Сад воронов. Расплата

Глава 1. Черный принц

Он вновь стоял у парадных дверей. Белоснежная громада дворца поднималась к небесам, теряясь шпилем в густых облаках. Как давно он не смотрел на небо. Земное застило ему глаза, но теперь, когда он наконец-то обретет желаемое, то вновь обратится к небесам. Он возведет храмы, где за него станут молиться день и ночь, а скульпторы придадут святым ликам его черты. Он станет всем для нерий — их владыкой, их отцом, их богом.
- Принц, - сир Каллат появился за его спиной так тихо, точно сошедший дух. Теперь, сменив доспехи на халат, он вновь превратился в царедворца и было странно видеть старого вояку в столь нелепом облачении.
- Он у себя? - спросил Гидеон, по-прежнему не отрывая взгляда от стрельчатого свода над головой.
- В личных покоях. Ждет, пока ему принесут вашу голову, - сир Каллат позволил себе усмешку. Гидеон дружески хлопнул его по плечу и быстрым шагом вошел внутрь.
Его появление не осталось незамеченным. Не было в Нерелиссе человека, за смерть которого платили бы столь щедро. Аластер обещал за Гидеона столько золота, что его было бы достаточно, чтобы безбедно прожить две жизни, однако никто не посмел преградить Гидеону путь, а стражи вытягивались по струнке, когда Черный принц проходил мимо них.
Он легко миновал семь лестничных пролетов и остановился у входа в покои владыки. Теперь, когда время пришло, странная робость овладела его душой. Прошлое послушника напомнило о себе, и он ощутил внезапный ужас при мысли о том, что намерен сделать. Что должен сделать.
- Гидеон.
Никогда прежде он не слышал такого спокойствия в голосе владыки. Тот сидел к нему спиной, и оставалось лишь гадать, как в тихих шагах он признал поступь сына.
Гидеон вошел внутрь и остановился перед Аластером. Тот привычно сидел перед распахнутыми дверями балкона, и солнце падало на его лицо. Гидеон поразился тому, как старо он стало выглядеть. Морщины изрезали его подобно трещинам, раскалывающим обезвоженную землю. Аластер был еще молод, но выглядел стариком. Поймав на себе изумленный взгляд сына, он усмехнулся.
- Страх смерти высасывает из тебя жизнь. А ты, как я посмотрю, все еще жив, Долина соколов не потребовала от Талтоса кровавой дани.
Гидеон молчал. Он утратил голос и во все глаза взирал на владыку.
- Ты пришел меня убить. Я знаю этот взгляд. Я сам убил своих братьев, чтобы обрести престол. Но Талтосам не суждена долгая жизнь. Все мы прокляты. Все обречены. Мои братья ушли из мира, не достигнув и тридцати, мой наследник лежит в земле и я, тридцатишестилетний, не смею просить у бога годы. Мне и без того было отпущено больше, чем остальным. Это и тебя коснется, Гидеон Черный принц. Ты умрешь молодым.
- Так убей меня, - наконец-то подал голос принц. Он во все глаза смотрел на владыку, не узнавая его. Тот, кто прежде был так истерзан страхом, смотрел ему прямо в глаза не испытывая ничего, кроме бесконечного сожаления.
- Зачем? Я и без того лишился Дована и потерял Лестера. Смерть не оставляют в наследниках престола, она сама воздевает на себя корону. Нерии отвернулись от меня, ты остался последним сыном, и больше у меня ничего нет.

- Владыка! Владыка!
Он открыл глаза. Над головой, едва трепеща от ночного ветра, проникающего в комнату через открытую балконную дверь, раскинулся алый полог с золотым вензелями. Солнце, освещающее лицо владыки Аластера погасло пять лет назад, теперь он владыка. Владыка Черного острова.
- Гидеон! - менее терпеливо повторил голос.
Гидеон сел на кровати и увидел лицо Себастиана, казавшееся белоснежным в свете луны.
- Началось. Она рожает.
Гидеон сорвался с места. Набросив поверх обнаженного тела халат, он бросился в коридоры, вниз, где в покоях королевы рвался к жизни его наследник. Себастиан преследовал его по пятам. Он с трудом поспевал, и заметно отстал, когда Гидеон зашел на женскую половину.
- Как давно? - спросил его владыка, стоило Себастиану войти за ним следом. Здесь уже были слышны крики, и Себастиан не мог справиться с дрожью каждый раз, когда тот становился сильнее.
- Госпожа почувствовала боль еще накануне. Мы не стали вас тревожить, когда вы вернулись с охоты. Я пришел к вам сразу, как начались потуги. Повитуха говорит, осталось недолго.
Гидеон в молитвенном жесте сложил руки и прижал их к лицу. Так он и ходил под дверью, моля бога о счастливом исходе. Уже трое его детей появились на свет мертвыми. Последний, дочь Элор, прожила на свете одиннадцать месяцев. Она даже успела научиться ходить, но и ее не пощадил бог. Однажды утром она просто не проснулась, вновь обескровив наследную линию Талтосов.
Гидеон не понимал за что ему такое наказание. По всему Острову к небу устремлялись шпили храмов, но бог по-прежнему не благословлял его своей милостью.
- Отвлеки меня! - велел он Себастиану, когда тишину вновь вспорол леденящий кровь вопль королевы. - Расскажи мне про дела.
- В государстве все хорошо. В этом году мы ожидаем рекордную прибыль от продажи черного вина. Нам даже удалось сократить убытки после отказа от покупки рабов. Вы были правы — теперь, когда у нерий два выбора - пойти в армию или стать рабом, наши войска растут день ото дня. Вашим генералам на местах приходится даже отсеивать всех желающих — должен ведь кто-то возделывать землю и строить дома. Ходят слухи, что и для женщин вы готовите похожее распределение. Это правда?
- Увидишь, - отмахнулся Гидеон. - Дальше.
- Вдовы прислали нам несколько десятков мальчиков. Я уже разместил их комнатах на первом ярусе. Их приведут к вам, как только вы велите. Среди них есть весьма привлекательные, чтобы пополнить бордели.
- Саяра прислала письмо?
- Да. Вам не о чем переживать. В этом вопросе нет никаких изменений. Гидеон, - он понизил голос, - нужно решить, что делать с Лестером. Он по-прежнему представляет для тебя угрозу. Особенно теперь, - он кивнул на дверь, - Ты ведь не хочешь, чтобы он унаследовал престол? Он и его подстилка Пеллар.
Себастиан не понял, как все произошло. Гидеон подлетел к нему подобно тени, и в следующее мгновение Себастиан с силой ударился лицом о дверь.
- Моя жена рожает сына! Ты уже его похоронил?! Ты списал меня со счетов, Себастиан?!
- Нет, господин, нет!- испуганно завопил он. Рука Гидеона разжалась, и Себастиан кулем осел на пол. Голова его гудела, а в носу хлюпала кровь. - Я просто боюсь за тебя, - обиженно проговорил он, когда дыхание снова выровнялось в его груди. - Мы знаем, кто такой этот Лестер, и на что он способен.
- Насколько мне известно, он больше ни на что не способен. Он и его жена заражены дурной болезнью, их последний ребенок родился уродцем. Хотя кто знает, его ли это был ребенок?
- Тогда зачем вовсе оставлять его в живых?
- Это мне решать. Дальше.
- В Равнине пока все спокойно. Наши люди сообщают, что Крыс начал потихоньку ходить. Нога у него срослась, но он по-прежнему остается в Клодасе. Теперь в Мраморном городе будут два колченогих.
Гидеон расхохотался.
- Ходят слухи, что король учится сражаться на мечах. Будто к нему призвали учителя из числа бывших наемников, и тот пытается научить калеку как поднять меч и не упасть при этом самому.
Гидеон вновь довольно захохотал, но внезапно оборвал свой смех.
- А она?
- По-прежнему уделяет много времени религии. В ее дворец стекаются не только актеры и музыканты, но и проповедники со всей Равнины. Она строит храмы и пользуется огромным уважением святых отцов.
- Довольно!
И вновь радость, вспыхнувшая в груди Гидеона при упоминании о Сангриде, сменилась болью. Он не мог думать о ней, не смел вспоминать ее лицо, ее голос, ее смех. С тех пор, как Альдо Креллинг взошел на престол и взял Сангриду в жены, Гидеон ощущал себя проклятым. Ни сражения, ни женщины больше не пьянили его кровь. Она точно загустела, превратилась в расплавленную сталь, и боль и радость потеряли свою остроту.
Дверь распахнулась так резко, что Гидеон едва успел отшатнуться. На пороге, испуганная столь близким нахождением владыки, замерла компаньонка госпожи. Гидеон не помнил ее имени, лишь то, что отец ее управляет Сембией. Лицо девушки пылало, а темные волосы выбились из прически.
- Владыка, - он поспешно присела в низком поклоне, но Гидеон не смотрел на нее. Оттеснив ее с пути, он вошел в душную комнату, где на окровавленных простынях лежала королева.
- Владыка, - подскочила к нему повитуха. - Вам нельзя здесь находиться. Мужчина не должен видеть…
- Прочь, - оттолкнул ее от себя Гидеон и приблизился к кровати.
Илеана была восково-белой, ее кожа блестела от пота, а взгляд никак не мог на нем сфокусироваться. Наконец она разглядела его лицо, и улыбка едва заметно тронула ее губы.
- Гидеон, - прошептала она.
- Я здесь, - он опустился на кровать и сжал ее пылающую ладонь.
- Ребенок застрял и не хочет выходить, - сообщила повитуха. - Его нужно повернуть, но мы не можем сделать этого без вашего дозволения.
- Повернуть? Что это значит?
- Перевернуть головой вниз. Но это мучительно для госпожи, владыка. Мы не знаем, справится ли она. С тех пор, как вы запретили давать ей морфий…
- Если бы повитухи не давали ей морфий, мои дети рождались бы здоровыми, - зарычал Гидеон. - Они отравили моих детей и расплатились за это своими жизнями. Придержите свой язык, если не хотите его лишиться, и делайте то, что нужно. Госпожа знает, ее удел обеспечить Талтосов наследниками, даже если ценой этому станет жизнь.
- Нет, господин мой, - Илеана с силой сжала его руку. - Прошу вас, сжальтесь.
- Ты умрешь сама и погубишь моего сына, - холодно ответил Гидеон. Он поднялся с кровати и подошел к окну. Себастиан с окаменевшим от ужаса лицом стоял рядом с ним, но не осмеливался произнести ни слова. Его взгляд всячески избегал Илеаны и кровавых простыней.
В комнате поднялась суматоха. Кто-то нес горячую воду, кто-то масло. Темноволосая компаньонка дрожащими пальцами связывала узлы на щиколотках Илеаны.
- Сюда, - подсказывала ей повитуха, указывая на резные столбики кровати. - А теперь держите ее, и дайте что-нибудь закусить. С божьей помощью.
Она устроилась между ног Илеаны, а спустя мгновение нечеловеческий крик наполнил комнату. Илеана извивалась всем телом, ее с трудом удерживали компаньонки. Себастиан, побледневший точно мертвец, быстро читал молитву, в его глазах блестели слезы. Лишь Гидеон оставался ко всему безучастным. Он смотрел в окно, и по его лицу невозможно было понять, о чем теперь его мысли. Казалось, он вовсе не замечает происходящего в комнате. Крики Илеаны переросли в вой. Себастиан откровенно плакал, а повитуха продолжала свое дело. Наконец она отстранилась, и Илеана без сил рухнула на простыни.
- Что? - нетерпеливо спросил Гидеон. - Ты сделала это? Он повернулся?
- Да, владыка. Но ребенок слишком крупный. Он не сможет самостоятельно из нее выйти. Если бы госпожа была простой женщиной, я бы предложила бы сделать ей надрезы.
- Нет! Нож не может коснуться ни одной из женщин Талтосов. Это запрещено законом и карается смертью.
- Владыка, но иного выхода нет. Мы потеряем обоих. Если я попытаюсь помочь ребенку, плоть госпожи не выдержит. Она треснет, что принесет ей страдания большие, чем надрезы.
- На то промысел божий.
- Гидеон, нет! - Себастиан обхватил голову руками, не в силах поверить услышанному. - Гидеон, прошу тебя во имя нашей госпожи, смилуйся над ней. Позволь повитухам помочь ей.
- А что ты скажешь консистории? - прошипел Гидеон. - Как ты объяснишь ей? Если ребенок появится на свет вопреки божьей воле, с помощью слуг, от него отвернется церковь. Он будет отлучен, а значит, никогда не взойдет на престол, он станет бесполезен. Еще пятьдесят лет назад за поворот младенца его могли умертвить после рождения. Ребенка поворачивали лишь затем, чтобы спасти мать. Тебе ли не знать этого, храмовник. Вытаскивайте!
- Боже, прости, - прошептала повитуха. Она несколько томительных мгновений не сводила взгляда с Гидеона, точно ожидая, что тот отменит свой приказ, но этого не происходило. Тяжело вздохнув, она вновь присела между ног Илеаны, и вновь комнату наполнили крики боли. Теперь они не стихали ни на миг, женщины с трудом удерживали свою госпожу на месте, так сильно она извивалась. Себастиан мелко дрожал, из его горла рвались сдавленные всхлипы. Трудно было поверить, что это тот самый человек, который безжалостно наблюдал за тем, как готовится человечина для владыки Портия. Себастиан плакал точно дитя, и лишь огромная привязанность к Гидеону удерживала его в клетке родильной комнаты.
- Владыка, я не могу его вытащить! - голос повитухи перекрыл вопль Илеаны, - Плечи застряли!
- Отойди! - Гидеон отпихнул повитуху в сторону. На мгновение он замер, глядя на головку своего нерожденного ребенка, а затем занял место старухи. В следующее мгновение Илеана снова зашлась в нестерпимом визге.
- Вот так, владыка, осторожнее.
Себастиан отвернулся к стене. Его мутило от происходящего, это было страшнее всего, что ему прежде доводилось видеть. А видел он немало. Смерть в лице Гидеона всегда была изобретательна и жестока. Он пытался молиться, но слова его путались, заглушались отчаянным криком Илеаны.
А затем он достигли наивысшей точки и резко оборвался. Поднялась страшная суета, и, рисуя себе самое худшее, Себастиан повернулся.
Илеана без чувств лежала в кровати, больше похожей на пыточный стол. Простыни, которыми ее прикрыли, побурели от крови, на ногах, там, где ее связывали, образовались глубокие борозды. Магдалена, дочь сатрапа Сембии обмывала лицо Илеаны, но та была в глубоком забытье. В другой части комнаты стояли повитуха и Гидеон. В руках женщина держала темно-бордового младенца. Себастиан приблизился, желая рассмотреть его поближе, но Гидеон уже обернулся к нему. Он был так же бледен, как Илеана.
- Это был мальчик, - надтреснутым голосом пробормотал он. Мгновение он растерянно смотрел на бесчувственную жену и суетящихся над ней женщин, а затем вышел прочь. Помедлив, Себастиан последовал за ним.
Гидеона он нашел в его покоях. Откупорив графин с черным вином, он пил его из горла.
- Гидеон…
Взвыв подобно зверю, Гидеон с силой метнул графин в камин. Тот разлетелся на мелкие осколки, и пламя вспыхнуло с пылающей яростью.
- Пятый! Пятый ребенок, Себастиан! Едва она оправляется от родов, я зачинаю ей следующего, но она не может родить мне сына! Дочь, будь она проклята! Я согласен уже посадить на черный престол женщину, но она и с этим не может справиться!
- Ее организм истощен родами, Гидеон. Дай ей время оправиться.
- У меня нет времени! Мне двадцать шесть, пять лет я правлю Черным островом, и у меня по-прежнему нет наследников. Мне приходится держать в живых это убожество Лестера, потому что он последний из Талтосов.
- У него есть ребенок. Вы могли бы взять его ко двору…
- Айана Пеллар главная подстилка Пашен. Она не отказала ни одному из моряков, кто бы мог заплатить. В Пашнях шутят что, вход в порт находится между ног у Айаны-вдовы. Знали бы они, какую честь им оказывает девка Пеллар. Откуда мне знать, от кого она родила ребенка? Даже Червь и тот пользуется ею.
Себастиан покачал головой. Хотя он был первым советником владыки, он мало что знал о происходящем в Пашнях, и услышанное произвело на него огромное впечатление. Он помнил Айану по тому времени, когда она принцессой жила в этих стенах, и не мог ее представить в ином качестве. Айана была так красива, так величественна. Даже в ночь, когда он пришел в ее спальню, чтобы прибраться после убийства Дована, она была страсть как хороша собой.
- Я должен от нее избавиться.
- Что? - вынырнул из воспоминаний Себастиан. - Ты хочешь убить Айану?
- Нет, - Гидеон раздраженно повел плечами и устало опустился в кресло. Себастиан устроился напротив. - Я должен взять себе другую жену. Илеана не может подарить мне здорового наследника. Я оставлю ее и женюсь на другой. Или нет. Пусть остается моей женой и живет в этом дворце. Ссориться из-за нее с консисторией я не намерен, не того полета птица. Я возьму фаворитку, и та родит мне сына, а воспитает его Илеана. Женщины не покидают гарем, никто не узнает правды, а если она и всплывет, кому какое дело до разговоров баб? Одного моего слова достаточно, чтобы перекрыть их хор.
- Не руби с плеча, - посоветовал ему Себастиан.
- Я давно об этом подумывал. Мой отец и его предки неизменно держали наложниц и спали с ними. У меня большой гарем, мои генералы охотно отправляют во дворец своих дочерей, надеясь, что они станут моими любовницами. Но я спал лишь с женой. С тех самых пор, как мы вышли из храма, будучи связанными браком, я не ложился ни с одной женщиной.
- Кто бы мог подумать, - не удержался Себастиан и Гидеон рассмеялся. Он пришел в благодушное расположение духа и точно позабыл обо всем, что случилось несколькими минутами назад в спальне Илеаны.
- Ты знаешь всех женщин, живущих при дворе. Кто, на твой взгляд сможет родить мне сына?
- Кухарка Нора. У нее своих уже с десяток, бедра как у медведицы и грудь по земле волочится. Выкормит на раз.
Гидеон захохотал. Он крикнул слугу и тот мгновением позже принес им графин вина.
- Значит, Нора. Как высоко ты меня ценишь, мой дорогой друг.
- Я пекусь исключительно о ваших интересах, мой владыка. К тому же разве не удел добрых властителей осчастливливать свой народ? Да после такого и рай женщине не нужен будет, лишь бы подарить вам еще одного ребенка.
Гидеон усмехнулся и припал губами к бокалу. Осушив его, он внимательно посмотрел на Себастиана.
- Дочь Толеса из Сембии. Что ты о ней знаешь? Она чиста?
- Ее зовут Магдалена, ей пятнадцать.
- Я не о том тебя спрашивал.
- Насколько мне известно, она не знала еще ни одного мужчину, но весьма искусна в любовных играх и у нее чудесная маленькая грудь. И она похожа на вашу…
Тут Себастиан испуганно замолчал. Глаза Гидеона вспыхнули изумрудным огнем, а лицо ожесточилось. Он понял имя, едва не сорвавшееся с губ Себастиана, и один намек на Сангриду лишил его остатков самообладания. Его ладонь непроизвольно легла на ножны кинжала, и Себастиан испуганно втянул голову в плечи.
- Иди, - холодно произнес Гидеон. Он больше не смотрел на друга и говорил с ним так, как говорил бы с любым из своих слуг. - Расплатись с повитухой и проследи, чтобы она держала язык за зубами. В городе не должны узнать, что произошло во дворце. И вели привести ко мне эту девицу. Посмотрим, на что она способна.

Глава 2. Айана

Сезон дождей в этом году начался на две недели раньше. Улицы Красных пашен затопило водой, не было слышно детского смеха, не сидели старики у шахматных столиков, стихли голоса купцов. Ставни домов были плотно закрыты, в надежде не пустить в помещения сырость, и никто не видел одинокую фигуру, быстрым шагом идущую среди потоков воды.

Она миновала городские кварталы и свернула к пристани, где ютились кособокие домики бедняков. Один из них, стоящий особняком от остальных, выглядел наиболее жалким. Казалось, что здесь не может обитать даже скотина, не говоря уже о людях, но женщина решительно направилась к нему и вошла внутрь.

Здесь стоял нестерпимый запах сырости. С потолка капала вода, чадила жаровня. Напольные доски давно сгнили и частью были сорваны, отчего идти приходилось по земляному полу. В углу, где доски были еще целы, кучей валялась ветошь, а на ней, прикрывшись шалью, лежала женщина.

- Саяра? - хриплым голосом спросила она, вглядываясь в вошедшую. Казалось, окажись на месте гостьи вор, или того хуже, убийца, он будет встречен так же.

- Вижу, дела твои совсем плохи, - тяжело вздохнула Саяра, скидывая с себя насквозь промокший плащ. Она выжала из него воду и повесила сушиться над жаровней. - Скверно выглядишь.

- Какая жалость, - хмыкнула Айана. Саяра бросила на нее взволнованный взгляд и принялась за дело. В узле, который она с таким трудом пронесла сквозь мокрые улицы, оказался котелок с похлебкой, и двумя минутами позже Айана уже жадно склонилась над едой. Она ела точно зверь, почти не прожевывая и не задумываясь над тем, что в котелке. Покончив с едой, она обтерла пальцами стенки и с удовольствием облизала их.

Саяра не отрывала от нее взгляда. Лицо ее исказила жалость, казалось, хетта вот-вот расплачется.

- Я говорила с вдовами, - негромко сказала она, когда Айана с сожалением отставила котелок в сторону. - Они согласились забыть о прошлом и разрешить тебе снова жить в Доле. То, как ты…

- Нет, - нетерпеливо перебила ее Айана.

- Нет? - изумилась Саяра. - Ты предпочтешь остаться здесь, в этом хлеву и умереть от холода и истощения?

- Я не голодаю. Лестер ловит рыбу, а Червь иногда приносит еду.

- Червь, - с презрением повторила Саяра. - Червь не сделал ни одного доброго дела, не потребовав сперва оплаты. И чем же ты ему платишь?

- Тем, чем могу, - спокойно ответила Айана. Саяра во все глаза уставилась на нее, точно ожидая, что последует иное объяснение, что она неверно истолковала слова Айаны, но та молчала.

- Ты спишь с ним? Даже девки брезгуют ложиться с Червем в кровать.

- Я не девка.

- А что твой муж? Он знает?

Айана отвела взгляд в сторону.

- И он это терпит?!

- Лестер не может обходиться без еды и слуги. Если он выгонит Червя, то мы умрем с голоду.

- Тогда я вовсе не понимаю, отчего ты отказываешься возвращаться в Дол. Там ты будешь жить как прежде, в тепле и сытости.

- Я не оставлю мужа.

- Мужа?! - Саяра вскочила на ноги. Она не верила собственным ушам. Слова Айаны привели ее в такое бешенство, что ей хотелось осыпать ту оплеухами и бить до тех пор, пока Айана не придет в себя, не проснется от этого жуткого сна. - Твой муж ничтожество. Он ни разу не попытался заработать на жизнь. Он позволил тебе работать в портовом борделе и сам же наградил дурной болезнью. Лишь теперь, когда тебя выгнали, он задумался о том, как прокормить семью.

- Он рыбачит.

- И много рыбы ты ешь? Или, быть может, он нашел единственного человека в Вайсе, который не способен рыбачить и продает ее? Быть может, он даже меняет ее на хлеб и яйца?

- Да, - гордо произнесла Айана, - он носит ее вдове купца Рейта, и та меняет ее на хлеб. А на прошлой неделе мы ели чайку, Червь придумал, как их ловить. Жаль, что в сезон дождей их не бывает.

- А что после чайки?

Айана смолчала. Долгое время тишину хибары не нарушало ничего кроме звуков дождя и треска жаровни. Наконец, справившись с раздражением, Сара продолжила.

- До меня доходили слухи, как именно с тобой обращается муж. Я понимаю, ты его боишься и Дол, несмотря на всю его защиту, может казаться тебе небезопасным. Но что, если я скажу, что ты можешь спастись? Что если есть место, где ты будешь в безопасности, куда Лестер никогда не доберется?

- Я и так скоро туда отправлюсь, - горько усмехнулась Айана. - Мне не на что лечить свою болезнь. А в таких условиях она развивается очень быстро.

- Прочти это, - Саяра извлекла из-за пазухи письмо и протянула его девушке. Та в изумлении уставилась на сургучную печать.

- Это…

- От Сангриды Талтос. Прочти.

Айана в нерешительности расправила бумагу и принялась за чтение.

Хетта Саяра!

Я обеспокоена вашим последним сообщением относительно той нужды, в которой вынуждены жить мой брат Лестер и его супруга. Я полагала, что их содержание возложено на Гидеона Талтоса, и мне печально осознавать, что он отрекся от брата во всем. Я хотела бы, при вашем содействии, позаботиться об этой семье. Мой посыльный передаст вам золото с тем, чтобы вы приняли все меры для их благополучия.

Я прочла между строк, что положение жены моего брата более чем удручающее. Полагаю, что вы сильно преуменьшили прегрешения Лестера перед этой женщиной, не говоря уже о той боли, которую ей пришлось испытать, расставшись с ребенком. Я во многом в долгу перед ней, а потому намерена воздать ей то, что причитается.

Если она выразит желание, то вместе с ребенком сможет вернуться в Королевскую равнину, где не будет знать ни в чем нужды. Передайте ей, и сделайте это как можно доходчивее, что в Мраморном городе она не сможет обрести прежнее положение или говорить о своем прошлом. Я предлагаю ей новую жизнь, с чистого листа, где она обретет новый дом вдали от столицы, а ее ребенок получит надлежащее воспитание. Я предлагаю ей это от чистого сердца, надеясь, что она ответит согласием и примет возложенные обязательства. Передайте ей, что при всем моем долге перед ней, я буду вынуждена действовать со всей жестокостью, если она воспримет этот шанс как возможность для восстания.

Глава 3. Альдо

- Ваше величество, - голос секретаря вывел Альдо из расслабленной задумчивости. Он открыл глаза и тотчас сощурил их, ослепленный ярким солнечным светом. Все вокруг казалось невероятно ярким, и он в очередной раз подумал о том, как же прекрасен Мраморный город по сравнению с дождливым Морно.
По родине он скучал каждый день, но здесь, в сердце Королевской равнины, он обрел такое счастье, какого не знал все прежние годы жизни. Бог благословил его в тот день, когда Элмер Креллинг велел обоим внукам отправляться в Королевскую равнину, а в день, когда Сангрида назвала его своим мужем, и вовсе подарил ключи от рая.
Минуло пять лет, но он до малейших подробностей помнил ночь, когда они с Сангридой впервые разделили ложе. Тогда она горько плакала, свернувшись клубком на его груди, а он шептал ей слова утешения, обещал, что они неизменно будут счастливы, а прошлое забыто. Он обещал, что станет ей лучшим мужем, чем Гидеон, однако сам этому не верил.
Но бог не позволил ему нарушить данное слово. Оплакав свою боль по Талтосу, все свое внимание Сангрида направила на мужа. Из Нерелиссы, славившейся своими лекарями, она выписала в Мраморный город лучших специалистов, с тем, чтобы побороть болезнь Альдо. Он не противился, радуясь такому вниманию, но не надеясь на успех.
Однако его скептицизм быстро улетучился, когда в ногах стала появляться сила. Подчиняясь указаниям лекарей, Альдо каждый день стал проводить в закрытом саду под небом, где в прошлом он впервые увидел Сангриду, и кожа его приобрела темный оттенок, словно он сам был нерией. С каждым годом состояние его становилось все лучше. Лишь зимой он по-прежнему опирался на трость, но спина его была ровной, а поступь величественной. Он стал королем.
В этом году, помимо поэтов и музыкантов он призвал ко двору прославленных наемников и среди них выбрал для себя учителя. Гастингс был к нему жесток и требователен, он не терпел слабости и не считался с болезнью. Несмотря на страшную боль, сковывающую его мышцы каждый раз после занятий с мечом, Альдо ощущал себя просто превосходно.
А в начале лета и вовсе случилось происшествие, заставившее почувствовать Альдо крылья за своей спиной. Крыс, решивший наведаться в Клодас, чтобы проверить хозяйственные книги и доход со своих земель, оказался пленником ненавистного дворца.
Он спешивался, когда его лошадь, чего-то испугавшись, сорвалась с места. Крыс жестоко рухнул на землю. После пережитых им травм, падение это могло закончиться фатально, однако он отделался всего лишь переломом ноги, который, впрочем, приносил ему немалые страдания.
Он писал Сангриде, что кость срастается слишком медленно, и он прикован к кровати до середины зимы, просил прислать ему книги и иные развлечения, на что Альдо не жалел денег. Он надеялся, что праздная жизнь собственным двором сможет отвлечь Крыса настолько, что к тому моменту, когда он решит вернуться в столицу, дороги окажутся размыты, и советник задержится еще на полгода.
Несмотря на свои угрозы, Крыс редко прибегал к помощи Альдо. Все чаще это касалось дел малозначительных для государства, касающихся исключительно кошелька советника и его тщеславия. Альдо охотно выделял средства для ремонта дворца в Клодасе и на дорогие ткани. Нередко Крыс пользовался услугами придворного ювелира, и Альдо, посвященный в его тайну, полагал, что все эти расходы связаны с содержанием любовницы советника. Он страстно желал увидеть эту женщину, однако удерживался от подобной просьбы.
О том, что между ним и советником есть договор, он не говорил даже Сангриде. Та непременно спросила бы, почему Альдо держал все в тайне, а он не смог бы умолчать об убийстве Даррена. От супруги у него не было никаких секретов, и, он давал ей ответы на любые вопросы. Каким счастьем было то, что она никогда не говорила о покойном брате, боясь потревожить душевное спокойствие Альдо. Впрочем, сегодня он был спокоен как никогда — с полей Равнины собрали богатый урожай зерна, Крыс поправлялся от падения далеко на западе, солнце не желало поворачивать на зиму, а ноги никогда не были такими крепкими. Одна лишь проблема омрачала его счастливую жизнь, но он гнал ее прочь из головы, обещая себе вернуться к ней позже.
Кивком отослав слугу, пришедшего напомнить о времени, он поднялся с подушек и принялся одеваться. Сейчас было его любимое время дня, и он отчаянно спешил, боясь задержаться хоть на минуту.
Миновав анфиладу комнат, он вновь вышел из дворца и направился в сад, туда, где среди деревьев белел расшитый золотом навес. Издалека до него доносился негромкий смех, мелодичный напев лютни и звон серебряных кубков. Выйдя на дорожку, ведущую к навесу, он на мгновение остановился, очарованно вглядываясь в Сангриду.
С годами ее красота расцвела еще больше, и Альдо искренне не верил, что в мире может быть кто-то прекраснее нее. Он тратил баснословные деньги, заказывая для нее самые роскошные украшения из Морно и самые дорогие ткани из Нерелиссы. Еще ни одна королева Равнины не носила столь роскошных одежд, и даже пряжки на ее туфельках были неизменно золотыми. Впрочем, даже в простых одеждах Сангрида приковывала бы к себе взгляды. Ко двору прибыли десятки молодых девушек, чтобы стать фрейлинами королевы, юные красавицы Морно и Королевской равнины обитали теперь в Белом дворце, но он не замечал их, не помнил их имен и лиц, блеск Сангриды затмевал любую.
- Ваше величество.
Его присутствие наконец-то обнаружили. Альдо торопливо направился к навесу, где его с улыбкой ожидала Сангрида. Пятясь, фрейлины покинули их — все знали, король и королева предвечерние часы проводят в обществе друг друга, не деля его ни с кем. Даже страже полагалось держаться на расстоянии, а музыкантам играть издалека.
- Альдо, - Сангрида широко улыбнулась и поднялась, приветствуя мужа. Тот крепко сжал ее в объятиях и поцеловал, в очередной раз ощущая, как заходится в диком биении его сердце.
С самого первого дня они проводили ночи в одной постели. Хотя у каждого были отдельные покои, Сангрида засыпала в его объятиях, а когда он был не в силах самостоятельно преодолеть длинные коридоры, сама приходила к нему. И все же каждое утро Альдо просыпался в одиночестве. С первым лучом солнца Сангрида отправлялась помолиться в храм на Круглой площади, затем, уже вместе с остальным народом, слушала святых отцов и принимала просьбы страждущих. До самого вечера она была занята делами, и лишь после обеда они с Альдо наконец-то встречались.
- Я тоже соскучилась, - прошептала она, когда Альдо отстранился. - Весь день думала о тебе.
- И что же? - он помог усесться ей на подушках и протянул кубок ледяного вина, от которого она жестом отказалась. Вместо ответа она только улыбнулась и принялась за фрукты.
- Как прошла поездка?
- Не очень хорошо, - она тяжело вздохнула и отставила тарелку в сторону. - Отец Гифорд старается оградить меня от ужасов бедных кварталов, но, куда бы я ни бросила взгляд, всюду нищета и горе. Двоих мальчиков отослали в храм. Они были так истощены, что не могли даже поднять головы, когда мы пытались их напоить. А одна вдова умоляла меня купить её дочь и поселить её на кухне или, если не придётся по нраву, отдать кому-нибудь из советников.
- Мне жаль это слышать, - расстроено произнёс Альдо. Он накрыл ладонью руки Сангриды и ободряюще провёл по ним большим пальцем. - Уверяю тебя, я стараюсь делать для этих людей как можно больше. Мы уже открыли пять бесплатных кухонь, где могут ежедневно накормить тысячу человек, а раз в неделю отправляем неимущих плотников приводить в порядок дома таких же нищих, как они. И, разумеется, им за это достойно платят.
- Если бы ты только видел этих людей,- горько ответила Сангрида. - Некоторые из них специально калечат собственных детей, потому что больным подают больше милостыни. Я даже представить боюсь, что происходит за пределами столицы.
- Неужели все так плохо?
- Есть и добрые новости. В храме на улице Кузнецов закончили роспись северной стены. Видел бы ты эту красоту! Ты обязательно должен в следующий раз поехать со мной! Фигуры точно живые, а ткань нарисована так, что можно без труда понять шелковая она или бархатная. А ещё, - она внезапно заробела, - они изобразили центральные фигуры похожими на нас. Я даже не нашла слова, что бы сказать им, как сильно это меня тронуло.
- Люди любят тебя, Сангрида.
- Они любят нас, - поправила она. - Всюду, где я ни бываю, они прославляют твоё имя и желают тебе долгих лет жизни. Я видела многих королей и принцев. Но ни один из них не был столь искренне любим.
Альдо не ответил. Он поднес руку Сангриды к губам и коснулся ее поцелуем. Сангрида лучезарно улыбнулась.
- Ты, должно быть, проголодалась в поездке, а я мешаю тебе поесть. Все. Закончим расспросы, ты должна восстановить силы.
- Ровно как и ты. Знаю, ты встал еще раньше меня и опять сидел над бумагами.
- Таков удел королей, - усмехнулся он и протянул Сангриде блюдо с дичью. Как всегда, смущаясь своего аппетита, она медленно приступила к обеду, хотя от Альдо и не укрылось, насколько она голодна. Сам он не мог притронуться к яствам, снова и снова возвращаясь мыслями к посланию из Нерелиссы. Он не знал, где найдет слова, когда наступит время рассказать о нем Сангриде.
Некоторое время они молчали. Альдо не сводил взгляда с жены, и лицо его, всегда светившееся счастьем рядом с ней, выглядело бледным и ожесточенным.
- Ты совсем не ешь, - обеспокоилась Сангрида. - Ты нездоров?
- Я здоровее, чем был когда-либо. Гастингс был прав, вложив в мои руки меч, сталь придает сил.
- Тогда что тебя гложет? Я же вижу. Вчера ты еще не ложился, когда я заснула.
- Ладно, - Альдо тяжело вздохнул. Больше всего на свете он боялся реакции Сангриды и теперь прятал от нее взгляд. Он не хотел видеть, как по ее лицу пробежит тень, и он поднялся. - Пройдемся по саду?
- Разумеется, - с удивлением и опаской согласилась она. Сангрида поспешно встала и приняла его руку. Они неторопливо двинулись в тень деревьев, и стража последовала за ними.
- В воскресенье мне пришло письмо из Нерелиссы.
Пальцы Сангриды на его локте невольно сжались и Альдо тяжело вздохнул. Он знал, что так все и будет.
- Что-то случилось? - неестественно спокойным голосом спросила Сангрида. Она едва заметно побледнела, но не дрогнула под пристальным взглядом мужа.
- В этом году исполняется четыреста лет со дня основания Нерелиссы, столько же исполняется и династии Талтосов. В столице пройдут празднования, и Гидеон Черный принц приглашает нас в свой дворец.
- В Нерелиссу? Нас?
- Я написал об этом Холгеру. Если есть какая-то возможность избежать этого визита, мы воспользуемся ею, я клянусь.
- Но отвергнуть предложение Талтоса все равно, что объявить ему войну, особенно теперь, когда чествуют его фамилию. Ты должен ехать.
- Мы оба знаем, кого на самом деле он желает увидеть. Если я появлюсь в Нерелиссе один, это восстановит Талтоса против нас. Я не боюсь противостоять ему, видит бог. Но я боюсь противостоять его престолу и армии. Даже объединенных сил Равнины и Морно будет недостаточно, чтобы дать отпор военной машине Черного принца. Хотим мы того или нет, нам придется покинуть Мраморный город.
- Думаю, я сумею найти достойную причину, чтобы остаться, - Сангрида остановилась и, к своему удивлению, Альдо увидел на ее лице улыбку.
- И что же это за причина?
- Я жду ребенка, Альдо.
Альдо замер. Лицо его застыло, точно маска. Он силился что-то сказать, но из его горла не вылетало ни звука. Опустившись на колени, он дрожащими руками дотронулся живота Сангриды, а из его глаз потекли слезы. Подняв голову, не веря собственному счастью, он взглянул в сияющее лицо жены.
- Ты уверена?
- Абсолютно. Уже третий месяц. Я боялась признаться тебе раньше. Боялась, что что-то пойдет не так.
- Господи! - Альдо задрожал всем телом и прижал ладони к лицу. Слезы жгли его глаза, и он не мог, да и не хотел их остановить. Сангрида ласково перебирала его темные кудри, а он, точно ребенок, плакал, уткнувшись в ее живот.
Наконец, когда первая волна эмоций схлынула, он поднялся и прижал ее к себе в благодарном поцелуе. Все это время, вопреки всему, он ожидал, что счастье обернется падением. Он не доверял ему, боялся поверить, боялся, что все это игра, и кукловод в ней Гидеон Талтос. Если бы однажды он проснулся в постели один и обнаружил, что Сангрида исчезла, а его трон занял Черный принц, он бы мало этому удивился. Но теперь последние его сомнения отпали. С ним случилось невероятное. Сангрида, благословенная Сангрида, носила под сердцем его ребенка. Их ребенка. Он, прежде сомневающейся в своей способности стать отцом, зачал его с блистательнейшей из женщин мира. И она его любила.
Как можно в это поверить? Как это невероятное счастье может быть даровано ему, калеке-принцу из Морно, второму сыну, чей удел молиться и желать легкой смерти? Бог был слишком щедр к нему. Он даровал ему корону, прелестную жену, вернул здоровье. Теперь он и вовсе даровал им наследника, и Альдо не мог понять причины этого. Он совершил страшный грех, был братоубийцей, но день, когда он, презрев божьи законы, совершил невозможное, не только не стал последним в его жизни, он вознес его выше любого из смертных. В конце зимы он станет отцом!
- Я велю звонить во все колокола, пусть все знают, что у нас будет ребенок. Мы раздадим милостыню каждому, кто протянет руку, проведем службы.
- А что будем делать, когда он родится? - смеясь, спросила Сангрида, ласково ероша его волосы.
- Перепишем закон, - серьезно ответил он. - Я не позволю, чтобы моих детей казнили на потеху публики.
- Сделай это. Гексия, Октавия и Милит не были мне родными по крови, но я до сих пор чувствую свою вину перед ними. Пусть это не коснется наших детей.
- Как только ребенок появится на свет. Я клянусь тебе. И, если тому воспротивится Крыс, я найду на него управу.
Сангрида промолчала. Она догадывалась о том, что между Альдо и Крысом существует некий договор, но никогда не пыталась узнать его подробности, довольствуясь своей счастливой жизнью.
Их единение нарушил шелест травы. Обернувшись, Альдо увидел слугу, на подносе несущего ему письмо.
- Простите, ваше величество, - пробормотал он, встречая недовольный взгляд своего короля. - Вы просили немедленно доставлять вам всю корреспонденцию из Клодаса.
- Да, давай сюда, - протянул руку Альдо. Он с трудом скрывал свое нетерпение, распечатывая письмо.
- Ну, что там?
Вместо ответа Альдо протянул ей пергамент.

Глава 4. Айана

Родные берега встретили Айану шквалистым ветром. Шторм кренил судно, проливной дождь громко и безжалостно стучал по палубе, и казалось, будто сама природа против возвращения принцессы домой.

Айана пряталась от непогоды в каюте. Это была просторная богатая комната, с мягкой чистой постелью и пушистым ковром. Томас прислуживал ей на всем протяжении пути, и ни в чем Айана не знала отказа. В каюте всегда было тепло, ее кормили, хотя и простой пищей, но всегда сытно, а вечерами Томас развлекал ее игрой на лютне.

Хуже обстояли дела с дочерью. Привыкшая к компании хетты и вдов, она по-прежнему не принимала мать, хотя та две недели прожила в Доле, ожидая отплытия. Делия была до ужаса похожа на своего отца, и, глядя в ее глаза, Айана испытывала постыдный страх перед ребенком. Она вздохнула с облегчением, когда Томас сообщил, что нашел для девочки няню, которая позаботится о ней.

В своей каюте Айана не знала беспокойства. Она настолько отвыкла от нормальной жизни, что теперь только и делала, что спала и ела, наслаждаясь неожиданным подарком судьбы. Стоило в ее голову закрасться мыслям о планах Сангриды, она гнала их прочь, решив довольствоваться сегодняшним днем.

- Госпожа, - в каюту со стуком вошел Томас. Он был насквозь мокрым, и его заметно передернуло, стоило ему оказаться в теплой каюте Айаны.

- Что-то случилось?

- Мы бросаем якорь. Будьте готовы через десять минут подняться на палубу.

- Так скоро? - испугалась она. Поднявшись на ноги, Айана с опаской подошла к мужчине. Неужели ее и в самом деле заманили в ловушку? - Мы не пойдем Черной смертью?

- Вам не о чем волноваться, госпожа, - верно истолковал ее страх Томас. - В вашем случае было бы опасно привлекать к себе внимание, появившись с ребенком в торговом порту. Остаток вашего путешествия пройдет по суше, как только восстановится погода. Мы остановимся на несколько дней в Клодасе, здесь для вас уже подготовлены комнаты.

- Хорошо, - неуверенно пробормотала Айана. Она тотчас вспомнила о Крысе и ощутила липкий ужас при мысли о нем. Томас принес ей свой шерстяной плащ и они вместе поднялись на палубу, где уже ждала, прижимаясь к няне, Делия.

Плыть по морю в шлюпке оказалось невыносимо страшно. То и дело та подскакивала на волнах, грозя перевернуться, дождь усиливался, а ветер пронизывал насквозь. Айана не помнила, когда в последний раз она так сильно замерзала. От холода она мало что соображала и просто послушно выполняла обращенные к ней просьбы, готовая пойти даже в тюремную камеру, если в ней будет хоть немногим суше. С трудом забравшись на коня, она стиснула заледеневшими пальцами вожжи, и последовала за остальными. Томас усадил перед собой Делию и они галопом помчались в сторону замка, темнеющего на высоком холме.

Деревня, окружающая его, была пуста. Из домов тянулся дым, но никто даже не открыл ставни, заслышав топот копыт, страх перед непогодой победил любое любопытство. Не встретили их и в замке. Он вовсе выглядел нежилым, и Айана с тоской подумала, что едва ли здесь найдется хотя бы пара слуг, которые сумели бы развести камин и принести горячее питье.

- Проходите, госпожа, - поторопил ее Томас. - Дождь усиливается.

И, правда, все вокруг них было полно завывания ветра и громкого стука капель. Айана поспешно вошла в открытые двери и замерла, пораженная обстановкой. Она давно уже забыла, каким бывает богатство и, оказавшись в одном из родовых домов Пелларов, была поражена его роскошью.

Смотреть на гобелены, изображающие ее венценосных предков, было нестерпимо. Она — последняя из Пелларов, и она осрамила свой род.

- Прошу, госпожа, - вновь позвал Томас. Теперь он указывал ей путь, и Айана послушно следовала за ним. Они миновали ни один коридор, прежде чем поднялись по парадной лестнице вверх и остановились возле высоких резных дверей. Томас услужливо их распахнул, и Айана вошла внутрь.

Здесь уже горел камин. Комната выглядела так, словно ее тщательнейшим образом подготовили к приезду королевской семьи. Стол был богато сервирован, и, несмотря на время года, здесь были свежие фрукты и орехи, в вазах стояли искусно высушенные цветы, все сверкало чистотой.

- Вы сильно промокли, моя дорогая, - донесся до нее знакомый вкрадчивый голос. Обернувшись, Айана в страхе отшатнулась, увидев улыбающееся лицо Крыса, пристально разглядывавшего ее.

- Советник?

- Вам нечего бояться, принцесса, - он приблизился. - Я не опасен вам. Напротив. Это я велел Томасу доставить вас в Королевскую равнину. Спасти от той жизни, которую уготовил для вас это ничтожество Лестер. Прошу, не бойтесь. Даю вам слово чести, что я не причиню вам никакого вреда. Напротив, я намерен вернуть вам все, что было отнято Талтосами. Ну же, присаживайтесь поближе к огню. Вам нужно обсохнуть.

- Я не понимаю. Говорили, что вы упали с лошади и не можете ходить, - слабо пробормотала Айана. Крыс помог ей снять мокрый плащ и сам усадил ее в кресло. В руке Айаны тотчас появилось горячее вино со специями, и она с благодарностью осушила кубок, чувствуя, как по телу распространяется упоительное тепло.

- Я всего лишь предусмотрительно готовился к нашей встрече. Устраивайтесь поудобнее, это будет долгий рассказ, - произнес Крыс, усаживаясь напротив Айаны. Его массивная золотая цепь зазвенела. - Из того, что мне доносили о вашей жизни с Лестером, я могу судить о том, что вы считаете себя обязанной спасением с Круглой площади Талтосам. Это не так. Мы с вашей матерью заключили договор - мы оба не хотели вашей смерти и смерти ваших сестер. Признаюсь, я был сильно привязан ко всем вам, более чем к остальным детям Митридата. Вы четверо унаследовали величие моего дяди и красоту своей покойной матери.

- Дяди? - изумленно повторила Айана. Крыс усмехнулся.

- Об этом чуть позже, пока что вернемся к событиям не столь далеких дней. Зная, что Митридату осталось недолго, мы подменили договор, назвав в нем Нуадор Тактимар королевой, и все же эта подмена не давала нам полной уверенности в том, что ваши жизни будут сохранены. Королева настаивала, чтобы все ее дочери покинули Королевскую равнину до смерти своего отца, но это было невозможно. Принцессы Гексия и Октавия часто сопровождали короля на праздничных мероприятиях, они были самыми красивыми дочерьми Митридата, народ знал их в лицо, как знал и вашу младшую сестру Милит. Вы одна давно не появлялись на людях благодаря тому, что жили в Нерелиссе, а по возвращению домой держали траур по мужу. Только вас мы могли незаметно подменить.

Глава 5. Черный принц

- Итак, ты решился? - спросил Себастиан, бросая на Гидеона внимательный взгляд. Они стояли на галерее, а под ними простиралась терраса гарема. Привлеченные присутствием владыки, женщины поспешили выйти и теперь, негромко смеясь, перебирая струны лютен, они всячески привлекали к себе внимание Гидеона. Илеана тоже была здесь, но, в отличие от остальных, она предпочитала держаться тени, отдавая дань уважения мужу своим присутствием и вместе с тем упорно избегая привлечь его внимание.
Гидеон был погружен в собственные мысли и вряд ли замечал ухищрения женщин.
- А у тебя есть возражения? - спросил он Себастиана и едва заметно усмехнулся, увидев, каким взглядом тот провожает хорошенькую метиску из Равии.
- Не знаю, - несмело ответил он. - Я видел, как самые невероятные твои планы сбываются с поразительной точностью. Но, Гидеон, то, что ты предлагаешь, почти невозможно. Ты полагаешься на удачу больше, чем на логику.
Гидеон не ответил. Не встречая никакого сопротивления, Себастиан более уверенно продолжил.
- Ты думаешь, что за год чужими руками ты станешь владыкой Морно и Равнины? Но, Гидеон, это никому не удавалось. Даже Белобородый потерпел поражение у Мраморного города.
- И в Долине соколов. Не год, Себастиан, три, быть может, чуть дольше. На то будет воля божья, но направлять мы ее станем чужими руками.
- Ты ведь понимаешь, чего ты лишишься в случае провала? Сангрида этого тебе никогда не простит.
- Я уже раз ее потерял, - глухо отозвался Гидеон. Впервые на памяти Себастиана он говорил о сестре с тех самых пор, как та вышла замуж. - Я знаю, как управлять людьми, Себастиан, это дается мне даже лучше, чем махать мечом. Сангрида сама снимет с меня ответственность. Ей будет не в чем меня упрекнуть, если мы потерпим поражение, более того, она станет меня благодарить меня.
- Благодарить?
Гидеон усмехнулся.
- Ты был на старом кладбище в Каскадеях? - неожиданно спросил он. Себастиан изумленно изогнул брови. - Древние жители Каскадей хоронили своих покойников не как мы. Они сжигали их прах и высыпали его в пустые винные кувшины, после чего закапывали в землю. И над каждым кувшином устанавливали портреты умерших высотой в четыре локтя. Художники Каскадей считаются лучшими в мире, умерших они рисуют бесплатно, будь тот бедняком или богачом, это особая почесть, отдать последнюю дань и ухаживать за своим творением, пока тебе самому не нарисуют портрет. После смерти художника члены гильдии ведут бои с тем, чтобы принять его наследие и продолжить заботу об умерших.
Я был там шесть лет назад. Я смотрел в их лица и рассказывал своим спутникам о жизни того или иного человека — этот был капитаном корабля и возил фрукты на материк, та красивая женщина была лучшей портовой девкой, а эта дочерью сатрапа. Я вглядывался в их лица и на мгновения они вновь становились живыми, о них вспоминали, возвращали в этот мир. У них появлялись истории, прошлое. Но ни одна эта история не была правдой. Я говорил то, что мне хотелось и мне верили. Я менял судьбы мертвых. Неужели я не справлюсь с живыми?
- Ты ведь никогда не сомневаешься в собственном успехе? - спросил Себастиан, но что Гидеон откровенно рассмеялся.
- Нет. Я лишь раз познал поражение, когда тот, кого я считал названным братом, нанес мне удар в спину. Молчишь, Себастиан? Не бойся, если бы я того хотел, я бы убил тебя в ту же ночь. Ты прислал мне женщин, зная, что я приму твой дар, и не остановил Сангриду. Ты позволил ей увидеть гораздо больше, чем полагалось, и потому она теперь жена этого морнийского калеки.
- Я не мог иначе. Если бы этого не произошло, мы бы никогда не смогли убедить Крыса в том, что я ему верен.
- Думаешь, я ценю его выше нее? Ты разочаровал меня, Себастиан. Сильно разочаровал. Но твоими руками мы вернем все на свои места. Очень скоро мне понадобятся твои услуги. А теперь пойдем, нужно еще распорядиться насчет празднества.
Но Себастиан не слышал его, жадно вглядываясь в изящные фигуры красавиц. Перехватив его взгляд, Гидеон усмехнулся.
- Мечтаешь о таком же гареме? Когда перестанешь быть мне нужен, я сошлю тебя в одну из своих сатрапий и будешь ею управлять. Тогда у тебя будет сколько угодно женщин.
- Тогда я буду жирным стариком и мой член будет безжизненно болтаться между ног.
- Нам с тобой не дожить до таких лет, - успокоил его Гидеон и хлопнул по спине. - Ты, - бросил он стоящему позади них евнуху. - Приведешь ему в покои двух женщин, каких он пожелает, и убедишься, что они не понесут бастардов. На королеву это не распространяется, - добавил он и расхохотался. - Не хватало мне еще посадить на престол твоего ублюдка.
Себастиан вымученно улыбнулся, но тут же его улыбка стала шире, когда его взгляд вновь упал на молоденькую метиску. Он нагнал Гидеона, когда тот уже вышел в холл.
- А что насчет дочери Толеса? Она уже навестила тебя?
- Поговорим о женщинах? - приподнял бровь Гидеон. Себастиан осекся, но на лице его повелителя появилась усмешка и он хихикнул.
С тех самых пор, как он стал причиной расставания Гидеона и Сангриды, Себастиан побаивался Черного принца, и все чаще пресмыкался перед ним. Прошлое, когда он пьяным и в компании девок мог ворваться в покои друга и разделить их на двоих, безвозвратно минули. Себастиан упрямо делал вид, что все по-прежнему, и упорно не вспоминал побои Гидеона в их беседах. Они больше не были на равных. И все же ближе него у владыки никого не было. Себастиан даже думать не хотел, как тот обращается с Илеаной после смерти очередного ребенка. О королеве они никогда не говорили.
- Магдалена искусна и очень послушна.
- И? - спросил Себастиан, уловив недовольную нотку в голосе Гидеона.
- Она слишком послушна. Чтобы я не велел ей сделать, в ответ слышу «да, мой владыка», «вы довольны, мой владыка?». Кто мог подумать, что наступит день, когда я смогу получить любую женщину, на которую только упадет мой взгляд, но не буду этому рад. Куда ушла страсть? Они послушны, каждая похожа на другую, они не смеют мне противоречить, они точно простыни — испачкал одну — возьми другую. Они даже в глаза не смеют мне смотреть, не просят у меня подарков и не требуют особого к себе отношения. Я порой сомневаюсь, знают ли они вообще наш язык, или им достаточно пары фраз, означающих покорность во всем. Я начинаю скучать по битвам. Помнишь тех женщин, которых мы брали против их воли? Помнишь девок из борделей, дравшихся между собой за право присоединиться к нашей армии и жить в моем шатре на правах походных жен?
- Ты скучаешь по временам, когда женщины отказывали тебе?
- Я скучаю по женщинам. Теперь вокруг только слуги, - досадливо поморщился Гидеон. - Даже ты, Себастиан прислуживаешь мне и не смеешь сказать слово против. Разве не ты прежде был голосом моей совести? Разве не ты взывал к моему милосердию, когда я переходил черту?
- Я не знаю, как к тебе относиться теперь, когда ты стал моим владыкой.
- Как к брату, - Гидеон остановился. Он крепко сжал плечо Себастиана и впервые за долгое время тот встретил его взгляд. - Я прощаю тебе прошлые ошибки. Будь мне тем, кого я привык в тебе видеть. Я даю тебе слово, что ты никогда не встретишь смерть от моей руки или от моего слова. Говори мне то, чего я не желаю слышать, удерживай мою руку, когда я готов нанести неоправданный удар.
- Нужно будет вспомнить, как это было, - пробормотал Себастиан и Гидеон рассмеялся.
Черный принц был в отличном настроении, что с ним случалось не часто, и Себастиан, привыкший к его вспышкам гнева, относился к произошедшей перемене недоверчиво. С тех самых пор, как Гидеон впервые заговорил о приезде Сангриды, Себастиан ощущал себя точно парализованный свидетель надвигающегося торнадо. В нем как никогда была сильна уверенность в дурном исходе всего происходящего, а план, озвученный накануне владыкой, лишь сильнее убедил его в надвигающейся катастрофе. Он даже не мог ни с кем обсудить происходящее. С недавних пор он вовсе боялся говорить с кем-либо о принце, уверенный, что эти разговоры будут тотчас ему переданы. Все чаще ему снилась смерть владыки, и он просыпался в ужасе. Как бы ни был силен его страх перед другом, хуже его смерти он не мог ничего представить. Себастиан был слишком близок к этому пылающему божеству, чтобы самому не сгореть вместе с ним.
- Наше время выходит, Себастиан, - негромко произнёс Гидеон, обращаясь скорее к себе, чем к побратиму. - Осталось так много дел и так мало времени.
- О чем ты? - насторожился тот. - Ты болен?
- Нет. Но я чувствую, что конец уже близок. Мне и без того довелось пережить гораздо больше, чем выпадает на долю любого смертного. Когда же я осуществлю задуманное, придёт мой черед уйти. Но я сделаю это на своих условиях.
- Что ты задумал? Покончить с собой?
- Никогда, - серьёзно ответил Гидеон. - Меня убьют, я знаю это наверняка. Не знаю только кто и как. Но мне не дадут жить. Похорони меня достойно, хорошо?
- Не хочу даже говорить об этом, - поежился Себастиан.
После произошедшего разговора он не мог ни о чем думать, и Гидеону не удалось вовлечь его в обсуждение деталей празднования. Себастиан был непривычно задумчиво, и, получив дозволение Гидеона, он поспешно покинул его. Лишь вечером, когда молчаливый евнух привел к нему наложниц, тоска Себастиана развеялась без следа.
Гидеон же о произошедшем разговоре не забыл. Закончив совет, он наскоро перекусил и, переодевшись, вышел в город. В отличие от Аластера, он не терпел присутствие стражи, и предпочитал гулять в одиночку. Изредка компанию ему составляли Себастиан или сир Каллат. После случившегося между ними разговора, видеть Себастиана Чёрный принц не хотел, а сир Каллат был слишком далеко. К тому же причина, по которой Гидеон покинул дворец, не располагала к компании. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, он поспешно свернул в узкий переулок и задними дворами направился к южным воротам. Нерии давно были научены - не стоит приближаться к владыке, увидев его на улице или обращаться к нему со своими вопросами и просьбами. Единственными, кто с удовольствием нарушал это написанное правило, были дети. Для них Гидеон всегда держал в плаще орехи и мелкие монетки. Но сегодня даже дети не отваживались подходить к владыке, столь мрачен был его вид.
Он миновал мясницкий ряд и сыромятню, морщась от нестерпимой вони и поскальзываясь на крови, миновал трактир и бордель, прежде чем остановился возле бедного дома и, отворив заржавевшую калитку, вошел внутрь.
Несмотря на свой неказистый вид, внутри дом был уютным и очень чистым. Здесь приятно пахло хлебом, и разносились смеющиеся детские голоса. Помедлив, Гидеон все же вошел на просторную кухню и тут же все веселье смолкло. Десятки глаз уставились на него, а спины тотчас согнулись в низких поклонах.
- Какая несказанная честь, - услышан он хрипловатый голос, в котором едва заметно улавливалась насмешка. - Дети, нас почтил своим присутствием сам владыка. А вы говорили, что все чудеса остались в священном писании.
В дверном проеме стоял невысокий худощавый мужчина, облаченный в серую шелковую хламиду, и с улыбкой смотрел на Гидеона. Волосы его были белее снега, карие глаза, пылали, точно два уголька. Одеяние выдавало в нем человека религии, но ни серый шелк, ни повязанный поверх него белоснежный фартук не могли обмануть смотрящего — в его прошлом было немало крови и жестокости.
- Отец Тобиас? - Гидеон обернулся, и на его лице расплылась благодарная улыбка.
- Дети, - обратился тот к мальчикам, - продолжайте работу. Сестра Эви приглядит за вами. И будьте к ней добры.
- Да, святой отец, - отозвались те неровным хором голосов и, окинув их взглядом, старик направился в сторону кособокой лестницы. Поднимался он с огромным трудом, и скрип половиц не мог заглушить тяжелых вздохов, раздающихся каждый раз, как он опирался на правую ногу. Гидеон послушно плелся позади. Они вошли в маленькую комнату с одним узким окошком, похожим скорее на бойницу. Несмотря на дневной час, комната была освещена крайне скудно, но даже так невозможно было не заметить всей скромности ее убранства. Помимо стула и кровати здесь больше ничего не было, за исключением небольшой статуэтки бога, вырезанной из куска дерева и стоящей на подвесной полке.
- Ты давно ко мне не заходил, - сказал отец Тобиас, тяжело опускаясь на кровать. Гидеон занял привычное место на стуле.
- Дела государства отнимают много времени.
- Понимаю, - отец Тобиас немного помолчал. - Я слышал о постигшем тебя несчастье.
- Несчастье?
- Твой ребенок родился мертвым.
Гидеон вспыхнул. Стараясь погасить гнев, он поднялся со стула и подошел к окну. Вид был давно ему знаком — стена противоположного дома, но Гидеон продолжал смотреть, точно желая запомнить увиденное на всю жизнь.
- Откуда вам это известно? - наконец спросил он, и его голос прозвучал неестественно спокойно. - Новости не распространяются дальше гарема. Никто из живущих в нем не выходит без разрешения. Все знают, что бывает за разглашение тайны.
Отец Тобиас рассмеялся.
- Мальчик мой, неужели ты считаешь, что Себастиан утаит от меня такие новости? Он волнуется за тебя и глубоко переживает за нашу королеву. Не упрекать же его в том, что он исповедался старому учителю?
- Он болтлив, как продажная девка.
- Скажешь тоже. Ни одна продажная девка не сравнится с нашим Себастианом. Но ты ведь пришел поговорить не об этом? Что тебя гложет настолько, что ты позабыл о смерти собственного ребенка?
- Сангрида.
- Ты снова думаешь о ней? Да сядь же ты уже. Надоело смотреть на твою спину.
Гидеон послушно вернулся обратно и бросил на отца Тобиаса раздраженный взгляд.
- Можешь сколько угодно прожигать меня взглядом, Гидеон, я знаю тебя с рождения, и на меня не действуют твои выходки. Не напугаешь. Я видел худшее в тебе и все же я еще жив.
- Она приезжает. Я сам вынудил ее к этому, а теперь не знаю, хочу ли этого.
- Ты ведь не о ее приезде говоришь, - прозорливо заметил отец Тобиас. Гидеон мрачно кивнул.
- До меня дошли слухи, что девка Пелларов пересекла Лазурное море и теперь прячется под защитой Крыса. Пока что узнать подробности не удается, но, думаю, это его задумка. Он посадит ее на престол.
- Зачем? Насколько нам известно, ему выгоден Альдо. Он — наследник Морно и рано или поздно страны объединятся. И Альдо покорен воле Крыса.
- Не думаю, что даже самый покорный король устраивает Крыса. Он хочет не власти, а признания и воплей толпы, выкрикивающей его имя. Айана не замужем, он воспользуется этим. Быть может, он даже изгонит его в Морно. У Крыса что-то есть на Альдо, хотел бы я знать что именно. Быть может, это связано с убийством принца Даррена, но без доказательств у меня нет ничего, чтобы загнать его в угол. Нельзя допустить, чтобы Крыс пожалел мальчишку. Нужно избавиться от него в Нерелиссе. Тогда Сангрида останется на острове, Крыс и Айана взойдут на престол, а мне останется только что отобрать у них Равнину, а затем подмять под себя Морно. Я женился на Илеане, рассчитывая на две вещи — сына и верность вдов. Она неспособна к деторождению, что же, она будет более усердна во втором. Саяра не должна согласиться на золото Морно и тогда я получу все, чего когда-либо желал. Осталось лишь обыграть Крыса.
- Убей его сейчас, - посоветовал отец Тобиас. Гидеон рассмеялся.
- Разве тебе полагается говорить такие вещи?
- А разве ты ко мне пришел, как к святому отцу? Если бы тебе нужно было благословение небес, ты бы не ушел так далеко от главного храма. Смею утверждать, что в твоих победах есть и толика моей заслуги. Я рассказал тебе все, что знаю о военном ремесле, и о том, что мне довелось повидать прежде, чем принять сан. Я учил этому и твоего отца, но он забыл мои уроки. Я был добрым советником твоему деду, но и он считал себя слишком значимой фигурой, чтобы прислушиваться к словам сына пехотинца. А теперь я говорю - убей Крыса и девчонку Пелларов. И не говори мне, что в Королевской равнине у тебя не найдётся ни одного человека, который выполнил бы этот приказ.
- Я ценю твои знания. И, будь я на твоем месте, я бы поступил точно так же — убил бы Крыса, не испытывая никаких сожалений на его счет. Но мне нужно, чтобы он начал действовать. Мне нужно, чтобы место рядом с ним заняла эта девка Айана.
- А что, если ты ошибаешься? Что, если на этот раз Крыс окажется проворнее? Я прошел немало войн, мой мальчик, и я не раз видел, как самый слабый противник, оказавшись зажатым в угол, обретает прежде невиданную мощь. А Крыс не слаб. Он не упустит своего и его крайне тяжело переиграть.
- Но ведь нам это удавалось и не единожды. Мы выкрали Айану прямо перед его носом, мы перехватили его шпиона, когда он пришёл за Доменианом, и вместо него объявили Себастиана сыном Крыса.
- Я давно хотел тебя спросить, что стало с мальчиком, - боясь, что ему изменит решительность, поспешно произнес отец Тобиас. Он даже выдержал пронзительный взгляд Гидеона, не выдав своего страха перед бывшим послушником.
- Он умер, но я не виновен в том. Домениан был среди святых отцов, сопровождавших мою армию. В Равии наш лагерь атаковали и он погиб.
- Жаль, - глухо произнёс отец Тобиас, - это была чистая душа.
- Уж лучше умереть святым. Он был Пелларом, кто знает, удалось бы нам и дальше скрывать правду. По крайней мере, у Крыса нет никаких сомнений в преданности Себастиана. С тех пор, как он подставил меня перед Сангридой, вера Крыса в сына непоколебима.
- А кому ты веришь, Гидеон? - святой отец подался вперёд, точно желая рассмотреть истину, промелькнувшую в глазах Гидеона, прежде, чем он привычно озвучит ложь.
- Себе и Сангриде. Впрочем, я верю тебе и Себастиану. Да, пожалуй, я все же ему верю, несмотря на произошедшее в Равнине. Раскаяние его так велико, что скорее он предпочтет умереть, чем вновь меня подведет.
- Тогда спроси и его совет. Мой будет прежним - убей Крыса и избавься от девчонки Пелларов, если ты по-настоящему любишь Сангриду. Пусть она счастливо живёт с мужем, не боясь их тени. А ты люби жену и свой народ.
Гидеон не ответил. Он молча взирал на статуэтку бога, освещаемую неровным светом зажженной свечи. Поддавшись прорыву, он молитвенно сложил ладони и быстро что-то прошептал, после чего, не прощаясь с отцом Тобиасом, вышел прочь из кельи.
Он нашёл Себастиана в его покоях. Тот был чертовски пьяным и довольным.
- Трижды будь благословенен, мой владыка, - хихикнул он, завидев Гидеона. Простыни на его постели были смяты, и в комнате все ещё чувствовался запах разгоряченной плоти. Себастиан сидел перед камином, набросив поверх обнаженного тела серую хламиду священника, и с наслаждением потягивал вино. Любой другой на его месте давно бы уже крепко спал, истомленный похотью и алкоголем, но столь слабый на военном поприще, Себастиан был несокрушим в отношении мирских удовольствий.
- Вижу, о тебе позаботились наилучшим образом, - рассмеялся Гидеон. Он сбросил с плеч плащ и, налив себе вина, сел напротив друга.
- Лучше не бывает, - охотно согласился Себастиан. - Кто бы мог подумать, что дочери знати более продажны, чем сами продажные девки? Я просто хочу сказать, они так стараются, надеясь попасть тебе в постель, что трудно соответствовать их напору. Может, я старею? Может, пора уже жениться, пока я способен заделать ребёнка?
- Если они понесут от тебя, я велю оставить бастарда, - пообещал Гидеон, пряча усмешку.
- А если это будут девочки? - Себастиан был настолько пьян, что Гидеону всё тяжелее удавалось сдерживать смех. Сейчас его друг больше походил на неумелого актёра, и он с наслаждением наблюдал за этим спектаклем. - Боже мой, что я буду делать если это девочки? - Себастиан едва не рвал на себе волосы, - Они же станут такими же. Я же тоже должен буду отослать их в твой гарем, где им придётся ублажать тебя, - его глаза округлились, - или делать то, что я велел делать тем девкам.
- Успокойся, - Гидеон все же рассмеялся, - Я обещаю тебе никогда не призывать их ко двору. Отправишь их в храм.
Такое предложение ещё меньше понравилось Себастиан. Он отчаянно замотал головой, так, что едва не выпал из кресла.
- Нет! Никогда. Это ты все чах из-за Сангриды. Я в это время только и делал, что имел монашек. И не одна мне не отказала. Интересно, - он задумался, - хоть кто-нибудь из них понес?
- Что ты скажешь о приезде Сангриды? - перебил его Гидеон.
- Что ты совершаешь большую ошибку. Если бы ты в пятнадцать лет раз залез бы ей под юбку, то давно бы успокоился. А теперь ты собираешься рискнуть всем, ради женщины, которая тебе здесь не нужна. Подумай о своей королеве, о союзе с вдовами и Равниной. Никогда прежде Остров так не процветал. На твоем месте я бы просто поимел ее пару раз под носом у этого калеки и отправил бы восвояси, где обо всем позаботился Крыс. А если кто-то пронюхает, ты, как всегда. найдёшь всему благопристойное объяснение. В прошлом тебе это удавалось с легкостью. Консистория с радостью отпустит тебе все грехи и продолжит прославлять своего драгоценного владыку.
- Я больше не пятнадцатилетний мальчишка, потерявший голову из-за любви к сестре. Я мужчина, жаждущий недозволенного, способный погубить все — себя, ее и построенный нами мир из-за одной ночи. Мои чувства более не безвинны. Я осознаю, чего хочу, и какова цена этому. Моя любовь к ней более не чиста. Это пропасть, ведущая в самые темные глубины ада. Никто нас не оправдает, никто не скажет слова в нашу защиту. Я более не смогу войти в ее комнату, и, поддавшись порыву, совершить недозволенное. Я иду в ее комнату, каждый раз надеясь на это. Я боюсь, что, снова добившись своего, не почувствую счастья, что мгновение эйфории завершится горечью раскаяния. И тогда, все, что было между нами, будет перечеркнуто.
- Я не понял, - с трудом ворочая языком, произнес Себастиан. Он попытался ухватить стоящий на столе кубок с вином, но его рука скользнула ладонью выше, - ты собираешься ее поиметь или нет?
- Конечно я ее поимею! - расхохотался Гидеон и, сжалившись над другом, пихнул ему в ладонь кубок. - Выпьем за будущие наслаждения!
- И раздвинутые ноги всех красавиц мира! - поддержал его Себастиан. Он поднес кубок к губам, но большая часть вина пролилась мимо, уничтожая бесценный шелк священного одеяния. Рука его дрогнула, кубок со звоном упал на пол, и Себастиан откинулся на спинку кресла, спящий и мертвецки пьяный.
- За Сангриду, - тихо произнес Гидеон. - За нее.

Глава 6. Сангрида

Рассвет окрасил небо золотым и розовым светом. Волны негромко плескались, ударяя о борт судна, высоко в небе кричали чайки.
Сангрида стояла на палубе и пристально вглядывалась в очертания далекого берега, тёмной полосой видневшегося на горизонте. Чувства, охватившие её, были столь сильны, что она не сдерживала слез. Как же долго она мечтала вернуться домой, как долго во сне снова и снова прибывала к родным берегам. Все трепетало в её душе, Сангрида не верила, что всего несколько часов ожидания отделяют её от благословенной минуты. Она давно отказалась от своего прошлого и от имени, и вот Сангрида Талтос, дочь блистательной Нерелиссы восстала из праха. И счастье, овладевшее её душой, было гораздо сильнее того страха, который она испытывала при мысли о Гидеоне.
Гидеон. Она запрещала себе думать о нем, но он снова и снова приходил к ней во снах. Она любила Альдо, и чувство это было искренним, и все же порой, ложась с мужем в постель, она представляла себе Гидеона, его руки, его губы. Стыд сжигал её, она отчаянно молилась об избавлении, но Гидеон не оставлял её.

- Ты уже не спишь?
Обернувшись, она увидела Альдо, уже облаченного в праздничное одеяние. И хотя на его шее блестела золотая цепь, волосы были все ещё растрепаны после сна, и черные кудри торчали в разные стороны.
- Я почти не сомкнула глаз, - призналась она, подставляя щеку для поцелуя. Альдо поправил шаль, почти соскользнувшую с плеч Сангриды. Нерия откинулась на его грудь, все так же не отрывая взгляда от горизонта.
- Ты думала о нем? - тихо спросил Альдо, так, чтобы не расслышал сопровождающий его страж.
- Да, - выдохнула Сангрида.
- Он не посмеет тебе навредить. Ты королева Равнины и ты носишь под сердцем наследника престола.
- Ты ведь не об этом волнуешься? - вместо ответа спросила она. Альдо промолчал. - Мои чувства к Гидеону остались в прошлом. Я была слишком глупа и наивна, веря в его любовь. Не отличая ее от вожделения. Я не могла ответить ему взаимностью.
- Помни об этом, - тихо сказал Альдо и, быстрым поцелуем коснувшись её волос, направился обратно в каюту.
А Сангрида все так же осталась стоять на палубе, не в силах отогнать от себя непрошенные мысли. Смогла бы она противостоять Гидеону теперь, если бы он попросил её остаться на острове? Не ожидай она ребёнка, смогла бы отказаться от жизни в Равнине ради того, что было прежде у неё отнято? Не считая редких минут, все эти годы она была абсолютно счастлива с Альдо, но теперь жизнь в Нерелиссе казалась её куда реальнее той, что осталась в Равнине. И встреча с прошлым дарила ей такое счастье, какое совладало бы с любым страхом.
Позволяя старой камеристке Альдо, приставленной ещё Крысом, одевать себя, Сангрида снова и снова возвращалась мыслями к ночи расставания с Гидеоном. Теперь его измена не казалась ей такой весомой причиной, и негодование Чёрного принца было весьма понятно. Сангрида бранила себя за эти мысли, она прижимала ладони к округлившемуся животу, ставшему ещё более заметным за месяцы подготовки к отплытию, точно плод в её чреве мог вселить в неё недостающую уверенность.
Но ни молитвы, ни увещевания не избавляли её от недозволенных мыслей. Она придирчиво разглядывала себя в зеркало, находя своё отражение недостаточно привлекательным. Золотое платье показалось ей тусклым, украшения безыскусными, а собственное лицо изнеможенным и одутловатым. Причитания старухи Невии о том, какая она цветущая роза, скорее раздражали Сангриду, и она поспешно отослала её прочь, велев принести воды для повторного омовения.
Ей с трудом удавалось сдерживать себя, улыбаясь Альдо и отвечая слугам на добрые пожелания. Сердце её неистово забилось в груди, когда она увидела родной черно-золотой стяг Талтосов, точно корона венчающий поданный ялик. Она пыталась казаться вежливо-безучастной, хотя больше всего на свете ей хотелось плакать от счастья. Ожидающие их в ялике музыканты перебирали струны лютен, им вторил напев флейты, и Сангрида узнала в печальной мелодии колыбельную, которой её убаюкивала мать. Гидеон помнил!
- Красивая мелодия, - заметил Альдо.
Сангрида не ответила. Её губы беззвучно шептали слова давно забытого языка, и каждое слово отзывалось в её сердце. Она больше не чувствовала себя всесильной королевой Равнины. Она снова была Сангридой Талтос, маленькой девочкой, чью тоску по матери могли успокоить лишь слова брата, обещавшего быть всегда рядом, его нежные пальцы, перебирающие её пряди, когда она забывалась на его груди.
- Гидеон нас встретит? - хрипло спросила она слугу, с трудом сглатывая поднявшийся к горлу комок.
- Владыка поприветствует вас позже. Вы сможете увидеть его на ужине.
Сангрида молча кивнула и вновь устремила взгляд на приближающийся город. Их встречали сотни нерий, выкрикивая имена короля и королевы, бросая цветы к их ногам и громко переговариваясь между собой. Сангрида тепло улыбалась, улавливая краем уха восторженные обсуждения. Она бросила взгляд на улыбающегося Альдо, и ощутила прилив гордости оттого, что он идет с ней рядом, красивый морнийский принц, на которого с таким восторгом поглядывают девушки.
Впервые за это утро мысли ее вернулись к мужу, и она крепче сжала его руку. Тот наградил жену ласковым взглядом и приветственно помахал толпе, восторженно отозвавшейся на его жест. Так они прошли вдоль всей главной улицы, через фонтан Диглана Белобородого к самому дворцу владыки. Альдо, прежде не видевший это чудо архитектуры, восторженно выдохнул, и Сангрида усмехнулась. Даже на нее некогда родной дом все еще производил огромное впечатление. Дворцовая стража не позволила черни проводить чету дальше ворот, и остаток пути они проделали в сопровождении одной лишь свиты.
- Ваши величества.
Сангрида не сразу узнала человека, спустившегося к ним от главного хода. Он был высок и худ, кожа его, как и у Гидеона, была светлой, а коротко стриженные черные волосы не отливали синевой, как у чистокровных нерий. Он был красив, единственное, что его портило — глаза — мелкие, прищуренные, лисьи. Долгие годы она не видела его, но этот взгляд она не могла забыть.
- Себастиан, - выдавила она из себя натянутую улыбку.
- Позвольте поприветствовать вас от лица владыки Гидеона, - сдержанно произнес он, ничем не выдавая своего знакомства с Сангридой. - Владыка приглашает вас на ужин, предшествующий завтрашнему торжеству. Сейчас разрешите проводить вас в покои, где вы сможете освежиться с дороги. Ваше величество, - он повернулся к Альдо, - владыка распорядился предоставить в ваше пользование комнаты, которыми он сам располагал, будучи принцем. Для вас, ваше высочество, - он обернулся к Сангриде, - приготовлена комната, в которой вы жили прежде.
- Но… - начал было Альдо, удивленный подобным распределением, но Сангрида мягко остановила его.
- Благодарю вас, советник Себастиан. Я рада вернуться домой.
- Я не советник, ваше величество, - равнодушно произнес он и, кивнув кому-то, стоящему позади него в составе прочей свиты, уступил дорогу Альдо. Сангрида бросила взгляд в толпу, и на лице ее расцвела улыбка.
- Рул! - восторженно выдохнула она, заметив прежнюю подругу. Та едва сдерживалась от того, что бы с криком не броситься ей навстречу. Вместо этого, широко улыбаясь, она низко и почтительно согнулась в поклоне.
- Госпожа, - пропела она и Сангрида рассмеялась. Рул была той единственной, кому Аластер позволил сопровождать Сангриду в Королевскую равнину. В ту пору девочке было только семь, и теперь Сангрида не скрывала своего восхищения, глядя как расцвела ее подруга за прошедшие пять лет.
- Сопроводите меня, - велела Сангрида и, взяв Рул под руку, прибавила шаг. Теперь, отчетливее, чем прежде, ей казалось, что она никогда не покидала Черный остров. Идя знакомыми коридорами в гарем, она с радостью отмечала, что здесь ничего не изменилось, и ее дом точно такой же, каким он был в день ее отъезда. Впрочем, стоило им войти в гарем, как это впечатление рассеялось, точно дым. В женщинах, вышедших ее поприветствовать, она не узнавала ни одного лица. Что именно послужило причиной этому, страх, что ее узнают, или смерть Аластера, Сангрида не знала. Она старалась не думать о том, какая их постигла судьба, вспоминая ту страшную ночь, когда комнаты Малого дворца в Равнине наполнились горьким запахом вереси.
В толпе женщин она заметила одну, которая не поднялась при ее появлении. Она сидела поодаль, прячась в тени, и, хотя Сангрида с трудом могла различить черты ее лица, все то время, что ей понадобилось, чтобы пройти к личным покоям, она ощущала на себе ее пронзительный взгляд.
- Кто это? - тихо спросила она у Рул.
- Королева Илеана.
Сангрида почувствовала острый укол в животе. Все это время она ни разу не вспоминала о жене Гидеона, и теперь была неприятно удивлена тем, что эта женщина находится так близко от нее.
- Какая она? - не сдержавшись, спросила она у Рул. Та задумалась.
- Трудно сказать, - наконец произнесла она, когда они вошли в покои, где прежде жила Сангрида. Привычно, как это делала сотни раз, Рул бесцеремонно плюхнулась на кровать Сангриды и поджала под себя ноги. Та устроилась напротив. - Она потеряла всех детей, что зачала с владыкой, и теперь все время прячется ото всех. Она ни с кем не общается, кроме троих девушек, прислуживающих ей, и все больше молчит. Иногда мне кажется, что она вообще не в себе. и ей все безразлично. Но, едва только кому-либо из девушек велят идти к владыке, она начинает злиться. Молчит, конечно, но так и буравит взглядом.
- И часто кто-то ходит к владыке? - против воли вырвалось у Сангриды. Она не хотела об этом говорить, даже думать о таком не следовало, но и сдержать себя она не могла.
- В последнее время часто. После того, как Илеана родила мертвого мальчика. А до этого никого не звали вовсе. Теперь здесь все стало совсем по-другому. Раньше девушки изнывали от скуки, а теперь все время прихорашиваются, шепчутся. Владыка больше не зовет королеву, он присылает сюда своего слугу Себастиана, и тот выбирает, кому повезет. Иногда девушек зовут и к Себастиану, но только двух. Владыка не хочет делить одних девушек на двоих, мало ли кто забеременеет, как потом понять, чей ребенок?
Сангрида поморщилась. Она не выносила Себастиана, хотя даже самой себе не могла объяснить почему. Даже сир Каллат, чья репутация шагала впереди него самого, был ей куда ближе и приятнее.
- У него есть фаворитка? - тихо спросила Сангрида, зная, что Рул правильно ее поймет. Та покачала головой.
- Он никого не выделяет. Есть девушки, которые ходят к нему чаще остальных, но не более. Евнухи строго следят, чтобы никто не возносился из них. Если кто-то возгордится, что ее приглашают в покои чаще остальных, то ее могут выпороть. И, конечно, нельзя об этом говорить при королеве. Здесь была девушка, Магдалена, красивая как богиня, к тому же дочь сатрапа. Так вот, всю неделю ее каждую ночь водили к владыке, и она возомнила себя госпожой. Начала распоряжаться в гареме и при королеве рассказывать, как проводит ночи с владыкой и что будет, когда она ему родит сына. Не знаю как, но слухи дошли до владыки. Магдалену выпороли и голой выставили за стены дворца. А когда она на площади стала бранить владыку, так ее и вовсе отвели в бастион к стражам, где ее отдали на их милость. Теперь в Сембии новый сатрап, а что случилось с отцом Магдалены никто не знает.
Сангрида поежилась. Она давно отвыкла от крутого нрава Гидеона, и все услышанное теперь показалось ей верхом жестокости.
- Владыка не любит, когда кто-то обсуждает его или королеву, - продолжала Рул. - Он всегда с вниманием относится к Илеане и не дает никому спуску, если кто-то с ней непочтителен. Нам не позволяется говорить о ней, когда мы ходим в его покои.
- Нам? - переспросила Сангрида. Рул густо покраснела.
- Нам, - тихо подтвердила она. Сангрида отпустила ее руку и с удивлением уставилась на подругу, точно пытаясь осознать, что скрывается за этим словом.
- Так ты… - медленно произнесла она и Рул, опустив взгляд и густо покраснев, кивнула. Сангрида пораженно выдохнула, - так тебе только четырнадцать!
- Тринадцать. После того, как девушка в первый раз зацветает, ее отводят к владыке. Я не первая. Он любит юных и невинных. Эвии из Каскадей двенадцать, но она чаще остальных ходит к владыке. Раньше ходила Рена, но теперь ее не пускают, кажется, она беременна. Ей тринадцать.
Сангрида пораженно молчала. Она не знала что сказать, что подумать. Эти девушки были еще совсем юными, она вспоминала себя в их возрасте, представляла, чтобы почувствовала сама, если бы ей пришлось идти в покои владыки, и ужаснулась.
- Все не так плохо, - поспешила успокоить ее Рул. - Конечно, сперва было не так хорошо, но потом стало лучше. Ему нравится, когда ему дерзят и сопротивляются, он может сделать больно, но потом он всегда щедр. Рена говорила мне по секрету, что однажды ударила его, а он захохотал. Потом он всю неделю посылал за ней, и ему нравилось, когда она ему сопротивлялась. Он даже не отсылал ее обратно в гарем и закрывался с ней на целые ночи, обещая, что сделает ей ребенка и тогда она получит все. Рена не дура, она только мне сказала и показывала синяки. Владыка очень хотел, чтобы она понесла от него, и не хотел видеть никого другого. Он даже днем звал ее. Говорят, он очень обрадовался, когда узнал, что она не расцвела, как обычно. Теперь осталось только ждать понесла она или нет.
- Ясно, - прошептала Сангрида. - Ты бы не могла оставить меня? Я очень устала с дороги. Мне нужно отдохнуть.
- Конечно, - Рул порывисто вскочила с кровати. - Если понадобится помощь, я приду.
- У меня служанки из Равнины, - улыбнулась Сангрида, в душе уже пожалев, что начала спрашивать и не желая больше видеть Рул. У нее было ощущение, что она испачкалась чем-то грязным, что невозможно будет отмыть. С тоской она подумала об Альдо и их жизни в Равнине, впервые жалея о том, что они в Нерелиссе. Впустив камеристок в покои, она легла в кровать и закрыла глаза, надеясь, что к ней придет сон. Перед ее глазами стояли юные девушки, которым предстояло отправиться в постель Гидеона, брат, хладнокровно разглядывающий их и решающий, кто сможет дольше выдерживать его истязания. Внезапно к горлу Сангриды поднялся кислый комок, она едва успела подняться с подушек, как ее вырвало на пол.
- Госпожа! - к ней тотчас бросились служанки, но она остановила их жестом.
- Это просто тошнота. Я в порядке.
- Лучше позвать за лекарем, - произнесла Исабел, любимая камеристка Сангриды. - Тошнота должна была уже пройти.
- Все в порядке, - повторила она. - Меня просто укачало на корабле, да и прогулка по городу отняла немало сил. Мне нужно немного полежать. Идите, познакомьтесь с женщинами в гареме. Уверена, вам найдется о чем посплетничать.
Девушки довольно захихикали и быстро выбежали из покоев, пока их госпожа не передумала. Лишь Исабел осталась рядом с Сангридой.
- Я побуду здесь, госпожа, - просящим тоном произнесла она. - Я буду сидеть очень тихо и не потревожу вас.
- Я знаю, - улыбнулась ей Сангрида и благодарно сжала ее руку. Она закрыла глаза, а Исабел устроилась на скамье рядом с кроватью и тихонечко, еле слышно, что-то замурлыкала себе под нос. Не открывая глаз, Сангрида улыбнулась.
Она искренне любила Исабел за ее бесконечную доброту и преданность. Когда двор Равнины начали наполнять морнийские аристократы, среди прочих девушек в столицу прибыла и Исабел. Род ее был столь же древним, как Креллинги, и ее предки на протяжении веков стояли рядом с троном Пелларов. Теперь род истощился, а его владения оскудели. Исабел была его последней представительницей, и то немногое, что по праву отошло бы ей после смерти родителей, стало бы собственностью ее супруга, влившись в состояние другого рода. По этой ли причине или по какой-то иной, Исабел не спешила с замужеством, упрямо сопротивляясь давлению со стороны опекающего ее дяди. Она была лишь на год старше Сангриды, и та, питая благодарные чувства к морнийке, мысленно пообещала себе найти для нее самую завидную партию. Она тщательно присматривалась к друзьям Альдо, пытаясь увидеть среди них кого-нибудь, кто бы своим характером напоминал бы ее мужа. Так же она присматривалась к слугам, надеясь, что подобный мезальянс не только позволит Исабел главенствовать над супругом, но и вынудит сохранить семейное имя, чтобы то перешло к сыну Исабел.
- Будь всегда рядом со мной, - прошептала Сангрида, зная, что Исабел ее непременно услышит, - не оставляй ни на минуту и не подпускай ко мне никого из этих женщин.
- Не подпущу, - с мрачной решимостью пообещала та, а затем снова принялась напевать. С успокоенным сердцем Сангрида вскоре заснула.
Однако вскоре ей пришлось проснуться - Исабел мягко коснулась её плеча.
- Пора, госпожа, - извиняющимся тоном произнесла она. Сангрида тяжело поднялась с кровати и отдалась на милость камеристок. Те быстро и ловко растирали её виски розовой водой, омывали шею и руки, Исабел осторожно расчесывала тяжелые пряди волос. Пока Сангрида спала, она уже успела подготовить нижнее белоснежное платье из лёгкого нерелисского шелка, которое мягко струилось по телу госпожи. Как жаль, что теперь, будучи королевой, она не могла позволить себе остаться лишь в этом одеянии. Хотя верхнее платье было из лёгкой ткани, все равно в нем было слишком жарко. Цвет золотистого ореха всегда шёл ей и, бросив на себя взгляд в резное ростовое зеркало, Сангрида осталась довольна. Её округлившийся живот был почти незаметен, и, отойдя на пару шагов, туда, где льющийся в окно свет был не столь ярок, в тусклом отражении она увидела себя прежнюю - маленькую нерию, волей судьбы оказавшуюся в дворе владыки.
И вновь её охватило чувство жалости к самой себе. Та часть души Сангриды, что принадлежала Чёрному острову, оплакивала жестокую судьбу, вырвавшую её из родного дома и лишившую собственного имени. Напрасно Сангрида пыталась думать об Альдо и будущем ребенке - в эти стенах она не чувствовала себя королевой Равнины, кровь Талтосов откликалась на зов предков.
- Госпожа, мы сопроводим вас в зал, - произнесла Исабел.
- Не стоит, - оборвала её Сангрида. - Этот дворец такой же мой дом, что и тот, в котором я родилась.
- Но ваше величество...
- Здесь много комнат, которые никем не заняты. Я хотела бы, чтобы вы жили отдельно. Если вы мне понадобитесь, я пришлю евнухов.
Исабел молча поклонилась. Сангрида знала, приказ пришелся ей не по душе, но не желала стеснять себя присутствием других. Она корила себя за эту слабость, но соблазн хоть ненадолго вернуть себе прежнюю жизнь, был сильнее её.
Глубоко вздохнув, она вышла из покоев и степенно направилась в главный зал. Женщины расступались при её появлении, низко склонялись в поклонах, ослепленные красотой и величием госпожи. Разве могла сравниться вдова Илеана с той, в чьих жилах текла кровь королей? При ее появлении стихали голоса, и можно было услышать тихий шелест подола. И, хотя Сангрида была воплощением милосердия и всепрощения, она производила то же впечатление абсолютной власти и превосходства над всеми, действуя на окружающих так же, как и Чёрный принц. Распахнувшие перед ней двери евнухи не остались стоять на своих местах, как приписывали это правила, но низко преклонили спины, не поднимаясь до тех пор, пока очертания Сангриды не скрылись за поворотом коридора.
Что касается нерии, то она ощущала себя той, кем была прежде, и это чувство, несмотря на свою неуместность, наполняло её безудержным счастьем. Ноги сами несли её по коридорам, она ощущала давно позабытую свободу. Волнения остались далеко позади, и даже мысли об Альдо ушли в небытие. Казалось, что она проснулась после долгого сна и, как это случалось каждым утром, встреченным во дворце Нерелиссы, ноги Сангриды сами понесли её в часовню.
Распахнув двери, пройти сквозь которые могли только Талтосы, она вошла внутрь. Яркий свет, льющийся сквозь огромные окна в белоснежный зал, на мгновение ослепили её. Но затем, среди мрамора стен и золота скульптур она различила высокий силуэт. Тёмные волосы волнами легли на чёрный мех плаща, распростертые в стороны руки казались сломанными крыльями ворона.
Сангрида замерла. Страх и ликование овладели её душой. Она не смела шелохнуться, вздохнуть, выдавая тем самым своё присутствие. Но невозможно было не ощущать её пронзительного взгляда. Гидеон обернулся, и они встретились глазами. Он едва уловимо вздрогнул, точно от порыва горячего воздуха, а затем, медленно, точно во сне, двинулся к Сангриде. Время точно замедлилось, а может это сердце в её груди стучало так быстро, что секунды казались вечностью. Теперь их разделяло расстояние вытянутой руки.
Лицо Чёрного принца исказила мука, его взгляд утратил привычную властность, он был скорее молящим, полным любви и боли. Мгновениями в них вспыхивал гневный изумрудный огонь, и казалось, что ярость вот-вот прорвется наружу. И когда Сангрида уже была готова отступить, охваченная страхом перед владыкой, Гидеон опустился на колени. Его ладони обхватили её округлившийся живот, а затем он коснулся его губами.

Глава 7. Айана

Едва ли можно было выбрать менее подходящий день для путешествия, чем тот, в который советник Крыс в сопровождении свиты выехал обратно в Мраморный город. Дороги совершенно размокли от дождя, который не прекращался ни на четверть часа, ветер крепчал, и, казалось, разгулу стихии не будет конца.
Лишь одному человеку не было ни до чего дела. Прислонившись лбом к раме экипажа, Айана вглядывалась в размытый пейзаж за окном, радуясь долгожданному возвращению домой. Казалось, ничто в этом мире не способно её расстроить. Впервые за долгое время Айана не ощущала ни голода, ни страха, ни сосущего желудок голода. На её ногах были тёплые ботинки, мягкие из-за толстой прослойки овчины. Ощущение это было странным - Айана давно привыкла ходить босиком. Ногам её был привычнее холод, и от тепла косточки весьма ощутимо ломило.

- Вы не устали, госпожа?
Томас сидел рядом с ней и с тем же вниманием, с каким Айана встречала каждый новый виток дороги, вглядывался в саму Айану.
- Нет, - тихо отозвалась она. Томас был приставлен к ней в качестве охраны и прислуги разом. Айана не знала, как следует к нему относиться, а потому их общение было неровным. Порой, решив, что Томас шпион Крыса, Айана замыкалась в себе, и на все его вопросы отвечала односложно и с большой неохотой. Порой, забывшись, говорила то, что иные предпочли бы утаить, видя в спутнике напоминание о прошлой блистательной жизни.
Что касается Делии, ей пришлось остаться в Клодасе. После недолгих увещеваний Айана уверилась, что для девочки это самое безопасное место, и никто даже не подумает, что она в старом владении Крыса, а не под присмотром вдов. Сердце Айаны отнюдь не болело из-за расставания с дочерью. Напротив, уверившись, что ей ничего не грозит, Айана ощутила облегчение - она понятия не имела, как ухаживать за ребёнком. Детские капризы приводили её в замешательство и гнев. Хныканье выводило из себя, и она с трудом удерживалась от того, чтобы не надавать Делии пощечин. Ребёнок же, лишенный привычного окружения и ласки вдов, был вдвойне беспокойнее и взбалмошней. В Айане она не видела матери, лишь незнакомку, смотревшую на неё как на мерзкое насекомое.
- Вы скучаете по Вайсу? - нарушая тишину, спросил Томас. Айана перевела недоуменный взгляд на Томаса. - Я понимаю, вы были там несчастной, но, долго проживая на одном месте, невольно привыкаешь к нему.
- Я хотела бы забыть обо всем, что там произошло, как о страшном сне. Забыть людей и дома, южное наречье и вид из окон лачуги, где умирала от голода и болезни.
- Простите, - смущённо пролепетал Томас. - Я не хотел вас ранить.
- Вам бы это не удалось. Я знала побои и насилие. Каждый день моё достоинство втаптывали в грязь. Хотя грязь теперь куда чище меня.
- Это в прошлом. Вы станете королевой равнины.
- Вы знаете о цене? - изогнула бровь Айана. Томас покачал головой. - Я стану лишь приложением к Крысу, в чью пользу отрекусь от престола. И в этот раз я буду ублажать в постели только его. Каково это сменить Червя на Крыса?
Она истерически захохотала. Томас в ужасе ожидал, когда стихнет её истерика.
- Представляете, как я низко пала? Он даже не попытался овладеть мною, хотя у него не раз была такая возможность. Боится моей дурной болезни и велит служанкам докладывать ему после каждого подмывания. А они все разглядывают, разве что свечи не подносят. Вас тоже сейчас этим ко мне приставили? Может быть, мне стоит забрать юбку прямо сейчас?
Айана и в самом деле подхватила подол, но Томас схватил её за руки. Произошедшая в ней перемена привела его в ужас. Только что Айана безмятежно вглядывалась вдаль, улыбаясь своим мыслям, и вдруг в вспышке гнева пытается сорвать с себя одежду. Он не был готов ни к чему подобному. Будучи лакеем Митридата, он лишь издали наблюдал за третьей дочерью короля, очарованный её миловидным личиком и ласковой улыбкой. Теперь же она казалась безумной, и Томас мог лишь гадать, болезнь послужила тому причиной или Айана всегда была не в себе.
- Госпожа, - стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно спокойнее, Томас отпустил руки Айаны и поднял на нее взгляд. - Я не ваш тюремщик. Мое желание лишь одно — безопасно доставить вас в столицу, не вызывая ненужного любопытства. Если вы позволите, я стану служить вам, как прежде служил вашему отцу.
Айана некоторое время молча взирала на него, а затем покорно кивнула.
- Вам сложно представить, через что я прошла, - горько произнесла она, вновь отворачиваясь к окну и пряча взгляд от слуги. - Мужчину невозможно подвергнуть таким унижениям, изначально вы куда сильнее нас. Вы не знаете, что такое быть оскверненной таким, как Червь.
- Не знаю. Но вы должны постараться отрешиться от произошедшего с вами. Как бы тяжело это ни было. Если вы пожелаете, я принесу вам голову Червя и любого, кого вы назовете.
- И даже Лестера? - усмехнулась Айана. Томас оставил ее вопрос без ответа. Долгое время они ехали в полной тишине. Наконец, когда Томас начал погружаться в дрему, Айана повернулась к нему.
- Вы были женаты? - с любопытством спросила она.
- Нет, госпожа. Вся моя юность прошла в услужении вашему отцу. Теперь я служу советнику Холгеру.
- Вы больше не лакей. Разве гвардейцам запрещено заводить семьи?
- Нет.
- Это будет мой третий брак. Сперва я была замужем за Дованом Талтосом. О, знали бы вы, как он был хорош собой. Я не ценила его, ревновала к тем юношам, которыми он всегда был окружен. Я хотела быть ему женой во всех смыслах, но его усилия удовлетворить мое желание, не имели результата. И все же он был добр ко мне и старался, как мог, сделать наш брак счастливым. Тогда я этого не понимала, а когда научилась его любить, Черный принц убил Дована.
- Черный принц? - изумился Томас, но Айана точно не услышала его вопроса.
- Я часто думаю, какой стала бы моя жизнь, не случись этого, останься Дован в живых. Я была бы его королевой, матерью его детей. Он был умен и решителен, он бы уничтожил Гидеона, и над нами не нависла бы эта черная туча. Но он считал мальчишку всего лишь вздорным бастардом, не верил слухам о нем и угрозе своему правлению. Каким бы был мир, сир Томас, если бы не пресеклась одна лишь эта жизнь? Кем бы мы были?
- Я не знаю, госпожа.
- Моим вторым мужем был его младший брат, Лестер Талтос. Я сама выбрала себе его в супруги, уверенная, что с ним обрету величие. Он тоже был хорош собой и даже наградил меня ребенком. Но когда Черный принц взошел на престол, мой муж продал меня в бордель и заставил отказаться от дочери. Я была единственным, чем он мог расплатиться — я ходила к мяснику, который отдавал нам шкуру и жир, к лекарю, который зашил рану Лестера, когда тот спьяну упал с лестницы. Даже его последний слуга мог делать со мной, что угодно, потому что носил нам еду и был единственным напоминанием для Лестера о том, кем он родился. Если я не делала то, чего хотел Червь, Лестер избивал меня до потери сознания, а когда я приходила в себя, то вновь отдавал Червю.
И вот теперь, сир Томас, я выхожу замуж в третий раз. Он не Талтос, он не красив и он совсем не тот, кого бы выбрал мой отец или я сама. И я задаюсь вопросом — что теперь меня ожидает. Чем еще я могу расплатиться? И чего ожидать от Черного принца, когда он обо всем узнает?
- Вам не стоит бояться, госпожа. Вы пережили так много, что теперь вас ничто и никто не сломит. И, если вы примите мою клятву, то я стану вашим слугой.
- Вы служите Крысу.
- Только оттого, что не мог служить самозванке, зная, кто истинная дочь Пелларов. Я предан вашей династии, и вы последняя из дочерей Митридата.
Айана едва заметно кивнула и вновь отвернулась к окну, за которым уже трудно удавалось что-то разглядеть в сумраке сгущающегося вечера.
Они остановились на ночь на постоялом дворе. Имя Крыса было известно каждому в Королевской равнине. А потому не было ничего удивительного в том, что хозяин задолго до их появления отказывал в постое каждому, кто заглядывал в его заведение.
Слуги Крыса остались в Клодасе, и Айана с тоской смотрела на неумелые попытки жены хозяина услужить ей. Толстая деревенская баба никогда прежде не видела столь благородной госпожи и больше пялилась на нее, чем помогала.
- Иди, - в конце концов, не выдержав, отослала ее Айана. После пережитого ею в Вайсе она терпеть не могла, когда на нее пялились, ища в каждом пристальном взгляде укоризну.
- Вы быстро возвращаетесь к прежней жизни.
Вздрогнув, Айана увидела Крыса, стоящего возле двери, куда секундой раньше протиснулась женщина.
- Я могу справиться сама, - холодно отозвалась она, пытаясь нащупать на спине завязки платья. Крыс усмехнулся и подошел к ней. Его прикосновения были неприятны Айане, но она сдержалась, когда его ледяные пальцы легли на ее кожу.
- Вы должны снова быть Айаной Пеллар, - пропел он ей на ухо, ловко расправляясь с завязками своими узловатыми пальцами. - Вы должны дать миру то, что он желает увидеть. Королеву, столь очевидно величественную, что Сангрида Талтос, та чье имя они упоминают в ночных молитвах, покажется им грубой деревенщиной. Неужели, раздвигая ноги перед Лестером и позволяя Червю запускать в себя пальцы, вы не мечтали подняться так высоко над ними, чтобы они растворились в вашей тени? Вы заплатили великую цену, пришло время взять желаемое.
- Мне достались вы, - она обернулась и гневно воззрилась на Крыса. - Я всего лишь дорога, по которой вы пройдете к престолу. Я все еще лежу в пыли и грязи.
- Так идите рядом со мной.
Айана вновь отвернулась, позволяя Крысу продолжить начатое.
- Вы поселитесь в розовом павильоне, как фаворитка короля Альдо, и получите пару слуг и охрану.
- Тюремщиков, вы хотите сказать.
Крыс улыбнулся. Он мягко провёл пальцами по её руке и сжал ее ладонь.
- Я не заслуживаю ваших слов, госпожа. Все чего я хочу, помочь вам вернуться в Белый дворец. Мои амбиции высоки, это правда, но я никогда не смогу нанести вред члену своей семьи ради их достижения. Ваш отец даровал мне жизнь. Он позволил мне быть рядом с ним в столице и жить в достатке. Неужели вы считаете, что я это забыл? Что после всего стану угрозой его дочери? Если это так, то мы с вами можем расстаться прямо сейчас. Можете забрать все деньги, что мы везем в Мраморный город, лошадей, экипаж, все, на что падет взгляд, и раствориться в Равнине. Я не стану вас искать. Вы будете свободны от прошлого и того будущего, которое я вам предлагаю.
- Вы и правда оставить меня в покое? - недоверчиво спросила Айана. Она пристально вглядывалась в лицо Крыса, точно пытаясь прочесть истину в выражении его серых глаз.
- Я сделаю для вас то же, что сделал для меня Митридат. Вы даже можете занять мой дом в Клодасе. Это было бы весьма символично, не находите? И все же я не сомневаюсь в том, что вы примите правильное решение. Вы не просто его дочь, вы наследница династии. Вы не можете не желать власти, как безумец не может не слышать голоса. Править для вас все равно, что дышать. Не потому ли вы согласились на брак с наследником Дованом, даже зная слухи о его предпочтениях? Не потому ли отдались Лестеру, когда он предложил вам вернуться к прежней жизни и вновь быть в центре двора?
- Я была бы совсем глупа, если бы не выучила столь жестокие уроки, - отрезала Айана. Показалось ей или в глазах Крыса и в самом деле вспыхнуло восхищение? Впрочем, советник как никто другой умел скрывать свои чувства.
- Вы здесь, - невозмутимо произнёс он, - Мы оба знаем, что это значит. А теперь я оставлю вас. Надеюсь, вы проведете ночь более приятную, чем я.
Он направился к двери, но, когда его нога уже перешагнула порог, Айана его окликнула.
- Почему вас ожидает неприятная ночь? - не справившись с любопытством спросила она, на что советник откровенно усмехнулся.
- Ваше возвращение сопряжено со многими трудностями. Нужно решить их все прежде, чем мы открыто выступим. Многие решения болезненны, но власть не терпит слабости. Но не мне рассказывать вам об этом.
Айана кивнула. Крыс повернулся спиной, но она вновь окликнула его.
- Эдвард!
Советник медленно обернулся. Лицо его исказила мука. Звучание собственного имени причиняло невыразимую боль, а слышать его в устах кого-либо помимо Сангриды, было нестерпимо.
- Прошу вас, не обманите меня, - тихо произнесла девушка. Крыс едва заметно кивнул, и, не поднимая на неё взгляда, вышел из комнаты, плотно затворяя за собой двери.
На следующее утро Крыс был непривычно молчалив. Все то время, пока остальные завтракали, он с мрачным видом стоял напротив камина в общем зале. Казалось, он вовсе не замечает обращенных на него взглядов и громких голосов за спиной. Он даже не стал дожидаться, когда Айана и Томас сядут в экипаж и первым выехал со двора.
- Вы не знаете, что с ним? - спросила Айана, глядя из окна в тёмную фигуру Крыса. Дождь снова безжалостно поливал путников ледяной водой, и разглядеть выражение лица Крыса сквозь плачущие окна было невозможно.
- Думаю, он просто напуган, - предположил Томас. - После стольких лет выйти из тени и предстать под взгляды всего мира сможет не каждый. К тому же он сильно привязан к госпоже Сангриде.
- Какая она? - вопрос сорвался с губ Айаны, и она тотчас пожалела о сказанном, не уверенная в том, что хочет услышать ответ. Проще было вспоминать о маленькой нерии, когда та была глупой девчонкой, смеющейся над каждым словом своих старших братьев.
- Она хорошая королева, госпожа. И её действительно любят. Она строит храмы, кормит бедняков и заботится о сиротах. Каждый, с кем обошлись дурно, обращается к госпоже и никому она не отказывает в своём заступничестве.
Айана окончательно сникла. Она прекрасно знала, что не сможет соперничать в этом с Сангридой. Дочери из народа было просто завоевать любовь черни, но Айана привыкла к тому, чтобы чернь любила её и заботилась о каждой её нужде. Она не понимала, как сумеет вытеснить Сангриду из их сердец.
Даже с Лестером это не вышло. Талтос знал, что его сестра взошла на престол Равнины, и это всегда приносило ему огромное удовольствие. Прежде, чем ко двору прибыл Чёрный принц, Лестер был возлюбленным братом маленькой нерии. Став вторым после Гидеона, тот ничуть не охладел в своих чувствах к сестре, охотно отзываясь на любую её просьбу и с удовольствием проводя своё время в её компании. Айана часто думала о том, что не только борьба за престол разделила двух братьев. Чёрный принц ревновал Сангриду к Лестеру, хотя у того никогда не было к ней иных чувств, чем братских.
- Госпожа, - позвал её Томас, - вам не о чем беспокоиться. Когда пеллийцы узнают, что все это время ими правила самозванка, их любовь обратится ненавистью. Они не простят обмана, а все её нынешние добродетели станут объяснять не добрым сердцем, а желанием оправдать себя в глазах бога. Будьте милосердны, правьте ими, как правил ваш отец и они полюбят вас всем сердцем.
- Вы не задумывались о том, что меня могут узнать? - Айана наконец озвучила вопрос больше других пугающий её. - Четыре года я была девкой в борделе, через мою постель прошли сотни мужчин, и многие из них были пеллийцами.
- Простите мне мою дерзость, госпожа, но даже сейчас, когда вы еще не взошли на престол, я более не вижу в вас ту изнеможенную бедную женщину, которая встретилась мне в Красных пашнях.
- А мой голос? - усмехнулась она. Томас ответил ей грустной улыбкой.
- Неужели вы полагаете, что советник даст вам слово перед чернью? Госпожа моя, я ничуть не сомневаюсь, что ваша жизнь переменится к лучшему, и советник будет благоволить к вам. Но я не сомневаюсь и в том, что, обретя власть, он непременно задвинет вас на второй план. Впрочем, насколько я могу судить по своему опыту, самое безопасное место у престола - в его тени.
- Я только и держусь тени, - вздохнула Айана. Она вновь отвернулась к окну, не желая еще больше бередить старые раны. Проще не замечать Томаса вовсе, чем воскрешать оставленную за спиной жизнь.