Сага о халруджи. Книга 3. Чужая война

Глава 1. Пески Холустая

Сикелия, последнее завоевание великой Согдарийской Империи, простиралась широко, от побережья Тихого моря на Западе до Гургаранских гор на Востоке, и была похожа на большое пятно солнечного света, присыпанное золотой пылью.

Гряда Гургарана разрезала Сикелию с Севера на Юг – словно жестокий бог выдрал из сухой земли каменный хребет, обнажив его перед высоким синим небом. Кучеяры называли Гургаран «Царскими Вратами» и считали границей, отделяющей мир людей от мира демонов.

На севере долина Сикелии была окаймлена отрогами Исфахана, а на юге начиналось Шибанское нагорье, славное крутыми холмами и волнующими ландшафтами.

Но сердце сикелийских земель было пустым и ровным. Там раскинула свои дюны самая большая пустыня Согдарии – Карах-Антар, что по-кучеярски означало «Белые Пески». Дожди добирались туда редко. Раскаленный воздух и палящее солнце тщательно охраняли ее владения от случайных путников. На золотых дюнах Карах-Антара давно господствовали песчаные бури и керхи – дети пустыни, которые умели выживать там, где не было ничего живого. Караванщики обходили Белые Пески стороной, опасаясь коварных самумов, диких кочевников и злых пайриков, демонов, которые, согласно поверьям, населяли каждый бархан и охраняли подступы к Гургарану.

На западном побережье Сикелии зной смягчался морским ветром, а под безоблачным небом всегда царила весна. Когда-то там в изобилии росли хлебные деревья, виноград и финиковая пальма. Кучеяры верили, что бог сотворил верблюда и пальму вместе с людьми из одного куска глины, поэтому ласково называли горбатого зверя братом человека, а дерево – сестрой.

Но после тысячелетнего наступления пустыни от плодородных земель осталась лишь узкая полоса вдоль побережья Тихого Моря. Только долина реки Мианэ еще выдерживала натиск песков. Между отрогами Холустая, сопровождавшими берега Мианэ, протянулся оазис, который давал жизнь самому дальнему городу Согдарийской Империи.

Балидет раскинулся в дельте реки, соединяя Согдарию с Шибаном, царством корабелов, и Песчаными Странами, с которыми уже многих веков велась успешная торговля. Каждый день через крепость проходили богатые караваны, следующие в центральные города Сикелии. Балидет процветал, не зная бед кроме набегов пустынных разбойников и выплаты годовой дани Согдарии. Впрочем, они не были в тягость: керхи никогда не нападали на сам город, довольствуясь грабежом караванов, а дань легко покрывалась за счет пошлины, которую Торговая Гильдия Балидета взимала с проходящих через ее земли купцов.

Только сумасшедший мог бросить вызов Согдарийской Империи, которая подчинила все соседние земли и жадно поглядывала на те, которые прятались за горизонтом – Шибан, Арвакское Царство и Песчаные Страны. И хотя ноги колосса уже превращались в глину, его военная мощь еще была велика. Регулярная армия бдительно охраняла колонии Империи, а репутация элитного отряда Жестоких, которых в Сикелии помнили за беспощадную резню, учиненную ими при захвате Самрии много веков назад, была столь же грязной.

Никто не ожидал, что Жемчужину Мианэ дерзко украдут из короны императора. Когда к стенам крепости подошла многотысячная армия, явившись, словно мираж из Карах-Антара, купцы Балидета без сопротивления сдали город на милость победителя. Но загадочный Маргаджан не пробыл в крепости и месяца, выступив на соседний город Муссаворат. Белый Город не мог сравниться с блеском Балидета, но славился соляными рудниками и солеварнями, поставляя соль даже на северный континент.

«Пустыню питает не дождь, а кровь человеческая», – сказал как-то иман. В Муссаворате должно было случиться побоище, каких давно не было в этих местах. Но его можно было предотвратить – Арлинг мог завершить миссию Беркута и убить Маргаджана.

Однако, как и купцы Балидета, он предпочел сдаться.

Монтеро, который когда-то был его лучшим другом, но по прихоти судьбы стал разбойником Маргаджаном, не был виновен в смерти Магды. Халруджи потребовалось много времени, чтобы понять это. Но с пониманием простой истины не пришло прощение. Даррен захватил не просто один из городов Сикелии. Он взял стены личной крепости Арлинга, где на протяжении многих лет Регарди успешно выдерживал осаду прошлого. И сейчас оно дикой ордой ворвалось на улицы его жизни, растоптав то, что, казалось, имело смысл и порядок.

Халруджи мог сразиться с диким керхом, устроить драку с учениками Шамир-Яффа, вступить в бой с етобаром, но он не мог поднять руку на Даррена Монтеро, который неожиданно нашел его в песках Сикелии. Прошлое было неприкосновенно.

Обоз тряхнуло, вернув Арлинга туда, где он находился последние дни – в крытую повозку, груженную мешками с маисом. Там пахло зерном, пылью и затхлостью, было тесно и невероятно жарко. Холст, который накрывал обоз сверху, накалялся днем так, что Регарди казалось, будто его заживо запекали в большой печи. Полотно не спасало от песка, который проникал повсюду, скрипя на зубах и забиваясь в одежду. В одном из мешков маис оказался заражен клопами. Спасаясь от жары, насекомые переселялись на днище обоза, а также на Арлинга. Клопов приходилось терпеть, потому что рядом с обозом шли наемники из керхов, а слух у детей пустыни был острым. Регарди изображал мешок и не двигался.

Задумавшись, он не заметил, как они свернули к руслу соляной реки, протекавший неподалеку от плотины Мианэ. Скоро будут источники Холустая, а значит, привал. День близился к концу. У Холустайского Ключа он покинет Маргаджана, чтобы больше никогда не вспоминать о нем. Это была не его война.

Плотина слышалась совсем близко. Вода уже не шептала, а переговаривалась в полный голос, маня долгожданной прохладой. Увы, им было не по пути. От плотины дорога поворачивала к окраинам оазиса – туда, где велись нескончаемые бои песков и илистого чернозема. Муссаворат давно поглотила пустыня, и армии придется пройти сложный безводный участок, чтобы до него добраться.

Глава 2. Западня

Дорога превратилась в бесконечную вереницу барханов, череду нестерпимого зноя и обжигающего холода, долгожданные остановки у редких колодцев и постоянные прятки от керхов, которые сновали по Холустаю, словно стервятники в поисках падали.

Чем ближе они подходили к Самрии, тем серьезнее становился Сейфуллах. Но, несмотря на его молчаливость, Арлинг чувствовал, что отношение Аджухама к нему потеплело. Если бы не драганы, которые портили ему настроение одним своим присутствием, он был бы почти счастлив. Надежды Регарди на то, что каргалы откажутся от предложения Сейфуллаха сражаться за Балидет, не сбылись. Уже на вторые сутки их совместного пути Ель и Карум заверили Аджухама, что ждали этого шанса всю жизнь. Халруджи не верил ни одному их слову и еще долго уговаривал упрямого кучеяра оставить каргалов в пустыне, но его усилия были напрасны. Сейфуллах был непреклонен.

Один раз им встретился караван: цепочка людей в запыленных бурнусах и верблюдов, груженных финиками. Сначала их приняли за керхов, но Аджухам вовремя сделал жест, которым приветствовали друг друга караванщики. Торговцев было немного – человек десять, но столько же было и воинов-наемников, которые не опускали луков до тех пор, пока они не приблизились. Убедившись, что им встретились не переодетые керхи, кучеяры успокоились и даже угостили их кумысом с масляными лепешками.

– Муссаворат не видел врагов у своих стен уже очень давно, – ответил капитан каравана на вопрос Арлинга о том, знали ли они об угрозе. – Когда мы уходили из города, драганов из регулярной армии там было больше, чем соли. Наместник прислал почти всю отряды, но кроме того, что они объедают нас в не самый урожайный год, пользы от них никакой. Драганы сидят в крепости и пьют пиво, а керхи как грабили наши караваны, так и грабят. Многие вообще не верят в Маргаджана. Говорят, это Гильдия Балидета придумала удобный предлог, чтобы покинуть империю. Сговорились с Шибаном или с островитянами, вот и весь набег. Как бы там ни было, в ближайший месяц Муссаворату ничто не угрожает. Уже начался сезон самумов. В этом году он рано пожаловал. Все западные дороги закрыты, сквозь такие бури даже керхи не пройдут.

Арлинг слушал кучеяра и вспоминал бурю, внезапно накрывшую караван Сейфуллаха за день до их возвращения в Балидет. Рассказ Даррена о его переходе через Гургаран, армия из драганов, керхов и странных нарзидов, сражающихся на одной стороне, странная смерть Шолоха и септория – Арлингу казалось, что он упустил то, о чем непременно пожалеет в будущем. Тайна, окружавшая Маргаджана, вдруг стала очень важной. Возможно, ему не стоило убегать из дворца, не узнав больше о бывшем друге.

Караванщики из Муссавората предложили доехать вместе до Фардоса, но Сейфуллах отказался. У четырех людей было больше шансов незаметно пройти земли керхов, чем у каравана. Других людей они не встречали до самого выхода из Холустая.

Сухое русло узбоя кончилось, уступив место каменной кладке, оставшейся от старой дороги. Несмотря на разрушающее влияние времени, на ней могли свободно разойтись два встречных каравана, и можно было только гадать, какой ширины она была раньше.

Складки песчаных барханов сменились равниной, покрытой твердой глиной. Кучеяры называли такие места такыром. Земля под ногами была высушена до звона и испещрена многочисленными трещинами, которые убегали к горизонту, напоминая старческие морщины. Они старательно прятали в себе прошлое, но не могли скрыть его полностью. Остатки древних миров попадались все чаще: стены из блестящего базальта с высеченными на них непонятными надписями, керамические осколки, камни, на которых еще сохранись яркие украшения, и кости. Последних стало еще больше.

Кучеяры считали, что прикасаясь к следам древних, можно навлечь на себя гнев богов, которые когда-то погубили людей, живших ранее в Сикелии. Поэтому Сейфуллах каждый раз ускорял шаг верблюда, когда они проходили мимо очередного реликта, вызывая недовольство каргалов и Арлинга. Драганы мечтали найти клад, а халруджи хотелось прикоснуться к монументам, чтобы почувствовать величие древних. Но спорить с Аджухамом, который негласно принял лидерство в их небольшом отряде, никто не решался.

Правда, когда дорога свернула в руины большого города, каргалы не смогли преодолеть искушение и настояли на привале. Сейфуллах долго ругался, но, в конце концов, сдался, хотя и не сошел с дороги. Несмотря на то что Регарди очень хотелось присоединиться к драганам, он остался с господином. Не следовало вызывать его гнев всего через несколько дней после второй клятвы.

И все же развалины манили. Исполинские колонны и вросшие в землю монолиты говорили о драме, разыгравшейся много тысячелетий назад. Рядом с ними он чувствовал прилив сил, которые постепенно возвращались к нему после боя с септорами. Пока Сейфуллах жевал лепешку, а драганы рыскали по руинам, Арлинг решил заняться тем, чего уже давно не хватало его телу. Ему нужно было размяться.

Солнце катилось к горизонту, руины отбрасывали длинные косые тени, слабый ветер освежал, обещая ночную прохладу и передышку от дневного зноя. «Твой дух должен быть беспристрастным», – говорил иман. Регарди снял сапоги и встал лицом к руинам, чувствуя, как тепло земли поднималось от босых ступней по всему телу. Близость гигантских каменных исполинов внушала спокойствие. «Даже когда твой дух пребывает в покое, не позволяй телу расслабляться», – наставлял учитель. Халруджи сплел пальцы и вывернул руки наружу, разминая кисти. Сейфуллах вздохнул и потянулся за второй лепешкой. Один из каргалов сорвался с камня. Наступающие сумерки огласили его брань и хохот второго драгана.

Регарди присел, отвел руки назад и, оттолкнувшись ногами, прыгнул вперед, перевернувшись несколько раз в воздухе. Приземление было неуверенным. Его шатнуло, но он быстро собрался и повторил сальто, на этот раз в бок. Воин всегда исполнен решимостью победить. Чтобы бы не случилось, он никогда не меняет свои намерения. Разбежавшись, халруджи выполнил серию прыжков, отталкиваясь от земли руками и чувствуя, как при каждом прикосновении к теплой глине тело наполнялось силой и уверенностью. Кувырок назад и резкий удар в живот противника. Поражена печень, невидимый враг теряет сознание. Арлинг крутнулся на месте и, согнув пальцы, атаковал еще одного недруга, на этот раз в грудь. Травма сердца и смерть. Толкающий удар ногой, и противник летит далеко вперед, врезаясь в каменную стену.