Пролог

Томирис

В каждом университете, в каждом колледже или академии, где сотни молодых людей ежедневно сходятся в пыльных коридорах и тесных аудиториях, рано или поздно рождаются свои собственные легенды. Они не пишутся в учебниках, о них не говорят на кафедрах, но именно они, эти слухи и тайные истории, управляют сердцами студентов куда сильнее, чем правила грамматики или даты из учебника истории.

Сначала — это всего лишь шёпот в коридоре, оброненное слово за обедом, быстро стёртая переписка в чате. Но шёпот разрастается, как огонь по сухой траве, и вот уже пол-кампуса живёт чужой тайной. Все начинают строить догадки, искать намёки, читать между строк. Любопытство становится болезнью, затмевающей даже самые важные экзамены.

А если тебе выпадает судьба оказаться в центре этой истории — всё меняется. Твои шаги начинают ловить взглядом, твои слова разбирают на куски, твои жесты становятся поводом для сотни версий. Ты превращаешься не в человека, а в миф, за которым охотится толпа. И тогда остаётся только одно — улыбаться, делать вид, что всё это не про тебя, и отрицать до последнего. Потому что стоит тебе дрогнуть — и тебя растерзают.

Я узнала это на собственном опыте.

…В тот день всё началось как обычно. Мы сидели в душной аудитории, за длинным деревянным столом, испещрённым надписями студентов прошлых лет: признания в любви, проклятия экзаменам, номера телефонов и неудачные цитаты классиков. Солнечный свет пробивался сквозь немытые окна бледными пятнами, падая прямо на стопки книг и старый ноутбук Алины.

Профессор — мужчина лет пятидесяти с усталым лицом и редкими седыми волосами — читал лекцию. Читал, как будто отбывал повинность: бубнил монотонно, без интонаций, будто сам себе. Слова скользили по воздуху и оседали где-то в стороне, не задевая никого. Никто его не слушал.

Алина, как и всегда, сидела с абсолютно сосредоточенным видом, пальцы быстро танцевали по клавиатуре. Я знала — никакая это не лекция. Она снова писала свою историю. Очередную главу фанфика о мире, который был для неё реальнее, чем вся эта серость. Иногда я завидовала: вот бы так уходить в собственные вселенные и полностью забывать про скуку и людей вокруг.

Рядом со мной Аяна щёлкала тушью и придирчиво рассматривала себя в маленьком зеркальце. Её волосы — тёмные, упругими прядями выбивавшиеся из тугого пучка, — сверкали в солнечном луче, глаза блестели, и даже в этой пыльной аудитории она умела выглядеть так, будто сошла со страниц глянцевого журнала.

— Вот скажите мне, — лениво проговорила она, вытягивая губы и снова касаясь ресниц кисточкой, — кто вообще придумал, что писатели должны учиться шесть чёртовых лет? Шесть лет! Чтобы потом писать романы, которые всё равно будут пылиться на полках у библиотекарш.

Алина никак не отреагировала. Только слегка усмехнулась уголком губ и продолжила печатать.

Я едва не зевнула, растягивая слова в усталой шутке:

— Ску-у-у-ка-а-а… Господи, за что нам это?

И именно в этот момент тягучая обыденность треснула, как натянутая струна.

Аяна, едва взглянув на телефон, побледнела, как мел. Глаза её расширились так, словно она увидела что-то, что не должно было существовать в реальности. Она резко села ровнее, почти выронив зеркало, пальцы дрожали.

— Боже мой… — прошептала она, но тут же сорвалась на крик. — БОЖЕ МОЙ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ!..

Её голос, пронзительный и полный шока, прервал даже монотонное бормотание профессора. В аудитории повисла тишина. Кто-то уронил ручку, кто-то зашипел «потише!», но все глаза уже были устремлены на Аяну.

Даже профессор приподнял голову и посмотрел поверх очков.

Я почувствовала, как что-то холодное скользнуло вдоль позвоночника. Мурашки пробежали по рукам. Я ещё не знала, что в этот самый миг в мою жизнь ворвалась история, которая изменит меня. История, где тайна, зашифрованная в письмах, способна ожить, даже если их никто никогда не прочитает. История, где шумный город станет свидетелем того, как из мёртвых слов прорастут целые сады.

— АМАНКУЛОВА! Если вам неинтересно, то покиньте аудиторию и кричите там сколько захотите, — профессор даже не поднял глаз от конспекта, но его голос разнёсся по аудитории неожиданно громко и резко. Все вздрогнули, а я машинально сжала ручку в пальцах. Он снова вернулся к своему бубнению, будто ничего не произошло.

Я и Алина переглянулись, ошарашенные внезапной вспышкой строгости, и почти одновременно наклонились к Аяне.

— Что случилось? — спросила я шёпотом, вглядываясь в её лицо, полное взволнованного возбуждения. — Что тебя так впечатлило?

Аяна едва удерживала телефон в руках — пальцы дрожали от нетерпения. Её глаза буквально сияли.

— Вы не поверите, — она сглотнула, будто собираясь с духом. — Какая-то «таинственная незнакомка» опубликовала признание в любви! И не кому-нибудь, а парню из группы 4B. Он тоже учится у нас, на факультете писательства! Девочки, скорее откройте анонку. Там такое творится…

Алина мгновенно оживилась. С её лица исчезла привычная сосредоточенность, и в глазах вспыхнул азарт. Она открыла приложение, быстро пролистала ленту и, найдя нужный пост, едва не ахнула.

— Охренеть… — только и выдохнула она, резко взглянув на меня.

Я тоже взяла телефон. Экран высветил строки, написанные знакомым почерком моих мыслей. Всё внутри сжалось. Я знала этот текст слишком хорошо, потому что написала его сама.

Но никто. Никто не должен был знать об этом.

Я заставила себя остаться спокойной. Безмятежно, с полной отрешённостью я глядела куда-то в сторону — на серое окно, где лениво ползли облака, или на застывшую фигуру профессора у кафедры. Я укуталась в своё худи, как в кокон, и не позволила ни одной эмоции прорваться наружу.

Алина между тем уже зачитывала вслух куски поста, шёпотом, с восторгом, но так, чтобы слышали только мы обе:

— «Смотря на вас, моё сердце замирает…» Боже, как красиво! Или вот: «Если бы вы знали, каким галантным вы кажетесь со стороны…» И, наконец: «С любовью, ваша таинственная незнакомка». Чёрт возьми, да это же феноменально! Кто додумался до такого?..

Загрузка...