С тобой? Никогда!

1

  Красивый мальчик с красивым именем Ярослав.

Или Ярик, как его звали друзья. Он был единственным, кто не смеялся над моей полнотой. Может, потому что мы были соседями по площадке, а, может, просто потому что он был воспитанным и добрым - я не знала, но с каждым днем он нравился мне все больше и больше.

Я родилась и выросла в необычной семье. Воспитывала меня бабушка. Одна, без чьей либо помощи. Первым словом, которое я произнесла, было не «мама», а нежное «баба» - вот и всё, чем я тогда отличалась от других детей.

Бабуля всегда делала все возможное, что бы ее внучка чувствовала себя полноценной. И только в садике я заметила, что у всех есть красивые мамы и сильные папы. А у меня была лишь одна она – бабушка. О родителях она рассказала мне позже - когда я стала старше и пошла в школу.

С моей мамой, своей дочерью, она почему-то не ладила. Та прогуливала занятия, с трудом окончила десять классов, затем провалила поступление в университет и попала в плохую компанию. Бабуля говорила, что была слишком строгой с ней и редко говорила, что любит. Наверное, все из-за этого. Теперь уж не узнать точно. Но мама однажды просто ушла из дома и вернулась лишь однажды – через два года со мной на руках.

Сверток, переданный бабушке в руки, шевелился и звонко кряхтел. Она растерянно прошла в спальню, чтобы развернуть его и положить на диван, а когда вернулась – мамы уже не было. Исчезла также неожиданно, как и появилась. Без объяснений и лишних слов. Даже дверью не хлопнула – иначе этот звук надолго бы отложился в памяти бабули.

С грудным младенцем бабушке пришлось трудно: нужно было срочно искать смеси, пеленки, соски и прочее. Одну меня она не могла оставить, сдать куда-то – никогда в жизни. Хорошо хоть, на работе ее поняли и после оформления всех необходимых документов перевели на неполный рабочий день.

С утра она обычно бежала в детский сад и сдавала меня в ясли, а после обеда пешком, по морозу, летела обратно, чтобы забрать и покормить. Когда я болела, бабуля просила присмотреть за мной кого-нибудь из соседей. Не все соглашались, но вскоре в соседнюю квартиру въехала молодая семья с ребенком, и женщина, которая сидела дома со своим новорожденным сынишкой, стала забирать меня днем на несколько часов к себе. За это бабушка благодарила ее, как могла: хлебом, молоком, яйцами, а летом и первым урожаем из собственного огорода.

Я росла, души не чая в собственной маме-бабушке. А она щедро одаривала меня вниманием и теплом, которые недодала по молодости дочери, ставшей непутевой «кукушкой», как бабушка сама говорила - по ее же вине.

Наверное, именно из-за желания окружить меня заботой, одеть, поставить на ноги, накормить, бабуля и упустила тот момент, когда наши домашние чайные посиделки и кулинарные эксперименты вылились в то, что в девятом классе я стала весить около восьмидесяти килограмм.

Конечно, я оставалась для нее красавицей и «сладкой пампушечкой», но трудно было не заметить беспокойство в ее голосе, когда речь заходила о моем внешнем виде. Да, сверстники хихикали надо мной, украдкой показывали пальцами, но все это удавалось игнорировать до определенного времени.

Пока не наступило время очередного взвешивания. Поверьте, для полного человека нет ничего хуже раздевания в присутствии других людей. И я прекрасно понимала, что все эти красивые девочки, которые весят на двадцать-тридцать килограммов меньше меня, выглядят лучше, но тот факт, что у них не хватало такта сдерживаться при виде моего тела, был ужасно обидным.

- Гляди, какие у нее складки!

- Фу!

- Позорище! – Долетали до меня ехидные шепотки.

И мне становилось ужасно стыдно.

Не только за свой вес, но и за них. За то, что их родители не объяснили своим красивым дочерям, что человек может быть не виноват, что выглядит не как все. И как вариант, что он может быть просто доволен своим телом.

Хотя я не была. Мне хотелось провалиться на месте вместо того, чтобы вставать на эти чертовы весы. Я шла к ним, как на эшафот. Молила про себя, чтобы всё кончилось быстро. Прыг – стрелка замерла, и можно слезать, пока никто не увидел, на какой цифре она замерла.

Но девочки, наоборот, толпились вокруг меня в ожидании зрелища. И под грозным, поторапливающим окликом работницы медкабинета я все-таки ступила на весы. В воздухе повисла гнетущая тишина. Кто-то охнул, но я боялась смотреть вниз.

- Восемьдесят? – Раздался шепоток.

- Гы-ы… Восемьдесят два! – Прозвучало, как приговор.

И только я открыла глаза, чтобы обреченно глянуть на дрожащую стрелку, как медработница, словно издеваясь, переспросила:

- Ско-о-лько? – И замерла с тетрадью в руке.

- Восемьдесят два, Вера Афанасьевна, вот смотрите. – Расступились они.

Мне хотелось кричать, что во всем виноваты колготки и майка, что если их сейчас снять, то стрелка отклонится назад на десять кило, но я не проронила тогда ни звука. Так и продолжала стоять, краснея, и ждать, пока закончится моя минута славы и бесконечного позора.

- Ну, ты Дашка и колбаса! – Сказала самая рослая и худая из всех девчонок - ее звали Яна.

2

- Больше не буду есть. Совсем. – Заявила, вернувшись домой и сев за стол.

Бабушка как раз раскладывала по тарелкам мясо с овощами. Пахло безумно вкусно, и мой рот моментально заполнился слюной. Самое время, чтобы сдаться, но воспоминания о том, как одноклассницы дружно смеялись над моим весом, все еще неприятно горчили на языке.

- Что случилось, булочка? – Ласково проговорила бабуля, откладывая ложку в сторону.

- И ты туда же! – Едва не разрыдалась я.

- Да что стряслось?!

- Они… они… - Склонилась над столом и спрятала лицо в ладонях. – Обзывают меня жирной!

- Кто?

- Девочки! – в отчаянии.

- А-а, вот в чем дело… – Вздохнула бабушка. – Ну, все очевидно. Они просто тебе завидуют.

- Бабуль… - Посмотрела на нее в упор. – Зачем ты мне врешь? – Шмыгнула носом и утерла слезу. – Ты же должна быть на моей стороне! Пытаешься успокоить, а надо признать: да, есть проблема. И не просто какая-то там, а настоящее проблемище!

- Ну… - Задумалась бабушка.

Она всегда была доброй. Не хотела меня огорчать. И мы обе прекрасно понимали, что всё зашло слишком далеко, и мое ожирение приобретает, так скажем, размах.

Я тоже хотела, как вредная Янка, носить джинсы в облипочку, крохотные топы, короткие сарафаны и не стесняться, что из-под них выпирают мои целлюлитные ляжки. Мне очень хотелось быть как все и больше не стыдиться, покупая трусы, на которые уходило больше ткани, чем на Янкины юбки.

Мне не хотелось краснеть, отправляясь в мужской отдел, чтобы выбрать футболку по размеру, не хотелось, чтобы брюки стирались между ног от ходьбы. Я мечтала носить шорты и платья в жару, мечтала полюбить солнечный свет вместо полутьмы, удачно скрывавшей мои недостатки. Мечтала, чтобы мне подходил любой яркий цвет, кроме черного, который был лучшим маскировочным цветом для моих складок и округлостей.

Я мечтала покупать одежду в ближайшем универмаге, как все нормальные люди, а не носить сшитое бабушкой на машинке одеяние, подобное тому, размера которого так и не нашлось в магазине.

- Они считают своим долгом убедить меня в том, что я хуже! Я для них человек второго сорта!

- Булоч… - Бабуля запнулась на полуслове. – Дашенька…

- Всё, больше не буду есть! Не хочу! – Отмахнулась.

- Но ведь совсем не есть нельзя. – Она присела на стул и погладила меня по запястью.

Я отдернула руку:

- Можно!

- Язву заработаешь. Нужно несколько раз в день, но понемногу. Давай хотя бы так?

Я вскочила, забрала у нее ложку, выловила из кастрюли маленький кусочек морковки, четвертинку картофелины, положила на свою тарелку и села обратно за стол. Совсем не есть у меня бы и так не получилось.

- Не слушала бы ты их, Дашуль. – Огорченно произнесла бабуля.

- Легко сказать! – Я сунула в рот морковку, прожевала и проглотила. – Мне стыдно ходить в школу. Они все на меня пялятся. Смеются! Я больше туда не пойду!

Проглотила картофелину, не жуя. Вскочила, налила стакан воды, выпила – так, кажется, учат в передачах про здоровье?

- Ну, и пусть смеются. Они глупые. Только не далекий человек смеется над чужими недостатками.

Есть захотелось еще только сильнее. А при взгляде на лежащий в кастрюле кусочек мяса у меня даже закружилась голова.

- Это все ты виновата! Ты! – Слезы покатились большими горячими горошинами по щекам. – Ты меня сделала такой! И твои блинчики, супы и пироги!

Бабушка поникла. Побледнела. В ее лице было столько растерянности, столько вины, удивления, но в тот момент я думала только о своей обиде. А еще о том, что ужасно хочу накинуться на рагу и стрескать его за обе щеки. Но не могу.

Топнув ногой, я убежала в свою комнату. Бросилась на кровать лицом вниз и разрыдалась. Почему я такая? За что мне это? Почему они все, как лебеди, а я… слон! Неуклюжая, огромная, неповоротливая. Жирная. Это слово горело на мне клеймом.

Разве можно быть собой, когда так выглядишь? Разве можно искренне улыбаться и надеяться на то, что когда-то будешь счастливой? Разве можно жить, осознавая, что внутри ты такая же, как они, - тростиночка. Просто эта внутренняя стройная и легкая Даша почему-то обросла горой жира, за которой ее настоящую никто и не видит.

И, конечно, я зря обидела бабушку. Может, в том, что я располнела, и была доля ее вины, но ведь она всегда хотела только как лучше. Хотела радовать меня, пыталась заменить мне маму, окружить заботой. А вместо благодарности я взяла и выплеснула на нее весь свой гнев.

- Все будет хорошо, моя девочка. – Раздалось над ухом, когда я почти уже успокоилась. Бабушка села на кровать и погладила меня по спине. Ее рука дрожала. – На самом деле, не важно, как ты выглядишь. Важно, как чувствуешь. Если принимаешь себя и свое тело таким, какое оно есть, то обязательно найдется человек, который полюбит тебя такой. Я же люблю. – Она вздохнула. – Но если тебе некомфортно, и ты хочешь похудеть, то я попробую тебе помочь справиться с этим.

- Я не хочу, чтобы меня обзывали Колбасой. – Всхлипнула я в подушку.

3

А худеть оказалось не так уж и трудно. Я провела выходные за изучением новомодных диет и поняла, что самый подходящий мне вариант – отказаться от сладкого, жирного, соленого и употреблять больше белков.

Как водится, начала с понедельника. Встала, выпила два стакана с водой, позавтракала большим, зеленым яблочком. Желудок по пути в школу недовольно заворчал, но сильно расстраиваться не стал – видимо, надеялся на плотный обед.

Не тут-то было. Столовую я решила обходить стороной и даже дала себе слово не приближаться к ней ближе, чем на двадцать шагов, чтобы не соблазняться ароматами супа и картофельного пюре с котлетой. Поэтому, достав в полдень из сумки хлебец, и проследовав в туалет, там его погрызла и запила водой из фонтанчика. Могла бы и соком, но там много сахара - ай-яй-яй. И банан, который положила мне с собой бабушка, тоже так и не тронула – ни к чему лишние углеводы.

После окончания уроков я летела домой словно на крыльях: пустой живот будто прилип к спине, в теле ощущалась невиданная легкость. Но уже спустя несколько минут меня точно пригвоздило к асфальту терпким ароматом свежей выпечки, доносившейся из соседней с нашим домом булочной.

Сила воли давала первый сбой: в желудке протяжно заурчало, усилилось слюноотделение, ноги чуть не подкосились от слабости. А в мозгу кто-то противный и жирный ласково и так задушевно зашептал: «Иди туда, иди. Брось всё. Зачем тебе худеть? Всего одна плюшка с сахаром, ничего же не будет. Мм-м-м… Моя пре-е-елесть…».

Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, я решительно сорвалась с места и затопала к дому. Но запахи не сдавались: кондитерская, колбасный магазин, ларек с хот-догами – они все тянулись ко мне своими наглыми ароматными щупальцами, доносящимися из приоткрытых окон и вентиляций, расположенных у входа.

Прижав сумку к груди, я со всех ног ринулась в подъезд. Взлетела по лестнице, ворвалась в квартиру и захлопнула дверь.

Разделась.

Желудок уже исполнял адскую арию. Тогда я села на диван, решив отвлечься от мыслей о еде.

«Гастрономический поединок», «Три с половиной повара», «Незваный ужин» - щелкала пультом до посинения, но на каждом канале меня встречало очередное издевательское шоу. «Райская кухня», «Готовим с Ургантом», «Едим на природе». Даже «Выбираем зеленый горошек с Андроном Тривольновым» на первом канале встал на сторону зла, демонстрируя мне утопающие в нежном сиропе овощи.

Меня трясло от злости, но я знала, как их победить: уж кино-каналы никак не могли меня подвести. Щёлк! «Голодные игры»! Ну, за что?...

- А у меня здесь супчик, - пропела бабуля, появляясь из кухни.

- И ты туда же, - застонала я, выключая телевизор и падая на подушки.

Я знала, что нужно просто перетерпеть. Кушать помаленьку, и желудок вскоре сузится. Но почему-то именно сейчас ужасно хотелось кричать, громить и убивать кого-нибудь, а из доступных потенциальных жертв рядом была только бабушка.

- Легкий суп. Нежирная курица, морковка, зелень. – Сказала она виновато.

«С хлебом. – Умолял внутренний голос. – Мяса, хлеба, вермишели, картошки. Много картошки, да! Шлифануть все это булкой и тортом со сливочным кремом. Ням». И я чуть не бегом понеслась в кухню.

Конечно, бабушка сдалась.

- Всего один кусочек. – Дрожал мой голос, когда я брала хлеб.

- Всего один. – Кивала она, открывая хлебницу.

- Ложку сметанки.

- Небольшую.

- Чай? Баранку?

И понеслось…

Очень скоро на смену чувству сытости пришел стыд. «Как ты могла забыть, ради чего все это? Колбаса! Колбаса! Жирная колбаса!». И я снова бежала к компьютеру, чтобы изучать вопросы похудения.

- Ученые пришли к выводу, - вещала тощая, как жердь, ютуб-гуру, - что если на мозг воздействовать две с половиной минуты с помощью запаха, то непременно придет насыщение.

Значит, выходило, что? Если две с половиной минуты нюхать в супермаркете по очереди хлеб, пирожные и окорок, то больше не захочется есть? Вау!

Вооруженная этими знаниями, на следующий же день после школы я завалилась в супермаркет. Воровато прокралась к хлебному отделу, огляделась, а затем взяла свежеиспеченный французский длинный батон, поднесла к носу и медленно втянула его аромат.

Меня моментально вштырило! Воображение рисовало изощренные способы поедания этого самого батона: с маслом, медом, сыром, джемом, шоколадной пастой. Чуть слюной весь прилавок не забрызгала. «Что там дальше?» С трудом отложила батон и взялась за булочки. Продолжая озираться по сторонам, подносила к носу плюшки, саечки, рогалики, лаваш, слойки с ветчиной, рогалики с маком. Нюхала, нюхала, нюхала.

- Всего кусочек… - Прошептала, дрожа всем телом, и приоткрыла рот.

- Дашка, ты?

От неожиданности я отбросила от себя рогалик. Передо мной стояла одноклассница - Машка Сурикова. Не сказать, чтобы мы с ней ладили или общались часто, но, по крайней мере, ни она, ни ее брат-двойняшка никогда не смеялись над моим весом. Что уже могло являться основанием для того, чтобы мы поздоровались, не передушив друг друга.

- Привет. – Улыбнулась она.

4

- Привет. – Сказал парень, медленно подняв взгляд на мое лицо.

Я не могла поверить своим глазам. Ярик у двери моей квартиры! Совсем как тогда, в детстве. Когда наши мамы, точнее его мама и моя бабушка, по очереди забирали нас из детского сада.

Я смутно помнила подробности нашей дружбы: в какие игры мы играли, оставаясь в его комнате вдвоем, и какие игрушки вынуждены были делить на двоих, когда спускались за руки, чтобы вместе погулять во дворе. Но что я отчетливо помнила, так это то чувство, которое рождалось у меня в душе от его присутствия – счастье.

Сформулировать это получилось только сейчас, а тогда же можно было разве что догадываться, почему мне было настолько комфортно рядом с ним.

- П-привет… - пробормотала я, часто моргая от удивления.

И тогда Ярослав улыбнулся. Но не в привычном смысле этого слова. Когда этот мальчишка улыбался, все его лицо, до последней черточки и ямочек на щеках, все оно превращалось в сияющую улыбку. И, видимо, поэтому у меня так больно кольнуло в груди – я все еще помнила ее. Просто забыла, какой эффект она может производить: начиная от заходящегося в болезненном стоне сердца и заканчивая моментально потерявшими твердость ногами.

- Как дела? – Задал он дежурный вопрос.

И нервно почесал затылок.

- А… - растерялась я. – А….

Мне понадобилось сглотнуть, чтобы не задохнуться от волнения. Если по-хорошему, то мне срочно нужно было принять ледяной душ, а потом вылететь в открытый космос, где никто не услышит, как я ору: «А-а-а, боже!!! Это он!!! Пришел ко мне домой!!! Держите меня, семеро!!!»

- Хорошо. – Показалось мне самым разумным ответом.

Я сейчас уже и не помнила, почему мы перестали общаться. Все-таки, наверное, потому, что он мальчик, а я девочка. Нас распределили в разные классы, у нас появились собственные интересы, его заставили ходить после уроков в музыкалку, а меня на продленку, и наши пути больше не пересекались.

Но это все было не важным. Ведь теперь он стоял на пороге моей квартиры, сиял своей очаровательной улыбкой, и меня снова охватывало знакомое чувство эйфории – безграничного счастья, природа которого не поддавалась никакому объяснению.

Ярик…

Достаточно высокий, с коротко стриженными темными волосами, торчащими на макушке в разные стороны. С чувственными, мягкими губами, мужественным носом и пронзительными, внимательными темно-карими глазами. Его плечи определенно стали шире, а черты лица заострились, но вот тонкий беловатый шрам на лбу остался.

- А я… - замешкался он.

И запустил длинные, тонкие, нервные пальцы в шевелюру. «Боже, какие же у него красивые кисти рук. Словно специально созданные для музыкального инструмента!».

- В общем, у меня дверь захлопнулась. – Наконец, выдохнул парень.

И снова улыбнулся, чтобы добить меня, а заодно и мои дрожащие от волнения коленки. «Вау» - чуть не вырвалось у меня, потому что Ярик растерянно хлопнул ресницами, и выглядело это так, будто он строил мне глазки.

- А я… - Мне каким-то чудом удалось сохранить равновесие. – Я вот блинчики напекла…

И густо покрылась краской, ожидая, что он посмеется над жалкой толстухой, которая зазывает его на обед.

- Так мне можно войти? – Просиял он.

И я покраснела еще сильнее.

- К-конечно. – Отступила на шаг назад.

- Ммм, - скинув тапочки, Ярик лукаво улыбнулся. – А я все думал, чем у вас так всегда вкусно пахнет!

- Да вот. – Не придумала ничего лучше, чем неловко развести руками. – Хотела бабушку порадовать. – И видя, что парень замешкался у порога, махнула в сторону кухни. - Хочешь чаю?

- Спасибо, не откажусь.

Если бы он только знал, какая буря эмоций бушевала в этот момент в голове неуклюжей толстушки-девятиклассницы! Мне хотелось переодеться, причесаться, прибраться и упасть в обморок одновременно. Я не имела совершенно никакого опыта в общении с мальчишками – тем более, с такими обаятельными, как он.

Пропустив Ярика вперед, я метнулась к зеркалу: ужас! Волосы всклокочены, щеки пылают, на лбу испарина, да еще и весь фартук в пятнах!

- Черный, зеленый, кофе? – Спросила, лихорадочно сдирая с себя перепачканный передник.

- Черный.

- С лимоном, молоком, корицей, имбирем, сливками? – По-быстрому пригладила волосы.

- Любой. – Когда он обернулся, я уже стояла позади, смущенно улыбаясь и пытаясь отдышаться.

- Так, значит, - сдула упавшую на лицо прядь, - ты не можешь попасть домой?

- Точняк. – Сообщил он, по-простецки падая на свободный стул. – Решил сходить до соседей сверху, погладить лошадь, которая так звонко стучит копытами по паркету, но не учел, что моя дверь захлопнется от сквозняка.

- Лошадь… - С трудом отодрала язык от неба. – А-а-а… Вот ты о чем!

И мы рассмеялись.

(Мы расс-ме-я-лись! Звонко, непринужденно. Клянусь, если бы он тогда отвернулся, я сплясала бы джигу-дрыгу).

5

«Он просто общается. Потому, что он просто милый. Просто вежливый. По-другому и не может быть», - думала я, когда мы стояли с Яриком лицом к лицу в дверях на следующий день.

- Снег в парке уже растаял. Я специально сходил и проверил. Пора открывать сезон! – С воодушевлением говорил он.

Да что с тобой не так, парень? До меня никак не доходило, что привлекает его в общении со мной. Почему он пришел и зовет меня кататься в парк на роликах? Может, его заставили родители? Или моя бабушка заплатила ему за это?

- Ну… я это… - Невозможно было смотреть в его сияющее радостью лицо и не краснеть от смущения. – Не умею. На роликах…

- Идем! – Нетерпеливо всплеснул руками сосед. – Я научу.

- Но…

- Никаких но!

Пришлось одеваться и выходить.

- И роликов у меня тоже нет. – Прыгая по лесенкам, как маленький счастливый бегемотик, переживала я.

- Солнышко светит! Ручьи текут! Прокат со вчерашнего дня открылся! – Перешагивая через две ступеньки, вещал Ярик.

И его настроение передавалось мне. Подумаешь, как дрессированный медведь на коньках – покачусь, теряя равновесие. Да что я теряю? У меня и так ничего и никого нет. А этот парнишка ведет себя так, будто в упор не замечает моих недостатков.

- Неужели, ты не помнишь, откуда у меня этот шрам? – Смеялся он, когда мы, взяв ролики, сели на скамейку, чтобы их надеть.

Ярик сдвинул шапку на макушку, обнажая лоб.

- Нет. А должна?

- Вспоминай, Ласточкина!

(Да, не смейтесь - это моя фамилия. Легкая и летящая фамилия у слоноподобного подростка – не иначе, как насмешка природы).

- Ты упал с велика в детстве? Скатился лицом вниз по лестнице? – Предположила, согнувшись в три погибели и пытаясь устроить роликовые коньки на своих ногах. – Может, играл в войнушки и получил вишневой косточкой в лоб?

- Да уж. Это точно была вражеская пуля. – Закончив с обуванием, парень с интересом наблюдал за моими мучениями.

- Правда? – Выпрямилась я.

Попыталась сдуть выбившуюся из-под шапки светлую прядь, но та, кажется, намертво прилипла к вспотевшему лбу.

- Неужели, не помнишь? – Он недоверчиво качнул головой.

- Не-а.

Ярик протянул руку, и я задрожала, поняв, что он хочет коснуться моего лица. «Ой, нет. Нет! Голова, не кружись так!»

Но жар поднимался все выше и уже подбирался к шее. Становилось труднее дышать. Парень наклонился и осторожно отодвинул непослушную прядь с моего лба. Затем смущенно улыбнулся.

- Что? Говори. - Меня обжигало волнением. Чуть не подпрыгнула вслед за сердцем, больно толкнувшимся в груди.

- Это из-за баранки. – Со вздохом сказал он и потер шрам на лбу указательным пальцем.

- Какой? – Нахмурилась я.

- С маком.

И тут я вспомнила. Ужас… Позорище-то какое…

Мы качались во дворе на качелях, нам было лет по пять-шесть, не больше. Бабушка шла с работы и угостила нас баранками. Помню, как быстро, почти не жуя, я умяла свою и с прищуром покосилась на Ярика. Мальчонка, моментально догадавшись, что я собираюсь сделать, крепко вцепился ручонками в надкушенное хлебобулочное изделие.

- Дай.

- Не дам. – Поджал губы и нахмурил бровки.

- Дай, Яик!!!

- Неть.

И всё.

Помню только, что от обиды схватила пластмассовую лопатку и шмякнула его, как следует, по лбу. Ох… Он кричал, как девчонка. Ныл, выл, звенел ультразвуком на весь двор. Все соседи тогда сбежались. Возможно, как раз после этого его мама и запретила ему играть с жадной толстой соседской девчонкой.

- Я вспомнила... – Вытянув ноги, опустила взгляд.

Щеки полыхали от стыда.

- Было весело. – Усмехнулся парень.

Встал со скамейки и аккуратно, чтобы не упасть, присел и помог мне закрепить ролики на каждой ноге.

- Спасибо… - Пробормотала я. – И прости.

Хотя, ничего ведь не изменилось. Я все та же соседская толстушка, готовая драться за баранки. Вот же стыдоба…

- За что? – Ярик встал и протянул мне руку. – За маленький шрам, который ты оставила мне на память? Ерунда. Зато каждый день, глядя в зеркало, я вспоминаю тебя.

Я уставилась на него, не зная, как реагировать и что сказать. Может, он шутил?

- Поехали. – Протянул мне руку.

Как сказать, что, если я встану, то покачусь вниз по дороге, сбивая людей, коляски с детьми, деревья и лотки с мороженым?

6

- Я больше года копил на синтезатор. – Сознался Ярик. – А как теперь принести его домой, не знаю.

Мы сидели на краю лавочки, вытянув ноги, обутые в одинаковые ботинки с колесиками, и щурились от ярких солнечных лучей.

- А в чем проблема? – Спросила я, откусывая хрустящий край вафельного рожка.

Шоколадное мороженое переливалось светло-коричневым и мягким кофейным на солнышке, оно сладко пахло нежным какао, и у меня с трудом получалось сдерживаться, чтобы не сточить его сразу за один присест.

- У меня отец – дирижер. Выдающийся. – Парень как-то устало опустил плечи и поник. – Мы его почти не видим, постоянно в филармонии или на гастролях, но жестко контролирует мою учебу. Музыку, я имею в виду. – Он жадно откусил самый кончик фисташкового мороженого и посмотрел на меня. - У него большие планы на мой «талант» . – Ярик качнул головой и рассмеялся: - А я хочу собрать банду и играть рок. Вот куда меня тянет.

- Тебе нравится рок? – Удивилась я.

И тут же вспомнила заводную композицию, которой оканчивались все его музыкальные упражнения. Ну, еще бы! Так и есть. Если к ней добавить гитару, побольше басов, ударные, отвязный вокал – ммм, она заиграет совсем по-другому!

- Еще как. – Оживился парень. – Хочешь пойти со мной на концерт? В субботу. «Purple eagles» выступают в клубе «Чайка» в девять вечера.

- Конечно! – Обрадовалась я. У меня внутри все затрепетало от предвкушения. – Надо только отпроситься у бабушки. Вряд ли она надолго отпустит девятиклассницу, да еще в такое место.

Я знать не знала, что за «пёпл иглс», и какую музыку они играют. Но мне было все равно: оказаться вдвоем в полутьме наполненного музыкой танцпола в толпе скачущих людей – а-а-а, это ли не кайф?

- Мы можем сказать твоей бабушке, что делаем вместе какой-нибудь проект.– Предложил Ярик. – Сходим на часик, и сразу домой. Как тебе?

- Она, конечно, будет переживать, но я – за!

- Вот и отлично. – Улыбнулся парень.

- Так, где твой синтезатор? Ты так и не сказал. – Напомнила я, облизывая шоколадное мороженое. – Куда ты его спрятал?

Его глаза заблестели огоньком авантюризма.

- Мы с моим другом Борей договорились с завхозом школы, и нам выделили комнатку в подвальном помещении. – Он с хрустом отломил зубами край рожка. – Там, где лыжный инвентарь хранится, помнишь?

- Да.

- Вот. Там есть небольшая комнатка, без окон. В ней разрешили репетировать пару часов в неделю. Правда, прохладно там немного, зато не слышно ничего - звукоизоляция отменная. Мы уже поставили синтезатор, притащили гитару Борькину, осталось найти еще пару человек, и нас будет своя группа.

- Вау. – Произнесла я мечтательно. – Хотелось бы посмотреть вашу репетицию.

- Так приходи, конечно, буду рад! – Воскликнул Ярик.

И вдруг наклонился ко мне близко-близко… Я вздрогнула и замерла.

- Ты чего? – Расправила плечи.

- Шоколад. – Парень нежно коснулся большим пальцем пространства возле моей губы. – Ты испачкалась.

Стер следы мороженого и рвано выдохнул.

- А-а… ясно. – Кашлянула я, наблюдая за тем, как неохотно он отодвигается обратно.

- А ты о чем мечтаешь? – Вдруг спросил Ярик.

- Я… - Посмотрела на его перемазанный шоколадом палец, который он без стеснения сунул в рот, чтобы облизнуть. – Я…

«Боже, помоги же мне придумать хоть что-то вразумительное! И немедленно!»

Да, я мечтала. Человек не может не мечтать. Мечтала похудеть, мечтала завести настоящих друзей, мечтала идти по улице, и чтобы на меня не тыкали пальцами. Чтобы перестали обзывать – изо всех сил мечтала! Но никогда не думала о том, чего я хочу от жизни.

Вот Ярик – он был рожден для музыки. Такие, как Янка Логунова, тощая задавака, рождена для того, чтобы трясти костями на подиуме, рекламируя трусы-ниточки и купальники, сшитые из носовых платков, для таких же тощих задавак, как она. А я? Блин, да ведь я же не умела абсолютно ничего, что бы выделяло меня из толпы. Разве что – есть. Поглощать пищу, испытывая неземной кайф и нереальное наслаждение. Но разве это талант?

- Я… - Покосилась на аппетитный светло-зеленый рожок в руках Ярика, политый глазурью и посыпанный орешками.

- Что? – Вытянул шею парень.

- Дай цапнуть, а? – Ляпнула я.

И с того дня, если не всё, то многое изменилось в моей жизни. Учителя нагружали нас домашними заданиями и контрольными работами все больше, ведь в полном разгаре была подготовка к экзаменам, одноклассники по-прежнему хихикали за моей спиной по поводу моей полноты, а я все еще критически относилась к своему отражению в зеркале. Правда, мне удалось каким-то невероятным образом умерить свой аппетит.

7

Подвальное помещение было сырым и темным. Низкие потолки, трубы над головой, железные вентили. За соседней дверью еще с советских времен хранились лыжи и крепления, дальше по коридору скопом навалены были инструменты для уборки территории: лопаты, вилы, грабли, тачки. Запах стоял соответствующий – прелый, влажный и затхлый.

Охранник, который вручал парням ключи от подвальной каморки, каждый раз напоминал о том, что дышать здешней плесенью вредно для здоровья, но они только смеялись в ответ. А я с ними. Какая разница, что пыльно, грязно и сыро? У ребят теперь была своя комната! И пусть освещалась она всего лишь одной тусклой лампочкой, висящей под потолком, и сидеть можно было разве что на ободранном ветхом диване. Но отсутствие уюта никого не смущало.

Ярик сам позвал меня на первую «репу» - так они называли  свои репетиции. Пару дней мы не виделись, а потом он подошел ко мне в школе на большой перемене.

- Ну, как ты?

- Всё норм. – Казалось, от его присутствия у меня язык приклеился к нёбу.

- Наказала тебя бабушка? – Яркая улыбка захватила всё его лицо.

- Не-е-ет. – Отмахнулась я.

Соврала. И щеки немедленно покраснели.

- А мой отец так орал, что я не мог и слова вставить! – Признался парень.

Боже, на нас так все смотрели! Проходящие мимо сверстники даже и  не думали прятать взгляды – пялились на нас в открытую. Наверное, им было жутко интересно, чего это рослая полная деваха в широкой черной кофте может иметь общего с парнем, о котором втайне мечтали все девочки нашей параллели?

- Не повезло тебе. – Улыбнулась я.

Инстинктивно шаркнула ногой по полу и уставилась на собственные кеды – все лучше, чем сгорать от волнения, глядя ему в лицо.

- После уроков занята? – Кажется, Ярик и не думал стесняться.

- Я? – Удивленно распахнула глаза.

Он огляделся по сторонам и нахмурил брови.

- Видишь здесь кого-то еще?

Господи! Мы стояли в середине живой толпы, в центре движущихся от столовой к расписанию и обратно школьников, а это парень спрашивал, вижу ли я кого-то еще. Почему-то очень захотелось расссмеяться и придурочно захихикать от счастья.

- Не занята.

Мимо прошла тощая Янка. Она даже притормозила у расписания, чтобы украдкой оглянуться на нас: вдруг ей показалось?

- Придешь к нам на репу? В подвал. – Ярик мотнул головой, указывая направление. – Мы сегодня там обустраиваемся.

Логунова продолжала с недоумением рассматривать моего собеседника.

- С удовольствием. – Я даже приосанилась.

Задрала подбородок. Пусть она видит, что это не мираж. Мы мирно болтаем с первым красавчиком школы – мы с ним друзья.

- Тогда жду тебя. – Он коснулся моего плеча, подмигнул и ушел.

Он! Коснулся! Моего плеча!

Знай наших!

Я развернулась и деловито пошла в класс. Плечо все еще хранило тепло его руки, а душа выплясывала сумасшедшие па где-то на седьмом небе от счастья. Весь урок Янка шепталась со своими подружками и пыталась испепелить меня взглядом, но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Это их дело. А у меня все теперь будет по-другому.

Ярик встретил меня на входе в подвал.

- Ой, - вскрикнула я, заметив его тень.

Глаза не сразу привыкли к полутьме.

- Услышал шаги, решил тебя встретить. – Он взял меня за руку. – Осторожно, здесь мешки навалены. Вот так, обходи. Да. Идем. – Провел по узкому коридору. – Добро пожаловать в нашу нору. У нас скромно, но со вкусом. А это Боря, знакомься.

Плотный, невысокого роста паренек с круглым лицом, сидя на краю дивана, настраивал гитару. Завидев меня, он отложил инструмент в сторону и подскочил.

- Привет! – Махнул рукой.

- Это Даша. Моя… - Ярик улыбнулся. – Моя соседка. Подруга детства.

- Его дружище. – Ужасно нервничая, зачем-то добавила я.

- А, ага, ясно. Клево. – Боря указал на диван. – Садись. Играешь на чем-нибудь?

- Я? Ой, нет. Разве что, у бабули на нервах.

- Хы, прикольно. – Парнишка рассмеялся, обнажив ровные ряды коротких белых зубов.

Так и началась наша дружба.

Трижды в неделю я приходила после уроков в подвал, чтобы послушать, как они играют на инструментах. Надо признаться, это было самое счастливое время в моей школьной жизни. Пусть и короткое, но очень яркое воспоминание тех лет. Я приносила им булочки или другую свою нехитрую стряпню, помогала с уборкой, сидела на диванчике, слушая, как раз за разом они проигрывают одни и те же партии, добиваясь лучшего звучания, и ощущала себя частью чего-то по-настоящему крутого и волшебного.

8

Каждому классу поручили приготовить небольшой номер на последний звонок, чтобы чем-то заполнить положенное для торжественного мероприятия время. Пустая затея, но, слава богу, меня она не касалась.

- Это должно быть как-то связано с нашими достижениями. Спорт, учеба, дополнительные занятия. – Говорила Вера Романовна – наш классный руководитель. – Может, кто-то из вас прочтет стихи? Или разыграем сценку?

Я откровенно скучала на задней парте. Сидела, уперев ладонью лоб, и разглядывала завитушки на обложке тетради.

- Яночка, может, поставишь танец? – Пожала плечами педагог. – Ты столько лет ходишь в танцевальную студию.

- Я с удовольствием! – Вытянулась в струнку Логунова.

Как же она любила быть в центре внимания!

- Тогда собери команду. У вас десять дней для репетиций. Костюмы найдем на складе ТЮЗа или сошьем сами. Только что-то не слишком сложное, хорошо?

Яна отчаянно закивала, а я в этот момент представила, что же она может такое придумать. Номер точно станет парадом тщеславия этой девицы, привыкшей блистать и любые начинания доводить до безупречности. Ее подружки радостно захлопали в ладоши – видимо, тоже были в восторге от предстоящего выступления на мероприятии.

Я зевнула и отвернулась, чтобы не видеть их довольных лиц.

- Постарайся задействовать мальчишек, - попросила Вера Романовна, - или тех, кто вечно отлынивает.

Я вжала голову в плечи, но учительница покосилась не на меня, а на мигом побледневшую Тасю Фролову. Худенькой, мелкой отличнице тоже вечно доставалось от Янки и ее компании. Как правило, ни за что. Потому, что претензии типа «У тебя грудь не выросла, ты – плоскодонка! Пацанка!» были на грани чудовищно жестокого бреда.

Девочка обычно старалась держаться подальше от обидчиков и не пыталась защищаться, что распаляло их еще сильнее. Кажется, Логуновой было все равно: ее издевки игнорировали - она только больше злилась, жертвы пытались огрызаться – она заводилась, что бешеная. Похоже, просто еще не нашелся кто-то, кто дал бы ей в репу, вот и всё.

После звонка с урока я отправилась в туалет. Закрывшись в кабинке, услышала, как кто-то хихикает где-то рядом. Послышались торопливые шаги, громко лязгнула дверца. Прижавшись к двери, я слушала. Там определенно что-то происходило. Кто-то стучал, царапался и тихонько всхлипывал.

Открыв дверцу, я увидела Тасю. Она стояла, прислонившись плечом к двери. Толкала ее, но ничего не выходило. Судя по хохоту снаружи, ее специально заперли и подпирали несколько человек снаружи.

- Что случилось? – Спросила у нее шепотом.

- Они закрыли нас. – Так же тихо ответила Тася.

Еще раз толкнулась плечом в дверь и отошла. Бесполезно.

- Пусть. – Произнесла я. Включила воду в раковине и сполоснула руки. – Сейчас прозвенит звонок, и им придется отойти.

За дверью голоса сменяли друг друга. Зачинщицам травли было так смешно, что они едва не лопались от смеха. Будто то, что они делали, было таким веселым и оригинальным, что невозможно было удержаться от хохота.

- Я ведь ничего им плохого не делала. – Устало опустила голову Фролова.

Она задумчиво уставилась на белый кафель, которым была криво облеплена стена, словно реально пыталась вспомнить, чем могла насолить Логуновой и ее компашке.

- Не ищи в себе причин. – Я оглядела ее стройное маленькое тельце и подумала о том, что кроме слабости характера, пожалуй, ничто не могло быть причиной для нападок на эту кроху. – Если не будет повода, они его выдумают.

- Я так устала… - По ее щеке покатилась слезинка, за ней другая. – Позавчера они шли за мной по коридору и специально наступали на пятки. Заставили меня же и извиняться. Вчера накидали липких жёванных жвачек в капюшон, а сегодня это. Вот за что?

Шорохи за дверью усилились. Смех тоже. Происходящее собирало все больше зрителей.

- Только не реви. – Попросила я.

Огляделась. Взяла флакон с жидким мылом и подошла к двери. Наклонилась к замочной скважине. В отверстии что-то темнело. Так и есть, они смотрели на двух запертых в туалете школьниц-изгоев и ржали.

«Ну, отлично. А как вам это?»

Я подставила к скважине дозатор флакона и с силой надавила. Вырвавшись, густая мыльная струя пулей влетела в дыру. Послышался вскрик. Затем копошение по ту сторону.

Воспользовавшись заминкой, я саданула дверь плечом изо всех сил. Обидчики бросились врассыпную, но не все: Янка присела у стены, закрыв ладонями глаза, и громко заныла. Возле нее, склонившись, уже охали ее прислужницы. Кажется, кому-то из них больно припало дверью, другие просто сочувствовали поверженной предводительнице.

Но что самое интересное: эти девочки смотрели на меня, как на чудовище. С испугом, с отвращением. Словно это не они только что издевались над нами, а я – само исчадие ада, злодейка, посмела так жестоко поступить с ними.

И, конечно же, классная руководитель тоже пребывала в ужасе от этого происшествия.

9

Две недели до выпускного выдались необычайно трудными. Днем я что-то зубрила, лежа на кровати с книжками. И в прикуску с яблоками и морковкой поглощала все больше знаний. А вечером, если получалось, мы встречались с Ярославом – тайком, чтобы не травмировать мою бабушку.

Нет, мы не ходили за ручку. Мы не были парой.

И никто из нас не мог преодолеть этот барьер – когда ты всё уже понимаешь, когда все чувства на виду, только дотронься, прикоснись, поцелуй… Но ни один из нас пока не делал этого шага. Не мог решиться. Я – потому что девочка. Потому что толстая и не чувствующая уверенности в себе. А Ярик… Не знаю… Не знаю, почему.

Не хотелось никуда торопиться, наверное. Все эти бабочки в животе, ощущение полета, волнения, сковывающего всё тело при виде объекта симпатии – это было так волшебно, так зыбко и воздушно, что не хотелось нарушать хрупкость всего того, что происходило тогда между нами.

Дни летели за днями. Если я не читала учебники, то слушала, как Ярик за стеной играет на фортепиано, если не слушала его, то наслаждалась музыкой, которую он записал специально для меня: никакой классики, немного альтернативного рока, инди и щепотку смежных жанров. Удивительно, но я видела в каждой мелодии его улыбку, ощущала его настроение и мальчишеский задор – эти песни и были самим Яриком. Такие же светлые, легкие, точно щедрое летнее солнышко, светившее за окном.

Когда я сдала первый экзамен, мы встретились у школы.

- Ну, как? – поинтересовался он.

Ярик шел, опустив голову и спрятав руки в карманы. Так, словно ему было не по себе по какой-то причине.

- Не знаю. – Выдохнула я. – Математика – не моё, но мне удалось решить почти всё. Надеюсь, какие-то из заданий всё-таки окажутся верными.

- Молодец. – Его голос звучал приглушенно. – Я тоже, кажется, справился.

- На репу сегодня идем? – Спросила у него жизнерадостно.

- Я… Нет… - Его лицо стало мрачным, будто он вдруг подумал о чем-то плохом. – Я отменил их до выпускного. Нужно готовиться, а еще музыкалка… Ну, ты знаешь…

- Да. – Кивнула я. – Не до репетиций пока. Кстати! Бабуля вчера в саду нашла старые пластинки. Вроде у тебя был проигрыватель. Может, послушаем их?

Его лицо смягчилось, на нем проступило заметное облегчение:

- Конечно!

А через полчаса мы уже были у него дома. Лежа на полу, слушали на виниле Высоцкого, Битлз и всё, что не успела выкинуть моя бабушка, прибираясь в садовом домике. До прихода  родителей Ярика оставался целый час, и у нас был миллион возможностей, чтобы поцеловаться, и никто бы нам не помешал. Но мы… почему-то не делали этого.

Я кивала в такт музыке, делая вид, что мне жутко нравится эта композиция, а сама украдкой смотрела на него. На крепкие руки – чересчур сильные для юноши такого возраста (и для музыканта), на загоревшую на летнем солнце матовую кожу, на мягкие черные волосы, в которые очень хотелось зарыться лицом. И с трудом сдерживала улыбку.

Он уже не был мальчиком, но и мужчиной тоже – об этом говорила нежная, детская прелесть его лица, гладкость и мягкость персиковой кожи. А те искренность и невинность, которые промелькивали в его улыбке, стоило ему рассмеяться, только подтверждали мои наблюдения.

Я больше не спрашивала себя, что со мной не так. Ко мне, наконец, пришло понимание. Четкое осознание того, почему под моей грудной клеткой при виде него, превращая все мои внутренности в расплавленный шоколад, разливается странное тепло. Я влюбилась. Да. Полюбила его всей душой, и поэтому всё во мне трепетало всякий раз при виде этого парня.

А еще я хотела, чтобы он сам сделал первый шаг. Ведь наше сближение было таким очевидным, таким явным. Зачем было тянуть? Ведь каждый из нас понимал, к чему все это идет, почему мы проводим вместе так много времени.

Тогда я еще не знала, что он меня обманул.

Обычно люди создают в голове образ человека, основываясь на том, каким образом они общаются с ним наедине. Часто они даже не подозревают, что этот человек в компании своих друзей, сослуживцев, знакомых может вести себя совершенно по-иному.

Наверное, я тогда попала именно в эту ловушку. Была настолько уверена в происходящем между нами, что не оглядывалась по сторонам. Была слишком юной и наивной, чтобы верить, что действительно значу для него хоть что-то.

- Ты была вчера на их репетиции?

- Да, потрясно!

- Я сидела совсем рядом, а он так играл!

- Да, а этот мальчик на барабанах?

- Красивый, но говорят, он скоро уедет. Зато гитарист свободен. Ни с кем не встречается.

- Нет, клавишник симпатичнее! Он из параллельного класса, помнишь? Я давно его заметила.

Я услышала этот разговор после очередного экзамена. Логунова шепталась с подружками. Хотя почему «шепталась»? Она делала это так громко, чтобы я могла расслышать каждое слово.

«Репетиция? Вчера? Но он же вроде сказал…»

10

Сначала я шла.

Просто брела, прокручивая в голове картинки произошедшего. И всякий раз они стопорились на том моменте, когда руки Ярика жадно обхватывали талию Яны. А потом я побежала. И бежала все быстрее, боясь остановиться.

Вряд ли бы у меня получилось убежать от себя, но подальше от смеющейся толпы, пожалуй, вышло. «Как я могла подумать, что нравлюсь ему? Когда успела сделать такие выводы? Почему решила, что этот красивый мальчик захочет встречаться с такой толстухой, как я?».

Возможно, я сама была виновата, но он обнадежил меня – своими словами, поступками, взглядами.

Лучше бы мы и дальше ходили одной дорогой и не замечали друг друга. Лучше бы делали вид, что не помним общего прошлого и детских совместных игр. Мы выросли, и наши игры стали жестокими. Что же мне теперь делать? Я не смогу еще два года ходить с ним в одну школу. Не смогу сталкиваться на одной лестничной площадке. Просто не переживу этого!

- Даша! – Звук моего имени разнесся по всему двору, разорвав тишину.

Я даже не обернулась. Понеслась еще быстрее к подъезду, словно от этого зависела моя жизнь. Не видеть, не слышать его, больше никогда не смотреть в лицо.

- Дашка! – Совсем близко.

От этого голоса иглы страха и паники впились мне в спину, всё тело съежилось, как от удара.

- Стой. – Он настиг меня у самой подъездной двери.

Я успела дернуть ее на себя, но он придавил ее своей рукой и навалился спиной.

- Отойди. – Произнес, задыхаясь.

У боли горький, металлический привкус - теперь я остро чувствовала это.

- Подожди. – Ярик согнулся пополам, уперев ладони в свои колени. Ему никак не удавалось отдышаться. Вероятно, он несся за мной во весь опор вдоль всего квартала. – Подожди…

Я не смотрела ему в лицо. Не могла, не хотела. Мне хотелось убежать, но на моем пути домой все еще стоял он.

- Даш, давай поговорим?

Парень протянул ко мне руки – какой нелепый жест. Будто разговоры что-то могли исправить. Будто он дотронется до меня, и я вдруг оттаю. Но это ведь невозможно?

- Нет. – И собственный голос замер у меня в горле, резко сойдя на слабый писк.

- Я… Я… Подожди! – Хотел коснуться меня, но я отшатнулась. – Позволь объяснить!

Я подняла на него взгляд. Эти глаза, эта улыбка – всё то, что успела по-настоящему полюбить. Чужое. Холодное. Отталкивающее. Глаза, глядя в которые я снова переживала это ужасное унижение.

- Что тут объяснять, Ярик? – Его имя, как нож на моем языке. – Что? Убери руки и отойди. Дай мне пройти!

Мне было сложно устоять на ногах, трудно удерживать равновесие. Меня трясло, но я не собиралась снова показывать ему свою слабость. Лихорадочно придумывала, как бы обойти препятствие и сбежать, пока слезы снова не заполонили глаза.

- Я. – Его влажные мягкие веки налились краснотой. – Я сам не понимаю, почему. Я… - Он зажмурился.

Его руки все еще тянулись ко мне в умоляющем жесте.

- Не надо, Ярик. Просто пусти меня. Я все уже видела. Твои друзья хорошо посмеялись надо мной. Надеюсь, тебе тоже было весело.

- Даша! – Воскликнул он, словно задыхаясь.

- Одного только не понимаю. – Качнула головой. - Зачем ты пошел за мной?

- Даш, позволь мне все исправить!

- Зачем?

- Ты. Ты важна для меня…

«Как же тяжело ему дались эти слова». Я пошатнулась, не находя почвы под ногами. Над головой шумел теплый ветер. Во дворе скрипели старые качели. Деревья мягко шелестели листвой.

- Если я тебе важна, ты мог бы меня защитить. – Теряя силы, я прислонилась к холодной стене. – Неужели, тебе так важно было их мнение? У тебя нет своего?

- Прости меня, Даш. Прости. Прости… – Комкая рубашку на своей груди, он приближался.

- Или ты опьянел от славы? Слишком много девушек появилось вокруг?

Ярик дрожал, кусая губы. Его глаза были полны испуга и сожаления.

- Я не знаю, что это. Я… Даш, я растерялся. Клянусь, я все исправлю. Я смогу. Поверь. – Прекрасные темные глаза на прекрасном лице смотрели на меня, заставляя исчезнуть к черту весь остальной мир. – Пожалуйста… Знаю, мне нет прощения… Но…

- Трусость не лечится.

- Да-а-аша. – С такой непередаваемой нежностью, что защемило в груди.

Он был так близко. Рядом. Почти вплотную ко мне. Его частое дыхание обжигало мою кожу. Мои коленки тряслись, кровь дико шумела в ушах.

- Ты сделал выбор. – Прошептала.

- Нет!

- Сделал.