Саккада

1.

— База, на связь.

Молчание в эфире затянулось.

— Повторяю, база, выйдите на связь.

Ответа так и не последовало. Зову встроенный в костюм искусственный интеллект:

— Айзек, сделай запись и транслируй на текущую частоту до получения ответа с той стороны, интервал пять минут.

— Принято.

В ушах невидимый метроном отбивает три коротких щелчка, набираю воздух в лёгкие, запись пошла.

— Это повтор, со связью какие-то неполадки, ожидаю ответа. — Жду несколько секунд. — Завершить.

— Запись сохранена. Напоминаю, трансляция автоматических сообщений может повлечь за собой угрозу…

— Знаю. — перебил я информационную памятку.

— Принято.

Смотрю на разгрузку, для чего пришлось откинуть похожую на пончо накидку, элемент системы маскировки. Открывшаяся картина глаз не радует. Плохи будут мои дела, встреть я противника. Расстёгиваю карманы на поясе, проверяю заряд батарей. Надеюсь, я получу ответ от своих раньше, чем всё сядет. Надо же так влипнуть… Вокруг простираются бесцветные развалины какого-то города, какого чёрта я здесь делаю — непонятно.

— Айз, где мы?

— Не могу получить данные о местоположении.

— Визуальная синхронизация.

— Провожу сопоставление с картой, пожалуйста, медленно повернитесь вокруг своей оси.

Я не спеша верчусь, пока мой «электронный помощник» пытается найти в окружающем пространстве ориентиры. Помнится, была такая игра в сети, где нужно угадывать, в какую точку на карте тебя закинуло, пользуясь только панорамой этого места. Совершив один полный оборот, я жду некоторое время, после чего получаю неожиданный ответ:

— Провал, попробуйте сменить позицию.

— Впервые такое от тебя слышу… Может, ещё раз? — Спрашиваю, начиная подозревать неладное.

— Попробуйте сменить позицию. — Повторяет ИИ своим привычно безэмоциональным голосом.

— Ладно, — говорю я, направляясь к попавшемуся на глаза многоэтажному зданию, — что, сильно много похожих мест?

— На имеющихся у меня картах — ни одного.

Вот тебе и раз, и два, и далее по счёту. Очутился непонятно где, как попал сюда не помню, железка такого места не знает. Ландшафт здесь городской, это точно, но вот проектировка странная. В прочем, дело может быть и в том, что это место наполовину уничтожено.

— Слушай, Айзек, сколько времени я провёл в отключке?

— Вы были без сознания пятьдесят одну минуту с момента перезагрузки системы. — Ответил искусственный интеллект.

— Перезагрузки?

— Верно.

— Что случилось?

— Сбой, причина не установлена.

— Ладно, последние события до этого твоего сбоя.

— Проникновение на территорию предприятия «Орёл-Н», взрыв у третьего цеха.

Припомнилось, что я пробирался к этому самому цеху, как вдруг вереница событий: вспышка, удар, мысли о свете в конце тоннеля, дальше темнота. Уже что-то, однако объект (если моя память не решила устроить бунт на корабле) располагался достаточно далеко за чертой города. Антероградная амнезия или фантастичное перемещение в пространстве? Ответ я предпочёл бы искать где-нибудь за бутылкой светлого.

Теряясь в пустых догадках дошёл до многоэтажки. Плохо узнаю местную архитектуру: это что-то среднее между ею же в совсем бедных уголках планеты и постройками прошлого века. По крайней мере, мне так показалось, но темой я не владею, к тому же, местами тут встречается что-то совсем уж странное, какие-то дома или гаражи непонятного назначения и, что самое необычное, из непонятного материала. Одна половина здания, к которому я следовал, была сооружена из кирпича или чего-то такой же формы, другая — монолитный бетон. Слева по улице был обугленный снизу до остатков верха домишка, справа — коробка из металла, зачем она нужна одному создателю известно. Лестница, по которой я подымался, чуть не обвалилась, еле успел схватиться за перила. Весь пролёт, относившийся к «кирпичной» части, обрушился с заглушённым защитой слуха грохотом, спасибо системе активного шумоподавления. Кое-где проход наверх завалило, так что мне пришлось заняться скалолазанием. Оставалось лишь надеяться, что строение не обрушится полностью. Оставив кучу сил позади, я поднялся на крышу, а если быть точным, то к последнему уцелевшему этажу. Пейзаж открылся странный, во много раз страннее, чем-то было снизу. Предполагаю, что это не настоящее поселение, а лишь полигон для испытания оружия. В ином случае, я себе даже представить не могу людей, ответственных за настолько шизофреничную застройку. Понять назначение построек не представлялось возможным из-за разрушений, однако, если немного повысить контраст на визоре, то он позволит (не без помощи автоулучшения изображения) увидеть разницу в материалах и методах строительства. Одни выглядят так, словно вырезаны из камня тысячу лет назад, другие относительно современные, третьи и вовсе сбежали со съёмочной площадки нового фильма о далёком будущем; кое-где выделялись на фоне и деревянные здания. Возможно, это нужно было для того, чтобы испытать воздействие новой супер-бомбы на разных типах укреплений, иного объяснения у меня нет, а оно сильно помогло бы в данных обстоятельствах.

— Ну что, Айз, получше будет пункт обзорный?

— Пожалуйста, осмотритесь, пока я собираю данные.

Вот никогда не понимал, почему он просто не записывает всё, что я вижу в базовом режиме работы. Память, что ли, экономит. Так или иначе, я ещё раз пробежался взглядом по руинам непонятно выстроенного города, пока не услышал:

— Провал.

— Издеваешься? Чего ещё тебе не хватает?

— У меня нет карты, подходящей к данной местности. — Серьёзно ответил Айзек на риторический вопрос.

— Что со связью?

— Нет ответа.

— Понятно, поменяй интервал на полчаса, будем экономить энергию.

— Принято. Отключить системы ночного видения?

— Спасибо, но я сам справлюсь, если потребуется.

— Принято.

Спускаясь, я думал о том, насколько хватит заряда, и мысли, в целом, были позитивные: в таком режиме, если ещё и Айзека выключить, костюм протянет дольше, чем я без воды. Правда и смысла от него тогда будет не то, чтобы много. Начинаю думать, что словосочетание «солдат удачи» — это очень ироничная шутка. Стоило мне чуток расслабиться, как из-за угла послышались тяжёлые шаги, если эти удары по земле можно ими назвать. Прислонившись к стене, я дважды коснулся сенсорной панели в районе виска на шлеме, включился активный камуфляж. Я стоял, ожидая переключения визора в другой режим, обычно это занимает лишь мгновения, заметить которые можно только в совсем уж стрессовой ситуации. В этот раз картинка не собиралась появляться вообще, одна только кромешная тьма перед глазами. Подавив зародившуюся было панику, включил усиление звука. Если меня не обманывают уши или разум, то в паре метров неспешно прошло что-то большое, если не сказать огромное. Притом, что совсем уж странно, на шести конечностях. Я таких ночных хищников не то, что не видел, а даже не слышал о них. Других слышно не было, скорее всего одиночка, что также идёт в плюс к предположению о хищнической натуре существа. Я старался не дёргаться, чтобы не привлечь к себе внимания. Сейчас мне не было известно даже то, сработал ли вообще камуфляж, или я застыл здесь как придурок под взглядом явно забавляющегося таким зрелищем нечто. Если подумать, то всё должно работать, раз свет не попадает на обычные объективы шлема. Но уверен я не был уже ни в чём. Так я и стоял аки истукан, пока звуки не отдалились достаточно.

2.

Солодов А. А.,

доктор физико-математических наук,

преподаватель МГУ.

52 года до Инцидента.

Солодов сидел в аудитории, проводя экзамен. Студент, вытянувший счастливый билет, мялся, не мог вспомнить, как зовут его преподавателя. Попросив пригласить следующего, он отпустил разгильдяя с тройкой, позволив не мучиться. В этот день он заручился уважением ещё одной группы студентов, не отправив ни одного из них на пересдачу. Во время занятий он был строг, а его обычно серьёзное выражение лица лишь больше играло на образ принципиального педагога, что будет гонять тебя на пересдачи до тех пор, пока ты не освоишь программу курса в полной мере. Первокурсники, конечно, были удивлены столь простым и снисходительным отношением преподавателя к итоговому мероприятию. Последний же просто хотел дать им спокойно отдохнуть летом. Насчёт своих отдельно взятых коллег, убеждённых в том, что получающий высшее образование не может иметь никакой жизни, кроме как академической, все эти четыре, а то и шесть лет, Солодов думал: «Они, верно, сами не были молодыми, не знают, что нужно людям и расслабляться когда-то». Но в этот раз была и другая причина, никак не связанная с его, Солодова, лояльностью по отношению к учащимся. Вот уже несколько месяцев его преследовала навязчивая идея сформулировать теорию, идущую вразрез с постулатами актуальной науки. Именно «идея» предпочитал он называть гипотезу, что собирался представить научному сообществу, зная: он уже не сможет просто взять и выбросить её из головы. Александр Александрович знал, что это будет значить для его карьеры; отлично представлял себе лица и комментарии коллег, безмолвно вписывающих его в список фантастов и любителей поискать инопланетян. Хорошо, если подобные кривотолки не просочатся из этого самого научного сообщества в образовательное, если его не решат отправить на пенсию раньше срока. В прочем, такого рода перспектив он не боялся, мысленно аргументируя это возрастом, в котором, по его мнению, уже либо писать свой магнум опус, либо заканчивать писать вообще. В душе он надеялся на то, что его идеи — это нечто опережающее своё время, скромно и тихо мечтая остаться в истории, хотя бы даже непонятым гением. В том, что идеи именно его, Солодов порой сомневался. Иногда казалось, будто кто-то незримый нашёптывает ему концепции, вкладывает прямо в голову некое понимание или больше ощущение темы. Тогда глупые и наивные на первый взгляд предположения вдруг открывались ему под другим углом, и с этого положения можно было увидеть их истинную глубину, сокрытую от невнимательного наблюдателя.

Покончив с экзаменом, Солодов засобирался домой, раздумывая над формулировками своего будущего доклада, хоть тот пока и был не больше чем скомканным разрозненным концептом. О том, где и перед кем ему могла бы выпасть возможность его прочесть, он решил подумать уже после того, как закончит работать над захватившей его мысли идеей. В коридоре пересёкся со своим другом, тоже доктор наук, разве что слегка другого профиля, и должность он в университете занимал другую, повыше. В своей привычной манере товарищ Александра, по иронии, тёзка, начал рассказывать о недавно произошедшем, не успев даже как следует пожать руку собеседника:

— Представь себе, звоню предупредить старосту об опоздании сегодня, а на фоне студенты кричат: «Панки хой, горшок живой».

— Вот как, — Солодов пожал протянутую руку, — ты ещё не привык?

— Да привык, конечно, раз десятый уже слышу эту остроту.

— Тогда что же в этом такого необычного?

— Ничего, мистер серьёзность. — Он поднял руки, словно сдаваясь.

Жест этот, необычайно живой, как-то по-особенному резонировал с совсем близкой старостью исполняющего его человека.

— Ты о чём призадумался?

— Да мне одна идейка пришла в голову…

— Ого, ожидаем «Гипотезу Солодова» во всех рецензируемых журналах?

— Хорошо было бы. — Помечтал вслух Солодов.

Его товарищ посмеялся, но, не увидев схожей реакции прекратил. Желая перевести тему, он спросил:

— Ты домой сейчас?

— Да, а ты?

— Тоже самое.

По негласной традиции они направились в давно полюбившуюся обоим кофейню. Александр Александрович Солодов любил кофе с большим количеством добавок в виде сиропов и пряностей, хотя похож был на фаната «американо» без сахара. Друг же его представлял собою полную противоположность. Два почти диаметрально противоположных характерами мужчины отмечали кружкой кофе очередной день их странной дружбы.

— Что-то он сегодня горчит, — сказал Солодов, попробовав напиток.

— Странно, дай попробую.

Также попробовав кофе, на который жаловался товарищ, он заключил:

— Такой же, как и всегда.

— Ты, наверное, просто привык к этой горечи.

— Можешь взять мой сахар.

Дополнительная порция сахарного порошка не исправила положения, но Солодов не стал капризничать дальше. Через несколько глотков он и вовсе забыл и про кофе с его горечью, и про болтающего без умолку друга, и даже про саму кофейню. Внутренний его взор был обращён в пространство, которому он никак не мог подобрать подходящее название. Ощущение, словно ему не хватает лишь мелкой детали для полного понимания, было невыносимым. «Жизнь в идеях и мыслях? Ноосфера, эфир, — что может быть подходящей базой, с которой можно начинать объяснение? Списать форму, изменив и углубив содержание», — думал он, смотря через окно за едва заметным глазу наступлением вечера.

Дома Солодов записал пришедший ему в голову вопрос: «Является ли читатель реальным для героя книги?» Для него это было некоей отправной точкой, подводкой, которую можно будет применить, посвящая стороннего человека в свои умственные изыскания. А посвятить других ему очень хотелось, и желание это было в его же собственных глазах нелогично. Здравый человеческий эгоизм твердил, что сначала нужно добиться каких-то результатов, совершить подтверждённое открытие, дабы лавры первооткрывателя не достались кому-то, кто лишь эксплуатирует идеи Александра Александровича. Но желания, можно сказать, душа Солодова была глуха к этим требованиям. Почему-то он был уверен, что именно работа в этом направлении является важнейшей задачей не конкретных лиц, но всего человечества. Пролистывая интернет-страницы научных журналов, он искал нечто похожее в чужих статьях, надеялся найти единомышленников, но всё было тщетно. «Либо я недостаточно внимателен, либо просто первый», — комментировал он свои действия полушёпотом, а потом прибавил или признался себе: «Но может быть и так, что просто ошибаюсь». Ужин показался ему постным, заставив себя отойти от письменного стола, Александр Александрович лёг в кровать, где долго ворочался, то и дело приподнимаясь на локтях, борясь с желанием встать для записи новых мыслей.