Вступление
- С Рождеством, дорогая! – Она протягивает мне подарочную коробку, обтянутую бархатом и перевязанную атласной ленточкой. Видно, что дорогой подарок и вряд ли ей по карману, но каким-то непостижимым образом она его купила. Даже не знаю, сколько потребовалось на него сил и денег.
- Мам, не стоило, - тяну я. Меня порой злит ее желание одаривать меня такими подарками, когда сама живет на крохи и довольствуется малым.
- Дорогая, я хочу дарить тебе только лучшее. Ведь я так тобой горжусь!
Мама не знает всей правды. Для нее я работаю в суде штата Юта, а моя сестра Дороти где-то пропадает и живет на сомнительный достаток, поэтому ей идут подарки попроще. Сегодня с нами Дороти не было. Может, оно и к лучшему. Хотя мама явно расстроена.
- Ну же, открывай! – Мама аж подпрыгивает от нетерпения. Я, вздохнув, надеваю на себя улыбку удовольствия и тяну за ленточку. Через пару мгновений моему взору предстает дорогая ручка Паркер с золотым пером.
- Ух ты! Спасибо!
- Представь, каково будет подписывать бумаги ею!
- Да. Точно. Ни у кого такой нет на работе. Спасибо, мама! – Я обнимаю ее, а сама думаю, что большие деньги потрачены зря. Паркер осядет на дне чемодана Архивариуса, и будет редко использоваться. Да и к чему она? Писать протоколы перед заключенными в Карцер? Мне и обычной хватит.
В этот момент по дому проносится мелодичный перезвон, имитирующий старинные часы. Мама тут же бежит открывать дверь, на ходу поправляя прическу.
- Оливия, Дороти приехала! – Слышится радостный голос мамы из холла. Для нее - счастье видеть своих дочерей дома, для нас же быть рядом – испытание. Дороти – Химера из клана «Черных вдов», и мне представлять не хочется, чем она там занимается. Рано или поздно ее имя ляжет папкой на стол Архивариуса на очередное аутодафе.
Аутодафе… От этого слова теперь пробирает дрожь. Вспоминаю, как «горела» на последнем приговоре. Инквизитор Оденкирк своим даром эмпатии заставил всех присутствующих ощущать боль сжигаемой Химеры. Это был ад. Мне и остальным присутствующим Архиваруисам пришлось ходить на специальные курсы по отключению эмоций от воспоминаний – очень неприятные процедуры, которые так и не помогли. Было слишком сильное воздействие.
Это дело все никак не отпускает меня. Мои мысли все крутятся вокруг него.
- Вы понимаете, что он уничтожит скоро нас всех? Он уже оживил Древних колдунов, которые видели раскол. Он хочет объединить всех Инициированных. Он хочет стать во главе всех.
Ее голос так и звенит в ушах до сих пор. Она называла имена Гроховски и Моргана, что они помогли ей сбежать из Карцера. Но дело в том, что это разнится с их показаниями под воздействием. Так кому мне верить? Естественно Архивариусам, а не какой-то сумасшедшей девчонке.
- Вот увидите! Они уже среди нас. Морган уже начал осуществлять свой план…
- Черт! Я ноготь сломала! – Дороти, как всегда, врывается вихрем в комнату и нарушает ее спокойствие. Одета сестра вульгарно: красная мини-юбка, кожаный пиджак, ярко-накрашенные губы и ногти. Она кидается мне на шею, изображая счастье и радость встречи. – Оливия, сестренка, я так соскучилась!
Натянуто улыбаясь, я принимаю ее в свои объятия, ощущая сильный восточный запах духов. Мама, ради которой мы друг друга терпим, смотрит на нас со слезами умиления на глазах. После чего всовывает Дороти подарок. Та тут же с вскриком вспоминает, что тоже привезла нам подарки, и убегает за пакетами. Я слышу шорох и возню в коридоре: сестра чего-то задевает и роняет, по-моему, это был зонт из подставки. И появляется, бурно щебеча о том, кому и где доставала подарки. Так всегда. Где Дороти - там куча шума и крика. Неугомонная! Поэтому от ее общества через пару минут у меня начинает болеть голова.
- Вот, мамуль, это тебе! – Она дает коробку маме. – Давай же открывай! – Но не выдерживает, пока мама распакует ее. – Ай! Я не могу! Ты так долго ее открываешь! Это новейший массажный аппарат! Отлично помогает при болях в шее!
Мама извлекает на свет что-то огромное и пластмассовое с кучей кнопок.
- Вот, смотри! – Дороти выдергивает аппарат из маминых рук, тыкает на какую-то кнопку - и техника оживает с громким неприятным звуком. Если честно, такой даже к себе подносить страшно, уж больно звук напоминает бор-машину у стоматолога.
- Спасибо тебе, милая! – Мама радостно забирает аппарат и обнимает Дороти.
- А что тебе Оливия подарила?
- Я подарила набор косметики. – Отвечаю я прежде, чем что-то скажет мама. По глазам сестры ничего понять нельзя. Но уверена, она быстро узнает, что за набор и какая фирма, и в скором времени у мамы появится другой набор средств по уходу за кожей порядком выше по цене, чем мой.
- Это для тебя. – Дороти протягивает мне подарок – длинная тяжелая коробочка. Что-то по ее натянутому тону меня настораживает.
- Спасибо.
- Откроешь?
- Конечно же. – Я начинаю вскрывать подарок и моему взору предстает каминная зажигалка. Беру ее в руки и понимаю, что она из серебра, а на ручке вырезаны в ряд знаки Химер, Инквизиторов, Сената и красиво переплетённые луна и солнце. Всё ясно. Намек на то, что я сжигаю преступников. – Ты в своем стиле. Спасибо большое, Дороти.
- Зажигалка? Это зажигалка? Дороти! – Мама непонимающе и серьезно смотрит на сестру, как делала, когда сердилась на нас в детстве. – Что это за подарок? Зачем Оливии зажигалка?
- Успокойся, мама. Подарок просто замечательный. Ведь это же каминная зажигалка! – Я нажимаю на кнопку, и на конце с щелчком зажигается лепесток огня.
- Разве у тебя есть камин? – Мама изумленно поднимает бровь. Мой дом прост и не замысловат, без особого дизайнерского шика: минимум вещей и мебели.
- Конечно. А если бы не было, ради такого подарка завела. – Я вру, глядя на маму, которая непонимающе вертит головой, но успокаивается. Она была у меня в гостях и сетовала, что дом слишком прост для меня и моей должности. «Ты живешь, как монашка». А мне много и не надо. По сути, дома не живу, лишь ночую иногда. Больше всего времени провожу в Сенате за любимой работой.
- Спасибо, Дороти, чудесный подарок. Мой будет не столь изящный и дорогой, как твой. – Я передаю ей свою коробочку, в которой лежит набор ценных редких арома-масел.
Дороти принимает, блеснув своим глянцевым маникюром, после чего посылает хитрый взгляд:
- Слышала, что у вас случай был один в суде… Я про пожар.
- Пожар? Господи боже! – Мама всплескивает руками, я же начинаю злиться на Дороти.
- Да, был. Все в порядке, мама. Все здоровы.
Этот случай на сожжении Анны Шуваловой-Савовой получил некоторую огласку. Еще бы! Не Химера, не сама подсудимая, а Инквизитор - один из лучших охотников на ведьм, тот, на счету у которого, более тридцати имен обвиненных - воздействовал даром на своих же.
Да и причины слишком не понятны.
- Что случилось с «поджигателем»? – Дороти лукаво улыбается, теребя своими пальчиками сережку в ухе. Уж ей ли не знать поджигателя! Когда-то, когда меня еще не взяли на службу в Сенат, Оденкирк поймал Дороти за руку, и ей заслуженно дали несколько месяцев в Карцере и наказание общественными работами.
- Он получил достойное наказание. – Сама произношу и понимаю, что во мне злоба на Оденкирка. Хотя я не имею права на это чувство – всё по справедливости. Но я не удовлетворена. По мне, так Оденкирка пожалели за его заслуги перед миром Инициированных, а я бы его сожгла: сумасшедший Инквизитор, способный передавать чужую боль – это не смешно и не безобидно. Это опасно.
Вместо этого его Светоч выпрашивала провести расследование причин, вместо сожжения на костре, дать ему срок в Карцере и общественные работы. В итоге, Реджина Хелмак сделала невозможное: она уговорила Архивариусов на лечение Оденкирка, как смертного в психиатрической частной клинике.
- Вы понимаете, что он лучший в своем деле? От него не ушла ни одна Химера!
- Мы понимаем, Реджина. Но не в наших интересах держать столь опасного Инициированного в своих рядах. Он совершил непростительный поступок. Это же был бунт против Сената!
- Это не бунт! У мистера Оденкирка долгие годы дар не развивался. Точнее, он у него вообще не развивался с появления на Начале! То, что случилось в Саббате, получилось случайно. Считайте это чудом. Такое резкое расширение дара на такое большое количество людей! Я думаю, это будет ему отличным подспорьем в делах для Сената.
- Неужели вы думаете, что мы его теперь подпустим к делам Инквизиции после такого?
- А разве у вас есть выбор?
Выбора у нас не было. Инквизиции уже не хватает. Многие Химеры словно с цепи сорвались, Карцер переполнен. Сенат не справляется. Некоторые суды совершаются без должного внимания. Терять в данный момент ценные кадры никто не хочет. Поэтому был закрытый суд над Рэйнольдом Оденкирком, на котором общим голосованием решено: на некоторое время не допускать до дел Инквизиции Рэйнольда Оденкирка с условием лечения в психиатрической клинике под патронажем Светочей Саббата и одного Архивариуса. После чего по прошествии лечения будет испытательной срок с решением допуска к делам или лишения лицензии Инквизитора с последующим аутодафе.
- Не сомневаюсь, что достойное. – Дороти, как истинная Химера, ненавидит Инквизиторов. Но еще больше ненавидит Сенат в моем лице. Все шло к этому еще с самого детства. Начало стало для нас лишь уточняющим фактором, расставившим все точки над i.
- Девочки, пройдёмте к столу. Там ждет любимая ваша запеканка из индейки и тыквы.
Я встаю из кресла, привычным жестом одергивая рукав блузки и стряхивая часы на запястье, закрывающие мой Знак. Это не ускальзывает от внимательной Дороти, которая наоборот гордится своей Луной и оставляет ее неприкрытой. Мама считает, что эти татуировки, сделанные в подростковый период, – наша дурь и эксперимент над собой. Никогда не ладившие с сестрой, однажды мы возвращаемся домой на каникулы с татуировками на запястьях – у одной Луна, у другой Солнце. Сколько возмущений было в нашу сторону, сколько обвинений в бессмысленности со стороны мамы, которая не понимала, зачем мы это сделали, в частности я – милая, спокойная и прилежная дочка. В итоге, она сделала вывод, что мы так пытались поладить с Дороти. Но ничего не получилось, а татуировки остались. И мама часто мне указывает на то, что мне с моей престижной работой неприлично ходить с таким «клеймом», не лучше ли мне свести ее, чем постоянно прятать под часами и длинными рукавами блузок. Но она так и не поняла, что я не могу ее свести, даже больше, к моему рисунку добавились новые линии – моя личная гордость – печать Сената, ставящаяся поверх знака: треугольник с открытым глазом или же «всевидящее око».
Только, иногда мне кажется, что Сенату не хватает второго глаза, чтобы понять что происходит.
Тебя долго не было
Медсестра вошла в мою комнату и привезла на каталке поднос с едой, лекарствами и очередной шприц.
- Добрый день, мистер Оденкирк! – Она улыбнулась своим ярко-накрашенным ртом цвета фуксии. Я замечаю кусочки помады на ее зубах. – Как у вас дела? Как настроение? Я смотрю, вы опять ничего не ели. Боюсь, мне снова придется пожаловаться доктору Зиннеру. Ему не нравится, когда пациенты его не слушаются. Кстати, сегодня в зале будет постановка. К нам приехал театр из соседнего городка с Рождественской постановкой. Вам разве не интересно?
Я отворачиваюсь и принципиально пялюсь в окно с решеткой, пускай витиеватой, но решеткой.
- Поверьте, вам понравится. Так что спуститесь в четыре часа в зал – не пожалеете. А сейчас закатайте рукав, я вам сделаю укол.
Я молча поднимаю рукав на левой руке. Медсестра Вайнер берет меня за руку нежно, даже чересчур нежно, будто невзначай проводит пальцем по моим мускулам и аккуратно вводит иглу.
- У вас такие мускулы. Вы, наверное, очень спортивный человек. Но вы бунтарь! Ваша татуировка на запястье – опасно делать в таком месте, прямо на венах. Хотя, скажу честно, красивее рисунка не видела. Ведь это луна? Да?
Со стороны угла доносится тяжелый ревнивый вздох, и я невольно начинаю улыбаться, отчего медсестра принимает это на свой счет и еще больше начинает флиртовать со мной.
- А что это означает? Не скажете? Нет, не скажете. Вы такой молчун, мистер Оденкирк. Но ваше молчание мне нравится, вы не такой, как все пациенты. До вас у меня тоже было много молчунов, но никто не умеет хранить безмолвие так красноречиво, как вы. Вот и всё! – На последних словах, она вынимает иглу и прикладывает спиртовую салфетку. – А это выпейте при мне.
Я принимаю стаканчик, заглядываю в глаза Вайнер и начинаю воздействовать на нее гипнозом. Пока она смотрит на меня, я высыпаю в руку таблетки и кладу их в нагрудный карман, после чего отдаю ей стаканчик.
- Вот и молодец! – Она забирает стаканчик, заливаясь румянцем, думая, что я только что выпил таблетки, открыто флиртуя с ней. Вайнер поправляет свою прическу и выходит, кокетливо обернувшись на меня. Хлопок двери и я снова один. Точнее, мы.
- Не нравится мне она! Вечно с тобой флиртует! Противная до жути. – Она снова появилась - стоит в углу и нервно дергает ногой, закусив губу. Красивая. Любимая. Как будто живая. После ее смерти, я постоянно ее вижу. Свихнулся ли я? Может быть. Хотя Инициированные могут видеть умерших, но вот с Мириам такого не было. А с Мелани происходит.
- Тебя долго не было… - Я смотрю на нее и понимаю всю остроту своей зависимости от ее призрака. Мел не было со вчерашнего вечера. А все из-за этого ненавистного мной доктора Зиннера. Нет, как человек и специалист он хороший, но его приход всегда отпугивает Мелани, после чего она исчезает на пару часов, бывает даже на день. Как она говорит, это всё из-за умершей собаки Зиннера, которая таскается за ним и набрасывается на Мел. Забавно, один призрак отгоняет другого. Даже в потустороннем мире есть Охотники и Жертвы. Жаль, что я не могу защитить Мел от этого мертвого дога.
- Разве долго? Не заметила… Зато ты флиртовал с медсестрой. «У вас такие мускулы, мистер Оденкирк! Вы, наверное, очень спортивный человек!»
Она забавно пищит, подражая голосу Вайнер, что я начинаю смеяться.
- Не ревнуй, пожалуйста. Просто она отлично поддается воздействию. – Я ударяю по нагрудному карману с таблетками. Мелани смешно закатывает глаза, после чего вздыхает и начинает петь песенку. Я не понимаю слов, так как она на русском. Мелани говорит, что песня детская, но для меня - печальная и заунывная. Помню, я спросил ее, про что она поет, Мелани сказала, что про лепку клоунов и кукол из пластилина.
- Ты знаешь, что на втором этаже над третьим окном справа одна птица свила гнездышко и там скоро вылупятся маленькие птенчики. А Кэтрин вчера ходила на свидание. Я слышала, как она рассказывала Грубой Люси, что они уже целовались…
И снова начинает петь.
И так каждый день. Если есть самый болтливый призрак, то это Мелани. Иногда она просто вываливает на меня кучу ненужных фактов, а я слушаю. Готов вечно слушать, лишь бы видеть ее, лишь бы приходила.
Вначале я сильно испугался. Точнее, все было намного хуже. Я очнулся после ее аутодафе в своей комнате, связанный энергонитями, под воздействием Курта. Помню, тогда кричал от отчаяния, что все-таки жив, что не сдох, что меня не убило праведным гневом за то, что сотворил с любимой. Я плакал, стонал, а затем затих – замолчал, игнорируя любые обращения ко мне. Меня даже заключили на ночь в Карцер, после чего вернули в Саббат, где я попытался, уже будучи пьяным, проткнуть себе руку ножом, а потом и вовсе выброситься из окна. Саббатовцы меня, как куклу, включали, когда надо, потом выключали, внедряли свои идеи через Артура, лишали магии и сил. Я уже не был собой: тело, а внутри пепелище.
Реджина пыталась хоть как-то разговорить, но я упорно молчал, хотя она и читала мои мысли.
Меня отправили в эту частную психушку с белыми стенами, решетками на окнах, обходительными милыми сестрами и большим парком. Именно здесь в первую ночь я увидел Мелани.
Господи! Как же я испугался… Она сидела на моей кровати у ног и смотрела на меня. Я плакал, просил прощения, умолял уйти и не терзать, обвинял ее в содеянном, и снова вымаливал прощение. На мои крики прибежали санитары, естественно, Мелани они в палате не увидели и посчитали, что у меня галлюцинации, накачав сильнейшими психотропными препаратами, от которых не работает ни тело, ни голова. В ту ночь ад выпустил и Савова, который стоял надо мной и смеялся, повторяя, что они теперь с Мелани вместе, что она теперь его.
Очнувшись, я больше призраков не видел. «Значит галлюцинации», - подумал я. И снова чернота и осознание произошедшего. Снова погружение в воспоминания о горящей плоти, которую за пару часов до этого целовал и любил.
Пустота.
Меня лишили жизни.
Мне вынули сердце и сожгли вместе с ней.
Через пару дней я снова увидел Мелани и попытался игнорировать ее. Она увеличивала боль в сердце, стоило ей показаться мне на глаза. Мелани бесилась, злилась на меня, плакала. Я лишь твердил, как заведенный, одно и то же: «Уйди». А потом и вовсе старался не замечать, не разговаривать, не смотреть на нее. Это были пытки. Истинные муки совести. Реальность издевалась надо мной, коверкая и размывая границы со сном и галлюцинациями. Мне даже казалось, что я побеждаю свой разум, так как призрак любимой больше не подходил ко мне, лишь мелькал в коридорах или находился на достаточном расстоянии от меня. На самом деле, она просто не подходила, боялась меня и тоскливо прожигала взглядом своих небесных глаз.
Я сдался на третьи сутки.
В пустой комнате отдыха кто-то оставил включенным радио и там передавали Рождественские песни. Мой призрачный ангел вскочил на стол и стал весело подпевать Френку Синатре «Да будет снег!», при этом забавно танцуя. Я стоял в коридоре и смотрел на это милое зрелище, как дурак улыбаясь ей. Никто тогда не понял, почему и кому я смеюсь, глядя в пустую комнату. Но я же псих, кто будет осуждать меня? Здесь полно такого же народа, кто реально говорит сам собой и со своими выдуманными друзьями. Я пополнил их ряды. Правда, она была не выдуманная, Мелани - мертвая, оставшаяся рядом со мной, по каким-то неведомым мне причинам. А я ведь не заслужил даже такого.
После этого я стал разговаривать только с ней, игнорируя реальный мир и реальных людей. Они мне были уже не нужны.
Мелани отходила редко и, кажется, получала больше удовольствия от положения дел, чем я. Например, она дразнила Стэнли – это местный чокнутый, единственный, кто видит ее, помимо меня. Мелани садилась и начинала говорить ему какие-нибудь глупости, а тот начинал пугаться и скулить, пока не взрывался в крике или не откалывал какой-нибудь номер, вроде того, как однажды, в приступе ярости на нее, разделся догола у всех на виду. Тут же прибежали санитары и вкололи успокоительное бедолаге. Я потом журил за это Мелани, а она смеялась, по-детски подпрыгивая на месте: «Ну, Рэй. Я правда не хотела. Зато как смешно было. Поверь, с ним все хорошо будет! Ну не злись».
Я и не злился. Не мог. Она была живая среди всех этих мертвецов, что меня здесь окружают. Моя любимая. Моя девочка. Мой ангел.
Еще Мелани любила прятать вещи медсестер, которые особо высказывали мне предпочтение и флиртовали со мной. Для них я был красивый молодой человек, соблазнительный, со своей печальной историей. Мелани ненавидела, когда они обсуждали меня за моей спиной и начинали «пошло фантазировать».
- Им бы только с тобой флиртовать. Ты представляешь, что Камилла сказала про тебя? Что она с удовольствием стала бы твоей сиделкой, как днем, так и ночью!
Мне смешно, меня забавляет ее ревность. Это так жизненно, так реально, так любимо. Жаль, что я не могу коснуться ее. Это самое тяжкое бремя нахождения тут. Не передать словами, каково это смотреть на нее, говорить и знать, что нет будущего ни у нее, ни у меня. Мел одета даже в ту одежду, в которой была накануне смерти: джинсы, белая кофточка с рукавами, иногда, когда она исчезла, я знал, что она рядом, чувствуя запах тех духов с ее подноса из Саббата.
Странная пара – живой псих и его мертвая возлюбленная.
- Я скучаю по тебе… - Смотрю, как она съехала вниз по стене и села на пол. Молчит и мурлычет под нос свою заунывную песенку. – Почему ты со мной осталась?
- Я обещала тебе, что не уйду. – Снова этот ответ. Я ее просил в Италии не покидать меня. Теперь эта клятва связывала ее со мной. И я был этому рад.
Клятвы… Произнесенные слова, посыл информации и обмен энергией, все запоминается на уровне крови – на уровне ДНК.
- Тебе точно не было больно? – Я снова произношу страшный вопрос, который постоянно меня тревожит, чтобы снова услышать от нее ответ:
- Нет. Все было мягко, тепло и быстро.
Я снова попадаю в этот ужас воспоминаний. Горел я и остальные, но главное, чтобы Мелани не было больно. Я молчу и смотрю на нее: хрупкая, с распущенными длинными волосами, поющая свою глупую песенку, смотрящая в потолок небесными глазами. Всё бы отдал лишь бы коснуться ее! Ушла так рано. А сколько нежности и любви могла бы дать! Я постоянно прокручиваю варианты событий: что мы ее прячем в Саббате, потом проводим разные обряды, что мы снова вместе, а может быть порознь… На самом деле, я даже думал о том, что Мелани могла выйти замуж за кого-нибудь другого. Но зато была бы жива. Зачем она сделала это? Неужели жизнь Ганна стоила ее? По мне, нет. Ни за что! Неужели не понимала, что заплатила двойную цену: пожертвовав собой, она пожертвовала мной.
Почему, Мелани?
Она поворачивается ко мне, будто услышала мои мысли вслух, и смотрит, не двигаясь, прямым пронзительный взором, будто мне в душу, что становится неуютно, и я отворачиваюсь. И снова начинает напевать эту противную мелодию.
Перевожу взгляд на поднос с едой: каша, овощи, кусок рыбы, кекс. Местный ад для гурманов. Ловлю себя мысли, что хотелось бы жирного гамбургера из фастфуда с толстой котлетой и кисловато-томатным кетчупом. Сидеть и пожирать это, запивая его горячим крепким кофе.
Тишина повисает в комнате, будто отключили звук - заунывная песенка кончилась. Я оборачиваюсь и никого не нахожу. Ушла. Если Мелани исчезает, значит сейчас кто-то придет либо из Инициированных, либо доктор Зиннер.
Сижу. Жду. Крошу булку на поднос.
В дверь постучались и робко вошли. Поднимаю взгляд и вижу Реджину – прекрасна, как всегда: царственная осанка, прическа волос к волоску, аккуратный, подчеркивающий красоту лица, макияж. Ни одной лишней детали.
- Доброе утро, Рэйнольд. – Она улыбается и проходит в комнату, где только два стула, кровать, тумбочка и шкаф с одеждой - немного напоминает Сенатский Карцер. – Это тебе от меня.
Она кладет маленькую коробку, по которой узнаю фрукты в шоколаде из одного кафетерия в Париже. Я же встаю и ставлю стул рядом с собой, после чего жестом руки приглашаю сесть.
- Спасибо. – Она садится и смотрит на меня в упор. Я не знаю, о чем она думает: может, читает мои мысли, может, о том, как я выгляжу, может, просто смотрит…
- Да, выглядишь ты плохо. – Она подтверждает мои догадки. Я же хмыкаю в ответ. А чего она ждала? Это не спа-отель. Да и я уже не тот.
- Медсестра сказала, что ты не ешь совсем. Не идешь на контакт. И продолжаешь видеть Мелани.
На имени возлюбленной мое сердце ёкает, но я продолжаю сохранять холодный безразличный вид.
- Ты вообще лечишься? Таблетки пьешь?
Я вздыхаю и достаю таблетки из нагрудного кармана своей пижамного вида одежды, после чего ссыпаю их горсткой перед Реджиной.
- Теперь я, кажется, понимаю, почему Сенат не поддерживает идею психического лечения Инициированных - они просто не дадутся.
Я улыбаюсь на слова Реджины. Она права, я не позволю им промывать мне мозги таблетками.
- Рэйнольд, ты понимаешь, что Архивариус, приставленный к тебе, не будет разбираться лечился ты или нет. Шаг в сторону и тебя сожгут.
Реджина пытается, как обычно, запугать меня. Но уже не страшно - горел. Даже хорошо, если умру, тогда я наверняка буду с Мелани. И, наверное, смогу коснуться ее.
- Мелани… Опять Мелани… - Светоч горько произносит ее имя. На несколько мгновений я даже вижу слезы в ее глазах. После чего она произносит нежно, по-матерински, при этом положив свою руку на мое колено: – Милый, а ты не думаешь, что она плод твоей фантазии?
Я недоуменно смотрю на нее. С чего вдруг она начала разговор об этом? Раньше она подозревала и упрекала меня в том, что колдую, призывая не упокоенную душу. А теперь «плод фантазии»?
- Ну сам посуди! Если бы она была призраком, то ее видели бы остальные Инициированные.
Так уж и все? Я делаю скептическую мину на лице.
- Хорошо! Не все. Согласна. Но среди нас есть чувствительные к потустороннему миру. Например, я. Поверь, видела призраков и общалась с ними. Могу энергетически понять – здесь не упокоенная душа или нет. Она, кстати, тут?
Вот ты мне и сама ответь.
- Здесь никого, Рэй.
А я и не говорил, что она тут. Реджина откидывается на спинку стула и прожигает меня серьезным взглядом, я же сижу и пытаюсь сдержать идиотскую улыбку.
- А почему ее нет?
- Она не желает, чтобы ее видели другие. – Я впервые подаю ей голос в ответ. Реджина тяжело вздыхает и смотрит с укором на меня.
- Тогда, как ты можешь утверждать после этого, что она не плод твоего больного воображения?
На мгновение я зависаю, Хелмак не просто ткнула в больное, она полоснула ножом по старой ране.
- Её видит помимо меня один местный парень…
- Псих?
И я замолкаю. Твою мать! Вот зачем она?
- А затем, Рэйнольд, чтобы ты начал лечиться. Чтобы ты прекратил гореть вместе с Мелани. Оставь девочку в покое. Дай ей свободу и себе! Начни жить заново. Хотя бы попробуй бороться. – Реджина говорит чуть ли не плача, нежно гладя меня по коленке, будто ребенка успокаивает. Я же чувствую ярость на нее и всеобъемлющую боль, что сам готов зарыдать. Это невыносимо тяжко слушать и понимать, что Хелмак, мать ее, права!
- Рэй, я приехала взять тебя на Рождество домой. Побудешь денек с нами, а утром вернёшься сюда. Все скучают и беспокоятся за тебя.
- Нет. Я не поеду. – Я говорю, а сам чувствую страх, что придется вернуться туда, где была она в последние минуты своей жизни, и еще мои друзья – эти люди, которые будут смотреть на меня своими скорбными взглядами, жалея и утешая, но они и капли не будут чувствовать той пустоты от потери Мелани.
- Да, Рэй, никто не сможет понять, каково тебе. Но это не значит, что мы плохие.
Я отворачиваюсь от нее, еле справляясь со слезами. Не желаю, чтобы кто-то это видел. Я вообще не желаю что-либо чувствовать. Готов идти за этим хоть в сам Сенат на промывку мозгов. Хочется покоя и забвения…
- Милый, подумай о моем предложении. Может, покой ты найдёшь дома? – Реджина легонько сжимает мое колено, после чего убирает руку и я чувствую холод на том месте, где только что была ее ладонь. Она со вздохом встает и направляется к двери, но возле нее оборачивается и грустно произносит:
- Позвони мне, если решишь приехать.
И выходит, тихо притворив дверь за собой. Я же с мычанием от душевных мук сгибаюсь пополам и прячу лицо в ладонях. Больно так, что кажется чувствую, как разрывается все внутри, как сердце сходит с ума и теряется в ритме. Плачу. Впервые за столько лет даю волю слезам. Я вымотан. Устал. Хочу умереть, сдохнуть быстро и неожиданно – залезть в петлю, таблетками от передозировки, куском лезвия по венам или по горлу, как сделала Мириам.
Но через пару мгновений я слышу ее звенящий мелодичный голос:
- А у повара в столовой кошка стащила бекон... Он теперь не знает, где ему достать свежий и не покусанный животным. Так ругался на всех!
И я взрываюсь на нее, выплескивая всю свою боль и обиду:
- Почему, Мелани? За что ты так? Почему ты не появляешься перед другими?
- Я просто не хочу…
- Зачем ты это сделала? Зачем сдалась?
Она молчит и смотрит на меня своими голубыми блестящими глазами. Я делаю нервный рывок вперед, глупо надеясь схватить ее, но рука проходит мимо – промахиваюсь… И я продолжаю кричать на нее, сходя с ума от отчаяния и любви к ней.
Я тоскую по живой Мел, мне не нужна ее тень.
- Ты же мертвая! Призрак! Ты что вообще тут делаешь? Почему ты не ушла? Ты же должна была! Я помню! Ты почти ушла тогда!
Перед глазами вспыхивает воспоминание, когда я в астрале упрашивал вернуться Мелани в тело, она тогда светилась мягким теплым светом. Мой ангел... Теперь она приведение, призрак, застряла между небом и землей!
- Я обещала тебе…
- Знаю. Но ты мне не нужна такая! Понимаешь? Я хочу тебя живую…
Я кидаюсь на кровать и отворачиваюсь к стенке, сжимая до боли в кулаках простыню. Решено. Я вернусь в Саббат. Посмотрю в глаза тем, кто допустил эту катастрофу. А главное, гляну на Ганна – на человека, кто забрал ценой своей жизни другие две – мою и Мелани.
За спиной снова начинается заунывное пение про пластилин. Я не выдерживаю и шиплю на нее:
- Умоляю, замолчи! Не понимаю тебя. Что ты заладила эту песню?
Молчит. Я чувствую спиной, что она здесь. Наверняка снова стоит у стены и смотрит на меня.
- Уходи, Мелани. Оставь меня! Либо появляйся перед другими Инициированными, либо уходи.
- Но я не хочу перед другими…
- Тогда уходи, слышишь? Я отпускаю тебя! Мне достаточно и воспоминаний о тебе. И вся твоя болтовня о пустяках, она пустая, ненужная. Реджина права: ты просто моя галлюцинация. Живая, настоящая Мелани так бы не вела себя. Я просто обманываю себя… Ну, что молчишь? Ответь хоть что-нибудь разумное! Ты же призрак, а вы должны знать то, что смертные неспособны постичь!
Я поворачиваюсь и вижу пустую комнату. Исчезла. Ушла. На мгновение становится больно – вот так просто, прогнал ее, и она ушла, даже бороться не стала.
Нет, это не моя любимая! Мелани так не стала бы делать. Но в следующее мгновение на меня накатывает злость и ненависть ко всему происходящему, к жизни в целом. Я протягиваю руку под подушку и нахожу запасы таблеток. Выбираю синие и проглатываю. По идее, через полчаса я отрублюсь. Вообще хорошо, что у меня есть таблетки – если всё будет и дальше так идти, я выпью всю накопившуюся горсть и наконец покончу с этим.
Сочельник
За окном мягко падал снег. Праздничные гирлянды были повсюду и мерцали в темноте вечера подобно звездам. Все это добавляло сочельнику торжества и возвышенности, к тому же где-то рядом хор пел рождественские песни и псалмы, добавляя волшебства этому празднику. Воздух был свежий, зимний, но не столько холодный, что больно дышать, как бывало в России или в горах Сената. Да и вообще, британский климат мягче.
Стонтон вышел из дверей прачечной, использованной как одноразовый портал, организованный Янусами. Я на секунду задержался возле окна, чтобы полюбоваться красотой города, после чего поторопился выйти на улицу к Архивариусу. Ступая по снегу, я оставлял темные рельефные следы, нарушая белизну и ровность дорожки. Мы стояли напротив прачечной и возле мрачного, темного, похожего на куб, местного морга, выбранного Артуром.
Стонтон явно не торопился ко мне, но, во-первых, я знал его натуру, поэтому и обратился к нему, во-вторых, отказать он мне не мог – он Архивариус второго типа, желающий стать первым. А для Стонтона это много значит.
- Добрый вечер, Ной. Прибыл по вашему запросу. Я представляю Сенат, и вы можете обращаться ко мне, как к самим Старейшинам.
Ага. Даже формулировку произнес неправильно и небрежно.
- Добрый вечер, Эдвард. Прошу следовать за мной.
Мы входим в дверь морга, в тишину с эхом наших шагов.
- А вы уверены, что это он? – Стонтон пытается поспеть за мной, поэтому я сбавляю шаг.
- Да. Он хоть и выглядит неузнаваемо, но на нем его одежда, а в кармане был паспорт. Поэтому его сразу нашли и позвонили в Саббат.
- Мои соболезнования.
Я киваю в ответ. Мы идем молча до дверей лаборатории, где производят вскрытие. Свет желтой полоской бьет оттуда по полу, вызывая тревожные ощущения. Не знаю... Это у меня с детства осталось. Одно время я боялся темноты, но фобия прошла, а вот темные коридоры с закрытыми дверями, из-под которых бьет свет, вызывают тревожные забытые чувства. Как я знаю, Ева не боялась темноты и не помнит ни одного случая со мной, который стал бы причиной этого страха.
Непонятно, но факт.
Но вот дверь приоткрылась и к нам вышел Артур, держа у носа свой носовой платок. Увидев нас, он тут же убрал его в карман.
- Добрый вечер, Архивариус второго типа Эдвард Стонтон. Я официально представляю Сенат по этому делу, можете обращаться ко мне, как к самому Сенату.
- Артур Хелмак. Второй Светоч Саббата. – Артур протягивает руку и дальше следует короткое крепкое рукопожатие. – К сожалению, нас оповестили о несчастье сегодня, прямо накануне Рождества. Мы уже с Ноем тут с самого утра.
- Имя смертного доктора, кто работает над телом, знаете?
- Доктор Джереми Скотт. Я его отправил домой с помощью воздействия. – Стонтон одобрительно кивает в ответ, так как ему надо зачищать магические следы – работать над смертным, который вскрывал труп. Все это входит в его обязанности, пока он Архивариус второго типа. А тут Артур любезно сделал за него работу.
- Вы отлично держитесь, мистер Хелмак. Я знаю, что он являлся вашим учеником и проживал в Саббате с детства.
- Да. Просто после его предательства мы смирились с потерей и не ожидали его возвращения в круг Инквизиторов.
- Ну что же, давайте посмотрим на него?
- Хочу вас предупредить, мистер Стонтон, что там очень мало, что от него осталось как от человека. И… там отвратительно пахнет. – Хелмак даже бледнеет на последней фразе. Что есть, то есть. Омерзительный сильный запах гниения, рефлекторно вызывающий тошноту. Собственно, это нам и нужно было с Артуром.
Эдвард снова понимающе кивает и следует за нами. Я достаю платок и прикладываю к носу, показывая это Стонтону. Тот сначала удивленно смотрит на меня, а потом вынимает из кармана свой.
Мы входим в зал. Легкий сладковато-кислый запах навязчиво витает в воздухе. С ним ничего не может справится.
- Мы так и не смогли очистить воздух. Даже магия не справляется. – Словно в подтверждение моих мыслей сообщает Артур Стонтону. Затем Светоч резко открывает дверцу морозильной камеры, выдвигает стол с мешком и открывает взору труп. Запах сильно ударяет в нос, как и отвратительное зрелище сильно шокирует каждый раз, стоит лишь взглянуть на мертвеца: в мешке останки человека - чернота из гнилого мяса, переработанного червями и поеденного крысами. Лица не разобрать. Собственно, там ничего не разобрать – кусок разлагающейся плоти.
Стонтон отшатывается и мгновенно выбегает из зала в коридор, откуда слышится звук выплескивающейся рвоты. Я сглатываю подкатывающую тошноту, стараясь удержать себя, шепча бестолковое заклинание нормализации физических процессов, но как показывает практика, оно бессмысленное, скорее самовнушение. Хотя, мне сейчас и самовнушение пригодилось бы. Не сдержавшись, ухожу в коридор следом за Стонтоном.
Архивариус, сгорбившись, стоит в углу и приходит в себя. Я же приваливаюсь к стене и, закрыв глаза, делаю глубокие вдохи, прочищая свои легкие и понижая тошноту. На мгновение в темноте перед глазами вспыхивает лицо Нины, но я приказываю себе не думать о ней – не время, я сейчас должен всё держать под контролем и быть внимательным.
- С чего смертные решили, что это Кевин Ганн? – Голос Эдварда сдавленно хрипит после рвоты. Он уже и не помнит, что я ему говорил до этого.
- У него была сумка, в которой лежал паспорт. К тому же вещи при трупе были Ганна. И последнее - мы с Артуром сличили энергию, отпечатки совпадают. Всё указывает на него.
Стонтон кивает, промакивая лоб платком.
- Ну что же… Будем заводить дело и писать протокол.
- Вы будете сличать энергию?
Эдвард косится в сторону двери в лабораторию, из которой появляется Артур, чуть бледнее обычного, но всё так же собранный и внимательный.
- Нет. Я охотно верю вам…
Отлично! Эдвард был выбран правильно. С кандидатурой Архивариуса мы не промахнулись – все-таки он еще слишком необъективен и не беспристрастен: он нарушает одно правило протокола по ведению дела за другим.
- Скажите, какие причины смерти предполагают смертные?
- Кто-то убил его ножом и сбросил в коллектор. Судя по гниению, около месяца-двух назад. Влажность и крысы убыстрили процесс разложения.
- А ваша версия? Вы нашли на трупе следы чужой магии?
За меня отвечает Артур, наверное, попутно воздействуя на Архивариуса:
- Нет. Не нашли. Его могли убить, как смертные, так и наши.
- Угу… Скажите, а он пытался после побега к Химерам, связаться с вами?
- Нет.
- И вы даже не можете предположить, в каком клане он мог прятаться?
- Увы, нет.
Стонтон быстро пишет наши показания и данные о деле у себя в блокноте. Закончив с этим, он многозначительно поднимает взгляд и смотрит на серьезного мрачного Артура:
- Скорее всего, отдадим это дело для расследования Смертным, раз магического воздействия на Ганна не было…
- Понимаю. – Светоч соглашается, засовывая руки в карманы брюк. Я же отмечаю, как красиво отливает синевой вельветовый пиджак Артура, подчеркивая благородство черт мужчины и его седину.
- Я вас прошу не распространяться, что не снял отпечатки энергии, как следует по протоколу. Я полностью доверяю вам и не вижу причины делать то же самое.
Артур понимающе кивает, после чего извиняющимся тоном продолжает:
- Благодарим вас, что откликнулись прийти в этот чудесный вечер в столь неприятное место.
- Ничего! Мне не привыкать, – неуверенно произносит Стонтон и косится в то место, где только что его вырвало: там уже чисто. Видно, нужная сенатская бумага с заклинаниями почистила за ним. Эдвард пытается сменить тему, заминая столь неудобную смущающую всех паузу: – Ной, я слышал, что вам поступило официальное предложение от Сената вступить в ряды Архивариусов?
- Да. Поступило.
- Поздравляю! Зная вас, думаю, вы быстро пойдете вверх по карьерной лестнице.
- Спасибо. – Я чувствую, как во мне вспыхивает радость и удовлетворение. Я действительно получил недавно официальный документ из Сената, где мне предложили стать Архивариусом третьего типа в отдел расследований особо тяжких преступлений. Такое немногим предлагают! Меня по достоинству оценили. Это радует. Тем более многие годы – это была моя цель. Теперь же к радости прибавляются непонятные чувства, среди которых я чувствую нежелание уходить к Архивариусам, потому что если это сделаю, то о личной жизни могу забыть.
Нина - вот, кто станет моей запретной зоной.
На мгновение тепло от воспоминаний об этой девушке приятно разливается в груди. Я восхищаюсь ею и мне она очень нравится. Мы часто работали в паре над довольно запутанными и тяжелыми делами, где нужно было докапываться до правды в показаниях свидетелей. Нина удивительная. Впервые я обратил на нее внимание как на девушку, когда один Инициированный за то, что она заставила его говорить правду против его воли, внезапно выкинул огненный заряд – реакция Нины была необычной: отклонившись от заряда на миллиметр, который, к слову, сжег полстены, она схватила стул и с помощью заклинания ускорения вещей бросила в обидчика. У обвиняемого была черепно-мозговая травма, а Нину увели тут же для «промывки мозгов», которая, судя по ней, вовсе не нужна была, потому что слишком спокойно себя вела. Помню, стоял как ошарашенный, находясь под впечатлением от произошедшего. С тех пор я стал присматриваться к ней: и уважение, незаметно для самого себя, выросло в чувство. Я знаю, что не слишком эмоционален, чем сильно иногда злю друзей, а порой вызываю восхищение своей сдержанностью, мне никогда не были интересны чувства других, но впервые я столкнулся с такой проблемой - меня волнует то, что думает про меня Нина. Субботина же вела себя со всеми одинаково. Сдвиги в отношениях, стали происходить около двух месяцев назад. Я теперь знаю, что Нине я нравлюсь, как и она мне. Даже больше. Мне впервые важен человек и его присутствие в жизни, но это сильно разнится с моими давно поставленными целями – сделать карьеру в Сенате.
Стонтон, пока я вспоминал о Нине, дописывал что-то, после чего распрощался с нами рукопожатием и исчез в темноте морга.
- Твое мнение? – Артур серьезно смотрел вслед ушедшему Архивариусу, вся его легкая наигранная грусть по поводу потери Ганна моментально улетучилась.
- Думаю, получилось.
- Ты уверен, что он не станет докапываться?
- Нет. Стонтон не столь дотошный. Он нарушал одно правило за другим. Думаю, сегодня-завтра нам выдадут свидетельство о смерти Ганна.
- Ну что же, отлично. А мы с тобой молодцы.
Я ухмыляюсь на довольный тон Артура: я бы сказал «сообщники», вместе «молодцы». Найти труп за считанные дни, испортить его до ужасного состояния, подкинуть вещи Ганна, «заразить» чужой энергией, чтобы, если Стонтон решит все делать по протоколу, определил, что это Кевин. Всё это было омерзительно. Неприятно. Но нужно.
- Ладно. Пошли отсюда.
Я киваю, надеваю перчатки и осматриваю все кругом, ловя малейшие детали, чтобы никто ничего не заподозрил. Вроде, всё чисто. Даже по магической энергии подкопаться нельзя.
Артур тем временем выключает свет в лаборатории, закрывает двери, и мы идем к выходу. Охранника сегодня нет: кто будет в этом местном маленьком морге охранять трупы в сочельник?
Выйдя на улицу под снегопад, я вдыхаю сладкий свежий воздух. Чистый. Без примеси гнили разложившейся плоти:
- Я бы с удовольствием себе сейчас мозги промыл…
Артур тихо смеется, уверен, что он тоже не против этой неприятной процедуры.
- Я не Сенат. Но предложить выпить могу. Здесь есть один милый старый ресторанчик. Когда-то давно там играла джаз местная группа. Группы нет, а вот шеф-повар остался.
Я согласно киваю – у Артура превосходный вкус, и не сомневаюсь, что «старый» ресторанчик возможно имеет звезды Мишлена, или шеф-повар гений, не гонящийся уже за славой, кормивший некогда знаменитостей, а сейчас ушедший на покой и держащий свое заведение ради удовольствия.
Там, где все ответы
- Сколько воды-то наливать?
Поразмыслив, говорю, чтобы выливал всю.
- Надеюсь, ты взял чистую воду? А не из-под крана. – Я кошусь на Питера. Тот возмущенно всплескивает руками, задевая Оду:
- Обижаешь, ледниковая. С самих гор!
Вода из пластиковых канистр начинает с шумом и брызгами наливаться в притащенную нами огромную чугунную ванну в гараже. Сколько сил и проклятий было, чтобы доставить это неподъемное корыто сюда! Но без него никак.
Когда ванна наполнилась, а канистры опустели, все замерли, уставившись на это белое чугунное чудовище, инородно смотревшееся в мамином гараже, который, к слову, был совершенно ей не нужен из-за отсутствия машины. Она держала здесь лишь коробку с инструментами и садовый инвентарь. Поэтому мы с Миа и облюбовали гараж, сделав полностью своим местом для встреч с друзьями. Сюда же Кристоффер и принес к чугунной ванне ультрафиолетовую лампу, поставив на нужную мне высоту и режим. Всё было готово для воскрешения.
- Ну? Создатель, действуй. - Пищит Миа сбоку. Я же полагаюсь только на внутренние ощущения, на свой дар. Беру урну с прахом и высыпаю в воду.
- Раньше ты глину использовал… - Басит Питер. – А че сейчас-то так сложно?
- Потому что она другая… - Бормочу в ответ, глядя, как прах клубящейся чернотой взмыл, ударившись о дно ванны, а затем и вовсе сделал воду грязной. За моей работой наблюдали Питер, Миа, Ода, Кристоффер, Эйвинд и сама Мелани, которая незримо и молчаливо мерцала в углу. – Эйвинд, ты мне нужен.
Эйвинд Ларсен неуверенно подходит ко мне и ждет моих указаний.
- Я буду делать заряд, а ты воздействуй своим даром.
Кивок друга, и я начинаю плести Essentia omnium.
- Готов? – Слышу тихое «да» и посылаю заряд в ванну, а Эйвинд разгоняет его действие. У него «бесполезный» для Инициированного дар – убыстрять процессы, я знаю, что с его даром он может и залечивать, как Мелани, и старить организм, но пока Эйвинд может лишь убыстрять рост цветов, портить продукты и делать отличную пивную закваску для своего бара.
Но сейчас Ларсен очень полезен, так как запустил регенерацию Мелани.
- Думаешь, сработает? – Вторит моим мыслям призрак.
- Должно, должно сработать… - Но черная вода продолжала быть черной.
- Кажется, не получилось. – Вздыхает Миа. Я же чувствую, что все сделал правильно. Должно сработать! Пока не замечаю, что пыль начинает убыстряться в воде.
- Смотрите! – Я указываю пальцем в ванну. Все подходят и смотрят.
- Это че такое? Эйвинд, ты опять замиксовал хрень! – Питер ржет, наблюдая, как частицы начинают все быстрее и быстрее плавать. И вскоре они носятся в воде так, будто кто-то их мешает невидимой ложкой по часовой стрелке.
- Как вы думаете, сколько потребуется на это времени? – Ода смотрит будто загипнотизированная.
- Думаю, если мы будем не отвлекаться, дня на два-три… - Я не уверен в ответе. Ведь это же не тело восстановить, тут воссоздать заново.
- Ну раз мы тут на три дня… - начал было Питер, как тут же поймал взгляд Оды. – Я беру по максимуму! Не смотри на меня так! Надо создать условия и себе. Кто-где будет спать?
Питер плюхается на принесенный мной матрац и хищно смотрит на Оду.
- Эй! Я все вижу! Руки прочь от моей сестры! – Тут же заорал Эйвинд.
- Да не трогаю я ее!
- Зато в мыслях лапаешь… - Бурчит Ларсен, вызывая всеобщий смех. Ода и Питер давно уже встречаются, а возмущение Эйвинда - лишь напускное. Но всем нравится эта игра. Хотя, иногда, глядя на Миа, ловлю себя на мысли, что тоже буду ревновать сестру. Ну кому приятно смотреть, как кто-то тискает тебе столь близкого человека.
Мы смотрели на дурачащихся Эйвинда и Питера, кидающих в друг друга снежками – это мое недавнее открытие: сумел прочесть старое заклинание, создающее снежный шар у тебя в руке, друзья оценили. Теперь игра в снежки была везде, как и постоянно мокрая одежда на нас.
- Эй! Смотрите! – Кристофер снова привлек внимание к происходящему в ванной. Мы подошли и увидели, что черная муть из праха стала белой и прекратила вращаться.
- Дэррил, так и надо? – Миа обеспокоенно вглядывалась в воду.
Я включаю дар.
- Да. Так и надо. Можно, кстати, еще раз ускорить. И… Кристофер, ты будешь скоро нужен.
Эйвинд кивает и снова воздействует на субстанцию своим даром. Кристофер все еще мнется у входа. Питер, сунув руки в карманы, возвращается на матрац:
- Вот действительно, мы настоящие колдуны. Сидим и варим в ванной… пепел.
- Скорее Фаусты*! – Смеется Ода. – Это он там все создавал Гомункулов*.
- Кого?
- Гомункулы. Средневековые алхимики так называли существ, которых сами создавали.
- И получалось?
- Ну, первые созданное существо было у Виллановы. Правда, я сомневаюсь в ингредиентах. Он брал сперму, конский навоз и что-то еще, а существо кормил кровью.
- Фу! Гадость! Замолчи. – Эйвинд морщится и плюхается к Питеру. Откуда-то из кармана у них возникает пачка чипсов, которая тут же раскрывается, и ее содержимое с хрустом начинает исчезать в их ртах. Ненатуральный запах бекона тут же плывет по гаражу. Миа с Одой тут же присоединяются к парням и запускают руки в пачку.
- Крис, ты чего топчешься там? – Я оборачиваюсь к Бьярке.
- Да я вот думаю все насчет ночевки. Тут только матрац. Может, стоит сюда притащить еще матрацев, жратвы, телек…
- По-моему, ты у нас жить собрался. – Хохочет Миа. - Мы же не дикари какие-то! В доме и будем ночевать.
- Ну раз так, пойду за пивом. Будете? - Тут же взмывают руки Питера и Эйвинда, которые уже пялятся в смартфон и смотрят ролики на ютьюбе.
- Девочки? – Они отказываются. Миа не любит алкоголь, а Ода не хочет. – Дэррил?
Взвесив все за и против, понимаю, что хочу соленого арахиса.
- Не. Не хочу. Лучше притащи мне орешков.
- Окей. – И Кристофер исчезает в белизне метели снаружи. В гараже рычит генератор, который поддерживает ультрафиолетовую лампу и обогреватели.
- Кстати, а мы не загорим? – Миа подскакивает к лампе и подставляет свое лицо.
- Осторожней. А то твои ненавистные веснушки опять проявятся. – Миа косится на меня, но, подумав, тут же отскакивает. Иногда она напоминает мне олененка своими движениями: резкие, быстрые и грациозные. Сходство с этими животным добавляют ее большие глаза: огромные, раскосые, с пушистыми бровями. Сестренка ходит вокруг ванны и смотрит на белую жидкость.
- А она красивая будет?
- Кто?
- Мелани.
- Я тебе ее показывал.
- А разве ты не можешь создать ей другую внешность?
- Нет. Я не изменяю ДНК.
Она вздыхает и косится на Оду, Питера и Эйдвинда, смотрящих ролики.
- Ода, пойдем, чаю попьем?
И девчонки уходят. Так всегда. Две самые закадычные подруги: куда одна, туда и вторая. Хотя, иногда думаю, что будь больше выбор у Оды и Миа, то они вряд ли бы так подружились. Не знаю… Гадать – не мой конек, я не просчитываю варианты будущего. Я вижу факты.
Таким образом, я остаюсь один у ванны. Мелани подходит ко мне из угла и смотрит на белую муть.
- Это я?
Киваю. Смешно, но да.
- Почему я ничего не чувствую?
- Потому что еще сердца нет. Тут белок и что-то еще… Я не химик и не биолог. - Краем глаза замечаю, что мой разговор слышат Питер и Эйвинд, но им не привыкать, поэтому снова утыкаются в свой смартфон и подхихикивают на особо смешных моментах.
- Ты уже сказала сестре, чтобы начинала поиски?
- Да.
- А Рэю?
- Он меня прогнал. Отпустил…
Она плачет, из-за чего начинает скакать напряжение в гараже - техника сходит с ума: моргает свет, генератор то усиливает мощность, то сбавляет, то же самое происходит и с ультрафиолетовой лампой – того гляди взорвется.
- Тихо-тихо! Успокойся! Мел! Ты же знаешь сама, что без этого нельзя. Иначе твое тело существовало бы отдельно от тебя. А чтобы отпустить душу, нужно действительно пожелать этого!
Она по-детски всхлипывает - и снова скачок напряжения.
- Что происходит? – Звучит голос Питера.
- Ничего. Мелани волнуется.
- А! – Довольно и хитро тянет он. – Детка! Не волнуйся, мы тебе слепим тело, как у Анджелины Джоли!
- Придурок, она хоть знает кто это? – Эйвинд осаживает пыл Питера.
- Ну, она же не вчера родилась. То есть умерла. Конечно, знает!
Я отворачиваюсь и снова смотрю на Мелани, которая печально глядит на белую муть в ванне. Она вся лучится любовью к Рэю. Бедная. Зная их, им обоим тяжело. Они предназначены друг другу. Их судьбы так переплетены, что невозможно, тронув одного, не задеть другого.
- А ты сказала, что ты скоро станешь живой?
Отрицательно качает головой.
- Почему? – Я удивленно смотрю на нее.
- Так надо… Он должен найти меня с ней.
- С Варей?
- Да.
- Зря не сказала. Он тебя любит… Хотя, тебе виднее. Ты же сейчас там, где все ответы.
Мелани вздыхает. Я гляжу на белую воду, которая начинает расслаиваться и оседать, а сам мысленно просчитываю, куда поселить Варю, Рэя и Мелани, и что говорить смертным. Нет, конечно, у меня есть Миа и она поможет, но все равно надо подумать и решить этот вопрос сейчас.
Ночью меня словно пихнул кто-то, что просыпаюсь и вскакиваю с матраца. Пока остальные дрыхли в доме, я ночевал в гараже возле ванны. Отключив генератор, я рискнул и подключил всю технику к домашней сети, осознавая, что те сильно намотают счетчик по электроэнергии. Но спать хотелось больше, а уснуть под тарахтение генератора просто невозможно.
Оглядевшись по сторонам, не увидел ничего странного или пугающего – всё то же. Мелани тоже не было. Тогда что меня толкнуло? Я прислушиваюсь к ощущениям и понимаю, что это был мой собственный дар. Значит, что-то пошло не так - машина пошла под откос, когда ее водитель уснул за рулем.
Я кидаюсь к ванне и застываю от красоты представшей картины. Меня всегда завораживали медузы, их медлительность, плавность и прозрачность. А тут было что-то потрясающее! Воды уже не было, вместо нее была какая-то маслянистая субстанция, а все белое превратилось в прозрачное, молочное с прожилками, а по контурам четко угадывалось тело человека, будто его превратили в медузу. Это была Мелани. Точнее будущая она. Бескровная, бестелесная - лишь легкие прозрачные ткани будущей плоти.
Кружевная.
И снова толчок дара. Тревога скручивает меня. Я начинаю смотреть на воду, на эту субстанцию и вижу проблему - нужна кровь. При том родная Мелани. Медуза не может до конца восстановиться. И время идет на часы!
Твою мать!
Я кидаюсь в дом, в спальню Миа, где она сегодня ночует с Одой. Именно Ларсен мне и нужна!
Девчонки спали в кровати сестры под разными одеялами, но в обнимку, волосы разметались по подушкам: светлые, чуть волнистые, соломенные пряди Миа переплетались с прямыми темно-русыми Оды.
- Ода! Ода, проснись! – Она распахивает свои синие глаза и смотрит на меня не испуганно, а пронизывающе, будто и не спала только что. У нее и у брата есть одна особенность: серьёзный, не по годам мудрый взгляд. Именно за него им часто приписывают лишний возраст.
- Дэррил? Что случилось?
- Мне нужен твой дар. Замедли процессы Мелани. Затормози их по максимуму до моего прихода. Я так выиграю время.
- Для чего?
- Нужна кровь для Мел. Притом родная.
- Гомункул пить запросил?
Я ухмыляюсь.
- Почти.
***
Кроссовки вместо каблуков. При том не мои – Анины. Это она всегда ковырялась на каблуках и задевала углы. От того постоянно носила кеды, кроссовки, балетки и прочее на плоской подошве.
Ничего. Все еще будет! Все еще есть возможность ее вернуть. Осталось только проработать план.
Аня приходила ко мне ночью. Я спала, но проснулась от ощущения, что кто-то присутствует в моей комнате. Открыв глаза, сразу же увидела ее, стоящей в углу и смотрящей на меня. Испугалась ли я? Нет. Скорее обрадовалась, потому что ждала каждый день, каждый час и минуту, когда снова придет ко мне. Аня обещала. И вот свершилось!
- Аня?
- Варя, слушай внимательно. США, Орегон, «Доброе сердце». Запомни это! Найди!
- А что там?
- США, Орегон, «Доброе сердце». Вы оба должны найти меня. По-другому нельзя - не справитесь.
И исчезла. Я же теперь весь день бормотала, как какой-то заговор: «США - Орегон - Доброе сердце». Мне кажется, эта фраза уже передалась не только мне, но и моему ребенку, что ношу под сердцем. Не удивлюсь, если это будут первые слова моей дочери.
Одевшись, я направляюсь к Марго, прихватив с собой подарок. Как-никак, сегодня католическое Рождество. Марго хоть и неверующая, но подарки любит. Выйдя через портал квартиры в офисное здание «Теней», иду к главной двери, где находится кабинет моей Темной. Но не дойдя, тут же мерзко звенит мобильник. Я с удивлением начинаю копаться в своей сумочке, так как после того, как осталась одна, звонки стали очень редки. Телефон настойчиво верещит свой однообразный мотив, раздражая каждый нерв.
Да, где же он, черт возьми!
Наконец, достав, вижу на дисплее «Ксения» и замираю. Мама? Словно почувствовав мой шок, телефон прекращает звонить и снова наваливается звенящая тишина офисного здания, иногда нарушаемая стуками закрывающихся дверей-порталов и чьими-то быстро проходящими шагами.
Не разочаруй её
Я вышел через портал в рождественский Ливерпуль, где уже на парах дожидалась машина до Саббата. Даже чемодан не взял из больницы, так как не видел смысла – львиная доля вещей осталась в школе. Попав в суету праздничного города, на мгновение почувствовал радость и облегчение от родных мест, захотелось уйти куда глаза глядят, затеряться в толпе, сесть у окна в кофейне и смотреть на чужую жизнь - раствориться в городе, как кусок сахара в кофе, чтобы исчезнуть, обезличиться.
Я чувствовал себя стариком. А я и был им: доживал отмеренное, выпрашивая у Бога облегчение и быструю кончину. Хотелось в небытие. Или же к Ней.
Сев на заднее сидение, я уставился в окно и смотрел на город, как в аквариум. Мимо проходили прохожие, ехали машины, даже велосипедисты были в столь снежную погоду. Я вспомнил, как ездил по этим улицам на своем мотоцикле. Интересно, где он? Наверное, на свалке. В последний раз он был со мной, когда меня убила Варвара. Мой верный железный конь «издох» вместе со мной на дороге в Аризоне. Но я воскрес, точнее, меня «починили». А вот его…
Я погружаюсь в воспоминания, которые сильно потрёпаны стиранием Моргана, моей смертью, мечтами, снами и переживаниями. Пытаюсь вспомнить тот промежуток между тем, как Варвара свернула мне шею и пробуждением на столе – что было тогда? Помню ощущение легкости и всепоглощающей грусти, что видел, как Мелани переживала из-за меня. Помню кадр: она стоящая у моего тела и я слышу ее боль сердца. Хочется обнять, утешить, сказать, что я рядом, но не могу. А затем пробуждение – резкое, болезненное, тяжелое.
Интересно, слышит ли Мелани мою боль? Осознает, что происходит, как меня ломает, как умираю без нее? Если да, то почему ведет себя так? Неужели Реджина права, и она всего лишь плод моего воспаленного разума?
Я вспоминаю, как любимая лежала на моих коленях напуганная поломкой лифта, а я утешал ее. Она пыталась уйти тогда, а я смог ее вернуть…
- Скорее ты моя галлюцинация.
Яркие небесные голубые глаза, сияющие от пролитых слез.
- Прекрасно. Тогда мы выдумка друг друга.
- Мы приехали, сэр. – Грубый голос Энтони возвращает меня в реальность. Испуганно оглядевшись, понимаю, что мы стоим внутри двора Саббата, который украшен рождественскими гирляндами, в середине площади стоит ёлка, украшенная яркими блестящими шарами.
- Спасибо, Энтони. С Рождеством.
- И вас, сэр.
Каждый год на Рождество Саббат украшается, как стареющая дама в бриллианты и золото – выглядит несуразно: темные грубые средневековые камни с резьбой, по которым пускаются лампочки, пластиковые игрушки, китайские фонарики. На огромную дубовую дверь вешается круглый венок с омелой и шишками, который своими размерами напоминает погребальные венки на похоронах. Помнится, Стефан однажды подшутил над пьяным Куртом, когда тот вернулся почти в невменяемом состоянии несмотря на запрет Реджины – должна была приехать комиссия из Сената, поэтому всем запрещались какие-либо вылазки в город. Зная Светоча, мы поняли - на утро Курту несдобровать. Тогда-то и был найден Стефаном на чердаках этот венок и поставлен возле ног храпящего Курта. Стеф еще прикрепил записку: «Он уважал Светоча, но жажда приключений была сильнее. От сочувствующих Инквизиторов. Покойся с миром, друг. Да будет легка разящая рука». Реджина шутку оценила. Но не Курт.
Боже! Это всё так далеко! Так давно было! Прошлая жизнь.
Я кошусь в сторону ступеней в подземелья. Широченная сеть ходов и переходов под замком, есть даже секретные пути подо рвом – некоторые завалило, некоторые замуровали, что-то расширили, что-то, наоборот, убрали. И там есть он – созданный зал для сожжений ведьм. Лишь один раз этот зал спасал жизни, а не забирал – во время второй мировой при авианалетах здесь спасались люди, как в бомбоубежище.
Пытаясь отогнать мрачные мысли, направляюсь в сам Саббат, скрипя ботинками по снегу.
Внутри замка слышен шум. Я знаю, что весь обслуживающий персонал распущен на ближайшие три дня. Никогда так Саббат не уязвим, как в Рождество и Новый год, никогда так Инквизиция не беспомощна, как в отсутствие слуг, хотя это забавно наблюдать, что творится по утрам на кухне. Иду на звук. Как обычно, открыли главную залу, где наверняка стоит елка, именно там в канун Рождества под вечер мы собираемся всей школой, хотя главное празднество будет завтра. Чем ближе к главной зале, тем сильнее слышатся голоса: смех Стефана, восклицание Евы, голос Реджины и монотонное бурчание остальных.
По отблескам из-под дверей становится понятно, что зажгли большой камин. Зала предназначенная для приема гостей - слишком большая для небольшой горстки живущих в замке. Обычно ее открывают на торжественные случаи и на праздники. А еще она ужасно холодная. Лишь огромный камин мог отогреть ее и сделать ее более-менее уютной. Когда-то здесь собирались рыцари, дамы, менестрели. Сейчас здесь обитают колдуны и ведьмы. Инквизиция нового современного формата.
Собравшись духом, я открываю дверь и вхожу – разговоры сразу же затихают при моем появлении. Но тут Стефан с криком бросается ко мне, следом за ним слышатся радостные восклицания моего имени.
- Дружище!
Мы крепко обнимаемся почти до хруста костей. Его радость заражает, и я с удовольствием ловлю себя на мысли, что я дома.
- Твою мать! Тебе эти психи мозг не повредили? – Стеф почти трясет меня, обдавая жаром тела и ароматом одеколона. Я понимаю, что чересчур радостное возбуждение Клаусснера от моего появления – напускное: видно, что он переживает за меня.
- Я держусь, Стеф. – Я ударяю его по-братски по крепкому плечу, отмечая, что сам не в лучшей форме: слаб физически и душевно. Возникает неловкая пауза. Отвыкший говорить в больнице, я растерял даже свободное общение со своими близкими. Глянув на Стефа, понимаю, что с ним тоже произошли перемены. – Ты… побрился?
- Есть немного. – Стеф смущенно трет свой бело-синий подбородок, который контрастно смотрится с остальным смуглым лицом. Он непривычен без щетины. Можно сказать, даже ужасен. Выглядит, как мальчишка-переросток. Интересно, с чего вдруг?
- Рэй! Я рада, что ты согласился приехать! – С королевской грацией ко мне подходит Реджина и обнимает своими мягкими невесомыми руками. Разомкнув объятия, я тут же попадаю к Еве: мягкая, нежная энергия, чуть сдержанная, но до боли родная.
- Рада тебя видеть! Я переживала за тебя.
Я могу лишь ответно стиснуть ее в объятиях и чмокнуть в щеку.
Все расступаются и дают мне пройти к креслам и софе, где обычно происходит вечернее общение под Рождество. Там я вижу стоящих наготове со мной поздороваться Ноя, Курта и Артура.
Крепкие рукопожатия, мужские скупые объятия и подбадривающие похлопывания. Реджина протягивает бокал вина. Хочется взять, но не могу.
- Нет, спасибо. Я пью таблетки. – Тут ловлю на себе пронзительный взгляд Светоча, после чего следует одобрительный легкий кивок. Я действительно стал пить таблетки. После разговора с Реджиной и того, как прогнал «призрака» Мел, решил избавиться от галлюцинаций. Таблетки, так таблетки. От них голова становилась тяжелая, а все происходящее - будто смотришь по телевизору старую скучную программу и ждешь ее окончания.
- Тогда тебе сока или минералки? – Артур любезно обслуживает меня. Галантно одетый в бордовый вельветовый пиджак, с перстнями на пальцах и лакированными ботинками, его ухаживания выглядит так, будто монарх обслуживает меня.
Я соглашаюсь на сок. Ярко-желтая жидкость с всплеском и журчанием льется в прозрачный бокал, в котором отражаются блики огня из камина. Отмечаю, что в этом году Реджина не особо усердствовала с украшениями в зале. Елка красивая, видно, что заказывала дизайнера для нее, на большее Хелмак явно не тратилась. Принимаю напиток из рук Артура, слыша, как за спиной открылась дверь в зал и кто-то вошел.
- А вот и еда! – Восклицает Курт. Я оборачиваюсь и застываю: в зал входит Кевин, толкая тележку с подносами. Худой, болезненно бледный, серьезный, но, мать твою, живой! Наши взгляды встречаются, карие глаза Ганна смотрят сочувственно и виновато – помню, в последний раз я видел его в квартире у Шуваловых, когда прибежал к Мелани поговорить. И вот именно он стоил мне дважды ее: первый раз, когда предал и увел от меня, второй – когда сама любимая пожертвовала жизнью ради него.
Внезапно слышу звук стекла и вскрик, а затем идет острая боль и по руке что-то течет.
- Рэй! Боже!
Я смотрю за взглядом Ганна и понимаю, что только что произошло: от ярости сильно сжал руку и стакан не выдержал – треснул и разбился, вонзая в мою ладонь стекло. Теперь по руке хлестала бордовая кровь вперемешку с остатками сока, затекая мне в рукава рубашки и пиджака.
Я разжимаю кисть, и куски стекла падают вниз к донышку в лужу из сока и крови. Больно. Но теперь я эту стихию умею укрощать. Я беру и посылаю ее в ненавистного мне Ганна, слыша вскрик и его шипение. Он держится за свою здоровую руку и морщится от боли, после чего поднимает на меня взгляд загнанного в угол зверя. Мне хочется добить его. Мне хочется, чтобы он знал, что пережила Мелани ради него. Я хочу видеть его страдания и слезы.
Но внезапно происходит что-то странное. Вместо него взвизгивает Ева и теперь она держится за руку, а я не чувствую своей магии – Ганн смотрит на меня и воздействует.
- Прекратите! – Орет Стефан, кидаясь к Еве.
- Кевин!
- Рэй!
Голоса звучат с разных сторон.
- У кого дар Стефана? Вырубите их! – Кричит Реджина в этой всеобщей панике. Но все мгновенно проходит, и снова боль начинает разъедать мою руку. – Курт, уведи Рэйнольда, живо!
Ко мне подскакивает Ганн-старший и, сильно схватив за плечо, насильно уводит из залы. За спиной я слышу голоса и какое-то движение.
- Иди сюда. – Мы вваливаемся в кабинет, где в прошлой жизни разговаривал с Лаурой по поводу дня рождения Мелани. Ничего не изменилось. Лишь пыли прибавилось.
– Садись. Сейчас принесу аптечку. - И исчезает, чуть не снеся дверь.
Я держу навесу руку, смотря, как капает на чистый пол моя кровь. Простая алая жидкость с запахом меди и вкусом соли. А сколько она может и как бессмысленна сейчас! Каждый стук сердца – пустой прогон крови, бесцельное мгновение жизни в ожидании чуда. Я любил тебя Анна, Мелани, да хоть тысяча имен дай тебе, ведь «роза пахнет розой»*. До сих пор люблю! Как мало у нас было времени…
- Вот. Давай руку. – Курт кладет жестяной короб и открывает его: стандартный набор первой помощи. Повернув ладонь к свету, он начинает пинцетом аккуратно вытаскивать осколок за осколком. Больно. Но не морщусь. Я привык. Это не самое страшное.
- Что это было сейчас в зале?
Курт поднимает на меня тяжелый взгляд и все-таки решается сказать:
- У Кева проблемы.
Я усмехаюсь на это заявление.
- И какие же?
- Слушай, Рэй, мы все понимаем, через что ты прошел, как много значила для тебя… Короче, мы понимаем и переживаем. Но не стоит винить Кевина за произошедшее. Он сам не рад, что такой ценой… ну… сам понимаешь.
Он говорит, тяжело подбирая слова и кусая свои пухлые губы. Мне же разрывает сердце каждое сказанное им слово. Злость кипит во мне, жжет в груди, как раскаленным железом.
- Она могла бы жить, Курт! – Это единственное, что я могу просипеть от боли в ответ. Как они не понимают?
- Но Кев-то причем? Он ее на костер не тащил. Мне кажется, ты перекладываешь свою злость с нее на Кевина.
- Не говори так! – Я дергаю руку и снова задеваю раны. Только что остановившаяся кровь снова начинает капать на пол. Сжимаю руку в кулак, чтобы не взорваться и выпустить магию – плевать на раны. – Если бы твой братец не потащился бы к Химерам, она бы была жива. И была бы Инквизитором! Тут, в Саббате! И ничего этого не было!
Курт смотрит на меня своими темно-карими глазами, а я смущенно опускаю взгляд от стыда и чувства вины. Не надо было это говорить Курту.
- Прости… Я не хотел… Знаю, что ты переживал за брата.
- Всё нормально.
Он молча продолжает обрабатывать мне руку. Мне же стыдно перед Куртом, пытаюсь не смотреть на него. Все равно, я не могу простить Кевина: как мне смотреть на него, когда знаю, что он причина смерти Мел.
- Что сейчас было в зале? Почему Реджина спросила «у кого дар Стефана»?
- Ты уверен, что хочешь слышать ответ?
Курт нерешительно смотрит на меня, при этом забинтовывая мне руку.
- Это из-за Кевина?
- Да. – Курт, не смотря мне в глаза, отрезает бинт. Затем следует легкое мелодичное звяканье ножниц о металлический короб, когда Ганн кладет их на место. – Видел, какой у него вид?
- Ну?
- Это всё из-за знака.
- В смысле?
- У него знак теперь другой. – Я невольно кидаю взгляд на часы на своей левой руке, под которыми спрятан знак Луны.
- Химера?
- Нет.
- Сенат?
- Нет.
- Тогда кто?
Курт поднимает глаза, и я вижу там испуг.
- Морган объединил ему Луну и Солнце. Кевин стал подобен Древним.
- Чего? Ты шутишь? – Я не верю своим ушам. Но серьёзный вид Курта говорит об обратном.
- Знак сильно увеличил его силы, но и истощает сильно. Его дар изменился и расширился в разы. Но каждый раз, когда Кевин применяет магию, он сильно тратится на энергию и тяжело переносит это. Сам знаешь, как болеют Инициированные, когда уходят последние магические силы.
Знаю. Пару раз испытывал. Это самая настоящая болезнь с температурой, упадком сил, долгим тяжелым сном, потерей аппетита, порой доходит до тошноты и обмороков, только ни один антибиотик не способен помочь Инициированному в таком состоянии.
- И как же у него расширился дар?
- Он может пользоваться способностями Светочей и моими, но самое тяжелое - он может неконтролируемо поменять дары у Инициированных рядом с собой. Собственно, что ты и наблюдал. По ходу, он использовал мой дар на тебя – пытался «обесточить», но и заодно случайно всем поменял дары. Вот Еве и досталось от тебя.
- То есть ты хочешь сказать, что у Евы в ту минуту был мой дар. Поэтому она закричала?
- Ага. А у тебя мог быть любой из нас – Евы, Ноя, Артура, Реджины, Стефана, только ты ничего не чувствовал, так как был…
- Под воздействием твоего. – Я закончил фразу за Курта, осознавая произошедшее. - Ничего себе! Я такое впервые вижу.
Курт ухмыляется, лохматя свои волосы.
- Мы, если честно, тоже. Я думаю, никто такого не видел, кроме Древних. Кевин стал просто опасен.
- И что делает Реджина?
- Ничего.
- Такие всплески бывают редко у Кева. И они длятся недолго. Но ему всегда плохо после этого. Уверен, что сейчас его приводят в чувства Ева и Артур – пичкают разными настоями. Скорее всего, мы его больше не увидим до завтра. Вот. Сделал. Аккуратней теперь с рукой. И у Реджины все стаканы наперечёт.
- Спасибо. – Я киваю в ответ. Рука профессионально забинтована. – И куда мне теперь идти? К себе?
- Если хочешь. Я скажу ребятам, что ты устал и извиняешься. Все равно завтра будет рождественский ужин с едой из ресторана «Dolce vita».
- Реджина сменила фаворита?
- Нет. Это Лаура прислала в знак поздравления. Сама явиться не может. Но сделала такой подарок.
- Лаура? Лаура Клаусснер? Она теперь пироги с индейкой шлет?
- Считай, да. Она сдружилась со Стефом и Евой. Но об этом тебе скажут завтра. Пока иди, отдыхай. Наверное, психушка тебе изрядно надоела.
- Да. Надоела… - А у самого стоит картинка: моя палата со стоящей Мелани у стены, которая поет свою заунывную песенку. Черт! Я скучаю по призраку. Хотя дал себе слово не звать его.
Я должен был освободить душу Мелани.
Встаю и иду не торопясь наверх. Когда-то я так делал в школе, когда не хотел идти туда: медленно, отвлекаясь на все, брел на занятия. Вырос. Осиротел. При том не единожды. А некоторые привычки все равно из детства - от не выросшего мальчишки с синяками на коленках и сбитыми от уличных драк руками. Я всегда защищал своих. Кроме людей, у меня ничего и не было. Да и не нужно. Видно судьба такая, каждый раз терять того, кого ты считаешь своей судьбой, семьей – назовите, как хотите. Сначала ушел отец, затем спилась мать, оттолкнув нас сестрой ради любви к выпивке, затем Мириам, и вот она – Мелани: моя безумная идея, случайность, летнее безрассудство и лишь неделя нормальных отношений, а дальше - случайные встречи, дьявольская гонка, попытка ее спасти и вытащить из химерских сетей.
Я люблю тебя. Невозможно понять, как ты въелась в мою кровь и душу за столь короткое время. Некоторые годами не могут достичь таких чувств; так всю жизнь и проживают в пустоте, даже не почувствовав толики того, что испытываю к тебе, Мел.
Зачем ты позволила мне себя сжечь? Чему, черт возьми, ты улыбалась тогда?
Останавливаюсь прямо у двери и понимаю, что стою напротив ее комнаты. Я только что прошел мимо своей спальни. Приказываю себе развернуться и идти к себе, но борьба неравная, и я поворачиваю дверную ручку. Магии здесь уже нет. Так же как и комната оказывается не заперта.
Вхожу. Ничего. Пусто. Реджина выбросила все ее вещи. Эта комната снова безлика. Кровать не застелена и накрыта белым покрывалом в ожидании нового постояльца. Я прохожу внутрь, отмечая детали: на паркете остались пятна от разлитого лака Мелани, у окна все также стоит противное оранжевое кресло, накрытое белым балахоном, но оно все ещё повернуто так, как удобно было мне, когда я провел в нем ночь, наблюдая за ней после панической атаки в больнице. Кровать - немой свидетель нашей страсти: мы занимались на ней любовью в ночь перед аутодафе Мелани, нарушив одно из главных правил Саббата. Уже тогда она решила, что будет делать дальше, а я, дурак, не понял и не хотел ее слушать. А ведь любимая хотела сказать что-то… Возможно, дай ей слово, я сразу бы понял, что она хочет пожертвовать собой и не допустил бы этого. Тупой идиот! Не зря меня накачивают таблетками. Так мне и надо. Я вообще не понимаю, как еще хожу по этой земле.
Я разворачиваюсь и ухожу, с тоской отметив, что шкаф пустой – там уже нет кружевного черного платья моей девочки, сохранившего аромат ее тела и духов.
Может, это и к лучшему.
В моей комнате тоже порядок. Реджина и тут побывала, убрав в ящик комода все фотографии с него и заперев на ключ, который, естественно, забрала себе. Это произошло еще, когда я пытался выброситься из окна. Поэтому не удивился и не разозлился. От комода разило магией Светоча – блокировка: без спроса Реджины туда не залезть.
Комната стала стерильной, пустой и нежилой, ничем не отличающейся от комнат Карцера и моей палаты. Я достаю из кармана таблетки и глотаю их, не запивая. После чего падаю в измождении на свою кровать и засыпаю, каждый раз надеясь, что завтра не проснусь.
Утром, проснувшись в своей кровати, почувствовал радость – удобная, с родными подушками и одеялом, которые сам выбирал и покупал. Я люблю комфортную мебель. Особенно кровати. Всё началось с одного случая. Как-то раз, подначиваемый Стефаном и открывшейся свободой, – мы только что с Мириам поступили в Саббат - тайно сбежал из замка и загулял с Клаусснером и Ганном-старшим. Не помню, что происходило и причину побега. Помню лишь, что было много девиц и выпивки. Я был юный, резвый, с неуемной жаждой жизни – мне казалось, что я могу всё, и я действительно мог всё. Поэтому стоит ли винить безбашенного молодого Оденкирка? В общем, я тогда напился в стельку, парни внесли меня в Саббат, положили на диване в гостиной и забыли. С утра нас ждало наказание от Реджины Хелмак. Для меня был создан личный маленький ад от Светоча: неделю спать в гостиной, «раз мне так удобнее, чем в своей комнате». К слову, диван был непригодный для ночевок, так как был сделан полтора века назад для приема гостей. Неделя кошмара с болями в спине, шее и мышцах, постоянное падение и скатывание с проклятого лежбища ночью. Мириам ходила довольная от моего наказания, я же уже на второй день был готов умолять Реджину изменить свое решение. С тех пор ненавижу неудобную мебель!
Вздыхаю. Благословенное было время, сумасшедшее. Притом, по-доброму сумасшедшее. А не этот апокалипсис, который разворачивается каждый день.
Я рефлекторно кидаю взгляд на тумбочку и не нахожу фотографий. Черт! Боль резко колет в сердце. Мелани… Ее смерть… Зачем посмотрел? Зачем вспомнил? А ведь так всё славно начиналось.
Утро прошло в относительной суете. Когда спустился вниз, меня громко поздравил с Рождеством Стефан, Ной прошелестел по коридору в своей шелковой пижаме, на кухне увидел Курта и Еву, готовящих завтраки не только для себя, но и для Светочей.
- Как спалось?
- Отрубился после таблеток. – Я плюхаюсь за стол и начинаю намазывать на булку масло.
- Ты действительно пьешь таблетки или говоришь нам, чтобы мы успокоились? – Ева садится напротив с дымящейся кружкой кофе и протягивает ее мне. Я благодарно принимаю ее.
- Действительно.
В этот момент Курт ставит на поднос тарелки с едой и выходит с кухни.
- А у него профессионально получается. – Смеюсь вслед уходящему Ганну.
- Конечно. Вспомни, сколько у него девушек было – сколько завтраков доставил в постель.
Мы смеемся с ней, будто как в старые времена.
- Ева, - я решил задать давно мучающий меня вопрос. – Можно тебя спросить кое о чем?
- Ну?
- Ты же видела, что ее сожгут, почему не предупредила меня?
- Рэй, я не машина. Я не могу держать дар постоянно включенным. Накануне будущее было в ее пользу, а Кевин не должен был выжить. – Она накрывает мою руку своей и я чувствую человеческое тепло. Внутри все болит и стонет. Я все еще горю с Мел. Ева смотрит жалостно и шепчет: – Прости меня, что не уследила за этим. Прости, что позволила этому произойти.
Я убираю руку из-под ее. Ощущаю пепельное разочарование. Ева не виновата…
- Тебе не за что просить прощение. Я виноват во всем.
- Ты не виноват, Рэй. Не говори так!
Меня душат слезы, и я выговариваюсь Еве, как когда-то делал Мириам:
- А кто тогда? Кто понесет наказание за произошедшее? Я собственноручно опустил факел. Ты понимаешь? Я ее сжег! А она пыталась мне сказать о своих планах. Я не понял! Дурак, не хотел слушать. Испугался! И вот что теперь? Если бы она сказала, я бы всё понял и не пустил бы ее никуда!
- Если бы, Рэй. Этих «если бы» миллион! И каждое меняет будущее ежесекундно! Ты стойко ищешь виноватого, хочешь мести, но его нет. Впервые нет, Рэй! Нет второго Савова, нет второй Мириам. Мелани сама решила это сделать. Понимаешь? Сама! И ты не хочешь полностью осознать это.
- Тогда скажи мне, почему она это сделала? – Я вскакиваю из-за стола, меня всего трясет. И кажется, плачу.
- Она это сделала ради сестры и Кевина.
- Ради сестры? Варвары? – Я удивлен. Нет, я обескуражен ответом. Даже замираю, шокировано смотря на Еву.
- Да. Варвара ждет ребенка от Кевина, Мелани посчитала, что не имеет права отнимать отца у младенца. Ну, еще она говорила про муки совести, что не сможет жить, осознавая, что лишила сестру и ее ребенка Кевина.
У меня подкашиваются ноги и я бухаюсь обратно на стул. Наконец-то найден ответ на эту головоломку. Но, черт возьми, это не то, что я ожидал! Вместо облегчения, я ничего не чувствую, будто включатель не сработал и я продолжаю стоять в темноте.
- А Кевин знает?
- О чем?
- Что Варвара беременна?
- Нет. Мы ничего ему не говорили. С ним всё сложно. Сейчас вообще, как пророк, я не могу сказать, что будет завтра.
- Почему?
- Ну, во-первых, опять идут непонятные картинки, несвязанные между собой, будущее меняется с невероятной скоростью. Да и Кевин с его случайными всплесками тоже сбивает с толку. – Ева трет лоб, будто голова разболелась, но я не чувствую боли. Просто жест озабоченности. – Не знаю, имею ли право это говорить, но я вижу вот это.
Она хватает меня за руку, и уши внезапно закладывает, ощущение, что я резко быстро падаю куда-то, содержимое моего желудка аж ухает вниз, и поднимается волна тошноты. Перед глазами встает картинка: я стою в лучах закатного солнца и разговариваю с… Мелани?
И снова меня «выдергивает». В ту же секунду я уже сижу за столом на кухне и пытаюсь справиться с накатывающей тошнотой, что даже проступает холодный пот.
- Что это было? – Я жмурюсь и тру глаза. В ушах стучит.
- Мой дар. Я расширила его. Могу, как Ной, транслировать видения. Правда, получается жестко. Всем плохо. Ты вдыхай глубоко и выдыхай медленно, через пару секунд всё пройдет.
Ева заботливо подводит меня к раковине, чтобы умыться. Холодная вода приводит в чувство.
- Ух! Как будто с высоты скинули! – Я резко выдыхаю, чувствуя облегчение.
- Стеф бесится, когда я так делаю.
- Я понимаю его! Если бы не так резко, то было бы еще терпимо. А так - ощущение, что я в лобовую атаку пошел!
Ева смеется, но потом снова становится серьезной.
- Итак, ты разглядел его?
- Кого? Себя?
- Видение, дурачина!
- Да. Там был я и… еще кто-то. – Я отвожу глаза в сторону, чувствуя, как бешено колотится сердце.
- Это была Мелани.
- Ева! Она мертва! Скорее всего, я разговаривал с Варварой. То есть буду говорить с ней. Они очень похожи внешне…
Сам говорю и не верю. В видении девушка была очень похожа на Мелани. Варвара другая.
Я чувствую, как руки Евы ложатся мне на плечи, и она обнимает меня. Объятия просты, неэмоциональны: просто замерли, сцепившись друг с другом, но так хорошо.
- Вот стоит мне отлучиться, а ее уже другой тискает! – Стефан ворвался в кухню полностью одетый: то ли с улицы пришел, то ли уходить собирался.
Я размыкаю объятия и умоляюще смотрю на Валльде:
- Можно я его ударю? А? Ева, разреши! Хотя бы разочек!
- Нет, Рэй. Не могу. А на ком я тогда свой дар буду отрабатывать?
За спиной слышится мученический стон.
- Ненавижу твой дар, Ева. – Клаусснер плюхается на стул и начинает мне жаловаться: – Она издевается надо мной! Ты представляешь, каково это, когда тебя выкидывают в грядущее?
- Только что испытал. – Я смеюсь над горюющим Стефом.
- А вот представь, я по два-три раза в день это испытываю. Да мне в космонавты уже пора! В летчики–испытатели! Такие нагрузки на организм.
- Не жалуйся. – Ева подходит к нему и целует, после чего что-то шепчет ему на ухо, отчего у Стефана тут же начинают блестеть глаза, а на лице расплывается кривая непристойная улыбка, и уходит из кухни. Понятно без слов. Я отворачиваюсь и сажусь пить свой кофе.
- Ты чего сидишь? Допивай и пошли!
- Куда? – Я удивленно таращусь на Стефа.
- За жратвой от Лауры. Нам надо забрать заказ из Италии и притащить сюда.
- Так много?
- Я как понял, Лаура не скупилась. Говорят, там вина только два ящика.
Я вздыхаю. Ну что же, это отвлечет хотя бы.
Зал был украшен еловыми ароматными ветками и гирляндами, повсюду горели свечи. Мы были одеты в дорогие костюмы, как на выход в свет. Ева и Реджина разбавляли нашу мужскую компанию, блистая своей красотой и околдовывая своими женскими чарами: вечерние платья, прически, макияж, соблазнительный аромат духов, голые коленки, тонкие запястья, изящные грациозные шеи с колье – потрясающе! Посторонний незнающий наблюдатель назвал бы нас элитой. Мы умеем выглядеть внушительно и дорого, но почти у каждого все это приобретенное, мало кто из нас знал в детстве достаток в еде и деньгах. Я тоже надел свой дорогой прошлогодний костюм. Вообще-то, как ввела традицию Мириам, я каждое Рождество покупал новый, обязательно баснословно дорогой и с громким именем на бирке, но не в этом году. И я был такой не один, кто нарушил эту традицию. Кевин тоже был одет в старое, но выглядел еще более отстранённо и небрежно, чем я. Он стоял одинокой фигурой возле камина, держась особняком от всех остальных. Мы оба были чужие на этом празднике. Я постоянно кидал взгляды в его сторону, Ганн же молча стоял и пил шампанское, уткнувшись себе под ноги. Кевин уже не смеялся, веселя всех своими остротами, не был галантным и душой компании. Он словно извинялся за свое присутствие здесь и боялся меня. Я же смотрел на него и думал о том, что этот человек должен быть мертв. Мелани крутанула колесо фортуны в его сторону ради того, чтобы он стал отцом ребенку, о котором еще даже не знает. Но возникает вопрос: а будет ли? Стоило ли жертвовать?
Реджина тут же шикает на меня через ведьмин зов, чтобы не смел об этом говорить ему, что придет время, и она сама откроет Ганну правду. А я и не спорил, сидел в углу дивана и тихо нажирался шампанским.
- Я хочу произнести тост. – Артур галантно вышел вперед. Все присутствующие обратили на него свое внимание и затихли. – Вот промчался еще один год. Тяжелый, безумный и невероятно испытывающий нас. Судьба за это время столько раз грозила нам смертью. Еще никогда Саббат не был столь уязвим. Но благодаря Богу и его планам на нас, а еще талантливому стратегу – моей сестре Реджине, - все обращают внимание на царственную Хелмак, которая стоит поблескивая своими бриллиантами в свете свечей, – мы продолжаем существовать, радоваться жизни полным составом, которым и были в прошлом году. Реджина, этот бокал я хочу выпить за тебя!
Все поднимают в ее честь шампанское и выпивают. Я снова кошусь на Ганна и наши взгляды встречаются, понимаю, что мы сейчас думаем об одном и том же: то, что для всех кажется счастливым концом, мой и его финал остается открытым – либо драма, либо трагедия.
Этот год действительно изменил Саббат - он сломал нас, покорежил, у кого-то отросли когти и зубы, а у кого-то беспомощность в теле.
- Я хочу поделиться радостными новостями. – Реджина выходит вперед взамен Артура и торжественным голосом она обращается к шестерым, как к толпе в этой огромной холодной зале: – Во-первых, я хочу поздравить Еву и Стефана, что они наконец-то решили пожениться. Мы долго этого ждали и вот свершилось!
Я удивленно смотрю на Стефана, который трет свой бритый подбородок – бороды ему явно не хватает. Интересно, как ему удалось уломать Еву? Сколько он раз ей делал предложение? Раз пять точно. Что же так повлияло на нее? Наверное, все эти события, которые разворачивались у них на глазах. К тому же, Стеф был в опасной близости к инквизиторскому костру. Он даже подружился с Лаурой. Что еще более удивительно! Тогда чему я удивляюсь? Хоть у кого-то всё будет хорошо. Я рад за них. Стефан достоин счастья. Наверное, нет сумасброднее мужчины, чем Клаусснер, желающий надеть на себя узы брака, когда остальные мечтают оставаться холостяками.
Я присоединяюсь к аплодисментам и приобнимаю Клаусснера, который улыбается во все тридцать два зуба, если они еще в этом количестве у него из-за работы Инквизитора.
- Во-вторых, хочу объявить и поздравить с повышением Ноя Валльде и Сару Луизу Чейз, которая отсутствует с нами сегодня, так как уехала на каникулы к родственникам. Оба в скором времени приступают к работе в Сенате как Архивариусы. При том Саре дали третий тип в отделе бытовых преступлений, а нашему Ною - третий тип в отделе расследований особо тяжких преступлений. Поздравляю, Ной!
И снова аплодисменты. Впервые вижу улыбающегося Ноя. Он весь красный от удовольствия, смущенно потупил глаза, разглядывая мыски своих ботинок.
- Говорят, Реджина ходатайствовала за Чейз в Сенате. – Бормочет мне на ухо Курт. - Та всё была не в восторге от решений Хелмак, вот Светоч и убрала ее с дороги, заодно заткнула, чтобы не сболтнула про нас лишнего.
Я кошусь на Реджину, та прочитав мои мысли и Курта, победоносно улыбается. Черт возьми, шикарная женщина! Элегантность решения по избавлению чопорной занудной Чейз поражает. Браво, Реджина!
Я поднимаю бокал и, глядя в довольные хитрые глаза Реджины, делаю глоток. Шампанское щекоча нёбо сладостью льется внутрь меня, ослабляя мои нервы, натянутые, как канаты.
- И третье. Я хочу выпить за вас, мальчики. – Хелмак обращается ко мне и Ганну. – Я знаю, что вы потеряли многое, что от вас остались лишь тени моих любимых Рэйнольда и Кевина. Вы пережили многое, вы испытали то, что и некоторые из нас не испытывали. Жизнь била вас и пытала, но вы вставали и шли в атаку, наплевав на все запреты, мнения и даже законы физики. Вы оба умерли. Один вчера на бумаге. – Она поворачивается к Кевину, который замер в позе у камина, скорее всего, желая стать незаметным. – Поздравляю, для мира Инициированных ты теперь недоступен. Ты можешь начать все с чистого листа. Другой, - она поворачивается ко мне, – физически. Но был воскрешен любовью. Рэй, помни об этом. Ты потерял Мелани, но она хотела, чтобы ты жил. Она воскресила тебя и дала тебе шанс! Не разочаруй её. За вас!
Она поднимает бокал и залпом его выпивает. Все смущенно повторяют это. Никто не аплодирует, радостно не восклицает, лишь скорбно молчат.
Я оборачиваюсь на Ганна и впервые не чувствую ненависти и злобы к нему. Хелмак права, Мелани была любовью, которая воскрешала и даровала нам шанс. Истинный Ангел.
Моя девочка.
Приоритеты
Неделя прошла со смерти моего любимого. А я ничуть не приблизилась к ее разгадке. Постоянно прокручивала варианты, вспоминала последние мгновения. Зря я так с ним! Может, скажи, что жду ребенка, он остался бы со мной, был бы живой? Не хочу думать об этом! Я постоянно перебираю его вещи и жажду мести. Хочу знать всё! Чтобы отвлечься от накатывающей на меня тоски, начинаю разгадывать еще одну загадку «США-Орегон-Доброе сердце». Аня! Еще одна головная боль. При том я должна понять, где найти ее и как воскресить. Я могу вернуть хотя бы одного потерянного мной человека! И я сделаю это.
Сейчас я была как на иголках, потому что с минуты на минуту должна была прийти Нина. Если бы не она со своей помощью, я уже заправляла бы балом у Сатаны на ритуале у какой-нибудь проклятой бездушной Химеры, но вместо этого я потратила неделю на расшифровку «Доброе сердце». Я судорожно собирала сумку - до отлета в Америку было пару часов. Перед глазами лежал список того, что нужно было взять.
Поиск в Google на «Доброе сердце, Орегон» выдал кучу ответов: среди которых была церковь, благотворительность, пекарская, книжка про наркоманию, чей-то блог и прочее. Я просмотрела всё по несколько раз – пусто. Ну не в пекарскую же мне ехать за Анной? Хотя…
На второй запрос «США-Орегон-Доброе сердце» Google разразился уже более конкретными ссылками. И всё равно, я не чувствовала, что там есть что-то нужное.
В общем, я была ни с чем. Поэтому решила лететь в Орегон и уже там на месте решать, куда ехать – в пекарскую или в церковь.
Звонок в квартиру был резким, словно разбили что-то. Я тут же побежала открывать. Глянув в глазок, увидела мрачную фигуру Субботиной.
Она тенью шмыгнула в коридор. Я же вела себя, как в старых шпионских фильмах: осмотрела площадку - нет ли посторонних, и только потом закрыла дверь.
- Принесла?
- Да. Это ксерокопии. – Она достает пластиковую папку и передает мне. - Только никому не говори.
- Хорошо. – Я достаю листы и вижу протоколы Архивариусов.
- Как ты их достала?
- Достать оказалось просто. Дело без грифа секретности и его ведет Стонтон. – Нина произнесла имя как-то скупо с неприятными нотками, что я удивленно посмотрела на нее. Интересно, что это означает? Это плохо или хорошо?
- Ты читала дело?
- Да.
- И что там?
Субботина странно молчит. Меня это пугает, что меня начинает трясти.
- Нина! Его убили Химеры? Да?
- Я не знаю…
- В смысле?
- Прочитай дело. И больше не обращайся за этим ко мне. Ладно?
- Хорошо…
Внутри все холодеет от разных страшных мыслей и догадок. Нина разворачивается и хмуро идет к двери, оставляя меня в замершей позе с папкой в руках. Я смотрю на нее, провожая взглядом, но как только Субботина переступает порог, внезапно дергается и останавливается на площадке. Я в ужасе кидаюсь к выходу, чтобы посмотреть кто там. На площадке между лестничными пролетами стоял мужчина.
- Ты? – Нина удивленно таращится на него. И только сейчас понимаю, что это тот Саббатовский Инквизитор. Ной, кажется…
- Я искал тебя. - Нина внезапно становится красной как рак и не знает куда деть глаза. Я же пугаюсь этого Инквизитора, он напоминает призрака или маньяка, который поджидает в темноте своих жертв.
- Зачем ты искал? – Голос Нины срывается. Боже! Девочка смущена до предела своих возможностей. Зато Инквизитор продолжает на нее смотреть своим немигающим взглядом серых ледовитых глаз. Жуть просто!
- Хочу поговорить.
- Эээ… Все в порядке? – Я обращаюсь к Нине, потому что неловкость ситуации передается и мне.
- Да. Всё в порядке.
- Хорошо.
Я понимаю, что лишняя, и пячусь обратно в квартиру, прикрыв дверь, но все ещё оставаясь в коридоре, на случай, если этот маньяк с серыми глазами и светлыми волосами нападет на Нину, я могла бы помочь ей отбиться. Я слышу из-за двери обрывки фраз: «ты не звонила», «снова не разговариваешь», «Сенат». Всё ясно, разборки влюбленных. Я же судорожно впиваюсь пальцами в листы и начинаю вчитываться.
«Тело мужчины представляет полуразложившийся труп, из-за которого распознать личность по внешним признакам практически невозможно».
«При мужчине находилось удостоверение личности».
«Вскрытие производилось смертным патологоанатомом доктором Джереми Скоттом».
«Опознание произвели Второй Светоч Саббата Артур Хелмак и Инквизитор из Саббата Ной Валльде. Они узнали в погибшем Кевина Ганна по одежде и вещам…»
«Сличение по энергетике указало на Инквизитора Кевина Ганна».
«По всем перечисленным выше факторам Святой Сенат признает в неопознанном мужчине Инквизитора Кевина Ганна».
Признает в неопознанном мужчине... В моей голове вспыхивает фейерверк вопросов! Но самое интересное - опознавали его Светоч и Ной. Тот самый Ной, который сейчас стоит за дверью!
Я кидаюсь к двери и распахиваю ее, чтобы догнать либо Инквизитора, либо Нину. Но, вылетев в коридор, замираю от неожиданности. Сначала мне кажется, что мужчина привалился к стене и ему плохо, и только потом различаю, что Инквизитор, целует девушку, вжимая ее в стену. Выглядят оба, как два каменных изваяния - ни одного страстного, лишнего движения. Выдает их громкий вздох Ноя и чуть сместившаяся рука Нины по его спине. Скорее почувствовав, что я таращусь на целующихся, они отлепляются друг друга. При том мужчина даже отходит от Нины на несколько шагов и встает по стойке смирно, уставившись куда-то в потолок. Нина же покрывается румянцем и смотрит на меня открытым враждебным взглядом, что я даже пугаюсь ее. Не зря Субботину боятся - мне кажется, она и проклясть может.
- Варя?
Чувствую себя сбитой с толка. Будто это я сейчас целовалась и меня уличили в том, чего знать не положено!
- Простите.
- Ты что-то хотела? – Черт возьми! Можно подумать мы с ней поменялись местами.
- Да. Ной, ты… ты… - Я смотрю на Валльде и у меня в голове словно тумблер щелкнул: как его спросить про Кевина, не выдав Нину? – Слышала, нашли тело Кевина. Да? – Валльде на меня смотрит, не моргая. – Просто неделю назад мне сказали, что он мертв.
- Да. Сенат признал в найденном мужчине Инквизитора Кевина Ганна. - Голос Ноя, как звон металла: холодный, неэмоциальный, и говорит, как Архивариусы – штампованными фразами из дел.
- То есть это может быть не Кевин? – Я смотрю на него, пытаясь найти хоть какую-то брешь в этом железном человеке. Но нет. Ни один мускул не дрогнул.
- Одежда, документы при трупе и сличенная энергия указывает на него.
- То есть по лицу вообще не разобрать?
- Нет. Тело было сгнившее.
- Сгнившее?
Ной тяжко вздыхает и выдает фразу из дела, которую только что прочитала:
- Полуразложившейся труп был найден в коллекторе Ливерпуля. Влажность убыстрила процесс разложения. Крысы и мыши сильно повредили лицо, поэтому установить личность погибшего невозможно.
Смотрю на Валльде и думаю, кому выгодно выдавать тело за Кевина? Химерам? Инквизиторам? Мог ли Валльде сделать ошибку? Но этот человек может видеть прошлое - так, кажется, его дар описала Нина. «Одежда, документы при трупе и сличенная энергия указывает на него». Я начинаю неконтролируемо улыбаться, как дурочка.
- Спасибо. Спасибо! – Я готова броситься на шею Ною. Но вместо этого спрашиваю, не обращая на злую Субботину внимания: – И последний вопрос. Можно?
- Да.
- Где сейчас Оденкирк?
- Он по решению Сената проходит лечение в психиатрической больнице.
- В какой?
- Это закрытая секретная информация.
- Спасибо! – Я снова улыбаюсь, как идиотка. О боже! Да меня сейчас разорвет на кучу Варвар Шуваловых. Пячусь назад, закрываю дверь, прохожу в зал и начинаю визжать, как маленькая. Ай да, Варька! Ай я молодец! Кевин жив! И он у Инквизиторов! Любимый мой, родной! Они его прячут! Только зачем? От Моргана? От Химер? От своих же? Ай! Не важно!
Я начинаю хлопать в ладоши, танцевать и напевать мотив «Single ladies».
Документы? У него были права в кармане, я помню. Но одежда! Они промахнулись на одежде! Ну как мог Валльде опознать Кевина по одежде, когда в последний раз он был в джинсах, которые я ему покупала!
«Cause if you liked it
Then you should have put a ring on it
If you liked it then
you should've put a ring on it
Don't be mad once you see that he want it
If you liked it then
you should've put a ring on it».*
Я двигаюсь по комнате, послав заряд в музыкальный центр, где тут же включилась эта песня. Призываю из коридора папку, которая точно влетает мне в руку. Моя магия сейчас на невероятном подъеме. Раньше так у меня не получалось! Сейчас я могу всё!
Отыскиваю нужную фразу и зачитываю громко:
- Опознание произвели Второй Светоч Саббата Артур Хелмак и Инквизитор из Саббата Ной Валльде! Они узнали в погибшем Кевина Ганна по одежде и вещам!
Кевин в Саббате! Кевин у своих. Как-то ему удалось сбежать к ним. Только… За все время он ни разу не связался со мной. Бросил? Не нужна? Или что-то серьезное?
Я останавливаюсь посередине комнаты, осознавая свое новое положение. Меня так и подмывает броситься в его школу и выведать правду у этих лжецов и лицемеров, что там живут. Ну ничего! Я докопаюсь до правды! Для начала я должна Аньку найти и воскресить! Тем более я, кажется, знаю, что пыталась мне сказать ее душа.
США, Орегон, «Доброе сердце»? Оденкирк в психиатрической больнице? Я открываю ноутбук и снова ввожу в поисковик набившие оскомину слова. Одиннадцатая строчка: даже номер - наша дата рождения с Аней.
Дэррил
Я возбужден от нетерпения. Каждая моя клеточка тела подает сигналы приступить к оживлению Мелани. Но остались лишь детали. Нужно дождаться Кристофера и Эйвинда. Я нахаживал круги вокруг ванны, где в маслянистой жидкости уже лежало полностью заново созданное тело. За три дня Мелани превратилась из медузы в прекрасную девушку из плоти и крови. Благодаря дару Эйвинда, который подгонял процессы, у нее уже отрасли волосы, появились брови, ресницы и ногти. Она была полностью готова. Я смотрел и видел, что осталось немножко, считанные минуты и надо возвращать. Сама же душа незримо мерцала в углу, иногда пропадая, иногда проявляясь, словно была в анабиозе – Мелани уже не говорила и не задавала вопросов, просто стояла и ждала. Она была готова к возвращению.
Дверь в гараж распахнулась с клубами снега и пара, и ко мне спеша влетели Эйвинд и Кристофер.
- Привет. Прости, задержался. – Кристофер работал с отцом в сервисе по починке разной техники. Собственно, именно там он и открыл свой дар – электричество. Но со своим талантом он явно не мог справиться, взять под контроль даром и развить. Я знал, что он мог бы, к примеру, продержать весь мой гараж с обогревателями, лампой и дом неделю только на своем даре, но у Бьярке получались лишь легкие заряды, иногда как статическое электричество. Правда, он сильно помог с Мелани: он запускал нейроны и связывал нити ДНК за счет электроразрядов.
- Что случилось? – Я вижу, что Кристофер расстроен, хоть и выглядит, как всегда, хмуро.
- С отцом поцапался.
- Ясно. – Когда Бьярке было пять, у него умерла мать от рака. Воспитал их с братом отец: жестко, с тычками и подзатыльниками. Год назад умер Сиверт, и Кристофер остался единственным наследником мастерской «Бьярке и сыновья». Если честно, мы вздохнули с облегчением, когда этот придурок Сиверт окочурился, потому что он постоянно угрожал растрепаться, что происходит тут у нас. А Кристофер вздохнул вдвойне, ибо его дом тогда представлял ад, откуда он постоянно сбегал и оказывался пойманным полицией. Сейчас он жил дома и отец взялся за него конкретно. Казалось бы, герр Бьярке потерял жену и сына - живи спокойно, работай, вспоминай, плач, но нет, он все «внимание» теперь концентрировал на Кристофере, постоянно находя к чему прицепиться и спуская на него всех собак. Но Криса это не волновало, потому что, как он сам не раз признавался, жить стало легче.
- А где сейчас Питер и девочки?
Эйвинд снимает куртку и кидает к шмоткам Кристофера.
- Девчонки пошли за одеждой для Мелани через портал. А Басс попал под горячую руку Миа. Та в него вцепилась и сказала, что он обязательно должен пойти с ними.
Мы переглядываемся и начинаем противно хихикать. Представляю, какой вернется Питер. Эти две фройляйн его живым не выпустят. Наверняка, придёт, упадет на матрац и будет со стоном рассказывать, как он с ними наматывал километры в бутиках с женской одеждой, как его мучили выбором: «Вот эти розовые с бантиком или вот эти розовые с ленточкой?»
- Итак, что нам делать? – Эйвинд с интересом смотрит на меня, закатав рукава.
- Процесс закончился. Я ее постоянно держу на Essentia omnium. Думаю, тебе стоит убыстрить процесс завершения. А потом мы ее вытащим из ванны, и дальше Кристофер будет бить в сердце зарядами, а я делать искусственное дыхание.
- Окей.
Пацаны соглашаются, будучи в полной боевой готовности. Мы подходим к ванне, где лежит девушка в этой желто-оранжевой помутневшей маслянистой жидкости. Я вспоминаю, какой она была кружевной медузой, как после добавления крови матери, стали появляться прожилки, как появились и скрепились кости после добавления нескольких пачек молока в воду, как она обрастала мускулами, как вчера мы все сдавали кровь для нее, чтобы завершить процесс восстановления. И вот передо мной в этой мути, похожей на перегоревшее масло, лежала она – Мелани, такая, какой я ее помню.
- Что-то прям не по себе. Она голая. Настоящая… - Эйвинд смотрит на Мел, и я вижу легкий стеснительный румянец. Меня иногда забавляет инквизиторское поведение Ларсена.
- Конечно, настоящая. А через пару минут будет живая. Давай! Миксуй!
И Эйвинд посылает заряд на Мелани.
***
Первые ощущения: тяжело, больно, твердо.
Я такая большая.
Такая длинная.
Я обширная, как космос? Где я начинаюсь и заканчиваюсь?
Свежо. Морозно.
Запахи.
Разные. Приятные и не очень.
Но я дышу. Механически. Не задумываясь.
Дышать легко. Приятно. А вот кашлять больно.
Я не могу дышать, пока кашляю.
Как остановиться?
…
Кажется, остановилась.
Подо мной твердь.
Горит столбом то, через что я кашляла.
Горло. Это называется горло.
А еще я стала заметная.
Больно?
Нет. Ново. Непривычно.
Кажется, это называется громко.
Вот! Я не заметная, а громкая.
Что-то во мне и стучит.
Это называется сердце.
Оно горячее и заполняет меня.
Раньше я не ощущала себя и не знала границ.
Я центр вселенной? Или маленькая точка?
Теперь такое чувство, будто я везде.
Неприятно. Колюче. Или это больно?
Кажется, это называется холод.
Точно!
Я замерзла.
Темно с красными прожилками.
Рядом кто-то. Слышу шорохи.
И что-то громко тарахтит…
- Мелани? – Голос зовет меня. – Мелани!
Требует. Настойчиво.
Я пытаюсь донести Голосу, что слышу. Проходит шуршание с чем-то проносящимся по мне.
Мне не нравятся ощущения.
- Вы видели? Она дернула рукой! – Это Второй Голос. Кричит.
Неприятно.
Громко.
- Смотрите, она вся мурашками покрылась. Ей, наверное, холодно. – Мне нравится Третий Голос - догадливый. И он, в отличие от Второго, мягче и тише.
- Эйвинд, сбегай за одеялом в дом. – Первый Голос.
- А где оно? – Третий голос.
- Возьми у меня на кровати плед. – Первый голос.
Шаги. Кажется, Третий голос называется Эйвинд.
- Мелани? – Снова Первый.
Я чувствую странное ощущение. Оно определяет мои границы. Будто вода.
Горячо. Давит.
Это касание. Кто-то меня легонько трясет.
- Вот! – Эйвинд вернулся. На меня что-то падает.
Не больно.
Приятно. Мягко.
Благодаря этому, я могу определить границы. Я не такая уж и большая. Не вселенная и не точка.
Длинная. Палкообразная. Не цельная. Расщепляющаяся.
А! Это руки!
А вот ноги.
- Мелани, открывай глаза! Я вижу. Ты не спишь.
Глаза. Надо их еще открыть. Я пытаюсь отодвинуть темноту с прожилками, но становится резко больно.
Дергаюсь.
- Открывай постепенно!
Он касается моего лица, и я начинаю приподнимать веки. Всё равно больно. Но не так. Потому что Первый голос держит руку козырьком у моего лба, бросая тень на глаза.
Проморгавшись, вижу людей. Мужчин. Они стоят, вытянув руки вдоль тела, и смотрят на меня сверху вниз. Рядом со мной сидит Первый голос. И я его знаю. Только имени не помню.
- Привет! – Он улыбается. Я узнаю эту улыбку. Пытаюсь улыбнуться в ответ.
Странный звук. Будто хрюканье. Мои глаза рефлекторно находят источник – один из парней хихикает, смеется.
Я пытаюсь улыбнуться и ему. И он с фыркающим звуком начинает давиться сильнее.
- Похоже, она еще не до конца владеет мышцами. – Говорит рядом с ним второй мужчина, и по голосу узнаю - Эйвинд. Но ему отвечает Первый голос:
- Да, улыбка кошмарная. Ну ничего. Скоро придет в себя. Тебе бы в тело попасть после столь долго пребывания без оболочки.
Он начинает поднимать меня. Я пытаюсь помочь, но не могу – не умею. На помощь Первому бросаются остальные парни. Странными манипуляциями со мной, где на своем голом теле ощущаю их руки, мужчины меня укутывают в одеяло, при этом пытаясь удержать от падения. В итоге, на руки меня берет Эйвинд. Голову не удержать, и она закидывается назад. Очень тяжелая! И чьи-то руки помогают положить ее на плечо парню.
- Ее бы помыть. А то она в этой… слизи. И пахнет неприятно.
Пахнет? Я плохо пахну? Не чувствую… Странно.
- Мы ее еще мыть будем? – Второй голос озадачен. Впервые я замечаю, что парни разные и жадно начинаю рассматривать их.
Первый голос с длинной челкой, но короткими волосами на затылке. Глаза серые с пушистыми длинными ресницами. Тонкий чуть вздернутый нос. Татуировки на шее. Нравится мне? Не знаю. Но что-то это мне напоминает. Губы пухловатые… Как же его зовут?
Второй – с длинными светлыми волосами. Одет во все черное, скрипящее и кожаное. Взгляд напуганный, серьезный, с четким изломом бровей. Нос у него не тонкий, а широковат, где переносица. Без татуировок. Красивый.
Эйвинд был с тонкой верхней губой, с обычным носом и серо-голубыми глазами такими спокойными, такими мудрыми, что именно взгляд цеплял больше всего.
Все трое красивые.
Странно.
Откуда я знаю, что они не уродливы?
- Думаю, надо помыть. Я не знаю, когда придут девчонки. А оставлять ее нагой и мокрой нельзя.
- Тогда, может, ты это сделаешь? Ты, как никак, ее Создатель. – Я слышу странные притихшие нотки от Эйвинда. Я им не нравлюсь?
- Я не Создатель. Я просто восстановил тело. – Первый голос печален и расстроен. Наверное, потому что я им не нравлюсь. – Ладно, пошли наверх. Я ее помою без вас.
Меня несут в светлое помещение, где много дерева.
Дом. Здесь мило. Нравится. Уютно.
А еще вкусно пахнет.
Парни помогают Эйвинду - открывают двери перед ним.
Ванна холодная. С железными трубами и блестящими квадратиками… Плитки. Так, кажется, это называется. Мне не нравится здесь. Мерзну.
Вода полилась из трубы. Это… не помню, как называется.
Звук шипящий и бурлящий. Неприятно громкий, что больно в голове.
- Клади ее. – Приказывает Эйвинду Первый голос. И он меня опускает в железную ванну. Холодные стены, горячая вода.
Стону.
- Горячо? Подожди. Сделаю прохладнее. – Первый голос крутит блестящие ручки. И ногам становится прохладнее, но не телу. Жжется. Но через минуту становится приятно.
- Попробуй голову подержать сама. – Обращается ко мне Эйвинд, который до этого держал свои руки под моей шеей. Благодаря ему я не сползла в ванну. Теперь он пытался их вынуть. Я переношу вес на шею - и голову начинает мотать и шатать. Ужасно тяжело и трудно!
И как это у них получается? Я не выдерживаю и быстро устаю, откидывая голову. Врезаюсь макушкой в что-то с жутким ударом. Очень больно, что начинаю невольно плакать!
- Слушай, она, прям, как дети маленькие. Даже голову держать не может. Это сколько же нам ждать, чтобы она восстановилась? – Эйвинд заботливо кладет что-то мягкое под голову. Но все равно, где ударилась, пульсирует и саднит.
Первый голос смотрит на меня пронзительным взглядом, после чего выдает:
- Думаю, завтра она попробует уже ходить. Дар мне подсказывает, что на восстановление ей психически и физически где-то неделя-две.
- А разве не ты рассказывал, как те оживленные древние, чуть ли не дрались после воскрешения? – Второй голос недоуменно пялится на Первого.
- Всё так, Крис. Только там были бездушные. Да и восстанавливал я тела не как хранилище для души. А тут… Короче, всё по-другому.
Мне не нравится, что все трое пялятся на меня с каким-то безразличным суровым видом. Будто я вещь. Единственное, что я могу сделать в ответ - это дернуть ногой и закрыть глаза.
- Ладно. Идите, чай попейте, в холодильнике бутерброды.
- У тебя не вкусные бутерброды. – Бурчит Крис. – Как вы с Миа живете без мяса?
- Мы не живем без мяса. Просто мама не догадывается.
Ребята хмыкают в ответ Первому и удаляются из ванной.
- Хорошо, что Питер с девчонками, а то бы он постоянно флиртовал с тобой, шутил бы по поводу наготы, ради того, чтобы Эйвинд ходил красный от смущения. Нет! Они нормальные. Ты не подумай. Просто Питер Басс любит издеваться над Ларсеном.
Все это он говорит, намыливая меня мягким камушком - мылом. Приятно пахнет. Летом. Солнцем. Теплом. Травой. На мгновение вспыхивает картинка: круглое озеро, жара, яркая зелень и треск насекомых, трава высокая, сочная с желтыми пушистыми цветочками – одуванчики.
Я снова пытаюсь улыбнуться Первому голосу.
- О! Уже лучше получается! А то в первый раз ощущение было, что ты то ли зубы показываешь, то ли скалишься. Ничего. Скоро ты будешь полноценным человеком!
Он льет холодное на голову и начинает царапать кожу головы. Немного резко. Больно. Неприятно. Но пахнет травой. Другой. Не как у мыла.
- Попробуй поднять голову. Я смою пену.
Я с трудом делаю это, но отмечаю, что уже не так мотает. Даже могу чуть повернуть.
Равновесие. Очередное забытое слово врывается в мой мозг. При том сразу в двух вариантах.
Я пытаюсь произнести. Выходит непонятный звук «э».
- Подожди пока говорить.
И я замолкаю. Смотрю в глаза Первого и пытаюсь вспомнить имя. А я ведь его видела… во снах.
Э-э-э… Там есть этот давящийся, неприятный звук. Он сочетание сразу этих двух слов, означающих равновесие.
Р-р-равновесие.
Ba-a-alance.
Р-р-р-э-э-э.
Э-э-э-р-р-р.
Э-э-э-р-р-р-ил.
Вспомнила!
- Дэррил…
Я быстро уставала в первые дни. Мне иногда хватало часа, чтобы устать и уснуть прямо за столом во время обеда. Дэррил объяснял это «восстановлением памяти»: мой мозг получал и перерабатывал слишком много информации, поэтому от таких нагрузок я «отключалась».
Память восстанавливалась медленно, но верно. Я вспоминала обрывками свою жизнь и людей. Некоторых не помнила, как зовут, или наоборот, всплывало имя, а лица сквозь «тьму» не увидать.
Но был один человек, который мне приснился в первую же ночь – Рэйнольд. Имя всплыло сразу же как очнулась. И вместе с именем я вспомнила невероятную тоску по нему. Мне не хватало его в реальности, постоянно искала его черты в других, вспоминала привычки, голос.
Я не помнила себя, но помнила Рэйнольда.
Человек-сновидение, человек-фантазия. Неужели он где-то существует?
Неужели я касалась его и была любима им?
В первую очередь, я воскрешала в памяти всё с ним, а потом, будто клубок разматывала, остальные воспоминания. Так дошла до костра и момента, когда он меня сжег.
Я не помнила причины, почему он это сделал, не помнила, почему не сопротивлялась.
Я знала, что не держу зла.
Я знаю, что безумно люблю его и скучаю.
- А он меня любил? – Я задаю снова этот вопрос Дэррилу, наблюдая, как он слушает музыку в наушниках, полностью уйдя в состояние похожее на транс – глаза закрыты, легкие кивки в такт и наслаждение на лице.
- Кто?
- Рэйнольд.
- Не любил. Любит.
- Правда?
- Угу. – Дэррил мычит, медленно кивая то ли мне, то ли под музыку.
Я сидела и зачем-то фасовала для их мамы сбор сушенных цветов в маленькие холщовые мешочки. Мисс Финч, как выразился сам Дэррил, вела «здоровый образ жизни»: медитации, йога, вегетарианство, только все натуральное и природное. Собственно, поэтому она и переехала после развода вместе с детьми из США в Норвегию, где сейчас мы и находились. Здесь же она открыла свой центр и ушла с головой в индуизм, выбрав «путь деяний».
Поэтому она не удивилась, узнав, что студентка из Америки на каникулы приехала к Дэррилу и Миа, и осталась с ними жить. Ее много чего не удивляло. Мисс Финч жила в своем мире, отдельном от жизни Миа и Дэррила, а те, в свою очередь, старались ее не загружать своими проблемами - странный симбиоз матери и детей, построенный на взаимоуважении и заботе. Но где-то внутри мне не нравилось это. Почему-то я невольно осуждала ее за некое равнодушие к ним. Может, потому что я не могла вспомнить свою мать? Почему я помнила Рэйнольда, а свою семью нет? Лишь на третий день я вспомнила, что у меня есть сестра Варвара! Но такого щемящего чувства тоски, как по Рэю, она не вызывала.
- Я закончила. – Передо мной лежали двадцать холщовых мешочков с лавандой, ромашкой и кучей других трав.
- Отлично. Уложи в коробку. – Дэррил кивает мне на короб над холодильником. На улице метель. А дома тепло. Включена гирлянда и зажжены свечи. Вечер был уютный, укутывающий, как одеяло, из-под которого не хотелось вылезать. Мы были с Дэррилом одни. Мисс Финч была на занятиях в своем центре, Кристофер и Эйвинд сегодня работали в баре Ларсенов, Питер и Ода пропадали на свидании. Миа куда-то убежала.
- А кто такие Инициированные?
- Это мы.
- Колдуны?
- Угу…
- А я?
- Ты тоже. – Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая приставала к взрослым со своими вопросами, но иначе не могла.
- А почему я не умею, как Кристофер, стрелять электричеством? Или, как Миа, застилать кровать взмахом руки? Или зажигать свечи, как ты?
- Потому что ты еще себя не вспомнила. Вспомнишь - и знак проявится.
- Ты откуда знаешь всё?
- Я не знаю всё. Невозможно знать всё.
- И все-таки? Тебя уважают другие…
- Просто я вижу сущность.
Ну вот опять! Он постоянно отвечает так. Я даже знаю ответ, если спрошу что-то непонятное мне после этой фразы: «Когда вспомнишь, кто ты - поймешь».
- Ты сказал, знак проявится… Это что?
Он, не открывая глаз и не отвлекаясь от музыки, протягивает руку и задирает рукав – татуировка с Луной. В голове словно включается определение ей: Химера. Озвучиваю. Дэррил довольно щелкает пальцами.
- Вот видишь, еще чуть-чуть и вспомнишь кто ты.
Я задумчиво смотрю на свою руку.
- У Миа такая же. Она тоже Химера?
- Да.
- А остальные тоже Химеры?
- Нет. Ларсены - Инквизиторы.
- Инквизиторы… – Я повторяю, как эхо. У Рэйнольда была татуировка, но там было солнце. – У них солнце?
Дэррил снова согласно мычит.
- Рэйнольд был Инквизитором… Поэтому он меня сжег? Ведь Инквизиторы жгли ведьм.
- Он сжег, потому что тебя осудили.
- За что?
- За убийство и побег из Карцера.
- Я убила кого-то?
Я шокировано пытаюсь осознать сказанное. Я убийца? Внезапно Дэррил открывает глаза и смотрит тяжелым пронзительным взглядом – я называю это «внутрь меня»: будто влезает в сердце и мысли.
- Вот ты мне и скажи. Ты убила кого-нибудь?
- Я не помню.
- Я не прошу вспоминать. Ты убила кого-нибудь?
- Нет…
- Вот и ответ.
Он замолкает. А я в замешательстве. Но ведь сожгли! Неужели ошиблись? И я тогда могу ошибаться. Я не помню, это не значит, что я никого не убивала.
- Люди могут ошибаться…
- Могут. И ты расплатилась за всё. Даже за их ошибочные мнения.
Дэррил снова ставит меня в тупик. Прошла неделя с моего пробуждения. И все наши разговоры на протяжении этого времени всегда были такими… философскими, изматывающими. У меня постоянно болела голова от них и хотелось спать. Правда, с каждым днем я была всё выносливее и наши беседы все больше растягивались. А еще мне нравилось в Дэрриле честность и откровенность. Он никогда не замалчивал или пытался сделать объяснение проще. Говорил, как есть, порождая кучу вопросов и тем самым задевая, будто струны, кучу забытых мной моментов.
- А где Миа?
- Не знаю… Где-то бродит.
- Ты за нее не боишься?
- Нет. Она может себя защитить.
- А есть от кого защищаться?
Дэррил снова открывает глаза, но лишь для того, чтобы налить себе чаю и открыть упаковку печенья.
- Всегда есть от кого защищаться. Другой вопрос: какова степень угрозы? Тебе нечего бояться тут.
- А я не боюсь… Или мне есть кого бояться?
- Пока ты тут – нет, никого.
Дверь хлопнула и я услышала довольный голос мисс Финч: «Я дома!»
Дэррил вместо ответа достал вторую кружку для матери и поставил чайник закипать, чтобы она выпила привычный горячий белый чай. Через минуту вошла она, принеся на себе запах сандала и прочих благовоний.
Поблагодарив за заботу Дэррила и чмокнув его, она увидела коробку полную мешочков с травами.
- Спасибо, милая! Вот здорово. А то Миа не допросишься это сделать.
- Не за что. А можно вопрос, мисс Финч?
- Да? – Она удивленно воззрилась на меня, как на чудо, что у меня появился вопрос к ней.
- А зачем они? Для чего?
- А! Это подарки моим ученикам! Эти мешочки надо класть под подушку, чтобы сон был хороший и безмятежный.
Как только она удалилась, Дэррил позволил себе хмыкнуть:
- Бред.
- Разве не так?
- Трава ни при чем. Надо знать специальные заговоры и обряды. А это так… мусор под подушкой.
- А почему ты маме об этом не скажешь? Или сам не доведешь дело? Я видела, как ты вчера, что-то нашептывал над ее «эликсиром здоровья».
- А зачем? Не думаю, что у ее учеников серьезные проблемы со сном, требующие вмешательства колдуна. А вчера надо было: у того, кому предназначался пузырек, проблемы с ногами - так почему чуток не облегчить жизнь?
- Он выздоровеет?
- Кто?
- С ногами.
- Нет. Не выздоровеет. Но облегчение будет. Он уже не в первый раз заказывает ее эликсир.
- Понятно. А ты не в первый раз колдуешь.
Дэррил повернулся и заговорщицки улыбнулся в ответ. И снова хлопнула дверь – пришла Миа.
- Привет всем! – Она, с оглушительным грохотом скинув в коридоре ботинки, прямо в куртке со снегом на плечах и на меховой опушке влетела в кухню. – Смотрите, что нашла на барахолке! Та-дам!
Она поставила деревянную шкатулку на стол прямо перед моим носом.
- Ух ты! Коробочка!
Я восклицаю, беря в руки предмет.
- Не просто коробочка!
Ситуация внезапно становится похожа на другую, что я вспоминаю старый забытый диалог:
- Это не просто фонарик. А силковый фонарь…
- Мел? Ты чего?
- Так вспомнилось… – А перед глазами так и стоит картинка, как я верчу в руках железный со вмятинами фонарь. И он принадлежал Рэйнольду…
- Ну так вот! Я была в Праге…
- А как ты была в Праге? – Я удивленно смотрю на Миа.
- Через портал Инквизиторов.
- Портал?
- Ну да. Портал. Это прокол в пространстве. Всё легально!
- А что он делает? – Я никак не пойму Миа.
- Перемещает. Сначала я попала в Осло, а там через контору в Прагу.
- Контора? – Я удивленно смотрю на Дэррила. Он равнодушно жмет плечами:
- Да. Это Инквизиторская контора…
- Объясните мне, пожалуйста, я ничего не понимаю… - Я сдаюсь, скуля. В моей голове постоянно идут какие-то процессы и воспоминания, которые еще подогреваются странными ощущениями.
- Смотри, мы все Инициированные. – Дэррил снова садится напротив, а Миа убегает раздеваться, оставив шкатулку на столе. – Колдуны и ведьмы, имеющие своего брата и сестру. К определённому возрасту мы становимся на путь самоопределения и у нас появляется знак.
- Химера или Инквизитор?
- Точно! – Он щелкает пальцами. А я будто слышу на заднем фоне другой голос: «Самоопределение - это когда Инициированный решает, что ему ближе: жить по правилам или вседозволенность… быть Дорианом Греем или не быть им…»
Я не слышу, что мне объясняет Дэррил, потому что я там, на плавучем домике в Китае, веду разговор с Рэем. И всё становится так ясно! Так понятно! Есть Инициированные, которые делятся на Химер с их кланами и Инквизиторов со школами, есть Сенат, который управляет этим миром. И все стороны вместе быть не могут и отдельно не существуют.
Я поднимаю глаза на Дэррила и вижу, что он уже молчит и хитро глядит на меня.
Догадался.
И впервые я смотрю на него, как нечто новое, неизведанное и непонятное… И уже рождаются другие вопросы взамен старых: более сложные и конкретные. Но есть один – главный, который применим не только к Дэррилу, но и ко всем его друзьям: как такое возможно?
Утопия
Меня воскресили десять дней назад, а ощущение, что я прожила с этими людьми не меньше года. К тому же, память почти восстановилась и я могла с уверенностью сказать, что не знаю этих людей, что понятия не имею, что делать дальше и чего искать. Да и Дэррил не облегчал задачу – постоянно говорил загадками. В последний раз вспомнила, что я была оружием у Химер, что сама была Химерой, а не Инквизитором, как считала после того разговора на кухне. Самое противное, что теперь знала, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО могла стать Инквизитором и ничего из того, что случилось, не произошло бы. Последний спор с Дэррилом был о том, что мне делать: я рвалась найти Рэя, он же уверял меня сидеть и ждать, мотивируя тем, что память до сих пор полностью не восстановилась, магии у меня нет, и любой враг из прошлого легко меня обнаружит и снова убьет. Опять же, я для всех мертва из прошлой жизни – это была любимая фраза Миа.
Кстати, о ней. Сестра Дэррила была чудом! Правда, с гонором: если что-то ей не нравилось, она делала всё по-своему. Я удивлялась, что мисс Финч вообще не смотрит, чем занимаются и где пропадают её дети. Миа вместо того, чтобы заканчивать школу – рьяно её прогуливала, а зарабатывала тем, что через Инквизиционные порталы шастала по блошиным рынкам Европы, отыскивала вещи и продавала через свой сайт. Бизнес у нее явно шел. Дэррил же после окончания школы и Начала ушел к Патрициям, и тоже зарабатывал чем под руку попадется. Ода с Эйвиндом по легенде для своих родителей работали в мелкой конторе, офис которой находился в Осло – это была Инквизиторская школа.
Вообще вся эта группа представляла нечто необыкновенное и непривычное для всего Инициированного мира. Я нашла ответ на вопрос: «Как такое возможно?».
Они просто дружили! Я не могла представить Химер из клана Альфа, водящих дружбу с Саббатом, а тут...
Я задала прямой вопрос ребятам и получила ошеломительные ответы. Оказывается, что на территории Норвегии есть только одна Инквизиторская школа, которая даже названия не имеет. Так и зовут «школа в Норвегии». И в ней числятся всего четыре Инквизитора! Где двое из них давно женаты, живут со своими семьями в Осло и редко наведываются в контору. А главенствующую роль отдали Эйвинду – самому молодому Светочу в современном Инициированном мире. Официально кланов Химер в Норвегии нет: Миа, Кристофер и Питер просто вольные. Притом Басс специально сбежал сюда по приглашению Дэррила. Говорят, что есть еще пара Химер, осевших тут, но они так же, как и Инквизиторы, обзавелись семьями и бизнесом, и живут тут в свое удовольствие, независимо от Инициированного мира. Как рассказывал Кристофер, если в Норвегии рождаются колдуны и ведьмы, то они обычно уходят в кланы или школы и уезжают из страны. Так случилось и с его братом Сивертом, он ушел в клан и не понимал, почему Крис водится с Инквизиторами.
Так или иначе, ребята жили спокойной жизнью, которая совершенно отличалась от той, которую я когда-то знала. Самое забавное, что Химеры свободно пользовались Инквизиторскими порталами, помогали им с бумагами, а когда заглядывали Архивариусы, делали вид, что они плохие и боятся их. Они даже тянули жребий пару раз в год, чтобы кто-нибудь из Инквизиторов подал жалобу в Сенат и наказал провинившегося Карцером или работами – так они поддерживали видимость работы школы и ее необходимость, заставляя Сенат продолжать финансировать её.
Я могла лишь находиться с ними и поражаться услышанному и увиденному. Полюбила ли я их? Знаете, сложно не проявлять симпатию к таким милым людям, где каждый старался ради другого. Эти ребята были семьей друг для друга.
- Бьярке, помоги машину завести! – И Кристофер с помощью дара заводит маленький неказистый грузовичок Бассу, чтобы тот вовремя смог доставить заказ.
- Эйвинд, замиксуй! – Просит Миа, и Ларсен воздействует на миску, а после мы все лакомимся обалденным безе. В Новый год Ода своим даром задерживала фейерверки, чтобы те выстрелили единым залпом в небо.
Сегодня я помогала Миа отправлять посылки, после чего сходили в кино, где я ни слова не поняла по-норвежски. Поэтому мне переводила Миа, горячо шепча на ухо и вставляя свои комментарии, из-за которых я еле сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос. Ода же сегодня была на своих занятиях по экономике, после чего присоединилась к нам после кино. Единственное, что я не могла взять в толк - почему Миа не Начале и, вообще, была она там или нет?
- Что будем делать? – Мы с Одой и Миа шли по заснеженным окраинам Дрёбака. Полчаса езды отсюда и ты в Осло – столице Норвегии. Но девчонкам это кажется долгим, потому что имеют под боком портал в школу.
- Можно Мелани сводить в музей Санта-Клауса.
Миа недобро косится на Оду, та сразу же замолкает.
- Пойдемте в бар к ребятам? Сегодня там играет группа «Под небом».
- Что за группа? – Я успеваю спросить, прежде чем упасть всем под ноги.
- Да есть одна местная. Нам нравится. Играют смесь рока и электрики. – Ода поднимает меня под руки, а я тру коленку - еще один синяк в мою коллекцию. Девочки раздобыли мне новую одежду, а вот обувь досталась от Оды, которая была на размер больше и подошва была сильно раскатана, поэтому я постоянно ковырялась на улице.
Через час мы уже сидели в баре «Драккар». Сегодня работали Эйвинд и Питер, но когда мы пришли, их смена как раз закончилась. Кристофер закончил с делами в мастерской отца и по пути прихватил Дэррила. Теперь мы сидели все за столиком и пили местное пиво. Миа же налегала на Колу и орешки, в которые свою руку часто запускал Дэррил.
- Сегодня слышал, что произошло еще два обращения в Инквизиторов.
Эйвинд кивает и вытаскивает лист из кармана, сложенный вчетверо, и кидает его на стол.
- Вот! Сенат лихорадит.
Все начинают читать, передавая листок по кругу. Когда до меня доходит, я уже слышу ответ:
- Они делают запросы во все школы мира, предлагая работу всем Инквизиторам.
- Паника на борту?
- Да. У них не хватает людей.
- Как бы они принуждать не начали… - Бормочет Ода, прижимаясь к Бассу, который играет с ее волосами, методично наматывая себе на палец локон.
- Пусть только попробуют. Закон выбора еще священен. – Бурчит Эйвинд, отхлебывая пиво. Я читаю:
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги