– Уйди с дороги, девка! – хриплый голос усатого возницы оглушил меня раздраженным воплем.
Нервно оглядываясь, я подхватила намокшие от сырости полы юбки и отпрыгнула от дороги к домам, что росли покосившимися грибами по бокам.
Телега с лошадью пронеслась, окатив меня брызгами холодной лужи.
Вслед ей из перехваченного возмущением горла вырвалось:
– Ну ты и свинья... – и я поспешно замолкла.
Вроде не услышал, а то ещё разборки с ним устраивать? И так сил нет.
Нога вдруг двинулась вперёд, скользнув по грязи, а я, взмахнув руками, как курица, бесполезно пытающаяся взлететь, растянулась на холодной и мокрой брусчатке.
Боль прострелила поясницу и затылок, который не планировал встречу с камнем.
Вязкая тошнота явилась нежеланным гостем вместе с головокружением, и несколько мгновений я не пыталась встать – отдала себя на растерзание надоедливо прыгающим по лицу студёным каплям.
Надо вставать, а то застужусь. И кто потом будет платить за лекарство? Мать снова будет работать до изнеможения, а отец – ночами вырезать очередную партию подсвечников?
Кряхтя и чувствуя каждую косточку в теле, я поднялась, понимая, что платье безбожно намокло и теперь неприятно утяжелилось.
Пора домой... Больше оттягивать нельзя.
Наконец дорога закончилась моим двухэтажным кирпичным домиком, среди десятка таких же. Роскошь? Как бы не так.
Всем известно, что Зерновые улицы – район для бедноты Карроса.
Я волчком пронеслась к заднему двору, пока меня никто не заметил в мокрых одеждах. Попав в сенное помещение, я стала выжимать юбки, с которых текли потоки воды, чуть подкрашенные тёмной краской дешёвого материала.
Мурашки от холода быстро накрыли всё тело, и я закашлялась пахнущим сыростью и пылью воздухом. Только бы не простуда! Нужно поторопиться.
Под ногами захрустела земляная крошка и ошмётки соломы, когда я кралась к приоткрытой двери.
К ней вела надёжная лестница на второй этаж.
Свет из двери выхватывал из мрака грубые балки и охапку прошлогоднего сена в углу, которую мы так и не убрали после того, как продали последнего кролика.
«Я как мокрая мышь! Мама меня убьёт...» – пронеслась до боли знакомая мысль.
Послышался скрип лестницы.
– Нэйна... – донесся сверху усталый голос матери. – Почему ты опять так выглядишь? Соседи же увидят.
– Я просто не успела. – Надежду спрятаться я похоронила так же, как попытку устроиться на работу.
– Зачем ты туда пошла? Я же тебе говорила – не стоит. – Матушка сложила руки на груди, а её тень, отбрасываемая уже зажжёнными свечами, массивной фигурой ложилась на сенник.
В детстве её пухлая фигура ассоциировалась с теплом и надёжностью. Сейчас, увы, это было не так.
– Я должна была... Хотя бы попытаться. – Голос надломился.
– Ну и кому нужен учитель в школе с такой болезнью? Сколько можно позориться-то ходить? – Мать сморщилась расстроенно.
– Иди, поешь супа горячего. Да переоденься. Только отцу в таком виде постарайся не показываться, а то рассвирепеет. Он покупателя принимает. Я тоже сейчас подойду, авось получится его уговорить сразу партию посуды взять... По дешёвке-то.
Я хмыкнула. Раз к торговым переговорам присоединится мама – шансы уйти без покупки ничтожно малы.
Повторять дважды мне было не нужно. Осторожно держа баланс на лестнице, я вышла в коридор, на цыпочках прокралась в свою комнату и наконец-то выдохнула.
Влетела внутрь и, не сбавляя импульса, по инерции рухнула на кровать, больно стукнувшись локтем о низко нависающий скат крыши.
Эх, сколько раз... От знакомого жеста – резко дёрнуться и прижать ушибленное место – стало ещё горше.
Но забавно, что я отбираю у болезни хлеб – делаю себе больно самостоятельно.
Часы показывали шесть часов вечера, уже начинало темнеть. Осень неумолимо вступала в свои права, напоминая, что с темнотой расцветает и моя хворь.
Я переоделась в домашнее шерстяное платье, натянула длинные носки по колено и устроилась на жалобно скрипнувшую кровать.
У кровати лежал листочек, вырванный из газеты. «Набор учителей для школы...» Меня не взяли. Оно и понятно. Все в городе знали о несчастной семье с полуседой дочкой, у которой невиданный недуг.
Вздох сотряс грудь, пытаясь стать рыданием, но я его проглотила, закусила, как лошадь удила. Горя не было, лишь вопрос: почему мне даже не дали шанса?
Вспомнились слова, произнесённые пожилой руководительницей школы, которая проницательно смотрела на меня поверх больших очков:
– Вы же понимаете... К вам нужен особенный подход. А мы, увы, предложить вам ничего не сможем.
Ладно. Я мрачно шмыгнула носом.
Посмотрим ещё объявления...
На листе уже были перечёркнуты девять из десяти, и вот я увидела самое крохотное, на которое не упал взгляд сразу. Не всё потеряно!
«Требуется учитель магических основ. От вас требуется только теория. Обеспечиваем жильё, питание и переезд. И главное – оплата: ваше желание». – шрифт выглядел расписным, интригующим.
Это розыгрыш? Но объявление сияло блеском рамки – метка проверки подлинности, за неё платили огромные деньги.
Но желание? Какой придурок платит желанием? Или это заманчивое предложение для девиц, которых потом находят на кораблях рабовладельцев?
Хотя в моём случае один переезд с оплатой жилья – уже исполненное желание.
Магические основы я сдавала. Не как основную специальность, но этот предмет был в том числе... Мои учебники по магической теории были старыми и обветшалыми, их страницы истончились от постоянного перелистывания.
Я могла с закрытыми глазами воспроизвести любую схему движения частиц воздуха в заклинании удара или цитату из «Основ энергетических потоков» элинвельских мудрецов. Схема водного щита? Пожалуйста.
Плетение огненной ловушки – Лев, Мантикора и Тигр – я могла объяснить любое на пальцах.
Практика была мне недоступна, но теория стала моим единственным убежищем, крепостью, которую я выстроила из формул и аксиом.
Перед тем как шагнуть в вязкую неизвестность портала, я сглотнула горький комок в горле и бросила последний взгляд на мать. Она застыла в нелепом положении, застыв на полпути к жесту, который мог бы быть как укором, так и прощанием. Ее лицо стало маской, где непонимание боролось с молчаливым негодованием.
Прости, мама...
Со-Рю нетерпеливо подтолкнул меня к переливающемуся мареву:
— Все связанные с тобой вещи уберут мои люди и доставят в твоё новое жилье. Не переживай. В мире родителей тебя словно никогда и не существовало.
Сила, что клубилась у входа, манила и пугала одновременно. Я не попрощалась с отцом... И у меня не было с собой их портрета. Образы, что останутся в памяти, — насколько их хватит? Достаточно ли яркости красок, чтобы согреться в чужом мире? А может, я вернусь?
Нет.
Невозможно.
Собирая в кулак остатки решимости, скорбь по прежней жизни вырвалась наружу внезапной агрессией:
— Чего тянешь? Пошли уже! — и, схватив его за рукав, я почти втащила обескураженного мага в зыбкую гладь магических путей.
Путешествие сквозь портал было похоже на падение сквозь разбитое зеркало. Мое «я» дробилось и множилось. Десятки бледных, полупрозрачных Нэйн окружили меня, беззвучно шепчась и указывая пальцами.
Рядом, не поддаваясь дроблению, неуклонно двигалась сформированная в мужскую фигуру тьма — Со-Рю. Наша связь ощущалась физически: моя рука, светящаяся бледным сиянием, сливалась с его теневой оболочкой.
Я перестала понимать, где он, а где я, и просто пыталась идти, пока он тянул меня в нужную сторону.
В ушах зазвучал навязчивый, заученный когда-то голос лектора: «Межпорталье… Субстанция, в которой можно потеряться навеки, если спускаешься туда в одиночестве. Критически важен проводник, тот, кто знает русла энергетических рек».
Пространство вокруг было лишено привычных ориентиров. Оно напоминало бесконечный чёрный коридор, где то слева, то справа, то под ногами вспыхивали и гасли ослепительные сполохи – отсветы чужих миров. Я знала: портал проявляется так, как может представить его пассажир.
Мой проводник, вероятно, видел не тьму, а бурные, разноцветные потоки, и он безошибочно выбирал ту единственную реку, что вела к его дому.
Я бы могла потеряться здесь, раствориться и стать ещё одним всполохом света.
Но внезапно муть рассеялась, а под ногами возникла твёрдая, незыблемая опора, в глазах запрыгали искры, выжигая остатки видений.
Рядом материализовался Со-Рю. Искры погасли, открывая вид, от которого перехватило дыхание.
Мы стояли на узком карнизе исполинской скалы, уходящей в небо острым пиком. Внизу, в туманной дымке, зияла пропасть, а вокруг, насколько хватало глаз, высились каменные исполины, словно титаны, застывшие в вечной битве с ярко-голубыми небесами.
Полноправный хозяин этих мест – ветер, яростно трепал мои волосы и полы платья, но темные пряди Со-Рю даже не шелохнулись.
На его лице проступила гордая улыбка.
— Здесь начинаются мои земли, госпожа.
Я задохнулась и от страха, и от восторга. В памяти всплыли картины из детства: сочная зелень лесов, ласковая гладь озёр… Природа всегда была мне матерью и подругой. А эти скалы… Раньше я видела в камнях лишь безжизненную глыбу. Но эти обрушились на меня своим грозным, древним величием, немым обещанием простоять здесь ещё тысячу лет.
Ветер, играя с прядями моих волос, шептал игриво: «Кто же ты? И как ты здесь оказалась?»
А я не могла унять учащённо бьющееся сердце. Я буду жить рядом с этой пронизывающей внутренности красотой?
Со-Рю снисходительно поглядывал на моё шокированное лицо. Кажется, ему понравилась моя реакция.
И этот взгляд стал ведром ледяной воды, лихо вылитым мне на голову осознанием.
Враз вернулись все обстоятельства: родители… новая жизнь. Пропавшая учительница.
— Со-Рю, прошу вас, отведите меня к месту, где я буду жить.
Он сморщил брови с комичной досадой.
— Насмотрелась? Пройдём. Но сначала — это.
Пальцы мага прочертили в воздухе Т-образный символ. Из него, будто из ниоткуда, родилась и упала ему в ладонь чёрная шёлковая лента.
Я невольно отступила, и край подошвы скрипнул по камню, сбросив в бездну несколько мелких камней.
— Да ладно, госпожа учительница! — Со-Рю с наигранной обидой развёл руки.
— Выбор сделан, а ленты боишься?
Он на мгновение приложил её к своим глазам.
— Так страшно?
Сняв повязку, он посерьёзнел:
— Я защищаю свой клан. Никто не должен знать эту дорогу. Даже новые жильцы. Это ненадолго.
Мотив был ясен.
Стиснув зубы и подавив едкий страх, скребущий под лопатками, я сделала шаг к нему.
Его удовлетворённая улыбка резанула глаза.
Он подошёл сзади, и его неожиданно бережные пальцы, убрали с моего лба растрёпанные ветром волосы, прежде чем завязать повязку. Жест был на удивление аккуратным, без намёка на боль. Если бы я не знала его тёмную суть, я бы, пожалуй, растрогалась.
Хлопок в ладоши прозвучал прямо над ухом.
— Чудесно выглядишь! Оказывается, ты даже симпатичная, когда не прожигаешь мне голову своим яростным взглядом. Пройдём же.
Его пальцы вновь обхватили мой локоть с привычной властностью.
Я двинулась с места, понимая, что снова полностью в его распоряжении. Мне стало до ворочающейся неповоротливостью в желудке тошноты страшно: кому я вручила свою жизнь? Настолько слепо, настолько отчаянно…
Внутри всё сжалось в ледяной ком, как бывало при приступе, но это было не он — это было сожаление, которое я тут же выбросила прочь силой воли.
Оно того стоит. Родители в новой жизни, возможно, последуют своим мечтам, а я…
Постараюсь выжить — пронеслось в голове, когда я в очередной раз споткнулась о невидимый камень.
Дорога под ногами казалась ровной, но учащённое дыхание и напряжение в бёдрах говорили о том, что мы поднимаемся всё выше.
Откуда-то справа донёсся чеканный шёпот Со-Рю:
— Тише… Мы входим в опасную зону.
Задубевшие от холода ноги почти не двигались, превратившись в чужеродный груз.
Тело замерло, отдавая последние силы на приступ крупной, истощающей дрожи.
Растерянно присматриваясь к безразличной моему страху воде, я будто со стороны услышала свой сиплый, сорванный криком ужаса голос:
— П-п-помогите...
Ненавидимое ещё с детства мною слово. Я считала, что это гимн всех беспомощных и жалких, который тысячу раз вырывался, когда я в очередном приступе не могла справиться с болью.
ПОМОГИТЕ.
В разуме вспышкой сверкнули моменты, когда я, скрюченная и обессилевшая, звала на помощь или уже замученную моими приступами мать, или взволнованного, не знающего что предпринять отца.
В эти моменты острая ненависть к себе парализовала меня не слабее, чем сама боль.
За что я была к себе так жестока?
Но в ответ на мои мысли и зов о помощи звенела лишь густая, всепоглощающая тишина, которую нарушал лишь шёпот воды.
С отвращением я стерла чёрные, маслянистые слезы, которые видела в отражении, и уставилась на руку, ожидая подтвердить кошмар.
Но кожа была чистой.
Видение? Морок? Галлюцинация от переохлаждения?
Мысли путались, но инстинкт выживания кричал: нужно убираться.
Я нечеловеческим усилием потащила себя к берегу, держа равновесие онемевшими руками. С каждым шагом я не выходила, а вязла, тонула в этой неподвижной воде, хотя до спасительной тверди было рукой подать, а глубина не достигала и колен.
Сквозь туман в сознании над водной гладью раздался знакомый вкрадчивый голос:
— Госпожа Суон, ваш первый день закончился триумфально. Вы решили побыть сиреной и позвать всю деревню на новоселье в столь...необычное место? — Его фигура скорее угадывалась в темноте ночи.
— Как, чтоб вас кошки драли, вы сюда попали? — подразнивание сменилось колющей строгостью сталью.
Я лишь обняла себя за плечи, стараясь то ли согреть, то ли успокоить.
— Я не знаю.
Он резко выдохнул, потёр в раздражении переносицу.
— Я не могу вас оттуда достать. Защитная ловушка не пускает.
Если я потащу вас магией, она разрушится из-за соприкосновения разных стихий. Столько времени на неё потратил...Дьялли бы вас побрал!
После его раздраженной речи случилось невероятное: в своих длинных, старомодных одеждах он спускался прямо ко мне!
Вода хлюпнула, приветствуя в своей глубине нового дурачка, захотевшего осеннего купания.
Интересно, здесь водятся духи? То-то им весело сейчас.
С каждым его шагом мне все отчётливее было видно его лицо, на котором застыла мрачная решимость. Со-Рю не шел — он пробивался, тяжело переставляя ноги, его длинные рукава традиционного одеяния, конечно же намочило, что не прибавило ему радости.
Но странно, что моё тело, за секунду до этого бившееся в конвульсиях дрожи, вдруг затихло.
Не потому что согрелось, а потому что ужас ночи достиг апогея и замер, уступив место шоку.
Наконец, он оказался прямо передо мной, и его дыхание, вырвавшееся рваным потоком в студеный воздух, смешалось с моим.
— Ловушка на тебя не действует? — вопрос и впрямь был насущным. Не застрянем же мы здесь вдвоём?
Не церемонясь, он легко подхватил меня за талию, перебросил на своё мощное плечо и поволок обратно, как свою добычу, ругаясь сквозь зубы и стараясь не зацепиться за корягу.
— Не действует, Нэйна. А вот холодная вода — очень даже!
Он пыхтел, как обиженный ёжик, а остатки моего страха улетучились, словно их сдул резкий порыв ветра. Но информацию, что он выдал всердцах, стоило обдумать.
— Зачем здесь морок?
— Чтобы защитить клан. — тихо произнёс маг.
Существует внешняя угроза?
Мы достигли берега. С него стекала вода потоками, как и с подола моего ночного платья, но его масштабы катастрофы были несравненно больше, ведь сколько у него там слоёв ткани?
Жаль, Эльриона спит.
Нам бы не помешало быстро добраться до домов — влага остужала кожу, и так, сморщившуюся от холодного ночного воздуха.
Мы медленно шли из-за боли в моей ноге по пустой дороге, окаймленной водоёмом.
Со-Рю прервал тишину неожиданным вопросом, путаясь в намокших полах своего наряда:
— Твою болезнь изучали?
— С чего такой вопрос?
— Она себя странно проявляет в твоей ауре — не как поломка, а как часть системы. — Колено по-прежнему простреливала боль, заставляя меня припадать, но я внимательно слушала — он неохотно делился секретами. — Но у меня возникла мысль... Предложение.
— Какое?
— Позволь мне тебя изучить.
От предложения заалели и так алые от холода уши. Звучало... интимно.
— В каком плане?
— Я хочу извлечь слепок твоей ауры и оставить у себя, чтобы поэкспериментировать. Но тебе необходимо являться ко мне каждый день. Слепок делается месяцами. — Он задержал взгляд на исполине, в котором была вырезана моя дверь. Когда только дошли?
— Можно мне подумать?
— Думайте, госпожа Суон, не слишком долго: в твоём контракте срок твоей службы полгода, если ты помнишь.
Да, это было указано в объявлении... На что я тогда подписалась?
Полгода. А вдруг этот сумасшедший найдёт причину болезни? Или украдёт твою душу? Навязчиво зашептали старые страхи, предрассудки по отношению к темным эмпатам, обретённые ещё в детстве.
— Как ты там оказалась? В реке? — вопрос застал врасплох.
Но я уже знала вывод, который оказался донельзя простым и пугающим.
— Кажется... я лунатик.
Дома подобных эпизодов не происходило. Возможно, это из-за перенесённого волнения? Или так повлияла хворь?
Память услужливо подкинула предостережение близнецов и тот факт, что прежняя учительница пропала — и я склонилась к версии с расшатанными в край нервами.
Со-Рю с отвращением выжимал рукава. Мои губы непроизвольно дрогнули в улыбке. Почему он такой смешной? Столько пафоса, а выглядит как мокрая ворона.
Но он же спас меня. Благодарность тёплым шарфом свила гнездо в сердце.
— Со-Рю, спасибо. Если бы не ты...
— Да-да, если бы не я, — неожиданно потеряв интерес к разговору, он вернулся к прежней манере. — Я как-то не ожидал, что будет столько хлопот. Но... Твои микстуры в твоей комнате. Не хотелось бы, чтобы ты воплями боли вновь перебудила всех моих подчиненных.
Он, не прощаясь, поплелся в мокрой одежде, оставляя влажные следы на дорожке.