуганным вскриком отпрыгнула обратно. Чудом успела.

Чёрная, блестящая иномарка пронеслась мимо на бешеной скорости. Вера вытаращила глаза, выдохнула короткое:

— Ужас! — и, положив ладонь на грудь, пошла дальше, не оборачиваясь вслед лихому придурку.

А зря. Позади было на что посмотреть. Машина пролетела мимо Веры, но не миновала уютную кофейню на углу. Со всей дури она врезалась прямо в витрину, стекло разлетелось вдребезги, из-под капота повалил густой, вонючий дым. А водитель... водитель мирно спал, уткнувшись лбом в руль. Разнёс чужой бизнес в щепки и дрыхнет.

Кофейня была милой, с деревянной вывеской, на которой витиеватыми буквами значилось: “Кофе & Булочки”. Внутри — тёплый свет ламп под ретро-плафонами, стены в бежевых тонах, полки с керамическими кружками и банками с зерном. Возле окна стояли два маленьких столика — теперь заваленные стеклянными осколками и обломками рамы. Один столик перевернуло ударом, чашка с латте лежала на боку, угощая теперь плитку кофейной пенкой.